***
Руль в руках дрожит, и не понятно, это из-за высокой скорости или из-за того, что Хосок сжимает ее со всей кипящей в нем яростью. Он кладет на нее вторую руку и чувствует, как не засохшая на ладонях кровь прилипает к кожаному покрытию. Альфа даже не знает, чья эта кровь: одного из тех уродов или Юнги. Встреча с Ридом проходила как нельзя гладко. Никакой подставы и даже конфликтов. Рид представлял свои довольно жирные условия – Хосок слушал его и думал о деле минут десять. Юнги не звонил. Чон сидел, пялясь на чёрный экран, ожидая хотя бы сообщения. Мин непредсказуем все время, но к работе всегда относится серьёзно. То, что он не вышел на связь, означало только одно. Хосок покидает стол переговоров, не сказав ни слова, буквально перебив Кена на полуслове. Ничего не объясняет и не обещает. Он не тратит время даже на то, чтобы приказать его убить. Они находят парней, ушедших с Юнги, убитыми, а на след самого омеги выходят через пол часа – через геолокацию в его телефоне. Хосок выжимает из своей мазерати все до последнего, и всю дорогу просит Юнги не умирать. Мина они находят живым, но все равно неисправимо опаздывают. Хосок смотрит на дорогу перед собой и не может заставить себя повернуть голову в сторону пассажирского сидения, даже для того чтобы проверить его состояние. Он привык видеть Юнги непоколебимым. Всегда казалось, что нет ничего, с чем бы он не справился, что бы его пугало. Юнги был тем, кто пугал, калечил и убивал. Омега с разбитым лицом, в рваной и пропитанной насквозь кровью одеждой и раздробленным на миллион частиц взглядом – будто совершенно другой человек. Юнги был без сознания. Хосок все бы отдал, чтобы не приводить его в чувства на этом месте, но нужно было убедиться в том, что ему не успели нанести травм, угрожающих жизни. Он не стал плакать, истерить, кричать или злиться – сам залез в машину и с тех пор смотрит в окно и молчит. Сказал лишь о том, что не пойдет в больницу. Юнги даже выражением лица не показывает боли, хотя ему однозначно больно, все его тело – одна большая открытая рана, что говорить об остальном. Хосок знает, почему ненавидит себя, но не понимает, почему так сильно. Собственная беспомощность заставляет чувствовать себя ничтожеством и ублюдком не лучше тех, кто изнасиловал Мина и собирался убить. Хосок считал Юнги одним из самых последних отморозков, тот говорил, что они оба такие, теперь альфа с ним согласен. Он ничего не может сделать. Он убил каждого из мерзавцев, он всю землю вверх дном перевернёт, но найдёт того, кто за всем стоит, но это ничего не изменит. Не исправит того, что произошло. Но Хосок мог не допустить случившегося, мог не отпустить его одного, пойти с ним, пойти вместо него. Сейчас он понимает, что никогда не брал в расчёт то, что Юнги – омега. Разве что когда они занимались сексом. Он бы ни за что не подвергнул такой опасности Чимина или любого другого омегу, какой подверг Юнги, никогда бы не обращался с ним так, как обращался с Юнги, ни за что не сказал бы ему слов, что говорил Юнги. Он видел в Мине только то, что тот показывал, и ни разу даже не задумывался о его чувствах. Он прекрасно понимал, что Юнги прошёл через ад, который многим и не снился, но никогда не хотел знать, через что именно. У Юнги нет и не было никого, кто хотя бы попытался бы его спасти. Хосок сегодня не сумел сделал ничего, будучи, наверное, единственным, от кого омега ждал помощи. –Отвези меня в мою квартиру,– хрипло произносит Мин, когда понимает, что они завернули в район Хосока. В его голосе нет презрения или обиды, только усталость и абсолютная уверенность в том, что альфа сделает все, что он попросит. –Ты останешься у меня. – Либо ты отвезешь меня, либо я пойду пешком,– находит силы повернуться к альфе всем корпусом, чтобы одним взглядом показать, насколько серьёзны его слова. – Либо ты останешься у меня, либо пойдешь в больницу,– Хосок все равно не отступает от своего. Он знает, что доставляет этим Юнги дополнительную боль, но он омегу больше не отпустит. Хосок пройдет через это вместе с ним, он сделает все, чтобы Юнги справился. Альфа никогда не думал, что такое случится, но сейчас он мечтает услышать от Мина одну из его безумных и грубых шуток, хоть миллион оскорблений и грязных подкатов. Пусть кидается в него предметами, как уже было, увольняет его прислугу, целует при ком угодно, но не молчит так. Хосока выворачивает наизнанку от такого Юнги. Ощущение, будто целый мир сломался, перестал существовать. Чон понятия не имеет, что нужно делать. Но вместе им будет легче. Должно быть. – Уйдешь, как только станет лучше,– добавляет Хосок и только после кривой и болезненной усмешки омеги понимает, что сказал не то, что стоило. Но Юнги больше не сопротивляется. Совсем не странно, что ему на данный момент абсолютно все равно. Омега сам открывает дверь машины, сам из нее вылезает. Хромает, останавливается после каждого шага, но продолжает идти в сторону подъезда без единой эмоции на лице. Когда Хосок подходит к нему, чтобы помочь, тот отмахивается, проворчав себе под нос: –Я в состоянии дойти до лифта. –Перестань, Юнги, тебе больно,– альфа кладет руку на его плечо, чтобы остановить, но тот отшатывается от прикосновения, словно от удара током. –Не прикасайся ко мне,– в равнодушном до этого тоне появляются угроза и агрессия. Он смотрит предупреждающе, словно собака, готовая наброситься в любую секунду. Хосок отходит на шаг назад, и только после этого Юнги поворачивается и продолжает медленно идти. Альфа находит аптечку, в которой, к его облегчению, оказывается все первое необходимое. –Предлагать помочь, как понимаю, нету смысла? – говорит он Мину, который до сих пор стоит у порога, даже не разувшись. –Я справлюсь,– отвечает тот тихо, на ходу снимает кроссовки и идет прямиком в ванную. Запирается изнутри. Проходит около получаса, Хосок слышит только, как из душа течет вода. Он наматывает круги по комнатам, расстилает свою кровать, заказывает еду. Не может найти себе место – в нем бурлит ярость, какую он не чувствовал уже много лет. Хосок и не думал, что сможет больше когда-либо так разозлиться, он успел забыть, какого это бывает. Ему хочется вырваться искать того, кто это устроил, выпустить всю ярость на нем, испачкать руки в крови, но все, что он может это ненавидеть весь мир, себя и даже Юнги. Какого черта тот такой упрямый? Не послушался его утром, теперь отказывается от помощи. Возомнил себя всесильным и прикидывается непробиваемой крепостью. Срабатывало раньше, но не с этих пор. –Юнги,– стучится он в дверь минут через десять, как вода в душе выключается. –Не волнуйся, твой кафель не испачкается кровью,– слышит в ответ. Юнги выходит еще через полчаса, надев на себя футболку Хосока, доходящую до половины бёдер, и еле держащиеся его же спортивные штаны. Сам направляется в спальню и залезает на кровать – заставлять или просить не приходится. Чон стоит перед ним, они смотрят друг на друга, абсолютно не понимая, что следует сказать или сделать. Красные ссадины и наливающиеся синяки на лице и на руках омеги выделяются на фоне белого белья яркими пятнами. На лоб он себе прилепил большой пластырь, и почему-то Хосоку кажется, что это единственное, что Юнги сделал – зря они не поехали в больницу. –Зачем я здесь? – Мин нарушает молчание. Не отрывает усталый взгляд от альфы, ждёт, словно на это действительно требуется ответ – Зачем держишь меня у себя? Мне не нужна твоя жалость. –Это не жалость. –Ты меня жалеешь… Я хочу к себе. Вызови мне такси,– он все так же уверен, что Хосок выполнит эту просьбу. –Ты останешься. –Я не собираюсь ничего делать, ни с собой, ни с кем-либо,– поднимает голос, привстает, опираясь на руку, но сразу же отпускается обратно из-за боли. Хосок не может видеть, что у него под футболкой, но по тому, как он избегает лишних поворотов корпусом, там ни одного живого места. –Со мной все в порядке,– пытается звучать уверенно, в своей привычной манере. –Мы оба знаем, что нет. –Тебе то какое дело? –Мне есть до этого дело,– Хосок срывается на агрессивный тон вслед за омегой. Отчаяние и злость ищут любой способ вырваться и опалить все вокруг – Ты не можешь делать вид, что нас ничего не связывает. –Нас связывал секс. Мы больше не будем заниматься сексом. Никогда. Нас больше ничего не связывает. Оставь меня в покое! – выкрикивает, с силой сжимая в руках одеяло, а потом откидывает его на пол. Падает на спину, шипит от боли и переворачивается на живот, зарывшись головой под подушку. Альфа не находит, что сказать: открывает и закрывает рот, не знает, как реагировать, но ему и не приходится. Раздаётся звонок в дверь. До него не сразу доходит, что это курьер из ресторана. Хосок долго возится на кухне, накладывая принесённые блюда, специально медленно все перемешивает, заваривает чай, кладет в него две ложки сахара, обжигается кипятком и чуть ли не кидает несчастную кружку на стену – он понимает, что Юнги хочется побыть одному, но это слишком опасно в его нынешнем состоянии. Хосок не будет так рисковать, даже если омега начнёт вымещать всю свою злость на нем. Пусть делает, что хочет, главное, чтобы не наносил себе ещё большего вреда. Если это вообще возможно. Альфа рассматривает поднос, который собирается отнести Юнги, и усмехается, осознавая, что тот ничего не будет. Но все равно относит и ставит на прикроватную тумбочку. Омега лежит в том же положении. – Я принес еду,– произносит тихо, остановившись у изголовья кровати. Тот не отвечает, но он точно слышал. –Попей хотя бы чай,– снова молчание – Или виски. Я буду виски. Хосок ждёт несколько секунд, прежде чем выйти, оставив дверь наполовину открытой. Юнги нужно время. Представить сложно, сколько времени.***
Юнги лежит неподвижно, засунув голову под подушку, очень долго. В этом положении почти невозможно дышать – тело начинает панически подрагивать от недостатка кислорода, но приложить усилия и повернуться будет намного сложнее. И дело даже не в боли – его бывало били до сломанных рёбер и вывихнутой челюсти – есть миллион способов такую боль заглушить, но что поможет, если больше не хочется чувствовать ни сантиметра своего тела? Юнги повезло ничего не помнить. Воспоминания обрываются ударом в голову и восстанавливаются обеспокоенным лицом Хосока, его руками, прикасающимися с предельной осторожностью, его голосом. Какая-то часть внутри него, та, что несмотря ни на что стремилась выжить, безумно обрадовалась, но видеть его Юнги хотел меньше всего. И сейчас каждый раз, видя в глазах альфы жалость, Юнги проходит через эти чувства снова и снова. Отвращение и злость. Хосок словно понимает – не беспокоит лишний раз, только заглядывает время от времени, чтобы убедиться, что омега не пытается сброситься из его окна. Не подходит близко, не подбирает лишних слов, не мучает прикосновениями – но и не уходит, не оставляет одного, не позволяет возненавидеть себя. И неизвестно, что хуже: гореть в агонии в одиночестве и утопить образ альфы в своей боли или чувствовать его присутствие и заботу, но знать, что отныне он в глазах Хосока всегда будет сломанным. Тот и раньше видел в нем только тело, пустоту в оболочке, теперь он будет видеть его беззащитным, растоптанным и униженным. Юнги и вправду задумывался о смерти несколько раз, и вполне возможно, попытался бы воплотить мысли в реальность, останься один. У него никогда не было смысла, теперь же смысл есть разве что в смерти. Только умирать уже не хочется. Что это за инстинкт такой – продолжать цепляться за жизнь, если она не стоит и сотой части гребаных попыток? Им всегда двигал вопрос: что будет дальше? С самого детства вселенная издевается над ним, как только может, кидая из одного ада в другой, заставляя привыкать к хронической боли, растягивая его пороги во все стороны. Это как жестокая игра, где каждый уровень сложнее предыдущего. Он никогда не проигрывал, назло всему миру продолжая идти дальше. Всегда было интересно, сколько же он пройдет в итоге, где остановится. Наличие Хосока на пути никогда не предполагалось. Альфа говорит, что нужно справиться. Но это не то, с чем можно справиться. Это станет частью Юнги и будет с ним всегда. Если ему только память не вышибут. С этим можно только научиться жить. Четыре года назад, Намджун спас его и показал способ сосуществовать с таким прошлым. Убивая очередного мерзавца, он представлял лицо одного из альф, что его изнасиловали – того, кто был больше похож. Его жертвами были убийцы и насильники, возможно, лишая их жизни, он спасал какого-нибудь слабого и беззащитного омегу. Юнги срывал злость и ненависть, и ему становилось легче. А потом все смешалось в одно – он уже не мог не убивать и не особо задумывался, кого и зачем отправлял на тот свет. Убийства стали частью жизни, его сущностью – Юнги даже не заметил, как превратился в совершенно другого человека. От прошлой жизни остались только обрывки воспоминаний, все прежнее умерло. Юнги многие месяцы жил, будучи уверенным в том, что похоронил ту боль, что больше никогда не почувствует ее вновь. Сейчас он понимает, что обманывал себя, что никогда не избавлялся ни от страха, ни от отвращения, ни от ненависти – держал все в себе, не отпускал. И не отпустит. Оно будет преследовать всегда.***
Джин решает попробовать. Развеять свои и чужие сомнения, сомнения своего альфы, просто провести небольшую проверку. Он никогда не задумывался о зависимости – даже не предполагал ее возможность. Слова Намджуна, отчима казались преувеличением, беспочвенным опасением. Откуда они вообще могли знать, что происходит у него внутри – сам Джин всегда был уверен, что держит себя в руках, что все под контролем. А если все под контролем, то нет смысла бояться последствий. Когда Намджун поставил условие, дав понять, что не потерпит наркотики, омега столкнулся с последствиями в первый раз. Кокаин может разрушить его отношения с единственным альфой, который ему понравился за долгое время. Но если только Джин этого допустит. Что плохого в том, чтобы время от времени устраивать себе маленькие праздники? В мире полно вещей похуже. Намджун точно не тот, кто может учить кого-то правильной жизни. Во второй раз о последствиях Джин задумался, после того как навестил Енджуна. Они смотрели вместе короля льва, запивали яблочным соком попкорн, он рассказывал младшему о своем университете, о своих друзьях, даже о Джуне. Енджун задаёт все больше вопросов, Джин понял, что еще несколько лет, и они смогут говорить уже совсем по-взрослому. Он, как старший, сможет дать много советов, многому научить. Они станут еще ближе, станут друзьями. Помешать этому может только одно. Брат- наркоман непременно разочарует. Ему всегда невероятно трудно оставлять Енджуна и уезжать в свою пустую квартиру. И отец, и отчим много раз просили переехать обратно, но он не может: не может справиться с гордостью, не может проглотить обиду и простить. Жизнь в одиночестве кажется лучше жизни в месте, где все будет напоминать о боли, которую причинили самые близкие люди. Оказавшись у себя, он даже не снимает обуви, прямиком направляется в спальню, где у тумбочки, в косметичке, лежит пакетик с порошком на несколько доз. Это уже вошло в привычку: после встречи с семьей принимать дорожку, как минимум. Абстрагироваться от лишних эмоций, успокоиться. Он берет пакетик в руки и замирает, впервые смотрит на него с отвращением. Это не способ справиться – это способ сбежать от проблем. Джин никогда не противостоял им, даже не пытался бороться. Наркотики всегда были проявлением его слабости, слабости, за которую не было стыдно. Он ведь не заслужил этой боли, так почему бы не заменить ее. Так легко и быстро – по щелчку пальцев. Все, кто когда-либо осуждал его, не имели на это права и никогда не будут иметь, но сейчас из-за нее он может лишиться последнего в своей жизни. Того, что осталось от его семьи, и того, кто сумел пробиться к нему через все стены, кто готов бороться вместе с ним. Омега с силой сжимает пакетик в руке и запихивает его обратно в косметичку. Вытаскивает из кармана куртки телефон и набирает сообщение. «Можно я поживу у тебя несколько дней?» Намджун приезжает за ним уже через сорок минут, хотя Джин без проблем мог бы добраться и сам. – Точно все в порядке?– раз в десятый переспрашивает альфа, сидя на кровати уже у него в квартире, наблюдая за тем, как Джин разбирает привезённые вещи. Намджун все еще выглядит очень обеспокоенным. –Почему ты считаешь, что мне должно быть плохо? – спрашивает тот, не отвлекаясь от своего дела. Он старается не выдавать плохое настроение –Когда я сам предлагал тебе переехать ко мне, ты ясно дал понять, что не хочешь. –Я и не переезжаю к тебе. Это всего на несколько дней. Просто… просто я чувствую себя одиноким в последнее время. Намджун встаёт, для того чтобы притянуть его к себе, схватив за руку, обнять за плечи. В этот момент Джина покидает все его самообладание. Он обмякает в чужих объятиях, кладет голову ему на плечо. Сложно поверить, что существует человек, которому действительно не все равно. Джин старается не плакать, ведь сейчас у него все отлично, он должен быть счастлив. –Я отменю все оставшиеся дела и останусь,– мягко шепчет альфа без всяких раздумий. Джин не делает вид, что не нуждается в этом прямо сейчас, и не отговаривает. Вместо этого кладет ладонь на его щеку и нежно целует в губы, вымещая в этом всю свою благодарность. Он засыпает в крепких объятиях, тихо смеясь над шутками своего мужчины, наконец, почувствовав на душе облегчение. Намджун целует его в волосы, гладит подушечками пальцев по спине, переплетает их ноги. Они спят, не отпуская друг друга, даже когда становится жарко, и просыпаются почти одновременно. Альфа смотрит на него нежным и сонным взглядом, когда Джин открывает глаза. Протягивает руку, чтобы убрать с лица взлохмаченные пряди и поцеловать в лоб. А потом они занимаются медленным, утренним сексом: омега стонет тихо и протяжно прямо в ухо мужчине, обнимает его за плечи и смотрит на белый потолок, всем телом чувствуя каждый глубокий толчок. Он отлично проводит утро, думая, что хорошее настроение ему обеспечено до самой ночи, но все резко меняется, стоит оказаться в универе. В этом месте всегда было шумно и некомфортно. К нему сразу же прилипают “друзья”, с которыми он обычно ходил по клубам на выходных, приходится снова отмахиваться от их расспросов; а потом он ссорится с преподавателем из-за черт знает почему заниженной оценки, что в итоге заканчивается тем, что его выгоняют из аудитории. Во время перерыва после этой пары Джейди, тот, что парень диллера, предлагает ему немного расслабиться вечером, чтобы забыть произошедшую неприятность. У Джина хватает сил отказаться, но этот парень выводит его из себя окончательно и в итоге оказывается под горячей рукой. Ким называет его “гребанным наркоманом” и просит исчезнуть из своей жизни. Он отправляется в кафе, чтобы выпить чая и успокоиться, но и там ему приносят чёрный вместо зелёного. Вместо того чтобы расслабиться, он раздражается еще сильнее. Ди прав, против стресса есть только одно абсолютно эффективное средство. В любой другой день он бы уже им воспользовался. Намджун пишет, что задержится допоздна, обрывая этим план омеги утешиться в его объятиях. Поэтому, хотя идти в клуб, наполненный пьяными и обкуренными людьми, не кажется лучшей идеей, Джин просится с ним. Наспех наводит макияж, а потом всю дорогу пыхтит и материться в попытке исправить кривую стрелку, заставляя таксиста через зеркало бросать на него взволнованные взгляды. В итоге, у него не получается, и приходится стереть обе, а вместе с ними и половину всего остального. От заказанного для него Намджуном слабоалкогольного коктейля тошнит, поэтому он присваивает себе бокал альфы и пьет виски. Сам Намджун выглядит довольным и счастливым, от чего бы это ни было. –Почему все твои встречи проводятся так поздно? И в клубе? Неужели нет ни одного более официального места? –Человек, с которым мы хотим заключить сделку, мой старый друг,– отвечает альфа, улыбаясь. Кто бы это ни был, видимо, Джуну он дорог. – Тебе скучно? –Просто я немного устал. –Зачем тогда не поехал домой? Я бы постарался закончить быстрее. –Я хотел побыть с тобой,– Джин кладёт голову на плечо альфы и продолжает опустошать свой бокал. Названный партнёр не заставляет себя ждать: сначала входят трое одетых в чёрные пиджаки телохранителей, а за ними парень, скорее мужчина – омега. Джин, предполагавший, что это будет очередная скучная встреча, увидев его, сразу напрягается. Намджун встаёт и подходит к нему, чтобы поздороваться, пожав руку и обнявшись, а омега целует его в щеку. –Ты ни капли не изменился за эти три года, Джун,– произносит омега, оценивающе разглядев Кима – Все так же невероятно привлекателен, подлец. –Про тебя могу сказать то же самое,– возвращает комплимент альфа, передавая тому бокал с шампанским. Джин закатывает глаза. Этому омеге на вид столько же, сколько Намджуну, и, судя по тому, как каждый из присутствующих людей лидера встал пожать ему руку, он действительно влиятельный. Он среднего роста, наверное, чуть ниже самого Джина, стройный, в прямых брюках шоколадного цвета, в изящной черной рубашке. Очень красивое лицо с тонкими чертами, тёмный макияж на глазах, бордового цвета помада, каштановые короткие волосы. Маленькие бриллиантовые серьги на мочках ушей, кожаные перчатки. По одному внешнему виду понятно, что он не из обычных омег, а еще больше это проскальзывает в том, как уверенно и собранно он себя держит. Он садится напротив них и не упускает возможности рассмотреть и Джина. Кожа полыхает от его нечитаемого взгляда. Джин старается не пялиться в ответ и вообще не обращать на него внимания, пока тот, закинув ногу на другую, не заговаривает снова: – Я всегда знал, что ты придешь ко мне снова, Намджун. Мы могли сворачивать горы, когда были вместе… Правда, я ожидал увидеть рядом с тобой того дерзкого мальчика, из-за которого мы расстались. Но я не удивлен, ты никогда не отличался постоянством. Джин понимает, что это не просто старый друг Намджуна, это его бывший. Сексуальный, самодовольный и, очевидно, подходящий альфе больше, чем кто-либо другой. А о том, что за дерзкий омега, даже думать не надо. Этот день просто не мог закончиться иначе. Джин переводит взгляд на альфу: тот не выглядит обеспокоенным по этому поводу. –Не думаю, что это касается сделки, Сэбен– отвечает он, смотря прямо на него. – Я просто шучу,– посмеивается тот – Так и быть, сразу к делу. Ему передают большую чёрную папку, которую он сразу же протягивает Намджуну. –Я внес некоторые изменения. Тот открывает ее и принимается внимательно изучать содержимое, а этот Сэбен, в свою очередь, альфу. Кажется, он все еще заинтересован в Намджуне и присутствие Джина его никак не смущает. –Мне нужно обсудить это со всеми партнёрами прежде чем дать ответ,– заключает лидер, захлопнув документ. –Я знал, что ты так скажешь. Передавай Хосоку привет. Я и по нему соскучился. Не нальешь мне еще вина? За три года ты не забыл, какое я пью,– он продолжает открыто флиртовать, протягивает свой бокал. –А мне еще виски,– Джин решает напомнить о себе. Если вначале этот омега вызывал в нем только усмешку, то теперь начинает бесить. Он откровенно заигрывает с Намджуном, а тот даже не делает вид, что недоволен этим. –Мы будем часто видеться, если подпишем этот договор. Скажу честно, что рад этому, и…– Сэбен не договаривает, его перебивает собственный зазвонивший телефон – Ни минуты покоя. Прошу прощения. Он встаёт и отходит до самого дальнего уголка в зале. Джин терпит, правда, изо всех сил останавливает себя, перечисляя все возможные аргументы от «это всего лишь их бизнес» до «я не опущусь до глупой ревности», но в один момент эмоции все равно берут вверх. Он пододвигается к альфе, не поворачиваясь к нему лицом, и произносит так, чтобы не слышали другие. –Бывший, значит? –Это было очень давно, – отвечает тот спокойно, но на омегу так это совсем не действует. –Поэтому ты пялишься на него с тех пор, как он перешёл порог клуба? –О чем ты? Ты ревнуешь? – Намджун заметно напрягается, но все еще старается не заходить далеко, переведя все в шутку. –Мне кажется, меня тут явно не должно было быть. Поэтому ты хотел отправить меня домой? –Когда я этого хотел? Да что с тобой? – альфа берет его за руку и заставляет повернуться в свою сторону – Между нами давно ничего нет. Сэбен всего лишь шутит. Не обращай внимание. На Джина это действует как масло в огонь. –Почему я не должен обращать внимание? Почему бы ему не перестать шутить? – он вырывает руку и перестаёт контролировать тон. На них оборачиваются все присутствующие, включая бывшего альфы – Я больше не хочу здесь оставаться. Омега встаёт, не давая Намджуну снова схватить себя. Слышит лишь угрожающее, сказанное с еле сдерживаемой злостью “Джин" за спиной и бросает в ответ: –Да пошел ты, – что определенно было лишним, но он не останавливает себя. Чувствует, как дрожит сердце, затаивает дыхание, ему даже кажется, что от страха из глаз потекли слезы. Он ждёт реакции, понимая, что окончательно разозлил альфу, а тот, когда зол, способен на многое, в этом не приходится сомневаться. Но ничего не происходит. Джин лишь слышит от Сэбена насмешливое: –Все-таки у твоих омег есть одна общая черта. Он заказывает такси и сначала решает поехать к себе, однако возвращается в квартиру Намджуна. От него все равно не спрячешься. Никогда он еще не терял так контроль. Он привык выпутываться даже из самых серьёзных конфликтов, оставаясь спокойным и здравомыслящим. А тут такая низкая ревность. Когда это Ким Сокджин позволял кому-либо усомниться в его совершенстве? Да и весь сегодняшний день. Его как будто подменили. И самое странное то, что он осознает, что был неправ, но не может перестать злиться. Оказавшись в квартире, Джин начинает чувствовать, что ноги его еле держат. Он опускается на пол рядом с входной дверью, перед зеркалом, видит в нем свое отражение. На него медленно накатывает истерика. Из глаз брызжут горячие слезы, они бегут вниз неостановимыми дорожками. Ему бы думать над тем, как помириться со своим альфой, как загладить вину, как не запустить все далеко, но в голове бьётся всего одна мысль. Кажется, Намджун никогда и не знал его настоящего, кажется, он влюбился в фальшивого Джина, в выдуманную маску. А, увидев правду, он уйдёт, как ушли все остальные. Джин ждёт его, сидя на кровати. Он принял душ и переоделся в пижаму. Намджун возвращается примерно через час. Омега слышит, как открывается дверь, и насчитывает секунды, перед тем как альфа появляется перед ним. Останавливается посередине комнаты, пристально смотрит, держа руки в карманах. Джин прикладывает усилия, чтобы скрыть с лица страх и вину, смотрит в ответ, показывая, что не будет делать никаких шагов навстречу. Намджун долго молчит, и омега было решает, что сегодня говорить они говорить вообще не будут, но, в конце концов, тишина обрывается. –И что это было за представление?– спрашивает альфа, как ни странно, совершенно спокойно. Джин переводит взгляд вперед себя, скрещивает руки у груди: –Это не было представлением. –И чем же тогда? –Ничем. Я не хочу обсуждать это,– омега решает сбежать от продолжения, поэтому поднимается и шагает к выходу, надеясь, что Намджун большего ничего не скажет, но тот останавливает его, схватив за руку. Притягивает к себе вплотную, сильно сжимает запястье, заставляет смотреть себе прямо в глаза. –Я не спрашивал, хочешь ты или нет,– теперь его голос стал намного требовательнее. Наверное, с таким тоном он говорит со своими врагами, угрожая им или вынося смертный приговор – Что с тобой происходит? Почему глаза красные? Ты плакал?.. или принял что-то? Омега фыркает и со злостью вырывает руку. –Почему каждый раз у тебя все сводится только к этому? –А что мне делать, если ты ничего не объясняешь?! Как мы можем исправить что-то, если ты постоянно сбегаешь? Дай мне хоть попытаться понять причину твоих действий. Джин, вновь собиравшийся улизнуть, останавливается. Отвечает, не поворачиваясь к нему лицом: – У меня был дерьмовый день. И в клубе я сорвался на тебе,– несколько молчит, обдумывая следующие слова, и поворачивается – Но я не собираюсь просить за это прощение. Ты тоже виноват: сидел и слушал, как этот придурок меня провоцирует. Он выслеживают реакцию альфы и, поняв, что тому больше нечего говорить, проходит обратно к кровати и взбирается на нее с ногами. На самом деле, теперь убегать незачем. Намджун подходит к нему: –Что у тебя стряслось днем? – спрашивает с беспокойством. –Неважно. –Ты опять за свое?– он кончиками пальцев приподнимает подбородок омеги – Ты хоть немного мне доверяешь? Джин доверяет. Следующее утро в квартире Намджуна начинается не с секса. А наоборот – в одиночестве. У альфы совещание, а после него встреча с – он этого не скрывает – Сэбеном. Джин почти не ревнует. Ему, конечно, хотелось бы, чтобы Джун отказался от сотрудничества ради него, но, должно быть, это очень важно. Он чувствует, что с этим парнем альфа ему точно не изменит. Вот Юнги, например, напрягает гораздо больше. Ощущает он себя снова паршиво, скорее всего, из-за истерики и стресса, которые испытал вчера. Джун заказал для него завтрак, но у Джина не получается поесть. Без альфы все снова стало черно-белым. Когда-то собственная жизнь казалась идеальной. Самый престижный университет в стране, деньги, куча друзей, творчество. Бывало, он ночами работал над своими историями – вдохновение переливало за края, он не знал куда все уместить. Джин каждый день стремился к саморазвитию, создавал себя по крупицам, оттачивал мельчайшие детали. Курсы английского и японского, пилатес, продуманный уникальный гардероб, активные социальные сети. Он хотел жить для себя и буквально презирал омег, цепляющихся за своих альф. И в итоге сам таким стал. И в какой момент все пошло наперекосяк? Когда он встретил Намджуна, от того идеального Джина уже ничего и не было. Как он вообще тогда существовал? А ну точно. Омега тянется за телефоном, вспомнив о сообщении, которое получил еще вчера. Оно из общего чата: Хеншик закатывает вечеринку в честь своего двадцатичетырехлетия. Хеншик – омега, с которым Джин познакомился в университете. На первом курсе они вместе работали над проектами в антикафе и ходили по выставкам на выходных, а через три года так же вместе, держась за руки, стали появляться почти на всех тусовках города, впервые попробовали кокаин, обзавелись другими друзьями. Впрочем, появление общих друзей и стало причиной их отдаления. Хеншик всегда устраивает самые громкие вечеринки, на них не бывает скучно. У омеги богатенькие родители, и он никогда не стеснялся тратить их деньги. Популярные диджеи, элитный алкоголь, красивые мальчики ну и, конечно же, очень много кокаина самого высшего качества. Наверное, Джин заслужил отдохнуть. Ему нужно иметь что-то кроме Намджуна. Даже если такая жизнь неидеальна, она хотя бы его. Джун возвращается как раз тогда, когда омега наносит последние штрихи своего макияжа. Уйти по-быстрому, без лишних вопросов не получается. Хотя, может быть, так даже лучше. Альфа останавливается у порога, уставившись на то, как он пальцами распределяет на губах тинт. -Куда собираешься?- спрашивает он, после того как целует, наклонившись, в щеку. -На вечеринку. У моего друга день рождения. -На вечеринку? Еще вчера тебе было плохо,- реакция альфы была предсказуема . Но Джин сразу обрывает все сомнения: -Вот я и хочу развеяться. Хеншик – мой близкий друг. Намджуну не очень нравится компания омеги, но это только его проблема. Джин тоже не восторге от окружения альфы: тут ничего не поделаешь. Им обоим придется смириться – это будет честно. -Тебе не стоит пересекаться с этими своими друзьями. Ты же помнишь, что я тебе говорил по поводу наркотиков? -А ты не забываешь о том, что не можешь мне приказывать? – он тычет указательным пальцем альфе в грудь и смотрит прямо в его недовольные глаза – Я не принимаю ничего с тех пор, как пообещал тебе, но это мои друзья и моя жизнь- последнюю фразу он произносит настолько серьезно, что у альфы не может оставаться никаких аргументов. Он целует мужчину в уголок губ, сразу же подтирая оставшийся на коже вишневый оттенок от тинта, поднимает с пола пакет с подарком и обходит того. И вместо прощания бросает «Не скучай».***
На улице идет дождь, поэтому в большой спальне с серыми стенами стоит полутьма. Он специально не включает свет, потому что такая атмосфера очень подходит хозяину этой комнаты, во тьме тот ощущается еще сильнее. Здесь пахнет Чонгуком – еле ощутимо, но пахнет – то ли его парфюмом, то ли гелем для душа. Чон здесь бывает по ночам и по утрам: ходит по этому полу на босых ногах, спит, читает, смотрит свои дурацкие сериалы. Здесь полно его вещей – не тех, что предоставляют какую-то ценность, вроде документов или денег, а тех вещей, что принадлежат Чонгуку, как обычному человеку. Тэхен подходит к большой кровати и, раскинув руки по сторонам, падает на нее лицом вниз. Белье пахнет Чонгуком еще больше – оно мягкое наощупь, должно быть, майору очень приятно чувствовать его во время сна, но даже самая дорогая ткань никогда не заменит тепла прикосновения кого-то близкого. Какой же он одинокий. Чон, кажется, всю жизнь был одиноким. Одинокий и драгоценный. Он невероятно красив и сексуален. А его мышление, характер, включая это разрушающее упрямство – еще даже сексуальнее, чем тело. Не такой как остальные, особенный. И, самое привлекающее, преисполненный страдания, от которого он не бежит, как делают это почти все, а принимает его, с достоинством испытывая каждую частицу. Он не отказывается от самого себя, от своей жизни, только потому что в ней полно боли. Тэхен с упоением вдыхает запах с чужой подушки. И, кажется, сходит с ума. Он всегда был падок на красивые и особенные вещи. На все яркое, необычное и привлекающее внимание. Юнги называл его паразитом. Паразитом, который всеми руками и ногами цепляется за то, что ему приглянулось, и самым наглым образом начинает пользоваться так, как взбредёт ему в голову. А то, что Чонгук так противится, только сильнее заводит. Его отказы заставляют хотеть больше. И это сводит Тэхена с ума. Настолько, что он тайком пробирается в чужую спальню, чтобы насладиться одними следами присутствия. Вместо того, чтобы искать выходы и пытаться разгрести гору своих проблем, он открывает дверь в ванную Чона, ведь здесь личных вещей будет больше. Он идет по холодной плитке к серой матовой раковине, смотрит на свое отражение в подсвечиваемом абсолютно чистом зеркале, но не разглядывает себя долго, в этом доме он каждый день одинаковый: растрепанные волосы, круги под глазами, которые нечем замазать, одежда на размер больше, висящая на нем мешками. Он выглядит как какой-нибудь лучший друг, что пришёл в гости… или как парень… А что, если бы они жили вместе не по принуждению, а по собственному желанию? Просыпались бы рядом на той большой кровати, принимали бы вдвоем душ, а потом Чонгук брал бы его, прислонив к этой же мраморной раковине, долго и чувственно, а стоны Тэхена отдавались бы по всей ванной комнате эхом. Тэхен ходил бы в серых спортивках каждый день, потому что майору, скорее всего, такое нравится больше каблуков и макияжа. И никакой мафии, мести, киллеров… Внимание Тэхена приковывают ванные принадлежности Чона, он проверяет все: запах зубной пасты и пены для бритья, жёсткость щетки, шампуни и гели, даже находит аптечку, переполненную бинтами, не трудно догадаться для чего. Он тихо усмехается, когда снова ловит свое отражение в зеркале. Видел бы его Юнги. Ударил бы, наверное, чем-нибудь по голове, чтобы привести в себя. Вполне возможно, что у Тэхена всего-навсего поехала крыша от лежания на месте. Он уже столько времени не пьет, не употребляет, не трахается, не охотится ни за кем, что это даже неудивительно – так и праведником стать можно. Он трясёт головой, чтобы прогнать эти мысли, и включает воду. Умывает лицо несколько раз, а когда поднимает взгляд обратно на зеркало, у него чуть не останавливается сердце. Потому что кроме своего отражения он видит ещё и отражение майора. Сначала он пугается от неожиданности, а потом – злых, горящих огнём ярости глаз Чонгука. Тот отточенным движением в ту же секунду вытаскивает из-под пояса пистолет, в один щелчок снимает его с предохранителя и направляет на Тэхена. Тэхен поднимает перед собой руки, смотря на Чона в зеркале, поворачивается к нему. –Что ты тут делаешь? Тэхен матерится про себя, экстренно перебирая в голове все возможные ответы, потому что правду Чонгук вряд ли оценит. Он заставляет себя дышать, чтобы не выдавать свою взволнованность, оглядывается по сторонам, и, среди кучи всего снова зацепившись за ту же зубную пасту, берет ее в руки. –Моя закончилась. Пришёл одолжить. –В два часа дня? –Мне незачем вставать с утра, – Тэхен пожимает плечами и придаёт себе как можно более непринуждённый вид, но Чон от этого не становится менее напряжённым. –Я тебе не верю,– цедит тот, не собираясь опускать ствол. –И что же, по-твоему, я тут могу искать? В твоей ванной? –Откуда мне знать, что тебе может прийти в голову?.. – отвечает вопросом, а потом, несколько секунд простояв в ступоре, кивает головой в сторону выхода – Никогда не заходи, куда не следует, если хочешь жить,– и, наконец, перестаёт в него целиться. По тому, как прозвучали последние несколько слов майора, начинает казаться, что он не совсем трезв. А когда он отшатывается назад, чуть не потеряв равновесие – Тэхен убеждается в своей догадке. Вау. Пьяный Чонгук – это что-то новенькое. Такое вряд ли можно упускать. – Два часа дня,– вместо того чтобы выйти из спальни, останавливается напротив Чона, присевшего на диван, опустив голову вниз – кажется, он выпил намного больше, чем изначально можно было подумать. Он не поднимает на Тэхена взгляда и вообще особо не реагирует – У нас есть, что праздновать? Или наоборот? Мы в одной лодке, я имею право знать. Тэхен не надеется на какой-либо нормальный ответ, поэтому очень удивляется, когда тот заговаривает, подняв на него разбитые, уставшие глаза, которые еще минуту назад резали острыми лезвиями. –Эти твари, эти сукины мрази… знаешь, что они сделали?.. они признали моего отца преступником и врагом государства… посмертно… чтобы напугать всех, кто был на его стороне… лишили смысла всего, что он делал,– он треснуто усмехается, оглядываясь по сторонам, останавливается на своих руках, вновь свесив голову. –Вряд ли мёртвому есть дело до каких-то званий,– произносит Тэхен и в тоже мгновение оказывается под прицелом. Рука Чонгука подрагивает, когда он подходит к нему быстрыми шагами, направляя дуло пистолета ему в голову. Останавливается напротив и, простояв так несколько секунд, по-безумному усмехается и опускает оружие. –Что такой, как ты, может знать о смысле? –Хочешь иметь смысл? Закончишь, как твой отец,– Чонгук как ни странно сосредотачивается на его словах, не перебивает, и это позволяет Тэхену продолжить – Знаешь, почему я все еще жив? Потому что я никогда не задумывался о смысле. Почему Намджун всегда побеждал? Потому что он делает, что нужно, не задумываясь. Убивает, если нужно, калечит, если нужно, покупает, если нужно… – Не сравнивай меня с ним! – рычит майор, наконец, среагировав, но Тэхен продолжает говорить все так же спокойно. –Хочешь его убить?.. Ты же понимаешь, что уже это желание противоречит твоим старым принципам? – Тэхен делает еще один шаг к нему, встав еще ближе. Теперь их лица разделяют жалкие сантиметры. Он переходит на шёпот, прямо в ухо, а Чонгук замирает, перестав дышать – Ты же хочешь убить Ким Намджуна, не ради освобождения страны, не ради справедливости и чего-то там еще. Ты хочешь разорвать его на части голыми руками, почувствовать запах его крови. Уничтожить его и сделать это как можно больнее,–Чонгук не вытерпивает близкого расстояния и отталкивает Тэхена от себя ладонью, но не перебивает, продолжая слушать –… Ты хочешь убить его… Забудь прошлое. Его больше нет. Стань тем, кто получает, что хочет. Сколько раз Тэхен уже озвучивал это? Миллиард? Чонгук не меняется. Кажется, с ним случилось недостаточно плохого для этого. Он слишком привязан к своим дурацким принципам. Словно боится стать другим. Но он уже не такой, каким был раньше. Вот и сейчас майор стоит, прекрасно понимая правоту слов Тэхена, но не может принять их. Не может согласиться, продолжает бороться. Кажется, это действительно мучительно. Чонгук пьян и беззащитен – такая лёгкая добыча. На него хочется наброситься и разорвать на части. Разорвать все сомнения и страх. Он ведь так нуждается в помощи, с самого начала нуждался, иначе не пошел бы на эту их абсурдную сделку. И он так нуждается в ком-то близком – буквально всю свою жизнь, хотя сам никогда и не признает. Тэхен приближается еще на шаг, становясь к нему вплотную и шепчет в ухо, коснувшись при этом мочки губами: –Я знаю, чего еще ты хочешь,– выдыхает горячий воздух, кладет руку на его грудь, чувствует крепкие мышцы под футболкой – Перестань уже себя сдерживать. Ни то чтобы он не ожидал такого поворота, но все равно вздрагивает, когда дуло пистолета в руках Чона упирается ему прямо в висок. Уже в который раз за последние пять минут. – А если я хочу убить тебя? Ты об этом не думал?– Чонгук сводит брови к переносице, направляет свою злость прямиком на Тэхена. –Ты не убьёшь меня. И не только потому что я тебе нужен. Ты не хочешь меня убивать, я это знаю,– он произносит уверенно и для подтверждения своих слов поднимает руку и кладет раскрытую ладонь на грудь Чонгука. Он не думает о том, что его череп за одну секунду может быть набит пулями. Майор этого не сделает – убить просто так он себе никогда не позволит. Его мышцы напрягаются, когда Тэхен смелеет еще больше и вновь заговаривает шепотом ему в ухо: - Начни получать то, что хочешь, Чонгук… я могу показать тебе, как хорошо это бывает. Тэхен вдыхает запах с чужой шеи, проведя кончиком носа по горячей коже. Жар внутри себя сдерживать все труднее, а сердце Чона под его рукой бьется так быстро, что на какие-то секунды все-таки становится страшно за свою жизнь. Но кольт со стуком приземляется на пол, когда пальцы разжимаются вокруг рукоятки. И это для Тэхена звучит как сигнал, дающий разрешение, обрубающий все цепи. Он заглядывает в глаза напротив – черные, поблескивающие от выпитого алкоголя, замершие в одном положении, ничего не выражающие, кроме еле заметного страха. Тэхен этот страх намерен разбить вдребезги. Не бывает ничего страшнее, чем человек, всем своим существом желающий чего-то конкретного. Особенно, если это что-то, так близко и так доступно… Он мажет кончиком языка по губам майора и высматривает реакцию. Ничего, кроме руки, ухватившейся за край его футболки. Тэхен, ждет, что Чонгук, наконец, сделает это – поцелует его, но тот остается бездвижным, поэтому он целует сам. Смыкает губы вокруг чужих, лишь слегка их ухватив и потянув, наслаждается вкусом, что отдает сорокаградусным виски и сигаретами, теряет терпение, не получив в ответ ничего, но упрямо повторяет свое действие, сделав его глубже и требовательнее, притянув к себе вплотную за плечи. И майор ему отвечает. Двигает губами, подстраиваясь под него, принимает его язык, позволяет вцепиться в себя мертвой хваткой, поджечь все возможные пути назад. Тэхен не разменивается на мелочи – целует грубо и мокро, не останавливается, даже чтобы вдохнуть. Он слишком долго ждал, слишком сильно хотел, и не позволит ничему помешать им, не позволит Чонгуку передумать, прийти в себя или наоборот напрячься – что бы с ним сейчас не происходило. Он ведет Чона в сторону кровати, не отрываясь от его губ, толкает на нее и сразу садится сверху. Припечатывает его затылком к матрасу, целует снова, обхватив руками за лицо, двигается вниз, проводит языком по подбородку, лижет кожу на шее, чувствуя, как двигается чужой кадык. Целовать Чонгука – это какой-то отдельный сорт кайфа, видеть его таким под собой – все равно, что очутиться на райском острове, но Тэхен не задерживается на этом долго. Он проскальзывает к ногам, ловко раздвигая их, оказывается между бедрами майора, тянется к ширинке. Улыбается, гладя его вставший член сквозь ткань брюк, улыбается, подняв взгляд на мужчину, который тоже смотрит на него. Молчит, но не сопротивляется, а его ожившие, горящие темные глаза выдают все без слов…***
Хосоку все-таки приходится оставить Юнги одного. Он уходит на следующий день, сказав, что не задержится. Омега ничего на это не говорит. Он, в принципе, молчит уже больше суток. Время не приносит облегчения. Он ищет выход, ищет дорогу в прежнюю жизнь, но не может найти. Не знает, как выбраться, не знает, как уговорить себя встать снова на ноги. Ощущение отвращения к себе не уходит. Юнги только и может думать о том, что ему до конца жизни придется жить с этими воспоминаниями, каждую секунду до самой смерти чувствовать эту боль. Он не знает, чем заглушить ее в этот раз. Юнги выживет. Поднимется – через несколько дней или месяцев, но сделает это. Назло всему дурацкому миру. Найти бы только сил. Стоит ли говорить о мотивации. Он почти два дня не ел – желудок буквально прилит к позвоночнику. Хосок оставил новый поднос с едой, но омегу тошнит от одного взгляда на нее. Нужно поесть, если он действительно хочет жить дальше, но как вывезти свой организм и свое подсознание из режима защиты? Он все еще чувствует опасность. Все еще напряжен и готов отбиваться от нападения в любую секунду. В таком состоянии невозможно даже пытаться есть и восстанавливаться. Поэтому он ограничивается одним взглядом на свою любимую острую китайскую лапшу и продолжает лежать без движений. Ждет, когда решение появится само по себе, будто бы ему когда-нибудь так везло. Он включает телевизор, по которому идет непонятная глупая дорама. Около получаса Юнги пытается на нее отвлечься, в итоге выключает и со всей силой бросает пульт на стену – его части разлетаются по всей комнате. Выкуривает еще сигарету, думает над тем, что можно еще поделать. Может напиться или накидаться чем-нибудь потяжелее?.. Телефон вибрирует, оповещая об уведомлении. Юнги тянется к нему нехотя. Сообщение от Хосока. Фотография. На ней альфа в бежевой рубашке и черных брюках. Он лежит, раскинув руки и свесив голову вниз, на бетоне. Глаза мужчины навсегда закрыты, а рубашка заляпана кровью. Ему на вид лет сорок. Темные волосы, густые брови, смугловатая кожа. Юнги в ту же секунду догадывается, кто это. Он увеличивает фотографию, чтобы получше рассмотреть горло убитого, насквозь проткнутое ножом – можно разглядеть острие, выпирающее из глотки. И очень много растекшейся во все стороны багровой крови, много брызг повсюду. Красиво. Это сделали одним точным ударом. Это сделал Хосок. Убил. Для Юнги. Омега ловит себя на том, что улыбается, рассматривая картинку уже минут десять. То, что у него поехала крыша, теперь вряд ли можно отрицать. Он ставит телефон, не выключая экран, перед собой и тянется к коробке с лапшой.