***
Сокджин покидает квартиру Юнги, спускается вниз на лифте, прикрываясь рукой от падающих прямо на глаза лучей солнца. Обнимает себя, пытаясь укрыться от прохладного ветра, что беспардонно забирается под полы большой футболки. Жутко болит голова – глухие ритмичные удары прямо подкоркой не прекращаются ни на минуту, немного подташнивает, хотя желудок давно прилип к позвоночнику. Но несмотря на всю слабость, ноги его шагают быстро и бодро, на автомате, словно и не его они вовсе, а какого-то запрограммированного робота. Направление у него только одно, и оно не подлежит обдумыванию. Мозг диктует команды на уровне инстинктов, и выбора не то что нет, нет даже предположения о возможности существованию такого понятия, как выбор. Он ловит такси и называет адрес. Замечает взволнованный взгляд водителя, но не обращает на него внимания. На тонированном окне видит опухшую кожу, спадающую на глаза челку и размазанный макияж. Любой бы заволновался, увидев омегу в таком состоянии, но какое это имеет значение, если он сам, глядя на свое отражение, ничего не чувствует. Журнал вызовов пустует уже несколько дней, новых сообщений тоже нет. Джин открывает чат со своим же бывшим альфой, проматывает до самого начала, читает, вспоминая все сопутствующие события. Обеды в ресторанах недалеко от университета, катания по ночному городу, секс в его роскошной квартире. Все это, словно вращаясь в горле огромной воронки, перетекло в прошлое, осталось только в памяти. Им было хорошо вместе, и Джин будет всегда благодарен Намджуну за это время. Самое последнее сообщение – отправленное им самим красное сердечко. Омега доходит до него и удаляет весь чат. Он наблюдает через лобовое стекло за машинами впереди них, борется с мыслями, которые расплываются в голове в таком беспорядке, что он не может ухватиться даже за одну. Беспомощно наблюдает за этим хаосом со стороны, оказавшись выгнанным даже из собственного сознания. Снова открывает мессенджер, находит диалог с отчимом. «Информация о наркотиках и психоактивных веществах» – большими буквами – название статьи в последнем сообщении. Джин несколько секунд держит палец и все же нажимает на синюю ссылку, которая тут же перебрасывает его на сайт какой-то наркологической больницы или чего-то вроде того. «Наркотики разрушают и уносят миллионы жизней каждый день…» – так начинается вводным абзац. Джин быстро скользит глазами по словам, перепрыгивая через каждое второе. Дочитывает введение и начинает смеяться. Смех выходит хриплым, от него болит живот, но омега не может сдержаться. Прикрывает ладонью глаза и, кажется, всерьез настораживает впечатлительного таксиста. «У человека, чья психика не разрушена наркотиками, высокие моральные принципы, идеалы, стремления и мечты. Такой человек ведет честную жизнь, действуя не только в своих интересах, но и в интересах других людей. Такой человек способен помогать и поддерживать свою семью, друзей, близких людей и даже незнакомых. Он правдив, хорошо относится к животным, поддерживает чистоту и порядок в доме и на рабочем месте …» и еще миллиард качеств, которыми обладают «все здоровые люди». Если судить по этим словам, то все, кого Джин знает, тайные наркоманы. Да и в целом, девяносто процентов населения планеты – наркоманы. В каком мире живет тот, кто это писал? Вдоволь насмеявшись, омега утихает и читает дальше. Кто бы мог подумать, что это поднимет ему настроение. «Виды наркотиков: производные конопли, опиатные наркотики, психостимуляторные наркотики…» Джин перелистывает большую часть, где, вероятно, очень подробно описывается воздействие наркотиков на системы органов, останавливается на подзаголовке «Десять фактов о наркотиках». 1. Любой наркотик – яд. 2. Все наркотики воздействуют на разум. 3. Люди принимают наркотики, чтобы избавиться от неприятных ощущений. 4. Когда действие наркотика закончится, человек захочет еще. Он пойдет на все ради новой дозы, он станет рабом своей зависимости. 5. Алкоголь – самый широко используемый наркотик. 6. Марихуана повреждает легкие, нервную систему. 7. Экстази – один из наиболее опасных наркотиков. 8. Наркотики мешают творчеству. 9. Наркотики держатся в организме годами после их употребления. 10. Наркотики лишают человека способности на чувства. «Наркотики лишают человека способности на чувства… любое чувство становится труднее для восприятия… наркоман не способен думать ни о ком, кроме себя. Окружающие люди его не заботят… его связи с реальным миром нарушены, а защита от неблагоприятных ощущение неэффективна… неполноценные связи с другими людьми являются следствием неполноценного «Я» наркомана, для которого либидо является размытым эротическим понятием… наркоманы никогда не привязываются к людям, и более того для них перестают иметь значение даже выстроенные ранее отношения…»***
Район на самом юге города. С узкими дорогами, по краям которых криво и нелепо расставлены светофоры, облезлые знаки и разросшиеся, одичавшие деревья. Старенькие супермаркеты и двухэтажные дома с беседками на плоских крышах. Из людей – старики, медленно что-то тащащие в тряпичных сумках, и дети на великах или самокатах. В таких местах время, будто выбившись из общего русла, двигается в каком-то своем направлении. И пока весь мир строится, развивается и переполняется новыми технологиями, эти забытые всеми улицы канут в небытие. Что-нибудь всегда выбивается из системы. Джин приезжает сюда в третий раз. После того, как Намджун досмерти напугал его дилера, кокаин он доставал через друзей, но сейчас связываться с кем-то из знакомых точно не хочется. Тем более в таком виде его завалят кучей разных вопросов, на которые он даже при желании не ответит. Будь сейчас вечер, можно было бы направиться в какой-нибудь клуб и с легкостью купить несколько доз там – в клубах всегда есть тот, кто продает в туалетах или где-нибудь на парковке, прячась в своей тачке. Но ждать омега не может. Организм словно пожирает сам себя, тело напряжено до предела, суставы хрустят, а окаменевшие мышцы сводит – каждая клетка требует расслабления. А голова… голова плавится от переизбытка, смешанных между собой мыслей. Отдав последнюю наличку таксисту, он направляется в небольшой супермаркет. Проходит через автоматически разъезжающиеся стеклянные двери в желтой раме и идет к стоящим у входа банкоматам. А потом стоит и минут пять пялится на сенсорный экран, потому что карта, на которую раз в месяц переводил деньги его отец, заблокирована. В то, что отец лишил его средств, не получается верить. Он никогда не был примерным родителем и очень многого недодал сыну, но в деньгах никогда не отказывал, считая, что этого вполне достаточно. Возможно, здесь постарался отчим. Кто-кто, но он всегда оказывал большое влияние на мужа. Джин выругивается и достает свою вторую карту. Эту платиновую карту подарил ему Намджун. Помнится, он тогда отнекивался, но альфа буквально заставил ее взять. Джин пользовался ей редко: пару раз сходил с ней в бутик Ив Сен Лоран, покупал косметику и красивое нижнее белье, которое Намджуну так нравилось. Джин никогда бы не воспользовался его деньгами после расставания, но сейчас у него нет другого выбора. Он уже стоит в этой дыре, у него трясутся руки и ноги, и без дозы отсюда ему уже не выбраться. Заблокирована. Становится ясным, как день – это сделал Намджун. Альфа ограничил доступ к деньгам, как к своим, так и к тем, что были у омеги. Наверное, поступка ниже он еще не совершал. Как же это подло. Джин стискивает зубы, чувствуя, как внутри разрастается огромный ураган злости – удивительно, что ему удается устоять на ногах. Он и не знал, что может злиться так сильно, что может ненавидеть его, что ненависть может быть такой густой и плотной. Были бы силы, Джин, наверное, заорал на весь этот умирающий район, перевернул тут все вверх-дном. Но он не справляется с этой злостью. Сдается, высоко подняв руки, и горящий огнем гнев растворяется в слезах, каплями стекает по щекам. Правда, даже заплакать полноценно не получается. Слезы текут сами по себе, без его участия, а воспаленный мозг мечется в поиске решения, и так проходит минут десять, пока глаза не натыкаются на браслет, обвивающий левое запястье – браслет гвоздь от картье. Тоже подарок Намджуна. Но его он еще не успел забрать. В последний раз он приходил сюда с другом. Двор, окружённый с четырех сторон невысокими зданиями, которые на вид шаткие настолько – будто несколько маленьких домиков разных цветов и из разных материалов просто положили друг на друга. И в самом углу этого двора имеется вход в чайную. Прямо над распахнутой дверью висит красная вывеска с черными китайскими иероглифами. Джин китайский не знает. Четыре месяца назад, когда Джин пришел сюда в третий раз, он боялся ровно так же, как боялся в первый раз, как боится и сейчас. – Эй, ты испугался что ли? – смеялся тогда Джису, когда омега остановился у входа, неспособный сделать следующий шаг, потому что его ступни словно приросли к старому асфальту. Альфа взял его за руку, успокаивающе погладив ладонь большим пальцем, и потянул за собой – Это опасное место, но пока ты со мной, все будет хорошо. Люди, продававшие здесь наркоту, оказались приятелями Джису. Они просидели в этой чайной (чай, кстати, там тоже можно купить), часа два, выпили пару бутылок бренди и, получив желаемое, уехали обратно в центр, наверное, в клуб или может в квартиру к одному из них. Никакого Ким Намджуна в его жизни еще не было, были только свобода и абсолютный хаос. «Это опасное место» – раздается в его голове голосом друга, сразу после того, как Джин слышит лай собак. А может ему просто кажется. Он переступает ногами у двери несколько минут, а потом, сделав глубокий вдох и сжав с силой кулаки, переступает порог. Внутри значительнее теплее, чем снаружи, стоит приятная полутьма, на фоне ненавязчиво играет одна из песен, что сейчас крутят на радио. С прошлого раза ничего не изменилось. Молодой омега в черной форменной рубашке стоит у ресепшена, расположенного прямо напротив входа, вежливо улыбается, произнеся мягким голосом «Добрый день». Джин его игнорирует и сразу же поворачивается направо, чтобы пройти вглубь. «Молодой человек, вы желаете сделать заказ?» – раздается раздосованное из-за спины. У первого же стеклянного столика он натыкается на того, кто ему нужен. И это можно считать за большую удачу, ибо как бы Джин ни старался, у него не получается вспомнить имя этого альфы. Найти его было бы трудно. Лысеющая голова, мелкие темные глаза и выдвинутый вперед подбородок, большой живот, выглядывающий из-под распахнутой кожаной курткой, белоснежная футболка – это абсолютно точно он. Именно этот человек продал тогда Джису кокаин. Самолично пересчитал купюры и передал пакетик. Омега помнит каждую мелкую деталь его внешности, но, начиная думать о его имени, натыкается на зияющую пустоту. Альфа усердно что-то печатает на телефоне пальцами одной руки, а в другой держит дотлевшую почти до фильтра сигарету. Джин стоит перед ним молча до тех пор, пока тот, закончив с перепиской, не убирает гаджет в карман брюк и не поднимает взгляд на него. – Здравствуйте,– тихо произносит омега, коротко поклонившись. В ответ молчание. Мужчина смотрит на него, ничего не понимая, застыв с широко распахнутыми глазами, и растягивает это молчание еще на несколько мучительных секунд. – Тебе чего? Ищешь кого-то или чай попить зашел? – он, наконец, раскрывает свой большой рот и разводит колени пошире, что бы это ни означало (хотя у альф это всегда означает только одно). На его лице появляется премерзкая ухмылка – Что такой красавец делает тут один? – Я… мне нужно… – Джин находу придумывает слова, которые могут сработать. Ему нельзя злить этого человека, но при этом нужно оставаться настойчивым – Я пришел, чтобы… – сбивается в третий раз и начинает переживать, но тот его резко перебивает. – Я же знаю тебя! – альфа сужает глаза, рассматривая омегу еще более пристальным взглядом – Ты ведь омега Джису! Именно так они представились в прошлый раз, чтобы избежать лишних вопросов. – Да. Мы приходили сюда вместе несколько месяцев назад, – Джин тут же перехватывает возможность и использует ее. – И как там старина Джей? Некоторые друзья называют Джису Джеем. – С ним все хорошо. Правда, мы давно не виделись. Мы расстались. Кто знает, что известно этому человеку, поэтому Джин решает на всякий случай перестраховаться и обезопасить себя. Таких, как этот, лучше не обманывать. А если обманывать, то не попадаться. – Даа, Джису никогда не отличался постоянством. Большая часть всех альф этим не отличается. – Мне нужно то же самое, что и в прошлый раз. Прямо сейчас. Джин поднимает голову, делает шаг в сторону мужчины и произносит это с такой уверенностью, что и сам на пару мгновений убеждается в том, что ему просто не могут отказать. Альфа перед ним тут же меняет лицо на предельно серьезное и, попялившись так на него еще какое-то время, кивком головы отдает приказ пареньку, сидящему на стуле прямо возле входа. Тот то ли появился только что, то ли сидел там все это время, и омега его просто не заметил. Молодой, лет двадцати, не больше, в джинсах с порезами и синей куртке, он тут же понимает, что от него требуется, и скрывается за дверью заведения. Все пять минут, пока парень не возвращается, они молчат. Музыка, источник которой у Джина не получается найти, сменяется на другую, такую же бесформенную и легкую, омега у ресепшена изредка постукивает пальцами по клавиатурам, и больше ничего. Здесь нет ни одного другого посетителя, ни тех, кто пил бы дурацкий чай, ни тех, кто пришел бы за «кое-чем другим». Вытянутый зал, с длинными узкими окнами на одной стороне, красными кожаными диванами и стеклянными столами абсолютно пустует. Непонятно, что именно делает молодой альфа на улице – возможно, проверяет наличие копов или «хвоста», который мог притащить за собой Джин, но после его прихода напряжение в воздухе испаряется, и тот, чье имя так и не получилось вспомнить, будничным тоном заявляет: – Деньги вперед. Сложное только начинается. Омега незаметно вдыхает и мысленно желает себе удачи. – У меня нет денег. Я предлагаю обмен, – он делает три шага и кладет на стол перед альфой браслет – Он очень дорогой. Его стоимость в несколько раз больше требуемой суммы. Альфа осматривает украшение всего пару секунд и тут же теряет интерес. Тоном и разочарованным выражением лица показывает, что его ответ окончательный: – И что мне с ним делать?.. Если он и вправду имеет ценность, сам продай и принеси мне наличку. – Мне нужно прямо сейчас. Я не смогу быстро найти здесь покупателя. Слова вырываются из Джина сами по себе, без его воли. Он может лишь с поражением наблюдать за собой же со стороны. «Как же далеко ты готов зайти?» – вопрос остается открытым. Можно придумать тысячу слов в свое оправдание – последние несколько дней действительно были ужасными. Но он вдруг осознает, что ему наплевать на оправдания. Может быть, чуть позже он задумается о совести и обо всем последующем, но не сейчас. Перед тем, как потянуться с к сережкам на своих ушах, Джин задумывается всего на секунду. Это серьги папы. Единственное из его вещей, что Джин забрал себе. На память. Он почти не снимает их, всегда носит с собой. Что-то вроде оберега и помощи. Как хорошо совпало. Сердце предательски щемит, но ему лучше бы замолчать. Все, кого оно любило, бросили его. От вещей, которые оставили эти люди, куда больше пользы, чем от чувств. – Камни небольшие, но это бриллианты,– он кладет серьги рядом с браслетом. Альфа глубоко вдыхает и выдает на губах что-то вроде улыбки, которая тут же перетекать в злость. – Мне не нужны твои побрякушки. Хочешь товар, неси деньги. Откуда мне знать, что это не подделка? – он поддевает указательным пальцем браслет и бросает его обратно. – Они настоящие. Помогите мне, пожалуйста. Снова воцаряется тишина. Джин задумывается о том, как он выглядит в глазах еще двоих людей, что присутствуют здесь. Но трясущиеся руки и дыхание, ставшее весом в тонну, заботят его сильнее. Дилер молчит, словно испытывая на прочность, а потом улыбается, показывая желтоватые зубы. – А ты красивый. Даже очень,– он закидывает руку на спинку дивана и усаживается по-удобнее – Дай на себя поглядеть. Сними эту тряпку. Первая возникшая в голове мысль – развернуться и уйти как можно дальше, говорит о том, что какая-то часть самоуважения еще не растрачена. Но сколько толку от нее, если Джин остается? Его ноги, точно прилипли к полу, не двигаются с места. Да и куда он уйдет? Отсюда дорога только в другую сторону. – Кажется, не так уж и сильно тебе оно нужно. Проваливай, – тот из-за бездействия быстро теряет интерес, встает с места и двигается в сторону выхода. Всего пару минут назад Джин думал, что ниже он уже не упадет. – Стойте! Он хватает альфу за руку, останавливает. – Мне правда нужно. Мужчина разворачивается, протягивает вперед ладонь, касается двумя пальцами его щеки, проводит от скулы до подбородка, заставляет съежиться под собой до маленькой точки. Джин резко шагает назад и, не дожидаясь никаких слов, одним рывком снимает с себя футболку через голову. Смотрит тому прямо в глаза, до боли стиснув зубы – может тот подумает, что он сошел с ума и захочет побыстрее покончить с этим. Хотя, вероятно, Джин сошел с ума в действительности. На него смотрят, как на выставленную на витрину красивую вещь, изучают ленивыми движениями взгляда, прикидывают в голове – окупится ли цена, сколько от него будет пользы… Будь здесь Намджун, он бы выколол этому уроду глаза. Или нет. Может быть, ему уже все равно. В любой другой момент Джин бы и сам справился, но прямо сейчас он абсолютно беспомощен. И хочет лишь одного – забыть. – Ты чего носишься? Дел полно, потом поиграешь, – раздается третий голос. Заглянувший в зал альфа обращается к этому и довольно убедительно. Тот тут же сворачивается и, не без сожаления вдохнув, снова шагает к выходу. Омега размышляет всего пару мгновений и, прикрываясь футболкой, которую держит в одной руке, хватает со стола украшения и спихивает их в карман альфы. И не дышит ровно до того момента, пока ему не отдают взамен заветный пакетик. – Только аккуратней, красавчик, будет жалко, если ты передознешься. О том, что денег на обратную дорогу нет, Джин задумывается, когда без сил сваливается на ближайшую холодную скамейку. Вокруг, как ни странно, никого, и никто не мешает встать коленями на землю и вдохнуть первую неровную полоску с деревянной поверхности – разве что без предупреждения поднявшийся ветер. Легче становится через пару минут. Дыхание успокаивается, либо он просто перестает что-либо замечать. Боль в голове проходит. Руки перестают трястись. Холод и голод отходят на второй план, испаряются где-то вдалеке. Однако привычная после дорожки эйфория не наступает, сколько бы ни прошло времени, веселее не становится ни на грамм, и перед глазами красным мигает только одно – принять еще. Джин запихивает пакетик глубоко в карман джинсов, отказывает сверлящему мозг желанию. Умереть от передоза можно успеть всегда. Денег на обратное такси нет, поэтому он решает позвонить кому-нибудь, пока телефон еще не разрядился, оборвав последнюю возможность уснуть сегодня дома. Намджун вряд ли за ним приедет, но все остальные – не приедут абсолютно точно, поэтому омега набирает именно его. Он решает попробовать. Ведь другого выхода нет. Так он себя убеждает. Гудки тянутся вечность, Джин выслушивает все до последнего, выслушивает предупреждение о звуковом сигнале, ждет еще какое-то время после этого сигнала. И только потом выключается. Вышвыривает телефон куда-то в сторону. Смеется негромко, насколько хватает сил, смотря на пасмурное небо в пелене смога, и прикрывает глаза. Кладет голову на жесткую спинку скамейки, предается ощущениям. Внутри по венам разливается тепло. Его медленно отрывают от холодной поверхности и уносят в какую-то другую реальность, где царит абсолютное спокойствие. Бедный район с его разваливающейся архитектурой остается далеко под ним, там же остаются все люди и все, что к ним прилагается. Здесь от горизонта до горизонта одна густая зеленая трава, а сверху льется поток солнечных лучей. Тишину заполняют пение цикад и шепот летнего ветра. Кроме него здесь больше никого нет, и он находится в абсолютной безопасности. Отсюда его никто не достанет, никто не причинит боль и не разочарует… Джин прикрывает глаза, чтобы посидеть немного в этом идеальном мире и отдохнуть, но не замечает, в какой момент красивая картина заменяется темнотой, и все перестает иметь значение. Сущность иллюзии снова раскрывается, и каждый раз это одно и то же – абсолютное ничто.***
Переложив ответственность за Джина на Намджуна, Юнги посылает совесть к черту и включает на всю громкость музыку. До позднего вечера убирает последствия поисков наркомана-кокаинщика, а закончив, заваривает себе кофе и валится на диван. Придумывает, чем займет себя завтра. С самого утра до ночи. Пока есть план, ему придется вставать и следовать ему, и он собирается делать это день за днем, столько, сколько понадобится. Задача оказывается непростой, и в какой-то момент, он даже начинает понимать Джина. Наверное, наркотики – вполне действенный способ убежать от себя, хоть явно и не самый разумный. Омега откладывает полупустую кружку на пол и тянется к пачке сигарет, что лежит рядом. Музыка прерывается на секунду, раздается оповещение о сообщении. Юнги думает, что это Намджун решил что-нибудь уточнить или о чем-нибудь попросить. Даже радуется этому – список дел все никак не выстраивался. «Я у твоего дома. Спустись вниз». «Пожалуйста». Не от Намджуна. Что ж, Юнги все равно не любит курить в квартире. Хосока он видит, как только переступает входную дверь – на альфе черная кожаная куртка, которая ему всегда так безбожно шла. Его тонкий силуэт все еще кажется невероятно привлекательным, и омега не знает, через сколько ему придется пройти, чтобы перестать так считать. Они не обмениваются приветствиями, Хосок лишь кивает в сторону стоящей рядом деревянной скамейки. Присев на противоположный край на расстоянии полуметра от альфы, Юнги вытаскивает из пачки две сигареты и предлагает одну. Прикуривает от своей зажигалки сначала ему, потом себе, и, наконец, затягивается. Они молчат какое-то время, и это молчание разъедает кожу понемногу, как кислота, но омега понимает, что не скажет ни слова, даже если они просидят так до утра. Ему просто нечего сказать. – И сколько это будет продолжаться? –произносит альфа чуть охрипшим голосом, смотря прямо перед собой. На это у Юнги есть ответ. Он тоже много ломал голову: – До тех пор, пока мы оказываемся рядом с друг другом. Пока продолжаем думать о друг друге… Я это начал, а ты перехватил. И никак не можешь закончить. – А у тебя получилось закончить? Хосок переводит взгляд прямо на него, замирает так на несколько секунд, и отводит снова. У Юнги не получается говорить, пока он так смотрит. – Тогда это было для меня игрой. Ты ведь сам прекрасно знаешь. Я увидел тебя и захотел. Я развлекался. Но потом все изменилось,– Юнги стряхивает пепел, но начинает нервничать и переусердствует – сигарета затухает, и приходится ее выкинуть и достать другую. Альфа все это время терпеливо ждет. – Теперь мои желания не имеют значения. Во мне от прежнего почти ничего не осталось, я больше не могу тебе ничего предложить. Я не могу дать тебе ничего из того, что ты можешь хотеть от меня. – Почему ты так уверен в том, что знаешь, чего я хочу? – Чего ты хочешь? Откровенный вопрос как раз для того, чтобы застать врасплох. На нем разговор закончится, потому на такое обычно не могут дать ответ. Все разваливается, когда доходит до этого вопроса – Юнги знает по себе. Вот и Хосок замолкает. Останавливается, словно перед ним возникла высокая стена, обведенная колючей проволокой. Омега готовится уйти, но… – Я хочу, чтобы ты вернулся. Живи со мной. Хочу, чтобы ты был рядом. …вся тяжесть мира обрушивается на него и пригвождает его к скамейке. Конечности ослабели, будто по всему телу прошелся электрический ток и прожег его всего изнутри. Оставил обгорелые ошметки от органов и пустоту в мыслях. Разве говорить такое по правилам? Теперь это ощутимо больно. Выстроенная в голове система ломается, оставляет их на равных – теперь они оба за этой стеной. Он прочищает горло и усмехается одними уголками губ в попытке хоть как-то смягчить свое смятение. – Забавно получается. Когда я готов был сделать все что угодно, чтобы добиться тебя, ты то и дело меня отшивал. – Тогда я думал о другом. Сейчас я думаю о тебе, – говорит об этом так легко, что Юнги кажется, что он неправильно слышит. – Почему? Почему ты думаешь обо мне? Если это не дурацкая жалость, или чувство вины, или что-нибудь еще? – Я думал, что ненавижу тебя. Потом пытался убедить себя в том, что мне на тебя все равно. Ни то, ни другое никогда не было правдой. Но ты с самого начала был в моей голове. Я хочу попробовать по-другому сейчас. Давай не будем заканчивать с этим… – он шумно и тяжело выдыхает. Слова даются ему нелегко – Так что твое желание – это единственное, от чего все зависит. Альфа хватает руку Юнги и кладет в ладонь карту. Ключ-карту от его квартиры. Эдакое приглашение снова переехать к нему. – Подумай, Юнги. Я не буду на тебя давить, преследовать и провоцировать тебя… Не сиди здесь долго, замерзнешь. А потом уходит. Юнги слышит, как отъезжает его машина, вертит в руках карту и закуривает четвертую сигарету.***
Уже давно вечер. Намджун сидит в углу практически белой комнаты, слушая противный звук кардиомонитора, уже часа три, два из которых ему названивал секретарь: с трудом устроенная встреча с поставщиком из Бразилии не состоялась, потому что альфа просто не пришел на нее. Кажется, пришлось пригрозить смертью нескольким из своих же людей, чтобы до них, наконец, дошло, что на сегодня все дела отменяются. Звонок бывшего омеги он проигнорировал, как какой-то двадцатилетний пацан, не способный проглотить детскую обиду. Ему хотелось поднять трубку и выслушать причину звонка, очень хотелось, но он понимал, что сорвется за Джином, как только услышит одну его просьбу. А это не входило в планы. Не входило в планы позволять кому-либо собой манипулировать, ставить кого-то выше своих принципов и правил, которым он следовал годами и был обязан всем, что имеет. Даже тому, к кому были самые настоящие чувства. А потом ему позвонил Юнги. Если подумать, еще один его омега. Выслушать Юнги Намджун никогда не боялся. Тот никогда не нарушал его границ, заранее зная, что можно делать и что нельзя. Он в принципе никогда ни о чем не просил. Их отношения с Юнги были крайне удобными. Поэтому альфа поднял трубку, не раздумывая. – Я не знаю, что между вами происходит. Но ему нужна твоя помощь. – Ты же ненавидел его. – Я не ненавидел его. Просто считаю, что он обнаглевший засранец… Слушай, босс, мне на него плевать. Но не плевать на тебя. Если этот омега сдохнет, то я тебя потеряю, мы все тебя потеряем. Он тебе нужен, каким бы ужасным он ни был, пора признать это. – Почему ты считаешь, что он не справится сам? – Говорю, я видел все своими глазами. Из такого состояния самостоятельно не выбираются. И насколько я понял, никого другого у него нет. Найди его. Спаси его, а потом уже решишь, что с ним делать. Возможно, не позвони ему Юнги, то все уже было бы кончено. Намджун прекрасно знает, что значит страх, что значит бояться за жизнь родных, за свою жизнь или бояться потерять все, что имеешь, но настолько страшно ему никогда не было. Сокджин безжизненно лежащий, свесив голову и руки, его холодная, как лед, бледная кожа и синие губы – альфу будто за душу взяли и вытрясли на поверхность все человеческое, что в нем только есть. В те секунды он был готов за что угодно выторговать жизнь омеги. Упасть на колени и молить о пощаде. Все тело дрожало, а рука, намертво вцепившаяся в его горло, не отпускала всю дорогу до ближайшей больницы. Намджун на себе испытал, что значит, чувствовать, как седеют волосы. И успел возненавидеть собственный бизнес. С какой стороны ни посмотри, в случившемся виноват только один человек. Пульс у омеги прощупывался, но он не приходил в сознание. В кармане, предполагаемо, нашелся порошок. «Возможно, передозировка. Кокаин.» – успел в спешке произнести он медбрату, когда они толкали каталку в сторону реанимационной. «С ним все будет хорошо. Его сердце бьется, а значит, вы успели» – произнес омега в синем хирургическом костюме и прикоснулся к его ладоням, вцепившимся за бортик каталки, и одним безжалостным движением оторвал их. Через двадцать минут ему сообщили, что жизнь Джина вне опасности. Вышел высокий средних лет альфа с тяжелым и каким-то слишком спокойным взглядом, сообщил, что все жизненные показатели в норме, что «у пациента симптомы наркотического отравления, но сказать больше можно будет после проведения анализов». И вот он уже три часа сидит в палате, ждет результатов и наблюдает за тем, как прозрачная жидкость под действием силы тяжести сползает вниз по трубочку, присоединенной к тонкому запястью его любимого человека. На вопрос, когда Джин очнется, пожали плечами. Возможно, через час, возможно, только утром. Намджун утешает себя мыслями о том, что это не передоз, и худшее из предположений опровергнуто. Но сердце альфы этого никак не понимает и бьется так сильно, что кажется, вот-вот проделает в грудной клетке дыру. К моменту, когда он немного приходит в себя и начинает задумываться о том, чтобы дать указания о больнице в центре города, в которую переведут Джина, как только ему станет чуть лучше, перед ним появляется тот тучный врач, томно вздыхает, будто происходящее – самое скучное, что бывало с ним за всю практику, и зовет пройти с ним в его кабинет. Они присаживаются друг напротив друга, врач тут же отыскивает среди кучи хаотично разбросанной бумаги нужные ему прикрепленные к друг другу степлером листы и, посмотрев на них несколько секунд нечитаемым взглядом, наконец, заговаривает: – Сильное наркотическое отравление на фоне истощения. Содержание глюкозы и некоторых важных микроэлементов в крови крайне низкое. Вы вовремя его доставили, организм мог просто не справиться с таким шоком. Сейчас мы проводим детоксикацию физическим раствором, большинство медикаментов противопоказаны в его положении. Если к утру он не очнется и не начнет есть сам, то придется прибегнуть к парентеральному питанию, – он откладывает бумагу, на которую больше одного раза и не взглянул и меняет позу, усаживаясь удобнее – Чудо – что не произошел выкидыш. Необходимо постоянное наблюдение, чтобы сохранить жизнь ребенка. И земля уходит из-под ног. Намджун чувствует, как все шире и шире раскрываются его глаза и сам он всем телом вытягивается вперед, ближе к этому докторишке, чтобы посмотреть ему в лицо. – Ребенка? – его голос нисходит на шепот. Дыхание спирает, будто в глотке что-то застряло, а руки и ноги покрываются дрожью во второй раз за день. – Вы не знали? Омега беременный. Приблизительно шесть недель, обычно на этом сроке о беременности уже знают. О том, что Джин тоже не знал, Намджун убеждается по тому, как большие кофейные глаза омеги застывают, широко распахнувшись, а потом стремительно заливаются влагой, как только он слышит о том, что носит ребенка. Он не знал. Он не травил их еще не родившегося малыша наркотиками намеренно, не скрывал и не пытался таким образом возместить обиду – Намджун провел всю ночь, думая об этом. В том, что ребенок его, он не сомневается ни на секунду. Просто чувствует это, не может объяснить даже себе, как именно, но чувствует. – Как он? – первое, что спрашивает Джин, и от того, насколько слабо звучит его голос, хочется лезть на стену. Слезы стекают по прозрачной коже лица омеги, и он медленно перемещает свободную от катетера руку на свой живот – Что я наделал?.. Я.. я мог… – С ним все хорошо, – Намджун перебивает его и перехватывает его руку. Сейчас она намного теплее, чем было несколько часов назад – Врачи позаботятся о нем. О вас обоих. И я позабочусь. Все будет хорошо, Джин, теперь все будет хорошо. – Как ты меня нашел? – Я всегда буду находить тебя. Твое место со мной. А мое – с тобой. Где бы ты ни был, я пойду за тобой. Но, правда, я больше не намерен тебя отпускать. Вас. Не намерен отпускать вас. – Ты не ненавидишь меня? – Я люблю тебя. – Я ненавижу себя, – Джин пытается вырвать руку, но ему для этого не хватает сил. И тогда он просто отворачивает голову. – Ты не знал… Ты справишься. Ты будешь сильным… – Намджун перемещает их ладони на живот омеги – Ради него. Он нуждается в тебе. Нуждается в нас.***
Когда Юнги покидает свою квартиру, на улицах как раз зажигаются фонари. Ему кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле, Хосок уехал от него чуть больше часа назад. Он тащит на плече дорожную сумку, которую до этого использовал всего один раз, когда сопровождал Намджуна на деловой встрече в Японии. Накидал в нее все, что посчитал первым необходимым – по сути, все что попадалось под руку, распил за этим занятием бутылку пива. Ни на минуту не остановился, чтобы обдумать. Думают те, кому есть, что терять. Останавливаются те, кому есть, что терять. Юнги терять нечего. Он ведь так и не сообразил план на следующий день. Пусть теперь этим займется Хосок, раз так хочет. А Хосок очень хочет – Юнги впервые видит его таким. Всю дорогу он убегает от идущих за ним по пятам мыслей, отказываясь от них, но как только машина останавливается рядом с домом альфы, те врезаются в него одним большим и жалким осознанием: он здесь, потому что хочет жить. Пока они рядом, Хосок не позволит ему умереть. Хосок спасет его от смерти, а со всем остальным он справится и сам. Альфы у себя не оказывается. Юнги благодарит вселенную за время успокоить сердце. Он разувается, бросает сумку на пол, стягивает с себя только куртку и скользит под одеяло. Закрывает глаза и гладит рукой простыни, холодные настолько, что от них мороз по коже бежит. Он решает, что уснет и отложит все разговоры до утра – к утру душа всегда обрастает слоем защиты. Юнги часто замещал это – убивать ночью намного легче, жертва будто сама дается в руки. Но ночь не щадит и его, и не проходит больше десяти минут, как раздается скрежет двери. Потом он слышит шаги, копошение, очень медленные и усталые шаги, потом все на несколько секунд резко затихает, и после снова шаги – быстрые, приближающиеся. Матрас проваливается под весом еще одного человека, от Хосока веет холодом, чужими сигаретами. Он ложится совсем близко, но не касается, а Юнги почему-то так сильно хочется, чтобы он его обнял. Притвориться спящим не получается. – Мне так страшно, – в тишине полушепот омеги отражается от стен. – Из-за чего? – Я боюсь того, что все снова разрушится. Все. Весь мир. – Этого не произойдет. – Нет, ты не понимаешь, – Юнги поворачивается на другой бок, лицом к альфе. В темноте получается видеть лишь силуэт. Хосок смотрит на полоток – Я чувствую это. Я всегда чувствовал. Перед каждым разом. Сначала все меняется медленно, день за днем, пока в один момент не произойдет это. То, что разрушит все. Все, что было в жизни, исчезает, превращается в пепел. Один лишь я остаюсь. Не знаю, почему. – Теперь с тобой буду я. Даже если что-то случится, ты не останешься один. – Все так говорят. А потом умирают. Исчезают. Бросают. – Я не исчезну. Ты же сам говорил – хоть я тогда и не хотел признавать – мы оба живем на руинах прошлого. Мы оба совершали ужасные вещи и продолжаем их совершать. Находимся в самом низу, но мы здесь короли. Мы выживаем и правим новым миром. А теперь мы будем вместе. Нам ничего не страшно. – А если… это и есть причина? Если это ты – тот, кто все разрушит? Юнги приподнимается и двигается поближе к альфе и кладет ладонь на его щеку. Убирает руку и ложится, положив голову ему на плечо и приобняв. Все, что он чувствует – это умиротворение, спокойствие безопасность, и это абсолютно противоположно тому, что он должен чувствовать. – Что если я должен бежать от тебя? – Я не причиню тебе боль. – А если причинишь?.. если сделаешь мне больно, я сделаю тебе во много раз больнее. Юнги чувствует пальцы альфы в своих волосах. Хосок осторожно касается, гладит по голове. Соглашается. – Хорошо.конец первой части