Останься со мной

      Уже несколько дней прошло с того памятного случая у Радужного моста, а Цинхуа всё никак не мог отойти от настигшего его потрясения. Он всё это время пребывал попеременно то в заботах, то в прострации, то в непрестанных раздумьях.       В тот день в их последнюю встречу, когда Мобэй-цзюнь ушёл, Цинхуа не помнил, сколько ещё так простоял. Но в какой-то момент он будто очнулся от наваждения, встряхнулся и, спешно собрав всё, что разбросано, окунулся было снова в работу. Попытался окунуться. Попытался убедить себя же, что произошедшее лишь плод его фантазий. Что неизбежно заставило его задавать себе мучительные вопросы и приходить к смущающему и шокирующему выводу о том, что демон ему… небезразличен. Причём смущающим здесь было то, что небезразличен он ему был именно как мужчина. И от этого становилось ужасно стыдно. Но всё это было не так страшно по сравнению с тем, чтобы признать, что произошедшее — реальность.       Шан Цинхуа удавалось почти три дня водить самого себя за нос, но всё же шило в мешке не утаить. Так и ему не удалось убедить себя в том, что это был просто сон, его же выдумка, как и весь этот мир вокруг в своё время. Ему было несвойственно изящно восседать, вдумчиво размышлять и копаться в деталях и мелочах картины, как тому же Шэнь Цинцю. Ему и впрямь нравилось писать, нравилось придумывать и продумывать своих персонажей, их мотивы и характеры, их истории. Но, к сожалению, пиши он всё, что вздумается и как хочется, ему было бы не выжить в своём мире. Не за это ему платили. А потому, написав очередной бессмысленный виток сюжета, он даже не запоминал, о чём он. Не запоминал названия, не запоминал малозначимых персонажей, не запоминал всё, что создал так легко и непринуждённо. В этом был он весь. Но только очутившись в своей же писанине и повстречавшись со своим любимым персонажем, Цинхуа понял, насколько влип.       А когда Мобэй-цзюнь так легко поцеловал заклинателя…       В общем, после этого случая с поцелуем Цинхуа пришлось о многом задуматься. О себе и Мобэе, об их отношениях, о том, что это вообще значит, как ему теперь вести себя и что вообще делать дальше.       То, что было в начале, — уж точно не предвещало ничего подобного! А потом… Что же пошло иначе? Что же пошло не так?       Он ведь просто пытался выжить!       Неужели то, что Шан Цинхуа спас ледяного демона от падения, так сильно поменяло к нему отношение последнего? Да, несомненно, тогда Мобэй явно стал к нему мягче. Но совсем не в этом смысле. О том же, почему сам Цинхуа тогда спас своего «мучителя», он отчего-то не слишком задумывался. Мол, ну детище же, создавал его, считай, исключительно из собственных представлений об идеальном. А тут вот так просто дать ему умереть? Ну уж нет!       Может, тот момент, когда демон привёл его на церемонию передачи силы? Да, бесспорно, это немало значило для Мобэя, и абы кого он бы точно не взял с собой в такую минуту. Но почему ледяной демон всё-таки вообще взял с собой Цинхуа? Ведь он должен был взять кого-то сильного и могущественного, кому смог бы без проблем доверить свою защиту в трудный час. Ведь Мобэй же знал, насколько беспомощным будет во время церемонии, так почему же он взял самого слабого заклинателя из пиковых лордов хребта Цанцюн? Уже здесь Цинхуа мысленно заходил в тупик, но попытался, как братец Огурец, всё-таки найти все «недочёты» и разобраться с ними. Хотя и был в этом не слишком-то хорош.       Тааак, что же было дальше? Лорд Аньдин сбежал. Да. И Мобэя это, должно быть, просто взбесило, ведь демон его так остервенело искал, чтобы отомстить. Хотя, найдя его, не причинил ни капли вреда, лишь привычно защитил от очередной угрозы и… Пообещал сделать лапшу. И сделал. Вот оно — переломный момент! Именно тогда, как понял заклинатель, его король был с ним мягче всего. Впервые настолько.       «Лапша», — было первое, что человек тогда ляпнул своему королю. Первое, что попросил у него. Первое, чего ему в тот момент по-настоящему хотелось от демона.       Сейчас он думал, а почему лапша? Почему именно она? Потому что он ел её в своём мире? Он вдруг серьёзно задумался над этим… И ответ его самого удивлял. Да, он любил лапшу в своём мире, но не то чтобы очень. Лапшу от Мобэя он захотел, как ни странно, только после встречи с этой влюблённой парочкой — Бинхэ и братцем Огурцом. Когда он понял, что его великий жеребец, сильный, грозный, способный возводить и рушить царства, делает что-то настолько простое и обыденное для любимого — Цинхуа стало банально завидно. Не из-за того, что эту божественную еду его главный герой готовит другому, а из-за того, что он тоже хотел бы, чтобы кто-то готовил для него. Специально и только для него.       «Возможно, кто-то столь же могущественный. Только красивее. В плаще и…» — на этом уточнении Цинхуа поспешил отвлечься, потому как перед мысленным взором встала картинка не абстрактного персонажа, а вполне даже конкретного ледяного демона. — «Нет! Чего это я? Я же… Я же не…» — его же мысли вгоняли лорда Аньдин в краску и сбивали с толку. Ну не мог же он так просто в своего персонажа… Как назло, именно в этот момент в голове всплыли воспоминания о больших и прохладных ладонях, так властно оглаживающих его тело, и таких холодных, но обжигающих губах, что так жадно целовали Цинхуа. Весь образ Мобэй-цзюня, изначально созданного идеальным, по мнению его создателя, конечно же, обретал какой-то совершенно иной смысл. Более жаркий, более близкий, более желанный, более…       — Цинхуа.       Услышав столь внезапно своё имя, заклинатель попросту подпрыгнул на месте, краснея до самых плеч. И смущала не столько внезапность, сколько то, чьим голосом было произнесено его имя. И стоило повернуть голову, как Шан Цинхуа убедился в том, что слух его не подводит. Это был его король, Мобэй-цзюнь. Как всегда, во всей своей непревзойдённой красоте и… с лапшой. Опять.       Теперь, после всего, о чём Цинхуа думал, после того, как этот самый божественно красивый демон его поцеловал, он начал иначе смотреть на каждый его жест, придавая всему совсем другое значение.       «Он продолжает делать для меня лапшу. Почему? Потому что я его попросил? Ради меня?» Отчего-то думать именно в таком ключе было волнительно. Руки потряхивало, внутри что-то переворачивалось и извивалось, хотелось то ли петь, то ли сбежать куда-то да побыстрее. Словом, в душе был полный кавардак. И демон уверенно принял это на свой счёт.       — Если ты не хочешь меня видеть — я уйду. Но поешь.       От таких слов у Цинхуа чуть было слёзы не выступили на глазах. Это было ли тем, что можно назвать заботой?       «Нет! Демоны же не могут быть такими нежными! Я им этого и близко не прописывал!» — сетовал про себя Цинхуа, но тут же он озаботился совсем другими словами демона.       — Уйдёшь? Почему ты думаешь, что я не хочу видеть Вас, мой король? Я, конечно, съем эту лапшу, но останьтесь… Пожалуйста, — путая обращения и отчаянно краснея от сказанных им самим же слов и от значения, которое им теперь невольно придавал, сбивчиво попросил заклинатель, надеясь, что демон поймёт его правильно. Когда и сам он себя не до конца понимал.       — Ты… — начал было Мобэй-цзюнь, изменившись в лице и делая шаг навстречу. Но почти сразу вспомнил про лапшу в своих руках и, осекшись, продолжил уже спокойнее, — ты хочешь, чтобы я остался?       — М-м, да. Я так и сказал, мой король.       — Тогда я останусь, — кивнул сам себе демон. — Лапша. Для тебя. — Подходя ближе к человеку, произнёс Мобэй-цзюнь, ставя миску, от которой ещё шёл пар, на стол перед заклинателем.       — Угу.       «Ааа! Да что же это за диалог такой?! Даже в «Пути гордого демона» я не писал более бессмысленных диалогов!» — про себя кричал Цинхуа, но наяву вёл себя, как невинная барышня, у которой украли первый поцелуй и теперь, похоже, хотят украсть и остальное. Хотя это и было не так. Барышней он не был.       Но опасения в остальном его не покидали. Хотя, может, он просто всё надумал себе, а на самом деле тот поцелуй для его короля ничего и не значил. Эта мысль больно кольнула внутри. Тогда ведь и переживать нет смысла!       «Быть с Мобэем друзьями — тоже, определённо, здорово!» — думал он, берясь за палочки и приступая к трапезе прямо так. — «Да, точно! Меня тоже совершенно не волнует этот поцелуй! Ха! Да у меня ещё сотня таких будет!» — но думать о сотне поцелуев с кем-то, кроме его демона, не хотелось. А хотелось продолжения.       «Нет!» — встряхнул он головой, отгоняя непрошенные и дикие мысли.       — Тебе не нравится?       — А? Нет, мой король! Это восхитительно, я…       Но его поток речи прервали, протянув руку и стирая капельки бульона, попавшие на щёки. И при этом смотрели так, словно сами хотели попробовать на вкус. Но совсем уже не лапшу. От этого жадного взгляда у Цинхуа засосало под ложечкой, а от такого простого касания покраснели щёки.       «Да что же это такое? Почему я так реагирую? Я… Что я чувствую к нему? Он давно перестал быть для меня просто господином, но и другом считать его всё сложнее, так что же это такое? Чёрт, как же я запутался!» — украдкой посмотрел он на своего короля и зажмурился от безысходности.       «Он снова выражает беззащитность и смотрит на меня странным взглядом. Возможно, он чего-то ждёт? Вот, даже зажмурился», — думал Мобэй. — «Возможно, он снова хочет поцелуя, но смущается попросить?»       «Так, Цинхуа, возьми себя в руки! Ничего Мобэй тебе не сделает! Подумаешь, поцеловал один раз, всего лишь! Он же, может быть… Просто случайно, в конце концов!» — отчаянно думал Цинхуа, даже не замечая, что противоречит сам себе. Мысли путались, сталкивались друг с другом и снова весело разбегались в стороны. Но ничто не может длиться вечно. — «Пора уже открыть глаза», — и стоило заклинателю это сделать, как он столкнулся взглядом с невероятными сияющими синими, как чистые льды Северного царства, глазами настолько близко, что перехватило дыхание. Или это было от того, что губы Мобэй-цзюня уверенно прижимались к его собственным?       «Стоп! Что?!» — в лёгкой панике подумал Шан Цинхуа. — «Как это понимать? Почему Мобэй меня целует? Опять?!» — только вот вместо того, чтобы оттолкнуть демона, мужчина просто стоял и ждал непонятно чего. Сердце невольно билось в самом горле, но когда демон настойчиво углубил поцелуй, Цинхуа упёрся руками ему в грудь.       «Ааа! Я же не умею целоваться! Что мне делать?! Нет! Стоп! Почему это я должен что-то делать? Почему он не прекращает?!» — сам не мог определиться со своими чувствами человек. Но тут Мобэй вновь решил всё сам. Углубив поцелуй, он снова властно хозяйничал во рту заклинателя, не обращая ни малейшего внимания на какое-то сопротивление со стороны последнего. Нет, ну правда, неужели какие-то толкания или писки можно считать за сопротивление?       Мобэй позволил себе на этот раз немного больше. Он проводил языком по сочным губам, ещё сохранившим привкус лапши, что демон приготовил, и снова проникал в рот, играясь с языком заклинателя, норовя прикусить и снова искусать едва затянувшиеся ранки на губах. Он хотел пометить Шан Цинхуа везде. Он гладил его шею, волосы, плечи, и наконец сжимал ягодицы.       «Не зря он столько бегает по поручениям своей школы», — отрешённо подумал демон, одновременно сжимая бёдра и утыкаясь носом в шею Цинхуа, жарко выдыхая.       — Аах!       «Что это было, демоны меня подери?!» — подумал заклинатель, тут же затыкаясь и на всякий случай приставляя ладонь ко рту, другой же продолжая сжимать плечо демона, так крепко прижимающегося к нему. Лорд Аньдин вообще слабо представлял, что способен издавать подобные звуки. Тем более от простого дыхания на своей коже. Но шея оказалось неожиданно чувствительным местом.       «Ясно. Шея — слабое место. Как удачно», — подумал Мобэй-цзюнь и тут же, немного повернув голову, носом провёл по такой уязвимой точке заклинателя, вдыхая его запах. Он всё-таки не удержался и укусил. После чего демон имел удовольствие почувствовать дрожь, что прошибла всё тело его человека.       Что было дальше, Цинхуа потом будет просто стыдно вспоминать. Его гладили, сжимали, натурально тискали, как плюшевую игрушку, но при этом без конца кусали, целовали до головокружения. Но самое страшное — ему нравилось. И он реагировал на каждое движение, каждый укус и поцелуй.       «Какой же он отзывчивый и милый. Я его хочу», — думал демон, жарко целуя заклинателя, неконтролируемо рыча в поцелуй и прижимая его при этом ещё немного ближе, хотя и до этого пространства между ними не оставалось.       «Ой-ей, кажись, и впрямь сейчас подерут…» — в ужасе подумал Цинхуа, вдруг почувствовав нечто крайне пугающих размеров, упирающееся ему прямо в живот. — «Да этой штукой и убить можно! Никакого льда не надо! Просто показать врагам ЭТО и…» — судорожно думал паникующий Цинхуа, отрезвлённый ужасающими размерами своего короля. И тот, почувствовав, что от него пытаются отстраниться, понял, что что-то не так.       — Если ты не хочешь продолжения, — хрипло и медленно проговорил демон, — останови меня.       «Ха! Как будто кто-то из людей способен на подобное! А Ло Бинхэ я здесь что-то не вижу!» — истерически думал человек, размышляя, есть ли у него хоть какой-то шанс остановить сейчас явно возбуждённого демона. Не то чтобы он сам некоторое время назад не был возбуждён, что Цинхуа пришлось с некоторым стыдом признать, но осознание размеров демона существенно остудило пыл!       «Ну что, что я могу?! А что, если я ему откажу, и он… Нет! Может, он просто найдёт кого-то другого», — от последней мысли, вопреки ожиданиям, на глаза стали наворачиваться слёзы. — «Что? Что же мне делать? Я не хочу. Я не хочу…» — отчаянно думал Шан Цинхуа и, сам не замечая того, произнёс вслух:       — Я не хочу…       Демон немедленно замер. Он не раз видел слёзы на лице своего человека и часто сам становился их причиной. Но в этот раз он впервые почувствовал себя демоном, настоящим чудовищем. По горлу разлилась горечь. Он причинил вред тому, кого так долго защищал, кого хотел беречь ещё долго и очень долго. Мобэй-цзюню было противно от самого себя. Он отпустил Цинхуа и уже повернулся уходить, пока не поздно. И в этот момент, казалось, очнувшийся от наваждения человек схватил его за руку.       — М-мой король! Куда вы?       Только взглянув на него сейчас со стороны, ледяной демон тяжело сглотнул.       «Цинхуа! Ну почему ты именно сейчас так выглядишь?!»       А взглянуть было на что… Наполовину растрепавшиеся волосы, спёртое дыхание, влажные глаза, жаркий румянец на щеках, съехавшее одеяние, открывавшее прекрасный вид на отметины на плечах и шее. И всё это сделал он, Мобэй. А мог бы сделать и ещё больше! Но сейчас было не до этого.       — Ты не хочешь.       — А? Но… Мой король, я… Я не… — заклинатель не знал, как выразить все свои чувства и ощущения в этот момент. Тем более когда и сам не понимал их до конца. Поэтому решил сказать первое, что пришло в голову.       — Я раньше никогда не целовался. Но мне понравилось с Вами. Вот.       — Тогда…       — Мой король, простите, но я не могу так. Скажите, что значат эти поцелуи? Почему…? — так и не сумев довести мысль до конца, Цинхуа оставил вопросы, как есть, тем самым вводя в замешательство уже демона.       — Так ты… не понимаешь? — осторожно уточнили у него.       — Нет?       Озвучить свои чувства оказалось неожиданно тяжело. Пауза затягивалась, и лорд Аньдин уже начинал нервничать и бояться, что услышанное ему очень не понравится. В итоге сердце его не выдержало, и он выпалил, проглотив ком в горле и смущённо прикрываясь. Он чувствовал себя грязным и использованным.       — Мой король, у людей не принято заниматься такими вещами просто так, для этого у нас есть бордели.       Сперва глаза Мобэя округлились, ведь он попросту не понимал, к чему была сказана эта фраза. Но когда понял, то глаза и метка засияли синим, громкий рык непроизвольно вырвался из груди, а окружающее пространство покрылось инеем.       — Что?!       — М-мой король, прошу Вас…       — Ты думаешь, я с кем угодно бы решился сделать подобное?!       — Нет! Ну, а что мне ещё думать?! — вдруг разозлился уже Цинхуа. — Сперва мы были господином и слугой, затем приятелями и даже друзьями, как мне показалось, а потом вы меня целуете, кусаете и… И я вообще ничего не понимаю!       «Ах, вот оно что… Неужели он всё ещё ничего так и не понял?»       — Но ты же сам сказал, что первый шаг — это поцелуй, — почти обиженно по-детски возразили человеку.       — Я?       — Да! Когда я тебя спросил недавно!       — А! Погоди-ка, но это же было в рассказе…       — Который ты сам и написал!       На это несчастному автору возразить было нечего. Но ощущение какой-то неправильности всё же не покидало. Он, кажется, начал понимать демона, но уж больно это было непохоже на правду. Так что он решил сразу уточнить, пока его измышления не зашли слишком далеко.       — Так этот поцелуй значил…       — Я хочу быть с тобой, — упрямо сказали за Цинхуа, словно тот желал оспорить какую-то несусветно правильную истину, и его нужно было обязательно поправить.       Эти слова, этот тон, этот взгляд, поза, весь вид демона — всё говорило о решимости. Это одновременно было милым и пугало. Но страшнее всего, что Цинхуа смотрел на свой идеал и понимал, что деваться ему некуда. По большому счёту, выбора у него изначально-то и не было.       «Я сдаюсь», — с мысленным смешком подумал заклинатель, не понимая, что на самом деле сдался уже давно. Но отвёл взгляд, пытаясь скрыть все чувства, что сейчас кипели внутри, и заодно покрытые румянцем щёки. Вслух Цинхуа произнёс лишь:       — Я… понял.