* * *
Шухуа с утра была собранной и сосредоточенной: сегодня вместо четвёртой пары она пойдёт оценивать сочинения, притворяться умной и помогать пробиться талантам чуть выше, чем обычным студентам. Девушка обладала тонкой и чувственной натурой, потому без проблем могла отличить хорошее сочинение от плохого. Натура была настолько тонкой, что вчера вечером она потратила всё средство и все свои слёзы для того, чтобы отмыть одно-единственное предательское пятно, из-за которого потом валялась в кровати и посылала одно за другим проклятие Юнги. Она его ненавидела, презирала, а ещё больше она ненавидела своих родителей, что заступились не за свою дочь, а за насильника, говорили, что это угодно Богу, а самой Шухуа? Она до сих пор помнила ту боль унижения, когда мать назвала её неблагодарной дочерью и устроила такой разнос, что опустились руки и захотелось самолично отречься от собственных родителей. Жаль, что родителей не выбирают. Хосок тонко чувствующей натурой не являлся, но его тоже определили как жюри, а всё дело было в том, что там выступала девушка, которой он нравился, и она не могла пропустить возможность покрасоваться. Шухуа, услышав такое, только улыбнулась и подумала, что это просто шутка, но на самом деле было не до смеха — та девчонка посылала такие пламенные взгляды Чону, что чуть не подожгла стол, за которым он сидел. — Я же говорил, — пожал плечами парень. — Ты вообще когда меня в последний раз ловила на лжи, солнце? — Уж и не помню, — вздохнула Е, прикрывшись листочком. Всего было десять человек, которые рискнули показать своё творчество людям, которые вроде как не должны их засмеять, но жюри, освобождённые от нудных лекций, всё равно хихикали о своём и не воспринимали литературный кружок как серьёзное учреждение. — Так, первокурсник Чону, выходите, — кашлянул в микрофон Хосок, а потом широко зевнул. Благо, Шухуа успела убрать от него устройство. Чону был щуплым парнем, которого только-только выпустили из школы, и он стеснялся читать рукопись. Более старшие товарищи подбодрили его, и молодой человек, заручившись так необходимой ему сейчас поддержкой, вздохнул. Шухуа завороженно его слушала, еле-еле не прослезилась и всё же не удержалась — в конце спряталась за листок, понимая, что если не отведёт глаза, то расплачется. «Недавно в одном интерне-источнике я вычитал, что саудаде — это сложное сочетание светлой печали, ностальгии по утраченному, тоски по неосуществимому и ощущения от невозвратимой утраты чего-либо дорогого сердцу, однако не воспринимающееся как негативное явление, а несущее в себе оттенок благородной светлой романтики и ассоциирующееся с очищающей душу несчастной любовью. Странное определение, не так ли? Но я понял кое-что. Да, я печалюсь о том, что ты уехала, я тоскую, жалею, что ни разу не смог тебя поцеловать и пригласить на настоящее свидание, чувствую, что утратил тебя навсегда и безвозвратно. Но вместе с тем я не готов локти грызть, что тебя нет рядом, потому что осознаю — ты моя первая и, увы, несчастная любовь. Чон Саран, ты моё саудаде и навсегда останешься в моём сердце». Эти строки настолько сильно тронули Шухуа, что она первая взяла микрофон, не делясь им ни с кем, и произнесла: — Чону, у тебя получилось очень чувственное письмо к этой девушке, Чон Саран. Если ты продолжишь в том же духе, то, думаю, будешь лучшим не только на своём курсе, но и во всём университете в целом. Можно нескромный вопрос? — В чём он заключается? — серьёзно спросил юноша, гордый похвалой красивой студентки. — Ты влюблялся раньше? — Чону подумал и немного смущённо кивнул. — Ясно. Потому получилось так проникновенно. Что ж, я закончила. Большинство сочинений у Шухуа были оценены средне, она выделила несколько несомненно хороших, а также уползла под стол из-за настолько отвратительной писанины, что хотелось дать этим писакам подзатыльники, чтобы не марали бумагу зря. Если бы она употребляла алкоголь, будучи при этом такой же тонкой натурой, то сегодня бы вскрыла бутылочку и выпила за здоровье своих бедных ушей. — Два последних были ужасны, — покачал головой Хосок, когда они расходились. — Если это наши будущие отечественные писатели, то я вообще перестану воспринимать корейскую литературу, и она никогда не выйдет на мировой рынок так же обширно, как американская или русская. — Надеюсь, твои предсказания не сбудутся, — покачала головой Шухуа, а на выходе наткнулась на человека, о котором в последнее время слишком часто думал Чонгук. Пак Чимин шёл, зевая, по коридору: он думал о том, как сегодня будет выкручиваться перед своим другом, которого здорово подставил. Ему следовало поступить как мужчине и просто отменить бой, а не разыгрывать комедию ради собственной выгоды и попытки хорошо подзаработать. Было от самого себя противно, но когда деньги сами идут в руки, можно закрыть глаза на дружбу. Шухуа немного спряталась за спину Хосока, и молодой человек прошёл мимо, совершенно не заметив её. Ей подсознательно не хотелось пересекаться с ним — слишком напоминал Юнги, особенно когда шёл куда-то и глядел задумчиво вдаль. Такой человек мог и ударить, и сделать всё, что угодно, особенно то, от чего у девушки скручивалось всё в животе. — Ты чего? — Чон кашлянул и вдруг рассмеялся. — Ты так странно себя ведёшь, что мне кажется, что ты запала то ли на Чонгука, то ли на Чимина, то на обоих сразу, и из-за этого тебе стыдно. — Да ну тебя, — Шухуа поправила волосы. — Просто немного уступила ему дорогу, коридор не резиновый. — Как знаешь, Шу. Но всё же будь с Чимином осторожнее, раз на него запала, — Хо был, как всегда, весёлым, даже предупреждал об опасности весело, в своей обычной шутливой манере. — И в чём же заключается эта самая опасность, раз мне нужно с ним быть осторожнее? Молодые люди шли вперёд, порой здороваясь со знакомыми, которые отсидели последнюю лекцию на сегодня и шли с достаточно кислыми минами. Хосок переписывался с Суджин, что было видно по нику, а Шухуа терпеливо ждала ответа на вопрос. — Да поговаривают, что он подпольные бои устраивает, да не собачьи или петушиные, чтобы так, позабавиться, а буквально натравляет друг на друга людей, собирает ставки, а потом забирает деньги, — пожал плечами Чон. — Конечно, все студенты вертятся как знают, но я бы, будь я девушкой, сто раз подумал, прежде чем после таких слухов или обвинений западать на столь опасного человека. Е задумалась и даже остановилась посреди коридора, потеряв из вида друга и надеясь, что он поймёт, что в толпе невысокая девушка не то что найти кого-то — определить стороны света не сможет. Раз Чимин занимался подпольными боями, то, может, Чонгук что-то об этом знал? Сердце дёрнулось, будто взывая к мозгу. Опасно в такое впутываться, но Шухуа заинтересовалась и готова была терзать вопросами Чона, но на неё налетели сзади и не дали даже мобильника достать, чтобы послать сообщение. — А ну признавайся, с кем вчера было свидание, я же от тебя не отстану! — голос узнан сразу, ведь это была никто иная, как Минни Ниша. Шухуа вздохнула. Она явно ещё нескоро побеседует с Чонгуком.Глава 9
2 октября 2021 г. в 13:23
Шухуа очень долго переваривала слова Минни Ниши, которая не могла успокоиться в туалете ещё минут пять. После этого, умывшись и смыв с лица всю косметику, девушка выпорхнула в коридор, а Шу покачала головой — чувствовала, что всё, что задумала её подруга, добром не кончится.
«Я хочу ему признаться и предложить встречаться», — было трудно не раскрыть рот на эту реплику, а отговорить от задумки — тем более. Минни не слушала трезвых доводов, потому что была слишком одухотворена общей тайной, а потом успокоилась.
«Что Минни взбредёт в голову, то не выйдет», — подумала про себя Шу, заплетая волосы по-новому.
Девушка не могла смотреть на Нам Джуна, который явно не знал, что его подруга по клубу готова каждому шкуру содрать за слово против своего кумира, а Минни только и делала, что совещалась с ним по поводу разных книг, спрашивала совета, а потом говорила, что из них вышла бы замечательная команда, чтобы написать сочинение и отправить его на конкурс.
— Ой, кстати, завтра же конкурс сочинений! — девушка засуетилась и обратила весь свой взор к Шу, которая прикрывалась «Гоблином», дочитывая буквально последние страницы. — Шухуа, тебя же добавили в беседу? Ввели в курс дела? А то я не поинтересовалась даже…
— Да, всё в порядке, всё понятно, — коротко ответила Е.
После прочтения «Гоблина» стало грустно, потому Шу решила как-нибудь выделить несколько вечеров для просмотра дорамы, чтобы найти ответы на интересующие вопросы. Она вернула книгу Минни Нише и решила собираться, чтобы поехать — хотелось не заставлять Чонгука ждать, да и надо порефлексировать на тему совместимости Нам Джуна и старосты её группы.
— Уже уходишь? — немного расстроенно спросила Миён, оторвавшись как от кормления панкейками Тэхёна, так и от «Анны Карениной». — А нас подождёшь?
— Извините, меня просто ждут внизу, — Е немного смущённо поклонилась, одновременно с этим списываясь с Чонгуком и радостно ему объявляя, что она закончила.
— Шухуа, у тебя свиданка?! — взвизгнула Йонтарарак, но дверь за студенткой уже закрылась, а сама девушка бежала к лестнице.
Проходя мимо господина Сона, сидящего на вахте, Шу улыбнулась и чуть не столкнулась лоб в лоб с Чонгуком, к которому так спешила. В ней что-то поменялось по отношению к нему, незаметно, но девушке нравилось это чувство, хотя, одновременно с этим, всё горело огнём и просило отойти от столь заметного парня.
— Пойдём? — с языка чуть не сорвалось «домой», но парочка бы не удивилась слетевшим с губ словам. Что-то между ними однозначно витало.
Чонгук пообещал себе, что будет провожать эту замечательную девушку домой каждый день, потому что она вселяла в него необходимый позитив, а завтра вообще планировался достаточно тяжёлый день — Чимин просто взял и запихнул его на новый бой. Обещал же, что будет передышка в две недели, но нет, пять дней Пак протянул без новых «карманных» денег и чувства, что ему опять придётся чуть ли не набивать рожу другу, чтобы он успокоился и перестал вести себя как грёбаный Халк.
— Я завтра не смогу тебя проводить — мне надо на работу, — отчаянно лгал, но ложь выглядела убедительно, и Шухуа кивнула — ладно, она сама дойдёт до автобусной станции, купит билет, доедет до нужной остановки и подойдёт к дому. Она не несамостоятельная маленькая девочка, но всё же общество университетского выпускника ей очень льстило.
— Желаю удачи, — от всей души пожелала Е, не зная, что эти слова Чон сохранит в собственном сердце.
Его очень сильно сдерживал поводок, который не позволял рассказывать о подпольных боях, — нельзя обратиться в больницу и получить хорошую врачебную помощь, в полицию тоже не заявишься, потому что слишком большие деньги и очень важные люди во всём этом замешаны, и Чон поступал как мужчина — молчал в тряпочку, не говоря ничего и никому, не жалуясь и самостоятельно даже вправляя вывихи.
— Да чего там, — смутился Чонгук, почесав голову. — Можно оплатить твой проезд?
— Если тебе не жалко денег.
Шухуа была польщена таким вниманием и прошла мимо водителя, позволив оплатить проезд молодому человеку, что даже помог ей усесться на свободное место после того, как автобус тронулся с места. Чон присел рядом, но не находил себе места — ему хотелось быть как можно ближе к красивой девушке, у которой сегодня завтракал, но также ему хотелось оказаться как можно дальше от неё. Он допускал мысль, что она его заинтересовала, но вскоре с чистым сердцем принял тот факт, что влюбился в столь красивое и непорочное существо, которого даже касаться было страшно.
— Я тут хотел спросить… — Чонгук прочистил горло, как бы намереваясь задать животрепещущий вопрос о пятне у самого пола, а потом собрал всё своё мужество. — Ты же часто готовишь?
— Да, конечно, — пожала девушка. — Человек, который сам себя обеспечивает и живёт один, должен быть готов к тому, чтобы на себя готовить, а вдруг кто зайдёт проведать или вечером придёшь с работы уставший?
— Понятно, — юноша немного помолчал. — Просто я увидел у тебя на кухне пятно почти у самого пола, тёмное. Видимо, ты так задумываешься, что даже не замечаешь, что у тебя всё летит на пол.
Это была шутка, конечно же, немного колкая и обидная, но Шухуа замерла, будто увидела прямо перед собой огромную мышь, но Чонгук не знал, почему девушка сжала кулаки и начала судорожно дышать. Голова закружилась, потому что Е поняла, что убрала не всё, а случайный гость заметил то, что не должен был видеть.
Внутри всё оборвалось, хлынули воспоминания, и кружевной воротник начал настолько сильно душить, что Шу поправила его, но воздух всё не шёл.
— Шухуа? — голос Чона отрезвил, но ненамного — лишь напомнил, что нельзя подаваться панике в общественных местах, потому что там никто не поможет. — Эй!
Не зная, что делать, молодой мужчина осторожно притянул к себе девушку, позволяя ей спрятать испуганное лицо на своей груди. В салоне было необычайно тихо, и Чонгук начал говорить с Шу, не зная, что вообще делать в таких ситуациях. Помогал как знал.
— Всё хорошо, — пальцы вцепились в куртку молодого человека, и девушка с покрасневшими щеками слегка оттолкнулась, дабы доказать, что паника прошла и больше ни в чьей помощи она не нуждалась. — Спасибо. Это всего лишь пятнышко от соуса, я обязательно найду его и уберу. Молодец, что заметил, я действительно плохая хозяйка, раз свою кухню не могу содержать в порядке.
Чонгук прикусил язык и решил, что в следующий раз будет держать рот на замке. Если Шу так пугалась из-за одного упоминания о пятнах, то задевать эту тему точно не стоило, а то ещё набросится с кулаками, а такой реакции от хрупкой девушки уж точно не ждёшь.
— Спасибо, что проводил, — голос Шу был холоден, она находилась в своих мыслях и никого в них не посвящала. — Завтра с утра не приходи, хорошо?
— Шухуа… — студент сделал попытку прикоснуться к девушке, но она не позволила, упорхнув из его рук, как птица.
— Спокойной ночи, Чон Чонгук. Спи сладко, выпей на ночь молока с мёдом.
Он сильно проштрафился и явно с этого момента потерял с трудом заслуженное доверие. Чёрт.