Этой ночью, Восстав из могилы, отправься на прогулку В одиночку И разрушь ворота кладбища В платье, которое ненавидит твой муж.
© My Chemical Romance «Cemetery Drive»
…За грёбанные двести долларов… В то утро Нора Смит читала свежую газету, попивая крепкий кофе, пока её муж завтракал и каждую секунду смотрел на часы, словно ожидал увидеть в них что-то новое. — Вот нельзя было разбудить меня? — ворчал он. — Мало того, что сегодня проспал на двадцать минут, так ещё и перепил вчера. Мужчина раздражённо доедал кусок мяса, а Нора, кажется, даже не замечала его слов. Как и обычно после работы он вернётся уже в хорошем настроении и забудет о том, что проспал будильник. Это повторялось каждую неделю, и женщина уже потеряла надежду на разговоры. Поседеть раньше времени не входило в её планы на жизнь. — Не молчи, женщина! — Что ты хочешь услышать от меня? — наконец отвлеклась Нора от газеты и дала мужу требуемое им внимание. Она кинула в кофе ещё один кубик сахара и медленно размешала ложкой. — У меня выходной, ты же знаешь. Я хотела, наконец, выспаться сегодня, а не вставать в рань несусветную, чтобы разбудить тебя, ненаглядного. Мог бы и не выжирать вторую бутылку, если так боишься опаздывать, — с поразительной выдержкой сказала она. Опять одно и то же! Во время очередной стычки родителей Рейджи был в своей комнате и прихорашивался перед выходом в свет. В то утро он решил надеть фрак и жилет, которые сшил совсем недавно, но не надевал ещё ни разу. Никаких поводов для этого, как считал подросток, не было. Он осматривал себя в зеркале и любовался на новые бархатные вещи. С каждой секундой он всё больше убеждался, что эта одежда — лучшее, что он создал в своей жизни. Но как только отошёл от зеркала, Рейджи сразу же подумал, что в них наверняка много недостатков, которые он увидит на какой-нибудь фотографии только через пару лет. Оставалось только молиться, что окружающие не заметят неровных швов или торчащих ниточек, если таковые имелись. Он расчесал длинные волосы, выкрашенные в чёрный цвет, полюбовался единственной серой прядью, небрежно заплёл косу. С волосами он не научился обращаться так же умело, как с тканью и нитками, но никогда не жаловался на это, в отличие от родителей, уже который год уговаривающих его подстричься. Но Рейджи ещё ни разу не был в парикмахерской после бесконечных недовольных высказываний. Кто-кто, а шестнадцатилетний Рейджи был твёрдо уверен в своей позиции — его Родители не заслуживают ни послушания, ни человеческого уважения, хотя последнее он всё же проявлял, воспитание не позволяло этого не делать. …за грёбанные двести долларов… Рейджи спустился по лестнице под очередную оглушающую утреннюю беседу двух любящих людей. Теребя косу, он подумал: как жаль, что наушники сломались. С каждым новым разом слушать бессмысленные, как ему казалось, ссоры родителей, было ещё более невыносимо. Каждый раз крики, страх, что сейчас кто-то начнёт драку, надоедали всё больше и больше. Неужели им нечем заняться? — спрашивал себя парень, единственные романтические отношения которого закончились два года назад, а новые так и не маячили на горизонте. Парень зашёл на кухню, но и это не заставило Зака Смита прекратить высказывать жене претензии. — Доброе утро, — начал Рейджи. Он заговорил громко, и это заставило отца замолчать и повернуться. Мать же улыбнулась. — Мама, мне нужна твоя машина. Не успела Нора сообразить, как муж задал все вопросы за неё. — Куда это ты собрался? Опять бухать с дружками? — раздражённо спросил Зак. — С кем, прости? — спросил Рейджи, хмуря лицо. Что Рейджи и нравилось в подозрениях своего отца, так это то, что тот был явным оптимистом. Хоть где-то, пусть и в чьих-то больных фантазиях, у Рейджи счастливая подростковая жизнь. Друзья, выпивка, подружки в бассейне в доме богатого школьного друга… Но Рейджи никогда даже не представлял себя среди всего этого. Такая жизнь была везде и словно нарочно обходила его как физически, так и не пролезала в голову. Была ли она у других людей на самом деле? Наш мальчик даже не задавался этим вопросом. Однако друзья подростку часто снились. Иногда лица были незнакомы, иногда ими были какие-то люди из школы, не все имена он знал. Но в измученных грёзах он был больше не один. Каждую ночь в его жизни появлялся человек, который выслушивающий его, делящийся личными переживаниями. — Скажи, — начал Зак, словно проигнорировал вопрос сына, — ты поехал в парикмахерскую или солярий? Если так, то я дам тебе деньги сам. — Зак! — рявкнула Нора. Теперь и мать перешла в режим раздражения. — Ты уже достал! Доедай и проваливай! — А что, я не прав? Ты посмотри на него, тебе не надоело представлять, что он живой? Рейджи осмотрел бледные руки, не знакомые с загаром, и в очередной раз принялся теребить мягкие чёрные волосы. И чем такая изящная красота помешала отцу? — А можно мне просто немного денег без всяких оснований? — наконец попросил Рейджи. — У меня закончились карманные. — Пока нет, только на бензин. С деньгами напряг. С деньгами напряг? — подумал Рейджи. — А как же сэкономленные двести долларов? — Бери, — разрешила мама. — Зак, ты дашь ему денег, и это не обсуждается. Ещё добавь на еду, пусть заедет в магазин и купит продуктов, а я устрою себе настоящий выходной. Отец что-то проворчал, но Рейджи не обратил на это внимание. Мама вызывала больше интереса, чем вечно недовольный папа. Она уже два года не высказывала своё мнение по поводу внешности и замкнутости Рейджи, почти не упрякала его и много улыбалась. Рейджи, благодарный ей за отсутствие нервотрёпки, часто задавался уймой вопросов, но ещё ни разу не решился хоть один из них спросить напрямую. Он вбил себе в голову одну мысль: мама пытается искупить вину за «двести долларов», но даже об этом не мог подумать без назойливых «а что если?..» В конце концов, мать ведь просто может искренне любить своё дитя. И могут ведь люди исправлять свои ошибки? Взяв ключи и деньги, Рейджи вышел на улицу, где стояла машина матери, и вдохнул свежего воздуха, ощущения полной свободы. Здесь нет громких криков, пустых ссор и надоедливых намёков на то, что ему уже давно пора «стать мужчиной»: отрезать волосы, перестать избегать солнца и, наконец, завести друзей. Первые два пункта выполнишь — третий сам подтянется, — уверял Зак. Рейджи бился с ним как мог, объяснял, что это так не работает, но в этой семье всегда был глава. Парень сел за руль и долго не решался завести машину. Каждый раз, выходя из дома, Рейджи грустно смотрел на роскошный дом напротив. Когда-то там жила его любовь, сейчас — неизвестная семья с тремя маленькими детьми. Из-за этих любителей прогуляться Рейджи никогда не засыпал вовремя. Младенцы-близняшки орали в три горла каждая, а трёхлетний сын бегал по газону и трассе, играя с машинками, и постоянно кричал родителям «ПОСМОТРИТЕ, КАК Я МОГУ, ПОСМОТРИТЕ». И всё это происходило поздним вечером, а иногда и в первом часу ночи. Рейджи никогда так не жалел, что поселился в комнате, окна которой выходят на дорогу. Раньше он был этому просто благодарен, ведь в том доме жила его возлюбленная. Ночью эти двое часто просто смотрели друг на друга, отправляли воздушные поцелуи, а иногда, когда у обоих родители крепко спали, общались по телефону, любуясь друг другом. Всё закончилось два года назад, шли дни, месяцы, сезоны приходили один за другим, но все эти прекрасные воспоминания словно и не были воспоминаниями вовсе. Рейджи до сих пор подходил к окну в десять часов вечера, проверял телефон в надежде, что Урсула вспомнит о нём. Кажется, это было только вчера. — Двести долларов, — произнёс он, когда его бросило в дрожь. — За грёбанные двести долларов! Он выехал на дорогу. Когда он включал навигатор и вбивал дорогу на кладбище, его руки тряслись. Этот человек был прав, — подумал Рейджи и мгновенно проверил заднее сидение на наличие шпиона. И где же Урсула? Почему она до сих пор не написала ему? Куда её семья переехала и почему сама Урсула ничего не сказала об этом? Какую роль грёбанные двести долларов вообще играли в тот день? Ответ не лежал на поверхности, а потому Рейджи отбрасывал все тревожные мысли. Сейчас важно не отвлекаться и не сделать поездку на кладбище чем-то ироничным. Он ехал по той дороге, по которой его возлюбленная когда-то покинула этот город вместе с отцом, но ехал в место, в которое ещё неделю назад не решился бы сходить без повода. Идея посетить это место уже давно засела в его голове — многие ребята из его предполагаемой тусовки посещали кладбище просто так, чтобы отдохнуть. Чем же он хуже? Но трусость не давала ему уйти из дома и просто посетить кладбище: что если родители узнают? Отец из-за одной только внешности был зол на Рейджи, а что будет, когда выяснится, что его сын спокойно гулял по кладбищу, никого не оплакивая? Слишком много стереотипов ходило вокруг людей в чёрном в этом месте: поедание младенцев и котят, ритуалы с кровью, питьё крови, секс на могилах с живыми и мёртвыми и многое другое, о чём Рейджи читал, когда искал статьи о кладбищах и их посетителях. Его интересовали возможные обвинения, если его всё же раскроют и узнают, что он был там. Ни одно из них не было хотя бы немного адекватным. Рейджи не хотел резать вены, его это не привлекало, не хотел проводить никаких ритуалов, как минимум потому, что он не знал ни одного из них. Секс с мёртвыми ему тем более не сдался, больным человеком он себя не считал, с живыми — не с кем, а даже если и было бы, на кладбище нет столь удобного места для таких дел. Тишина и покой — вот те вещи, которые привлекали нашего героя. Даже если живые люди и посещают кладбища, они не кричат, не многословят. Они делают всё тихо, даже рыдают так, словно оплакивают убитого комара. Неужели нужно умереть, чтобы люди вокруг тебя перестали кричать? — подумал Рейджи и тяжело вздохнул. С каждой новой идеей сходить на кладбище он чувствовал, что вот-вот наберётся смелости и уедет туда после школы, или воскресным утром. Но и утро субботы в итоге подошло для этого идеально. Рейджи чувствовал, что для такого решения ему не хватает какого-то толчка извне. Чего-то, что могло бы расшевелить его, заставить идти наперекор себе и своему страху. К сожалению, одного желания для этого было мало. Хотя, казалось бы, можно соврать насчёт того, что у Рейджи появился друг, у которого кто-то умер, но эта мысль слишком быстро показалась ему наивной. Для того, чтобы родители поверили, действительно нужен какой-то друг или приятель. Но Рейджи общался с людьми только в том случае, когда этого требовала школа. И вчера в этой самой школе появился очередной человек, приметивший Рейджи. Несмотря на его непопулярность, незамеченным он не оставался из-за внешнего вида, и, пока дело не доходило до смешков или оскорблений, а иногда просто странных комментариев, его это вполне устраивало. И вчера как раз был такой случай, когда человек мог бы промолчать, но не стал. Рейджи, анализирующий всё это, удивился, когда и сам понял, что если бы не этот не самый приятный тип, он бы не решился. Вот этот самый толчок извне. — Парень, ты же тот самый, который слушает Мэрилина Мэнсона и спит на могиле? Как бы сильно Рейджи не хотел ударить этого человека вчера, и как он уже благодарил его за его длинный язык вечером, когда узнал, что у матери завтра выходной день и она никуда не торопится уезжать утром, а он вполне может взять её машину, если женщина будет в настроении. Конечно, после прогулки по кладбищу ему всё ещё нужно будет заехать в супермаркет и придумать такую отговорку, чтобы оба родителя поверили в его обычную прогулку в парке. Может, стоит придумать себе друга? Но в данный момент, выйдя из машины и встав перед чугунными воротами, над которыми красовалась надпись КЛАДБИЩЕ, смотря на серое небо, казавшееся тяжёлым и угнетающим, Рейджи каждой клеточкой своего тела чувствовал счастье. Он широко улыбался, и уже не желал оглядываться назад.