Не нужна

Морозный воздух, сочившийся из открытого окна, противно обволакивал тело, заставляя табун мурашек проноситься под кожей. Кутаюсь в холодное одеяло, давая себе очередные пять минут на подъем, потому что несмотря на все сердечные дела, работу никто не отменял. После разборок с Чонгуком, поспать мне удалось, от силы, часа три, потому что непрекращающийся поток слез водопадом стекал по моим щекам, а истерика, которую я так тщательно запечатывала внутри все это время, вырвалась наружу. Шатен не пытался успокоить, не ломился в двери со словами раскаяния, даже не остался рядом, он просто собрался, громко хлопнул входной дверью и уехал, оставляя меня одну. Снова Размышлять о том, куда именно направился парень никогда не было смысла, потому что дорога у него одна — к той, которая не устраивает скандалы, а только наоборот, сглаживает все неровные углы, доставляя удовольствие телу и, наверное, душе. К чёртовой Пак ХëСон. Еще в самом начале наших отношений, если можно так выразиться, я тоже старалась быть идеальной, пытаясь угождать Чону во всем, только вот мои попытки заканчивались полным провалом, без шанса на пересдачу. Все, что я делала раздражало Чонгука и спустя множество попыток, просто сдалась, мирясь со своим положением. Только спустя полчаса, мне удалось оторвать взгляд от мрачной погоды за окном, направляясь в теплый душ. Струи воды мягко греют лихорадочное тело, расслабляя. Намыливаю волосы, а после смываю блестящую пену, опасаясь её попадания в глаза. В нос ударяет приятный запах фруктового шампуня, который кружит голову. Выхожу из душевой через двадцать минут, больше не чувствуя тянущего напряжения в теле. Вытираю влажную кожу промакивающими движениями, надевая новый кружевной комплект, который успела прихватить из спальни. Раньше я мало носила подобные вещи, но после первой ночи с Чонгуком узнала, что он любит все утонченное, поэтому я немного пересмотрела свои взгляды, заменяя удобство красотой. Должна сказать, что это не самое плохое мое изменение, которому поспособствовал Чон, потому что белый кружевной топ красиво облегает небольшую грудь, а трусики подчеркивают приятные формы. Наношу увлажняющий крем на гладкую кожу, вдыхая приятный аромат манго. Голову посещают миллионы мыслей, а воображение рисует неприятные картинки чужой близости, которой, наверное, могло и не быть, если бы я опять закрыла на все глаза, прощая. Честно признаться, мне бы до дури хотелось, чтобы те слова Чонгука о делах с отцом прошлым вечером, были правдой, потому что сердце в тот момент издевательски радостно забилось, говоря о том, что парень не предатель. Только вот, видимо, мы поменялись местами. От воспоминания о Юнги сжимается грудная клетка, блокируя доступ к кислороду. Не знаю, что между нами происходит, но то, что меня к нему тянет — чертов неоспоримый факт, который глупо игнорировать. Странно, но рядом с ним, действительно, чувствуешь себя в безопасности, словно тебя укрывают от всех ужасных событий, которые происходят в мире, беспрекословно забирая всю боль на себя. Для меня это слишком непривычно, но до дури приятно. Слышу, как хлопает входная дверь уже в тот момент, когда покрываю губы матовой помадой цвета спелой вишни и вздрагиваю, выходя за контур. Мне не хочется его видеть, от слова, совсем, потому что прекрасно знаю, что сейчас он будет расслабленный и довольный, снова плескаться ядом, доставляя боль. — Йонг! — неожиданный громкий голос, который совсем близко, разрезает царившую в доме тишину. Нотки в его тембре совсем не спокойные, наоборот, до звона в ушах напряжённые, даже удивительно. Я не отвечаю, продолжая собирать различные тюбики по уходу, расставляя все по местам. — Йонг, твою мать! — накидываю легкий шёлковый халат на плечи, игнорируя дрожь в руках. Чувствую, как по босым ногам проходится холодок, а после резкий рывок и глаза, которые, кажется, темнее ночи, прожигают собой все внутренности, прямо до пепла. — Оглохла? — он щелкает пальцами перед лицом, заставляя отвлечься. От Чонгука пахнет уличной свежестью, без единого намека на сладкие нотки чужих духов. Незаметно для себя расслабляюсь, складывая руки на груди. — Нет, просто не хотела отвечать. — говорю правду, закусывая губу. Чувствую привкус помады во рту, который смешивается с мятной пастой. Неприятно. — С каких пор ты стала такой смелой? — он ухмыляется, проводя взглядом по телу. Чонгук взвинченный, немного раздражённый и до жути красивый. Становится жарко, а воздух из открытого окна в спальне, уже не кажется таким холодным. — Не нравится? — вскидываю левую бровь, сжимая гладкую ткань пальцами. Шатен довольно улыбается, снимая бомбер. — Мне плевать, привыкай. — я дублирую его недавнюю фразу, ухмыляясь. В глазах напротив загорается огонь, такой яркий-яркий и это льстит. Обхожу парня, покидая душную комнату. Слышу громкую усмешку, а после шаги, которые следуют за мной, буквально, по пятам. Подхожу к шкафу, отодвигая дверцы. Шум прогнувшейся, под тяжестью веса, кровати, а после изучающий взгляд, которым проводят по моему телу. Свист чужого дыхания не дает возможности сосредоточиться, из-за чего выбираю блузку к клетчатой юбке дольше обычного. Я всегда была приверженкой чистоты и порядка, но, слава богу, не раскладывала одежду по нарастанию оттенков, что заметно упрощало жизнь. Ростом я была не из самых высоких, стандартный метр шестьдесят четыре, поэтому нужную мне одежду старалась расположить на полках, куда смогла бы дотянуться без особого труда или помощи мужа. На самый верх я закидывала не очень любимые кофты, футболки и пакеты с новыми вещами, которые уже постирала, но ещё не успела разложить по принадлежности. Никогда сильно не заморачивалась на стиле, надевая то, что нравилось себе, а не окружающим, но почему-то именно сейчас, когда муж буквально пожирает меня своими глазами, я решила блестнуть своими знаниями в моде, возомнив себе, что я гуру дизайна, вспомнив о кофейной блузке, которую купила на прошлой неделе и которая мне показалась идеальным дополнением к своему образу. Конечно же, скроем тот факт, что как бы там ни было, но глупое сердце требует внимание именно от Чона, забывая все неприятности, которые он доставляет, принося боль. Я знаю, что он сорвется и это льстит, тешит самолюбие и женскую гордость, которую он же постоянно и обижает. Как бы там ни было, но мне до боли в груди хочется ощущать его касания на своём теле и дыхание, которым он покрывает кожу. Чувствую, как ползет вверх легкая ткань халата, оголяя ягодицы, покрытые кружевом, когда тянусь на верхнюю полку шкафа, а после мягкие руки обхватывают бедра, сжимая нежную кожу. — Издеваешься надо мной? — он шепчет прямо в ухо, немного ослабляя хватку. В нос ударяет родной запах, будоража душу. Я не отвечаю, стараясь угомонить стук собственного сердца. — Что ты молчишь, м? — сжимаю в руках ту самую вещь, пытаясь не акцентировать внимание на покалывания в местах, где орудуют чужие руки. — Мне нужно на работу, — сглатываю вязкую слюну, прикрывая глаза от теплоты чужих губ на плечах. Чонгук практически сразу изучил все точки на моем теле от касаний к которым я сходила с ума. — Ты уже пиздецки опоздала, солнце. — снимает шелковую ткань с тела безумно медленно, бросая её на пол. Проводит носом по шее, вызывая долгожданные мурашки. — Повернись, — приказывает, а я повинуюсь, глядя на парня туманным взглядом. Все еще сжимаю в ладонях одежду, которую тут же забирают, откидывая на белое кожаное кресло, стоящее возле большого окна. Мне безумно жарко, а от помады на губах остались одни остатки, от чего проклинаю производителей, которые дерут за продукцию бешеные деньги, гарантируя стойкость. — Новое? — подцепляет указательным пальцем брительку, резко её отпуская. Шлепок от удара по коже и неприятная боль, которая заставляет хмуриться. — Мне нравится, — Чонгук улыбается, глядя в глаза. В них что-то неизвестное, новое и совсем незнакомое. Дотрагиваюсь рукой до щеки, ощущая её прохладу. Из нас двоих горю только я, всегда и во всех смыслах. Касается губами губ, жадно сминая каждую. Проникает языком в рот, придерживая затылок. От этих действий парня внизу становится до безобразия влажно, а живот тянет приятной болью, моля о продолжении. Отстраняется, снимая с себя белую футболку, а после припадает с новой силой, аккуратно подхватывая меня за бедра, даря невесомость. Падаем на кровать, не разрывая поцелуя. От соприкосновения с холодной постелью по спине бегут мурашки, которые я рьяно игнорирую, позволяя шатену сжимать нежную кожу до хруста и оглаживать руками податливое тело. Спускается вниз, целуя ложбинку, оставляет засос на ключице, довольно ухмыляясь. Наверное, этой ночью в квартире Мина во мне было меньше алкоголя, чем сейчас, потому что мозг совершенно отказывается воспринимать происходящее, а сердце предательски громко бьется о ребра, наверное, надеясь покинуть пределы грудной клетки и мертвой хваткой примкнуть к Чону. Чувствую чужие губы внизу живота и руки, сжимающие грудь. От переизбытка чувств, кружится голова и я хватаюсь за шатена, останавливая. — Я все равно это сделаю, — он улыбается, позволяя коснуться волос. Мне хочется плакать от этого чувства счастья, но даже сейчас, когда сердце так громко бьется, оно кровоточит, вспоминая свежие обиды. — Ты чего? — касается влажной щеки, вытирая слезы. — Все хорошо, слышишь? — целует соленые дорожки, позволяя сжимать руку. Шатен даже не представляет, как чертовски сильно я от него завишу, делаю себе больно, но не прекращаю стучать в его дверцу, которая остаётся для меня закрытой. — Ненавижу тебя, Чонгук. — всхлипываю, прижимаясь сильнее. На мою фразу парень ничего не отвечает, но взгляд его меняется, понимает, что не шучу. Я, все же, глупая и Юнги прав, потому что позволяю ему продолжить, добровольно подставляя сердце под огненные пули, которыми он метко попадает в самую цель. Чонгук целует, не так ярко и страстно, добавляя капельку нежности, гладит под коленкой, вызывая улыбку. Опускает руку вниз, проводя невесомо пальцами по ткани. — Такая влажная, — довольно улыбается, не отрывая взгляда от моих глаз. Я все еще смущаюсь его, несмотря на то, что это далеко не наша первая близость. Чон знает это и сказать о том, что его это не веселит нельзя. Запускает пальцы в трусики, одновременно целуя в губы. Мягко касается клитора, вызывая стоны. Мне сносит крышу, бесповоротно, а такая желанная для меня близость, кажется подарком судьбы. Я как соскучившаяся кошка, что льнет к пришедшему с работы хозяину, довольно мурчу от любимых касаний. Целуемся до чертиков лениво, а от манипуляций парня, я практически чувствую разрядку внизу живота, что так ярко разносится импульсами по телу. Резко отрывается, подцепляя пальцами края трусиков. Касается открытой кожи губами, откидывая ненужную вещь в сторону. Улыбается довольно и это ужасно злит, потому что такой взгляд Чонгука говорит: «видишь? я снова первый, в любом случае.» Медленно избавляется от спортивок, оставаясь в черных боксерах, которые открывают вид на возбужденный член. Снова опускается, целуя внутреннюю сторону бедра, слегка её покусывая. От этих ощущений я периодически теряю сознание, продолжая комкать одеяло пальцами. — Ты красивая, — шепчет раскрасневшимися губами, облизывая их. — Я знаю, — таким же тоном, вызывая усмешку. Сжимает ладонью мою, притягивая к себе. Горячая плоть касается пальцев и я незаметно вздрагиваю, проводя по ней рукой. Парень надо мной довольно рычит, закатывая от удовольствия глаза. Гладит рукой по щеке, очерчивая большим пальцем нижнюю губу, оттягивая. Такого Чонгука я люблю ещё больше. С розоватыми щеками и искусанными в кровь губами, которыми он целует мою кожу, оставляя на ней багровые отметины. Глаза парня приобретают самый темный спектр оттенка, становясь практически черными, когда я мягко сжимаю рукой член, проводя по нему несколько раз, вызывая сладкие для ушей звуки. Меня останавливают почти сразу, аккуратно раздвигая ноги коленом. Бабочки в животе врезаются крыльями в органы, разбиваясь, а я хнычу, понемногу начиная ощущать приятную наполненность. Шатен утыкается носом в шею, двигая бедрами быстрее, от чего я стону, сжимая пальцами чужие плечи, оставляя на них красные полосы от ногтей. Чон Чонгук — хуже наркотиков, от него кроет в миллионы раз сильнее, заставляя подписать себе смертный приговор, без возможности на расторжение. Сжимает грудь ладонью, отодвигая кружевную ткань в сторону. От нескольких манипуляций парня я кончаю, обмякая в его руках. Слышу, как громко стучит чужое сердце, вызывая гул собственного. Порой, когда нам страшно, срабатывают инстинкты, которые способны защитить от всего, что угрожает жизни. Только пора понять, что людские мудрости — полная херня и все мы ходим по острому лезвию ножа, и каждое наше действие чертовая случайность, даже запланированная. — Блядь… — Чонгук всегда был осторожным, слишком ответственно подходил ко всему, прекрасно осознавая ненужные нам риски и я всегда это ценила в нём, доверяя. Теплая жидкость стекала по бедрам, а испуганные глаза смотрели в мои. Так ужасно боится, что кажется, будто передо мной сейчас не взрослый парень, а маленький Гуки из детства, который не хотел получить нагоняй от родителей. — Все нормально, я на таблетках. — напоминаю, затыкая собственную боль в груди, что ползучей жабой распространяется по телу. — Прости, — глаза в глаза и только нам понятный смысл. Я утвердительно киваю, касаясь розоватой щеки, а после тяну парня на себя, чувствуя, как меня сжимают в ответ, кутая в своих объятиях. В которых, к сожалению, холодно.

***

Большие белые хлопья падают на холодную землю, моментально тая. Первый снег в этом году пошел довольно рано, но я рада, что Сеул больше не будет поливать бесконечными ливнями, которые я так сильно любила. Асфальт с утра был покрыт небольшой корочкой льда, что заметно усложняло мне путь на работу. От предложения мужа поехать в офис вместе я отказалась, уверяя парня, что доберусь туда сама без особого труда и небольшой гололед мне вовсе не страшен. И я была в этом уверена практически до того момента, пока звук ударов металла об металл не стукнул по перепонкам, а транспорт не дернуло в резком тормозе. Машин на дороге было куча, особенно в центре, поэтому пробки в такое время были нормой, только вот в мои планы не входило поцеловать авто какого-то старого придурка, который теперь испепелял меня взглядом, вытирая капли таявшего снега с лысой головы. Чонгук не успел сменить мне резину, но это было слишком дерьмовым оправданием для владельца дорогущей машины, размер которой можно было сравнить с домом. Я материла мужа в мыслях всеми известными мне словами, совсем забывая о собственной глупости, ведь не будь я такой «самостоятельной», всей этой дурацкой ситуации не было и мне бы не прошлось, чуть ли не на коленях умолять этого урода о том, чтобы разобраться со всем без полиции, которую он так грозился вызвать. Было ужасно стыдно и неприятно выслушивать все виды брани в свой адрес, пытаясь при этом не огрызнуться в ответ. Я была почти на подъезде к офису, поэтому дозвонившись Чону и описав в кратце всю ситуацию, я молила всех богов, чтобы он приехал сюда быстрее и мне больше не пришлось находится наедине с этим, мягко говоря, неприятным человеком. — Как таким дурам вообще дают права? — осматривает масштаб катастрофы, снова начиная обзывательства. Меня, кажется, за всю жизнь столько не оскорбляли, как за эти десять минут, а терпение мое совсем не железное и я почти на грани того, чтобы плюнуть на просьбу Гука не устраивать скандал. Слишком тяжело. — Ну таким же старым слепым придуркам их дают, — я вздрагиваю от знакомого хриплого голоса, обладателя которого, как минимум, не ожидала здесь увидеть. Юнги подходит к мужчине, мельком оглядывая небольшую вмятину и несколько крупных царапин. — Ты в курсе, что должен был уступить ей? Движение было разрешено только по её стороне, — складывает руки в карманы теплой вельветовой куртки цвета хаки, слегка ухмыляясь. Мы не виделись почти неделю, а кажется, будто вечность прошла. За все это время, парень пару раз звонил и все эти звонки я постоянно сбрасывала, боясь нарушить нашу воцарившую с Чоном идиллию. Шатен все больше времени находился рядом, проводя холодные вечера, которые у нас плавно переходили в ночь, со мной. Кажется, ХëСон звонила ему всего несколько раз, на что муж только раздражённо сбрасывал, удобнее устраиваясь у меня на коленках. Голову ненароком даже посещали мысли о том, что он все-таки прекратил эту интрижку, выбирая меня. Это ужасно, но мне до коликов в кончиках пальцев было приятно видеть в офисе бледное лицо Пак, которое больше не излучало той раздражающей улыбки, которая будто приклеилась к её лицу. Юнги, который сейчас перебрасывался матами с лысым мужчиной, излучал непривычную грубость и некий нервоз, который, за все время нашего знакомства, я видела впервые. — Ремонт твоей тачки будет стоить не больше двухсот пятидесяти тысяч*, расслабься. Она же не свалила, стоит здесь, значит, деньги будут. Просто извинись за то, что ты назвал её дурой и я тебе их отдам, — от последней фразы я странно покосилась на парня, что так спокойно глядел на мерзкого собеседника, ожидая выполнения его требований. Я видела, как исказилось лицо мужчины в чёрном костюме, выражая своё недовольство и непоколебимость. Он направляется на парня широкими шагами, становясь почти вплотную. Я оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть машину мужа, потому что потасовка на месте ДТП совсем не нужна. — Юнги, не надо. — я быстро надвигаюсь в сторону брюнета, сжимая пальцами мягкую ткань чужой куртки. Мне страшно, от чего не сразу замечаю, как руку непривычно резко одергивают, одаривая огненным взглядом, от которого хочется убежать, ощущая себя мешающей мошкой. — Просто заткнись, Йонг, и дай ему это сделать. — наверное, замечает мое поникшее лицо, сменяя тон на более сдержанный. — Я жду, мудила. Или хочешь, чтобы от твоей машинки осталась груда металла? — ухмыляется, замечая безвыходность в глазах мужчины, который, видимо, остыл. Переводит недовольный взгляд на меня, процеживая нежеланные слова кислотой. — Извините, я не должен был себе позволять лишнего. — легкий кивок головой и, готова поклясться, скрип чужих зубов от ярости был слышен на расстоянии мили. — Здесь вся сумма, на оставшееся купи что-нибудь детям. Только не проеби, понял? — достает из внутреннего кармана бумажник, отсчитывая нужную сумму, а после сует купюры в чужие руки, которые тут же их сминают, утвердительно кивая. Мужчина быстро убирает треугольник с дороги, засовывая его в багажник, а после снимает сигнал аварийки, резко срываясь с места. Наверное, чувство неловкости рядом с Мином я никогда не перестану испытывать, потому что сейчас, когда он так открыто буравит меня темными глазами, хочется расплавиться и плевать, что на улице мороз. Подходит ближе, засовывая руки в карманы чёрных джинс, и все так же не отрывая взгляда, молчит. — Что? — я не выдерживаю, цепляя чужую игру. Брюнет удовлетворенно улыбается, видимо, ожидая момента, когда я сорвусь. — Тебе тоже нужно подлатать машину, скажешь своему ненаглядному, чтобы отвез на сервис. Если будут перерывы между трахами, конечно же. — эти слова от него слышать в разы больнее, от чего я хмурюсь, кусая губы. Между нами катастрофически мало места, так сильно, что я слышу запах чужого одеколона, который так сильно кружит дурную голову. — Я не ебаная игрушка, не нужно мной играться, ясно? — припечатывает к припаркованной на обочине машине до упора, сменяя тему с нейтральной на волнующую. — Я звонил тебе, а ты сбрасывала. Натворила такой хуйни, но когда Чонгук снова наобещал тебе светлое будущее, поплыла.. — все случилось слишком быстро и сейчас я только ощущаю жгучую боль в правой руке, что так противно пульсирует. Парень прикладывает ладонь к горящей щеке, усмехаясь, а я сдерживаю горячие слезы, которые норовят вылезти наружу. — Думал, что в тебе что-то есть, но ты чертова пустышка, которую может заполнить только член Чона. — буквально шипит, врезаясь шипами в сердце. Я смотрю на уходящую спину парня, едва сдерживая крик. Чувствую, как холодные снежинки падают на горячие щеки, испаряясь. Все еще не отвожу взгляда от места, где несколько минут назад стояло чужое авто, борясь с внутренней болью. Раньше я всегда думала, что так красиво вырвать и растоптать мое сердце, наслаждаясь жутким зрелищем, может только Чонгук, но сейчас, когда в груди больше ничего не бьется, а повсюду льются кровавые реки, которые видны только нам, я знаю, что больше он не первый.