Не нужна

Разбитое лицо мужа, в некоторых местах заклеенное мною тонкими полосками белого пластыря, было прямо напротив меня, а темные глаза, не отрывали взгляда от моих. Чонгук больше не злился, был почти спокойным, только частое дыхание выдавало маленькую долю его волнения, что заметно напрягало. — Собираешься отвечать мне? — он закусывает треснутую губу, гладя большим пальцем свежие стесанные костяшки. Вопрос, который мне задал парень, буквально, по приезду домой, выбивал весь воздух из лёгких, останавливая работу сердца. Я до сих пор не нашла, что ему ответить. Обрабатывала раны и закидывала, испачканную в кровь рубашку в стиральную машину, все также сохраняя молчание. Ответ на вопрос мужа «Что тебя связывает с этим гондоном?», совсем не однозначный, хотя в мыслях сразу всплывает моментальное «Ничего». Сказать, что этот ответ был бы той самой правдой, которую от меня ждал шатен, неправильно, потому что с Мином нас связывает нечто большее, чем просто «Ничего». Только вот смысла в этом нет абсолютно никакого, потому что брюнет теперь, вроде как, в отношениях, а я продолжаю пытаться сохранить свои, поэтому все, что между нами было, останется там же. И немного в моём сердце. — Просто скажи мне, что он тебя не трогал. Пожалуйста, — последнее слово Чон добавляет еле слышно, пытаясь скрыть чуждое для него волнение. Поведение этих двоих сегодня, просто вышло за рамки всего дозволенного и мой свëкр это наглядно продемонстрировал, добавляя пару синяков на лице мужа. — Почему ты ударил его? — я игнорирую шатена, продолжая нашу борьбу взглядами. Вижу, как недовольно хмурится парень, потому что он снова не получает желаемого, но на вопрос все же отвечает, пусть и без энтузиазма. — Он позволил себе лишнего. Никто не имеет право так говорить о тебе, — обрывает зрительный контакт, переводя взгляд на мои руки, дрожь в которых у меня не получается унять. Хочется рассмеяться ему в лицо, потому что все его слова полный абсурд. Никто бы и не говорил, даже не допускал бы мысли об этом, если бы только сам Чонгук не думал обо мне именно так. — Кроме тебя, верно? — хмыкаю, начиная крутить кольцо на пальце, кожа под которым неприятно печет. — Что ты несëшь? Я никогда тебя так не называл, — начинает злиться, сильнее сжимая челюсти. Лицо его, наверняка, саднит и щипит, а мне только остаётся смотреть, как боль пожирает любимого мне человека. — Долбанная ходячая проблема. — пару раз моргаю, замечая, как в голове мужа всплывают картинки того вечера, когда он так звонко причинял мне боль. — Теперь-то, я уж точно она, — поднимаюсь с места, от чего стул, на котором я сидела все это время, с грохотом падает на пол. Желания продолжать разговор или, хотя бы, даже находиться рядом с Чонгуком совершенно нет. Я не хочу отвечать на его вопросы и продолжать задавать свои, которые вспарывают сердце без анестезии. Ступаю босыми ногами по прохладному полу, придерживая подол красного платья, которое так и не удосужилась переодеть. Дойти у меня получается только до широкой арки, которая разделяет кухню с гостиной, потому что чужие руки без привычной грубости, мягко обхватывают талию, от чего табун мурашек проносится по всему телу. — Ты всегда искала приключения на задницу. В тот день ты перешла границы, — пожар внутри меня разрастается моментально, круша все на своем пути. Я вырываюсь из рук парня, упираясь спиной в стену. Воспоминания, которые мне так неприятны, врываются в закрома мозга, будоража. — Кажется, из нас двоих, перешёл их только ты. — я плюю ядом прямо в лицо, опуская атомные бомбы, которые взрываются в глазах напротив. Не знаю, понял ли Чонгук, что я имела ввиду ту его связь с ХëСон, о которой говорили даже учителя. Ведь обвинять меня в том, что произошло — было бы совсем уж низко. — Он чуть не изнасиловал тебя тогда, — констатация факта, которая и так всем была известна. Только больно не от этого, внутри все свербит от осознания того, что муж всё-таки считал меня, и продолжает это делать, той долбанной проблемой. — Ты только и смог, что избить его и убежать в объятия своей блядской ХëСон! — я кричу, срывая голос и от этого неприятно першит в горле и закладывает уши. Обида семилетней давности расплескивается внутри кислотой, растворяя органы. Он заступился за меня сам, но при этом продолжает упрекать меня в моей же никчемности. Будто не понимает, почему именно я шла на все те жертвы, как глупая суицидница. — Ой, ну извини! Извини, что я не побежал вытирать твои слёзы, когда к тебе начал залазить в трусы очередной уёбок! — удар ниже пояса. Шатен взмахивает руками, выкрикивая неприятные для сердца слова прямо в лицо. Никто не смеет так обесценивать мою любовь, даже Чонгук. — Ты мерзкий, — голос ровный, а слова, которые я стараюсь произносить с интонацией отвращения, даются крайне тяжело. — Правда? Тогда скажи мне, Йонг. Чем же ты лучше меня? — он наступает, делая мое расстояние со стеной меньше, вдавливая с такой силой, что я слышу, как хрустит позвоночник. В груди печёт, а сердце работает быстрее, стараясь выгнать из крови яд, который в неё добавляет шатен. — Я продолжаю любить тебя, быть рядом, несмотря на то, какой ты мудак, Чонгук! — А она мне нужна? Твоя ёбаная любовь, а? Ты спросила, что нужно мне, Йонг?! — он хрипит, а его глаза несут один сплошной ужас, вперемешку с гневом и болью. — Ты растоптала меня, разбила сердце, вырвала душу и смешала это всё с грязью! — он ударяет кулаком прямо в стену рядом с моим лицом, тяжело дыша, а я стараюсь подавить в себе желание прикоснуться к его волосам, что небрежно свисают на прикрытые веки. — Я проебал всё только потому, что выбрал тебя. — он утыкается лбом в мой, а я молчу, едва сдерживая слезы. — Значит, не так уж и сильно ты её любил. — я шепчу, делая контрольный выстрел. Сейчас моя боль находится на таком максимальном уровне, что я почти теряю сознание. Наверное, я тешу себя этим фактом, но если бы мне, также сказали отказаться от Чонгука, как ему от ХёСон, я бы разорвала глотку и вцепилась ногтями в этого человека, но не за чтобы не отступила. — Ты мелкая сучка, Йонг. Я ненавижу тебя всем своим существом, но почему-то не могу отпустить, — он опускает голову на моё плечо и я чувствую, как дрожит его тело. Наша бесконечная битва, в которой не будет победителя и проигравшего, а останутся только руины разбитых чувств и кровавые дорожки, ведущие к бездушным телам. Я касаюсь холодной ладонью его шеи, понемногу поднимаясь вверх, запутывая пальцы в слегка отросшие волосы. Разбитые, растоптанные и сожжёные, продолжаем причинять друг другу вред, нанося удар за ударом. Мы сами виноваты в том, что имеем, но от этого становится не легче, наоборот, болевой порог снижается до минималок, а восприятие чувств остывает. — Я никогда не прощу тебя, — шепчет, доставая прямо до фибр души, которые больше не чувствуют былого трепета от любимого голоса. — Я тебя тоже. — и только сердце бьётся в такт чужому дыханию, крича о том, чтобы не отпускала.

***

Что такое токсичные отношения? Наш любимый помощник гугл отвечает на этот вопрос так: «Токсичные отношения — это не просто плохие отношения. Они терроризируют и понижают нашу самооценку, нападают на наше доверие и надежду. Они контролируют и манипулируют нами. Токсичные отношения нездоровы, неуважительны и часто могут быть даже опасны.» Можно ли назвать мои отношения с Гуком такими? С одной стороны, несомненно, да. Своими изменами, Чонгук подорвал моё к нему доверие и крупицу надежды на светлое будущее, которое так упрямо требовало сердце именно с ним. Я не была душкой, тоже причиняя ему боль, но мой муж — чёртов манипулятор, потому что от каждого его взаимодействия со мной, я становлюсь зависимой и ничего не могу с этим сделать. Наши отношения до дрожи в коленях опасны. Между нами расставлены баррикады и таблички с надписями «Очень опасно» и «Убьёт». Мы метаем друг в друга острые копья, концы которых смазаны ядом медленного действия, но всё ещё не можем отказаться друг от друга. Наверное, это единственная наша взаимность. С того самого вечера в ресторане и нашей последующей ссоры, прошло чуть больше трёх недель, все из которых мы каждодневно ругаемся, закапывая друг друга в бесконечных претензиях. Наши мирные дни, которые я так долго ждала, закончились, а ярость войны вернулась с новой порцией силы. И вот один из таких вечеров, когда мы вновь устраивали перестрелку, нервы сдали, а шатающееся психическое состояние дало о себе знать. Я была на грани нервного срыва, а Чонгук на грани того, чтобы приложиться рукой о мою голову, прикладывая её пару раз об стену, за то, что я запустила в него кружкой, когда наш дом посетили те, кого мы совсем не ожидали здесь увидеть. Наши родители сидели на кожаном диване в гостиной и по очереди сверлили нас взглядом. На кофейном столике лежала стопка фотографий на которых был изображён мой муж в компании сотрудницы Пак. Он целовал её, а руки блуждали по хрупкому телу шатенки. Больно? Нет, было не больно, пока я не увидела, как ярко светятся его глаза. Горячая кружка с кофе обжигала подушечки пальцев, но я почти не чувствовала боли. На перепонки давит стук настенных часов и чужое дыхание, которое я больше не хочу слушать. — Объяснишь, что всё это значит? — госпожа Чон, которая всё это время бросала на меня взгляды полные сожаления, наконец-то, произнесла фразу, которой разрезала тишину между нами. Признаюсь, что в тот момент, мне хотелось стереться с лица Земли, потому что принятие того факта, что наша непокрытая ложь стала известна теперь всем, режет душу в фарш. Моя мать, что сидела рядом с отцом по его левую руку, только тяжело вздыхала, явно разочаровываясь в собственном зяте и не имея ни малейшего сострадания к дочери. На то чёртово мгновение, когда я решила довериться Чону, он снова выстрелил в висок. Собственно, мне было плевать на то, что теперь все это стало известно, а те мечты, которые я строила все это время, рухнули в один миг, с грохотом падая у ног большой грудой пыли. Чонгук, к которому обращалась его мать, только молчал, потупляя взгляд на сложенные в замок руки, а мне хотелось встряхнуть того за плечи, крикнув в лицо о том, что мы попались. Я хмыкаю от собственных мыслей и от того, что муж совсем не собирается себя оправдывать или отнекиваться, а только принимает тот факт, что его поймали с поличным и теперь от этого никуда не деться. — Давайте не будем давить на него. Думаю, на то была своя причина, верно? — из комнаты, буквально, выбили весь воздух. Я только открываю и закрываю рот, стараясь получить хотя бы маленькую дозу кислорода, которого меня лишила собственная мать. Отец удивленно косится на жену, а после переводит взгляд, полный заботы и сожаления, на меня. Не могу сказать, что я была сильно удивлена реакцией мамы, её всегда не заботило моё внутреннее состояние и сейчас она это активно демонстрирует, пачкая белоснежную чашу своей красной помадой. Я не собираюсь вступать в перепалку с родительницей, потому что все силы у меня отнял Чонгук, поэтому я только сильнее стискиваю руками кожаную обивку, отставляя ароматный напиток прямо на чужие изображения. — Нам прислали это на почту. Хочешь, чтобы получился скандал, сын? — господин Чон нехотя переводит взгляд с интерьера дома на парня, поправляя ворот идеально белой рубашки. — Извини, — это всё, что удалось произнести шатену. Возмущение, которое я копила в себе все это время, вырывается наружу и я вскакиваю. — И это всё, что ты можешь блядь сказать?! — я отшатываюсь, цепляя лодыжкой край столика. Пять пар удивленных глаз моментально прожигают во мне дыры, не щадя. — Ты продолжаешь таскаться с ней, плюëшь на то, что под угрозой находится твоя семья и всё, что ты можешь сказать — это чëртово «извини»?! — почти зажившие ссадины на чужом лице выделяются уже не так ярко, но они все еще являются воспоминанием того дня. — Не начинай истерить, ладно? Я разберусь с этим, — словно мы обсуждаем испорченную вещь, которую можно починить и она вновь будет работать, как и прежде. Только вот, у меня больше нет сил терпеть, нет желания ждать, пока кто-то с чем-то разберётся. Точка невозврата, отсчёта до нуля больше не будет. — Без меня. Я заебалась вариться в этом дерьме, — быстрыми шагами поднимаюсь в комнату, игнорируя отклики отца и госпожи Чон. Мой муж — мудак, который постоянно вытирает об меня ноги. Ненавижу тот факт, что Мин Юнги даже здесь оказался прав и я снова поверила тому, от кого должна бежать. Надеваю первые попавшие под руку вещи — тёмно-зелёный свитер из толстой вязки и чёрные джинсы, кроссовки и холодный плащ, который совсем не по погоде, потому что на улице двадцать первое декабря. Вылетаю из дома, слыша, как громкие шаги двигаются следом. Подобно птице я метаюсь по закрытой клетке, без возможности выбраться. Я всегда казалась всем сильной, не сломленной, не разбитой и удивительно, что только один человек заметил во мне слабость, которую я так тщательно скрывала под семью замками. — Ты не поедешь никуда! — Чон хватает меня за руку почти у ворот, разворачивая к себе. Стараюсь выдернуть руку, потому что до дрожи любимые касания обжигают, а взгляд от которого замирает сердце, впивается иголками в душу. — Перестань, пожалуйста, и вернись в дом. — мне не нужны больше сцены, которые сейчас устраивает шатен, и как бы сложно это не было — мне нужно отпустить. — Иди нахер, Чонгук. И хватит меня дергать уже, я не твоя ёбаная кукла! — я вырываюсь из чужой хватки, игнорируя декабрьский мороз. Шатен, что так рьяно сжимает мое тело своими руками, одет в черную футболку, которая открывает взор на посиневшие от холода руки. Такой глупый. — Ты дура, Йонг! Конченая блядская дура! — он встряхивает меня за плечи, дотрагиваясь ладонями до мокрых щёк. — Я не отдам тебя ему, слышишь? И другому тоже, — эти слова, наверное, должны были растянуться подобно сладкой нуге, по моему растерзанному сердцу, только вот, они действуют наоборот, оставляя очередную порцию ожогов. Меня до чëртиков тянуло к Чону и, если бы всë вернуть назад, будь я вновь, шестнадцатилетней Йонг, которая бесповоротно влюбилась в него в начале старшей школы, я согласилась бы вновь пережить всю ту боль, если бы была возможность снова быть с ним рядом. Но не сейчас. Не тогда, когда от жизнетворного органа остаются одни переваренные ошмëтки, а на душе кровоточащие раны. Я просто больше не могу, клянусь, устала. — Чем она лучше, Чонгук? — слишком популярный вопрос в наших отношениях, на который я постоянно жду честный ответ. Наше дыхание создаёт морозный пар, смешиваясь с воздухом. В нос ударяет родной запах, который отпечатался где-то на подкорках памяти и если бы только он знал, как мне вновь хочется ему поверить. — Ответь на грёбаный вопрос или убери руки. — Ты долбаная эгоистка, которая не видит ничего дальше собственных потребностей. Ты сама все испортила, — в мысли врывается одна единственная фраза, которая переворачивает весь мир. Неужели, всё это время, он постоянно крутил в своей голове эти мысли, считая мою любовь к нему — не больше, чем просто потребностью. — Даже не смей говорить такого! Я не выбирала кого полюбить, Чонгук. Поверь, если бы у меня был ёбаный выбор, ты был бы последним в списке, потому что ты тоже долбаная ходячая проблема! — отталкиваю парня из последних сил, вырываясь из хватки. Слышу, как за спиной истошно кричит Чонгук, как разбиваются небольшие уличные фонари на, присыпанном снегом, газоне, что мы купили в день переезда в каком-то небольшом магазине для дома. Но я не обращаю внимание на все это: на теплые воспоминания, что так мягко пытаются воскресить погибшее сердце и на слезы, что холодными дорожками скатываются по щекам тоже, поэтому я только сажусь в машину и рву с места, оставляя свою любовь позади и игнорируя удушающую пустоту в груди.

***

Место, где жила Пак ХëСон, было таким же не примечательным, как и его хозяйка. Квартира, которая находилась почти в центре Сеула, была обставлена не супер дорогой мебелью, но выглядела довольно уютно, а главное тепло. Сама шатенка, увидев меня на пороге многоэтажного дома, рядом с которым был небольшой парк, удивилась, но впустила, запирая двери на два внутренних замка. Не помню, как именно узнала адрес любовницы мужа, то ли по отмеченной локации в её инстаграме, куда я периодически заходила, то ли при осмотре её досье при устройстве на работу. Сейчас это было самым неважным, а мое состояние разлома, которое было ярко выражено, давало о себе знать. Стараться выглядеть менее жалко у меня выходило паршиво, но найти силы на то, чтобы стереть засохшие разводы туши с щёк в маленьком зеркальце в машине, у меня всё же получилось. Не знаю, зачем я заявилась к ней: выяснять отношения или разузнать что-то новое о походах мужа, чтобы доставить себе ещё бóльшую порцию боли, но это было первое место, о котором я подумала после масштабного скандала. — Будешь чай? — мягкий голос за спиной, заставляет вздрогнуть замëрзшее тело, а взгляд оторвать от созерцания интерьера зала. — Воды, если можно. — прохожу следом за хозяйкой апартаментов в кухню, присаживаясь на стул, спинки которого были сделаны из холодного металла. ХëСон повёрнута ко мне спиной, готовит чай, достает несколько видов конфет, которые потом выкладывает на поднос, заливает кипяток в кружку, а я наблюдая за манипуляциями соперницы, все ещё не могу разобраться, почему же именно муж так легко готов был всё потерять ради неё. Точнее, уже потерял. Невысокая, худощавая, у неё слишком большие глаза для такого лица, которые обрамлены густыми ресницами, а небольшие губы приторно-мило складываются в бантик, когда она отпивает горячий напиток. Вся такая до дури сладкая, что хочется блевать. Я сжимаю ладонями стакан с водой, которую мне так любезно предложила Пак. Ненароком задумываюсь о том, что если бы она вот так просто заявилась ко мне и попросила воды, то я бы точно добавила туда яда. Если бы вообще впустила. Вся квартира шатенки состояла из светлых тонов, которое вроде бы и расслабляли глаз, но я все равно чувствовала себя более комфортно в тёмных. Интересно, часто ли Чонгук бывал здесь? Сколько раз он заставлял выдыхать своё имя на пике наслаждения в этих стенах девчонку? От представления этого тугой узел завязывался внизу живота, а боль распространялась с новой силой. Мы обе молчим, хотя нам и есть, что сказать. Нужно ли мне сообщить ей о том, что мы с Чоном на грани развода? Сказать, что она почти сломила меня также, как это сделала тогда с ней я? Пожалуй, во мне слишком много гордости, которая длинной змеёй вьется вокруг моей шеи, заставляя молчать. — Расскажи мне, — я прекращаю затянувшуюся тишину своим хриплым голосом, привлекая к себе внимание. Нельзя не отметить, что в помещение пахнет теми сами приторно-сладкими духами, которые уж слишком подходят их обладательнице. ХëСон смотрит на меня непонимающим взглядом и я мысленно раздражаюсь её детской глупости, либо же, наоборот, мне следует восхищаться её талантами скрытности. — Расскажи мне всё о Чонгуке. — слишком больно даётся произношение его имени. Я всё ещё не хочу, чтобы она была как-то связана с моим мужем, а желание бросить всё и вернуться обратно к нему, утыкаясь в любимую шею носом, шкарябает сердце. — Слушай, Йонг… — Просто расскажи мне, что между вами сейчас происходит. — на грани истерики, она дышит мне в затылок, будоража кровь. Тяжёлый вздох напротив и я буквально знаю его значение. — Хочешь услышать, что между нами больше ничего нет? — шатенка хмыкает, откидываясь на каретку стула. Моё напряжение сменяется нарастанием злости, но я сдерживаюсь, ëрзая на месте. — Чонгук уже и сам не знает, что именно ему нужно. — я смотрю в глаза напротив, замечая такое знакомое сердцу чувство. — С начала, я всегда винила тебя, потому что именно ты была причиной всех проблем. Даже в школе, он постоянно вытаскивал тебя из всей херни, которая к тебе так активно липла. — чувствую, как обводят моё лицо взглядом, наверное, ища изъяны. Она тоже не понимает его выбор. — Меня раздражало, что ты была в его окружении, но в тот вечер, когда Гуку исполнялось восемнадцать, он пообещал забить на тебя. Сказал, что устал постоянно быть твоей защитой, — всë-таки, слышать это всё также неприятно. Я игнорирую обращение Пак к мужу, которым она любила его называть в школе, продолжая слушать монолог. — Его тянуло к тебе, Йонг. Только ты одна этого не видела, — сердце громко барабанит об ребра, а разум до сих не может принять тот факт, что его ко мне тянуло. Даже сейчас, когда я вытягиваю из шатенки неприятную для неё же информацию и как бы там ни было, она тоже его любит, мне плевать на то, что ей больно. Также, как и ей плевать на меня. — Он постоянно был рядом с тобой, ничего и никого не видел, о каких чувствах ко мне ты вообще говоришь? — голос ломается, а внутренности не могут поверить, что больше нет горечи. — Я просто появилась в нужное время, в нужном месте. — слишком просто и пренебрежительно. — Я не забирала его у тебя, ты сама его отдала, даже не поняв этого. А сейчас, вы оба, как сумасшедшие крушите все вокруг, не думая о последствиях, — после её последней фразы мы молчим. Мне нечего ответить на слова девушки, считая разговор оконченным, поэтому сдержанно благодарю за воду, проявляя крупицу приличия, и двигаюсь в сторону выхода на трясущихся ногах. Обуваюсь под взором чужих глаз, засовывая длинные шнурки внутрь светлых кроссовок. Тянусь к ручке двери, потому что лишнее нахождение здесь отрицательно влияет на меня, а ненависть, которую я не перестану испытывать никогда, наполняет душу. — Я больше не отдам тебе его так просто. — эти слова только умиляют, а истеричный смех застревает где-то в горле, но я его подавляю. — Знаешь, в чём наша разница? — ХëСон молчит, просверливая взглядом. — Ты была, есть и будешь блядской подстилкой моего мужа. — выплевываю гадость в лицо соперницы, надломленно усмехаюсь, а после покидаю злополучную квартиру, игнорируя кровотечение. Улица дарит долгожданный свежий воздух, который я вдыхаю полной грудью, упираясь взглядом в потемневшее небо. Меня знобит, то ли от погоды, то ли от всех эмоций, которые я пережила за последние дни. Достаю из кармана плаща телефон, который до этого сама же и отключила. Уведомления противно начинают пробиваться в перепонки, но я цепляюсь лишь за частички фраз, которые мне отправлял муж. Просто, пожалуйста, вернись и мы всë обсудим. Перестань вести себя, как истеричка, Йонг. Я же из-под земли тебя блядь достану, слышишь? Умоляю, просто ответь мне. И ещё множество-множество других, которые мне сейчас попросту не хочется читать. Несколько пропущенных от папы, два от госпожи Чон и сорок три от Чонгука. Я не хочу сейчас его слышать, потому что во мне работает чертова привязанность, которая творит ужасные вещи. Я ничего не слышала о нëм все три недели. Даëн ушла в отпуск, а слухи о том, что после него собирается писать заявление по собственному, всё громче гудели по офису. Мне было, правда, не до этого, потому что каждодневный бой, который мне устраивал муж, забирал все мои силы и внимание. Я не пыталась ей звонить или как-то связаться, как, собственно, и она со мной. Не знаю с чем это связано, с моим отношением к ней или же моими отношениями с брюнетом, о которых ей стало известно немного больше, но наша дружба, которая, как мне казалось, так здорово началась, закончилась слишком быстро, вновь даря одно только разочарование в людях. Очередное. Я нахожу в контактах нужный номер, колеблюсь, а потом все же нажимаю «вызов», прикладывая гаджет к уху. С каждым протяжным гудком эта идея кажется мне всё хуже и хуже, а после знакомый голос, который вызывает мурашки, говорит об обратном. — Мы можем увидеться? — я закусываю губу, прикрывая глаза ладонью. Молчание на том конце и я решаю сосчитать до десяти, в надежде, что это поможет. Чувство жалости к самой себе неприятно хлещет по щекам, но сейчас мне хочется к нему и пусть я вновь буду той эгоисткой, лишь бы он позволил. — Приезжай, я скину адрес.