Набираю грудью воздух, Чтобы больше не дышать Всё что ранит — забываю, Чтобы раниться опять Было больно — снова будет, Я не плачу по тебе Это холод выжигает Слёзы на моём лице Не хотела бы я видеть То, что скрыто впереди Тянет сердце грузом в пропасть, Каменея изнутри
Кретур подрывается с места, с грохотом падает на колени, успевая схватить подростка за плечи, когда Изуку накреняется, сжимая руки на животе. Не до конца переваренный ужин расползается кислым жёлтым пятном на ковре, появляется характерный запах. Мидория, сверкнув ядовитым взглядом, скидывает тонкие руки доктора и быстро, но заметно пошатываясь, направляется в ванну. Тяжелые шаги глухо отдаются дрожью в сердце. Тенебрис морщится от отвращения к себе, нервно сжимает руки, кусая губы. Он готов проклясть себя хоть трижды, потому что понимает всю свою вину и ответственность. Мысленно готовится ко всему самому плохому, слыша шум воды из соседней комнаты. Пересилив себя, заставив чугунные ноги двигаться, идёт на кухню за тряпкой. Когда в комнате заканчивается уборка, а вечерний прохладный ветерок, дующий из приоткрытого окна, заполняет помещение, Кретур всё же решает постучаться в ванную комнату. Ему не отвечают, но он все равно заходит. Тенебрис обеспокоенно окидывает взглядом фигуру Мидории, склонившегося над ванной, буквально лежащего на достаточно тонком белом бортике, подставившего голову под струи воды. Мужчина не думает о том, чтобы прикасаться к подростку после таких слов, поэтому лишь аккуратно зовёт. — Изуку, пожалуйста, ответь, ты в состоянии воспринимать информацию? — интересуется Кретур, заметив вывернутую в голубую сторону ручку крана. В голове пробегают мысли о простуде, фене и насморке, но он старательно игнорирует их. — Ха, — горько и единично оседает в душной от атмосферы комнате. Мидория поднимает голову, поворачивает лицо в сторону доктора, заставляя того поежиться. Ледяные струи стекают на лицо, попадают в ранки, скатываясь ручейками, заползают на шею подростка. Чёрные от воды волосы облепляют худое бледное лицо с безднами посередине. — Ещё как в состоянии, — страшно сообщают налившиеся тёмнотой глаза. — Не только воспринимать информацию, но и задавать вопросы.***
Они устраиваются на кухне. Прохладный воздух из гостинной змеёй ползёт по полу, холодит ноги, посылает мурашки по всему телу, но Кретур не может себе позволить встать и закрыть окно. Тело примерзает к стулу, и он буквально слышит, как скрепят кости и суставы, когда он пытается немного выпрямить спину. Мидория, хоть и бледный, с синяками по всему лицу и телу, выглядит чрезвычайно угрожающе. Темнота крадётся от него волнами, Тенебрис буквально ощущает нетерпение и ярость, заключенные в молодом теле. Именно в своей решимости, силе, тихой злости страшен наследник Все За Одного. Изуку хочет знать абсолютно всё, и, конечно же, Тенебрис, нашедший с появлением этого мальчика смысл и цель своей жизни, расскажет то, что знает. — Начинайте, доктор, — проговаривает подросток, подгоняя мужчину. И смотрит прямо, без всяких «если» и «почему», так, словно и не сомневается, что мужчина напротив никуда не денется и скажет исключительно правду. Тенебрис опускает руки под стол, сцепляет их в замок, глядит на тонкие пальцы, переносясь в воспоминания. Не самые хорошие и тёплые, такие, какие предпочел наконец-то забыть, но жестоко яркие и нетленные в памяти. — Я не могу просто с ходу ответить на все вопросы, не рассказав, что было в основе всего, что происходит сейчас, — начинает Кретур. — Но до того, как я что-то расскажу, я обещаю, — Тенебрис смотрит прямо в глаза подростка с надеждой. Внутри дребезжит от ощущения беспомощности, вины, слабости перед лицом того, кто сидит напротив. — Всё, что я расскажу — правда, без утайки и всего остального. Та правда, которую я наблюдал и которую знаю точно. Что было в деталях — расскажут только те, кто был участником событий, где я, увы, довольно часто сторонний наблюдатель. А также я клянусь, что с этого времени и до конца я на твоей стороне, что бы ты ни сделал и что бы ты не решил. Никакого Все За Одного, никакой Лиги. Я с тобой. Всегда буду рядом и буду помогать всем, чем только могу, — произносит доктор искренне, так, как не говорил уже очень долго. Взгляд Мидории сканирует лицо брюнета, прищуривается. После едва теплеет, и Тенебрис слышит, как захлопывается окно в гостиной. Изуку кивает. — Хорошо, — спокойно говорит он. — Я слушаю Вас, доктор. А после задам вопросы. — Как пожелаешь, — соглашается мужчина. И вздыхает перед тем, как начать. — В самом начале был Все За Одного и его брат. Думаю, ты знаешь эту историю, — Кретур удовлетворенно кивает на глухое «угу». — Поэтому я расскажу, как было дальше. Я с Все За Одного практически с основ этой истории. Тогда был ещё молодым и охочим до неизведанного, жаждал экспериментов с причудами и знаний, которых ни у кого не было. Был «сумасшедшим» учёным, — усмехается доктор, делая кавычки. — Все За Одного пришёл ко мне, когда мне запретили легально проводить исследования, а мой штат распустили, едва не выкинув из университета. Мои работы и данные уничтожили, как и проект, посчитав их слишком жестокими, поскольку исследования проводились хоть и на добровольцах, но все-таки на людях. К сожалению, изучать их отдельно от людей невозможно, а теория мертва без практики. Меня интересовал феномен причуд и меток, соулмейтов и связи между этими тремя составляющими. Почему у кого-то нет причуды, но есть соулмейт? Или наоборот? — разошёлся Кретур, восхищенно рассказывая о том, чему ранее посвящал жизнь. — Проблема была в том, — Тенебрис скосил взгляд в сторону, — что моя собственная причуда позволяла мне… — Кретур сбился, после чего решил начать немного по-другому. — Например, ты можешь вмешиваться в Формулу Мира, перестраивать причуды по собственному желанию… — Это как? — хмурится Изуку, вглядываясь в собеседника. — Например, я могу попробовать усилить пределы причуды, изъять её, подправить, как-то ограничить… Скажем так, я могу работать над причудой в пределах одного человека и копаюсь в её «настройках». Имя такой способности: «Архитектор», — Кретур потирает предплечья. — Именно поэтому, отстранив меня от исследований, они свернули как проект, так и всю мою деятельность. Собственно, они лишили меня простой возможности использовать причуду на благо, вообще просто практически запретили использовать её, а это мне чертовски не нравилось, — вновь усмехается мужчина. — Именно в это время Все За Одного пригласил меня к себе. Мы встретились в каком-то месте и очень долго говорили. Я — о своих исследованиях, а он — об идеях и планах. Тогда он не был так активен, и широкая общественность не особо понимала опасность этого человека. Мне пообещали возможность использовать причуду, что будут всячески помогать в исследованиях, давать «расходный» материал. Такую возможность в то время мне никто не давал, а перспективы мне показались феноменальными. Сдуру согласился. А после обратного пути уже не существовало, — Тенебрис нервно сглотнул. — Не то чтобы я сначала особо-то сопротивлялся. Мне все очень даже нравилось, — замечает он. — До того момента, пока я не понял, что вся активность организации уже преступная. Конечно, я понимал, что людей просто так мне никто не предоставит, и это фактически незаконно, но тогда об этом я мало думал, погруженный в исследования и развитие собственной причуды. К тому моменту, когда я опомнился, у Все За Одного было слишком много сил, колоссальное количество компромата на меня, да и, честно говоря, мне было очень страшно, — признается Тенебрис, и Изуку видит в глазах доктора живой, первобытный страх. — В конце концов я смирился со всем и даже стал приближенным Все За Одного. За несколько лет организация разрослась, и мы просуществовали довольно долго. В определенный момент к нам присоединился Марута. Его причуда — Жизненная сила, дает ему возможность продлевать жизненный срок носителю. Все За Одного загорелся идеей дать приближенным людям долгую жизнь, и я засел над разработками, — взгляд Кретура потускнел. — Несколько лет я копировал, правил, улучшал причуду Шиги. В итоге мне всё же получилось модифицировать её так, чтобы ВЗО смог передать её часть людям, которым он доверяет и не хочет терять. Поэтому будет правильней сказать, что большую часть времени я сидел в лаборатории за формулами и исследованиями, нежели имел хоть какое-то отношение к делам ВЗО на политической арене. Хотя и признаю свою вину: во время экспериментов, к моему сожалению, погибло очень много людей. Я пытался клонировать причуды, создавать людей, способных совмещать несколько… Это ведь очень тонко — чуть в сторону — и формула идёт в Тартарары, сметая всё. Люди взрывались, гнили, старели за секунды… пока я не вывел идеальные параметры… — горько закончил Кретур. Тишина воцарилась на кухне, пока Мидория задумчиво рассматривал скорчившееся от неприятных воспоминаний лицо доктора. Тенебрис судорожно встал и налил себе холодной воды, чтобы тут же осушить стакан. Потом сел обратно, глубоко вдыхая и выдыхая, настраиваясь. — Как видишь, в круг «избранных» также попал и я. Через десятки лет пришёл Инженер, одновременно пришли Кеншин и Норайо. Они соулмейты, поэтому не удивительно. Правда, я не знаю, почему они повздорили сейчас. Все остальные — гораздо позже. Просто они те, кого я знаю уже довольно долго. И я, вроде бы, даже смирился со всем, что происходило вокруг, с тем, каким был ВЗО, — Кретур упирается взглядом в стену, уходя куда-то далеко на секунду. — Пока сам Все За Одного не встретил своего соулмейта, которого, как он думал, он уже не увидит никогда, — печальный взгляд перемещается на Изуку. — Мидория, Все За Одного встретил твою мать, — едва улыбается Кретур. Изуку вздрагивает и сглатывает. Мурашки ползут по спине подростка. — То есть?.. — То есть Все За Одного — твой настоящий отец, — кивает Тенебрис, вглядываясь в потемневшее лицо мальчишки. — Но зачем тогда он?! — резко вскидывает глаза Изуку, едва не подпрыгивая. — Пожалуйста, подожди, — просит доктор, накрывая руки Мидории. — Я понял, что ты это знаешь по тому, что увидел на кладбище и по поведению, но, прошу, сначала выслушай то, что я расскажу — это всё, что я знаю, а потом будешь делать выводы без эмоций, зная всю ситуацию хотя бы в общих чертах. А после… — Кретур запинается на секунду. Паника метается в его глазах, но он всё-таки произносит. — Спросишь всё сам у Все За Одного, если того пожелаешь. Договорились? — сжимая холодные руки подростка, спрашивает мужчина, уверенно смотря на Изуку. Всего минуту внутри мальчишки борются эмоции, а после он вновь садится, готовый слушать. — Вот так, прекрасно, — удовлетворенно проговаривает Тенебрис. — Деталей я не знаю, — тут же уточняет он. — Но в тот день твой отец пришёл ко мне и очень долго говорил о соулмейтах. Спрашивал у меня про мои исследования, о связи между людьми и причудами. Говорил, останавливался, думал очень долго, продолжал говорить. Ушёл задумчивый, особо ничего про Инко не рассказав. С того момента он стал меньше времени уделять организации, противостоящие группировки по типу АРИС и якудза начали вести бурную деятельность, пока Все За Одного прикрывал на это глаза. В организации понимали — с лидером что-то случилось. К тому моменту он уже убил одного из носителей причуд Один За Всех, но так не смог забрать её, поэтому многие боялись как-то попасться под горячую руку. В общем баланс сил начал колебаться, а наш лидер — уделять больше времени Инко. При этом сама Инко мало что знала о настоящей деятельности соулмейта, поэтому твой отец вёл двойную жизнь. В итоге, незадолго до твоего рождения, Все За Одного окончательно решил уйти из подпольного мира. В это же время он намеренно сражается со Всемогущим, передаёт бразды правления в руки верхушки организации и уходит, — Кретур стучит пальцами по столу, становясь немного нервным — видимо, в то время было не очень сладко. — Как я узнал потом, именно твоя мать настояла на уходе Все За Одного… — Но, доктор, разве мама?.. — тут же встрепенулся Изуку, заметив несостыковку. На это Тенебрис удивленно посмотрел на подростка и едва посмеялся. — Изуку, дорогой мой, ты думаешь, что твоя мать дура и ничего не замечала? — приподнимая бровь, интересуется Кретур. — Отнюдь нет. Если бы она была такой, никогда в жизни Все За Одного не женился на ней, — улыбается мужчина. — Твоя мать была очень умна, поэтому заметила всё практически сразу. После чего твёрдо решила исправить соулмейта. И у неё даже получилось! Все За Одного ушёл, оставляя своё любимое прекрасное детище, погружаясь в семью, занимаясь к тому времени уже тобой, ведя в принципе абсолютно нормальную счастливую жизнь. Правда, продлилось это недолго… — Тенебрис глубоко вздохнул. — Без лидера организация рушилась, постепенно, но неотвратимо. Кеншин судорожно пытался удержать позиции, пока АРИС и якудза атаковали базы и наших людей. Всё летело к чертям, — подвёл итог доктор. — И? Что произошло дальше? Он просто так вернулся?.. — Практически, — соглашается Тенебрис. — Все из организации уговаривали вернуться, а Инко — не возвращаться. В итоге он обманул твою мать, всё-таки вернувшись. Когда тебе было около полутора лет, Все За Одного вновь вернул порядок и власть в свои руки, при этом чудным образом скрывая правду от твоей матери. И вот, — Кретур нервно кинул взгляд на Изуку, — он позвал меня к себе, — мужчина запнулся, неожиданно не находя слов. — Чтобы мы поговорили о наследнике. О тебе, Изуку. — Неужели уже тогда он думал втянуть меня во всё это? — полыхнуло гневом в зелёных глазах. Темная злость колыхнулась в груди. — Рассчитал?! Вот так просто! — злился Мидория, до побеления сжимая кулаки и губы. — Я не знаю, — честно отвечает доктор. — Но в итоге я понял — мне нужно было каким-то образом усилить твою природную причуду, чтобы она была достаточно сильна и вынослива для того, чтобы ты впоследствии принял Все За Одного от отца. Или просто внедрить в тебя причуду, чтобы ты мог постоять за себя и войти в организацию. И всё это нужно было сделать до того, как у тебя появится соулмейт, который ограничит предел причуды, как было выяснено мной, — Тенебрис увидел удивление и недоумение на лице подопечного и поспешил объяснить: — До получения меток причуда ещё достаточно пластична, поэтому на неё можно воздействовать более сильно. Да и вообще это лучшее время, чтобы вплести что-то внутрь еще не до конца сформировавшейся причуды. Под эгидой твоего отца я начал эксперименты на детях, чтобы вывести формулу, — прошипел мужчина, про себя проклиная всё, что тогда делал и самого себя. — И у меня даже получилось. Но… Тенебрис замолчал, вытянувшись в струнку, кусая синеватые губы. — Что случилось, доктор? Что? — нетерпеливо и обеспокоенно спросил Изуку. — Проблема была в том, что попытка — всего одна. Твоя причуда, с учётом наследственности, была и так очень сильна, — начал мужчина. — Что-то вроде Творца, но действующего в пределах Руны, — медленно подбирал слова доктор. — Но этого Все За Одного показалось мало. В итоге работать пришлось очень много. Это как огромное переплетение кода и формул в одном подвижном комке, и, тронув одно — потянешь за другое, — пытался объяснить он. — Я выкрутил причуду до максимума, постепенно примешивая части формул, данные мне твоим отцом. Это питало истинную способность и развивало её потенциал. По своей неосторожности… — Тенебрис жалостливо посмотрел на внимательно слушающего подростка. — Я разорвал твою причуду… — Вы сделали что?.. — через секунду спросил мальчишка, шокированный этим заявлением. — Нитка, связывающая причуду воедино, порвалась, — занервничав, начал рассказывать Кретур. — Как если разорвать пласт клеток, которые потом не получится соединить. В итоге твоя способность разделилась на две: Руну и Творца. И тут начался кошмар, — взволнованно сглотнул Тенебрис, вспоминая то, что пережил и видел. Вспоминая ужас и панику, охватившую разум. — Они стали существовать как две отдельные, и этого, похоже, хватило, чтобы каждая из них выбрала тебе соулмейта. После Творец, как иногда в случае близнецов, попытался сожрать менее сильную Руну. Видимо, пока человек не получил «сформировавшуюся» причуду в четыре года, они враждебно относятся ко всему, что является самостоятельным. Я понял это, поскольку изначальный исходник на «кусочки» не реагировал. Творец пытался уничтожить Руну — тоже очень сильную, но все же причуду. Допустить этого мы не могли, если бы они начали противостояние, то тебя бы разорвало изнутри. В итоге, твой отец забрал Руну на время себе, — Кретур быстро схватил стакан и сделал глоток. Руки его дрожали при рассказе. — А Творец, вышедший из-под контроля, нуждался в «усмирителе». Мне пришлось создать Монстра из самого Творца и других кусков причуд, которые подавал Все За Одного. Я оставил между ними связь, но поставил на разные чаши весов. В итоге они уравновесили друг друга, поскольку являлись одним целым и не могли вытеснить себя же из себя. — Так вот почему Руна идеально мне подошла, — отрешённо проговорил Мидория, сдавливая глаза. Информация, столь обширная, плохо укладывалась в голове. Монстр внутри потирался о рёбра и мурлыкал, просясь на выход. — Доктор! — резко прервал Изуку. — Мне срочно нужно покурить, — предупредил он, направляясь на выход из кухни. — Хорошо, я жду, — кивнул собеседник и спрятал горящее лицо в ледяных ладонях.***
— Мне пришлось немного ограничить Творца с Монстром, чтобы они не разорвали тебя до того, когда мы могли бы контролировать их полностью. Именно поэтому в четвертый день рождения ты не получил причуду, — признаётся Кретур, когда Мидория возвращается на кухню. — А Все За Одного… Он не мог больше бегать то туда, то сюда. Возможно, ему надоело обманывать Инко. Поэтому он подстроил свою «смерть» на фестивале. — То есть всё-таки это было спланировано? — горько усмехнулся Изуку, корябая подушечки пальцев. — Тебе не казалось это странным? — спросил Кретур в ответ. — Внезапно опустевший район, никто, кто не смог бы помочь, герои, будто бы не слышавшие взрыва, — перечислил мужчина. — Организация выстроила всё так, чтобы к моменту, когда придут герои, фальшивый труп лежал под завалами. Единственное, что выбивалось из первоначального плана — это то, что ты ослепнешь полностью. И вообще ослепнешь в этот день. Но это сыграло нам на руку в тот момент, и ты, полный ненависти к героям, остаешься один, отец погибает под завалами, а никто вокруг ничего не слышит. Все За Одного сначала рвал и метал, когда узнал, что ты ослеп. Но после… — дрожь пробежала по спине Кретура, — он вознамерился сделать из тебя настоящего преемника. Воспитать ненависть к героям, озлобить. Слепота играла на руку, и всего лишь небольшое воздействие на психику людей вокруг тебя со стороны — и всё, над тобой издеваются и ненавидят. А после приходит уже не твой отец, а Все За Одного, который должен был стать твоим спасителем, светом в конце туннеля… Грохот оглушил Кретура вместе с криком — он подскочил со стула, широкими глазами смотря за тем, как штукатурка тихо сыпется со стены, а кровь стекает по сбитым костяшкам на ладонь. Злость сотрясала тело Изуку, и он вновь ударил стену, с силой, с чувством, с криком. Тут же слышится, как новый удар сотрясает стену, и Тенебрис на секунду зажмуривается. Кровавые ошметки остаются в углублениях. — Изуку… — зовёт мужчина. Мидория с шипением вытирает кровь о футболку и садится неестественно ровно. — Продолжайте, доктор, — цедит подросток. — Изуку, кровь, — вновь пытается Кретур, но его перебивают злостной репликой и безумным взглядом: — Продолжайте, доктор! — Мы… Мы честно не ожидали, что всё так произойдёт. Что Инко вообще способна на подобное. Я, конечно, как ответственный, иногда наблюдал за вами. Все За Одного не позволил нам установить слежку в доме, поскольку знал, насколько хорошо убирается Инко, а просто следить за семьёй не дал, разрешив мне проведывать вас раз-два в день. Но, Боже, — голос Тенебриса рвётся, — когда я увидел Инко практически мёртвой… Я даже не успел ничего сообразить. Ты пришёл тогда к матери, и я немного помог тебе, сняв ограничения с причуды, поскольку понимал, что бессилен, я опоздал. И ты смог! Смог остановить счёт жизни до наступления конца. А после… После твой отец рвал и метал. Он был в колоссальной ярости, ты не представляешь, насколько сильной… — дрожь покрыла кожу мужчины. — Несмотря на всё то, что случилось, он, оказывается, всё-таки что-то чувствовал к Инко. Возможно, даже любил. В итоге решили сказать, что твоя мать мертва. Я пытался вытянуть её из того состояния, но как только увидел формулу понял, что если даже прикоснусь — нарушу хрупкое равновесие и убью её. Хотя, с учетом тяжести, я сомневаюсь, что её можно вернуть назад. Твой отец не захотел отпускать Инко, поэтому она до сих пор лежит в больнице, — подвёл итог Кретур. — Хорошо. Хорошо… — дрожа, сцепив руки в замок, закивал Мидория. — Я… Я попытаюсь понять это. И задать вопросы. Но пока что меня интересует ещё вот что, — Изуку сверкнул тёмным блестящим взглядом. — Как я смог вернуть зрение? Где мои соулмейты? Знает ли о том, что я вернул зрение, Все За Одного и другие? — Ох… — судорожно вздохнул доктор. — Как именно работает механизм, я тебе не смогу ответить, поскольку ты не поделился со мной временем, когда обрёл зрение. Соулмейты… — Тенебрис скосил взгляд. — Я не могу сказать ничего по этому поводу. Если я и знаю этих людей, то ни имею никакого права говорить их имена, и это единственное, насчёт чего я вынужден молчать. Я понимаю, что одного ты уже нашёл, но, поверь, если второй захочет тебе сказать — то скажет. Видимо, просто время не пришло. А по поводу Все За Одного, — Кретур серьёзно посмотрел в глаза Изуку. — Нет, не знает. Кроме Шигараки и меня все в Лиге думают, что ты так играешь. Я приставлен лидером к тебе как наблюдатель, а также куратор шпионов в ЮЭЙ. Всё, что ты узнал в процессе, где был — я аккуратно подтасовал, так что не беспокойся, никто ничего не знает, а я на твоей стороне. После всего того, что он заставлял меня делать, я не хочу иметь к нему хоть какое-то отношение. Я устал от этого, — шепчет Кретур. — Босс убежден, что ты играешь, и советую продолжать притворяться. Все твои отчеты проходят через меня, а там уж точно чисто. — То есть, он всё же не доверяет мне, раз приставил Вас без моего ведома? — со смешком спрашивает Изуку. — Понятия не имею. Но нам же лучше, — чуть улыбается Кретур. — А шпионы? Кто они? — вопрошает Мидория. — Прости, я не знаю точных имен, лишь вижу их отчеты. Двое в твоем классе, один в параллельном, еще около десяти в школе. Достаточно, — заключает доктор. — Так что будь осторожнее.First things first I'mma say all the words inside my head I'm fired up and tired of the way that things have been, oh ooh The way that things have been, oh ooh Second things second Don't you tell me what you think that I could be I'm the one at the sail, I'm the master of my sea, oh ooh The master of my sea, oh ooh I was broken from a young age Taking my sulking to the masses