Legends never die

      

Представь, что завтра закончилась вечность Ты потрясенно стоишь у края От злого ветра укрыться нечем, В груди зияет дыра сквозная Слепой заложник бессвязной кармы, Прогноз погоды оказался бравадой Весь город сгинул в густом тумане, А дождь весенний пошел камнепадом Всё пройдет. Я с тобой. Делай то, что должен делать, Смело, Потому что веришь.

      В мире людей всё очень сложно. В толпе тебя не замечают, проходят серыми тенями, чтобы никогда больше не встретиться, даже не поднять осмысленного взгляда, рассматривая того, кто предстал перед тобой. В людском потоке никому нет дела друг до друга. Но одновременно с этим каждый разве что не третий, если не второй с удовольствием перетирает кости другим, пересчитывает каждые огрехи и ехидно усмехается, осуждая легко и просто. В глобальном плане массе плевать на тебя, если ты не сделал что-то интересное или выдающееся. Великий парадокс — ты одновременно на виду у всех, но никто не смотрит на тебя. В мире маленьких людей всё гораздо хуже.        Когда ты чем-то отличаешься от общей массы, тебя всенепременно записывают в «белые» вороны. Тебя будут сторониться, шептаться, кидаться обидными словами и прозвищами, стараясь задеть посильнее. Они будут жадно вглядываться в лицо жертвы, с придыханием слушать стоны, всхлипы, мольбы, ловить каждую эмоцию, любое дрожание пальцев. Улыбаться, зная, что такая реакция вызвана ими. Восполняют ли так люди свои недостатки? Высмеивают других, удачно пряча прорехи и ошибки? За осуждением прячут тщетность разума и сознания, отрицая уникальность и особенность, презирая ее? Дети всегда смеются над тем, что вне их понимания. Взрослые же задумываются. Сначала проявляют интерес, а потом — тут уж как получится — выбирают путь либо восхищения, либо ненависти.       «Белая» ворона. Как чётко сказано. Начинка у всех-то одна, и только обёртка отличается. Как случайно попавший в мешочек одинаковых сладких конфеток трюфель. Может ли несмышленый ребёнок понять всю радость того, что в его дешёвых одинаковых и обычных конфетках вдруг затесался настоящий деликатес? Отнюдь нет. Дитё посмотрит на странную обёртку, понюхает, попробует на зубок — и выплюнет, ощущая непривычную сухую горечь. Выкинет, так ещё и попинает носком потрёпанных ботиночек, пока не загонит шарик куда-то в ямку или трещину. Не оценит по достоинству. Потому что ему привычны обычные дешёвые конфетки, что едят и любят все.       В мире причуд же царили странные законы. Потому что, на заре становления нового мира, каждый «причудливый» ребёнок считался «белой вороной». Прокажённым. Не таким. Пугающим. Наличие силы, какого-то отличительного признака, делающего другого более крутым, интересным, более… Совсем уж более. В любом случае никто не любил выскочек. И «белых» ворон тоже.       Когда воронами не восхищаются, не находят ценность в белоснежных перьях, не сажают в клетку на радость и потеху другим, не смотрят, как на диковинку, то их вырывают, жестоко обдирают жалкую тушку птицы. Вряд ли пташка может сделать что-то, когда толпа нападает на неё. Пожалуй, остаётся прятаться под фальшивыми перьями. Скрывать особенность, валяясь в угле по утрам.       Потому что люди не любят то, что отличается от них, что сильнее. Пугаясь превосходства чего-то, они начинают ненавидеть. Потому что причуды делали людей «белыми». Прокажёнными. Уродами. Ненормальными. Так уж получилось.       Сначала «причудливых» ненавидели за присутствие причуды. Теперь же детей унижают за то, что этой самой причуды нет. Странно, правда? То, что считалось ненормальным, сейчас является критерием обычности и некоторой уникальности. «Белые» вороны нынче в почете. Не то что раньше.       Норайо задумчиво водил большим пальцем правой руки по ладони левой, отчетливо ощущая кожей плотный рубец, успевший за время побледнеть. Он помнил, как получил его. И никогда не сможет забыть, как его наградили не только им. Потому что именно с него началась история Такэути. Его длинная-длинная история «белого» воронёнка, желающего улететь куда подальше, взмыть в голубое небо и спрятаться в облаках.       Когда-то небо было светлее. И воздух чище. А люди — злее. Вот, что он отчётливо мог сказать про своё детство.       — Пап! Папа! Мама! Мам! — едва не завизжал мальчишка, скача по заднему двору. Он прыгал и бегал, выставляя руки и чуть не хохоча.       Родители, думающие о худшем, побросали дела: мужчина, весь в деревянной стружке и пыли, выскочил из мастерской вместе с инструментами, а женщина выбежала из дома, неловко перемазанная в муке.       — Что случилось?! — воскликнула она, судорожно ища глазами источник опасности. Мазнула обеспокоенным взглядом по ребенку, яростно показывающему на то, что валялось перед ним.       — Нет, только не это… — поражённо прошептал мужчина, успев подойти быстрее жены.       — Но пап! Это я! Я сделал! Сначала я перестал видеть одним глазом, а потом я резко взмахнул руками, и — бац! — выросли они! Их же так много! И это та-а-ак круто! Я как волшебник!       Женщина заторможенно всё-таки обратила внимание на то, что испортило небольшие кустики растительности, и лицо исказило странное выражение: ей было настолько жалко, настолько до дрожи обидно не за цветы, а за сына, что проступали тёмное отчаяние и боль. Острые копья бамбука пронизывали нежные цветы, и лепестки, истерзанные, рваные, брошенные, разлетелись вместе с поврежденными ветками. Жалкое зрелище того, как острые копья уничтожили красоту, превращая в лохмотья долгие месяцы взращивания и заботы. Красные лепесточки роз кровью попадали на ошметки листьев, и резкий запах цветов дошёл до неё с дуновением ветерка. Колья бамбука врывались в землю, и это было похоже на то, как мечи, окровавленные и острые, оставляли на поле боя, пропитанном кровью.       — Сын, — присел на корточки мужчина, выглядя особенно серьезным. Всё его тело было напряжено, скрючено в пружину. Женщина позади испуганно заозиралась, высматривая людей поблизости, и подошла ближе к семье. Он крепко взял мальчишку за плечи, направляя его взбудораженный взгляд и драгоценное внимание на себя. Видя настрой отца, мальчик резко погрустнел, не понимая, что он сделал не так, из-за чего стал по-детски переживать, что из-за незнания натворил бед. В маленькой головке вспыхнула мысль, что он испортил мамины цветы, и стало немного стыдно. — Послушай меня внимательно. Никогда, слышишь? Никогда никому не рассказывай про это. Не показывай. Никому! Слышишь? Пообещай мне!       Мальчик не понимал, почему он не может рассказать никому о том, что случилось. Ведь ему так хотелось! Он поэтому так радостно позвал родителей. Он уже мечтал о том, как расскажет друзьям чудесный секрет, как сыграет в громкой игре настоящего волшебника, мага, сильного и смелого. Ведь он вправду может это сделать! Сотворить магию, сделать что-то особенное. Но вот только непрошенные слёзы матери, стоящей поодаль, да тёмный, блестящий тревогой и страхом взор отца, отговорили ребёнка протестовать.       — Ну… Ладно? — неуверенно согласился он, не понимая, что происходит. Решая дать обещание, думая, что взрослые знают лучше. Они всегда знали как лучше.       — Пообещай, — твёрдо потребовал мужчина.       В темных глазах мужчины отобразилась практически мольба.       — Хорошо, — поспешно согласился мальчик. — Обещаю.       Маленький Норайо долго не мог понять, почему родители так отреагировали. Но он был послушным и умным сыном, поэтому данного обещания не нарушал: молчал и о странной способности, и о метках, расчертивших спину и ключицу. Он с упоением рассматривал острый клинок, горизонтально покрывший ключицу, с восхищением думая о рыцарях и королях, о бравых воинах и мечах. Он думал, что это его знак. Что это — призвание. Защищать. Быть смелым. Отважным. Сильным. Такэути завалил взрослых вопросами, но они лишь поспешно отправили его в дом, чтобы как можно быстрее убрать причиненный беспорядок. Родители пообещали рассказать позже. Такэути согласился подождать — в конце концов, никто в их семье никогда не нарушал обещаний.       На следующей день отец купил побеги бамбука, настолько много, чтобы засадить ими всю поляну за их домом. Мама безжалостно обрезала кусты, сжигая оборванные цветы. Запах гари неприятно щипал нос, а цветы было действительно жаль — Норайо не хотел уничтожить то, что так любила мама.       Отец семейства, по призванию столяр и резчик, стал активно выращивать растение и использовать в мастерской: делал всякие безделушки, каркасы, кровати, всякое другое. Постепенно в деревне, где они жили, жители оценили по-достоинству неожиданную причуду резчика. Боясь нарушить обещание, Норайо аккуратно рассматривал сверстников, вглядывался в ключицы, не в силах побороть любопытство, но не замечал ничего необычного. От этого было немного одиноко. Хотелось очень многое рассказать. И спросить. Но секрет, что он хранил в семье, немножко компенсировал это — ему казалось, что сам факт наличия способности означал действительно нечто важное, нужное, особенное.       Мальчику запретили купаться с остальными мальчишками. Снимать лёгкую футболку даже в особо жаркие летние дни. «Делай всё, чтобы никто не увидел этих меток, » — шептала мама, пытаясь замазать искусный клинок тональным кремом. Он постоянно стирался, но хоть немного, но помогал. Отец просил прорастить бамбук, желая научить сына контролю над «способностью».       Они жили в деревне, состоящей из практически пятидесяти домов. Большое поселение, отделенное от огромных городов лесом и горами. У них был телевизор и телефон, но никто особо не пользовался ими, увлеченный жизнью на природе, поскольку забот хватало и без этого, а тесная община делала своё дело. Дети уж точно предпочитали лишний раз содрать коленки или наставить себе синяков в шуточных поединках с бамбуковыми палками.       Когда Норайо было десять лет, мама подарила им сестрёнку. Она была немного страшненькой, но мальчик искренне радовался появлению родного комочка. «Я стану её рыцарем, » — подумал он тогда.       Через год ему рассказали правду. О причудах, метках, соулмейтах. И о том, что они считались проклятыми.       Норайо это показалось странным. Ну в самом деле, в каком месте он проклятый? Никто его никогда не проклинал. Он был добрым, смелым и отважным. Всегда слушался. А причуда была лишь дополнением, особенностью. Разве это делало его плохим человеком? Разве только от этого он мог сделать что-то неправильно? Разве иметь родственную душу — не прекрасно? Романтично?       Взрослые — странные.       Однажды к ним в деревню забрело странное существо — оно было похоже на человека и крокодила одновременно, с зеленной чешуей и зубастым ртом, но неожиданно красивой улыбкой, разговаривало немного шепеляво, рычаще, а глаза были добрыми-добрыми. Хвост большой, массивный, немного вилял, когда Такэути дружелюбно рассказывал о деревне. И соломенная шляпа причудливо украшала существо. К вечеру этого крокодила в деревне уже не было. Потому что его прогнали чуть ли не с вилами, крича о демонах, дьяволах и проклятиях. Прогнали, желая смерти существу, что ничего им не сделало. Лица людей отражали ненависть и презрение, и это было омерзительно. Мальчик в ужасе прибежал домой и не выходил несколько дней, боясь показаться этим страшным и жестоким людям на глаза. Боясь показать метку Дьявола, что покрывала юное тело.       Норайо молится, чтобы сестрёнку не постигла напасть в виде причуды.       Видимо, молился он плохо.       На четвёртый день рождения, который родители ждали с неимоверным волнением — Норайо видел это в дерганых движениях мамы, в грубости папы, по тому, как он закусывал губы и отрывал заусенцы, и тоже сам невольно заламывал руки, то и дело поглядывая на сестренку — случилось непоправимое.       Они праздновали в кругу семьи, боясь навлечь беду и ненависть общины. Мама испекла торт, подарила дочери невероятной красоты мягкую игрушку, которую сшила сама, а папа с гордостью представил набор резных, искусных, красивых зверушек, которых девочка рассматривала, не отрываясь минимум минут пятнадцать. Сестра была настолько счастливой и радостной, что Норайо на миг подумал, что причуда не проклянет судьбу малышки. С содроганием сердца он передал флейту, которую вырезал под чутким руководством друга отца из собственного бамбука. Она поблагодарила брата за подарок и убежала, чтобы попрактиковаться. Мама буквально испепеляла его взглядом, пока малышка училась правильно дуть в инструмент, вырывая свистящие противные звуки. Такэути неловко смеялся, разделяя миг счастья с отцом, похлопывающим сына по плечу. Всё было прекрасно до тех пор, пока флейта не издала надрывный, визгливый звук, переходящий в крик малышки.       Они сорвались с места, как ошпаренные. И Норайо застыл в дверях, не в силах вынести истины, боясь шевельнутся. Мама с затхлым криком бросилась к дочери, пока отец бегал глазами по тельцу, распластанному на полу в агонии. Маленький мальчик не мог поверить, что сестренка так страдает от проклятья. Такэути увидел слезы на глазах матери, когда она с содроганием прикоснулась к спине девочки, откуда, окропленные кровью и болью, росли крылья. Кофточка на спине малышки разорвалась под силой причуды, и мягкие, пушковые и ангельские крылья, со скрипом и чавканьем росли из спины. Сестренка плакала и кричала, билась головой о пол, слюни текли из разинутого маленького ротика. Мама буквально упала на колени, прижимая дочь к себе, не давая навредить еще и своими силами. Отец кинулся к ванной, чтобы принести полотенца и аптечку.       Белые перышки, измазанные в крови, шевелились и подрагивали, тряслись от того, как напрягались мышцы спины. На кончиках звенели капельки, разбиваясь о пол нестерпимой болью и горечью.       Это было неправильно. Жестоко. Нечестно.       Его маленькая сестренка стала белой вороной.

***

      Мидория с отвращением мылил тело, смотря на то, как ошметки плоти и кровь смываются водой. Каждый раз, заходя в ванную, он не мог отделаться от ощущения, что, смыв доказательства жестокости и греха, он лишь становится грязнее. Казалось, что, омывая тело и становясь чистым физически, он сильнее пятнал душу и внутренний мир. Словно бы кровь впитывалась в кожу.       Пренеприятное ощущение.       На выходе из подземной лаборатории он встретил Жреца. На секунду Мидория даже подумал, что Ному ждал его — он стоял, прислонившись к стене, и глядел в пустоту до тех пор, пока не услышал второго ученика.       — Слепой Бог, — зовет Изуку Ному. Мидория останавливается, давая понять, что слушает. Собеседник вяло проводит взглядом по телу парня, постепенно поднимаясь к глазам, закрытым повязкой. — Какая странная судьба. Вы связаны. Связаны, чтобы навеки обречь друг друга страдать.       Необычные, обезоруживающие слова и совершенно непонятный смысл фразы на мгновение вышибают Мидорию из равновесия, и он замечает, что аура опасности, до этого исходившая от воспитателя, пропала, оставляя только незримое присутствие. Брови преемника сомкнулись на переносице.       — Что Вы имеете в виду? — спрашивает Изуку.       Жрец флегматично скользит взглядом по лицу напротив, едва шелестя костяными крыльями. Всматривается гораздо глубже, нежели просто в телесную оболочку.       — Соулмейты. Грязная душа тянется к другой, стараясь обрести покой. Я видел его — того, кого нельзя спасти. Это мясо ничем не изменить. Оно навсегда запятнано. Но душа — другое. Желаешь ли ты пожертвовать собой ради другого?       Мидория моргает под повязкой.       Еще раз.       И еще раз.       Слова, произнесенные ровным спокойным голосом и вылетевшие из посиневших губ, от этого понятнее не становятся. Что, черт возьми, хочет сказать этот Ному? Причем он тут?       — Я не понимаю, — терпеливо отвечает Изуку. — Можете сказать попонятнее? — просит он, наклоняя голову вбок.       — Я вижу твою душу. Будущее. Прошлое. Настоящее, — начинает Жрец. — И души некоторых связаны. Связаны от того, что влияют друг на друга как никто больше. Обрекают на счастье или страданье. Вы называете это соулмейты, — объясняет Ному. — Мне же жаль твою душу. Слишком много всего ждёт. Слишком много произошло. Слишком много смысла в связях. И связан ты своей душой с гнилой. Но у тебя есть выбор. Всегда у всех есть выбор. Вопрос лишь в том, чего ты желаешь: счастья для себя или счастья для других.       Ному медленно подходит к Мидории и становится напротив.       — Я многое могу сказать. Увидеть. Распознать. Но смысла в этом нет — только факт самого существования. Я вижу то, как твоя страдает, как её рвали и соединяли с другими. Жалкое зрелище, — сочувственно произносит воспитатель. — Но от насильных связей сама сила связи не становится слабее. И смысл не пропадает. В будущем от твоего выбора многое зависит. Словно бы тебе дали возможность бросить камень в воду. И только от тебя зависит, какие круги на воде будут, если ты решишь бросить его.       Ному наклоняется немного, опаляя Изуку могильным холодом. Инеем обдаёт щеку последним предложением:       — Или же ты предпочтешь оставить камень себе?       Мидория ошарашенно продолжает стоять на месте даже тогда, когда Жрец прощается с ним и уходит наружу. В голове метаются мысли, и одна не лучше другой. Они хаотичные и рваные, как вспышки. Жрец имел в виду Монстра? Тодороки? Другого соулмейта? Что означает этот «камень»? Сила, влияние, причуды? В чем смысл? Не та мишура, что витает вокруг слов, а главная мысль? Зачем он подошёл к Мидории и своеобразно предупредил о чем-то?       Несомненно, Изуку любил загадки. Но его невероятно бесило, когда люди, имея возможность сказать прямо, устраивали шоу и ловко жонглировали словами.

***

      — Норайо, — зовёт Изуку, выдергивая мужчину из собственных мыслей.       — Да, Изуку? Ты что-то хотел? — спрашивает, приглашающим жестом указывая на стул напротив.       — Во-первых, — начинает Мидория, — у тебя не была закрыта дверь, — указывает на неё с осуждением парень. — Во-вторых, я всё-таки хочу наконец узнать, что произошло между тобой и Кеншином. А спрашивать Сэки об этом — явно не самая лучшая идея.       Такэути вздыхает шумно и отворачивается от бывшего воспитанника, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Вопрос достаточно личный и сложный, и про это сам мужчина никому не рассказывал. Но Мидории же он может довериться?       Норайо решается. И начинает свой рассказ с самого начала. …Для всех его маленькая сестренка становится слишком слабой здоровьем, чтобы ходить в сельскую школу и гулять с остальными детьми. Мама приобретает болезненную худобу, а отец — большие темные мешки под глазами и сеточку морщин, покрывающих лоб. Это старит их обоих чуть ли не на десять лет. Сам мальчик старается не расстраиваться, чтобы сестрёнка выросла веселой и счастливой. Поэтому заботливый братик вытаскивает её на прогулки практически ночью и водит по лесу, куда обычно никто не заходит. Конечно же, перед этим он сам хорошенько всё изучает и смотрит, чтобы все жители деревни оставались дома. Следующим днем он клюёт носом на уроках, но выражение искренней радости на детском личике того стоит.       Асами очень сильно любит брата в ответ. Она любит заползать к нему ночью, чтобы прижаться к уже достаточно широкой спине и накрыть их мягким, но очень тёплым крылом. Такэути не против. В ответ Норайо гладит пуховые перышки, с нежностью проводит по более длинным. Думает о том, что его сестричка похожа на ангела. Он понимает, что ей не хватает общения, поэтому спешит после школы домой, сам практически ни с кем не общаясь. Друзья обижаются, но парень ничего не может с этим поделать. Сестра же растёт очень милым, красивым и добрым ребёнком, и он не может бросить её только ради самого себя и веселья.       Такэути рано понимает, что дети бывают жестокими. Гораздо более жестокими, чем взрослые. Внутри клокочет едва сдерживаемая ярость, когда он находит Асами, всю залитую слезами и перемазанную кровью, в кучке вырванных перьев, недалеко от их дома, в лесу. Она плачет и просит прощения за то, что ослушалась и вышла на улицу, и единственное, о чём думает Такэути — так это о том, чтобы переломать все кости обидчикам. На следующий день около дома стоит свора подростков, к коим он также раньше присоединялся для того, чтобы бегать по лесу и округе. Норайо достаточно сложить эти два факта, поэтому он влетает в толпу и бьёт предполагаемого главаря в нос.        Перед тем, как вмешиваются взрослые, он успевает хорошенько навалять троим, а ещё нескольким — довольно больно вдарить куда-то. Сам он тоже выглядит чёрти как — с размазанной по лицу кровью, выдранным клоком волос, синяками и царапинами по всему телу. Ему кажется, что только дремавшая злоба помогла ему.       На этом спокойные дни заканчиваются.       Взрослые узнают о так долго сохраняемом секрете. В дом приходят другие взрослые, и Норайо, прижимающий к себе дрожащую Асами, слышит ругань и крики. Зажимает маленькие уши. Отец и мать не дают в обиду любимых детей. Другие взрослые смотрят на Такэути с осуждением и злобой, но парню плевать. Он — защитник, и будет защищать семью столько, сколько понадобится. Он разгоняет подростков около дома грозным видом и угрозой во взгляде. Его удивляет, что даже сломанные руки и носы не останавливают идиотов от того, чтобы вновь и вновь приходить и кричать одно и то же.       Нет, она не Дьявол. И нет, она не проклята.       Она — ангел. И прокляты ненавистью и злобой тут только вы.       Норайо вылавливают по дороге домой и затаскивают в лес. Ему сложно противостоять сразу восьми, поэтому он сохраняет силы на то, чтобы хорошенько отдубасить их после. Но он ошибается. Идиоты в кой-то веке поумнели, и Такэути отлетает назад от сильного удара деревянного меча. Желудок сводит судорогой, и по кишечнику проходит спазм. Пока он приходит в себя, ему прилетает ещё один удар, только ногой.       Они говорят о том, что это — цена за то, что они не трогают сестру. Что он — замена. Такэути согласен на такие условия, только бы больше не находить покалеченную малышку. Норайо вступает в драку, не заботясь о себе. Четверо выведены из строя, ещё четверо — бьют его до тех пор, пока он не теряет сознание.       Это повторяется не раз. И не два. Это — повседневность. Тело покрывают шрамы, и Норайо наконец-то готов для того, чтобы самостоятельно использовать причуду для защиты и нападения. Привычный мир переворачивается, когда прочный бамбук материализуется в руках. Численное превосходство уравнивается силой способности. В ход пускается холодное оружие.       Нападать со спины — подло. Не более подло, конечно, чем идти вшестером против одного, но всё же.       В тот день его спасает только неожиданно появившейся заступник, — и Такэути со стоном чувствует отчаянную боль, пронзившую глаза, и едва не плачет, но всё же, пересиливая агонию, смотрит на схватку не отрываясь. Его соулмейт врывается на поляну смерчем и с лёгкостью и небрежностью раскидывает оставшихся на ногах ребят. А после подходит к застывшему парню, с интересом рассматривая того, с удивлением наблюдая мокрые дорожки слез, смешавшиеся с грязью и кровью на лице.       — Ты в порядке? — спрашивает темноволосый парень, вонзая тяжелый меч в землю. Такэути пробегает глазами по клинку и внутренне содрогается, признавая полное сходство. — Я не причиню тебе вреда. Меня зовут Кеншин Сэки, — проговаривает тот и протягивает руку.       — Такэути Норайо, — с кряхтением представляется парень, всматриваясь в пока что еще подернутый пеленой глаз. Впитывает в себя красивый излом бровей и прекрасный роскошный черный цвет локонов. — И ты — мой соулмейт.       Парень напротив вскидывает брови, и Норайо незамедлительно активирует причуду: с каким-то неправильным восторгом и отвратительной нежностью он наблюдает, как парень напротив сгибается со стоном, закрывая ладонями глаза. Опускается на землю, сжимаясь, и только через несколько минут блестящим прояснившимся взглядом стальных глаз окидывает родное лицо напротив.       Время закручивается в тугую спираль, и Сэки приживается в их доме с поразительной быстротой: Асами в невероятном восторге от того, что у нее появляется еще один «братик», у которого можно выпытать много чего нового. Кеншин смеётся, благодарит за гостеприимство, расчёсывает сиреневые волосики девчушки и с невероятной, щемящей любовью смотрит на Норайо и саму Асами, прижимая их к себе для объятий. Он становится светлым лучиком, надеждой, их самым сильным защитником.       Норайо спрашивает у Сэки, что он искал в дремучих лесах Японии. Кеншин же рассказывает о том, что отношение к причудам особо не поменялось — обладателей сторонятся и стараются игнорировать, а мутантов и вовсе иногда за людей не считают. Кеншин с этим не согласен. И он ведёт борьбу против людей, защищая тех, кого природа одарила причудами. Сэки говорит — и Такэути верит — что причуды — это дар, благо, особенность и то, что украшает, а не уродует. Причуды — это не клеймо, это знак. Знак того, что они избраны этим миром для того, чтобы носить силу. Они — особенные.       Он практически плачет от этих слов — от слов, что он так долго желал услышать из уст кого-то другого, кроме как родителей. Такэути счастлив, и, прижимая к себе сестру, обещает, что защитит её от всех злых языков и душ, что считают, что она — проклятое чудовище.       К сожалению, не всё идёт так, как того хотят сами люди.       Мир разбивается в дребезги, когда, придя из леса с тренировки, они видят горем убитую мать и — впервые за свою жизнь увидевший такую картину — плачущего отца. Сердце холодеет, и страх впивается иглами в мозг и живот. Такэути боится спросить, поэтому Сэки делает это сам: мама лишь начинает рыдать сильнее, прижимаясь к отцу, практически воя, и мужчина с усталым и отчаянным, потерянным взглядом, указывает на дверь в сарай, обнимая жену. Норайо идёт туда как в тумане.       Он думает, что только поддержка Сэки помогла ему пережить тот момент. Он не готов был увидеть стеклянный голубой взгляд, спутанные сиреневые волосы, посиневшие губы. Не мог принять то, что прекрасные ангельские крылья лежат отдельно, рядом с холодным телом. Измазанные в грязи и крови, ободранные и перекошенные. Потерявшие чистоту и невинность, всю красоту. Запятнанные. Сломанные.       Истерика сотрясает тело, и только сильные руки соулмейта останавливают его от того, чтобы кинуться к телу и попытаться привести его в чувства, возродить живой блеск в омутах. Норайо скулит и рыдает, сжимает рубашку Сэки до хруста и плачет до боли в глазах и голове.       Он ненавидит всех людей вокруг.       На следующий день, после похорон, Сэки просит уйти вместе с ним.       Норайо в ответ просит отомстить. Жестоко. Болезненно. Кеншин соглашается.       Его клинок окрашивается в алый, и обидчики, сломавшие крылья ангелу, летят с обрыва в объятия острых бесчувственных камней. Их кости ломаются, и кровавые пятна расцветают на земле и воде.       Пустота внутри никуда не пропадает.

      Мидория сидит, поражённый услышанным. Не перебивает и не вмешивается, лишь спокойно и очень внимательно наблюдает за тем, насколько отсутствующее выражение скользит по лицу наставника, и то, как глаза его смотрят куда-то вдаль, в ту самую глубину воспоминаний и ощущений. Словно бы он снова проживает то, что рассказывает.

      Кеншин знакомит Норайо со Все За Одного. Мужчина, кажущийся Такэути слишком жутким и страшным, твердо идёт к своей цели: создать мир для обладателей причуд, где их не будут проклинать и подвергать гонениям. Где они будут на вершине, и каждому найдётся место. Цель кажется благородной. Темный опасный взгляд Все За Одного — обещает гораздо больше и гораздо внушительней.       Такэути встаёт рядом с Сэки на тропу битвы, где они каждый день отвоёвывают место. Он вместе с соулмейтом становится несокрушимым, сильным, уверенным. Руки обагряются кровью, взгляд холодеет, и только в душе он понимает, что заходит слишком далеко.       Норайо говорит с соулмейтом о том, что цель их давно достигнута, и для этого не нужно убивать или продолжать следовать за ВЗО.       Сэки, исполненный упрямством и собственными идеалами, не согласен. Он становится одним из Воспитателей, и этим дарует себе и соулмейту вечную молодость. Такэути не может бросить соулмейта, не может предать связь и те чувства, что их соединяют. Он остаётся, но больше не пятнает руки. Кеншин не особо доволен, но смиряется с этим.       Несмотря на все ссоры, что были между ними, они остаются вместе. Рядом. Потому что та связь, что соединила их — сокровенна и священна. Они оба верят в это, признают и не предают. Половины одного целого, и друг без друга они чувствуют ноющую пустоту. Они любят, и больше никого у них нет. Для Сэки существует только Норайо, а для Норайо — Сэки. И это непреложная истина.       А потом ВЗО пропадает. Просто и без слов.       Кеншину приходится удерживать рушащуюся организацию, и жестокость, спящая в нём, вырывается наружу. Норайо, пытаясь остановить соулмейта, пытаясь наконец-то сбежать из-под власти Все За Одного и начать нормальную жизнь, терпит головокружительное поражение. Такэути не может смотреть на такого Сэки, не может принять, что от человека, которого он полюбил, человека, с которым его связывала нить судьбы, не осталось практически ничего. Он уходит, когда его поддержка нужна Кеншину больше всего.       Нет, не так. Он сбегает.

      Норайо прикрывает ладонью рот, и Изуку видит, как блестит влага в глазах напротив. Мужчине сложно это вспоминать, рассказывать, переживать. Ему больно. Но он всё равно продолжает.

Такэути признает поражение. Ему невозможно жить с осознанием своего предательства. Вина сгрызает душу, и боль ползёт по организму, отравляя. Ему хочется вырвать сердце и скормить собакам, но это не отменяет факта того, что он скучает. Жалеет о своём выборе. Он понимает, что не может жить без соулмейта.       Поверженный, Норайо возвращается. Стальной взгляд скользит по лицу, и Такэути не находит ничего родного или нежного в знакомых чертах, исказившихся в презрении. Сэки принимает его обратно. Называет трусом и предателем. Отворачивается, оставляя в одиночестве и позволяя съедающему холоду пробраться в кости.       И это убивает.

***

      — Практическая часть? Не думаю, что будет что-то экстраординарное, — качает головой Иида.       — Там должно быть то, что мы изучали в классе, — резонно подметила Асуи.       — Все, что мы уже делали? — задала сама себе вопрос Очако. — Битвы и спасательные операции, базовые тренировки… Возможно, они вновь поставят против нас роботов?       — Ай! — воскликнул Мидория, когда его неожиданно довольно сильно задели локтем или подносом по голове.       Не очень элегантно подпрыгнув, он едва не перевернул полный стакан с соком. Все за столом обратили внимание на невольного слушателя, остановившегося около их компании. Изуку тут же повернулся и вперился недовольным взглядом в рядом стоящего блондина, воскрешая в себе досье на каждого ученика ЮЭЙ.       — Ой-ей, прошу прощения, тебя слишком сложно не заметить, вот и засмотрелся, — издевательски протянул Монома. — Я слышал, да даже видел, как Вы, а конкретно ты, повстречался с Убийцей Героев, — он взглядом прошёлся по Мидории, смотря на него свысока. — Прямо как на спортивном фестивале! А-класс, а также Мидория Изуку должен быть в центре внимания, не так ли? Люди обращают на вас внимание не потому, что они верят в вас или восхищаются, чтобы обсуждать, а потому, что вы прямо-таки притягиваете неприятности. Не замечали подобного? Звучит устрашающе, ммм? — парень немного наклонился, вперивая взгляд в Изуку. — Не думаете, что однажды и мы таким образом можем пострадать из-за вас?       Преемник ВЗО нахмурился, вглядываясь в формулу парня и анализируя громкие слова. Простой выпад? На кой черт ему он?       — Монома, — устрашающе прошипела девушка позади, пихая парня в бок. — Заткнись и перестань нести чепуху. Прекрасно знаешь, что они также сильно пострадали.       — Да-да, конечно, — закивал тот, пока девушка теснила его и спешно извинялась перед компанией.       Изуку рассмотрел наконец формулу, думая о том, что с таким-то характером и замашками этому фрукту самое место в Лиге Злодеев, а не в ЮЭЙ. Ну не выглядит он как герой, хоть и способность чертовски хороша. Конечно, ограничения есть, но если поиграть и поднастроить формулу, то можно увеличить потенциал парня. Стоит ли попытаться помочь ему или направить в Лигу? Вряд ли герои по-настоящему оценят данную способность. В конце концов, такую ситуацию он уже видел. Далеко ходить не надо — Хитоши Шинсо, определённый в другой класс, стал бы прекрасной боевой единицей, если бы ему дали шанс и направили в нужное русло. Да, сама причуда была жутковатой, но её силы и влияния не отменяло.       Подросток вновь нечаянно задумался о том, каким вообще образом происходит оценка причуды, если Монома оказался в В-классе, а тот же Кода в А? Это казалось глупо и неправильно. «Пожалуй, стоит спросить об этом у Айзавы или Всемогущего, » — подумал Изуку. Вопрос, кстати, довольно-таки насущный. Хотелось бы внести ясность, чтобы понимать. Мидория вообще, после недавних событий, боялся чего-то не понимать или не знать. Пробел в информации ощущался неприятным упущением. Например, он был невероятно рад и благодарен Норайо, что он наконец-то рассказал причину размолвки между ним и Кеншином, и со знанием истории он мог правильно интерпретировать слова и действия соулмейтов.       Опять же… Стоит ли ему сейчас «помогать» Шинсо и Мономе реализовать силу причуд? Начинать ли подготавливать почву для того, чтобы перетянуть их на свою сторону? Мидория понимал, что было бы невероятно полезно иметь подобных союзников. Но в то же время не хотелось отдавать этих ребят в руки Все За Одного. Так что, пока, он начнёт потихоньку вербовать парней, и не отдаст их в лапы Лиги. Поскольку сам по себе знает, как тяжело выбраться из липких сетей.       Монома, думая, что делает это незаметно, прикасается к не сокрытой рукавом коже ладони Изуку, неискренне извиняясь. «Значит, всё-таки он ударил меня подносом, » — пронеслась мысль в голове преемника ВЗО. Нейто разогнулся, когда Изуку поднял на него тяжелый взгляд: Монома попытался активировать причуду сокурсника, и Мидория с затаённым наслаждением увидел, как страх и ужас проскальзывают на дне зрачков, делая их ненормально большими. Монома, дернувшись как от удара током, подскочил и с грохотом выронил поднос, судорожно вцепляясь руками в рядом стоящую Кендо. Девушка удивилась, но поддержала одноклассника.       — Всё в порядке? — спросила она.       — Да, — судорожно выдохнул парень, копируя причуду девушки за место причуды монстра перед ним.       Затравленный взгляд наткнулся на насмешливый взгляд Изуку. Нейто поспешил забрать упавший поднос и оттащить девушку подальше.       Оглянувшись, он увидел, как Мидория едва улыбается, прикладывая палец к губам.       «Тш-ш-ш.»       

Видимо, всё-таки придётся перетянуть этого парнишку на свою сторону…

***

      — Я не знаю, что мне делать, — жалостливо тянет Яойрозу, роняя лицо в ладони.       — Что случилось? — спрашивает Очако, скашивая взгляд на подругу. Они как раз сидят у неё дома, решив устроить небольшой девичник перед экзаменом: ничего серьёзного, просто сок, разные вкусняшки и роллы.       — Я не могу так, просто не могу! Он мне очень сильно нравится! Он сильный, красивый, крутой, не грубит, а ещё смотрит так… — стонет девушка.       Подруги переглядываются: Ашидо непонимающе смотрит на Очако, Асуи склоняет голову, Тору вертится, смотря на реакцию других, а Кьёка приподнимает брови.       — Ты про кого? — уточняет Мина, пытаясь посмотреть в лицо Момо.       — Тодороки, — краснея, да так, что даже уши приобретают багровый цвет, пищит Яойрозу.       — Оу, — многозначительно тянет Джиро, хлопая глазами. — Ну он, конечно, крут. Красавчик, с хорошей причудой и характером. Только больше на ледышку похож.       — Но только с огоньком, а? — пихая в бок подругу, шутит Мина, заставляя остальных прыснуть, а Момо — приоткрыть пальцы, смотря на девчонок.       — Ну, вы неплохо бы смотрелись, — говорит Тору. — Так что, думаю, всё в твоих руках! — жизнерадостно благословляет подругу она.       — Подожди, — неуверенно мнёт губы Урарака, сдвигая брови к переносице. Беспокойство сквозит во взгляде. — Ты, конечно, вольна делать что хочешь, — шепчет она Яойрозу, но все всё равно всё слышат — это скорее успокаивающий, аккуратный шёпот. — Но дело в том, что у Тодороки есть соулмейт.       — Разве? — сконфуженно вопрошает Момо.       — Наверное, это из-за того, что пелену было незаметно из-за шрама, — быстро предполагает Очако. — Но это точно. Просто… Ну. Как бы сказать? — мнётся она. — Мидория — соулмейт Шото. И я пока не до конца понимаю, что у них происходит.       Она с ужасом замечает, как в чёрных глазах расцветает боль и отчаяние. Яойрозу сжимается, сгибаясь сильнее. Наверное, ей очень обидно.       — Ну-ну, — тут же кидается к ней Урарака, чувствуя вину за состояние одноклассницы. Аккуратно обнимает, поглаживая по волосам. — Я не имела в виду, что всё потеряно, слышишь? Просто стоит присмотреться, попробовать поболтать с Тодороки, но не сильно рассчитывать. Мы же не знаем, как он относится к их связи! Да и не говорили же они. Возможно, они воспринимают её как дружескую!       — Да, Яойрозу, не отчаивайся! — подбадривает её Ашидо. — Если что, мы тебе поможем, найдём парня покруче Тодороки!       — Согласна, — кивает Атсуи, неловко прижимаясь к Момо. — Ты красивая, умная и очень милая. Любой будет мечтать о такой девушке.       Момо смеётся, чувствуя поддержку от девчонок, и даёт себе насладиться тёплыми объятиями.       — Очако, — вдруг зовёт ту Ашидо, тыкая подружку в бок. — А мне кажется, или у вас что-то такое намечается с Иидой, м?       Урарака стремительно краснеет, нелепо оправдываясь о том, что они всего-то погуляли пару раз вместе. Яойрозу совсем оттаивает, смеясь с забавного вида Очако — она реально похожа на маленькую помидорку.

***

      — Нет, мне это не нравится, — проговорил Мик, нахмурившись и откинувшись на стуле.       — Уточняй пожалуйста, — пробубнил Айзава. — Тебе много чего может не нравится.       — Это тишина от Слепого Бога. Подозрительно как-то, — сощурился герой, вглядываясь в календарь, стоящий на столе.       Шота скосил взгляд от отчёта, тоже мысленно вспоминая, как давно он слышал о Слепом Боге. И правда, давно этот вершитель правосудия не появлялся. С Хосу? Или раньше? Непохоже на него. Может, он готовит что-то грандиозное? Хотя, даже при формальном отсутствии, благодаря Пятну и его речи, о нём всё равно продолжают трепаться чуть ли не на каждом углу.       — Вполне, — согласился Айзава. — Но мы с этим ничего поделать не можем.       — И не говори, — покачал головой Всемогущий, постукивая пальцами по столу. — Я предполагаю, что он готовит что-то для своего возвращения. Если уж ему не понравилось, что его связали с Лигой, то и с Пятном ситуация будет аналогичная.       — Поддерживаю, — согласилась Полночь. — Но я пока не могу понять, как он выбирает своих «жертв»? Идёт на повышение ставок? Или будет чередовать злодеев и героев, показывая, что он, так сказать, нейтрален в своём правосудии?       — Оба варианта, — уверенно проговорил Цементос, не отрываясь от расписания.       — Вопрос, конечно, насущный. Но мне всё-таки интересно, полиция вообще что-то делает? — спрашивает Мик, поворачиваясь к Всемогущему. — Подвижек совсем нет? Никаких?       — Никаких, — вздыхая, качает головой герой номер один. — Пятно ничего не говорит, а если и говорит, то только о своих «идеалах» и «целях», лишь абстрактно затрагивая Слепого Бога.       — Кстати, — резко вспоминает Айзава, поворачиваясь к мужчине и смотря на него вполне заинтересованным и серьёзным взглядом. — Пятно ничего не говорил о том, почему он спас Мидорию?       — Говорил, — после секундного молчания, посвященного проигрыванию реплик Убийцы Героев в голове, отвечает Яги. — Что-то о том, что Лига действует не так, как надо, что нельзя затрагивать учеников в борьбе, особенно талантливых. Возможно, он запомнил Мидорию из-за спортивного фестиваля? — сам у себя спрашивает Тошинори, задумываясь. — Вполне вероятно… Насколько я помню по отчётам, то даже Ииде он сначала советовал не вмешиваться и убраться, и только после того, как ему пришлось вступить в бой, Пятно попытался убить. Возможно, это вписывается в «рамки философии»? Скорее всего так. В любом случае, наоборот хорошо, что он смог тогда спасти ученика, как бы это ни звучало.       — Вот значит как… — протянул Айзава. — Спасибо за ответ, — кивнул он Всемогущему. А потом встал, собирая бумажки. — Мне пора к классу, всем удачи.       Мужчина вышел из учительской, направляясь к дальнему кабинету. Ему предстояло рассказать ребятам о практическом экзамене, а также, по возможности, оставить Мидорию после уроков и поговорить. О чем? На самом деле, Шота сам не знал, ему просто хотелось узнать ученика поближе — в конце концов, для подтверждения каких-либо мыслей о «странности» парня нужно было хотя бы немного поинтересоваться им. Если же окажется, что его беспокойство — лишь следствие разыгравшейся подозрительности, то он признает поражение и отныне будет относиться к ученику с должным уважением. А ещё его довольно сильно заинтриговала причуда подростка, и ему всё-таки хотелось увидеть или услышать объяснение действия от носителя.       Не доходя до класса, он остановился перед кабинетом, прислушиваясь. Судя по атмосфере, назревало что-то интересное, поэтому мужчина неслышно отодвинул дверь, рассматривая ситуацию.       — Люди, роботы… — говорит Бакуго. — Какая нахрен разница? Нужно просто победить. А вы, идиоты, думаете о каких-то пустяках. С учётом вашего контроля причуд, а также вообще их силы, я бы беспокоился и о роботах, — с усмешкой проговорил Кацуки, смотря на Ашидо, Денки и Шоджи, до этого обсуждающих практическую часть.       — Кого ты еще тут идиотами назвал, а, тупоголовый?! — показывая пальцем на парня, обиженно воскликнул Каминари.       — Вас, придурки, — гаркнул Бакуго. — Вам нужно контролировать себя и свои причуды! Так что заткнитесь и займитесь делом, а не прохлаждайтесь, чтобы потом жаловаться и ныть о том, что вам сложно, — практически прошипел он. — Не так ли, Деку? Согласен?       Мидория нахмурился, обращая внимание на давнего врага. И чего ему не живётся спокойно? Ему так сильно необходимо постоянно нарываться?       — Уж не знаю, что за чертовщину ты творишь со своей причудой, и что вообще за хрень ты тогда сотворил, но не смей приплетать сюда и меня, — рычит он, сощуривая алые глаза. — Я не хочу никоим образом относиться к тебе и твоим действиям, поэтому фильтруй, что делаешь, пока я окончательно не вышел из себя.       — Похоже, — шепчет Урарака Ашидо и Денки, — он про то, что Изуку недавно скопировал движения Бакуго.       — А-а-а, точно, — соглашается Мина, возвращая внимание на Кацуки.       — Мне не нужен результат, который хочется тебе. И долбанные поддавки мне тоже нахрен не сдались. Я хочу, чтобы ты отнесся ко мне со всей серьёзностью, и я обещаю, что я раздавлю и растопчу тебя и твои усилия по тому, чтобы стать сильнее. Покажу тебе, что, несмотря на всё, что ты до этого сделал, — ярость и ненависть сквозит в словах Бакуго, — всё, чего ты добился — это пустой звук, и ничего не поменялось с того времени, когда ты рыдал и валялся у моих ног. Я уничтожу тебя. И ты, — Кацуки поворачивается к Шото, стоящему около своей парты, — Тодороки, на очереди.       Айзава быстро отошёл за угол, давая ученику, громко хлопнув дверью, проигнорировать следующий урок.       — М-да, — цокает Шота. — Характер у Бакуго ещё более скверный, чем я предполагал.       Проведя своеобразный классный час, посвященный вопросам об экзамене и тренировочному лагерю, он дал отмашку собираться и хорошенько выспаться перед завтрашним испытанием. Айзава и сам начал собирать бумажки, а после аккуратно остановил Мидорию за плечо:       — Мидория, могу попросить остаться ненадолго?       — Хорошо, — кивнул подросток, говоря друзьям идти без него.       Они подождали, когда класс опустеет, и Айзава указал парню на первую парту, сам пододвигая стул соседней, садясь лицом к подростку.       — Вы что-то хотели? — учтиво поинтересовался Мидория, видя, что учитель не совсем понимает, как начать разговор.       — На самом деле, да, но я пока не совсем понимаю, как оформить свой вопрос, — честно поделился мужчина. — Может, для начала, у тебя есть какие-то вопросы ко мне?       — Хм, — задумался Изуку. — Есть, — кивнул он. — Как Вы чувствуете себя после больницы? Травмы не повлияли на причуду?       Айзава распахнул глаза в удивлении. Откуда такое суждение? Или откуда он узнал о его проблеме?       — Чувствую себя вполне сносно, а вот из-за того, что повредили глаза, есть некоторые трудности с причудой. Глаза стали быстрее уставать, а еще ощущается сухость, — ответил герой, наблюдая за реакцией собеседника: Изуку нахмурился, явно недовольный только что услышанным. — Только вот зачем тебе эта информация? — вдогонку поинтересовался он.       — Я… — на секунду стушевался Мидория, покусывая губы. Говорить ли? — Думаю, я могу немного помочь Вам. Если Вы позволите, — открыто глядя в глаза учителя, предложил Мидория.       — И каким таким образом? — приподнял бровь герой. — Не замечал, чтобы твоя причуда могла исцелять. Ах, — вспомнил учитель. — Как раз мой первый вопрос. Хотелось бы узнать немного о твоей причуде. В твоём резюме не было ничего расписано о ней, а я пока не до конца понял её действие.       — Ну, это связано как раз с моей причудой, — отвечает Изуку. — Недавно я показывал ребятам и Всемогущему о том, как она работает… — начинает свой рассказ парень. Приходиться повторить небольшое представление, расчерчивая поле Творца по классу и объясняя принцип построения Рун. — Только я не говорил им о том, что могу в этом поле, — подросток указывает на пробегающие символы рукой, говоря полуправду и запоминая её, — также «видеть» и, так сказать, «чинить» причуды. Это довольно трудный, сложный и кропотливый процесс, но результат того стоит, — улыбается довольно Мидория, видя шок и удивление на лице напротив.       Айзава хмурится и рассматривает бегущие строчки, переваривая полученную информацию. Теперь не кажется удивительным всё то, что по большей части казалось странным и подозрительным: бой с Тодороки, Убийцей героев, Бакуго… Мужчина моргает, собирая мысли в кучку.       — Спасибо за предложение, — благодарит он. — Я подумаю над этим. У меня также вопрос насчет Бакуго. Я уже слышал историю от его лица. Не то чтобы он много рассказал, тем более я знаю, что с тобой уже говорил Всемогущий… Но всё же я хочу услышать от тебя то, что произошло между вами двумя. Агрессия Бакуго в твою, а также в сторону других ребят, очень беспокоит меня, — делится мужчина, смотря на подростка напротив. — Она кажется нездоровой, но до спортивного фестиваля он хотя бы не пытался никому так сильно навредить.       Мидория вздыхает, едва не скрипя зубами. Еще раз проживать то, что он рассказывал герою номер один — не то, что он хотел бы делать, но приходится наступить своему отвращению и боли на горло. В отличие от Всемогущего, Сотриголова не кажется смущенным или растерянным — больше неприятно поражённым.       — Я понял, — заключает учитель. — Спасибо за проявленное доверие.       — Не за что. И у меня встречный вопрос, — собеседник заинтересованно вскидывает голову на слова. — Как работает Ваша причуда? Обязательно, чтобы Вы смотрели на обладателя обоими глазами? Или достаточно чередовать глаза? При моргании эффект сразу снимается, или «отмена» и новый «запуск» незаметны для противника?       — Интересные вопросы, — улыбается едва Айзава. — Никто так не интересовался моей причудой ранее, — горько усмехается он.        — Не поймите неправильно, — сконфуженно проговаривает Изуку, мысленно давая себе установку сбавить обороты и не так сильно показывать заинтересованность. — Меня просто восхищает Ваша причуда и то, как Вы её используете для геройской деятельности. Есть что-то действительно, ммм… Власть дающее? — пытается подобрать слова подросток. — В том, что Вы можете лишить злодея, полагающегося исключительно на причуду, его козыря, сравнивая силы. Это даже немного пугает — словно бы Вы снимаете всю броню, забираете все козыри из рук оппонента. И тогда ему приходится встретиться с Вами уже на Ваших условиях. А уже там у него нет никаких шансов против профи.       — Прекрасное сравнение, — тихо и мягко смеётся Шота, поистине увлеченный разговором. — Способность и правда у меня замечательная. И да, иногда хватает и просто чередования глаз, но это подходит только для слабых причуд. Для мутантных, чтобы ухудшить их функциональность, или для достаточно сильных, нужно смотреть, не отрываясь. Моргну — и стирание пропадёт. Не критично, но если противник в состоянии подловить этот момент, то он может атаковать. Так что да, это неудобно. И из-за причуды действительно стали сильно уставать глаза, хоть я и закапываю капли для расслабления и увлажнения.       — Понятно, — тянет Изуку. — И вот что ещё. Хотел бы спросить, как происходит распределение на классы в Академии? То есть я заметил, что некоторых довольно сильных ребят не совсем оправданно определили в классы слабее. Вам это не кажется странным? Или в этом есть какая-то логика?       — Учителям, к сожалению, не дают права выбирать, — сообщает герой. — Директор сам занимается распределением. Возможно, он так делает для того, чтобы сравнять классы, но я тоже иногда не понимаю его задумки. Единственное, что мы можем сделать — это подтолкнуть ученика к тому, чтобы он прошёл комиссию на перевод в другой класс. Более ничего мы сделать не в силах, — разводит руками Айзава.       Они ещё немного разговаривают перед тем, как попрощаться: Айзава желает лёгкого экзамена и советует отоспаться, и Мидория рад последовать совету старшего, но у него по плану ещё одно небольшое дело.       Мидория пишет в телефоне сообщение Всемогущему, говоря о желании встретиться как можно скорее, а лучше — прямо сейчас. Он очень рискует своим будущим поступком, но, разочарованный и преданный Лигой и ВЗО, он желает раскрыться перед другим человеком. Перед своим наставником. Он верит, что Тошинори поймёт и примет, и Изуку, в ответ на практически честный рассказ об Один За Всех, готов поделиться секретом. Конечно, он преследует не только цель довериться взрослому, но и облегчить собственную ношу, постепенно перебираясь на противоположную сторону. А также, на всякий случай, он создаёт себе «подушку безопасности», если что-то пойдёт не так, как это было в Хосу.       Телефон в руках вибрирует, и высветившийся на экране текст сообщает, что Яги будет ждать ученика в комнате отдыха на третьем этаже, та оказывается больше той, что располагается на втором этаже, где ему уже довелось побывать. Широкое окно пропускает солнечные лучи, поэтому подросток не удивлен, что свет не включен, а мужчина, выглядящий устало, поначалу не замечает зашедшего, засмотревшись на вид из окна.       — Мидория, мой мальчик, — приветствует Всемогущий, отмирая. — Присаживайся. Что-то случилось?       — Добрый день, учитель, — кивает Изуку, присаживаясь на предложенное место. — Да. Есть кое-что, что я хотел бы Вам рассказать и показать, — говорит парень.       — Я внимательно тебя слушаю, — становится серьёзней герой.       — Дело в том, что после того, как Вы рассказали о Вашей способности, я задумался о том, могу ли Вам доверить и свой секрет, — начинает Мидория. — Я не сомневаюсь в Вас, просто… Это немного трудно для меня — говорить что-то личное или болезненное кому-то другому, — усмехается Изуку, концентрируясь на правильных словах. На самом деле, он даже не врёт, что, в принципе, одновременно усложняет и облегчает задачу. — Думаю, Вы помните, как остро я отреагировал на то, что Вы узнали о моём соулмейте, — дождавшись кивка со стороны наставника, Мидория продолжает: — Дело в том, что всё не так просто с моими соулмейтами, как Вы могли уже заметить. Для Тодороки — я один, но у меня их два. И второго человека я не знаю, — жуёт губы Изуку, с силой выдавливая из себя слова. Да уж, признания ему даются довольно сложно. Особенно такие аккуратные.       — Но как? — в непонимании хмурится Тошинори.       — Я не знаю, — качает головой Мидория. — Честно, — открыто признаётся он. — Могу лишь строить догадки. Но не это важно. Дело в том, что, как и у любого другого человека, имеющего соулмейта, у меня не видел глаз. Но в моём случае это касалось обоих глаз. Я был полностью слеп, — признается подросток, наблюдая, как из грудной клетки героя вырывается судорожный вздох. Глаза наполняются неверием и жалостью, сочувствием. — Так что не было никакой операции — просто однажды, приехав в Японию на каникулы, я случайно увидел Тодороки. А после я стал искать его, поскольку мог только строить догадки о том, кто мой соулмейт. Вот так мне и пришлось поступить в Академию. Нет, конечно, я сам также желал стать героем, просто таким образом решил достичь несколько целей разом.       — Это ужасно, — выговаривает Тошинори с трудом. — Я не представляю, каково это — жить без зрения, а после темноты, казалось бы вечной, вернуть его. Мне искренне жаль, — проговаривает мужчина, и Мидория верит, что он не лжёт.       — Это… Это сложно описать… — судорожно делится Изуку. — Но Вы также правы и в том, что нет нормальных людей, у которых больше одного соулмейта, — горько замечает парень.       — Что ты имеешь в виду? — уточняет герой, склоняя голову. Не понимает, к чему ведёт ученик.       — Дело в том, что в детстве я подвергся довольно сильному влиянию одной причуды… Она могла вмешиваться в другие, и, волею судьбы ли, или случая, но мою изначальную, природную причуду, разорвали, — Мидория кривится, и табун мурашек проходит по спине, и он судорожно обнимает сам себя, пытаясь справиться с ощущениями. Сглатывает. — На две части. И каждая такая часть выбрала себе по соулмейту. И эти причуды стали конкурировать во мне, стараясь взять главенство. Не оставалось ничего, кроме как создать «усмиряющий» их фактор, — вновь усмехается Изуку.       — Что за фактор? — спрашивает мужчина, всматриваясь в лицо мальчишки, перекошенное отвращением и насмешкой над самим собой.       В комнате темнеет, и Всемогущий с ужасом замечает, как тень ученика разрастается черным пятном. Герой вскакивает с места, отходя от дивана, чтобы наблюдать за тем, как из пола поднимается огромная зубастая морда, скалящаяся на него и утробно рокочущая. Она, словно смеясь над испугом мужчины, достает из чернильный массы массивные лапы, скребя по полу. Рокот отдаётся в груди участившимся сердцебиением, и Тошинори в панике переводит взгляд на совершенно спокойного ученика, на колени которого с удовольствием укладывается морда демонической собаки. Руки привычно ложатся на скальп существа, и множество белых с кровавой поволокой глаз закатываются от наслаждения, сильнее оплетая чернильными щупальцами талию и руки хозяина.       — Знакомьтесь, учитель, — обыденно проговаривает Мидория. — Это Монстр.

***

      — Итак, всем доброго утра, — вещает Айзава, смотря на учеников в геройских костюмах. — Мы скоро начнём практическую часть. Её можно завалить, но нужно сильно постараться. Если хотите поехать в тренировочный лагерь, то не тупите и действуйте быстро. Надеюсь, у вас есть представление о том, с чем вам придётся столкнуться сегодня.       — Мы будем сражаться с роботами! — прокричал Денки, создавая маленькие трескучие молнии в руках от нетерпения.       — По различным причинам мы решили изменить правила теста! — резко прерывает возбужденные крики директор Незу. На лицах других учеников расцветает прекрасное удивление.       — Директор Незу?!..       — Изменить?.. — потрясенно шепчет Яойрозу.       — Мы хотим сконцентрироваться больше на битвах один на один и геройской практике, — объясняет Незу. — А также смоделировать реальный бой. Поэтому, — мышь не очень элегантно тычет пальцем в учеников, — мы разобьём вас на пары, и вы будете сражаться с учителем!       — Против учителей? — потерянно спрашивает Очако.       — Мы уже поделили вас на пары и распределили учителей, — тем временем припечатывает Шота. — В основе распределения лежали ваш боевой стиль, оценки, а также межличностные отношения. Тодороки и Яойрозу, — обратился учитель к паре. — Сражаетесь против меня. Мидория и Бакуго.       Изуку едва сдержался от того, чтобы закатить глаза. И это они так пытаются решить проблему? Серьезно? Они хотят, чтобы они поубивали друг друга?       — Вторая команда, — тем временем продолжает Айзава. — А вашим оппонентом…       — Буду я! — заявляет герой номер один, приземляясь прямо перед ребятами.       — Всемогущий!.. — затхло вырывается изо рта Бакуго.       «Ну просто ахуеть, » — нецензурно подумал Мидория, цокая.       «И еще наставником называется.»       Пока объявляли другие пары и их оппонента-учителя, Изуку старался справиться с раздражением и зудом по всему телу. Взгляд Кацуки, полный ненависти и злобы, совершенно не помогал. Мало того, что его оппонент — Всемогущий, так ещё в пару поставили этого дебила. Что же, если они в процессе поубивают друг друга — то это вина академии, так?       — У вас будет тридцать минут. Вам нужно будет надеть на учителя наручники или выйти за пределы арены. Уверен, вы думаете о том, чтобы сбежать, не так ли? Мы это продумали!       — Вот, — показывает Всемогущий на браслеты. — Ребята с курса снабжения сделали эти утяжелители — их вес составляет половину от нашего. Это уравняет наши шансы, но при этом мы всё равно окажемся для вас грозным противником. Поэтому, — мужчина поднимает палец. — Думайте наперёд: выгодно ли вам отступить и дождаться подмоги при встрече с превосходящим по силе противником или вступить в бой, рассчитав свои силы? Правильный выбор тактики — это один из составляющих факторов победы.       — Именно для этого ваш экзамен похож на настоящее сражение, — говорит Стрелок. — Думайте о нас, как о злодеях.       — Утяжелители? Чтобы мы могли сражаться на равных? Вы нас недооцениваете, — сощурившись, заключил Кацуки.       — Ты действительно в это веришь? — спросил Всемогущий, одним взглядом затыкая ученика.       — Сато, Киришима, — назвал фамилии учеников Айзава. — Готовьтесь. Остальные могут следить за проведением экзамена или обдумывать план действий. В общем, делайте что хотите. На этом всё.

***

      — Изуку, ты тоже решил посмотреть? — спросила Очако, входя в пункт наблюдения.       — Ага, — подтверждает парень. — Всяко будет полезно посмотреть за действиями профи и тем, как наши ребята будут справляться в такой ситуации. Возможно, я даже подчерпну что-то новое или на основе их боя составлю свою тактику.       — Думаю, мне тоже будет полезно посмотреть. Сомневаюсь, что Аояма сможет придумать сколь-либо работающую стратегию…       — М-да… — промямлил Изуку, наблюдая за одноклассниками. — Они выбрали не лучшую тактику. У Цементоса, в отличие от них, лимита нет… Хотя, это было ожидаемо: в конце концов мы будем бороться с профи. А для того, чтобы победить их, нужно выявить их слабые стороны и использовать на всю.       — Провалили, — грустно прозвучало от Урараки. — И так просто…       — Неплохо справляются, — похвалил Мидория, смотря на Токоями и Тсуи. — Ого, — восхитился Изуку, теперь наблюдая за тем, как огромный клон Эктоплазма атакует напарников. — Это интересно!       — Прошли! — радостно захлопала в ладоши девушка. — Они отлично сработались и помогли друг другу. Они действительно заслужили свою победу. Да ещё и надели наручники. Молодцы!       — Иида и Оджиро тоже прошли, — заключил подросток. — Кажется, опыт Хосу сильно повлиял на Ииду, не так ли?       — Д-да, — заикнулась Урарака, едва краснея. — Видимо, вправду повлиял.       — Что-то не так? — удивленно спросил Деку, видя состояние подруги.       — Нет-нет, ничего! — замахала руками та. — Не бери в голову! Они просто были невероятны.       — Хо, — выдохнул Мидория, смотря на то, как Шота дезактивирует причуды своих учеников. — Вот, значит, как они подбирали противников?       — О чём ты, Изуку? — не понимая, спросила девушка.       — Смотри, — Деку указал на экран. — Они подобрали пары так, чтобы выставить и наши слабые стороны — Тодороки слишком полагается на причуду, а Момо — нерешительная, поэтому потеряется, не зная, что делать. Они буквально тычат нас носами в то, в чем мы слабы! Но при этом дают возможность использовать это, создавая нужные пары, чтобы мы продумывали тактики.       — Ого, — Очако повернулась обратно к экрану, тоже подмечая эту особенность и находя логику.       — Они придумали действительно хорошую тактику, — похвалил преемник ВЗО пару на экране. — Только, если бы они не тупили, то смогли бы это сделать быстрее и лучше. А самому учителю Айзаве не пришлось бы немножко поддаться им, — улыбнулся Изуку, оценивая такую уступку профи.       Урарака не обратила внимания на слова друга, смотря на счастливое лицо Яойрозу, которая едва сдерживала слёзы. Ей в действительности не хватало уверенности в себе. И благодаря этому бою она смогла обрести её, поверить в себя и свои силы. Оценить себя по достоинству.       — Оу, — многозначительно протянула Асуи, смотря за попытками Очако и Аоямы спастись от черной дыры Тринадцатого.       — Вот именно: «Оу», — почесал подбородок Мидория. — Хотя, — он наклонил говолу, наблюдая то, как Тринадцатая резко прерывает действие причуды, видя, как девушка летит к ней. Спустя минуту учитель уже был в наручниках. Пожимает плечами: — Можно и так.       — Урарака прошла? — интересуется едва вошедший Тенья в сопровождении Яойрозу. Изуку кивает. — Меньшего я от неё и не ждал, — довольно улыбается парень.       — Вы тоже молодцы, Тенья, Момо, — хвалит их преемник ВЗО. — Вы блестяще провернули свои тактики и использовали причуды и напарников.       — Спасибо, Изуку. Дальше будет директор, да?       — Ага. Интересно будет посмотреть на его стиль ведения боя.       — …Воу, — приподняла брови Момо, таращась на монитор. — Я ожидала… Чего-то другого?       — Ну, он всегда был немного странным, — ответила Лечащая девочка, вернувшаяся в пункт наблюдения за своей кружкой.       — Не прошли, — говорит Асуи. — Ни шанса на атаку… Жестоко.       — О, Урарака, поздравляю с победой! — громко произносит Тенья, приветствуя только что вошедшую девушку.       — Спасибо! И тебя, — с румянцем на щеках благодарит она. — Погодите, команда Ашидо не прошла? — рассмотрев картинку, расстроенно уточнила она.       — К сожалению, нет, — качает головой Яойрозу. — Стратегия директора была слишком идеальна.       — Очако, когда ты сражалась против Тринадцатой, о чём ты говорила с Аоямой? — слезает Асуи, заинтересованная данным моментом.       — А, мы говорили о…

Ты только что подумала о том, что в этой ситуации сделают Мидория или Иида? Может быть, тебе кто-то из них нравится?

      — … ни о чём! — резко заканчивает она, маша руками. — Совершенно ни о чём! Пустяки!       Ребята пожимают плечами, не желая доставать и смущать одноклассницу. В конце концов, это может быть что-то личное.       — Кода, это подло… — изумлённо проговаривает Мидория, смотря за следующим поединком. Кода и Джиро в это время проходят — Сущий Мик явно не в себе, чтобы продолжать битву.       — Команда Хогакуре и Шоджи проходит дальше! — вещает голос из динамиков. Довольно комичная ситуация с невидимой девочкой, но это не отменяет факта того, что они побеждают и проходят дальше.       — Дальше команда Минеты и Серо, — с недовольством говорит Асуи. — Я, пожалуй, пойду, — уходит девушка, забирая с собой Тенью и Яойрозу. Очако тоже желает Мидории удачи, говоря о том, что придёт посмотреть на его крутую битву, не горя желанием наблюдать за Минору.       Вместо них приходит Тодороки.       — О, Шото, поздравляю с победой! Вы были хороши, — хвалит соулмейта Мидория.       — Это уж точно. Но без Яойрозу я бы не справился против учителя Айзавы, — признает ученик.       — Ну ладно, — прыскает Изуку.       — Ты лучше скажи, как себя чувствуешь? Восстановился после Хосу и того прыжка на тренировке? Ничего не болит, не беспокоит? — взволнованно спрашивает Тодороки, осматривая парня.       — Не бойся, всё хорошо, — качает головой подросток. — Я практически полностью восстановился, — и легко подмигивает, чем вызывает улыбку у собеседника.       — Хорошо, тогда скажи мне, что будешь делать со Всемогущим? Его вообще реально победить даже с утяжелителями? К тому же, в паре с тобой будет Бакуго, и я не сказал бы, что на него можно положиться в этом вопросе. Сомневаюсь, что он захочет сбежать.       — У меня есть парочку тактик, — делится Мидория. — Рассчитанные и на побег, и на бой. Не хочу использовать перемещение в этом испытании. Мне это кажется немного против правил. К тому же, будет слишком скучно, если я так сделаю, не думаешь?       — Полагаю, что так: все ждут захватывающую схватку. Наших одноклассников будет не оторвать от экрана, — посмеивается сын Старателя. — Но постарайся в этот раз без травм ладно? Я волнуюсь, — мягко проговорил Шото, кладя руку на плечо соулмейту. — Не хочу смотреть, как тебе делают больно, не имея возможности вмешаться.       — Я в состоянии защитить себя и дать достойный отпор, — уверяет Мидория. — Мне пора, — он указывает на время.       — Хорошо, — отпускает того Шото. — Удачи, будь осторожен. И я верю в тебя!       — Спасибо, Шото, — улыбается парнишка.

***

      Пока он прохлаждался на стажировке, этот тупоголовый Деку явно возрос в навыках. Настолько, что посмел скопировать его стиль передвижения! А еще выучил какой-то фокус, теперь имея возможность перемещаться на расстояния. И для Кацуки это значило, что этим скачком его опередили на несколько шагов, если не на десяток: к своему огромному сожалению, он сам понимал, что во время спортивного фестиваля эта крыса не раскрыла всю мощь способности, явно сдерживаясь. И это злило. И бесило. И выводило из себя. Как он мог стать лучше Кацуки во всем? В причудах, учебе, в силе? Куда делся плаксивый, бесхребетный, беспомощный мальчишка? И сейчас он пришёл к Бакуго, насмехается и вытирает об него ноги! То позорное поражение на фестивале иголками впилось в гордость, разъедая душу и мозг, бесячим маячком мигая перед глазами каждый день. Напоминая болью и шрамами.       — Мне не нужна твоя помощь или поддержка. Можешь сдерживаться сколько угодно, скрывая отвратительную, гнилую, крысячую сторону, но не мешайся, пока я буду идти к званию героя, жалкая пародия. Можешь стоять в стороночке и смотреть, как я становлюсь сильнее. И если уж прилетит тебе, то звиняй, я специально. В любом случае я не упущу ни единого шанса разукрасить твою самодовольную морду. Размажу тебя, втопчу в грязь, как это было раньше. И в конце моя победа будет безоговорочна, — с раздражением и уверенностью выплевывает слова Бакуго, смотря на спокойного «напарника».       — Как скажешь, — пожимает плечами Изуку. — Тогда не жалуйся, когда я отвечу. И время покажет, кто выйдет победителем из схватки.       Бакуго направился в глубь арены, и Изуку пошёл за ним, осматривая местность. Не вполне удобный и удачный городской пейзаж, но для Кацуки самое то — чтобы дать волю взрывам. Мидории тоже особых сложностей не принесёт, если он призовёт Творца. Руной тоже справиться можно, но все-таки хочется побиться с героем номер один по-настоящему. Когда еще выпадет шанс вполне легально избить Всемогущего, не сдерживаясь? К тому же, таким образом он сможет показать настоящий боевой потенциал наставнику. Чем не идеально?       — У тебя хоть есть план? — интересуется Изуку, не особо надеясь на ответ.       — Есть, — железно припечатывает Кацуки.       — И какой, если не секрет?       — Я буду изматывать «злодея», гоняя по всей округе, пока утяжелители будут делать своё дело. А потом, — он поднял руку вверх. — Бам. Завершающий удар, — самодовольно заключил парень.       «План надежный, как швейцарские часы, и прямой, как рельсы» — подумал ученик Всемогущего.       Не успел он закатить глаза, как почувствовал бурные ветряные потоки — не иначе, чем Всемогущий решил поприветствовать хорошей воздушной пушкой. Изуку хватило секунды, чтобы выхватить любимую трость и с силой вонзиться наконечником в асфальт. Ветер, больше похожий на воздушное цунами, достиг их, и только из-за соображений задания Мидория соизволил захватить недруга за руку, не давая улететь на другую сторону арены. Стоит признать, что удержать самого себя и Бакуго стоило немалых сил: когда шум и ветер стихли, преемник ВЗО увидел, что его откинуло на добрый десяток метров, а ужасная рваная полоса вспорола асфальт. Окружающие здания выглядели не лучше, если не хуже: окна повылетали, фасады зданий были взрыты, как после взрывов, машины, тоже пролетевшие немалое количество метров, покорежились и сжались, лепясь в кучку вместе с разрушенным до основания мостом. Улица оказалась полностью уничтожена, грозясь обрушить оставшиеся обломки зданий прямо на них. Неприятная пыль и строительная крошка взмыла вверх, сообщая о масштабе разрушений.       — Кого вообще волнует целостность города? — истинно злодейским эгоистичным и надменным голосом вопросил Всемогущий, чётким шагом направляющийся к ним.       Бакуго недовольно стряхнул руку Мидории, но ничего не сказал — Изуку посчитал данный жест за своеобразную благодарность. Сам ученик почувствовал, как сердце в груди взволнованно забилось, и адреналин наполнил кровь. Монстр, чуть ли не визжа, просился наружу, скребя когтями о грудину и ребра, волновался тенью у ног, мысленно скуля хозяину прямо в мозг. Азарт битвы заставил тварюгу буквально молить пустить её наружу. Да и сам Мидория не далеко ушёл, едва сдерживая порыв расхохотаться и ринуться в захватывающий бой. Как давно он не отпускал себя? Нет, Ному не в счёт — тупые твари мало походили на противников. Они годились как тушки для битья и отрабатывания приёмов. Сейчас же всё внутри бурлило о другом. Как же ему хотелось расчертить Творца, заглянуть в огромную вязь причуды, вмешаться в Формулу Мира, ощущая великую силу и власть над временем, материей и пространством! Надвигающаяся фигура Всемогущего не вселяла страха, а обещала незабываемую адреналиновую гонку и настоящее испытание возможностям.       — Какого хрена? — осматриваясь, пророкотал Кацуки.       Каждый шаг героя ветродуем колко ударял в лица, и Изуку чувствовал, как с сильным ветром приходит ледяная прохлада и долгожданная свобода. Чистая сила исходила от фигуры перед ним — вот кем был Всемогущий.       — Если вы думали о битве, как об экзамене, то мне вас жаль. Я — злодей, герои. Нападайте. И уж постарайтесь мне показать ваш максимум!       Деку, утихомирив запал, сделал три ровных шага назад, рукой показывая, что уступает напарнику. Трость расслабленно встала перед ним, и подросток опёрся на неё, очерчивая маленький кусочек земли Творцом так, чтобы просто наблюдать за битвой, но не быть покалеченным. В это же время мужчина перед ними прыгнул, направляясь к ним.       — Светошумовая граната! — остервенело прокричал Бакуго, и свет разлился повсюду, жестоко ослепляя. — Нападайте, так Вы сказали, Всемогущий? Даже если бы Вы ничего не сказали, я бы вс… — широкая рука прервала браваду, и Кацуки зарычал, посылая прямо в лицо «злодея» серию взрывов.       Всемогущему хватило пары секунд, чтобы сориентироваться и, грубо схватив противника за руку, впечатать того в землю, поднимая густые клубы пыли.       — С такими слабыми ударами можешь лишь мечтать о победе! Ну а теперь, — мужчина скосил глаза на спокойно стоящего Изуку. — Ты тоже не исключение, юный Мидория. Просто стоишь, когда твоего союзника избивают?       — Отнюдь нет, — ответил Изуку, уклоняясь от удара. — Я наблюдаю.       Зона Творца передвинулась вместе с Мидорией, и пока «злодей» думал об озвученных словах, буквально секунду, он заметил движение со спины и, крутанувшись, пропустил летящего Кацуки к противнику. К сожалению, атака не произвела никакого эффекта. Профи, легко заметив оппонента, принял стойку и ударил его в живот — Бакуго согнулся, выплевывая воздух и вязкие слюни, и отправился прямо в противоположную стену.       — Это было больно, — скривился Мидория, насмешливо наблюдая за тем, как недруг сначала с грохотом впечатался в бетон, а после легко рухнул вниз.

— Что он делает? — возмущенно проговорила Яойрозу, наблюдая за пугающей битвой. — Они должны бежать! Должны были это сделать прямо после начала экзамена! — Изуку же может телепортироваться… — вполне логично заметил Иида. — Почему он не делает этого? Это глупо — вступать в открытую конфронтацию со Всемогущим. — И почему он тогда не вмешивается в бой? Он позволяет учителю просто избивать Бакуго! — Денки ошарашенно прокричал это прямо в экран, не в силах оторвать глаз от изображения. Сила Всемогущего всех пугала и страшила — они прекрасно понимали, что даже выступив всем классом, они вряд ли могли бы задержать профи. Та первая атака… Она была показательной — говорила о том, что им явно не тягаться с уровнем героя номер один, не стоит даже пытаться. — Все очень просто, — говорит Тодороки, чем привлекает всеобщее внимание. — Мидория перед началом боя сказал мне, что использует технику перемещения только в последнем случае — ему она кажется слишком выигрышной в данной ситуации. А слыша их диалог перед боем, вполне понятно, что Бакуго настоял на невмешательстве Изуку в бой. Сам же Изуку присматривается и явно выжидает. Возможно, он ждёт подходящего момента? В любом случае, только сам Бакуго виноват в том, что вступил в открытую конфронтацию со Всемогущим.

      — Я знаю причину твоего гнева, — сообщает мужчина, подходя к Бакуго, старающемуся подняться и унять дрожь в теле. — Это из-за быстрого роста юного Мидории? Странно сравнивать разных персонажей, не находишь? У каждого есть потенциал, свои методы развития навыков и силы. У тебя тоже есть потенциал к росту. Тебе ещё есть, куда расти, — твердо говорит профи. — И я говорю не о силе.       — Заткнись, Всемогущий… — хрипит парень. — Если нужно принять помощь от этого мусора, то я лучше проиграю!       На лице учителя сквозит сильное разочарование. Он готовит удар для того, чтобы отправить наглеца в нокаут.       — Ну что же… Не пожалей об этом после.       Буквально за мгновение до рокового удара тень отделяется от ног Изуку, чтобы умыкнуть с собой практически бессознательное тело. Всемогущий не успевает заметить это и с силой вгрызается кулаком в землю: по асфальту проходит дрожь, и щебень скачет по уцелевшему бетону. Сам Мидория, немного удивленный подобной отдачей, сначала тоже пошатнулся, пока не восстановил равновесие. А потом скосил взгляд вниз.       — И вновь у моих ног. Неприятная традиция, Каччан?       Изуку насмешливо ухмыльнулся, увидев едкую гримасу боли и дикой злости.       — Отдохни немного. Тебе не помешает, — говорит он обманчиво нежным голосом перед тем, как просто перешагнуть тело перед собой.        Пожалуй, именно этим поступком он взрастил в недруге всё большую ненависть к самому себе.       — Думаю, не стоит пока списывать моего напарника со счетов. Ему нужно всего лишь немного отдохнуть, — проговаривает Мидория, становясь напротив противника. — Я тут ненадолго, пока Качан не очухается. А то было бы неинтересно.       — И кто тут злодей, юный Мидория? — спрашивает мужчина, готовясь к атаке.       — Посмотрим, — усмехается он, щёлкая пальцами.       Руны расползаются по улице, светясь ярко-алым. Они змеями струятся по разрушенным зданиям и дороге, взрытой силой Всемогущего и Бакуго. Цвет их, угрожающий, переливающийся всеми цветами крови, доходя до бордового, ничего хорошего не сулит. И вправду — мужчина ощущает это, когда мелкая крошка поднимается ввысь, находясь словно в невесомости, и сам профи тоже ощущает небывалую лёгкость — как если бы с него сняли утяжелители и ещё четверть собственного веса. А после наступает Ад. Скрежет раздается со всех сторон, и Всемогущий едва стоит на ногах, когда Мидория вновь щелкает, выводя руками сложные узоры. С каждым движением тонны наваливаются на тело, и мужчина видит, как под ногами трещит асфальт, и он понимает, откуда слышится скрежет — это галька и он сам давит на землю с такой силой, что издает эти отвратительные звуки.       «Гравитация» — осознаёт Всемогущий, удивленно смотря на Изуку. Тот ухмыляется, подтверждая догадку. Ну что же, он в состоянии это выдержать.       Шаги профи землетрясением доходят до Мидории, и он дико улыбается, смотря на то, как невероятный человек исключительно физической силой преодолевает тонны давления, что он оказывает. Тогда «злодей» с трудом поднимает ногу, чтобы с силой сотрясти землю так, что здания рядом трещат. Преемник ВЗО пошатывается, принимая более устойчивое положение, боковым зрением наблюдая, как Кацуки тошнит от колебаний. Хорошо, он понял. Гравитация действует, но не так сильно, как хотелось бы. Интересно, на пике своих возможностей смог бы Тошинори вообще игнорировать её? В любом случае, для Мидории этот уровень давления максимальный — больше он не сможет удержать под контролем, а размазать заодно со Всемогущим ещё и себя — не самая лучшая идея. Поэтому, видя, как противник приготовился в один прыжок преодолеть нужное расстояние до цели, Изуку облизывается, беря контроль в руки. В момент, когда максимальные усилия профи направлены на отталкивание, он отменяет гравитацию. Всемогущий не успеет потушить инерцию, и Мидория судорожно кидается вбок, не очень аккуратно прокатившись от воздушной волны до соседнего здания. Он успевает затормозить перед грубым прямым столкновением, и видит, как напарника точно также отнесло к зданию, итак всему покореженному. Интересно, они хоть что-то целое оставят от арены?       В другой части арены слышится грохот и треск, и мальчишка понимает, что Всемогущий затормозил. Ему приходится быстро вставать на ноги и разворачивать около десяти рун защиты, пяти отдачи и восьми — он вообще хотел тоже десять, но успел перед ударом только восемь — на металле трости. Черти чем воспользовавшись, Тошинори влетает ногой в корпус трости, и она трещит и визжит в его руках: Руны светятся адским светом, выжигаются неконтролируемым жаром на титане, поглощая силу. Энергия вьётся вокруг них, и Мидория чувствует, как его вжимает в землю — он падает на одно колено, и он просто надеется, что сустав не сломается к чертям, пока жар опаляет руки ожогами, а также плавит костюм профи. Руки перестают дрожать и просто деревенеют, пока с лёгким колокольным, буквально хрустальным треском трость не лопается в руках, и он успевает увидеть такое же шокированное лицо учителя перед тем, как успевает судорожно очертить вокруг взрыва Творца, поглощая часть энергии в воздух, стрельнувший вверх.       Их с колоссальной силой швыряет в разные стороны, и только благодаря Монстру, моментально выскочившему из тени, Мидория сохраняет кости целыми. Псина укутывает его во мрак, тормозя огромными когтями, врываясь в землю, оставляя ужасающие полосы, наполненные смоляной чернотой. Останавливаясь, она с веселым рокотанием скачет вокруг дезориентированного Изуку, припадает к полу и подлезает под локоть, своеобразно поднимая хозяина на негнущиеся ноги. Он запоздало смотрит вверх, надеясь, что сделал правильно.       Ну, по крайней мере, их ждёт солнечная погода на несколько дней.       Солнце ощутимо бьёт по глазам, и Изуку сощуривается, оглядываясь. И — что за везение — он оказывается прямо около ворот на выход. Проскальзывает мимолетное желание выйти за них, но после он смотрит на, м-м-м, разыгравшегося Монстра, и желание улетучивается. Усмехнувшись воротам, он направляется в сторону основной схватки.

— Он больной?.. — ошарашенно спрашивает Кьёка.       — Нет. Он — монстр… — дрожа, шепчет Маширао, вцепляясь в перила.       — Это вообще нормально? — вопрошает Яойрозу, чувствуя слабость в коленях. Тодороки, не глядя на девушку, аккуратно придерживает её — кажется, она этого даже не замечает.       — Нет… — восхищенно качает головой Фумикаге, всматриваясь в чёрную тень, ласкающую бока и бедра Мидории. — Он такой же… Невероятно…       Иида с усилием сглатывает, смотря на Урараку, судорожно вцепившуюся в его плечо. А ведь он и не подозревал о том, насколько силён одноклассник.       Шото не может оторвать взгляда от соулмейта. Пожалуй, о волнении за его жизнь стоит забыть.

      Первым делом он видит Бакуго, всего перемазанного в пыли и копоти, буквально вылезающего из здания — по крайней мере, он пытается избегать торчащей арматуры и обломков стекол. Ну, его даже немного радует, что он в относительном порядке. В конце концов, он говорил Всемогущему, что выходит против него ненадолго.       — Что это за хрень?! — восклицает Кацуки, указывая пальцем на тварь, гоняющую круглого вида обломок между лапами.       Мидория также потрясённо наблюдает за этим действом. Это кажется каким-то артхаусом, но в голове мысли только о том, что Монстр всё больше становится похожим на реальную собаку. Стоит ли ему тогда почаще, так сказать, выгуливать его? Будет ли он от этого послушнее? Изуку не успевает ответить или определенным образом отреагировать на вопрос напарника, как с неба приземляется мужчина.       Монстр резко прогибается, подпихиваясь под ладони, и Изуку несдержанно шипит, отдёргивая руки. Кривится в отвращении, видя пузыри и обгоревшую плоть, видит перекатывающиеся мышцы и сухожилия. Корка крови постепенно сковывает движения вместе с ликвором, и подросток видит, что дерзким желанием стать сильнее в Хосу он прорезал Руны до мышц — он видит рубцы, въевшиеся в мышечное волокно. Неужели из-за адреналина он пока не так сильно чувствует боль? Что же, сейчас он бы не отказался от помощи соулмейта, ведь его лёд идеально облегчил бы жжение и боль. Но ему не на что жаловаться с учётом того, что он сотворил совсем недавно. Эти раны вполне логичная отдача, и ему действительно даже страшно представить, что же было, если бы он не наложил столько Рун и не оградил Творцом взрыв. Их расщепило бы? Вполне.       Что же, теперь Всемогущий и вправду похож на страшного ужасного злодея: потрёпанный, с пыльными волосами, сверкающим черным взглядом, обещающим убить и уничтожить. Мускулистое тело смотрелось выточенным из камня, нерушимым, и только царапины и размазанная кровь нарушали гармонию, придавая боевой, злобный, готовый к схватке вид. Неужели он пробудил настоящего зверя? Улыбка против воли вновь расчерчивает лицо.       — Что же, — усмехается Изуку, твердо смотря на «злодея». — Каччан, прошу. Твой выход.       Всемогущий моргает, и взгляд его, резко посветлевший, обращается ко второму ученику. Поза его становится более расслабленной, и Мидория разом понимает реакцию мужчины: он воспринял его как равного. Как настоящего, страшного, опасного противника, и этого взгляда когда-то удостоился Все За Одного, все злодеи и оппоненты, заставившие героя номер один посерьезнеть и забыть об окружении, погружая в собственную, жаждущую, дикую схватку. Мурашки пробежали по телу, оседая в затылке, и руки задрожали — он не знал, от боли или от чувств. Эмоциональные качели ударили прямо в мозг, высекли искры из глаз, и Изуку осел, опираясь поясницей на тушу твари. Захотелось рассмеяться.        — Точно, юный Бакуго, — вспомнил мужчина, обращая на него внимание.        Мидория тихонько перебрался в тень, давая собственному кошмару зализывать раны — неестественно гладкий для него и полный кинжалов для других язык мочил слюной кровь, обводил пузыри и волдыри, размягчал подпалённую, сожженную кожу. Обугленные ошметки чернотой выделялись в розовом месиве. Подросток с отвращением заметил кусочки искусных, прекрасных перчаток между плотью, склизкой и мокрой. Он наконец-то понял, что не может нормально пошевелить пальцами. Посетило дикое желание подёргать за сухожилия. Вся кожа до середины предплечья была в таком ужасном состоянии, и Изуку, вместо того, чтобы смотреть за схваткой, с интересом рассматривал мелкие косточки запястья. Ладьевидная, крючковидная, трехгранная, гороховидная… Кто давал им такие странные названия?       «Интересно, а нас кто-нибудь решится остановить?» — подумал подросток.       Через пару минут Бакуго лежал лицом в землю, обессиленный и полностью обезоруженный.       — Пора на покой, юный Бакуго. Прости, но как учитель я не могу допустить, чтобы ты подвергал риску своё здоровье.       — Я… ломаю… И продолжу, — с придыханием говорит Кацуки, пытаясь извергнуть из себя хоть сколько-нибудь силы, отталкивая руку Всемогущего, — ломать себя. Я готов переступить через себя, но одержать победу. Я ни за что не сдамся! — из последних сил шепчет он, в отчаянии кусая огромную ладонь.       — Уважаемый злодей, — звучит со стороны, и Тошинори отвлекается, обращая внимание на Мидорию, сложившего руки за спиной. — Попрошу оставить моего уже ни на что не годного напарника и обратить на меня внимание.       — Юный Мидория… — улыбается по-злодейски Яги. — Я думал, ты уже давно пересёк черту ворот. Удивительно.       — Своих не бросаем, сколь бы они бесячими ни были, — вздыхает Изуку, с удовольствием играя данную пьесу. — Но признаюсь, — склоняется парень, не показывая ладони. — В моем полку немного прибыло.       Тошинори хмурится, глядя на то, как из тени восстаёт псина, и тысячи глаз вертятся и моргают, повергая душу в подобие кошмара. И этот скалящийся Монстр направляется к нему, хищно раскрыв пасть и рокоча. Яги смотрит на лежащего подростка, отмечает закрывшиеся глаза, ощущает тихое дыхание и скользит пальцем к шее, измеряя пульс. Без сознания.       — Вы и вправду сейчас похожи на злодея, — отмечает преемник ВЗО.       — Ты недалеко ушёл, юный Мидория, — скользит взглядом по противнику Всемогущий, вновь останавливая взгляд на псине.       — У нас есть ещё, — Изуку поднимает глаза, мысленно высчитывая время. — Около десяти-пятнадцати минут. Думаю, этого хватит, чтобы успеть победить злодея, провести спасательную операцию, — он выразительно смотрит на тело позади, — а также привести подмогу.       — Неплохой список, — кивает Тошинори, делая шаг. Монстр прогибается, холка встаёт дыбом, и чёрное пятно расползается, вставая сотнями маленьких мордочек, клацающих и щёлкающих. — Жаль только, что злодей победит.       Тварь бросается вперёд, и Мидория вновь чертит Творца вокруг. Знакомое свечение и письмена заставляют профи дрогнуть, и он чуть не пропускает атаку псины — она опасно щёлкает прямо около шеи, и Тошинори успевает заглянуть в насмехающиеся белесые глаза, в изломанный оскал улыбки, прежде чем перекатывается в сторону, уходя от летящих в него шариков. С оглушительным хлопком они взрываются, и жар дышит в спину, а свет заставляет прикрыть глаза. Чисто на инстинктах профи отскакивает назад, предвидя выпад подростка — открыв глаза, он видит вновь вернувшуюся трость рядом со своим лицом. Яги запоздало понимает, что его обхитрили: он хватается за древко, намереваясь отправить ученика в полёт по дуге, используя чужое оружие, но тот легко отпускает её, и тварь ловко подхватывает хозяина, отталкивая того в сторону. Профи успевает только сгруппироваться и прикрыть лицо перед тем, как жар опаляет ладони, отбрасывая назад.       Руки неприятно обожжены, но не сильно — заключает про-герой, приземляясь на ноги. С некоторой злости, забывшись, он замахивается, создавая похожий на самую первую атаку ветряной поток. Изуку быстро понимает замысел противника и, скрипя зубами, мысленно отправляет псину охранять тело недруга. Сам он, не в силах схватиться за что-либо руками, свободно подлетает, пока с силой не врезается в чудом уцелевший рядом стоящий столб. Со звоном голова, а именно затылок, встречается с металлом, и дребезжание отзывается шрапнелью в мозгах. Перед глазами вспыхивают звезды, а грудь и позвоночник простреливает отвратительной болью. Творец, созданный за секунду до столкновения, помогает смягчить этот удар, но, не имея полного контроля, Изуку отпускает возжи, из-за чего отдача от столба жестоко сильна.       «Блядь!» — мысленно выругивается подросток, буквально отдирая себя от столба. И едва успевает отскочить, когда массивный кулак встречается с металлом в месте, где находился его живот. Судорожно встав на ноги и, покачнувшись, всё-таки вновь упав из-за внезапной отвратной темноты в глазах, он уже готовится к очередному удару. Но вместо этого тело легко подняла тьма, и Мидория услышал скулящий звук. Писк, впервые слышимый от грозного Монстра, буквально отрезвил парня. Он выкатился из тьмы, не особо элегантно приземляясь на ободранный асфальт, рыча от боли в руках. В этот раз Деку поднялся на ноги твёрдо, с затаённой злобой смотря на то, как псина, его псина, защищает его, скалится на Всемогущего и лапами впивается в руки, подставляя тело для ударов.       — Пора кончать с этим, — прошипел Изуку сам себе. Что же, он собирался сделать кое-что безумное, но это же в его духе, да? Осталось лишь собрать остатки силы и совершить невозможное. Что он там говорил? Победить злодея, провести спасательную операцию и привести подмогу? Значит, будет именно так — Мидория слов на ветер не бросает.       Злоба раскалила докрасна ядро причуды, и решимость, закаляемая в боях, налила мышцы и кости. Негнущиеся, покрытые коркой, пылью и кровью пальцы заплясали в воздухе, рисуя огромную Формулу Мира. На мышцах начерченные руны зажглись светом, и Изуку соединил ладони, открывая массивное пространство Творца. Руны вспыхнули ожогом, но парень проглотил крик. Силой Творца он молнией метнулся к профи, отбивающемуся от твари, и, разогнавшись, сбил его в сторону Бакуго — мужчина как раз успел затормозить перед бессознательным телом. Изуку вновь оказался перед профи и, вместо того, чтобы ответить или заблокировать массивный кулак, с щелчком замкнул наручник на руке «злодея». Глаза Всемогущего, при взгляде на страшное месиво, вместо ладоней, у ученика, округлились и налились удивлением и шоком.       — Что с твоими?..       Не дав закончить фразу, Мидория за второе кольцо наручников потянул мужчину вниз, к Бакуго, и профи практически упал на своего ученика. Каким-то чудом Изуку ловко подлез под Кацуки, обнял его локтем за шею, а Всемогущего схватив в захват локтем, вновь соединил ладони, начиная то, что ему казалось невозможным.       — Нам лучше быть подальше отсюда, когда пространство схлопнется без моего ведома! — неестественно весело пояснил Мидория Яги, молча таращащемуся на него огромными глазами.       Он делал это всего два раза в жизни, и он надеялся, что в третий уж точно должно повезти. Своим контактом кожа к коже он соединил их в один объект, и, Боже, Будда, Аллах или кто там еще есть, пусть они не сольются и не расщепятся по дороге.       Тошинори едва не стошнило, когда он почувствовал, как его стало медленно разбирать на атомы. Он словно был везде и нигде, видел всё и ничего — он был всем и ничем, превращаясь в звездную пыль и наращивая плоть заново. Адская боль сковала мышцы, и он боялся пошевелиться, напоследок вдохнув побольше воздуха. А после он летел: над лесом, над небом, везде, где только можно быть, существовал и нет. Незабываемое ощущение расщепления сменилось неожиданным наслаждением. И тогда он грубо приземлился на жесткий бетонный пол, неловко стискивая тяжело дышащего и радостного Мидорию в полуобъятиях. Через тело прошла дичайшая волна судорог и дрожи, и он почувствовал то же, что и в день той тренировки, но уже в эпицентре на самом себе, и почувствовал, что он, наконец-то, живой.       Где-то вдалеке громыхнуло так, что задрожала земля.       — Мы целы… — прошептал, практически проскулил Изуку. — Я же говорил: злодей будет пойман, — он едва заметно дернул наручник, прицепленный к руке Тошинори, — спасательная операция проведена, — он кивнул на ошарашенно оглядывающегося Бакуго, — а подмога, — он перевёл ошалелый взгляд на учителей, застывших перед ними, — уже тут.       А после отключился.