Gimme, gimme, gimme Дайте, дайте, дайте Some time to think, Время на раздумье, I'm in the bathroom, Я в туалете Looking at me, Смотрю на самого себя, Face in the mirror Единственный, кто мне нужен, Is all I need. Отражается в зеркале. Wait until the reaper Ждите, пока за мной придёт Takes my life, Бледная с косой, Never gonna get me Живым вам меня Out alive, Никогда не взять, I will live Я проживу A thousand million lives. Тысячу миллионов жизней.
Мужчина спокойно следует поздно вечером домой: геройский костюм лежит в спортивной сумке, закинутой за плечо, и он сам неспеша курит сигарету, вглядываясь в завихрения дыма. Напряжённый день в академии практически высосал все силы: экзамены у первого курса, беспокойство о многочисленных учениках, третий курс, за который он был ответственен. Всё это притупило реакцию, заполнило рациональный разум шуршащими ненужными мыслями. Герой совсем не заметил, как мелодия, до этого казавшаяся далёкой, звучащей где-то на задворках сознания, плавно влилась в черепную коробку. Мужчина посмотрел в противоположную сторону, откуда доносилась музыка, и, остановившись на миг и расслабившись, выронил из ослабшей руки недокуренную сигарету: кончик завернутого в бумагу табака грустно тлел на холодной земле, выпуская тонкую белую струйку. Тело про-героя, более неподконтрольное хозяину, последовало за мелодией, как за путеводной нитью. Паренек, играющий на флейте, дернул красными ушами и усмехнулся тому, как легко цель потеряла концентрацию и последовала в тёмный переулок от вечного и равнодушного взгляда мигающих камер. Циркач покачал головой, заводя противника всё дальше и дальше, лениво прогуливаясь по крыше, избегая ненужного сейчас внимания. И только через пару минут нажал на незаметную кнопку на ремне, посылая сигнал: буквально пару секунд спустя рядом образовалась зияющая чернота портала, откуда неспешно вышел Ному в классическом костюме. Туман от портала стелился по крыше, и мужчина лениво обвёл взглядом обстановку. Курогири кивнул Крысолову, приветствуя того после долгого времени. — Где он? — спросил Ному, не замечая поблизости нужной цели. — В переулке, — прерываясь от игры на инструменте, ответил циркач, указывая пальцем на тонкий тёмный коридор между домами. — Увёл его подальше от камер. — Хорошо, — кивнул Ному-туман, всматриваясь пронзительным острым взглядом в темноту, действительно замечая застывшую фигуру внизу. — Нужно что-то ещё сделать? — уточняет Крысолов, сладко зевая и дергая ушами. — Нет, — отвечает Курогири, смотря на циферблат часов на запястье. — Можешь возвращаться. Дальше твоя помощь не понадобится. — Тогда ариведерчи! Он будет в таком состоянии ещё минут десять, не больше, — сразу же прощается тот, разворачиваясь и уходя чуть ли не вприпрыжку. Курогири провожает знакомого взглядом, прежде чем выполнить указание: доставить Стрелка к Учёному. Мужчина не сопротивляется, когда Ному неторопливо толкает того в спину, чтобы пройти через рядом открывшийся портал. Точно так же он не сопротивляется, когда Учёный усаживает того на стул под внимательный взгляд ВЗО — именно по его указу уже не в первый раз доставляют про-героев для того, чтобы считать их воспоминания. Курогири отходит к стене, прислоняясь к той и прикрывая глаза: дальнейшая процедура вполне знакома ему, поэтому наблюдать за той не было желания. При этом всём его присутствие всегда обязательно. — Что я должен искать? — уточняет воспитатель, откладывая бумаги с прикреплёнными фотографиями. Кажется, до прихода Курогири они обсуждали детей из домов: Ному видит характерные отчёты о каждом обитателе дома на столе. Мужчина аккуратно оправляет очки, уводя непослушные лазуревые волосы за ушные раковины. — Сегодня должен был проходить экзамен у первого курса. Также нужно узнать, что говорят учителя в ЮЭЙ. Посмотри, нет ли чего-то интересного или подозрительного, — даёт указания ВЗО, становясь ближе. — Понял Вас, — принимает тот и снимает белую хлопковую ткань перчаток, убирая в карман пиджака, разминает пальцы. Прикрывает глаза и настраивается. Воспитатель кладёт пальцы на горячие виски героя, прижимая собственную кожу как можно ближе к чужой. Дреды про-героя противно колют кожу запястий, но Учёный успешно игнорирует неприятное ощущение. Плавное скольжение в сознание другого человека ощущается ставшим привычным холодом в животе, мягким волнообразным дрожанием в собственных мозгах — собственное тело становится невесомым и одновременно с этим каменным. Сознание перебегает по нейронным связям между полушариями мозга героя, метаясь по особо активным и сильным цепям нейронов. Перед глазами вспыхивают и проплывают самые последние воспоминания: громкие и чёткие мысли, расплывчатый путь домой, полная тьма после приятной и завораживающей мелодии, взявшейся из ниоткуда. Постепенно он доходит до нужных видений: оторвав одну руку от виска, материализует чужие воспоминания проекцией над ладонью то бледнеющей, то расплывающейся, то чёткой картинкой. Воспитатель также проживает все чувства героя, жмурясь и щурясь в некоторых моментах, наблюдая за экзаменом и слушая разговоры преподавателей в академии. Неприятное обстоятельство способности — проникая в чужое незащищенное сознание, он сам становится восприимчивым, что иногда крайне мешает работе. С опытом отгораживаться от чужих чувств и ощущений становится проще, но ощущение липкости, вязкости внутри черепной коробки, словно бы внутрь поместили тягучую грязь, никуда не уходит. Особенно если вторгается он без разрешения и знания владельца разума. При этом главное в работе — не задеть никакие связи настолько, чтобы разрушить воспоминания или их чувственное отражение в долгосрочной памяти. Поначалу он, не совсем понимая, как правильно делать столь тонкие манипуляции, едва не рушил чужие сознания. Но с опытом всё пришло, и теперь скольжение — вот как он мысленно называет данную операцию — стало привычным, хоть иногда и неприятным занятием. В конце Учёный с шипением отрывает вторую руку от преподавателя, раскрывая собственные глаза. Отходит от героя, лениво промаргиваясь. Зрачки, ослепляя рецепторы, всё не могут сфокусироваться. Хмурится, когда наконец видит перекошенное в странной гримасе лицо ВЗО: гнев, беспокойство и восторг мешаются на лице мужчины, когда он продолжает глядеть на стену в том месте, где раньше мерцала проекция. Челюсти лидера Лиги сжаты, жевательные мышцы чётко выделяются на щеках, и он кусает бледные губы, напряжённо думая и осмысливая только что увиденное. Воспитатель молчит, понимая, что лишними расспросами только спровоцирует бурю: периферическим зрением отмечает обеспокоенный вид Курогири. — Учёный, — обращается ВЗО к воспитателю твёрдым голосом, — подделай воспоминания этого героя, а ты, Курогири, — кидая мимолётный взгляд на Ному, — доставь его до дома. На этом всё. Закончив давать краткие указания, мужчина резко разворачивается на каблуках, доставая из кармана телефон. Курогири переглядывается с Учёным взглядом: непривычно видеть лидера в таком состоянии. Уже уходя, оставшиеся в комнате успевают услышать первые слова мужчины: — Тенебрис, срочно ко мне!***
— Тодороки, можно тебя на разговор? — аккуратно спрашивает девушка в конце следующего учебного дня. — Урарака? — удивлённо отзывается Шото. — Ладно, как скажешь. Только недолго, мне нужно к Изуку в больницу. — Хорошо. Как насчёт того, чтобы зайти в кафе на пятнадцать-двадцать минут? — с надеждой спрашивает девушка. — Поговорим и сходим к Изуку вместе. Не против? — Нет, — качает головой парень. — Давай. — Урарака! — зовёт девушку Иида, подходя к друзьям. — Я сегодня, к сожалению, не смогу пойти к Мидории, но передавай ему привет и мои пожелания, хорошо? И ты, Тодороки, если Очако вдруг забудет. Всё, всем пока! — успевает попросить одноклассник перед тем, как быстро скрыться из класса. — У него что-то случилось? — нахмурившись, уточняет Тодороки, когда они выходят из школы. — Его брата наконец-то выписали из больницы, и он первый день дома. Так что не обижайся на Ииду за то, что он не придёт сегодня к Изуку. Он тоже переживает за него, но семья — это другое. — Понимаю. И я не обижаюсь на него, — примирительно и спокойно отвечает Тодороки. После оставшуюся дорогу они обсуждают всякие мелочи, повседневные глупости и прошлый день: говорят об экзамене и техниках других одноклассников, об учителях и каникулах. Шото сразу понимает, что вся эта шелуха не главное, поэтому решает, не подавая вида, поддержать разговор до прихода в кафе. — Не хочешь заказать один чайник на двоих? — спрашивает Тодороки, думая о том, чтобы успеть заказать десерты до основного наплыва ребят из академии. — Вполне, — соглашается девушка, рассматривая меню. — Как насчёт облепихи и морошки? — Не против. Я его пробовал тут, он вкусный. А десерт какой? И что Изуку возьмём? — интересуется парень, пролистывая листы с десертами. — Мидория любит брать что-то вроде чизкейков или тортов с суфле… — начинает девушка. — И не любит всякое безе и слишком много крема, — заканчивает с улыбкой Тодороки. — Но при этом вполне себе любит меренгу. — Ты хорошо изучил вкусовые пристрастия Изуку, — добро усмехается девушка, всматриваясь в теплоту, расплывшуюся в глазах напротив при упоминании одноклассника. — Это несложно, если достаточно близко общаешься с человеком, — пытается заглушить тему Тодороки, понимая, что разговор может принять неловкий оборот. — Впрочем, сейчас я возьму себе кусочек манго-маракуйя. — Тогда я… — задумывается Очако, всматриваясь в десерты, — торт-безе с клубникой. А Изуку… Что возьмём Изуку? — вновь обращается она к Тодороки. — Можно взять несколько десертов. Тут есть хороший набор макарони, чизкейк и меренга. Думаю, этого пока что должно хватить. Сладкого тоже много не надо. Тем более, нам самим придётся кормить Изуку, — весело замечает Тодороки. — Это точно. Они делают заказ, и, пока ждут, также разговаривают на отвлечённые темы. Когда им приносят чай и десерты, Очако останавливает парня. — Подожди секундочку! — просит она уже взявшего ложку Тодороки. — Я хочу сфотографировать десерты. — Только не говори мне, что ты тоже страдаешь этим? — приподнимая бровь, спрашивает Шото, с удивлением смотря на подругу. — Нет-нет, что ты! — немного смущается Урарака, размахивая руками с телефоном. — Это для себя. Таким образом я создаю свою коллекцию, чтобы знать, что можно брать в каких-то кафе, а что — нет. — Ладно, хорошо, вот, — принимает Тодороки, пододвигая свою тарелку ближе к собеседнице. — Фотографируй на здоровье. — Спасибо! — благодарит та, направляя камеру на десерты. — Подожди, — отвлекает Шото Урараку, когда та, сделав фотографии, уже хочет убрать телефон в школьную сумку. — Разве у тебя был не другой телефон? Кнопочный. Парень не видит, как пальцы Очако дёргаются, сжимая металл и пластик сильнее. Улыбка застывает, а после пропадает в неловко закушенных губах. — А, да, был, — как-то нервно начинает Урарака. — У родителей в компании стало гораздо лучше, поэтому они смогли купить мне в подарок на поступление в ЮЭЙ, хоть и с опозданием, новый телефон. Он, конечно, неоправданно дорогой, но я очень благодарна им, — одновременно грустная и радостная улыбка, больше похожая на усмешку, расчерчивает лицо Очако. Тодороки видит в карих глазах плохо спрятанную вину. — Тогда поздравь родителей от меня. Рад, что у тебя стало лучше, — закрывает неприятную для девушки тему Тодороки. — Но давай перейдём к тому, зачем ты позвала меня сюда, — разливая чай, просит парень. — Так заметно? — забирая чашку, спрашивает Очако. — Не то чтобы, — качает головой Шото. — Просто всё то, о чём мы говорили до этого, ты могла спросить у меня и в академии. А раз ты позвала меня сюда, где нет лишних заинтересованных ушей, то, могу предположить, это что-то важное или личное. Так что давай сразу перейдём к основной теме. — Сначала хочу сказать, — осторожно начинает Очако, резко становясь серьёзной. — Что я интересуюсь не из праздного любопытства, а потому что переживаю за Изуку и за тебя. А также, — девушка поднимает сосредоточенный взгляд на парня, ловя реакцию того на следующие слова, — за Яойрозу. — Причем тут Яойрозу? — склонив голову вбок, уточняет Тодороки. — Подожди, всё постепенно, — поднимая руки, просит Очако. — Дело в том, что, наверное, ты и так это замечаешь, конечно, но… — Урарака скашивает глаза вбок, мня губы. — Ты нравишься Яойрозу, — тихо говорит она, наблюдая за изменениями на лице Шото. Сначала тот скользит по лицу одноклассницы, ища подвоха, но, не находя таковой, хмурится. Отводит напряженный взгляд, поджимая губы до побеления. — Да… — через несколько секунд также тихо тянет Шото. — Я понимаю это. — Ты… — неловко пытается спросить девушка, покусывая щеку изнутри. — Ты не собираешься отвечать ей, да? — Это… — затхло выдыхает Тодороки. Вновь хмурится, проводит рукой по волосам, приводя пряди в беспорядок, и откидывается на спинку стула. Сцепляет руки в замок на коленях. — Это сложно. — Из-за Изуку? — осторожно предполагает она, наклоняясь и пытаясь заглянуть в лицо напротив. Шото вскидывает на неё разноцветные омуты, напряжённые и немного испуганные. — Он твой соулмейт? Очако в ожидании напрягается, выискивая ответ в позе одноклассника: Шото сжимает челюсть, мнёт собственные пальцы и не смотрит в глаза. Повисает неприятная, густая тишина. — Да, — едва слышно шепчет Тодороки, нервно опираясь на стол и прикрывая рот ладонью. Устремляет взгляд на противоположную стену, не имея сил на то, чтобы прямо посмотреть на собеседницу. — Значит, это правда, — бубнит себе под нос девушка. — Почему вы не сказали? — удивлённо спрашивает она. — Это же прекрасно, что вы нашли друг друга? — Тут всё тоже… Сложно, — тяжёло проговаривает Шото. — Мы не говорили, поскольку не хотели лишнего внимания. Это слишком личное. — Вы… — начинает Очако, но прерывается, пытаясь найти подходящие слова. Она догадывается, какой именно вопрос стоит задать, не говоря прямо обо всех мыслях: — Вы друзья? Тодороки словно пыльным мешком по голове ударяют: все мысли разлетаются в пух и прах, и свистящая пустота ласкает задворки сознания. Он с Мидорией, будто бы сговорившись, не поднимали эту тему. Они словно осторожно притирались друг к другу, исследовали границы и связь, не думая о большем или меньшем. Просто хотелось быть рядом, помогать, видеть счастье в родных глазах. Не было лишних целей в том, чтобы завязать отношения или разговора о том, что они останутся на ступени «друзья». Только теплота в груди, доверие и, наверное, чуть больше? Можно ли это было назвать чувствами, любовью? Тодороки не знал — он никогда никого не любил в таком ключе. Ему было хорошо и сейчас, зная, что Изуку — просто тот самый человек, который поймет и примет, выслушает и утешит, если ему это будет нужно. Хотелось ли ему целовать Мидорию? Скорее нет. Хотелось ли ему обнимать его и поддерживать? Да, определённо да. Что вообще для него значила связь с соулмейтом? Он… Он не понимал сейчас своих переживаний. Они были в новинку, совсем странные и нелогичные иногда. Ему нужно было больше времени для того, чтобы всё понять. Единственное, что он знал точно — он не хотел терять Изуку. — Я… Я не знаю, — признается Шото, чувствуя румянец на щеках. Все эти разговоры и ощущения… Дико смущали и заставляли чувствовать себя дураком. — Значит, у Яойрозу нет шансов? — аккуратно уточняет Очако, сжимая в руках чашку с горячим чаем. — Думаю, нет, — неуверенно сначала отвечает Тодороки. Представляет Момо, её улыбку и голос. Понимает, что эти воспоминания не греют душу, не вызывают теплоты внутри. Не желает обманывать и играться чувствами. Говорит после твёрдо: — Определённо нет. Не из-за Яойрозу, — тут же поспешно уточняет парень. — Она прекрасная девушка. Но я не представляю себя счастливым рядом с ней. — Спасибо за честность, — грустно благодарит Очако. — И я очень рада, что вы с Изуку нашли друг друга. Иметь родственную душу — это действительно хорошо. А я постараюсь помочь вам чем смогу, так что обращайтесь за любой помощью. Пусть я и не спец во всем, но сделаю всё, что в моих силах, — улыбается Урарака. — Спасибо, — искренне благодарит Тодороки, чувствуя сладость на языке от десерта. Напряжение развеивается, и они вновь говорят непринужденно и открыто. А после забирают вкусности и направляются в больницу.***
— Ладненько, я побежала! — напоследок потрепав друга по непослушным волосам, попрощалась Очако. Она скрылась за дверью, перед этим задорно подмигнув то ли Мидории, то ли Тодороки, оставшимся в палате. Изуку легонько посмеялся, забавляясь от поведения непоседливой и радостной подруги. Её визит придал немного сил — заряд бодрости, который она принесла вместе с беззаботностью разговоров, дорого стоил в его повседневной жизни. — Я жду объяснений, — между тем разрезал атмосферу Тодороки. Мидория едва не подавился от столь резкой смены в голосе соулмейта, ставшего требовательным. — Что именно ты хочешь услышать от меня? — решает всё же спросить Изуку, надеясь, что парень не захочет прояснить многое из того, что рассказывать Мидория не собирался. — Твой опекун. Он же из Лиги, да? — серьёзно спрашивает он. — Да, — кивает Мидория. — Но ему можно доверять. Он один из немногих, кому я могу доверять. И такой же пленник в руках Все-За-Одного, хоть и находится в Лиге гораздо дольше меня. Просто знай, — Изуку заглядывает в глаза соулмейта, — что он не даст меня в обиду. Я ему доверяю. Тодороки явно не слишком доволен услышанным: брови скашиваются к переносице, а глаза темнеют. Он свешивает голову вниз, смотря на бежевую больничную плитку, молча. Изуку также не нарушает молчание, давая Шото осознать слова и принять их. — Я переживаю за тебя, — наконец звучит из уст сына Старателя. — Меня бесит, что я никак не могу помочь тебе, а ты, в силу того, что боишься то ли напугать, то ли оттолкнуть меня от себя, мне ничего не рассказываешь. Это не предъявление, — сразу же добавляет Шото, вскидывая разноцветные глаза на внимательно слушающего Изуку. — Я понимаю, что ты и так рассказал мне больше, чем другим. Но я… Я действительно переживаю. И хочу помочь тебе, — сжимая кулаки в бессилии. Искажая лицо в немой ярости на самого себя. — Я прекрасно понимаю, что ты недоговариваешь мне. Я знаю это, — тверже шепчет Шото. — И каждый раз, когда ты уходишь домой, когда ты калечишь себя, я боюсь, что потеряю тебя, понимаешь? Наконец-то обретя соулмейта, человека, который мне действительно не безразличен, я понимаю, что не могу защитить тебя. Как-то помочь. Поэтому, пожалуйста, — Тодороки тянется рукой к Мидории, хватая того за плечо. — Пожалуйста, доверяй мне. Я хочу помочь. Изуку оторопело смотрит на ладонь Шото, чувствует тепло, согревающее кожу под хваткой. Переводит взгляд на лицо напротив, смотрит с жалостью в омуты, полные надежды. Сердце в груди щемит, и челюсть сводит. Да, ему очень сильно хочется высказаться, рассказать всё то, что беспокоит, почувствовать поддержку, но… — Ну, что, хочешь рассказать, да? — шепчет голос в голове. — Давай, вперёд. Расскажи, как пытаешь, расскажи, как калечишь других людей. Расскажи, что ты даже больший монстр, чем другие злодеи. Что твои руки по локоть в крови, и ты не остановишься даже если тебя будут умолять. Что ты не хочешь останавливаться. Покажи свою тёмную сторону и жестокость, то, насколько ты гнилой. Помнишь радость, трепет, удовольствие, которые получаешь, совершая суд? Поделишься опытом с соулмейтом? — издевательски звучит из недр души. — Давай, что тебя останавливает? — Заткнись, — шипит в ответ Мидория, представляя ехидное выражение лица Творца. — Думаешь, тебя пожалеют? Погладят по головке, такого бедного и беззащитного? Не обманывай себя! — льётся ядом и жестокой правдой в мозгах. — С силой, что имеется у тебя, можно изменить мир, перекроить правила игры, а ты просто банальный трус, не желающий принимать ответственность! Заслуживаешь ли ты понимания, ласки и внимания после всего, что натворил? Помнишь хоть, что творишь с «подсудимыми»? Как думаешь, соулмейта вырвет от осознания того, с кем его связала судьба? Может быть, он побежит к папочке за помощью? — давя на мозги, вопрошает Творец. — Если ты сейчас же не заткнешься, тебе не поздоровится! — мрачно обещает Мидория, прогоняя желание тряхнуть головой. — Ну вот, видишь? — липкими морозными пальцами скользя по векам изнутри. — Тебе не нравится правда. Ставлю на то, что ненаглядный побежит за психологической помощью, как только узнает, что ты скрываешь. Он не примет тебя. — С чего ты так решил? — спрашивает Изуку, сдерживая колоссальный гнев. — Сказать честно? — усмехается тот. — Мне не нравится этот парнишка. Я его не выбирал в соулмейты. Слишком слащавый, бесхребетный, нежненький, — недовольно звучит внутри. Мидория слышит пренебрежение и неодобрение в голосе ожившей причуды. — Ну так и не тебе жить с ним, а мне, — едко возражает подросток, ведя мысленный диалог. — И у тебя мнения я уж точно не спрашивал. — Как только он тебя кинет, не плачься. Я тебя предупреждал, — с превосходством заключает Творец, после чего замолкает. Мидория едва сдерживает раздраженное шипение, возвращаясь в реальность. — Шото, — тихо зовёт Изуку. — Я не могу рассказать тебе. Не хочу этого делать. Возможно, когда-нибудь, когда я буду уверен в самом себе, в том, что тебе ничего не будет угрожать, а ты примешь правду, я смогу рассказать всё от начала до конца. Не хочу врать тебе, — поясняет Мидория, — и кормить всякими обещаниями, что скоро я смогу это сделать. В моей ситуации — нет, не могу. Но, — подросток, желая донести до соулмейта искренность слов, придвигается ближе и заглядывает в родные глаза, — я верю тебе. Понимаю тебя. Ценю твоё отношение. Поэтому, Тодороки, спасибо. И прости, что не могу ответить на твои вопросы. — Понимаю, — отзывается Шото. Грусть и печаль поселяется в груди, но яркий огонёк надежды всегда будет гореть в нём. — Я буду ждать. И буду рядом. Мидория облегчённо выдыхает и падает лбом в крепкое плечо соулмейта, чувствуя аккуратные объятия, смыкающие его в приятный теплый кокон. Вдыхает запах, чувствуя дыхание Шото шеей, ощущая робкие поглаживания по голове. Расслабляется, чувствуя себя защищенным. Ощущая спокойствие. — Спасибо, — тихо шепчет он.***
Мидория со вздохом плюхнулся на диван, тут же запрокидывая голову на спинку, издавая страдальческий стон. Повязка, надетая на глаза, приятно расслабляла глаза, и он просто размеренно дышал, отсчитывая удары собственного сердца: ожидание, с учётом того, что он ничего не мог сделать, казалось извращённой мукой. Впрочем, имея возможность просто поваляться перед напряженным разговором, он не пренебрегал ею. Тенебрис, забрав его из больницы с боем, недовольно сообщил о том, что его всё-таки вызывают в ЮЭЙ в понедельник. Мидория не представлял, о чем будут говорить учителя, да и вообще кто будет говорить с Кретуром, и просто мысленно пожелал удачи опекуну. По прибытии домой, мужчина тут же огорошил его ещё одной новостью — Изуку было приказано наведаться в главный дом. Как сказал сам доктор, он не мог помочь в восстановлении рук Мидории, но ВЗО, знающий о том, что произошло, уже каким-то образом решил данную проблему. Преемник не особо понимал, как лидер Лиги попытается это сделать, прекрасно помня о том, что в арсенале позаимствованных причуд у ВЗО не было той, что смогла бы вылечить подростка. Хотя, с учётом его положения, он был только рад тому, что нашёлся выход. Именно поэтому сейчас подросток ожидал Курогири, который должен был появиться буквально с минуты на минуту. Кретур любезно оставил воспитанника в одиночестве, ссылаясь на то, что нужно было уладить какие-то бумаги — Мидория вновь пожелал мужчине удачи и растёкся по дивану. Пространство рядом затрещало и разъехалось в сторону: Изуку почувствовал, что причуда вмешивается в устройство мира, делая сквозную брешь. Характерное потрескивание и холод, производимые открытием портала, оповестили подростка о приходе Ному. Опять же, имей он в своем арсенале технику телепортирования такого уровня, было бы проще. Но он не мог совершать такое, по крайней мере пока что. Формула Курогири была заточена именно на создание портала, а его всё-таки властвовала над пространством, контролируя его, а не буравя насквозь. Да, преемник ВЗО задавался вопросом, как именно работает причуда высокорангового Ному — оказалось, при перемещении он, скажем так, складывает пространство на манер бумажного листа, делая отверстие в нём. Именно это отверстие и было порталом, соединяющим две точки в пространстве. Поэтому процесс перехода через него был довольно быстрым и не ограничивался количеством — крайне удобно и просто. При этом Курогири не переписывал формулу мира, а просто соединял две точки, банально связывая их подобным «туннелем». Сам же Изуку пока не мог провернуть такое с помощью Творца. Он пытался, и исход был печальным — посланный через такую щель предмет к ужасу не возвращался несколько раз, а в остальные — пережевывало и выплевывало либо с одной, либо с другой стороны. Проводить дальнейшие эксперименты казалось бессмысленным и неблагодарным занятием, только треплющим нервы. — Мидория, — поприветствовал ученика Ному, становясь ровно, — нам пора. — Привет-привет, — вяло помахал забинтованной рукой Изуку, с кряхтением поднимаясь с насиженного места. Желания идти куда-либо, а особенно прямиком к учителю, совершенно не было. Но выбора не было, поэтому он незамедлительно шагнул в портал. — Добрый вечер, мальчик мой, — донеслось сразу же, как Изуку вышел из темноты. — Курогири, можешь идти, спасибо. Ному, вышагнувший вслед за подростком, поклонился и удалился прочь, оставляя отца и сына наедине. Мидория старался сдержать в себе волнение и недовольство на Ному за то, что тот переместил их прямиком в кабинет лидера, а не просто в главный дом. — Не потрудишься объяснить, что за чертовщину ты творил на экзамене? — обманчиво спокойно спрашивает мужчина, опираясь бедрами о стол. Скрещивает руки на груди, выжидательно смотря на ученика. На дне многолетних омутов плещется тёмное обещание и недовольство. — Прошу прощения, — склонив голову, со скрежетом произносит Изуку. — Я слишком увлёкся схваткой и не уследил за ранениями. — С каких это пор умышленное сокрытие повреждений называется «не уследил»? — приподняв бровь, насмешливо звучит от мужчины. — Я… — начинает Мидория, после чего закрывает рот, понимая, что небольшой обман разоблачили. — Простите. Я хотел попробовать сразиться со Всемогущим всерьёз, ощутить его силу, попробовать себя. — Ни к чему хорошему своеволие не привело, — заключает учитель, отталкиваясь от стола и подходя ближе к сыну. — Порой мне кажется, что ты до сих пор маленький мальчишка, — поддев подбородок подростка, замечает ВЗО. Всматривается в глаз, изображенный на повязке, сощуривая веки. Дышит глубоко и размеренно, испытывая выдержку подопечного. Пальцы, держащие подбородок, кажутся Изуку жесткими и горячими, такими, из которых не вырвешься. — Ты также показал Монстра. Это сможешь объяснить? — Да, — сглатывая, отвечает Изуку. Усилием воли он заставляет себя закрыть глаза за повязкой, не в силах выдерживать тяжелый, пронзительный, всезнающий взгляд. С учётом наглой лжи, что подросток вытворяет каждый раз, пытаясь спрятаться за жалким куском ткани от самого опасного человека в собственной жизни, это кажется едва ли не признанием поражения. Темнота, его спутница в недалёком прошлом, окутывает и пугает. Мидории кажется, что ему практически жизненно необходимо видеть эмоции на лице и в глазах отца. Иначе он вновь распадётся, исчезнет в темноте, хоть сейчас и наполняет своим многотонным присутствием весь воздух, всё пространство и мысли Изуку. Стоит перед ним, как каменная стена, как неминуемое и несокрушимое. Едва активированный Творец — вечный спутник в темноте — выхватывает обрывки формулы ВЗО, массивные и жирные, титановые символы. Жаль, Творец не даёт возможности заглянуть в мысли или души людей — Мидория с удовольствием бы покопался в голове напротив, ища ответы на незаданные вслух вопросы. — Как Вы и сказали, я практически втёрся в доверие Всемогущего. Он предложил мне частные уроки и, так сказать, взял надо мной патронаж. Также рассказал, что его причуда, Один-За-Всех, передаётся от носителя к носителю. Чтобы уравновесить доверие и показать расположенность к нему, я показал ему Монстра, а также рассказал принцип действия Творца. Также, чтобы доказать серьёзные намерения, в день экзамена мне пришлось вступить в схватку с ним по-настоящему. На этом всё, — практически рапортует ученик. ВЗО не отпускает подростка сразу, всё продолжая всматриваться в бледное лицо сына. После отпускает подбородок, вместо этого поднимая перебинтованную руку за локоть. Мидория не пытается вырваться, когда, поддев заклепку эластичного бинта, мужчина начинает разматывать бинт. Первые слои сходят легко и даже приносят небольшое облегчение. Но когда они доходят до слоёв, пропитанных мазью и кровью, Изуку несдержанно шипит и жмурится. На секунду ВЗО останавливается, смотря на перекошенное лицо воспитанника, после чего продолжает вновь. Мокрые бинты падают на лакированный паркет с противным шлепком. Мидория жмурится и давит в себе желание вырваться из хватки мужчины. Прохладный воздух скользит по оголённым рецепторам, и это ощущение можно сравнить с тем, как ветерок охлаждает тело в знойное лето — до одури приятно. Между тем мужчина перед Изуку, хмуря налитые грозой радужки, рассматривает то, что подопечный натворил: бело-розовую, смешанную с кровью, мазь, регенерирующую ткани, истонченные мышцы, сшитые между собой синими нитками, уже выше, ближе к локтю, наложенную практически прозрачную сеточку из кожи, поступенно переходящую в грубые, шероховатые шрамы, стягивающие кожу. — Если бы не наличие причуды, то ты бы лишился рук, — жёстко замечает ВЗО, сильнее сжимая пальцы на локте сына. Изуку молчит — ему банально нечего сказать, когда мужчина перед ним совершенно прав. — Мне не нравится, как ты стал калечить себя. Обычно только для Шигараки было характерно совершенно не думать головой. Не ожидал такого от тебя, — осуждающе звучит из жёстких уст. — Может, мне стоит в назидание тебе оставить всё так, как есть? — давяще произносит ВЗО, и Мидория чувствует, как дрожь ползет от затылка на ребра. — Чтобы ты не мог пошевелить и пальцем, оставаясь мало того, что слепым, так ещё и неспособным использовать руки? — наклоняя голову, угрожающе спрашивает он. — Но… — мужчина отпускает руку воспитанника, вместо этого кладя ладонь на щёку подростка, поглаживая большим пальцем щеки и края повязки. Изуку кажется, что чужая ладонь — пекло, готовое поджечь его сиюминутно, сорвать жалкий клочок ткани и заглянуть в лживые изумрудные глаза, ловя на обмане. Липкие нити словесных манипуляций пеплом опускаются на кожу и мозги, и желание стряхнуть те как можно скорее накрывает с головой. — Ты мой наследник, — ласково сообщает ВЗО. — А это значит, что мне стоит беспокоиться о твоём благополучии. — Ещё раз прошу прощения, — едва выдавливает Мидория, чувствуя спазм в горле: его то ли тошнит, то ли сжимает трахею настолько, что трудно и больно дышать. — Мне надо, чтобы ты лишь вынес пользу изо всего, что происходит с тобой, мой мальчик. В конце концов, я даже доволен, что ты смог заинтересовать Всемогущего и найти к нему подход. Если такова цена доверия героя номер один — то пускай, я позволю тебе заплатить её. Я в состоянии позволить её, — улыбается мужчина, с самодовольством и любовью смотря на сына. — Тем более моему любимому ученику. — Вы сможете исправить это? — с сомнением спрашивает Мидория. — Не я, — качает головой лидер Лиги. — Мой знакомый. Но сейчас не об этом, — прерывается мужчина, отходя от воспитанника на шаг назад. Лёгким движением руки бинты вновь затягиваются на руке Изуку — тот морщится, но ничего не говорит. — Как ты уже, наверное, знаешь, до вашего летнего лагеря должно состояться еще одно событие, — загадочно начинает он. Мидория едва дергает бровями, пытаясь вспомнить что-то на этот счёт. К сожалению, в голове пустота — мысли занимают другие думы, связанные отнюдь не с лагерем и каникулами. Руки, скованные в бинты, он по привычке заводит назад, выпрямляя спину и создавая иллюзию крайней заинтересованности, надеясь, что страх и ярость, засевшие внутри, никак не выйдут наружу. — Я говорю о вашей поездке на I — остров, — сжалившись над растерянным видом подопечного, поясняет злодей. Изуку внутренне удивляется своей забывчивости в таких важных делах. Он совершенно забыл про то приглашение за первое место на Спортивном фестивале. — Да, мне пришло приглашение, — кивает подросток. — Это как нельзя кстати, мальчик мой. Поэтому я также доволен, что ты выиграл на том фестивале, — легко растягивает уголки губ злодей. — Инженер уже работает в направлении устройств, усиливающих причуду, поэтому нас довольно сильно заинтересовало одно, которое представил один из учёных на острове — Дэвид Шилд, друг Всемогущего. На протяжении многих лет Инженер зарекомендовал себя как великолепного учёного, поэтому вошёл в совет спонсоров, и заседает там без малого пять лет. Ему удалось убедить их в том, что устройство опасно для героев, а также привлечёт слишком много внимания со стороны злодеев, — усмехнувшись с последних слов, рассказывает лидер. — Это всё ещё прототип, но тебе нужно будет забрать его с I-острова во время выставки, на которую тебя пригласили. — Но разве это возможно? — удивлённо спросил Изуку, просчитывая в уме вероятности. — Остров защищен если не лучше, то явно не хуже, чем Тартар. Система безопасности настолько идеальна, что за всё время на острове не произошло ни одного преступления. Можно ли будет, не привлекая внимания, выкрасть устройство? — Ты прав, — кивает ВЗО. — Но у нас будет возможность. Восьми Заветам Смерти пришло предложение. И угадай от кого и с каким содержанием? — предвкушая реакцию воспитанника, спрашивает злодей. — Я не знаю, — неожиданное упоминание Заветов выбило на секунду из колеи. — Возможно, от того, кто узнал о данном устройстве? От кого-то из спонсоров? — предполагает Мидория. — Всё гораздо интереснее, — тихо посмеивается собеседник. — От самого Дэвида Шилда, разработчика. Он желает вернуть себе изобретение, не дать ему кануть в Лету. И именно для этого, за хорошее вознаграждение, он хочет, чтобы злодеи напали на остров во время выставки, захватили героев и, «взяв» его с помощником в заложники, провели к пульту управления. Там он заберёт устройство, а злодеи, получив вознаграждение, исчезнут. Конечно же, сам Дэвид скажет, что именно злодеи украли устройство, и это было их главной целью. Но на самом деле изобретение останется у создателя. Неплохой план для хорошего друга Всемогущего, не так ли? — с усмешкой спрашивает ВЗО. — Это… Неожиданно, — коротко выдыхает Мидория, обрабатывая новую информацию. Очень интересно. — Они согласились? — склоняя голову, уточняет Изуку. — Конечно, — подтверждает лидер. — Как ты сам понимаешь, было бы плохо, если бы Заветы присвоили себе изобретение и Дэвида Шилда. А я уверен, что они, занимаясь разработкой усиливающих причуды пилюль, захотели бы опробовать и устройство. Поэтому нам надо либо перехватить, либо уничтожить изобретение. — Я понял. Но у меня вопрос. Откуда данная информация? Сомневаюсь, что у шпиона, который находится в Заветах, получилось бы узнать подобные тонкости и подробности плана заказчика, — вполне логично замечает Мидория. — Ты вновь прав, — довольно звучит от мужчины. — В обмен на мою помощь в одном деле, Заветы сообщили данную информацию, а также задолжали одну услугу. — Что за помощь? — с подозрением уточняет Изуку. В голове крутятся совсем ужасные догадки. И он надеется, что они не подтвердятся. — Для своих исследований им нужен материал. Я предоставил им его, — спокойно сообщает злодей. Изуку передёргивает, когда он понимает, что за «материал» был передан Заветам. — Ну а теперь, — подводит ВЗО, направляясь к двери. — Нам как раз пора потребовать одну услугу. — Куда мы направимся? — с интересом уточняет Мидория и с ужасом осознаёт сказанные далее мужчиной слова: — К Заветам, — улыбается Все-За-Одного, открывая дверь для сына, жестом пропуская вперёд. — А конкретно, к их настоящему лидеру — Каю Чисаки.***
— Шото, — практически угрожающе рычит про-герой, когда сын соизволяет вернуться домой гораздо позже, чем должен был. — Где твой телефон? Зачем он тебе, если я не могу банально дозвониться до тебя? — Лежал в кармане, — спокойно отвечает подросток, снимая обувь. — Я был занят, поэтому не ответил. Тем более, — он поднимает разноцветный взгляд на отца, — я отправил сообщение, что задержусь и буду поздно. Причин для беспокойства не было. Ты же лично тренировал меня, — с изломанной улыбкой под конец говорит парень, бросая едкий взгляд на взрослого. — Что за важные дела, кроме учёбы, были у моего сына? — хмурится Энджи. — Я был в больнице, — просто отвечает младший Тодороки, уже собираясь пройти в комнату. — Что-то случилось с тобой? Это из-за причуды? — резко хватая сына на плечо, громко и — Шото не ослышался? — обеспокоенно вопрошая. — Нет, — качая головой, отвечает подросток. А после скидывает тяжелую руку отца, всё-таки проходя дальше в дом. — Тогда почему? — допытывается взрослый, следуя за сыном. — Мой одноклассник сильно покалечил себя на экзамене. Я был с ним в больнице, — односложно, избегая говорить имена, всё-таки сообщает парень. — Ты не обязан сидеть с кем-то, — замечает старший, впериваясь взглядом в волосы сына. — Это был тот твой друг, Мидория? — догадываясь, спрашивает Энджи. — Да, — скрежеща зубами, подтверждает Шото. Желания говорить с отцом, а особенно — делиться переживаниями, у него никогда не было, а сейчас — и подавно. — Это, похоже, твой первый друг? — практически себе под нос шепчет старший. — Я не против твоей с ним дружбы, но не забывай, что ты должен быть сильнее и развивать причуду, чтобы быть в состоянии победить его. Дружеская гонка? Да, это вполне может помочь в прогрессе, — довольно замечает про-герой. — Серьезно? — неожиданно резко разворачивается Шото, с вызовом смотря на родителя. — Я только что сказал, что он лежит в больнице, а единственное, о чём ты думаешь — это сила моей причуды?! — Шото, — удивленно выдыхает Старатель. — Мне, если честно, нет никакого дела до твоего друга, поэтому единственное, о чем я беспокоюсь — это о тебе. — Говори правильно: ты беспокоишься не обо мне, а о причуде и репутации! — шипит подросток, и Энджи с удивлением наблюдает за сыном в таком состоянии. — Тебя это так задело? — приподнимая бровь, спрашивает Энджи. — Не замечал за тобой такой чувствительности. Ты стал таким из-за Мидории? Не очень хорошо, конечно, но если это поможет тебе двигаться дальше, то я потерплю, — неожиданно не взрывается взрослый. — А что, это может помешать мне двигаться дальше? Дружеские отношения с кем-то? Общение с семьей? Возможно, ты всё так же считаешь, что мне может помешать соулмейт? — напирает Тодороки, чувствуя неожиданную обиду за то, что отец не принимает своего соулмейта, а также, скорее всего, постарается отгородить и его от Изуку. От одной только мысли страх моментально разливается в груди, также, как и гнев на ненавистного родителя. — Шото, — предупреждающе низко говорит Энджи. — Это не та тема, на которую я буду говорить с тобой. Не думай, что ты знаешь всё. Иногда прими, что взрослые могут лучше знать, что тебе будет лучше. — Не надо за меня решать, — заводится Шото. — Я сам выберу, с кем общаться, а с кем нет. Я сам буду решать свою судьбу. И то, что я принял твой огонь, совершенно не значит, что я принял тебя, — выплевывает Тодороки. — В этом заслуга только Мидории. Ты — не я. Я, может быть, и твой сын, но это не даёт тебе права распоряжаться мной как вещью! — Шото! — громко прерывает того Старатель. Неудержимый огонь вспыхивает в глазах, придавая угрожающий вид. — Сейчас же иди в свою комнату и подумай о том, что и кому ты только что сказал. — К твоему сведению, я туда и направлялся! — не удерживается подросток, разворачиваясь и стремительно уходя внутрь дома. Ярость клокочет внутри, давит на голову, леденеет и горит в руках, желая высвободиться огромной энергией. Старатель медленно успокаивается, смотря на то, как сын стремительно исчезает за поворотом. Что-то происходит с Шото, и он пока что не может понять, хорошо ли это или плохо. С одной стороны, он наконец-то принял так долго отрицаемую сторону отца, а с другой — приобрел вспыльчивость, стал огрызаться и лишь сильнее обострил их противостояние. Он стал будто бы защищать не только себя, но и кого-то ещё. Вопреки словам Шото, Энджи прекрасно знал сына, и понимал, что если бы задевали его, то он бы молча стерпел, но когда обижали что-то дорогое сердцу… Был ли причиной таких изменений новый друг Тодороки? Вполне возможно. Ему необходимо узнать, в чём причина изменений сына, почему он стал так часто упоминать соулмейтов, хотя раньше практически не говорил и не спрашивал о них. Энджи резко окатила волна осознания: холод разлился в голове, опускаясь в грудь и на сердце мелкой ледяной крошкой. Неужели у Шото появился соулмейт?***
Изуку брезгливо вытер перчатку о платок, после чего сжег тот щелчком пальцев: пепел грустно опустился вниз, прямо на лакированные туфли. Впрочем, они также были все измазаны в крови и грязи, из-за чего подросток поморщился. Хорошо хоть, что на лицо не попало — иначе было бы совсем худо и паршиво. Монстр с ворчанием пихнул его в бок мордой, отвлекая от тупого разглядывания кровавых разводов. Изуку недовольно стрельнул в него глазами, с цоканьем смотря на то, как ткань пиджака также испачкалась. Впрочем, это совсем не смутило тварь, и она лишь заискивающе поурчала, указывая острой мордой в сторону, обнажая зубы и довольно рокоча, желая услышать похвалу за проделанную работу. Мидория едва не закатил глаза, обращая внимание на картину перед ним: разодранные туши Ному висели на штырях, кряхтя и скуля от боли. Обессиленные, они лишь сильнее насаживались на арматуру из-за собственного веса. По полу текла практически черная кровь, и подросток меланхолично подумал о том, что Ному всё-таки перешагнули грань между человеком и простой мясной машиной даже в этом аспекте. Сколько Ному им там дал ВЗО? Десять? Ну, не велика потеря. Зато теперь Монстр сыт и доволен жизнью, едва ли не мурлыча под руками хозяина. — Спасибо, — одними губами шепчет Изуку, чеша жесткую материю в области уха. Тварь щелкает зубами, принимая благодарность. Выглядит она, конечно, откровенно ужасно и страшно. Но не для Изуку. Мидория разворачивается, наконец-то представая перед молчаливыми зрителями лицом: шесть мужчин и четыре девушки сидят на коленях, с заклеенными ртами, напуганные и заплаканные. Их мычание и шуршание заглушают скулёж и рычание Ному, и парень, не обращая внимание на их протесты, подходит к недалеко расположившейся камере. С лёгким щелчком она начинает прямой эфир. Монстр ускользает в тень, и Мидория активирует Творца, успевая скрыть расползающиеся символы с его же помощью. Люди перед ним бьются в конвульсиях, но у Изуку нет абсолютно никакого сострадания к ним: они сами отказались от безболезненной смерти, и теперь холодный метал огнестрельного оружия непривычно отягощает кобуру. Вновь проверив камеру, Мидория равнодушно поднимает в воздух мужчину, истерично извивающегося в хватке. Кости, мышцы, сухожилия — они рвутся очень просто и оглушительно громко под аккомпанемент мычанья и скулежа. Крики сотрясают комнату, пока тела падают к ногам безвольными куклами, сломанными и беззвучными. Сколько времени проходит? Мидория не знает. Когда последний человек издает страдальческий стон, выплевывая кровь изо рта, Изуку давит в себе желание выкурить сигарету, вовремя вспоминая о прямом эфире. Кажется, да, пора было бы уходить — он уверен, что герои достаточно быстро найдут это здание, поэтому стоило бы заканчивать. Силой Творца камера переместилась ко входу в комнату, чтобы захватить всю сцену целиком: широкие, испачканные в крови окна, Ному, едва живых, и бессознательных героев и злодеев. Не удержавшись, чувствуя неожиданное возбуждение Монстра от впечатлений и недавнего пира, Изуку подносит сигарету к губам, поджигая от маленькой руны. Остаётся последний штрих. Медленно, словно кистью, на стекле выводится чёрной краской одно слово.Similar
Мидория усмехается, чувствуя, как собственные руки покрываются такой же тёмной грязью.