Как не ругать небосвод, отрекаться Клетка реальна, свобода — абстракция Боль неизбежна, страдание — выбор Любовь безутешна, я себя бы выпорол Образцово Не видать мне счастья простого Человеческого, так и быть
— Я — твой первый соулмейт, — признался Томура, ощущая, как бездна раскрывает пасть в малахитовых глазах.
— Что? — легко выпорхнуло из губ. Изуку смотрел прямо в кровавые глаза, внутренне отрицая действительность. Ощущал, как трясутся зрачки и, отражаясь эхом, свербит в голове радостно-истеричный хохот. На дне души ворочалось что-то позабытое, тёмное, растревоженное против воли. Мидория чувствовал, как сильно сжимаются чужие пальцы на собственном запястье, и это немного отрезвило: получилось сглотнуть вязкую слюну и перевести немигающий взгляд обратно на рисунок. Недостающая часть… Изуку ласково провёл взором по метке, совершенно отрешённо замечая то, что метки Томуры и Шото складываются в одну — его собственную. Это поражало. Неужели мир и вправду настолько переплетен, пронизан этими совпадениями, что рисунок неосторожных действий превращается в судьбу? Как в тумане он поднял руку, чтобы дотронуться до кожи — осторожно, медленно, боясь, что весь этот момент — лишь сон, иллюзия, что он видит в одиночестве ночи, забывшийся от усталости. Момент не рассыпался, когда кончики пальцев прикоснулись к линиям и тёплой коже. Это словно пощёчиной ударило сознание. Спазм электрической дрожью прокатился от места соприкосновения. Неистово укусил подушечки, безжалостно сжал кости и с удовольствием растекся в затылке ужасной болью. В следующую же секунду Изуку отдернулся, но всё равно остался в твёрдой хватке старшего. Тонкие брови сошлись на переносице, и естество заполнило отрицание, как липкая, грязная жижа, пачкающая изнутри. — Это не смешно! — яростно прозвучало в темноте. — Это, чёрт возьми, не смешно! Гнев мимолетной судорогой исказил лицо, и Мидория сжал челюсти. Как он вообще посмел говорить такое? Неужели Томура не видел, как сильно отзывается эта тема внутри него? Разве можно осквернять всё то, что было, такими грубыми, бестактными словами, пронизанными ложью? — Я не шучу, — тут же поспешно ответил Томура, рывком притягивая Изуку ближе. Испуг проскользнул в кровавых глазах, и Шимура растаял, стал мягким и плавным, как воск. Голос, трескучий и жесткий, звучал невероятно мягко и сокровенно.— Ты все прекрасно видишь: метка — твоя, и я твой соулмейт. Разве не чувствовал этого раньше? То, как нам спокойно вместе, как мы понимаем и дополняем друг друга, — перечислял Шигараки, обеспокоенно скользя по переполненному противоречивыми эмоциями лицу соулмейта. — Прошу, прости меня, — взмолился он, и надежда прозвучала в этих словах. — Я виноват перед тобой за эту ложь. Но я не могу больше молчать. Прошу, прости. — Ты говорил, что не являешься им! Когда я спрашивал, когда смотрел на твои ключицы — там ничего не было! За столько лет не сказал, да? Ты издеваешься?! — рявкнул Изуку, дёргая рукой. Гнев яростной птицей клокотал внутри, и Творец, что практически не завывал от наслаждения, царапаясь изнутри, совсем не помогал успокоить неожиданный пожар. — Лучше времени для «розыгрышей» не нашёл? Придурок! — выплюнул он, сопротивляясь железной хватке. — Сейчас же отпусти меня! — Изуку, пожалуйста, поверь мне, — взмолился Тенко. Вторая рука легко вспорхнула на грудь, прижимаясь в области сердца, придавая первому ученику совсем отчаянный вид. — Попробуй использовать Творца, проверь хоть тысячу раз! — мягко, но настойчиво уговаривал Шигараки. Смотрел прямо в изумрудные, потемневшие глаза, надеясь, что они не поглотят его в свой неотвратимый плен. Стойко терпел гнев и искры ярости, лопающиеся на дне. — Я прозрел в тот момент, когда увидел, как ты используешь Творца в главном доме. Давай, посмотри же! — просил Шимура, не отпуская. И столько мольбы звучало в них, искренности, откровенности, что Шигараки ощущал себя совершенно беззащитным — он положил на этот алтарь всего себя: чувства, эмоции, совместные воспоминания, гордость и будущее. Напряжение рвало нервы, и Изуку стойко сдерживал винный, открытый взгляд первых глаз, что он увидел после долгой тьмы. Именно они встретили его, обрамляемые чистой влагой, из мрака бесконечных мыслей и невозможности восприятия. Они взывали к нему сейчас, проникали внутрь патокой, растекаясь мягким утешением. Изуку чувствовал, как собственная формула плавится от него, готовая высвободиться и изменить мир вокруг — Творец разогревал ядро, щедро подливая топливо во внутренний двигатель. Мидория сжал челюсти, не понимая, чего хочет больше — чтобы это было жестокой бесчеловечной шуткой или болезненнойИстерика.
— …Все За Одного сказал мне…Истерика.
— …а когда ты прозрел… Я, я не мог поверить глазам. Я одновременно был невероятно рад за тебя и ужаснулся. Потому что не знал, что делать…Истерика.
— …И ты рассказал, как был счастлив встретить соулмейта. Видел, как ты счастлив рядом с ним… И мне стало больно…ИСТЕРИКА
ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА ИСТЕРИКА
— Отпусти! Отпусти меня, черт возьми! Пусти! Задушенный крик разнесся испуганным зверем посреди леса. Мидория задергался, рванулся с такой силой, что отлетел на несколько шагов назад, с силой впечатываясь в ствол дерева. — Изуку? — пораженно застыл Томура, с поднятой рукой, с шоком смотря на то, как соулмейт вжимается в кору — тот отскочил так быстро, словно Шигараки делал ему больно физически. Худые руки взметнулись, оплетая плечи, и дрожь, крупная, неконтролируемая, захватила тело. Изуку чувствовал, как задыхается. Зубы стучали друг о друга, вопль застыл в глотке вместе с вязкой слюной. Все силы ушли на вырвавшиеся порывом слова. Диафрагма дрожала, мешая вдохнуть. Ноги не держали и практически тряслись. — Изуку? Всё хорошо? — осторожно начал Шигараки, не на шутку испугавшись. Сделал робкий шаг навстречу. Перед глазами плыло и двоилось: земля то приближалась, то отдалялась. Взгляд то бился о твердую землю, то улетал обратно, врезаясь в затылок. Напряжённые руки поднялись с плеч на голову, а тонкие пальцы сжали кучерявые волосы, с силой оттягивая их — но даже такая намеренная боль не спасала. Шум в ушах не проходил, он все нарастал и нарастал, шуршал прямо в улитке, наждачкой проходил по мозгам, шлифуя мягкую оболочку. Накрывала паника, самая настоящая. Стало невыносимо страшно — все ощущения словно сомкнулись на нём, мир вокруг перестал существовать. — Эй? Изуку? — пытался обратить на себя внимание Шигараки. Чужой голос тонко проник сквозь шум. Мидория поднял взгляд ровно в тот момент, когда чужая рука хотела дотронуться до волнистых волос — бешеный, испуганный, загнанный взгляд встретился с тем, что вогнал его в это состояние, и что-то… Лопнуло внутри. — Руки прочь, — с рыком чётко прозвучало из бледных губ. Ладонь в перчатке отлетела в сторону от хлесткого удара. Гнев. Это он растекался внутри, сотрясал сердце, желал сделать как можно больнее. Обида. Это она стенала внутри, стучала по ребрам, перебирала органы, отвратительно копошась до тошноты. Страх. Это он сидел внутри, нашептывал о слабости, заставлял бежать и биться. Мидория смотрел на соулмейта, и понимал, что хочет сделать непоправимое. Щупальцы вседозволенности заполняли сознание, и он представил, как Томура корчится от боли. Размозжить руку, срезать кожу с меткой. Ударить по лицу, отвешивая хлесткую пощечину. Выкрикнуть обидные, полные ненависти и чувств слова. Волны ярости то сильнее, то меньше сотрясали намерения. Только натуральная истерика помогала не сдвинуться с места. Шум вновь опустил купол, и кровь с новой силой ударила по вискам. Причуда грелась внутри, желая высвободить восторг. Творец сумасшедше хохотал, и отзвук рокота давил на глаза. Сука-истерика, отступив на мгновения, вновь накрывала, утягивая в ужасающую пучину. Изуку вновь взглянул на соулмейта. Бежать. — И-изуку?.. — совсем потерянно прошептал Тенко, отходя на шаг назад. Внимательно смотря на соулмейта. Бежать подальше. Невыносимая обида на самого себя ушатом холодной воды освежила мысли. То, насколько слаб, насколько он раним и открыт, поражало. Ему не хотелось таким быть. Он не хотел, чтобы это кто-то видел. Бежать. — Ненавижу, — искренне, с надрывом, смотря прямо в алые глаза, шепнул Изуку, прокусывая губу до крови. В следующий момент Творец развернулся, промчался по небольшой поляне, заключил хозяина в бережные объятия. Исполнил его волю. Оставляя Шигараки одного.***
Причуда вытолкнула его все в том же лесу. Ослабшие ноги не удержали тело, и Изуку упал, едва успев подставить руки — кожа содралась и сразу же закровоточила садня. — Успокойся, — жестко шепнул Мидория, сворачиваясь на холодной земле — ноги не держали, как и ослабевшие руки. Находиться как можно ближе к твердой, ровной поверхности казалось жизненно необходимо. Рецепторы носа защипало, и подросток сразу понял — приближаются слёзы. Приоткрыв глаза, он увидел розоватую дымку, что кружила вокруг — в голову стрельнула мысль о том, что Лига позаботилась о том, чтобы усыпить всех вокруг. Несдержанно рыкнув, взмахом руки Изуку отогнал действие чужой причуды, использовав Творца. Мимолетное чувство опасности отошло на задний план, и собственные ощущения накрыли с головой — легкой трелью перед глазами проносились картинки прошлого, такого далёкого и близкого. Они вызывали радость, так грубо помешанную с болью и грустью. Осознание мягкой многотонной вуалью опустилось на плечи. Сколько он провел в немыслимой агонии? — Успокойся, — аффинацией скользило в уши. Это было слышно, но не услышано — организм продолжал предавать, атакуя внутреннее спокойствие ракетами земля-воздух. Обжигающая влага вытекала из глаз, и непрошенный, задушенный скулеж сопровождал их в путешествии. Эти звуки лишь сильнее загоняли в пучину, указывали, добивали, обнимали. Воздух толчками выходил из лёгких, рыдания сотрясали тело. Изуку с силой впился пальцами в плечи, судорожно слизывал кровь с губ и стыдился издать хоть ещё один звук. Приходилось задерживать дыхание, чтобы со спасительным вдохом вернуться обратно. — Слабак. Придурок, — грязно ругался на себя парень, понимая, насколько — ха-ха — был слеп и наивен. С каждым мысленным и произнесенным ругательством обида и слёзы потихоньку отступали, услужливо освобождая место для гнева. Тот заставлял мыслить трезво и кристально чисто. — Гребаный Томура, — шипел Мидория, осторожно садясь. — Чертов соулмейт! — несдержанно прикрикнул он. — Придурок! Ненавижу! Какого чёрта? Почему он ничего не говорил? Зачем обманывал?! — себе под нос выговаривался подросток, неспешно вставая. — Да чтоб я ещё хоть раз поверил ему или Все За Одного! Сжатый кулак встретился с корой дерева — то с хрустом сложилось пополам, обдав щепками своего разрушителя. Мидория даже не обратил внимания на то, что неосознанно использовал причуды — настолько был погружен в то, чтобы выплевывать яд и желчь, рожденные из пучин человеческого восприятия. — Хренов «друг»! Он все это время, блять, знал! Знал и молчал, сука, молчал и смотрел! — лицо Мидории исказилось, брови сошлись на переносице, а губы изогнулись в презрении — выглядело жутко, когда незажившая ранка окрашивала зубы и губы в алый. — Соулмейт ебучий! Я — твой первый соулмейт, — передразнил Шигараки Изуку, в порыве вскидывая руки вверх. — Да иди ты нахрен! Пошел ты куда подальше! — пальцы вплелись в кучерявые волосы, нервно расчесывая. — Первый, блять, — в конце вытолкнул из себя парень. С таким отношением ты никогда не станешь для меня первым. Первый… Изуку дёрнулся, как от пощечины, вспоминая кое-что важное. — Шото… Испуг соскользнул в глаза подростка. Переживание за родного человека выстрелило в мозги — понимание, что ребята не выстоят против Лиги, и то, что Тодороки оказался целью, вплелось в одну мысль: как можно быстрее найти соулмейта и защитить. Все собственные чувства враз заперлись на тысячу замков, ключи от которых он и не собирался искать. Творец послушно расползся по всему лесу «сканируя»: перед взором раскинулась карта, где отображались причуды с обладателями. К счастью, Тодороки оказался довольно близко. К несчастью — преемник ВЗО увидел, что рядом находятся противники, а формула Бакуго — заперта внутри воздействия Компресса. Действовать надо было быстро. Прыжки в одиночку на небольшие расстояния казались уже привычными, после них оставалась лишь небольшая тошнота, не больше. Активировав силу на полную, Мидория прикрыл глаза. Ему необходимо сосредоточиться, отгородиться от переживаний. Сейчас важнее защитить соулмейта, а не плескаться в жалости и искать виновных. Искажение пространства перенесло на нужное место буквально за секунду. Вынырнув из расщелины, Изуку твердо устоял на ногах, чтобы в следующий момент едва успеть увернуться от столба синего пламени. Мысленно восхваляя рефлексы, выработанные за многие битвы, преемник ВЗО откатился назад и тут же вскочил, выхватывая привычную трость из подпространства. В следующее мгновение, что ему требовалось для того, чтобы поднять глаза, Компресс одним резким движением заключил Шото в сферу сжатия. Изуку в принципе был удивлен наличию циркача в «новом» составе Лиги, поскольку высший состав нигде особо не светился и не участвовал, но присутствие Компресса показывало масштаб проделанной работы. Мидория шикнул от разочарования. «Раскрывать» сферы Компресса было очень сложно, особенно если там находился кто-то живой. Те небольшие стекляшки, где они заключали Руны, были сделаны специально для Изуку и не требовали сложной активации. Мидория не мог с точностью сказать, что сможет достать Шото из сферы целым и невредимым. А циркач? Если Изуку попросит рассказать и освободить будущего героя, он согласится? На чью сторону в «конфликте» встанет мужчина — первого или второго ученика? Зачем Лиге вообще понадобился Тодороки? Или это инициатива исходила исключительно от Шигараки? Мысли молниями летали в голове и, не теряя времени, Мидория побежал вперёд, планируя остановить циркача, идущего к одному из порталов Курогири. — Он так приятно пахнет! — радостно прозвучало со стороны, и Изуку отвлекся, чтобы встретить восторженный, влюблённый взгляд девчонки. Почему он резко забыл, что не один? Неужели стресс так сильно влияет на него? — Боже, боже, что за прекрасный запах! — все продолжала та, отскочив от своего противника — Мезо, что, пытаясь остановить кровь, потихоньку отползал назад. — Я хочу попробовать его! Ближе! Милый, никуда не уходи, я иду к тебе! Полностью забыв про парня позади, злодейка кинулась к Изуку. Преемник ВЗО уже хотел бросить в девушку Руну, но ту, с диким криком, остановил столб возникшего голубого пламени. — Нет! — истошно завопил Даби. — Не подходи к нему! Мидория медленно перевёл взгляд на возникшего прямо перед ним злодея. Токоями, что до этого бился с парнем, пораженно уставился на реакцию старшего Тодороки. — Даби-и! — обиженно протянула девушка, оступившись и отойдя назад, недовольно нахмурившись. — Не мешай мне. — Нет, — коротко рыкнул Тойя, с напряженным, испуганным лицом. — Он тебе не противник. Всем нам не противник, — произнес он, немигающе смотря прямо на Мидорию. «Узнал» — довольно промелькнуло в мыслях. Не сдержавшись, Изуку позволил усмешке исказить лицо. Тёмное наслаждение от чужого страха мёдом усладило язык. — Прошу прощения, — прозвучало совсем рядом — подросток даже вздрогнул, не заметив появившегося Ному. — Но нам пора, — спокойно, размеренно проговорил Курогири, услужливо открывая ещё один портал рядом с Тогой и Даби и приглашающим жестом указывая войти. Наличие Курогири рядом говорило об одном — предыдущий портал уже закрывался… Мидория дернулся, чтобы увидеть, как, весело помахав ладонью, Компресс скрывается во тьме перемещения. Зубы скрипнули от досады и разочарования. Захотелось опять выругаться. Всё шло наперекосяк и из рук вон плохо. Почему он такой заторможенный? Это бесит. В то же время Тойя успел за шкирку схватить девчонку и буквально швырнуть в расщелину пространства, быстро, не оглядываясь, скрываясь за ней следом. — Как это понимать? — тихо, чтобы никто, кроме Ному, не слышал, прошипел свой вопрос Изуку. Он едва сдерживался, чтобы не начать полномасштабные разборки прямо тут. — Лучше спроси у Шигараки, — пожимая плечами, ответил Курогири, плавно растворяясь в тумане. Такой простой, будто бы на воздух брошенный ответ, окончательно рассердил Изуку. Какого ляда ему никто ничего не рассказывал? С каких пор к нему относятся, как к какому-то щенку? Насколько много от него скрывали и как много врали? Мидория, с рыком, со всей силы и размаху, бросил трость о землю — та вогнулась рукоятью в почву, треща и звеня от силы так, что лёгкие молнии стучали по всей её длине. Досада, бессилие, злоба на самого себя — всё это бурлило внутри. Голова болела и кружилась, и все казалось быстрым, сумбурным, ужасным кошмаром. На задворках сознания отражался знакомый смех, что Изуку старался игнорировать. Жуки сомнения и непережитых чувств бились о черепную коробку. И если противный, снедающий мозги червяк беспокойства относился к одному соулмейту, то другой, что с хрустом поедал сердце, селя ненависть, относился ко второму.***
Блондинистые волосы красными кляксами украшали сгустки свернувшейся крови. Дыхание, свистящее, хрипящее, вырывающееся изо рта, наполняло комнату. Подтянув к себе лицо Кацуки за жесткие волосы, чтобы посмотреть в горящие яростью глаза, Томура с силой врезал тому — нос радостно согнулся и хрустнул под выверенным ударом. Полурык-полукрик усладил уши. Отпустив волосы, Шигараки позволил подростку распластаться по полу, чтобы с наслаждением впечатать мысок тяжёлых, специально для этого купленных, берц в живот — мышцы напряглись, чтобы сдаться от инерции и все же дать диафрагме выгнуться от давления. Невольный кашель, прокушенная губа, судорожно сжатое в комочек тело — вот, что заполняло сознание Томуры. — Ублюдок, — прохрипел Кацуки, сжимая руки, заключённые в специальные наручники за спиной. Стрельнул взглядом так, что если бы им можно было убивать, то мозги Томуры украшали противоположную стену прекрасным абстрактным узором. Абсолютно бесстрастный, полный мрачной решимости взгляд не шелохнулся от потугов какой-то псины под его ногами. Удары посыпались с новой силой, заставляя подростка мотаться по полу от одной стены к другой, разукрашивая всё вокруг выблеванной кровью и рвотой. Лицо парня постепенно превращалось в месиво, и Томура специально бил того так, чтобы щеки, лоб, нос, плечи Кацуки радостно полировались шершавым покрытием. Мальчишка стоически терпел, пока Тенко молча избивал его с того момента, как хлесткой пощечиной отправил будущего героя лететь со стула, на котором он до этого сидел — широкий синяк уже наливался на плече похищенного. В один момент тело подростка расслабилось, дыхание выровнялось с хлюпаньем, голова безвольно опустилась вниз, и Томура недовольно хмыкнул, понимая, что Бакуго отключился. Впрочем, у него было ещё одно, более важное, дело. Так и оставив блондина валяться в луже крови и рвоты, Шигараки развернулся и направился ко второму стулу, что стоял недвижимо всё это время. Подошёл вплотную, чеканя шаг, и посмотрел прямо в разноцветные глаза. — Меня зовут Шигараки Томура. И я первый соулмейт Изуку, — тихо прозвучало из бледных уст. В винном взгляде горела застывшая злоба и мрачная решимость. Если взглядом можно было убивать, то Тодороки бы давно рассыпался на острые смертоносные осколки, падая сверкающей пылью к ногам злодея.Вампиризм — это тонкое дело Работа над тонкими чувствами Чтоб самому не влюбиться и сытым был демон И всё-таки вот что хочу сказать: Послушай сюда Если встретишь такого же, будь осторожней Играй, но потом равнодушно Пока ему первому не стало скучно Сделай укус и захлопни ловушку