Острые клинки

Вадиму все время казалось, что он спит, и ему снится удивительный и прекрасный сон. Он то и дело щипал себя за руку, а когда убеждался, что все происходящее все-таки не сон — вновь испытывал головокружительный приступ счастья. Слава сам пришел к нему, признался в чувствах, сказал что это не мимолетное увлечение. Смотрел так, что в душе разом вставали на цыпочки бабочки, пихая и отталкивая друг друга — кто из них первая взлетит? Слава смотрел так, словно сам пока до конца не верил во все происходящее — выразительно-вопросительно. А еще в его взгляде читались безграничная нежность, тепло, озорство, лукавство, словно этот хитрый лис что-то задумал. Вадим, довольный и счастливый, почти мурлыкал, словно бабушкин кот Мурза, наблюдая за тем, как Слава передвигается по его квартире: готовит кофе на двоих (на двоих!), напевая себе под нос какую-то песню КиШ; делает оладьи (странно, но в холодильнике даже нашлись кефир и пара яиц, а в тумбе — мука). Наконец-то можно было беззастенчиво пялиться на желанное и такое потрясающее тело, а не стыдливо отводить глаза, краснея и покрываясь испариной, как часто случалось в раздевалке. Вадим всегда думал, что если бы Славка разглядел в его взглядах похоть и такое откровенное желание, то попросту вычеркнул бы его из своей жизни. Сейчас же можно было не прятаться, не таить нескрываемого восторга и жрать взглядом все то, что так давно хотелось сожрать: плечи, сильные, рельефные, с перекатывающимися под кожей мышцами; плоский живот с отчетливыми кубиками пресса; мускулы, аккуратные, литые, соблазнительные. Неужели это все же не сон, в который раз подумал Вадим, спуская взгляд чуть пониже Славкиной спины и сухо сглатывая. Никогда еще в своей жизни Вадим не чувствовал себя настолько окрыленно. У него было ощущение, что Дед Мороз получил разом его письма, которые он писал когда-то в детстве, и исполнил все желания — пожалуй, именно так можно было описать его чувства. Мицкевич то и дело подходил к Славе, прижимался грудью к его спине, целовал куда придется, наслаждаясь теплом его мускулистого тела и вдыхая совершенно крышесносный аромат. Славка ворчал, цыкал, строил недовольное лицо, говорил, что оладьи подгорят, но Вадим улавливал в его тоне… игривость — Слава тоже балдел от всего происходящего. После завтрака они снова целовались до спазма в легких и точно обезумевшие занимались любовью, доламывая и без того расшатавшуюся кровать, и просто сходили с ума от нахлынувшего на них обоих счастья. Они со Славкой мечтали весь день не вылезать из постели, познавая друг друга с совершенно новых сторон, но их прекрасному плану помешал… — Ринат! — простонал Вадим, с ненавистью глядя на входящее сообщение, так невовремя оборвавшее очередной пылкий, затянувшийся поцелуй. — Ну мы же только вчера вернулись с задания, твою ж мать! Можно нам уже наконец-то отдохнуть? — По ходу дело серьезное, — нахмурившись, сказал Слава, скатываясь с постели. Прочитав сообщение, он округлил глаза и присвистнул: — Ты это видел? Мы сотрудничаем с ФЭС! С ума сойти! — А подразделение «Гром» их чем не устраивает? — удивленно взглянув на Славу, поинтересовался Вадим. — На сколько мне известно, они всегда вызывали отряд Тимура. Его парни ездят туда чаще, чем к себе домой. — Значит, там что-то такое, для чего им нужны не просто профи, а именно мы, — пожал плечами Эллер. — То-то Гений обрадуется — давно он хотел поработать с ФЭС. Я думаю, он вообще в тайне мечтает перебраться туда и лично пощупать всю ту технику и аппаратуру, которой славиться их лаборатория. Вадим не откликнулся — ему было совершенно бордово-зелено в мелкий горошек, что там хотел их Гений. Он сам хотел только Славку, при чем вот прям сейчас особенно остро. Окинув совершенно несчастного Вадима озорным взглядом, Слава улыбнулся и сказал: — Давай, поднимай свою привлекательную жопу и погнали спасать мир. Чем быстрее спасем, тем быстрее сможем продолжить то, на чем нас прервали. — Ты правда думаешь, что у меня привлекательная жопа? — кокетливо изогнув брови, спросил Вадим и перекатился на край постели, демонстрируя Эллеру свою пятую точку. — Вадя, — закатил глаза Слава, и покачал головой. — Ты совершенно неисправим. Вадим довольно усмехнулся, обернулся к Славе, одарил его плутовской улыбкой и демонстративно вильнул задом, призывно и многообещающе. Слава со смехом кинул в него носком и направился собирать свои вещи, которые с него вчера вечером с остервенением срывал Вадим. Сам Мицкевич со скорбью на лице последовал примеру любимого, с сожалением думая об утраченных возможностях и о тех словах, что он еще не сказал, но непременно скажет. Быстро собравшись, ребята направились на выход, но прежде чем распахнуть дверь и временно оставить личное и сокровенное за бортом жизни, Вадим притянул Славу к себе, зарылся носом в его водолазку и прошептал: — Люблю тебя… Просто до чёртиков люблю. На что Слава крепко обнял его и также тихо ответил: — Я тебя тоже люблю…