Я еще люблю тебя (18+)

За окнами давно было темно, Чонгук и сам не знал, сколько времени просидел вот так — на полу у порога, не имея сил уйти. Что-то мягкое ткнулось ему под ладони и, подняв взгляд, он увидел перед собой того самого рыжего кота, что спал на диване в гостиной, когда Гук только пришел. Сейчас зверь пялился на него своими зелеными глазищами, лез под руку и громко урчал, требуя ласки. Гук втащил его к себе на колени, а кот, в свою очередь, положил передние лапы ему на плечо, утыкаясь влажным носом шею и продолжая урчать. Чонгук зарылся пальцами в мягкую длинную шерсть и тихо прошептал: — Хотел бы я поменяться с тобой местами… ты можешь оставаться здесь и не бояться, что выставят вон. Тэхён смотрел на то и дело мерцающий экран телефона, не выдержал, встал, беря трубку. На сей раз звонила мама Чонгука. — Алло, Гук! — тут же выпалили в трубку. — Где тебя носит, почему не отвечаешь? Почему молчишь?! — Это не Чонгук, — тихо ответил Тэхён. — Ты?! — прошипела в трубку госпожа Чон. — Ты же говорил, что не хочешь снова… — Не хочу. Я не звал его в гости, ваш сын сам приперся. Я сейчас дам ему трубку. Пожалуйста, убедите его уйти, — попросил Тэхён. — Буду благодарен. — Как твой сын? — неожиданно прозвучало в трубке. Голос был усталым, но уже не кипел тем ядом, что прежде. — Скоро выпишут, — просто ответил мужчина, услышав вздох облегчения и подумав, что, наверное, у него глюки от недосыпа. — Скажи Чонгуку, чтобы перезвонил. Это срочно и важно, — удивительно нормальным тоном проговорила женщина. — Да, конечно, — отозвался он, слыша в трубке гудки. Госпожа Чон же долго смотрела на телефон, а потом на мужа, который, казалось, готов был глазами прожечь в ней дыру: — Вот и молодец. Убедилась? Если сама говоришь с ним нормально, он очень милый и вежливый парень. Не обязательно грубить ему и винить в том, к чему он имеет весьма опосредованное отношение. — Сейчас не до этого! — вспыхнула женщина, снова начиная сверлить телефон взглядом. Сын не отвечал. Он вообще больше не разговаривал с ней. — Если не перезвонит, набери его сам. Тебе он ответит… — муж кивнул, думая над словами Тэ. Тот просил, чтобы они убедили Чонгука уйти. Похоже, их отношения не спешили сдвигаться с мертвой точки. И это было очень и очень грустно. Мистер Чон все еще хотел иметь возможность видеть своих внуков. И видеть Тэхёна членом своей семьи. А сам виновник этого разговора вышел в коридор, замирая на пороге при виде до одури милой картины: Чонгук с подозрительно покрасневшими глазами устроил обнимашки с его котом, изливая тому свое желание оказаться на месте рыжего обормота, который громко урчал, прижимаясь к новому знакомому. — Предатель, — единственное, что смог выдавить Тэхён, возмущенно глядя на животное, которое оторвало морду от шеи мужчины и виновато теперь смотрело. Гук тоже поднял голову и смотрел не менее виновато. Тихое «мяу» и «Ви…» прозвучали почти одновременно. — Я про него говорил, — кивнул Тэхён на кота. — Впрочем, и для тебя подходит. Тебе мать звонила, просит перезвонить, говорит, что это срочно. Похоже, в твоей семье действительно что-то случилось, — бывший наставник протянул Гуку телефон, а потом, глядя на кота, строго произнес: — Пошли жрать, морда наглая! — кот мягко, но быстро «вытек» из-под руки Чонгука и помчался на кухню, обгоняя хозяина дома. Гук смотрел на это, не сдерживая улыбки, покрутил в руках телефон, а потом отключил его. Он перезвонит утром. Меньше всего ему хотелось выслушивать истерики тех, с чьей легкой руки он не может видеть своего ребенка и любить своего Ви. Он вновь нашел Тэхёна на кухне. На сей раз — гладящим жующего честно выпрошенный корм кота. — Ты еще здесь? — услышал он, присев рядом и снова обнимая Тэхёна за талию: к нему хотелось прикасаться постоянно, безумный тактильный голод просто съедал изнутри. Он всегда был зависим от этого тепла, а ощущение легкой дрожи, прошедшей по стройному горячему телу снова пробуждало желание — трогать еще более откровенно. Но Тэхён выпрямился, разрывая объятия, а Чонгук так и остался сидеть перед ним, разве что не уткнувшись носом в его пах. Бывший куратор понял, какую совершил ошибку, когда теплое дыхание коснулось его тела, обжигая через тонкую ткань боксеров. Гук, кажется, догадался, какого эффекта достиг почти невинным действием и, позволив себе мимолетную улыбку, прикоснулся губами к ткани, уже зная, что Тэ почти возбужден. Тот тихо прошипел: — Чонгук! — и хотел оттолкнуть, но Гук и сам немного отстранился и, глядя в глаза, тихо прошептал: — Одна ночь, верно? Ты сам сказал. Она еще не закончилась! — и потянул вниз упругую ткань, сжимая ладонями бедра, заставляя почти присесть на кухонный стол, целуя выступающие косточки и проводя языком от них ко внутренней стороне бедра, вдыхая запах кожи, перемешанный с ароматом цитрусового геля для душа, вспоминая, как делал это раньше, так давно, что, кажется, это было в прошлой жизни. Он ласкал губами поджавшиеся от возбуждения яички, втягивая в горячий рот то одно, то второе, проводил языком вокруг основания ствола члена, невесомо целуя, заставляя тихо стонать от нетерпения. Чонгук бы хотел сейчас, чтобы Тэхён смотрел на него, как делал это раньше, вцепился пальцами в волосы, направляя и подчиняя своему желанию, но тот просто вжался в столешницу, впиваясь в нее мертвой хваткой, и закрыл глаза. У Тэхёна не было никаких моральных сил смотреть на эту блядскую картину: Чонгук, обхватывающий потемневшими губами его член, пытающийся поймать его взгляд, ласкающий сначала невесомо и неуверенно, а потом, будто вспомнивший, как Тэ всегда нравилось, был сейчас до одури сексуальным, близким, и создавалась больная иллюзия, что он снова принадлежит ему. Но Чонгуку звонили мать и жена — жизнь младшего была там, по ту сторону мобильного телефона, а не здесь, на маленькой кухне, освещаемой лишь блеклым огоньком ночника… Нельзя было поддаваться этому чувству, нельзя снова вывернуть себе душу верой в то, что его любят, хотят и не предадут больше. Он все равно уйдет: слишком много воды утекло, слишком много потеряно… и слишком горячо и хорошо, чтобы быть реальностью. Чонгук слизывает с головки выступившую смазку и берет глубже, сжимая член горлом, думая, как мало ему было нужно, чтобы вспомнить все это, как он скучал по таким ощущениям, потому что слышать сдавленные стоны, почти всхлипы Тэхёна всегда было для него еще большим наслаждением, чем собственное удовольствие, которое и сам Гук всегда получал в избытке. И он ласкал, сжимал, обводил языком, пропускал член в горло, чувствуя, как близок его Ви к разрядке, а когда тот попытался отстраниться, лишь сильнее насадился ртом на пульсирующий пенис, глотая все до капли, с каким-то мазохистским удовольствием чувствуя, как пальцы Тэ сжимаются на его плечах, оставляя синяки. Он выпустил изо рта обмякший член, снова целуя внутреннюю часть бедра и темный след шрама. Они стояли так некоторое время, а потом, ни слова не говоря, Тэхён дернул его вверх, меняя их местами и расстегивая брюки Чонгука. — Ви… — тихо позвал мужчина. Да, раньше Тэ никогда не позволял получать удовольствие только себе, как и он сам, но сейчас он не должен был… не должен был делать этого. — Услуга за услугу, — усмехнулся тот, уверенным движением стягивая с Чонгука одежду. В отличие от него, Тэхён не дразнил, возбуждая, да в этом и не было нужды: у младшего стояло так, что впору было… впрочем, это сейчас не важно. Он не стал играть или вести долгие прелюдии, уверенно беря в рот, сразу быстро и глубоко, заставляя Чонгука вскрикнуть и снова ревновать. В отличие от него самого, Ви не растерял былых навыков, скорее, усовершенствовал. С кем, Чонгук не хотел думать, но думал. Намджун. А, может, кто-то еще. Тэхён был свободен от серьезных отношений, но это, видимо, не мешало ему удовлетворять физиологические потребности молодого, спортивного, здорового организма в сексе. Сексе с мужчиной, хотя он всегда говорил, что не гей. Тогда Чонгук подумал, что могли быть и женщины… Тэхён же, вставая на колени и стаскивая с Чонгука трусы, хотел доказать себе, что вот сейчас станет тошно и противно снова прикасаться к нему так, будто любишь, будто хочешь, будто они всегда были вместе и единым целым… И захотелось выть, потому что не было: член скользил по глотке все так же правильно, почти привычно, вызывая совсем другие мысли: стонал ли он так, когда ему сосала Виен? Удавалось ли ей хоть раз вырвать из горла Чонгука те крики и всхлипы удовольствия, что звучали сейчас? Было ли ему так же хорошо с этой сучкой? И действительно стало тошно, когда накрыло осознанием, что не прошло, не переболело, не отпустило, не плевать, черт возьми! И нужно сейчас просто выставить его вон, пока еще есть силы оторваться, отпустить и захлопнуть дверь, потому что скоро их не останется совсем. В горло ударила горячая сперма, и Тэхён почти уже повторил свою просьбу уйти, как до него донеслось хриплое: — Трахни меня… — Что? — пробормотал он, поднимая глаза и видя затуманенные желанием глаза Чонгука. Он всегда был чертовски сексуальным, когда доведен до предела. Впрочем, Гук мог бы сказать то же об Тэхёне. — Хочу тебя. В себе. Разве есть разница, как мы должны это делать, Ви? — Чонгук берет его за руку и тащит в спальню, встречая обалдевший взгляд кота. Перед животным стыдно, но какое это имеет значение, если сейчас можно упасть на мягкую кровать, найти все еще валяющуюся на прикроватной тумбочке смазку, толкая ее в ладонь Тэхёна? Можно прижаться к нему, шепча какие-то глупости, что готовился, что хотел, что любит… Тэхён, как в тумане, отвечал на поцелуи, растягивал долго, несмотря на протесты Чонгука. Видимо, тот действительно вернулся из лазурных кущ в нормальные отношения, и у него долго не было мужчины. Тэхён мог бы взять грубо, причиняя боль за все прошлое, но он сам недавно сказал, что не хочет мести, не хочет выяснений отношений, не хочет чертовых нервов и разборок. И, быть может, для Гука это будет куда большим наказанием, чем грубость. Потому что он сам помимо безумного желания ощущал лишь горечь от того, что они сделали со своей любовью. Чувствовал себя сломанной куклой, марионеткой, которая рассыплется от еще одного обжигающего прикосновения и чувственного поцелуя. — Ви, прошу… не могу… — просил Чонгук, и он вошел нарочито медленно, с трудом понимая, как самому удается сдерживаться, когда внутри так тесно и жарко. Он двигался сильно, но размеренно, выбивая из груди Гука стоны нетерпения, а когда тот потянулся к себе, перехватил его руку и пережал член у основания: — Не так быстро… — ему ответом стал стон разочарования. Чонгуку безумно хотелось кончить, чтобы пальцы на его члене сжались чуть мягче, но Тэхён не позволял, продолжая двигаться. Гук и забыл, что его хён мог быть очень выносливым в постели, и, кажется, возраст, усталость и даже, о, Господи, беременность не меняли этого факта. Тэхён же, срываясь на более быстрый и рваный ритм, прошептал, склоняясь к нему ближе: — Пообещай, что выполнишь то, что я тебе скажу? — Все, что угодно, любимый… — всхлипывает Чонгук от желания и отсутствия его логического завершения. — Хорошо, — хрипит Тэхён, наконец, проведя рукой по его стволу так, как хотелось Чонгуку и толкаясь в него особенно сильно и резко. Гука накрывает оргазмом почти до потери дыхания, Тэ с хриплым стоном кончает тоже, выходит из распластавшегося под ним тела, ложится рядом, давая им отдышаться и пытаясь хоть как-то обуздать разбегающиеся мысли, бушующие чувства и не утихающую боль в груди. — Ви… — наконец шепчет Чонгук, снова пытаясь обнять, но Тэхён привстает на кровати, смело встречая его взгляд, и напоминает: — Помнишь, что ты обещал мне? — Да, солнце… — Ты не выполнил ни одного своего обещания, Чонгук. Сейчас есть шанс исправиться. Ты сказал, что сделаешь все, о чем я попрошу, верно? — Да, — неуверенно ответил тот, шестым чувством ощущая, что Тэхён попросит о том, что ему не очень понравится. И он был прав. — Где душ, ты знаешь. Приводи себя в порядок и уходи. — Тэ, — попытался Гук, но ему не дали договорить: — Уже утро. Одна ночь, Чонгук. И она закончилась. Ты ведь получил, что хотел? Шел сюда потрахаться — мы потрахались. Похоже, в семье у тебя действительно не все в порядке, раз такой аппетит нагулял. Только вот через час здесь будет мой друг. Спасибо за помощь, но тебе пора. — Так легко перепрыгнешь в его койку? — с горечью прошептал Чон. — Ну, ты же из моей — в её перепрыгнул, — отозвался Тэхён. — А из её — в мою. Иногда секс — это просто секс, — повторил он слова Сунан, надеясь, что и сам в это поверит. Чонгук открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого молча встал и пошел в душ, понимая, что если сейчас с его губ снова сорвутся оскорбления, его больше никогда и близко не подпустят, только мысль, что сразу после него сюда приедет Намджун, и Тэхён… — Чонгук со всей силы влепил кулаком по кафелю, снеся кожу с костяшек, но даже не чувствуя боли на месте ссадин, невидящими глазами смотря на струйки крови, которые смывала прохладная вода. Он не помнил, сколько там простоял, пока его не окликнули: — Ты там утопился? — но Гук продолжал стоять, все еще пытаясь отделаться от ощущения члена Тэхёна в заднице, его губ на своей коже и его слов после всего этого. Сейчас это он чувствовал себя шлюхой на час. И как никогда ясно осознавал, какую боль причинил любимому, как сильно ранил. Как заслужил сейчас быть вышвырнутым за шиворот из его дома, из его постели… из его жизни, в которую Чонгука, похоже, уже не впустят. Тэхёну позвонил Джун, он уже приехал. А когда услышал усталый голос, только мягко улыбнулся, понимая, чем тот был занят всю ночь: — Я рассчитывал на секс и алкоголь, но, похоже, мне светят только обнимашки с тобой, твоим кошаком-мутантом, разговоры по душам с кружкой горячего чая и теплым пледом… И знаешь, этот план мне нравится больше всего. Я чертовски устал после перелета. — Намджун, ты не должен… — начал Тэхён. — Я у твоего дома. Ставь чайник, тащи кота и плед. Девочки будут секретничать, — рассмеялся Джун. — Слушай, мы можем пить вместе и заниматься крышесносным сексом, но ты, мелкий, всегда, в первую очередь, был моим другом. Я найду, с кем переспать, если ты решишь дать Чонгуку шанс, это да. А вот чай, кота, обнимашки и душевные разговоры я получаю только в одном доме, от одного человека. Иногда мне кажется, что я сплю с братом, но ты слишком хорош, чтобы заморачиваться над моральной стороной вопроса. Я почти у двери. — Спасибо, — прошептал Тэ и пошел ставить чайник. Намджун вошел в дом, а Чонгук вышел из ванной, и это произошло одновременно. Тэхён, который решил встретить гостя, заодно протянул Гуку его пиджак и мобильный, тот взял, до боли сжимая кулаки, чувствуя, что сейчас всерьез готов убить этого красивого парня, который смотрел на его Ви с непередаваемым теплом, но без той влюбленности, что Джин. — Ну, что смотришь? — прошептал Тэ. — Говори. Я шлюха, да? Скажи это снова, Чонгук? — Тэхён, — прохрипел он, чувствуя, как сжимаются кулаки. «Черт, не могу же я опять ударить его…» — пронеслось в голове. И тут молчавший до этого Джун сказал только одну фразу. После которой Чонгук, как ошпаренный, выскочил вон из дома, на миг забывая, как дышать: — Вот что ты сделал со своим Солнцем, малыш Гуки. Доволен результатом?