Я еще люблю тебя (18+)

Когда Тэхён в следующий раз пришел в себя, рядом был Чонгук. Одна рука у мужчины была на привязи - крепко зафиксирована, лицо немного поцарапано, но выглядел он до неприличия счастливым, хотя сначала Киму показалось, что его разговор с сыном — лишь плод больного воображения, и та медсестра сказала правду. Но если так, если бы с сыновьями случилась такая беда, вряд ли Чонгук сейчас бы радовался не пойми чему и лыбился как идиот… — Ви, — тихо начал тот, здоровой рукой сжимая ладонь Тэхёна, — как ты? Я, наверно, тебя разбудил, да? — Как мальчишки? — выдавил Тэхён. — И что с твоим лицом? — Долгая история, — грустно хмыкнул парень. — С мальчиками все хорошо. Туёну сделали переливание крови, он поправляется, Ханьюла выписали, и пока за ним присматривает мама… — Погоди, как «уже выписали»? Сколько я тут… — Тэхён хотел привстать, но Чонгук уверенно надавил на его плечо, не давая резко двигаться. — Что случилось? — А что ты помнишь? — Чонгук продолжал его удерживать, чувствуя, как тот все же расслабляет мышцы, больше не пытаясь резко встать. — Что тогда случилось? Той ночью после кесарева? — Виен тогда ничего толком не говорила следователю и врачу, только орала, что, наконец, избавилась от урода… — Я не уверен, — начал Тэхён, у которого, и, правда, все путалось пока в голове, — но… операцию делали вечером, практически ночью, а когда в себя пришел, было ещё совсем темно. В палате сидела медсестра. Я тогда подумал, странно это, они же обычно не дежурят вот так с пациентами, если с ними ничего серьезного… а чувствовал я себя сносно, только от наркоза все перед глазами ехало. Помню, что спросил ее о детях, и она… — в горле перехватило, и он чуть закашлялся. — Она что? — прошептал Чонгук, помогая Тэхёну чуть приподняться и сделать небольшой глоток воды. Мужчина еще чувствовал дикую слабость, но, к счастью, почти все швы успели затянуться. — В общем, она сказала, что ребенок не выжил. И что Туёна тоже теперь не спасти, — так же тихо прошептал Тэхён, прикрыв глаза, чувствуя, как набегают слезы. Даже память о том разговоре причиняла почти физическую боль — это как оказаться в самом страшном кошмаре, когда тебя рвут на части, сбрасывают с огромной высоты, жгут, режут, душат… а ты не можешь открыть глаза, вырваться, осознать, что это неправда, что ты дома, в своей постели, и все хорошо. — Ты ведь знаешь уже, что это все ложь, да? — Чонгук мягко провел по его волосам и снова сжал ладонь. — Мальчики в полном порядке. Только очень ждут, когда ты вернешься домой… — Туён же был здесь в прошлый раз? — с надеждой прошептал Ви. — Или мне приснилось? — Был, конечно. Мы оба ждали, когда ты, наконец, придешь в себя. А Ханьюл пока с моей мамой, его выписали четыре дня назад. Сунан разработала для него схему питания, сейчас главное — набрать вес, и все будет в порядке. В целом, малыш родился здоровым… Только капризничает, мама говорит, он чувствует, что тебя нет рядом, поэтому… поэтому сильно скучает и боится, — осторожно заканчивает мужчина. — Слава небесам, ты жив, Тэ. Знаешь, когда мы разошлись, потом ссорились, потом еще Джун твой… я думал, хуже быть не может. Беру свои слова назад. Прости меня, любовь моя, это всё… — Погоди, не трещи! Так что случилось? — вернулся Тэхён к теме, постепенно успокаиваясь. — И когда я смогу убраться отсюда к детям? — Пролежишь ты здесь еще, как минимум, неделю, Солнце, — грустно улыбнулся Чонгук. — И это снова моя вина… — Что на этот раз? — нахмурился мужчина, все еще сверля взглядом перемотанные руку и плечо Чонгука. — И что с тобой? Еще скажи, что в тебя стреляли, — хохотнул Тэхён, видя, как мужчина меняется в лице. — Так, стоп! Серьезно? — В ту ночь в твоей палате была не медсестра, Ви, — тихо начал Чонгук, отводя глаза. — Это была моя бывшая жена. Не знаю, вспомнишь ли ты сейчас, но после того, как наговорила тебе все эти гадости, она отключила тебя от всех капельниц и аппаратов. У тебя была остановка сердца, клиническая смерть. Сунан пошла проверить тебя и нашла раскуроченную палату. Тебя вводили в медикаментозную кому и долго не могли вывести из нее. Ты не приходил в себя, врачи давали времени до вчерашнего дня. А вчера днем, когда мы с Туёном пришли, ты, наконец, передумал умирать и начал приходить в себя, врачи меня выгнали из палаты, и мы с сыном сели ждать в коридоре. Виен после попытки тебя убить попала в спецклинику, у нее совсем сорвало крышу. Это тоже моя вина. Давно надо было все прекратить и не мучить друг друга… короче, пока мы ждали новости о тебе, позвонила мама. Сказала, что Виен ломилась в дом, и у нее было оружие. Ее отец давно еще подарил ей пистолет для самообороны, я и забыл о нем... В дом к тебе она не попала, поэтому приехала сюда и открыла стрельбу… — И где она сейчас? Задержали? — выдавил Тэхён, думая, что недооценил опасность этой женщины. А если бы она вот так встретила Туёна у школы? — Не совсем… — потупил взгляд Гук, и Тэ пожалел, что чувствует себя старой черепахой, едва способной шевелить ластами. А то встал бы и врезал своему бывшему, честное слово! За все хорошее, так сказать. Вот какого хрена он вообще вернулся? Одни проблемы от него, елки-палки! — То есть? Она на свободе что ли?! — Нет, Ви… она мертва, — пробормотал Чонгук. — Мама догадалась вызвать полицию сюда, они опоздали чуть-чуть всего. Туён успел спрятаться в ординаторской, меня она зацепила немного, а вот одному из полицейских не повезло. Она застрелила парня в упор, хотя он просто просил сложить оружие… Его коллеги выстрелили в ответ. Но, все равно, все это — моя вина. — Чонгук, знаешь… — злость, больше похожая на испуг, как-то поутихла, Тэхён все-таки медленно приподнялся и сел, разминая затекшие от долгого лежания мышцы, и вместо раздражения пришло другое чувство. Перед ним сидит человек, которого он очень сильно любил. Которого, наверное, вопреки всему, все еще любит хоть немного. Человек, от которого у него два сына, который причинил боль, наделал кучу ошибок, до сих пор сводит с ума одним своим присутствием, но сейчас хочется, как раньше в плохие дни, обнять его и сказать, что все будет хорошо, что он не виноват во всех бедах мира… Тэхён мог трижды злиться на Гука, но он его знал. Очень хорошо знал, чтобы понимать, какие тараканы сейчас пляшут у него в голове… И что бы между ними не случилось, никто из них ничего этого не заслужил, в конечном счете. — Гук, слушай, ты не отвечаешь абсолютно за все на свете. Тысячи людей ежедневно разводятся, делают это громко, с претензиями и взаимной ненавистью. Еще больше — просто расстаются… Когда ты решил жениться на ней, я же не пришел к вам на свадьбу с ружьем наперевес, решив прибить всех, кто имеет к тебе отношение. Может, у нее изначально были не все дома, может, крыша поехала позже… я помню теперь, она говорила что-то о невозможности иметь детей и ненавидела меня за то, что они есть у нас. Может, ты и наделал ошибок, но, тогда я тоже виноват. Я не воспринял всерьез ее угрозы, не сделал ничего, чтобы раз и навсегда отвадить ее от себя и детей. Нужно было рассказать обо всем раньше, возможно, ей бы помогли. Кто же знал, что у нее в голове такое творилось… что все зашло так далеко. То, что случилось — ужасно, не поспоришь, жаль невинного человека, который попал ей под руку, и ее саму, потому что если все так, как ты говоришь, это не прихоть, не обида, это серьезная болезнь… Но сейчас я могу думать только о том, что дети в порядке, — Тэхён замолчал на мгновение. — И ты тоже. — Я? — Чонгук поднял на него удивленный взгляд, полный какой-то отчаянной надежды, что ему позволят остаться насовсем. — Я ведь говорил, — грустно усмехнулся Тэхён, — в прошлом я тебя почти ненавидел, но со временем и это прошло. Остались память, боль, и я не знаю, заживет ли однажды эта дыра в груди. Но даже тогда, когда я лез на стенки, не зная, куда себя деть, понимая, что «нас» больше нет — не желал тебе смерти или иных бед. Даже если у нас ничего не вышло, все имеют право быть счастливыми… Я могу злиться на тебя сколько угодно, но в конечном счете, не хочу жалить в ответ. Жаль, не всегда у нас это получается, но все же, я бы хотел, чтобы у тебя все было в порядке. Хотя бы в память о том времени, когда у нас все было хорошо. — А если я могу быть счастливым только рядом с тобой, Ви? — хитро улыбнулся Чонгук в ответ, вновь возвращая своему лицу прежнее нагловатое выражение, с которым однажды грозился сделать Тэхёна своей «женой». — Эй, не передергивай слова! — шикнул на него Тэ. — Папа! — совершенно вовремя, пока они вновь не поссорились, в палату влетел Туён, а следом с маленьким свертком в руках вошла госпожа Чон. — Здравствуйте, мальчики. Мы тут пришли вас навестить. Тэхён, как ты себя чувствуешь? Удержишь сына? — мягко улыбнулась ему женщина, пока Туён устраивался на стуле. Но Тэхён уже и сам протянул руки к мальчику, осторожно беря ребенка, в первый раз видя его. Малыш был совсем крохотным, хрупким, и сейчас сладко спал, даже не думая открывать глаза. Наверное, подсознательно чувствовал, что теперь человек, подаривший ему жизнь, рядом. Госпожа Чон, оглядев притихших мужчин, тихонько вышла из палаты, ругая себя последними словами. Ведь им сейчас ничего и не нужно было говорить. Все четверо были самой настоящей семьей. Достаточно было одного взгляда Тэхёна на маленького Ханьюла, чтобы понять — он безмерно любит своего ребенка несмотря ни на что: ему неважно, почему тот появился на свет, как сильно его обидел однажды Чонгук, на что пришлось пойти ради всего этого… Навстречу ей вывернул лечащий врач Туёна, кажется, доктора звали Джин. — Здравствуйте, — вежливо проговорил тот, останавливаясь. — Вы не видели Туёна? Я специально сам сюда приехал, чтобы осмотреть мальчика. Он, кажется, в порядке, но контроль не повредит… — Да, он в палате с родителями, — на автомате отозвалась женщина, и Джин, тихонько постучав, вошел, чтобы через пару минут выйти уже с Туёном и сопровождающим его Чонгуком: — Мам, Ханьюл с Тэхёном пока, но ты его забери, хорошо? Ему ведь лежать нужно, как минимум, пару дней, никаких нагрузок, даже маленьких, — попросил ее сын, догоняя врача и о чем-то с ним переговариваясь. Женщина, проводив их взглядом, тихонько вошла назад в палату, видя, что мальчик уже проснулся, но не думает капризничать. Тэхён тоже поднял на нее взгляд, но ничего не сказал. Просто, не знал, о чем ему говорить с ней. — Ты не устал? — осторожно начала госпожа Чон, присаживаясь на стул. — Врачи говорят, тебе нельзя сейчас долго сидеть… — Все нормально, — отозвался мужчина, подавив в себе мучительное желание съязвить. Он впервые взял сына на руки и пока выпускать его не намерен. — Думаю, однажды нам все равно придется поговорить… Не уверена, что нужно сейчас, но… — Говорите, — перебил ее Тэхён, снова отрываясь от сына и глядя женщине в глаза, отчего она немного стушевалась. — Мне с вами говорить особо не о чем. Разве что, поблагодарить, что позаботились о Ханьюле и Туёне, пока я был здесь. Но если вам есть, что сказать, говорите. — Я забочусь и о своих внуках, Тэхён, и за это не требуют благодарности, — грустно улыбнулась мать Чонгука, украдкой рассматривая мужчину, который при всей своей внешней хрупкости и смазливой внешности не имел никаких женоподобных черт и привычек, и не понимала до сих пор, почему Гук выбрал именно его. Другого мужчину — сильного, умного, старше себя и, наверное, немного мудрее, пусть и способного родить ребенка. Не понимала, но сейчас это и не было важно. Нравится ей или нет, у них с Чонгуком двое сыновей и любовь, не угасающая уже почти четырнадцать лет. Понимать тут нечего, нужно просто принять и смириться… — Мне есть, что сказать, — продолжила она, собравшись с мыслями. — Я очень многое сделала в прошлом, чтобы разрушить ваши с Чонгуком отношения. У меня были свои причины считать, что между двумя мужчинами не может быть настоящей любви, что нетрадиционные семьи неполноценны… и за своими убеждениями я ни на миг не задумалась о том, что мой сына тебя по-настоящему любит, о том, что я причиняю ему боль, о том, чтобы хоть немного узнать тебя, прежде чем судить вас с сыном. Не зная, какой ты человек, убедила себя, что ты Чонгуку не пара, и была в этом абсолютно не права. И мне очень жаль, что тогда я убедила его жениться, сделала все, чтобы вы не смогли увидеться. Это было нетрудно, ты ведь почти сразу уехал. Я этому радовалась, говорю, как есть. Поэтому особо не задумывалась о причинах твоего, практически, побега. Теперь знаю, что тебе пришлось нелегко, да еще и болезнь Туёна… и сейчас мне бесконечно жаль, что по моей вине Чонгук не узнал о нем раньше, что ваши отношения теперь такие, какие есть. Этого уже не исправишь, я не смогу повернуть время вспять и не делать того, что сделала. Могу лишь бесконечно просить прощения у вас четверых. Я уже говорила это однажды по телефону. Говорю еще раз. — Думаете, если прощу, полегчает все-таки? — усмехнулся Тэхён. Он нечасто радовался тому, что у него нет в опасной близости родни, но сейчас именно это и чувствовал: с такими "любящими" предками реально не надо врагов. — Если так, то я не держу на вас зла, правда. Да, сразу мне было непросто, но, если честно, я привык… — К чему? — К тому, что, в итоге, те, кого любишь, очень легко вычеркивают тебя из своей жизни. Когда у нас с вашим сыном все это завертелось, я поначалу даже связываться не хотел. Думал, богатенький мальчик оторвался от родного гнезда, решил все попробовать… Но, в конечном счете, я благодарен Чонгуку. Он — второй отец моих детей, я по-настоящему любил его и был счастлив те пять лет, что мы встречались. Я благодарен ему за то, что сейчас он старается помочь. Но вы не волнуйтесь, мы вряд ли теперь будем вместе, я уже говорил. Так что можете искать ему следующую жену. Только проверяйте ее на предмет психического здоровья, ладно? Не хочу вновь попасть под горячую руку очередной его спятившей бабы… — Ты ведь любишь его, — прошептала госпожа Чон. — Какое это имеет значение? — устало ответил тот, снова смотря ей в глаза. Теперь он не тушевался рядом с ней, как это было несколько лет назад. — Мы оба изменились, у каждого своя жизнь, в которой другому места особо нет… — Он тоже очень любит тебя. Я не хотела этого понимать и принимать, — продолжила женщина, — Чего ты сейчас боишься? Виен больше нет, все случившееся — ужасно, но больше между вами никого нет. Я не сделаю больше ничего, чтобы помешать… Давно надо было понять, что это только ваша жизнь, и никто не имеет права решать, что для вас лучше, а что — нет. И теперь знаю, что лучше всего для моего сына — быть с тобой и детьми, которым нужны вы оба. Да и ты… ведь мог давно найти партнера, но нет. И вы даже не замечаете, как смотрите друг на друга. — Чего вы хотите, а? — вздохнул Тэхён. — Люблю ли я его? Да, и это, наверно, никогда не изменится. Злюсь ли на него за прошлое? Конечно, потому что все могло быть иначе. Но не было. Простил ли его? Наверное, да, потому что ему тоже, думаю, было непросто все эти годы и нелегко сейчас. Будем ли мы вместе? Я не знаю. Многое сказано в запале, столько же сделано, слишком много боли мы причинили друг другу. Есть вещи, которые можно по гроб жизни припоминать друг другу при каждой ссоре, а они будут, характеры у обоих не сахар… и я не уверен, что хочу войти дважды в ту же реку. Но если уж мы решим снова сойтись, вряд ли вы или кто-то еще смогут нам помешать. — Знаешь, мы ведь с отцом Чонгука еще до его рождения тоже расходились по схожим причинам и три года не были вместе. Я с двумя детьми на одном краю страны, он со своим бизнесом — на другом. И поначалу тоже было страшно, что все закончится вот так — с очередной ссорой и с взаимными упреками. Но ведь есть шанс, что все наладится. Тебе, наверно, странно слышать это от меня, знаю. Мне просто хочется вновь видеть своего ребенка счастливым. Но беда в том, что счастлив он только с тобой, как бы вы друг друга не выматывали… только, чтобы понять это, нужно было вытащить его из петли… — Что, простите? — Тэхён вовремя сдержался и не повысил голос, но тон его заставил госпожу Чон замереть на полуслове: — Боже, я же обещала ему — не говорить тебе… — Не говорить чего? — Слово — не воробей… Только не ссорьтесь еще и из-за того случая, умоляю… Я снова все порчу… — Говорите уже, а? — Кажется, все началось с того, что Чонгук узнал о твоем друге, который хотел предложить тебе брак. Злился дико, хотя старался держать себя в руках. Но когда он подумал, что ты согласился, то очень сильно напился. Похоже, он звонил тебе. Не знаю, о чем вы говорили, но после этого… в общем, мой муж тогда чудом успел. Чонгук потом долго просил у нас прощения, говорил, что очень сильно перепил и почти не соображал, не совсем отдавая себе отчет в том, что делал, но тогда я впервые поняла, как ему на самом деле плохо без вас. Получается, я своими руками запихнула младшего сына в петлю… Тэхён, не говори, что я рассказала. Он не хотел, чтобы ты знал. Боялся, что будешь чувствовать вину или просто станешь презирать его за трусость… — Ты рассказала… черт, мам, ну зачем… — услышали они, поворачиваясь к двери. — Думаю, нам пора домой. Я заберу Туёна, их с братом пора кормить, — тут же попыталась сменить тему мать, осторожно забирая внука из рук Тэхёна, которого порядком вымотал их диалог, а потом просто вылетела из палаты мимо Чонгука, говоря Туёну, что им пора. Гука тоже выписывали, но через несколько часов, поэтому госпожа Чон поспешила уйти. Кажется, она снова все испортила, желая помочь. — Тэхён… — Чонгук оперся о дверной косяк, опуская голову, — прости. Она не должна была этого говорить. И я даже не знаю, что еще мать успела сказать... — Попросила прощения за то, что влезла в наши отношения, и попросила помириться с тобой, — Тэхён откинулся на подушку, прикрывая глаза. — Я трус, да? Это ведь было самым простым выходом… я тогда ни о ком не подумал, — Гук садится рядом, снова переплетает их пальцы, но в глаза не смотрит. — Трус? Не думаю, что собираюсь тебя в этом упрекнуть, — Тэхён вдруг горько рассмеялся. — Знаешь, сколько раз я удерживал себя от желания шагнуть под машину на красный? Один раз чуть не вскрыл вены. Остановила мысль, что у Чимина будут проблемы, если я сдохну в его квартире. Это было за день до того, как я узнал, что у меня появится ребенок. После разговора с твоей матерью почти три часа простоял на нашем месте, на мосту, думая, прыгнуть или нет. Почти решился, это решало все проблемы. Нет человека, как говорится… Подошел полицейский, которому я показался подозрительным. А один раз чуть не вскрылся уже после рождения сына. На трезвую. Думаю, ты знаешь теперь, каково это. Самому ведь не лучше было. Теперь понимаешь, почему я ничего не хочу возвращать? Потому что, зная нас обоих, предвижу, что после очередной ссоры все снова пойдет по пизде, и будет не легче, чем тогда. Но тогда мы отвечали только за себя. Теперь — за двоих детей, которым совсем не надо наблюдать, как мы будем бодаться большую часть жизни… — А если не будем? — настаивает Гук. — Ты сам-то в это веришь? Сможешь не вспоминать, как я трахался на твоих глазах с Джуном? Или, что не сказал о сыне сразу? Вообще бы не сказал, если бы ты не приехал сам и не увидел его? И еще миллион этих «или»? — снова усмешка. Так все разрушить — это еще уметь надо. — Мы оба причинили друг другу боль, — Чонгук не выпускает его ладони, и каждое прикосновение бьет током по длинным изящным пальцам. — Кто кому больше — не знаю. Знаю лишь, что виноват перед тобой сильнее. Но мы ведь всегда шли навстречу друг другу… Разве оно того не стоит? Мальчишки того не стоят? Разве не будешь жалеть, что побоялся проблем, которых может не быть? Знаешь, я до рождения Ханьюла думал, что у нас куча времени, чтобы все исправить. Мы еще молоды, по большому счету, полжизни впереди. А потом ты едва не умираешь, меня Виен чудом не пристрелила, и все, о чем я могу думать — что был неправ. И понятия не имею, есть ли у нас эти чертовы годы, чтобы все обдумать. Знаю только, что каждый день, когда мы не вместе, просто не живу. Черт, мы ведь не всегда ссорились, Ви! Неужели ты совсем не был со мной счастлив? — и он опустил голову, чувствуя, что сейчас просто позорно расплачется. Тэхён вновь медленно сел на кровати, притягивая к себе в объятия Чонгука, словно они вновь упрямый старший и по уши влюбленный младший, который рыдал под дождем, признаваясь, как он думал, не во взаимной любви. — Гук… ты всегда давал мне время, когда я сомневался, загонялся, боялся и совсем в нас не верил, — прошептал он, осторожно прижимаясь к человеку, которого по-прежнему любил. — Дай еще немного? Чонгук повернулся к нему, смаргивая слезы, и поцеловал. Мягко, почти целомудренно, но именно в таком поцелуе открывалась вся их нежность и любовь, выстраданная, но все еще живая… — Сколько нужно, Ви… и, прости, что я полез. Дай мне еще минуту? Просто почувствовать, что ты жив. И оба замерли, теряя счет времени. Впервые за долгое время ни одному из них не хотелось это заканчивать.