Selfdestruction

Собственно... Так эта тема и заминается. Будто ничего и не было. И ладно бы со стороны Смолова - тот вроде бы исполнил долг перед родиной и все, можно успокоиться. Он так в итоге даже и не напоминает о магарыче, который... Ну Леша по крайней мере не заносит точно, а Антон... Хрен его знает, но вроде тоже замечен не был. Но и Леша ведёт себя на удивление как ни в чем не бывало - то ли понимает, что если хочет сохранить отношения, то так будет лучше всего, то ли слишком глубоко уходит в какие то иные самокопания, чтобы как то показывать это все, пока не разберется сам в себе. Час Х наступает в мае - вместе с относительно неожиданной, но безусловно долгожданной победой в Кубке России, которую вся команда отмечает как не в себя. Ну может на арене ещё так, более менее цивильно, с шампанским и воплями, но... Избранных ждет традиционная туса у Тарасова, а там пьют все, всегда и до таких кондиций, когда покровы рвутся с размахом и эпичным взрывом. Антону с Димой дружить нравится, потому что друзей надо выбирать себе подстать: в случае Антона — таких же отбитых, как и он сам. В доме у Тарасова любая тусовка проходит на грани безудержного веселья и тотального пиздеца, а уж победа в Кубке России является отличным поводом, чтобы напиться в говно и устроить дебош. Тут никакой Леша и его благосклонность не спасет. Кто-то из команды снимает его в сторис, пока он отплясывает на столе с бокалом шампанского в руках. Антон улыбается в камеру, жестикулирует свободной рукой, высовывает язык и почему-то не догадывается, как глупо это выглядит со стороны. Стыдиться он будет как-нибудь потом, а пока ему слишком хорошо. Лёша не пляшет рядом с братом на столе только потому, что ему еще...ну вот чуть чуть не хватает кондиции. Но это явление явно поправимое, да и вообще вызванное скорее привычкой этой вечной ответственности, когда надо бы вроде как бы контролировать младшего братика. Но это же так, сугубо формально, а по факту он тоже человек, тоже не железный да и вообще почти идентичный Антошеньке. Ну и в конце концов, надо иметь хоть немного совести, потому что веселье еще даже не в самом разгаре - по крайней мере, входная дверь то и дело хлопает, пока подтягивается народ, который...короче, как всегда - кто домой заезжал, кто в магазин за своим, кто еще куда, кто просто не туда поехал и в пробке встрял, в итоге в доме наблюдается активное броуновское движение, и самое, пожалуй, стабильное, что в нем наблюдается - это два непоколебимых столпа в лице Смолова и собственно хозяина дома, сидящих в дружескую обнимку на диване со своими полными стаканами традиционного вискаря. Но в общем и целом...Все хорошо, спокойно, срывы покровов и дебош пока не начинаются, и все бы ничего...ровно до того момента, пока Лёша не слышит на другом конце первого этажа знакомый голос. Слишком знакомый. И слишком женский. Пьяный Антон - то еще горе в семье, потому что он, лишившись самоконтроля, может додуматься к братику с объятиями и поцелуями полезть. Однако пока что его хватает на смазанное "ммгм чо братик" и широченную улыбку при одном только взгляде на своего похожего. По крайней мере, все давно привыкли, что близнецы друг от друга не отходят, а потрахаться в случае чего можно будет в туалете. Он, слишком увлеченный неумелым подпеванием знакомой песне (мало того, что это рэп, так еще и не на русском, так что позорится Миранчук знатно), никаких голосов не слышит, а потому и кислой мины брата в упор не замечает, хотя почти виснет на нем. Мины в принципе у всех кислые - еще бы, Антон же демонстрирует свои музыкальные таланты. Тарасову, как особо выносливому, хватает сил пошутить, что Антоша поет лучше его бывшей. А вот Леше нихуя не весело. Потому что помимо голоса бывшей Тарасова в лице Антоши на горизонте появляется ещё одна бывшая. И вполне себе реальная и полноценная. Причем это он знает, что она бывшая. А до неё этот факт, походу, так до конца и не доходит, раз даже спустя столько времени тотального и безмолвного игнора старшего Миранчука она приперлась на... мероприятие, где ну вот вообще не вписывается ни по каким параметрам, хоть Настя и бросается навстречу, создавая крайне правдоподобную иллюзию, что это, как говорится, к ней. - Тооооох... - Леша всем видом старается показать что ничего не изменилось, он вообще ничего и никого вокруг себя не видит и крайне увлечён дерганием брата за штанину в попытке временно снять его со стола . - Тох... Пизда... Смотри кого сюда принесло... - Ну чего, - тянет Антон, закатывая глаза, и наконец обращает на брата внимание. - Лех, если ты решил поворчать, то очень не вовремя... Воу, бля, - до него с опозданием, но все же доходит, о чем говорит близнец, когда взглядом он натыкается на старую знакомую. Странно, что он не заметил ее раньше - такие губища со спутника видно. Младшенький, наконец, неуклюже слезает со стола, намертво приклеиваясь к Леше. А то мало ли, вдруг эта ведьма драгоценного братика украдет, пока Антон тут веселиться будет? - Ты ж ее бросил, не? - недовольно бубнит он, глядя на бывшую Лешки почти враждебно, благо, она пока его взгляды в упор игнорирует. - Хули она приперлась-то. В нем еще теплится призрачная надежда, что Соня явилась повидаться с подружкой, но от этого Лешу хочется от посторонних глаз спрятать не меньше. Антон аж трезвеет слегка - это даже Леша замечает, потому что поток бессвязного англоязычного блеяния сменяется вполне вменяемой русской речью - вот что с людьми делает здоровая ревность. - Да блять, я вообще проебал как-то с ней поговорить и все точки над и расставить. Просто... Тогда, после аварии, когда мы... Ну... С тобой обьяснились короче, вообще на неё забил... Или даже забыл правильнее будет, хуй знает, вообще ни сообщения не читал, ни на звонки не отвечал. Но я, если честно, думал что до нее как бы дойдет, что это означает что мы как бы все. - Леша даже незаметно от окружающих руку засовывает под толстовку брата, поглаживая по пояснице, чтобы тот не разошёлся в своей ревности. - Блять, год прошёл уже! Год, Тох! Я думал она вообще забыла уже кто я такой... И я реально сомневаюсь что она вот прям целенаправленно к Насте пришла. — Ну ты пиздец, Леха! —возмущается Антон, хотя рука на пояснице его немножко все-таки успокаивает. — Она, конечно, ебанько, хрен с ней, но ты мог ей хотя бы, не знаю, смску кинуть! Типа, там, мы расстаемся, жопа брата оказалась получше, хуе-мое... То есть если ты решишь меня бросить, ты так же убого сольешься? — он даже губы надул, и захотелось в экстренном порядке подлить себе шампанского, чтобы вернуться в состояние немного невменяемого веселья. — А хочешь, я к ней подойду и сам все скажу? Чтоб она себе другого дурачка подыскала, потому что ты занят. Собственно Леша от греха сам работает на упреждение, подхватывая ополовиненную бутылку игристого с фуршетного столика, подливая в бокал и себе и брату, последнему - до краев. - Бросишь тебя, как же. Я еще до рождения уже с тобой жопой к жопе сидел, а ты думаешь что сейчас смогу? - провокационно вздергивает бровь старший. Очень хочется потянуться и чмокнуть... Нет, куснуть брата за щеку. А еще лучше за ухо, за мочку, вот в том самом месте, после которого от младшего всегда слышится тихий ох и начинается дрожь в коленках. Но он пока конечно пьян, но не настолько, чтобы делать это почти при всей команде. - И вообще, жопа брата оказалась настолько лучше, что я даже забыл ей написать смску, не то что позвонить, потому что мне было не до того. Что тебя не устраивает? - Леша гордо вздергивает нос и почти незаметно, но очень лукаво облизывает свои губы. - Чо, прям, настолько классная жопа? - Антон лыбится совсем по-идиотски, но счастливо, и ему вдруг так душно становится в компании пары десятков человек, и Соня мозолит глаза прямо до тошноты, и выход из положения младшенький видит лишь один. Он почти касается губами уха братика, чтобы уж точно никто-никто его не услышал. Ему не терпится поделиться с Лешкой очередной его гениальной идеей. - А давай у Димки комнату выпросим? Скажем, что мне поплохело. Прикинь, как твоей бывшей стремно будет: она пришла с тобой перетереть, а мы сбежали поебаться, - у него аж глаза загораются. Осталось только Лешку убедить в том, что идея замечательная, а то он предложения Антона отметает почему-то постоянно. Как будто Антон его когда-то подводил! - Моя бывшая настолько тупая, что она не поймет, что мы сбежали поебаться, а не провалились сквозь пол, и возможно стоит поискать в подвале. - скептично фыркает Алексей. Идея звучит то весьма... Вкусно, да и хозяин вечеринки только рад будет избавиться на время от назойливого фаната караоке... Но не третье заинтересованное лицо, которое тоже не может не заметить появление крайне интересного персонажа на этой афтерпати. Того самого, которое временно осталось без внимания хозяина дома, удалившегося общаться с кем-то по телефону - видимо из тех, кто уже по дороге догнался так хорошо, что теперь не может найти путь даже по навигатору. Две татуированные руки медленно, лукаво и немного пьяно сползают по плечам обоих близнецов, когда Смолов по кошачьему бесшумно заходит со спины. - Какие интересные гости... пикантная ситуация, не правда ли? Что вы можете сказать по этому поводу, Алексей? Антон заторможенно переводит взгляд на человека, потревожившего их покой. И давно он топчется рядом? Как много он теоретически мог услышать? Хватка на плече такая властная, что младшенький чувствует себя жертвой в руках у хищника, и его от этого неожиданно ведет. Или, возможно, он просто слишком хочет уже наконец потрахаться. — А че ты Лешу подъебываешь? — как бы крепко у Антона ни стояло, брата он в обиду не даст. — Да нам вообще похер, никто ей не запрещает тут находиться. И вообще, твое какое дело? — он сердито смахивает чужую руку и смотрит исподлобья. Последние три извилины судорожно лепят из говна и палок панч в ответ. — Ты только ей на глаза не показывайся — ее очень расстроит, что у какого-то додика без всяких инъекций вареники больше, чем у нее. Это пока единственное, на что Антон способен по пьяни, но ему, по крайней мере, удается не запнуться почти ни разу и не запутаться. Даже заумное «инъекция» вспоминает, демонстрируя, что его словарный запас чуть больше, чем три слова. - Малыш... - чувствительное (уж это то Смолов знает не по наслышке) ухо обдает горячим дыханием. К слову, совсем не мерзко-перегарным. Федя каким-то чудом умудряется выбирать столь изысканный алкоголь - почти всегда свой фирменный коллекционный виски - что даже выпивая пахнет не бомжом, а вот этими тонкими нотками дерева, каких-то трав и пряностей. Совсем как тогда, когда они с Антоном вдвоем сидели на его кухне и задушевно беседовали под тот же вискарь. Рука почти лежит на одном месте - но лишь почти, потому что пальцы совсем незаметно для посторонних взглядов мягко надавливают на кожу в тех местах, где когда-то красовались иссиня-черные и бурые пятна. - Если бы я хотел его подъебать, я бы делал это гораздо более изысканно. А я всего лишь искренне интересуюсь планом действий. Возможно даже готов поучаствовать, если есть интересные идеи. Или ты думаешь, что я на стороне этой чудесной барышни, в чьих глазах я вижу алмазы, и именно потому, что даже стекло не столь прозрачно и незамутненно? Антон подвисает на пару секунд, соображая, а потом аж присвистывает восхищенно: Федя, действительно, унизил Лешину бывшую ну очень уж изящно. Соня бы такое за комплимент с легкостью сочла. Да что уж там скрывать - даже Антон бы зацепился за сравнение с алмазами и смутился. Особенно если бы выпил еще чего-нибудь покрепче. Смолова вопреки всему в свои планы посвящать не очень хочется. Чего он вообще к ним привязался? Ни посекретничать ни потрахаться теперь. Но вместо того, чтобы его отшить, Антон по обыкновению совершает большую ошибку. - Да мы думаем куда свалить, чтобы с ней не пересекаться, - он сглатывает и на брата косится. Вот и что теперь делать с Федей, который прилип к ним, как банный лист к жопе и определенно собирается продолжить праздник в их компании? - Ну во-первых, на вашем месте я бы наоборот держался поближе к толпе. Потому что если она разминется с Настей, и под предлогом припудрить носик начнет вас искать по дому, то уж поверь, она найдет. И тогда от прямых разговоров будет не отвертеться. А пока вы это, Фигаро тут - Фигаро там, в толпе будет сложно прям полноценно поговорить. Я думаю уж мозгов посреди вечеринки дергать тебя выяснять отношения ей не хватит. - все последнее адресовано уже Леше, как основному виновнику обстоятельств, и рука на его плече как раз синхронно присоединяется ко второй, ненавязчиво скользя по ключице старшего близнеца. - Дима кстати уже почти дошёл до кондиции. Стараниями вашего покорного слуги, безусловно. Сейчас вернется, ещё стаканчик - и да начнется пати. И уж вряд ли она полезет в фирменный паровоз, если конечно она у тебя не самоубийца. - Ишь, как все продумал, - Антон щурится и скалится, как маленький котенок, возомнивший себя рысью. - И с какой же, интересно, целью ты так жопу рвешь? - внутри себя он никак не может определиться, что он чувствует, когда Федя наглым образом лапает его брата: кажется, это раздражение с примесью чего-то пока что Антону неизведанного. У него еще будет время подумать об этом, а пока он вспоминает о существовании алкоголя. Пока они тут выясняли отношения, он успел немного протрезветь, и это его совершенно не устраивает. В конце концов, они приехали сюда веселиться и праздновать, и никакая, прости господи, Соня не помешает им осуществить свои планы. А если она вдруг рискнет к Леше подобраться, Антон непременно ей что-нибудь отгрызет. Самое странное, что Леша то прикосновения Смолова замечает. И даже взбрыкивает плечом машинально... Но почему то в глубине души чувствует, что это... Не противно. Как бы это дико ни было. При всем отношении к Феде. Хотя... Теперь он в своём отношении к нему запутался окончательно, пора уже это признать. А сам Смолов во всю лыбится во все 32, разворачиваясь обратно к демонстрирующему острый язычок младшему. - Ну Миранчук, ну фу. Рвать жопу... ТЫ же прекрасно знаешь, что я такими вещами не занимаюсь... Лично я подпаиваю Тараса исключительно в целях собственного развлечения, но имею достаточно мозгов, чтобы додумать, чем это может пригодиться и вам. Антон на Лешку смотрит с опаской: подобные Федины приколы, должно быть, вызывают у старшенького непреодолимое желание дать ему по роже, как в старые-добрые времена. Однако никакой агрессии с его стороны не следует - это так алкоголь на него действует что ли? А кто будет защищать честь и достоинство его близнеца, интересно? Хотя Федя ничего такого, конечно, не сказал, если так подумать... А про то, как он год назад рвал жопу младшенькому, Леша и так давно знает. Ну и ладно. - Ебать спасибо, в ноги тебе не поклониться? - звучит достаточно беззлобно, несмотря на контекст. Ему бы щас еще выпить и вдвоем с братом играть в бутылочку. Чем не развлечение? Можно даже выпить чуть больше нормы и пригласить в эту веселую игру Смолова. Только вместо бутылочки, кажется, все же наклевывается тот самый красно-зелено-тарасовский фирменный паравоз. Интересно, какой на этот раз - во времена доброты душевной с абсентом чередовался Гренадин, а когда хотелось хлеба и зрелищ - апероль, кампари, кажется даже ещё что то более крепкое... В общем, отлет с одного паравоза был обеспечен. С другой стороны, слава богу что Дима наконец дозрел - потому что неугомонная Сонечка уже трется у порога большой гостиной - пока делает вид, что беседует с хозяйкой, но слишком красноречиво то и дело бросает взгляд на их троицу, пока Леша наконец не стискивает зубы и не шипит сквозь них - Я не знаю как...Фёдор Михайлович... Но мы идем первыми, Тох, если она ещё раз на меня так зыркнет. - Серьезно, ей не надоело? - вовсю возмущается Антон и трется возле брата, готовясь, в случае чего, защитить его от этой ведьмы. Он сам ее взгляды перехватывает и в ответ смотрит, стараясь взглядом передать, что стоит ей только к Леше подойти, и Антон за себя не ручается. Он надеется, что Соне, невзирая на то, что она тупая, хватит чувства самосохранения, и она к своему бывшему не полезет. Удивительно! Неужели за год она не нашла себе новый ходячий кошелек? Футболистов-то вон сколько много! И как минимум у половины из них интеллект подстать самой Сонечке. Леша-то ей на что сдался! Благо, что план Лёши, подкрепленный обещаниями Смолова действительно готовится сработать - потому что Тарасов разливает в своем лучшем духе - абсент с клюквенной настойкой, уже сверкает вишневыми, поднапитыми щеками и ловко свистит - дошел до кондиции, и ищет жертву, в качестве которой старший Миранчук вызывается первым, утягивая брата за рукав и с вызовом глядя на Диму, а боковым зрением - на явно недовольно щурущуюся Соню. - Эй, а чего только один? Давай второй, брат на брата, все дела, мы готовы. Антон горестно вздыхает, но идет следом за братом - не ссыкло же он, в конце концов, а за компанию с Лешкой готов хоть с крыши прыгать. Хотя это чуточку несправедливо: почему бывшая Лешкина, а страдать должен он? Еще и две пары карих глаз смотрят на них из толпы неотрывно, как кошка за точкой от лазера на стене. И если Феде такие взгляды в принципе простительны (Антон как-то упустил тот момент, когда Смолов его раздражать одним своим существованием перестал, хотя младший Миранчук и старается изо всех сил это скрыть), то Сонечке эти самые глаза выцарапать хочется, чтобы она в их сторону не поглядела никогда больше. А Дима только присвистывает слегка удивленно, но крайне удовлетворенно - забыл уже, поди, какое караоке тут младший Миранчук выдавал десятью минутами раньше, когда градус в крови был повыше, и к которому тот как раз собирается вернуться. Ну, точнее, к которому его планирует вернуть за компанию Леша. Дима ещё порывается добавить несколько рюмок - 11й же, хули. Впрочем аргумента, что 59 он точно не выпьет, достаточно, чтобы получить два стандартных красно-зелёных рядочка - по девять рюмок в каждом, пять абсента - четыре настойки. Пизда печени - все равно не вечна, погнали. - Ну что, братик? За... Всю хуйню? - тихо, под самый нос усмехается старший, уже в полный голос добавляя для всех: - За победу, пацаны! Антон оценивает плачевность ситуации и примерно представляет себе, что ждет его после этого сомнительного аттракциона. При самом худшем раскладе блевать придётся ближайшие сутки — он пить никогда не умел, не стоит и начинать. Более того, даже Лешка тазик ему вовремя по-братски не подставит, потому что сам будет валяться в отключке где-то поблизости. Живут они, конечно, счастливо, но перспектива умереть в один день сильно раньше планируемого как-то не впечатляет. Однако деваться уже некуда — Лешкины губы ловко обхватывают первую рюмку, и Антон отставать от него не хочет. Дима, мудак, нянчиться с ними потом не будет! Опять, видимо, вся ответственность за два набуханных тела ляжет на плечи их спасителя на постоянной основе. Скоро придётся ему зарплату выплачивать. А вот Леша, вопреки обыкновению и своему вечному целеустремленному старанию быть правильным, старшим и ответственным (насколько это впринципе возможно, когда ты трахаешься с собственным братом), накидывается со смаком, шиком и удовольствием, прямо под радостное улюлюкание всего основного состава Локо - по крайней мере российская её часть. Абсент нещадно жжет пищевод - а настойка хоть слегка и смягчает горечь, но нихрена не облегчает эти феерические ощущения. Бьет в голову естественно моментально - в ногах тяжелеет, лицо пылает, во всем организме становится обжигающе горячо, жарко, и чем дальше... Тем хуже контролируемо. Последняя рюмка звонко хлопает о столешницу.. И Леша гордо задирает нос, делая шаг назад и вытирая липкие губы кулаком. Антон отстает от него буквально на одну рюмку, потому что чуть не давится абсентом, как неопытный пиздюк. Испытание подходит к концу, и дышать становится даже как-то проще. Младший брат пытается процессы в собственном организме проследить, и по ощущениям блевать не тянет, хотя здравый рассудок стремительно его покидает. Однако он виду не показывает (по крайней мере, ему так кажется) и к близнецу присоединяется, светя своей не менее горделивой рожей. Становится как-то слишком громко - им аплодируют и выкрикивают слова одобрения. Антон тоже хлопает в ладоши и вопит вместе с толпой. Ему действительно весело. А Лёша чуточку хлопает.. и оттягивает младшего брата за рукав в сторонку, уступая место у барной стойки следующим желающим. Там уже что-то насвистывает-присвистывает Дима, разливая своему кирпичнолицему тезке, который всегда пьет как не в себя - даже во взгляде не меняясь, а сам Алексей пока... Его нещадно мажет, язык заплетается, хочется нести какую-то хуйню и стекать по братику куда-то на пол, сквозь пол и в ебаное никуда. Но он держится, всего лишь пьяно опуская подбородок ему на плечо и обдавая щетинистую щеку перегаром. - Бляяяя, забористая хуйня... Но прикоооольно... И я эту пиздень теперь зато не вижу, кайф... Зато эту пиздень видит Антон. Ну как видит — просто мажет по ней взглядом, сам того не желая, и не знает даже, хотел бы он, чтобы Сонечка Лешку услышала в этот самый момент или лучше не надо. Его уносит чуть с опозданием, но, наверное, даже похлеще, и Антона в таком состоянии надо к батарее привязывать, чтобы не наворотил дел. По крайней мере, к караоке его подпускать нельзя ни в коем случае. Еще и Лешка жмется сбоку, и он внезапно красивый такой, что коленки дрожат и ноги подкашиваются. Даже идея поцеловать братика взасос при всех не кажется уже слишком бредовой. Все равно народ увлечён очередным смельчаком у барной стойки, никто на них внимания не обратит даже. Благо что Леше пока в голову эта мысль не приходит - потому что приди она братьям одновременно, они бы уже не просто сосались, а обтрахивали фирменный Димин кожаный диван посреди этой огромной гостиной. Со вкусом и полным безразличием к окружающей обстановке, даже если весь Локомотив в полном составе будет снимать это в инсту в прямом эфире. Прямо на глазах пресловутой Сонечки. А пока он просто трется рядом с братом, что-то пьяно мыча ему на ухо, пока не раздается заливистый свист хозяина дома, удовлетворившегося количеством отбитых подпитых, и не выключается верхний свет одновременно с врубаемой на полную громкость музыкой. Антон инстинктивно дрыгается еще под биты, бьющие по барабанным перепонкам, но что-то ему подсказывает, что он находится не на своем месте. Не здесь ему отплясывать надо явно, когда братик трется рядышком, пунцовеет щеками и дышит усиленно, словно после двух таймов, проведенных на поле. В комнате жарковато и тесно, и Антон не придумывает ничего лучше, чем выволочь близнеца на свежий воздух под предлогом подышать и освежиться. Им бы не грохнуться с крыльца, потому что ноги держат совсем плохо. А еще младшенький надеется, что ни у кого не хватит ума за ними увязаться. Особенно у Сонечки, которая сдаваться явно не намерена. Антон все еще не готов трахать рот брата языком на ее глазах. - Ты кудааа? - недовольно, но скорее недовольно лишь потому, что шевелиться полноценно, а не дрыгаться под бьющий по ушам (Дима естественно не скупится на звуковую систему в своей гостиной) бит тупо лень и вообще все тело мажет в каком-то предастральном состоянии, а брат каким-то образом умудряется утянуть его не просто куда-то к себе, а выволочь на улицу, на крыльцо, под укоризненный взгляд Тарасова, подозревающего что одинаковые не вынесли испытания паравозом и побежали блевать. Но нет, Антон блевать явно не торопится, и Лёша приваливается плечом к поддерживающей козырек крыльца колонне, окидывая брата вопросительным взглядом. - Сейчас же пизда припрется... Мммм... Ты как вообще?.. — Да ниче она не припрется, — Антон легкомысленно отмахивается, с наслаждением дышит свежим воздухом и даже легонько шлепает самого себя по щекам в надежде хоть немного прийти в себя. Однако по ощущениям уносит его с каждой минутой все больше. — Зачемат.. Заметат... Замечательно, братик, — выплевывает он, кое-как взяв заплетающийся язык под контроль. Музыку даже отсюда прекрасно слышно, поэтому младшенький продолжает пританцовывать, что со стороны выглядит очень нелепо. — А ты живой, Лешик? — смотрит лукаво, будто надеясь, что у него перед близнецом есть хоть какое-то преимущество. Хотя они оба угашенные примерно одинаково — в говно. - Бляяяя, я и ши...шлы... шишу какой ты замечтательный... - скептично фыркает Лёша с довольной, поплывшей в ничто и красной от пышащего из ушей алкоголя мордой. Практически такого же, как сейчас и у Антона - только у того еще и взгляд какой-то... лукавый, что ли, совсем такой, как обычно, когда... - Эй, Тох, ты... - старший подозрительно щурится, оглядывая брата в полный рост - задерживаясь сначала на взгляде, губах.. а потом ниже, в районе паха, намекая на суть собственного вопроса. Потому что.... потому что он сам не далек от того, чтобы растерять весь страх и риск, потому что свою слабость к пьяному сексу сдерживать все сложнее и сложнее, а количество алкоголя тонко но уверенно развеивает все чувства такта, приличия и какого-то стеснения от окружающих, которые как бы не просто не в курсе, а и..не должны бы знать о их взаимоотношениях. Антон все еще слишком далек от фантазий о пьяном трахе прямо на крыльце Димкиного дома - он покачивается неустойчиво от дуновения ветра, опирается рукой о перила, всё еще улыбается, как дурак. В доме одна композиция сменяется на другую, младшенькому не знакомую - он такого обычно не слушает. Что-то плавное, лирическое, что-то схожее с тем, что включали в школе на выпускном когда-то, чтобы потанцевать с самой красивой девчонкой из всей параллели. Антон еще в состоянии вспомнить парочку движений из школьного вальса, как ни странно - хотя танцевать он совсем не умеет и никогда не стремился научиться. - Лееех, - тянет он, укладывает ладонь брату на плечо, и со стороны кажется, что он просто использует близнеца, как подстраховку. А то шатается он так, что вот-вот слетит со ступенек. - Тооооох... - Лёша неуверенно щурится, упираясь ладонью в грудь брата, чтобы тот не покачивался так, будто вот вот потечет по стеночке на пол. - Тоооох, держись... Может того, на диванчик? Там вон даже Дима не доебется, он занят... - старший кивает на приоткрытое окно, где Тарасов уже висит всей своей бесконечно длинной тушкой на своей крошечной хрупкой супруге, неуклюже переминаясь с ноги на ногу в качестве медленного танца. Большая часть, особенно те, кто не попался на удочку паравоза, растекается по диванам вместе с чем то менее хардкорноалкогольным. Даже Соня теряется из виду. Вроде бы. На первый взгляд. Можно проскользнуть незамеченными и может быть даже занять какую-нибудь комнату, прилечь... Или не просто прилечь… Антон счастливо смеётся, лбом уткнувшись братику в грудь. Приятно, что о нем так заботятся, только вот ему совсем не плохо, а очень даже хорошо, и его тянет сотворить что-нибудь такое эдакое. Поэтому он тянет близнеца обратно в дом, ведь им непременно надо успеть станцевать вместе, пока композиция не закончилась. Зачем и как они будут потом объясняться перед всеми? Это уже второстепенные вопросы. Да и кому они вообще нужны? Никто на них и не посмотрит. Разве что какая-нибудь Сонечка, но на нее откровенно похуй. — Давай потанцуем, — Антон собственно выбора никакого Леше не предоставляет, наваливается на него, начиная нестройно покачиваться под музыку. А тут уже картинка перед глазами Леши перемещается как в какой-то замедленной съемке - его тянут куда-то внутрь, обратно, причем резко и неожиданно, с учетом что еще только что Антон неровно покачивался и готовился принять горизонтальное положение. Мимо проскальзывает силуэт.. ну как силуэт, сначала губы, а потом весь силуэт целиком Сони. Ну естественно, та ждала свой медляк - кто бы мог сомневаться. На улицу выходить за ним не рискнула, постеснялась, а тут такой шанс - вот она, вот он, вот медленная музыка, причем такая.. не из грустно-вальсовых, а скорее что-то такое... ну подо что пиздато заниматься сексом. Ну в их маленьком с Антоном интимном мире, по крайней мере. А это отдельный сорт пиздеца. Потому что губастая женщина почти успевает скользнуть ладошкой по его плечу, открывая рот, чтобы явно пригласить на танец...но уже в следующее мгновение его снова утягивают в центр комнаты - и это совсем не она. А потом на его бедра ложатся до боли родные ладони, и все, пиздец - это параллельная вселенная, а все что происходит вокруг будто исчезает. И вообще похуй что будет, когда на них наконец обратят внимание. Антон злится так, что Соню покусать готов — как она вообще смеет тянуть свои лапы с вульгарным маникюром к его братику?! Неужели ей до сих пор неясно, что она здесь абсолютно лишняя? Младшенький уводит Лешку у нее из-под носа, едва сдерживаясь, чтобы не ткнуть ей в лицо красноречивый фак, тащит близнеца в центр, где больше всего народу, будто бы они могут затеряться среди других парочек. Коленки предательски подкашиваются, но уже не от опьянения, от волнения скорее — он не может предугадать ни Лешкину реакцию, ни реакцию очевидцев. Но, учитывая, что братик до сих пор не дал ему по морде, да и под музыку покачивается он вполне ладно, поэтому Антон расслабляется тоже и даже глаза прикрывает, чувствуя себя очень счастливым. А вот Лёша первую реакцию уже видит - потому что у Сони реально медленно но верно опускается челюсть, приоткрывая слишком неестественно белые виниры. Но это так, на заднем фоне, потому что у Димы и него самого уже состояние - включи фары, сделай музыку погромче - и бит бьет по ушам, где-то внутри, вибрирует, отзываясь легким покалыванием во всем теле, от грудины до кончиков пальцев, которые, к слову сказать, уже скользят по талии брата, пока еще не делая ничего категорически предосудительного - но и сам по себе...медляк в исполнении двух братьев, и это при живой....толком не до конца бывшей - для окружающих уже вполне очевидно нонсенс. Правда все еще достаточно пьяны, чтобы обратить на это внимание столь быстро. - Тох.... ты же понимаешь... что нам...пиздаааа... — Похуй, — незамедлительно отвечает Антон, бормоча куда-то брату в плечо, и ему правда похуй. Скажут, что это была шутка, если что. Все уже давно привыкли к их (одному на двоих, как всегда) отстойному чувству юмора. В конце концов, можно сказать, что они устроили этот пермофанс для конкретной пары глаз настойчивой Сонечки, которой без лишних слов хотелось дать понять, что она тут лишняя. Дима такой прикол в принципе легко одобрит и даже поддержит (в тайне от жены, чтоб не отхватить). Да и не перед кем пока объясняться — кроме Сони на них никто так не пялится, а значит, можно на минуточку забыть о ее существовании и позволить себе расслабиться, потанцевать. Все равно медляк скоро кончится. Антон шмыгает носом, чувствуя, как на лицо лезет глуповатая улыбка, и решается на еще одну авантюру: даже не проверив предварительно, не смотрит ли на них кто-нибудь, он ловит губами губы брата, надеясь, что Лешка не будет сильно против. Не то, чтобы Лёша был против. Сил то сопротивляться вообще чему бы то ни было после такого заехавшего в организм паравоза тупо нет - ты лишний раз в плечо толкни и все, пиздец, встать уже не получится. Вообще весь организм шевелится на какой-то силе мысли, интуиции и вибрации бита, под который машинально двигаются бедра - надо сказать что и то двигаются как-то... пошловато, откровенно, совсем не так чинно-благородно топ-перетоп, как это обычно делают мужики семейные, правоверные со своими женами в традиционных медляках. Это что-то больше похожее на пьяную ленивую бачату, поэтому в первые мгновения, когда губы брата накрывают его собственные, это даже не кажется неправильным, чужеродным. Ну вернее это так и есть - но только не для всех окружающих, о наличии которых Лёша вспоминает только тогда, когда его язык проскальзывает в рот младшего и глаза распахиваются в осознании этой мысли, вынуждая неловко и даже забавно замычать прямо в его губы. Младшенький не удерживает и не настаивает, готовясь к тому, что близнец вот-вот оттолкнет его от себя, но этого почему-то не происходит - видимо, Лешик не менее ебанутый. Антону это в целом на руку, потому что ему, честно говоря, уже глубоко плевать, что там о них думают люди, их окружающие: поцелуй с близнецом окончательно срывает крышу. Не в обиду хозяйке дома будет сказано, что Лешкины губы - самое вкусное из всего многообразия закусок, которые он успел отведать. - Ничесе мы с тобой налакались, да? - ухмыльнувшись, спрашивает Антон, когда от губ брата все же приходится оторваться. Хотя ему только волю дай, и он на ближайший стол приляжет, ноги перед Лешкой приглашающе раздвинув. От греха подальше им действительно стоит где-нибудь уединиться, потому что Антон за себя уже не отвечает. Лёшик то может и чуточку менее ебанутый, но вообще ни капли не менее пьяный, а именно этот фактор здесь решающий. Ну и то, что сколько бы они не встречались - а ведь проходит уже...почти год? Крышу рвет почти как в первый день. Ну точнее в первую ночь. От поцелуев, от вида обнаженного брата, да иногда даже просто может на какой-нибудь тренировке беспардонно палить контору стояком от банального особо удачного ракурса растяжки. Поэтому такой полноценный и пьяный поцелуй - это пиздец, полный и тотальный, и даже когда Антон ненадолго отстраняется, ухмыляясь ему прямо в глаза, Лёша все еще под этим гипнозом, пошатывается, пальцами только крепче в шлевки джинс на самой заднице вцепляется... и тянется навстречу, пошло, медленно и откровенно кусая за нижнюю губу прямо зубами, оттягивая на себя и обводя языком. И...только в этот момент боковым зрением замечая реакцию. Ту самую, которая должна была последовать. Потому что сначала внимание вообще привлекает сдавленный стон - Сонин, ну чей же еще. Он даже немного двигает головой, не отстраняясь от губ брата...и естественно встречается взглядом с всклокоченной девушкой с остекленевшими от злобы, непонимания, обиды и вообще...всего возможного спектра эмоций глазами, из рук которой медленно, совсем как в кино выпадает на пол боках, с пронзительным звоном разбиваясь вдребезги. А в остальное - немое молчание. Настолько звенящее, что даже несмотря на долбящую музыку оно прямо ощущается кожей. Со стороны всех. Кто танцевал, сидел, стоял... Все взгляды в этой комнате сейчас на них. И примерно такие же как у Сони...только не злобно-обиженные, но не менее охуевше-стеклянные. Антон с радостью навсегда застыл бы в моменте, где есть только губы брата, его ладони, всё пытающиеся найти себе место где-то на заднице младшенького и спокойная, не бьющая по ушам музыка. Не то чтоб он надеялся, что они останутся в конце концов незамеченными... Ладно, надеялся, честно говоря, полагаясь на то, что все присутствующие в этом доме достаточно пьяны, и никто не собирается контролировать происходящее. Ну, квадратные глаза Сонечки - это, конечно, большое исключение из правил: тотальное охуевание на ее кукольном личике лично Антону видеть очень нравится, так и хочется ей язык показать по-детски, а лучше - сразу средний палец. И она ведь не расскажет никому, а если даже и расскажет, то никто ей не поверит. Подумаешь, бывшая девушка футболиста держит обиду на него после расставания и пытается ему отомстить, как-нибудь нагадив... Никто и не воспримет ее всерьез даже. Только вот Антон запоздало обращает внимание на то, что смотрят на них все, и это нехорошо. И надо бы как-то оправдаться, но все слова в горле застревают. Самый прикол в том, что... что делать дальше - непонятно абсолютно. Потому что как бы трахаться на глазах у всех - ну это пиздец. Ну в смысле что... Они конечно пьяны в сопли, но наверное на это даже в настолько неадекватном состоянии не хватит совести. Но и отстраняться друг от друга - какой смысл? Типа если они сейчас сделают шаг назад и такие "хей, пацаны, бухаем?" - то все резко перезагрузятся и сделают вид что ничего не было? Если бы все было так просто. Поэтому... Поэтому логично, что единственное что приходит в голову Лёше - это продолжать в том же духе. Благо что и музыка пока не кончатся, и бит еще стучит по ушам, и можно спокойно погрузиться в эту атмосферу, и да, все таки проскользнуть ладонями под край джинс на заднице брата, а окружающие...ну пусть сами разбираются, бля, ну вдруг просто рассосутся в пространстве... Только судя по ахую - рассосутся не так быстро. А один не рассосется уж точно, потому что он единственный, кто совершенно точно не шокирован увиденным, но заинтересован...в крайней степени. Единственное что делает Смолов, увидев всю эту картину - это ухмыляется, вздергивая брови и приваливается спиной к барной стойке, подливая себе еще виски. Такого пиздеца, если честно, он не ожидал от братьев даже после своего ранения, истории с полицией в Испании и прочих мелких радостей интимной жизни близнецов. Антон, вообще-то, ожидает, что Лешка вот-вот отлетит в сторону, побоявшись общественного порицания. Судя по напрягшемуся братику, он вот-вот так и сделает, и младшенький, может быть, даже обидится на него за это, потому что - ну они ведь оба в тонущей лодке, идти ко дну надо вместе. Однако Леша все еще здесь, как и его руки, и горячее дыхание куда-то в щеку и ухо. Это уже интересно. Видимо, Антон нечаянно заразил близнеца своей ебанутостью, взамен лишив его инстинкта самосохранения. Антон окидывает взглядом толпу, каждый из которой пялится аккурат на них, и замечает Федю. Улыбается ему кончиком губ, видимо, слетев с катушек окончательно. Ладно хоть демонстративно в тройничок его не зовет. Пока что. - Скажем, если чо, что Смолу проспорили, - тихонько, чтоб никто кроме Лешки не услышал, предлагает он. - Если бы это было на спор, то надо было меньше удовлетворения на ебалах демонстрировать... - выдыхает в самые губы брата Леша... И вместо того, чтобы наконец отстраниться и поддержать в целом то неплохую изначально мысль обычно вообще бросающего все на его почти такие же плечи брата... Просто тянется вперёд и прижимается губами к венке на шее - откровенно так, пошло, зализывая почти укус протяжным движением языка по пульсирующей коже. - По-моему мы... Все здесь немного лишние. - параллельно язвительно хмыкает на ухо замершему в ахуе Диме Смолов, подливая себе ещё виски - для такого зрелища нужно соответствующее сопровождение. Причем не в тех количествах, как уже залито в близнецах, но и не та доза, которую он держит обычно - такая, совсем пограничная с трезвостью, а для подобного хочется уже приятной пелены. Антон давится стоном и почти хнычет, сведя брови к переносице: Лешка, как всегда, знает, как завести близнеца всего парой касаний, куда поцеловать и где прикусить легонько, чтобы младшенький поплыл. Грязный секс на глазах у всех присутствующих уже не кажется Миранчуку плохой идеей - а почему бы и нет, может, никто и не против мастер-класса. Сонечку, например, определенно нужно проконсультировать в некоторых вопросах. Антон сам не знает, почему так цепляется к этой несчастной женщине. Просто бесит она его одним своим присутствием. Неужто правда надеялась Лешку себе вернуть? Не дождется!.. Антон за своё на куски порвет. - Надеюсь, нас не заставят оплачивать твоей бывшей консультации психолога за нанесенный психике урон, - пьяно хихикает он на ухо брату, еле языком ворочая. - Надеюсь, она не снимает это все в инстаграм, иначе нам реально пиздец... - так же тихо шепчет в ответ Леша, почти не отнимая губ от влажной кожи. Одно дело даже просто озлобиться и сморозить в интернете херню, в которую никто не поверит... Ну кроме очевидцев, естественно, а другое - иметь неопровержимые доказательства. Но нет - Сонечке просто не хватает на это мозгов. Она до сих пор в таком ахуе, что, кажется, даже глаза на мокром месте от злобы и обиды.. И Федю эта картина наконец начинает откровенно подзаебывать, поэтому он бесшумно обходит стойку и легонько пинает локтем ближайшую свободно холостую жертву в лице Рифата, нашептывая своим лукавым фирменным тоном: - Имей совесть так пялиться, Аллах такое не одобряет... Смотри лучше вон как девушка страдает... Надо уделить даме внимание, проводить её на свежий воздух.. Антон не пугается, но на Соню мельком все же смотрит на всякий случай, чтобы убедиться в том, что Лешкина бывшая ничего противозаконного не делает, только своими длиннющими ресницами хлопает, глаз не отводя. Остальные, к счастью, достаточно благоразумны, поэтому телефонов в руках ни у кого не наблюдается, хотя среди них есть те еще любители засорить подписчикам ленту. По-хорошему Антону бы отстраниться уже наконец от близнеца и дать всем присутствующим отойти от шока, но объятия Лешки как теплая постель в шесть утра - не отпускает. Он замечает, как активизируется Федя, и улыбается, уткнувшись носом брату в плечо: кажется, Смолов решил, что жопы братьев пора спасать. Они-то сами не то что с проблемами своими разобраться, даже отлипнуть не могут друг от друга, будто приклеились намертво. А у Смолова как всегда - свои планы. В этот раз несколько менее бескорыстные, чем в предыдущие - ну тут уж извините, когда пахнет страстью - Федя ныряет в свою вселенную. Но тем не менее может и не на Аллаха, но на девушку Рифат точно реагирует - он конечно больше любитель несколько более скромных дам, но все-таки своей татарской галантности у него не отнять, особенно когда личная жизнь летает где-то как фанера над Парижем - и когда Жемалетдинов аккуратно накрывает ладонями плечи неадекватно остекленевшей девушки, чтобы потихоньку выводить ее из гостиной, цепная реакция как-то запускается сама собой. Сначала тактично отводит взгляд и покашливает Тарасов, приобнимая свою жену и делая вид что у них срочные дела на кухне потихоньку скрывается в дверях задним ходом, а затем начинают так же с абсолютно идиотски картинно отвлеченными взглядами рассасываться и все остальные. Все. Кроме Смолова. Который остается у барной стойки, вместе со своим вискарем и крайне заинтересованно изучающим так и не разлепляющуюся парочку взглядом. Антон поглядывает на Федю из-под ресниц, едва ли не повиснув на брате ленивцем. Даже на алкоголь не хочется сваливать произошедшее: младшенькому почему-то очень спокойно, как будто не их с Лешкой сейчас пропалила вся команда и их спутницы. Самой проблемы Антон действительно не видит — он же не такой паникер, как Леша. Хотя не сказать, что братика хоть что-то в сложившейся ситуации не устраивает. Антон надеется, что ему не прилетит по ебалу от близнеца, когда они оба протрезвеют. Неотрывный взгляд хитрющих карих глаз со стороны совсем не напрягает, и Антон даже позволяет себе закрыть глаза, будто он не в курсе, что Смол — тот еще хищник, к нему спиной и... жопой лучше не поворачиваться. Кое-что им с Лешкой нужно завершить. Антон вслепую тянется губами к его губам, потому что ему поцелуев с близнецом всегда мало, всегда больше хочется. Да и Федя заслужил своим геройством это небольшое шоу. А зрелище и вправду сочное - и плевать, что что-то подобное Федя уже когда-то видел. Тогда, когда лежал с продырявленным пузом в номере ошалевших от всего произошедшего близнецов и лениво выцыганивал компенсацию за моральный ущерб. Сейчас это все это еще ближе, к тому же под приятной пеленой выпитого алкоголя - причем не только им, но и самими близнецами, а значит... Стакан с глухим стуком опускается на мраморную столешницу из натурального камня - но близняшки, кажется, даже не слышат. Они вообще, кажется, вокруг ничего не видят и не слышат. Иначе бы не творили все то, что узрел теперь весь Локомотив в почти полном составе. Слава Богу, что еще без Палыча - тот бы сразу уехал в Склиф с инфарктом. Тем не менее, чем весь этот спектакль закончится - пока вообще не ясно, но пользоваться им нужно здесь и сейчас. Поэтому еще через пару мгновений на мерно покачивающиеся в такт глубокому, отзывающемуся вибрацией во всем теле биту, что так и не потрудился приглушить перед ретированием Тарасов, ложатся наглые татуированные руки, сразу и без стеснений собственнически сжимая тазобедренные косточки, а к заднице прижимается обтянутый грубой джинсой пах. Для Антона это слишком — он стонет на высокой ноте куда-то брату в шею, еще не совсем осознавая, чьи руки касаются его так беспардонно. Кажется, будто это Лешка вдруг увеличился в количестве, и теперь он буквально везде, и спереди, и сзади, и заднице Антона в таком случае пиздец. Впрочем, он совсем не против — провокационно трется задом о чужой стояк, пьяно смотрит из-за плеча, узнавая, но не пугается, не отскакивает — только глаза у него закатываются в экстазе от осознания происходящего. Он мечтал об этом так давно, что сейчас даже врать самому себе не получается, потому что все слишком правильно. Так, как должно быть. Он свое внимание Лешке возвращает, стонет в поцелуй снова, из-за чего губы зудит. Лишь бы старшенький не менее отбитым оказался и не оттолкнул. Лёша тоже замечает Смолова не сразу - в конце концов, тот пока внаглую лапает его братика, а не его самого, а его сознание сейчас настолько мутно и расфокусировано, что он лицо близнеца то видит с трудом - впрочем, он здесь и не для того, чтобы его разглядывать - внешность брата он и так знает наизусть до каждой мельчайшей родинки (а не только той, по которой чуть более шаристые одноклубники-тренера-фанаты-журналисты их различают). Лишь только когда ладони скользят по ребрам, спускаются все ниже - потому что он чувствует, что зрителей стало меньше, а значит, можно себе позволить чуточку больше - и наконец натыкаются на чьи-то еще, собственнически сжимающие бедра брата... Вот тут Алексей все же нехотя отстраняется, недоумевающе, возмущенно и вообще слишком красноречиво пялясь прямо в лицо одной наглой татуированной морды, что маячит за спиной Антона. Вот только саму морду это совершенно не смущает. Даже напротив - Федя балансирует на грани тонких провокаций и, не отрывая взгляда от глаз старшего близнеца наклоняется чуть вперед... и медленно касается губами загривка младшенького, сначала слегка прикусывая, а затем пошло и откровенно проводя языком снизу вверх до самой линии роста коротко подбритых волос. Четыре руки на талии ощущаются слишком жарко, и пока одна пара гладит привычно мягко, будто лаская, другая сжимает властно, и Антон готов подчиниться. Обоим. А уж горячие губы на загривке его вовсе заставляют вздрогнуть и коротко застонать от переполняющих эмоций. Слишком хорошо, слишком. Так, что ноги подкашиваются, и если бы не два тела, зажимающие между собой, пьяный мальчишка, может, давно бы уже безвольно опустился на колени. Хотя эти двое только рады будут... Антон не поворачивается больше, давая Феде полную свободу действий. Смотрит только на Лешку, стараясь с ним зрительного контакта не разрывать, доверяется, раскрывается весь. А Лешка наверное разве что пар из ноздрей не пускает - Федя прекрасно это видит и чувствует даже по тому, как зад Антона вжимается в его пах, и далеко не его собственной волей - старшенький кажется сам не замечает, как шагает навстречу, пытаясь вроде сам прижаться крепче к брату, а в итоге вжимая его в только довольного этим Смолова. Леша такой забавный... Пьяный, косой, раскрасневшийся, ревниво сопящий, но кажется никак не собирающийся что-то сказать, потому что язык не ворочается и слова не идут на ум... Язык... Не ворочается.. И Федя, поддаваясь очередному гениальному порыву идет ва-банк - коротко подмигивает озлобленному мальчишке и... Тянется вперёд, перегибаясь через плечо Антона и в буквальном смысле впиваясь в губы. . . Именно что старшего. Эффект неожиданности - а что ты скажешь на это, м? Леша такого поворота событий уж точно не ожидает, потому, наверное, и не отстраняется сразу, хотя должен. И не то чтоб он уверен, что кто-то позволил бы ему отстраниться даже при желании... Федя даже через поцелуй умело подчиняет, и для Леши это слишком непривычно и странно, потому что подчинять привык он. Но язык Смолова очень убедительно протискивается ему в рот, и сопротивляться старший Миранчук уже не думает. Он, если честно, вообще уже ни о чем не думает, потому что горячие губы космических размеров (удивительно, что ему совсем не вспоминается Соня в этот момент) умело вытесняют из головы мысли. Антон же ошалело пялится на них, не в силах пошевелиться. Да и опасно как-то двигаться, когда в бедро упирается внушительных размеров стояк. Кажется, что-то пошло не по плану, и младшенькому становится любопытно, что будет дальше. Если честно, Смолов ожидает немного другой реакции. В худшем случае - недовольных воплей, которые пришлось бы затыкать аналогичными методами, если нет желания снова собрать здесь локомотив в полном составе, в лучшем случае - сломавшегося суслика, у которого на фоне алкогольного опьянения должен соскользнуть и улететь в астрал шаблон, отправляя на долгую перезагрузку. Но нет - Леша переплевывает все его ожидания, потому что просто... Все как будто ни в чем не бывало. Как будто они уже трахаются втроем не первый год, а сосутся с Лешей вообще по двадцать раз на дню. Даже часть спортивного интереса приунывает немножко... Ну да ладно, зато дальше будет проще - но прежде чем переходить к крайним мерам, стоит прощупать почву поглубже. И к языку, пошло и расслабленно скользящему во рту вообще не проявляющего ни капли сопротивления старшего Миранчука, добавляются ещё и руки, зеркально повторяющие все то же самое, что только что делали с Антоном, теперь уже с ним, скользя от выступающих ребер вниз, до тазобедренных косточек и дразняще проскальзывая кончиками пальцев под пояс джинс. Антон может только наблюдать за происходящим. Он настолько удивлён, что даже на себя всеобщее внимание не переманивает, хотя в другой ситуации непременно бы это сделал. Ему кажется, что Лешка вот-вот поймёт, что они творят, и оттолкнет Федю от себя, но этого почему-то не происходит. Старший, конечно, не слишком отзывчив на ласки чужих, незнакомых ему совершенно рук, он не ластится, но и не увиливает, и Антон пробует закрепить Федин успех: дорожкой легких поцелуев проходится по Лешкиной шее, от чего тот совсем несдержанно стонет, наконец оттаивая совсем, поддаваясь. Потому что это слишком. Губы братика узнаются в считанные секунды, и его присутствие служит опорой, доставляет уверенности. Антон же, довольный эффектом, со Смоловым переглядывается, сверкает своими хитрющими глазами. Вот и Федя все же волей не волей, а ждет - ждет, когда наконец до пьяного в дрова Алексея дойдет, что он сосется не с собственным глубоколюбимым братиком, а с левым чуваком, который еще и в свое время поебывал его безответнокакондумалнатотмоментлюбимого брата. Только глаза Лёши вполне себе открыты, лицо Смолова он вполне себе видит, и вопреки всем подсознательным ожиданиям, будто... реально позволяет себе влиться в процесс? Так или иначе, но стон, который наконец срывается с его губ практически прямо в губы нападающего, окончательно срывает и все стоп краны в его голове. Ну разве что кроме одного - трахаться втроем посреди гостиной, самой проходной комнаты всего необъятного дома Тарасова - наверное не самое адекватное занятие, поэтому Смолов все же нехотя отстраняется и перехватывает за запястья уже обоих братьев, пользуясь пеленой в глазах старшего и уже и так очевидным согласием младшего, чтобы дернуть обоих в сторону ближайшей свободной гостевой спальни, одной из немногих расположенных на первом этаже. Антон Феде даже благодарен: они с Лешкой пьяные и отбитые, могли бы и не догадаться вовсе уединиться в более подходящем месте. Во всяком случае, младшенький непременно позволил бы разложить себя прямо в гостиной, потому что для него прямо сейчас существовало лишь его собственное очевидное возбуждение и точно такой же стояк в штанах у брата. Он надеется, что Леша наутро жалеть ни о чем не будет, когда с завидным рвением освобождает его от одежды, позволяя Феде принимать в этом непосредственное участие. Будто бы пытается успеть до того момента, когда братик осознает происходящее и заставит их остановиться. Хотя Антона уже ничего остановить не сможет. В отличие от Лешки, младший близнец своей порции поцелуев от Смолова еще не урвал, а потому он сам тянется к чужим губам, так по-детски борясь за Федино внимание. Вот только Смолов здесь все еще немного осторожничает - по-прежнему испытывает легкие сомнения, не взбеленится ли старший Миранчук, когда увидит прямо перед своим лицом не просто как где-то на заднем плане маячит чужая морда, а когда она конкретно засасывает по самые гланды его ненаглядного брата. Но и отказать себе в удовольствии не может - толкает вперед обоих, оказываясь втроем в горизонтальном положении - Антон посередине, и они с Лёхой по бокам, и лишь тогда наконец наклоняется, накрывая губы младшего своими и сразу же, без всяких томных прелюдий глубоко проскальзывая языком в его рот, пока руки - так предусмотрительно освобожденные - отвлекающим маневром дергают на себя пуговицу на джинсах уже старшего, и сразу следом язычок молнии - вниз, бесцеремонно засовывая ладонь прямо сходу под нижнее белье, пресекая всяческие возможности к сопротивлению со стороны менее надежной стороны треугольника. Антон брата чувствует, и что-то ему подсказывает, что без сопротивлений со стороны Лешки все же не обойдется. Он к его губам возвращается, целует, зажмурившись, хнычет в поцелуй, безмолвно уговаривая близнеца отказаться на сегодня от своих принципов, перестать себя сдерживать и позволить себе получить удовольствие. Антону, к счастью, каким-то образом всегда удается уговорить братика на безбашенные поступки, а в этот раз поддержку оказывает еще и алкоголь, лишающий тормозов, поэтому он подставляется под поцелуи без всякого сопротивления. Наутро он может откусить младшему братику жопу в наказание за этот вечер, если захочет, и Антон будет совершенно не против. Однако, во-первых, перед этим он проведет незабываемую ночь в компании дополнительных двух рук, губ и члена, а, во-вторых, Лешке наверняка все очень понравится. Лешка может и хочет возмутиться - действительно, когда видит, как наглые чрезмерно пухлые губы накрывают губы брата инстинкт собственничества все же подрывает возмущением и он недовольно мычит, но... Это все его сопротивление, потому что во-первых, на что-то большее сил особо не хватает, во-вторых во рту внезапно пересыхает - черт его пойми, это начинающееся похмелье от ещё того, самого первого шампанское, которое они хлестали ещё в раздевалке на стадионе, или это такая нездоровая реакция на все происходящее; и в третьих, когда его член без всяких лишних прелюдий оказывается крепко сжатым в чьей-то ладони - Леша даже не сразу понимает, что это ладонь не принадлежит брату - и без того пьяное тело отказывается сопротивляться окончательно, а из груди вместо недовольного мычания срывается стон, только больше подстегивающий ведущего всем этим потоком похоти и возбуждения Смолова. - Ты же поможешь мне раздеть братика? - лукаво шепчет прямо в ухо Антона нападающий, не преминув прикусить зубами мочку уха. - Ты ведь хочешь, чтобы мы сделали ему очень приятно, мм? Антон сглатывает ком в горле, и на секунду взгляд его остекленевших глаз устремляется в никуда, будто ему время требуется, чтобы перезагрузиться, осмыслить услышанное. Он начинает чувствовать себя беспомощным кроликом перед удавом, прямо как тогда, год назад, и он, оказывается, так... скучал по этому. Словно он, наконец, обрел то, чего ему в отношениях с горячо любимым братиком так смертельно не хватало. С готовностью подчиняясь, он тянется к Лешке, пытаясь как можно скорее избавить его от одежды. Торопится, потому что возбуждение уже болезненное (особенно после властного хриплого голоса прямо на ухо), а по взгляду почерневших глаз так и не скажешь, что мальчишка хоть что-то еще соображает. Тактильному Антону мало внимания, и он тычется то в одни, то в другие губы почти вслепую, потому что нуждается. Смолова аж самого прошибает мурашками через весь позвоночник - что уж тут душой кривить, он действительно скучал по этому покорно загипнотизированному взгляду готового на все щеночка, по его дрожащим рукам, которыми он торопливо раздевает Лёшу - раздевает, потому что он так сказал. И сделает все что угодно, если он скажет. И этим просто грех не пользоваться, совмещая приятное с полезным - отвлекая старшего возбужденным до предела братом, кроме которого он пока вряд ли что-то видит, и открывая себе прекрасную возможность понаслаждаться близняшным порно с самого ближайшего из возможных ракурса. - Ты ведь покажешь мне, чему научился за этот год, мм? - нападающий намекающе подталкивает мальчишку в бок, чтобы тот перевернулся, оказываясь на коленях практически над старшеньким, и сам запускает пальцы в растрепанные кудрявые волосы, слегка оттягивая, совсем, казалось бы, невинно поддразнивая, но на уровне животных инстинктов передавая посыл к тому, что он хочет сейчас увидеть. - Покажи мне, как глубоко ты научился брать... Антона от переполняемых ощущений уже потряхивает — у него дрожат пальцы, и он не тянется ими к ширинке, потому что не уверен, что ему это позволено. Он сглатывает только с усердием образовавшийся ком и смотрит пьяно, но не расфокусированно Феде в глаза снизу вверх. Чуточку, на пару минут, позабыв о Лешке. Но это практически опасно — братик без внимания ведь и передумать может, черт его знает — поэтому свои таланты показывать лучше на привычном и во всех смыслах родном члене. Он взгляд на Лешку переводит, подвисает снова и без разрешения к его губам тянется, потому что не нацеловался еще. Вся оборона старшенького рушится окончательно, Антон это чувствует и улыбается в поцелуй, а потом спешит Феде, наконец, свои способности продемонстрировать, показать, как быстро он всему научился. Он ведь и правда мальчик очень талантливый. Сдержать себя, чтобы не выебать Антона прямо так, сходу, без особой подготовки и полноценной растяжки оказывается удивительно сложно. Он конечно прекрасно представлял, что за зрелище его ожидает, но когда прямо перед его глазами Миранчук-младший хлопает по-щенячьему покорно округленными глазами и уже абсолютно умело, со знанием дела насаживается ртом на член старшего - почти одинакового, только ещё более мягкого в чертах лица чем младший брата, возбуждением простреливает через позвоночник сразу в два конца - и в мозг почти до звёздочек из глаз, и в член, который подскочил бы и уперся в пупок, если бы не джинсы, которые уже давят настолько бессовестно, что это даже больно. А еще нужно собрать себя в руки, потому что Тоха все еще одет, и эту ситуацию срочно нужно исправлять, пока старший полностью отвлечен - глаза плотно зажмурены, а пальцы цепляются за так и не сдернутое с кровати покрывало. Антон сосет умело, со знанием дела — опирается руками на крепкие бедра брата, сжимает кожу пальцами немного, насаживаясь до основания самостоятельно. Хотя ему очень не хватает теплой ладони в кудрявых волосах, и когда она, наконец, появляется, Антон зажмуривается от удовольствия, впервые даже не думая о том, чья это вообще рука. Потому что ему хорошо так, что это не имеет никакого значения. Он поднимает глаза на брата, смотрит на него неотрывно, помогает себе рукой, втягивает щеки: он знает, как он красив сейчас, потому что много раз видел точно такого же красивого сосущего Лешку, словно в зеркало глядел. Он забывается ненадолго, упиваясь собственным удовольствием, и вспоминает о Феде лишь тогда, когда тот пытается раздеть его. Младшенький не против совсем, он поддается легко, доверяясь, но от Легки хитрющего взгляда не отрывает. Главное - не отвлечься и не дать старшему кончить раньше времени. Это как отче наш - иначе очухается преждевременно, а у Смолова на него еще большие планы. Правда так до конца и не оформившиеся, он сам еще не до самого конца понимает, чего именно хочет от старшего, но то, что хочет большего, чем посмотреть как ему сосет младший - это уж точно. Но пока он просто блядски скулит, вскидывает бедра и пытается толкнуться Антону в рот, но особых признаков близости к финалу не подает - а значит можно наконец освободить младшенького от одежды, избавляя и от футболки, с пошлым причмоком оставляя его рот без члена старшего на пару секунд, и, самое главное - от джинс, прямо сразу вместе с бельем, без лишних прелюдий, со звонким шлепком опуская ладонь на обнажившуюся задницу. Антон едва не кричит, выгибает спину, еще больше призывно оттопыривая пятую точку. С радостью подставляется, ожидает от Смолова дальнейших действий, а сам вновь тянется к члену брата, накрывает губами головку, посасывает, постанывая от удовольствия. Позволяет Лешке управлять своей головой, но вовремя отстраняется, пережимает у основания, поглядывает через плечо и надеется, что Федя по одному только взгляду поймет, что мальчишка вовсе не против насадиться ртом и на его стояк тоже. Он вполне себе готов отдать всего себя на растерзание, ему поторопиться хочется, и он подрагивает от нетерпения, как щенок, ожидающий выхода на прогулку. Давление чужих ладоней на его заднице ощущается так правильно, будто и не было вовсе этого года. А ведь он даже забыл, какой маленькой блядью может быть Антон. Или какой он стал?.. Черт его знает, но год назад этот встрепанный воробушек что-то возмущался по поводу того, чтобы впринципе брать в рот что-то кроме еды, а сейчас смотрит таким умоляющим взглядом, будто принять в себя сразу два члена - и даже неважно, в каком раскладе, в рот, в задницу, по очереди или вместе, - это не просто желание, а даже жизненная необходимость. А в целом ещё и неплохой способ показать старшему... Как надо. Потому что на его вкус, Антон все равно недорабатывает, сжимая губы лишь где-то на середине члена близнеца. И Фёдор с удовольствием меняет дислокацию, чтобы оказаться стоящим на коленях как раз где-то возле паха старшего и оттянуть мелкого от одного члена, чтобы сразу же насадить ртом на другой. Антон едва ли не ликует - он берется за дело с таким усердием, будто от этого отсоса зависит вся его дальнейшая жизнь. Старается взять как можно глубже, из-за чего в уголках глаз непроизвольно выступают слезы, по-блядски смотрит на мужчину снизу вверх, хлопает ресницами и отстраняется лишь на секунду, чтобы дать себе передышку. Заглатывает с новыми силами, чувствуя на себе взгляд братика, оставшегося без внимания. Тот пялится неотрывно: зрелище действительно завораживающее. Неосознанно скорее тянется рукой к своему члену и надеется не кончить раньше времени. Впрочем, кто ему позволит-то. Антон разгоняется до неприятных хлюпающих звуков, едва успевает сглатывать смесь из слюны и смазки, но часть все равно стекает по подбородку. Однако собой он очень доволен. Как и Смолов безмерно доволен стараниями Антона. Тот ведь прямо таки изворачивается, и в глаза смотреть не забывает - все как он когда-то учил, еще так преданно, снова по-щенячьи, с этой размазанной по щекам слюной и смазкой.. Тут бы разве что не кончить раньше времени. А еще Федя безмерно доволен Лёхой - потому что на задворках сознания он все же побаивался, что тот может словить трезвый разум, когда его член останется без внимания брата, но нет - бессовестно пялится на то, как его любимый близняшка отсасывает чужому мужику с удвоенным рвением, и только яйца оттягивает, чтобы не кончить с позором раньше времени - хотя ладно, про позор стоит умолчать, потому что Смол и сам на грани. Но все же выдержки у него чуть больше, чем у совсем юных и горячих, поэтому ему вполне хватает ее и на то, чтобы запустить пальцы в волосы Тохи, сжимая почти до скрипа, и с победной ухмылкой насадить горлом на свой член до самого основания - так, чтобы опухшие от долгого минета губы уткнулись в пах, а из глаз снова брызнули слезы - только не надо грязи, ведь он прекрасно знает, что младшенькому это нравится. Антон сдерживает секундное желание отпрянуть и сделать глоток воздуха, жмурится и терпит, хотя ему почти больно. Промаргивается, чувствует предательскую влагу в уголках глаз, краем глаза замечает, как братик дергается, будто не зная, стоит вмешаться или нет. Все-таки Лешка же мягкий очень, ему на подобное грубое обращение даже со стороны смотреть непривычно, но стоит у него по-прежнему крепко, значит, зрелище как минимум достойное. Антон справедливо решает, что постарался он на славу. Он отстраняется самостоятельно, самовольничает, потому что разрешения на это ему никто, в общем-то, не давал. Пытается вытереться от слюней, но по итогу размазывает их по лицу еще сильнее. Постепенно слюна засыхает и неприятно стягивает кожу, но это последнее, на что Антон обращает сейчас внимание. Кто бы еще о нем позаботился - в заднице уже зудит от желания, и он предлагающе бедрами виляет, зная, что дважды ему намекать не придется. Все-таки даже Федя не железный, а о Лешке и говорить нечего. Это определенно очередная дилемма - сколь жестко можно вести себя с Антоном, чтобы не получить по лицу от старшего близнеца, прежде чем младшенький докажет делом, что ему это все и вправду нравится. Хотя Антон, конечно, определенно издевается - так вздергивает задницей, ничем не хуже суки в течке, что хочется засадить прямо так, сходу и без всяких разгонов-подготовок. Но тут уже срабатывает трезвый разум - и то, что явно братья не трахались беспрерывно все сегодняшнее утро, чтобы пользоваться...накатанной, так сказать. Впрочем... У него же всегда и на все свои методы. И мелкий все же получает пару звонких шлепков по заднице, с размаху и для разгона - намекающие на небольшую смену диспозиции, в результате которой он должен оказаться все так же в позе земноводного, но - самым пикантным ракурсом к брату, которым как раз и занимается пока Смолов, перехватывая обделенный вниманием член собственной ладонью. Антон тихо вздыхает на первом шлепке и срывается на громкий стон на последнем, послушно встает так, как ему велено, и больше не шевелится. Разве что задницей покачивает едва заметно — хотя Леше точно заметно, и он немедленно повторяет стон брата, когда член оказывается в обхвате татуированных пальцев. Старшенький пока не до конца разобрался в себе, в своих принципах и желаниях, оттого и не уверен, что Феде вообще позволено его трогать. Но он не сопротивляется, вскидывает бедра, чтобы толкнуться в чужой кулак — в конце концов, они просто доставляют друг другу удовольствие без всяких обязательств и уже завтра об этом постараются не вспоминать. Леша точно — он еще и Антону жопу надерет за то, что тот его в это вообще втянул. Да-да, ту самую, что буквально перед ним сейчас маячит, покрасневшая слегка от ударов, но все такая же на все согласная. Интересно, где вообще грань Антоновской отбитости? Сложно сказать, где именно эта грань, но Федя, постарается сегодня максимально показать её в деле. Со всех приходящих в голову сторон. Демонстрации и показательные выступления - вообще его конек, поэтому он раздвигает свободной рукой ягодицы младшего, убеждаясь что старшенький внимательно наблюдает за всем процессом, не упускает секунды и сам насладиться старательностью мелкого - тот как всегда гладкий как младенец, всегда готов для обожаемого братика... И наконец, так и не выпуская член старшего из рук, продолжая лениво и с оттяжкой ему подрачивать, наклоняется у уху Тохи, чтобы горячо выдохнуть прямо в чувствительную шею: - Ты же не хочешь, чтобы мы сделали тебе больно? Хочу видеть твои пальцы... И как ты научился готовиться, когда ждал братика и делал все сам, чтобы он пришёл и сразу тебе засадил, ты ведь такой нетерпеливый и так любишь его член в своей, заднице, правда?.. Антон подчиняется без лишних слов — у него сегодня даже на хамство сил нет. Лешка удивляется: давно он брата таким послушным не видел. Замерев, старший близнец наблюдает за тем, как два пальца, которые Антон перед этим тщательно обсасывает, проникают в дырочку, как младшенький срывается на удовлетворенный стон, подаваясь бедрами навстречу, и он, кажется, уже не здесь, по крайней мере, головой — Леша не может видеть, но представляет, как Антон закатывает глаза и жарко дышит через рот, когда ускоряет движения рукой, когда решается на третий палец. Леша от этого сам с ума сходит, хотя ему по жизни везет больше — он такую картину явно почаще, чем Федя, лицезреет. В ушах звенят чьи-то стоны — Леша не сразу понимает, что это его собственные. Зато у Феди со слухом все в порядке - и он вполне себе трезво слышит,как оба близняшки скулят практически в унисон - один, когда его ладонь крепче сжимается на члене того, а второй - когда его собственные пальцы, по всей видимости, находят простату и сами надавливают, стимулируют и Антон вообще заходится всем телом в дрожи на грани судорог, так, что даже Смолову приходится слегка придержать его за локоть, чтобы тот не переусердствовал и не кончил раньше времени на своих же пальцах. А шепот демона-искусителя перебирается к другому такому-же одинаковому уху - тому, под которым нет на шее родинки, и которое так заинтересованно вслушивается в стоны растягивающего себя брата. - Хочешь сказать, что это не великолепно? Такой послушный, такой на все готовый... Хочешь трахнуть его? Прямо сейчас... Леша медлит. Только сглатывает тяжело слюну, потому что во рту становится совсем сухо. Он не дурак, чтобы от такого предложения отказываться, но он чувствует себя так странно, так смущается Фединого шепота на ухо, что застывает в нерешительности. На помощь приходит Тоха - он пьяно смотрит из-за плеча, сверкает мутными, пьяными карими глазами, возобновляет движение пальцев, и лишь одна мысль о том, что братик вот-вот окажется внутри него, заставляет его несдержанно стонать. Его, бессовестного, уже ничто не смущает, он просто мечтает, чтобы из него поскорее всю душу вытрахали, и медлительность близнеца его убивает. - Леша... Пожалуйста, - выстанывает он, умоляюще глядя на старшенького. По виску стекает крупная капля пота. Он полностью готов, растянут, он ждать больше не может. А Федя будто издевается.. Хотя почему будто - скорее вполне конкретно и целенаправленно, перехватывает Антона за запястье, убирая его руку от собственной задницы, разводит ягодицы, позволяя старшему полюбоваться подготовленным, скользким от смазки, растянутым отверстием - черт, да у него самого яйца поджимаются от желания засадить сходу и на всю длину, но он держит себя из последних сил. Это - не для него, у него на себя иные планы. Впрочем, Леша все же тоже оказывается не железным. От такого хрен откажешься, даже будучи натуралом, черт возьми. И он сам не улавливает тот момент, когда вдруг оказывается стоящим на коленях позади призывно отставляющего задницу брата, и практически сходу вцепляется пальцами в его бедра, до белеющей кожи, и надавливает головкой на вход. Антон прикосновение члена к заднице узнает из тысячи. На секунду ему становится в принципе все равно, кому этот член принадлежит, но насаживается он самостоятельно, выстанывая имя брата. Лешка сообразить особо, наверное, не успевает даже, как Антон едва ли не сразу срывается на рваный темп, стараясь урвать как можно больше, почувствовать как можно глубже, кончить как можно ярче. Его по простыням буквально размазывает, он лицом в подушку утыкается, жмурится, лишая самого себя возможности видеть. Ему это сейчас, в общем-то, ни к чему — чувства только обостряются. Он стонет так, что рискует потерять голос наутро, но его сейчас это мало волнует. Даже если его слышно не только любовникам — плевать. Он как-нибудь потом со всем разберется. То есть, разбираться будет, как всегда, Федя. Впрочем, Федя не просто так увел близнецов в спальню. Так по крайней мере их никто не увидит, а что до услышать.. Можно подумать, что весь Локомотив, благо что за исключением ЮрийПалыча, не понял что одинаковые замешаны в каких-то очень грязных и извращенных делах. И что с учетом, что те практически при всех чесали друг другу языками гланды, все это не закончится теми самыми звуками, которые сейчас издает Антон. Так что.... черт с ним, кому не нравится - пусть не слушает, но вообще крайне сомнительно, что Тарасов сильно скупился на шумоизоляцию в своем невъебически дорогом домище. Сейчас его беспокоит тот факт, что Тоха распален настолько, что того гляди кончит раньше, чем Федя толком разденется - и это будет крайне печально, поэтому он звонко шлепает младшего из одинаковых по ягодице без лишних объяснений, а затем... Затем оказывается позади старшего, в абсолютно идентичной ему позе стоя на коленях, и прижимается пахом к ритмично двигающейся заднице, прикусывая зубами за влажную кожу на загривке, как любит. Леше прекрасно видно, как расцветает на ягодице брата отпечаток от чужой ладони. Он не особо себе представляет, с какой силой нужно ударить, чтобы оставить столь красочный след, но Антон, кажется, искренне от такого кайфует. Только полноценной порки ремнем ему, видимо, для счастья и не хватает. Хотя это не совсем так: сейчас Антона устраивает буквально все, а боль от удара чуточку отрезвляет, оттягивая момент оргазма. Федя так внезапно пропадает из виду, что Антон из любопытства смотрит через плечо, пытаясь сообразить, что же Смолов задумал. Леше не особо любопытно, потому что нехорошее предчувствие подсказывает ему, что сегодня и его задница может пострадать. И старшенький из близнецов еще не уверен, что он этого хочет. Но отступать уже, видимо, поздно. Благо что Смолов, конечно, товарищ импульсивный, но все же с трезвым рассудком. Правда сейчас только в переносном смысле этого слова, но все же. Не будет же он вот прямо совсем сходу засовывать пальцы в задницу близнецу, к тому же старшему, с которым его связывает только давно зажившая ссадина на губе и один поцелуй с десяток-другой минут назад. Все постепенно, позволяя к себе привыкнуть, и заодно усиливая своими действиями возбуждение и удовольствие непосредственно от секса с братом, от которого он его не отвлекает. Ну почти не отвлекает. Губы скользят по венке на шее, повторяя практически в точности то же самое, что так любил Антон, зубы прикусывают чувствительное место на загривке, пока горячее дыхание обжигает шею, а ладони скользят по подтянутым мышцам пресса, добираясь до сосков, чтобы чувствительно царапнуть их ногтями. Для Леши чувств слишком много — он в них забывается, бездумно вбиваясь в братика на всю глубину, подставляется под поцелуи-укусы, дрожью заходится. Для полного счастья только суетливых рук брата на спине не хватает да царапин от коротких ногтей неглубоких. Антон непременно бы их оставил и перегнал Смолова в количестве засосов на шее близнеца, но в такой позе ему такое удовольствие недоступно. Остаётся только в подушки носом утыкаться да глаза жмурить. Интуитивно он понимает, что ему послушным быть нужно, чтобы удовольствие получить, чтобы ему кончить нормально дали. И ему так нравится столь зависимым от своих партнёров быть, что он даже не пытается хозяйничать и свои правила игры выдумывать. Это такой... бутерброд по нарастающей. Антон, который вжат практически двумя мужчинами в пока еще белоснежные простыни, неспособный вообще хоть на что-то, кроме как жалобно скулить от перекрывающего возбуждения и тереться чувствительной головкой члена о постельное белье, потому что стоит ему убрать руку - и его просто придавит двумя телами. Лёша, который вроде бы и ведущий - рвано двигается в и без того пульсирующем и судорожно сжимающемся теле брата, но при этом практически зажат крепкими руки Смолова, прижимающего его к своей груди... И сам Федор, который так или иначе, но тоже терпеть долго не может, и все же стягивает с себя все вместе с нижним бельем, намекающе потираясь скользкой от возбуждения головкой между ягодиц старшего из близнецов. Естественно он не садист и залетать с разбегу не собирается, но хочет дать прочувствовать всю пикантность предстоящего положения, это извращенное возбуждение с покалыванием где-то в пояснице - чтобы не пользоваться ситуацией и отсутствием сопротивления, а именно дать захотеть, внести осознание того, что он сам это хочет. Эдакое зерно на будущее. Леша дергается, пожалуй, слишком резко, от чего младшенький едва ли не на визг срывается — вряд ли от боли. Горячий член, прижимающийся сзади, никакой уверенности не внушает, и Леша вообще не понимает, каким образом он на это согласился. Однако, он надеется на Федино благоразумие, поэтому даже не отшатывается в сторону с возмущенными криками, доверяется. В любом случае, вторжение в свою задницу он сейчас уж точно бы не одобрил. Он к этому совершенно не готов. Антон совсем улетает: он уж точно не в себе, насаживается остервенело, потому что Лешки ему смертельно не хватает. Тот понимает с полуслова, ускоряется, ритмично вбиваясь в порозовевшую задницу, то и дело натыкается на стояк Смолова, поэтому вновь сбавляет интенсивность. Решает своей собственной задницей не рисковать. Антон уже не стонет — воет почти что, на руках приподнимается, чтобы вновь за плечо посмотреть, и Леша видит, как сильно раскраснелся братик: пунцовые щеки зацеловать хочется, заодно и взмокшую челку поправить, что чуть ли не в глаз лезет. Он стонет так громко, развязно и умоляюще, словно он уже битый час ходит на грани оргазма, и все никак. Естественно, час назад они еще даже не играли в алкогольный паравозик, но это не отменяет того, что долго он на такой тонкой грани не продержится, и Федор так или иначе должен поторопиться. Член осторожно, мягко и все же относительно неторопливо сменяют пальцы - сначала просто поглаживающие по взмокшей пояснице, затем аккуратно раздвигающие и массирующие напряженные ягодицы, и в конце концов все же проскальзывающие внутрь, постепенно, максимально ювелирно, чтобы усилить ощущения спереди, а не сбить к чертям все возбуждение. Ну если только совсем чуточку, чтобы замедлить весь происходящий процесс, но деликатно, с пикантными непривычными ощущениями. Леша стонет как-то по-особенному, как никогда не стонал раньше - слишком высоко, по-девчачьи практически, и его лицо немедленно заливается краской. Антон вновь через плечо смотрит, лишь смутно догадываясь, что там происходит. А когда осознает - стонет тоже, потому что от понимания того, к чему Федя Лешку готовит, уже хочется кончить. Хотя кончить Антону хочется ежесекундно, и он справедливо решает, что после такой выдержки ему медаль за терпение положена. Время для него замедляется, тянется, как резина. И Леша тоже тянется, точнее, жопа его, к таким сюрпризам не очень готовая. Лишь бы он сейчас не сбежал, напугавшись, ведь потом - Антон ручается - ему все очень понравится. Уж Федя-то очень постарается - младшенький в этом ни на секунду не сомневается. Еще бы Федя не старался - Федя во всех делах интимных выкладывается полностью. Нет, естественно, получить собственное удовольствие - это дело святое. Но его всегда в первую очередь интересует именно удовольствие партнера - ну или в данном случае партнеров. Это как дрочить, только не член, а собственное чсв - удовольствие не меньшее, однозначно. Поэтому этот внезапный скулеж старшего Миранчука - именно скулеж, высокий, неожиданно надрывный и видимо не менее неожиданный для него самого - это прямо как маленький ментальный оргазм, от которого Смолов сам шумно и горячо выдыхает куда-то в чувствительное место за ухом близнеца и углубляет проникновение пальцев - ровно настолько, чтобы его вообще прострелило в астрал, когда одновременно его член сжимает пульсирующие мышцы Антона, а пальцы внутри надавливают четко на нужную точку. Лешка толкается в брата, так же давит на простату, словно по цепочке передавая младшенькому простреливающее удовольствие, и они оба позорно и нестройно воют, как щенята, посаженные в мешок. Антону болезненно хорошо еще и от осознания, что Лешику приятно от пальцев, двигающихся внутри него. Ранее младший брат и не думал пихать в Лешу что-то посторонее, почему-то думая, что тот в любом случае будет не в восторге от этого предложения. Да и стабильная роль нижнего Антона вполне устраивала. А Федя, не спрашивая и не предлагая заранее, так легко и просто открыл для старшего Миранчука новую, ранее неизведанную грань удовольствия, что теперь Антон был уверен: эта ночь изменит многое между ними. И забыть наутро произошедшее будет невозможно. - Антон, будь душкой, помоги немного брату. - со своей фирменной ухмылкой, пусть и уже довольно сильно подзатуманенной пеленой чрезмерного возбуждения шепчет Смолов, свободной рукой огибая двигающегося в близнеце Лёху, чтобы надавить младшенькому на поясницу, опуская его на простыни полностью - чтобы на этот раз его положение уже повторил старший, хоть немного расслабив напряженные бедра... и не только бедра, ибо опять же делать больно, по крайней мере сегодня, в плана Федора никак не входит. Сегодня он должен наоборот, как говорится, показать небо в алмазах, чтобы сразу, или постепенно, но посаженное зерно проросло, вырастая в то, к чему он незапланированно, но вполне осознанно идет в этот вечер. Он никуда не торопится, хоть и братья уже оба почти на грани - сначала трется головкой снаружи о достаточно растянутый вход, затем проникает совсем немного, позволяя привыкнуть к себе - черт его знает как обстоят дела с этой стороной сексуальной жизни у старшего, и наконец входит полностью, медленно, скользко и до самого конца. Судя по тому, как Лешка упорно срывает себе голос своими воплями, Федя момент оттягивать не стал и решил, что сегодня они должны попробовать все и сразу. Антон, придавленный братом, мысленно умоляет его набраться терпения, выдержать болезненные ощущения, дождаться, как станет до безумия приятно... Леша с чужого горячего члена спрыгивать пока не пытается, да и вряд ли он теперь куда-то вообще денется: Антон Федю знает, Федя просто так никуда не отпустит. Хотя больно Лешке сто процентов, он потому не стонет больше, сопит напряженно, не в силах унять учащенное дыхание, поскуливает тихонько, позабыв даже, кажется, о том, что ему в Антоне двигаться нужно. Однако Лешик всегда был терпеливее младшенького в несколько раз, поэтому Антон в нем более-менее уверен. Ровно как и в профессионализме Смолова. Но Федя и не монстр, чтобы грубо загнать по самые яйца и наслаждаться чужой болью - так или иначе, первое проникновение даже после хорошей растяжки всегда не слишком приятно. Ведь его задача - сделать так, чтобы у Лёхи ехала крыша от того, насколько все происходящее охуенно, а не порвать задницу и кончить побыстрее. Поэтому он никуда не торопится - сам замирает, позволяя привыкнуть, дать пульсирующим стенкам расслабиться, плотно, но достаточно свободно, без судорожных пульсаций сжать его член, и параллельно звонко шлепает по заднице младшего, чтобы тот двигался навстречу - он ведь умеет быть хорошей шлюшкой, он наверняка может сделать так, чтобы братик кончил не пошевелив даже пальцем. Кончать конечно пока рано, а вот разбавить неприятные ощущения удовольствием - самое время. Антон мальчик догадливый, поэтому насаживается активно, надеясь на поощрение в качестве разрешения кончить уже, наконец. Леша издает какие-то нереальные уже звуки, и младшенький подозревает, что его надолго не хватит — слишком уж много ощущений для него одного, тут никакая выдержка не поможет не спустить быстро и без рук. Хотя у Феди все, как всегда, под контролем, поэтому Антон позволяет самому себе ни о чем не думать и получать удовольствие. Леша лишь на минуту позволяет себе задуматься о том, что в позиции снизу быть не так-то и просто, и чужой член входит в него туговато, но очень скоро он имя собственное забывает, в своих ощущениях потерявшись: ему так оглушительно приятно, что даже перспектива сорвать голос нисколько не пугает. Хотя он все еще несколько сомневается, что наутро ему удастся беспрепятственно встать на ноги. Но Федя действительно все контролирует, даже при том, что он не в курсе, как именно протекает интимная жизнь братьев на протяжении последнего года, и как часто Леша оказывается в подобном...пассивном положении - точнее, если в действительности, о которой он не знает, то никогда, поэтому не расходится сразу - хотя если бы его член сейчас был в Антона, а не в Леше, то, кажется, он разорвал его сейчас на части - трахался как зверь, кусал, царапал, бил, и самое главное, что Антону бы это нравилось не меньше. Но сейчас под ним Леша, и он ведёт себя мягче - только подбирает угол до тех пор, пока у старшего вообще не срывается голос и не закатываются глаза, и его самого в несколько движений не подводит практически к той же грани , что и у мелких, когда мышцы начинают пульсировать, сжимая, практически выжимая его возбуждение до самых мозгов. У Антона уши закладывает от собственных стонов. Они втроём такие громкие — скулеж и хрип сливаются воедино, пошлые шлепки тело о тело заполняют собой все пространство, и младшенькому начинает казаться, что их сейчас со спутника услышать можно. Не то чтоб это его сильно смущает — он стонет громче, беспрерывно и на одной ноте, надеясь, что его партнеры без лишних слов поймут: Антон уже на грани. Он уже больше не может. Пунцовая головка так и трется о простыни, и это почти болезненно. Лешка, прежде очень внимательный к братику, забывается настолько, что в покрасневшую от шлепков задницу вбивается бессознательно, не реагируя даже на отчаянное: «Я больше не могу, я щас кончу». Он с ним, в общем-то, солидарен, пускай и не хочется позорно наполнять Антона спермой так скоро. А Федя... Федя просто слишком долго терпел, занимаясь, так сказать, организационными моментами. В обычных условиях для него не составляет труда трахать партнера до тех пор, пока у того не посыплются звездочки из глаз, но когда партнеров не один, а два, и ты поочерёдно готовил обоих, все это время пребывая в состоянии каменного возбуждения, не сходящего ни на минуту, а теперь оба бьются друг в друге и скулят как щенки, а вокруг члена пульсируют мышцы, сжимаясь настолько туго, что звездочки из глаз падают градом уже у него... В общем, сил держаться особо тоже нет. Да и третье звено в лице Леши, он почти наверняка уверен, тоже с ними солидарно - поэтому Смолов только склоняется ниже, хрипло выдыхая куда-то в спину мелкого: - Кончай, Тош... Без рук, как ты умеешь... Антону этого более чем достаточно. Он вскрикивает, изливаясь на многострадальные смятые под ним простыни, умудряется заляпать собственный живот и, крупно вздрогнув в последний раз, обмякает, мокрым от пота лбом уткнувшись в ближайшую подушку. Леша кончает следом: задница братика так сладко сжимает его спереди, когда в самого старшенького продолжают вбиваться на скорости, и сдерживаться становится совершенно невозможно. Он расслабленно наваливается на близнеца, и они превращаются в уныленький, размякший бутербродик. Никаких звуков больше не издают, только хриплое частое дыхание слышно. Им бы в себя теперь прийти после того, как их буквально заебали практически до бессознательного состояния. Они и кончают, по сути, эдаким паравозиком по-очереди - сначала Антон, срывающийся на жалобный щенячий скулеж, пока действительно - как и обещал - кончает без рук. Ну разве что с небольшими читами в лице простыни, об которую у него была возможность тереться головкой на протяжении всей пьяной вакханалии. От того, как резко начинают пульсировать его мышцы срывается на хриплый стон тем же самым, один в один голосом старший - все как любит Федя, кончает внутрь без всяких гондонов, И так же пульсирует на его члене следом. И этого уже вполне достаточно для того, чтобы последовать по его примеру - и точно так же заполнить уже Лёшу собственной спермой, хрипло и низко выдыхая ему на ухо...и наконец позволяя себе рухнуть вместе с обоими близнецами, разве что немного перетащить их на бок, чтобы не задавить Антона. Антон быть задавленным в принципе не против - все самое лучшее в жизни с ним уже случилось, теперь, пожалуй, можно и помирать. Он нервно посмеивается при мысли об этом, и у него, кажется, дергается глаз, а Лешка даже не пристает со своей гиперопекой - он вообще практически в отключке, судя по тому, что в вытаращенных карих глазах не видно ни единой здравой мысли. Для него это все и правда было слишком, поэтому Антон его не трогает, давая возможность отдышаться и прийти в себя. Ему самому надо бы сделать то же самое. В идеале им бы помыться - рассуждает он про себя, лениво прикрыв глаза. Из него вытекает потихоньку сперма, и даже сил на то, чтобы сжаться и удержать в себе капли до первой ванной комнаты нет. С Лешей ситуация аналогичная, и для него это куда более дико. Но Антон не сомневается, что братику все понравилось. С Федей не могло получиться иначе. Только Феде на это все похуй. Даже если он ночью проснется в луже чьей-то спермы, своей, Лехиной, Тохиной - неважно, вот вообще как-то похуй, он не брезгливый от слова совсем. А Тарасов... Ой, можно подумать, ещё не весь локомотив, включая хозяина дома, понял что они здесь грубо и извращенно трахаются - когда Федя исчез вслед за трахающими языками рты друг друга близнецами, это даже не очевидность, а аксиома. Так что вряд ли Дима сильно удивится или обидится, если обнаружит гостевое постельное белье напрочь заляпанным естественными жидкостями. Так что ебал он все эти души - сейчас ещё Леха окончательно придет в себя и сбежит раньше времени, а у него... У него планы гораздо большие, чем просто выебать старшего братика на один раз. Где-то на задворках подсознания бродят мысли, что он хочет вписаться во что-то крайне сложное, геморройное и мозговыносящее, но с тем, что братья для него что-то большее, чем просто трах с одним из них на пару раз он смирился, пожалуй, ещё тогда, когда среди ночи вез младшего в квартиру их матери. Поэтому... Утро вечера мудренее. Это утро ещё наступит, и вряд ли Леха обоссытся от счастья, осознав произошедшее накануне, но это все завтра. А сегодня он просто накрывает татуированной рукой так и не разомкнувшийся паравозик из обоих братьев разом, сигнализируя что можно расслабиться - все равно он никуда уже сегодня их не отпустит. Антон чувствует удовлетворение, когда Федя решает все за них с братом, обнимая своей длинной татуированной лапой. Близнецам уже давно, честно говоря, надоело все решать, они безнадежно соскучились по опеке, которой они лишились, когда мамы не стало. Как показала практика, практически каждое их самостоятельное и независимое решение приводит к катастрофе, поэтому младшенький с радостью готов переложить всю ответственность за них на Смолова. Лешку, конечно, еще придется немножко поуговаривать, но шансы определенно есть, судя хотя бы по тому, что он уже доверил Феде свою задницу и сейчас явно не торопится с недовольством на роже спихивать с себя чужую конечность. Улыбнувшись собственным мыслям, Антон, кряхтя, поворачивается набок, изворачивается весь, чтобы своими ручонками тоже любовно прижать к себе кого-то из тех, кто лежит рядом такой же мокрый и грязный. Ему достаточно минуты, чтобы, сладко зевнув напоследок, провалиться в глубокий, спокойный сон. О сохранности своей жопы и жопы брата он подумает завтра. Смолов, в отличие от Антона, не столь опиимистичен в своих прогнозах ближайшего будущего. Он прекрасно понимает, что такое алкогольный туман в сознании, пополам с уже приходящим похмельем и отшлифованный сверху усталостью и расслабленностью после крайне мощного и сражающего наповал оргазма. Даже если бы Леша хотел выяснять отношения, ему бы сейчас тупо не хватило сил. А вот утром, когда до него уже на трезвую, ещё и хмурую на почве основной дозы похмелья дойдет тот факт, что его трахнул человек, на которого он так старательно крысился, ревновал и вообще чуть ли не считал врагом... Что-то будет, но что конкретно - видимо придется смотреть и принимать решения по ходу пьесы, потому что отступать Смолов не намерен. Он засыпает позже обоих Миранчуков - когда те уже оба сладко посапывают под его тяжёлыми руками, укрывающими их плечи, и как бы все это ни было неправильно, а может даже и отвратительно для обычного ортодоксального человека, но для него... Где-то в глубинах гнусной душонки все же откладывается ощущение, что это - именно то, что ему нужно.