Selfdestruction

      Свое обещание Федя сдерживает, крайне удивив этим Антона. Младшенький больше как-то был настроен на издевательства, коих по какой-то причине не последовало, и их с Лешкой скромная гейская жизнь стала прежней. Не то чтоб Антона сильно радовало присутствие Феди на соседней койке, вовсе нет! Но под язвительные комментарии целоваться было как-то даже веселее. Если быть честным до конца, Антон не против был бы даже трахнуться с братом у Смолова на глазах, потому что тормозов у него, как известно, нет, а секс надо ведь хоть как-то разноображивать. Если б еще Лешка не был настолько правильным...       Это, кстати, и стало для Антона большой проблемой. Леша, его, несомненно, обожаемый, самый любимый на свете братик, на которого у младшенького неизменно стоит, оказалось, не вполне способен осуществлять все фантазии близнеца. И это не то чтоб проблема - Антон его обидеть ни в коем случае не хочет - но в конце-то концов, хотя бы по заднице шлепнуть от души можно? Антон согласен даже на "у стены, ну помнишь, как ты с Соней тогда", но Леша, несмотря на все уговоры, остается тошнотворно нежным и ласковым. Пару раз Антон даже пытался выводить его на агрессию, для чего ему приходилось безбожно косячить, но никакой перчинки это в их секс не привносило, а наоборот, лишало его вовсе.       А для Леши эти скромные выпады Антона - это какой-то ломающий мозг и либидо разрыв шаблона. Он просто не представляет, как так можно, как это возможно... Всю свою сознательную жизнь он спал только с девушками, которых обычно нужно холить и лелеять, и тот раз в подсобке арены с Соней - это наверное самое грубое, что он позволял себе в сексе. А это всего лишь быстрый и безпрелюдийный секс стоя и вжав грудью в стену. В общем то... все. И это при том, что эту губастую даму, которая до сих пор написывает ему в вотсап, несмотря на полный игнор, он не любил никогда. Даже намёка на влюбленность, и то не было. А Антона он любит настолько... настолько всей душой, до трясущихся поджилок, больше жизни... что пылинки готов с него сдувать, что лишний раз не всегда решается во время минета пальцы в волосы ему запускать, не то чтобы уж бить. И когда в очередной раз, по стечению обстоятельств - опять на сборах, теперь уже зимних, но более толерантных, старых добрых Малагских Антон снова начинает осторожно поднимать эту тему, вальяжно развалившись на кровати и лукаво виляя бедром, шорты на котором опять непристойно закатаны под самый раз, Лёша наконец не выдерживает и плюхается напротив, подбирая под себя ноги по турецки и внимательно заглядывая в его глаза. - Тох... объясни конкретнее, чего ты хочешь, а... Я не понимаю. Ни как, ни что, ни как это вообще может нравиться... О своих желаниях и предпочтениях здорово, конечно, говорить с партнером, но Лешка просит объяснений с таким мученическим видом, что Антон чувствует себя конченым извращенцем. Ну не может же он принуждать братика к соблюдению своих кинков, и если Леше некомфортно, значит, видимо, Антону придётся смириться с положением дел, чего он делать в свою очередь тоже не желает. — Ну всякое там, Леш, не тупи, — просит младшенький, раздражаясь — ну какого хрена Лешка его своей неловкостью заразил? — Мне просто нравится такое.. Всякое, — кто б его еще заранее предупредил, что сначала надо мысли научиться формулировать, а потом уже брата в свои фетиши посвещать. Его неумение говорить делает ситуацию ещё более неловкой. — Короче, мне приятно, когда немножко больно, понимаешь? Люблю, когда применяют силу, когда подчиняют, и всякое такое, ну, Лех, блять, что, ни разу подобное порно не смотрел? Ты, конечно, охуенный, я тебя очень люблю, мне тебя хватает, ты не подумай, просто ну можешь постараться быть более... Жёстким? Вот эти все твои нежности... Это не мое немного... - Не смотрел. - недовольно бубнит Лёша, тут же опуская взгляд в простыню и начиная нервно теребить пальцами краешек сбившегося в ногах одеяла. Кто же знал, что говорить о сексе прямым текстом будет так сложно - будто ему снова шестнадцать и он какой-то девственник, а не взрослый... ну не мужчина, но молодой человек точно, который, к тому же, своего собственного брата и по совместительству собеседника трахал уже кажется на всех возможных и невозможных горизонтальных и не очень поверхностях. - Максимум такое... ну... где в рот... пожёстче немного... Блин, Тох! Я правда не понимаю! Ну что значит жестким? Как я могу больно сделать? Мне тебя... ударить чем-нибудь? Отшлепать? - уши загораются совсем пунцовым, потому что это звучит вслух ещё стыднее чем в сознании. - Или к кровати привязать? Блять, да я до сих пор не верю что все то.... было не насилие, ну как может быть приятно что-то такое, после чего такие... прям раны остаются! Антон обреченно вздыхает. Бесполезно от Лешки что-то требовать, он все равно не поймет, не сможет дать Антону то, чего он хочет. Ну почему так сложно? Ну неужели младшенький так много просит? - Например, - с готовностью соглашается он, упрямо вздернув нос. - Ударить, отшлепать... Привязать к кровати... Хм, - он задумывается на секунду. - Такого я не пробовал, но звучит интересно. Ну мне нравится такое! И что теперь! - он аж пунцовеет, но не от смущения, а от того, что раздражение накатывает волнами. - Да ничего страшного со мной не случится, я ж не заставляю меня прям пиздить! Ну Леш, бля! Если хочешь, у Феди спроси, он тебе еще вариантов накидает, - это, наверное, говорить вовсе не стоило. Никому не будет приятно слушать о бывших любовниках нынешних партнеров. Но у Антона как всегда его слишком длинный язык отдельно от мозга работает. Обижать братика ему не хочется, поэтому он затихает, судорожно думая, в какое русло ему увести этот разговор.       И Лёша реально весь аж ноздри раздувает когда слышит эту пресловутую фамилию, ещё и в этом ключе - реально, блядь, Антон - язык без костей. Никогда не думает, что говорит. - Ты охуел, братик? Может ты сам к Феде ходишь, чтобы он тебя отпиздил как тебе нравится, а? Что значит не прям пиздить, если меня даже врач спрашивал, что у тебя за ссадины, синяки и не подвергаешься ли ты какому-нибудь домашнему насилию, пока ты без сознания валялся! Пиздец...- Лёша крайне недовольно фырчит и раздувает щеки, переминая между пальцами ни в чем не повинную простыню. - У Феди блять спросить... может ещё мастер класс попросить... чем я тебя бить должен, блин, серьезно, вот взять... ремень и отшлепать? Или... ладошкой? — Ладно, ладно, прости, — Антон и сам жалеет, что Федю упомянул в этом диалоге. Он выставляет ладони в примирительном жесте и продолжает: — Можно и ремнем, но для начала попробуй хотя бы ладошкой... Я, честно говоря, сомневаюсь, что ты готов сейчас на игры с ремнем. У него бы непременно встал за время их разговоров, если бы не было так неловко. И это даже досадно: с Федей ему разговаривать не приходилось, тот просто доставлял удовольствие и Антону, и себе. И младшенький соврет, сказав, что он не скучает по этим ощущениям. — Прости, короче, — хмуро бубнит он, садясь уже наконец нормально, не пытаясь брата своей позой возбудить. — Если не хочешь, давай оставим все, как есть. Я ж вижу, что ты не хочешь и не понимаешь такое. Я ж не буду тебя заставлять. - А я не хочу, чтобы ты в нашей постели по Смолову скучал. - вполне очевидно, немного обиженно, и при этом в какой-то мере... мыслечитабельно фыркает Лёша, хмуро поглядывая на брата исподлобья. - Я вообще не понимаю, как это может нравиться. И от чего такие синячары могут оставаться как на тебе были... В жизни не поверю что так ремнём приложить можно... - он осторожно косится на висящие на стуле джинсы, в которых заправлен широкий кожаный ремень - идеально гладкий, блестящий, чёрный, со стильной металлической пряжкой, и невольно передергивает плечами. - Пиздец, Антош, ну как так то, брат... нет, я конечно... могу попробовать...- потому что лучше попробовать ударить, чем в конце концов обнаружить в чужой постели? Приехали...       Вот в этом "могу попробовать" ни капли уверенности, и Антона мучает предчувствие, что Лешкина попытка превратится в самую настоящую пытку, только не в том смысле, в каком Антон бы ее с радостью осилил. Конечно, его надежда умирает последней, но Лешу с ремнем в руках даже представить себе тяжело, и едва ли тот Антона как-то удивит. Может зря он вообще затеял этот разбор полетов? Трахались бы, как получится, без всяких неловких ситуаций и недопонимания. Но слов назад не воротишь, да и Лешка кажется тоже отступать не намерен. По крайней мере, если что-то пойдёт не так, у Антона будет повод со смехом припоминать братику эту ситуацию до конца жизни. — Спасибо, Лешик, — он к нему подползает, к губам тянется, чмокает благодарно. Да, в папочку-Алексея не верится абсолютно, но Леша хотя бы выслушал и попытался понять. — Да ты не бойся, может, тебе понравится даже, — «Феде ж нравилось», крутится на кончике языка, но Антон не настолько отбитый, чтобы озвучивать эту мысль. - Покажи хоть, как это делается...- откуда-то оттуда же, из под опущенного взгляда бубнит Лёша, снова начиная краснеть. Если сначала разговор был скорее бесячим, то теперь он все же плавно переходит к практике, и с учетом тотального непонимания что делать - уши разгораются все ярче и ярче, а Лёша начинает чувствовать себя каким-то конченым девственником, таким который не то что порно ни разу не видел, а вообще член только в туалете из трусов доставал. Так может лучше реально попросить показать, чем расспрашивать? Хотя конечно перспектива быть отпизженным, ещё и в сексуальных целях, выглядит как-то... очень мягко говоря пугающе. Но так хоть не так стыдно, как разговаривать во всех прямых подробностях о том, как куда и чем шлепать, что куда засовывать и чем привязывать. - Ну че там показывать-то, Лех! - взрывается Антон. - Че непонятного-то? Ну попробуй сначала хоть ладошкой, а то от одного удара ремнем по моей жопе в обморок еще грохнешься, хрен тебя знает, - он надувается обиженно, хотя Леше обидеться было бы как-то логичнее. Они бы уже давно перешли к делу, если бы Леша не тупорылил так! Так нет же, ему все расскажи да покажи. Настроение пропадает окончательно, и он отмахивается. - Ладно, забей. Я уже передумал, - он демонстративно утыкается в телефон, всем своим видом демонстрируя, что продолжать этот разговор он больше не намерен. Хотя в глубине души он надеется, что Леша все же потрудится разобраться, видосы посмотрит какие-нибудь, например, а потом приятно удивит братика в постели, когда тот соизволит и перестанет дуться. - Ты охуел, братик? - откровенно опешивает Лёша, наконец полноценно поднимая взгляд и впериваясь им в демонстративно развалившегося с телефоном близнеца. Нет, блять, серьезно? Как Федю вспоминать, так пожалуйста, а как показать что нужно - так забей я ушёл вернусь не скоро? Нет, Лёша может и не выглядит как заправский холерик, со стороны гораздо больше похожий на сангвиника, но в таких ситуациях тоже, если не разберётся сразу - жопа на реактивной тяге долетит до Марса. С него вообще на всю жизнь хватило невысказанного-недосказанного, и чуть не стоившего жизни самому важному человеку в его жизни, и теперь все только здесь и сейчас. И подняться с кровати одним рывком, и толкнуть (да да, снова мягко, чтобы Антон не ударился плечом о деревянный каркас своего лежбища), и дёрнуть за пояс мягких тренировочных брюк. - Снимай.       Лешкин тон заставляет младшенького вскинуть брови и вытаращить глаза. Чего? Кто-то у нас тут покомандовать вздумал? Это все, конечно, замечательно, но Антон ерепенится в своем стиле, только фыркает и с места не сдвигается, вновь в телефон уткнувшись, листает бездумно ленту первой попавшейся соцсети, создавая иллюзию социальной активности. Если братик и хочет почувствовать себя главным, пусть для начала приложит усилия для того, чтобы Антон его послушался. - И не подумаю, - выпендривается он, вальяжно закинув ногу на ногу. Однако возбуждение робко напоминает о себе - кажется, этот вечер будет как минимум интересным. Зря Антон так сразу на близнеце крест поставил - может тот и способен на что-то, просто Тоша давно его до точки кипения не доводил. Самое время проверить, что будет, если Лешика порядком выбесить. Хотя бы в качестве занимательного эксперимента.       Вызов принят. Лёша слишком хорошо знает своего братика, да и его хотелку - когда у того встаёт даже на один косой взгляд от старшего близнеца, и прекрасно понимает, что это сейчас не отказ всерьёз, а очередное заигрывание в контексте лёгкого ролевого взаимодействия. Ну... может он и прав, потому что в трезвом нежном настроении он точно не сможет поднять руку на брата. А так... Тоха реально подбешивает, и войти в раж хотя бы на этом братском негодовании вполне возможно. Что он, собственно, и делает, вспоминая о своей неплохой физической форме, плюс эффекте неожиданности, и одним рывком сжимает длинными тонкими пальцами тазобедренные косточки младшего, демонстративно торчащие из под спущенных брюк, переворачивая близнеца на живот, чтобы следом резко дёрнуть вниз и без того сползающую с поясницы резинку.       Антон не сопротивляется, только губу закусывает, пряча довольную улыбку. Даже вечно спокойного и тихого Лешика ему удалось вывести из себя. Ну чем не повод собой гордиться? Ягодицы опаляет прохладой, и Антон провокационно вертит задницей, прекрасно при том зная, насколько она у него хороша. И так ему не терпится уже поскорее почувствовать на коже первый шлепок, что дрожь по телу идёт, и он Лешку поторопить решается, выбесить его окончательно. — Смотри только в обморок не шлепнись, герой-любовник, — ехидничает он и на братика из-за плеча хитро поглядывает, извернувшись. Всеми силами старается скрыть от него, что ему чуточку волнительно. Все-таки одно дело отдавать весь контроль над собой Феде, который доминировать привык, а другое — провоцировать Лешку, которому и так нелегко хотелки близнеца удовлетворять.       И это очередная провокация, и это Лёша тоже прекрасно понимает, но волей не волей праведный гнев на подсознательном уровне накрывает - только слегка рассеивается при виде обнажившейся задницы брата, потому что от этой картинки у Леши сносит башню за секунду, поднимая из любого состояния до положения сейчас-разорвёт-шорты как по щелчку пальцев. Хочется как всегда - дотронуться, сжать, развести, снова дотронуться, проникнуть... а не бить. В итоге внутренний конфликт интересов выливается в что-то странное и смазанное - ладонь опускается на молочно белую ягодицу вскользь, и все равно Лёша сам же вздрагивает от скорее хлопка, чем шлепка, не решаясь спросить, но внимательно впериваясь взглядом в ответную реакцию близняшки.       Антон вздрагивает скорее от неожиданности, утыкается лбом в простыни и протяжно стонет. Да, этого по-прежнему мало, и Лешкину попытку ударом даже назвать нельзя, но это уже что-то. Еще б Алёшка не пугался своих действий так, будто это его сейчас попытались ударить. Антон поглядывает на него из-за плеча, надеясь, что братик поймет его без слов: очевидно же, что младшенького разморило даже от единственного шлепка. - Сделай так еще раз, - просит он, когда пауза неприлично затягивается. Если Лешик будет быстро обучаться, Антон ему в следующий раз ремень в руки всучит и задницу охотно подставит. Поторапливая близнеца, он снова елозит, приподнимается слегка, оттопыривая зад, порнушно стонет, не дождавшись даже следующего удара. Руку тянет, чтобы самого себя обласкать. - Если ты будешь так стонать, я тебя точно не отшлепаю, потому что не выдержу и трахну. - цедит сквозь зубы свои мысли напрямую Лёша, как-то даже уже не стесняясь таких прямолинейных тренировок. Да как это может настолько нравиться, чтобы от одного шлепка по жопе стонать так, как будто ему уже засаживают по самые гланды? Но... все же это немного воодушевляет, и старший повторяет, на этот раз уже увереннее, с полноценным звонким шлепком, от которого задница вспыхивает розовым почти в долю секунды. А это ещё и подливает масла в огонь того возбуждения, которое и так давит на нервы от этих стонов, да и вообще... просто от наличия голой задницы брата в пределах ближайшей доступности. - Трахнешь, обязательно трахнешь, - обещает Антон, довольно стонет снова, ерзает, елозит, потираясь стояком о матрас. - Это, в принципе, всё совмещать можно, если что, - и не то чтоб он надеется, что Лешка воспримет это, как прямой призыв к действиям, но... Ладно, надеется. Он и сам не железный, кончит вот-вот уже, если даст самому себе разрешение на это. Хотя момент хочется растянуть на подольше, кто знает, может, Лешка больше и не решится на подобные эксперименты. Пока ему хватает смелости шлепать по очаровательной Антошкиной заднице, нужно использовать это по максимуму. - Да-а, - тянет младшенький, вслепую подается назад, чтобы к паху братика притереться и окончательно свести его с ума. Он помнит, какое наслаждение получал от происходящего Смолов, и надеется, что Леше вид его покрасневшей вовсе не от смущения жопы тоже нравится. - Блять... - Лёша стискивает зубы уже почти до скрипа, потому что когда Антон сам намеренно трется голой задницей о его пах, кажется, что он сейчас реально кончит прямо себе в штаны, как будто ему тринадцать. За что Тоха получает по заднице ещё раз, и даже увереннее - просто в качестве справедливой мести за такое издевательство, и в этот раз Леше даже вот-почти-не-стыдно за то, как тут же под его руками вспыхивает новым алеющим пятном кожа. - Скажи что ты опять назло мне подготовился. Пожалуйста. Ибо я не шестирукий Будда, и ещё я кончу раньше чем тебя растяну. - и это сущая правда, потому что его собственные пальцы в узкой заднице брата - это особый фетиш на грани медитативного ритуала, от которого он морально получает удовольствие не меньшее чем от секса как такового, и это вечная причина конфликтов с младшим, который слишком часто грешит нетерпеливостью, делая все самостоятельно и заранее.       Третий удар заставляет Антона закатить глаза в экстазе. Его тянет на поболтать, высказать, насколько ему хорошо, какое удовольствие он получает от всего происходящего. Лешка действительно учится быстро, схватывает на лету, и его ладонь бьет с каждым разом все увереннее. Антон, конечно, подозревает, что братик делает это уже скорее неосознанно, войдя во вкус: в конце концов, Тошику давно пора было всыпать за все хорошее, а если он ещё и любит такое, значит, всех все устраивает. — Да похуй, давай уже, — нетерпеливо выстанывает младшенький, однако старается сильно все же не шуметь ради своего же блага. — Ты у моей жопы постоянный посетитель, проблем не возникнет, — он пытается шутить, хотя последние остатки здравого рассудка стремительно его покидают. — К тому же, я люблю, когда жёстко и немного больно, — язык развязывается, и он не чувствует даже, как щеки алеют. А вот отпечатки на заднице приятным жжением отзываются. Как же ему этого не хватало, знал бы Лёша... - Одно дело - ладошкой по заднице, а другое - порванная задница. - уже почти рычит Лёша, наскоро вытягивая из прикроватной тумбочки почти использованный тюбик смазки, чтобы щедро ливануть скользкой субстанции куда-то на копчик, загипнотизированно наблюдая за тем, как та стекает к пульсирующим, возбуждённо и нетерпеливо сокращающимся мышцам. - Пиздец, братик... Бля буду, ты завтра не встанешь, но я больше не могу....       И уже не до этих шлепаний. Только одно погранично - Антоновско-бдсмно-любимое желание само возникает в одно мгновение, и Лёша резко склоняется вперёд и... кусает порозовевшую кожу обычно молочно бледных ягодиц. Именно кусает, а не целует, не касается губами, пока пальцы вообще без каких-либо прелюдий входят на всю глубину - два, не слишком много, но и без нежностей, скорее формально убедиться, чем подготовить. Леша раскрывается для Антона с какой-то новой, ранее неизвестной стороны. Младшенький стонет скорее даже удивленно, когда тот оставляет на ягодице совсем немного болезненный укус. Это, конечно, невозможно сравнивать с теми сладкими пытками, что устраивал ему Смолов, но отвыкшему от грубостей Антону пока что и этого достаточно для того, чтобы приблизиться к оргазму. Благо, братик не медлит, даже растягивает наспех, не слишком церемонясь, и Антон ему за это очень благодарен, потому что он уже на грани.       В полубессознательном состоянии он пытается насадиться на пальцы, принять их глубже, стонет хрипло, коротко вскрикивает, когда подушечки пальцев находят простату и давят на нее, но тут же затихает, сдерживая себя. Без самоконтроля никуда не деться, даже когда выть хочется от удовольствия.       Лёша бы с удовольствием растянул как следует, полноценно, совсем как он любит, но тогда просто этой растяжкой все и закончится. Даже простату он задевает сугубо случайно - потому что чувствует, что Антон уже тоже на грани, и если он начнёт играть с огнём - со всеми этими массирующими движениями тот просто кончит, возможно ещё и без рук (что пока является недостижимой целью, но Лёша и не слишком избалован теорией однополого секса, чтобы хорошо знать что такое возможно и как именно). - Терпи, братик. - шепотом выдыхает старший ему в загривок, почти накрывая собой... и все-таки плавно, но одним движением до конца входит в еле еле растянутого близнеца - невыносимо горячего и узкого, до темноты в глазах и подгибающихся... всех конечностей. Антон принимает его охотно, раскрываясь навстречу. Заполненность приносит уже привычное удовлетворение, только толчки слишком уж в стиле Леши - плавные, осторожные. Нет, так не пойдет - в этот раз все должно быть по-другому. - Резче, - просит он негромко, подмахивая движениям близнеца. Ему не хочется консультировать Лешку относительно каждого его шага и действия, поэтому он надеется, что братик сам догадается, что ему можно и шлепнуть еще разок, да посильнее, и даже ладонь сжать на шее, если сильно припрет. Только у Антона не остается сил и фантазии даже на провокации, хотя ему и хочется сказать что-нибудь привычно гадкое, раздражающее, чтобы у Лешки была мотивация еще немножко побыть грубым. А Федю даже и провоцировать не надо было, он сам до всего додумывался... Лешке, конечно, этому еще учиться и учиться, как бы хорош он ни был. - Ты же... завтра... не встанешь... - рывками, в интервалах между толчками цедит сквозь зубы старший - ему реально сложно, он не привык к грубости, он даже подсознательно двигается достаточно мягко, по-кошачьи, что ли, никогда, даже в порывы особой страсти не подключая отрывистую грубость. Но он честно пытается - правда все равно скорее на скорость, чем на резкость. Антон снова просит, снова напоминает - а Лешка пытается хоть как-то компенсировать элементарное неумение, и склоняется ещё ниже, обхватывая обеими руками брата под животом и сжимая зубами загривок - погранично, не до боли, но до ощутимых отпечатков зубов. И черт возьми, он настолько глубоко, настолько удачно попадает в какое-то нужное место, что так ещё совсем немного - и пиздец, как мальчишка за три минуты. Какие уж тут шлепки по заднице.       Антону думать не хочется, что там завтра будет. Не встанет и ладно, главное, что сейчас стоит у него дай бог каждому. В крайнем случае, наврет что-нибудь про вывих или недомогание. Хотя ни того, ни другого делать не придётся, потому что Лешке все же постараться очень надо, чтобы брата травмировать. Даже после секса с Федей Антон не умирал, валяясь в постели по несколько дней, его задница живучая, все на свете переживёт. Волноваться не о чем. — Еще-е-о-о, — тянет он, чувствуя себя беспомощным, зависимым от этих толчков, не слишком нежных, но и не жестоких. Он мог бы взять пару секунд на передышку, сменил бы позу, чтобы разнообразить этот раз, но двигаться не хочется. Хочется отдаться Лешику в руки полностью, побыть безвольной куклой.       Но по меркам Лешки это прямо... на грани. Потому что какие там смены позы - ноги почти не держат, и он уже полностью вжимает брата в простыни своим телом - движения все быстрее и все же непривычно резче, чем обычно, зубы даже не сильно сжимаются, но держат, не выпуская, покрытый не проходящими даже зимой веснушками загривок, а ладони хоть и не шлепают задницу, чего бы так хотелось младшему, но довольно грубо раздвигают ягодицы, давая ещё больший доступ, позволяя входить ещё глубже чем обычно, находя какие-то совершенно сумасшедшие углы и точки внутри для них обоих. - Хочу кончить... в тебя.. - хрипит старший во влажную от пота шею, обжигая чувствительную кожу своим дыханием - обычно такие вещи он не озвучивает, но сегодняшний налёт лёгкой... распущенности, что ли, сам срывает с губ.       Подобное из уст брата звучит странно, будто тот внезапно заговорил на никому непонятном языке, и Антон своим ушам не особо верит - ощущение, будто его распущенная фантазия разыгралась настолько, что он начал слышать рандомные фразы из порно. - Давай, - выстанывает он, с охотой соглашаясь на столь заманчивое предложение. Впрочем, в таком состоянии он готов согласиться на все, что угодно, потому что соображать, пока его член болезненно трется о простыни, крайне тяжело. Ему бы кончить поскорее. Он подмахивает, сжимается судорожно вокруг Лешика, сотрясается в оргазме, уже не контролируя хриплые стоны, вырывающиеся из горла. После такого ему требуется время, чтобы прийти в себя, но он однозначно счастлив и готов боготворить Лешку за доставленный кайф. Слишком хорошо.       Удивительно, что Антон соглашается так быстро и легко - хотя с учётом того, насколько сейчас расплавлено трезвое сознание... но достаточно часто он капризничает против такого развития событий, в силу необходимых гигиенических сложностей после, хотя это такой кайф, специфический, но для них обоих, что этой возможностью просто нельзя не воспользоваться. Он даже не успевает толком сжать член брата, чтобы дойти до финала одновременно - тот сам срывается от буквально случайно скользнувшей под живот ладони, сжимаясь так, что у Лёхи звёздочки из глаз сыплются , а кончает он, кажется, минут пять, не меньше. По крайней мере по ощущениям. - Пиздец....это просто пиздец, братик... — Но тебе же понравилось? — Антон, наконец, оживает, начинает елозить и изворачиваться, чтобы повернуться к брату лицом и скорчить хитрющую мордашку. — Понравилось! А я говорил, что будет круто! — он потягивается, разминая конечности, широко, не стесняясь, зевает и, сжав булки, чтобы из задницы не вытекло ничего по пути, отправляется в душ. Если бы он не был столь размякшим и разморенным, он бы, конечно, тарахтел еще полчаса о том, какой Лешка подвиг совершил, перестав быть ссыклом, и что теперь скучный, однообразный нежный секс навсегда останется в прошлом, потому что Антон так решил. Но разбор полётов младшенький устроит Лешику позже — для начала нужно все-таки позаботиться о какой-никакой гигиене и окончательно прийти в себя. Лёша догоняет его только спустя минут пять - потому что тупо лень вставать. И кто бы спорил, охуенно - в организме такая разморенная слабость, что вставать вот прям совсем неохота. Но он же дохуя правильный, чтобы спать потным и перепачканным собственной и не только собственной спермой... да и спать ещё, вроде бы, неохота... - Но как можно бить до таких ссадин я все равно не понимаю. - бубнит старший, по кошачьи бесшумно заныривая в ванную и забираясь под душ, бесцеремонно оттесняя мелкого из под горячих струй. - Это же пиздец. Это то... ну.. ну нет, ладно, просто шлёпнуть ещё не страшно. И у тебя так охуенно задница сразу розовеет.. блин. Но это же совсем другое...       Появление брата неожиданностью не становится. Антон не вякает даже, только место ему смиренно уступает. Будь на месте Лешика сейчас какой-нибудь Смолов, младшенький непременно бы в качестве мести врубил кипяток, чтобы как следует повеселиться, но Лешку он слишком любит, чтобы так над ним издеваться. - У меня задница в целом охуенная, - самодовольно заявляет Антон и, выбравшись из душа, проводит ладонью по запотевшему зеркалу, чтобы полюбоваться на себя. Кто после этого будет отмывать зеркало от разводов и отпечатков пальцев? Явно не он. - И вообще, не будь таким занудой. Если всё это по взаимному согласию происходит и всем нравится, значит, ничего страшного. И не надо из меня жертву делать, - он закутывается в полотенце и торопится вернуться в постель, чтобы отдохнуть.       Лешка крайне недовольно фыркает, когда мелкий не особо задерживается в душе - он уже привык к довольно долгим посторгазменным обнимашкам и ленивым пошлым поцелуям, когда можно просто лапать реально охуенную задницу брата, наслаждаться друг другом, забив на все. Но тут... ну ладно, свалил так свалил. Старший только быстро смывает с себя пот, белесые липкие потеки, и, завернувшись в огромное полотенце размером с одеяло выползает вслед за мелким. - Ты вообще весь в целом охуенный. Но я все равно за то, что твою охуенную задницу целовать куда приятнее чем бить. - старший лениво заваливается на уже занятую мелким кровать и пинает его боком, закидывая ногу на бедро. - Ты так ноешь, будто это твоя задница страдает, - ехидничает Антон, от созерцания ленты инстаграма не отвлекаясь. - Я в праве распоряжаться своей жопой так, как пожелаю, поэтому если я хочу пожестче, значит, надо мои желания учитывать, а не за мое самочувствие переживать. А то как зануда, Лех, ну правда, - Антон откладывает в сторону телефон и думает, чем бы им теперь заняться. Нега после оргазма уже прошла, и в его многострадальной заднице вновь зашевелилось шило, до сна еще есть время, и грех тратить его впустую. Он весь изворачивается, чтобы братику в глаза смотреть. - А поехали куда-нибудь? Потусим. Давно ж уже никуда не выбирались, - на лице Лешика отчетливо видно тень сомнения. - Ну пожалуйста! Ну поехали, м? - он пальцем тычет близнецу куда-то в пузо, выпучивает глаза, пытаясь изобразить кота из Шрека. - Ну братик. - Вот если ты сам своей жопой распоряжаешься, то сам себя по ней и бей. Но только сам, без всяких там... Профессионалов хуевых. - в очередной раз припоминает братику Смолова Лешка, на этот раз, правда, расслабленный после оргазма, поэтому выходит беззлобно, еще и с наглым щипком за эту самую наглую голую задницу. Но тому явно неймется - если Алексей уже планировал еще минут пятнадцать потискаться, полапать за эту самую задницу да потихоньку вырубиться, то судя по виду Антона... Да, да, пошел он нахуй со своим сном и режимом. Если младшего Миранчука ебнуло - его не остановишь даже танковой ротой. - Ну бля, ну Тох... Ну так же хорошо лежали... Тебе на тех сборах экстрима мало было? Хочешь чтобы нам в этот раз лично Палыч пизды за нарушение режима давал? Отбой через час, куда ты намылился? Ты английский так и не выучил даже до уровня ту бир плиз, тусить он собрался...       У Антона в запасе ни одного аргумента, поэтому он только дуется да на брата поглядывает осуждающе. И в кого он вообще такой правильный? Бормочет что-то там про сохранность чужой жопы, про режим... Аж блевать тянет. Если б Антон его не любил, непременно бы избежал такой компании, потому что он был рожден явно не для того, чтобы вечера в своей комнате просиживать и не дай бог книжки читать. - Ну я-то в любом случае поеду, - он гордо вздергивает подбородок. - Вопрос в том, один я поеду или с тобой, - понятно, что говорит он всё это из вредности, как обиженный ребенок, но на Лешку подобные фокусы обычно действуют, поэтому Антон от выбранной тактики отказываться не торопится. Вскакивает только и, без всякого стеснения виляя задницей, ищет свои вещи, чтоб принарядиться. - Ну так что?       А правильный Лёшенька в маму. Потому что как всегда - было у мамы два сына, один нормальный, а второй Антон. И кто-то же должен быть правильным и ответственным, когда второй страдает хуйней. И похуй что разница между ними в десять минут, ощущение - будто в десять лет. Периодически. Если честно, то просветления с того момента, как они начали... они... сошлись стали наступать все чаще. Возможно потому что кровь все чаще стала отливать от мозга к другим местам, более заинтересованным в близости брата. Как, собственно, и сейчас, потому что когда вокруг ходит голая задница Антона, он в общем то может просто молча кивнуть, подобрать слюни и пойти куда скажут. - Сука ты, братик. Знаешь мои слабости и нагло этим пользуешься. И на чем ты собираешься ехать? Куда ехать? Такси ловить? - Зачем такси? - Антон морщится, будто братик сморозил самую большую глупость в мире. - Возьмем машинку покататься. Чур я за рулем, - он напяливает на себя первое, что находит в своем гардеробе (все-таки плохих вещей у него по его скромному мнению вовсе не водится) и вертится перед зеркалом, красуясь. Собственное предложение ему возмутительным совсем не кажется - жизнь у них одна, и она им на то, чтоб развлекаться. А в список развлечений, как известно, входит и машина, и ночные трассы, и любимый рэп на полную громкость, чтоб автомобиль под бит трясся. А, ну, и куда же всё это без алкоголя. Настроение у него самое подходящее для того, чтобы на вечер стать героем из какого-нибудь всрато-пафосного клипа. И если Лешка не согласится составить ему компанию, Антон как минимум обидится. - Бля, Тох, хуйней пахнет, когда ты последний раз садился за руль бухой у меня заднее крыло на Камаро помялось. Само, ага. Она стояла запаркованная, в метре от всех окружающих объектов, а потом столбик оп - подпрыгнул - и три раза ударил ее. Угу. Я помню. - бурчит себе под нос как старая бабка Лёша, но, что поделать - натягивает на себя традиционные драные джинсы, те самые, в которых так чудесно светятся его идеально гладкие ляжки, фирменную адидасовскую толстовку (привет вечному противостоянию с найком братика - та, которую он из принципа никогда не подсекает), и классические белые кеды. Шалить, как говорится, так при полном параде. - Я не знаю, где ты собрался на ночь глядя тачку брать, но флаг тебе в руки, короче. Если что, я скажу маме что это была твоя идея, а меня ты усыпил и принес с собой как недвижимое имущество.       Вот это вот "я скажу маме, что это была твоя идея" заставляет Антона прыснуть со смеху: Лешке будто бы снова пять, и его непутевый брат подговаривает послушного, скромного мальчишку сбежать из садика в тихий час, чтобы поскорее попасть домой и обрадовать маму своим неожиданным появлением. О том, что теперь ябедничать некому, Антон старается не задумываться - все-таки с того дня прошло достаточно времени, боль от потери притупилась, и теперь ему не хотелось заходиться в рыданиях при одном только упоминании матери. - Да не ссы ты, щас позаимствуем общую тачку, никто не хватится даже, - а даже если и хватятся, пиздюли Антон привык получать по жизни, поэтому даже перспектива быть пойманным не особо страшит. Семин, если что, поорёт да успокоится, переживать не о чем. Как то да - вылетает это машинально, но, парадокс - уже не вызывает желания зайтись в истерике, как полгода назад. Видимо... пришло уже успокоение, смирение, да и слишком много других эмоций, пришедших в жизнь со всеми теми изменениями, что случились уже после... Поэтому Лёха даже сам не заостряется на том что пезднул, продолжая истерическую панику в своем же духе: - Ебааааать... Ты совсем кукухой поехал, Тох? Ладно еще самим сбежать в послеотбойное время, но еще и командную тачку вместе с собой прихватить... Блять, а если кто-то просто решит погулять перед сном, а тачки нет? Все, пиздец, угнали, шухер, перебудить всех, убедиться что никто не брал, полицаев вызвать... - Лёша хватается за голову в прямом и переносном смысле, и снова тянет брата за рукав - вот теперь уже точно как будто ему пять лет. - Тох, бля, по братски, давай как-нибудь по это... ну... ну без такого экстрима... - Леш, да ты просто ссыкун, - Антон свой рукав из хватки брата с раздражением вырывает и выскальзывает в коридор, дожидаясь, пока Лешик последует за ним, после чего запирает дверь и бодро направляется к лестнице. - Хорош панику наводить, а. Если бы да кабы... Если кто-то и заметит, разберемся потом, чё, из клуба нас выгонят что ли за маленькую шалость? Ты ебаный святоша, - и глаза закатывает так, что они рискуют в исходное положение не вернуться.       Чтобы завладеть автомобилем, особых усилий прилагать не приходится, и уже скоро Антон сидит за рулем, обхватывая его ладонями. Даже не пристегивается - зачем, если им ехать всего ничего. Обматываться ремнями с ног до головы, молиться всем богам с перепугу и причитать каждый раз, когда Антон немножко превышает скорость - всё-таки Лешкина прерогатива.       Это Антону не приходится усилий прилагать. Потому что он как всегда - ой ты ссыкун, да все норм будет, да че ты пиздишь, да че тебе слабо, а в итоге лезть в импровизированную тренерскую на первом этаже их отеля приходится именно Лёше - ну он же тише, и ну он же точно помнит где заветные ключики висят. Короче классика детства - бахвалится и задирается один, а в итоге всю грязную работу делать дохуя правильному. Благо что он реально помнит даже на ощупь где тот самый крючок, и на этаже они на удивление не пересекаются ни с кем - даже с массажистами, что частенько посиживают у себя в кабинете за бутылочкой льющейся в Испании рекой Короны до поздна. И уже через десять минут Антон заводит серебристый минивэн, а Лёша очень старается расслабиться хоть немного, и не дергаться каждый раз, когда Тоха слишком активно давит на педаль газа.       Нет, ну Лешка, конечно, молодец, и Антон без него бы не справился, всё такое, но идея-то младшенькому принадлежит, Лешик всего лишь исполнитель. Поэтому совесть Антона нисколько не беспокоит, несмотря даже на сердито надутые щеки братика. Тот ему еще спасибо скажет за этот день, потому что помимо замечательного траха Антоша организовывает ему продолжение праздника. Если б не Антон, этот зануда сидел бы в своем номере безвылазно, может, даже спать бы лег по расписанию. А дальше что? Книжки читать начнет? Ну уж нет, Антон ему не позволит жизнь на такую скуку растрачивать. - Ну не дуйся, че ты? - весело интересуется он, умудряясь на близнеца поглядывать. Все-таки при всем своем недовольстве Лешка симпатичный очень, почти как сам Антон. Антону любоваться на него нравится.       Вот симпатичный в своей обиде Леша и дует губы еще больше - теперь уже, когда заметили, прямо таки демонстративно, теребя длинными тонкими пальцами свой пристегнутый ремень. - Потому что ты мудак, братик. Всегда им был, а после своего Феди походу еще от него половым путем порцию цепанул. Раньше вон как белые люди, валялись вечерами в номере, книжки вслух друг другу читали... Ну теперь еще вот сексом занимались... Нет, нужны вот эти приключения... Между прочим один раз они уже закончились тяжкими телесными, и совершенно чудом не нашими. - тут вот даже капелька... Благодарности? Уважения? Нет, увольте, речь же про Смолова. Но как минимум... Неотвращения точно проскальзывает. - А тебе все мало... - Леша уже все таки поворачивается лицом к сидящему за рулем брату, поэтому физической возможности заметить на горизонте синие огонечки у обочины дороги попросту не имеет. - Ты так часто упоминаешь в наших разговорах Смолова, что я уже начинаю ревновать, - ехидничает Антон и мысленно ликует: Лешкина жопа от его слов подгорела еще пуще, кажется, младшенький чувствует запах гари. - Влюбился что ли? Мы, конечно, могли бы позвать его в тройничок, но не думаю, что он еще когда-либо захочет с нами связываться: это слишком уж травмоопасно, - Антон про тройничок, конечно, шутит, но шальная мысль в голове все же на секундочку проскальзывает: было бы так-то неплохо. Как говорится, один член хорошо, а два - лучше. Тем более Федя давным-давно проверку на пригодность прошел, притом очень успешно. И Лешке бы он мастер-класс показал заодно, что было бы для братика очень познавательно.       Глубоко задумавшись, Антон неосознанно закусывает губу, но из реальности не выпадает - в конце концов, не хватало ему управление потерять и их с братом угробить. Тогда уже никаких тройничков в их жизни не случится. Синие огонечки ему в глаза бросаются сразу, и неприятное чувство начинает царапаться изнутри. - Лех, нас ведь не тормознут щас?       Лёша аж губами хлопать начинает, потеряв где-то под сидением свою челюсть, потому что у него не хватает словарного запаса, чтобы выразить все, что он думает по поводу короткого, но крайне емкого монолога братика. - А... а... Нехуй было с ним трахаться! Нашел тоже кого, пиздец... - это больной конек, на которого Лёша из раза в раз не может не садиться, как только Смолов упоминается не вскользь, а чуть в более..диалоговом варианте. - Бабу не мог найти? Ну или не знаю, даже если тебе принципиально члена хотелось, ну хоть бы Рифата какого-нибудь! Или Диму... Выбрал самое наглое уе... - почти договаривает Лёша, но как-то в очередной раз вспоминает лужицу крови в постели Антона и все-таки обрывает оскорбление. - Человек - когнитивный диссонанс, короче. Блять, Антох... - Лёша поворачивает голову и машинально вжимается в кресло, потому что синие огонечки приближаются, и силуэт, который вполне однозначно размахивает своим полосатым девайсом в сторону обочины, становится более чем прекрасно заметным. - Хуй через плечо... - шипит сквозь зубы Лёша, уже не глядя на брата - только вперившись взглядом в типично испанского поджарого мужчину, пока еще вполне спокойно настроенного видимо обычные проверки в пятницу вечером на предмет чрезмерных промилле в крови и выхлопе, а пальцами вцепившись в сиденье. - Блять, с другой стороны, машина же на клуб оформлена, а мы в клубе, все нормально... Страховка у нее открытая, ездить может кто угодно... Права у нас международные, так что водить за границей мы имеем право... Ты же взял права? - Лёша бросает косой взгляд на брата.... и медленно но верно начинает бледнеть синхронно с ним. - Тох... умоляю... скажи что ты взял права... Я свои не брал, потому что ты сказал что ты за руль сядешь еще в номере... — А ты напомнить мне про них не мог, умник? — Антон раздражается и бесится от собственной тупости, но срывается, как всегда, на брата. Может, проще трусливо уехать, пока еще есть такая возможность? Да, потом будут проблемы, но их удастся отсрочить... И эти проблемы будут касаться близнецов из будущего. Антон судорожно думает, что делать, но дать по газам все же не решается и осоловело пялится на испанца. — Ай донт андестенд, — кое-как выдавливает он из себя, хотя ему совсем несложно догадаться, что этот мужик от них хочет. — Леха, че ему сказать, чтобы он отъебался? — остаётся надеяться, что чувак по-русски ничего не выкупает, и не придётся стыдиться еще и своих выражений в его адрес. - Ты меня блять чуть в одних трусах из номера не вынес, умник, когда бы! - зеркалит брата психующий старший близнец, в очередной, уже наверное тысячный раз проклиная себя за то, что в школьные годы на английском думал о футболе, а не об английском. Хотя бы английском, потому что сначала испанец в лучших традициях этой страны пытается разговаривать с ними на своем родном языке. Когда понимает, что юноши явно не местные - переходит на английский - явно нехотя, со скрипом и трудом, потому что это испанская классика - не знать английский, или на крайний случай очень демонстративно не желать на нем разговаривать. Но даже английский не спасает, потому что все что могут ответить оба близнеца - это квадратные глаза и "ай донт андерстенд". Только вот жест, показывающий что-то квадратненькое, и следом пальцем на машину не понять уже сложно. И последующее разведение руками от двух одинаковых испанца явно не радует.       Антон еще слабо надеется на чудо: ну вдруг этот дотошный мужик поймет их и простит, ну с кем не бывает, в конце концов, не одни ж они права забывают дома. Будто самое тяжелое преступление совершили. Это он еще в России водителей не патрулировал. Антон с тоской вспоминает о родных русских гаишниках, которым было достаточно сунуть в руку пару купюр, и это автоматически решало все проблемы. Решив провернуть тот же трюк с этим типом, Антон кое-как наскребает по карманам и сумкам деньги, с самой тупорылой улыбкой пихает их испанцу, чувствуя, как коленки предательски дрожат от ужаса. И по вытянувшейся и еще более недовольной физиономии мужчины становится кристально ясно: они и правда влипли. Чуда не случится, никто не прилетит на вертолете и непутевых близнецов не спасет. - Пизда, - комментирует Антон, напрягает все три оставшиеся извилины и пытается сообразить, чего им теперь ожидать. Потому что это не Россия. И в Испании, как в любой цивилизованной европейской стране, за взятки положено наказание вплоть до,по русскому лексикону, уголовки. Конечно, за шкирку полицейский близняшек не вытаскивает, но с хмуро-каменным лицом жестко показывает на выход из машины, сопровождая пояснением - коротко поднятыми, и затем опущенными на крышу с боковой стороны машины ладонями. Еще и следом руку угрожающе так кладет на кобуру, что висит на широком кожаном ремне. Чисто в качестве намека, что шутки закончились.       А Лёша уже кажется сливается цветом со светло серебристым окрасом минивэна. И только шипит сквозь зубы: - Лучше делай, что он показывает. Иначе нас тут еще и завалят. Или сразу куда-нибудь за решетку упекут без разбирательств.       И как раз повторяет все действия молодого - едва ли не их ровесника - но строгого почище Саламыча полисмена, выбираясь с пассажирского сидения и прижимаясь ладонями и лбом к передней двери снаружи.       Антон брата обычно не слушается, но в этой ситуации упираться и спорить совсем не хочется - мало ли, как у них тут вопросы решают с нарушителями общественного порядка. Напрашиваться на агрессию со стороны бдителей закона не хочется, лишние дырки от пуль в башке им обоим совершенно не нужны. Поэтому Антону ничего не остается, как повиноваться. Он неуклюже покидает салон машины, опираясь на ватные ноги, копирует действия близнеца. В голове заевшей пластинкой крутятся одни маты. Как ни крути, в сложившейся ситуации виноват именно он, как бы он сам на Лешку ни огрызался. Ну как он мог забыть эти злоебучие права? Сам же в итоге на проблемы нарвался, придурок. И перед братиком стыдно - тот-то вообще нормальный человек, это младшенький его на темную сторону все время перетащить пытается. Отчитывать обоих будут одинаково. Тут уже никакой Наумыч не спасет их жопы. - Потом ты обязательно мне въебешь, и я не буду сопротивляться, - обреченно бормочет он, надеясь не получить пиздюлей за лишние разговоры. - И будешь абсолютно прав. А щас-то че делать? - По моему мы этим сегодня начинали уже. Как в том анекдоте, про родителей и «ну бить мы его точно не будем». - шипит сквозь зубы Лёша, пока полицейский дежурно, но совсем как в этих американских фильмах ощупывает его на предмет... да что он там хочет найти, неужели они похожи на людей у которых из трусов два калаша торчит, а в носке полкило кокаина?       А осмотром дело ещё и не заканчивается. Молодой страж порядка переходит с тем же процессом к Антону, оставляя старшего близнеца послушно стоять в неизменной позе с затекающими руками, а потом коротко кивает обоим на свой перемигивающийся синими лампочками автомобиль. - Пизда, братик. Он нас сейчас... в участок, или как у них там это называется, забирать будет. И если мы сейчас кому-нибудь не позвоним, нам конечная и Чертаново. Антон от страха тупит очень и даже не врубается, о каком анекдоте идет речь, а переспрашивать как-то ну совсем неуместно. В ушах сплошной белый шум, а полисмен лапает так, будто сейчас найдет у младшего близнеца в карманах то, чего ранее никогда там не хранилось. Антон себя и впрямь каким-то преступником чувствует.       Позвонить действительно кому-то надо, только кому? Сёмину? Его либо трахнет инфаркт, либо он сам трахнет близнецам мозг прямо по телефону. Впрочем, конечно, лучше получить пиздюлей от тренера, чем от стражей порядка. Даже несмотря на то, что остановивший их испанец довольно горяч, если честно.       Антон, отчаявшись, хочет уже дозвониться до тренера, мысленно похоронив себя (и Лешку заодно) под одним из кустов, высаженных на территории базы. Но в голову очень вовремя приходит ну просто гениальнейшая идея - в который раз позвать на помощь Смолова. - Федь, - скулит он в трубку, дождавшись, пока товарищ по команде наконец обратит внимание на трезвонящий мобильник. Лишь бы у него самого телефон не отняли. - Некогда объяснять, нас, короче, с Лехой тормознули на клубной тачке, у нас прав с собой нет, мы, короче, ваще хз, че делать.       На самом деле полицейский замечает, уже сев за руль и стартовав с места видимо таки действительно в направлении полицейского участка. Но он показывает один палец - указательный, и затем жест телефона, намекая что у них действительно по закону есть один телефонный звонок, так что это их первый и последний шанс связаться с кем-то.       А Федя в это время хоть и не спит, но судя по ленивому голосу только что минимум вышел из душа и готовится ко сну. Но это только в первом растянутом и ленивом "Даааа?". А вся последующая тирада вызывает желание сначала убиться фейспалмом, потому что его откровенно заебало вытаскивать жопу этих двух неугомонных из всякого дерьма - в прошлый раз это чуть не закончилось его хладным трупом, а с другой стороны заставляет голос меняться в состояние полной сосредоточенности за долю секунды. Наныться и назакатывать глаза он успеет потом, когда опять выйдет рыцарем и героем из этой ситуации. - Где вас территориально тормознули и в каком направлении везут?       Антон по сторонам смотрит слепым котенком, пытаясь разглядеть хоть что-то, что можно обозначить ориентиром для Феди, но ничего кроме светящихся к вечеру вывесок на незнакомом ему языке от не видит. А если учесть его географический кретинизм... - Да я в душе не ебу, мы ехали к клубу... Ну тут, недалеко от базы. Я ваще не думал, что нас тормознут, и че в таких ситуациях делать мы тоже не знаем. Мы тебя уже заебали, я понимаю, но помоги в последний раз, пожалуйста. Семину звонить страшно, он же нас покромсает, - он Федю готов умолять, готов пообещать ему какое угодно вознаграждение, лишь бы тот и правда их как-то отмазал. В трубке на пару секунд повисает тишина, и Антон пугается, что связь оборвалась, смотрит на брата огромными влажными глазищами. Ну как же так получилось-то? - Антон, не тупи, умоляю. - Федор закатывает глаза и быстро включает громкую связь, открывая параллельно карты в телефоне, чтобы иметь возможность хотя бы наглядно представлять картинку, которую должен ему описать мелкий. Если, конечно, соберет свои яички в кулак и сможет сказать что-то мало мальски содержательное. - В какой клуб вы собирались? Где примерно вас тормознули, ориентиры, повороты, светофоры, я хуй знает... И в каком направлении от этой точки вас везут? Я блять не экстрасенс и у меня нет волшебного кристалла, чтобы сидеть и над картой его качать, чтобы вас найти.       Времени он не теряет - пока Антон все же тупит и что-то мямлит себе под нос - на Феде уже довольно приличные джинсы, нейтральная футболка и легкая куртка - приличный вид, для того чтобы разговаривать в участке цивилизованно и представительно. Антон себе представляет без труда, как Смол глаза закатывает, в очередной раз поражаясь умению близнецов ввязываться в неприятности. Но он, по крайней мере, трубку не бросил, значит, помочь готов, и это обнадеживает. Младшенький искренне верит, что взрослый и относительно умный Федя практически всемогущ, поэтому остается только дождаться его приезда и наблюдать за тем, как он всё разруливает. Еще бы подсказать ему, куда ехать нужно, потому что Антон соображает не особо. - Да мы далеко уехать в общем-то не успели, - он не бросает попыток раскрыть одноклубнику подробности их местонахождения. Наверное, он бы здорово облегчил всем жизнь, передав трубку более смышленому брату, но до этого он не додумывается, только жестикулирует свободной рукой, на близнеца поглядывает, мол, подскажи. - На шоссе тут встали, щас куда нас везут не ебу вообще. Лех, ты разбираешься? - Название, Тох, не пизди, я знаю что это твоя инициатива была куда то свалить, куда ты собирался ехать? Скажи название и дай мне Лёху. - уже на ходу рычит в трубку Смолов, сгребая ключ-карту и захлопывая за собой дверь номера. Парадокс - по своей инициативе он не разговаривал со старшим Миранчуком, наверное, с той самой беседы в больнице. Но трезвый разум подсказывает, что тот все же ответственнее, и мозгов у него все же чуточку больше, и есть шансы что он немного смотрит по сторонам, а не только психует и молится Аллаху, чтобы их не упекли за решетку. Сам он пока идет не напрямую на улицу, а заворачивает в другое крыло отеля - как раз в сторону номера Миранчуков. Опять придется расчехлять свои незаконные знания и умения, чёрт бы их побрал. - Да я не знаю, как это читается, там что-то по-ихнему, - огрызается Антон, пытаясь на ходу вспомнить тот набор букв, что виднелся на табличке заведения в гугл картинках. Что-то очень красивое, но непонятное. Тем более если учесть, что братики и русский знают не до конца. Сдавшись, он передает телефон Леше. С Федей он сейчас максимум поругается из-за его допросов, а Лешка, может быть, разрулит всё как-то дипломатичнее. Он же в целом спокойный, даже сейчас паникует не так сильно. По крайней мере внешне. Что у него там внутри, Антон думать не хочет даже - братик, небось, на куски его порвать готов за то, что тот как всегда втянул их обоих в непонятно что. Чувствуется, заднице младшенького неслабо так достанется после того, как они окажутся в номере. Ну зато может Леша пороть его от всей души научится, а не ладошкой слабенько шлепать. Надо ведь из любой ситуации уметь извлекать плюсы.       Полицейский уже вот вот и, кажется, начнет нервничать - больно долгая беседа у двух одинаковых русских, еще и телефон передают туда сюда... Он бы мог уже отобрать трубку, но относительно положительное настроение и испанская вальяжность пополам с ленью дают о себе знать. А на том конце телефона в руках Леши голос Смолова - и для него наверное особенно непривычно серьезный, даже строгий, что ли, и явно очень собранный. - Лех, коротко и по делу, соберись. Вспоминай маршрут как вы ехали пока вас не тормознули и куда дальше вас везут сейчас. В каком направлении выехали из отеля, куда сворачивали, не сворачивали, мне надо понимать в какой участок вас везут. - а на заднем фоне что-то щелкает - сначала пластиковая карточка, которая едва не ломается в руках Смолова, а затем, кажется, все таки дверной замок... И скрип открывающейся двери. Антон взглядом буравит затылок испанца, отвлеченно слушая голос Смолова, льющийся из трубки, которую Лешка сжимает в своей влажной от волнения ладошке. Умей они банально говорить хоть на каком-то языке помимо русского (хотя у них и русский, надо сказать, так себе), они, может, могли бы с полисменом договориться. К тому же, он ведь не старпер какой-нибудь, может, проникся бы, понял и простил. А то — ишь какой строгий, за шкирку их, как провинившихся котят, и сразу в участок или куда там. Они же даже на преступников не похожи совершенно — разодетые, притихшие, с щенячим взглядом — одним на двоих, как под копирку. И вообще, они, между прочим, не последние люди! Особенно для футбольных болельщиков. Их по телику показывают вообще-то.       С Лешей договориться оказывается проще - голос дрожит, прежней ненависти или презрения к нему лично - ни капли, все коротко и по делу. От отеля вправо, прямо никуда не сворачивая, на каком то пригорке на повороте дороги их поймали, дальше везут в том же направлении, но один раз повернули влево где-то за каким-то небольшим мостиком. Сразу видно, кто обычно больше за рулем - и на том спасибо. Самое главное, долбоебы, что пачка документов лежит прямо у входа в номер, под зеркалом, ему даже спрашивать не приходится - даже в сейф убрать не удосужились. Ну как блять их можно было забыть... - Я понял. Не ссыте, пусть везет. Учите английский, черти. Ну или жестами ему хотя бы покажите, что там звонили и человек сейчас подъедет, который разговаривать на цивилизованном умеет. Все порешаем. - на этом он безапелляционно сбрасывает вызов, чтобы вызывать такси и искать примерное расположение местного отделения полиции, которое находится хотя бы ориентировочно в том направлении, которое задает старший близнец.       Антон вырывает из рук брата свой телефон и торопливо пихает его в карман, надеясь, что полисмен напрочь забудет о наличии гаджетов у этих малолетних угонщиков и изымать их не будет. Со своим айфоном расставаться не хочется совершенно, даже на короткий срок. Но Федя уже едет, и это придает уверенности: сейчас он все разрулит. Можно не паниковать так сильно и в целом выдохнуть. Федя же всегда знает, что делать, он умный, взрослый и английский знает. Ну просто не мужик, а мечта. Лешика за руку подержать очень хочется, это обычно успокаивает. И Антону, честно говоря, по барабану, что там подумает о них этот доебчивый испанец, пусть считает, что у русских причуды такие. Младшенький до ладошки братика дотягивается без всякого труда. - Видишь, а ты на Смола гнал. Иногда он бывает очень даже полезен, - говорит он тихо, даже вкрадчиво. Их тут все равно никто не поймет, можно хоть о чем говорить. - Просто ничего не говори сейчас. - бурчит сквозь зубы Леша, но за руку брата держит крепко - это скорее нервное, да и все равно старший бесится - это ведь стараниями младшего они сейчас не в своей кровати, уставшие после второго захода секса, потные но счастливые, спят, набираясь сил перед завтрашней тренировкой, а едут в полицейской машине в участок, в чужой стране, с брошенной посреди дороги арендованной тачкой команды и абсолютным непониманием что делать. И если бы не Смолов - вообще без понятия кому звонить, что делатьи что бы им за это было. Только признавать это вслух очень не хочется. Но... Он реально нормальный мужик, выходит? Да, со своими фирменными выебонами, но типа друзья же познаются в беде, а в беде Федя оказывается хорош как никто... Пиздец. Кто бы ему сказал, что он будет реально считать хорошим, крепким и пиздатым мужиком Федора Михалыча - в рожу бы плюнул, честное слово. Для Антона совсем не секрет, что братик злится на него. Но он по крайней мере не пытается избежать прикосновений, не бросается на младшего с поучительными пиздюлями, а это уже хорошо. Хотя есть у Антона ощущение, что все еще впереди, и, возможно, пиздец его жопе. Хотя в Лешкином стиле скорее будет лишить эту жопу секса на месяц... Ну так, в качестве наказания, чтобы в следующий раз головой думал, прежде чем затеять очередной беспредел. Еще и Федя разворчится, как дед старый, хуже Семина... Орать, конечно, не будет, он же выше всего этого. Но язвительных подколов избежать не удастся.       На секундочку Антон зачем-то воображает себе, что его наказывают сразу двое: и братик, и этот губастый. Член очень не вовремя заинтересованно привстает. Нет, ну ради такого и накосячить не грех. Это ж целых два разозленных человека, а значит, четыре руки, два члена и бескрайний простор для их извращенной фантазии.       И как раз в тот момент, когда Антон очень некстати замеч...товывается об интимных наказаниях сразу от двух своих партнеров - бывшего и нынешнего - машина причаливает к небольшому двухэтажному домику, в котором видимо и располагается местное отделение полиции. Хорошо еще что их не сразу ведут в "обезьянник", хотя мимо него проводят - видимо это для совсем дебоширных или опасных для общества, а они тихие, мирные, без запрещенных вещей и веществ, просто...без прав. Даже стульчик за столом этого полицеского предлагают, правда один на двоих. На что Лёша от греха подальше как раз сажает брата, а сам тяжело вздыхает, собирается с силами... и мычит, привлекая внимание молодого мужчины, чтобы начать показывать жестами то, что предлагал ему Федя - на свой телефон, потом на ухо и изобразить разговор, а потом пальчиками "ходить".... подумать, показать рулежку и наконец "сюда". Вроде должно быть понятно. Единственное что он произносит вслух - это "English" в отношении этого самого объекта, который сейчас с его жестов едет сюда.       Со своим внезапным и неуместным стояком Антон кое-как, неуклюже корячась, покидает салон автомобиля. Глядя на него, можно таки заподозрить подозрительных мальчишек в употреблении чего-нибудь запрещённого, потому что Антон уже будто бы не здесь, с головой ушедший в свои фантазии. Ну а зачем ему сосредотачивать свое внимание на происходящем, если без Феди все равно ничего не изменится? Вот в своих фантазиях ему находиться гораздо комфортнее. Неудивительно, там же и Лешка, и Федя, собравший в себе все недостающие братику качества, оба голые, и старший близнец на нападающего не крысится, ведь они объединились против одного конкретного засранца, не дающего им жить тихо и спокойно. Хорошо же. Уж пока Лешка мысли брата не научился читать, Антону можно и навоображать себе всякого. В реальности он до подобного дожить и не надеется, Лешик в койку Смолова ни за что не пустит, пусть тот хоть десять раз усрется за их честь и достоинство.       Полицейский сам присаживается за стол и начинает что то писать - скорее для виду и строгости, потому что жесты одного из двух одинаковых юнош он все же понимает, и начинать общение без адекватного парламентера не видит никакого смысла. В итоге в участке повисает тишина - на долгие минут двадцать, которую нарушает лишь тихий скрип шарика ручки господина в форме и нервное постукивание пальцев по спинке стула, на котором сидит Антон.       Естественно, ровно до тех пор, пока тишину не пронзает кажущийся оглушительным хлопок двери - ну естественно, даже нет сомнений, кто это. Смолов же не может без театрального впечатления и картинных жестов... - Buenas noches señor policía... Perdóname... Pero por mi español ... eso es todo. So, can we speak English? And what have my stupid little brothers done? - Федя в своем репертуаре - сияет во все 64, лыбится как тварь... Но, сука, обворожительно, по крайней мере для тех, кто не знает его истинную натуру. Он сам до конца не уверен в сути своего плана, но в любом случае, расположение весьма.. Симпатичного полицейского будет ему на руку.       Антон готов поклясться, что эти двадцать минут ожидания — самые долгие и мучительные в его жизни. В телефоне не поторчишь, вести беседы с братом на своем языке как-то не солидно в присутствии копов, только и отстаётся, что смотреть в стену, иногда устраивая с братом переглядки, и гадать, где же там застряла Федина жопа, и почему он так долго едет. Может, он не понял вообще, куда ехать, и их ничто уже не спасёт? Или забил на двоих придурков, потому что ему бы Достоевского почитать перед сном да преспокойно уснуть, а не по ночным улицам шарахаться. Антон, будучи на самом деле тем еще любителем себя накрутить, за эти долгие двадцать минут уже отчаивается увидеть самовлюбленную рожу одноклубника, но Смол не разочаровывает и таки появляется в дверях, с порога начиная тараторить что-то на эльфийском. Интересно, он полиглот или по дороге выучил какие-то рандомные фразы из разговорника и теперь выебывается? Впрочем, Антон его видеть в любом случае очень рад. В более неформальной обстановке он бы даже пропел страшно фальшиво что-то там про Федю, красиво вошедшего в Тохину грешную (воистину) жизнь, но за такое поведение полисмен как минимум пульнет в него ручкой, которой он все это время так старательно что-то выписывал, поэтому лучше Антон помолчит да за комедией со стороны понаблюдает.       На самом деле да, частично выучил, частично вспомнил эти самые буэнас ночес по щебетанию Марио с Черышевым в редкие моменты сборной... Но самое главное, что он прекрасно помнил две вещи об испанцах - что они крайне редко знают английский и по большей части его ненавидят, и что они крайне быстро текут, когда иностранцы знают хотя бы пару фраз на их родном языке - это просто сразу уважение, респект и плюс сто к карме, что собственно и происходит, судя по меняющемуся в лице и, кажется, даже как-то нездорово-заинтересованно поглядывающему на вновь прибывшего русского полицейскому. И если сначала в разговоре еще понятно что-то про этих самых stupid little brothers, forgot driving license и тому подобное, и корочка, которую он протягивает молодому мужчине в его руках более чем узнаваема, то дальше он переходит на какой-то совсем быстрый и невнятный, но судя по всему испанцу все же понятный щебет, потому что тот в лице меняется снова, мягчеет, где-то даже начинает улыбаться, а про близнецов, кажется, забывает вовсе.       Антон в речи Федора различает отчётливо только "stupid" и надувается весь, как воздушный шарик, от обиды. Хотя на правду не обижаются, и они с братом реально дико stupid, этого не отнять. — Он его щас склеит, — шепчет Антон на ухо брату и прыскает со смеху. Испанец и правда, кажется, потёк. Ну Федя же не собирается с этим полисменом трахаться? Хотя ему ума хватит, только дай кому присунуть. Любой возможностью надо пользоваться. — Смол, ну ты у него спроси, нам сваливать можно? — вот так всегда: Антон наглеет, не дождавшись еще даже вердикта, трястись со страху перестает, хотя следовало бы. А то на своих ошибках ну совершенно не учится. Впрочем, бояться же больше нечего: угроза миновала, испанец вон весь разрумянился, подобрел.       А Смолов в своём стиле, прямо таки на своём коне - что-то щебечет на английском, то и дело вставляя какие-то словечки из испанского, улыбается, даже смеется над чем-то... Взгляд опускает, проскальзывая пальцами по татуированным предплечьям под закатанными рукавами лонгслива... А то и уже начинает как-то лукаво щуриться, прикусывает нижнюю губу... А потом что-то спрашивает, получает не менее лукавую улыбку, кивок - и ненадолго разворачивается обратно к близнецам, переводя победно-торжествующий взгляд с одного на другого. - Идите уже. Погуляйте, там рядом магазинчик есть, и я хочу свой законный сникерс. Прочие магарычи в объёме 0.5, 0.7 и 1 литр готов принять позже. Я скоро подойду. - Ты че, серьезно? - Антон глаза на Смолова таращит. - Да ты нам в таком случае еще спасибо должен сказать, что мы тебе перепихон организовали. Пойдем, Лех, - младшенький торопится унести отсюда свою задницу, чтобы не стать свидетелем Фединого траха с очередным симпатичным мальчишкой. И не то чтоб Антон ревнует, совсем нет. Ему вообще плевать, о какой ревности может идти речь вообще. Просто - ну это же дико! Он же так всю Испанию перетрахает! Странно, что он с таким образом жизни не подцепил еще букет болезней. - Видишь, все нормально в итоге закончилось, - сейчас младшенькому важно разобраться с Лешкой, а то тот наверняка все еще дуется на него за неудавшийся вечер. Он даже не рискует предложить все же отправиться в клуб, потому что по шее тяжелой рукой близнеца получить не хочется. - Я....я просто молчу. - спустя минут пять молчания, уже где-то на порожке небольшого домика, в котором расположено то самое отделение полиции, выдает Лёша, прислоняясь виском к прохладной колонне и глядя куда-то в одну точку перед собой. - Это ебаный пиздец. И я даже не знаю, что есть больший пиздец - то что там сейчас происходит, или то, что наши задницы, которые влипают в какую-то херь по твоей же, блять, инициативе, опять спасает твой Федечка! - и с одной стороны тот опять в своем репертуаре, и его опять хочется обложить хуями, потому что... ну просто Смолов это Смолов, и спокойно говорить и даже думать о нем просто невозможно, а с другой стороны... ведь он реально приперся через весь город, искал их по каким-то мутным координатам, привез эти несчастные права и вытащил, вместо того чтобы просто послать нахер в глубокой ночи и спать спокойно, не влезая в чужие проблемы. В голове невольно всплывают слова нападающего, которые тот сказал еще много месяцев назад, в больнице - про то, что все, что он делает и думает, это не его дело, но за Антона он порвет... И это все снова начинает обретать какие-то странные очертания, которые русским языком не описать, но и как на это реагировать - тоже непонятно. Но то, что тут Смолов не прикалывался, это факт. И то ли ревновать, то ли... Черт его знает, что со всем этим делать, но то что там внутри все намного сложнее, чем в этой выебистой оболочке, это точно. Антону было бы раз в сто проще промолчать сейчас, принимая от брата все тычки и претензии, потому что Лешке порой важно просто выговориться, и он успокаивается, сдувается, к этой теме больше никогда не возвращаясь. Но Антон не будет Антоном, если не вставит свое слово. — А че ты наезжаешь-то сразу? Нет бы радоваться, что Федя приехал и все порешал. Ты был бы более счастлив, если бы Семин приехал вставлять нам пизлюди? — он фыркает. — И вообще, ты ревнуешь что ли, я не понимаю? К кому, к этому? Да он там щас трахается с копом, нахуй я ему нужен, — он замолкает, но быстро спохватывается. — И он мне тоже не нужен. У меня ты есть. Успокойся.       Ох лучше бы Антон не начинал эту тему. Потому что Леша мог бы особо не задумываться и вообще не поднимать эту тему ещё долго. Но теперь Антон только развивает те мысли, что в его голове крутятся и в картинки складываются, и это вот совсем не на руку глупому младшенькому. Потому что Леша вдруг серьезнеет и разворачивается к нему лицом, как-то нехорошо щурясь. - Сначала ты его защищаешь в первую очередь, даже подумать не успеваешь. Потом "нахуй ТЫ ему нужен, а не он тебе в первую очередь". А так ли он тебе не нужен, Тох? Хочешь сказать что ты сейчас вообще не ревнуешь, да? А я? Блять, вот только не думай, что я не провожу параллелей между твоими синяками после вашей ебли и тем, что ты хочешь от меня. Давай, признайся честно, тебе ведь не хватает секса с ним. Потому что удовлетворить все твои прихоти у меня не получается, не умею, не могу, а тебе не хватает. Я уже не говорю про него, и что если ты думаешь что ТЫ ему не нужен, то ты или пиздишь, или глубоко заблуждаешься. — Эй, Лех, притормози, — Антон теряется от такого потока подозрений и претензий, смотрит на него вытаращенными глазами со взглядом побитой собаки из-под ресниц и даже касаться не решается, будто Лешка — бомба, которая может рвануть в любую секунду. Так оно, собственно, и есть — достаточно ляпнуть что-то лишнее, и ошметки, оставшиеся от Антона, не соберет ни один хирург. — Перестань, это глупо. Я так долго убивался по тебе, чтобы, заполучив, наконец, твою любовь, внезапно зафанатеть от Смолова? — он вскидывает брови. — Ну ты сам-то головой подумай, прежде чем в ревности своей топиться. И насчет моих фетишей... Блять, мне просто нравится пожестче, это не значит, что я мечтаю о члене Феди. Мне только ты нужен, придурок, — он завершает свою пламенную речь поцелуем, для Лешки неожиданным. — Поехали уже обратно, а. Я че-то заебался. Всю жопу отсидел там, пока Смолова ждали, пиздец у них сиденья неудобные. Он говорит чисто для того, чтобы заполнить неловкую тишину, чтобы отдалить Лешку от неприятной темы и к ней больше не возвращаться. Только через пару минут до него вдруг доходит смысл последних слов брата. — Подожди, а что ты имел в виду вообще? Насчёт, ну... Подожди... — он пялится в пустоту, осмысляя. Да нет, быть не может. Бред какой-то. Лешка вечно что-то напридумывает... Но Лёшка смотрит исподлобья, хмуро как-то... будто столько времени не придавал значения одним, другим, третьим урывкам мыслей, а сейчас внезапно собрал это все воедино, и от этого становится как-то.... тяжело. Не больно даже почему-то, не злобно, а вот... прям каким-то грузом осознания что ли немного придавливает, и что с этим делать - старший без понятия. Это ведь даже не совсем ревность в традиционном ее понимании - это что-то более сложное и не подчиняющееся трезвому описанию русским языком. - А кто сказал, что у тебя одно другому мешает? Знаешь, я вот даже спокойно мог бы поверить, что ты можешь преспокойно любить меня и при этом скучать по члену Феди. Можно подумать, что после того, как ты начал спать с собственным братом близнецом, еще есть какие-то табу и моральные ограничения. - Лёша как-то нездорово усмехается, поднимая стеклянноватый взгляд куда-то в ночное, черное небо. - Что подожди? Ты знаешь, что он меня обещал заживо порвать, если я тебе больно сделаю? Тогда, в больнице, когда ты без сознания лежал? Антон не понимает. Он слушает Лешку, впервые за долгое время не перебивая и не вставляя тупые шутки не к месту, принимает все болезненные тычки, непонятные подозрения и затаившиеся в Лешке, взявшиеся непонятно откуда (серьёзно, Антон?) обиды. — Он? Да ты гонишь, он со мной-то был только на потрахаться, ну, поддержал ещё в тот раз, когда мама... — он сглотнул мерзкий ком, вставший в горле. Подкатыватила тошнота. — Я удивился, конечно, когда он в больницу припёрся ещё, ну, мы же все-таки какие-никакие коллеги, командный дух, все такое... — он замолкает, пытаясь собрать мысли в кучу. В Лешины догадки верится с трудом, и младшенький не может понять, что он чувствует, осознавая все это. Он Феде... Не безразличен? Из-за этого он чувствует себя чертовски виноватым перед Лешкой. — Братик, — он осторожно гладит близнеца по спине, боясь будто, что Леша сейчас его оттолкнет. — Мне только ты нужен, ты ведь знаешь. Я только тебя люблю. - А ты сам не понимаешь, что если бы он тупо хотел с тобой потрахаться, это явно было бы не в его интересах - рассказывать мне что ты меня любишь, и ещё и угрожать что если я продолжу страдать херней и делать тебе больно, то за тебя порвет? Или с мамой он тогда всплывал тоже потому что потрахаться хотел? Тох, я видел его смски. А на нож пузом полез просто потому что не только садист, но и мазохист немного? А сейчас в три часа ночи вообще без лишних вопросов приперся сюда от бессонницы? - топит и топит Леша, пока наконец не выдыхает тяжело и не отворачивается куда-то в сторону, даже не отталкивая, не шевелясь, просто все глубже и глубже закапываясь в эти странные мысли. - Я не сомневаюсь, что ты меня любишь, если что. Но то, что ты по нему скучаешь даже тупо подсознательно я тоже прекрасно вижу.       Антон тяжело сглатывает вставший в горле ком. Осознание обрушивается на него смертельной лавиной, и он не знает, что он может сейчас сказать. Лешка прав, и это бесит Антона только сильнее, потому что так быть не должно, так неправильно. — Неправда, — уперто продолжает он отрицать очевидное. Его сковывает страх: а что если братик сейчас просто предложит разойтись? Антон, может, и скучает по Феде совсем немножечко, но без Лешки он не сможет. — И че теперь? — растерянность заставляет его перейти в наступление. — Ну даже если у него ко мне что-то есть, мне теперь от счастья обосраться? Да мне без разницы вообще, Леш! — он размахивает руками так, что рискует заехать брату по лицу. — Давай просто не будем об этом. Я тебя терять из-за этой хуйни не хочу, — он сдувается, затихает, носом шмыгает.       Самое главное, что Леша видит, что Тоха... Ссыт. Реально ссыт - у него подрагивают губы, взгляд мечется туда-сюда, когда он говорит все это, руками дрыгает так, словно разгоняет карельскую мошкару, а не пытается донести что ему вообще похуй... Только вот что с этим делать, Леша не имеет ни малейшего понятия. Потому что терять Антона он не готов. Да и прекрасно знает и верит, что Тоха любит его не меньше, да и они... Реально как сиамские близнецы - отдели одного, второй сдохнет. Он даже не знает зачем вообще завел этот разговор, просто... Просто это ведь суровая реальность, а он просто её озвучивает. - Я не для того крышей ехал столько времени, Тох, чтобы просто из-за того что тебе понравилось трахаться со Смоловым терять все, к чему мы так долго шли. И из-за того, что он по факту оказывается мужиком гораздо лучшим, чем пытается зачем-то казаться - тоже. Просто... Не пизди ни себе ни мне. Говори честно как есть в любом случае и всегда, а дальше... Разберемся как-нибудь.       Антон хочет продолжить упираться до последнего, но почему-то всевозможные слова застряли поперек горла. Потому что Лешка прав: от того, что Антон не может наедине с собой даже признать очевидное, легче никому не станет, и проблема никуда от этого не денется. Просто Лешка как всегда оказался умнее и проницательнее, а Антон даже в собственных чувствах разобраться не в состоянии. Он даже определиться не может, что вообще чувствует сейчас, когда Федя, который ему якобы нахер не нужен, трахается с тем испанцем. Чувство странно похоже на ревность, которой быть в таком случае вообще не должно, она просто неуместна. Но Антон ничего с собой поделать не может, и ему перед братом чертовски стыдно.       И чего он в итоге добился? Между братьями повисает напряженная тишина, потому что... потому что а выводы то какие? Ну вот, Лёш, Тоха признал, что реально скучает по Смолову. По крайней мере, здесь молчание реально скорее означает согласие - особенно вместе с потупленным взглядом и тяжелым вздохом, которыми он реагирует на его резюме, вместо того, чтобы продолжать отстаивать свою честь и достоинство. Только что с этим делать дальше, кроме как жить как жилось с этим окончательно сформированным осознанием? Содержательно, что сказать. Благо что неловкую тишину наконец нарушает хлопок двери и шаги за спинами, пока на плечи обоих близнецов не шлепаются две татуированных лапы, слегка притягивающие к себе в этой.. нагловато-вальяжной Смоловской манере. - Ну что, котятки, теперь можно и домой? Антон вздрагивает от неожиданности, хотя стиль Феди узнает - Леша плавный, мягкий и даже чуточку изящный, он так внезапно свою лапищу на плечо взваливать не будет. - Ну ты и скорострел, испанец не сильно расстроился? - не удерживается он от подковырки. Как всегда ступает на одни и те же грабли - хамит вместо того, чтобы мало-мальское спасибо за оказанную помощь сказать. Эта жалкая благодарность никак не приходится к слову, и Антону остается только надеяться, что Смоловское самолюбие это не слишком заденет.       Горячая ладонь ощущается совсем уж неправильно, и потому младшенький ведет плечом, уходя от прикосновения, отступает в сторону, чтобы оказаться к брату поближе. Полученная от Лешки информация до сих пор Антоном не усвоилась, поэтому с Федей ему контактировать тяжеловато. - Детка, если ты думаешь что это я закончился, а не кто-то больше не смог, ты глубоко заблуждаешься. Не тебе мне рассказывать. - нагло усмехается Федя, даже не думая убирать руку, которую тот явно нервно пытается спихнуть, ежась в сторону своего братика. Он то, что вполне очевидно, разговора их слышать не мог, поэтому общего напряжения не разделяет, в виду своего разморенно-удовлетворенного состояния борзея еще больше, чем обычно. Хотя, в конце концов, Антон первый начал - если бы не его подводки, то вполне возможно, что Федя подобные флэшбеки при Лёше упоминать не стал. - Ну зато если у нас еще возникнут проблемы с испанским законом, то теперь у нас будет доверенное лицо, которое будет крайне радо встрече. - Смолов между делом помахивает двумя пальцами, между которыми зажата визитка. — Единственная проблема, которая возникнет у тебя — это недотрах, — бубнит Антон, все еще пытаясь уйти от прикосновений татуированных пальцев, которые он еще неизвестно куда только что пихал. Руки бы хоть помыл. — Федь, а че теперь с машиной-то делать? Мы ведь можем ее забрать? — тут Миранчук даже хамить прекращает, потому что вопрос его реально волнует. Пиздюлей получать от Семина все еще очень не хочется. — Должна ж быть какая-то польза от твоего доверенного лица, пусть тачку отдаст и забудет нас, как страшный сон. Или ты его уже на матч позвал, м? Надо же кому-то поцелуйчики после голов посвящать, — он даже передразнивает Смолова, изображает ладошками сердечки и шлет в никуда воздушные поцелуи. - У меня да, и я рад, что ты помнишь о силе моего либидо. - так же легко и непринужденно парирует Смолов, оглядываясь по сторонам - он то уже успел, приводя себя в порядок, заказать такси, и теперь то должно подъехать с минуты на минуту. - Но вот в ваших... силах я тоже больше чем уверен, причем как раз не в либидо, а в способностях нарушать закон, либо находить неприятности на свои очаровательные одинаковые задницы, которые тоже могли бы быть впоследствии связаны с общением с представителями правопорядка. Так что на матч я его может и не позвал, но визиточку сохраню в надежном месте. Можешь не переживать, мои поцелуйчики после голов исключительно ваши. - он сам до конца не понимает, почему получается "вы" и "ваши" вместо "ты" и "твои" - не то не хочется лишний раз вызывать поводы для неадекватного поведения у Лёши, то ли..       Антону ответить на это нечего. Он этими «вашими» тоже удивлён безмерно, и ему на Лешку даже смотреть страшно, потому что у него наверняка уже вовсю полыхает жопа, хотя он и молчит упорно. Так всегда и происходит — сначала Лешка очень долго молчит, а потом очень долго обижается. И Антон уже предчувствует, что извиняться ему придётся бесконечно и даже не на коленях — его братик слишком правильный, чтобы в обиде член в рот кому-то пихать.       Такси, к счастью, подъезжает скоро. Антон внезапно чувствует себя опустошенным: повеселиться не удалось, расслабиться тоже, а теперь он еще и спать хочет смертельно, хотя ему многое надо обдумать. Хотя бы Федино к нему отношение. Но удивительнее всего то, что Леша, на самом то деле... Почти не злится. Разговор был настолько сложным и при этом... По сути бесперспективным, что он скорее все еще в нём и в раздумиях на этот счет, нежели в колких фразочках Смолова. Хотя... Нет, не совсем так. Их то он тоже прекрасно слышит, но... Почему то в другом контексте, нежели, возможно, Антон. Потому что все эти подъебы на фоне... Близости их знакомства почему то проходят мимо от слова совсем. Хотя раньше он на такую вещь бросился бы если не с кулаками, то с рыком точно не задумываясь. А теперь будто перед глазами будто красным цветом горят именно что эти "ваши". И острое непонимание, почему Фёдор вдруг начал поминать в своих шуточках и его в том числе. Но и ему эту мысль развить не хватает времени, потому что минут через пять такси тормозит где-то посреди дороги и спереди раздается тот самый раздражающий (? Ли) голос. - Подъём, котятки, смена кареты.       Остаток дороги Антон делает то, чего делать до этого, кажется, совершенно не умел: молчит. Даже с Федей тычками и подъебами не обменивается. Ему бы скорее добраться но номера, грохнуться лицом на подушку и отключиться от внешнего мира если не навсегда, то хотя бы на несколько часов. И если у Лешки лицо такое сложное, что ясно сразу - у него в голове шестеренки усердно крутятся, то у младшенького там абсолютная пустота: его тараканы уже обсудили все, что только можно было, и разбежались кто куда. Сбой программы, ведутся технические работы. Лишь на прощание он выдавливает скупое "спасибо", потому что Смолова действительно поблагодарить нужно - еще никто, кроме мамы, для близнецов так много не делал. Каким бы Федя мудаком ни был, без него они бы не справились. Надо бы, действительно, прикупить ему что-то более существенное, чем словесные благодарности.