Не Джек Керуак и не Боб Гейл

Антон лежит под покрывалом, и у него ужасно болит голова. Вставать не хочется совсем — кто вообще в здравом уме любит вставать с постели? Если бы не дурацкий шпиц и дурацкая ответственность за него, Антон бы уже давным-давно принял решение никогда не вылазить из тепла нагретой сном кровати. Пусть спустя много месяцев найдут его скелет с проросшими сквозь рёбра цветами и травой. Откуда только в его кровати взяться траве и цветам? И вообще, при таких условиях, его наверняка найдут ещё не до конца разложившимся, вонючим, в отвратительном состоянии. Никакой романтики, сплошной здравый смысл. Антон уныло переворачивается набок, хотя в таком состоянии лучше не делать вообще никаких движений, чтобы случайно не выблевать все внутренние органы и глаза заодно, и зачем-то всё же прислушивается к себе. Горло не болит, нос не сопливит, а температура если и есть, то из-за похмелья. Непроизвольно он тихо стонет, хотя из-за пересохшего горла это больше похоже на звук воды в туалетном бачке. Кабачок, сидящий у изголовья, реагирует на этот полустон заинтересованным взглядом и тихим вуфом. У него безграничный лимит доверия к Антону, так что сейчас щенок волнуется, стойко игнорируя очевидно омерзительный запах, который наверняка издает его горе-хозяин. Теперь Антону стыдно за себя ещё и перед собственной собакой. Он такой неудачник. Хотя вообще-то это не совсем верное определение: неудачник — тот, кому в жизни постоянно выпадают всякие неудачи (что очень логично, молодец, Антон, оправдываешь свою семёрку по логике), а он во всех своих проблемах виноват сам. Главный прикол, что не только в своих, но и в чужих. Например, того же Кабачка. Или Арсения. Он опять стонет — вот зачем надо было думать о нём? Чтобы сейчас на трезвую больную голову ощутить себя ещё большим ебланом? Вообще, у него есть проверенное средство для таких ситуаций, оно спасает даже лучше запрета на мысли. Нужно только вспомнить, как он сердится на Арса за его поведение эгоистичного мудака, и тогда весь собственный стыд затмевается абсолютно бессмысленной, но такой удобной тянущей обидой, в которую Антон укутывается, как в тяжёлое пуховое одеяло. То самое, под которым он провёл бы остаток дней. Но сейчас Антон с удивлением понимает, что это не работает — он ищет в себе эту тоску и непонимание и не находит. Перед глазами только сменяющие друг друга с огромной скоростью, почти сливающиеся в одно, счастливый Арсений семилетней давности, прыгающий под дождем, потому что «ты не понимаешь, Шаст, попробуй просто жить!», и вчерашний несчастный мокрый Арсений со своим «мне тоже было плохо без тебя». Комок в горле грозит развернуться ниткой глупого плача, всё выходящей и выходящей из него вместе с жалостью к себе, к Арсению, с безнадёгой и отчаянием последних месяцев. Антону так плохо, но, наверное, так чувствуется прощение. Ещё два дня назад он считал, что Арс — когда-то самый дорогой человек — пропал среди миллионов жителей Нью-Дели и надо постараться забыть его. Но правда, как и прошлое, — слишком глубокая рана, и, может, им пора прощать друг друга? Антону больше не хочется кричать на Арса, не хочется врезать ему хорошенько, чтобы он упал на асфальт и почувствовал, как Антону хреново. Ему хочется только обнять его, прижаться тесно-тесно и сидеть так много часов, пока не наступят сумерки, и наконец-то можно будет смотреть друг другу в глаза. Кто бы мог подумать, что всё разрешится так? Хотя вряд ли это можно назвать разрешением — Антон всё же тяжело представляет себе, как они будут общаться дальше. И будут ли вообще после его вчерашней истерики и всё-таки ощутимых двух лет молчания. Господи, нельзя так зацикливаться на человеке. Телефон булькает уведомлением, но проверять его нет желания. У него, в принципе, нет желания ни на что, тем более на то, чтобы заходить в соцсети или даже просто смотреть, который час. Хорошо, хоть блевать пока что не тянет. Антон бессмысленно высовывает руку из-под одеяла, поднимает её и пялится, а потом бессильно роняет обратно. Зачем он это делает, он сам не в курсе, и от этого чувствует себя ещё более конченым дебилом. Вдруг Кабачок резко оборачивается, шевеля ушами и носом, а потом, громко тявкая, выбегает из комнаты, и Антон опять стонет. Только не это. Если это Вика — пиздец. Если мама с отчимом — пиздец ещё больший. Он слышит звук проворачивающихся ключей и лихорадочно думает, что делать. Антон не хочет видеть ни сестру, ни родителей и уж тем более не хочет, чтобы они видели его в таком состоянии. Про срачельник в квартире даже думать не хочется. В ту секунду, когда он решает притвориться спящим — если уж родственники решили нагрянуть без предупреждения в утро понедельника, он не обязан встречать их с распростертыми объятиями, — он слышит то, от чего холодеют даже кончики пальцев. Среди истерично-радостных повизгиваний Кабачка раздаются нежные усюсюкивания Арса. Возможно, с блевать он погорячился. Спустя примерно минуту Арсений заходит в комнату с щенком на руках — тот всё норовит облизать ему лицо, и Антон от сильного шока не успевает даже никак среагировать, хотя план с тем, чтобы притвориться спящим, всё ещё кажется лучшим решением. Арс выглядит потрёпанным, голубые глаза сильно выделяются на бледном лице, а мешки под ними рискуют разрастись до космических размеров и поглотить всё на свете. Но он несмело улыбается и смотрит прямо на Антона без капли презрения или брезгливости, и это всё так давит, так тянет и раздирает, что Антону просто невыносимо. Он пытается привстать, опирается на правую руку и уже было открывает рот, чтобы спросить, что Арсений здесь делает, как вдруг его бьёт сильный спазм, и он с ужасом понимает, что сейчас его вырвет. Антону удаётся только сильнее развернуться и свеситься с кровати, краем глаза он замечает, как Арсений делает резкое движение, но его скручивает, и в то же мгновение он блюёт в подставленные лодочкой руки. В момент понимания этого Антон поднимает глаза на сидящего перед ним на корточках Арсения, и его выкручивает ещё раз, он снова выблёвывает мерзкую жижу прямо Арсу в руки. Хорошо ещё, что он блевал вчера — без этого Арсовых ладошек бы не хватило на всю помойную жижу, выходящую из него. Ещё никогда в жизни он не хотел сдохнуть так сильно, как сейчас. Вытерев рот рукой, он откидывается на подушку и сдаётся тяжёлым, разрывающим изнутри рыданиям. От всхлипов только сильнее раскалывается голова, и в какую-то секунду Антону кажется, что он сейчас задохнётся. — Так. А ну, перестань, — Арс звучит твёрдо и серьёзно, и Антон удивлённо глотает рвущийся плач. — Достань лучше салфетки. — Как-какие салфетки? — на выдохе, едва сдерживаясь, спрашивает Антон. — Которые ты хранишь под кроватью, чтобы дрочить, — как маленькому объясняет Арс, и если бы Антон мог выбирать, он бы сейчас предпочёл оказаться где-то в крематории. Он несчастно, стараясь не смотреть на Арса и его руки, тянется за салфетками, пытаясь изо всех сил снова не поймать рвотный позыв. Антон протягивает коробку Клинекса и, наконец, встречается с Арсом взглядами. Тот закатывает глаза и всё таким же терпеливым тоном приказывает: — Ну, кинь мне парочку салфеток, чтобы впиталось, и идём в ванную. — Я не пойду. — Антон действительно прикладывает все усилия, чтобы его снова не прорвало, хотя что-то подсказывает, что это бесполезно. — Пойдёшь, — уверенно заявляет Арс и поднимается на ноги, всё ещё держа ладони с рвотой и кучей салфеток лодочкой. У Антона всё плывет перед глазами, и он действительно хочет, чтобы этого всего не происходило никогда в жизни, но он всё же встаёт и пошатываясь идёт в сторону ванной. Потому что знает, что, если он этого не сделает, Арс будет сидеть с его блевотиной в руках столько, сколько понадобится. В ванной он неуклюже топчется и не знает, что делать, так что Арс протискивается мимо, кивком головы указывает, чтобы он включил ему воду, и деловито принимается мыть руки. — Раздевайся. — Он смотрит на Антона в зеркало. — З-зачем? — Антон опять чувствует, как пережимает горло. — Душ принимать сейчас будешь. — Не хочу. Арсений кидает на него взгляд, и под ним Антон сникает, растекается сопливой жижей и принимается снимать с себя джинсы и футболку, которые вчера перед сном снять не удосужился. Всё это время Арс намыливает руки и, наконец закончив, разворачивается к нему. — Трусы тоже снимай и залазь под воду, — с этими словами он, как в детстве мама, включает Антону душ и настраивает температуру. Антона опять колотят всхлипы, и он послушно раздевается полностью, а после неуклюже залазит огромными лягушечьими ногами в ванну и садится. Арс наводит на него душ с идеальной температуры водой, и это становится последней каплей: Антона опять бьёт, и он снова рыдает, захлёбываясь, не понимая, слёзы это или вода. Арс молчит, и это ещё тяжелее, чем если бы он кричал, ругался или плевался сарказмом. Так он просто аккуратно принимается мыть Антону волосы, и от этого всё только хуже. Он нажимает на какие-то точки, с силой проводит по шее пальцами, и головная боль почти уходит. Наверняка научился в своей Индии у каких-то монахов. Антон не знает, сколько времени проходит, но, когда он наконец вроде бы по-настоящему успокаивается, на коже Арсовых ладоней, которыми он всё продолжает гладить и массировать его плечи, ощущаются гусиные лапки, или как там говорят. Заметив, что он перестал всхлипывать, Арс всё так же молча вручает ему душ и выходит из ванной. Антон понимает его без слов, смывает с себя всю пену от геля, который Арсений размазывал по плечам и спине, и на дрожащих ногах вылазит из ванны. Вытирается и надевает висящую на крючке майку — круто, что он иногда забывает одежду во всех углах квартиры. Не круто, что Арсений унёс его грязную одежду вместе с трусами. Кое-как намотав полотенце на бёдра, Антон чистит зубы и выходит, выпуская вместе с собой облака пара. Он не имеет ни малейшего понятия, что нужно делать или говорить, поэтому просто надеется, что Арс всё устроит за него. Как обычно. Надо только найти его. Арсений быстро обнаруживается у него в спальне перестилающим бельё. Где он только чистое откопал? Кабачок вертится у него в ногах. — Я покормил щенка, — по-прежнему спокойно уведомляет он — Арсу никогда не нравилось имя «Кабачок», он считал, что собаку надо было назвать «Шпицберген». — И убрал за ним — он там в коридоре напрудил ещё ночью, судя по всему. — Антон кивает, хотя Арсу наверняка не видно, он к нему стоит полубоком, заправляя пододеяльник. — Для тебя на столе таблетки с водой. Антон молча пьёт две, даже не спрашивая, что это, запивает большими глотками из глупой старой кружки с Человеком-Пауком. В голове пусто, в груди тяжело. Сглатывая вязкую слюну, он только порывается что-то сказать, как Арс внезапно начинает раздеваться. Антон мгновенно захлопывает рот и глупо хлопает глазами. Оставив только трусы, Арсений залазит в кровать, отодвигаясь к стенке — он всегда спал там, а Антону всегда было всё равно — и приглашающе хлопая по месту рядом. Антон заливается краской и хрипло бормочет: — Я ща, погоди. Он бочком — бочонком с неуклюжестью — протискивается к шкафу, открывает дверцу и, спрятавшись за ней, натягивает первые попавшиеся чистые трусы, а потом так же неуверенно подходит и ложится в собственную кровать. — Я и забыл, что в Москве так холодно, что даже летом надо спать под покрывалом. — Со смешком Арс придвигается к нему, и у Антона совсем перехватывает дыхание. Он хочет что-то сказать, до сих пор не решил, что, конченый еблан, но Арс, чувствуя, перебивает. — Засыпай, Шаст. Поговорим потом. Антону не было проще тогда, и он чувствует, что не станет легче потом — он лежит пластиной болотной, неспособный пошевелиться, даже дыша через раз, уверенный, что заснуть у него не получится, но Арс кладёт ладонь ему на предплечье, и спустя пару минут он всё же проваливается в сон. Ему снится последнее солнце. * Просыпается он первее, и это, наверное, едва ли не впервые за всё то время, что они с Арсом знакомы. Обычно тот всегда вставал раньше и, в зависимости от настроения и уровня своей сучливости, либо будил Антона самыми омерзительными способами, вроде мокрого пальца в ухе или разливания воды Антону на пах, либо максимально тихо, стараясь не разбудить, уходил на кухню, чтобы приготовить завтрак на двоих. Антон смотрит на расслабленное лицо перед ним и думает, что Арсений мог пойти спать в бывшую комнату Вики или на диван в гостиную, но он специально остался с ним. Кабачок шебуршится у них в ногах, и Арс неуловимо меняется в лице: он по-прежнему спит, но теперь выглядит сосредоточенным. Так и хочется пальцем разгладить морщинку между бровями. Пиздец, Антон, ну какую морщинку? Он прерывисто вздыхает, закусывая нижнюю губу, и в этот момент ресницы Арсения начинают трепетать. — Ты подставил руки под мою блевоту, — у Антона першит в горле, и шёпот выходит жалким и рваным. — Я не знаю, зачем я это сделал, — Арс улыбается, по-прежнему не открывая глаза, и от этого выглядит таким мягким, что у Антона сердце сводит. Это его жанр и его стиль — оружие, которому у Антона нет сил противиться. — Если бы ты этого не сделал, Кабачок бы всё сожрал. — Антон правда не знает, зачем так тупо шутит, но Арс тихо смеётся. — Так вот чем ты кормишь собаку? А я-то думаю, почему он ни капли не вырос. — От улыбки у Арсения в уголках закрытых глаз появляются лучики морщинок, а у Антона в душе — лучики трещинок. Он вовремя прикусывает язык, чтобы не спиздануть тупую полушутку о том, что Кабачок не рос, потому что скучал. — Я забыл, что у тебя ключи есть, — вместо этого делится он. — Так обосрался, потому что думал, что это мама или Вика. — Ну да, твоей маме лучше было бы не видеть, как ты живёшь, — хмыкает Арс и, наконец, открывает глаза. Они лежат очень близко друг к другу, и Антон просто надеется, что после чистки зубов от него не несёт перегаром. — Тебе пора перестать корить себя за всё, что ты делаешь и не делаешь, — будто бы прочитав его мысли, серьёзно говорит Арсений. Антон не может и не желает говорить сейчас об этом и объяснять что-то, потому что тогда он так или иначе придёт к обвинениям, пусть даже и ненамеренным, ведь всё же прощение не означает проработку или настоящую рефлексию, оно даже принятие не всегда означает. Поэтому вместо этого он говорит другую правду: — Тебе тоже. Арс грустно фыркает. — Мне тоже. Они лежат ещё какое-то время молча, только мерное сопение Кабачка раздаётся в тишине, и Антон, кажется, снова начинает засыпать, но Арс прерывает эту мягкую, впервые за долгое время комфортную умиротворённость: — Так ты поедешь со мной во Владивосток? До этого слипающиеся глаза Антона лезут на лоб. — Чего?! — Так и думал, что ты ничего не помнишь, — Арс как-то невесело усмехается. — Я разыгрываю свою карту, я бы даже сказал, атлас России за одиннадцатый класс, и предлагаю тебе поехать со мной во Владивосток. — Автостопом? — Антон не знает, смеяться ему или всё же переживать за Арсения. — Нет, это уже было бы слишком. — Арсений невесомо поводит плечом. — Я чуть более реалистичен и предлагаю тебе тачку. Три-четыре недели пути с остановками в самых красивых местах России, ночёвками в палатках, старгейзингом, мелким воровством на заправках и постоянной музыкой. Что скажешь? Антон говорит, что Арсений ебанулся. *** Антон лежал на своём рюкзаке и пытался ещё хоть немного поспать — если бы не сидящий рядом на парте и болтающий ногами Арсений, который ночевал у него и заставил прийти в школу за двадцать минут до первого урока, даже, более того, разбудил в шесть утра, чтобы сделать зарядку, — он бы не чувствовал, как желание закрыть глаза и улететь в мир снов придавливало его голову ко всем плоским поверхностям. — Россия такая красивая страна всё-таки! — с бухты-барахты отвратительно выспавшимся и радостным голосом заявил Арс. — Вот люди ездят заграницу, платят огромные деньги, выдумывают что-то, а ведь красота — она под носом. Не дождавшись восхищенного согласия с куняющей Антоновой стороны, Арс зыркнул на него, закатил глаза и заявил: — Всё ясно, у тебя под носом только ублюдские усишки. Тут Антон не выдержал и практически проснулся. Своей почти ровной и совсем не выглядящей как островки щетины бородой он гордился. — Во-первых, это борода, во-вторых, сам ты ублюдский, в-третьих, по России тоже путешествовать сложно и дорого, Арс. — Неправда! — Арсений от негодования даже спрыгнул с парты и яро замахал руками. — Я готов быть волонтёром и доказать тебе, что если проехать от Москвы до Владивостока, можно получить массу незабываемых, уникальных, хороших, — он заметил скептичный взгляд Антона и выделил голосом это слово, — впечатлений! — Ну и флаг тебе в руки, — хмыкнул Антон и улёгся обратно на рюкзак. — Ты поедешь со мной, — безапелляционным тоном заявил Арс. Антон даже не открыл глаза, только демонстративно поднял правую бровь. — Ага, конечно. — Нет, серьёзно, Шаст! — Арс резко сел на своё место и придвинулся к Антону почти вплотную. — Давай мы забьёмся, что после выпуска обязательно поедем автостопом по России? В его голосе звучало столько энтузиазма, что Антону даже жалко было его обламывать. Но не так жалко, как его прекрасный утренний сон, в котором Арсений просто молча восхищённо хлопал из зала, а он сам производил мощнейший фурор на сцене Камеди. И который настоящий Арс так бесцеремонно прервал ради ебучей зарядки. — Ещё и автостопом, Арс. Ну ты пиздец какой-то придумал, как обычно. Арсений заговорщически придвинулся ещё ближе и всё ещё слишком воодушевлённо предложил: — Скажи мне, как я могу тебя уговорить. Антон на пару секунд завис. — Сорви урок физики. У нас сегодня контроша, а я не готов. Арсений фыркнул и хлопнул ладонью по парте. — Решено. В этот момент в класс зашли смеющиеся с или над идущим рядом Журавлем Оксана с Мариной, и Антон застонал — в гаме перемены ему точно не заснуть. К уроку физики, который в расписании был пятым, Антон уже забыл об утреннем споре, поэтому просто лихорадочно пытался выписать закон электромагнитной индукции на шпору. Арс заскочил в класс всего за полминуты до звонка и выглядел при этом невыносимо довольным собой. Мегера решила начать как обычно — вызвать одного несчастного, чтобы он быстро записал все формулы и решил типичную задачу, а после она бы раздала старые, ещё совковые пособия, и остаток урока они бы решали контрольную. Антон только тихо молился, чтобы не вызвали его, а Арсений рядом активно тянул руку, неугомонный. Окинув класс цепким взглядом, под которым у Антона голова сама вжималась в плечи, и, видимо, оценив Арсов фонтанирующий энтузиазм, Мегера заявила: — Попов, ты выходил к доске на прошлом уроке. — Ну и что, Алевтина Фёдоровна, — радостно возразил Арс. — Вы же знаете, я быстрее и красивее всех всё напишу. Подобные заявления не вызывали уже ни раздражённых вздохов, ни смешков — за год класс привык к Арсению. А учителям это даже нравилось. Потому что было правдой. — Ладно, выходи. И в этот момент Антон охуел. Потому что Арсений встал на руки и пошёл к доске вверх ногами. К такому всё-таки ни Шаст, ни одноклассники, ни Мегера не были готовы. По классу прошёлся вздох удивления и восхищения. — Всё ясно, Арсений ебнулся, — с абсолютно бесстрастным, но всё же якобы слегка уставшим от всего этого лицом к Антону обернулся сидящий впереди Дима. — Попов, ты что вытворяешь?! — заорала такая же охуевшая, как Антон, Мегера. — Выхожу к доске, Алевтина Фёдоровна, — воодушевлённо и немного сбивчиво ответил Арс, который действительно уже почти подошёл к ней. У него задрались пиджак и чёрная футболка, а дурацкая подвеска на шее спала на покрасневшее лицо. — А ну, перестань паясничать! А то родителей вызову к директору! — От злости Мегера покраснела почти так же, как Арсений. — Попов! В этот момент Арс начал выделывать ногами какие-то фигурки, а класс уже ржал, не сдерживаясь, кто-то из пацанов даже снимал на телефон. Мегера подскочила к Арсу и попыталась дернуть его за ногу, но тот ею мотнул, и она промазала. Кто-то, кажется, Журавль, крикнул «раунд ван, файт», и от этого Антон засмеялся так сильно, что чуть не ебанулся со стула. Он до сих пор не понимал, зачем Арс ведёт себя как конченый, но это всё было слишком угарно. — А ну, прекрати! Я сейчас вызову директора сюда! — верещала Мегера, а Арсений продолжал ходить вокруг неё на руках, и Антон буквально плакал от смеха. Но вдруг произошло то, от чего у него замерло дыхание: Арсений как-то неестественно охнул, в смехе Антон не заметил, что пошло не так: Арс с громким звуком упал, и в классе повисла тишина. В этот момент у Арсения пошла кровь из носа. Кто-то закричал, Мегера схватилась за сердце, а Антон бросился к нему. Он лихорадочно опустился на колени и начал бессмысленно водить руками Арсу по груди. Собственное сердце билось, казалось, в ушах, Антон вообще не понимал, что надо делать, его самого трясло от страха, и он только мог кричать шёпотом «Арс! Арс! Арс!». Кажется, его кто-то пытался оттащить, он ведь мешал, но Антон вцепился в Арсов пиджак и не мог разжать пальцы. И в это мгновение Арс буквально на долю секунды открыл глаза и весело ему подмигнул. Антона будто обухом по башке ударили. Он присел на жопу и первые несколько мгновений не мог срастить, что происходит. А когда до него дошло, он еле удержался от того, чтобы врезать Попову. Это насколько же ебанутым надо быть? Пока он сидел и раздуплялся, Арсений продолжал корчить припадок или обморок, или что, одноклассники пытались не то сделать ему массаж сердца, не то нащупать у него пульс, наконец, прибежала медсестра. Дальше началась такая суматоха, что Антон не особо понимал, кто что делает. Спокойно выдохнул он уже только в изоляторе медкабинета. Его усадили рядом с Арсом и приказали следить за его состоянием, пока медсестра, Мегера и Тамара Михайловна — их завуч — что-то решали за дверью в приёмной. — Ну, как тебе? — тихо, но всё равно восторженно, открыв только один глаз, спросил Арс. — Я тебя прикончу, еблана кусок, — чуть истеричнее, чем было бы оптимально, ответил Антон. На удивлённый взгляд Арса он только сильнее разозлился и зашипел. — Я там сам чуть не откинулся, ты мог бы хотя бы предупредить, что собираешься делать из себя Гуфа, козлина. Мгновение Арсений и правда выглядел виноватым, но потом быстро вернул себе игривое настроение: — Я думал, ты просечёшь, Шаст. Сам же сказал сорвать урок. — Да бля! Кто же знал, что ты такой конченый на голову идиот и реально это сделаешь? Я даже сначала не вдуплил, зачем ты на руках начал ходить, дошло уже только под конец, а потом ты пизданулся окончательно. — Антон правда старался сдерживаться, но адреналин отпускал его только сейчас, и на его остатках кричать, пусть и тихо, на этого ёбнутого было приятно. — Кто вообще так делает? — В среднем человек в день может врать до двухсот тысяч раз, я просто выполняю свой минимум, — улыбаясь, предложил Арс, но увидев, что Антон не поддержал его веселья, потупился. — Ну прости, Шаст. — До него, видимо, наконец дошло, что Антон не шутил и действительно пересрал. — Я не хотел тебя напугать. Не подумал что-то, мой косяк. — И только Антон уже решил, что немного оттаял, как этот придурок шёпотом себе под нос добавил: — Дверной. Антон врезал кулаком ему в плечо так сильно, что Арс охнул. В следующее мгновение в кабинет зашли медсестра, Мегера и Тамара Михайловна. — Попов! Ты уже очнулся! — взволнованно вскрикнула завуч. — Как ты себя чувствуешь? Мы пока не вызывали скорую, хотели узнать, как ты. — Нормально, Тамара Михайловна, — слишком, на Антонов взгляд, умирающе прошелестел Арсений. Удивительно, что никто из женщин этого не просёк. С другой стороны, Арсений лежал на белоснежной подушке больничной кушетки в окружении уродских бледно-оранжевых стен, от чего он действительно казался пепельного цвета, а по лицу у него до сих пор была размазана кровь, или что там этот чудик придумал вместо неё. Наверное, Антон бы тоже купился. — Ну как же ты нас заставил волноваться, Арсений! — всплеснула руками Тамара Михайловна, но практически тут же вернула себе свою типичную деловитость. — Скорую будем вызывать? — Нет, не беспокойтесь, — трагично пробормотал Арс. — У меня такое бывает от сильного перенапряжения. Мне просто надо немного полежать, съесть что-то сладкое, выпить кофе, и это пройдёт. — Но кофе может сделать только хуже… — попыталась возразить медсестра. — Нет, мне наоборот помогает, — всё так же уныло перебил её Арс. — Если хотите, спросите родителей. Тамара Михайловна переглянулась с Мегерой. — Да, Любочка, если Попов говорит, что помогает, значит помогает, — заверила смущённую медсестру она. — Шастун, быстро сбегай в столовую, купи другу что-то сладкое и кофе. Антон бы мог заупрямиться и заявить, что у него нет денег, но это могло бы спалить Арсения, да и в целом выставило бы его в плохом свете. Поэтому он только закатил глаза, вздохнул и направился к двери. — Скажи в столовой, что это за счёт школы, указ Тамары Михайловны, — приказала ему завуч, и, вау, так можно было? — Шаст, возьми сникерс с фундуком, — всё таким же угасающим голосом попросил Арс, и Антон показал ему фак, который, слава богу, никто, кроме этой занозы в заднице, не увидел. Когда он вернулся со стаканчиком кофе и сникерсом, в медкабинете никого, кроме медсестры, не было. И то, она сидела в приёмной за своим столом и что-то читала, а Арс, судя по всему, по-прежнему торчал в изоляторе. Заметив Антона, Люба махнула головой, как бы пропуская его, и продолжила читать дальше. Арсений всё так же лежал на кушетке и пялился в потолок. Кровь с лица ему уже вытерли. При появлении Антона он обернулся и сосредоточенно нахмурился. — Как же меня это бесит, — выдохнул он. Антон присел на стульчик и протянул ему кофе. Арс приподнялся и жестом показал, что сникерс — Антону. Это было не особо удивительно: Арсений сам не очень любил сладкое, а уж сникерсы — любимые батончики Антона — и вовсе презирал. — Конечно, они не стали ни в скорую звонить, ни замечание в дневник писать, ни уж тем более вызывать родителей, — всё так же сердито пробурчал Арс, делая глоток кофе. — Почему? Испугались? — Антон бы на месте учителей и руководства вызвал скорую первым делом, ему вообще казалось, что кто-то это сделал, ещё когда они были в кабинете, но у их гимназии были особые отношения с Арсовыми предками. — Как обычно, — Арс раздражённо дёрнул плечом. — «Передай родителям, что ничего страшного не произошло, ты просто чуть-чуть перенапрягся, а мы закроем глаза на инцидент на физике», — не очень удачно пародируя голос Тамары Михайловны, передразнил Арс. — Прикинь, если бы ты такое начал. Они бы даже не посмотрели на то, что тебе «плохо», — Арсений показал кавычки пальцами, — стало. Антон попытался представить себе подобную ситуацию, но затормозил ещё на моменте вставания на руки — у него бы дальше этого дело не пошло. — Конечно, они ссутся, что потом какие-то тупые СМИ пронюхают, что ребёночку дипломатов стало плохо в великой и неповторимой гимназии номер-всем-насрать, а на то, что я же реально мог откинуться, всем по хуй, — негодовал Арс шёпотом, чтобы не привлекать Любу. Антон чуть не ляпнул, что ему было бы не по хуй, если бы Арсению действительно стало плохо, и что в жопу бы он запихнул все обоссанные опасения руководства гимназии, обязательно вызвав скорую, МЧС и ещё что-нибудь до кучи. — Пей лучше свою омерзительную бодягу, а то остынет и станет совсем уёбской, — посоветовал вместо этого он. — И вообще, ты разве не привык? Мне было бы пофиг — наоборот ведь, тебе же лучше. Они уже много раз обсуждали эту ситуацию, и Антон реально считал, что Арсений просто попусту тратил силы и горел понапрасну. Ничего же не изменить. Но у того были характер, темперамент и почти обстоятельства Чацкого, Ленского и кого-то там ещё — Антон не очень вникал на уроках литературы, он и эти-то фамилии запомнил только потому, что Арс вечно разводил болото по поводу того, что он «лишний человек», не понимаемый обществом. Арсений метнул на него гневный взгляд, отхлебнул помоечного школьно-столовского эспрессо, но промолчал. Когда Антон был прав, он чаще всего просто затыкался и переставал возражать, но почти никогда не признавал этого. Некоторое время они ещё сидели молча, а потом Арса будто отпустило, это почувствовалось даже по атмосфере: он всегда обладал такой способностью — когда он был напряжён, никто рядом не мог расслабиться, а когда было наоборот, невозможно было нервничать по-настоящему (хотя Антон постоянно пытался). — Зато мы поедем во Владивосток! — радостно заявил Арс и запульнул пустой стаканчик в мусорное ведро, стоящее в углу комнаты — у Антона бы так никогда не вышло. — Чего? — Я исполнил твоё условие. Так что ты мне теперь должен поездку до Владика. Это моя козырная карта, которую я могу разыграть в любой момент. Так же, как разыграл тебя и всех остальных на физике. Антон не выдержал, выхватил подушку из-под Арса и долбанул его ею по дурной башке. *** — Ты же понимаешь, что это так не работает? — Антон чистит картошку и до сих пор не может поверить в то, что Арсений серьёзно. — Ты не можешь приехать и после почти двух лет необщения на серьёзных щах предлагать мне поехать на машине до Владивостока. И при этом реально ждать, что я соглашусь! — Во-первых, как тебе предложение относиться к этому, как к тому, что у нас был перерыв? Типа we were on a break. — Арсений лукаво наклоняет голову, и Антон считает, что ещё слишком рано шутить над этим, да и вообще, может, время никогда и не придёт. Но он всё равно сдаётся и усмехается, потому что слишком отвык, слишком скучал, а Арсений слишком невозможный и слишком старается. — Во-вторых, ты же знаешь, что я не заставляю тебя и не настаиваю. Я всего лишь предлагаю. Ты можешь отказаться, и я, конечно, расстроюсь до глубины души, — театральные паузы и интонации он по-прежнему выдерживает отменно, — но я приму любое твоё решение и не буду шеймить тебя за него, — заканчивает Арс уже серьёзно. Антон хмыкает и продолжает чистить картошку. Они только что пришли с прогулки, во время которой Кабачок успел обоссать все подходящие и неподходящие кусты, столбы и даже сделал попытку догнать и нассать на бродячего кота. На часах было уже около восьми вечера, и у обоих урчало в животах. А потом, сам не поняв, как, вместо того, чтобы заказать пиццу или вок, или всё, что угодно, Антон предложил нажарить картошку. Он очень не хотел думать, что сделал это из-за того, как зажглись у Арсения глаза. — Хорошо, но вот чисто в теории. Куда я, по-твоему, должен деть Кабачка? — Щенок бегает рядом и всё норовит залезть к Арсению на колени. — Ты должен взять его с собой, естественно! — Арс споласкивает руки, закончив чистить картоху, и подхватывает Кабачка, отвечая так просто, будто это нечто само собой разумеющееся. Антон хочет возразить, что для животного это будет сложно, да и для них непросто — таскаться повсюду с щенком, но потом вспоминает, в какой восторг приходит Кабачок, даже когда они просто едут к ветеринару, и как он любит машины и поездки, и осекается. В последнее время он был ужасной компанией для своего щенка, они даже гулять выходили не больше раза в день. Про свою работу он спрашивать не видит смысла — Арсу он уже выдал про фриланс, и, в целом, ему надо закрыть всего два заказа, а за новые он пока не брался. — А на какой машине мы, чисто в теории, — он опять делает акцент на этом, — поедем? — Ну-у, я ещё не думал об этом, — тянет Арсений тоном, по которому Антон понимает, что он наверняка продумал почти всё. — Но ты же в курсе, что у Серёги каршеринговая фирма? Антон в курсе — в последний раз, когда он виделся с Матвиенко (давно), тот не мог заткнуться о том, как же круто идут дела у них в компании, и что они даже планируют расширяться в регионах. — Так вот он сказал, конечно, что мы ебанутые, но возможность у них такая есть (подозреваю, что исключительно для нас). Так что мы можем взять тачку у них здесь и сдать её в их филиале во Владике, чтобы обратно полететь самолётом, не заморачиваясь. Вот и подтверждение того, что Арсений обдумал детали. — Ты связывался с Матвиенко? — Антон просто надеется, что не звучит преданно, хотя голос предательски взлетает вверх. Он продолжает нарезать картошку, старательно не смотря на Арса. — Ну да, я встретился с ним в субботу, мы посидели в баре, поболтали о жизни, ну ты знаешь, как с ним бывает, — удивлённо отвечает Арсений. В субботу. — Ясно. Господи, Антон такой ребёнок. Он принимается быстрее шинковать картоху и от спешки попадает себе ножом по пальцу. Порез небольшой и неглубокий, но как с такими и бывает, он начинает сильно кровоточить. Антон раздражённо засовывает палец в рот. — Что случилось? — вздыхает Арсений, и он спрашивает явно не про неумение Антона не нанести себе травму, занимаясь даже самым обычным делом. — Ничего, — отбривает Антон и лезет в шкафчик за аптечкой, чтобы налепить на палец пластырь. Он знает, что выглядит как обиженный пятилетка, но объяснять Арсению, что он расстроен, потому что тот первым делом встретился не с ним, а с другим другом, будет ещё глупее. Тем более, с учётом того, что те обсуждали идею, в которой Арс хочет, чтобы Антон участвовал. — Ты из-за Серёги? Вы что, посрались? — предположение, в принципе, логичное, учитывая, что Матвиенко — наверное, единственный человек в мире, с которым Антон действительно может серьёзно поссориться. — Чтобы с кем-то посраться, надо с кем-то общаться, — бурчит Антон и моментально жалеет. Он надеется, что Арс не будет анализировать. Смотрит на того исподлобья и понимает, что ни хуя — у Арсения лицо, будто бы он увидел котёнка с поломанной лапой. Господи, ну зачем? — Мы поговорим об этом позже, если захочешь. — Антон не захочет. — Сейчас объясни мне, из-за чего ты расстроился? Антон хочет съязвить, потому что, вау, неужели они с Арсением разговаривают? То есть не запихивают чувства подальше, не пассивно-агрессивничают, не прячутся за отсутствием общения, чтобы спустя пару дней сделать вид, что всё норм, а вот прям «объясни мне, мы поговорим»? Может, Арс действительно ходил там к каким-то монахам, которые научили его просветлению и заодно психотерапии? Ему не хочется, ему сложно, и он боится, но Арс смотрит на него так, что становится ясно: для него это тоже прыжок веры, и Антон просто не может его подвести. Как обычно. — Я расстроился, потому что спустя три года отсутствия ты приезжаешь и первым делом звонишь и встречаешься не со мной. Ты доволен? — Антон резко отворачивается и включает плиту, стараясь звучать агрессивно, а не открыто и уязвлённо. — И да, я понимаю, что ты имеешь право звонить, встречаться и разговаривать с кем угодно, не мне это решать, но ты будто бы сделал выбор, и он не в мою пользу. — Арсений хочет что-то вставить, но Антон быстро продолжает: раз уж он открыл этот ящик Пандоры, пусть нанизывает бусины причин на браслет обиды. — И я, блядь, знаю, что ты не так это воспринимаешь, что это только в моей голове так выглядит, но оно вот так вот, и ты спросил, почему я расстроен, я объясняю. Просто я-то считал, что у нас с тобой особые отношения, хоть последние два года их и не было вообще, а тут в итоге ты просто берёшь и первым делом встречаешься с Матвиенко, и обсуждаешь потенциальные наши планы, а я за бортом, будто ничего для тебя не значу. Антон скидывает картошку на сковородку и так и остаётся стоять — к Арсению спиной. — Это… Это не так совсем, — сдавленно и тихо говорит Арс. — Точнее, это вообще не правда. У нас с тобой действительно особые отношения, и я… И мне было страшно и неловко звонить тебе. И очень стыдно, ты даже представить себе не можешь. Это как входить в воду. Я струсил и не прыгал сразу с головой, а сначала зашёл по колено. Обернувшись, Антон замечает, как Арс смотрит себе на руки, неосознанно, как всегда, когда нервничает, сжимая и крутя пальцами. — Хотя Серёжа всё же не настолько маленький, как минимум по пояс. — Арсений извинительно и смущённо переводит взгляд на него, предлагая этот каламбур, чтобы за него зацепиться, и Антон опять поддаётся: вздыхает и усмехается. Это всё так тупо. Почему жизнь не такая же простая и понятная, как сериал? Но какой-нибудь хороший, типа «Бруклина 99», ну, или «Клиники», если не считать тот эпизод с Беном. И с пересадкой органов. Вместо этого Антон чувствует себя героем «Тьмы»: всё так же запутанно, сложно и бессмысленно, только вместо лабиринта разных аномалий — его чувства, мысли и отношения с окружающими. С другой стороны, он сейчас услышал ровно то, что хотел. Но почему тогда всё не стало легче? Арсений продолжает трогать собственные пальцы, и неловкость между ними можно порезать ножом, тем самым, которым Антон порезал палец. — Давай что-то посмотрим? — предлагает Антон. — Ютуб или фильм какой-нибудь? Арс на секунду задумывается, а потом его лицо светлеет. — Рок-волну? Антон хмыкает и топает за ноутбуком. *** После Нового года в десятом классе заваливаться друг к другу домой после школы для них стало обыденностью. У Арсения репетиторы были не каждый день, а у Антона их не было вовсе, поэтому они ещё могли проводить много времени вместе, просто тусуясь. Правда Арс настаивал на том, чтобы они сначала делали домашку, а потом уже ебланили, и Антону приходилось соглашаться, потому что, во-первых, с Арсом было реально быстрее и легче (кроме тех случаев, когда они застревали над каким-то заданием по физике или химии, и Арсений категорически отказывался смотреть ГДЗ, воспринимая это как вызов), во-вторых, потому что это было тупо: валяться на кровати и втыкать в ВК, пока Арс делал уроки, а потом вечером после его ухода глупо сидеть и разбирать то же самое. Кроме того, Антону доставляло невозможное удовольствие, если ему удавалось решить какую-то задачу раньше Арсения, что случалось редко, потому что Арс действительно внимательно слушал на уроках объяснения учителей, но всё же случалось. В один из апрельских вечеров они сидели на кухне, ели любимую Арсову жареную картошку — мама Антона к тому моменту всё чаще интересовалась у Арсения, а не у Антона или даже Вики, что ей готовить на завтра — и не могли решить, какой фильм будут смотреть. — Мы не будем смотреть «Тупого и ещё тупее» или «Эйса Вентуру», — Арсений закатил глаза. — Я тоже очень люблю Джима Керри, Шаст, но мы смотрели его фильмы уже раз двести. Антон возмущённо хмыкнул — про двести раз Арс загнул, очевидно, ну и вообще — кто будет против посмотреть "Эйса Вентуру" в двести первый раз? — Смотреть Тарковского я тоже отказываюсь, это же скукота жуткая! — возмущённо запыхтел он. — Это классика кино! — Арсений пнул его под столом ногой. Антон в отместку тоже попытался его пнуть, но промахнулся и чуть не свалился со стула. Они начали небольшую потасовку, пытаясь угодить друг другу по ноге, а на самом деле просто елозя на стульях и издавая смешно-тупые звуки, но в итоге на кухню зашла Вика, и победитель так и не был определён. — Вик, какой фильм нам смотреть? — наигранно жалостливо протянул Арсений, и Антон хмыкнул. Арс не нравился Вике, и тому не было абсолютно никаких объективных причин. Но, справедливости ради, Вике не нравился никто и ничего, что не было связано с её дебильными танцами живота. Антон считал, что это совершенно идиотская позиция, но с того, как Арсений целенаправленно докучал сестре, ему было смешно до звёздочек. Хотя, если эти двое объединялись, чтобы потроллить его, становилось по-настоящему жойско. — Вы лучше посуду сначала помойте, а не как обычно, и потом уже смотрите, что хотите. — Вика взяла два яблока и принялась их резать, убирая семечки и сердцевинку. — Я всегда мою посуду, — оскорблённо заявил Арс. — Ты — да, а мой брат — нет, — скучающе ответила Вика. — Он считает, что слишком крут для этого. Антон закатил глаза и показал стоящей к нему спиной сестре фак. Вообще ему всегда было просто дико лень это делать — была бы его воля, он бы ел исключительно из одноразовой посуды, чтобы выкидывать её после каждого приёма пищи. Арс такое не понимал: он реально всегда мыл всё за собой, едва встав из-за стола, а ещё он был эко-активистом и буквально запрещал Антону брать пластиковые трубочки в кафе, или читал ему трёхчасовую лекцию, если тот вдруг пользовался спреевым дезиком. И в этот раз Арс кинул на него обвиняющий взгляд, цокнул языком, но вслух обратился опять к Вике: — Шаст слишком крут для многих вещей, вроде нормальной причёски или хорошего музыкального вкуса, так что тут, как и с посудой, я беру ответственность за нас обоих. — Вика хмыкнула, а Антон перевёл фак на Арсения и в дополнение опять попытался кикнуть его ногой. — А ты всё равно посоветуй, что нам смотреть. — Не знаю, посмотрите «Чёрный лебедь», — отмахнулась сестра. — Я на него даже в кино ходил, — похвастался Арс, и Антон вспомнил, что тот фанючка Натали Портман. — Но мы договорились смотреть что-то, что мы оба до этого не видели. Вика, кинувшая было на Арса заинтересованный взгляд на словах про поход в кино на «Чёрного лебедя», снова скорчила мину. — Поищите в интернете, — бросила она и вышла из кухни со своими яблоками. — Давай правда вобьём «топ комедий» и тупо выберем по названию и постеру? — задумался Арс. — Может, лучше просто в «контру» или «ГТА»? — с надеждой предложил Антон. — Мы играли в «контру» вчера весь вечер, сегодня моя очередь выбирать активность! — Когда будет тепло, каждый мой день мы будем гонять в футбик, — пробубнил Антон, но Арсений сделал вид, что его не услышал. В итоге после непродолжительных пререканий они остановились на «Рок-волне», и уже на пятнадцатой минуте Антон понял, что не зря. Фильм был уморительным, и даже обычно скептичный к чужому юмору Арсений смеялся вслух. — Не хотел бы я, чтобы мой первый секс произошёл при таких обстоятельствах, — вдруг пизданул Арсений, наблюдая за бедным Карлом, вылезающим из кучи белья. Антон невнятно что-то буркнул в надежде, что не покраснел, и отсутствующим взглядом уткнулся в экран. — Нельзя сказать, что я считаю, что это прям зашибись какое событие и нужны свечи, отель и лепестки роз, но хотя бы человек должен быть, как минимум, знакомым. В идеале, близким, — продолжал гнуть свою линию Арсений, игнорируя Антоново игнорирование, что, с его стороны, было отвратительным моветоном. — А ты что думаешь, Шаст? До этого момента Антон думал, что у Арсения уже было. Не то чтобы он много об этом размышлял или представлял Арса с какой-нибудь красивой индианкой, наверняка старше него, но в самом факте он был практически уверен. Ещё он думал, что лучше не углубляться в это всё, потому что ему было до пизды неловко. — Угумс, — пробормотал Антон, избегая Арсов взгляд. — Мы смотрим? Арсений поставил на паузу. Ну что за человек? — Шаст, у тебя же ещё не было секса, и поэтому ты сейчас сидишь партизаном, а не потому что ты успел перепихнуться с кем-то в падике и мне не рассказал? — Прищурившись, Арсений обернулся к нему. Антон закатил глаза — Арсений реально переоценивал его способности соблазнителя. — С хера ли в падике? — обиженно пробурчал он. У Арса расширились глаза. — Серьёзно? Ты уже с кем-то переспал? В этот момент Антон почувствовал невозможное желание напиздеть-напиздюнькать, чтобы посмотреть, как Арс обосрётся от ахуя по поводу того, что он его обогнал в этом деле, но потом он подумал о том, что, зная Арсения, можно быть уверенным, что сейчас он обязательно сделает вид, что всё так и должно быть, потому что не захочет переступать через гордость, но потом, когда сам с кем-то потрахается, стопроцентно же полезет с детальными расспросами и рассказами о себе. И Антон хотел бы потешить своё мужское эго и уйти от смущающего разговора сейчас, но он не был уверен, что в будущем это ему не аукнется. — Нет, я ни с кем не трахался, — раздражённо выдохнул он, с обидой заметив, что Арс аж расслабился от этой новости. — Когда это произойдёт, я хочу быть первым человеком, который узнает детали! А в ответ обещаю тебе то же самое! — радостно, практически сам с собой, договорился Арсений — настолько это было для него решённым вопросом, мнения Антона в котором особо никто не спрашивал. Антон предпочёл промолчать, выдавил из себя лишь какие-то нечленораздельные звуки, чтобы Арс отъебался и снял наконец-то фильм с паузы. Ему не нравилось обсуждать все эти дурацкие темы секса, будто в компании парней-десятиклассников уже и поговорить было не о чем. Глубоко в душе его пугало то, что он не был так заинтересован, как остальные пацаны, а ещё он стыдился своего неинтереса, и это всё было полнейшим отстоем. Поэтому, даже когда в последнее время вечно озабоченный Арсений заводил свою шарманку о прелестях секса, Антон предпочитал съезжать с темы. А ещё он реально переживал, что этот день наступит, Арс предложит ему посмотреть вместе порнушку, и тогда Антон тупо ёбнется от неловкости на месте. *** Антон вспоминает об этом, когда Арс отправляет его настроить телек в гостиную, а сам, бурча что-то очевидно нелестное в его адрес, загружает посудомойку посудой многодневной давности, вавилонской башней хранящейся у Антона в раковине. Арсений в тот раз слово своё сдержал и, когда спустя полгода после того разговора потрахался с соседской девушкой старше него на два года, с которой у них были непродолжительные типа-отношения (с Антоновой точки зрения, Арс-то считал, что это любовь до гроба), рассказал Антону обо всём в деталях, а после будто бы успокоился, словно держащий его в заложниках спермотоксикоз сжалился, и Арс, к Антонову облегчению, почти перестал упоминать темы секса. Антон же впервые переспал с девушкой уже только на первом курсе, о чём с Арсением в разговоре спустя примерно месяц случайно обмолвилась сама Нина, будучи уверенной, что Антон тому давным-давно всё рассказал. Арсений тогда обиделся и не разговаривал с ним ещё пару дней. Вспоминая, какой трагедией для него это было тогда, Антон хмыкает. Кто бы мог подумать, что они с Арсом когда-то откроют новый уровень и не будут общаться почти пару лет. Пока Арсений копошится на кухне, Антон настраивает смарт-ТВ и перематывает фильм на момент, на котором они остановились, когда сидели на кухне. В это мгновение у него вибрацией начинает звонить телефон, и он внутренне напрягается. В последнее время он не слишком социально активен, Арс бы сказал, что он абсолютный социальный боттом, и на телефон именно звонить ему могут только заказчики, спамеры или семья. Ни с кем из них он разговаривать не хочет, но всё равно смотрит на экран. То, что позавчера он ответил на звонок от Арсения, хотя тот звонил с незнакомого номера, было чудом. Это Макар, и совесть обваливается на него потолком, так что буквально на последних гудках Антон пересиливает себя и смахивает вправо: — Алло. — Бля, Шаст, думал, ты не ответишь. — Голос у Макара встревоженный, и Антон радуется, что всё-таки снял трубку. — У нас с Настей проблемы. — Что случилось? — почти успевает перепугаться Антон. — Да у нас хозяину квартиры в голову что-то ударило, он ебанулся, походу, приехал внезапно, заявил, что мы должны съехать, а потом увидел кота и вообще поехал, начал орать, чтобы завтра нас здесь не было. А нам, ты сам понимаешь, ехать особо некуда — Настя-то не москвичка, а у меня у мамы аллергия на кошек. — К концу тон у Макара становится извиняющимся, и Антон уже понимает, к чему он клонит. Такое ощущение, будто Арсению благоволят небеса. Как всегда, собственно. — В общем, мы хотели узнать, нельзя ли нам к тебе на несколько дней, пока не подыщем новую хату? У тебя трешка, а кота мы постараемся к Кабачку не пускать, если они не поладят. Пожалуйста, у нас совсем нет других вариантов. — Да ты чё, совсем, что ли? — Антон хмыкает. — О чём речь, друг? Конечно, приезжайте. Кабачок обоссытся от ужаса, у вас же кот гигантский, но это не проблема. Я с ним, может, уеду на пару недель. — Из-за нас, что ли? Бля, мы тебе прям настолько мешать будем? — Макар сникает, и Антон торопится его разубедить. — Да не, ты ёбнулся, Илюх? Я тут просто как раз думал свалить из города, обстановку сменить, ну такое. Но я ещё, возможно, никуда и не уеду, не знаю пока. А вы с Настюхой приезжайте завтра, будет повод убраться, — они оба фыркают. — Но мы точно тебя из собственной же хаты не выгоним? — переспрашивает Илья. — Нет, не парься. — Антон слышит, как Арс что-то кричит из кухни. — Приезжайте и тусите тут сколько угодно. — Спасибо, братан! — Судя по звукам, у Ильи на заднем фоне радуется Настя. — Тогда мы завтра вещи соберём и приедем. К вечеру где-то, наверное. — Вам помощь не нужна будет? — Антон интересуется чисто из вежливости, очень надеясь, что нет. — Не, спасибо, мы возьмём отгулы и справимся вдвоём. Шмоток-то не так уж и много. — Ну ладно, держите тогда в курсе. — Ага, давай тогда. Спасибо ещё раз! Макар сбрасывает первым, и Антон не успевает в который раз сказать, что ничё такого, квартира-то даже не совсем его, по сути, а родительская, и то, что они всё лето на даче, — везение для них всех. В этот момент в зал заходит Арс с кружками чая и каким-то печеньем — и где только он его откопал? Видимо, способность лучше Антона ориентироваться на его собственной кухне со временем не пропала. — Врубай, — кивает он на фильм и забирается с ногами на диван. В квартире он всегда ходит босиком, но в этот раз носки не снимает — Антон подозревает, что это из-за состояния пола, он сам тапки не рискует снять, а Арсу не предложил пару. На моменте после прыжка Гэвина и Графа, Антон, наконец, подаёт голос: — А если, чисто гипотетически, мы поедем в твой дурацкий Владивосток, сколько времени и денег на это уйдёт? Арс выглядит безмерно довольным, хотя и старается не показывать этого — Антон бы почти купился, если бы только не годы знакомства и маленькая ямочка на левой щеке. — Без спешки, с остановками и обзорными экскурсиями по городам на маршруте это будет где-то плюс-минус месяц. По деньгам я пока не могу быть уверенным, но, если хочешь, я примерно всё посчитаю. — Окей. Антон опять замолкает и невидящим взглядом смотрит в экран. — Я останусь у тебя сегодня? — несмело нарушает диалог из фильма спустя ещё минут двадцать Арсений. Антон думает, что это слишком резко, что это неразрешённая агитация в день тишины и что Арсу ничего даже делать не надо, просто быть рядом, а он сдастся под этим практически неощущаемым напором. Он только надеется, что сам Арсений не в курсе и не пользуется этим осознанно, потому что иначе Антон Шастун — самый жалкий человек на Земле. — Оставайся, конечно, — вздыхает он, избегая чужого взгляда. Арс довольно выдыхает и невесомо придвигается ближе. После душа он выходит, пахнущий Антоновым гелем и шампунем, и, снова игнорируя ещё, как минимум, два спальных места в квартире, залазит к Антону под одеяло. — Я заправлял этот пододеяльник, так что имею все права спать под ним. А если тебе что-то не нравится, сам иди и заправляй себе свой на диване или у Вики, — заявляет он вредным тоном, но Антон подозревает, что это смущённое, ужасно непродуманное оправдание, и думает, насколько это всё тупо и неправильно. Вслух он только выдыхает, как лошадка, и максимально демонстративно поворачивается к Арсению спиной. Они лежат так некоторое время, пока несчастный Кабачок, привыкший спать с Антоном, покряхтывает и поскуливает на своей лежанке в углу комнаты. Антон не знает, разными ли дорогами им с Арсом утром, но в эту минуту — это то главное, что есть у него в жизни, как бы жалко это ни звучало. — А если я не соглашусь, ты опять уедешь? — Антон надеется, что в голосе не слышно отчаяния. Арсений за его спиной задерживает дыхание. — Я не знаю, Антон. Правда. Я не знаю, что мне делать со своей жизнью. Поэтому я просто очень надеюсь, что ты согласишься. Вот так на самом деле звучит отчаяние. Антон медлит всего две секунды и, разворачиваясь, обхватывает Арса рукой. Ему слышно, как стучит его сердце. А может, это снова дождик — по окнам, по крыше.