Не Джек Керуак и не Боб Гейл

Утром они просыпаются, болтают о всякой чепухе, ставят кофе под рок-н-ролл пятидесятых, обсуждают тренды ютуба. Антон шутливо пихает Арса в плечо, тот смеётся своим дурацким тихим смехом, и несколько часов Антону кажется, будто ему снова семнадцать. Он вспоминает о том, что это не так, только когда ему звонит Макар и предупреждает, что они собираются быстрее планируемого, так что через несколько часов уже приедут. Арсений в это время складывает всю валяющуюся по квартире Антонову одежду в корзину для белья. Делает он это с таким поучительно-совестящим лицом, что Антона почти пробивает. Есть граммар-наци, а есть всё-должно-быть-на-местах-наци, и Арсений относится к обоим. Антон мнётся в дверном проеме, и даже то, что Арсений демонстративно брезгливо использует найденный где-то карандаш, чтобы достать его трусы из угла, не разряжает ситуацию. — Щас Макар звонил, — мямлит Антон. — Они с его девушкой, — ты же вроде знаком с Настей? — приедут. Арс распрямляется, и трусы падают с карандаша обратно на пол. Антон провожает их сиротливым взглядом. — Ой, слушай, я тут совсем забыл, у меня там тоже, — абсолютно ненатурально смотрит в телефон Арсений. — Я бы с удовольствием с ними увиделся, но, сам понимаешь, дела-дела. — Самолёт Москва-Казань-Саранск-Москва? — усмехаясь, подыгрывает Антон. — Ростов, — Арсений обезоруживающе улыбается в ответ и внезапно стягивает шорты. Сначала Антон закономерно охреневает, а потом до него доходит, что Арс в его любви к театральным сценам и удивительным номерам просто переодевается из домашних Антоновых шорт и футболки в свои узкие джинсы с дырками. Сам не понимая причины, Антон неловко хмыкает что-то и выходит в коридор. Арсений собирается буквально за пять минут, и эта скорость прямо пропорциональна его нежеланию встречаться с людьми, хотя с Макаром-то у них всегда были хорошие отношения. Но тут ключевое, наверное, нежелание видеть людей из прошлого в целом. Антон не психолог, конечно, просто сам чувствует что-то такое и предполагает. — Ну-у. Я тогда пошёл? — полувопросительно тянет Арсений, и зачем там вопрос, Антон не понимает — Арс же уже всё решил. — Ты мне позвонишь? Это звучит так не по-арсовому жалко, что Антон аж фыркает случайно, ведь ассоциации дурацкие. Вряд ли Арсению когда-то не перезванивали после общей ночи. — Позвоню, — обещает он. Арс опять улыбается смущённо, и он снова так не похож на себя с этой неловкостью и незнанием того, чего не ожидать от Антона, что у Шаста колет сердце. И тут дело не столько в нём и его реакции, он слишком многое о себе мнит. Этот Арсов надлом слишком заметен, слишком очевиден, и Антону непривычно его таким видеть. Он думает, как сам выглядит со стороны, и вздыхает — Россия для грустных, Индия для грустных, жизнь для грустных. — Пока, — наконец прощается Арсений и выходит, снова не дождавшись его ответа, как тогда с телефоном. Антон закрывает дверь и уныло плетётся убирать всё то, что Арсений за ним убрать не успел. * Макар с Настей заезжают весело, и Антону непонятно: бодрятся они или действительно так легко относятся к тому, что им теперь негде жить. Их кот сначала шипит на Кабачка, а спустя полтора часа эти двое уже сидят в углу и вылизывают друг друга. — Я всегда подозревал, что твой пёс — геюга, но что он и нашего Макса перетащит на свою радужную сторону, этого, конечно, я предвидеть не мог, — ржёт Макар, когда они наконец уже более-менее раскладывают вещи и сидят на кухне с пивом. — Макс давным-давно демонстрировал свою заинтересованность в мужчинах, — весело возражает Настя. — Ты просто не замечаешь, но он тебя любит больше меня, а это что-то да значит. — Может быть, это потому что ты на него орёшь за цветы? — Макар укоризненно указывает на Настю горлышком бутылки. — Что поделать, раз он шерстяная мразота, — пожимает плечами она. — Кстати, Антон, прости за неудобства, но, наверное, все цветы действительно будет лучше запереть у тебя в комнате, например, потому что эта хвостатая невоспитанная жопа, которой вот этот вот, — она кивает на веселящегося Макара, — потакает, очень любит их грызть и копаться в земле. — Лады, я не против, поживу будто бы в лесу, — смеётся Антон, а у самого внутри что-то тянет. Такая семейная непосредственность и теплота друзей заставляют его думать о том, что у него самого этого нет. Его вторые и последние отношения закончились около года назад, и с тех пор ему даже в голову не приходило с кем-то знакомиться. Антон не знает, что хуже: сам этот факт, или то, что отношений ему хочется лишь в подобные редкие моменты, когда он видит чужое счастье. В остальное же время сама идея, что придётся кому-то что-то о себе рассказывать, пускать кого-то в свою унылую жизнь, вводит его в ступор. Другую мысль — о том, что, возможно, подсознательно он перестал активно общаться с друзьями, как раз чтобы не чувствовать себя лишним среди любящих пар, не вписываясь в их уютную семейную атмосферу, — он сейчас думать не хочет. Засовывает её в свой сундук мертвеца и скидывает обратно, по ощущениям, куда-то вниз — сердце неприятно колет, как при катании на американских горках. — Так куда ты намылился? — интересуется всё-таки Макар. Глупо было ожидать, что они не поднимут эту тему. — Пока никуда, — рассеянно отвечает Антон и пожимает плечами. — Хорошо, куда ты думаешь намылиться? — закатывает глаза тот. — Если я скажу, вы решите, что я ёбнулся, — мнётся Антон, и это правда. Он боится, что друзья начнут его отговаривать, а он хочет принять это решение самостоятельно, без давления ни с чьей стороны. Кроме того, ему кажется, что это их с Арсением тайна, о которой не стоит трындеть направо и налево. С другой стороны, Арсений-то уже рассказал Серёже, даже прежде, чем самому Антону. — Мы так не решим! — едва ли не обиженно заявляет Настя и пихает Макара локтем в бок, чтобы тот покивал. — Мы просто немного переживаем из-за того, что у нас так получилось и мы тебя стесняем, и ещё немного переживаем за тебя в принципе, — смущённо улыбается она. Антон сдерживает порыв закатить глаза. Это то, чего он бы хотел избежать — обсуждения его тоскливой в последнее время жизни, тем более выслушивания беспокойств в свой адрес. Ему стыдно за такую защитную реакцию, но ничего поделать с собой он не может. Арсений бы его наверняка понял — тот всегда просто умирал со скуки, когда его кто-то лечил. — Короче, Арсений предложил съездить на тачке до Владивостока, — выбирая меньшее из зол, сдаётся он. Пару секунд Илья с Настей молчат, и по их лицам видно, что они явно ожидали чего-нибудь другого. — Ну, он в своём репертуаре, — наконец выдаёт Макар, и Антона почему-то пробивает на смех. Спустя пару мгновений они смеются уже втроём, и Антон немного выдыхает. — А просто сгонять туда на самолёте не варик? — отсмеявшись, спрашивает Илья. Антон пожимает плечами и разводит руками. — Иногда целью является не пункт назначения, а сама дорога, — философски замечает Настя, и Антон удивлённо поднимает брови. — Не обращай внимания, она насмотрелась «Форсаж» и перечитала мемов со Стэйтхемом, — шутливо жалуется Макар, пока его девушка в наказание тыкает его пальцем в рёбра. — Нет, ты просто прикинь, я ей говорю: «Лапа, давай посмотрим «Искупление»?», а она мне: «Нет, хочу экшена! Будем смотреть «Форсаж»!». Они втроём снова смеются, и Антон чуть не сшибает рукой собственную бутылку. Вообще, конечно, пить после недавнего похмелья было отвратительной идеей, потому что в голову стреляет, что примерно такие же диалоги они ведут с Арсением, и Антон признаёт очевидное — семейную теплоту и непосредственность в его жизнь всегда приносил Арс. Так что, возможно, поэтому, возможно, всё же из-за пива, он вдруг заявляет: — Настя права. Я, наверное, всё же поеду. Ребята переглядываются. — Ну, если у тебя есть возможность и ты правда этого хочешь, жизнь ведь не всегда крутит своё колесо, — начинает Настя, но Илья её перебивает. — Буду всем рассказывать, что у меня есть ебанутые друзья, которые проехали всю Россию! И вообще, кто не мечтал в этой жизни хоть раз всё отправить к чертям? Антон снова смеётся и думает, что с такой точки зрения это даже прикольно звучит. Перед сном он берёт телефон и скидывает Арсению дурацкий мем с собакой в очках. Спустя пару секунд от того прилетает «надо сделать такой же с Кабачком», Антон фыркает и пишет следом: «Я согласен, поехали», не уточняя, на что именно он согласен, но Арс понимает и отвечает многозначительным набором восклицательных знаков. * На следующее утро Антона ждёт огромное сообщение с подробнейшей сметой, расписанием и списком того, что надо взять с собой, при виде которого он уже жалеет, что вообще согласился. Но Арсений приписывает «не волнуйся, я всё это беру на себя, с тебя только готовность вести машину часа по четыре-пять в день и отличное настроение». Антон хмыкает про себя, что со вторым могут быть проблемы, но отправляет Арсу смайлик, чем тот не удовлетворяется и звонит. Они с час обсуждают, куда надо заезжать, какую одежду брать с собой и как они организуют бюджет, и Антон ходит по квартире с дебильной улыбкой, радуясь, что Макар с Настей уже уехали на работу. Кабачок радостно бегает то за Антоном, то за Максом. Обычно Антон хейтит разговаривать по телефону, но в этот раз не может ничего с собой поделать и признаёт, что это отдельный случай и что Арсу действительно удаётся зарядить его энтузиазмом, так что он даже садится за работу и почти доделывает один из заказов в тот же день. А ещё он старается не думать, сколько в этой Арсовой восторженности настоящего, а сколько привычно-наигранного, но ему самому действительно уже не терпится собирать вещи и предвкушать дорогу. Условившись, что, если Антон успеет закончить свои проекты, они выедут в пятницу, чтобы избежать стандартных летних субботних пробок, встречаются они за это время всего один раз — когда Матвиенко показывает им машину. Серёга в своём репертуаре — ругает их, на чём свет стоит, возмущается всему, что видит, и всеми способами пытается показать, как он не одобряет: «Сорре, пацаны, что цвет красный, а не голубой, но по вам и так всё понятно, что вы пидоры, и вас однозначно где-то в Сибири отпиздят, а вот тачку жалко, так что поаккуратнее всё-таки». Но в машине учтены все нужды для дальнего путешествия, а ещё стóит она явно не столько, сколько они за неё платят. Потом они втроём идут в кафе, и Антон снова возвращается в одиннадцатый класс, когда Матвиенко его невозможно раздражал и он не мог это проигнорировать, вечно вступая в перебранки, а Арсений наблюдал за этим со снисходительной улыбкой, хотя, зная его, Антон мог с уверенностью сказать, что некоторые слова Серёжи его тоже задевали. В этот раз всё повторяется в том же духе, но в середине спора о том, какой Арсений плохой друг, в процессе которого Антон понимает, что защищает сидящего рядом и молчащего Арса даже в тех моментах, в которых согласен с Серёжей, до него внезапно доходит ещё и то, что у него давно не было ни сил, ни возможности вообще хоть с кем-то поспорить. Последние несколько месяцев ничто не задевало его настолько, чтобы отстаивать свою точку зрения, а с Матвиенко они срутся уже в четвёртый раз за последние полтора часа, и это ого. — Я скучал по тебе, Серёженька-пироженка, — перебивая пассаж о том, что Арсений требует слишком много внимания к собственной персоне, искренне заявляет Антон. — Ты накурился, Шастун? — подозрительно прищурившись, уточняет Матвиенко, но Антон слишком давно его знает, чтобы заметить довольную улыбку в ужасной бороде, которая делает его похожим на сорокалетнего сочинского продавца чурчхелы. — Чаще общаться надо, чтобы не скучать, — добавляет Серёжа, и вся чудесность момента пропадает, потому что Антон снова раздражается, и всё начинается по кругу. На прощание Матвиенко крепко его обнимает и вполголоса просит приглядеть за Арсением, который стоит в поле слышимости, но, видимо, решает проигнорировать этот выпад. А потом эти двое уходят куда-то вместе, и у Антона снова тянет что-то в грудине, напоминая о том, как всё было, когда после десятого класса он на месяц съездил к родственникам в Воронеж, а по возвращении, как ревнивый муж, застал Арсения с новым другом. *** Каждое лето один из трёх месяцев каникул Антон проводил в Воронеже у бабушки — она возмущалась тому, какой он худющий, активно добивалась признания, что его либо не кормили, либо что у него были глисты, а он активно ел её пирожки, ватрушки и шаньги и сбегал с пацанами на речку. В Воронеже у него были друзья «на лето»: всё то время, что он жил у бабушки, они круто проводили время и были лучшими братюнями, а остальные одиннадцать месяцев в году вспоминали друг о друге только тогда, когда во Вконтакте всплывали уведомления о днях рождениях. Это было нормально и привычно. После десятого класса Антон не хотел ехать к бабуле, но сам объяснить причину не мог, и, в конце концов, мама его спровадила. С Арсением, оставшимся в Москве, они договорились переписываться и исправно обещание выполняли. Не каждый день, правда. В тот свой приезд Антон впервые задумался о том, что за воронежских пацанов ему стыдно. Причём самое тупое было то, что ему с ними было по-прежнему прикольно и весело, но после каждой тупой шутки про говно или предложения в духе надуть презервативы и покидаться ими с балкона он почему-то представлял себе явно не слишком вдохновлённую реакцию Арса и смущался. Антону недавно исполнилось семнадцать, и он не особо себя понимал. Это вообще было жуткое время: везде, даже там, где не надо было бы, росли волосы, причём делали они это уродскими островками, так что старательно отращиваемая взрослая борода выглядела, как у дяди Пети — главного дворового алкаша, почему-то начали кудрявиться волосы на голове, тело выросло до ста девяноста трёх сантиметров и останавливаться не собиралось, а у него и так были проблемы с координацией, так теперь ещё и новые масштабы приходилось брать в учёт, менялся голос, прыгая по шкале от Микки Мауса до Терминатора, но что больше всего приводило в замешательство — подростковое возбуждение, а в случае Антона — его отсутствие. Серьёзно, то, что его не заводили разговоры про девчонок или порно, пугало просто до усрачки. Ему ещё проблем со стыдом за собственное времяпрепровождение из-за Арсения не хватало. В конечном итоге Антон решил действовать своим фирменным методом — игнорированием — и забил. Но с Арсом всё равно переписываться из-за этого было неловко: ведь всё, что он мог рассказать, касалось либо того, как они с пацанами на пляже кого-то закопали в песок, сделав ему фигуру в виде хуя, либо того, как они пиво вечерами за гаражами пили. Сам Арсений писал о том, в какое кино он ходил с их одноклассниками, как катался в Парке Горького на скейте, как был в квартире-музее Булгакова и там местный Бегемот потёрся о его чёрные штаны, оставив на них на счастье миллион шерстинок. Он упоминал, что тусил в основном с Матвиенко, но Антон не обратил тогда на это внимание, потому что ему казалось, что уж кто-кто, а Серёжа для Арсения точно не подходящая компания. А когда он вернулся в Москву, загоревший, заросший и ни капли не поправившийся, он первым делом договорился встретиться с Арсом. Арсений пришёл один и, очень счастливый, полез обниматься, от чего у Антона покраснели уши, но потом он огорошил его тем, что «к нам ещё присоединится Серёжа, ты же не против?». И в целом тогда Антон реально был не против — он с Матвиенко никогда особо не общался, потому что до десятого они учились в параллельных классах, но у них были норм отношения, а Антон считал тогда, что он жил по принципу «чем больше людей — тем веселее». Потом, когда Арс стал таскать Серёжу на каждую их гулянку и эти двое перекидывались приколами, которые появились у них за то время, что Антон торчал в Воронеже, присутствие Матвиенко стало напрягать, если даже не бесить. Антон чувствовал себя третьим лишним и ничего не мог с этим поделать. Угли в костёр Антонова горения добавляло ещё и то, что Матвиенко был соседом Арсения по двору (собственно, так они и сошлись), поэтому они всегда уезжали и приезжали вдвоём, а ещё всё чаще звали Антона в их район, а не как было раньше — Арс приезжал к нему. Всё это рационально и иррационально раздражало, но тогда Антон не мог признаться себе, что ревновал, он просто злился на Арсения и почти ненавидел Матвиенко. Тот, казалось, платил ему той же монетой, поэтому они каждый раз срались по поводу и без, а Арсения это каждый раз веселило, от чего очень сильно хотелось ему врезать. Последней каплей стало то, что Арсений позвал Матвиенко в их бар к Шуре и Лёве. В их бар! Антон тогда ушёл к барной стойке, три часа жаловался Шуре на Арсения и объяснял ему, почему Матвиенко — еблан. Под конец его прочувствованной речи Шура только усмехнулся, потрепал его по макушке, как маленького, и сказал, что у Арсения могут быть другие друзья, кроме него. Это было ещё одно предательство, потому что Шура вообще не понял, о чём Шаст ему втолковывал. В итоге Антон всё чаще сливался с предложений Арса встретиться, уныло зависая у себя дома, играя в Дотку, а Арсению говоря, что у него планы с Позом или Макаром. А в конце июля Арсений внезапно позвонил ему и очень радостно заявил, что они с семьёй планировали в августе съездить в Крым на две недели, но у его отца возникли дела, и он не сможет, поэтому ему разрешили позвать с собой друга. — Ну и зови, мне-то чё позвонил, — буркнул Антон, очень сильно надеясь, что звучит жёстко, а не как обиженная трёхлетняя девочка, потому что по ощущениям было примерно так. — В смысле? — Антон был уверен, что Арсений нахмурился. — Я тебя и зову. — Ух-ты, мне пиздец повезло, — продолжил гнуть свою линию Антон, хотя он вообще-то не планировал. — Но я имел в виду Матвиенко, как же ты без него? — При чём тут Серёжа? — всё таким же нахмуренным голосом спросил Арсений. — Тебе лучше знать. — Антон сам до этого не догадывался, что мог быть таким язвительным. — Ты же без этого еблана в последнее время никуда не ездишь, вот и сейчас бери его, мне по хуй. — Ты несёшь какой-то бред, — сердито заявил Арсений. — Чем тебе не нравится Серёжа? — Тем, что он постоянно с тобой! А меня он раздражает! Говорит только о тёлках и машинах, будто других тем не знает, бля. «Ой, Аня мне там дрочила», «а знаете, у кого сиськи на ощупь лучше?», «я с пятнадцати на тачке гоняю, щас права получу, и будет официально, хотя ещё ни разу не тормознули, ха-ха»! — дурацким голосом передразнил он Серёжу. — Делает вид, будто бы он всё на свете знает, хотя даже слепому тупому голубю ясно, что ты, да бля, даже я умнее! И весь кичится своим ЗОЖем, типа я такой крутой, зацените, я не пью пиво, буду жить долго. Так я, блядь, лучше сдохну в тридцать, чем буду таким, как он! — выплюнув последнюю фразу, Антон разозлился ещё больше, будто раздражение от Серёжи имело накопительный эффект, а теперь плотину прорвало. — Вау, — сухо бросил Арс и повесил трубку. Антон был так зол, что едва не кинул телефон в стену — удержало лишь то, что это был подарок на не такой уж и давний день рождения, и разбивать его из-за собственной глупости было бы идиотизмом. Ещё два дня Антон Арсению не звонил и не писал, ходил насупленным снегирём, ни с кем не разговаривал, а на попытки мамы, отчима или Вики узнать, что случилось, огрызался. А на третий день к ним заявился Арсений собственной персоной. Открыла ему мама, но Антон едва не свалился с кровати, услышав его голос в коридоре. Вопреки логике, Арс не зашёл сразу к нему, так что ничего другого не оставалось, и Антон подкрался к двери, чтобы подслушать, о чём они с мамой разговаривали. — Вы не переживайте, у папы есть какой-то друг, вот он нас и пригласил, там ведомственный санаторий, прямо на берегу моря, свой пляж, еда три раза в сутки, и всё уже оплачено, так что, если вы не согласитесь, мы просто потеряем деньги. — К концу фразы голос у Арсения стал таким расстроенным, что невозможно было не повестись. Мама засмеялась и не повелась. — Арсений, ты такой забавный, — заявила она. — Я очень рада, что вы с Тошей дружите. — Антон поморщился на «Тоше». — Думаю, что вы с родителями можете решить проблему лишнего места и по-другому, потому что я не уверена, что Антон заслужил та… — Мам! — Антон буквально вывалился из комнаты. — Ну можно мне поехать, пожалуйста? Мама окинула его удивлённым взглядом с головы до ног, и Антон, залившись краской, ощутил ещё один сверлящий его взгляд, но на Арсения не посмотрел. — Я надеялась, что ты поедешь на дачу и поможешь нам там всё обустроить, как только мы окончательно всё оформим, — нахмурившись, ответила мама. — Я… — Антон открыл было рот, как его тут же перебили. — Ой, а вы купили дачу? — радостно спросил Арсений. — Да, под Звенигородом, — приязненно ответила мама. — Вот через неделю или две будем перевозить туда вещи и обстраивать её немножко. — Так давайте тогда Антон поедет с нами в Крым на две недели, а потом мы с ним поедем помогать вам на даче? — предложил Арсений. — Так вам не надо будет переживать, что мы тратим на него деньги, потому что вы потратите деньги на меня, а я ещё и буду дополнительной помощью в вашем обустройстве, что компенсирует одну неделю, которую Антон будет в Крыму? — Энтузиазма в голосе Арсения было столько, что он заполонил всю прихожую, и даже мама его почувствовала. — Ну-у… Нам надо будет обсудить это с твоими родителями, — неуверенно протянула она, но, зная её, Антон мог бы поспорить, что это «да». Арсений тоже это просёк и просиял. — Вы тогда можете позвонить моей маме прямо сейчас, она не занята и, я уверен, будет не против! — Ну ладно, — всё ещё не слишком убеждённо протянула мама. — Вы тогда идите, а я сейчас её наберу. Арсений подмигнул и кивнул головой на дверь, Антон оглядел себя, пришёл к выводу, что в этом можно во двор, и спешно напялил кроссовки, чтобы выскочить вслед за Арсением. — Вот поэтому я и буду отличным дипломатом, — самодовольно ухмыльнулся тот, когда они уже вышли из падика на улицу. Антон хмыкнул и несильно пихнул Арсения в плечо. О Серёже или о том разговоре они больше не упоминали. А потом, когда они вернулись в Москву после двух недель в Крыму и десяти дней на Антоновой даче в Подмосковье, Матвиенко нашёл себе постоянную девушку и всё время проводил с ней, расписывая всем, кто хотел и не хотел слушать, Машины достоинства. Арсений с ним общаться не перестал, и когда у него самого на месяц появилась девчонка, они ходили на двойные свидания, но он уже не таскал Матвиенко на их с Антоном встречи, и всё более-менее вернулось на круги своя. Антону, на самом деле, это было даже на руку, потому что девочек и всё с ними связанное Арс обсуждал с Серёгой, таким образом избавив его от своей озабоченной стороны. А потом на общих тусовках и сам Антон в какой-то момент понял, что Серёжа, в общем-то, не так уж и плох, а собачиться с ним не всерьёз так и вовсе прикольно. *** В четверг, накануне их отъезда, Антон договаривается встретиться с Димой. Тот не особо горит энтузиазмом, и Антон его действительно понимает — последний раз они с ним виделись больше двух месяцев назад, а все Димины попытки общаться Антон игнорировал. Не специально, конечно, так выходило. Но сейчас ему нужно его мнение и его реакция, потому что Дима всегда прав, и Антон просто надеется, что его искренних извинений будет достаточно, чтобы тот согласился с ним разговаривать. Антон встречает Поза вечером у бара, который находится недалеко от Диминого дома, потому что «у меня завтра работа, а ещё беременная жена, Шаст, я не собираюсь сидеть допоздна, максимум часок». Первые минуты с Димой неловко, он явно скептично настроен и не собирается помогать, а Антон ловит флешбэки их с Арсом воскресной встречи, только в этот раз он по другую сторону баррикад. Внезапный инсайт заставляет задуматься и почувствовать стыд, но в данный момент это совсем не к месту, так что Антон решает вернуться к этому позже, быстро успокоив себя тем, что есть разница между двумя годами и двумя месяцами. — Я знаю, что вы с Арсом спятили, — внезапно заявляет Дима, когда ему наконец приносят заказанное пиво, и Антон в удивлении поднимает брови. — Не по жизни, по жизни вы оба просто двинутые, но это его влияние — никогда бы не подумал, что сумасшествие заразно. Я имею в виду поездку. — Он и тебе рассказал? — Удивительно, но из-за этого Антон не чувствует себя уязвлённым. Может быть, потому что Диму он любит всё-таки больше Серёжи, может, потому что правда учится учиться на своих ошибках. — Это я ему предложил, — спокойно отвечает Дима, и вот теперь Антон действительно ошарашен. — Это как? — глупо переспрашивает он. Дима откидывается немного назад на стуле, не спеша отхлёбывая пива, и Антону не впервые уже закрадывается в голову мысль, что тот не меньший любитель театральщины, чем Арсений. — Вот так. Естественно, я не думал, что он воспримет мой совет настолько буквально и радикально, но суть одна. — Ты ничего не объясняешь, Поз, — начинает немного раздражаться Антон. — А ты ведёшь себя как маленький. Маленький имбецил, — Дима говорит спокойно, но и его Антон знает уже много лет, поэтому внезапно чувствует себя нашкодившим второклашкой. — Прости, — понурившись бормочет он. — Не только за сейчас, вообще за всё. — Антон делает неопределённый жест рукой, и это явная номинация на премию «худшее извинение года», хотя есть же ещё Арсений с его «мне тоже было плохо», и Антон снова чувствует себя лицемером. Дима кивает чему-то своему, и Антон не понимает, как можно так давить авторитетом, при том, что они бывшие одноклассники, и он помнит, как однажды случайно запустил мячом Позу прямо между ног и тот потом минут двадцать валялся на земле. Хотя тогда проёб тоже был Антонов. — Окей, — просто отвечает Дима. — Но это потому что я знаю, какой ты дурак, и всё это у тебя не от хорошей жизни, конечно. Хотя в целом написать пару слов вроде не так уж и сложно, в конце-то концов, пальцы у тебя есть — вон сколько побрякушек на них напялил. — Поз, ты будешь давить на совесть ещё или расскажешь про Арса? — понуро интересуется Антон. Дима вдруг хмыкает. — Всё с тобой понятно, Антош. Что тебе про Арса рассказать? Он после развода совсем не свой был, я в какой-то момент даже подумал, что он реально что-то ну уж совсем конченое сделает. Вот и предложил ему сменить обстановку, а заодно такую же соплю (то есть тебя) взять с собой. — То есть это не его идея была? — разбито спрашивает Антон, не реагируя даже на «соплю» — от правды никуда не деться — и вычленяя только самое важное. — Да его, его. Он с полгода, ну, может, меньше, каждый наш разговор тянул своё «а как там Антон?», а на мои вежливые предложения спросить это у тебя напрямую малодушно переводил тему. Ну, и мне оставалось только уже прямым текстом сказать, что ты хреново и что, возможно, его приезд бы этому как-то помог. Я даже предположить не мог, что он пойдёт настолько дальше от «сменить обстановку» и «поговорить с Антоном», а ты на эту сомнительную авантюру согласишься. Хотя последнее, кстати, не настолько уж и удивительно. Антон игнорирует этот выпад и пытается осмыслить, что Арсений действительно тогда в баре не врал, говоря, что приехал, чтобы узнать, как у него дела. Понятно, конечно, что Шаст не настолько возомнил о себе, чтобы считать это главной причиной, но и сам факт того, что она одна из, раздувается у него внутри до космических размеров, заполоняя каждую клеточку тела. Но и об этом он тоже подумает потом. — Ты с ним общался всё это время? — Антон вдруг вспоминает, что у Димы с Арсением тоже были особые отношения, которые он никогда не понимал. А ещё, что Дима с настойчивостью Антоновой мамы каждый раз спрашивал у него про то, как дела с Арсом. — Естественно, Антон, мне же не пять лет, чтобы обижаться на весь мир из-за того, что мой друг — подумать только! — уехал работать по профессии в другую страну и хорошо устроил свою жизнь. — Они с Димой никогда это не обсуждали, и сейчас Антон сникает — неужели он действительно настолько открытая книга? А ещё в таком пересказе это всё выглядит глупо и противно. — Я не из-за этого, — бурчит он. — Ты не понимаешь. — Что я не понимаю, Антох? Что он поступил как мудак? Или что ты достойно ему ответил? Или что вы оба стоите друг друга, потому что ведёте себя хуже детсадовцев? Мне кажется, это ты не понимаешь, что твоя трагедия не единственная в своём роде. Я, например, тоже скучал и тоже обижался, потому что он не твой единоличный друг вообще-то. Но мне хватило ума и ответственности сохранить общение и отношения, а не развести какой-то балаган, как это сделали вы. Дима выглядит сердитым, и Антон понимает, что он реально прав, что он действительно переживает за них, а его слова, несмотря на резкость, или как раз из-за неё — абсолютная правда. Но всё равно есть что-то, что находится вне рамок Диминого видения, хотя Антон сам пока не понимает, что именно — ему для начала надо самому это уловить. — Почему ты раньше ничего этого не говорил? — вместо возражений решает узнать Антон. — Потому что смысла не было, — пожимает плечами Поз. — Ты же про него практически слышать ничего не хотел, хотя и не явно, конечно, это показывал. А Арсений вроде был счастлив у себя там и возвращаться не собирался, так зачем мне надо было работать бесплатным психологом и ворошить всё это, вмешиваясь в чужие отношения? — Но ты всё равно вмешался, — невесело усмехается Антон. — Не заставьте меня пожалеть об этом, — весомо парирует Дима. — Я не в восторге от этой вашей идеи. Но если это поможет вам обоим, то постарайтесь приложить усилия и не похерить ничего. — Будем присылать тебе открытку из каждого города, где будем останавливаться, — обещает Антон, и Дима впервые за вечер искренне фыркает. — Вот этого я точно не заслужил. * Разговор с Позом и помогает, и не помогает одновременно. На Антона свалилось слишком много информации, и, по-хорошему, её бы обдумать перед тем, как соглашаться провести с Арсением наедине целый месяц, но Дима прав — Антон дурак, и Антон уже согласился. Механически жуя орбит без сахара, он растерянно оглядывает свою комнату: за последние несколько лет она перетерпела много изменений и из мальчишеско-подростковой превратилась в обычную комнату молодого холостяка. Вон на той полке стояла его коллекция фигурок лучших футболистов мира, половину из них в своё время подарил Арсений. На столе постоянно были завалы книжек, учебников и тетрадей — в этой куче разобраться было невозможно, о чём постоянно вздыхала мама. На стенах висели его собственные рисунки из художки вместе с плакатами крутых музыкантов или актёров. Прямо над кроватью на него когда-то геройским взглядом с долей укоризны смотрел Капитан Америка, а за его спиной стоял Зимний Солдат. Так-то Антону всегда больше нравился Тони Старк, но Арс однажды притащил этот дурацкий плакат, и у него не было выбора, кроме как повесить его у изголовья. Вообще-то Арсений самостоятельно прицепил его туда, смеясь над возмущением Антона сквозь зубы, между которыми были зажаты кусочки скотча. Волной ностальгии, как ракушку к ногам, Антону приносит воспоминание о том, с каким энтузиазмом Арсений в конце одиннадцатого класса советовал ему рассказ, в котором были расписаны приключения Кэпа после второго сольника. Антон тогда ещё закатывал глаза и бурчал, что есть комиксы, есть новеллы, откуда только Арс откопал этот рассказ. Но всё-таки прочитал его. В рассказе, помимо всего прочего приключенческого спасательномирового, детально описывалось, как Баки Барнс втрахивал Стива Роджерса в кровать мотеля, кусая за загривок, от чего по телу доблестного супергероя пробегала дрожь. Антон тогда решил, что это шутка или наёб, но читать не перестал. Более того — в какой-то момент он обнаружил свою руку в штанах, быстро и сильно оглаживающую стоящий горячий член. Это был пиздец, и, как во всех пиздецах, происходящих тогда с Антоном, виноват в нём был Арсений. Кончив, вытерев следы салфетками и достаточно успокоившись, Антон набрал Арса и разъярённо начал спрашивать, что за хуйню он ему посоветовал. — Тебе что, не понравилось? — абсолютно искренне расстроился Арсений. — С чего ты в принципе решил, что мне такое может понравиться? — орал Антон. — Там классный сюжет, и сцены битв описаны талантливо, — оправдывался Арс. — Ага, а как насчёт ебли? — Антон не мог успокоиться, но голос снизил, чтобы родители не услышали. — Она тоже хорошо написана, мне кажется, — удивлённо и растерянно пробормотал Арс. — Откуда в рассказе про Капитана Америку вообще ебля? Ещё и пидорская? — Антон шипел громким злым шёпотом, не понимая, почему Арсений так спокойно об этом говорил. — Так это называется фанфики, Шаст. Фанатское творчество, зачастую очень крутое. И тебе что, не понравилось из-за гомосекса? — Сейчас расстройство в голосе Арсения приобрело абсолютно другой характер — разочаровательный. — Я… Мне… Бля. — Антон остановился на мгновение от нарезания кругов по собственной комнате и вдруг сдулся как проткнутый гвоздём соседского мальчишки футбольный мяч. Ему понравилось — лёгкая слабость в ногах после недавнего оргазма очевидно доказывала это. Но это же неправильно? С другой стороны, ни он, ни тем более Арсений никогда не были гомофобами, они даже обсуждали это когда-то. У Антона практически заболела голова от мыслей и осознаний. — Мне понравилось, предупреждать просто надо было! — зло бросил он и отключился. В тот вечер он впервые задал себе вопрос. Арсений не упоминал об этом разговоре ещё некоторое время, а потом, спустя пару недель, просто прислал ссылку, едва открыв которую, Антон понял, что это очередной рассказ-фанфик, в котором Кэп любит своего друга детства совсем не дружеской и не детской любовью. В тот раз он опять дрочил, но уже абсолютно осознанно. Потом Арс скидывал ещё с десяток подобных фанфиков — секс был не во всех, да и влюблённость героев тоже, и тогда Антон пришёл к выводу, что Арсений ни на что ему и не намекал, а всего лишь скидывал то, что ему самому действительно понравилось, безо всякого подтекста. Наверное, это и была настоящая толерантность. Сам Антон не искал фанфики, потому что в какой-то момент поймал себя на мысли, что, читая про двух мужчин, возбуждался сильнее, чем от всех тупых разговоров про девчонок. И вот об этом он думать точно не хотел, потому что тогда это безумно пугало. Антону в настоящем тоже страшно, он не понимает, зачем согласился на эту поездку, но понимает, к чему она может привести. Наверное, это взаимосвязано, и жизнь как качели — то вира, то майна. Он вздыхает и ложится, укрываясь лёгким покрывалом. Кабачок подскакивает и устраивается под боком. Завтра им обоим рано вставать.