Не Джек Керуак и не Боб Гейл

— Тебе очень идёт, — очарованно бормочет Антон, наблюдая за тем, как Арсений водружает на голову венок из васильков. Тупая идея сплести его пришла Антону в голову, едва они оказались на этом небольшом поле — Арсений слишком вдохновился маками, поэтому заявил, что поищет в Инстаграме, попадутся ли им ещё цветочные поля по пути. В итоге выяснилось, что любители фотосессий скидывают множество координат всевозможных красот под Красноярском, так что было решено заехать посмотреть на цветущие васильки. Антон плёл венок, тщательно сверяясь с гуглом, который вообще непонятно как словил в этой глухомани, пока Арс наблюдал за ним и шутил по поводу высунутого от усердия языка, непослушных пальцев и кривости исполнения, а Кабачок бегал рядом и тявкал на бабочек. Когда венок наконец был готов, оказалось, что он действительно вышел кривым и неказистым, но Арсений возмущённо запыхтел на предложение Антона выкинуть его и вместо этого надел на голову. — Спасибо, — сияет Арсений в ответ и, смотрясь в телефон, поправляет вихрастую чёлку, торчащую из-под синих цветов, подчёркивающих яркую в свете наконец снова появившегося солнца голубизну его глаз. Антону кажется, что Арс — самый красивый человек на свете, и он прикусывает язык, чтобы не спиздануть это вслух, не хватало ещё, чтобы этот дурак слишком многое о себе возомнил. Вместо этого Антон нашаривает рукой полароид и делает фото, которое обещает себе потом украсть и вставить под непрозрачный чехол телефона, просто чтобы знать, что такой красивый Арсений всегда есть рядом с ним. Арсений улыбается солнечно и откидывается спиной на плед, который они вытащили из машины вместе с купленными на заправке сэндвичами, соками и шоколадками. Антон не может оторваться и смотрит на него, впитывая эти секунды. Дорога, по которой они доехали сюда, совсем не оживлённая — за те полчаса, что они тут торчат, проехало машин десять, но тишина природы от этого только явственней: где-то в лесополосе слышен дятел, исправно стучащий по стволу какого-то дерева, лёгкое жужжание пчёл или жуков уже привычно и не так ощутимо, а сверчки, или кто там, продолжают сверчать о чём-то своём, не обращая внимания на трёх абсолютно беспечных в этой красоте вторженцев. Кожей Антон ощущает лёгкий ветерок и тёплые лучи и, наконец, тоже ложится рядом с Арсом, чтобы вместе смотреть в яркое небо с нежными перистыми облачками. — О чём ты думаешь? — спрашивает Арсений, и его мелодичный голос идеально вписывается в эту сказочно-нереальную картину, от которой Антону хочется жить и смеяться от счастья. — О тебе, — честно признаётся он. — О том, что без тебя меня бы тут не было, о том, как ты находишь красивое и чудесное, потому что тебе хочется, и как показываешь это мне. Антон чувствует на себе чужой взгляд, но не поворачивается, потому что и так много наговорил, а Арсений ничего не отвечает, нащупывает его руку и переплетает с ним пальцы. С их разговора прошло двое суток, а Антону кажется, будто целая жизнь, и он снова чувствует себя десятиклассником, который на балконе майской ночью распивает сидр вместе с самым потрясающим, на его взгляд, человеком, а перед ними весь мир. И Антон пытается гнать от себя эти мысли — это слишком глупо, потом тяжелее будет разочаровываться, и в целом неправильно делать то, что делает он: так сильно зависеть от отношений с конкретным человеком, но ему слишком хорошо, и он отпускает себя, решает, что позволит себе творить то, что хочется, и оставшиеся до Владивостока километры превратит в лучшую дорогу в его жизни, а уже по приезде в Москву, не важно, с Арсом или без, он обязательно пойдёт к психотерапевту, снова съедет от родителей, попробует совместить свой фриланс с любой другой работой, пусть даже в офисе — ему нельзя без социализации, — и обязательно наладит отношения со всеми друзьями. Наконец пришло время разложить свою жизнь по местам. Антону кажется, что сейчас у него есть силы, чтобы сделать всё это, и уже за одно это ощущение он безмерно благодарен Арсению, его возвращению и идиотской авантюре. — Я люблю, что ты так реагируешь, — наконец тихо признаётся Арс. — В смысле что тебе нравится видеть красивое вместе со мной. Я люблю твою реакцию, мне её очень не хватало. Антон думает, что это так похоже на Арсения — любить любовь и восхищение его действиями. Но это почему-то не сердит и не вызывает отторжения или осуждения. Непонятно почему, правда. Над любым другим человеком, который так же относился бы к остальным, Антон бы наверняка посмеялся или покривился, но к Арсу особые требования. Отсутствующие. Хотя Антон преувеличивает — он просто слишком привык к Арсению, принял вместе со всеми минусами и плюсами, со всеми потрясающими и не очень закидонами, даже с его отношением к нему лично. Они очень разные — два типа людей, но они чувствуют друг друга на особенном уровне, и Антон знает это, наверное, поэтому и спрашивает: — А разве Алёна не так реагировала? — эта тема всё-таки всё ещё висит между ними, и Антону хочется услышать подтверждение собственного превосходства. Это глупо, мелочно и рискованно, ведь, возможно, он услышит вовсе не то, на что рассчитывает, но удержаться всё равно не может. Арс фыркает. — Алёна… Нет, она реагировала совсем не так. Антон ждёт продолжения, но его нет, поэтому он наконец поворачивается, облокачивается на локоть, не вынимая руки из Арсовой ладони, и молча смотрит на него такого растрёпанного, хотя и без щетины, с венком на голове. Арс смотрит в ответ, а потом закатывает глаза, улыбается до ямочек на щеках, качает головой. — Ла-адно, — сдаётся он. — Если бы я был с ней знаком, мне бы не пришлось расспрашивать, — констатирует очевидное Антон, и это, видимо, воспринимается давлением на совесть, так что Арсений корчит рожу, снова молчит, а потом вздыхает и начинает: — Когда мы только познакомились, она была единственной русской моего возраста среди студентов, но дело, конечно, не в этом. — Арсений сглатывает, и Антон наблюдает, как дёргается его кадык. — Ты знаешь, я всегда ведусь на тихих и загадочных, и этот раз не стал исключением, — он хмыкает. — Мы когда познакомились, я сразу решил, что в ней что-то есть, в её молчании, в её взгляде на жизнь. Она поэтесса. Не в плане что пишет стихи, она поэтизирует жизнь. То есть, например, вот есть клумба, по которой потоптались невоспитанные бедные индусы, которым до её красоты вообще не было дела, им просто надо было пройти короткой дорогой, а Алёна уже решит, что этим цветам было суждено погибнуть под ногами народа и это библейский знак. Или вот есть бокал с коктейлем внутри, или даже просто с пивом, а она решит, что это символ, например, законченной жизни. Полная противоположность тебе, конечно, ты бы просто расстроился, что цветы вытоптали, и обрадовался, что есть пиво. — Они оба синхронно фыркают, и Антон пока не понимает, почему Арс говорит об этой Алёниной черте с раздражением, но тот продолжает: — Я до сих пор не знаю, как это рождалось в её голове, и поначалу я был в восторге, ведь это красиво и необычно. А потом, со временем, не знаю, это стало надоедать? Поэтизация жизни, это и правда красиво, но в меру. Когда этот надрыв во всём, когда кто-то видит символы любви или ненависти, или войны в банальных, простых вещах, это утомляет, и в какой-то момент тебе начинает казаться, что за этим ничего нет, что человек сам не верит в то, что говорит, а это просто такой способ сделать вид, что он нечто большее. И я не хочу обвинить её в поверхностности, это скорее моя проблема, что я начал воспринимать это так, просто мне стало не хватать обычного. Арс смотрит на Антона, и он хмурится. — Тебе не кажется, что ты просто привык к тому, что это у тебя необычный взгляд на жизнь, и другие восхищаются этим, а когда вы столкнулись, она не восхищалась, а противопоставляла твоему видению своё? — задумчиво тянет Антон. — Да, наверное, ты прав, я тоже думал об этом, — легко соглашается Арс, будто бы Антон только что не обвинил его косвенно в нарциссизме, или как там по-другому назвать необходимость в признании другими твоей уникальности. — В любом случае, с течением времени это стало влиять на нашу жизнь, я стал раздражаться, не вымещая на ней, конечно, но она наверняка это чувствовала и уходила в себя. Нам обоим стало тяжело. Ну, и дело было не только в этом, разумеется, хотя абсолютно разные взгляды и представления о жизни, конечно, играют значительную роль. Она просто… Не понимала меня, не разделяла мои увлечения, почти никакие, и даже не считала нужным делать вид, что ей интересно. Справедливости ради, стоит сказать, что мне тоже были не слишком интересны её страсть к истории религий или к турецким сериалам, к восточной поэзии. И если в начале, когда я повёлся на её ум, на её красоту и необычный подход к жизни, это было забавно — то, как мы были непохожи, — то потом это стало бесить. Арсений задумчиво поджимает губы, а Антон сдерживает себя, чтобы не выпалить что-то в духе «вот поэтому надо жениться, когда по-настоящему знаешь человека, а не спустя полгода отношений», но это наверняка читается у него во взгляде, так что Арс немного раздражённо продолжает: — Знаю, это наша общая вина, надо было подождать, узнать друг друга получше, потом уже думать что-то о свадьбе и совместной жизни. Тогда это было по-другому, мне казалось, что я был оглушительно влюблён. Наверное, впрочем, это так и было, не знаю, мне сейчас сложно это оценить. В любом случае, до любви наши отношения так и не дожили. Но в самом начале наших отношений я реально повёлся, подумал, что её это молчание, это как у тебя: типа ты вот сидишь, ничего не говоришь, игнорируешь всё, а потом выдаёшь что-то такое, что я и все вокруг в восторге, хотя, казалось, откуда это в тебе и у тебя? И ведь почти так и было. Только она выдавала совсем не то, чего я ждал. Но это снова исключительно мои проблемы, конечно. Антон не знает, что ему нужно чувствовать от реального, нескрываемого, абсолютно очаровательного и максимально незаслуженного Арсова им восхищения. Ещё он не знает, хочет ли думать о том, почему в своей будущей жене Арсений искал его черты и осознаёт ли он это сам. Антон не знает, поэтому просто молчит и слушает — Арсу надо выговориться, а он готов его выслушать. Инь и ян — идеальное равновесие, идеальное совпадение. Арсений вдруг меняет тон, наклоняет голову и продолжает: — И тогда я стал думать, неужели я слишком многого прошу? А вдруг того, что я ищу, вообще не существует? А потом осознал, что нет, существует, и я воспринимал когда-то это как должное. — Арсений как-то странно смотрит на него, а Антон не понимает, о чём он говорит, пока тот внезапно не садится, чуть не ударив его по носу лбом. — Я привык, что могу смотреть с тобой ситкомы, хихикать над другими людьми, постоянно разыгрывать сценки, которые ты подхватываешь, я привык, что могу вытащить тебя куда-то, предложив самую идиотскую или нереальную идею, а ты погундишь, но согласишься. Привык, что ты смеёшься над моими шутками и заботишься обо мне. Я воспринимал это как должное и ни разу не сказал тебе за это спасибо. — Антон теряется от такого совершенно, не знает, как реагировать, только отводит взгляд и наверняка краснеет, пока Арс продолжает. — Прости меня и спасибо. Ты даже представить не можешь, как много для меня значишь. Антон совсем задерживает дыхание и наконец всё же переводит взгляд на Арсения: тот сидит и смотрит на него своими сияющими глазами, невозможно красивый в дурацком васильковом венке, и признаётся в том, что Антон много для него значит. По-научному, то чувство, что сейчас охватывает его — просто выброс эндорфина, но Антону не важно, что научно, а что нет. Он прерывисто вздыхает и переводит взгляд Арсению на тонкие искусанные губы, а сердце у него в груди колотится с бешеной скоростью — громче и быстрее, чем глупый дятел где-то невдалеке. Антону кажется, что весь мир сужается до них двоих, до двух дураков, сидящих на васильковой поляне — бюджетная версия «Сумерек», и он чувствует самое сладкое, самое волнующее нетерпение в своей жизни, несмело приближая своё лицо к Арсовому. Вдруг у него начинает вибрировать телефон, лежащий тут же на пледе, и от неожиданности они оба дёргаются. На экране светится «Мама», и Антон думает, что это знак — её звонки он никогда не игнорирует, думает, что всё, что хотим, происходит не сразу. Он поднимает глаза на Арсения и делает самое извинительное лицо на свете, на что тот только улыбается тепло и ласково и пожимает плечами, так что Антон берёт трубку и следующие полчаса рассказывает маме об их путешествии. *** Антон зашёл домой, захлопнув дверь и с удивлением отметив, что Кабачок, как обычно, не выбежал его встречать. С кухни раздавались весёлые голоса и смех, так что щенок наверняка был там, что было нормально и объяснимо, но Антон всё равно почувствовал укол обиды. — Шаст? Это ты? — среди общего гама раздался крик Арсения, который, к слову, тоже не вышел его встретить. — Ага! — крикнул Антон в ответ, стягивая правой ногой левый кроссовок, а потом тихо пробурчал себе под нос. — Кто ж ещё может зайти в квартиру, используя ключи? — Заходи, у нас ещё остались пирожные и пицца! — проорал Арс, и Антон тяжело вздохнул. Он вернулся с матча — они с пацанами иногда кидали клич по знакомым, набирали людей для команд, снимали поле и гоняли в футбол — и поэтому наверняка жутко вонял. В этот раз они играли на поле в Сокольниках, и там не было не то что душа, просто раздевалки — Поз ещё нудел на тему того, что в следующий раз нельзя так экономить. Так что после выматывающей игры, а для Антона любая физическая нагрузка, превышающая его стандартный квартирный моцион, была выматывающей, ему не удалось даже переодеться и пришлось ехать домой в полностью пропахшей потом форме. Внезапная майская духота только усиливала это благовоние, и Антон искренне сочувствовал всем его соседям по вагону метро. В любом случае, он надеялся на то, что Арсовы друзья уже свалят к тому времени, как он вернётся, и у него получится нормально сходить в душ. Но судьба, очевидно, была не на его стороне. У Арсения в гостях были ребята из его института, и Антону всегда было очень неуютно в этой компании. Натянув лыбу, он прошёл на кухню и понял, что, судя по всему, в ближайшее время никто и не собирался уходить — пицца была ещё не съедена, как и упомянутые пирожные, а судя по румянцу у Арсения на щеках, в стаканах была не только кола. За их небольшим кухонным столом сидело шестеро человек, включая Арса: вечно фонтанирующий сарказмом и пародирующий всех и каждого Ваня, улыбчивый гик Боря, который, казалось, знал всё на свете, но при этом больше всего любил говорить о том, почему киберспорт это тоже спорт, Денис, чей мозг был так же наточен на выискивание каламбуров, как Арсов, Даша, которая, мило улыбаясь, могла разложить по полочкам любой конфликт, начиная арабо-израильским, заканчивая конфликтом Нюши и Кроша в Смешариках, и, конечно, Оля — по Антоновому скромному мнению, самая лучшая девушка из всех его знакомых. Все они и по отдельности, и вместе были очень классными, и Арсений их обожал, но в этом и была проблема: на их фоне Антон чувствовал себя не то что говном на палочке — ему казалось, что среди прекрасных новогодних блюд он был тем самым мерзким жиром с холодца, который все обычно, морщась, сковыривают вилкой, и весь остаток новогоднего вечера он тухнет на краю тарелки. Все радостно начали его приветствовать и пожимать руку, а Оля даже подскочила, чтобы обнять. — Оль, не стоит, — мучительно краснея, предупредил её Антон, вытянув руку, чтобы она не успела. — Почему? — удивлённо переспросила она, и Антон в который уже раз отметил её сходство с Хлоей Морец. — Шаст просто не самый обнимательный человек после футбола и до душа, — опередил его объяснения Арс, и Антон кинул на него благодарный взгляд, потому что сам бы он смог выдать разве что что-то в духе «я потный и воняю». — Ты иди пока, мы всё равно ещё разгоняем вопросы, — обратился он уже к Антону. Антон кивнул и уже было развернулся, как Боря вдруг радостно предложил: — Слушайте, так пускай Антон нас модерирует тогда? — Отличная идея! — воскликнула Даша, и все остальные согласно загалдели. — Чего я вас? — Антон правда не очень понял, что Боря имел в виду. — Будешь нашим ведущим, — объяснил Арс под смешки Вани и Дениса. — Мы хотели поиграть в ЧГК, но нас как раз шесть, так что не хватало модератора. — Тебе всего лишь надо будет читать вопросы, — вмешался Ваня, поясняя очевидное, и на поднятые брови Антона добавил: — Просто если бы мы играли в другие три буквы, тебе как ведущему пришлось бы ещё стоять, засунув ладони в подмышки, неодобрительно похмыкивать и делать вид, что тебе претит внимание. Но зато нам бы пришлось тебе платить. Антон встретился глазами с качающим головой Арсом, хмыкнул и всё-таки вышел из кухни, пока Ваня тоном утомлённого чужой глупостью человека пояснил, что имеет в виду КВН, а Даша тоном человека, утомлённого Ваней, заявила, что все это поняли. Из ванной выходить вообще не хотелось, и Антон даже рассматривал возможность утопиться в раковине, или, на крайняк, повеситься на шланге от душа. Ему самому нравились эти Арсовы друзья, по крайней мере, Оля, ну, может, ещё Боря, но после встреч с ними и наблюдением за Арсением в их компании он загонялся похуже баранов после выгула. Со всеми ними Арсений познакомился примерно на первом курсе и отзывался обо всех так восторженно, что ещё тогда Антон просёк, что ему будет тяжело. От Вани всегда нужно было ожидать какой-то подъёбки, которую Антон просекал сразу же, но ответить на неё не знал как, поэтому просто прикидывался идиотом. Да с Абрамовым и в целом было непросто — он критиковал и насмехался почти над всем и вся, и, хотя Арсений называл это интересным взглядом на жизнь и интеллектуальным юмором, Антон считал, что это низкая самооценка и желание самоутвердиться. Денис в целом был забавным, но в нём Антона бесило то, как они с Арсом быстро и без слов находили общие шутки и игры словами, которые Антон зачастую понимал только спустя пару мгновений, будто бы ему никто не объяснил правила. Даша была хорошей, но с ней Антон просто общался меньше, чем со всеми остальными, и ему казалось, что она не была сторонницей его туалетно-блевового юмора. Оля с Борей зато нравились Антону без всяких «но», и если с Борей иногда тоже бывало тяжеловато, особенно когда из него вырывались какие-то капитанско-командирские нотки, то Олей Антон искренне восхищался. Проблема всё равно была в том, что по сравнению со всеми ними он чувствовал себя безгранично тупым, а после общих тусовок каждый раз задавался вопросом, почему Арс с ним вообще дружит. И это при том, что Арсений не вёл себя как мудак или как придурок — не шутил за счёт Антона и не делал ничего такого. Просто было слишком очевидно, что с такими друзьями ему интереснее, что их мнение ему важнее и их условную оценку он ценит больше. И Антон правда понимал, почему так происходило — не заметить контраста между ним и тем же Борей было невозможно, он бы и сам расставил приоритеты не задумываясь, но всё равно от этого осознания становилось только хуже. Случай с Матвиенко он давно уже отрефлексировал и признался себе в очевидном — в том, что дело тогда было не в Серёже, а в самом Антоне и его бессмысленной ревности, но это и чувствовалось по-другому, потому что, хоть это и было херово с точки зрения дружбы и морали, но Антон считал, что он лучше Матвиенко, по крайней мере, как Арсов друг уж точно. А вот с умными, образованными и при этом весёлыми ребятами из МГИМО он точно не мог соревноваться ни в одной категории. Разве что в силе зловония, неуклюжести и тупых шутках — тут ему не было равных. И это всё и правда было глупо — на сложившуюся ситуацию Антон никак не мог повлиять, поэтому смысла переживать об этом всём не было никакого, но он всё равно каждый раз расстраивался и разочаровывался в себе. Вздохнув и в который уже раз вытерев волосы, он, наконец, вышел из ванной. В целом он, конечно, мог заявить, что у него много дел и ему надо готовиться к сессии, но это было бы совсем уж трусоватым поступком, потому что до сессии оставалось ещё почти два месяца, в Вышке вообще были каникулы, а Арсений знал, что правки по последнему заказу Антону обещали выслать не раньше, чем через два дня, так что потом пришлось бы объясняться, а этого Антон как раз и хотел бы избежать. — О, наконец-то! — смешливо заявил Денис. — Мы уже думали, что ты поверил в концепцию Томаса Мора. Антон нахмурился и издал звук слишком похожий на «эчё?», а Арс прыснул и объяснил: — В смысле стал утопистом. Они с Денисом дали друг другу пятюни, и Антон еле удержался от того, чтобы закатить глаза. — Давайте ваши вопросы, — пробурчал он, а потом осмотрел кухню ещё раз и понял, что ему негде сесть. — Только где я сидеть-то буду? Или вы мне, как в настоящей ЧГК, предлагаете висеть на люстре? Все засмеялись, а Арсений бросил на него странный взгляд, и Антон решил, что больше не будет пассивно агрессивничать. — Садись ко мне, мы с девочками подвинемся, и ты поместишься. — Арс обвёл взглядом угловой диванчик, на котором они сидели с Дашей и Олей и на котором явно не было места для ещё одного человека. Оля с готовностью заелозила и в итоге вплотную придвинулась к Даше, а потом и вовсе положила голову ей на плечо, а Арсений демонстративно хлопнул по небольшому освободившемуся местечку возле себя. Антон тяжело вздохнул и попытался умоститься там, но одно его полужопие, которое, кстати, не было слишком уж и жирным, всё равно не уместилось. Тогда Арс просто развернулся и закинул на него ноги, практически, по сути, усаживаясь на Антона, зато при этом действительно освобождая чуть больше места. Антон почувствовал, как у него покраснели уши, но никто вроде никак не отреагировал на этот жест, что было странно — в этой компании Арсений редко проявлял свою тактильную сторону. А Антон в последнее время боялся первым это делать, потому что у него постоянно всплывала мысль, что он в чём-то виноват, если, например, укладывал на Арсения голову или гладил кончиками пальцев по руке или груди, когда они вместе лежали на его диване и смотрели что-то. — Давай. — Арс вручил ему свой телефон. — Это сайт базы вопросов ЧГК, перейди на «случайный пакет». — Стой, что сейчас произошло? — вдруг вмешалась Оля. — Арс что, дал тебе свой телефон? Она спросила это таким поражённо-восторженным тоном, что Антон вскинул брови и перевёл взгляд на Арсения, у которого от виски с колой до сих пор были розовыми скулы. — А что такого? — он удивлённо покрутил головой, ловя странные переглядки остальных, в то время как Арс, наоборот, почему-то избегал его взгляда. — Арсений же никогда не даёт свой телефон посторонним, у него правило такое есть, — вмешался Абрамов. — Это его правило один раз даже стоило ему оценки, — раздражённо добавил он, а на непонимающее выражение лица Антона пояснил: — Он вышел отвечать индивидуальный топик на английском, но завис на какой-то фразе, и если бы я мог открыть его телефон, с которого он, собственно, и готовился, это, может, ему бы как-то и помогло. — Если бы да кабы, то во рту росли б грибы, — перебил Арсений, по-прежнему избегая смотреть на Антона, и почему-то по этому его смущению тот понял, что лучше придержать при себе тот факт, что он знает Арсов пароль и вообще у того в телефоне есть Антонов отпечаток — ещё когда-то давно они решили, что на случай смерти обязаны ими обменяться. — Я свой просто оставил где-то в комнате, — соврал Антон и тут же постарался как можно более обыденно перевести тему. — Давайте не отвлекаться, вопросы уже выпали. Мне читать, а потом засекать минуту? — Ага, — сосредоточенно пробормотал Боря, и Антон едва не фыркнул — тот любое соревнование воспринимал слишком серьёзно. — Поехали. Внимание, вопрос. Сатирическое стихотворение семнадцатого века заканчивалось словами «Защити нас, Господь, от такого защитника». Кому оно было посвящено? Время пошло. — Царю? — моментально предложил Ваня. — Подождите, почему тогда именно семнадцатый век? — Оля облокотилась о стол. — А стихотворение было русское или иностранное? — быстро спросил Арсений. — Ты думаешь, это кому-то конкретному, а не образно? — подхватил его мысль Боря. — Давайте вспоминать всех лидеров семнадцатого века. — Даша начала загибать пальцы. — Годунов, Шуйский, Михаил Фёдорович, Алексей Михайлович, Пётр Великий. — Вот на Годунова или Шуйского очень похоже, Смута же как раз, — уверенно вмешался Денис. — Почему вы уверены, что это Россия? — продолжил гнуть свою линию Арс. — А из иностранных тогда кто был? — Боря окинул всех взглядом. — Людовики во Франции, Людовик Четырнадцатый, кстати, может, про него, — начала вспоминать Оля. — Или Ришелье, тоже же очень подходит. — Нет, нет, нет! Слишком многие подходят, во фразе что-то конкретное, кто помнит? — Боря от нервов начал теребить воротник рубашки. — Защити нас, Господь, от такого защитника, — моментально процитировал Арсений. — Тут игра слов! Защитник! Это Кромвель! — Время! — довольно перебил Антон. — Кто будет отвечать? Все посмотрели на Арсения. — Арс будет отвечать, — заявил Боря. — Это стихотворение было про Кромвеля, — уверенно сказал тот. — Это игра слов на английском. Кромвель был лордом-протектором, «Господь» по-английски — «Lord», а «защитник» — «protector». — Это правильный ответ, — Антон улыбнулся, и Арс просиял ему в ответ. Ваня издал звук, напоминающий жужжание волчка из телепередачи, и все засмеялись. — Мы, кстати, не назначили капитана, — между делом бросил Боря. Оля с Дашей хихикнули. — Борь, ну очевидно, что это будешь ты, — усмехнулась Даша. — Ну, не так уж и очевидно это было, — пробормотал тот, но Антон отметил появившиеся у него ямочки на щеках от тщательно подавляемой улыбки. — Классный вопрос был, — протянул Денис. — Как мы только не догадались сразу? — Арсений сразу подумал в правильном направлении, — отметила Оля, а тот победно улыбнулся и поёрзал, чтобы устроиться на Антоне поудобнее. — Итак, следующий, — прокашлялся Антон и неосознанно положил руку Арсу на бедро. В конечном итоге они сыграли ещё девять вопросов и остановились, когда «знатоки» выиграли со счётом шесть-четыре, что ужасно порадовало всех присутствующих. Арсений светился ярче огонёчков, которые он после Нового года перетащил на кухню «для создания уютной атмосферы», и Антон радовался вместе с ним, но зудящее ощущение, твердившее ему, что таким счастливым Арса сделали умные и достойные друзья, всё равно не хотело отпускать. — Если бы у нас уже не было команды… — мечтательно протянул Боря. — Ой, не начинай, — фыркнула Оля. — У нас самая лучшая команда. — Даша согласно закивала. — И вообще, Ваня вон отвратительный командный игрок, если его версию не принимают, он же сидит обиженным сусликом. Все засмеялись, а Абрамов надулся. — Попов тоже так себе, — заявил он. — Арс, ты в курсе, что если у тебя есть правильная версия, не надо её жопить, а потом сокрушаться, что ты знал? — Я не жоплю версии! — возмутился Арсений. — Просто мне часто кажется, что они неправильные, и у вас версии намного лучше, чем мои. — Ну так тебе надо предлагать их, а не сидеть партизаном! Антон прикусил язык, чтобы не спиздануть что-то едкое. Он понимал, о чём говорил Арс, — заметил это во время обсуждений. Да и в целом Арсению это было присуще — он не имел привычки переть напролом и вклиниваться со своими идеями, наоборот, он часто позволял перебивать себя и затыкался, если понимал, что его никто не слушает. Сейчас, наблюдая за этим со стороны, Антон увидел это чётко и явственно; в какой-то момент ему даже захотелось наорать на Ваню, чтобы тот закрылся и послушал Арса. Но в тот же момент он со стыдом осознал, что очень часто сам ведёт себя так же в общих компаниях, где ему комфортно, затыкая Арса и не давая ему и слова сказать, а тот всегда позволяет ему добить тупую шутку или громкую историю. Антон решил, что подумает об этом позже. — И как ты только можешь сочетать несочетаемое? — задумчиво вдруг протянул Денис, обращаясь к Арсу. — Тебе же постоянно надо быть правым. — Точно, Мистер-Я-Же-Тебе-Говорил! — довольно похоже передразнил Арсения Ваня. — Неправда! — Арсений аж выпрямился и напрягся от негодования, поджав губы, а остальные зафыркали. — Шаст, меня тут буллят, скажи им что-то. — Арс, прости, но они правы, — сквозь сдерживаемую улыбку признался Антон. — Помнишь историю с Википедией? — И ты, Шаст, — драматично разочаровался Арсений и снова откинулся на спинку диванчика, сложив руки на груди. — Что за история? — мгновенно заинтересовался Денис. Антон бросил вопросительный взгляд на дующегося Арса, но тот закатил глаза и повёл плечом, мол, рассказывай, и по его выражению лица Антон понял, что он обижается несерьёзно, так что ухмыльнулся и повернулся ко всем: — Арсений года полтора назад, когда только начинал репетиторствовать, ходил к одному ученику, одиннадцатикласснику, и постоянно жаловался, что тот весь из себя всезнайка и при этом очень бесючий тип. И в один день, блин, я не помню, где я был, но мне внезапно прилетело сообщение капслоком, чтобы я срочно зашёл в Википедию и изменил дату… Чего, Арс? — Дату первой публикации Кодекса Наполеона, — пропыхтел тот. — Да, точно! — Антон прыснул. — Короче, выяснилось, что этот придурок посрался со школьником, у которого был репетитором даже не истории, а английского, и у него так подгорела жопа, что он аж полез в интернет, увидел, что был не прав, и в срочном порядке написал мне, чтобы я помог ему доказать его правоту-неправоту. Все разразились громким хохотом, и Антон, улыбаясь, глянул на Арсения. Тот сидел с невозможно довольным выражением лица, и Антон хмыкнул — мало кто будет гордиться таким идиотским поведением, но история вызвала смех, и Арсений этому радовался. Это было так на него похоже. При всей своей гордости и самолюбии Арсений готов был позволить людям смеяться над собой, слишком напоказ выставляя свои лучшие и нелучшие качества, делая их шутками для других. От этой мысли Антона накрыло такой сильной волной чувств, что у него аж сбилось дыхание и сердце забилось быстрее. Он невесомо погладил Арса по бедру, внимательно следя за реакцией, но тот даже не обратил внимания — все затеяли спор про значимость Кодекса Наполеона для гражданского права, и это были не те пьяные дискуссии, к которым обычно привык Антон. Он аккуратно скинул ноги Арсения и попытался как можно незаметнее выйти из-за стола на балкон, закрыв за собой дверь. На балконе они с Арсением устроили что-то вроде лаундж-зоны, как называл это Арс, или просто удобной курилки, как называл это Антон. Едва заехав, они постарались разобрать там вещи и не захламлять балкон ещё больше, притащили туда два раскладных кресла, подушки с пледами и ковёр, чтобы часто гуляющий по дому босиком Арс мог выйти постоять с Антоном, пока тот курит, даже зимой. В итоге нельзя было сказать, что балкон действительно стал мега-уютным, но когда стало теплеть, они часто проводили там время, болтая ни о чём или куря кальян на двоих. Антон открыл окно, уселся на пол, игнорируя цветные гамачные кресла, и закурил. Забавно, как присущая ему драматичность с годами не исчезала — Антон недавно пришёл к выводу, что так ему оксюмороновски легче переживать какие-то вещи. Вся драма уходит во внешнее, и на внутреннее остаётся меньше ресурсов, а значит и подход к нему более спокойный. Он только решил в какой уже раз обсосать мысль, что Арсению место среди умных и образованных ребят, а не рядом с ним, как вдруг дверь балкона снова открылась и зашла Оля. — Я тебе не помешаю? — аккуратно спросила она и присела рядом. Из кухни по-прежнему доносились звуки оживлённой беседы, и Антону было совершенно непонятно, зачем она пришла. — Ты разве куришь? — удивлённо спросил он. — Нет, — Оля помотала головой. — Просто подумала, что тебе может быть одиноко. Антон закусил губу и невесело фыркнул. — Спасибо, — искренне поблагодарил он, и Оля аккуратно придвинулась к нему. Какое-то время они помолчали, а потом Оля решительно развернулась к нему всем корпусом. — Прости, я немного выпила, а когда я выпью, я обычно хочу играть в героя и лезть не в своё дело, а ещё рассуждать о «Следствие вели с Леонидом Каневским». — Они оба прыснули, и Оля, растерянно улыбаясь, продолжила: — Если я правда лезу не туда, одёрни меня, ладно? Я просто хотела спросить, что у тебя с Арсом? Если бы не внушительный опыт курения, Антон бы закашлялся. — Что. Что ты имеешь в виду? — выдавил он. — Ты… Ты на него так смотришь, и, ну, я подумала… — Оля замялась. — Вы всегда вместе, и он с таким теплом и восхищением рассказывает о тебе, и вы часто трогаете друг друга, и живёте вместе… — А разве у вас с Дашей не так же? — перебил Антон и в тот момент вдруг понял, что это даже не перевод стрелок — ему правда интересно, и Оля, кажется, одна из немногих, с кем он может поговорить. — Нет, не так же, — она нежно улыбнулась. — Я не знаю, что конкретно у вас с Арсением, но у нас с Дашей точно не то, что я имею в виду, говоря о вас. Мы… Мы подруги. Я люблю её безумно, восхищаюсь ею, она для меня самый чудесный человек на планете, но у меня есть Саша, и это другое. Любовь к нему другая, понимаешь? — Нет, — честно признался Антон. — Как ты сама это понимаешь? — Я не знаю, Антон, — Оля заломила брови. — Я просто… Чувствую это? Я могу ревновать Дашу или хотеть обнять, прикрепиться к ней как коала и не отпускать её часами, ожидая её поддержки и признаний в том, что она любит меня тоже, но мне этого достаточно. Не знаю, как объяснить, чтобы не свести это к физическому. — Она задумалась и откинула голову назад. — Если вдруг она зайдёт дальше в наших разговорах или касаниях, я испугаюсь, понимаешь? Я не хочу этого, я не буду знать, что с этим делать. А от моего Саши я этого жду и хочу, мне нравится думать, что он поцелует меня в сгиб локтя или будет шептать глупости, уткнувшись в шею, или смотреть на меня, пока я сплю. От него я жду такой любви и готова дать её ему. С Дашей другое. Антон зажмурился и сжал кулаки — сигарету он вдавил в пепельницу ещё пару минут назад. Он понял, о чём говорила Оля, но он не хотел об этом думать. — Ты сказала, что Арс рассказывает обо мне с восхищением, — вместо этого тоскливо пробормотал он, переведя тему. — Ты… Правда имела это в виду? — Ну конечно! — воскликнула Оля, а потом, снизив голос, добавила: — Он часто говорит о тебе, и у него такое мечтательное выражение лица становится. Даже Боря это замечает, а он обычно в своём мире. — Я не… Ого. Я не знал. — Антон ещё крепче сжал ладони, будто это могло помочь затопившему его теплу не просочиться наружу. — Я, наоборот, думал, что я, ну… — Оле можно было признаться в этом, она бы никогда не стала смеяться. — Что я ему не ровня. В смысле, что вот есть вы, такие пушечные и умные, а я ну как бы… Запутавшись в словах, он просто помотал пальцами в воздухе, но Оля снова тепло улыбнулась и взяла его за эту руку. — Ты знаешь одно из основных правил игры в «Что? Где? Когда?»? — Не играть в неё бухими? Они оба засмеялись. — Это тоже, и мы его нарушили, — всё ещё хихикая, признала Оля. — Но я имею в виду другое. — Антон покачал головой. — Надо смотреть на всех игроков. Мы команда, мы равны, нельзя выделять взглядом кого-то одного. А Арсений всё время смотрел на тебя, предлагал версии тебе, будто остальной команды не существовало, хотя ты вообще был ведущим. И так всегда, не только сегодня. Когда мы сидим вместе и есть ты, он весь вечер будет рассказывать истории тебе, смотреть на тебя. Я не эксперт, но мне кажется, это что-то да значит. Антон попытался спрятать глупую улыбку, но у него не получилось, поэтому он просто отвернулся и сморщил нос. Оля, видимо, почувствовала, что ему надо было переварить услышанное и остаться наедине с поселившимся внутри счастьем, поэтому сжала своей маленькой ладонью его руку ещё раз и встала на ноги. — Надеюсь, вы оба разберётесь в себе, а потом и друг в друге, — ласково произнесла она и вышла. Антон поднялся на ноги и зачем-то высунулся в окно, посмотреть на как всегда затянутое плёнкой светового смога небо, будто оно может помочь ему. *** — Итак, Шаст, отвечай на вопрос! — Арсений радостно вещает впереди, пока Антон кряхтит, еле-еле поднимаясь за ним следом. До этого Арс вещал что-то про жить в кайф и горы по колено. Приехав в Красноярск, они погуглили, что же интересного есть в городе, и поняли, что самое красивое и интересное находится всё же за его пределами, поэтому поехали смотреть на Красноярские столбы и сейчас поднимались по самому простому маршруту, хотя у Антона уже сбилась дыхалка, шумело в ушах и вообще пропало желание жить. А воодушевлённый Арсений тем временем нашёл новое развлечение и теперь доставал Антона тупыми тестами, вроде «какой ты вид сыра?» (Антон вышел плавленым сырком «Дружба», а Арсений — пармезаном), «кто твой звёздный парень?» (у Антона выпал Гарри Стайлс, чему удивились все, даже Кабачок, а у Арсения — Йен Сомерхолдер, чему тот обрадовался, а Антон презрительно сморщился), «трудно ли затащить тебя в постель?» (где они оба оказались неприступными крепостями) и ещё кучей других абсолютно тупорылых тестов. Вот и сейчас они выясняли, кто из них какой хлебушек. — Давай остановимся ненадолго! — сквозь сбившееся дыхание просит Антон. Арс нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Сейчас пропадёт интернет, — жалуется он. — И так уже подолгу грузит. — Ну так, наоборот, здесь ответим на твой тупой тест, отдохнём и пойдём дальше. — Запыхавшись, Антон приваливается к стволу дерева. — Окей! Ты кошатница или собачница? — Я Антон, — язвит Антон, но Арс только хмыкает, закатывает глаза и выбирает что-то за него. — Какой твой любимый бойзбенд? Так, ну тут легко. — Арсений снова, походу, выбирает за него, и Антон всё-таки возмущается. — Эй! — Ну хорошо, смотри, тут варианты ответов «NSYNC/The Backstreet Boys/BTS/One Direction/Отпетые мошенники», — перечисляет Арсений смешливо. — И что ты выбрал? — поднимает бровь Антон. — Только не говори мне, что ты тайный фанат корейцев, — Арс фыркает. — Мошенников, разумеется. — Антон качает головой и улыбается, а Арс тем временем переходит к следующему вопросу. — Как часто ты мечтаешь о сыре? — они оба ржут над тупостью вопроса, но Арсений зачитывает варианты ответов, и становится ещё смешнее. — «Каждую ночь!/Редко, но метко/Мечты? Я не знаю, что такое мечты…/Ненавижу сыр». — Интересно, что значит «редко, но метко»? — сквозь смех интересуется Антон. — Наверное, что сыр тоже мечтает о тебе, — хихикает Арс. — Ну давай, значит, этот вариант. Круто было бы, если бы обо мне мечтал какой-нибудь пармезан. — Антон произносит это вообще не думая, но у Арсения краснеют скулы, и вдруг до него доходит, что Арсений-то и есть пармезан. Антон тоже заливается краской и уже хочет объяснить, что он это сказал на рандоме, но это наверняка сделает только хуже, поэтому он просто ждёт следующего вопроса, мысленно ударяя самого себя по лбу. — Любимая пицца? — спрашивает Арс, а потом ржёт. — Варианты ответов: «С колбасой и сыром/Неважно, лишь бы побольше/Треугольная/Не люблю пиццу, поклоняюсь Сатане». Антон тоже хохочет так, что оступается и едва не падает — Арс вовремя его ловит, так что продолжает смеяться он уже у него на плече. — Интересно, как это связано? — наигранно-задумчиво тянет Арсений. — Любители пиццы не могут пентаграмму нарисовать или плохо относятся к козлам? Ещё смешно, как они не оставили выбора: либо пицца, либо Сатана. Антон всё ещё смеётся и сам тыкает в вариант, где «побольше». Следующие вопросы ещё абсурднее предыдущих, и Антон выбирает между Канье и Дрейком, снова между сырами (варианта пармезан нет, поэтому он делает выбор в пользу шоколадного), решает, что набьёт себе треугольник на запястье (Арсений предлагает ещё круг на шее и квадрат на бедре), и, в конечном итоге, Антон оказывается хлебной палочкой, что доводит Арсения до неконтролируемого потока каламбуров, вроде «хлебная палочка Коха», «не Антон выбирает палочку, палочка и есть Антон», «Антон — хлебная палочка-выручалочка» и массы других. Сам Арс получается батоном, долго возмущается и перепроходит тест, отвечая совсем по-другому, но снова получает батон. Антон ржёт над его негодованием и заявляет, что для него Арс — как минимум багет, что тот, ну естественно, опошляет, лукаво поднимая бровь и переспрашивая, как много Антон видел, когда они купались в реке. Передышка помогает, и дальше они идут в более медленном темпе, так что Антону даже не хочется выплюнуть своё лёгкое. И всё равно даже Кабачок на вершине устаёт. Сами «Столбы» оказываются огромными и впечатляющими, и они с Арсом долго восхищаются тем, что природа способна создавать такие чудеса. Человеческая же деятельность Арсения скорее веселит, так что он критикует название каждого «Столба» и придумывает им новые, поэтому вместо «Деда» у них теперь «Покер фейс», вместо «Бабы» — «Леди Гага», вместо «Слоника» — «Шляпа», а вместо «Перьев» — «Книжная полка». Антон прыскает и радуется тому, как красиво вокруг, полной грудью вдыхая нагретый солнцем воздух, ощущая запах хвои и смолы. Он любит лес просто так, за то, что в нём всегда спокойно и умиротворённо, в который раз он уже убедился в этом за эту поездку, но ещё больше он любит то, что в лесу можно дурачиться, распевая песни во всю глотку, можно смеяться над Арсением, который пытается залезть в каждое дупло и на каждое дерево, можно ерошить его волосы, делая вид, что он вытаскивает из них сосновую иголку. Несмотря на то, что это известная пешая тропа, вокруг них никого — только тысячелетние деревья, покрытые мхом (с северной стороны, разумеется), и огромные валуны, называемые «Столбами». Антон хватает Арса за руку и притягивает к себе, переставая вдруг ощущать нужду скрываться, зарывается носом в его волосы, точно так же пахнущие теплом и смолой, ощущая грудью чужое быстрое сердцебиение. Они стоят так, вжавшись друг в друга, слушая щебетание птиц и своё дыхание, и Антон трогает Арсову напряжённую спину, проводит руками от широких плеч до худой талии, прижимает его ещё сильнее, будто хочет стать с ним единым целым — очередным каменным столбом, вечным в своём стремлении быть рядом, как можно ближе друг к другу, и Арсений, кажется, стоит на носочках, от чего у Антона в груди такой же бескрайний океан нежности, как этот нагретый лучами лес, тысячелетиями прораставший корнями в земле, захвативший полностью её сердце. Антон ласково проводит кончиком носа по бархатистой коже Арсовой шеи — его лёгкий смех переливами отзывается где-то в груди, и Антону кажется, что человек просто не способен выдержать столько счастья. * Арсений смешно спит, как обычно подогнув под себя ногу и рукой облокотившись об дверцу — он заснул до того, как Антон успел предложить ему его же подушку под голову, и сейчас трогательно сопит вместе с Кабачком. Антон не понимает, почему так получается, что когда спит он, он выглядит ублюдски с открытым ртом, стекающей из уголка губ слюной, отёкший и храпящий, а когда спит Арс, ничего кроме нежности эта картина не вызывает. Вообще Антон немного переживает — он слишком часто бросает взгляды на спящего Арсения, отрываясь от дороги, а тем временем солнце уже совсем скоро зайдёт — оно клонится к закату. Им надо успеть доехать до Тайшета до того, как обоих окончательно сморит сон. После «Столбов» они поехали в «Бобровый лог», и там Арсений хитростью и неприкрытым флиртом вынудил Антона прокатиться с ним на «Родельбане» — смеси бобслея и американских горок, где тележка может развить скорость до 45 км/ч. Антон посадил голос, потому что орал так, как не орал никогда в жизни, и даже тот факт, что Арсений сидел впереди у него между ног, никак не помогал ситуации. От таких эмоциональных нагрузок спать хотелось невыносимо, но ещё один день в Красноярске совсем не входил в их планы, поэтому они всё-таки двинули дальше. Вдруг встрепенувшись, Арсений открывает сонные глаза, и у него на щеке красный след, который хочется разгладить кончиками пальцев, а ещё он смешно чмокает губами. Антон закусывает губу. — Представляешь, мне снилось, что мы с тобой куда-то едем, — мягким спросонья голосом медленно проговаривает Арсений. — Удивительный сон, конечно, — фыркает Антон. — Нет, ты не понял. Мы с тобой были нами, но другими. И мы ехали где-то в Америке, и вроде это были семидесятые. — Арсений трёт лицо, а Антон думает, как забавно, что ему такое снится. — Только мы с тобой ещё были совсем отбитые, всё время под кайфом. Подобрали где-то на дороге кошку… Антон прыскает в голос. — Не переживай, Кабачок, это был всего лишь сон, мы бы так никогда не поступили. Щенок на заднем сидении никак не реагирует. Арсений улыбается растерянно и снова трёт глаза слишком по-детски, кулаками, и Антон вспоминает воробушков, таких же лохматых, которые умываются крыльями. Интересно, будь у Арсения крылья, куда бы он полетел? — Но мы с тобой там вообще, конечно, были. Конченые. Тебе ещё длинные волосы так не идут, боже. Не отращивай никогда. — Арсений потягивается, а Антон смеётся — вот уж чего-чего он в жизни не собирается делать, так это отращивать длинные волосы. Арс задумчиво окидывает его взглядом. — В какой-то момент я подумал, что мы ограбим банк. — Как Бонни и Клайд? — Антон даже немного завидует — если ему снятся сны с Арсением, их лучше не озвучивать, потому что там либо ебучая драма, либо конченое порно. Иногда всё вместе. Антон мотает головой и метафорически отплёвывается. — Не, скорее как «Тупой и ещё тупее», — смешливо отвечает Арс. — По твоей вине, конечно. — Конечно, — передразнивает Антон. — Между прочим, я больший криминальный авторитет, чем ты. Я в столовке в школе булки пиздил. — О, ну конечно, ты просто Микки Пирсон в мире булок, — подначивает Арс и откидывается на своё кресло. — Да уж я больше Микки Пирсон, чем ты, мистер «Ну-как-можно-уйти-не-заплатив», — обиженно пыхтит Антон. Арсений вскидывает бровь, и Антон строит ему рожу. — Ну, если считать то, что ты цепями обвешан, как новый русский, признаком твоей криминальности, то, конечно, тут победа по всем фронтам. Антон на это заявление негодующе выдыхает, сбавляет скорость и смотрит с вызовом прямо на Арсения, желая высказать ему всё, что о нём думает, но тот как-то странно пялится ему на шею, где в вырезе футболки как раз и болтается одна из упомянутых массивных цепей. Антон широко раскрывает глаза, наблюдая за тем, как Арс неосознанно облизывает губы, и ему вдруг становится очень жарко. Арсений смаргивает, легко мотает головой и предлагает: — Давай проверим? — Что? — Антон всё ещё не отошёл от его смущающего взгляда, поэтому ему тяжело соображать. — Предлагаю тебе спор. — Арсений наклоняет голову набок. — На желание. На ближайшей заправке в магазине кто украдёт что-то на бóльшую сумму, тот и выиграл. У Антона, по ощущениям, от изумления брови взлетают к самой макушке. Он всё-таки окончательно тормозит и съезжает в кармашек, разворачивается к Арсу всем корпусом и всё ещё неверяще переспрашивает: — Ты предлагаешь нам спиздить что-то на заправке? Арс с достоинством кивает. — Бля, вот это тебя накрыло. — Ну, либо ты признаёшь, что никакой ты не криминальный авторитет, — самодовольно выдвигает альтернативу Арсений. — Ты меня так типа на «слабо» берёшь? — Антон обычно не ведётся на такое, но это очередная авантюра от Арсения, и что ему ещё остаётся? — Ну так ты не берёшься же. — Арс протягивает ему ладонь. Антон качает головой и всё же пожимает её, уточняя правила: — Мы приезжаем на заправку, каждый пиздит что-то наиболее дорогое, а тот, кто просрал, выполняет желание? Арсений проводит большим пальцем ему по тыльной стороне ладони и торжественно кивает, а второй рукой разбивает рукопожатие. — Давай только загуглим, где заправка, и заодно номера снимем — не хочу, чтобы потом нас задержали где-то в Иркутске, — сосредоточенно просит Арс. До ближайшей заправки оказывается всего тридцать километров, так что они решают снять номера уже сейчас, всё равно дорога пустая, вряд ли по пути встретятся дпсники, и от всего этого у Антона сосёт под ложечкой от адреналина и предвкушения. Чем ближе они подъезжают к заправке, тем чаще у него бьётся сердце от волнения и пересыхает во рту. Арсений рядом тоже сидит сосредоточенный, будто в одиннадцатом классе перед контрольной. Они проезжают чуть вперёд и паркуют машину у обочины, а сами, пихаясь и подкалывая друг друга на нервах, возвращаются к магазину. За кассой стоит скучающего вида мужчина. Когда они заходят, он, кажется, играет в телефон. Антон кидает последний взгляд на Арса, надеясь, что у него в глазах нельзя увидеть панику, и они расходятся в разные стороны небольшого помещения. Антон проходит мимо полок и лихорадочно соображает, что же самое дорогое, маленькое и незаметное он может быстро взять. Между делом он зыркает, чтобы оценить ситуацию — кассир всё так же незаинтересованно втыкает в телефон, а Арсений, натянув бейсболку пониже, ходит и приценивается. Наконец напряжение достигает своего пика, и Антон останавливает свой выбор на санитайзере за сто двадцать восемь рублей семьдесят пять копеек. У него от нервов аж темнеет в глазах и капля пота стекает по виску — ни хуя он не криминальный авторитет, и спор весь этот совсем конченый, ему хочется взорваться и обвинить Арса в том, что он придурок, а Антон снова на это ведётся, но вместо этого он в который раз оглядывается по сторонам, подходит к полке, быстро хватает флакончик и незаметно суёт его в карман, а потом быстрым шагом идёт к автоматическим дверям, где сталкивается с Арсением. В этот момент его пробивает на хохот, он пихает Арса бедром, тот пихается в отместку, и они пробкой вылетают из магазина, смеясь и задыхаясь, бегут к машине, и Антон орёт, что Арсений кончелыга, а Арс в ответ, хохоча, заявляет, что на нарах им обоим сидеть, и то, если повезёт и будут нары, а не бутылка. В тачку они залетают одновременно, и Антон проверяет в зеркало — никто их не преследует, но он всё равно заводит машину за пару секунд и сразу трогается, всё ещё не переставая ржать и еле дыша. Они отъезжают километров двадцать, наверное, пока окончательно не успокаиваются, и Антону перестают чудиться мигалки и полиция, преследующая их. Арсений шутит ещё что-то про Бэтмобиль. Кабачок тявкает. — Ты такой еблан, Арсений, — стонет Антон, ложась лбом на руль. — И почему я вообще с тобой общаюсь, ёб твою мать? Арс фыркает и игриво заявляет: — Потому что благодаря мне у тебя насыщенная жизнь. На это Антону заявить вообще нечего, и он мимоходом отмечает, что ему не хочется даже припоминать Арсению его отъезд, и это, наверное, показатель. Так что он просто достаёт санитайзер и протягивает его Арсу. — Сто двадцать девять рублей. Арсений самодовольно вспыхивает и вытаскивает из своего кармана коробочку с тампонами. — Сто семьдесят три как с куста! — Он хлопает одной рукой по другой, и у Антона начинается истерика. Он смеётся так громко и сильно, что в уголках глаз у него скапливаются слёзы, а живот уже просто болит от напряжения. Открыв окно, он высовывается на пустую трассу и орёт: — Арсений Попов — конченый еблан! Арс тыкает его пальцем в бок, но он тоже смеётся, у него блестят глаза и сморщен нос. Успокаивается Антон только минут через пять, и то не до конца. — Ты спёр тампоны, тампоны, Арс. Арсений с достоинством складывает руки на груди. — Зато я выиграл спор! Антон просто качает головой, проводит рукой по волосам и, всё ещё посмеиваясь, снова заводит тачку. Они проезжают ещё километров пятьдесят, изредка хихикая, и, наконец, Арсений выдаёт: — Я не совсем их спёр. Я положил туда, где они стояли, двести рублей. Антон хлопает себя по лбу, улыбается так, что щёки болят, и признаётся: — Я кинул сто пятьдесят рублей на пол, когда выбегал из магаза. Они смотрят друг на друга и улыбаются, а тем временем малиновый закат окрашивает дорогу в ярко-красный.