Бора

Как оказалось, старые, иссохшие шибальцы замечательно горят, щедро даруя тепло. Бедные свои ступни Гэвин готов был засунуть в самый центр пламени, но благоразумие одержало верх. Разведя огонь, постелил он лежанку из овчины, вытянул ноги поближе к костру и принялся за скудную трапезу. В котелке из меди Гэвин нагрел над костерком оставшуюся пресную воду. Варить было нечего, однако клокот ласкал слух измученного холодом ведьмака, да и кипяток приятно согревал тело, опускаясь в желудок. Жёсткие пресные сухари хрустели на зубах песком, стоило вспомнить хотя бы об отданном сирене вяленом мясе. Что уж говорить о горячей похлебке из корчмы на Ард Скеллиге. Теперь-то Гэвин не стал бы жаловаться на то, какая она жиденькая, и нос воротить. Без причитаний вытряс бы последние медяки из карманов и за такой ужин, да никто не предложит. Словно ожидая чего-то, ведьмак оторвал заворожённый взор от костра, обернулся на молчаливые черные воды и лодку, погруженную носом в гальку бережка. Ричард, как и обещал, подвёл её под сводом, стоило воде уйти с отливом, ещё и подтолкнул на сушу, чтобы привязывать не пришлось. Ишь, какая щедрость! Гэвин со смешком вспомнил, как после долгого ожидания заприметив мачту, нетерпеливо подскочил с насиженного места, подбежал к кромке воды да и замер на том самом месте, будто окаменел. Судёнышко с опущенным парусом лихо неслось само по себе, точно призрачный корабль, «Летучий Реданец», которым любят припугнуть юнг дряхлые морские волки. Стремительно приближалось оно, разгоняя пенящиеся волны по обеим сторонам от борта, пока не замедлилось рывком в паре саженей от первых камней, клыками торчащих из пасти подтопленной пещеры. Тогда-то в блеклом свете шибальцев ведьмак смог рассмотреть канат, что утягивали под воду жилистые руки сирены. Ему бы бурлаком наняться с такими талантами и силищей, да ведь у простого люда сразу лица повытягиваются от подобного зрелища. Вот смеху-то будет! По возвращении ни на минутку не задержался молодец передохнуть. Засобирался он в открытое море в дикой спешке, не объяснил толком, к каким горизонтам, для чего и когда его ждать назад. Всё бормотал торопливо про марлинов и лунные ночи — на рыбалку, видать, отправился, брюхо набивать. Гэвин махнул рукой на нерадивого юнца. Важнее и желаннее в тот момент было согреться: сапоги сухонькие натянуть, в меховую накидку завернуться и спрятать окоченевшие, негнущиеся пальцы в глубокие карманы. О сирене же беспокоиться нечего, обещание тот сдержит, никуда не денется — ведьмак не допускал и тени сомнения. Хорошо бы Ричард додумался принести хоть малюсенькую рыбёшку и для Гэвина, но это предел мечтаний. Живот сводило от одной только мысли о поджаристой коже и нежном мясце. Что ж, этой ночью ему определенно приснятся голодные сны. Быстро наскучило ведьмаку ждать невесть чего, и он принялся устраиваться на ночлег. В безмолвии грота шорох спальника терзал чуткий слух, будто рыболовными крючьями подцепили барабанные перепонки и дёргали за леску. Однако ворочался Гэвин недолго. Согретый ласковым пламенем догорающего костра, укрытый овчиной, убежденный, что награда за заказ без одного дня у него в кармане, он заснул, стоило опустить веки. *** Мирную симфонию звуков ночи нарушил внезапный всплеск. Он отразился глухим эхом от сводов пещеры, коснулся уха дремлющего ведьмака тревожным шёпотом и растворился, будто ничего и не было. Да только сон как рукой сняло — распахнулись кошачьи зенки, до боли вперились во тьму перед собой. Костёр тлел, щедро источая удушливый дым, но совсем не делясь теплом и светом. Зеленовато-сизые островки грибов вдали, казалось, колыхались подолом тряпья полуночницы. Гэвин поежился. Чего только не привидится спросонья. Он зевнул во весь рот, шумно втянув воздух, и собирался уж перевернуться на другой бок, да так и замер, лишь коснувшись лопатками жёстких камней, врезавшихся в спину льдом сквозь тонкий лежак. Будто морская волна над судном во время шторма, навис над ним кто-то, принесший с собой запах свежести и сырости. Капля влаги сорвалась вниз, растеклась солено-горьким вкусом по губам. Что же теперь? Буря разбивает корабли в щепки, несёт морякам погибель, а сирена — ведьмаку? О, Гэвин узнал этот лик, за которым неясное вечно кроется: и холодный блеск металла в глазах, и четкие грани скул, и линию рта, что кривится в печальной улыбке. Неужто прознал Ричард от сестриц про мужей с двумя мечами за спиной да задумал неладное? От испуга али от обиды за лживые слова — не всё ли равно по какой причине, коли решится он горло перегрызть убийце чудовищ? И ведь мечи хваленые совсем рядышком лежат, под рукой почти, но что толку от них. Поубивают друг друга — печально, но кто ж ему, выжившему в схватке, заплатит? Прознает ярл, как пить дать, выведает, оставит без награды, пустит дурные слухи, словно ведьмаку из школы кота их и раньше не хватало. Помрет тогда Гэвин от голода или от мороза, оставшись ночевать зимой под забором. Разве оно лучше? Сии мрачные думы длились не дольше, чем вспышка молнии, предвещавшей грозу. Кровь шумела в ушах, заглушая все звуки. Глаза ведьмака вдруг застлала тьма, даже шибальцев уж было не различить. Споро догадался он, что это Ричард медленно, точно в нерешительности склонился над ним ниже, заслоняя собой единственный источник света. Гэвин дернулся, протянул руку к ножнам, коснулся кожаной обмотки рукояти. Серебро он всегда держал ближе, нежели сталь. У сердца. Пальцы сомкнулись на эфесе меча и в то же мгновение лезвие разрезало воздух. Один лишь воздух. Пустоту. Ведьмак резко сел. Ни сирены, ни странных теней перед ним. Глянул он на меч, что по-прежнему сжимал в руке, и цокнул языком. Видать, спутал явь со сном, вот и рванулся в бой на всех парах. Леший бы побрал ярла с заказом его вычурным, сырые пещеры и невозможного молодца морского. Особенно Ричарда. Во сне уже рожа его распрекрасная чудится. Куда это годится?! Усмирил Гэвин бурлящую кровь, вложил клинок в ножны, да только оставил их под боком — всё же покойнее будет — и улёгся спать. На этот раз с головой под шерстяным покрывалом спрятался — от тошнотворного света шибальцев, стылого воздуха и скверных сновидений. До самого утра дремал он мирно, не ворочаясь, неотличимый в своей неподвижности от мертвеца. Не потревожил его ни последний треск чего-то, догоревшего в костре, ни краткая капель, ни скрип чешуи о камни, ни очередной всплеск, прозвучавший чуть громче его лёгкого дыхания. Боле никто не скрывался за скалами, не скользил живой тенью в ночи. *** На утро Гэвин проснулся с соплями. О, он не мог простыть — ведьмаки не болеют, но нос его определенно невзлюбил предрассветного морозца. Как невзлюбили его и руки, и ноги, и всё тело, коли на то пошло. Живот помалкивал, но лишь до того момента, когда Гэвин окончательно опустошил бурдюк. Ледяная водица камнем упала в желудок, заставив его сжаться в мучительных судорогах. Ведьмак только ругнулся, пошмыгал носом и хотел уж сворачивать лежак, как приметил нечто, лежавшее на крупном, плоском булыжнике неподалёку от костра. Он ясно помнил, что вчера ничего из скудного скарба своего по пещере не раскидывал. Любопытство подстегнуло встать поскорее, впрыгнуть в штаны да наспех натянуть сапоги, дабы диковинку рассмотреть поближе. В два прыжка очутился Гэвин близ булыжника-пьедестала. Зеленовато-бурый то ли свёрток, то ли кулёк, как оказалось, состоял из склизких водорослей, отдающих запашком тины. Прикасаться голыми руками к эдакому комку даров морского дна не тянуло ну нисколечко. Он уж подумывал за перчатками из кожи вернуться иль ножичком водоросли подцепить, как шорох за спиной отвлёк его от размышлений. А вот и тайный даритель пожаловал. — Я тебе не рыбак, вёдер с уловом не прячу, чтобы ко мне подкрадываться, — Гэвин встал в пол-оборота и столкнулся взглядом с сиреной, что расселся среди скальных выступов на берегу. В очах его льдистых сидело что-то смутно знакомое да позабытое, как луна, смененная дневным светилом. Ведьмак постарался припомнить, что творилось ночью: просыпался ли он в бессоннице, ворочался ли, смотря десятый сон, но куда там. Утро смыло всё, как волна смывает песчаные замки, и оставило в голове только голубые камешки глаз. — И тебе доброе утро, — молвил молодец, продвигаясь ближе. Хвост его извивался при этом по-змеиному — жутко и красиво. — Я решил поделиться с тобой рыбой, а то ты очень уж болезным выглядишь, боюсь, не по силам тебе выход в море станется. Но коли откажешься, что ж, дело твоё… Ай, засверкали смешинки в очах сирены. Шутить изволит, бесёнок морской! Гэвину подумалось, что, увидь тот его рожу после нескольких эликсиров, принятых для подготовки к бою, с синяками под глазами и вздутыми венами от интоксикации, перепугался бы до смерти. Махнул он рукой на язвительные речи, не стал пререкаться — голод не тётка. — Да уж не откажусь, раз мне оказали такую любезность, — кивнул ведьмак, не удержавшись таки от маленькой колкости, и, развернувшись к свертку с рыбой, добавил чуть слышно, будто нехотя. — Спасибо. Он не мог видеть, как Ричард удивлённо, насколько это возможно с его лицом каменной статуи, наклонил голову набок. Гэвин вновь развел костерок, чтобы сварить рыбу, загодя выпотрошенную Ричардом. Больно заботливый он для сирены, ещё и по-человечески всё проделал, явно не когтями и зубами брюхо распорол. Своровал поди… но если нет? Неспокойно ведьмаку от этого стало, не по себе. Чутьё нашептывало, что след к западне тянется, а оно ой как редко подводило. Аппетит это чёрное предчувствие, правда, нисколечко не подпортило. Сваренная в морской воде рыба вышла, мягко говоря, солоноватой, зато жирненькая и сытная — на большее Гэвин и надеяться не смел. Задерживаться в пещере не было ни нужды, ни особого желания, так что с едой и сборами он покончил споро. К тому же, вскоре мог начаться прилив и заточить его вместе с лодчонкой в ловушку до исхода дня. Об этом ему в своей непревзойденной манере поспешил напомнить Ричард, хотя Гэвин в том не нуждался и еле удержался, чтобы не сказать, куда хвостатый умник может засунуть свои советы. В общем-то, он и сам не знал куда, но съязвить в ответ тянуло неимоверно. Ведьмак греб веслами до самого выхода из пещеры, а там уж поднял парус, затянул канат и спокойно откинулся на борт, положив руку на руль. Погодка выдалась удачная, как для осени на Ундвике, вполне себе мореходная. Небо после темноты пещеры казалось ослепительно светлым, ярким, как поздней весной. Гэвин правил лодку вслед за сиреной. Тот плыл вдоль берега совсем недолго, а затем резковато повернул на запад, в открытое море. Поначалу почудилось ведьмаку, что Ричард бросил затею с помощью, вздумал улизнуть да затаиться в волнах. Однако он не ускорялся, продолжал выныривать, сверкая чешуёй хвоста, и оглядываться на спутника. Гэвин позволил себе выдохнуть и отбросить подозрения. Пока. Он понятия не имел, чего ждать. Сколько ни выспрашивал, в ответ получал лишь отговорки. Мол, словами то должным образом не описать, надо собственными очами узреть. Не по нраву загадки и увертки ведьмаку, да пришлось смириться. Ныне же, когда на горизонте заприметил он сушу, очевидная догадка сама всплыла в голове. Морской молодец ещё одно логово обустроил, а то и несколько, иначе не решился бы так легко человеку место выдавать. Островок он выбрал совсем крошечный, оттого и на карте не отмеченный. Точно клыки водного зверя врезались в небо два острых скальных выступа, выросших из дёсен песчаной отмели. Плоская поверхность суши поблескивала инеем и щерилась голыми кустарниками, непременно пышно зеленеющими и цветущими по весне. Живописный островок облюбовал Ричард. Поразительно, что он не цапался за право здесь поселиться с названными сестрицами. Хотя и мог. Кто его, хвостатого, разберёт! Краткий путь да с попутным ветром здорово порадовал ведьмака — от морских прогулок начинало подташнивать. Стоило лодке мягко ткнуться носом в песок, как он мигом перемахнул через борт, зажав сундучок для вещиц сирены под мышкой. Набежавшая волна успела обдать холодом ступни сквозь кожаные сапоги. Гэвин передёрнул плечами и поспешил сделать несколько шагов по отмели, подальше от воды. С этого места он увидел то, что скрывали камни и кусты. Остров на деле являл собой два кусочка суши, разделенных синим узким лоскутом пролива. Водный коридор этот расстилался на десяток аршинов до входа в грот, высотой почти с человеческий рост. Большое везение иметь эдакое жилище для того, кто с трудом передвигается по земле, но ловко совладает с самым бурным морским течением. Не верилось даже, что пролив с гротом сами собой возникли, без помощи человеческих рук и лопат. Гэвин махнул свободной рукой Ричарду, чья чернявая макушка наконец показалась над водой на полпути к темному провалу входа. — Значит, здесь ты обитаешь, когда не прячешься от разъяренного люда, — ведьмак чуть ли не переходил на бег, дабы поспевать за сиреной, но дыхания его хватало на разговоры с лихвой. — Чудное местечко ты выбрал для жилья. Только сдается мне, островок-то непрост… Не поделишься, откуда он тут взялся? — Откуда? — Ричард повернул лицо к собеседнику, притормозил и так сощурился, будто неладное заподозрил. — Почем мне знать… Всплыл со дна морского, как в свое время и все острова большие и малые. А почему то случается — это разве что народ учёный, навроде тебя, ведает, — после слов своих махнул он главой, убрав с глаз мокрую прядь, завившуюся на конце, как у северных пони. — О, разумеется, — Гэвин щёлкнул зубами, чуть язык не прикусив. Вновь темнит да зубы ведьмаку заговаривает молодец морской, но иного ждать не приходится. Не верилось ему, что тот попросту пустующую землю обнаружил и ничего о ней не вызнал. Ладно уж, не те это сведения, что ярлу охотнее всего услышать. Камски просил передать быт, повадки, характер… Последнее Гэвин мог расписывать хоть день напролет, притом далеко не в лестной манере. У входа в грот Ричард остановился, обождал, пока ведьмак подойдёт поближе. Он осмотрел его с головы до пят, задержав вдумчивый взгляд свой на высоких сапогах, кивнул собственным мыслям и молвил: — Дальше придется тебе, Гэвин, пройтись по воде, — брови его изогнулись, будто он взаправду сожалел. — Однако лишь самую малость, к тому же, ручей в пещере мельчает и… — Веди, а я уж как-нибудь справлюсь, — ведьмака раздражало наигранное беспокойство гибрида. Тот ничем не лучше гулей, таскающих падаль с братских могил, а играет в человечность, заботу. Нет, не поведется Гэвин на жалостливые зенки. Он пригнулся на входе, коснувшись дланью сырой поверхности свода, опустил ноги в стылую воду. К счастью, она доходила только до икр, да и сам ручей обрывался достаточно скоро. До каменистого берега было рукой подать. Ведьмак медленно переставлял ноги, вертел головой, заворожённый игрой света. Немало пещер он облазил, не одно логово подземных чудовищ разорил, но подобного не видал. Солнечные лучи пробивались сквозь отверстия в своде, отражались от блескучих сталактитов, вкраплений кварца в булыжниках стен и гальке под ногами. Каменная зала была светла, точно луг в ясный летний день. Не хватало лишь изящных арок да вычурной лепнины, как на руинах эльфих дворцов. Забрел ведьмак как-то в развалины древнего города остроухих, не ради забавы, а по заказу и… Было там непременно красиво, но останки мародеров, павших жестокой смертью за свою дерзость, подпортили впечатление изрядно. Благо, что пещера его чешуйчатого знакомца явно являла собой чудо природное и от проклятий разного рода свободное. Как прошли они сквозь ручей, Ричард молвил, чтобы гость осматривался, изучал, что ему надобно. Немного известно о том, как сирены жилище себе подбирают и обустраивают. Редкий ведьмак за заказом на острова сунется. Простой люд, местные рыбаки с морским народом чаще дело имеют, да только в логово они по обыкновению синюшными попадают, с невидящими стеклянными глазами. Мертвыми. Оттого и ждал Гэвин заурядных вещей, что в любом обиталище монстра встречаются: грязи, жути, первобытного бардака, обглоданных костей звериных да человеческих. Обнаружил же он приют, подходящий боле друиду-отшельнику, кабы тот предпочел море рощице. Под каменным потолком привязанные за хвосты веревками, вероятно, из обрезков сетей сушились рыбины. Прямо под особо крупным отверстием в своде красовалось белеющим пеплом кострище. В одной стороне колодцем составлены были камни и посередке свален туда плавник, в другой — на плоском булыжнике раковины размером с собачью голову, полные черного жемчуга, как фарфоровые вазы на комоде в гостиной богача. Зоркий взгляд заприметил орудия, обычные для человеческой хаты, — лопату, ножницы, даже кастрюлю. Не обошлось и без бочек, обитых железными прутьями, ящиков и бечевы, наполовину скрытых холщовым полотном — всё это, без сомнения, трофеи с места крушения торгового судна. Берега Скеллиге коварны — эдакое добро равнялось здесь дарам моря. Так Гэвин прошёлся кругом, осмотрелся да замер у камня-комода. Меж ракушек блеснуло металлом, золото поманило — на полированном флорене хмурился Эмгыр вар Эмрейс. Других монет в логове ведьмак не заметил, не похоже, чтобы молодец морской любил спать на куче золота, точно драконы в глупых сказках. Ведьмак беззастенчиво взял флорен в руки, поднес к лицу, к самым очам, дабы рассмотреть — очень уж любопытно ему стало. Ребра и грани монеты испещрены были царапинами, словно частенько роняли её из рук на жёсткий пол. А одна особенно глубокая зазубрина, куда забились песчинки, появилась поди, когда кто-то с силой бросил флорен оземь, об острые камни, отчего не выдержал мягкий металл, пошла трещина. — Верни на место! — глухая ярость струилась от слов вперемешку с неведомым, нечеловеческим шипением. Гэвин вздрогнул и обернулся. Он погрузился в думы свои настолько, что ни краем глаза не заметил, ни слухом, ни чуйкой не ощутил, как рывком очутился за спиной его Ричард. Ладонь, сжимавшая монету, опустилась на камень без намека на спешку. Да и что такого случилось, в самом деле? Не мыслил ведьмак о краже, ни в чем он не повинен. — Эх, как ты разбушевался, а я ведь просто взглянуть поближе хотел. На что мне один флорен, когда целый мешок злата от ярла мне обещан, уж готовый лежит, дожидается? — Гэвин усмехнулся, кривовато растянув губы. Ричард сжал кулаки да вздернул подбородок. — Сердцу дорога эта монета, страшно боюсь потерять её, — обогнул он изящным движением ведьмака, накрыл бледными перстами золотой да прижал к груди таким трепетным, человечным жестом, что жуть пробрала. — Как хозяина её потерял, брата моего кровного. Гэвин обомлел. Это что получается, не один морской молодец такой на свете? Пару дней назад он поднял бы на смех хоть ученого, хоть короля, хоть обоих разом, заяви ему кто о мужике с рыбьим хвостом. — И куда же он делся? Уплыл в края далёкие, где потеплей? — смешок застрял в горле, когда столкнулся он взглядом с сиреной. Не очи на лице напротив ведьмак узрел, а два чернильных пятна боли, разлитых по беленой бумаге. — Веселишься ты всё… Успел осмотреться, увидел, что желал, значит, — Ричард отвернулся. В серьезном, ровном тоне не звучало больше тоски, не сочилась горечь черная из слов. Только монету он не выпустил из рук. — Есть у меня вещица, что вручить я могу в руки без сожаления, и притом необыкновенная. Он потянулся к раковине, что жемчугом наполнена была, запустил туда руку поглубже. Несколько шариков перламутра пересыпалось через край. Прокатились они по булыжнику, упали наземь, отскочили со звоном и исчезли в тенях. Ричард, будто не заметив, продолжил шерудить в ракушке, пока, видать, до дна пальцами не достал. Там оставил он злополучный флорен, а вместо него иной предмет вытянул на свет. Гэвин отступил на шаг, завидев отблеск лезвия. Разжался кулак сирены. На раскрытой, протянутой длани красовался старинный нож. Миниатюрный, помещался он на руке целиком. Для рукояти неведомый мастер выискал вытянутую, извитую ракушку, сгладил острые края, отполировал, чтобы держать удобно было, но умудрился природный узор сохранить. Скругленный кончик лезвия навевал мысли о десертных ножах — непременно обязательном элементе сервиза господских домов, но совершенно бесполезном в обиходе крестьян, а уж для ведьмака и подавно. В логове сирены эдакая безделушка оказаться могла по той же банальной причине, что и серьга баронессы в гнезде сороки. Рыбки с человеческими лицами любили таскать всё, что блестит, не меньше, чем крикливые птицы. Протянул Гэвин руку к ножику, подцепил рукоять пальцами, коснувшись ненароком прохладной кожи Ричарда. Сразу распахнул он сундучок, спрятал вещицу в шелковый мешочек, опустил на дно и крышку захлопнул. — Уговор есть уговор — выслушай мою просьбу сначала, — умно поступил он, но и ведьмак не лыком шит. Послушать тому несложно, да только кто проследит, что дело он выполнит? — Раньше жили мы с братом при крепости с башней на Ундвике. Опекали нас, точно юных людских герцогов. Однако воли там не было. Брата лишь изредка отпускали в городок неподалёку, а мне и вовсе за крепостные стены носа сунуть не позволяли, — Гэвин честно старался в рассказ вникнуть, но как представлял всё воочию, так голова начинала кругом идти. — Я смирнее, холоден мой нрав, а Коннора с годами всё сильнее на свободу тянуло, вот и начал он пути побега искать да нашел нечто иное, что напугало его, в смертельный ужас ввело. Он вбежал ко мне одним вечером, бледный весь, с горящими глазами. Приказал уходить по темноте, выбираться, пока он хозяина башни отвлекать станет. Я спорить пытался, но куда мне. Брат сунул свою счастливую монету мне в руки, вместе с ней самодельную карту, на которой отметил сей остров, молвил, что на лодке к утру причалит сюда, и помчался наверх, в господские комнаты. Не помню уж, каким чудом, но перебрался я через стену, сбежал. Место тоже нашел, как видишь. Но брата я ни к утру не дождался, ни на следующий день, ни через день… С тех пор луна успела состариться и вновь почти полную силу набрать, а от него ни слуху, ни духу. Разыщи его, Гэвин, прошу. Живого иль мертвого, но… — Погоди-ка! — ведьмак помотал головой, потёр виски пальцами, надеясь привести мысли в порядок. — Ну и диковинную историю ты мне поведал. Говоришь, вы кровные братья, но он в деревню ходил? Неужто пешком, на двух ногах? У тебя я что-то ног не вижу. — Да, человек он снаружи, с ногами и без чешуи. Это трудно понять, я и сам не знаю, отчего мы настолько разные, — Ричард ничуть не мялся, не мямлил. Голос его был полон уверенности, поразительной для подобных слов. Оттого в его байку невольно верилось. — Бес с тобой, предположим, не насочинял ты мне с три короба, а всю правду выложил, — Гэвин упер кулаки в бока, шагнул ближе к сирене, заглядывая в лицо. — Да где я искать его должен? В крепости с башней? Сомневаюсь, что ждут меня там с распростёртыми объятьями. — Почему же? Как раз-таки ждут, ещё и с мешком золота, — сконфузился ведьмак от речей Ричарда, кровь от лица его отлила. — Ты сам не заметил, как про ярла Ундвика проговорился, верно? Всё твердил про любопытного богача… Ведь это он нас с братом в заточении держал, а после побега искать стал, тебя нанял. Осторожен он, истинных намерений не выдаст. Гэвин выпрямился, сделал шаг назад и даже руки пред собой выставил. История сирены настолько ошеломила его, что намерения помощь наобещать да втихую смотать со Скеллиге с денежками ярла попросту вылетели из головы. От противоречивых чувств помутился рассудок. — Э, нет, на такое я не подписывался. Неведомо мне, кто из вас — ты, Ричард, или Камски больший безумец! — он торопливо попятился к выходу из грота, обрызгав штаны сзади стылой водой, когда шагнул в ручей. — Разве убивать монстров, защищать невинных — не твоё ремесло? Я читал о таких, как ты, ведьмак! — Ричард рванулся было следом, сорвавшись на крик, но вскоре замер, словно его дёрнули за нити, пришитые под кожу. — Два меча твои и кошачьи зрачки трудно было не заметить, — голос звучал теперь глухо, потеряв силу решительности и сохраняя пока лишь надежду. — Вопрос всегда в цене, не так ли? Я не поскуплюсь. Ведьмак остановился у самого выхода, чувствуя уже, как солнце пригревает затылок. Сам не зная зачем, молча ждал он дальнейшего шага сирены. — Хочешь, весь жемчуг отдам — на материке он стоит столько, что до конца своих дней сможешь жить безбедно, — Ричард указал на вазы-раковины с речными жемчужинами, потом кивнул на ящики, скрытые холстом. — Или забери с собой груз туссентского торгового судна. Там вина, шелка да драгоценные камни. Хоть и то, и другое разом, коли умудришься унести. Я прошу об одном — узнай, что сталось с моим братом, пущай придется встать против ярла, ибо Камски чудовище. — Ты прав, я охотник на чудовищ, — Гэвин сощурился. Он окончательно убедился, что ему морочат голову и необходимо действовать решительно, пока капкан россказней сирены не захлопнулся, вонзив ржавые шипы в ногу до самой кости. — Потому распознать их могу без труда. Камски — всего-навсего человек, плохой или хороший — меня не касается. Нелюдь иль монстр, как будет угодно, здесь только один. Ты. Ведьмак приготовился было к вспышке ярости, атаке, но на глазах его плечи морского молодца опустились, спина сгорбилась, взгляд померк, и весь он будто уменьшился в размерах, скукожился, как засохшее зёрнышко. — Что ж, не смею тебя задерживать, — за речью, пригодной для светского вечера, не слышалось боле горделивого азарта, юной звонкости. Ныне она полна была лишь разочарованием. Гэвин решил не задерживаться, раз ему позволили уйти с миром. Тем более, что удалось узнать и получить всё необходимое. Он покинул пещеру, споро спустил лодчонку на воду да погнал её прочь, позволяя ветру вольно струиться в парус. Ведьмак пристально наблюдал за островком, пока тот не скрылся за горизонтом. Вовсе не из сожаления он не мог отвернуться, а из осторожности, из здравых опасений, что сирена передумает и нападет со спины. По крайней мере, Гэвин убедил себя в этом.