V
8 октября 2020 г. в 21:17
— С возвращением, милый, — донеслось до меня, едва я открыл глаза. — Ну вот, говорила же, не помрет. Значит, что-то я еще могу в этой жизни.
В пространстве надо мной раздался низкий грудной смех. Я сощурился, пытаясь разглядеть его хозяйку, но по-прежнему видел только расплывчатые колеблющиеся пятна.
— Как себя чувствуешь? — снова обратилось ко мне самое большое и светлое пятно.
Я пощупал свое лицо руками и обнаружил, что очки куда-то пропали.
— Ох, окуляры свои ищешь? — перед глазами появилась крупная надвигающаяся тень, из-за чего я вздрогнул, тень в этот момент вытянула несколько отростков и обхватила мои пальцы, шарящие по глазам. Она была горячая и сухая, ее рука. — Да не боись. Вот они, глаза твои. Вот это бинокль! Мне уже девятый десяток пошел, но за свою жизнь я впервые такие вижу! Толстенные. Как у тебя переносица под их весом не погнулась?
Снова этот низкий смех, переходящий в поскрипывающее кряхтение. Моих висков с обеих сторон коснулось что-то до боли знакомое и родное, проползло за уши, и я снова стал видеть, как нормальный человек.
— Слушай, а ты сейчас сможешь голову от подушки оторвать? Тебя не придавило? — женщина хохотала, утирая слезы. — Ну что ты смотришь на меня волком? Я молоденькой девчонкой войну прошла, я почти всех своих детей пережила и похоронила, а из моих внуков не получилось ни одного толкового человека. И в грош меня не ставят, ждут только, когда полоумная бабка помрет, оставив им после себя свою избушку на курьих ножках. Думаешь, я испугаюсь твоего грозного взгляда? Эх, ребенок. Я уже пенсионерка дольше, чем ты на свете живешь, так что не тебе меня пугать, — она покачала головой со спокойной улыбкой.
— Это… Где я? — поколебавшись с минуту, спросил я.
— Ты-то? У меня.
«Ох, ну теперь-то все сразу понятно стало!» — мысленно возмутился я и решил подняться, чтобы оглядеться. Не хотите говорить — сам разберусь. Но мне удалось перевести в другую плоскость в пространстве только голову и руку, тело почему-то не слушалось.
— Да ты лежи! Куда побег?! — остановила меня старуха, придавив рукой к кровати. — Болеешь — лежи! Опять температура подымется, а мне что делать прикажешь потом?
Только после этого я ощутил кошмарную слабость. Даже спокойно лежащая у меня на груди рука древней бабули казалась мне непомерно тяжелой. Нет, даже мое собственное тело казалось непомерно тяжелым, таким тяжелым, что не вздохнуть даже. Наверное, именно так чувствовали себя рыцари Ливонского ордена, когда уходили под лед Чудского озера вместе с латами и лошадьми.
— Можешь звать меня баба Таня, — отвлек меня от сопереживания утонувшим рыцарям глухой голос. — Давай я тебе еще подушку подложу под спину, чтоб повыше было.
Бабуля наклонила меня вперед, отчего мое воображение нарисовало мне, как мясо под собственным весом соскальзывает с костей и я вижу, как мое лицо плюхается мне на коленки.
— Божечки! Ты как тряпичная кукла, — расхохоталась старушка, усадив меня обратно.
— По-вашему, это смешно? — сердито выдал я, изо всех сил стараясь собрать себя в кучу. Я в тот момент чувствовал себя не более цельным, чем та собака в каше.
— Сейчас уже не так смешно, как когда мы в окно наблюдали за твоим героическим побегом пару часов назад. Вот там была умора! — баба Таня засмеялась пуще прежнего, из-за чего ее плечи начали вздрагивать. — Повеселил ты нас знатно! Даже не вспомню, когда в последний раз так смеялась! И этот все спрашивает: «Что он делает, что он там делает?» — она смахнула слезу и погладила меня по голове. — Давай-ка измерим тебе температуру, а то что-то ты горячий, — она встряхнула градусник и засунула мне под мышку, отчего я весь съежился. Очень холодный градусник. Меня и без него знобило. — Ну какой же ты тяжелый! Непробиваемый, — старушка тяжело вздохнула, взглянув на мерно тикающие настенные часы в другом углу комнаты.
— Так это вы меня сюда тащили? — я был удивлен. Баба Таня на вид была довольно щуплой и невысокой.
— Да куда уж мне? Я про то, что ты эмоционально закрыт. Закрыт! Вот так! — она сложила ладони, будто крепко сжимала в них что-то. — Ты как грецкий орех. Не выковыряешь тебя наружу! Только если по частям, но так ведь не хочется! Ох, ну и друга он себе привел…
Татьяна снова горько вздохнула, ее лицо стало печально-серьезным и задумчивым, будто не она, а кто-то другой только что смеялся над моей глупой выходкой. На время она глубоко ушла в свои размышления, неподвижно глядя на все те же часы, наполняющие тишину своим сонным тиканьем. В мягком свете лампы, да еще и на фоне обоев с крупными цветами, она напоминала какой-то старинный портрет знатной особы. Может, дело было в ее строгих чертах лица, может, в усталости в глазах или же в гордой осанке, которую она не теряла даже в минуты задумчивости и отрешенности. Думаю, мне было бы интересно посмотреть, какой она была в молодости.
— Давай сюда свой градусник, — как-то небрежно кинула она, наконец повернувшись ко мне. — И есть кое-что, молодой человек, о чем бы я очень хотела с вами поговорить.
Она мельком глянула на термометр и тут же его хорошенько встряхнула.
— Сколько? — поинтересовался я.
— Жить будешь, — отрезала она, прибирая градусник в футляр, и продолжила: — Так вот, постарайся хоть немного выползти уже из своей скорлупки, иначе ничего путного мы так и не добьемся, ясно? Если человек доказывает тебе делом, а не только словом, что ты можешь ему довериться, значит, ему можно и нужно доверять… Вне зависимости от того, как он выглядит и при каких условиях вы познакомились. Каждый может ошибиться! Ошибаются все! Даже Бог ошибается. И ты ошибаешься! И Он ошибается! Главное не то, что кто-то ошибся, главное — может ли он признать свою ошибку. Вот Он может, и я это знаю. А ты?
— Я вас не понимаю. К чему весь этот разговор?
— Ничего, поймешь… Если головой будешь думать.
После этого она встала и подошла к окну, ее осветили ярко-малиновые лучи заходящего зимнего солнца.
— Мороз будет… — негромко произнесла она, обращаясь скорее к себе самой, чем ко мне.
— Кстати, а где? Эм… — замялся я, не зная, как его назвать при ней.
— Скоро придет. Побудете здесь сегодня, — не отводя взгляда от окна, заявила баба Таня, поправив шаль на плечах. — А ты можешь спать, раз болеешь. Здоровый сон и много питья — лучшее лекарство.
Долго упрашивать меня не пришлось. В моем состоянии вытащенной на берег морской губки мне оставалось только одно — спать, так что я довольно быстро отключился.
Не знаю, через сколько — через час, через двенадцать часов, а может, через пару минут — сквозь дрему я услышал, как хлопнула дверь и как в прихожей громко разнесся уже знакомый голос хромоногого, как зашуршала его черная куртка, как после этого на него шикнула встретившая его баба Таня и как чуть позже все звуки слились воедино и утонули в сонном мраке комнаты.