***
— Я думал, ты не придешь больше, — удивленно глянул на меня хромой, когда я вошел в дом. — С чего ты взял? — не менее удивленно я вперился в него взглядом, пытаясь понять, это он так рад меня видеть или же пытается выпроводить. — Ты же сам сказал — «уйду»… — Но это же не значило — «и не приду больше». В воздухе висело странное недопонимание, причиняя дискомфорт нам обоим. — Разве это не значило «уйду домой»? — Не дождешься! — гаркнул я, демонстративно снял куртку и, по-хозяйски кинув ее на ближайшую табуретку, пытался всем видом показать, что никуда не собираюсь. По его лицу все еще было непонятно, рад он или огорчен. Скорее, выглядело, будто оба чувства смешались воедино и превратились в смутную растерянность. Наверняка он и сам не знал, что тогда чувствовал. — Ты ел? — решил я перевести тему. — А, нет, я ждал тебя, — он широко улыбнулся, похоже, даже не замечая, как сейчас сам себе противоречит. — А если бы я не пришел, ты бы так и сидел голодный? — я тут же пожалел, что не смог удержать язык за зубами. Он замялся и ссутулился, а улыбка слетела с его губ, будто ее и не было. — А ты не хотел возвращаться? — опустив глаза, нерешительно произнес он, будто боялся услышать ответ. — Что ты несешь? Я имею в виду, что уже вечер. Что, если бы я не успел к тому времени, когда ты бы лег спать? Да и вообще, нельзя же сидеть голодным с утра до ночи! Я в магазине пообедал, а ты вообще не ел? Хромой молчал и лишь как-то по-детски улыбался, теребя край футболки своими худющими узловатыми пальцами. Кажется, подобное уже случалось. В нем будто щелкнул переключатель, и он потерялся в реальности вокруг него или у себя в голове, не знаю. Взгляд его блуждал по комнате, словно ища что-то, что прояснило бы ситуацию и помогло нащупать землю под ногами, но никак не находил, только то и дело натыкался на меня. — Ты в порядке?.. От звука моего голоса он вдруг вздрогнул, а на лице отразился неописуемый ужас. Какой уж тут «в порядке»?! На его глазах навернулись слезы… — Да что случилось?! — вопрос за вопросом я все больше загонял его в тупик, так что лучше бы мне было заткнуться, пока у него не началась истерика. Он был близок к этому. Закрыв лицо руками, он опустился на пол там же, где стоял. Я тогда не придумал ничего лучше, чем поднять его за плечи. Несмотря на высокий рост, он был такой худой и легкий, будто невесомый, я отчетливо чувствовал под кофтой острые кости. Казалось, я мог смять его руками как газету. Я даже не мог толком его обхватить за руку, поэтому моя «помощь» вышла очень резкой и неуклюжей. Он вскрикнул и попытался отодрать от себя мои руки, но я все же успел усадить его на тахту. Похоже, то, что я могу смять его как газету, было недалеко от правды. Слезы стекали по его выпирающим скулам, рисуя неровные мокрые линии на испещренном шрамами лице. Хромой стирал их рукой, глядя куда-то мимо меня, и трясся от накатывающих рыданий, а я все никак не мог понять, почему он плачет. Хотя нет, думаю, я примерно знал почему. Скорее, не мог понять, почему сейчас. Я бы в его ситуации, наверное, ревел без остановки, а он до этого держался вполне стойко, а сейчас без видимой на то причины… Может быть, у него что-то болит? Какая глупость. Невооруженным взглядом видно, что у него много что болит, причем все время. Но тогда почему? — Ну же, не плачь. Не плачь. Успокойся, все хорошо. Я осторожно присел рядом и погладил его по голове. Издалека и с моим-то зрением было незаметно, а сейчас, вблизи, я отчетливо видел пробивающуюся в его светлых волосах седину. Сколько же ему лет? Словно переступив через себя, с огромным усилием он смог взять себя в руки. От этого легче не стало. «Лучше бы он проплакался», — подумал я, но было уже поздно. Я не мог подумать об этом раньше? Сам же уговаривал его не плакать. Я такой идиот. Хромой наконец посмотрел на меня покрасневшими глазами. Он был прежним. Будто только что вернулся откуда-то. Будто только что истерил кто-то другой. Казалось, даже взгляд изменился. Человек, который сидел передо мной, не выглядел ни потерянным, ни испуганным. В его серьезном выражении лица сквозила лишь тень подозрительности. — Ты какой-то бледный… Я опять что-то сделал? — абсолютно спокойно спросил он, и мне стало страшно.X
8 октября 2020 г. в 22:11
Проснулся я, когда в окно уже лупило яркое солнце. Сколько еще это будет продолжаться? Мне у плохо только оттого, что я смотрю, как плохо ему. А ведь когда-то мне нравились солнечные дни. Теперь я их терпеть не могу. Как можно любить то, из-за чего другие страдают?
На этот раз не задерживаясь в комнате хромого, я отправился прямиком в магазин. Ждать, пока он проснется, думаю, не было смысла, да и можно было нарваться снова на «пару ласковых». Кроме этого, меня в крайней степени беспокоило то, что продавщица могла позвонить кому-то из моих и рассказать, где я. В газете ведь были указаны номера. Собственно, это внезапное озарение меня и разбудило. Я не был готов возвращаться.
— Я уж думала, ты не придешь, — встретила меня с добродушной улыбкой причина моей паники.
— Проспал, — запыхавшись, прохрипел я.
— Так хотел меня увидеть, что аж бегом бежал? — засмеялась она, внимательно оглядев с ног до головы.
— Спросить хотел… Вернее, попросить… Не звоните… уф… моим, пожалуйста. Я пока что не могу пойти домой.
— Дорогой, я ведь в курсе ситуации. Я прекрасно знаю, что тебя здесь с самого начала никто не держит и что, если бы тебе надо было уйти, тебя бы здесь уже не было, так зачем же мне тебя подставлять? Если ты сам захочешь позвонить куда-то — мой телефон всегда к твоим услугам, но сама я никуда не пойду и звонить не стану. Это не мое дело.
— Спасибо… — искренне улыбнулся я, опустившись на табуретку.
— Но… Есть у меня одна просьба. Не знаю, правда, возьмешься ли ты за нее.
— Говорите.
— Не буду ходить вокруг да около. Ты же и сам знаешь, что товарищу, — она мотнула головой в сторону двери, и я сразу понял, о ком она, — что ему, в общем, все хуже и хуже. Сама я та еще трусиха, да и просил он меня не влезать во все это, но я не могу больше спокойно смотреть, как он загоняет себя в могилу. Надежда есть всегда, так что, возможно, еще можно что-то сделать, чтобы помочь ему. Скорую, там, вызвать, в ментовку сходить или еще что. Ты ведь тоже за него волнуешься?
— Понимаю. Мне тоже тяжело смотреть, как он мучается.
— Пожалуйста, сделай хоть что-нибудь! Пообещай, что хоть попытаешься, прошу тебя!
Казалось, она сейчас расплачется. У меня самого-то в горле пересохло от таких разговоров.
— Хорошо, обещаю, что постараюсь.
— Я всегда знала, что ты хороший парень, — она подошла и приобняла меня за плечи, и я почувствовал, как дрожат ее руки.