В темноте зазеркалья

Офис по научным исследованиям и разработкам. Галифакс, Канада 20 апреля 2000, 9.32 — А где Линдсей? Так, что ли, и не приехала на работу до сих пор? — громко спросил зашедший в конференц-зал Питер, держа в руках кружку кофе. Коннор и Антон, с первых минут начала рабочего дня погрузившиеся в изучение новой редакции правил проведения выездных расследований, одновременно вздрогнули и вопросительно переглянулись. Затем посмотрели на висевшие над их головами часы. Коннор почувствовал тревожную растерянность, когда в обращённых уже только на него взглядах Питера и Антона ясно прочитал желание услышать комментарий их начальника, почему главный аналитик команды опаздывает на полчаса. Но никаких объяснений у него не было — Линдсей не предупредила о задержке. А он, и то благодаря Питеру, через тридцать минут спохватился и обнаружил её отсутствие на рабочем месте. Однако профессиональная невнимательность царапнула не так сильно, как вдруг внезапно нахлынувшие догадки. Коннор задумчиво уставился на вход в кабинет. Образы резко закрытой им вчера двери конференц-зала и не открытой для Линдсей сегодня утром вдруг собрались в единую цепочку, которая при ближайшем рассмотрении казалась лишённой взаимосвязи. Но первая стукнувшая мысль всё ещё старалась выдать себя за верную, заручившись поддержкой частых ударов сердца: между его уходом и неявкой Линдсей на работу есть соединяющее звено. Градом по голове застучали всевозможные версии, почему Линдсей не предупредила об опоздании. Хотелось верить — банально проспала. Коннор уже узнал у Питера — она не поехала вчера в бар с другими членами команды, но могли же у неё быть другие друзья, с кем Линдсей могла отпраздновать день рождения? Коннор даже на миг попытался представить, что Линдсей могла позволить себе выпить лишнего или просто поздно лечь после визита в бар, отчего не смогла вовремя проснуться. Такая мысль чуть ослабляла растущую тревогу, но никак не вязалась с образом Линдсей. Коннор вдруг с удивлением обнаружил, что не может представить её вне работы, в каком-нибудь развлекательном заведении, с подругами… или другом. Он передёрнул плечами и направился к секретарю Блевинса — поинтересоваться, не отпрашивалась ли Линдсей напрямую у директора. Вдруг она чувствовала себя неловко после вчерашней ситуации, поэтому не захотела звонить ему утром. Может, даже обиделась. Хотя Коннор и на секунду не хотел допускать, что одна из лучших специалистов Управления могла руководствоваться личным и пренебречь заученными наизусть правилами субординации. — Она никогда не опаздывает, и у Блевинса не отпрашивалась, — пробормотал Коннор, вернувшись в кабинет с отрицательным ответом от секретаря директора. — Вчера утром Линдсей позвонила мне и предупредила о задержке на пару минут, — мрачно проговорил Антон. — Она всегда так делает, если что-то идёт не по плану. Немыслимо, что Линдсей не вышла на работу без причины. — Может, съездить к ней? — предложил Питер, откинув от себя свод новых правил. — Направить для начала техников в дом Спрингз, чтобы они устанавливали аппаратуру, а самим… — Нет, к Линдсей может поехать и кто-то один, — перебил его Коннор. — А на месте расследования нужны члены основной команды. Поэтому поступим так… — Он забарабанил пальцами по столу. — Вы вместе с техническим персоналом поезжайте к Спрингз, а я съезжу к Линдсей. Как что-нибудь узнаю, позвоню. И вы будьте на связи. Питер и Антон согласно кивнули, поднимаясь с мест. Коннор же, выходя из кабинета, привычно стал прокручивать в голове сценарий дальнейших действий по шагам. Припомнил важную деталь о запасном ключе от квартиры Линдсей. И невольно печально улыбнулся сам себе, вспоминая тот вечер, когда сломя голову нёсся к ней, напуганной возможным проникновением серийного убийцы Гедеона Мишенко в её жилище. Тогда Линдсей позвонила Коннору поздним вечером и, стуча зубами, еле проговорила об увиденном в зеркале в ванной отражении Гедеона. Коннор никогда раньше не слышал настолько сильный вибрирующий страх в её голосе. Она не просила его приехать, только поговорить с ней пару минут, пока она успокоится. Но Коннор не мог просто так висеть на другом конце провода, не зная, что на самом деле происходит у неё дома. А вдруг Линдсей не показалось? Появление Мишенко всегда сопровождалось необъяснимым расползанием тумана по помещению. Пусть Линдсей подтвердила — клубящийся пар в ванной комнате полностью растворился. Но исчезло ли вместе с ним её беспокойство? И Коннору безумно захотелось разогнать его окончательно своим визитом. Особенно ему запомнился вид Линдсей, смущённой такой заботой и вниманием с его стороны. Раскрасневшаяся то ли после принятия ванны, то ли от переживаний, с влажными волосами, она открыла ему дверь и, неловко улыбаясь, пропустила в квартиру. Несколько раз сбивчиво извинилась, ведь не хотела своим звонком лишать отдыха после длительного перелёта. И Коннор, едва взглянув на неё, первым делом принялся осматривать каждый уголок квартиры. Но даже быстрого мазка глазами по Линдсей хватило, чтобы подметить то, во что она была одета. Хоть Линдсей и завязала повыше и потуже белый махровый халат, он показался Коннору настолько откровенным нарядом, что на месте стремительно улетучивающегося волнения за жизнь и безопасность коллеги моментально начали накаляться другие чувства. Когда Коннор вернулся в гостиную и сказал, что в квартире точно нет посторонних, Линдсей, наверное, заметила его то и дело непрофессионально срывающийся вниз взгляд. Быстро предложила кофе, и пока он варился, переоделась в спортивный костюм. Наслаждаясь ароматом и вкусом напитка, Коннор и Линдсей провели около часа за душевной беседой. Коннор непривычно много шутил и улыбался, полностью оставив за дверями квартиры Линдсей свой обыденный серьёзный образ. А когда засобирался наконец домой, Линдсей дошла с ним до двери. И тот их диалог Коннор очень хорошо запомнил. — Спасибо, что не оставил меня одну. Признаюсь честно, ты единственный, кому я могла вот так позвонить… — И ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Даже если у тебя, например, кран сломается или ключ в двери застрянет… — Кстати, об этом… Не мне говорить кейс-менеджеру, что наша работа — не только вечные приключения и командировки, но и верно маячащая опасность для жизни и здоровья, на которую мы все согласились, подписав контракт. Я хочу, чтоб ты знал, где я храню запасной ключ от своей квартиры. — Линдсей открыла дверь и указала на стоявший у стены горшок с фикусом. — Если случится что-то непредвиденное, так ты всегда сможешь войти сюда без лишних проблем. Это ведь разумно — оставить дубликат тому, кому доверяешь? Сейчас, припомнив её слова, Коннор нервно дёрнул уголками губ. Уезжая на расследование в Россию, ключ от своей квартиры он никому не оставил… Но означала ли его опрометчивость отсутствие доверия? Скорее, самонадеянность. Он никогда не сомневался, что вернётся домой, и не хотел думать о плохом. И ведь вернулся… Только уже без ключей. Однако даже если бы они у него остались, дверь, которая ими открывалась, и всё его жилище теперь принадлежали другим людям. Да и в минуты острого отчаяния в «Улье» Коннор вспоминал не свою холостяцкую квартиру, а домашнюю тёплую атмосферу кухни, наполненную ароматом кофе, и Линдсей в пушистом халате. Иногда от сладкого виденья становилось легче, но чаще — куда больнее. Ведь Коннор даже в бреду понимал: какова вероятность, что однажды приятная грёза воплотится в его разорванной реальности не галлюцинацией? Во рту стало сухо и горько. После возвращения у него появилась возможность снова прикоснуться к тому, что в «Улье» казалось больше недостижимым. Но сейчас, как лезвием, по вискам резануло предчувствие: а вдруг второй шанс безвозвратно утерян? И нет ли его собственной вины в рассыпавшейся прахом так и несбывшейся мечте? Гарден Вилейдж, 87. Галифакс, Канада 20 апреля 2000, 11.02 Пока Антон вёл непринуждённую беседу с Мирандой, Питер с приборами по замеру аномальной активности облазил все уголки жилища внушительного размера. Раз за разом нажимая на кнопки измерения и получая отрицательные результаты, Питер недовольно цокал языком. Будучи прагматиком, он редко полагался на интуицию, часто звенящую в сознании фальшиво. Однако здесь нечто непонятное упорно отводило взгляд от приборов и заставляло оглядеться по сторонам. Иногда Питер всё же отрывал глаза от серых экранов, но в основном из-за того, чтобы не столкнуться с беззвучно пробегающей мимо Самантой, которая дома вела себя более раскрепощённо, чем вчера в Управлении. В очередной раз, дойдя до входной двери и ничего не заметив, Питер скривился, разочарованно постучал по стеклу датчика и, выключив ручные сканеры, отправился к техническому персоналу: помогать устанавливать камеры слежения. Антон, к моменту, когда всю технику установили и подключили, выпил две чашки невкусного кофе, просмотрел три альбома с семейными фотографиями и выслушал с десяток историй о невезении Миранды. Периодически он обращал внимание на снующий по комнатам технический персонал ОНИР и про себя отмечал — даже большое количество людей совершенно не сказывалось на домашней уютной обстановке, царившей в доме Спрингз. — О, погодите, доктор Хендрикс, я, кажется, вспомнила ещё одну историю. Она вам понравится… — Миранда махнула рукой, загадочно закусив губу, когда Антон попытался привстать. Он быстро догадался — в его лице она нашла внимательного слушателя. И понял, насколько остро Миранда нуждалась в человеке, который выслушает бесконечную череду историй о её невезении. Может, посочувствует или даст мудрый совет, но в первую очередь просто позволит ей выговориться и отпустить то, что истерзало. Сначала Антона поразило, с каким воодушевлением Миранда говорила. Она не выглядела расстроенной, подавленной или озлобленной. А будто бы рассказывала о плохих сновидениях, веря в то, что, проговорив их, она отведёт от себя беду. И вместе со словами Миранда словно отпускала, развеивала частицы своего невезения. Даже пыталась иронизировать. Но, возможно, весь её заряд оптимизма подпитывался исключительно от то и дело присаживавшейся рядом дочери. Которая огромными глазами глядела на мать и неуверенно улыбалась, когда на лице той проскакивала усмешка. Пару раз Антон нахмурился, увидев, как Саманта с лёгким испугом обернулась в момент, когда за её спиной никого не было. Вжала голову в плечи, тряхнула головой и только сильнее прижалась к матери. Антон выпытывающе смотрел на девочку, но та пусть и казалась менее угрюмым и закрытым ребёнком, чем вчера, всё равно не обронила ни одного слова за длительную беседу взрослых. Когда в гостиную вошёл Питер и коротко кивнул, Антон спешно поднялся с кресла. — Итак, миссис Спрингз, — с добродушной улыбкой бегло начал он, — камеры установлены, и теперь мы будем непрерывно следить за обстановкой в доме. Если феномен снова себя проявит, наши приборы зафиксируют его активность. Днём вы будете носить радиопередатчик, позволяющий моментально связаться с нашим дежурным у мониторов. На этот счёт вас проинструктирует мистер Томпсон. — Антон кивнул стоявшему рядом технику. — А нам с мистером Эксоном пора… Учёные направились к выходу, и Миранда, попросив дочь дождаться её возвращения на диване, пошла их провожать, но на пороге комнаты зацепилась за край ковра. Антон краем глаза заметил, как она попыталась сохранить равновесие, чтобы не упасть. И спустя мгновение, как бы повиснув на невидимом тросе, застыла в причудливой позе с раскинутыми руками. Питер моментально выхватил из кармана плаща один из датчиков. Не отрывая взгляда от показаний приборов, Питер подошёл к Миранде, жестом приказав ей замереть. Миранда испуганно посмотрела на него, но всё же выполнила безмолвную просьбу. Пока она будто бы висела на невидимых канатах, Питер провёл рукой перед и за ней. — Ребята, — нажав на кнопку радиопередатчика, быстро проговорил Питер, — мы это записали? И только получив короткий утвердительный ответ от наблюдавшего за мониторами техника, он, взяв Миранду за плечи, аккуратно помог ей встать на ноги. — Думаю, нам всё же стоит задержаться здесь, Питер… — уверенно проговорил Антон, молча до этого наблюдавший за происходящим. Перекресток Авеню Роуз и Беркли Рид. Галифакс, Канада 20 апреля 2000, 10.23 Коннор, остановившись на светофоре, нервно перевёл взгляд с одного зеркала на другое и сжал руль до побелевших костяшек пальцев. Он раз за разом громко выдыхал через рот, пытаясь выпустить изнутри нарастающее напряжение. За прошедшую неделю привык, что его мысли кружились только вокруг дочери, но сегодня эта карусель в равной степени завертелась вокруг Линдсей. К волнению подсели неловкость и вина за резкость, начавшуюся в их общении с расследования пропажи мальчика-подростка. Коннор и раньше понимал — его столь категоричное очерчивание границ будет вызывать недоумение у коллег. А Линдсей и вовсе ранит. Понимал, но всё равно никак не смягчил реплики, словно отрезаемые ножом. Только теперь хотя бы попытался посмотреть на ситуацию глазами Линдсей не как коллеги, а как женщины, которой он неосторожно дал надежду на нечто большее между ними. Как она смотрела на его отлучки с расследований, бесконечные телефонные разговоры, блуждание в мыслях во время совещаний? Это вызывало вопросы даже у Питера. Он озвучивал их по вечерам, и бесцеремонные допросы порядком поднадоели Коннору. Может, Адриана Де Марко права, и Николь ничего не грозит? Коннор, сам того от себя не ожидая, вдруг поверил наглой дамочке, которая, несмотря на надменный вид, всё же выглядела обеспокоенной за судьбу племянницы. Так может, настал момент поставить команду в известность, что он стал отцом? Прочистив горло, Коннор дёрнул узел галстука. Спохватился, вспомнив про прошедший день рождения Линдсей, и почувствовал необходимость купить подарок, даже чисто символический. Если он встретит Линдсей в квартире, запоздалое поздравление, возможно, поможет снизить градус напряжения между ними и как-то сгладит острые углы, подбери он к подарку ещё и тёплые слова. Пара минут, потраченных на выбор незатейливой мелочи, роли в конечном итоге не сыграют. Хоть всё сильнее разраставшаяся тревога заставляла действовать быстрее. Идея о подарке пришла в голову быстро, но теперь оставалось самое сложное: придумать, что же именно вручить. Блуждающий взгляд Коннора остановился на винтажной вывеске магазина «Колокольчик, книга и свеча», витрина которого пестрила сувенирами. — Кажется, как раз то, что мне нужно! — вслух произнёс Коннор и свернул на стоянку. В помещении не было посетителей — только милая брюнетка с обворожительной и естественной улыбкой — продавец или хозяйка магазина. — Добрый день! Позволите помочь вам с выбором? — Она подошла к Коннору и, располагающе улыбаясь, пристально посмотрела ему в глаза. Он, после небольшой паузы, неуверенно кивнул. — Меня зовут Кэсси Найтингейл, а вас? — Коннор… Коннор Дойл. Я… — он запнулся, как будто растерял все знакомые слова, — ищу подарок для коллеги. У неё вчера был день рождения. Кэсси не отводила от Коннора пронизывающий насквозь взгляд, словно пытаясь прочитать его мысли. Но её улыбка, жесты и вопросы располагали к себе, не выглядели навязчивыми. И искренность, мерцающая в глазах, не позволяла Коннору привычно махнуть рукой и сказать: «Я сам!» Тем более что сегодняшний поход в магазин ничуть не отличался от десятков тех, когда он раньше приходил выбирать подарок для женщины. Чувствуя себя нелепым идиотом, Коннор всегда мялся перед прилавками, бесконечно уничтожая выложенные на них вещи обстрелами скептических взглядов и мысленных вопросов. Пригодится… нет, понравится ли выбранный им презент? Не слишком ли он дёшево выглядит? А, главное, отражает ли тот посыл, который Коннор хотел в него вложить? И который зачастую шёл вразрез с представлениями женщин о достойном подарке от мужчины. Когда-то это всегда сбивало его с толку. Дарить ли то, что считалось стандартно хорошим подарком, в котором Коннор не улавливал индивидуальности и соответствия образу той, кому он предназначался, или всё же положиться на собственную фантазию и вкус? Сам Коннор любил не дорогие подарки, а ощущение вложенной души в их выбор. Пусть даже вручали обычный сувенир, но со смыслом. А самой памятной и ценной вещью для него до сих пор являлся полученный на день рождения в студенчестве кожаный блокнот в обложке, сшитой руками дарителя, — девушки Эбби, с которой Коннора связывали только дружеские чувства. На лицевой стороне она выбила компас и надпись «A great ship asks deep water». И этим подарком Коннор невероятно дорожил, узнав, сколько времени Эбби просидела над ним, чтобы сделать блокнот идеальным «для зануды, который перед покупкой рубашки или джинсов проверит каждый шов». Коннор усмехнулся, вспомнив, с какой гримасой она проговорила эту фразу, завершающую поздравление. А после обняла и поцеловала в щёку. В сердце вдруг кольнуло. Он больше не думал, где оказались его вещи из прежней квартиры, но исписанный от первого до последнего листа блокнот явно постигла незавидная участь. Вряд ли кто-то догадался снять с него обложку. Да и зачем, она ведь много стоила только для Коннора… Но воспоминание о подарке заставило впервые за долгие годы вспомнить об Эбби. Маловероятно, что она, уехавшая в Англию в начале девяностых, узнала о его гибели и воскрешении… Может, перестав получать традиционные письма с поздравлениями на праздники и ответы на её открытки, подумала, что он её забыл. Это только тогда казалось: студенческая дружба — на всю жизнь. А после их развело по разным сторонам мира, изменились интересы, работа, общих тем для общения по телефону стало ничтожно мало… Хорошо, если Эбби сейчас счастлива в выбранной профессии или в браке. И, словив первое желание отыскать старую подругу, Коннор вдруг захотел узнать, как у неё дела. Вот только быстро осёкся: перспектива рассказа милой хохотушке с веснушками и копной рыжих кучерявых волос о своём жизненном пути после университета остудила желание искать способ связи с ней. Вернувшись к мыслям о подарке для Линдсей, Коннор снова озадаченно окинул взглядом витрины. Не раз выбор, сделанный по велению сердца, оценили разве что недовольным фырканьем, и Коннор стал всё же чаще руководствоваться списком лучших подарков для женщин. Но он знал: с Линдсей всё иначе, и ей хотелось подарить что-то такое, что западёт в душу самому. — Как зовут вашу коллегу? — Громкий вопрос Кэсси вернул Коннора из размышлений. — Линдсей. У нас вышла небольшая размолвка. — Когда фраза сорвалась с губ, Коннор оторопел. Он даже со знакомыми никогда на такие темы не откровенничал, не говоря уж о людях, которых видел в первый раз. Но, подумав, уверенно попросил: — Может, вы поможете выбрать что-то особенное для неё? — Что-то, что может послужить символом честности, правдивости и искренности ваших помыслов? — Кэсси приподняла бровь. Округлив глаза и чуть приоткрыв рот, Коннор ошарашенно посмотрел на Кэсси. Она действительно будто бы прочитала его мысли, которые никак не складывались в слова. Но именно такой посыл он и хотел вложить в подарок Линдсей. С лёгкой улыбкой отойдя от него, Кэсси вернулась за прилавок и достала из-под него бархатную коробочку. Та со щелчком открылась, и Коннор увидел на атласной подложке небольшую брошь в виде бабочки из фиолетового камня. Коннор почесал затылок и провёл пальцами по волосам. Безумной догадкой пронеслось интуитивное предчувствие — его любимая женщина будет обожать и фиолетовый, и минералы, к изучению свойств которых он и сам испытывал интерес как геофизик. Но Коннор понятия не имел, какой цвет любит Линдсей и нравятся ли ей украшения из камней. Однако предложенный для неё подарок моментально запал в сердце. — Украшение из аметиста, — мягко проговорила Кэсси, вкладывая крохотную шкатулку в ладонь Коннора. — Камень, символизирующий искренность и чистосердечие. Когда будете дарить брошь, обязательно скажите Линдсей, как она вам дорога. — Непременно, — рассеянно согласился Коннор и, улыбнувшись уголками губ, потянулся в карман за бумажником. Именно так он и скажет Линдсей. Может, даже будет более многословен, чем обычно. То есть сможет подобрать и другие слова. А после них обязательно расскажет про дочь. Решение окончательно вызрело внутри и словно выстрелило пружиной, накручивавшей до этого нервы. Лишь бы только Линдсей оказалась дома. Проспала, заболела, что угодно… Но только не бесследно исчезла. Виндзор стрит, 458/30. Галифакс, Канада 20 апреля 2000, 11.13 Ключ лежал там, где Коннор и ожидал его найти: в горшке с цветком. — Линдсей! — приоткрыв дверь, сразу же позвал Коннор. Ответом ему была тишина. Войдя в квартиру, Коннор быстро прошёл пустую гостиную, заглянул на кухню, затем зашёл в спальню и аккуратно приоткрыл дверь в ванную. Вернулся в коридор и застыл с открытым ртом. Взгляд пригвоздился к огромной картине, стоявшей в углу прихожей у двери. И поражённый Коннор, не моргая, рассматривал удивительно похожую на себя Линдсей, стоявшую рядом со статным мужчиной. Весь мир как бы растворился и строго очертился увесистой винтажной рамой, за пределами которой больше ничего не существовало. Отмерев, Коннор нашёл в себе силы сделать несколько шагов. Подошёл вплотную к картине, ни на секунду не переставая на неё смотреть. Со свистом выдохнул, рассматривая чётко детализированное изображение лица Линдсей, её фигуры, рук, старинного платья и малахитовой накидки. Перед ним словно находилась фотография, а не рисунок. Если бы не весьма чёткие и характерные мазки красок. Скользя взглядом по Линдсей, Коннор с трудом перевёл внимание на того, кто держал её за руку. И чьё лицо полностью размылось. Коннор провёл пальцем от груди мужчины по шее вверх, но не почувствовал физических повреждений холста. Да и краски причудливо смешались, будто голову стоявшего рядом с Линдсей скрыл туман, затянувший верхушки деревьев. Неужели художник, рисовавший картину и вложивший столько души в изображение Линдсей, мог намеренно сотворить такое с её спутником? Коннор мазнул взглядом по упаковочной бумаге, неаккуратно оборванными краями прикрывавшую часть рамы и заднюю сторону картины. На жёлтой ленте прочитал название курьерской службы. Снова задумался. Означало ли, что необычное полотно, явно в спешке развёрнутое из обёртки в прихожей, Линдсей получила вчера в подарок на день рождения? От кого? Или сама его заказала? Коннор удивлённо приподнял бровь. Линдсей вроде интересовалась живописью. Но крайне странным и несуразным казалось отсутствие внешности у мужчины. Вряд ли столь внимательная к деталям Линдсей захотела бы видеть в своей квартире реалистичное изображение себя и стоящего рядом с ней спутника без лица. В горле резко запершило, и Коннор кашлянул. Отступив назад, почувствовал — ноги в чём-то запутались. Он опустил глаза и только сейчас заметил, что стоит на бирюзовой блузке Линдсей, в которой она была вчера на работе. Коннор сделал шаг в сторону, зычно упрекнув себя за невнимательность. Хотя, зайдя в квартиру, он боковым зрением заметил, но не придал значения стоявшей картине в наполовину сорванной упаковке. А тут и вовсе знатно потоптался по вещам Линдсей, лежащим возле огромного свёртка. Коннор присел на корточки, растерянно поднял блузку и обнаружил, что она скрывает под собой несколько других предметов одежды. И едва взгляд коснулся вещей, лежавших под юбкой, Коннора окатило приливом возбуждения. Следом так же бесконтрольно внутри полыхнуло раздражение, ведь тяжесть в паху разлилась абсолютно неуместно. Словно в расплату за три с половиной года без женщин и влечение именно к той, которую он хотел найти в этой квартире. А нашёл лишь её вещи и кружевное бельё, всегда моментально доводившее его до одури… В кармане завибрировал телефон. Коннор вернул блузку на место, даже не подумав собрать вещи и переложить их в другое место. Вытер со лба проступившую испарину и достал мобильный. — Дойл, мы столкнулись с феноменом в доме Спрингз, — отрапортовал Питер. — Еду, — коротко ответил Коннор и нажал на «отбой». Сделав несколько шагов назад от картины и переводя взгляд то на пол, то на Линдсей в старинной одежде на картине, Коннор приложил указательные пальцы к резко заболевшим вискам и, мутными глазами глядя на картину, пробормотал: — Чёрт возьми, где же ты, Линдсей?