***
— Что же привело тебя в этот мир? — Я хочу спокойной жизни. Не бояться нового дня и оставить всё плохое в прошлом, — честно призналась Селлитиль, проглотив неприятный ком в горле. Было действительно сложно определить главную цель этой безумной затеи, не рассказав лишнего. Она понимала, что начать всё заново будет непросто, однако в душе лелеялись надежды, которые могут стать возможными: уничтожить кольцо и освободить Средиземье от Тёмной магии, научиться чему-то новому, вместе с постоянным жильём найти любимое дело… и самое важное — сделать всё это самой. Здесь она — дева без способностей, о которых, Селлитиль пообещала себе, не узнает никто. Профессору она рассказала только про кольцо, и то — без особых подробностей, потому что он и так о них знал. На все вопросы про то, каким образом волшебник оказался в Средиземье, познакомился с Гэндальфом и узнал столько вещей не только о родине Селлитиль, но и о ней самой, Дамблдор рассказывать не желал. — Придёт время, и ты узнаешь, — тяжело вздыхал он и недобро усмехался, отводя взгляд в сторону. Уловив в глазах профессора непонятную эмоцию: то ли грусть, то ли разочарование или злобу, Селлитиль согласно кивнула и закрыла тему, хотя на самом деле любопытство распирало её изнутри. Но иногда лучше было смолчать — этот урок уже был выучен и пройден. Гэндальф никогда не тратил время на ненужные знакомства, и, если он правда рассказал Дамблдору об Арде и попросил его оберегать Селлитиль при возможной встрече, значит, он уже давно планировал этот магический обряд. Просто рассказал о нём лишь недавно, это было в его стиле. И если верить магу Средиземья, то это означало, что Дамблдор являлся хорошим человеком. Стоило лишь приглядеться, а ей — незаметно влезть в душу и проверить всё именно там. Тогда она и поверит. Селлитиль наблюдала за Дамблдором в течение нескольких часов достаточно внимательно, дабы узнать о людском учителе хоть что-то, однако так и не смогла понять его истинную натуру, и с действиями и выражениями пришлось быть предельно осторожной. Слушая его рассказы о Средиземье или же об этом мире, она пыталась уловить интонацию, тон и изменения в голосе, дабы понять: красиво выдумывет или говорит правду. Но он не врал, она чувствовала. По его манере речи, рассуждениям и подаче вопросов, безусловно, Селлитиль понимала, с каким мудрым человеком разговаривала. Более того, даже несколько раз успела сравнить его с Гэндальфом: у обоих была странная привычка — говорить загадками. Это напрягало ещё больше — раскусить таких мудрецов простой полуэльфийке было неподвластно. Рассуждая вслух, Дамблдор по-доброму улыбался и смеялся, а через пару секунд строгий глаз его впивался в душу Селлитиль, и неизвестная доселе магия нитями пыталась прорваться в сознание. Такие скачки происходили постоянно, заставляя её убеждаться, что в этом мире вообще абсолютно всё нестабильно. Странно, сложно и непонятно. Моментами профессор отрешённо смотрел куда-то в сторону, а затем резко возвращался из круговорота мыслей, переспрашивал, где остановился, и продолжал повествование, только уже не так радостно. Впрочем, Селлитиль было всё равно на напускное дружелюбие, её больше заботила безопасность кольца и хитрый человек перед лицом. Напряжение в воздухе кусало шею, и даже руки чесались, готовые в любой момент идти на врага врукопашную. — Уже завтра в школе начнутся уроки, и у меня появится больше работы, обязанностей и проблем. Пока о твоём нахождении в замке знаю только я, и эту тайну нужно сохранить. Ни одна живая душа не должна тебя увидеть, — строго произнёс он хриплым голосом, и от непривычных грубых нот в ушах аж зазвенело. Всемирный язык здесь был чрезмерно громким и искажённым. Он открыл двери небольшого балкона, и прохладный воздух забрался под платье Селлитиль, заставляя её выпрямиться. — Сегодняшний день — большое исключение, поскольку дальше я не смогу всё время находиться рядом и помогать. Как мы договорились, завтра с утра я отправлюсь к своей тёте, и, если она согласится взять тебя в свой дом, удача на твоей стороне. Это будет чудесно… Конечно, Дамблдор не планировал отдавать свой кабинет Селлитиль надолго. Именно поэтому первым пунктом в плане было решение с местом жительства. У профессора была тётя Гонория, жившая на окраине Британии — ей он и решил скинуть проблему в виде свалившейся на голову полуэльфийки. По секретным обстоятельствам она была вынуждена покинуть семью и найти самое незаметное, скрытое от чужих глаз жильё. Женщиной она была одинокой, жила тоже одна, и проблемы Дамблдор здесь не видел — компания или хотя бы собеседник нужен всем. И хоть он не состоял с Гонорией в близких отношениях, счел приличной идеей поговорить и попросить её приютить Селлитиль. Тем более, ему было что предложить взамен. Следующие действия профессор тоже взял на себя. Придумать историю жизни Селлитиль в новом мире, чтобы позже не нажить врагов или подозрений, было самой сложной частью. Сейчас время и так неспокойное — разгар магической войны, где любой может оказаться предателем, перейдя на сторону зла. Следовало тщательно продумать родословную семьи, место проживания и образование, а ей зазубрить и ни при каких условиях не раскрывать правды. Он и так рисковал, убрав защиту Хогвартса на несколько минут, чтобы дать возможность Селлитиль трансгресировать в замок, ибо чувствовал волнение — что-то внутри звало, пыталось вылезти, когда машинисты передали ему сведения о странной девушке на дороге. Заглушить внутренний голос он не мог, ведь интуиция никогда не подводила его, и вот к чему привела. Перед ним сидела беглянка из несуществующего для окружающих мира. А дальше уже последовало самое нудное и скучное: краткие объяснения о жизни людей, о возрасте и обучении волшебников она впитывала, как губка, и заострять на этом внимание оказалось пустой тратой времени. Дамблдор разделил её настоящий возраст на тот, что больше подходит ей по их меркам, и Селлитиль присвоилось новое число. Шестнадцать. — Теперь запомни: пятнадцать лет в Средиземье — один год здесь. Шестнадцать лет — это школьный возраст подростков. Поскольку до полного совершеннолетия тебе ещё два года, нужно привыкнуть, что не все будут обращаться к тебе на «вы». По этикету, профессора — да, а вот сверстники используют словечки и поинтереснее, — посмеялся Дамблдор, увидев озадаченное лицо Селлитиль: за считанные минуты помолодеть на две сотни лет было, наверняка, неожиданно. Переосмысливающий жизнь взгляд говорил сам за себя. Жаль, такое было неподвластно смертным людям.***
Селлитиль из всех пунктов плана досталось самое лёгкое задание — так с уверенностью сказал Дамблдор. Вот только он явно не знал, что для эльфов выбор имени являлся чуть ли не самым важным в жизни — это было не просто словом, а частью их личности. Родители, при выборе имени, должны были рассуждать широко: насколько редкое, как звучит в разных ситуациях и что означает. Селлитиль назвали в честь святых эльфов Средиземья: «посланница бога», «чудесная», «небесная», а сейчас эти титулы грубо отобрали. И личность её смыла с себя все краски — будто остался только белый, нетронутый пергамент. Выделяющееся на фоне других имя нужно было заменить, и спорить с собой было бесполезно. К сожалению. «Построить себя заново», — пронеслось в голове Селлитиль, пока она стояла на балконе и моментами цеплялась взглядом за блестящую гладь озера. Тёмное небо сверкало звёздами, луна светила так ярко, что на поручнях были видны муравьиные тропы. В такое время Селлитиль обожала сидеть на природе и размышлять: долго и глубоко. Дышать холодным воздухом, от которого кончики пальцев переставали двигаться, а нос становился красным, погружаться в своё сознание, в проблемы, будущее и прошлое без единой капли страха, что кто-то, да заметит её. Это было важно: она не нуждалась в компании. — Нравится ночь? — мантия тихо зашелестела по земле, и рядом с Селлитиль появился задумчивый профессор. Он опёрся на локти и, не обращая на неё никакого внимания, впился взглядом в школьные очертания. — Темнота успокаивает, оберегает от чужих взглядов, — спокойно пояснила Селлитиль, не видя смысла что-то здесь скрывать. За один день произошло слишком много, чтобы остерегаться таких простых вопросов. На пару минут между ними повисла тишина, после чего профессор повернул голову в её сторону, бегло осмотрел и предложил: — Лейла. Я читал, что это имя означает «темнота» и «ночь», — добавил он и поджал губы в улыбке. — Мне кажется, тебе подойдёт.***
Оставив Селлитиль наедине с природой, Дамблдор немного прибрался в своём кабинете, спрятав все бумаги в шкаф, и спустя пару минут напротив камина появился небольшой облезлый диван. Он мог бы создать абсолютно любую вещь: хоть раскладное бархатное кресло, хоть двухъярусную кровать с балдахином — но не стал. Любопытство взяло верх, и захотелось проверить, точно ли Гэндальф говорил о ней. Селлитиль тихо ступила по половицам и подошла ближе: но только профессор ожидал увидеть, как её глаза хотя бы немного расширятся от увиденного, бледное лицо стало ещё более невозмутимым. Ему казалось, что эльфы предпочитают всё самое качественное и дорогое, но её, похоже, больше чем устроил такой вариант. — У меня нашлось только такое, — порывшись в старом шкафу, Дамблдор протянул ей тонкую простынку, которой Селлитиль сможет укрыть, разве что, половину своего тела. Здесь то и ожидалось незамедлительное недовольство, но и на это она удовлетворённо кивнула. — Не ждите от меня реакции, профессор, я благодарна даже за кусок простыни. Всё лучше угла сырой темницы, — мрачно усмехнулась она и прикрыла балконную дверь. Так осторожно, так спокойно и с гордо выпрямленной осанкой, словно её мир сегодня не переворачивался с ног на голову.***
Дамблдор объяснял Селлитиль, что первые дни она могла находиться только здесь, другого более скрытого и защищённого места в замке не было, а она давилась вопросами и просто кивала, пытаясь ухватить каждое слово и проанализировать устройство людской школы. Оказалось, когда ученики заходили на урок профессора, они учились в просторном классе на первом этаже, а дверь в учительский кабинет находилась чуть выше — стоит только подняться по узкой лестнице. Вход туда, защищённый несколькими заклинаниями, без стука и приглашения был строго запрещён. Это даже казалось забавным: она будто снова находилась под стражей. — Доброй ночи, Селлитиль, — зевнув, попрощался профессор и развернулся к двери. — Называйте меня Лейла, — тихий голос плавно скользнул по стенам, и на недоумённый взгляд из-под очков Селлитиль разъяснила: — Красиво звучит… Доброй ночи. Дамблдор коротко кивнул, спрятав в бороде улыбку, и скрылся за дверью. Ключ скрипнул в щели, ещё несколько секунд слышался тихий шёпот волшебника, и после удаляющихся шагов наступила тишина. — Спасибо… — запоздало прошептала Селлитиль, закрыв дверцу балкона и отчуждённо присев на диван. Теперь она шестнадцатилетняя девушка по имени Лейла, и как сказал Дамблдор, ещё даже неизвестно: волшебница ли или попала сюда по ошибке. А лучше бы не по ошибке — профессор утверждал, что «маглы» не видят мир волшебников, и недоверие в его глазах ей очень не нравилось. Неизвестно, что он мог сделать с ней при таких условиях. Из-за это пришлось пожертвовать тайной, и карты тайны, как она здесь оказалась, слетели на стол. — Гэндальф планировал этот обряд уже давно, — хотя узнала Селлитиль это только сегодня. — Он рассказывал много вещей, вещей занимательных и опасных: где я могу оказаться, что я должна делать и как себя вести. Этот ритуал — очень древняя и Тёмная магия, которой в Средиземье владеют единицы. Тот фолиант, с которого Гэндальф вещал приговор, был единственным оставшимся на нашей земле, ибо славился проклятием своим сущим. Любой, кто брал его в руки, а в мыслях строил коварные планы, превращался в пепел. Не знаю, как он оказался у Гэндальфа, — усмехнулась Селлитиль, — но я понимала, что любая лишняя деталь: посторонние гости, звуки или неправильное прочтение — могла повлиять на конечный результат. Она замолчала, тщательно подбирая слова к последующей части рассказа. Тут даже и слов не находилось подходящих, в голове была одна каша. Но соображать следовало быстро, а вещать — лаконично и спокойно. — И скорее всего, что-то пошло не так, поскольку сначала я оказалась в «Косом Переулке», а потом… Но упоминать красочную картину с трупами ей не захотелось. Жизнь других её не касалась, и лезть в чужие дела? Эру его подери, этого ещё не хватало. — А потом я внезапно оказалась на дороге. Железной, на огромной высоте и без возможности пропустить этот… поезд. — Да, мне уже доложили про некую мисс, оказавшуюся в месте, в которое никто не попадает. Хорошо, что у тебя не было с собой подозрительных вещей и палочки… очень хорошо. Сейчас война, — серьёзно ответил Дамблдор на вопросительный взгляд Селлитиль. — Люди боятся за себя и за свою жизнь. Они стали трусливее, поэтому борятся только за себя любимого и уже не различают ни друзей, ни врагов. — Грустно, но правильно. — Удивительно, что тебя так легко пустили в поезд… Хоть и осмотрели с головы до ног, об этом мне тоже доложили, но всё же… Безопасность учеников превыше всего. Размышления профессора и Селлитиль над загадкой перемещения привели к одному: в обряде произошла ошибка. Причину они никогда больше не узнают, а гадать — зря тратить время. Селлитиль была жива, и это главное. Солнце неспешно стало подниматься выше, заставляя природу пробуждаться: в кабинете раздался диванный скрип, и через несколько минут послышалось тихое сопение. Размышляя о своих действиях, Лейла не заметила, как веки налились свинцом, и перед глазами всё утонуло в темноте. Пора было расставаться с Селлитиль — теперь ведь всё начиналось по-новому, и жаль, что она не умела смотреть в будущее. Хоть бы узнала, радоваться ей или прятаться.***
Громкий звук колокола рассёк воздух и зазвенел в ушах. Лейла резко поднялась на локти и напрягла пальцы, бегло осматриваясь. Но она была жива: более того, находилась в том же месте, где оставалась в последний раз. Глаза нехотя разлепились, и только она закрылась локтями, воздух подлетел к лицу и как следует растрепал волосы. «Угомонись», — фыркнула Лейла и отмахнулась, переворачиваясь на бок. Первый день, а у неё уже подарки, ведь когда она последний раз нормально спала? Энергия и серьёзный настрой прямо-таки бодрили, и единственное, что портило настроение, это потрёпанное и запачканное грязью платье. А поскольку другой одежды не было, Лейле оставалось сидеть в нём и ждать последующих указаний Дамблдора. Прошло пару минут после пробуждения, голова неприятно заколола от скопления светлой магии, и спустя мгновение снизу донёсся многоголосый шум. У профессора начался урок. Как только звук колокола повторился, под кабинетом наступила тишина, и мягкое приветствие Дамблдора услышала и Лейла. Пальцы невольно сжались на диване, а дыхание сделалось еле слышным: в дверную щель прилетел громкий хохот, и Лейла дёрнулась в сторону, но быстро успокоилась и устало опустила голову. — Эру… — пугаться скопления обычных детей было низко, но она ничего не могла поделать. Слишком уж непривычно было находиться так близко с толпой живых существ. «Я звучу, как эгоистка?» «Так точно», — хохотнул ветер и вылетел в форточку, повалив Лейлу на подушку. И поскольку выходить на балкон при дневном свете она не решилась, как скоротать время, она не знала. До тех пор, пока чрезмерное напряжение в теле не стихло, и взгляд не наткнулся на большой книжный шкаф. Пару тихих шагов, и Лейла, почти не дыша, оказалась у полок. Корешки книг засверкали слоем пыли, пёстрые цвета смешались с чёрными кожаными обложками, а верхние стопки и вовсе затянулись волшебной дымкой. Толстые и маленькие, порванные и новые, в этой небольшой библиотеке хотелось прочитать всё. Видеть такое количество чтива было усладой для глаз и одновременно каким-то спасением — фолианты умели рассказывать о мире лучше любых голосов. Беглый взгляд вдоль полок, проскользившие по переплётам пальцы, и в руках уже залегла книга в красном переплёте. «Солнцем выбранная», — подумала Лейла и хмыкнула, сводя упавший на неё луч к знаку свыше. Пыль плавно слетела с заголовка, и буквы затанцевали стёртыми красками. — Гримуар, — прошептала Лейла, вглядываясь в рисунок: цветок, окружённый тремя каплями, пламенем огня, черепом и секирой, располагался под заголовком и выглядел весьма пугающе, но интригующе. Однако страницы пролистывались медленно, а смысл прочитанного не доходил ни через одну, ни через три. Язык был незнаком, и фолиант быстрее желаемого вернулся на полку. Она выбрала незаметную и тонкую книгу, зажатую между тяжёлыми томами. «Нужно же с чего-то начинать», — подумала Лейла и, выудив зажатую между тяжёлыми томами тетрадку, забралась с ногами на диван, готовясь разочаровываться второй раз. «История магии: пробный экземпляр» — В яблочко. Только глаза дошли до конечной буквы, последние два слова исчезли, оставив на обложке гласное название. Открылась первая страница, и в нос ударил любимый запах чернил. «Все собранные заметки и материалы, не вышедшие в основной сборник, передаю А́льбусу Персива́лю Ву́льфрику Бра́йану Да́мблдору» — Батильда Бэгшот. Не замечая последующих колоколов, смеха и изменений в голосах учеников за дверью, не видя, как солнце медленно заходит за горизонт и в кабинете становится холодно, Лейла сидела и читала. Глаза быстро скакали по строчкам, пальцы бегло перелистывали страницы, а новые слова заполняли голову быстрее, чем эльфы пускали стрелы. Однако даже незнание отрывочных фраз не позволяло Лейле закончить. Глаза болели и приходилось постоянно щуриться, чтобы правильно прочитать слово, но это однозначно того стоило. Книга походила на сборник писем, фотографий и записок, и читать грамотного писателя было одно удовольствие. «В Средние века люди, в чьих жилах нет волшебной крови (более известные как маглы или простецы), очень боялись колдовства, но отличать настоящих ведьм и колдунов не умели. Иногда им всё же удавалось поймать волшебника, но простецы не знали, что волшебникам огонь не страшен: они умели замораживать пламя и притворяться, что им очень больно. На самом же деле они испытывали не боль, а лишь приятное покалывание по всему телу и тёплое дуновение воздуха. Так, Венделина Странная очень любила «гореть» на костре. И чтобы испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие, сорок семь раз меняла обличье и предавала себя в руки маглов». Лейла завороженно вчитывалась в строки, а в голове вспыхивали описанные в книге образы. Эльфийская верёвка тонка, но способна выдержать медведя — так же и с информацией. Легкомысленно было бы тратить время на ожидание чуда, и хотя бы пару мелких абзацев уже помогали ей понять новый мир. «После принятия в 1689 году Статута о секретности волшебники перешли на скрытный образ жизни. Внутри существующих поселений естественным путём возникали маленькие магические сообщества. В небольших деревушках зачастую селились по нескольку волшебных семей, поддерживая и защищая друг друга. Широко известны такие поселения, как Тинворт в Корнуолле, Аппер-Фледжли в Йоркшире и Оттери-Сент-Кэчпоул на южном побережье Англии, где волшебники жили бок о бок с маглами, проявлявшими терпимость, или же подвергнутыми заклятию Конфундус. Среди таких полумагических поселений, вероятно, больше всего прославилась Годрикова Впадина в одном из юго-западных графств. Здесь родился великий волшебник Годрик Гриффиндор, и здесь же маг и кузнец Боумен Райт выковал первый золотой снитч. На местном кладбище можно увидеть множество старинных магических фамилий; несомненно, именно этим объясняется обилие рассказов о привидениях, уже много столетий обитающих поблизости от маленькой церкву…» — Увлеклась историей? — Лейла резко подпрыгнула и сжала кулаки, но перед глазами вместо орка появился лишь улыбающийся Дамблдор, и руки медленно опустились. К слову, за окном уже стемнело. — Прошу прощения, профессор. Мне не стоило брать ваши вещи, — спохватилась Лейла и прикрыла книгу, отворачиваясь к полкам и мысленно ударяя себя за несдержанность. — Думаешь, учитель когда-либо скажет ученику положить книгу? Вздор… ты можешь брать что хочешь, я их уже давно прочитал, — плотнее закрывая дверцу на улицу, сказал Дамблдор. А потом указал Лейле на стол, по щелчку разложив вещи, и продолжил: — С утра я успел зайти в «Косой переулок» и купить необходимые на данный момент вещи. Одежда, вероятно, будет тебе немного большой, уж извини, старик не разбирается в размерах, — он указал на несколько рубашек, платье и брюки. Рядом с ними расположились расчёска, несколько учебников, перо и ещё что-то, неподвластное догадкам Лейлы. — Но я не мог купить главную вещь без тебя, поэтому нам нужно сделать это сейчас. И быстро. Возьми меня за локоть и не отпускай, пока я не скажу. Тон стал серьёзным и повелительным, и Лейле ничего не осталось, как настороженно осмотреть профессора и молча присоединиться. Любые слова могли позже использоваться против неё. Живот резко скрутило, картинка перед глазами сжалась, как и органы, и в следующее мгновение Лейлу выкинуло на каменную дорогу. Лёгкие выпустило из тисков, и глаза поймали знакомые детали «Косого переулка». Разве что с меньшим количеством народа и закрытыми лавками. — Стой, — Дамблдор обвёл себя палочкой и внезапно нацелил её на Лейлу, отчего та отпрыгнула и ринулась в сторону. Однако ноги застыли на месте: волшебник под невидимыми чарами резко схватил её за руку и уже спокойным тоном произнёс: — Я не собирался тебя убивать, лишь нанёс чары невидимости, чтобы никто не заметил нас. Будет много взглядов и вопросов, повылезают те, кто видеть тебя не должен. Осталось мало времени, нам нужно успеть до закрытия. Запястье покрылось мурашками от мужского касания, но Лейла стиснула зубы и коротко кивнула. Угомонившись, она на ощупь взяла профессора под локоть, и через пару минут оба оказались в мрачной лавке. Такой простой, тёмной и маленькой, но обвитой сотнями магическими нитями. Ауры волшебников вырисовывали на картонных стенах узоры и сплетались воедино, проходясь над ухом шипящими голосами. Но Лейла лишь поморщилась и отмахнулась, больше заинтересованная в действиях Дамблдора. Он снял чары и громко прокашлялся, лёгким взмахом заколдовав двери. — Добрый вечер, мистер Олливандер, — Лейла осмотрела лавку, уставленную длинными шкафами с коробками, и только через пару минут заметила выезжающего на лестнице мужчину. В прямом смысле лестница ехала сама. — Ох, профессор Дамблдор, рад встрече! Что же привело вас и юную мисс ко мне? — Лейла как можно естественнее улыбнулась и вежливо кивнула. Пальцы вцепились в ладонь, и руки за спиной сжались в замке. — Уверен, что этот разговор останется между нами, — по-доброму протянул Дамблдор, и Лейла уловила, как сгорающий от любопытства Олливандер навис над прилавком. — Эта юная леди, купила первую палочку в другой стране, но потеряла память и все вещи, в том числе и палочку. Школьный год уже начался, и новая нужна как никогда. Уверен, Гаррик, ты найдёшь подходящую. «Врёт и не краснеет», — поцокал воздух над ухом, и Лейла еле сдержалась от приятного удивления. Теперь небольшое уважение к Дамблдору поселилось и в её груди, что уж там говорить про владельца лавки, беспрекословно выполнявшего любые его просьбы. Просьбы, а он ведь даже не приказывал… А потом горло сдавила липкая неприязнь. Только измерительные пружины и линейки вместе с пальцами Олливандера коснулись её тела, кожу словно ударило током, и пальцы еле заметно впились в ладони, оставляя кровавые полумесяцы. Если бы не обстоятельства, такую близость с кем-либо она бы не позволила себе никогда. Только летающие пружины исчезли за прилавком, она тихо выдохнула и ещё раз незаметно взглянула на Дамблдора. Ему важно было узнать, кто она на самом деле и стоит ли вообще тратить на неё время. А узнать это было легче лёгкого. В книге упоминалось, что маглы, в чьих руках окажется палочка, не смогут ей пользоваться. Если у волшебников палочка, которая ждёт своего настоящего хозяина, не слушается, сопротивляется и атакует искрами в лицо, то у маглов не происходит абсолютно ничего. Но главное было даже не это. Больше всего она переживала, что через палочку Дамблдор и мистер Олливандер увидят её способности или кольцо, скрытое чарами. Тогда спокойная жизнь закончится, даже не начавшись. — Что же, попробуйте эту, — вывел Лейлу из размышлений голос Олливандера. — Вишнёвое дерево, сердечная жила дракона, тринадцать дюймов. Удобно взяв палочку, Лейла расправила плечи и на секунду прикрыла глаза, мрачно выдохнув. — Ну, скажите что-нибудь, — потребовал владелец лавки, и её ошеломлённый взгляд тут же прилетел Дамблдору в лоб. Но в голове промелькнула недавно прочитанные строчки, и, не дождавшись ответа, Лейла нацелила кончик палочки на колокольчик. — *Вермекулис. Но объект не превратился в червя, и произошло ровно ничего. — Эта не подходит, — забрав палочку, мистер Олливандер проехал на лестнице к другому шкафу. — Не переживайте, не хозяин находит палочку, а она его. У многих получается не сразу. — Правильно: «Вермикулюс», — раздался хриплый шёпот над ухом, и глаза соприкоснулись с задумчивым взглядом профессора. Но он лишь погладил бородку и, вернувшись на место, смолк. Видимо, уже разочаровавшись. Ладони вспотели и стало трудно дышать, однако Лейла запретила себе хоть как-то показывать волнение и выпрямилась, уверенно подхватывая новую палочку. Думать, через сколько дней она тут помрёт без его напутствий, не хотелось. — Каштан, семнадцать дюймов, волос единорога. Не стесняйтесь, юная леди, всё получится, — подбадривающе проговорил Олливандер и подмигнул. «Поверь в себя», — пронеслось в мыслях, и рука слишком резко дёрнулась в сторону. Несколько жёлтых искр вылетело на Олливандера, и кончик его бороды бесшумно вспыхнул. Однако продавец, не разделяя общего волнения, быстро смахнул угольки и с добрым хохотом пошёл искать новый вариант. Вены втянулись, и Лейла замерла: не знала, радоваться или нет. Из-за неё человек чуть не лишился бороды, хотя заклинание должно было просто превратить колокольчик в червя. Явно не одно и то же. — Выдохни, румянец на твоих щеках выглядет неестественно — раздалось со стороны, и на лице Дамблдора проскочила насмешливая улыбка, а у Лейлы словно камень с души упал. Палочка то сработала, это намного облегчает задачу: про магию она знала относительно немного, и то, в основном про средиземскую, но это лучше, чем ничего. Лучше, чем не иметь авторитетного мага под боком. Когда Олливандер уже устал ходить по всему магазину, на губах Лейлы впервые за долгое время проскочила искренняя улыбка. С пятой попытки кончик палочки засветился, и она почувствовала приятное тепло по всему телу, а на месте колокольчика вяло задёргался червь. — *Слава Мерлину, эта палочка нашла хозяина. Змеиное дерево, волос единорога, одиннадцать дюймов, прочная и жёсткая. Уже не думал, что смогу продать её, она весьма придирчива… Интересно, — рассуждал Олливандер и хотел что-то добавить, но взглянул на Лейлу и передумал: — Надеюсь, она прослужит вам дольше, чем предыдущая. С вас семь галеонов, — миролюбиво произнёс продавец, и прежде чем она успела что-либо осознать, Дамблдор положил несколько монет на стол, переключив внимание на себя. — Спасибо, Гаррик, думаю, тебе уже пора закрываться и отдохнуть. Доброй ночи. — Доброй ночи, Альбус. Всего хорошего, мисс! — И вам, — прошептала Лейла, находясь в оцепенении. Она погрузилась в размышления и так долго подбирала слова, что не заметила, как оказалась в школьном кабинете. — Спасибо, Питтс, можешь идти, — маленькое сгорбленное существо с большими ушами подскочило на месте, встретившись с ней взглядом, после чего быстро кивнуло и по щелчку растворилось в воздухе. — Не пугайся, это эльф домовик. Немного не такой, к которым ты привыкла, но зато вкусно готовит и во всём слушается. — Спасибо огромное, профессор, — наконец вымолвила Лейла и кроме одежды заметила на столе несколько тарелок с фруктами, хлебом и чем-то горячим. Щёки залились краской. Она вовсе не знала, как правильно отблагодарить профессора за всё, что он уже сделал. — Я не вправе нарушить обещание, которое дал Гэндальфу. Он помогал мне, а я обязан помочь тебе, Лейла. А теперь, перейдём к важному, — Дамблдор посерьёзнел и плавным жестом предложил перейти на балкон: — Я побывал у своей тёти, и к нашему счастью, она согласилась взять тебя, — он усмехнулся. — Конечно, не сразу: Гонория поставила свои правила, а я свои. Придётся подождать до конца недели, пока она, в целях безопасности, переедет в новое место. Думаю, тебе будет, чем эти дни заняться в кабинете. В любой другой ситуации Лейла возмутилась бы приказному тону, однако сейчас была не в том положении. Язык не поворачивался что-либо предъявить, и хоть она не перестала вести себя осторожно, общаясь с ним только при нужде, сейчас лишь покорно кивнула. — Если захочешь есть и тебя не устроит ассортимент на столе, позови домового эльфа Питтса, он всегда приносит мне лимонные дольки, — посмотрев на время, Дамблдор устало потёр переносицу и с улыбкой направился к двери. — Доброй ночи. — И вам… того же, — запоздало прошептала Лейла.***
Дамблдор же вышел из комнаты и усмехнулся: за несколько часов нахождения рядом с гостьей он уже привык к её немногословности. А если она и говорила, то очень тихо и без каких-либо эмоций. Наверное, благодаря этому они с Гонорией и найдут общий язык. Строгая женщина, которая меньше всего предпочитает разговаривать, всё время сохраняя гордость и непоколебимое лицо, и её ученица — мрачная и ледяная дама без даже малейшего желания пытаться начать диалог. Дамблдору самому было интересно, как пройдёт встреча двух скрытных и упрямых женщин, хотя кому он врал… мысли забивались этим, чтобы отойти от другой темы. И всё равно всё возвращалось на круги своя. Война против его друга — Грин-де-Вальда, занимал отдельную часть сознания, и постоянно тикала, напоминая о неприятном прошлом. И уже сейчас профессор понимал — рано или поздно ему придётся вмешаться.***
За неделю, проведённую в кабинете Дамблдора, у Лейлы появилось своего рода расписание на день. Читала весь день и ночь, а засыпала под утро, всё так же вздрагивая при звуке колокола и так и не привыкнув к громким нотам. Домового эльфа Лейла вызвала только один раз, когда в кабинете закончилась вода, в остальном питалась она остатками фруктов с первого дня, так как не хотела доставлять много хлопот. Вообще не хотела напоминать о своём существовании. Дамблдор заставал её на диване, погрязшую в чтении настолько, что первые минуты она вовсе не замечала его. За это время Лейла перечитала «Историю Магии» вдоль и поперёк, и как только появлялась возможность, она узнавала у Дамблдора значения незнакомых слов, попутно записывая значение и уже наедине повторяя произношение. Одного разговора им хватило, дабы разъяснить всё по поводу нового жилья, учительницы и обстоятельств. Лейла действительно поняла, что будет нелегко, и, если верить описанию учительницы, которая должна подготовить её к жизни в магической Британии тысяча девятьсот сорок второго года, обучить этикету и школьной программе, начав с нуля, женщиной она казалась требовательной и суровой. Но Лейла сама хотела перемен и для этого нужно было сделать всё, как просят, и чем-то пожертвовать. А ещё и повиноваться. Ибо по договору Гэндальфа и Дамблдора, через два года Лейла вернётся в Хогвартс уже не как гостья, а как ученица…