Для атмосферы: https://youtu.be/F6am4iEDez0
Время прощаться пришло слишком внезапно. Сумка с вещами была застёгнута, цепочка с кольцом надета, а Дамблдор с улыбкой стоял в углу и молчал. Тянуть время казалось бессмысленно — её здесь ничего не держало. Просто больше пугало, что будет впереди. Но Лейла сдержалась от дальнейших раздумий, ибо порой они дурманили не хуже хоббитского табака: сильнее сцепила ремень сумки и, кивнув самой себе, ухватилась за предложенный локоть. Живот стянуло узлом, и пролетавшие цветастые водовороты глаза замигали пятнами. Через мгновение в кабинете воцарилась тишина, и только старый диван напоминал о том, кто жил здесь в течение недели. Они трансгрессировали в густой лес. Да, именно трансгрессировали — чтобы произнести это слово, ей пришлось выпросить пару минут и как следует поработать извилинами мозга, потому что у этого людского народа, видимо, в жилах текло ярое желание всё усложнить. Но именно так называлось перемещение с одного места на другое, и Лейле лишь оставалось спрятать своё негодование куда подальше, всё-таки её личный волшебник тоже всегда любил всё усложнять. Лёгкие затянуло запахом хвои, и под ногами приятно просел мох. Упавшие деревья сквозили мраком, еловые иглы казались бесчисленными, усеивая поляны покрывалом. Красиво, даже слишком, чтобы быть правдой в неизведанном месте. Вопросы испарились с языка, и лишь ветер весёлым воем звенел в голове. Переступая поваленный ствол, она еле удержалась, чтобы не повалиться от очередного порыва воздуха, который уже явно забылся. Тот играл с волосами Лейлы, кружился вокруг и, ловя её грозный взгляд, быстро прятался среди кустов. «Не выдавай нас», — раздражённо приказала она, хотя сама была рада оказаться на природе и отвлечься от постоянных угнетающих мыслей. Дамблдор ничего не заметил и, судя по задумчивому выражению лица, сам погряз в своих проблемах. За такую умиротворяющую тишину Лейла отдала бы всё, чтобы так же спокойно гулять по Средиземью. Если бы не способности, о которых она никогда не мечтала, и не кольцо, поставившее жизни всех живущих в Арде существ под угрозу, она бы даже не думала о другом мире. Но ничего не изменить, и сейчас Лейле оставалось лишь кусать локти, предполагая, что происходит в Средиземье, пока она не уничтожила проклятое украшение. Понимала, что в другом мире её не найдут, и Саурон учует кольцо, только если надеть его, чего Лейла не сделает никогда, однако она всё равно переживала, напрасно мучая себя догадками. Что может быть хуже неизвестности? — Иди рядом со мной и береги голову, — Лейла резко вздрогнула, но быстро нашла Дамблдора взглядом и поспешила юркнуть между сосен. Когда лес стал сгущаться, и вокруг остались одни высокие деревья, Дамблдор остановился, посмотрел в сторону и взглядом наткнулся на маленький и улыбнулся единственному в округе кустарнику. Медленно осмотрелся, прошёлся пальцами по коре и даже потрепал ветку, как хорошего знакомого. — У вас тут все язычники? — хмуро прохрипела Лейла, явно чувствуя, как доверие к профессору пропадает. Но он даже не обратил внимание: лишь подошёл к ближайшему дереву и подозвал её к себе. Взглянув на ствол с другой стороны, Лейла была потрясена: от корней дерева кора стала расползаться в стороны, создавая некий проход, освещённый светом в конце. — Надо просто войти, вот так, — голос Дамблдора стих, как только он прошёл внутрь дерева и исчез. В прямом смысле, ибо по другую сторону ствола его не нашлось. Минуту колебания заставила сжать сумку, но в итоге Лейла сдалась, сгорбилась и шагнула вперёд, на мгновение ослепнув. Яркий луч прилетел прямо в глаза, и она оказалась на солнечной поляне. Дамблдор был рядом, слава Эру, хотя бы он не исчез. Огромное заросшее поле стелилось под сводом высоких деревьев, не имея ни просветов, ни троп. Ствол за спиной затрещал искрами, и спустя время кора затянулась, а волшебство бесследно испарилось, оставив за собой лишь тонкий шлейф в атмосфере. — Потрясающе, — прошептала она, обращаясь к Дамблдору, как вдруг заметила за ним деревянный дом. Зубы скрипнули от напряжения, но Лейла быстро тряхнула головой и нацепила отрепетированную улыбку. Дом казался простым и стареньким, но при одном взгляде на него внутри разливалось умиротворяющее тепло. Лес вызывал у неё чувство душевного покоя и уюта: казалось, исчезали все огорчения, забывалось неприятное, и в то же время росла особенная настороженность ощущений: слух и зрение становились острее, память — более чуткой, вместилище впечатлений — глубже. — Альбус, дорогой! — и опять эти резкие, грубые ноты всемирного языка мазнули слух, будто желчь лилась у этого народа из недр связок чрез каждое слово. Фигура у дома потянулась к ним плавной походкой от бедра, и вскоре перед лицом появилась мрачная женщина. Руки с кольцами манерно сложились под грудью, и острый подбородок дёрнулся вверх. — Уверена, виной опозданию является твоя память… — Прошу прощения, Гонория, не сразу вспомнил, в каком дереве находился проход. Старею, — как ни в чём не бывало объяснил Дамблдор и улыбнулся. Скривив рот в еле заметной усмешке, Гонория обменялась уважительными кивками со своим племянником и обратила внимание на рядом стоящую. Спина Лейлы, казалось, выпрямилась и изогнулась в другую сторону. Всё это время она не сводила глаз с женщины, о которой они с Дамблдором разговаривали последние дни. И если профессор своей схожестью с Гэндальфом напоминал добродушного старика, то эта дама одним своим взглядом вселила в Лейлу не только настороженность и недоверие, но и своего рода интерес и восхищение. Рыхлая земля для невысоких каблуков не стала проблемой, узкая юбка делала шаги сжатыми, но красивыми. Коричневая рубашка с воротником и рукавами-фонариками идеально подчёркивала бледное лицо с острыми скулами, высоким лбом и строгими карими глазами. Русые волосы, заплетённые в высокий пучок, местами были серого цвета, но даже седина и несколько морщин не могли испортить образ благородного человека. В голосе присутствовала манерная вежливость, а лицо оставалось надменным. Взглянув на Лейлу, Гонория приподняла бровь и стала рассматривать её с разных ракурсов, начиная с ног и заканчивая причёской. Под таким тяжёлым и прожигающим взглядом Лейле захотелось вовсе отвернуться, но она сдержалась. Выдержала зрительный контакт, после которого Гонория почти незаметно кивнула в знак приветствия и добавила: — Гонория Дамблдор. — Лейла, — склонив голову, произнесла она и на вопросительный взгляд поспешила добавить: — Просто Лейла. — У неё пока нет фамилии, — вмешался Дамблдор, до этого с интересом наблюдавший за двумя дамами. Переведя внимание на себя, он неспешно прокашлялся и спросил: — Может, обсудим остальное в доме? — Может, я буду решать, что и где нам обсуждать? — Гонория поморщилась, но всё же прочистила горло и развернулась в сторону дома. — Следуйте за мной. Лейла притормозила у самого порога: из горла вырвался глубокий вздох, а грудь неприятно сжалась. Новый дом — новое начало? Было действительно сложно осознать, что больше нет права на ошибку — это тревожило до болей в желудке. Она много раз думала, что, если не хочет этого делать, может ослушаться Дамблдора, убежать, сорвать урок, чтобы о её существовании узнал весь замок. Лейла могла отказаться от нового учителя и обучения в Хогвартсе. Она редко шла на поводу у своих желаний, но к интуиции прислушивалась неукоснительно. И раз уж судьбой было предписано оказаться рядом со знакомым Гэндальфа, который не пытался сжечь её проклятой ведьмой на костре и даже предложил помощь… отказываться было дурным делом. Лейла бы просто не прожила здесь и дня без Дамблдора. А вот дальше уже всё было в её руках. В до безумия слабых и трясущихся, на самом то деле, но положение не позволяло это показать. Половица скрипнула за порогом, и Лейла кожей ощутила, как атмосфера резко изменилась. Дом вывернулся для гостей наизнанку и оголил правду: снаружи — яркий и тёплый, внутри — мрачный, как небо зимней грозой. Везде убрано, ничего лишнего нет. Тёмные стены и мебель сопровождали натуру хозяйки даже здесь. На первом этаже в углу располагалась кухня, рядом находились массивный круглый стол и стулья. Зашторенную гостиную блекло освещал камин, а бархатный диван придавал даже какую-то ноту уюта. Второй этаж представлял собой небольшую ванную и три комнаты. Первые две служили спальнями, и Лейле досталась комната с видом на маленькое озеро, находившееся по другую сторону дома. Хотя озером это назвать было сложно — пруд. Третья комната была посвящена огромному резному шкафу, в котором Гонория хранила свои вещи, и письменному столу, над которым, как и в кабинете профессора, летали непрочитанные бумаги. Только рассмотреть всё не получилось — здесь она попросила не задерживаться, и все трое оказались за порогом закрытой на ключ комнаты слишком быстро. Хотя Дамблдор был только рад: можно было явно догадаться, что разбираться с Лейлой ему не хотелось. — Я безумно благодарна вам за то, что согласились на предложение профессора, — Лейла посмотрела в глаза Гонории и склонила голову в знак благодарности, как это было принято у эльфов. И, слава Эру, этикет здешних благородных не отличался. — Выросшая в семье, где родственники являлись истинными аристократами, Гонория родилась полукровкой. Дамблдор не стал рассказывать о значении крови в магическом мире, так как надеялся, что Лейла прочитает, узнаёт об этом сама, и рассказ без деталей лишь подогреет интерес слушательницы. А ей нужен был хотя бы короткий разговор о своей новой учительнице — Гонория… Ох, она точно не была человеком, к которому можно запросто найти подход. Более того, это было почти невозможно. — Во всём она винила своего отца-волшебника, который искоренил семейную кровь, женившись на магловской женщине. На вопросы, зачем он это сделал, отец отвечал: «Потому что мы любим друг друга, а это гораздо важнее крови». С тех пор самое ненавистное чувство для Гонории — это любовь. — Как иронично, — не сдержалась и хмыкнула Лейла, записывая детали. — Она зациклилась на учёбе, желая познать все науки, отдалилась от родителей, пытаясь найти любую информацию об аристократах, и в результате, когда Гонория оказалась в Хогвартсе, это уже не была маленькая девочка, которую легко задеть или обидеть… — усмехнулся Дамблдор, вспоминая, что о ней говорили учителя: — В возрасте одиннадцати лет она сделала из себя истинную аристократку. Прекрасно владела двумя языками, умела достойно оскорбить человека, поддержать разговоры на разные темы. Гонория никогда не ссорилась и не повышала голос, потому что уважала себя и была уверена в своей правоте во всех ситуациях. Окружающим было приятно за ней наблюдать, они любовались её движениями и жестами, а также мимикой. В её манерах всё «дышало» внутренним аристократизмом, то есть лёгкостью, непринуждённостью, гармонией, красотой… Не буду много рассказывать о поведении чистокровных, ты всё познаёшь в чтении… Правила, которые тебе необходимо соблюдать рядом с Гонорией, ты, как эльфийская дева, уже знаешь, а остальному она научит тебя сама. Только не забывай, кем ты являешься на самом деле, поскольку Гонория может увлечься процессом и превратить тебя в свою копию. Строгий вид Гонории на самом деле оказался защитой от людей. Лейла чувствовала и только поэтому позволила себе опуститься в кресло рядом. Интерес и уважение взяли своё, их приливы контролировало лишь зудящая настороженность, но это даже не удивляло. Лейла имела его ко всем, кто окружал её, потому что раскрывать душу и расслабляться, позабыв о своих секретах, она не могла. Облегчало ситуацию то, что Гонория не задавала никаких вопросов ни Дамблдору, ни Лейле. Другой бы на её месте уже давно потребовал полноценного рассказа, почему девушка в возрасте шестнадцати лет не знает половины местного лексикона, а ещё законов и традиций и, являясь волшебницей, не умеет пользоваться палочкой. Может быть, Гонория решила взять обучение Лейлы на себя, чтобы не остаться одинокой до конца жизни? Хотя Лейла больше верила в то, что, обучившись у неё, она сможет защитить Гонорию от Грин-де-Вальда. В данной ситуации Лейла очень жалела, что не могла заранее узнать побольше истории об этом мире, особенно Британии, где сейчас и находилась. Придётся корпеть над учебниками допоздна, дабы что-то запомнить, ибо короткие рассказы Дамблдора с кучей секретов и деталей, о которых он говорить не желал, ей не помогут трезво оценить положение. Она только поверхностно узнала о магической войне, в которой главный злодей чем-то напоминал Саурона: Грин-де-Вальд тоже хотел прийти к мировой власти над людьми, жертвуя ради цели сотнями невинных жизней. И именно из-за него Гонории пришлось отказаться от весёлой и спокойной жизни, забыть о семейных связях, каждые несколько месяцев менять жильё, всё дальше и дальше убегая от волшебников. За счёт своего дара мощной беспалочковой магии, которым обладали единицы, Гонория являлась одним из главных и желаемых украшений Грин-де-Вальда. Он звал её на свою сторону, затягивал, заманивал как мог и не раз, но так и не дождался согласия. Злость взяла верх над озлобленной душой, и тот пообещал, что она поплатится за это. Для безопасности и был создан потайной вход к дому, находящемуся непонятно где, а сделка с Дамблдором, который пообещал свою защиту для обеих, укрепила согласие Гонории взяться за обучение Лейлы. Так что всё делалось не из-за доброты людских сердец — Гонории просто нужна была охрана. И созданная своими руками будет гораздо сильнее.***
Первые полгода прошли. Тянулись медленно, как улитки на полях хоббитов, и Гонория с Лейлой сближаться не пытались. Обе были закрытые, гордые и хладнокровные, каждая выполняла свои обязанности и не вмешивалась в чужую жизнь. Гонория, работая швеёй одежды для маглов, создавала наряды дома, раз в неделю отправляясь в магазин, чтобы передать товар. Ей нравилась эта работа: вкус в моде у неё был своеобразный, но не менее прекрасный, и её одежду, которая в разгар войны стоила очень дёшево, что являлось ключевым преимуществом среди других торговцев, скупали в считаные дни. В остальное же время Гонория занималась с Лейлой. А точнее становилась её сиделкой. — Пока ты не познаешь всю историю магии, значение чистоты крови среди волшебников, а также лексикон хотя бы одного языка, можешь даже не думать о тренировках с палочкой, — и такой непоколебимой Гонория была с первого дня. Скупа на слова, зато щедра на презрение и насмешки. Та прекрасно знала, что рассказал Лейле её племянник, и не скрывая считала, что это отлично поможет её трудоспособности. Лейла хотела быть в безопасности, а для магов палочка — часть их личности. Соединившись с ней один раз, волшебник больше не может без неё жить, становится слабым и уязвимым. И чем быстрее она запомнит теорию, тем быстрее перейдёт к практике. Ежедневно скрип зубов разносился по всей комнате несколько раз: но Лейла подчинилась новым правилам, и обучение началось. К счастью или сожалению, уроков плетения венков и чтения романов в этом доме не нашлось. Копая могилу своему здоровью и достоинству, она осваивала одну книгу за другой, начав со словарей. Но, конечно, всё было сложнее, чем казалось. Под строгим взглядом и насмешками Гонории Лейла злилась на себя ещё сильнее, и в такие моменты в доме часто что-то падало или разбивалось. А когда ты готов биться головой об стену, лишь бы успокоиться и подумать, бессильная ярость творит чудеса. Начала Лейла неправильно: нельзя поддаваться эмоциям, хоть окружающим они и не видны, однако этот опыт дал своё начало, свои плоды. Зачитываясь целыми днями словарём не только магловским, но и для волшебников, она наконец узнала значение слов, которые постоянно использовал Дамблдор в разговорах. Всемирный язык здесь был на совершенно другом уровне. Лейла восхищалась, насколько он был развит. Многие слова оказывались настолько знакомыми, стоило копнуть глубже, и из «ездить» получался тот самый «поезд». Помимо этого Гонория ежедневно давала задания по дому: убраться, протереть пыль, помыть полы и посуду. Час посвящался чтению вслух, чтобы «убрать этот странный акцент», ещё один час — этикету, о котором Лейла слушала вполуха. Хоть эти правила были знакомы всем эльфам с самого детства, Гэндальф никогда не был строгим в плане поведения и, наоборот, поддерживал её отрешённость от благородного народа: идеала не существовало, а эльфы всегда из кожи вон лезли, чтобы доказать обратное. Ей же это было не нужно, идеальные существа ни у кого не вызывали доверия. Страхи есть у каждого, проблемы не решаются в два счёта, и даже сотни уроков не изменят её натуру, только если она сама этого не захочет. Тренировки под конец дня заставляли забыть и об этом, и вообще отключить голову от мыслей: бег, отжимания, упражнения на ловкость для отбивания заклинаний. Когда Гонория увидела, что Лейла очень неплохо развита в физическом плане, она повысила уровень сложности, и справляться с ним становилось только сложнее. Чтобы юная леди не расслаблялась. — Тебя убьют при первой же попытке сбежать из плена, — холодно заметила Гонория. Лейла сплюнула кровь от удара губой об камень и беззвучно усмехнулась, хотя в луже под ногами это больше походило на оскал. Если бы Гонория только знала, что опыт уже был, и опыт не самый плачевный — она была жива.*
Мир простолюдинов не оказался сказкой со скучными днями и наполненной гармонией жизнью. Точно не у волшебников. Чтобы выбить себе место среди достойных мудрых магов, следовало пахать и ещё раз пахать. С самого детства с них спрашивалось слишком много, для кого-то даже непосильно много: хитрость, заячья ловкость и комплект черт характера Владык в придачу. Лейле было правда сложно, скрыть от Гонории это не получилось. Порой хотелось выть от безысходности, рвать волосы, раскрошить череп и сдаться, когда всё путалось в голове, а тело настолько жгло, что сидеть с ровной спиной было невыносимо больно. Но она скрипела зубами и упорно продолжала работать, понимая, что дела до её усталости никому нет, а жалостливый взгляд не поможет. Только спустя почти два месяца Лейла, благодаря проверкам и строгим правилам, смогла подняться на ступень выше: начать читать книги по истории магии, слушать живое объяснение учительницы и делать записи в свой блокнот по Рунам и Нумерологии, так как школьную программу за все первые шесть лет ей нужно было пройти за два года. Не прочитав ещё и половины учебника по истории, Лейла начала ещё одну важную тему, в которой должен был разбираться каждый волшебник — чистота крови. Только Гонория увидела в руках эти книги, её взгляд вспыхнул новым пламенем, и тогда уже она не сдержалась. Она не щадила её, и с каждым месяцем учебный план возрастал и усложнялся. И Гонории было абсолютно без разницы, потянет Лейла или сломает спину от груза: с таким отношением ей самой стало всё равно на своё здоровье. На её нервах играло безумное желание не разочаровать Гэндальфа и показать себя достойной ученицей.***
Эта черта Лейлы, которую можно было заметить только через время, вызвала у Гонории настоящее уважение. Воспитанница не была идеальной, более того, очень гордой и строптивой, долго не могла втянуться в процесс, но она заслужила своё место. Умение вовремя смолчать и сделать работу, упорно доводя всё до конца, послужило самым большим знаком о хорошем воспитании. Как ни странно, неприязнь к чужому присутствию в доме со временем стихла. Позже обе хозяйки дома стали менее равнодушными друг к другу. На смену осени пришла зима, Лейла перешла на следующий этап, начав зубрить книги по Зельеварению и читать газеты, дабы быть в курсе дел: тогда Гонории и надоела та гнусная тишина, в которой обе сидели в разных комнатах и думали о своём. Осторожно, но она стала интересоваться воспитанницей, говорить не только по поводу учёбы, но и о жизни. И странно, но мысли и аргументы Лейлы порой заставляли задуматься даже Гонорию, которую, казалось бы, уже ничем не удивить. Было такое ощущение, что её подопечная сталась ей ровесницей — ну не разговаривали так подростки сейчас! Откуда такая уверенность и разложенные по полочкам приоритеты вместе со сформулированными мнениями на любую тему? К сожалению или счастью, Гонория не задавала таких вопросов — избавляла себя от чужого груза, чтобы не сломать спину. Такие разговоры не происходили каждый день, однако чуждая отдалённость и строгость ушли на второй план, и лицо Лейлы всегда хоть немного расслаблялось, стоило начать рассказывать о своих школьных годах. Конечно, такое внимание было приятным, а ещё приятнее, что та отвечала взаимностью, немного рассказывая о себе. Предельно осторожно, но ей всё же хотелось поделиться своими рассказами. Хотя бы с кем-то. А Гонория была и не против — от говорящего шипящего радиоприёмника у неё уже давно дёргался глаз.***
Обрабатывать Гонорию пришлось дольше желаемого, но результат действительно порадовал. Лейла даже улыбнулась, когда поняла, что она не несёт угрозы. Ей не было смысла рассказывать кому-то о настоящей личности Лейлы или выдавать её местонахождение возможным охотникам. Она ведь могла и ответить: сдать её Грин-де-Вальду или просто первому встречному. Дамблдор уже всё знал, а больше переливать информацию и некому, хотя даже профессору было глубоко всё равно на неё. И слава Эру. Когда тебя никто не знает и не пытается найти даже под землёй, жизнь приобретает более тёплые оттенки. Во всём вокруг начинает дышать умиротворение, и спокойствие за свою старую историю ощущается на подсознательном уровне. Конечно, не без помощи Гонории — шло время, её молчаливость и строгость не менялись, но чувство безопасности в этом доме буквально впитались в подкорку кожи. Для Лейлы это было ново — странно и непривычно находиться под защитой, точно зная, что здесь даже схожего с орками народа не существовало. Всё шло как надо, в лучшую сторону. Двадцать восьмого декабря, в метель и вьюгу на пороге лесного дома даже появился профессор Дамблдор. С хорошими новостями для Лейлы, а это вообще заставило её опешить прямо на ступеньках. — Сегодняшняя дата теперь является твоим днём рождения, — сразу перешёл к сути он, и в руках Лейлы оказалась мятая записка. — Здесь написано всё, что потребуется запомнить и закрепить заклинаниями в твоей голове, с этим тебе поможет Гонория, — та согласно кивнула и надела очки, с интересом заглядывая в листок. « Лейла Харрисон Стэин Шестнадцать лет (исполнилось 28 декабря 1942 года). Место рождения: Норвегия, Осло. Статус: полукровка. Мать: Аделия Харрисон (волшебница, маглорожденная) — умерла при родах сына в 1926 году. Отец: Стэин Харрисон (волшебник, полукровка) — был убит в театре два года назад подчинёнными Грин-де-Вальда. Брат: Арн Харрисон — погиб от руки последователей Грин-де-Вальда вместе с отцом в возрасте четырнадцати лет. Живые родственники: Герда Харрисон — бабушка, мать Стэина (волшебница, полукровка)» — Я был у Герды в гостях: так, заходил на чашечку кофе, обсудить всякое… Пару вопросов, и она согласилась принять тебя в свою семью, — со сладкой улыбкой протянул он, на что Гонория мрачно усмехнулась и качнула головой. — Великий светлый маг подчищает невинным людям память? Какое безобразие… следов хоть не оставил? — Чары творят чудеса, — пожал плечами тот и закинул в рот лимоннную дольку. Маленький мешочек у него всегда был с собой. — Когда я нашёл эту семью, не мог поверить удаче, ибо, признаться честно, поиск родословной занял больше времени, чем предполагалось, — не скрывая раздражённости, прохрипел Дамблдор и отпил чая. — Но это самый надёжный вариант. Почти все твои родственники погибли, это избавляет тебя от будущих вопросов, поскольку… — …к потерявшему семью человеку не пристают, — Лейла резко поджала губы и стушевалась, — продолжайте. — Норвегия во время войны незащищённая и уязвимая, из-за этого ты обучалась в домашних условиях. Бабушка, в целях безопасности, отправила тебя учиться в Хогвартс на последний курс, чтобы получить образование и добиться успеха в будущем. — Они с Арном близнецы? — нахмурилась Гонория. — Нет, только родились в один день. Среди знакомых семьи о тебе никто не знал и не знает: испокон веков у Харрисонов рождались только мальчики, и портить репутацию твои родители не хотели. — Почему я могла её испортить? — совсем потеряла нить логики Лейла и придвинулась ближе, хватая каждое слово. Нужны были все детали. Всё, что касалось неё, было важно — всегда. Дамблдор выпрямился и, причмокнув, поджал губы. — Понимаешь ли, как бы тебе объяснить… — Альбус, ну что за детский сад? — недовольно фыркнула Гонория и помассировала переносицу. — Обычные стеротипы. Мальчики — это будущая глава рода. Сильные как физически, так и морально, умеющие постоять за себя и семью, умеющие поддержать любой разговор и вырасти в глазах общества. Дамы же уже давно считаются… — …слегка эмоциональными, — попытался вставить Дамблдор и так же быстро провалился с идеей приукрасить этот мир. — эмоционально неуравновешенными, как неоднократно выражались в газетах, а ещё слабыми и жалкими. Якобы мы не сможем удержать в руках авторитет семьи и денежные сбережения. Так что да, ещё десяток лет назад это было наверняка унизительно — вместо воина получить обычную девчонку. Без каких-либо обид. — Вздор, — клацнула челюстью Лейла, и кровь хлынула по жилам с новой силой. На столе задрожали кружки, и она резко мотнула головой, успокаиваясь и незаметно раскрывая кулаки. — Они не смеют решать… — Держите язык за зубами, мадам, — остудила её Гонория и устало откинулась на спинку дивана, — Эта тема закрыта, учись понимать, когда твоё мнение может что-то поменять, а когда — нет, — та коротко улыбнулась и кивнула. — Всего лишь чистосердечный совет. — Да… — тихо согласился Дамблдор, про которого Лейла уже успела забыть. — Но, к счастью, ты не погибла вместе со своим братом, потому что находилась дома. Можешь рассказывать, если потребуется, и приукрашать, что любимый дом словно специально не выпускал тебя за дверь. Чуял, что что-то неладное надвигается, — профессор помрачнел и резко улыбнулся. — Люди любят такие истории, в неприятной ситуации можно тянуть время. «Насколько нужно быть хитрым, чтобы продумать все детали и не вызвать подозрений», — подумала она, со скрытым восторгом наблюдая за Дамблдором. Вылитый Гэндальф. Оба боролись за добро, но не стеснялись использовать людские интересы на благо себе. Подло, но умно.*
Зима сменилась осенью слишком быстро: Лейла даже не успела осознать, когда и как прожила пятнадцать лет за один год на Земле. Ох, да, Земля — планета среди других планет, рядом с Луной и Солнцем. И это не магловская сказка, не выдуманная легенда, а подтверждённые факты учёных. Здесь всё было совершенно по-другому. Еда, слова и одежда больше не казались такими странными или интересными, тело привыкло к тренировкам и прямой осанке, законы Британии, правила волшебников и учебники первых двух курсов были усвоены, трудностей не вызывали, а наоборот, давали Лейле возможность рассмотреть образ нового мира. Всё очень медленно, но эффективно менялось, разве что упрямый характер Лейлы оставался таким же. Но она и не обещала, что будет перед кем-то прогибаться. Она не обязана, перед ней не обязаны, и дело было с концом. Внутренние переживания оставались под замком, контроль эмоций так, чтобы в доме ничего не ломалось, был усвоен, а отношения с Гонорией стали хоть немного походить на живые. День Лейлы состоял из сплошных и внезапных тестов по школьным темам, уборки дома, чтения, урока этикета, который она так и не смогла освоить, искренне противясь такому времяпровождению, физических тренировок и практики с палочкой. Упорный труд давал плоды, строгость наставника убивала желание ошибаться, и на отработку нескольких заклинаний и чар теперь не нужно было тратить целую неделю. Соединившись с палочкой, она чувствовала себя защищённой, хоть и владела ей плохо. Это ведь можно было исправить. Практика вызывала в ней лишнее напряжение, которое порой могла остановить только Гонория. — Не забывайся, — повторяла она, когда Лейла лишний раз напрягалась всем телом, оттого быстро уставая и не успевая отмахиваться от заклинаний. — Ты должна держать палочку уверенно, также уверенно рисовать ей в воздухе, но никак не пытаться сломать её. А она правда старалась. Пахала сутками, смывая в душе литры пота, лишь бы удовлетворить себя. Лейла посвящала всё свободное время чарам и заклинаниям, но продвижение дальше было еле заметно. А жаль, даже очень. Кулаками в этом мире она себя не защитит.*
В один день погода за окном была настолько ужасная и непригодная для дуэлей, что Лейле впервые разрешили отдохнуть. Ливень лил как из ведра, ветер завывал в щели и готов был снести дом без каких-либо сожалений. Она в спешке проходила второй этаж, закрывая окна, и, уже почти выйдя из кабинета Гонории, услышала глухой удар из шкафа. Если хотя бы одна рубашка будет не на месте, ей посчастливится встретить разъярённый взгляд Гонории прямо на себе. — Как мило, — устало шепнула она и, открыв дверцу шкафа, стала глазами искать упавшую вещь. Столько нарядов не было, наверное, даже у королевских эльфиек, однако книги на полу у них точно не валялись. Именно она, такая толстая и одинокая, лежала под длинными платьями, пока всё остальное покоилось на своих местах. «Волхование всех презлейшее» — Вот и скелеты всплывают, — хмыкнула Лейла, не в силах отвернуться от обложки. Разряд тока прошёлся по телу, и дыхание участилось. Руки потянулись к вешалкам, и в мгновение она пошатнулась от неожиданности. Но любопытство било в прогибающуюся спину сильнее всякой осторожности, и ноги сами собой подошли ещё ближе. Лейла сильнее дёрнула вешалки в стороны, и перед глазами абсолютно точно появились полки с книгами. Она прекрасно понимала, что, если это спрятано от посторонних глаз, значит, специально, но… это же книги. И она их ещё не читала. Пыльные обложки замерцали в темноте шкафа, а перед глазами заиграли названия. «Расширенный курс Защиты от Тёмных искусств» «Жизнь с легилиментами: Следите за своими мыслями. Вариант для тёмных волшебников» «Практическое руководство по магической защите от сильнейших Тёмных искусств» «Ворожба по числам и словам». «Тайны наитемнейшего искусства». «Абракадабра: Жуткие заклинания от А до Я» Лейла читала об упоминаниях подобных книг, но подробностей никогда не находила. Сноски ограничивались парой слов о том, что эти книги были с уклоном в Тёмную магию, а некоторые из них даже запрещены Министерством. Выходило, Гонория всё это прочитала… Пугало больше то, что Лейла никогда не замечала этого. Интерес к персоне Гонории стал только сильнее, и всему удивительно быстро нашлись объяснения. Обычные Защитные заклинания не помогли бы в борьбе с главным Тёмным магом столетия. В глазах Лейлы заиграли азартные огоньки, и она ничего не могла с собой поделать: «Волхование» оказалось у неё на кровати. В тёплую комнату просочились нити мороза, и руки дрогнули, но не остановились и открыли обложку. Она не замечала, как сгустились сумерки, на окне появился иней, а дом погрузился в тишину. Словно какие-то чары заставляли её пропускать удары и скользить пальцами с одной строки на другую. В книге описывались самые ужасные вещи, используемые Тёмными волшебниками далеко не для благих дел. Иногда Лейле становилось дурно, тело покрывалось мурашками не только из-за холода, но и из-за отвращения. Все ритуалы были описаны настолько детально, что она невольно представляла себя на месте жертвы — ощущала её боль. Страшно было понимать, как одна произнесённая даже не вслух формула могла убить человека: лишить его всех воспоминаний, сломать и разбить изнутри, а потом разжевать и выплюнуть органы наружу. Могла расколоть душу, могла заставить гореть в огне, и всё это без крови, рукопашных боёв и клинков. К счастью или сожалению, долго её секрет не продержался. Наутро следующего дня Лейла, сбившая режим сна, проснулась под громкие возгласы Гонории.***
Та решила проверить, почему её воспитанница ещё не встала, а когда открыла двери комнаты, увидела то, чего боялась. По своей неосторожности Лейла уснула с запретной книгой в руках, и сказать, что Гонория была в ярости — ничего не сказать. Она впервые за весь год подняла голос на Лейлу, да так, что стены тряслись, а губы дрожали от злости. Гонория заперла её в комнате со школьными учебниками, забрала книгу и до конца дня проходила бледной, не способная сбить дрожь в теле. Это явно не была тема для разговоров, её секреты никого не касались, особенно подростка, особенно будущую ученицу племянника, который стал символом добра. Но решение следовало принимать как можно быстрее, Гонория не являлась ребёнком и отлично это понимала. Лейла ни в чём, кроме сувания носа в чужие дела, виноватой не была — это только её эмоции, только её переживания. Поэтому было даже не удивительно, когда ноги сами привели её к нужной двери. — Я сожалею о своём поступке и готова понести наказание, — перебив Гонорию, резко произнесла Лейла и заглянула ей в глаза. — Я не могла ничего сделать, эта книга очень… — Затянула? — понимающе спросила Гонория, на что получила слабый кивок. Из горла вырвался томный вздох, и она нехотя, еле слышно продолжила: — Ты поступила ужасно. Без разрешения брать вещи — верх неуважения, так ты ещё и знала, о чём эта книга. Но я сама была такой, — призналась она. — В школе меня всегда манила Запретная секция в библиотеке, хотелось больше узнать о Тёмной магии, чтобы быть более защищённой. И когда я выпустилась, стала ходить на аукционы, заводить знакомства с… волшебниками, прославившимися далеко не хорошими деяниями во благо общества. Таким образом я и стала собирать книги о Тёмных искусствах, практиковать неизведанные заклинания. — На чьей вы стороне? — Если думаешь, что я покрываю Грин-де-Вальда, твои вещи полетят в окно. — Поняла, — не меняясь в лице, невозмутимо добавила Лейла и кивнула. — Я никогда не хотела и не хочу переходить на сторону зла, но это то, что мне нравится. Будь добра, пойми, у прячущихся в глуши волшебниц в возрасте тоже есть свои увлечения. И это не обязательно будет домохозяйство. И… Мерлин, никогда не была так многословна, — Гонория запнулась и попыталась как можно мягче донести главную мысль, — я не собираюсь ограждать тебя от того, чего боится общество. Так что, если ты хочешь, я не вправе запрещать тебе изучать Тёмную магию… — Я думала о прочитанном целый день, это действительно очень интересно, — честно призналась Лейла и неуверенно добавила: — Однако, пригодятся ли мне эти знания в будущем? Но Гонория лишь усмехнулась и спрятала лицо в ладони. — Ты даже не представляешь, насколько.***
Воспоминание этого разговора до сих пор хранилось в голове Лейлы, и она была безумно рада принятому решению. Ещё один год пролетел незаметно, и уже в возрасте семнадцати лет она поняла, как сильно полюбила Тёмные искусства. Среди гор школьного материала и жестоких тренировок это стало какой-то извращённой отдушиной. Пришлось далеко не легко, да, казалось, Лейла не выдержит нагрузки и просто сломается. Близился год обучения в Хогвартсе, и следовало уже закреплять материал учебников всех семи курсов и больше уделить внимания практике с палочкой. Но Гонория так не думала. Она не давала расслабиться и настояла на том, чтобы Лейла сначала выучила теорию заклинаний, чар и проклятий, а также первые темы последнего курса, дабы точно не отставать от программы. А уже потом, если заслужит, и остальное. История магии. Изначально это являлось основой, без которой, как утверждала Гонория, она не сможет выжить. Все самые важные события, описание стран, рассказы об отношениях между семьями разных кровей впечатляли Лейлу, и она была только рада это всё запомнить. Но потом в запрещённых книгах стали появляться новые, скрытые от чужих глаз места, и она осознала, насколько это может помочь ей с уничтожением кольца. Отправившись в неизученные места, она сможет надёжно спрятать частицу Саурона, и её никто не найдёт. Зельеварение. Помимо того, что при правильном приготовлении одним зельем можно вылечить раны, срастить кости, осчастливить человека, в библиотеке Гонории половина книг была также о том, как таким образом испортить жизнь: достаточно лишь правильно сварить яд. Лейлу пугало и одновременно завораживало, насколько Тёмная магия это была, но зато какая могущественная. Для приготовления некоторых зелий было необходимо принести жертву или наложить цепочки из чар. И главное, под присмотром Гонории у неё даже несколько раз получилось сварить яд, что не могло не радовать. К счастью, использовать его не пришлось. И самое любимое — Тёмные искусства и защита от них. Лейле не давалось это легко, в бою с палочкой она по-прежнему была слаба. Она освоила элементарные способы защиты, однако, добираясь до программы пятого курса, опускала руки. Сложные и Непростительные заклинания, которые было запрещено использовать в настоящей жизни, давались легко и быстро, ибо были построены на эмоциях. Более простые требовали сосредоточенности, контроля напряжения и чёткой цели в голове — привыкнуть к этому она даже через силу не могла. Не было в сознании точной мысли, как правильно поразить противника, это всё всегда делалось одним ударом клинка! Поэтому то, в чём она по-настоящему преуспела, — теория Тёмной магии. Она знала о секретных и Непростительных заклинаниях, страшных, безумных проклятиях, и когда представляла в голове образ пыток из книг, то тело покрывалось мурашками. Тёмная магия завораживала и заставляла Лейлу работать, чтобы соответствовать её уровню. Вот и была вся несчастная тройка — этим предметам она уделяла всё внимание, затрачивала больше сил и чесала от усталости глаза. И это того стоило — она могла говорить о зельях и политике стран часами.*
До отправления в Хогвартс оставалось меньше двух недель. Солнце сменялось тучами, пока проливные дожди ежедневно поили землю водой. Целыми днями Гонория работала не только над своим товаром, но и шила Лейле платья для школы, пока та отрабатывала заклинания. И вроде ни одного грустного взгляда, тема скорого уезда и прощания с домом не обсуждалась, а бросать учительницу не хотелось. В лесной глуши и потрясающе хитрой и мудрой женщиной можно было прожить ещё не один десяток лет — так было спокойнее. Жаль, её здесь никто не держал, и Гонория наверняка была только рада избавиться от груза на плечах. Половицы на кухне заскрипели от стука каблуков, часы пробили полвосьмого вечера, и Гонория исчезла. Это было уже какой-то традицией: ей следовало успеть занести новый товар в лавку до закрытия, и Лейла это уже давно запомнила. Но Гонория всё равно выглядывала из-за двери, с минуту наблюдала за отработкой и предупреждала, что скоро вернётся. Напоследок в виде чистосердечного совета напоминала, как отвратительно она держит палочку и недостаточно старается, и аппарировала у второго прохода. Короткий кивок, неприятный укол совести, ибо она буквально дрожала от сосредоточенности, и из палочки снова вырвалась жалкая струя. Даже до ствола не долетела и осыпалась на полпути блеклыми искрами. И так первая попытка, вторая, десятая и пятнадцатая — луч слабо царапал воздух и пробивался вперёд, но только она начинала радоваться, исчезал. Сознание медленно, еле ощутимо сплеталось с телом: жилы натягивались и разгорались от приятного тепла, дыхание учащалось, и туман в голове рассеивался. Рой мыслей клеился к стенкам, и перед глазами с наставляющим голосом пролетали десятки измерений. Слепили, плясали яркими пятнами и крутились в водовороте, а всё, лишь бы почувствовать полную уверенность и уже наконец правильно исполнить заклинание. Обычное, простое, на уровне пятого курса! — Разве она похожа на Дамблдор? — Определённо нет. Она была настолько сосредоточена, что заметила тройку людей у прохода слишком поздно. Палочка со свистом взлетела вверх, но толстый красный луч так и не выбился. Руку дёрнуло в сторону, и всё тело сдавило спазмом. Палочка откатилась в сторону, ветер поднялся над поляной и тревожно завыл, а колени подкосились, будто пытались сломаться, и её вжало в землю. К горлу подступил липкий страх, и напрягшиеся руки неприятно закололо. — Кто ты?! — прохрипел мужской голос под капюшоном, и к горлу резко подставили острую палочку. Но Лейла лишь зачерпнула побольше воздуха и закусила губы, холодно смотря в чёрное лицо. А сердце то билось, как ненормальное. — Полные имена и фамилия, живо! Откуда здесь взялась, и что делаешь?! Я сказал живо! — выплюнул второй и, намотав её волосы на кулак, потянул к земле. Лейла зарычала, и быстрый мах рукой прилетел прямо хрустнувший локоть. Хватило секунды, чтобы угнуться от наставленной палочки и подсечь второго, но, встав на ноги и ринувшись к дому, Лейла чётко ощутила, как всё ломается. Одну деталь она явно не учла — их пришло трое. — Круцио. По поляне раздался оглушительный рёв. Боль была совершенно невыносимой: кости, казалось, вот-вот расплавятся, а голова разлетится на куски. Тело поразило иголками, глаза бешено завращались в глазницах. Грудь сжимало в раскалённые тиски, звон в ушах гонял звуки из одного уха в другое, и перед глазами даже чёрный квадрат стал раздваиваться. Хотелось только, чтобы эта мука прекратилась… хотелось забыться… сгинуть под землю и захлебнуться в холоде почвы… Лейла никогда не чувствовала себя такой уязвимой и слабой. Срывающийся на хрип голос смешался с другими, но она слышала только себя. Остальное казалось ненастоящим. Ложь была повсюду, та покрывала собой каждое дерево, каждый силуэт и даже воздух, потому что он не поступал в лёгкие, а ведь казался так близко… А потом всё резко закончилось. Рассеялось, как обычные видения в сказках. В темноте чьи-то руки настойчиво побили её по щекам и тряхнули за плечи. Через пелену гудящей тишины стали пробиваться голоса, и позже в глаза ударил солнечный свет. В горле пересохло, а силёнок не хватало даже, чтобы просто подняться на локти. — Лежать, — резко отдался строгий голос в голове, отчего она зажмурилась и прикрыла уши, пытаясь унять ноющую боль. Спустя время дрожь в теле утихомирилась, и перед глазами появился поседевший на несколько лет Дамблдор. Только их взгляды соприкоснулись, Лейла вздрогнула, а он только устало потёр переносицу и присел рядом на стул. Вот только в её комнате рядом с кроватью стул никогда не стоял. И свет она почти не пускала, предпочитая корчиться под мигающими свечами. — Мадам Помфри, спасибо огромное. Без вас мы бы не справились, — молодая дама в фартуке тут же зарделась и принялась бегать вокруг Лейлы, требуя выпить содержимое пробирки. — Если это яд, будет очень обидно, — прохрипела она и почувствовала, как веки наливаются свинцом, а голоса отдаляются. Лейле понадобилось ещё несколько часов сна, дабы иметь возможность сосредоточиться и говорить связным языком, не теряя картинку перед глазами. Тогда первым гостем к больничной койке стал, конечно же, Дамблдор, кому ещё она могла быть интересна. К счастью, он понял всё без лишних вопросов. — Те волшебники были последователями Грин-де-Вальда, которые уже давно разыскивали Гонорию. И они узнали, нашли её дом. Как, непонятно… но не это важно: один из них применил на тебе Непростительное заклятие, надеясь, что ты расскажешь им её местонахождение. А ты… — сглотнув, Дамблдор продолжил: — Ты молодец, терпела ту боль и молчала. Гонория переместилась на новое место, и она не может быть здесь, но я передаю её слова: она гордится тобой, — улыбнулся он и вмиг посерьёзнел. — Лейла, мне правда жаль, что я не успел прийти к вам на помощь. Если бы я оказался там раньше… — Не нужно извинений, сэр, я виновата сама. Вы вовсе не обязаны помогать мне бороться за свою же жизнь. Если это случилось, значит, так должно быть, — хрипло прошептала Лейла, пытаясь улыбнуться и не расплакаться. — Гонория не пострадала? Где мы сейчас? — С ней всё хорошо, её не тронули, — аккуратно приподняв подушку, также отрешённо проговорил Дамблдор, не скрывая крайнюю сонливость. — Ты пролежала в больничном крыле два дня. И, к твоему счастью или сожалению, с этого момента ты находишься под защитой Хогвартса и к Гонории больше не вернёшься. Это опасно. — Но ещё неделя до начала учёбы, — пересилив желание молчать, Лейла всё же решила оспорить решение. — По правилам это запрещено. — Директор школы принял твои документы ещё в мае, а когда узнал, что с тобой произошло, сделал исключение и позволил заселиться в школу чуть раньше. Он не хочет подвергать своих учеников риску. — Мило, — хмыкнула она и буркнула, — какой бы директор говорил иначе?.. — Он знает только то, что тебя пытали, ни слова больше я не сказал. Все твои вещи Гонория сразу же передала мне, они находятся в замке. Главное, что палочка с тобой, — он протянул её Лейле и будто опомнился, — с кольцом всё в порядке? Втянув побольше воздуха, Лейла надула живот и ощутила на талии тонкую цепочку. Едва заметно кивнула и, улыбнувшись, стала рассматривать потолок. Время шло: Дамблдор покинул больничное крыло, даже не пытаясь продолжить диалог, за окном стемнело, Лейла и не заметила, как по щеке потекла слеза. Комок стянул горло, и изо рта вылетел сдавленный всхлип. Это был первый раз за сотню лет, когда она дала волю эмоциям, пожалела себя. Такая слабость была не позволительной, а из-за невнимательности не ответить противнику — просто мерзость. И знала ведь, понимала, что в любом случае бы проиграла, но скопившиеся слёзы ручьями стекали по лицу не по этому. Пытка не могла сравниться ни с одной средиземской: эта могла раскрошить череп и подвязать на узелки органы, сжав их в одной пятерне. Лейла не признавала, но так надеялась хоть здесь начать размеренную жизнь, а вместо этого снова ощутила проклятую боль. Слишком быстро настало это злосчастное время, она просто была не готова. То самое, когда рёв лишь сильнее царапает глотку, а глаза вертятся в глазницах, как в колесе, и ты это никак не контролируешь. «Перестань себя жалеть, — сглатывая слёзы, потребовала Лейла. Несмотря на открытое окно, воздух вокруг стал тёплым, приятно щекоча нос, как бы подбадривая. — Сделай всё, чтобы такого больше никогда не повторилось, и не позорься». Вот и всё: приказы озвучились быстро. Осталось хоть как-то их выполнить.***
Всю неделю из-за слабости в теле Лейла пролежала в школьном лазарете, и по просьбе Дамблдора Мадам Помфри каждый вечер подмешивала в зелье для укрепления здоровья успокоительное для сна. Он сам признался, что хотел умиротворить её на время и освободить от воспоминаний. Когда она полностью восстановилась, как и физически, так и эмоционально, директор за день до начала учебного года пригласил её в свой кабинет. Благодаря Дамблдору, который убедил Диппета не привлекать много внимания и провести церемонию распределения новой ученицы чуть раньше, Лейла ни капли не волновалась. Ей даже было интересно, как это — поступать в людскую школу с огромными толпами детей. Порог кабинета был пересечён, и взгляд наткнулся на очень старого, но миловидного волшебника. Длинная борода, серебристая мантия и стекленевшие каждые пару минут глаза, — казалось, важные персоны в этом мире были на одно лицо. Многочисленные сожаления по поводу её семьи и положения были этому только очередным доказательством: здесь все были либо слишком лицемерными, либо… по-настоящему добрыми и сердечными друзьями. Лейле не нравилось ни одно, ни другое — во второе она просто отказывалась верить, да и прелюдии эти никого не волновали. Мурашки по телу бегали от другого: хотелось узнать, до какого факультета дослужилась и она. Гонория много рассказывала о факультетах и их основателях, а также качествах, которые свойственны ученикам. И честно, Лейле было всё равно, куда попасть — но вот совпадёт ли описание факультета с ней, узнать было важно. До этого стоявший рядом с директором Дамблдор опустил на её голову Распределяющую шляпу, и в сознание резко вторглась липкая рука. «Ух ты, беглянка с неизвестного нам мира… — голос в мыслях оказался тихим, однако ощущения были не самыми приятными. — Хм… захотелось простой и счастливой жизни? Ну, давай посмотрим… — рассуждая, урчала шляпа. — Это точно не Пуффендуй, хоть умоляй, откажу. Ты не доверяешь людям и не ищешь настоящей дружбы… М-м… Гриффиндор не подходит… Целеустремлённая, храбрая и трудолюбивая, но ужасно чёрствая, жестокая и явно не бросишься спасать чью-то пятую точку. Слизерин… да, кажется идеальным местом. Добилась бы ещё больших высот, чем предписано судьбой, но это скучно… Наверное… Нет! Точно!» — Когтевран! — выкрикнула вслух шляпа и стеклянный взгляд Лейлы оживился. — Прекрасный выбор, — растягивая слова, заключил Диппет и улыбнулся. — Профессор Дамблдор проведёт вас в гостиную факультета. Уже завтра приедут остальные ученики и вечером состоится праздничный ужин, где я официально вас представлю. Доброй ночи, мисс Харрисон, всем сердцем надеюсь, что вам у нас будет хорошо! — Не сомневаюсь, — и только дверь захлопнулась, вежливая улыбка спала с лица Лейлы. В голове звенели лишь слова Гонории. «Когтевран ценит ум, креативность, усердие и остроумие. Его ученики в моё время отличались рациональностью, логикой и успехами в учёбе. Не ботаники, ни в коем случае! Они умели прекрасно подавать себя и гордились оригинальностью своих идей и большой начитанностью. Как это иногда случается с людьми науки, некоторые из них готовы были отбросить простые будни и нудные для них уроки, выбрав сложный путь ради удовлетворения научного любопытства. Именно поэтому мы их в тайне звали странными, хотя и высоко почитали. Ни раз они придумывали или открывали что-то действительно стоящее». — В мудром доме Когтевран ждут, коль прячешь в голове ум, готовый к обученью, а не просто к болтовне, — зашептал портрет женщины в беседке и плавно заводил руками, — Остроумные ребята здесь за партами сидят и таких же остроумных видеть здесь всегда хотят. Со следующего дня для входа в гостиную потребуется поразмыслить над загадкой, но сегодня проходи и отдыхай. Лейла настолько устала, что не успела рассмотреть гостиную, оказавшись в своей комнате, где уже лежали все её вещи. Дамблдор удивил её ещё больше, отметив, что уже давно никто не переводился в Хогвартс, поэтому жить она будет одна, так как остальные комнаты заполнены. Просто волшебство! — Не думаю, что тебя это сильно расстроит, — предположил Дамблдор и по смешку понял, что не ошибся. — Завтра будь готова к семи вечера, форма и учебники уже лежат на твоей кровати, об этом позаботилась Гонория. Доброй ночи. — Спасибо, профессор. — Это меньшее, что я мог сделать.***
День прошёл в спешке: сложить вещи, выбрать платье, скрывающее всё тело, надеть синий галстук и мантию, подобающе уложить волосы и настроиться на ужин. Но опоздания были исключены, и ровно в семь портрет сощуренным взором выпроводил из гостиной и профессора, и Лейлу. — Пойдёшь со мной, пока по центральному входу будут вести первокурсников, незаметно сядешь за стол своего факультета. Только по огромному залу раздался рёв, свист и аплодисменты, Лейла хотела бросить всё и убежать куда подальше, настолько много людей здесь было. Однако желание подавилось быстро — Гонория слишком глубоко вбила устой, что тормозить на полпути — унижение самой себя. Быстро сев на свободное место за столом, пока Диппет произносил ободряющие слова для первокурсников, Лейла расправила мантию и закрыла лицо волосами. Жаль, рядом сидящие не повелись на фокус. — Ты, кажется, новенькая? — всё, началось. Голова невольно повернулась в сторону, и Лейла столкнулась с любопытным взглядом людской дамы её возраста. Хрупкие пальцы сложились на подбородке, а внимательные зелёные глаза очертили её с плеч до макушки. — Возможно, — спокойно ответила она, наблюдая за тем, как за столами слышатся радостные крики, когда на их факультет попадают маленькие волшебники. Только кого-то приняли в Когтевран и ученики перестали хлопать, к Лейле обратилась другая девушка. — После ужина я познакомлю тебя с нашим деканом. Если понадобится помощь, обращайся. Меня зовут Хлоя Райс — я староста факультета, — улыбнулась та, на что она благодарно кивнула и отвернулась. Беседовать в роли неизведанной диковинки не особо хотелось. Вообще вся эта огромная толпа напрягала, хотя уже какой месяц она готовилась столкнуться с обществом один на один. Первокурсники были распределены, скамейки поскрипывали от перевеса, а в уши со всех сторон бил звонкий шёпот. И все сидели, даже не обращая внимания на вздохнувшего Диппета, и без передышки болтали. Громкий смех ползал вдоль стен, столы дрожали, а Лейла жалась в мантию, прикрывая лицо волосами, и кое-как пересиливала приступы напряжения. — Я попрошу тишины! — стукнул по чаше Диппет и, наткнувшись взглядом на Лейлу, гордо улыбнулся: — В этом году на седьмом курсе в нашей школе пополнение. Новая ученица приехала к нам из Норвегии, заранее прошла распределение и оказалась на факультете Когтевран. Прошу любить и жаловать, Лейла Харрисон! Уголки губ приподнялись на автомате, Лейла встала из-за стола под аплодисменты и благодарно поклонилась. Свет летающих над потолком свечей слепил глаза, чужие взгляды впивались под кожу, и только Дамблдор успокоил резко поднявшееся волнение. Сидел в центре стола и беззвучно хлопал пальцами по костяшкам, разглядывая её с ног до головы и ободряюще улыбаясь. Всё-таки разница между жизнью в одиноком доме в заколдованном лесу и огромным замком с желающими влезть в душу подростками ощущалась очень чётко. И он это понимал. Шум стих, Диппет представил учителей, напомнил ученикам правила и объявил начало пира. Казалось, пару фраз и хлопок в ладоши, чтобы на столах расстелились дорожки с едой, но растянули всё это на полвека. Вечные паузы в словах, фокусы для детей и аплодисменты. У Лейлы разбегались глаза от изобилия еды, однако аппетит так и не появился — его отбили однокурсники. Нож медленно разрезал картошку, и на мгновение вздумалось, что даже это интереснее разговоров рядом. Но надо было начинать игру — Гонория сама всегда говорила, что душу бы продала, чтобы увидеть её в образе актрисы. С той самой невинной улыбкой, вечным поддакиванием и мечтательных вздохов, как только тема заходит о всемирной любви. Да, ради жизни в Хогвартсе пришлось изучить темы для общения со школьниками, и Гонория правда не прогадала. Профессоры, экзамены, парни и чужая внешность. Лейла пыталась сохранять заинтересованное лицо, хотя слушала беспрерывную болтовню вполуха, но чем дольше она там находилось, тем больше внимания приковывала. Вопросы летели со всех углов, к ним подсаживались даже ученики с Пуффендуя, с искрящимися глазами протягивая руки. И кому здесь верить? Кто тут хороший, а кто со своими недоброжелательными мотивами? Ни Гэндальф, ни Гонория таких инструкций не давали. — А кто это идёт?! Неужто наш самый лучший декан? — юноши напротив слезли со скамеек и с хохотом подняли на руки карлика. Маленький, с густой седой бородой, сверкающими очками и колпаком набок. — Ре-бя-та! Ну не надо! — махая руками, прикрикнул тот и взмахом палочки щёлкнул их по лбам. Профессор отряхнулся, поджал губы и запрыгнул на скамейку. — Профессор Флитвик! — ахнула Хлоя, — Как прошло лето? Надеюсь, успели закупиться пластинками для проигрывателя и отдохнуть от нас. — Славное времечко, дорогая, спасибо, — ответил он гибким голосом и хихикнул. — Да, не хочу хвастаться, но слушать мы будем Вивальди, Генделя и Баха. — Баха? Повторяетесь, сэр… уже в прошлом году было, — ребята посмеялись, а взгляд Флитвика метнулся к Лейле, и лицо его засветилось. — Ах, мисс Харрисон, чуть не забыл провести вас к себе за расписанием. Хотя я уверен, Хлоя бы справилась не хуже. Я Филиус Флитвик — декан этого факультета и профессор Заклинаний. — И самый лучший человек на свете! — Тише, Джек! — засмущался Флитвик и кивнул в сторону двери. — Не против пройти со мной в… — Буду только за, — поспешила встать Лейла и без оглядки покинуть зал. Правда, пришлось немного замедлиться — шаги профессора не были такими широкими. Каблуки стучали в тихих коридорах, портреты здоровались с Флитвиком, а он не скупился на эмоциональные всплески руками и вопросы. Тон его речи был изысканно корректным, однако чуткое ухо без труда уловило оттенок усталости. Флитвик старался показать себя с лучшей стороны и не смел не улыбаться больше пары секунд — он и не скрывал желания расположить её к себе. — Дверь моего кабинета открыта каждому когтевранцу, поэтому, если есть какая-то проблема и действительно скверно на душе, я угощу тебя вкусными кексами и заставлю их немного потанцевать для тебя. Договорились? — С удовольствием посмотрю на это, сэр, — улыбнулась Лейла, хотя понимала, что никуда не пойдёт и свои проблемы решит сама. Но та искренность и поддержка, которая витала на её факультете… Она уже несколько раз задалась вопросом, достойна ли такого окружения, и туда ли её отправила Шляпа. Казалось, осталось покинуть кабинет, вспомнить, куда идти, и оказаться в кровати. Но несмотря на то что Лейла почти валилась с ног, подобающий вид радостной ученицы нужно было держать дольше, чем планировалось. В кабинет Флитвика зашёл ещё один профессор — передать бумаги. И только хитрый глазки метнулись к её силуэту в другом углу, упустить шанс познакомиться он не упустил. Вымученная улыбка, тихий спокойный голос, и никто не почувствовал, как кровь отлила от её головы от раздражения. Слишком много слов за один вечер, слишком много знакомств и сердечности. Но отказываться было непозволительно — все нуждались в связях и хорошей репутации. Таким образом её новым знакомым и стал Гораций Слизнорт — профессор Зельеварения. Тёмные волосы зализаны на сторону, под клетчатым пиджаком выпирает округлый живот, а походка вальяжна и расслаблена. И всё он знал, и везде успевал: Лейла даже не спрашивала, а профессор уже вдавался в подробности уроков, сплетен, кто плохой, а кто хороший. Он, конечно же, был просто светлейшим из всех. — Если понадобится помощь, вы смело можете обращаться ко мне! Всё-таки Хогвартс — второй дом, а вы перевелись на последний курс, — радостно проговорил Слизнорт. Лейла уже даже не удивлялась, насколько здесь все добрые. Куда ни глянь — везде тебе помогут. Нет, это было явно не для неё. Она любила тишину, свои секреты и мысли, любила быть одной, и никто ей нужен. Дела и жизнь портятся, когда в них влезает даже один человек. — Конечно, профессор, — заученной фразой ответила она с опущенным взглядом и задумалась, резко ударившись плечом. «Святой Мерлин», — ругнулась про себя Лейла и сжала кулаки. Ещё одного знакомства она просто не переживёт. — Том, мой мальчик, рад встрече. Готов к последнему учебному году? — светясь от счастья, спросил Слизнорт. — Добрый вечер, сэр. Надеялся сегодня встретить вас и наконец нашёл. Несомненно, готов. Как ваше лето? — Приходи завтра после уроков ко мне на чай, обсудим всё подробнее, — ответил Слизнорт и, вспомнив о Лейле, перевёл внимание на неё: — Ты уже, наверное, знаком с однокурсницей? Лейла, ты также можешь обращаться к Тому, он как лучший ученик школы и староста Слизерина имеет полное право помочь, — воодушевлённо проговорил он. — Рад знакомству, мисс?.. — и взгляд. Невинный, с хлопающими ресницами и приподнятыми бровями. — Мисс Харрисон, — голова склонилась набок, и зубы сверкнули отражением в его глазах. Фальшивые улыбки зеркалили друг друга, а голова звенела от воспоминаний. Лейла не забыла — это он. Тот самый юноша, что убил в доме людей и хотел так же поступить с ней. Да, за два года он вырос, скулы заострились, прибавился в росте, но блеск угольных глаз остался таким же манящим. Опасным. Том слишком профессионально ходил по лезвию между искренностью и угрозой: взгляд на Слизнорта — радужки искрятся, взгляд на неё — вокруг зрачков пляшут черти. Ох, конечно, и он её вспомнил. — А тебя?.. — перейдя на «ты», вопросительно протянула она. — Том Марволо Реддл, — произнёс он без колебаний и тряхнул волнистыми волосами. Но проверку нужно было сделать до конца, к тому же усталость чудным образом пропала. — Как лучше тебя называть? Может, Марволо? — скулы свело от приторной улыбки, но Лейла отчаянно продолжала держаться, не подозревая, что прямо сейчас копает себе могилу. — Почту за честь, — очень сдержанно произнёс он и поспешил мягко добавить: — Прошу меня простить, но нужно идти готовиться к завтрашнему дню. — Нам всем пора, иди, мой мальчик! Доброй ночи, — изрёк Слизнорт и через пару минут, доведя Лейлу до башни, поспешил удалиться. Не забыл и сна спокойного пожелать. Загадка при входе была разгадана, погружённая в свои мысли Лейла даже не заметила толпу учеников, или просто проигнорировала, кому какое дело. Тихо прикрыла дверь, упала на кровать, и из горла вылетел усталый вздох. Спокойная жизнь ей будет только сниться.