Только ты и я

Музыка для атмосферы: https://youtu.be/k_70yHc_vXU

Стоило выйти на улицу, холодный ветер защекотал щёки, украшенные яркими орлами на синем фоне. После сильного выброса энергии и звонких криков Джорджии перед глазами слегка плавала картинка и трещала голова, поэтому поход в библиотеку за очередными книгами про крестражи Лейла отложила на вечер. Пока была возможность, она хотела посидеть у Чёрного озера и подумать. Просто понять, что сейчас происходит в её жизни, что делать дальше: решить главное, после чего записать всё в дневник. Вдохнув ледяной воздух полной грудью, Лейла запустила руки в карманы и прислонилась к дереву. Над головой еле слышно покачивались голые ветки, лучи зимнего солнца падали на озёрную гладь, ослепляя так, что Лейла не сразу заметила, как на волосы и ресницы осыпался снег. Прикрыв глаза, она склонила голову и запрокинула волосы на одну сторону, запустив в них пальцы и массируя неприятно покалывающие места. Лейла тихо выдохнула и сделала пару шагов вперёд, после чего резко оглянулась и чуть не упала в сугроб. — Прости, не хотела мешать, — выдавила она и помотала головой, нервно усмехнувшись. У валуна спиной опиралась на дерево главная причина её похода на матч. С взъерошенными волосами и блестящими голубыми глазами сидел на камне Джек и, греясь в тёплом когтевранском свитере, игрался со снежком. Не сказать, что Лейла была с ним близка: так же, как и с Джорджией, они были лишь товарищами — те постоянно устраивали вечеринки, веселились и никогда не заботились о последствиях своих игр. И хоть порой чрезмерная доброта или странные шутки её раздражали, в глубине души она была благодарна Джеку, ведь именно он сглаживал трудные ситуации и сложные будни. — О, Лейла, всё нормально. Прогуляешься со мной вдоль озера? Ну… если хочешь, — стушевался Джек и, сломав снежок, поджал губы. Лейла безразлично пожала плечами и коротко улыбнулась. — Пошли, — он хлопнул в ладоши, быстро поднялся и зашагал рядом с ней. Спустя пару минут тишины, прерываемой лишь хрустом снега, Лейла краем глаза заметила его широкую улыбку и вопросительно выгнула бровь. — Просто… рад, что ты болеешь за нашу команду, — пояснил Джек. — Ну и мне нравится герб на твоей щеке. — У меня нет выбора, знаешь ли, — усмехнулась она и повернула голову в сторону озера, медленно вдыхая холодный воздух. — Только сразу говорю, я не разбираюсь в игре от слова совсем. Поэтому, если перепутаю и буду радоваться за победу Пуффендуя, уж извини. — Стоя рядом с Джорджией, ты точно такого не посмеешь сделать. Она знает о квиддиче абсолютно всё, — он тепло улыбнулся и поправил задравшийся свитер с двадцать вторым номером. — Значит, я буду молчать, — оба тихо посмеялись, и Лейла вернулась в свои мысли, пока её легонько не толкнули в бок. — А мы уже с Джорджией поспорили, что ты стала одной из нас. Ну, знаешь, перестала стесняться. А ты опять за старое. — За старое? — Ага, — кивнул он. — Пытаешься отдалиться ото всех, постоянно куда-то уходишь, редко смеёшься, а если настроение плохое или просто устала, у тебя такой холодный и равнодушный взгляд, мне аж не по себе становится, — усмехнулся Джек, заставив Лейлу закусить губу. — Не все умеют находить что-то прекрасное в каждом дне, дабы всё время шутить и веселиться, как ты, — спокойно заявила она, наблюдая за снегом под ногами. — Ох, милая Лейла, всё не так, — посмеялся тот. — Я просто счастлив, что живу, этого хватает. Ну и есть у меня мотивация: она одна, но на всю жизнь. — Это как-то связано с твоим секретом, о котором знает только Дамблдор? — невзначай поинтересовалась она, заметив, как Джек немного задумался. — Может, самую малость, — сказал он, наконец, и, осмотрев её с ног до головы, хитро улыбнулся. — Но так уж и быть, расскажу тебе. — Но ты даже Джорджии ничего не сказал, с чего вдруг мне хочешь? — протянула она с усмешкой на лице. — Потому что она всегда веселая. Тебя же нужно подбодрить, наставить на правильный путь. «Мальчик, мне больше двухсот лет», — пронеслось в мыслях, прежде чем до слуха донёсся его голос. — До одиннадцати лет я ходил в магловскую начальную школу, — как ни в чём ни бывало, начал Джек. — Всё было супер, жил и радовался жизни, гулял с простыми ребятами, раздирал кожу в кровь, играл в футбол, пока не началась война. Но это не особо важно, — отмахнулся он. — У волшебников же первый выброс магии в пять или шесть лет происходит… так получилось, что я сидел на уроке, а соседом у меня был ужасный парень. Мы с ним никогда не ладили. Он… как Эйвери, докапывался без повода. Один раз он забрал мои вещи, перебросив на другой ряд. Я настолько разозлился, что стал придумать план мести и со злостью, разгорающейся изнутри, засмотрелся на его пенал, думая, как бы это сделать. Я чувствовал, как мною овладевали непонятные, совершенно неизвестные чувства, будто из груди что-то пыталось вырваться… Да, я не поэт, чтобы это как-то красиво описать, уж извини. — Я тебя поняла, — спокойно ответила Лейла, ухмыльнувшись. — Отлично, — дыхнул в замёрзшие ладони он. — После этого на пару секунд перед глазами потемнело, а потом этот пенал резко дёрнулся и влетел в стену. Когда сосед не на шутку испугался, понимая, что никто его не трогал, тот поднял пенал с пола. Только на его месте оказался чехол для очков. Той же формы, внутри сохранилась вся канцелярия: сама вещь поменялась. Сразу после изменения всё внутри меня успокоилось, а вот одноклассник с огромными глазами уставился на меня и на весь класс крикнул, что я колдун. Детей убедить легко, потому на протяжении последующих лет меня обходили стороной, травили, что я продал душу Сатане… — Лейла брезгливо поморщилась и покрылась мурашками, настолько их мысли были абсурдны. — Однако я сам испугался не на шутку: несколько раз такие случаи повторялись, а родители мне не верили и даже готовы были отвести к психологу на последние деньги. С годами всё лишь ухудшалось, потому что одноклассники начали взрослеть, один раз рассказали о моих способностях ребятам со двора и, подкараулив у подъезда, огромной толпой избили, — Джек зажмурился, после чего тихо выдохнул и рассмеялся. — Помню, как со словами, что не хотят быть проклятыми и иметь какие-то дела с колдуном, били меня по рёбрам ногами, кулаками по челюсти, под глаз, в нос. Да так, что я потом несколько недель не мог ходить, лежать, спать. Даже нос был сломан, я еле дышал. Конечно, тогда я совсем испугался: помню, как меня трясло от осознания, что я не такой, как все. А потом в наш дом, как раз в один из дней, когда обстреливали город, пришёл Дамблдор и всё разъяснил. Родители пытались укрыться от бомбёжки, не хотели слушать странного старика, но, когда он махнул палочкой и создал купол над домом, летящий в окно кусок снаряда отпрянул в сторону. Помимо того, что Дамблдор нас спас, так ещё и показал, что я не один такой. Однако даже после этого, сколько лет прошло, всё равно не могу оправиться… — Поэтому опасаешься Трансфигурации? Боишься, что даже здесь над тобой начнут издеваться, — не спрашивала, а утверждала Лейла тихим голосом, и он кивнул. Было бы легко сказать: «Перестань бояться, это же так глупо», но она просто не нашла слов утешения, поэтому предпочла идти молча. У каждого были свои скелеты и страхи, и Лейла не хуже, чем Джек, понимала, что одного болезненного воспоминания достаточно, дабы неприятно спёрло дыхание. — Но это не то, что я хотел сказать, у нас тут не кружок страдающих депрессией, — она умела скрыла удивление — видимо, Джек не умел не заводить тему в русло радости и доброты, и с поднятыми бровями повернулась к нему. — Ты же знаешь, что я с детства играю в шахматы? — Знаю, — это был один из первых пунктов под его именем в дневнике. — Причём, как говорят, очень даже неплохо. — Сочту за комплимент, — махнул рукой Джек, смущаясь, от того улыбаясь ещё шире. — Я играл на школьных и районных турнирах с маглами, потом освоил и волшебные шахматы, выступал от Хогвартса вместе с Реддлом и Малфоем. Наверное, давно бы уже закончил и перестал в них играть, но одно воспоминание не даёт… В моей магловской школе проходил летний турнир, а я, хоть учился уже здесь, записался туда и при входе заметил, что здание охраняют несколько военных. В результате, обыграв всех участников, я всё-таки не уследил и проиграл одному мальчишке. Уже спустя пару месяцев я понял, что он подменил фигуры, а судьи закрыли на это глаза, поскольку его родители спонсировали школу. Так что я получил второе место, — грустно улыбаясь, продолжал Джек и, казалось, вовсе не боялся рассказывать столь личное. Будто доверяя Лейле. От этой мысли Лейла поначалу отреклась, а затем почувствовала, как тело окутывает приятное тепло. — Однако после этого, когда уже почти все разошлись, ко мне подошёл солдат, что стоял в зале всю игру. Молоденький офицер Клор… никогда не забуду, — посмеялся он. — Он медленно подошёл ко мне, протянул руку и пожал. Уже тогда я расцвёл, залившись краской, ведь для меня всегда британские войска были главными героями страны. После чего тот потрепал меня по голове, оглянулся и, никого не найдя, присел напротив. «Ты оказался на втором месте, вижу, ты расстроен. Но никогда не знать поражения означает никогда не вступать в борьбу. Я видел, как вы играли последнюю партию, поэтому могу сказать точно — ты молодец», — Лейла услышала, как дрогнул его голос, и задумалась. — «Мой отец был на войне: он промахнулся больше семи тысяч раз. Проиграл почти двадцать боёв. Четырнадцать раз ему был доверен решающий выстрел, и он промахивался. Однако в последней перестрелке он почти в одиночку расправился с вражеской армейской группой и, защитив оказавшихся рядом детей, лёг на кинутую мину. Он терпел поражения, которые стоили ему и его товарищам жизни, снова и снова. И поэтому он был успешен. Умерев, отец стал для меня стимулом. И не только для меня. Так почему бы тебе не поверить в себя, малыш? Нужно встречать победы скромно и провожать поражения с твёрдостью, при этом не забывая стремиться к лучшему результату». После долгой тишины тот расставил на доске фигуры и жестом предложил сделать ход первым. Помню, мы настолько увлеклись, что мои родители из-за долго отсутствия прибежали в школу, а солдата этого искали товарищи. Но после той партии… Я поверил в себя. И его слова отдаются в мыслях по сей день, каждый раз, когда что-то даётся сложно. — Я уверен, Лейла, — спустя пару минут тишины, когда раздался колокол, внезапно остановился Джек. — У тебя тоже есть хотя бы одно воспоминание, которое руководит тобой в трудные минуты. Ведь ради чего-то, ради кого-то ты встаёшь по утрам и решаешь свои проблемы, так ведь? — всё ещё отходя от напряжённых размышлений, она слышала его голос отдалённо, однако быстро собралась и кивнула головой. — Есть… Есть, да, — окрылённая идеей, тепло улыбнулась Лейла и посмотрела Джеку в глаза. Она не думала, что за столь безобидным и, казалось, легкомысленным человеком стояла целая история, где присутствовали свои страхи и сложности. И даже о таких грустных и неприятных вещах Джек говорил с улыбкой, будто это был просто сон. Она ошиблась. Снова. — Ура, обед начался, пошли быстрее, я такой голодный! — радостно протянул он и, поманив Лейлу за собой, ринулся к замку прямо по сугробам. Она же, усмехнувшись, пошла по вытоптанной тропе и, сдавшись под его прищуром, ускорилась. После обеда Лейла намеревалась сходить в кабинет Зельеварения и забрать оставшиеся на парте вещи, однако её так затянули в беседу, окружив со всех сторон, что после окончания трапезы времени до матча осталось совсем немного. Когтевранская команда по квиддичу быстро перекусила и вернулась на поле, а за ними уже потянулись и остальные. По дороге к трибунам Лейла выслушала короткое описание правил игры от Кевина с Фионой, дабы не связываться с очень эмоциональной Джорджией, и, на удивление, почти всё запомнила. Как через огромную толпу они смогли протиснуться во второй ряд, осталось для неё загадкой, однако стоило трибунам шумно зареветь, её внимание полностью перешло к полю. Интерес взял своё: с двух сторон вышли команды синих когтевранцев и жёлтых пуффендуйцев. В кожаных перчатках, с твёрдыми наколенниками и защитой на плечах, загонщики с битами в руках и вратари с упругим шлемом на голове — от одного вида защиты Лейле становилось не по себе. Капитаны пожали руки и, дав наставления командам, взмыли в воздух. Игроки пролетели на мётлах рядом с трибунами, и Лейла слегка пошатнулась, когда из неоткуда перед ними с азартной улыбкой появился Джек. После оглушающего свистка все четырнадцать игроков настроились и замерли в кругу, когда из чемодана в центре поля вылетело четыре мяча. Краем глаза заметив в воздухе золотой снитч с крыльями, Лейла нашла Джека и удивлённо вскинула брови: таким сосредоточенным он не был ещё никогда. Уже через пару секунд двое охотников, перебрасывая крупный бордовый мяч с выемками — квоффл, дёрнулись в сторону трёх когтевранских колец, и трибуны снова взревели. Снег падал на глаза, усилившийся ветер безжалостно бил в лицо игрокам, пытавшимся справиться с управлением метлы. Один за одним слышались разочарованные вздохи и радостные крики, когда охотники, закручиваясь в спирали и летя вниз головой с мячом подмышкой, замахивались и с рыком закидывали квоффл в кольцо. Когда сумасшедший металлический бладжер, созданный для усложнения игры, на бешеной скорости летел в Джека, выискивающего снитч, Лейла затаила дыхание и беззвучно вскрикнула. Мяч нёсся прямо на его руку, крепко держащую метлу, и в последний миг, когда уже заплаканная Джорджия взвизгнула, когтевранский загонщик, подлетев к Джеку, с битой отразил удар бладжера. Сглотнув и нервно выдохнув, Лейла почувствовала впившиеся в её ладонь ногти Джорджии и в следующих миг вздрогнула, когда перед трибуной пролетело два толкающих друг друга охотника. Дилан — капитан когтевранской команды, нёсся наперегонки с пуффендуйцем и, держа под рукой квоффл, пролетал над головами болельщиков. С другой стороны на него уже летел бладжер и остальные охотники, пока другие когтевранцы разлетелись по местам, придерживаясь стратегии. Увернувшись от прижавших его по бокам пуффендуйцев, Дилан взлетел чуть выше и сдавленно вскрикнул, когда бладжер ударил его по ноге, почти потеряв контроль над управлением. Но он не сдался: до крови закусил губу и медленно стал набирать высоту. Стоило приблизиться к воротам из трёх колец, его тут же окружили пуффендуйцы и стали надвигаться ближе. Как только Дилана сжали в круге, он хитро сощурился и внезапно выпустил мяч. Со свистом, отдавшимся в ушах Лейлы, квоффл полетел вниз, прямо в руки внезапно появившегося Леона. Охотник, преследуемый конкурентами, схватил мяч и, резко вырулив к самому высокому кольцу, закинул мяч прямо в ворота. — Десять очков Когтеврану! — трибуна взорвалась аплодисментами, а Дилан дал пять Леону и приготовился играть дальше. Глаза Лейлы бегали по всему полю и не могли остановиться на чём-то одном. Прошло уже больше часа, и она с неподдельным интересом наблюдала за игрой, не желая отрываться. Под самыми разными градусами мячи пролетали через кольца, на что вратари могли лишь пожимать плечами и готовиться к следующей попытке пробить их оборону. Золотой снитч постоянно исчезал из поля зрения, пока Джек со вторым ловцом щурились и сквозь падающий снег искали это летающее чудо, не всегда уклоняясь от летящих на скорости бладжеров или охотников. Взъерошенные волосы, сломанные конечности, порванные плащи и мокрые мётлы — это действительно пугало и завораживало. Скорость, с которой летали ребята, была бешеной, и Лейла поражалась, как те резко заворачивали или останавливались, не слетая на землю. Однако, когда из-за сильного ветра не успевали перехватить квоффл прямо у ворот, те падали, сталкивались друг с другом и ломали не только конечности, но и мётлы. Борьба стала ожесточённее, ибо Когтевран со счётом 90:140 стал стремительно догонять своих конкурентов. Проследив за улетающими из-под трибуны загонщиками, Лейла наткнулась взглядом на Джека и резко привстала. Спустя секунду, когда послышались завороженные вздохи, она поняла, что не ошиблась. Оба ловца заметили снитч и теперь летали вокруг слизеринской трибуны над верхней частью башенки. Лейла не видела мяча, но Джек вместе с Русом продолжали гоняться за ним, резко пикируя вниз, уходя в стороны и летая перед лицами болельщиков. Секундная задержка, Рус уклонился от бладжера, Джека тот ударил в рёбра, выбив из лёгких воздух, и оба парня ринулись за снитчем в центр поля. Джек сплюнул кровь и поднабрал скорости, прижавшись к Русу плечом. Снитч постоянно менял направление, прыгая между кольцами, закручиваясь в спираль над трибунными башнями, подлетая к бладжерам и скрываясь под трибунами. Джорджия же вся тряслась, что-то постоянно выкрикивая, однако Лейла слышала её словно в тумане. Кто-то владел холодным оружием, кто-то искусно управлял палочкой: сегодня ей открылся новый вариант. С красными щеками, кровью на губах и блеском в глазах, Джек сидел на метле и руководил ей безупречно. Сжимая рукоять, он резко уходил вниз и взлетал, неотрывно следя за снитчем, что так стремительно летел в сторону рядом находящейся трибуны. Когда до барьера оставалось пару метров, Рус резко ушёл вверх, понимая, что врежется в толпу, а Джек с горящим глазами рявкнул: — Руки убрать! — снитч развернулся и полетел вдоль поручней. Лейла прикрыла рот рукой, когда Джек затормозил перед носом у первокурсников, за мгновение спрыгнул с метлы и, держа ту одной рукой, побежал по поручню, пытаясь зацепиться за мяч. Он балансировал на грани: упадёт в толпу со сломанными рёбрами или полетит вниз, если соскользнёт рука. Услышав свист позади, где Рус уже набирал скорость и снижался, Джек резко прыгнул вниз за снитчем. Под истошный крик Джорджии, он пропал из поля зрения. И только Лейла впилась ногтями в поручень, в глаза попал холодный воздух, и волосы упали на лицо. Рус полетел вниз, и, заметив человека в синей форме, она громко выдохнула. Только рано. Джек стремительно снижался, протягивая руку вперёд. Он потерял управление, поскольку метла намокла, и рука постоянно соскальзывала. Увлёкшись, Джек сильно наклонился вперёд и, резко дёрнув рукой, концом метлы врезался в землю. Лейла зашипела и покрылась мурашками, видя, как тот несколько раз перекатился, не успев согнуть шею, дал метлой себе по позвоночнику и упал лицом в снег. — Джек? Джек?! — заорал во всё горло Дилан, разбивая напряжённую тишину. Однако никто не мог касаться ногами земли, потому игроки замерли в волнении. Все профессора синхронно встали и затаили дыхание. Джорджия закрыла лицо руками и сразу же заплакала. Лейла же сжала челюсть и всмотрелась в силуэт подбегавшей к Джеку Вилкост. Она аккуратно коснулась его плеча и перевернула на спину, наклонившись к лицу. На секунду та замерла, после чего ещё раз наклонилась и медленно осмотрела его руку. — Я… поймал, — над полем раздался еле слышный хрип, и, на мгновение поднявшись на локти, Джек вытянул руку, в которой показалось золотое свечение с длинными крыльями. — Когтевран поймал золотой снитч! Повторяю, Когтевран поймал снитч и заработал сто пятьдесят очков, став победителем этой игры! — Джек рухнул в руки Вилкост, а трибуны взревели, сотрясшись от свиста, криков и аплодисментов. Замершая Джорджия открыла рот и спустя минуту завизжала, бросившись рядом стоящей Лейле на шею. Она обняла в ответ и, встретившись взглядом с радостными Кевином и Фионой, тихо усмехнулась, чувствуя, как волнение покидало тело. «Как же было весело! Надо тебе почаще выбираться из комнаты, » — шепнул раскрасневшийся ветер. «Обязательно».

***

На всякий случай закрыв двери заклинанием и заглянув в ванную, Том убедился, что находился в комнате один и почувствовал, как по венам расходится тепло. Пару минут пронаблюдав за опасно шипящей на него кошкой, он безразлично пожал плечами и осмотрелся. Сначала прошёлся по самому скучному: идеально заправленная кровать, развешенные опрятные платья рядом со стопкой мантий, свитеров и брюк, которые Харрисон ещё ни разу не надевала, и чистый стол со стопкой учебников по всем предметам. Непонятно, почему, но факт, что в комнате было почти пусто и убрано, Тома порадовал. Однако его интересовало не это: проверив мебель на предмет чар, считывающих касания, он с короткой ухмылкой заглянул под кровать, за вешалки с одеждой, открыл тумбочку и нашёл склад флаконов. Два маленьких экземпляра лежали нетронутыми: Том прищурился и, поднеся их к свету, легко узнал зелья энергии и сна. Первое совершенно не удивило: он сам иногда употреблял его по утрам, дабы хоть как-то выдержать учебный день после отчётов Пожирателей, поиска информации или работы старосты. Второе же заставило задуматься: это зелье сна, покрытое зелёным налётом и чёрными вкраплениями, можно было принимать лишь в малых количествах и не дольше двух недель. Оно погружало человека в здоровый сон, где перед глазами была только чёрная пелена, а голова на некоторое время переставала работать, давая отдохнуть от мыслей. Однако количество пустых бутыльков, отливавших зелёным цветом, оказалось настолько большим, что можно было начать их коллекционировать. Том удивлённо вскинул брови, прокашлялся и, положив на место, развернулся к столу. В закрытых ящиках ничего, кроме котла, набора для Зельеварения, тетрадей и запасных перьев он не нашёл, потому быстро вернулся к верхней части стола. Светильник, чернильница, ряд учебников с одной стороны и стопка тетрадей с другой. Идеально. Аж глаз дёргается. Том резко махнул рукой в сторону шкафа и с хлопком закрыл его, понимая, что скоро будет ненавидеть запах Харрисон, витавший в комнате. Проведя рукой по столешнице, он ничего не нащупал и направился к другой кровати, когда внезапно глаз дёрнулся к странной тени. Помедлив, он осторожно подошёл ближе к столу и заметил странную вещь: хоть тот был придвинут к стенке, учебники не касались её, словно на что-то опирались. Аккуратно протянув руку, Том провёл кончиками пальцев по щели и нащупал кожаную обложку. Нахмурившись, он с лёгкостью вытащил потрёпанный блокнот, спрятанный за высокими книгами, и снова не сдержал улыбки. Том осторожно раскрыл тёмно-синий, почти чёрный кожаный блокнот и вернулся в начало, где страницы казались более помятыми. На пару секунду комната погрузилась в тишину, прерываемую лишь шуршанием бумаги, после чего звук стал громче, и в конце концов Том раздражённо фыркнул. Все листы были пусты. — Обман, — сухо сказал он и достал палочку, вспоминая нужные заклинания. На автомате кинув в центр листа самое простое из них, Том продолжил копаться в мыслях, когда невольно нахмурился и резко опустил взгляд. Оставшаяся позади часть страниц набухла, и, вернувшись на начало, Том с короткой усмешкой закатил глаза. Порой Харрисон бывала очень предсказуемой, а ему это было лишь на руку. Скрытные чары — ненадёжно для неё, слишком легко для него. Хотя было в этом и что-то правильное: если действительно было, что скрывать, люди нашли бы самые сложные заклинания, лишь бы прочитать написанное, проигнорировав простой и доступный путь. Однако, пролистав страниц двадцать, улыбка медленно сползла с лица, и Том раздражённо сжал челюсть. Он отлично говорил на французском и немецком, прекрасно владел латиницей, но норвежского, на котором беспрерывно строчила Харрисон в своём дурацком дневнике, не знал. Никогда не считал его нужным — до этого момента. Скрипя зубами, Том потряс блокнот с малой надеждой, что оттуда что-то выпадет, и разочарованно пролистал все страницы, закрывая его. Спустя секунду, наконец, пришло осознание, и под рёв трибун он резко перевернул дневник. Затаив дыхание, тот раскрыл его с другой стороны и всмотрелся в каллиграфический почерк.

«Альбус Дамблдор Человек-загадка Декан Гриффиндора Знает Много скелетов Добрый старик с хитрыми глазами Прекрасный метод обучения Любит лимонные дольки Привередливо относится к Слизерину С каждым днём становится более задумчивым»

Не спеша радоваться, Том нахмурился и перелистнул страницу.

«Армандо Диппет Незаинтересованный в развитии школы Любит зелёный чай и овсяное печенье Тесно общается с Дамблдором Обожает старост (обращается на «ты» только к одному) Видимо, до сих пор не заметил»

Только он подумал, что Харрисон вела книгу о школьном персонале, как рядом всплыло новое имя.

«Хлоя Райс Староста (пропуск в Запретную секцию) Чересчур добрая, открытая Лучшая подруга Джорджии Ненавидит Нумерологию Любит ЗОТИ и Прорицания «Лучший дуэлянт Когтеврана» Две сестры и три брата Умело скрывает симпатию к гриффиндорскому вратарю» «Филиус Флитвик Не может устоять перед женскими слезами Верит во всемирное добро Прекрасный преподаватель Тёплые отношения с факультетом» «Гораций Слизнорт: Больше скажешь, больше получишь Чрезмерный миролюб Плохие методы обучения Заядлый сплетник Раздражающе улыбчив Чрезмерная помощь «Том, мой мальчик, правильно» — приторно ласково»

От последнего невольно вырвался тихий смешок, и Том почувствовал, как от наслаждения затряслись руки. Он остановился, протёр глаза и снова взглянул на страницу, не веря удаче — текст не исчез. За окном раздался очередной гул трибун, и он, облизнув губы и не теряя времени, принялся читать. Выходило, что Харрисон на протяжении трёх месяцев вела дневник о всех окружающих её людях. Бегая глазами по строкам, Том не мог остановиться, с улыбкой вчитываясь в написанное: он был в культурном шоке. Наделив каждую персону отдельным листком, Харрисон в паре словах смогла описать их от и до. Не переходя на личности, без оскорблений или росписей о том, кто и когда сделал ей плохо, как маленькая девчонка. Малой части вброшенных слов Том не понимал, ибо она вкладывала в них свой смысл, однако листая страницы, он всё больше и больше поражался: не мог добавить и слова. Он так же думал, что Пасагалья раздражительна и легкомысленна, Кэрбот вспыльчив и капризен, а Розье вульгарна и на самом деле труслива. Харрисон, как и Том, знала, что Диггори боится воды, Нотт скрывает алкогольную зависимость, а Блэк из-за ненависти подлила в сок профессора Нумерологии отраву. Поняла, что у Лестрейнджа аллергия на цитрусовые, Паркинсон ставит на теле ненастоящие засосы, а Ахта не имеет настоящих друзей. Харрисон даже выяснила, кто кому нравился, кто друг друга ненавидел и почему: в точности, как думал Том, а значит, безошибочно. С каждой новой страницей его глаза расширялись ещё больше — Том, словно завороженный, нагло влез в мысли Харрисон и теперь с наслаждением там копался. Тот разговор о Грин-де-Вальде, где она высказала совершенно непонятную Тому точку зрения и заикнулась о поисках Даров Смерти, о которых Геллерт наверняка не говорил напрямую, лишь подогрел и так разгорающееся с каждым днём любопытство. И вот, спустя столь долгое время он снова заглянул в её мысли: после пары минут улыбка медленно сошла с лица. Том до боли сжал челюсть и громко выдохнул. Только сейчас он осознал, что эту информацию об окружающих собирал все семь лет, когда Харрисон удалось лишь через наблюдения узнать главные тайны почти всей школы меньше, чем за три месяца. Изнутри вырвался утробный рык, и он еле удержался, чтобы не проклясть дневник прямо сейчас. Стиснув зубы и прикрыв глаза, Том, хоть и не до конца успокоившись, вернулся к записям. Появлялось много интересных слов, трактовку которых приставить к определённым людям он не мог — не понимал, как те были связаны. Кое-что уже успел заметить и теперь охотно листал страницы, иногда вырванные, в поисках своего имени. Замерев, Том прищурился и выхватил из абзаца чёткое «Том Марволо Реддл». На удивление, ему было отдано две страницы, одна из которых была полностью забита текстом.

«Том Марволо Реддл Искусный актёр

Он коротко улыбнулся.

Любимец девушек/профессоров

Усмехнулся.

Умный слишком умный Лидер во всём Староста (отличные плюсы)

Осознал, какие плюсы Харрисон имела ввиду, и тихо рассмеялся.

Предпочитает одиночество Жестокий, равнодушный, тщеславный (в мере, которую нельзя понять) Убийца (семья маглов. Обида или ненависть?)

Нахмурил брови и протёр глаза. Даже ни слова о приюте.

Змееуст Обожает Тёмную магию (интерес и почему так рьяно или?..)

Задумался, не найдя объяснений зачёркнутым словам.

Манипулятор Думает только о себе Недолюбливает Дамблдора (взаимно) Три попытки меня убить Упёртый (минус)/недоверчивый (плюс)

С чего вдруг это стало плюсом?

Способный дуэлянт

— Харрисон, тебя жаба задушила? — вскинул брови тот с насмешкой.

Заставил слизеринцев бояться себя Ненавидит громкие голоса и непослушание, любит внимание, не терпит глупых разговоров. Один из лучших\интересных собеседников,

Удивлённо дёрнул бровями, пока не увидел следующее.

но: Хороший слушатель и ужасный рассказчик. Знает (догадывается?)

Концовка осталась недосказанной, и внутри неприятно кольнуло: он даже понять что-то о себе не смог, настолько Харрисон обделила себя словами. Поджав губы, Том зацепился взглядом за еле заметный кружок. Такой же был пририсован у Эйвери с Розье — причём самым жирным шрифтом, ещё у Лестрейнджа, Малфоя, Блэка, Долохова, Кэрбота и двух парней с Гриффиндора. Это совершенно сбивало Тома. Маленькая надпись: «Он», обставленная вопросительными знаками и обведённая в этот чёртов круг, будоражила нервы и заставляла шестерёнки с бешеной скоростью крутиться в его голове. Но как бы ни хотелось, ничего умного на ум не приходило: Харрисон не была той, кто искала кавалера на Святочный бал за полтора месяца до мероприятия, и так же не была той, кто выбирала жертву прежде, чем за что-то мстить. Том вообще сомневался, что та умела это делать. Заметив, что рядом с кругом еле заметно прослеживались нарисованные завитые полоски, заштрихованные и выведенные в разные стороны, словно лучи солнца, он устало выдохнул и невесело усмехнулся. Ей просто было некуда деть руки, а он уже сбредил, вчитываясь в простые каракули. За окном раздался оглушающий шум, сотрясший землю, а затем и вопли, свистки и аплодисменты. Том разочарованно положил все вещи на места, оглянулся и, удостоверившись, что кошка угомонилась и спокойно спала, вышел из комнаты под Дезиллюминационными чарами.

***

— Значит, библиотеки здесь нет? — Кэрол кивнула, и Лейла поджала губы. — Что же, жаль. — Неужели в Хогвартсе не нашлось, что почитать? — едко поинтересовался мистер Рондаль, в своё время учившийся в Дурмстранге. — Всё, что меня интересует, я уже прочла, — улыбнулась она, убирая посуду с освободившегося стола. — Всю Запретную секцию прошарила? — усмехнулся Генри, отпивая сливочного пива. — Ну и что же нашу ведьмочку так интересует? — вскинув брови, поинтересовался мистер Рондаль. На лице Лейлы не дрогнул ни один мускул, однако живот неприятно стянуло узлом, а горло сдавил ком. Среди этих людей ей было намного легче, комфортнее, нежели среди школьников, что постоянно лезли к ней с предложением помощи. Постоянные широкие улыбки и обеспокоенные взгляды со словами: «Ты в порядке?», «У тебя всё нормально?», «Ты грустишь, что-то случилось?» и любимое: «Тебя бросил парень?» Порой ей так хотелось вместо привычного: «Конечно. Всё отлично» истерично засмеяться им в лицо, сказать, что любить она, при всём желании, не может, а лыбиться во все тридцать два зуба и верить во вселенское счастье не желает. Здесь же, казалось, в одном из самых тёмных мест: где в номерах над пабом развлекались с дамами лёгкого поведения, выпивали и курили табак министерские ненавистники, торговались проклятыми вещами на огромные деньги, было намного лучше. Лейла улыбалась клиентам искренне, смеялась от души, узнавала о светских мероприятиях, как балы аристократов и аукционы, находила связи. Она узнавала о новых деяниях и передвижениях Грин-де-Вальда именно от взрослых колдунов, со скрытым интересом слушала о новом товаре и развитии рецептов отрав, ядов и сглазов. Казалось, в этих разговорах была двойная выгода: взрослые отдыхали после работы и, разговаривая с Лейлой о школьной жизни, предавались своим воспоминаниям, невысказанным мечтам и ошибкам прошлого. Однако она не меняла позиции и всё равно была осторожна с тем, что рассказывала, поэтому говорить даже сторонникам Тёмной магии о поисках информации про создателей крестражей Лейла напрямую не хотела. — Одна из тем экзамена — бессмертие. Сама Вилкост сказала, что способов обрести его пять, но проходим мы только четыре, и то… — Воскрешающий камень считается наполовину легендой, поэтому о нём вы тоже ничего не говорите, — закончила за неё Кэрол, кивком здороваясь с новыми клиентами. — Именно, — пропустив Эмму в уборную, усмехнулась Лейла и зажмурилась, подходя к столу, где очередной приказчик Горбина умело торговался с, видно, новеньким в этой сфере покупателем. Вчера во всём помещении поставили новые свечи и светильники, отчего в зале стало непривычно ярко. Лейла уже привыкла к мрачной темноте, потому сейчас в глазах часто рябило, и содержимое стаканов блестело. Помотав головой, она молча удалилась и присела рядом с Шайверетчем за барную стойку. — Значит, ведьмочке интересны крестражи, — сверкнув чёрными глазами, утвердил он и заставил Лейлу залпом осушить стакан с водой. — Да, были времена, я тоже обратил внимание, что в Хогвартсе никто о таком не говорил. Правда, я так ничего не узнал, ибо доступа в Запретную секцию у меня не было… — Потому что тебе было плевать на всё, кроме своих зелий, — по залу прошёлся смешок. — Ой, заткнись, Кэрол, — прохрипел Шайверетч, не сдержав улыбки. — Пока, пока, Эмма. — Всё, побежала на ночную смену, всем весёлой ночи! — опаздывая, крикнула она, поцеловав Генри и выбежав из паба. — Так что, бессмертной стать захотелось? — Мне? — проморгавшись, тыкнула себе в грудь пальцем Лейла и тихо рассмеялась. — Ну уж нет, я откажусь. Если торчать в этом мире больше сотни лет, можно с ума сойти. — Порой мне кажется, будто ты сама из иного мира, — компания мистера Рондаля раскатисто рассмеялась, и он продолжил: — Ну не бывает таких прекрасных подростков, которые играют прилежного ученика в школе, после чего приходят в Лютный переулок и интересуются Тёмной, как проклятые почки курильщика, магией! — снова залился хохотом тот. — Зато выжить во взрослой жизни сможет, — посмеялась Кэрол. — Ну серьёзно, или лучше верить в любовь, мир и спокойствие, которому учат в Хогвартсе? — тут уже не сдержалась добрая половина клиентов, и взрослые прыснули от смеха, перекидываясь понимающими взглядами. Лейла же, приняв ещё два заказа, вернулась с кухни с лёгкой улыбкой. Все смеялись, даже не понимая, насколько были близки к истине. Когда стрелки на часах прошли отметку двенадцать ночи, Лейла, взвесив все за и против, дотронулась до звоночка под барной стойкой. Не прошло и получаса, как в паб заглянул Горбин и, заказав бокал огневиски, присел напротив неё. — Ну, чего стряслось? — Я догадываюсь, кто ворует ваш товар, — в Лютном переулке ни в чём нельзя было быть уверенной на сотню процентов: однако она прекрасно понимала, что ей всё это время не мерещились напряжённые взгляды и постоянные прогулки по залу. И несмотря на непривычную яркость, Лейла заметила. Заметила блеснувший в руках Эммы флакон, с которым та прошла мимо столика со сделкой.

*

— Майк, поможешь мне? — взяв первокурсника за руку, спросила Лейла и заглянула в голубые глаза. Это была первая большая перемена за весь день, и она никогда не была против провести и её вместе с детьми. Пока они менялись местами, и первокурсники во всех красках описывали новые выученные заклинания, фокусы профессоров, рассказывали о том, как зарабатывали баллы для своего факультета и делились мечтами, Лейла расслаблялась и с удовольствием их слушала. Забывала о всех сложностях, проблемах, стычках с Эйвери и Блэком, и мечтала вместе с детьми. Как бы она их не любила, первокурсники уже давно поняли, как стоило себя вести, чтобы не нарваться на злую Лейлу, поэтому умели уважительно друг друга выслушать: без криков, не перебивая, не смеясь над чужими желаниями — это радовало. Лейла не собиралась становиться их матерью, словно имела полномочия воспитывать чужих детей. От такого даже смеяться хотелось. Она лишь хотела спокойствия, поскольку не выносила громких криков, и самого простого уважения друг к другу: каждый из них имел право высказать всё, что поведать было просто некому. Порой к ним присоединялся Лестрейндж или Уизли: обоих тянуло к детям. Однако сегодня планы немного поменялись. — Конечно, мисс, — вздёрнув бровь, подмигнул Майк и хитро улыбнулся. Осмотрев маленький двор и заметив уже приближавшихся первокурсников, Лейла шепнула ему на ухо. — Пожалуйста, сделай так, чтобы эту перемену никого из твоих однокурсников здесь не было. Мы встретимся через три урока, а сейчас… — Понял, принял, — шуточно откланявшись, сказал тот и побежал навстречу друзьям. — Ребята, мисс Харрисон сказала, кто слепит самый большой и красивый снеговик, будет сегодня выбирать легенду! — О нет, — беззвучно протянула Лейла и цокнула, с ухмылкой смотря на Майка. Ребята сразу же ринулись на улицу, после чего она со спокойной душой встала и направилась в сторону гриффиндорской компании. Четверо девушек, среди которых была Ахта, звонко смеялись и постоянно поправляли волосы, что несказанно забавляло Лейлу, но она тактично молчала. — Всем привет. Ахта, мы можем отойти на минуту? — но та будто её не слышала. Продолжала скользить взглядом по своим подругам и тихо смеяться, кажется, без причины. Спустя пару минут, когда те продолжали щебетать о Святочном бале, Лейла прикрыла глаза, опустила голову и, проморгавшись, так же спокойно начала: — Я не задержу тебя надолго… — Уходи отсюда, — проскрипела та сквозь плотно сжатые зубы и беззаботно поправила волосы. — Нет, мне нужно с тобой… — Иди и дальше ублажай своего Тома, или что, не сложилось у вас? На одну ночь?— презрительно осмотрев её с ног до головы, усмехнулась Ахта и продолжила улыбаться, делая вид самой весёлой ученицы. Лейла же невольно пошатнулась и приоткрыла рот. — Ч…что? — переспросила она в полном недоумении. — Не строй из себя дуру, Харрисон, — резко выплюнула та, и все четверо девушек кокетливо хихикнули. — Охмурила Реддла, отвела в пятницу в подсобку и тра… — Язык, Ахта, — сухо перебила Лейла, до боли в зубах сжав челюсть. Стараясь успокоить нарастающее раздражение, смешанное с шоком, она обернулась и взглянула на Марволо, со скучающим видом слушающего товарищей. Будто почувствовав её взгляд, он обернулся и спустя пару секунд нахмурился, вопросительно выгнув бровь. — Что-то не видно, чтобы он о тебе пёкся. Видимо, даже под Амортенцией не понравилось. Поигрался и бросил, — донёсся насмешливый голос Ахты, полностью испортивший Лейле настроение. — Я не чья-то собственность, — тихо прошипела она, теряя контроль. — И очень странно, что ты не увидела стопки книг в моих руках. Если ты не знала, работы в парах пишутся именно так. — Всё равно… — А теперь, — наклонившись к её уху, приторно ласково прошептала Лейла. — Если ты не хочешь, чтобы весь двор узнал о твоих восьми попытках подлить Реддлу Амортенцию, скрытой тяге к сигаретам и проблеме с кожей из-за накладных тонов косметических чар, мы отойдём и поговорим о твоей сестре. Лицо Ахты вытянулось и побледнело, а в глазах мелькнула тень испуга. Нервно заправив карамельную прядь за ухо, та, не теряя улыбки, что сейчас выглядела сильно натянутой, кивнула. — Слушаю, — недовольно фыркнула Ахта, отойдя на приличное расстояние от однокурсников. — Что происходит в вашей семье? Что такого страшного, что ты не даёшь Кайе и слова из родительского письма прочитать? — скрывая неприязнь к открывшейся стороне гриффиндорки, спокойно спросила Лейла. Ахта лишь презрительно хмыкнула. — Я не обязана тебе что-то рассказывать. Особенно, если тебе нажаловалась моя сестра. Опять нюни распускала, что я не читаю ей дурацкие сказочки и не заплетаю косички? Переживу… — не дав той уйти, Лейла резко схватила её за руку и понизила голос. — Как ни странно, сказочки рассказываю ей я, и волосы заплетаю тоже я. Однако ей всё равно не хватает тебя. И пока ты наряжаешься для Реддла, которому абсолютно всё равно на всех, кроме себя, Кайя рыдает у озера и не хочет взрослеть именно из-за тебя, — прожигая замершую Ахту взглядом, бесстрастно сообщила она. — Она плакала? При мне Кайя только хмыкала, — тихо сказала та, нервно прокашлявшись. — А ты не знала? — наигранно поразилась Лейла, убирая руку. — Может, ты ещё не знала, что Кайя переживает за ваши семейные дела, ибо ты ей ничего не рассказываешь, понимает, что добра ты к ней только в окружении слизеринского старосты? Ты с ней даже не разговариваешь, ничем не интересуешься, а она скучает. Кайя любит тебя, а ты про неё забыла, — Ахта медленно подняла на неё глаза и облизала губы. — Ты у нас теперь святая? Советы всем даёшь, учишь, как жить, — съязвила она, отводя задумчивый взгляд. — Тебе какая разница, что за проблемы у мелких?! — Мне? Никакой, — сухо ответила Лейла. — Я просто не хочу, чтобы дети взрослели быстрее, чем надо. Чтобы после одного такого события они продолжали быть задорными, весёлыми и простыми ребятами, а не эгоцентричными, высокомерными и потерянными в мыслях подростками, как мы. На минуту между ними воцарилось молчание. Ахта понурила голову и ногтями впилась в ладонь, кусая губу. После чего тихо заговорила: — Наши родители сейчас находятся в зоне… — Не надо, — спокойно прервала её Лейла. — Расскажи это не мне, а Кайе. И не думай, что она ребёнок. Она умнее многих наших однокурсников, — она коротко кивнула Ахте и развернулась, уходя со двора. — Откуда ты знаешь? Ну, всё то про меня? — донеслось со спины. Лейла не ответила и, хмыкнув, скрылась за поворотом, вычеркнув из списка самое лёгкое дело. Взамен получила несколько оскорблений, от которых, казалось, волосы встали дыбом, и узнала новые слухи о себе. Забавно.

*

Стук каблуков гулко отдавался по коридору, стены которого готовы были в любой момент осыпаться. Скрипящие половицы на лестнице заволакивала поднимавшаяся пыль, а где-то рядом раздавались оглушающие крики и истеричный смех. Лейла прикрыла глаза и мрачно выдохнула: знала, что снова была во сне, оттого и боялась. Потому что не знала, что увидит в этот раз. Медленно проходя по коридору, она настороженно осматривалась и заглядывала в пустые камеры с железными прутьями. Помотав головой и отогнав воспоминания, Лейла двинулась на звук, но остановилась чуть раньше. В одной из открытых камер стоял сын Розье и с наливающимися багрецом глазами скалился, направив палочку в стенку. Присмотревшись, Лейла заметила в тени побитого, ощетинившегося мужчину, что с кровоподтёками и фиолетовыми синяками под глазами с неподдельным страхом смотрел в лицо Розье. Тот медленно ходил из стороны в сторону и, играясь с палочкой, ухмылялся. Только из-за многочисленных шрамов на лице это больше походило на оскал сумасшедшего. — За что вы его здесь держите? — теряя надежду, что ей вообще ответят, спросила Лейла, равнодушно осматривая происходящее. Она ничего не могла изменить. — Смерть грязнокровкам! — прошипел тот со стеклянным взглядом, словно кукла. — Приказ Лорда? — Да, — его глаза резко забегали по сторонам, и Розье, отвернувшись от жертвы, ударил зелёной искрой по стенке, на секунду прикрыв глаза. Послышалось тихое, опасное шипение, и на свет выползла ярко-зелёная змея. Толстая и длинная, с непробиваемой чешуёй и блестящими чёрными глазами. Она высунула длинный язык и зашипела, медленно двигаясь к мужчине, с дрожью в теле забившемуся в угол. И тут Лейлу осенило. — Вы говорите со змеями? Друэлла Розье… она тоже? — Розье стоял к змее ближе, но почему-то его она не тронула. В простые совпадения Лейла не верила. — Не говорю, могу лишь при создании приказать, — словно зачарованный, ответил он, не сводя глаз с беззвучно кричавшего мужчины. — Мой дальний предок желал освоить Парселтанг, но даже спустя двадцать лет изучения он не смог добиться желаемого эффекта, потому что этот дар нельзя взять из ниоткуда, — затараторил Розье, словно ограниченный во времени. — Он настолько заигрался, что воспользовался каким-то древним обрядом и скрестил его с Тёмной магией. В результате, не выдержав магии, умер и обрёк род на некое проклятие. При вызове змей мы можем отдать им приказ без слов, но всего лишь один, и сопровождается это действие сильной слабостью после содеянного. — А… — не успела Лейла договорить, как змея накинулась на мужчину и с отвратительным звуком впилась острыми клыками ему в шею. Кровь брызнула в стороны, и тот задёргался на холодном полу, медленно закрывая глаза и бледнея так, что на коже выступили синие сосуды. Лейла равнодушно осмотрела растекающееся на полу алое пятно, слегка поморщилась и двинулась дальше. Женский истеричный смех, от которого живот скручивало в узел, становился громче с каждым пройденным шагом. Завернув в одну из последних темниц на этаже, она увидела женщину из второго кошмара. Длинные кудрявые волосы отливали грязным угольным цветом, фарфоровая кожа была изуродована шрамами и царапинами с запёкшейся кровью, а бледные губы украшала улыбка из заточенных клыков. Она медленно провела языком по зубам и презрительно скривилась, не замечая упавшей на глаз пряди. Перед ней в каморке сидела и тряслась старушка. Маленькая, седая и пугливая: она даже не скрывала животного страха, и казалось, вот-вот потеряет сознание. Хрипло дышала и жалась к стене. По изнеможённому лицу и произвольным судорогам можно было понять, что её пытали. Об этом свидетельствовала и серебристая дымка в воздухе. — Как вас зовут? — решила попытать счастье Лейла, облокотившись на стену. — Беллатриса Лестрейндж, — приторный, звонкий голос рассёк тишину и разлетелся по коридору. — Кто отец и мать? — поинтересовалась она, не веря, что так быстро нашла невестку Лестрейнджа. — Сигнус и Друэлла Блэк, — прошептала Беллатриса, после чего остановила взгляд на старушке и злобно рассмеялась. — Паршивая, ничтожная грязнокровка. Ты никогда мне не нравилась, — подлетев к той, она впилась ногтями ей в шею и подняла над землёй. Старушка вмиг зашлась в приступе кашля, ворочаясь и пытаясь дотронуться до земли. — И вот, наконец-то, он разрешил мне расправиться с тобой. Беллатриса прижала её к стене, с глухим стуком ударив головой о камень, после чего прошипела: — Никто не имеет права называть его по имени… Авада Кедавра! Мощная зелёная вспышка вырвалась из её палочки и ослепила Лейлу. Закрыв глаза, она ощутила, как зазвенело в ушах, после чего где-то в сознании послышался змеиный, нечеловеческий голос. — Открой глаза, — внутренности окатило ледяной водой, и от неожиданности Лейла вздрогнула. Раскрыв глаза, она отпрянула назад и больно ударилась головой об стенку, глотая воздух и громко дыша. Бледно белая кожа в контрасте с синими венами на лысой голове, две точки вместо носа, отсутствующие брови и змеиный взгляд. Фарфоровые пересохшие губы растянулись в насмешливой улыбке, выставив на показ грязные и кривые зубы, и когда Лейлу обдало ледяным, мертвенным дыханием, багровые глаза продолжили смотреть в душу, разрезая ту на мелкие куски, сжимая органы и грубо дёргая их в разные стороны, впиваясь в кожу и делая обжигающие порезы. У неё спёрло дыхание, и ноги вмиг ослабли: это уродливое создание — человек. Волдеморт уничтожал её нечитаемым взглядом: медленно, наслаждаясь страхом. Улыбка резко сошла с его губ, он поднял палочку с блестящим остриём на конце и, замахнувшись, запустил ту прямо в грудь Лейле. В погружённой в ночную тишину комнате раздался глухой удар о прикроватную тумбу. — A auta Moringottonna! (Убирайся к Морготу!) — хрипло проговорила она, потирая локоть. Вытирая испарину на лбу и громко дыша, Лейла залпом осушила стакан с водой и открыла ящик. Глянув на спящую Лапту, она протёрла глаза и присмотрелась к флакону в руках. Пользоваться этим зельем сна было нежелательно, особенно в больших дозах, потому уже которую неделю она закупала его у Шайверетча. Фиона бы не дала. За один день можно было выпить лишь две капли, смешанные с водой, но даже шесть таких Лейле не помогали. Кошмары продолжали сниться, а зелье работало только после них, когда самое страшное она уже пережила. Разочарованно хмыкнув и положив флакон на место, Лейла легла на бок, развернувшись к потягивающейся Лапте на другой кровати, и покрутила пальцами. В руке появилось серебристое свечение, и через секунду в ладони закружилась большая снежинка. Прокрутившись по часовой стрелке вслед за её пальцем, она поднялась чуть выше, после чего столкнулась с потолком и рассыпалась. Немного успокоившись, Лейла уткнулась лицом в подушку и тихо выдохнула. Видимо, это не закончится никогда. Весь вторник в окна летел снег, начало темнеть уже после обеда, профессора завалили седьмой курс всеми возможными работами, а Лейла медленно отходила от бессонной ночи. Не в первый раз, однако перед глазами нередко мелькал силуэт Волдеморта, поэтому она не заметила ни случайного толчка Джорджии, что почти упала с лестницы, ни очередных монологов Блэка, когда они работали в паре на Зельеварении, ни раздражённого Марволо, который под вечер пришёл к ней в библиотеку. Зарывшись в книгах из Запретной секции, Лейла настолько углубилась в поиски информации о создателях крестражей, что не заметила, как опоздала на встречу со слизеринцем на полчаса. — Тебя не учили следить за временем? Я потратил полчаса впустую, — прошипел Марволо с бушующей в зрачках яростью и резко стал закрывать её книги. Лейла вздрогнула и, наконец-то, вынырнула из своих мыслей. За четыре часа одна маленькая зацепка — тема и легенды о крестражах пошли с восточной части Евразии. Промолчав и отнеся часть книг в Запретную секцию, она вернулась за второй и поймала взгляд Ахты, что с насмешкой смотрела в её сторону. Фыркнув, Лейла выдернула последний сборник из рук Марволо и быстрым шагом направилась к стеллажам, чтобы разложить всё по местам. — Так и будешь молчать? — сухо спросил он, сжимая челюсти. — Что мне тебе сказать? Зачиталась я и всё. Жалею и прошу прощения? Нет. Благодаря этому времени я нашла хотя бы что-то, — закинув сумку на плечо, в тон ему ответила Лейла. Она хотела обойти его, но Марволо резко перегородил дорогу. Устало подняв глаза, та взглянула на его спадающий локон и столкнулась с угольными, метающими недобрые искры глазами. — Иди и поменяй партнёра, а я пошла. Вот, сейчас у тебя целых четыре персоны на выбор. Возьми Ахту и покажи, что значит парная работа… — Так дело в ней, — протянул Марволо и резко расслабился, усмехнувшись. Выйдя из библиотеки, он взял Лейлу за талию, заставив её невольно вздрогнуть, и развернул в другую сторону от когтевранской башни. Попытавшись отстраниться, она почувствовала, как ледяные пальцы с перстнями сжались лишь сильнее, почти касаясь цепочки. Мельком взглянув на Марволо, Лейла нехотя кивнула, и он отпустил её. — Не очень приятно слышать, как она говорит, что я напоила тебя Амортенцией и ещё в пятницу утащила в подсобку, чтобы… ты понял, — резко выдохнула она, безошибочно сворачивая направо в сторону его гостиной. Спустя мгновение над ухом раздался бархатный смех, и Марволо попытался скрыть улыбку. — Значит, ты просто украла её план, — повернув к нему голову, услышала Лейла и, тихо усмехнувшись, слегка успокоилась.

***

Уже полторы недели вечера заканчивались одним и тем же: Харрисон приходила к Тому, и вместе они делали домашнее задание, после чего шли на прогулку в лес. Ей, видимо, было не важно: холодно, идёт снег или кружит метель — лес успокаивал, и оспорить это Том не мог. Они гуляли долго, медленно и неспешно бродили по заметённым тропинкам запомнившегося маршрута. Хотя, если он приходил за компанией и новой информацией, Харрисон засматривалась на деревья, часто прикрывала глаза и прикасалась к цветкам, забавляя его. У них была игра: по очереди задавали друг другу вопросы и несколько минут молчали, уходя в свои мысли. В какие-то дни Харрисон долго молчала, кидалась едкими фразами и выводила его из себя, за что Том готов был проклясть её на месте. Её лицо оставалось по-прежнему спокойным и порой ему вовсе казалось, что Харрисон не интересовали его слова: неосознанно руки сжимались в кулаки и начинала болеть челюсть. Однако потом Том вспоминал, что та писала в дневнике, и гордо улыбался, желая удивить её ещё больше. Понимал, что никому ничего не расскажет, и на душе становилось спокойнее. Том с неподдельным интересом слушал её речь. Знал, что рассказывала Харрисон так же мало, как и он, но начинал злиться или неосознанно закусывал губу, если та долго молчала. Приятный тихий голос: за несколько месяцев он уже привык, что Харрисон говорила еле слышно, — грамотная речь и умение вовремя остановиться — ему нравилось. И как же иронично получалось: будь то Ахта, что без остановки рассказывала бы ему несколько часов о своей жизни, Том бы уже сошёл с ума, вытянул самое главное с помощью легилименции и подверг пыткам, поскольку ненавидел тупые разговоры. В мысли Харрисон же залезть хотелось каждые пять минут, потому что рассказывала она о себе очень осторожно, и сосуды его терпения медленно, но уверенно лопались. Да, Том узнал, что той снились кошмары, и никакие зелья не помогали, что раз в неделю Харрисон ходила к Вилкост, дабы проверить навыки защиты палочкой для сохранности на работе. Удивился, когда Харрисон рассказала, что не думала о будущем после школы, потому что: «Смерть может прийти совершенно спонтанно, как только почувствует наши исполняющиеся мечты и планы. Кто знает, может, я умру завтра? И смысл мне думать о будущем? Верно, его нет». Даже вытянул из неё, что та искала информацию о создателях крестражей, и еле сдержался от нервного смешка. Но этого всё равно было мало: она никак не поясняла свои мысли и выводы, охотно оспаривала его мнение и при этом умудрялась заинтриговать Тома ещё больше. Сегодня же он решился проверить кое-что ещё. — Для каждого своё, — смеялась Харрисон, идя вперёд. — Но владеть холодным оружием, я считаю, прекрасное умение. — Обоснуй, — спокойно сказал Том, замедляясь. Тема каким-то образом зашла о Долохове и его тяге к оружию. — Ну вот, у тебя есть резкость, сила, ловкость и быстрая реакция, — протянула она. — А что ты будешь делать, если в бою у тебя выбьют палочку из рук? — Притяну её к себе, — гордо ответил он, услышав, как та цокнула. — Значит, возьмём кого угодно, кроме тебя, — сухо бросила Харрисон. — Шансов у нас нет, в нас летит убивающее заклинание, палочка находится далеко. Однако, благодаря тренировкам с кинжалами, мечами, ятаганами — со всем, что есть в доме, можно ловко уклониться и сыграть на неожиданности. Быстро подбежать к врагу, выбить палочку из рук, и даже, если тот владеет, допустим, беспалочковой магией, у нас в сапоге всегда найдётся острый ножик. Мы заворачиваем ему за спину и вонзаем остриё прямо в грудь. Можно между глаз, можно в шею, кто насколько жесток, — Том удивлённо вскинул брови и скривился, вспомнив, что это магловское оружие. — Враг умрёт, а если мы ещё и траекторию просчитаем, то остриё попадёт прямо в сердце. Тогда даже в больнице Святого Мунго никто его не спасёт… Когда внутри Тома неприятно кольнуло, и мнимая лёгкость развеялась, Харрисон резко замерла и, не дойдя до опушки леса, обернулась. Поняв, что он остановился, та нахмурилась и вопросительно стрельнула серыми глазами. — Ты ведь тоже это чувствуешь? — она вслушалась в его тихий голос и внимательно посмотрела в глаза. Том фыркнул. — Не делай вид, будто не понимаешь, о чём я. Когда мы на приличном расстоянии, вся эта напускная лёгкость улетучивается. И атмосфера становится такой же тяжёлой и раздражающей, как при других людях. Но стоит подойти… — он сделал несколько больших шагов к Харрисон и, не разрывая зрительного контакта, выдохнул. Том никогда не был чёртовым романтиком, как Дамблдор, и прекрасно понимал, что это волшебство. Только каким образом?.. — Да. Чувствую, — поджав губы и отведя взгляд, сказала Харрисон и пошла дальше. Засунув руки в карманы, Том поравнялся рядом и раздражённо закатил глаза, не услышав нормального ответа. — Такое может быть только, если соприкасается похожая магия. Тёмная аура с Тёмной, светлые волшебники с себе подобными, — понизив голос, заговорил он. Шестерёнки крутились в голове с бешеной скоростью, и, выхватив взгляд Харрисон, Том решился спросить: — Ты убивала? Плотнее затянув шарф, она облизнула губы и тихо усмехнулась, будто испытав облегчение. — Да, — спустя минуту молчания, размеренно ответила Харрисон, продолжая путь. На мгновение Том лишился самообладания и удивлённо вскинул бровь, заставив её вмиг посерьезнеть и отвернуться. Сказала она это совершенно холодно, вот только он заметил, как та с силой сжала пальцы в замок, и понял, что эта не лучшая тема. — Сколько? — сгорая от любопытства, равнодушно спросил Том. — Сколько убила людей? — Людей? — не расслышав, переспросила она и после кивка задумалась. — Больше одного. — Харрисон, — фыркнул он. — Ты действительно хочешь услышать честный ответ? — спустя пару минут тихо спросила она, на что получила незамедлительное согласие. Подняв голову и скользнув взглядом по деревьям, Харрисон уверенно ответила: — Чуть больше половины нашей школы. Том раздражённо рыкнул и, резко взяв её за тыльную сторону горячей ладони, развернул, заставив посмотреть в глаза. Она мельком взглянула на его руку, но он сделал вид, что не заметил. Пристально посмотрев ей в глаза, Том слегка растерялся. — Ты сейчас серьёзно? — сухо спросил он, следя за изменением на её лице. Однако Харрисон вовсе не смутилась и лишь закатила глаза. — Ну конечно. Ты, как всегда, мне не веришь, — устало выдохнув, разочарованно прошептала та. Помедлив, Том нехотя отпустил её и пристроился рядом. Как бы она не умела хорошо врать, сейчас Харрисон была честна перед ним. Казалось, вот-вот, и его голова взорвётся, потому что к такому он не был готов. Том почувствовала нарастающее тепло, растекающееся по венам. Восхищение. — Не боишься делиться этим со мной? Может, я работаю на Диппета и сейчас покажу ему воспоминания? — медленно расползаясь в улыбке, поинтересовался он, взглянув на профиль Харрисон. Та тихо хмыкнула и повернулась к нему. — В таком случае, я лишь составлю тебе компанию в Азкабане.

***

Последнюю неделю Фиона с Кевином, полусонные и не менее взволнованные, тратили всё свободное время на окончание эксперимента. Лейла записывала всё, что её просили, после чего для отправки на научную конференцию приготовила чистовик, выписав абсолютно всю характеристику Красноушника, его поведение, взаимодействие с каждым зельем, изменённые рецепты которых были по порядку указаны в самом начале тетради, и состояние при разных погодных, магических условиях. Исписанную доказательствами и выводами тетрадь Кевин отдал на хранение ей, но, когда находилась свободная минута, и он её читал, казалось, из его глаз вот-вот пойдут слёзы. Потому что весь текст был словно из учебника — было записано каждое его слово, формулировка всех описаний была настолько правильной, выраженной в научном стиле, что просто не верилось, как столь простая и немногословная Лейла написала это. Фиона была безумно рада своей выполненной части работы: приходилось по несколько часов засиживаться у Слизнорта, который давал им возможность пользоваться котлом и прочими ингредиентами, постоянно корпеть над огромными книгами, помечать в конспектах, что можно добавить и изменить в рецепте. Было предельно ясно, что добавлять в и так хорошие зелья что-то ещё было крайне опасно, однако Фиона занималась этим уже не первый год, потому бояться перестала давно. Кевин всегда ругал её, говорил, что так рисковать здоровьем, не зная, как ингредиенты будут взаимодействовать друг с другом, нельзя, но сам прекрасно понимал, что ей это слишком нравилось. Именно благодаря общему интересу в Травологии они стали работать вместе, и Фиона нашла себя: на грани двух наук. Длительно изучая строение растения, поведение и среду обитания, она могла приступать к зельям, которые делали Красноушника бодрее, веселее, придавали его голосу громкости, снимали со стеснительного растения напряжение. Было действительно сложно, но это того стоило. Потому что в сработанном трио они смогли приспособить одно из самых недооценённых растений к разговору: Красноушник, сблизившись с Кевином, стал разговаривать, улыбаться и тихо, еле слышно смеяться, хлопая чёрными глазками-жемчужинами. Они открыли совсем неизученное качество: тот мог считывать внутреннее состояние человека, стоило лишь прикоснуться листочками к коже. И хоть признаваться в открытую ни Фиона, ни Кевин не хотели, оба понимали, что в этом году были обязаны попасть со своим открытием на конференцию. Оставалось последнее — подставить петличный микрофон к растению и запечатлеть, как Красноушник говорит на камеру. Прокашлявшись, Фиона устало опустилась напротив Кевина и достала из сумки подключённый к кассете микрофон вместе с зельем уверенного голоса. Переглянувшись с Кевином, под глазами которого уже залегли синяки, она коротко улыбнулась и кивнула. Его плечи медленно опустились и, успокоившись, тот на секунду прикрыл глаза. — Мы уже неделю не можем заснять его, — тихо сказал он, запустив пальцы в тёмные волосы. — То кому-то вздумается открыть окно, то книга упадёт и испугает Красноушку… — Но он уже не так сильно боится вспышки камеры. Он видел её несколько раз. С кассетой чуть больше проблем, у него слишком острый слух, потому Красноушник слышит, как работает её внутренний механизм… — не видя смысла отрицать очевидное, спокойно начала Фиона и резко запнулась, почувствовав, как на руку легла тёплая ладонь Кевина. Сглотнув, она тихо вздохнула и нашла силы посмотреть ему в глаза: уже больше по привычке тот делал так, успокаиваясь, и Фиона до сих пор не привыкла к ощущению, когда внизу живота всё сворачивается в узел. Погладив его руку большим пальцем, она продолжила: — Но на этот раз Флитвик разрешил нам использовать в библиотеке немного магии. Поэтому мы наложим приглушающие чары. Кевин, мы справимся. На несколько минут под куполом образовалась напряжённая тишина: они оба неотрывно смотрели друг в другу глаза, и на лицах медленно расползались улыбки. Размеренно выдохнув, Кевин кивнул и осторожно вытянул из сумки небольшой фотоаппарат. Им нужно было сделать пару колдографий, при этом всё время держа кассету включённой: Кевин должен разговорить Красноушника, запечатлеть момент движения его еле заметных губ и, развернув камеру, сфотографироваться вместе с Фионой, чтобы всё было чётко слышно, и появились доказательства их проделанной работы. Над столом разнеслось тихое урчание, и когда Кевин аккуратно дотронулся до медленно высовывавшегося стебля второй раз, Красноушник радостно пискнул. Фиона протянул мизинец, и он, повертев головкой, всё же мягко дотронулся до подушечки пальца, чёрными жемчужинами всматриваясь в её глаза. К тому времени она была абсолютна спокойна и настроена позитивно, поэтому никакой угрозы в её состоянии тот не обнаружил. — Привет, дружок, — шепнул Кевин, так же протянув ему мизинец. — Как ты себя чувствуешь? Поспал? Отдохнул? Вот у нас вся неделя сложная была: много уроков, много контрольных… — Вс… всё хорошо. Да, да, вы молодцы, — с замедленной реакцией отвечая на вопросы, прошептал Красноушник. — Это… кассета? — Да, — улыбаясь, что растение, наконец, запомнило название, кивнула Фиона. — Смотри, она сейчас не включена, но даже, когда будет работать, ничего плохого тебе не сделает. — Т…точно? — в очередной раз спросил он, медленно потянувшись к механизму. Любопытности ему не занимать. — Конечно, дружок. Мы твои друзья, мы доверяем тебе наши секреты, а ты нам свои, поэтому мы не хотим причинить тебе зла… обещаем, — заверил Кевин, кладя на стол очки и давая Красноушнику поиграться с дужками. — Сейчас мы расскажем тебе кое-что, но обещай, что никому не скажешь. — Конечно, обещаю, — быстро шепнул тот, замерев от интереса. — Сейчас над этим столиком находятся приглушающие чары. Пользоваться магией здесь нельзя, но зато ты не услышишь чужих громких голосов или падающих книг. А также, нас никто не подслушает, представляешь? — спокойно пояснил Кевин, поглаживая его по листьям. — Так вот, ты же помнишь, что это такое? — пододвигая к Красноушнику камеру, осведомился он. Растение испуганно дёрнулось, после чего в страхе прикрыла глаза и отвернулась к Фионе. — Кассета и… камера? Вместе? Опять?.. — посыпались на неё тихие вопросы. — Где Лейла? Вы хотите сделать мне больно? — Тсс… Мы никогда не хотели тебе навредить, и я повторю тебе это ещё сто раз, — ласково улыбнулась Фиона, медленно пододвигая микрофон к горшку. — Лейла решила оставить нас наедине, чтобы не смущать тебя. Но сейчас суть не в этом. Понимаешь, — начала она и, поймав медленный кивок Кевина, продолжила: — Уже несколько дней подряд мы приносим тебе эти вещи не просто так. Мы провели с тобой очень много времени и очень хотим, чтобы ты обзавёлся семьёй. — С…семьёй? — неуклюже покачнувшись, переспросил тот. — Конечно. Мы тоже твоя семья, ты ведь сам так говорил, но мы имеем ввиду таких же, как ты, растений. В мире их очень много, однако только ты умеешь разговаривать, — Фиона не могла скрыть улыбки, смотря, как Кевин погрузился в разговор и с блестящими зелёными глазами пытался успокоить растение. — И все эти месяцы мы старались, помогали тебе набраться сил, чтобы оживить и других твоих родственников. Они смогут разговаривать с людьми, как и ты, только уже не стесняясь. И чтобы нам помогли в этом сложном деле профессионалы, нам нужна твоя помощь. — Моя?.. А что мне надо сделать? — голосок почти пропал, поэтому Фиона подлила несколько капель зелья в землю, и по стеблю прошлось голубое свечение. — Ох, ничего сложного, — заверил Кевин. — Чтобы люди нам поверили, мы должны записать твой голос как раз на кассету. Я задам тебе один вопрос, самый простой, ничего личного, а ты, если захочешь нам помочь, ответишь. Только уверенно, громко, хорошо? — Зачем? — Чтобы никто не подумал, что мы врём или говорим сами, — прошептал Кевин, настраивая камеру. — Однако говорить надо, когда увидишь вспышку из этой камеры. Ты огромный молодец, уже несколько раз её видел. Вспышка довольно яркая, но это для того, чтобы запечатлеть тебя красивым. Хотя ты всегда у нас хорошенький, — посмеялся он, щекоча стебель. Наконец-то они смогли объяснить всё до конца, разложить по полкам. Ибо до этого Красноушника пугали громкие звуки и слушать вторую часть рассказа он никогда не хотел, прячась под землю. — И… получается, мне надо ответить на вопрос, чтобы было слышно на… кассете, — вспомнил он и продолжил: — И сказать это внятно, чтобы было видно моё движение на колдографии? — Какой ты умница! — искренне похвалила Фиона. — Ты даже вспомнил, как называются двигающиеся снимки. — А вы… вы будете фотографироваться? — уже более громко спросил тот, двигая тонкими, еле заметными на голубом стебле губками. — Да, нам тоже нужно. Как только ты что-нибудь скажешь, я сделаю снимок, после чего разверну камеру и сфотографирую нас с Фионой. Лейла вот не захотела, но это ничего, мы всё равно запишем, что она была твоей подругой, — улыбнулся Кевин и сглотнул. — Ну что, ты нам поможешь? Фиона затаила дыхание — конференция через три дня, если они не успеют… Думать об этом не хотелось. Они видели колебания Красноушника: он менял цвет, бледнея, смущаясь, вертел головкой, тихо урчал и постоянно норовил спрятаться под землю. Но, когда столкнулся с надеждой в глазах Кевина, посмотрел на Фиону и коротко улыбнулся. Тогда она аккуратно подставила к горшку микрофон, и Кевин приподнял фотоаппарат. — Не пугайся странных звуков. Это механизм в кассете, он не кусается, — посмеялась Фиона, переходя на сторону Кевина. — Давай так, я медленно посчитаю до трёх. На три я включу кассету и запись пойдёт. Хорошо? — Красноушник кивнул и тихо заурчал от волнения. — Один… Два… Три, — при щелчке он резко вздрогнул и опустил ветви, чёрными глазками смотря в сторону Фионы и ища поддержки. Она видела, чувствовала, что сейчас всё сорвётся, но продолжала стоять и тепло улыбаться. Урчание стихло, и Кевин, наконец, заговорил: — Эксперимент «Общение с Красноушниками», вопрос к нашему другу: хотел бы ты продолжить разговаривать с людьми и почему? — губы растения плотно сжались, после чего он кинул взгляд на работающую кассету и наклонился к микрофону. — Я… я Красноушник, — уголки губ у Фионы невольно полезли наверх: голос стал более громким. — Я хотел бы продолжить разговаривать с моими друзьями, потому что… благодаря им я становлюсь увереннее и радуюсь, когда помогаю им расслабиться после сложного… дня… — яркая вспышка на секунду перекрыла вид на Красноушника, и Фиона нервно дёрнулась. Однако уже через секунду, когда из фотоаппарата медленно вылезала первая колдография, она быстро взглянула на центр стола и сдержала вздох: растение покачнулось, но с закрытыми глазами неловко улыбнулось. — Отличный ответ, — не забывая про включённый микрофон, проговорил Кевин и быстро развернул камеру, заставляя Фиону встать позади него. — На счёт три говорим: «Эксперимент удался», чтобы было видно на снимке. Она встала за стул, опустила дрожащие от волнения руки на его плечи и коротко улыбнулась в камеру. — Один, два, три… — Эксперимент удался, — чётко проговорили они и в последней момент, когда вспышка ослепила глаза, ахнули от неожиданности. Красноушник резко потянулся к ним и, обхватив камеру двумя прицветниками, ярко улыбнулся. Замерев, они с Кевином услышали тихий скрежет в фотоаппарате, всмотрелись в блестящие глаза маленького друга и увидели на его губах весёлую улыбку. Оторвавшись от камеры, он резко вернулся на место и скрылся под землёй. Выключив кассету и убрав микрофон, они прокрутили запись и замерли, поняв, что было слышно каждое слово: короткий диалог, вспышку, их «Эксперимент удался» и удивлённые вздохи, когда к ним присоединился Красноушник. Раскачиваясь на стуле, Кевин теребил рукав мантии и громко дышал, поглаживая Фиону за руку. Этот жест заставил её заволноваться ещё больше. Спустя десять минут напряжённой тишины она резко поднялась со стула и всмотрелась в плёнку — колдографии прояснились. Взяв одну из них в руки, она переглянулась с Кевином и поднесла её ближе к глазам. Широко открывая рот, Красноушник закончил говорить и, ослеплённый вспышкой, покачнулся, после чего растерянно улыбнулся. Страх того, что им всё это мерещится, развеялся, стоило действиям на снимке повториться ещё три раза. Нервно взяв со стола вторую колдографию, они увидели главное: после вспышки оба синхронно приподняли бровь, и в кадр влез Красноушник, сверкнув глазками и широкой улыбкой. Их эмоции повторились на снимке ещё несколько раз, прежде чем Кевин опустил колдографию и взглянул на Фиону. По его щеке стекла скупая слеза, и, не теряя времени, тот подлетел к ней, зажав в объятиях. — Фиона… — Мы смогли, — всхлипнула она, чувствуя обжигающие слёзы и сильнее прижимаясь к Кевину. — Спустя столько лет, Кевин… — они нехотя оторвались друг от друга, и на губах заиграла широкая улыбка. — Мы смогли! — закричал Кевин и судорожно стал собирать сумку, намертво вцепившись в колдографии пальцами. Мадам Пинс смотрела на них и щурилась, но услышать за приглушающими чарами крики раскрасневшегося когтевранца не могла. — Фиона! — снова воскликнул он с красными от слёз глазами и, подбежав к ней, резко прижался горячими губами к щеке. Сглотнув и тихо выдохнув, она не успела ничего сделать, как Кевин схватил её за руку и поволок к выходу из библиотеки. — Нам срочно нужно в Большой зал! — кричал он, не обращая внимания на оборачивающихся в коридоре учеников. — К Бири? — не спрашивая, а утверждая, сказал она. Осознание резко пришло в голову только после очередного поворота, и, не удержавшись, Фиона громко рассмеялась. Звонко, с наслаждением и гордостью. Так, что заласкало горло, так, что она увереннее перехватила руку Кевина и ринулась вперёд с новой силой. — Получилось! Мы смогли! — как ненормальный, кричал тот, а она с шоком и широкими глазами смотрела на его радостное лицо. Кевин ещё никогда не был таким шумным. Забежав в зал, он не переставал повторять одно и то же, и всё внимание разом перешло на них. Фиона заметила, как резко поднялась из-за стола Лейла и со смятением, волнением посмотрела на них. Кевин, не замедляясь ни на секунду, отпустил её руку и с задорным смехом ринулся прямо к напуганной Лейле. Он резко обхватил её талию и рывком под протестующий писк поднял над землёй, закружив в танце под смех младших. — Что прои?.. — опустившись на землю, резко начала Лейла, когда Кевин взял её лицо в ладони, по-отцовски чмокнул в лоб и убежал к учительскому столу. Прикрыв рот рукой, Фиона, завидев ошарашенное лицо Лейлы и её краснеющие щёки, не сдержалась и со слезами на глазах громко засмеялась. Подбежала к подруге и, крепко обняв, прошептала: — Всё получилось. Снимки готовы. — О, Мерлин… Так вот, что с ним. Вы… такие молодцы, — тихо дыша ей в волосы, ошарашенно ответила Лейла и ещё крепче прижалась к ней. — Лейла, тетрадка нужна! — крикнул Кевин, не переставая улыбаться. Она быстро спохватилась и выудила из сумки исписанные листы, протянув Фионе. — Иди, вас там ждут, — не успев дослушать, она цокнула и, схватив Лейлу за руку, потащила прямиком к Кевину. — Давай без этого, ты работала не меньше нас, — фыркнула Фиона, и когда её голос смешался с привычным гулом учеников, тихо шмыгнула носом, вытирая слёзы. Усмехнулась до сих пор наблюдавшим за происходящим слизеринцам и подошла к Кевину, яро объяснявшему сразу всему преподавательскому составу их открытие. Впервые за столько лет даже Реддл соизволил поднять голову и посмотреть, что происходило вокруг. Вот только ситуация ему была не интересна — его спокойный и равнодушный взгляд был прикован только к Лейле.

***

До колокола, оповещающего об отбое, оставалось десять минут. Школьные коридоры опустели: все понимали, насколько замок был большим, поэтому предпочитали возвращаться в башни раньше, чтобы наверняка успеть. Четверг настолько сильно вымотал, что Лейла вышла из библиотеки за пару минут до закрытия и лениво поплелась в комнату, не желая ни гулять, ни тренироваться. Марволо был занят работой старосты и раньше одиннадцати вечера не освободился бы, поэтому ещё после уроков она отказалась от прогулки. Убедила, что просто повалится с ног и уснёт в Запретном лесу, поэтому с приятной усталостью думала об удавшемся эксперименте Фионы и Кевина и радовалась как за себя, видя их счастливые лица. Проходя очередной коридор, она почувствовала сильное головокружение и еле удержалась на ослабевших ногах. Внутренности снова скрутило, и в груди начал собираться разгорающийся шар. Прижавшись к стене, Лейла громко выдохнула и прикрыла рот рукой, когда услышала в другом коридоре знакомые голоса. Голоса, которые желала услышать меньше всего. Протиснувшись за рыцарские доспехи, она прижалась к стене и сжала кулаки, медленно выравнивая дыхание. Понимала, что от этого зависело немногое, но ни Долохов, ни Блэк не должны были узнать о её неконтролируемых стихиях. И пока те не пройдут этот коридор, чтобы свернуть налево, она обязана держать себя в руках и молчать. За последствия она отвечать не могла. — …Я доволен результатом. Эта грязная мелочь уже неделю лежит в лазарете, — эхом раздался голос Долохова, и Лейла невольно вспомнила волну слухов о том, что маглорождённый первокурсник, попавший на Слизерин, съязвил кому-то из старших и с многочисленными синяками и кровоподтёками теперь лежал у мадам Помфри. Прикрыв глаза, она замерла и стала вслушиваться в свой пульс, смешавшийся со стуком каблуков. — Слизнорт даже наградил очками нас. «Ребята постарались, заметили мальчика, сразу же отнесли в больничное крыло», — спародировав хриплый и чересчур сладкий голос Слизнорта, парировал Блэк. Быстрые шаги раздались совсем близко, а в груди Лейлы больно закололо, словно пронзая кожу раскалёнными иглами. — Но ты, кажется, вошёл в роль, — весёлый голос вмиг понизился и посерьезнел. Долохов на секунду остановился, в недоумении оглядевшись и задержав взгляд на рыцаре. Лейла пропустила удар, когда он резко сорвался с места и стал догонять Блэка. — Пацан так медленно восстанавливается, что на нас могут подумать. — А я-то причём? — Бил его именно ты… Ладно, я тоже, но выбил из грязнокровки лёгкие ты. Ударил в солнечное сплетение, под глаз, в живот, мне продолжать? Поигрался? Реддл нас убьёт, если хоть кто-то узнает о нашей причастности. Старик Дамблдор и так с него глаз не сводит. Лейла чувствовала, что сейчас взорвётся: её распирало изнутри, будто она быстро плавилась. Беззвучно проскулив, Лейла до боли закусила губу, и в секунду, когда слизеринцы завернули за угол, она ринулась в другом направлении. — Мерлин! — прошипела она, когда платье зацепилось за рыцарское копьё. Дёрнувшись в сторону, она застыла, когда в тишине коридора раздался оглушительный звон упавшего шлема. Шаги слизеринцев тут же стихли, и Лейла со всей силы потянулась в сторону, ринувшись за угол. Тёплые струйки потекли по руке и в зоне живота, горло сдавливал огромный обжигающий ком, а в звенящей тишине до ушей чётко донеслось: — Остолбеней! — однако бежала она так быстро, что заклинание ударило в стену, пока Лейла уже скрылась за поворотом. С дурманящей болью проскочив через коридоры под чарами, пробежав две лестницы и сквозь плотно сжатые зубы ответив на загадку, она кинулась в комнату и заперла дверь. Подлетела к открытому окну и раскрыла кулаки, с глухим рыком вытолкнув воздух на улицу. Серебристая нить устремилась к земле, после чего деревья у озера резко устремили ветви к верху и закрутили их в прямую косу. Когда рядом стоящие валуны перекатились на другой бок, несколько раз подпрыгнув, ветви деревьев внезапно раскрутились и с силой откинули в сторону слой снега, создав вокруг себя снегопад. Обессиленно рухнув на пол, Лейла спрятала лицо в ладони и зарылась пальцами в волосы. Подлетел ветер и мягко погладил её по плечам, обняв со спины. «Ну, зато стекло не разбила», — шепнул он, пытаясь сгладить атмосферу. Лейла тихо выдохнула и закусила губу. В голове крутилась одна мысль. «Чуть больше месяца. Всего лишь… После дня рождения всё уйдёт. Гэндальф обещал, значит, так и будет», — словно мантру, повторяла она, умываясь ледяной водой. Подставив длинную царапину на руке под струю, Лейла досадно хмыкнула, потому что по дороге потеряла часть рукава, и второй рукой принялась заживлять рассечённый живот. Поражаясь своему везению порвать платье и на талии, она сомкнула пальцы на центре царапины и повернула их по часовой стрелке. Зашипев, Лейла зажмурилась и сжала челюсть, чувствуя, будто срывают слой кожи. Спустя пару минут царапина немного затянулась, и поток холодного воздуха зачерпнул в ладони воды из-под крана, вмиг превратив ту в лёд и подставив к колющемуся животу. Посмотрев в зеркало, Лейла пропустила удар и беззвучно ахнула, неестественно задрожав. Цепочки с кольцом не было.

***

— Мой Лорд… — склонив голову, в гостиную ввалились Долохов с Блэком. — Я звал вас всех только к одиннадцати, — вернувшись к книге, сухо ответил Том. Страх заполнил воздух и затянул напряжённый узел под потолком: оба тряслись и тяжело дышали. Поджав губы и мазнув по зубам языком, он выразительно посмотрел на их лица и с громким хлопком отложил книгу. Казалось, Долохов вот-вот истерично зарыдает, а Блэк упадёт с мертвенно бледной кожей. Том коротко улыбнулся и закинул ногу на ногу. — Ну, что на этот раз? — ледяным тоном поинтересовался он, чувствуя исходящее от кончика палочки тепло. — Мы шли в гостиную и разговаривали об инциденте с тем мелким грязнокровкой, — надеясь на поощрение за правду, начал Блэк. Встретившись взглядом с Томом, он сжал руки в кулаки и толкнул локтем Долохова. — Когда уже завернули в другой коридор, услышали, как кто-то удирает. — Откуда? — С места, где мы прошли. Я кинул «Остолбеней», но он или она смылся бы… быстрее, — заикнулся Долохов, когда Том резко встал и сжал в руке палочку. — Вы идиоты?! И вы его не догнали? — прошипел он, сжимая челюсть. — Видимо, тот скрылся под чарами, поэтому нет… — сглотнул Блэк. — Но, Милорд! — Том резко дёрнул головой и впился взглядом в Долохова, протягивавшего вещи. — Мы нашли вещи, оставленные этим человеком. Он, похоже, прятался за статуей рыцаря, поскольку зацепился за копьё, порвал одежду и скинул с головы стража шлем. Том резко выхватил вещи и отвернулся от них, разглядывая, что же унюхали псы. Хлопчатый кусок синей ткани с каплей крови и порванная цепочка с кольцом, причём оба золотые. Брезгливо поморщившись, он осторожно присмотрелся к блестящему кольцу. Тяжёлое, аккуратно выкованное и толстое: в свете огня отливало золотом и, казалось, искрилось. Внутренняя часть была расписана непонятными иероглифами с точками над буквами и длинными крючками. Красивое. Кольцо словно манило его: тихий голос подкрадывался к сознанию, на секунду перед глазами вспыхнула надпись. Том помотал головой и, посмотрев, молчали ли Пожиратели, вернулся к найденным вещам. Конечно, он мог отдать клочок ткани Лестрейнджу, тот бы вывел кровь и можно было узнать, кому она принадлежала. Однако Том уже всё понял: поднеся хлопок ближе, он спокойно помахал рукой и почувствовал знакомый запах. Запах природы всегда принадлежал только Харрисон, и каждая из вещей буквально провоняла им. Он расплылся в улыбке, вспомнив те же непонятные знаки в её дневнике, и теперь удовлетворённо выдохнул. Повернувшись к Блэку, Том заглянул в его воспоминания, коротко усмехнулся и двинулся в коридор, где и были найдены вещи этой ведьмы. — Вы никуда не уходите. Сидите и ждите собрания, — кинул он Пожирателям и быстрым шагом вышел из гостиной. Как бы ни старался, улыбка становилась лишь шире.

***

Выбегая из гостиной под ошарашенные взгляды однокурсников, Лейла ринулась в тот коридор, по пути бегло осматриваясь и ища его. Плевать на порванное платье! Плевать на жжение в местах царапин! Ей было плевать на свой жаргон и потрёпанное платье, скрывающиеся под мантией — она спускалась по лестнице, перепрыгивая по три и четыре ступеньки, чуть ли не съезжая с неё на копчике, и молила не только Мерлина, но и Эру помочь ей. Ещё никогда Лейла не была так зла на себя: потому что кольцо не должно попасть в руки легкомысленным людям. Оно обладало слишком сильной магией, заставляла умных эльфов лишаться рассудка, а сделать ученика жадным могло за несколько секунд. И не дай Эру, этот человек наденет кольцо… «Угомонись!» — взревел воздух, грубо ударив Лейлу по щеке и отгоняя ужасные мысли. Помотав головой, она, чуть не поскользнувшись, завернула за долгожданный поворот и на скорости влетела в чьё-то плечо. Беззвучно вскрикнув, Лейла отпрыгнула и ударилась головой об стенку. — Отбой уже как двадцать минут, — послышался раздражающе звонкий голос Макгонагалл — старосты Гриффиндора. Она театрально прокашлялась, открыла блокнот и что-то быстро черканула, тихо цокнув. Лейла же впилась ногтями в кожу и всеми усилиями попыталась улыбнуться. — Прости, Минерва, я просто… — дружелюбно начала она и была прервана резким жестом поднятой руки. — Меня не волнуют твои отговорки, — блеснула глазами та. — Минус пятнадцать очков Когтеврану за… — Не стоит, она со мной, — шею обдало горячим дыханием, а на талию аккуратно, незаметно для гриффиндорской старосты, приземлилась ледяная рука. Лейла вздрогнула и затаила дыхания, проклиная тот день, когда рассказала Марволо о ненависти к касаниям. Проклиная всё на свете и себя в том числе. — Можешь идти, Макгонагалл, я осматриваю эту часть замка. — Всего хорошего, — закатив глаза, манерно цокнула та и, стуча каблуками, скрылась за лестницами. Быстро высвободившись из цепких рук Марволо, Лейла сжала кулаки и повернулась к нему с маской вселенского спокойствия, которая вот-вот треснет. Тот расслабленно улыбался и спокойно осматривал её с ног до головы. Развернувшись, она побрела вдоль стен, ища столь ценное сокровище. Горящие свечи неприятно ослепляли, заставляя картинку перед глазами блестеть. Подбежав к рыцарю, облазив со всех сторон и поняв, что кольца не было, Лейла ощутила, как внутри что-то сломалось. Кусая губу и не давая истерике завладеть сознанием, она прошла вперёд, и стала осматриваться внимательнее. — Ты, вроде, говорила, что не пойдёшь никуда, — холодно отчеканил Марволо за спиной. — И да, кабинет Трансфигурации в другой стороне, если ты вдруг забыла. — Не забыла, — тихо ответила Лейла, неспособная на большее. С каждым шагом ноги ослабевали, а сердце пропускало удар. — Тогда что же ты ищешь? — Выручай-комнату, — шмыгнув носом от холодного ветра, тянувшего из открытого окна и продувающего насквозь, ляпнула она и тут же добавила: — Кабинет стал слишком маленьким. — Может, это лишь школьная легенда, — забавлялся Марволо, облокотившись на стену. — В каждой выдумке своя доля правды, — засовывая дрожащую руку в карман мантии, отозвалась Лейла. Нигде: нет золотого свечения, нет золотой цепочки. Сзади послышался тихий смешок, и тишину разрезал бархатный голос: — Я не такой наивный, как ты думаешь, Харрисон. Думаю, ты кое-что потеряла, — замерев и медленно обернувшись, Лейла с нечитаемым выражением уставилась на руку Марволо, где на цепочке из стороны в сторону крутилось кольцо. Её кольцо. Мерлин, оно здесь. Тихо выдохнув, она опустила плечи и медленно двинулась на встречу Марволо, стоявшего у стены с довольной улыбкой. — Странный у тебя браслет, да, соответствует кольцу, но такой большой, — задумчиво протянул он. — Может ты, конечно, обворачиваешь эту цепочку вокруг запястья несколько раз, но мне захотелось продеть туда кольцо. Да, — усмехнулся Марволо, горящим взглядом смотря ей в глаза. — Блэк с Долоховым нашли, сказали, что кто-то не очень хороший подслушал их разговор. — Марволо… — голос слегка дрогнул, и она беззвучно прочистила горло. — Скажи мне, что ты его не надевал. — Ч… что? — переспросил он, слегка растерявшись. — Это семейная реликвия, поэтому, пожалуйста, скажи, что ты его не надевал, — сказав чистую правду, шептала Лейла, подходя ближе. — Реддл! — А что, если надел? — хитро прищурился Марволо, и она поняла, что тот лишь играется. — Ладно, — усмехнулся он, — Не брал его. Мало ли, какие проклятия ты на него наложила. С души резко упал камень: Лейла тихо выдохнула и на секунду заглянула ему в глаза. Блестящие, опасные — она попала. Лейла потянулась за украшением, но Марволо с лёгкостью вытянул руку с цепочкой и усмехнулся, потому что был выше. — Ты же знаешь, я не люблю ложь, — развлекаясь, протянул он. — Ты сказала, что после отбоя никуда не пойдёшь, и… ох, какая неожиданная встреча, — улыбка резко слетела, вдребезги разбиваясь и оголяя убийственный взгляд. — Помимо прогулок, ты услышала то, что не должна была. — Марволо, отдай мне мои вещи, — уверенно, разделяя слова, произнесла Лейла, вставая на носки. Палочку же взять с собой не додумалась. Он глядел на неё свысока, и поднимал руку выше, играясь. Она не намерена была его развлекать, но ради кольца смягчилась, попытавшись не выдавать волнения. — Пожалуйста. — Нет, — холодно и насмешливо, при этом с совершенно равнодушным лицом. — Оно пока побудет у меня… — Нет, ты не понимаешь. Это семейная реликвия. Ты не моя семья, соответственно, не хранишь его. Поэтому, будь добр, отдай… — Думаю, что сяду вечером и всё-таки примерю, — Лейла сглотнула. — Оно красивое, что внутри, кстати, написано? — Марволо… — Я сказал, нет! — рявкнул он, заиграв желваками и медленно выходя из себя. Только терпение Лейлы лопнуло быстрее. Она резко пригнулась и юркнула ему за спину: ловко выхватила палочку и заломила вторую руку. Подняв её выше и услышав сдавленный стон, она безжалостно надавила локтем на позвоночник и заставила его согнуться пополам. Незамедлительно вырвав из сжатого кулака цепочку, пряча ту в карман, Лейла наклонилась к уху Марволо, понимая, что долго его не удержит, и прошипела: — Я тебя попросила, ты решил со мной поиграть. Вот только это не смешно. Я не хотела этого делать, ты меня вынудил. Не угрожаю, просто говорю, что лучше не видеть меня в гневе, — с расстановкой сказала та. Почувствовав, как ладони жжёт, она отпрянула, и Марволо с силой вжал её в стену. Выхвативший палочку, он прижал её к горлу Лейлы и наклонился к лицу. Она замерла с нечитаемым выражением, наблюдая за тем, насколько страшным был его взгляд: глазницы налились багрецом с яркими искрами и, впиваясь в душу, готовы были вырвать внутренности с потрохами. Марволо громко дышал, на шее вздулась вена, но он продолжал смотреть в глаза и медленно уничтожать. — Больше никогда так не делай, жалкая ведьма, — прохрипел тот, касаясь губами уха. В окно рядом врезался большой комок снега. — Или очень сильно пожалеешь. Поверь, Круциатус — не самое интересное, на что я способен со своей фантазией. Резко отстранившись, Том, не оборачиваясь, сжал челюсть и зашагал прочь, подальше от тупого запаха деревьев, водоёма и цветов. Он не выдержал и сорвался — в одиннадцать вечера на Пожирателях. Потому что показывать слабость и эмоции Харрисон Том не желал — пусть подавится. Всю ночь он вертелся в кровати и шумно вздыхал, теряя контроль каждый раз, как вспоминал, что ведьма ему угрожала. Никто не смел этого делать, особенно она. Поэтому наутро Том встал с чёткой целью высказать всё неугомонной ведьме и самому вновь поставить её на место. Он терпеливо ждал совместных уроков, которых по расписанию было пять, причём подряд, приготовив шикарную речь, дабы заставить её усомниться в своих возможностях. Только Харрисон не пришла. Ни на один из них.