Плейлист на главу от меня (постаралась расчитать время и подставила каждой сцене нужный трек): https://youtu.be/otyTHa6O1sU
Холод. Могильный холод лёг на плечи Лейлы, грубо впился ногтями в кожу и коснулся сухими губами мочки, сладко нашёптывая: «Смотри». Прикрыл ей рот, ожидая сдавленного крика, легонько пинал под коленки в надежде, что ноги дрогнут и она повалится на грязный пол. Лейла стояла посреди Большого зала и чувствовала, как горячая слеза стекает по щеке, видела, как медленно та падает на пол и мешается с засохшей кровью. Помещение было забито людьми, но почти никто не смел говорить: эхом отдавались шёпот и тихие всхлипы, разбивались об стены и громко звенели в ушах. Лейла видела много смертей — много даже для своего реального возраста. Пыталась абстрагироваться от прошлого, но никогда не забывала блеск острого меча, под которым растекалась алая лужа, бурлящую в венах кровь и ноющие суставы. Она убивала быстро и почти безболезненно: на лице никогда не было сожаления — в зеркале глаз Гэндальфа видела, как блестят её, как их затмевает жгучая ненависть. У эльфов была веками выработанная техника стрельбы из лука, лёгкость в каждом движении, гномы никому не уступали в коротких забегах с секирами, которыми могли за секунду снести несколько голов, а люди искусно дрались верхом на конях. Лейлой же руководил долг — желание мстить, защитить Гэндальфа и больше никогда не попасть в темницу. Вероятно, из-за этого она никогда не сможет искупить грехи, ведь на её руках мёртвым грузом висело огромное количество смертей. Она не соврала Марволо — Лейла действительно оборвала жизнь стольким людям, сколько находилось в замке, однако это касалось только их. Эльфов и гномов нападало на неё гораздо больше и чаще, и смерть других уже давно не казалась ей страшной. Только не сейчас. К горлу подкатила тошнота, а ноги медленно вели её вперёд, пока глаза неотрывно следили за склонившимися над телами людьми. Большой зал стал пристанищем мёртвых — тех, кто сражался за Хогвартс и погиб от рук Пожирателей Смерти. Гадкие собаки, плюющиеся ядом за спиной Милорда и скулящие под его убивающим взглядом. Лейла помнила отрезанные головы врагов, отрубленные конечности, валяющиеся на поле — но ничего из этого не пугало так, как смерть невинных людей из-за чьей-то мании господства. Она узнала много информации: пока могла спокойно дышать, расспросила у сильно постаревшего Слизнорта о Волдеморте и его приспешниках, выведала, почему тот гнался за Поттером… Все ответы были короткими, неживыми — сплошная констатация фактов, но даже они смогли довести её до мысленной истерики. Когда она узнала, что Волдеморт создал семь крестражей, уничтожение которых несколько раз чуть не убило Поттера с друзьями, живот скрутило в тугой узел. Этот сумасшедший зверь — по-другому Лейла назвать его не могла, настолько обезумел от идеи стать бессмертным, подчинить магический мир и истребить всех маглорождённых, что расколол душу на семь частей… и сейчас весь зал был в трупах только из-за него: профессора, ученики, их родители стояли на стороне Поттера — Мальчика-который-выжил, до конца, не желая преклоняться перед убийцей. Сопротивление было равносильно смерти. Тела лежали на носилках на грязном полу. Руки были красиво сложены на животе, глаза прикрыты. Разорванная одежда, порезы, следы проклятий, тёмной дымкой кружащей над мёртвыми: на бледной коже выступали иссиня-чёрные сосуды, а на губах застыла безмятежная, короткая улыбка. Когда в Большой зал на носилках стали заносить ещё одну группу людей, Лейла резко отвернулась и побежала прочь. Сделала она это зря. Школа была разгромлена: на лестнице под пыльными завалами камней лежали волшебники, медленно истекая кровью, портреты были разорваны, стёкла выбиты, все рыцарские скульптуры раздроблены на куски. Никто не видел Лейлу, а она словно проглотила язык, не желая что-либо спрашивать. На лицах проходивших виднелось столько боли и засохших слёз, что она начала задыхаться и давиться слезами. Через пятьдесят лет этот мир потеряет право на нормальное существование, потеряет право на свободу и будет заперт в клетке, охраняемой собаками Лорда. На дрожащих ногах выйдя на улицу за потрёпанными людьми, она обомлела: не чувствовала, как через неё бежали люди, как рядом падали груды камней. Хогвартс — место, в котором спустя столетия она нашла хоть что-то тёплое. Веселье, нужную информацию, отдых и эмоции — Мерлин, за столько лет она наконец стала улыбаться искренне! И сейчас это место разваливалось на глазах. Защитная плёнка над замком трещала, сгорала и стремительно исчезала, осыпаясь на землю пеплом. Холодный ветер дул в лицо и разносил запах смрада, гнили и крови — запах Смерти. Догорал разрушенный школьный мост, главный двор был уничтожен. Дым от огня щипал глаза, арки осыпались, дубовые двери были уничтожены, и на кирпичной земле лежали ошмётки школы. Когда ближе стали подходить Пожиратели, Лейла готова была потерять сознание: во главе плавно, держа спину и гордо вскинув подбородок, шёл Волдеморт. «Это раньше было человеком», — пискнул голос в сознании, пока она медленно двигалась ему навстречу. Рядом с ним скользила змея и, шипя, напоминала хозяина. Его красные глаза убивали остатки храбрости, острыми ногтями вырывая органы с потрохами, а приподнятые уголки губ, открывавшие вид на чёрные клыки, заставляли провалиться под землю. — Гарри Поттер… — Лейла судорожно выдохнула, услышав его тихий, шипящий голос. Во дворе образовалась напряжённая тишина, пока он глухо выдохнул и прошипел: — Мёртв! — Нет?! Нет! — охрипшим голосом кричала Джинни Уизли, вырываясь из рук Долгопупса. Увидев за Пожирателями огромного великана, несущего на руках чьё-то тело, Лейла сглотнула и от душераздирающего крика захотела сжаться на месте. Поттер. Тот, за кого сражалась тысяча людей, был мёртв. — Молчать! — прикрикнул Волдеморт, с лёгкостью бросив заклинание в рыдающую Уизли. — Глупая девчонка, — процедил он и, вмиг нацепив короткую улыбку, спокойно обратился ко всем: — Гарри Поттер мёртв, и с этого дня вы будете подчиняться только мне! — он хрипло рассмеялся и повернулся к Пожирателям, раскинув руки. — Гарри Поттер мёртв! — с их стороны послышался громкий хохот, и Волдеморт не удержался, уродливо загоготав. «Он жив», — тут же прошептал воздух. «Он дышит». Но это никак её не радовало — Лейла продолжала подходить к Волдеморту и рассматривать его. Отвратительный тиран, способный с каменным лицом убить сотни людей без надобности. Жестокое существо, одержимое идеей господства и не имеющее никакого права на это. Лейла смотрела в его змеиные зрачки, еле сдерживая злость и страх, и наблюдала, как бледная, полумёртвая кожа, казалось, осыпается. Словно фарфор, та трескалась над веком, на лысой голове и белых руках, что выглядело отвратительно. Не хуже, чем орки, но это ведь был человек. И как только она хотела высказаться ему в лицо, даже если он не услышит, из рук великана быстро вывалился Поттер и, подхватив чью-то палочку, встал напротив Лорда. Под громкие вскрики тот дёрнулся и в мгновение вытянулся, рассвирепев. Всё закрутилось по новой: рядом подорвали столб, ломая северное крыло замка, засверкали смертельные лучи. Красный и зелёный — цвета, оборвавшие жизни пятерых учеников на глазах Лейлы. Их яркие глаза в последний раз блеснули и покрылись белой плёнкой, после чего тела обмякли и с глухим хлопком упали на землю. Лейла стояла на середине двора и со слезящимися глазами смотрела на разрушение Хогвартса: она не верила, что подросток сможет победить голодного зверя. Знала на опыте — сильный волшебник с одержимостью власти будет биться до конца, и сила его будет непобедима. Лейлу ослепляли вспышки, от бешеных криков и истерического смеха Беллатрисы грудь сжималась в тиски, но она продолжала стоять. Заклятия летели сквозь неё, никто к ней не подходил, и от этого становилось ещё хуже. Ведь её словно оставляли в кошмаре подольше специально — чтобы Лейла посмотрела, как выглядело будущее, пока она ничего не предпринимает и не хочет его менять. На лице её расплылась истерическая улыбка, а из горла вылетел хриплый смех. Она не супергерой, никогда не была и не хотела им быть. Уже в сотый раз Лейла понимала, что может отправиться на уничтожение кольца и умереть, не справиться и погубить свою землю, так и не дожив до этого чёртового будущего. Так какого орка это всё с ней происходило?! Зайдя за угол, Лейла обессиленно упала на колени и услышала рядом громкое шипение. Подняв голову, она вздрогнула и встретилась со сверкающим взглядом огромной змеи. Та красиво выползала из разгромленного коридора, шурша тёмной чешуёй, с лёгкостью пригибалась к земле, когда в стену летело очередное заклятие, и угрожающе шипела. «Хозяин приказал убит-т-т-ь вс-с-с-ех», — зашипела она, нагло вторгаясь в измотанное сознание Лейлы. Змея поднялась на уровень её лица и заинтересованно осмотрела, скользнув за спину. Лейла пошатнулась, когда та взобралась на плечо и медленно развернула к ней голову. «Но вы моя нас-с-стоящая хозяйка. Вс-с-сегда были… Вс-с-сегда будете…» — беззвучно высовывая язык, шептала в ухо та. Перед глазами Лейлы стали появляться чёрные пятна. Она попыталась хрипло прокашляться и втянуть побольше воздуха, но поняла, что была сжата в змеиное кольцо. «Жаль, что вы не умеете мной управлять… как жаль…» — под натиском змеиного туловища из лёгких вышел последний воздух, и с плевками змея впилась острыми клыками в шею. Тело пронзило сотней шипов, конечности онемели, и осталась лишь жгущая, невыносимая боль. Перед глазами всё потемнело, словно высосали все цвета, резко пересохло горло, и ледяная цепочка с кольцом больно врезалась в кожу. По шее стала стекать горячая, обжигающая кровь. — Бомбарда Максимум! — истошный крик Лейлы перекрыл звук взорвавшейся у лица стены, и когда змея скрылась за углом, она отлетела в сторону к разбитому окну. В горло словно попали осколки стекла, разодрали глотку и порезали язык, стараясь залезть ещё глубже. Во рту появился металлический привкус, и Лейла, задыхаясь, резко поднялась на локти. Раскрыв глаза и оглядевшись, она увидела пустые койки и вдохнула запах вонючих зелий. Больничное крыло встретило Лейлу уже как старую знакомую. Стараясь не делать резких движений и не дышать, хотя сердце билось с бешеной скоростью, она раскрыла рот и попыталась прокашляться, тут же об этом пожалев. Из глотки действительно стал вылезать осколок, царапая язык и стенки горла. Замерев, Лейла с отвращением, но аккуратно залезла пальцами в рот и медленно вытащила стекло, наблюдая, как на ладони от него растекается и прилипает к коже кровь. По мокрой спине прошёлся табун мурашек, и она, ещё пару секунд задумчиво разглядывая находку, положила осколок на тумбочку. Почти вернувшись в горизонтальное положение, Лейла резко повернула голову обратно на тумбу и удивлённо ахнула. Посмотрев на пол, она сощурилась и поднялась с кровати. Только сейчас она заметила, что по всему лазарету валялись осколки, и было очень и очень холодно. Однако внутри ей было так спокойно, так легко, будто никакого кошмара она только что не видела, и это были лишь очередные посиделки у окна в своей комнате. Наверное, пребывание в лазарете успокаивало её — Лейле действительно за все три месяца не было так тепло и хорошо как сейчас. Заметив, что выход из Больничного крыла был завален, и теперь в пыли разгорался огонёк, дымясь над потолком, Лейла приподняла брови и поднялась с кровати. Холодные осколки щекотали босые ноги, и она даже тихо хихикнула, неотрывно смотря на играющееся пламя. Оно завораживало: огонь опалял лицо, сверкал искорками и играл с развалинами, медленно сжигая дубовые двери под грудой камней. Внезапно Лейлу грубо взяли за плечи и ударили по щеке. Она взвизгнула и поморщилась, когда перед глазами появился злой и напряжённый лик воздуха. «Что с тобой?! Убираться отсюда надо, а ты к огню подходишь!» — кричал он и попутно рассматривал её недовольное лицо. — Тсс… ты чего так кричишь? — прохрипела Лейла и чуть не задохнулась, сплюнув кровь. Под сорочку залетел холодный ветер, и, развернувшись к окну, она прищурилась — стёкла были выбиты во всём лазарете. Когда огонь стал щекотать пятки, Лейла посмеялась и двинулась к тумбочке, чтобы взять палочку. Подняв голову, она засмотрелась на красивое, чёрное небо с искрящимися неподалёку молниями — в нём скрывались тысячи секретов и тайн, прятались затаённые обиды, и именно ему высказывали все страхи. Холодный ветерок бодрил, и Лейле внезапно захотелось помечтать с видом на ночное небо, поэтому она не смогла сопротивляться желанию. Чувствуя, как слабо в ступни врезались осколки, Лейла ещё раз улыбнулась и запрыгнула на подоконник, чуть покачнувшись. — Ой, — прошептала она, неловко поправив задравшуюся на ветру сорочку. Снег летел на ресницы, мочил волосы, из-за тёмных туч виднелась луна, смотрящая прямо на Лейлу, а вдалеке сверкали молнии. Лейла не сдержала восторженного вздоха и решила немного осмотреться. Оказалось, она стояла наверху башни, пока под серебристым лучом внизу переговаривались ученики. Вернувшись к ним взглядом, Лейла заметила, что все стояли в пижамах и о чём-то напряжённо спорили. Одна из макушек детей дёрнулась вверх, и она без проблем узнала Кайю. Длинные золотистые локоны обрамляли острое лицо. Большие карие глаза, спрятанные под завитыми ресницами, всегда блестели, а пухлые губки расплывались в улыбке. Красивая. Кайя была очень красивой девочкой, которая, если не будет равняться на сестру, станет прекрасной, умной и хитрой девушкой. Когда их взгляды пересеклись, первокурсница выпучила глаза и замерла, дрогнувшей рукой указав на Лейлу. Она помахала ей с мягкой улыбкой и услышала с поляны громкие крики, после чего расслабленно вернулась к прекрасному небу. По венам растекалось тепло, а все мучающие мысли словно выветрились. Ум и сердце озарились необыкновенным светом: всё волнение, сомнение, вечное напряжение как бы умиротворились разом, разрешились в какое-то высшее спокойствие, полное ясной радости и надежды. «Так всё, хватит играть! Слезаем, пробиваем дверь заклинанием и выбегаем на улицу. Да даже я готов помочь, только пошли быстрее…» — ветер схватил её за талию и попытался снять с подоконника, но она лишь ударила кулаком в сторону, отгоняя его, и слегка покачнулась, ударившись о стекольную раму. «Чего-то они странные какие-то», — подумала Лейла, выдёргивая из виска въевшийся осколок. Скинув его вниз, она вытерла руку с засохшей кровью о белую сорочку, и широко улыбнулась. Как же хорошо…***
— Что эта чокнутая делает?! — Заткнись! — дрогнувшим голосом рявкнул Лестрейндж на Эйвери, продолжая медленно подходить ближе к башне. Том не смотрел на него, но очень хорошо ощущал его страх вперемешку со злостью и шоком, оттого ещё больше напрягся сам. Харрисон продолжала стоять в оконной раме и, словно в первый раз, рассматривать свою палочку с неподдельным интересом. Том осторожно подходил ближе, без слов вызвав Пожирателей и приказав им делать то же самое, но расслабиться так и не мог. Как натянутая струна, готовая вот-вот порваться, он стоял и неотрывно следил за каждым движением Харрисон, держа палочку наготове. Том был уверен, что не знал и половины о ней, но всё равно чётко понимал — она бы точно не решила убиться из-за нерешённых проблем. Осознавал, что та предпочитала быть серой мышью и для привлечения внимания таким бы точно не занималась, поэтому понимать происходящее категорически отказывался. В голове жужжала сотня мыслей, и выловить хотя бы одну достойную он не мог: одним действием Харрисон сломала и разнесла все его идеально выстроенные полки, по которым Том разложил идеи, информацию и цели. Всё кануло в бездну, стоило только этой несносной ведьме покачнуться на подоконнике. Внутри вспыхнула злость на самого себя — ему не должно быть до неё никакого дела, ведь после её смерти Том смог бы забрать книгу о крестражах. Из-за этой мысли он даже на секунду остановился и задумался, но, когда увидел сверкнувшую рядом молнию, снова пропустил удар. Сохраняя спокойный и расслабленный вид, Том обходил ошарашенных школьников и мысленно считал шаги до места, где заканчивался щит и куда могла упасть Харрисон. — Там пожар! — сдавленно всхлипнула Пасагалья, и в окнах лазарета засверкало пламя, пока на улицу стал выползать едкий дым. Харрисон даже не обернулась: с улыбкой на лице она подняла руку с палочкой и, завороженно выдохнув, совершенно спокойно отпустила её. Подул холодный ветер и тут же подхватил палочку, закружив её в метели над поляной. С подоконника осыпалась пара осколков, а Харрисон замерла, медленно опустив руку и всмотревшись в небо. — Нет… — прошептал Лестрейндж и застыл, боясь сделать неверный шаг. Над головой внезапно грянул гром, и как только Том сглотнул, яркая молния ударила прямо в окно Харрисон. Оконная рама рассыпалась вдребезги, с верхней части башни послышался треск: Харрисон с такой же блаженной улыбкой покачнулась и, взглянув под ноги, резко сорвалась вниз. — Живее! — охрипшим голосом рявкнул Том и первым ринулся за защитный купол. Эти чёртовы чары не пропускали магию, и ему пришлось бежать через сугробы, лишь бы успеть поймать. Молния, ударившая в окно, была слишком яркой, из-за чего вовсе невозможно было увидеть, куда она попала. Может, в подоконник или стену, а может… в Харрисон. Том дёрнул головой и тихо выдохнул, отгоняя дурацкие мысли. Харрисон стремительно летела вниз, пока ему в лицо бил ветер, а зубы скрипели от быстрых вдохов и выдохов, коченея от ледяного воздуха. Когда до земли ей оставалось несколько метров, все пятеро одновременно вылетели за купол и выставили палочки. — Сейчас! — рявкнул Том, и в Харрисон полетели серебристые лучи. Свечение заскользило по её телу и медленно, словно играясь с его терпением, стала очерчивать её фигуру. В метре от земли она резко замерла, после чего подпрыгнула в воздухе, взмыв вверх, и перевернулась на спину. Том утробно рыкнул, забыв, что силы Пожирателей гораздо слабее его, и, снизив мощность заклинания, быстрым уверенным шагом подлетел к Харрисон и взял ту на руки. — Найдите её палочку, — сухо бросил Том, окинув застоявшегося Лестрейнджа мрачным взглядом. Как только он отвернулся от пялившейся на представление толпы, закрыв собой Харрисон, Том сглотнул, сжал челюсть и осторожно приложил ухо к её груди. Глаза Харрисон были плотно закрыты, по рукаву его мантии уже стекала её кровь, но он не обратил на это внимания и спустя минуту тихо выдохнул ей в шею. Жива. Харрисон еле ощутимо дёрнулась и поморщилась. Будто ничего не произошло: будто она не истекала кровью и не летела вниз с блаженной улыбкой на лице. Стеклянный и шокированный взгляд Тома замер на её алых губах, что слегка подрагивали от сопения, после чего он вспомнил о её внешнем виде. Быстро укутав полуголую ведьму в зимнюю мантию, он простоял неподвижно ещё несколько минут, приходя в себя. Том соврал бы, если бы сказал, что не шокирован произошедшим, поэтому как можно скорее обязан был всё узнать. Он не верил, что она так легко отделалась: что не упала в обморок и при соприкосновении с молнией не умерла. Однако больше этого он был просто зол. Всмотревшись в её безмятежное лицо, Том лишь крепче перехватил её под коленками и грубо прошипел в ухо: — Если ты и умрёшь, то только от моей руки. — … Да, да, и Том со своими друзьями только что поймали её! — он резко переменился в лице и, обернувшись, совершенно спокойно посмотрел на приближающихся профессора Слизнорта и Бири, во главе с заплаканной мадам Помфри. — К сожалению, мы восстановили только западное и северное крыло, к лазарету они дойдут только через минут двадцать, — осматривая Харрисон, плотно завёрнутую в мантию и на глазах Тома размазывающую кровь по его белой рубашке, печально заявил Слизнорт и поднял голову, оценив ущерб горящего Больничного крыла. — Но на ваши флаконы с зельями действуют защитные чары, верно? — коротко улыбнулся он мадам Помфри, чем вызвал очередной всхлип. — Мне срочно нужно попасть туда и взять нужные зелья! Срочно нужно отнести Лейлу куда-нибудь в тёплое место, иначе она второй раз окоченеет, и выбрать все осколки, осмотреть и… — Слизеринские комнаты как раз в подземельях, где не было пожаров, и не треснули стёкла, — заявил внезапно прибывший Лестрейндж с волнением в глазах. Том холодно оглядел его и вопросительно выгнул бровь, но он лишь коротко кивнул в другую сторону и выжидающе уставился на профессоров. — Туда уже скоро вернётся факультет, — ровным тоном проговорил Том, наблюдая за подходящими к ним Уайтом и Круз, которые до этого держали детский щит. — Будет много шума, ненужных сплетен и мало места. — И что ты предлагаешь, мой мальчик? — напряжённо поинтересовался Слизнорт, пока он уже думал, как быстрее убраться от раздражающих учеников. — Я могу уступить вам свою башню, мадам Помфри, — Том вежливо улыбнулся и пояснил: — Лазарет будут восстанавливать достаточно долго, а моя спальня с небольшой аптечкой и неразбитыми стёклами как раз находится в северном крыле. Думаю, я смогу вам хоть немного помочь, мисс Харрисон сможет восстанавливаться в теплой гостиной, не мешая моему личному пространству. И не нарушая никаких правил. — Ох, это было бы чудесно! — взвесив все за и против, воскликнула она и активно закивала головой, двинувшись к замку. Профессора немного отошли, успокаивая детей, а группка когтевранцев быстро оказалась возле Тома. Только он успокоил нахлынувшее раздражение, как Уайт приблизился непозволительно близко и холодно сказал: — Ты не понесёшь её к себе. Откуда мы знаем, что ты с ней собираешься сделать? — вспылил тот, заставив Тома сдержать смешок. — Мадам Помфри согласилась. Я лишь выполняю свои обязанности, — спокойно ответил он, еле заметно склонив голову набок. Пришло время отомстить Уайту той же монетой. — И это далеко не первый раз, когда Харрисон находится в моей гостиной, — о подробностях он решил умолчать, но даже так произвёл на когтевранца должный эффект. Минута ушла на то, чтобы осмыслить сказанное, после чего Уайт нахмурился и ещё настойчивее протянул к ней руки. Однако внезапно Круз, которая вовсе не была удивлена сказанному, остановила его и, ещё пару секунд проницательно вглядываясь в лицо Тома, коротко кивнула. Она подала палочку Харрисон и спокойно произнесла: — Она, если что, сейчас замёрзнет.*
В течение получаса Том наблюдал, как Помфри мечется по его гостиной, где за несколько секунд до открытия портрета чудным образом появился диван, и не перестаёт благодарить его за доброе сердце. — Это всего лишь мои обязанности, — очаровательно улыбаясь, повторял Том, не отрываясь от лица Харрисон. На белой сорочке не осталось ни одного кровавого следа, хотя лицо было в царапинах, а ноги подрагивали, когда Помфри выдёргивала осколки. Том неохотно поддерживал беседу с целительницей и читал книгу, стараясь закрыть лицо, полное удивления. Как можно было не чувствовать, насколько глубоко столько стекла врезалось в босые ноги, до него до сих пор оставалось одной из сотни загадок по поводу Харрисон. Исподлобья он рассматривал её дымчатые волосы, сжимающуюся моментами челюсть, хмурившиеся брови и каждый раз отдёргивал себя, осознавая, что пялится на ведьму дольше положенного. Когда последним из пунктов Помфри решила проверить её горло, по гостиной раздался шокированный вздох и очередное копошение в его аптечке, которую она поклялась пополнить и где лежала только часть зелий. Те, о которых целительнице знать было не обязательно, покоились в чёрном, сливающемся с гардеробным шкафом чемодане. Том непринуждённо встал, подойдя к полке с книгами, и сощурился, пытаясь незаметно разглядеть проблему. Когда Харрисон оплевала салфетку кровью, он, наконец, осознал — осколок разодрал ей горло. «Хотя бы день будет молчать», — улыбнулся Том, мечтая, как выскажет всё, что о ней думает. — Спасибо, Том, ты очень хороший мальчик. Но уверена, мы с профессорами сможем найти хороший ночлег для Лейлы, чтобы не напрягать тебя, — в десятый раз завела шарманку Помфри. — Всё отлично, мадам, — склонив голову, устало улыбался он. — Мисс Харрисон не будет мне мешать, лёжа в гостиной, и, если она проснётся раньше времени, я в первую очередь оповещу вас. Мы ведь взрослые люди, а я староста школы. Это мои обязанности — помогать. — И всё же!.. — пальцы еле заметно зашевелились, голова склонилась набок, и нечитаемый взгляд проник в её дрогнувшие зрачки. — Я настаиваю, не хочется, чтобы из-за переноски раненного тела, появились затруднения. Только после этого она кое-как успокоилась и, наконец, скрылась за портретом. Признаться честно, порой было отлично понимать, что школьной администрации абсолютно всё равно на старших школьников. У них было слишком много забот, да и кому какая разница, что произошло с одной ученицей, когда опасности подверглась вся школа. Улыбка резко сошла с его лица, и, взмахом палочки подняв тело Харрисон, Том спокойно понёс его в спальню. Он не собирался остаток ночи при любом звуке бегать в гостиную и наблюдать за так называемой больной, поэтому аккуратно опустил её на край кровати, где обычно не спал, и принялся читать найденную в углу библиотеки книгу. Спать уже давно не хотелось, тем более, когда была возможность найти нужную информацию, из-за чего он без остановки прочитал десять страниц. Однако поняв, что возвращается к первой строке уже несколько раз, устало прикрыл учебник. Всё это время взгляд невольно возвращался к спящей и иногда ворочавшейся Харрисон. Раздражённо выдохнув, Том развернулся к ней: по комнате разносилось тихое сопение, играющееся со свечой. Иногда она по-детски морщила нос и хмурилась, но положение почти не меняла. Смяв одеяло и откинув его в сторону, она поджала одну ногу и упёрлась перебинтованными пальцами в коленку второй, растягивая подол сорочки в стороны. Том резко отвёл взгляд и презрительно фыркнув, взмахом пальцев накинул одеяло ей на ноги обратно. Только недавно он узнал, что скрывалось под огромными платьями, и на мгновение даже улыбнулся: подтянутая фигура со стройными ногами, маленькой грудью и изящной талией — это была настоящая Харрисон. Однако ударить могла сильно, даже очень. Вернувшись к ней взглядом, Том заметил, как одна рука свисала с кровати, еле шевеля тонкими пальцами, а забинтованной второй та придерживала себя за талию, где находилась цепочка. Он ещё ни разу не видел, чтобы кто-то носил украшения таким странным образом, но в норвежские традиции лезть не собирался, вовсе не интересуясь этим. Том снова попытался вернуться к книге, но, когда комната пропиталась лесным ароматом, понял, что рядом с ней не может сосредоточиться. Клацнул челюстью, прикрыл книгу и, беззвучно придвинув стул ближе к кровати, вгляделся в лицо Харрисон. Уже в сотый раз она доказала, что действительно обходилась без чар красоты: на уроках, в лазарете, на ночных прогулках и во сне — всегда Харрисон была одинакова. Заставляла Тома злиться и сжимать кулаки от осознания, что она действительно была красива. Многие не обращали внимания, а часть учеников внешность Харрисон просто отпугивала. Том часто слушал их мысли и многого не понимал — от этого раздражался ещё сильнее. Он не привык чего-то не понимать. Остальные считали, что фарфоровая кожа была слишком бледной и блестящей при свете, черты лица чересчур острыми, а серые глаза холодными и порой неживыми. Один, казалось, скучающий и равнодушный взгляд заставлял их невольно вздрагивать и отворачиваться. Большинство верило лжи — они думали, что у неё красивая улыбка. Том даже готов был засмеяться: настолько забавно наблюдать за театром, который Харрисон устраивала, ведь на людях она никогда не улыбалась искренне. Она вообще редко улыбалась. Однако странность ситуации заключалась в другом — своей внешностью Харрисон манила Тома только сильнее. Окутывала верёвками и водила за нос, хотя главным всегда оставался он, пока не начинал засматриваться ей в глаза. Когда они, как и Харрисон, молчали, смотря на него со скользким равнодушием, внутри всё сворачивалось, и очень хотелось задушить её, чтобы больше никогда не смела так делать. Когда спокойно осматривались или бегали по книжным строчкам, Тому становилось легче самому. При блеске искренней радости ему хотелось поиздеваться и забавы ради смыть усмешку с её губ. Но когда эти серые глаза сверкали от злобы или раздражения, Тома распаляло изнутри и одновременно завораживало. Это была её защитная реакция, ведь Харрисон никогда не плакала и не жалела себя, поэтому Том так любил выводить её из себя — чтобы снова посмотреть на это представление. Помотав головой, он устало выдохнул и заправил её дурацкую прядь за ухо. Всегда поражался, как две пряди, обрамлявшие лицо Харрисон, никогда не лезли на лицо, но предпочитал молчать. Так же часто задавался вопросом, почему она никогда не развязывала маленькую тугую косу, но заканчивал так же — молчал, ибо Харрисон вообще редко отвечала на вопросы. Одним щелчком очистив стол и спрятав книги, Том повернулся на её сдавленный стон и закатил глаза. Дурацкая прядь словно игралась с его терпением, снова заслонив её лицо. — И вот… ты в моей комнате. Опять, — мрачно выдохнув, тихо проговорил он. — Снова твоя жалкая жизнь в моих руках. Один мой шаг, и тебя нет… Но просто так ты от меня не уйдёшь. Лейла… — еле слышно, будто пробуя на вкус, произнёс Том и вмиг замер. Потянувшись к её лицу и заправив прядь, он случайно соприкоснулся с её рукой. Поморщившаяся Харрисон тихо выдохнула, сжалась в клубок и еле ощутимо взяла его за руку. Тёплые пальцы коснулись ладони и мягко задели его кольца, после чего прошлись по покрывшейся мурашками коже и стали медленно скользить обратно. Спустя пару минут растерянный взгляд Тома оживился, и, неуверенно посмотрев вниз, он аккуратно сплёл их пальцы, не давая её руке снова повиснуть над полом. Казалось, на душе не могло стать ещё спокойнее. Так только казалось: при соприкосновении Тёмная аура Тома и Харрисон рассеялась окончательно, давая шанс насладиться непривычной лёгкостью и глубже вдохнуть. Просидев с нескрываемым удивлением несколько минут, большим пальцем он осторожно погладил Харрисон по коже и заметил, как во сне она коротко улыбнулась. Ведьма чуть крепче сжала его руку и медленно перевернулась на другой бок, вынудив Тома дёрнуться и привстать, не разрывая связи. Ещё мгновение он стоял над Харрисон и холодно осматривал её глубокую царапину у виска, медленно решаясь ложиться спать. Однако резко с гостиной донёсся стук в дверь: Том нехотя отпустил её руку, раздражённо накинул мантию и быстро спустился с лестницы, еле сдержав желание хлопнуть дверью спальни. После его согласия портрет отъехал, и он, не скрывая вопроса, уставился на сонную Круз. Странная с первого курса когтевранка безразлично осмотрела его и, сонно хмыкнув, протянула стопку сложенной одежды. — Лейле не захочется ходить с утра в провонявшей зельями сорочке, — спокойно пояснила она. Том, не разворачивая вещей, наткнулся взглядом на знакомое коричневое платье и коротко кивнул. — Передам, — нехотя сказал он и, движимый любопытством, всё же спросил: — Ждала трёх ночи, чтобы прийти? — Нашу часть замка восстановили позже всего, — на мгновение Круз замерла, после чего коротко усмехнулась и покачала головой. — Не нужно лезть ко мне в голову, Реддл. Я ничего не замышляю, просто знаю, что Лейла в любой момент может убежать от тебя, если захочет сама. Доброй ночи. Портрет закрылся, и Том на минуту замер, слушая треск дров в камине. Закусив губу, он ещё раз осмотрел вещи, заглянул в окно, где спокойный снегопад никак не напоминал о разгроме школы, и быстрым шагом добрался до дверей спальни. Взмахом руки потушил огонь, задул свечи в гостиной и тихо положил платье в ванную, подойдя к кровати. Спать из-за Харрисон в кресле или на полу он, конечно же, не собирался — из-за крепкой настойки та проснётся, минимум, к утру. Поэтому быстро надев чёрную тонкую водолазку, закрывавшую Чёрную метку, и серые штаны, Том улёгся рядом. В комнате погасли свечи, и над ухом стало слышно лишь тихое, напряжённое сопение. Харрисон снова отвернулась от него и стала что-то неразборчиво шептать, ворочаясь из стороны в сторону. Том устало выдохнул, взвесил все за и против и, раздражённо фыркнув, нашёл её неперебинтованную руку. Уверенно сплёл пальцы и подтянул Харрисон за талию ближе к себе. — Хотя бы сейчас угомонись, Лейла, — сухо бросил он. В нос ударил приятный запах чистого родника и хвойных деревьев: через пару минут Харрисон успокоилась и прижалась к Тому всем телом, заставив его нервно сглотнуть.***
«Хватит лежать уже, вставай и объясни, что с тобой произошло», — слабо побив Лейлу по щеке, пробурчал воздух. Она лишь сильнее вжалась щекой в подушку и поморщилась, когда из-за одного глубокого вдоха резко заболело всё тело. Тихо простонав, Лейла учуяла запах бинтов и знакомых отваров — мадам Помфри, видимо, лечила то, чего не было. Потому что, как помнилось, она просто потеряла сознание и упала с небольшой лестницы — что-то сломать было бы высшим уровнем невезения. Однако сейчас её волновало другое: обычно после кошмаров Лейла сразу же просыпалась, вскакивала с кровати и громко дышала. Этой ночью сон превзошёл все ожидания: даже в платоническом мире она дрожала, как осиновый лист, с щёк катились слёзы, а в горле застрял большой ком. Честно говоря, она и поверить не могла, насколько ужасным оказалось будущее, когда в сознании невольно всплывали картинки змеиного лица Волдеморта, сотни убитых детей и взрослых, и развалины, в которые превратилась школа. И даже после того, как её укусила змея, и перед лицом взорвалась стена, она не проснулась. Провалилась на какое-то время в темноту, после чего эфиопский шакал — её патронус, бегал за гепардом. Ярко-рыжий волк с чёрной задней стороной ушей и верхом хвоста, с белой грудью, вытянутой мордой и длинными ногами. Одинокий, но хитрый и очень мудрый зверь, как читала Лейла, после удавшейся попытки вызвать патронус, на протяжении всей ночи гонялся за невероятно быстрым гепардом. Тот нырял в кусты, перелетал реки одним прыжком, резко сворачивал и так же внезапно появлялся в поле видимости. Спустя вечность золотистый гепард остановился, громко зарычал и повернулся к шакалу. Словно оценивая, скользнул по нему взглядом и, напоследок сверкнув кровавыми глазами, испарился. После этого её патронус медленно бродил по лесам и пустыням, а она чувствовала небывалое спокойствие. Это было очень странно — хоть она и не была бы готова увидеть очередной кошмар, какие-либо сны тревожили её не меньше. Лейле никогда ничего не снилось, и такие изменения ей очень не нравились. Под сорочку забрался холодный ветер, заставив её поёжиться и замереть. По телу прошёлся табун мурашек, и Лейла резко открыла глаза: её нога, мало того, что была забинтована, так ещё и соприкоснулась с чьей-то холодной кожей. Однако, когда она почувствовала тяжёлую руку на талии и тяжело сглотнула, ощутив свои пальцы, крепко переплетённые с чужими ледяными, сердце пропустило удар. Глаза окончательно открылись и бешено забегали по сторонам: это точно было не Больничное крыло. Тёмно-зелёная стена, сливающаяся с полом, стоящий почти у лица стул и знакомый дубовый стол. На осознание понадобилось несколько минут, но, когда Лейла поняла, что лежит рядом с дышащим в шею Марволо и каждой клеткой тела чувствует его вздымающуюся грудь, захотелось спрыгнуть с башни. Прикрыв глаза и стиснув зубы, она осторожно выдохнула — в последнее время этого слизеринца было слишком много в её жизни. Аккуратно отодвинувшись от Марволо, Лейла натянулась, как струна, и медленно повернулась к нему лицом. В комнате было ещё достаточно темно, но даже так она могла увидеть его умиротворённое лицо: брови были немного нахмурены, веки подрагивали, а растрёпанные угольные волосы спадали на лицо. «Был бы он таким всегда», — невольно подумала Лейла, нехотя отворачиваясь. Её палочка лежала на тумбочке, что хоть как-то скрашивало странное утро, и она с улыбкой потянулась к ней, резко замерев. Одна рука была крепко забинтована, и несколько слоёв повязки окрасились в засохший кровавый цвет. Шестерёнки в голове крутились слишком медленно, и Лейла поспешила спрятать удивление, обращаясь к воздуху: «Почему я здесь?» — тот заливисто посмеялся и чуть не снёс торшер. «Умей отвечать за свои поступки, а не притворяться, что ничего не помнишь», — насмешливо сказал он, но спустя мгновение, заметив на лице Лейлы искренний шок, смутился. «Ты серьёзно не помнишь?» «Последнее, что помню, как упала у теплиц и попала в Больничное крыло… Так…» — не на шутку напряглась она, смотря на не менее встревоженный лик воздуха. «Ну… если честно и вкратце: из-за очередного кошмара ты кричала слишком громко, долго и чересчур… истошно, будто тебе было очень больно. В тот момент была сильная гроза с молниями, и именно тогда ты своим криком выбила во всей школе стёкла». «Мерлин», — не сдержалась она то ли из-за не самого лучшего начала истории, то ли из-за того, что увидела свои перебинтованные ноги. Попытавшись встать, Лейла до побеления костяшек сжала кулаки и с огромным усилием сдержала стон: ноги словно пронзило сотней осколков, грубо впившихся поглубже. Простояв несколько минут и свыкнувшись с болью, она сжала зубы и двинулась к зеркалу, стараясь идти на пятках. «Подожди, пожалуйста», — проскрипела Лейла, стараясь успокоить звон в ушах, из-за которого вовсе не слышала слов воздуха. Ни разу не пискнув, она дошла до зеркала и судорожно выдохнула, проведя пальцем по щеке. На ней красовалась длинная царапина, нижняя губа была рассечена, а у виска виднелась глубокая уродливая ссадина. Одно колено окрасилось в фиолетовый цвет, а на белой рубашке были еле заметны кровавые следы. Хоть лицо не дрогнуло, в горле внезапно пересохло, а в животе завязался тугой узел. Неужели это сделал… Марволо? — Это был не я, — раздался хриплый голос рядом, и Лейла резко вздрогнула, пошатнувшись. До боли знакомые руки уверенно коснулись талии и развернули лицом к расслабленному Марволо. Не успев ничего ответить, она снова ощутила невыносимое жжение в ступнях и вцепилась ногтями в его широкие плечи, с закрытыми глазами прижавшись лбом к груди слизеринца. Лейла держалась за него, как за спасательный круг, казалось, до крови сжимая кожу и тихо, коротко дыша, пока Марволо стоял молча. Спустя пару минут пугающая боль стихла, она восстановила дыхание и, расслабив челюсть, спокойно взглянула ему в глаза. — Ты прекрасно видела, что с твоими ногами, но, конечно же, тебе потребовалось переться к зеркалу. Так что теперь стой и терпи, — сухо проговорил Марволо, холодно осматривая её. Никто из них не сдвинулся с места и не убрал руки: Лейла аккуратно повернулась к зеркалу, где до сих пор стояла одна, и услышала короткий смешок. — И не забывай, что в моей комнате заколдована почти каждая вещь. — Что произошло?.. — не успев договорить, Лейла закашлялась и готова была выплюнуть лёгкие наружу. Зарождалось очень нехорошее чувство. Медленно выдохнув через нос, она, теперь не скрывая шока, уставилась на Марволо. Тот раздражённо цокнул и поморщился: — Не делай вид, будто ничего не помнишь, — безразлично бросил он, но снова посмотрев на Лейлу, выгнул брови и даже немного растерялся. — Ты серьёзно ничего не… — она помотала головой и спустя минуту тишины почти беззвучно прошептала: — Марволо?.. — Значит, мои догадки подтвердились, — задумчиво произнёс он, смотря сквозь Лейлу, после чего тихо усмехнулся. — Тебе в горло вчера попал осколок. Раз можешь глотать, значит, зелье Помфри залечило порезы, но настойка немоты будет работать ещё минимум день. Поэтому сегодня ты можешь только шептать. Какое несчастье… Последние слова прямо-таки сочились сарказмом, и Лейла недовольно поджала губы, отходя к стулу. Задержала дыхание, сжала челюсть и после аккуратных шагов, наконец, нетерпеливо уселась. Марволо, казалось, нехотя выпустил её из своих цепких рук и сам присел напротив, задумчиво вертя кольцо. Самое красивое из всех, как думала Лейла: с блестящим чёрным камнем и двумя змейками, клыками впивающимися в его заточенные края. — Мадам Помфри сказала, что вчера вечером в лазарет тебя на руках принёс Слизнорт. Сказала, что ты упала с лестницы без сознания, — чуть усмехнувшись, сказал Марволо, заставив её стиснуть зубы. — Что было после этого? — Она дала мне зелье сна. И сейчас я проснулась здесь. Это всё, — в его глазах проскочило удивление, но лицо осталось спокойным и равнодушным, словно ему вообще было всё равно. В такие моменты внизу живота завязывался узел и Лейле становилось даже обидно: хотелось встать и уйти, не играть в погорелом театре. Но Марволо словно угадал её мотив, и по щелчку дверь захлопнулась. — Тебе… снились кошмары? — предположил он. Прекрасно понимал, что она желала всё узнать, поэтому не могла уйти. Лейла коротко кивнула: от воспоминаний дрогнула рука, что не скрылось от раздражительно внимательного Марволо, и она спокойно стала её массировать, ожидая следующего вопроса. — Неужели всю ночь? — Лейла помотала головой, осматривая ноги, под которыми кружили серебристые лучи. — После кошмара я обычно просыпаюсь… В этот раз после него какое-то время была темнота, а потом, — она задумалась, не зная, как объяснить суть странности. — А потом мне снился сон: простой и безобидный, но… — Тебе никогда они не снятся, я помню, — нагло перебил её Марволо и мрачно выдохнул. — Я бы, конечно, придумал что-нибудь поинтереснее, но мне даже стало любопытно, как ты на это отреагируешь… И он рассказал. Иногда посматривал на часы, хотя до первого урока было ещё полтора часа, и пристально наблюдал за каждой её эмоцией. Лейла с равнодушием смотрела в ответ, чувствуя, как после каждого слова становится сложнее дышать, и молча слушала, не разрешая себе перебивать. Побегала по осколкам, повеселилась в разбитой раме на верхушке башни, чуть не сгорела в огне, так ещё и молния в неё попала, после чего её еле поймали. На глазах у всей школы. Потрясающе. Лейле действительно стало страшно: хватило эмоционального всплеска, чтобы выбить все стёкла в замке, так ещё и неизвестно, как прожить ещё месяц до дня рождения. Она прикрыла глаза и мрачно выдохнула — Amilnya Elentari! (Мать моя Варда!) — На глазах у всей школы… — еле слышно просипела Лейла, устало взглянув на усмешку Марволо. — Ещё вчера после восстановления школы Дамблдор протрубил, что это был несчастный случай. Быстро придумал, что при пожаре все запахи смешались и твой разум был одурманен. Поэтому он строго запретил пускать какие-то слухи. К тому же, сейчас все увлечены новостью, что Грин-де-Вальда видели в Европе, — пояснил он, что и так было понятно. Терять учеников, чьи родители точно были бы обеспокоенными падающими из окон старшекурсницами, администрации школы точно не хотелось. — И он оказался прав, ты действительно была под действием чего-то… Хотя ни я, ни Помфри никакого заклинания или чар не обнаружили. — Прекрасно, — качая головой, невесело усмехнулась Лейла. После чего облизнула губы и как можно чётче добавила: — Спасибо. Марволо сделал вид, что не услышал, и ещё пару минут поговорил с ней о возможных вариантах случившегося. Оба сделали вывод, что здесь как-то был замешан сон о патронусах, и в ближайшее время решили найти хоть какую-то информацию. — Просто интерес, — ответил на её немой вопрос Марволо и с холодной ухмылкой встал, начав собирать сумку. Ради интереса тратить своё время — для неё это было непонятным. Только Лейла хотела подняться, как он резко повернул голову, впившись в неё выразительным взглядом, и громко вздохнул. — Ну и куда ты собралась? Лейла раздражённо фыркнула, не желая слушать его нравоучения, и взяла палочку. Короткий взмах, и из кончика вырвались серебристые лучи: они медленно облетели босые ноги, затянули их еле видимыми нитками, и по телу прошёлся холодный разряд. Чары успокоили напряжённые ступни, и теперь, хоть настоящая боль никуда не ушла, ходить она могла намного увереннее. — Вероятно, на занятия? — спокойно прошептала Лейла, только сейчас заметив, в каком Марволо был виде. Вечно уложенные волосы были растрёпаны, с левой щеки, на которой тот долго лежал, медленно сходил румянец; чёрная тонкая водолазка обтягивала упругий торс с мускулистыми руками, пока серые штаны чуть сползли, открывая вид на выпирающие тазовые кости. Лейла сглотнула и медленно отвернулась, начав собираться. «Знаешь, а я согласен с ним. Куда ты в таком виде собралась?» — в нос ударил запах бинтов, засохшей крови и зелий, а Марволо спокойно повернулся к ней и сощурился. — Конечно, учителя промолчат, даже пожалеют тебя, но ты вроде когтевранка… хотя в очередной раз я очень сильно сомневаюсь, — протянул он, подходя ближе и без каких-либо эмоций смотря ей в глаза. Лейла сжала челюсть и мазнула языком по щеке, умело сдерживая раздражение. — Должна понимать, что, хромая, привлечёшь ещё больше внимания. Или твои чары для изрезанных ног протянут до конца дня? С твоими навыками в Заклинаниях верится с трудом, — насмешливо дёрнул бровью тот. — К тому же, нормально говорить ты не можешь, до конца не вылечилась и лишь будешь мешаться под ногами. Но я обещал вернуть тебя в лазарет, как только ты проснёшься. Так что у меня до урока ещё час, если поторопишься, не останешься здесь под замком. Ах, да, — словно забыв главное, он коротко улыбнулся. — Круз вчера принесла твои вещи, они в ванной. Лейла уже несколько раз расцеловала Фиону и со сдержанной улыбкой направилась к ванной, когда Марволо одним шагом обогнал её и, нагло ухмыльнувшись, вздёрнул бровь. — Но первый иду в душ я. — Я заберу вещи и уйду сама, — не понимая, в чём проблема, прошептала она и постаралась дотянуться к стопке вещей. — И пойдёшь с засохшей на теле кровью? Не стоит пугать первокурсников, они и так впечатлительные. И помни: попытаешься открыть, тебя ударит током. — Но, — он закрыл дверь перед её носом и тихо усмехнулся. — Как ты меня уже… — замахнувшись кулаком, Лейла остановила руку в миллиметре от двери и медленно выдохнула. Послышался шум воды, и, устало потерев переносицу, она снова подошла к зеркалу. «Согласись, не худший вид. Немного побитая, но лучше, чем в темнице». «Замолчи», — грубо оборвала влетевший ветер Лейла и резко развернулась к шкафу с книгами. «Во всяком случае, Реддл не брезгует. А это о многом говорит…» — вальяжно разлёгшись на кровати, протянул он. Лейла нахмурилась, но решила промолчать и, пройдясь пальцами по корешкам книг, хмыкнула. Не было никакого тока, и с учётом того, что все книги о Тёмных искусствах стояли за огромными томами по школьной программе, этого и не требовалось. В мыслях творился полный беспорядок: что ей делать с кошмаром, как реагировать на сон и прыжок с крыши, и почему в любой непонятной ситуации Марволо постоянно оказывается рядом. И никогда не было понятно, зачем он с ней ходил, почему интересовался её мнением и просто помогал. Ведь мог бы давно оставить в покое, повесить слежку на кого-то другого. У неё не было ничего, что могло бы так заинтересовать или понадобиться Марволо, потому что ни о кольце Всевластия, ни о стихиях он не знал — Лейла была уверена. Заметив очень тонкую книгу, сливающуюся со стенками шкафа, она осторожно вытащила её и подушечкой пальца провела по кожаному переплёту. Инициалы Марволо Лейла узнала сразу, но, пролистав пару страниц, не увидела ни одной записи и задумчиво взглянула в окно. Больше всего беспокоило и волновало её то, как она отвечала ему. Последнее время она чаще ощущала на себе его задумчивый взгляд, чаще выводила его из себя, продолжая игру, которая слишком глубоко въелась в мозг. С Марволо было спокойно и интересно, но он слишком часто раздражал, выводил из себя и порой даже пугал. Заставлял вздрагивать при любом касании, издевался, зная, что ей это не нравилось. А внутри всё вспыхивало от осознания, что холодные руки по-хозяйски придерживали её за талию и могли в любой момент сломать рёбра, вжать в стену или переместиться на горло и задушить. — Я же сказал ничего не трогать, — пронеслось где-то рядом. Когда из рук резко вырвали дневник, Лейла вынырнула из мыслей и растерянно посмотрела на стоявшего рядом Марволо. Желваки его активно дёргались, а сам он громко перелистывал страницы и внезапно поднял на неё злобный взгляд. Прошло не больше десяти минут, а он уже стоял с уложенными волосами и в форме, лишь галстук болтался незавязанным. Джорджии бы поучиться, а не развлекаться в душе час, пока Хлоя с Фионой уже успели сходить к Лейле. Она безразлично пожала плечами и направилась к ванной, крепко держа в руке палочку. — У тебя пятнадцать минут, — сухо осведомил Марволо, пройдя к столу. Лейла взмахнула палочкой и резко вытянула из его руки свою одежду, которую он так отчаянно прятал за спиной. — Вот поэтому Кевин с Фионой знают обо мне больше, чем ты, — раздражённо просипела она, скрываясь за дверью. — О да, поэтому они не догадываются, куда ты ходишь по выходным, — гордо вскинув подбородок, усмехнулся Марволо. Лейла постаралась сдержать улыбку, но только уголок губ полез вверх, лицо слизеринца резко вытянулось, а глаза загорелись. — То есть мне ты не сказала, где работаешь, а им… — А что им? Они разве хуже тебя? — не моргая, поинтересовалась она. — И заметь, я тебе ничего даже не сказала, а ты уже что-то выдумал, — только Марволо подошёл к двери, Лейла перестала улыбаться и плотно закрыла её перед носом слизеринца, предварительно наложив несколько слоёв заклинаний. Лезть к голой девушке в душ он точно не посмеет, иначе она очень сильно в нём разочаруется. Конечно, нормально помыться Лейла так и не смогла, но снять бинты и немного расслабиться, привыкнув к горячей воде, жгущей больные места, было отдельной радостью. В который раз она поблагодарила Фиону, надела свободное платье с ботинками, расправила волосы и, снова заколдовав ноги, вышла к Марволо. — Наконец-то, — бегло осмотрев её, заключил он и закинул на плечо сумку. — Нет, сама ты сбежишь не пойми куда, а мне потом сделают выговор. Пошли уже.*
— Мне кажется, я о чём-то похожем читал, — задумчиво протянул Марволо, придерживая Лейлу за талию и тем самым поторапливая её. Всю дорогу, переходя с одного тайного коридора в другой, они говорили о произошедшем, думали, как патронусы могут быть связаны с этим и кто так не смешно пошутил. Лейла настолько увлеклась мыслями, что даже чуть не сбила прогуливающуюся по коридору Лапту. Этот высокомерный, хитрый и самодостаточный зверёк постоянно бродил по замку, не боясь толп людей, и сейчас, встретив хозяйку любимой комнаты, не удержался от радостного мурчания. — Последний раз мы вызывали патронус на пятом курсе перед экзаменами. Но я не смотрел за всеми, поэтому точно не помню, у кого был гепард. Уверен только, что у моих… друзей, — на секунду замялся он, после чего спокойно продолжил: — Точно никогда его не было, поэтому они ни при чём. — А у тебя? — внезапно спросила Лейла. — Какой патронус у тебя? — его рука чуть крепче сжала талию, но на лице не дрогнул ни один мускул. Он окинул её равнодушным взглядом и прочистил горло. — У меня его нет, — Лейла нахмурила брови и озадаченно посмотрела на него. — Но… без патронуса волшебник не может защититься от… — Есть много других способов спастись от Дементоров или позвать на помощь. И всеми ими я прекрасно владею, не волнуйся за меня, — сухо отчеканил Марволо, заворачивая за угол. — То есть у тебя нет хороших воспоминаний? — догадалась Лейла, снова задумавшись. — Неужели даже одного?.. — Я не собираюсь обсуждать свою жизнь с тобой, Л… Харрисон, — не успев подумать, она была грубо развёрнута к сверкающему глазами Марволо. — Поэтому оставь свою жалость кому-то другому, и чтобы больше в разговоре со мной я её никогда не видел! Я надеюсь, я объяснил понятно и вдалбливать это в голову будешь сама, — прошипел он, не разрывая зрительного контакта. Лейла снова завелась и впилась ногтями в ладонь, оставляя там красные полумесяцы. Только она собралась и решила высказать всё, что думала о нём, как из-за угла донёсся громкий хлопок и тихие голоса. Сбросив его руки с плеч, она вышла к лазарету и вежливо улыбнулась, встречаемая удивлёнными вздохами. — Лейла, ну слава Мерлину! — воскликнул первым Флитвик, еле удержав камень над головой. За считанные секунды он полностью восстановил обрушенный выход и тепло улыбнулся когтевранке. — Милочка, чего же вы на ногах?! — негодовал Слизнорт, резко остановив переговоры с Дамблдором. — Как состояние? Как горло? Разве тебе не больно? А, ох, ты наложила чары, — забегала мадам Помфри, вытаскивая нужные склянки. — Доброе утро, мисс Харрисон, — учтиво кивнув и в очередной раз напомнив Лейле о её настоящем возрасте, спокойно произнёс Дамблдор. Уголки губ невольно поднялись, и она сдержанно улыбнулась ему в ответ. Лейла ждала уже очень долго и сейчас прекрасно понимала, что разговора с Дамблдором не избежать. Бегло осмотрев лазарет, она не удивилась: всё было восстановлено, ничего не выдавало обвала у входа и пожара. Не хватало только дверей. — Спасибо, Том, что помог Лейле! Прекрасный староста школы, я всегда это знал! — воскликнул Флитвик и, пожав ему руку, вместе со Слизнортом двинулся в свой кабинет. — А теперь нам с Лейлой предстоит выпить много зелий и поработать над ранами, так что давай, ложись, — расставляя флаконы, лепетала мадам Помфри. — Да, конечно, просто для начала очень хочется отблагодарить мистера Реддла за помощь. Ну знаете, личный разговор, — коротко улыбнулась Лейла и после одобрительного кивка развернулась лицом к Марволо. Тот сохранил вежливую улыбку и нечитаемое выражение лица, зная, что на него могли смотреть, пока она приблизилась к его уху и чётко, разделяя каждое слово, прошипела: — Вот этим ты раздражаешь меня, буквально выводишь из себя. Стоит спокойно начать, под конец любого разговора тебе надо всё испортить. Ненавижу, просто ненавижу, аж руки чешутся. Но я терплю и при этом обязана ещё тебе что-то рассказывать. Так что оставь свои приказы для псов, ведь я тебе не слуга. Не хочешь ничего рассказывать? Да пожалуйста, но только потом не срывайся на меня из-за того, что я молчу, — выплюнула Лейла, прожигая его взглядом. Лицо Марволо покраснело, и грудь стала вздыматься чаще. — Спасибо, мистер Реддл, я очень ценю ваше благородство, — использовав Сонорус, громче добавила она и, нацепив улыбку, прошла к мадам Помфри. Спустя десять минут, когда после нескольких заклинаний снова появилась жгучая боль, Лейле перебинтовали ноги и руку, едкой мазью подморозили висок и оставили наедине с Дамблдором. До этого профессор стоял у окна и с улыбкой рассматривал метель, никуда не торопясь, хотя урок начинался через двадцать минут. Когда мадам Помфри всё перепроверила и одобрительно кивнула, уходя на завтрак, Дамблдор заложил руки за спину и подошёл к кровати Лейлы. — Ночью я сказал всему замку, что произошло недоразумение. Что ты надышалась зельями и поэтому не контролировала себя. Я надеюсь, это правда? — сощурившись, спокойно спросил он. — Да, сэр, — уверенно кивнула Лейла. — Мне уже рассказали, что произошло, но, честно признаюсь, я ничего из этого не помню. И вы сами понимаете, что мне вовсе не нужно светится перед всей школой… — Что ж, однако вы привлекли слишком много внимания, — усмехнулся Дамблдор, поправив очки и внимательно посмотрев ей в глаза. — Армандо весь погряз в делах, поэтому следить за такими вещами поручено мне. И к концу недели я обязан развеять любые слухи, чтобы не привлечь внимания родителей учеников или же не вынести такое происшествие на всеобщее обозрение. Я поговорю с детьми, поговорю и со старшими, только ответьте: это из-за кольца? Профессор наблюдал за каждой её эмоцией и терпеливо ждал ответа, пока в голове Лейлы бешено крутились шестерёнки. — Да, из-за него. Однако то, что я была словно под гипнозом, однозначно к этому не причастно, и я скоро выясню, как такое произошло. — Стёкла разбили вы? В смысле, ваша сила? — она медленно кивнула и заметила, как в его глазах на секунду проскочило удивление. — Это может ещё повторится? — Да, я не контролирую это до двадцать восьмого числа, — легко переделав историю, опередила его последующий вопрос Лейла. — Потом могу научиться. — Хорошо… да, хорошо, — подумав, закивал Дамблдор и снова коротко улыбнулся. — Удалось что-нибудь найти о крестражах? — Вообще… да, спасибо, — она усмехнулась и приложила холодные пальцы к колющемуся виску. Какая ирония: спокойно обсуждать наистрашнейшие Тёмные искусства с профессором, читающим исповеди о добре. — Отлично. Тогда выздоравливайте, хотя уверен, с вашим рвением к свободе вы пойдёте на занятия уже через день, даже несмотря на боль, — Дамблдор тихо посмеялся и уже почти вышел из лазарета, когда внезапно замер и еле слышно произнёс: — Вижу, вы часто работаете с Томом в паре и много проводите времени вместе… Будьте аккуратны с информацией, которую ему даёте, он очень умный и наблюдательный мальчик. — Да, я это уже поняла, — грустно улыбнувшись, кивнула она и перевернулась на другой бок, не желая заводить разговор об эгоистичном змее. Мадам Помфри встречала Лейлу в Больничном крыле как старую знакомую, поэтому даже она уже поняла, что держать когтевранку долго здесь не получится, и ускорила процесс выздоровления. Бинты были пропитаны чарами, разгоняющими кровь по телу и медленно, не без боли заживляющими раны. Было бы легче, если бы осколки не проникли так глубоко, но делать было нечего. У Лейлы появился целый день, чтобы хоть как-то разложить мысли по полкам и обдумать всё произошедшее. Молоко с мёдом и ещё каким-то секретным ингредиентом значительно помогло восстановить голос и порезанные стенки горла, однако зелье немоты действовало ещё до вечера, поэтому говорить с друзьями пришлось так же — шёпотом. Фиона, Хлоя, Джек, Джорджия и Кевин пришли после ужина и, задобрив мадам Помфри тыквенным печеньем, выжидающе уставились на Лейлу. Скрывать что-то она не хотела, поэтому рассказала, что помнила она и что произошло на самом деле. К большому удивлению и, наверное, радости, никто из них и думать не хотел о варианте самоубийства или чего хуже, о чём уже ходили слухи — это успокаивало. — А знаешь… — переглянувшись с Джеком, что обнимал её за плечо, улыбнулась Джорджия и стёрла слезу. На протяжении своего небольшого рассказа Лейла не раз возвращалась взглядом к итальянке, которая аккуратно вытирала тушь и иногда всхлипывала, отворачиваясь в сторону. Она не любила слёзы, но интерес взял своё. — Что с тобой? — как можно спокойнее и мягче поинтересовалась Лейла. Словила грустный взгляд Фионы и поняла, что лучше бы молчала. Джорджия выдохнула с забитым носом, легла на плечо Джека и выдавила улыбку. — Всё нормально, просто… семейные проблемы, не всё хорошо на родине, — хрипло ответила она, и Лейла догадалась: Грин-де-Вальд. По рассказам Гонории знала, что в Италии много его сторонников и сейчас остальным семьям, конечно, было страшно. Минуту все просидели в тишине, после чего Джек что-то шепнул Джорджии на ухо, и та заметно оживилась. — Так вот, — протянула она, заговорчески улыбнувшись. — Лестрейндж сегодня весь день сам не свой был, постоянно на наш стол смотрел, тебя искал. Парень волнуется, даже зелья спутал у Слизнорта. Поэтому теперь даже вариантов не осталось, с кем ты пойдёшь на Святочный бал. — Мерлин, нет, — простонала Лейла и по помещению раздались тихие смешки. Однако внутри разлилось тепло: стало приятно, что Лестрейндж действительно волновался, и осознание, что следовало его выслушать, нарастало с каждым днём. Он уже пытался, и не раз, но вечно выбирал неподходящее время. Лейла видела, как тот последнее время наблюдал за ней издалека, но трогать и начинать беседу не осмеливался. И это действительно заставляло её задуматься, правильно ли она всё поняла. — Я тут первый и последний год, но уже устала слушать про этот бал. Зачем так волноваться, просто алкоголь и танцы, как и каждые выходные в нашей башне. Я даже не знаю, какого он числа, и, честно говоря, не хочу туда идти, — увидев, как начинает задыхаться от шока Джорджия, она довольно рассмеялась. — Двадцать второго декабря! — закружила над койкой та. Эти цифры Лейле ничего не дали, ей нужен был день недели. — Прекрасная музыка, великолепные девушки в экстравагантных платьях, настоящие джентльмены в костюмах-тройках и незабываемые танцы. — Пока кто-то не подольёт в пунш огневиски, — шепнул Кевин и тут же получил по макушке, не сдерживая смеха. — Так, мои дорогие, время вышло! Смотрю, вы тут очень веселитесь. Выпишу я Лейлу уже завтра в обед… она ведь даже через боль побежит к нужному кабинету, — пытаясь спрятать улыбку, сухо бросила мадам Помфри. — Так что сегодня за ночь она должна выздороветь! — Поняли, приняли, больше не тревожим, — присев в реверансе, отрапортовал Джек и первым вылетел из лазарета под тихий смех остальных. — Пока нет никаких новостей с конференции? — шепнула Лейла Фионе. Та коротко помотала головой и расслабленно улыбнулась. — Это ничего, в новом выпуске сказали, что решение задерживают на неделю. Так что остаётся ждать. Доброй ночи. — Да… пусть она будет доброй.*
— Извините за опоздание, — стараясь игнорировать всех обернувшихся однокурсников, произнесла Лейла и коротко улыбнулась Дамблдору. Тот одобрительно кивнул, не задавая вопросов, и продолжил неторопливое повествование об инферналах*. Лейла бесшумно опустилась на своё место, достала тетрадь и, не поднимая головы, стала аккуратно записывать конспект. Как и говорила мадам Помфри, быстро ходить было немного проблематично, но это не мешало наложить чары и добраться до кабинета Трансфигурации. В расписании стояли ещё два урока, поэтому пропускать их без надобности Лейла не хотела. Аккуратно прикрыла висок волосами, левую забинтованную руку скрыла под рукавом мантии и сосредоточилась на учёбе. Хоть эту тему она знала достаточно хорошо, уроки действительно помогали отвлечься от вязких мыслей, погрузиться в процесс и немного расслабиться. Лейла старательно игнорировала перешёптывания, на полях мелким почерком записывая приходящие в голову мысли на синдарине. Это даже было весело: из-за того, что никто не знал «норвежского», можно было спокойно писать всё, что вздумается, ибо никто всё равно ничего не поймёт. Однако к середине урока спокойствие и лёгкость рассеялись, словно сладкий сон, окуная с головой в настоящие ощущения. Напряжение, раздражение и нетерпение — всё это очень чётко чувствовалось под пристальным взглядом Марволо, провожающим каждое её движение. В свете свеч его зрачки сверкали молниями, и краем глаза Лейла заметила, как на шее моментами вздувалась вена. Злился: ждал переменчивости в лице, пока она посмотрит в ответ, начнёт разговор или покажет страх. Лейле же невероятно хотелось повернуться: стиснуть зубы и равнодушным взглядом впиться в лицо, как делал это он. В немом вопросе поднять брови и посмотреть, что сделает он. Но она лишь прочистила горло и коротко ответила Дамблдору на вопрос: Гэндальф с детства научил её держать слово, и раз Марволо было так противно с ней находиться, она будет молчать. Последние два урока были ЗоТИ и Изучение Древних Рун, на которые Лейла шла с огромным удовольствием. Было достаточно людей в коридорах, которые шептались и исподтишка смотрели на неё, но, к счастью, Дамблдор хорошо постарался, и большинство учеников оказались рассудительными. Умными. Даже когтевранцы с пятых и шестых курсов, с которыми она никогда не разговаривала, подходили и спрашивали про самочувствие, параллельно наблюдая за сквозящими по её ногам серебристыми чарами. Когда кабинет Защиты от Тёмных Искусств опустел, Лейла, по просьбе Вилкост, осталась и заранее извинилась за вчерашнее недоразумение, так как не смогла прийти на дополнительные занятия. Профессор лишь мягко погладила её по плечу и сказала, что ни капли её не винила. — Как профессор, который в следующем году уходит на пенсию, я очень хорошо знаю, что себя нужно беречь, — спокойно заверила она. — Так что главное, что тебе лучше. Вилкост быстро расспросила её о пропущенной теме, поставив за ответы «Превосходно», назначила очередную встречу на завтра и с улыбкой напомнила, что будет очень ждать её очередного поединка в дуэльном клубе. Ведь почти все ученики успели сразиться не меньше трёх раз, и оставалось лишь несколько ребят, в том числе и Лейла, которые должны были получить ещё одну, заключающую семестр оценку. Изучение Древних Рун прошло так же спокойно, так как на этом уроке присутствовала только часть когтевранцев, и, выйдя из кабинета, Лейла тепло заулыбалась. Уже по традиции группа первокурсников во главе с Майком, Марго и Кайей стояли у дверей, выискивая взглядом нужного человека. Завидев Лейлу, они всей толпой кинулись обниматься, чуть ли не сбивая других учеников. — Ну привет, привет, — прошептала она, тихо посмеиваясь. — Мы такую книгу в библиотеке нашли! Пошли, мы тебе покажем! — с искрящимися глазами затараторил Майк и, взяв её за руку, потащил во двор. По пути Лейла успела услышать столько вопросов про чары, про самочувствие и позапрошлую ночь, что казалось, скоро разорвётся голова. К счастью, во дворике ещё не собралось много народу: в последнее время там стало холоднее, поэтому вечными обитателями оставались только слизеринцы, уже давно привыкшие к морозу, да и группки с других факультетов, кому такая погода просто нравилась. Кутались в зимние мантии, смеялись, выдыхая пар, и морозили щёки, но не уходили. Лейлу посадили на скамейку, пока ребята расселись вокруг и, поднимая руки, по очереди заговорили. Рассказывали весёлые моменты прошедших дней, какие темы начали проходить: кто-то жаловался на взгляд Вилкост, из-за которого «хотелось провалиться под землю и больше никогда не смотреть ей в глаза», а кто-то продолжал развивать сложные, непонятные высказывания Дамблдора. Это нравилось Лейле больше всего, ведь она столетия прожила с невероятно хитрым и мудрым магом, лексикон которого состоял только из странных загадок с подводными камнями. Порой ей казалось, что Дамблдор с Гэндальфом поднабрались таких цитат именно друг от друга. — Ты точно не хотела убить себя той ночью? — во дворе резко стало тихо: стихли разговоры, и после слов одного маленького слизеринца все уставились на Лейлу. Что же, это было вполне ожидаемо. — Это очень некорректный вопрос, — спокойно ответила она и коротко улыбнулась. — Но нет, я ни в коем случае не хотела такого делать. Уверена, профессор Дамблдор объяснил вам, что это был несчастный случай, и я ничего из этого не помню, поскольку не контролировала себя… Нет, мистер Кэрбот, я не была пьяна, — усмехнулась Лейла, закатив глаза, когда тот щелкнул пальцем по шее. — Поэтому я сама не знаю, что произошло, и в скором времени постараюсь разобраться… и да, конечно же, я вам расскажу, — почувствовав спадающее напряжение в теле, она отвернулась от угла, где стоял Марволо, и коротко улыбнулась детям. — А ты думала когда-нибудь об этом? Ну, чтобы наложить на себя руки? — продолжал слизеринец, словно сыщик, ведущий своё расследование. Лейла даже умилилась, но с ответом даже не задумалась: — Нет, Арн, не думала и тебе не советую, — на этом она хотела закончить, но поняла, что от неё ждут ещё каких-то пояснений. — Мой… учитель и очень близкий человек с детства привил любовь к жизни: не за её сложности или радостные моменты, а просто за то, что она у меня есть. Поэтому отнять её у себя самой будет очень низко, ведь… — Лейла тихо вздохнула и поёрзала на скамейке. — Нужно иметь мужество жить, а сдаться и умереть может любой. Так что за книгу вы хотели показать? После очередной сказки седьмой курс расслабленно пришёл в Большой зал, где их уже ждали профессора Дуэльного клуба. Последующие два часа Лейла стояла позади толпы и, за несколько месяцев не утратив ни капли интереса, продолжала внимательно наблюдать за боями. Она уже запомнила тактики других учеников, запомнила их любимые заклинания и ошибки, которые они повторяли из раза в раз. Лейла чувствовала тепло летающих лучей и слышала свист, из-за связи с воздухом, что был не прочь повеселиться. — Неужели чары продержались весь день? — прохладно поинтересовался Марволо, стоявший за спиной. Лейла не остановилась и продолжила ходить из стороны в сторону, не желая оборачиваться. Спустя пару минут, когда тот стоял и прожигал её спину холодным взглядом, она всё же коротко ответила: — Не поверишь, — ещё одна напряжённая минута тишины, после чего Марволо мрачно выдохнул и подошёл ближе. — Встречаемся в семь вечера у меня. Работу по Трансфигурации нужно сдать до завтра. Позже я занят, — Лейла проглотила очередной ком раздражения и добавила: — У меня. Не собираюсь тащиться в твою башню через весь замок. — Так легко приглашаешь? Есть какой-то подвох? — усмехнулся тот, вскинув бровь и краем глаза взглянув на сражающихся Джорджию и Пруэтта. Когда Лейла в очередной раз проходила мимо него, неотрывно следя за летающими заклятиями, она почувствовала чересчур ледяные руки на талии. Марволо прекрасно знал, что мантии сливались и никто не видел его действий, поэтому резко остановил её и развернул боком к себе. — Не трогай меня, — холодно прошипела она, грубо вцепившись в его запястья и скинув руки. На секунду на лице Марволо промелькнуло удивление, но он быстро успокоился и вскинул брови. — Когда разговаривают, смотрят друг на друга. И не молчат, — его скулы дрогнули, а щёки впали, но взгляд остался безразличным. Резко прозвенел колокол, и Лейла почти вылетела из Большого зала, когда сзади её громко позвали. Нехотя остановившись, она втянула побольше воздуха и с расслабленной улыбкой обернулась к Лестрейнджу. — Мисс Харрисон, нам нужно поговорить. Пожалуйста, это не займёт много времени, просто… — его карие блестящие глаза метнулись за спину Лейлы, и сам слизеринец немного стушевался. — У нас парная работа, нам нужно идти, — услышав голос, который хотелось слышать меньше всего, она сжала под мантией кулаки и ощутила внутри медленно зарождающийся огненный шар. Марволо начинал переходить все границы. — Время… — Лейла посмотрела на настенные часы и процедила: — Восемнадцать часов и три минуты. Ещё час до встречи. А у меня свои дела, — тихо выдохнув, она повернулась к Лестрейнджу и коротко улыбнулась. — Давайте выйдем на улицу. — Да… отлично, конечно, — на секунду тот растерялся, косо поглядывая на них и, видимо, чувствуя напряжение, после чего активно закивал и улыбнулся в ответ. Не оборачиваясь, Лейла быстрым шагом направилась к лестнице, так что Лестрейнджу пришлось ускориться, и, когда они вышли из замка, наконец успокоилась. Медленно выдохнула и, расслабив кулаки, в которых уже сформировались сосульки, посмотрела на слизеринца. — Вы верите в сплетни о той ночи? — успокаиваясь, решила отвлечься она. — Что я хотела… — Нет, — уверенно оборвал её Лестрейндж и, тихо усмехнувшись, расслабленно осмотрел Лейлу. — Уверен, вы бы не поступили так с собой. Как вы себя чувствуете? Она резко вынырнула из мыслей, стараясь заранее понять, залёг ли стихийный ком на дно или нет, и, осмыслив услышанное, невольно улыбнулась. После череды изматывающих событий услышать такое от человека, с кем не общалась достаточно долго, было неожиданно и приятно. Лестрейндж как всегда выглядел бодрым и спокойным, и лишь смятый рукав мантии выдавал его волнение. — Всё… хорошо, спасибо, — спустя пару минут подойдя к озеру, она остановилась и кивнула: — Вы что-то хотели сказать. — Да, хотел и… — он запнулся и, громко выдохнув, посмотрел ей в глаза. — Просто выслушайте меня до конца и не перебивайте. Тогда вы неправильно поняли меня, и во всяком случае, если я как-то вас оскорбил, я прошу прощения. Но я никогда не смотрел на вас, как на кусок мяса, я могу поклясться… — Не стоит, — резко выпалила Лейла, не желая шутить со святыми вещами, и тут же смутилась. — Извините, молчу. — Я лишь хотел убедиться, что не сделал вам ничего, потому что не хотел и не хочу, чтобы вы меня боялись. Конечно, мы — слизеринцы, порой можем быть немного грубыми, но это в силу воспитания, и мы… хорошо, лично я не делаю ничего без нужды, — неотрывно следя за её эмоциями, аккуратно продолжал Лестрейндж. На кудрявые волосы и ресницы падал снег, но он быстро тряхнул головой и продолжил: — И я признаю, что не совладал с эмоциями и сказал не то, что хотел. Мне просто не хотелось быть хуже, чем Уайт, с которым у вас очень хорошие отношения. И я желаю, чтобы вы не сторонились меня, и всё было как прежде. — Почему вам это так важно? — сдерживая улыбку, поинтересовалась Лейла. Слизеринец был одним из самых красивых и популярных в школе, не верилось, что он не смог бы найти ей замену. — Потому что вы прекрасны, мисс Харрисон, — облизнув губы, уверенно произнёс Лестрейндж. Лейла приоткрыла рот и замерла, когда он засунул руки в карманы и усмехнулся. — Я не под Амортенцией, и я не пил. Понимаете ли, слизеринские семьи в основном общаются только между собой. Соответственно, я знаю почти всех своих однокурсников с раннего детства. Но у нас не существует дружбы: только парни с парнями, девушки с девушками, хоть и это зачастую превращается в соревнования. Мы обязаны говорить на светских мероприятиях, чтобы поддерживать статус и связи, но это всё. Если же взять в пример девушку с парнем, они либо найдут несколько общих тем, и кто-то из них влюбится, либо же начнут мериться деньгами и постоянно об этом говорить, как, в принципе, и происходит у нас. С вами же всё по-другому. Он жестом предложил прогуляться вдоль берега и, осмотрев её растерянное лицо, продолжил: — Казалось, мы с вами учимся уже четвёртый месяц, но я до сих пор о вас почти ничего не знаю. И каждый раз после разговора вы оставляете меня ни с чем, оставляете размышлять над вашими словами, которые, как и у Дамблдора, остаются без ответов. С вами мне действительно интересно: вы можете поддержать любую тему, выслушать, посмеяться и объяснить свою точку зрения. Вы рассказываете много чего интересного не только детям, но лично мне. Относитесь к любому, даже самому отвратительному человеку уважительно, никогда не распускаете сплетни и не начинаете плакать из-за мелочей. Не пытаетесь навязаться, не лезете в чужие дела, всегда спокойны и рассудительны… я могу продолжать ещё очень долго, — он остановился напротив Лейлы, что уже готова была покрыться румянцем, и очаровательно улыбнулся. — Но этим я лишь хотел сказать, что очень рад с вами познакомиться и не хочу терять столь приятные отношения. Я могу ещё сотню раз извиняться, потому что я действительно не хотел вас обидеть и просто был зол на себя. Так что? Пожалуйста, скажите, что это не так ужасно, я готовился неделю… и всё равно забыл половину слов. — Мне… Мерлин, — выдохнула Лейла, в шоке смотря на Лестрейнджа. — Это очень приятно, — и правда, она никогда не слышала столь лестные слова в свой адрес и просто не знала, как правильно реагировать. — Думаю, мне теперь стоит извиниться, ведь это я всё неправильно поняла. И… Мерлин, как стыдно. Да, всё хорошо, конечно. Понимая намерения Лестрейнджа, Лейла пересилила себя и раскрыла руки, тут же попадая в осторожные, но тёплые объятия. Его руки еле ощутимо коснулись спины, а подбородок лёг на плечо. На мгновение она почувствовала запах кофе и аккуратно обхватила его шею руками, немного приподнимаясь на носки. Положила щёку на плечо мокрой мантии и устало выдохнула: стало так тепло, уютно и спокойно, что Лейла ухватилась за это мгновение и попыталась удержать его хотя бы на несколько минут. Мягко отстранившись, она почувствовала на щеках выступивший румянец и, заметив, как прояснился взгляд Лестрейнджа, не сдержала улыбки. — Но я до сих пор предпочитаю, чтобы меня не трогали, — он вскинул руки, словно сдаваясь, и усмехнулся. — Слово дамы — закон.*
После столь приятного разговора снова окунаться в напряжённую тишину с Марволо было не очень весело. Она расслабленно сидела на подоконнике и, отыскав нужную информацию для эссе, читала сборник записей Лавруа. Каждой клеткой ощущала взгляд Марволо, видела сжатые в тонкую линию губы, слышала громкий скрип его пера и молчала, не понимая, что сама думала по поводу вчерашней ситуации. Злилась на него? Конечно. Раздражалась? Несомненно. Но даже так ей было непонятно, как у него не могло быть патронуса. Она была уверена, что Марволо мог с лёгкостью его создать, и проблема была не в технике или неудачных попытках: как не могло быть даже маленького хорошего воспоминания? — Раз ты сейчас будешь занята, я могу почитать? — звучало, как вопрос и утверждение в одном лице, но Лейла всё равно кивнула и, спрыгнув с подоконника, прошла за стол. Марволо неотрывно следил за каждым её шагом и постоянно норовил что-то сказать, однако сдерживался и неподвижно сидел рядом. Лейла протянула ему книгу и приступила к заданию, подметив, как тот оживился. Спустя десять минут, пока она кусала губы и внимательно следила за строчками, которые списывала, Марволо, уже перелистнувший не меньше четырёх страниц, с шумным вздохом прикрыл книгу и холодно взглянул на неё. — Так и будешь молчать? Или внезапно закончились слова? — холодно поинтересовался он. — Мне нечего тебе сказать, — спокойно ответила Лейла. — Ну да, — она прикрыла глаза и стала молиться, чтобы тот замолчал. Не вышло. — Как удивительно, но только мне досталась строптивая и эгоистичная часть Харрисон. — Ты… ты сейчас серьёзно? — Лейла замерла, обдумывая услышанное. Резко из руки выпало перо. Она развернулась к нему, взмахом палочки наложила приглушающие чары и взорвалась: — Я имею права на хотя бы малое, но уважение, как и любой человек! Но вместо этого ты постоянно срываешься именно на меня и пытаешься сделать своей рабыней?! — Не повышай на меня голос, — сухо проговорил Марволо, резко вставая со стула. — После чего ты шипишь в лицо и говоришь, что не собираешься мне что-либо рассказывать! И, о, прекрасно, мне всё равно, — на нервах соврала Лейла, наблюдая за его вытянувшимся лицом. — Но ты вечно требуешь ответов, вечно говоришь обосновать свои слова! Спрашиваешь моё мнение, но никогда не слушаешь, так зачем ты тогда вообще спрашиваешь?! — на одном дыхании прорычала она. — Тебе надо отдохнуть, — Марволо резко оказался рядом и потянулся рукой к её лицу, но она лишь отмахнулась. Если хоть раз коснётся, она потеряет контроль и снова размякнет, запутается в его нитях. — Я всё понимаю: великолепный ученик спас ненормальную когтевранку, получил за это очки, отлично показал, что достоин быть старостой. Делает с новенькой задания, налаживает контакт с другими факультетами, прекрасно! Но зачем ты ходишь со мной в остальное время? Почему обязательно выводить меня из себя?! Зачем ты это всё делаешь, Реддл, если тебе абсолютно не интересно, если тебе плевать на всё, что я говорю?! — Я никогда не говорил, что мне не интересно, — хрипло процедил Марволо: казалось, от напряжения в челюсти он вот-вот сломает её. — Но я ни с кем не обсуждал и не буду обсуждать личную жизнь, ясно? Ты мне никто, — холодно обрубил тот, резко замолчав, пока Лейла громко дышала и постоянно облизывала губы. В животе скрутился узел, а кулаки дрожали от холода, который в них образовался. Одно неверное движение, и Марволо полетит в окно. Неотрывно смотря ей в глаза, он продолжил: — И уже знаешь слишком много, хотя я не меньше. Вот только все ученики знают наши правила и понимают, что я не спрашиваю просто так. Поэтому всегда должен быть ответ. Ты же здесь первый год, а уже… — Марволо стиснул зубы и сглотнул: — Будь готова к двенадцати выйти к лесу, мне есть, что рассказать. — Я буду занята, — процедила Лейла, чувствуя, как разгорается изнутри. — Не будешь, ты просто не хочешь идти, — он медленно выдохнул и так же безразлично бросил: — Тогда слушай сейчас… — У тебя были дела, — покрываясь мурашками и стараясь утихомирить клокочущую злобу, резко перебила его Лейла. — Поэтому скажу быстро… — Вон. — Ч… что?.. — севшим голосом переспросил он. Марволо замер и молча смотрел на неё в течение нескольких секунд. — Вон из комнаты, — прошептала она, отворачиваясь к окну. Лейла прикрыла глаза и впилась ногтями в подоконник. Сейчас это было её единственным желанием. Спустя пару мучительных минут сзади послышался утробный рык, копошение сумки, и Марволо тихими шагами направился к двери. Лейла резко повернулась и взмахом палочки вытянула из его рук книгу о крестражах. Послышался громкий хлопок двери, и стакан на тумбочке треснул. «Ну что, стало легче?» — дерево у Чёрного озера дёрнуло ветвями, взвыло, и внутренности Лейлы обдало холодом. «Немного».*
Метель давно стихла. Из-за облаков выглядывала луна, а по забинтованным ногам сквозил слабый ветер. Лейла сидела на подоконнике и, приложившись лбом к стеклу, дочитывала огромный том о жизни драконов. Забивать голову и думать о крестражах она готова не была. Очередная толстая капля стукнула по окну, и Лейла устало протёрла глаза, перелистывая страницу, когда точно такой же звук повторился. Нехотя подняв голову, она нахмурилась и проморгалась: в окно стучался кусок бумаги, медленно разгорающийся под стекающими каплями снега. Лейла прикрыла книгу и, впустив сие чудо в комнату, настороженно взяла записку в руки: она много слышала о таком способе общения от Гонории, которая именно через разгорающиеся у цели записки общалась с профессором Дамблдором. Листок перестал гореть, и появилась чёткая надпись. Почерк был до скрипа в зубах знаком. «Последний шанс, всю последующую неделю в лес нельзя», — очень информативно, огромное спасибо, Марволо. Посмотрев на часы, Лейла поняла, что до двенадцати ещё полчаса, и раздражённо покачала головой. Спустя десять минут она взяла кусок бумаги и нехотя наскребла чёткое и короткое: «Нет». Прокрутила палочку у конца записки, шепнула нужное заклинание, и через секунду листок разгорелся, быстро испарившись. Лейла слезла с подоконника, впустила Лапту, что недовольно мяукнула и свернулась клубком на свободной кровати, и сама отвернулась к стенке. Самая ужасная неделя из всех. Сходив с Фионой рано утром к мадам Помфри, целительница в последний раз перевязала Лейле бинты и заставила выпить горькую настойку. После же даже не было времени думать о чём-либо другом, кроме учёбы, ибо весь седьмой курс вышел с последнего урока полуживым: два теста и две проверочные с сочинениями в конце. Только после этого Лейла, наконец, узнала, почему Запретный лес теперь под строгим контролем. — Драконы, — одно слово, заставившее её вмиг повернуться к читающему параграф Марволо. — Главный заповедник находится в Румынии, но транспортировка драконов без остановок сейчас слишком опасна. Поэтому Хогвартс добросердечно разрешил переждать зверям на своей территории. Три шведских огненных дракона: два малыша и одна мать. Их охраняет слишком много людей, да и их рычание скоро услышит весь замок. Диппет сказал, что до конца семестра шестому и седьмому курсам проведут инструктаж и возьмут эту тему на уроке о Защите магических существ. С живым примером, — не отрываясь от книги, пояснил он, заставив Лейлу усмехнуться. Это действительно очень её заинтриговало, однако она понимала, что мало людей смогут контролировать себя при встрече со зверем и не начнут кричать, плакать или убегать, что драконам не нравилось. Ждать урока от этого меньше Лейла не стала, почти неделю гадая, как же пройдёт занятие. Многие старшие уже начинали догадываться, ибо пошли слухи, что по ночам с леса доносился рёв, и кто-то, стоя на Астрономической башне, даже видел пламя и едкий дым от деревьев. Было весьма ожидаемо: если секрет действительно большой, о нём вся школа узнаёт уже через день. И так продолжалось всю неделю: ученики слонялись с одного крыла в другое, передавали новости, читали новые газеты, постоянно получали письма от родителей с просьбой быть аккуратнее. Уже было понятно, что на каникулах в школе почти никого не останется: все родители хотели убедиться в сохранности детей, поговорить об осторожности и, может, вообще не пускать их на поезд в январе. У Лейлы же не только не было вариантов, как остаться в замке на Рождество, но и времени думать о конце месяца. Сейчас требовалось много внимания нарастающим проблемам: она снова рылась в библиотеке, выискивая информацию о патронусах во снах, и всю неделю сидела за книгой о крестражах до полуночи, пока рядом читал Марволо. Раздражённо фыркал, когда Лейла не ждала и переворачивала страницу, но молчал и не жаловался. Так же на выходных работа кипела не только в Белой виверне, но и в Лавке старьёвщика появился большой спрос, ведь товар, хоть и поношенный, но хорошего качества –прекрасная покупка для небогатых волшебников. В пабе же они с Кэрол еле успевали разносить заказы: пока одни клиенты уходили, другие занимали столы, а третьи желали занять комнату на втором этаже. Вдобавок, видимо, Горбин растрепал своим коллегам, кто помог ему вычислить воров, и поэтому Лейле приходилось до боли в щеках улыбаться новым посетителям, которые оценивающе рассматривали её и порой задавали каверзные вопросы. Ну и вишенка на торте — она стала проводить с Марволо ещё больше времени. Лес на выходных охранялся ещё строже, из-за чего после работы Лейла, валящаяся с ног, шла в замок через Хогсмид. Она уже и забыла об этой дороге, поэтому словно в первый раз разглядывала яркие вывески и наслаждалась тишиной. Пока рядом шёл Марволо. Встречал её у «Кабаньей головы», придумывал очередные насмешки и рассказывал, что узнал от Диппета о драконах. Прекрасно понимал, что Лейла сгорала от любопытства. Однако она тоже задала уже давно интересовавший её вопрос: что Марволо собирался делать в будущем? Тот на пару минут задумался и медленно, словно взвешивая каждое слово, ответил: — Я стану важной персоной в мире магов. Настолько важной, что многие будут бояться произносить моё имя в плохом ключе. — Возглавишь революцию? — невесело хмыкнула Лейла. — Я не тиран, мне это не нужно, — спокойно ответил он и улыбнулся. — Но главное, что я никому не буду подчиняться. Слишком много знаю и умею, чтобы слушать кого-то. — Кто бы сомневался… — подумала она и, вспомнив, что будет в будущем, даже пожалела его амбиции. Марволо в очередной раз попытался приблизиться, но Лейла осторожно отошла на край улицы, чтобы лучше рассмотреть вывески. И так продолжалось неделю. Она не позволяла ему прикасаться к себе. Шла чуть позади него, уверенно держа палочку под мантией, легко уворачивалась от его рук, уходя в сторону, и предотвращала любые касания на уроке. После того дня она была эмоционально опустошена: не хотелось кричать, злиться и ссориться, хотя с Марволо по-другому не получалось. Просто сейчас Лейла никак не реагировала на его колкости и не отвечала на бессмысленные вопросы, поэтому раздражался только он. И даже так она всё равно не позволяла ситуации повториться: не желала снова быть в его власти. Мерлин, Лейла просто боялась его касаний, потому что понимала, что они вызывали бурю эмоций. И ей это очень не нравилось. А Марволо словно тянуло магнитом: ей порой казалось, что он злился даже из-за этого. Из-за дистанции, которую она пыталась держать изо всех сил, а он нарушить.*
В среду после уроков Лейла заперлась в комнате и открыла дневник. На пожелтевших страницах появились недавние записи: за несколько дней она исписала на синдарине полных шесть страниц, где в детально описала кошмары, составила цепочки со знакомыми фамилиями, подробно продумала варианты, как сдерживать стихии или просто контролировать слабость. Сегодня на эссе она даже чуть не допустила несколько ошибок, спутав два алфавита, поэтому сейчас взяла перо и всё же застрочила на нынешнем языке. Медленно, но уверенно Лейла начала забывать, что от природы немного отличалась от людей, окружающих её на данный момент: в силу кольца, эльфийских причуд и принадлежности к легенде о четырёх стихиях. В последнее время она стала забывать, что некоторые темы, которые ей не казались пугающими или интересными, среди «сверстников» нужно было поддерживать и оказывать хотя бы немного эмоций. Надо было поддерживать образ и не выделяться, удивляясь или смеясь с другими. То же самое касалось легенды: у четырёх посланников бога были свои правила жизни, к сожалению, даже Гэндальфу раскрытые не до конца, и она была обязана их придерживаться. Со вздохом Лейла обмакнула перо в чернильницу, и дабы хоть как-то разложить всё по полкам, стала быстро записывать зазубренные с детства слова. Спустя десять минут перелистнув страницу, она дошла до самой сложной, непонятной и очень нелюбимой темы. Чувства: возможные и запрещённые. Тишина затянулась: она кусала губы и очень долго думала, что и как написать.***
Том не сдерживал улыбки и со вздёрнутыми бровями стоял за спиной Харрисон. Она так задумалась, что не заметила ни открывшейся двери, ни смены атмосферы. Хотя даже Том уже еле различал, когда рядом была Харрисон, и когда нет: он привык к лёгкости, к тому, что магия, пропитавшая его разорванную душу, рассеивалась, испарялась рядом с ведьмой. И только, когда они долго не виделись или стояли далеко, он возвращался обратно в реальность: окунался в тяжёлую ауру светлых и добрых людишек, тащил этот груз на плечах и терпел. Впрочем, ему было не привыкать. Он осторожно наблюдал за скрипом пера в тонких пальцах и, сощурившись, перечитал текст несколько раз. «Запретная любовь. Губит, медленно убивает. После осознания лишь серый цвет». — Неужели наша милая Харрисон влюбилась? — весело поинтересовался Том, откровенно забавляясь, пока в голове жужжал рой мыслей. Поднося перо к дневнику, та резко замерла. Он был уверен, что писала Харрисон долго, ибо рука немного подрагивала, поэтому упустить шанс и прочитать записи на понятном языке не мог. Её плечи поднялись, по комнате прошёлся тихий вздох. Харрисон резко встала и, захлопывая дневник, попыталась отбежать в сторону, но Том был быстрее: грохнув по столешнице, он поставил руки с двух сторон от её талии и с ухмылкой подошёл ближе. Успел заложить в блокноте палец и теперь с удовольствием осознавал, что одно движение, и ему достанутся все её новые записи. Главное было не закрыть дневник. Харрисон стояла неподвижно, смотря в глаза спокойно, но слегка разочарованно. Вспомнив, как всю неделю эта ведьма держалась от него на расстоянии, не позволяя трогать ни при каких обстоятельствах, Том сжал челюсть и, мазнув языком по щеке, ощутил подступающую злость. — И кто же он? — проговорил тот, давясь ухмылкой, пока под взглядом серых глаз в животе скручивался узел. Харрисон закатила глаза и попыталась высвободиться: Том, помедлив, выпустил её из импровизированной ловушки и с лёгкостью подкинул в руках раскрытый дневник. Её глаза недобро сверкнули, а черты лица заострились. — Отдай, — она дёрнулась к его рукам, но Том легко увернулся и вытянул руку наверх. — И не говори ничего, если не знаешь контекста… — Может, Нортон? Вы же с ним так прекрасно потанцевали у костра, наверняка, — протянул он и осёкся, задумавшись. — Или Лестрейндж? Точно, вы же недавно помирились и теперь служите примером прекрасной дружбы Слизерина и Когтеврана. — Марволо, отдай… — Харрисон пыталась дотянуться и вставала на носки, начиная раздражаться. — Или Уайт? — подняв голову и пытаясь прочитать прошлые страницы, поинтересовался Том, начиная закипать без повода. — Но это же такая заезженная тема: пока дружок влюблён в твою лучшую подругу, получается несчастный треугольник. Ох, как я мог забыть про Рамоса? Неужели тебе нравятся такие легкомысленные идиоты? Он резко посмотрел на Харрисон, слыша, как громко вздымается грудь, и только сейчас осознал. Осознал, сколько школьников лапали и обнимались с ней каждый день, пока она избегала его. Тома распаляло изнутри: закипала кровь и дрожали кулаки. Он сдавливал зубами нижнюю губу до тех пор, пока острая боль не привела его в чувство: Харрисон уже столько раз могла рассказать кому-то из них о его секретах и сейчас просто делала вид, будто ничего не произошло. В этот момент он почувствовал, как плечо сжала чья-то холодная рука. Харрисон приподнялась на носки, наклонилась ближе и совершенно спокойно, мягко и холодно прошептала: — Это не твоё дело, — в комнате повисла тишина, перебиваемая лишь громким дыханием. Смерив его раздражённым взглядом, она облизнула губы и снова потянулась к дневнику. Том же судорожно сглотнул и резко вцепился рукой ей в горло. Он грубо притянул её ближе и с рыком впился в губы жадным поцелуем. Харрисон стала бить его кулаками в грудь, отходила назад, пока не упёрлась в столешницу. Он провёл языком по губам, ощутив, как та вздрогнула и замерла — сомкнутые, израненные, пылающие как его внутренности. Она поджала губы, всеми силами стараясь держаться подальше — Тому же было плевать. Он с силой надавил на её подбородок, вынуждая открыть рот и рвано выдохнуть прямо ему в губы. Харрисон долго и безрезультатно пыталась не поддаваться, но как только Том прикрыл глаза и соприкоснулся с чужим языком, внутри всё взорвалось. Он с грохотом откинул дневник, покрываясь мурашками от сжимающих плечо пальцев Харрисон, и второй рукой крепко обхватил её талию. Чертовски хотелось дышать совместно, едиными лёгкими, впуская необходимую порцию кислорода через продолжительный поцелуй, пить её соки, соприкасаясь языками и чувствовать предельную близость. Том громко дышал и медленно опускал её на столешницу, пока она не оставляла попыток разорвать поцелуй. Исследовал её спину, запускал пальцы в длинные волосы и впивался в сладкие губы лишь сильнее, не имея возможности остановиться. Он был зол, невероятно зол после прочитанных строк в её дурацком дневнике, и объяснить почему не мог. Ведьма старалась не прикасаться к нему, и Том прекрасно ощущал, как она буквально лежала в его руках, ибо ноги её не держали. Нехотя, медленно Харрисон отвечала: громко дышала, сжимая пальцами его плечо, и осторожно водила языком вдоль его, медленными движениями сводя его с ума. В нос бил запах леса, запах чистых родников и пшеничных полей, мягкие волосы спадали на его руки, изучающие каждый миллиметр спины. Харрисон выгибалась из-за его касаний, из-за царапающих ногтей на спине лишь ближе прижималась к его груди, разрывая Тома на части. Даже молча она будоражила в нём кровь, щекоча дыханием шею и проводя языком по кровавым губам. Как только Харрисон дотронулась ледяными пальцами до желваков, Том почувствовал, как внизу живота стремительно затягивается узел, и резко разорвал поцелуй. Тяжело дыша, он всмотрелся в затуманенный взгляд Харрисон: та отдёрнула руку и замерла. На приоткрытых покусанных губах проступила кровь, а серые глаза остекленели. Том нехотя отстранился, стараясь не смотреть в лицо, взял сумку и без оглядки вышел из комнаты. Если повернётся, не сдержится.