Только ты и я

Плейлист от меня на главу: https://youtu.be/JTSFzXquM5k

— Ты сейчас почти сорвался с цепи за всё плохое и хорошее. На меня. Опять, — медленно, выделяя каждое слово, низким голосом проговорила Лейла, резким движением дёрнув его галстук на себя. Облизнула губы, слыша утробное рычание Марволо, готовившего съязвить в очередной раз, и покачала головой. Она устала — день был слишком сложным, чтобы распаляться ещё сильнее. Лейла осторожно подравняла его съехавший галстук, наклонилась ближе и холодно прошипела: — Но ты не забывай, что через пару минут будешь миленько сидеть у Диппета. А ты ведь староста: играешь главную роль в нашем погорелом театре. Никаких эмоций, кроме маски прилежного мальчика, быть не должно, — с лживым сожалением прошептала она ему на ухо. Послышался скрип зубов, и Лейла еле сдержалась от улыбки. Пусть прочувствует, прощупает злость, граничащую с вселенским раздражением, которую она испытывала пару минут назад, слушая его гневную речь после отказа. — Сдвинутый галстук точно бы заметили, да и прядь упала… А ты ведь префект. Ты должен быть идеальным. Приторным, ненастоящим вруном, но идеальным. Не забывай это, Том. Только Лейла поняла, что сказала, как глаза Марволо почернели до неузнаваемости. Зрачки расширились, и глазницы теперь напоминали два огромных, блестящих шара. Заострились скулы, выступили желваки, и на мгновение Марволо перестал дышать. На мгновение. Он вспыхнул и грубо схватил её за шею, наклонившись так близко, что их губы находились в миллиметре друг от друга. — Никогда… — прохрипел Марволо, пока Лейла крепко держала под мантией кулак, сдерживая тонкий слой воздуха у шеи и не чувствуя удушения. От его взгляда в жилах стыла кровь: словно из чёрной бездны выползали пламенные змеи. Они искрились и тонкой алой тенью обрамляли зрачки. Лейла неотрывно смотрела в ответ и не могла понять, почему этот нечеловеческий взгляд был ей так знаком. — Никогда не смей называть меня по имени, ведьма. Иначе я… Жужжащий улей мыслей глухо треснул. Словно осколки от разбившейся вазы, ненужные воспоминания полетели в бездну, звоном отдавшись в ушах, и лишь одно из них ухватилось за сознание, повисло над пропастью на тонкой нитке. — Да какая разница, как его называть?! — рявкнула Лейла охрипшим голосом, пытаясь прожечь в Беллатрисе дыру. В ту же секунду она подлетела к Лейле и, бешеными глазами взглянув в душу, заставила внутренности вывернуться наизнанку. — Никто никогда не имеет права называть Лорда по имени, — чётко, разделяя каждое слово, прошипела она не моргая. Перед глазами появился его образ, и она всё поняла. Этот горящий алым пламенем взгляд, готовый разодрать душу в клочья, уверенная, плавная походка, невероятная чёткость в бою с палочкой и жестокая хладнокровность, с которой он пытал её. И тяга к Чёрной магии. К крестражам. Спёрло дыхание, кончики пальцев окоченели, и Лейла отшатнулась, чувствуя, как холодные щупальца раздирают внутренности, скручивают, сжимают в тиски и стальной хваткой вырывают с корнем. Перед глазами всё поплыло, дрогнули коленки; лик воздуха, до этого с интересом наблюдавший за перепалкой, посерьёзнел и отстранился от стены. Подлетел к Лейле и аккуратно коснулся лба. Его руки всегда были холодными, но сейчас обожгли не хуже раскалённых углей. Воздух взял её за плечи и, уставившись в глаза, попытался успокоить. «Ты вся бледная… У тебя глаза остекленели… Что с тобой?.. Ты сейчас повалишься на пол…» — но Лейла не слушала его, не пыталась ответить или хотя бы кивнуть. Она смотрела на нахмуренное лицо Марволо, смотрела прямо в глаза, что искрились привычным холодом, и не могла произнести ни слова. Это был Волдеморт. Том Марволо Реддл был Лордом Волдемортом. И теперь громко, больно в голове об стенки билась единственная мысль — какой Лейла была глупой. Он был последней персоной, который мог стать Пожирателем Смерти, потому что, по её рассуждениям, Марволо никогда не стал бы кому-то подчиняться. И он не стал. Он подчинил сам. — Что с тобой? — раздался холодный голос, и Лейла облокотилась рукой на стену, впиваясь в выпирающие камни ногтями. Дрогнула губа, а живот стянуло верёвкой, желавшей вытянуть остатки воздуха из лёгких. Лишить последней капли самообладания и толкнуть в руки демона. Перед ней стоял именно он. Без сомнений, без шуток — жестокий, ледяной и эгоистичный убийца. Картинка перед глазами треснула и разлетелась на сотни осколков, оголяя отвратительную правду, и от последней мысли захотелось дико рассмеяться. Убийства для Лейлы были способом выживания и долга, для Марволо же это оказалось очередной игрой. Показать своё превосходство, без надобности мучая детей и взрослых пыточными заклятиями, заставить людей подчиниться ему. Он даже не заставлял — у них просто не было выбора. Марволо действительно возомнил себя великим волшебником и решил продолжить диктаторскую власть после Грин-де-Вальда. Только он уже был не человеком — Лорд Волдеморт был помешенным на власти зверем, расколовшим душу на семь частей. Последняя мысль грубо ударила Лейлу камнем по голове, и она резко увернулась от скользких рук Марволо, сдерживая рвотный позыв. — Доброй ночи, — начиная трястись всем телом, она еле сдержалась, чтобы на последнем слове голос не сорвался, и быстро двинулась к портрету. — Кто не может умереть? — после такой загадки Лейла хотела стукнуть кулаком в стену и закричать на весь замок. Так, чтобы сорвать голос и охрипнуть. — Бессмертен лишь доселе нерождённый, — просипела она, трясясь от копошения за спиной. Стоило Марволо двинуться к ней, портрет отъехал, и Лейла влетела в гостиную. Одной рукой приподняла подол платья и, игнорируя чьи-то возгласы, сорвалась на бег. Преодолев скрипучую лестницу, она, сдерживаясь изо всех сил, аккуратно прикрыла дверь, наложила заглушающие чары и дёрнулась к окну. Скинула на пол сумку и громко втянула воздух: заслезились глаза, внутри всё рушилось и, словно дрова, разгоралось от поднимающегося к горлу шара. Лейла распахнула окно и, громко дыша, опёрлась на подоконник. С минуту восстанавливала дыхание и пыталась успокоиться, медленно отходя к кровати. Не получилось. Она напрягла дрожащие пальцы, словно рассвирепевшая кошка, и резко вытянула руки в открытое окно. Щитовая плёнка воздуха разлетелась, и от мощной силы Лейла покачнулась, сжав челюсть. Заметные только ей серебристые струи вылетели из ладоней резко и грубо, вылезли из хранившегося комка самообладания застоявшимся гноем. В венах забурлила кровь, стеклянный взгляд прожигал дыру в глади Чёрного озера, а между пальцев вились тёмные верёвки. Громкий свист ветра бил по ушам, из-за холодного воздуха слезились глаза и сохли губы, но Лейла продолжала смотреть на лёд, краем глаза наблюдая за разрастающимися в толщину лучами. В мгновение они спустились с башни, закружились вокруг дуба, поднимая заснеженные ветви к небу, и дёрнулись к озеру. С хлопком сломали лёд и залетели в воду. На руках выступили вены, но Лейла лишь сильнее сжала челюсть и сдавленно всхлипнула, судорожно выдыхая. К центру озера под коркой льда летел толстый, широкий луч — одна из щупалец воздуха. Послышался хруст — в реальности тихий, словно медленно ломали стену, но для Лейлы оглушающий. Лёд вокруг луча затрещал, вода под ним недовольно завыла, давя на виски, и в следующую секунду Лейла грубо тряхнула кулаками. Из центра озера с криком вырвалась огромная струя; лёд разлетелся в стороны, заставив её схватиться за грудную клетку и рвано выдохнуть от перенапряжения. Ледяная вода закружилась в воздухе спиралью, уходя всё выше к небу, и грубо стала ломать остатки льда. Когда в совершенно разных местах озера стала трещать замороженная гладь, Лейла резко отвела взгляд и опустила руки. Звон в ушах стих, и за окном снова закружила вьюга. Водяная струя испарилась, рассыпавшись на поверхность комками льда, и внутри всё стихло. Магия стихла — чувства — нет. Лейла дрожащей рукой закрыла окно, плеснула в лицо холодной водой из-под крана и в полной тишине стянула пропахшее миндалём платье. На мгновение она замерла и прикрыла глаза, чувствуя знакомый, успокаивающий запах. После чего резко дёрнулась и, откинув платье в угол шкафа, захлопнула дверцу. Марволо был Волдемортом. Кровожадным убийцей, без разбору кидающимся Непростительными в невинных людей, жестоким манипулятором и лживым оратором, поставившим на колени всю Англию и, вероятно, не только её. Ярым ненавистником маглорождённых и маглов, бессердечным эгоистом, диким чудовищем и… уродом. Не только моральным, но и мерзким снаружи и жалким внутри, ибо Лейла прекрасно знала, что бессмертие того не стоило. Сейчас Марволо был красивым: может, к такой мысли она пришла совершенно в неподходящее время, но это было правдой. Она никогда не разбиралась в красоте, потому что Гэндальф всегда повторял, что каждый имеет свой шарм, изюминку, притягивающую окружающих, и судить по внешности — дело неблагородное. Из-за отсутствия общения почти всю жизнь, увидев столько людей в новом мире, Лейла готова была ослепнуть. Для неё все казались немного странными, но загадочными, красивыми, волшебными и разными. Яркие глаза, разный рост и телосложение, особенности в виде ямочек, веснушек и цвета кожи… всё это завораживало и без «вкуса». Но сейчас, когда она прижилась и стала понимать в людях хотя бы что-то, осознала, почему к Марволо так тянулись девушки. Когда он улыбался — коротко, но искренне, что было крайне редко, спина покрывалась мурашками. Когда же Марволо смотрел на неё — долго, внимательно, с холодом или искрами в глазах, во рту у Лейлы всё пересыхало. Отдёрнув себя и осознав, что всё это время пялилась на дверцу шкафа, она развернулась и медленно подошла к зеркалу. Расправила задравшуюся рубашку, оголявшую вид на цепочку, неуверенно ступила босой ногой ближе и вгляделась в лицо. Бледность сходила медленнее обычного, ресницы завились от холода, руки ненормально тряслись, пока пальцы щипали кожу, в надежде, что это не сон, и только сознание твердило — это всё реальность. От этого стало только хуже: Лейле было дурно смотреть на себя. Она сама заинтересовалась Марволо, сама решила продолжить игру язвительных насмешек, испепеляющих взглядов и раздражения или злобы от любого слова. Никогда не забывала про его попытки убить её, про пытку в Тайной комнате, вечное желание контролировать, оспаривать её мнение, но добровольно ходила с ним на прогулки, сидела часами в библиотеке. Активно спорила, издевалась в ответ, успокаивалась рядом с ним и его магией и рассказывала о себе. Ноги предательски затряслись: хоть о себе Лейла в принципе говорила очень мало, тщательно фильтруя высказывания, Волдеморт был последним, кому надо было знать даже часть от её настоящей личности. Догадки на задворках сознания заиграли новыми красками: теперь она окончательно убедилась, что Марволо и правда мог в любой момент свести любого школьника с ума пыточным заклятием, стоило ему захотеть. И все его угрозы или просто шутки в реальности оказались не просто словами. Однако не это пугало её больше всего: хоть никакой уверенности в таком предположении не было, на будущее, открывавшееся ей во снах, Лейла повлияла сама. Уже на протяжении нескольких недель она сидела рядом с Марволо и давала ему книгу о крестражах. О крестражах, которыми он расколет душу на семь частей и перестанет быть человеком. Как Саурон, растерзавший себя на семнадцать колец, он зарастёт, сгниёт изнутри, покроется коркой льда и не сможет нащупать даже часть души. Потому что её больше не будет — или уже нет. От осознания последнего Лейла пропустила удар и ощутила, как последние трезвые мысли комком свалились в бездну. Именно она показала ему углублённую книгу о крестражах. Марволо знал о них и раньше — после нескольких разговоров вовсе этого не скрывал. Но все самые важные секреты этой темы хранились именно в её книге, которую она со спокойной душой разделила с ним. К горлу подкатил ком: Лейла смотрела на своё отражение и до боли кусала губу, сдерживая все рвущиеся наружу эмоции. Хотелось разрыдаться на месте — утонуть в слезах, потому что она, вероятно, была действительно слабой. И ни знания, ни тренировки с палочкой не помогли ей измениться. Лейла до сих пор не сделала ничего для Средиземья: да, пошла в правильном направлении, да, нашла информацию и стала активно сопоставлять факты. Но никого не волновало, что она начала и не закончила — важен был результат. И только Лейла расставила приоритеты, распределила время на учёбу, тренировки и поиски, закалилась мысленно, всё снова стало рушиться. Она не только бездействовала с уничтожением кольца, но и погубила этот мир. Прикончила чужую возможность на свободу одним нелепым шагом. Глаза застелила пелена ненависти, а губы дрогнули от ярости — с минуту Лейла прожигала взглядом своё отражение, после чего зарычала и с силой ударила кулаком по зеркалу. Верхняя часть вмиг треснула, исказив её бледное лицо, и громко осыпалась на землю, скользнув по босым ногам. Тело обдало жаром, и Лейла со сдавленным вздохом ударила по нижней части зеркала вторым кулаком. Последний осколок осветил её пылающий глаз и со звоном слетел на пол. Лейла замерла и медленно, тихо выдохнула. Перед глазами метались зелёные и красные искры, падали ошмётки от Хогвартса, и медленно, манерно к ней подходил Волдеморт. Его змеиные глаза пробирались под кожу, а хищные черты лица заставили Лейлу замереть, как в первый раз — без возможности что-либо произнести. Язык отсох, когда его силуэт медленно менялся, и перед глазами стоял Марволо — с чёрными волнистыми волосами, острыми скулами, алыми губами и сверкающими угольными глазами. Лейла слышала рядом неприятный скрип, ощущала где-то между пальцев движущееся, стекающее по запястью тепло, хотя почти не чувствовала самих рук. Когда к горлу стала подступать истерика, она сглотнула и посмотрела под ноги. — Ой, — тихо проговорила Лейла и отмерла, наклонившись к осколкам. Под рукой возник воздух и, склонив голову набок, внимательно на неё посмотрел. «Ты опять?!.. С тобой всё нормально?» — как-то резко сменил тон он и поднялся вместе с ней. Воздух был первой и пока последней стихией, которой Лейла овладела в совершенстве. Потребовалось слишком много лет беспрерывной практики, чтобы понимать его, не терять сознание, не бояться и умело контролировать его эгоистичную, порой тщеславную натуру. Однако он всегда был с ней рядом. Остальным: эльфам, гномам, троллям, да и нынешним людям казалось, что воздух везде. Что он необъятен. На самом же деле его лик всегда находился рядом с Лейлой, и как бы далеко она его ни отсылала, тот всегда за ней следил. «Нет, ненормально», — не смотря на корзину, куда из её рук летела часть осколков, прошептала она. То ли хотелось зарыдать в подушку, то ли истерически засмеяться на всю башню, Лейла ещё не поняла, и задумчиво пошла обратно. Презирала себя, боялась себя, думала, что лучше остаться в комнате навсегда — меньше общения, меньше проблем. Смотря на пол, она услышала тихий стук в дверь и резко моргнула. Так стучала только Фиона. — …Извини, тут Лапта так громко скреблась, а ты никогда не против её впустить, поэтому я… — из проёма выглянула устало улыбающаяся Фиона и резко переменилась в лице. Лейла проследила за вбежавшей в комнату Лаптой, что зашипела, но, найдя её взглядом, тихо заурчала, и в следующую секунду почувствовала на запястьях тёплые пальцы. Она медленно подняла глаза и нахмурилась, увидев обеспокоенную Фиону. — Ты что с собой сделала?! — выдохнула та в шоке и медленно провела подушечкой пальцев по костяшкам Лейлы. Внезапно руки пронзила острая боль, но она даже не отшатнулась, лишь на мгновение зажмурила глаза и рвано выдохнула. Только сейчас Лейла увидела свои разбитые в кровь костяшки, куда глубоко впились осколки, порезанные пальцы, с которых стекала тёплая кровь, и такие же ладони — всё было в крови. Фиона хотела повторить вопрос, но взглянула на выбитое зеркало и медленно кивнула, в волнении закусывая губу. — Ты… ты хотела сделать себе больно? — тихо спросила она, и Лейла медленно мотнула головой, чувствуя сильное головокружение. — Хорошо… — мечась взглядом по её лицу, озадаченно выдохнула Фиона и ещё раз внимательно осмотрела руки, с которых на пол скатывались алые струйки. — С тобой всё хорошо? — …нет, — Лейла прекрасно видела, что подруга понимала всё и без ответа, но впервые за долгое время не стала врать. Она была не в порядке: не чувствовать впивающихся в кожу, режущих и царапающих её осколков было ненормально. Всё перекрывала нарастающая паника, и, видимо, Фиона это быстро осознала. — Ты хочешь пойти к мадам Помфри? — осторожно поинтересовалась она, пытаясь скрыть испуг. Лейла прикрыла глаза и медленно помотала головой. — Хорошо… жди меня и прошу, не трогай остатки стекла. Смерив её внимательным взглядом, Фиона дождалась положительного кивка и быстрым шагом двинулась за аптечкой. Стоило распахнуть двери, из соседней комнаты навстречу вышел Лестрейндж, с которым подруга работала в паре, и, краем глаза заглянув к Лейле, он устало улыбнулся. Она по-прежнему стояла неподвижно и не моргая смотрела ему в глаза: если Марволо уже сейчас коснулся своих планов, то Лестрейндж, Малфой, Блэк и Долохов были не просто товарищами. Они могли быть первыми Пожирателями. Не успела Лейла погрузиться в размышления, как слизеринец переменился в лице и без спроса влетел в комнату. Не обращая внимания на иллюзию, он с немым вопросом уставился на её кровавые руки, на лужу подле них, и растерянно открыл рот. — Лейла… что с тобой? Кто это сделал?! — зарычал Лестрейндж, внимательно осматривая посиневшие пальцы. Лейла же старалась сфокусировать взгляд и настороженно глядела на его предплечья. Чёрная Метка должна была быть именно там, но через плотную ткань рубашки не было видно абсолютно ничего. — Я его прикончу, — просипел он. — Никто ничего не делал, поэтому Роберт, я попрошу тебя выйти отсюда. Немедленно, — раздался строгий голос Фионы, ставящей на кровать чемодан с аптечкой. — Я не уйду, пока не узнаю… — Лестрейндж заметно напрягся и, казалось, сильно колебался. — Ты сама это сделала? — как можно спокойнее обратился он к Лейле. — Всего лишь поранилась, иди уже, — стараясь успокоить его, проговорила Фиона. Но, как только Лестрейндж всё же медленно двинулся к двери, всё еще неуверенно глядя в их сторону, Лейла резко потянулась за палочкой и перекрыла ему проход. — Лейла, руки!.. — Одно движение, — прошептала она и подошла к Лестрейнджу. Тот нахмурился, не успев достать палочку, и Лейла, пересилив себя, тихо проговорила: — Обливиэйт, — его голову обвил белый луч, а взгляд затуманился: он покачнулся и стал протирать глаза. Лейла аккуратно подтолкнула его и выпроводила за дверь, после чего закрылась на замок и повернулась к Фионе. Какими бы у них со слизеринцем не были отношения, сейчас она не могла доверять ему. Прекрасно знала, что тот ничего бы не растрепал, но точно бы сказал Марволо — ему об этом знать нужно было в последнюю очередь. — Это… это было обязательно? — сохраняя спокойствие, спросила Фиона. — Да, — уверенно ответила Лейла и аккуратно присела на край кровати, пытаясь справиться с головокружением. — Я верю тебе. Ладно… хорошо… — растерянно проговорила она и вытащила из чемодана сверкающие пробирки, банки с мазями и бинты. — Помни, что сейчас я рядом. И я, и в любой момент может прийти Кевин. Мы всегда рядом. Ты помнишь? — Да, — Фиона аккуратно взяла её правую руку и постаралась вытащить из костяшки крупный осколок. Он сдвинулся лишь на миллиметр, но адская боль отрезвила: до этого тихая Лейла громко зашипела и согнулась пополам. — Тсс, тихо, тихо, я поняла, только не сжимай кулак. Она быстро взяла палочку, и руки Лейлы обдало холодом. Заморозив боль, Фиона медленно, очень осторожно наложила на костяшки слой ментоловой мази и развернулась к ней уже с пинцетом. — У мадам Помфри такая мазь чуть усовершенствована: у неё та высасывает осколки и занозы в течение шести часов, — стараясь отвлечь её, начала Фиона. — У меня же простая версия. В течение нескольких дней к вечеру осколки будут медленно выходить, суставы не будут так сильно ныть, но днём настоящая боль будет достаточно чувствительна. Я наложила только на костяшки, в пальцах и на ладони всё менее плачевно, но выбрать оттуда осколки нужно сейчас, — вытащив мелкий осколок, она положила его в пробирку и, осторожно посмотрев на Лейлу, продолжила: — Я поняла, что ты не хотела делать себе больно. Значит, ты просто выплеснула эмоции. Это хорошо, не всегда надо держать всё в себе. И пусть так, но… Из-за чего ты так себя? — Из-за… неожиданного осознания. — И это с кем-то связано? — Да, — честно ответила Лейла, зажмурившись, когда вытянули осколок, и по ладони хлынула кровь. — Тогда причём здесь ты? — мягко поинтересовалась Фиона, зажимая открытые ранки ватой. — Ты часто винишь себя в чём-то, постоянно думаешь, размышляешь… если так продолжать, ты не выдержишь. — Я знаю… — уже не удивляясь, как Фиона столько замечала, напряжённо проговорила она. — Но сейчас именно тот случай. — Когда ты виновата? И поэтому вместо отдыха ты поедаешь себя маленькой ложечкой? Смотришь в зеркало и пытаешься возненавидеть себя ещё больше? Ты слишком зациклена на проблемах, Лейла, это плохо. Ты прекрасна во всех смыслах и имеешь полное право на любовь к себе, а не причинение боли… Я так поняла, ты не идёшь на бал? — …да. У меня работа, — коротко кивнула она и откинулась на подушку, пока Фиона с ногами забралась на кровать и села рядом. Лейла поражалась подруге, потому что она слишком умело перевела тему и без намёков поняла, что это поможет отвлечься. Фиона спокойно рассказывала ей про своё платье, про веселье на балу в прошлом году, вспоминала первые курсы, успокаивая тихим и мягким голосом. Через час она закончила вынимать осколки, по возможности заживила их и осторожно перевязала руки бинтами. Полчаса они пролежали в обнимку: Фиона зарылась в её дымчатые волосы и продолжала рассказывать ситуации прошлых лет, пока Лейла прикрыла глаза и, боясь прерывать, боясь отпускать, слушала каждое слово. Вот только часы пробили пол первого ночи — кому-то нужен был сон. — Скажи мне честно, ты пойдёшь спать? — Фиона поднялась на локти и внимательно взглянула ей в глаза. — Нет, я не хочу… видеть кошмары. Точно не сегодня, — призналась Лейла дрогнувшим голосом. — Ты хочешь, чтобы я осталась? С Кевином или без?.. — Да, — резко перебила она и закусила губу. — Пожалуйста, если вам не сложно. Я не хочу оставаться наедине с мыслями, — за последнее время Лейла ничего так искренне не желала. И как бы ни хотелось навязываться, она сказала правду. — Наконец-то ты честно отвечаешь, — Фиона тепло улыбнулась и через пару минут вместе с Кевином вернулась в пижаме. Когтевранец не задал ни одного вопроса и стал как ни в чём ни бывало рассказывать обо всём подряд: может, потому что Фиона ему всё рассказала, может, из-за своего воспитания — Лейле в любом случае стало спокойнее. Спустя пару минут она, поразмыслив, всё же решила произнести то, что хотела ещё с самого начала. — На этой неделе, пока вы не уехали на каникулы, у вас же есть какие-то дела по вечерам? — как можно тише спросила Лейла. — Да, перед ужином мы ходим в теплицы, наблюдаем за растениями, иногда помогаем Бири, после сидим в гостиной и продолжаем работу над Красноушником. Но, мы можем всё отменить, если… — Я могу заниматься всем этим с вами? — Кевин с Фионой коротко переглянулись и медленно распылились в улыбке. — Ты даже не представляешь, как долго мы ждали таких слов, — Лейла приподняла уголки губ и продолжила слушать их рассказы, понимая, что сделала всё правильно. Лучше быть занятой по вечерам, но пока не встречаться с Марволо. Однозначно, это было лучше всего. Казалось, всё было в порядке, однако стоило Фионе с Кевином уснуть, она снова осталась один на один с мыслями. И они были далеко не приятными, поэтому до самого утра она проворочалась в кровати и не сомкнула глаз. Видеть кошмар с Марволо Лейла не могла.

***

— Не знаешь, чем Лейла будет занята во время бала? — Том оторвался от газеты, поставил кружку с крепким кофе на стол и выразительно взглянул на Лестрейнджа. — С каких пор ты её так называешь? — брезгливо поморщился он, краем уха услышав насмешку Эйвери. Видимо, Лестрейнджу не хватило ночной пытки, раз его заботило что-то, кроме боли в теле. Хотя, признаться честно, он казался весьма бодрым: ничего не напоминало о кровоточащем носе и синих губах. И всё же, с каких пор тот был в таких волшебных отношениях с Харрисон, и кто позволил ему так её называть, Том не понимал и очень раздражался. Всю ночь он метался по кровати и пытался уснуть — не удалось. Помимо мыслей, что нужно как можно скорее узнать у Серой Дамы окончание истории о диадеме, он гадал, что произошло с Харрисон. И мысли об этой ведьме буквально разъедали его изнутри, потому что Том не мог перестать думать о ней: каждый чёртов день она провоцировала в нём огромную, почти неконтролируемую бурю эмоций. Раздражала, до боли в костяшках злила, но интересовала и, Мерлин, заводила. Своей скрытностью, вечным спокойствием, тихим голосом и внешностью. Ему нравилось видеть её злость и слушать разбирающегося в Чёрной магии человека, нравилось чувствовать власть, придерживая за талию — нравилось быть рядом, потому что раздробленной душе становилось легче. И всё из-за чёртовой тяги их Тёмных аур — не было бы их, Том бы не взглянул в её сторону, уже давно бы убил и умело скрыл следы. — Потому что она попросила сама. Сказала, что из моих уст это звучит красиво и ещё более почётно, чем фамилия, — вытаскивая учебник по Трансгресии, с короткой улыбкой ответил Лестрейндж. Том невольно сжал челюсть и хмыкнул, мазнув языком по десне. Дёрнул бровями и скучающе осмотрел Лестрейнджа с немым вопросом на лице. Злить Тома с утра была идиотской идеей. — Тебе заняться нечем? Я не тот человек, которому интересно слушать твоё хвастовство, — холодно проговорил он, мрачно смотря в сужающиеся зрачки Пожирателя. — Или хочешь от меня благословения на вашу с Харрисон пару? — Ты о чём?.. — нахмурился тот. — Я приглашал её, но она отказала. Сказала, что будет чем-то занята и не очень хочет идти туда. Поэтому и спрашиваю… Том медленно кивнул, давая понять, что разговор окончен, и взял кружку, засмотревшись на пар от чёрного кофе. Бал был в субботу — спонтанная мысль словно пощёчиной вывела его из размышлений, и он заметно расслабился. Примкнул к кружке и, сделав обжигающий глоток, исподлобья взглянул на Харрисон. Дымчатые волосы как всегда спадали с плеч, губы сегодня были по-особенному красными, искусанными, а взгляд пронзительных серых глаз казался чересчур усталым, хотя день только начинался. Та коротко кивала Уайту с Круз и только поднесла ко рту ложку с кашей, резко застыла. Харрисон, не обратив внимания на пристальный взгляд Тома, медленно опустила глаза на ложку и еле заметно сглотнула, кладя ту обратно в тарелку. Тихо выдохнула и поддалась вперёд, сложив руки на груди и дрогнувшей рукой поправив волосы. Том резко оторвался от её спокойного лица и еле сдержал удивление — чёрные перчатки. До это она никогда не носила аксессуары, предпочитая голыми руками трогать заснеженные деревья, но сейчас её пальцы были закрыты, и это настораживало. Круз с Уайтом, казалось, были совершенно не удивлены — называясь лучшими друзьями Харрисон, они не могли ничего не знать. Том спокойно залез им в воспоминания, раздражаясь, что всё приходилось делать самому, поскольку ведьма бы точно ничего не рассказала, и напрягся ещё больше. Всё было подчищено: Уайт весь вечер отсидел в гостиной, Круз постучала в комнату Харрисон и впустила кошку, после чего в сознании обоих сгустилась темнота, и дальше они уже стояли у выхода из гостиной. Харрисон уже была в перчатках и по дороге объяснялась, что в замке стало очень холодно. Ложь — Том брезгливо поморщился и поставил кружку на стол. Прекрасно знал, что до этого она готова была отморозить руки, не заботясь и даже не чувствуя холода, так что внезапной чувствительности так резко появиться не могло. Раздражало и то, что вчера, роясь в воспоминаниях Лестрейнджа, он так устал, что не заметил плавного перехода с выхода из комнаты Круз и внезапного появления уже у двери Харрисон. Всё это Том чётко увидел только сейчас и готов был сгореть от интереса, что же произошло и почему это так надёжно скрыто от чужих глаз. После этого он на мгновение задумался: Лестрейндж бы всё равно ничего не увидел, потому что её спальня была заколдована иллюзией. Том же, относя уснувшую в Выручай-комнате Харрисон, пробился даже через несколько слоёв защиты. Ведьма впервые оказалась легкомысленна, и он не мог этим не воспользоваться: ненароком упомянула, что сильные чары и заклинания действовали только на него, соседкам же вход был всегда открыт. Наложить на Пасагалью Империус оказалось легче простого. Она спокойно открыла ему двери в спальню Харрисон, зашла вместе с ним, немного потопталась на месте и пошла к себе, выполнив приказ. Том положил спящую на кровать, попробовал отыскать дневник, но ничего не нашёл и с разочарованием покинул комнату. Хотя током его всё-таки ударило. Уроки с пуффендуйцами и гриффиндорцами тянулись так медленно, что казалось, он вот-вот уснёт. Том на автомате писал последние проверочные и раздражался от тупых шуток львиного факультета, сжимая челюсти при любом громком звуке. И, к счастью, нудные уроки закончились: он вылетел от Флитвика и уже более спокойным шагом двинулся на Зельеварение, найдя взглядом вышедших из соседнего кабинета когтевранцев. Дымчатую макушку узнать не составило труда, и по телу разлилось приятное тепло: Том мог завести Харрисон за угол, припугнуть, хотя она вряд ли бы среагировала, или же с лёгкостью наложить Империус, дабы узнать про вечерние события. Но терпение в таких ситуациях у него было стальным, особенно с учётом следующего урока. Слизнорт поведал ему заранее, что сегодня они будут работать над зельем в парах, в которых сидели весь месяц. Том так же видел, как были расположены парты, и не мог нарадоваться: их стол был ближе всего к окну, дабы свет падал в котёл, и это означало, что они будут повёрнуты спиной ко всему классу. Тогда он всё и узнает. Зайдя в кабинет, все ученики замерли и настороженно уставились на искрящегося от радости Слизнорта. Никто не был готов к проверке последнего материала. — Ребятки, всем добрый день! — заголосил профессор, не разделяя общего шока. — Сегодня вы получите завершающую семестр оценку и до конца недели сможете немного расслабиться… а чего вы встали? Ах, точно, я забыл сказать задание! Сегодня вы работаете в парах, в которых сидели в этом месяце, и у вас есть час, чтобы сварить мне прекрасное Взрывчатое зелье! Но сначала немного теории. Кто напомнит его свойства?.. Том, мой мальчик, прошу. — Зелье, заживляющее землю после крупного пожара, — ровным тоном начал он, улыбнувшись, когда все взгляды школьниц устремились на него. Все, кроме одного. Харрисон стояла рядом перед столом и активно изучала ингредиенты. — Название получило за химические взрывы со слезоточивым образованием, происходящие в процессе приготовления. При неправильном приготовлении ученик может потерять сознание от специфического запаха. — Правильно, мой мальчик! — Слизнорт хлопнул в ладоши и звонко вскрикнул: — Распределите обязанности и начинайте работать! — Игра началась, — спокойно произнёс Том, ловко забирая высушенные листья крапивы из-под её руки. Он уже давно привык к этим соревнованиям: оба и нарезали, и готовили зелье одновременно, пытаясь приступить к следующему этапу быстрее второго. Том быстро разжёг огонь для котла, положил в глиняную чашку листья и раскрошил их. Потянулся к воде, но Харрисон забрала колбу быстрее и вылила содержимое в котёл, по-прежнему не произнося ни слова. Разминала ступкой змеиные зубы, отдавала ему для смеси, следила за огнём, пипеткой с добавками капала в котёл, и порой Том слышал, как она негромко пыхтела, работая с ножом. Через пару минут раздражающая тишина надоела, и, закинув в зелье дроблённую смесь, он коротко хмыкнул. — Что, язык проглотила? — всё это время Харрисон старалась спрятать руки под мантию, думая, что Том ничего не заметит. Она сильно ошибалась. Спустя ещё минуту тишины он добавил: — Или решила показать характер? Аккуратно разрезав последний боб, Харрисон бросила его в котёл и, наконец, на секунду посмотрела ему в глаза. Серый взгляд был явно усталым, сонным, но в то же время ледяным и… чистым? Словно она утратила любые эмоции, забыла последние вспышки злости и теперь старательно пыталась залезть в душу. Внутри Тома что-то предательски ёкнуло, и он поторопился вернуться к делу, тихо сглатывая. — Повёл себя вчера, как настоящий идиот, — тихий голос окончательно вернул его в реальность, и Том закатил глаза, но промолчал. Потому что нечего было ответить. Стоило Харрисон снова заговорить, как он еле сдержал разочарование, ибо её нагло прервал Слизнорт. — Отличная работа! Одни из немногих, кто ещё не испортили зелье, хотя я уверен, вы сделаете всё идеально, — он сверкнул глазами и, ещё раз оглядев их стол, резко остановился. — Лейла, милочка, при всём уважении к моде и вашим нравам, но на моём уроке нельзя использовать перчатки. Краем глаза Том заметил, как Харрисон вздрогнула, но быстро собралась и коротко улыбнулась Слизнорту. — Простите, сэр, но у меня очень мёрзнут пальцы, и с дрожащими руками я не смогу ничего сделать, — Том внимательно слушал любые изменения в голосе, но совершенно ничего не выдавало её переживаний. Снова между Харрисон и окружающими выросла огромная стена из толстого льда, и Тому это не нравилось. Он слишком долго добивался, чтобы узнать хотя бы что-то, и терять настоящую ведьму не собирался. — Дорогуша, я всё прекрасно понимаю, но таковы правила Зельеварения. К тому же, не забывайте, что есть согревающее заклинание, хорошо? — кожей ощущал, что Харрисон раздражалась, когда Слизнорт относился к старшим, как к тупеньким детям. — Конечно, сэр, — ровным тоном ответила она, и, когда старик ушёл, тихо выдохнула. Том продолжал активно работать, но краем глаза наблюдал за каждым её движением и терпеливо ждал. Харрисон заколдовала рукава мантии, чтобы те не мешали процессу готовки, и быстро нагнулась к сумке, сняв перчатки. Сделала так, чтобы были видны только концы пальцев, и молча продолжила работать, разозлив Тома ещё больше. Но виду он не подал: с равнодушным лицом сломал иглы дикобраза и закинул в котёл, коротко дёрнув пальцами второй руки. Рукава её мантии приподнялись, и Том на секунду замер в растерянности. Пальцы были покрыты мелкими порезами и царапинами, ладонь перебинтована повязкой, первые слои которой окрасились в цвет засохшей крови, а самое ужасное — красно-синие костяшки. Синими их делала ментоловая мазь, но даже это знание не особо скрашивало пугающий вид — из кожи под тонким слоем бинта вылезали, еле заметно шевелясь, большие осколки. Вместе с ними на бинтах медленно растекалась алая кровь, и Том не понимал, как с такой болью Харрисон сжимала в руках нож и резала ингредиенты. — Что, во имя Мерлина, произошло? — холодно, разделяя каждое слово, спросил он и забрал с её части стола все твёрдые ингредиенты. Голову накрыло волной ярости: ох, у Тома появилось очень много слов о её мыслях, дурацкой храбрости и днях, когда она не думала головой. Но он молчал, этой напряжённой тишиной желая надавить на неё лишь сильнее. Харрисон же резко отдёрнула рукава и поспешила забрать доску с ингредиентами обратно. Том с силой надавил на неё и вжал в стол, не желая нянчиться с её раздражающей храбростью. Сейчас это было похоже на слабоумие и отсутствие уважения к себе. — Я повторюсь, что… — Я в праве справиться сама, — сухо отчеканила она, выдёргивая нож из-под его руки. — Харрисон, не беси меня, — понизил голос Том и готов был придушить её, когда прошло больше пяти минут, и она до сих пор не ответила. Быстро орудовала ножом, разрезая бобы и точно видя, как опасно шевелились глубоко засевшие между костяшек осколки. Струйки крови стекали на бинт, и тот медленно окрашивался в алый цвет, однако ведьма словно не ощущала адской, а Том был уверен, что она являлась именно такой, боли и продолжала быстро доделывать последние приготовления, прежде чем зелье закипит. Она ни разу не пискнула, лишь сжимала челюсть и иногда прикрывала глаза, беззвучно выдыхая. На любую его попытку забрать чёртовы бобы та ловко перехватывала их и продолжала готовить, специально подзывая Слизнорта и спрашивая, всё ли правильно. Последние десять минут Том внимательно следил за часами, следил за её скользящей по пергаменту с краткой теорией рукой и выжидал секунды. Так же, как она. Прозвенел звонок, и Харрисон размеренным, но быстрым шагом вылетела из кабинета. Том, не теряя спокойного вида, схватил сумку и протиснулся через толпу однокурсников, так невовремя вываливавшихся из дверного проёма. Коридоры уже были забиты под завязку, и Том без колебаний одним взмахом накинул на себя чары, заставив рядом идущих вскрикнуть. Он прошёл около стены, не спуская глаз с Харрисон, и в мгновение оказался рядом. Как бы она ни хотела убежать, его шаг был быстрее. Том резко взял её за талию и потянул в заброшенный кабинет, перегородив вход. — Я сегодня удивительно спокоен, — размеренно произнёс он, крепко держа Харрисон перед собой и стараясь понять её эмоции. Снова ничего: бесстрастное лицо и нагло смотрящие на него глаза. Лишь спина покрылась мурашками, и она тихо выдохнула ему в шею. — Поэтому повторю третий раз. Что случилось? Могу пояснить: что произошло с твоими руками, и кто это сделал? Пока она прожигала Тома стеклянным взглядом и попыталась высвободиться, он прижал её спиной к двери и, подойдя непозволительно близко, грубо взял её руки. Откинул рукава мантии и внимательно вгляделся в израненные пальцы, сдерживаясь от любых эмоций. Достал палочку и, дотронувшись до перебинтованной ладони, стал медленно очищать повязку. Краем глаза он увидел, как Харрисон дёрнула головой и прикрыла глаза, еле заметно зажмурившись. Ей было больно, а ему это не доставляло никакого удовольствия — отвратительно. Засохшая кровь оторвалась от кожи, сошла с бинта, снова сделав его чисто-белым, и Том принялся за вторую руку, негромко прочистив горло. — Никто, — наконец хрипло произнесла Харрисон, заставив его поднять голову. — Унизительно защищать того, кто сделал это, — холодно подвёл Том, склонив голову набок. — Мне нужна фамилия. Интересно, кто так хорошо владеет тонкой магией. — Я тебе сказала никто, значит, никто, — процедила та и развернулась к двери, но он стукнул руками по двери и поставил их с двух сторон от её талии. Ему безумно нравились такие мимолётные моменты, когда в прямом смысле ведьма была в его руках. Власть над большей частью школы у него была уже как несколько лет, но это — новый вид, доставляющий гораздо больше удовольствия. От неожиданности Харрисон вздрогнула, после чего устало выдохнула и снова вернулась к нему взглядом. Внимательно, проницательно, словно пыталась что-то разглядеть, она заглянула в глаза и слегка пошатнулась, зацепившись платьем за гвоздь. Осторожно расправила его и тихо добавила: — Я сама это сделала. Случайно, я не желала причинить себе боль, я просто не чувствовала её. — Подробнее, — напрягся Том, заметив, как она побледнела. Столь частые моменты слабости ему не нравились. Харрисон же уверенно помотала головой, заставив его сжать челюсть и пояснить: — Мне не составит труда взмахнуть палочкой и наложить Империус… — Тебя это не касается, — безразлично отчеканила та. — Я тебе никто, забыл? Так что не нужно играть переживающего за учеников старосту, хотя бы не со мной. Ведь тебя это волновать не должно, — совершенно спокойно продолжила Харрисон, смотря на его значок старосты. Том еле сдержался, чтобы не отвести взгляд, вспоминая свои же слова. — Поэтому отпусти, у меня дела. — У тебя их нет, — усмехнулся он, прекрасно зная, что прав. Харрисон удивлённо вскинула брови и смерила его усталым взглядом. — Я лучше знаю, — она ловко вывернулась из его рук, открыла двери и, не оборачиваясь, вышла в шумный коридор. Том же готов был рвать волосы на голове от того, как сильно она его раздражала. И в очередной раз поражала: не рыдала, не кричала, не жаловалась, была прямолинейна и терпела боль весь урок. Ведьма.

***

Место, где нашли приют сотни ветров и тысячи несчастливых душ. В Средиземье кладбищ не было: погибших воинов перекладывали в узкую лодку и пускали по течению реки, если умерших было много, их складывали в кучу и сжигали, прощаясь с ними под тихие песни, зная, что наверху Эру о них позаботится. Здесь же души были заточены под землю: их голоса серыми нитями выползали из гроба, выли, давили на виски и шептались, встречая Лейлу как новую гостью. На неровном холме виднелись сотни статуй с ангелами, пошатанными и почти падающими крестами, над чёрным небом летали вороны, а по земле клубками вился вязкий туман. Дыхание мёртвых, желавших с ней поговорить. Кладбище Литтл-Хэнглтона, которое она видела в строй газете, находилось на отшибе деревни, и по началу её совершенно не пугало. Пока она снова не поняла, что это сон, и выбираться надо было как можно скорее. Лейла боялась, очень боялась и не готова была снова видеть его. Но, встретив юного Поттера с пуффендуйцем Диггори и увидев на одном из гробов фамилию Реддл, она осознала, что так просто проснуться не получится. Лейла сглотнула и с надеждой повернулась к парням, но их грязные лица и неуверенная походка говорили лишь об одном — спрашивать что-то у них было бесполезно. Она медленно подошла к огромной статуе и судорожно выдохнула. В длинном плаще с капюшоном на голове, большими крыльями и острой косой в руке в центре кладбища стояла Смерть: под её боком красовалась могила с крупными буквами «Реддл», и с другой стороны на монументе были чётко выделены имена. Отец Марволо, бабушка и дед. — Год смерти — тысяча девятьсот сорок третий… — проходя через Поттера, завороженно прошептала Лейла, и грудь сжало в тиски. То, о чём она не хотела вспоминать, снова её настигло. Их первую встречу с Марволо сложно было забыть. — Где мы? — поинтересовался Диггори, почесав затылок. — Я уже бывал здесь, — прошептал Поттер, так же внимательно осматривая надгробие Реддлов. — Это портал, Гарри! Кубок — это портал. — Кубок огня? Тот самый из Турнира Трёх волшебников? — краем глаза Лейла взглянула на светящуюся награду. — Да, — без каких-либо эмоций ответил тот и ожил. — Я бывал в этом месте. Во сне, — озадаченно протянул Поттер. — Я тоже, — щипая себя, чтобы скорее проснуться, ляпнула она и заметила в глазах гриффиндорца испуг. — Седрик, нужно возвращаться к кубку, скорее. — О чём ты говоришь? — невозмутимо переспросил Диггори, а Лейла замерла, увидев рядом со статуей Смерти старый котёл. С другой стороны послышался скрип двери, и все трое резко развернулись на шум. С какой-то маленькой комнаты вылетел луч света, и медленно из темноты стал выходить мужской силуэт. Лейла сощурилась: лицо напоминало крысиную морду, глаза были навыкате, передние зубы росли вперёд, брови заросли волосами, а щёки тряслись и свисали. Стоило ему повернуть голову, под котлом вспыхнуло пламя. Поттер схватился за шрам и начал хрипло кричать, падая на колени. Лейла же неотрывно следила за медленной походкой мужчины и, сглотнув, чётко произнесла: — Кто ты? — Питер Петтигрю, — режущим слух голосом проговорил тот и, принюхавшись, оскалился. — Кто вы?! Что вам нужно?! — вскинул палочку Диггори, прицелившись в Петтигрю. Слова потонули в сознании, и ноги Лейлы задрожали. В его руках лежал еле видный, завёрнутый в мантию эмбрион: белый скелет с выпирающими костями, змеиными глазами с прилипающим веком, морщинами-шрамами, сухими губами и двумя дырками вместо носа. — Нет… — хрипло произнесла она, покачнувшись. По спине скатывались капли пота, а глаза заслезились из-за разгорающегося огня. — Убей второго, — тихо прошипел тот, и Лейла вздрогнула. Она узнала этот голос. В ту же секунду Петтигрю поднял палочку и на автомате выкрикнул: — Авада Кедавра! — зелёный луч вылетел из палочки и ударил Диггори прямо в грудь. — Нет! — послышался оглушающий голос Поттера, и пуффендуец с грохотом отлетел к чужой могиле, замерев. Навсегда. Петтигрю подлетел к Поттеру и, нацелив палочку, поднял того за горло в воздухе. Поднёс тело к Смерти, и та резко дёрнулась: она махнула крыльями и вцепилась в него мёртвой хваткой, надавив на горло острой косой. — Скорее, Хвост, скорее, — Петтигрю поторопился, обернулся к котлу с кипящей водой и невесело сверкнул глазами. К горлу Лейлы подступила рвота, когда тот вытянул руки и, оголив отвратительное тело эмбриона, кинул его в котёл. Петтигрю направил палочку на памятник и притянул к себе чью-то кость. — Кость вашего отца, отданная без согласия, — прохрипел он, и в секунду та загорелась, с плеском падая в кипящую воду. — Плоть верного слуги, пожертвованная добровольно, — разделяя каждое слово, Петтигрю вытянул из кармана нож и, на мгновение замерев, с криком отрезал себе запястье. Лейла опёрлась на монумент и судорожно сглотнула — эта крыса была сумасшедшей. Из котла повалил густой серый дым, а Петтигрю резко развернулся к Поттеру, и губа его дрогнула. — И кровь врага, — он подошёл к пытавшемуся высвободиться парню и сверкнул ножом, словно одержимый, смотря на его руку: — которую взяли силой, — Петтигрю резко полоснул его по вене ножом, разодрав футболку, и прижал лезвие к коже, наблюдая за стекающей кровью. С сосредоточенным лицом тот подошёл к котлу и потряс ножом: красные капли слетели с лезвия, и как только попали в кипящую воду, Поттер душераздирающе закричал, окончательно срывая голос и до боли сжимая челюсть. — Тёмный Лорд, воскресни вновь, — крики оглушили Лейлу, а сама она потеряла дар речи, неотрывно наблюдая за казаном. Вода закипела и свернулась в кровавую плоть, котёл треснул и вспыхнул, пламя полностью окутало его и полыхнуло жаром в лицо. По щекам хлынули слёзы, и Лейла прикрыла рот рукой, старясь выровнять сбившееся дыхание. Огонь быстро стал сгорать — по природе своей такого быть не могло, но сейчас происходило на её глазах! На траву осыпался пепел, и, присмотревшись, Лейла затряслась: согнувшись пополам, эмбрион вырос в несколько раз и покрылся вонючей слизью. Вокруг летал чёрный дым, стоны чистого воздуха били по перепонкам. Спина его выгнулась дугой и под крик Поттера стала ломаться из-за вылезающего хребта и костей. Лицо резко пропало, а спина и конечности напомнили недорыбу, после чего слизь нитями упала на землю, и появилась голова. Длинные костлявые руки с пальцами, будто тонкими ветками, сжимались в кулаки, земли коснулись худощавые белые ноги, а на теле выступили иссиня-чёрные сосуды. Это был он. Его силуэт. Марволо сделал это с собой. Ноги Лейлы подкосились, и, давясь слезами, она упала на землю. Тьма окутала его плечи, переплелась хрипло дышащими чёрными лучами и заволокла уродливый скелет на несколько секунд. Слышался истеричный крик Поттера, который уже задыхался, а белый силуэт становился лишь чётче. — Пожалуйста, нет… перестань… хватит! — вырвались хриплые стоны с её горла, пока внутри всё рвалось. Живот стянуло предсмертной верёвкой, а глаза застилала пелена слёз. В сознании мысли метались от одной стенки к другой, а холодный ветер пронизывал до костей и протяжно выл. Чёрные нити магии сплелись в одно целое, опустившись на его плечи длинной мантией: появилась лысая, покрытая сверкающей плёнкой голова, на которой произвольно появлялись и трескались синие вены. Впалые щёки надулись до нормального размера, уши вросли в кожу, две точки вместо носа растянулись, напоминая порезы. Костлявыми пальцами с острыми длинными ногтями он коснулся лица и громко, протяжно выдохнул. Мертвенно бледные глаза без ресниц и бровей медленно открылись, и Лейла схватилась за горло, рвано хватая воздух, словно он её душил. Бесцветный взгляд вмиг потемнел, зрачки расширились, и глазницы окрасились в чёрный цвет, пока белая склера налилась алой кровью. Чудовище, настоящее чудовище с пронизывающим взглядом змеи. И захлебнуться хотелось от того, что Лейла в каждом его движении видела нынешнего Марволо. Его плавная и уверенная походка, проницательные глаза, надменность в голосе — из-за всего этого внутренности выворачивало наизнанку. Она уже ничего не слышала: ни разговора с Петтигрю, ни голосов прибывших Пожирателей. Её трясло от его уродства, от того, что он сделал с собой, одержимый идеей бессмертия, от его скользкого смеха, шипящего и хриплого голоса. Горячие слёзы стекали по щекам Лейлы, пока она смотрела на рассеивающуюся метку в небе и наблюдала за тихим разговором с Поттером. Громко кричала и просила остановиться не потому, что не могла смотреть на это уродство — а потому, что это был Марволо. Парень, последнее время заставлявший её испытывать бурю эмоций, которых она никогда не испытывала, тот, чьи касания и близость дурманили разум, в будущем станет этим. Лучший ученик с огромными перспективами выберет самый ужасный путь к господству, захочет отомстить всем маглорождённым только из-за детской жалкой обиды и испортит жизнь гонкой за крестражами. Которые он, вероятно, создаст из-за неё. Последние остатки самообладания полетели в бездну, и Лейлу захлестнула истерика. Из-за неё он уничтожит мир. Из-за неё здесь больше не будет спокойной жизни, чего хотела она сама, не будет веселья, свободы и светлого неба над головой. Руки, опирающиеся на землю, дрогнули, а в лёгких стал кончаться воздух, когда Марволо выпустил Поттера из ловушки и заметался на поле. — Я сказал, бери палочку! Вставай, вставай. Ты ведь обучался искусству дуэли, сначала нужно поклониться друг другу, — хрипло прошипел тот, держа в руке палочку. Белую, с загнутым концом — новую. Он коротко поклонился и продолжил: — Ну же, Гарри, этикет нужно соблюдать, Дамблдор очень расстроится, если ты разучишься себя вести, — Поттер не успел и сообразить, как Марволо резко вытянул палочку и невербально потянул его за загривок к земле. Тот дрожал и пытался сопротивляться, но был слишком слаб. — Уже лучше, а теперь… Круцио! Поттер рвано вскрикнул и застонал, падая на землю и хватаясь за живот, а Лейла смотрела на Волдеморта, что с наслаждением вертел палочкой, перекидывая школьника с одного бока на другой, и скалился чёрными неровными зубами. — Ты изверг… Ты… — она закашлялась, чувствуя на лице обжигающие слёзы, и снова рухнула на колени, даже не успев встать. Лёгкие сжимал огненный шар, уши перекрыл шум мёртвых душ, чей покой потревожили, поэтому слушать их диалог Лейла не могла. — Что ты с собой сделал?.. — Исполнил мечту, — донёсся спокойный, змеиный голос, и в следующую секунду Волдеморт громко рявкнул: — Авада Кедавра! — Экспеллиармус! — Нет, хватит?! Оставь меня в покое! — в лицо плеснули ледяной водой, и Лейла рвано выдохнула, вскакивая с кровати. Вдоль позвоночника стекал холодный пот, щёки горели, и ноги под одеялом ненормально дрожали. За окном в чаще леса раздался громкий драконий рык, и огненный шар внутри притих. Громко дыша, она забегала глазами по комнате и резко подпрыгнула, когда почувствовала на плечах тёплые руки. — Лейла, успокойся… ты у себя в комнате, это просто кошмар, мы рядом. А теперь медленно втяни воздух и… вот так, да, и выдохни, — рядом послышался шёпот Фионы, и Лейла резко спрыгнула с кровати. Перед глазами всё поплыло, но рядом стоящий Кевин быстро подхватил её и придержал за локоть. Она дошла до окна и резко распахнула его, втягивая дробящий кости зимний воздух. Закашлялась и впилась ногтями в подоконник, слушая, как трещит лёд. Скатываясь по щеке, слеза заледенела и через мгновение раскололась, глухо стукнувшись об пол. — Никто больше не слышал? — ущипнув себя за руку, прохрипела Лейла и, пошатнувшись, развернулась к Фионе с Кевином. Уже вторую ночь подряд они были рядом, причём по своей инициативе, и сейчас ей было не только страшно, но и стыдно за дикие крики, о которых можно было понять по их испуганным глазам. — Нет, мы ещё с вечера наложили чары, — спокойно произнёс Кевин, не сводя с Лейлы глаз. — И… громко? — нервно поинтересовалась она, пряча взгляд и не давая людским эмоциям пробить стену. — Очень, — кивнула Фиона, подходя ближе и без слов всё понимая. Она выставила руки и крепко обняла Лейлу, что пошатнулась и медленно прикрыла глаза, осторожно поддаваясь вперёд. Крепко прижалась к ней и протянула руку Кевину, потянув к ним. Ноги до сих пор дрожали, и только в сознании всплыл образ эмбриона, к горлу снова подкатила тошнота. Она распахнула глаза и крепче прижалась к друзьям, слыша, как быстро и громко бьётся её сердце. До рассвета глаз она больше не закрывала. Сидела у окна и играла со снежинкой в руке, наблюдая то за луной, то за спящими друзьями, то смотря на Лапту в ответ. Думала, как хорошо сработала иллюзия, раз Марволо не прочитал ничего в мыслях Кевина или Фионы, подумав, что это был Обливиэйт. За последнее время это было единственной вещью, которую Лейла не испортила. Как бы ни хотелось признаваться, утром стало только хуже. Сил не было даже на простую улыбку, глаза сверкали от недосыпа, а губы уже болели от того, насколько часто она их кусала. Из костяшек почти вылезли все осколки и промывать их было действительно ужасно неприятно, больно. Но эта колющаяся боль хотя бы как-то помогала ей отвлечься, вынырнуть из мыслей. Есть на завтраке Лейла не смогла, от одного запаха мяса, которое она и так по природе своей никогда не ела, её выворачивало наизнанку — ничего не лезло. Под его взглядом даже кофе казался кислым. Сейчас она чувствовала, что Марволо смотрел на неё, чётче обычного, и от этого во рту пересыхало, начинали слезиться глаза. Лейла держалась, причём очень хорошо, потому что ни Джек с Джорджией, ни Хлоя не заметили каких-либо изменений. Джорджия лишь сощурилась и сказала, что следует обзавестись гигиенической помадой. — Что вам сказали? — осторожно спросила Лейла у Кевина с Фионой, вернувшихся на место от учительского стола. Фиона закусила губу и, отпив чая, нехотя ответила: — Завтра с утра мы отправимся в Лондон на встречу с жюри конференции. Хотят обсудить всё лично и для начала познакомиться. Нас переправят через камин в кабинете Диппета. — Вы туда на весь день? — подавленным голосом поинтересовалась она, языком проходя по ранке на губе. — Да, минимум до десяти вечера, — медленно кивнул Кевин и аккуратно взял её за руку. Лейла тихо выдохнула и коротко, устало улыбнулась. — Прости, как видишь, мы узнали только сейчас, — поджала губы Фиона и склонила голову набок. Впервые Лейла попросила кого-то побыть рядом хотя бы несколько дней, и всё пошло не по плану. Вчера весь вечер они сидели в гостиной, и пока она готовилась к олимпиаде о драконах, Кевин с Фионой продолжали эксперимент. Сегодня же они должны были вместе пойти в теплицы и засесть там до отбоя, что Лейле и было нужно. — Не нужно извиняться, я горжусь вами, и вы потратили на этот эксперимент слишком много сил, — искренне прошептала она, приподняв уголки губ. — Главное — не забудьте сделать снимок с Саламандером, это же ваша мечта, — Кевин резко убрал руку, озадаченно посмотрев на ладонь, после чего расплылся в широкой улыбке и хитро переглянулся с Фионой. Верно, это была их главная мечта, причём с детства, и препятствовать Лейла им не могла. Радость за друзей немного успокоила её внутреннее состояние, и она даже потянулась за кружкой кофе, готовая сделать хотя бы глоток. Однако, снова почувствовав внимательный взгляд, Лейла еле удержала кружку в дрогнувших руках и быстро прочистила горло, ощущая нарастающее в груди тепло. — Встретимся в кабинете, — бросила она и, закинув на плечо сумку, непринуждённо расправила платье. Стоило подняться и немного отойти от стола, как Джорджия внезапно схватила её за руку и, хитро сверкая глазами, встала напротив, перегородив дорогу. — Дорогуша, я так и не услышала рассказа о твоей подготовке к балу, — поиграла бровями она, решив поговорить в самый ненужный момент. — У меня неотложное дело, Джорджи, давай вечером? — в субботу с утра Лейла всё равно наложит нужную иллюзию на сознание и её, и Джека с Хлоей, чтобы не возникло ненужных вопросов. — Это и есть неотложное дело, — взяв её за руки, протянула та, начиная расшатывать её только восстановившее самообладание. — Какое платье? В пол или чёрное классическое? Хотя тебе идёт всё… а причёска какая? Что-нибудь из двадцатых годов? Красная помада? Бордовая? Может, у вас с Лестрейнджем будут сочетаться костюмы? Ох, как романтично… И да, ты так и не рассказала, как он тебя пригласил! — посыпался шквал вопросов, и Лейла готова была провалиться под землю, чувствуя, как руки начинают холодеть. Если Джорджия сейчас почувствует что-либо, будет очень плохо. — Мне нужно поинтересоваться у Лестрейнджа, можно ли отвечать на такие вопросы раньше бала, и он как раз сейчас выходит из зала. Так что я, пожалуй, пойду, — улыбнувшись, она осторожно высвободилась из её хватки и быстро направилась к удаляющимся в другое крыло слизеринцам. — Мистер Лестрейндж! — окликнула его Лейла, почти врезаясь в резко остановившегося слизеринца. Разговор с товарищами стих, и он, еле заметно пошатнувшись, повернулся к ней с очаровательной улыбкой. — Мы можем немного отойти? На минуту, — приложив ледяные ладони к низу живота, где сгущалось очередное пламя, она вежливо улыбнулась и в мгновение напряглась, краем глаза заметив рядом Марволо. — Я вас догоню, — бросил Лестрейндж товарищам, и те не стали стоять посередине коридора, вальяжно двинувшись дальше. Лишь он задержался на пару секунд, осмотрев её мрачным взглядом. — Что-то случилось? — беспокойно поинтересовался Лестрейндж, отойдя в сторону. — Нет. Нет, всё в порядке, — она отмерла и, беззвучно выдохнув, наклонилась ближе: — Я знаю, что наверняка у вас уже есть пара на Святочный бал, и это не очень красиво с моей стороны… но пока что, до утра субботы, вы можете, если Джорджия подойдёт и к вам, сказать, что идёте со мной? — Ох… — Лестрейндж склонил голову и помялся. — Это только в случае необходимости. В субботу Джорджия уже забудет про меня и даже не заметит, была я на балу или нет, — на выдохе произнесла Лейла и облизнула губы. — Хорошо… Да, всё хорошо, я тебя понял, — закивал Лестрейндж, широко улыбнувшись. — Жаль, что тебя не будет, такое можно было увидеть первый и последний раз. Надеюсь, хотя бы на вечеринку в январе в свою же честь придёшь? — Посмотрим… Мне пора, вам тоже, до встречи, — как можно спокойнее бросила она и быстро прокрутилась на каблуке, заходя в первый попавшийся туалет. Никого, к счастью, там не оказалось, и Лейла резко разжала кулаки, давая силе вырваться. Слабость перестала быть чем-то особенным, она стала чувствовать её ежедневно и могла хоть немного контролировать. Захлопнула двери, раскрыла все краны и пронаблюдала, как вода выливается на пол, медленно завивается в воздухе и бьёт струями по стенкам. Глаза снова заслезились, и сейчас было непонятно, то ли от недосыпа и сухости в глазницах, то ли от неконтролируемого страха от воспоминаний. Весь день Лейла провела, как на иголках. На Нумерологии постоянно исподлобья смотрела на рукава Малфоя, ища Чёрную метку, всеми усилиями сдерживала дрожь в руках и продолжала сидеть рядом с Марволо в перчатках. Но, когда закончились уроки и настало время последнего занятия в Дуэльном клубе в этом семестре, она ощущала, как в горле уже в течение нескольких часов стоит ком. Не сдвигаясь, заставляя мурашки бегать по спине, и моментами выравнивать дыхание, чтобы прийти в себя. Видеть в Поттере и Диггори невероятно схожие черты лица с их будущими внуками, зная, что те умрут ещё подростками, сидеть на уроке Дамблдора, вспоминая, как он падает с башни с окаменевшим лицом. Рассуждать, что семья каждого второго слизеринца однозначно будет служить Волдеморту, убивая невинных людей, и осознавать, что тот самый Лорд сидел рядом с ней и постоянно наблюдал за каждым её движением. И всё это будет происходить из-за неё. — Мисс Харрисон с Когтеврана и мистер Эйвери со Слизерина, прошу, — Лейла замерла и резко перевела взгляд на Вилкост. Некоторые ученики медленно повернулись к ней, уставившись в ожидании, а профессор коротко улыбнулась и кивнула, видимо, ожидая этого момента дольше всех. «Если не пойдёшь, будет много ненужных вопросов», — погладив её по плечам, прошептал воздух без какой-либо насмешки и аккуратно подтолкнул Лейлу к возвышению, у которого её уже ждал Эйвери с гадкой ухмылкой. Он склонил голову и галантно протянул руку, на что она беззвучно фыркнула и без помощи забралась на «сцену». Сцена погорелого театра, в котором сейчас ей выдадут одну из главных ролей. — Помните… — Без убийств и проклятий, — синхронно отрапортовали они, перебивая Вилкост, и подошли ближе друг к другу, замерев с палочкой перед лицом. Эйвери, стоя в рубашке, закатал рукава, и Лейла бегло осмотрела его предплечья, но Метки, слава Мерлину, не нашла. Она резко развернулась, отступила на три шага и вытянула руку с палочкой. Вилкост начала отсчёт, но, как бы Лейла ни старалась, сосредоточиться не получалось. Она кожей ощущала взгляд Марволо и готова была несколько раз ударить себя, лишь бы перестать так бояться. Бояться самой себя для начала. Стоило вспомнить хотя бы одно простое заклинание, палочка со свистом вылетела из руки, а Эйвери с гордо вскинутой головой усмехнулся. От своей бездарности действительно захотелось разрыдаться, и склизко подползавший к горлу ком лишь подтверждал это. Оказалось, никто даже не заметил её переживаний, по залу раздались лишь гадкие смешки. Но даже это не помогло, ведь, если Эйвери сейчас что-то выкинет, и на место переживаний придёт злоба, Лейла не сможет остановиться. — Что же… спасибо за поединок, мистер… — Вилкост предупреждающе покачала головой, показывая, что просто так она не уйдёт, и кинула ей палочку в руки. Лейла, ловко подхватив ту в воздухе, тихо выдохнула и снова подошла к центру. — Вот это была твоя настоящая сила… как жаль, — с усмешкой прошептал Эйвери, и, пока она мечтала, чтобы тот замолчал, продолжил: — Друэлла наложила на эту сцену защитный блок, так что твои дружки тебе не помогут. Чего такая грустная? Боишься? Правильно делаешь, потому что я, наконец, покажу, где твоё настоящее место, жалкая шавка, — процедил он, и внутри Лейлы треснул лёд. Раскололся и расплавился в огне — пальцы дрогнули от заполнившей её ярости. Оба стремительно отошли от центра, и, с минуту простояв спиной к Эйвери, Лейла ощутила, как последняя нить спокойствия звонко порвалась. Этого гадкого слизеринца она терпела слишком много, и он не имел совершенно никакого права её оскорблять. Так пусть наконец-то получит по заслугам.

***

— Три, два, один… — отсчитала Вилкост, и Том впервые подошёл чуть ближе, напрягшись всем телом. Харрисон резко развернулась, и лицо её ожесточилось. Глаза — в них плясали черти. Даже не черти, демоны, и Том невольно затаил дыхание. Слезясь от гуляющего сквозняка, они переливались в свете свеч и недобро блестели. Словно по щелчку Харрисон вынырнула из мыслей, в которых проходила весь день, ни на что и ни на кого не обращая внимания, и сейчас готова была отомстить Эйвери за все оскорбления на протяжении нескольких месяцев. Что же, продержалась она очень долго. — Экспеллиа… — Гортэ, — прозвучал стальной голос. Коротким движением её палочка рассекла воздух восьмёркой, и в следующую секунду синий вязкий луч полетел в грудь Эйвери. Наглая ухмылка резко слетела с его лица, и в следующее мгновение у него спёрло дыхание: тот пошатнулся, закашлявшись, однако быстро сориентировался и в ответ запустил Ослепляющее. Харрисон повернулась боком и, прикрыв глаза, выпустила очередное Невербальное прямо в голову, будто чувствовала, где находился Эйвери. Том выпрямился и, склонив голову набок, неотрывно следил за ведьмой. Эйвери, до этого считавшийся одним из лучших дуэлянтов с чёткой техникой и неукротимой силой, выглядел рядом с ней настоящим слабаком. Ей хватило секунды, чтобы сбить того с толку, и теперь Харрисон, прожигая в нём дыру, стремительно шла вперёд. Легко уворачивалась и коротко, уверенно взмахивала палочкой, сменяя простые чары технически сложными заклинаниями. Больше не было тряски в руке, не было топтания на месте и шёпота Невербальных губами. Словно её подменили, и сейчас Том наблюдал её настоящую силу, хотя прекрасно знал, что это был не предел — она играла с огнём, ходя по лезвию между школьной программой и Тёмной магией. Заострились скулы, и серые глаза горели — ярко и завораживающе. Она стремительно шла на Эйвери, сгоняя его на край, и яркими сильными лучами била по бокам, между ног и по ним, в волосы и руки. Тот тоже не отставал и кидал несколько заклинаний сразу: пытался обездвижить, всё же зацепив несколько раз, откинуть к стенке, скрутить верёвками. Только Харрисон была гораздо быстрее и без сложности смещала его к краю, ни на секунду не переставая атаковать. Напряжение в воздухе росло, Том сам это чувствовал, цветные лучи постоянно меняли ширину с длиной, сворачивались в комок, вылетая шаром, спиралью закручивались на теле, сжимая грудную клетку, и опаляли жаром лица, пока по залу разлетались удивлённые вздохи. Даже Вилкост еле успевала записывать наблюдения и минусы, как делала всегда, очень внимательно наблюдая за их дуэлью. — Импедимента! — выкрикнул Эйвери, заставив руку Харрисон дрогнуть от помех. Сама же она не шелохнулась, уверенно стоя на ногах и крепко держа палочку. — Коллошу! — её обувь не приклеилась к полю, ибо Харрисон в последний момент устранила помехи и стрельнула себе под ноги, ограждаясь защитным блоком. Эйвери легко пробил его и продолжил с диким раздражением и оскалом: — Инфлэтус! — Харрисон прогнулась и пустила жёлтую вспышку ему в голову. — Вердимилус! — со сцены полетели зелёные искры, и Том выпрямился, выискивая в тумане дымчатую макушку. — Похоже, твой максимум — это отбиваться. Но долго ты не продержишься, лучше сдавайся, — проговорил Эйвери с улыбкой. Но Харрисон его не слышала и, подкинув палочку, с грохотом выпустила синий смерч. На её лбу выступила испарина, сжалась челюсть, и она с равнодушием смотрела сквозь противника. Синий толстый луч рассёк воздух, так что школьники отшатнулись, и стремительно подлетел к Эйвери, давя на руки и ломая под ним сцену, закапывая под землю. Тот с рыком выдернул руки и подпалил уносящие вниз корни, после чего обвёл палочкой вокруг головы, и от Адского пламени сцена загорелась. Ведьма черканула в воздухе спиралью и, придерживая палочку второй рукой, выпустила струю воды, пройдя между двух огней. Не отрывая взгляда от противника, потушила разгоревшийся огонь и увернулась от красного луча. Том сглотнул и задержал дыхание, наблюдая за каждым чётким и мощным движением Харрисон. В какой-то момент их с Эйвери тактики сошлись: тот резко ушёл вниз, Харрисон закинула руку с палочкой над головой, и в последний момент оба скосили заклинание в противоположную сторону. Знали, что будут уклоняться именно туда, и синхронно замерли, когда тонкая белая молния пронзила грудь, ударив обоих током. Вот только Эйвери утробно зарычал и на секунду согнулся пополам, а Харрисон даже не пошатнулась. Слизеринец облизнул губы и бешено оскалился, кидая очередное заклинание и произнося, не боясь Вилкост, что видела лишь его спину: — Ты труп, Харрисон, — Том замер. Харрисон сжала челюсть так сильно, что послышался скрип, и в глазах, казалось, начался смерч. — Какая же ты сук… — Эйвери не успел договорить, как из её палочки вылетела стая летучих мышей вместе с осами, и со свистом полетела ему в лицо. Тот хрипло выдохнул и с рыком обездвижил их, превратив в пепел. — Остолбеней Трио! — промахнулся. — Инкарцеро! — верёвки на пути к ногам Харрисон отлетели к стенкам. — Кнорфо, — выплюнул он и улыбнулся, когда на её плече появилась длинная царапина. Вот только улыбка быстро слетела с лица Эйвери, когда он посмотрел в глаза ведьмы и вздрогнул. Серые глаза почернели до неузнаваемости и полыхнули жёстким, колючим огнём. — Эверте Статум! — та резко перехватила его луч, обвела серебристой нитью и откинула в сторону. Новый жёлтый луч стрельнул Эйвери по коленям, и тот покачнулся на ослабших ногах. Вмиг Харрисон сделала шаг вперёд и с ледяным взором подняла его на несколько метров в воздух. Эйвери пошевелил ногами и кинул очередное Невербальное: она резко увернулась и коротким движением дёрнула палочку к земле. Его тело с глухим грохотом ударилось об пол, и Эйвери зарычал, сдерживая боль. Харрисон подошла ближе и потянула его тело к краю сцены, почти ударяя ногами Блэка с Долоховым. Том беззвучно хохотнул, на секунду забыв про напряжение в теле. С ведьмой происходило что-то странное: сегодня она была чересчур задумчивой. На протяжении всех уроков её глаза то тускнели, то блистали, губы то улыбались, то сжимались. Еле заметно щёки краснели и бледнели попеременно, второй день подряд она ничего не ела. И какая была причина появления столь волнующих и беспокойных размышлений, Том до сих пор не знал. Конечно, он злился. В их взаимоотношениях изменений почти никаких не было, она вела себя так же спокойно, при разговоре нагло хамила и предпочитала игнорировать его на уроках. Впрочем, как всегда. Лишь иногда Том замечал, чувствовал её внимательный взгляд, будто Харрисон пыталась прочесть мысли, хотя была ужасным легилиментом. Однако он не жаловался — ему нравилось, когда на него смотрели. Единственным раздражающим фактором было её желание отдалиться. Такая тонкая невесомая нить, но он её уловил: теперь Харрисон ходила по коридору по другую сторону от него, почти всё время молчала, не начинала разговор первой, не позволяла приближаться близко, хотя Том не терпел этого и менял правила игры. Потому что его тянуло. И, Мерлин, тянуло к её Тёмной ауре сильным магнитом, ведь он желал спокойствия и лёгкости, и только из-за этого с ней водился. Том тряхнул головой и впился взглядом в происходящее на сцене, где жалкий Эйвери уже который раз пытался подняться на ноги, но Харрисон не спускала его и лишь добивала. Такое поведение Том видел впервые: она была права, когда говорила, что не стоило её злить. И сейчас, он был уверен, та мстила не Эйвери, а всем и всему, что свалилось на неё за последнее время. — Ты доигралась, ведьма — прохрипел рассвирепевший Эйвери и, дотянувшись до палочки, рассёк ей ключицу, из которой тут же засочилась кровь. Поднялся, пока Харрисон неестественно замерла, и пустил ещё два синих луча, пытаясь загладить положение. — Мистер Эйвери, вы нарушили правила! Это заклинание относится к разряду проклятий! — донёсся до слуха сердитый голос Вилкост и потонул в сознании Тома, пока он неотрывно смотрел на Харрисон. Что-то в словах Эйвери её однозначно смутило: та покачнулась, и глаза её еле заметно заслезились. В следующую секунду она взмахнула палочкой и без труда откинула Эйвери к краю. Снова подняла над сценой и без какого-либо сожаления с силой вдавила щекой в пол. Вокруг его тела закружились толстые нити, и он снова грохнулся на колени, когда палочка отлетела в другой конец зала. Харрисон держала его в тисках магии, и Том нахмурился, не понимая, что она собирается сделать. Со стеклянным взглядом та медленно провела палочкой линию высотой с Эйвери и в следующую секунду ледяным голосом чётко прошептала: — Вспыхни. По залу эхом раздался хриплый крик, и Эйвери с силой ударил кулаком об сцену, стоя на четвереньках. Том был в шоке: это заклинание они прошли несколько уроков назад, причём только в теории. Оно не было из раздела Тёмной магии, но, чтобы его использовать, волшебнику требовалось много силы и стойкости. Сам он знал о таком, но никогда не использовал, предпочитая наказывать более интересными Пыточными и Непростительными. Эйвери, не вытерпев, завыл и схватился за голову: на шее выступили вены, словно кожа вжалась в скелет, а из носа повалила дымка. Заклинание было иллюзией, но, чем сильнее выброс магии, тем реалистичнее она работает. От этого невозможно было умереть, стоило опустить палочку, иллюзия бы ушла, будто ничего не произошло. Но Эйвери трясся и дрыгался так, что казалось, он вот-вот действительно взорвётся. Это означало одно — Харрисон слишком умело надавила на сознание. Том резко повернул голову и внимательно осмотрел её: от силы, с которой та сжимала палочку, побелели незажившие костяшки, по ключице струйкой стекала кровь, губы подрагивали, высоко вздымалась грудь, и по щеке медленно, почти незаметно стекала слеза. — От напряжения, — послышалось где-то в толпе, пока Том продолжал смотреть ей в глаза: сплошной лёд. Ни капли сожаления. Эйвери стал бледнеть и рассёк напряжённую тишину, хриплым ором резанув слух, но, поскольку всё было по правилам, и, пока один не признает победу второго, бой может продолжаться, никто не вмешивался. Том ощутил мелкую дрожь, во рту пересохло. Харрисон резко отпустила палочку и тихо выдохнула. Скупая слеза упала на платье, и серый взгляд оживился. Ещё с минуту стояла тишина, после чего Вилкост от удивления раскрыла рот, и первой громко, уверенно захлопала. Она считала, что защищаться нужно уметь любыми способами, и надеяться на простые Защитные было бы глупо, с учётом положения в магическом мире сейчас. Харрисон же пошатнулась и тяжело сглотнула. Показалось, что прячущаяся в карман рука дрогнула. Под громкие обсуждения и похвалу она быстро спустилась со сцены, повернулась к Вилкост с короткой, натянутой улыбкой и, беззвучно попросив выйти, ретировалась из зала. — Ну и последняя, заключающая этот семестр пара… — дальше Том не слушал, до сих пор приходя в чувство. Он не мог и не хотел скрывать от себя очевидного — он был восхищён Харрисон. И это восхищение, тот завороженный взгляд, с которым Том смотрел на неё, заставили тепло разрядом пройтись по его телу. Харрисон мучала Эйвери и, видя его бледность, слыша его крик, оставалась холодна. Такой стойкостью и равнодушием не могли похвастаться даже Пожиратели. Только сейчас перед глазами Тома пронеслось её лицо перед тем, как она ушла. Настроение ведьмы изменилось слишком быстро, и внутри от этого неприятно кольнуло. Он хотел осторожно выйти с зала и пойти за ней, но рядом внезапно оказался Лестрейндж. — Оставь её, Том, — совершенно спокойно произнёс тот. — Не знаю, какие у вас отношения, но ей явно надо побыть одной.

***

После двух часов вечернего сна Лейла сидела на подоконнике у открытого окна и скучающе крутила в руке помятую бумажку. Впервые за два дня она прикрыла глаза и хотя бы немного отдохнула, перед этим выпив успокаивающую настойку. Та не обеспечивала хороший сон, но снимала напряжение, и ненужные мысли на мгновение испарялись. После дуэли ей было так дурно, что, не теряя времени, Лейла пошла к Чёрному озеру. Дурно от кошмаров и реальности, связанной с ними, от слабости из-за стихий, разочаровании в себе, взгляда Марволо и его близости. Она отлично владела мечом и чётко стреляла из лука, много читала и умела этими знаниями воспользоваться, и, как бы иронично не звучало, благодаря воспитанию видела людей насквозь, но справляться с живыми чувствами не умела. Раньше она, можно сказать, не чувствовала ничего, и такая буря эмоций была для неё в новинку. Чтобы разобраться в себе, требовалось много времени — его, к сожалению, не было. Марволо делал её уязвимой: сначала касаниями, сейчас своей будущей личностью. Она просто не знала, что ей делать и думать по этому поводу. Боялась ли она его сейчас? Нет. Боялась ли упустить момент, когда он снова попытается разбить стену и сблизиться с ней? Очень сильно. Потому что тогда Лейла определённо скажет лишнего и точно будет замешана в его становлении Лордом… чудовищем. Хотя она прекрасно понимала, что уже была, просто хотела верить в лучшее. Шар с этими проблемами острой иглой лопнул Эйвери — что же, он и получил по заслугам, ибо именно этот слизеринец на протяжении нескольких месяцев капал на мозги и медленно выводил из себя. Она его не убила, лишь покалечила и заставила помучиться в иллюзии. Никаких убивающих, сглазов, проклятий, хотя Эйвери единственному удалось вывести её на пик эльфийской ярости за всё это время, и Лейла ни капли не жалела, что сорвалась именно на нём. Выйдя к озеру, она дала волю хотя бы малой части эмоций, и из горла вырвался сдавленный, хриплый стон. А затем пришли дети: Марк, Марго и Кайя обняли её со всех сторон, плотно прижимаясь к успокаивающемуся шару в груди. Тёплыми пальцами обхватили её холодные руки, Марк положил голову Лейле на колени, и девочки приластились по бокам. Сказали, что подглядывали за её дуэлью с «Большеносым», и стали эмоционально описывать, как всё выглядело со стороны. Говорили, что им невозможно соврать, и они прекрасно видят, что у Лейлы глаза слезились не от ветра, однако ничего спрашивать не стали. Поступили умнее некоторых старших. Марк смотрел ей в глаза и шептал, что чем-то она напоминала ему эльфиек. Была такой же красивой, умной и храброй, поэтому расстраиваться ей было не к лицу. Девочки прижались по бокам, укутавшись в мантии, и предлагали поехать к ним на Рождество. В красках описывали, как из года в год их семьи украшали дома и накрывали огромные столы, рано утром балуясь с мишурой и открывая подарки. Они наперебой говорили о последних уроках и тестах, задаривали комплиментами, не зная настоящей натуры Лейлы, обещали прислать сюрпризы на Рождество и в день рождения, о котором узнали неизвестно откуда, и заливисто смеялись на всю поляну. Просто согревали детским теплом, даже не понимая, как были нужны ей в тот момент. И сейчас, с мокрыми волосами, в прилипающей к напаренному телу пижаме, Лейла сидела у окна и продолжала крутить записку, что, видимо, не собиралась сгорать. Несколько раз перечитывала и снова разочаровывалась, одновременно с этим осознавая элементарные вещи. «11 вечера, Выручай-комната. Хорошее место отработать твою примитивную технику.

P.S. — Не думал, что ты всё же пойдёшь на смену и будешь работать в субботу во время Святочного бала

». Даже без встречи Марволо имел удивительную способность раздражать её настойчивым желанием подчинить, проконтролировать и сделать всё за неё. Порой Лейле казалось, что он беспокоится за неё, после чего такие мысли смывало волной беззвучного истерического смеха. Марволо пользовался людьми без каких-либо исключений — ходил с ней, пытаясь что-то узнать. Вот только что, она пока не поняла, и поэтому готова была в любой момент защищаться. И всё же после таких мыслей Лейла возвращалась взглядом к последней строчке, и внутри разливалось приятное тепло. Попытка извиниться была ужасной, но она понимала, сейчас стала понимать, что Марволо не умел по-другому. В Выручай-комнату Лейла не пойдёт, мнение своё не изменила и ничего не забыла, однако эти строки чётко запомнились в голове. Вряд ли Волдеморт вообще перед кем-то извинялся. — Не думал ты… — прошептала она, устало выдохнув и смяв записку. — Поэтому взбесился без причины. Идиот… — Лейла фыркнула и легла на кровать, взглядом приветствуя вошедших Фиону с Кевином. Перед встречей с их кумирами спать они точно не собирались. Отлично, то, что нужно.

*

Каждая попытка прикрыть глаза и поспать хотя бы немного обрывалась воспоминаниями с кладбища, принося за собой очередной рвотный позыв и холодный пот вдоль позвоночника. Казалось, стало немного легче, но, когда они зашли в Большой зал утром, давящее на сознание напряжение вернулось. И всё закрутилось по новой: если бы не Фиона, что пытала её взглядом и всё же заставила съесть хотя бы кусок хлеба, на пустой желудок все взгляды и нервы воспринимались бы гораздо сложнее. Сегодня не пришлось долго находиться в зале, и Лейле разрешили проводить Кевина с Фионой, даже зайти вместе с ними к Диппету. — Удачи. И не забудьте про колдографию, — коротко обнявшись, она улыбнулась друзьям, что в нетерпении кусали щёки, и саркастическим жестом пригласила к камину. Вместе с директором и Кеттлберном, сдававшим очередной отчёт успеваемости по его предмету, они досмотрели, как за ребятами погасло пламя, и Лейла быстро ретировалась из кабинета. — Мисс Харрисон! Куда же вы так спешите, дайте фору пожилому человеку, — пропыхтел Кеттлберн, вслед за ней сходя по лестнице. Она проморгалась и развернулась к нему с вежливой улыбкой, немного притормозив. — Простите, сэр. — Хотел сказать, что транспортировку драконов немного задерживают, их вывезут с территории только в субботу, — медленно идя в противоположную сторону от кабинета Магловедения, спокойно проговорил Кеттлберн. — И, раз вы единственная из двух курсов, кто понравился этому придирчивому дружку, и плюсом увлекаетесь темой драконов, могу предложить вам встретиться с ним ещё, минимум, два раза. Сегодня и завтра после уроков проведу вас, если хотите, к нему. Там по-прежнему будет стоять охрана, он будет на цепи, а вы со стенкой защиты в придачу и… — Я согласна, — выпалила Лейла и смутилась, не желая перебивать профессора. — Я всё прекрасно понимаю, я только за. И сколько с ним можно будет побыть? По времени? — Максимум, до отбоя, и чтобы вы успели добраться до своей башни, иначе Армандо мне голову снесёт, — прохрипел Кеттлберн и, видя её короткую улыбку, сам впервые за долгое время довольно усмехнулся и не выглядел недовольным жизнью стариком. — Спасибо, сэр. Сразу после уроков подойду к хижине, — он кивнул и медленно пошёл готовиться к уроку. Такое предложение невольно заставило улыбнуться: лучше было лежать без сил рядом с драконом, параллельно изучая столь красивого зверя, нежели бить стёкла или ломать краны с водой. Развернувшись и зашагав к кабинету Магловедения, Лейла погрязла в мыслях о вечере и, вытаскивая учебник, завернула в другой коридор. Из-за угла навстречу вышел школьник, и книга, стукнувшись об грудь, с глухим шлепком упала на пол. — Мерлин, прошу прощения, — раздражаясь на саму себя, поспешно проговорила она и потянулась за книгой, ощутив хрупкую лёгкость в теле. Холодная рука обвила её талию, и Лейла, сдержав разочарованный стон, подняла глаза. Сдержанный плёнкой холода, но по-настоящему разъярённый взгляд не был лучшим началом дня. — А, это ты… тогда без: «прошу прощения», — тихо протянула она, пытаясь вылезти из цепкой хватки. Конечно же, коридор был пустым, ведь у кабинета директора мелькать не хотелось никому, и Марволо лишь подошёл ближе. — Смотрю, ты очень рада меня видеть, — мрачно оглядев её с ног до головы, произнёс он. — До общего урока мечтала провалиться под землю, — без тени улыбки призналась Лейла и, наконец, подняла книгу, отряхивая ту и не желая смотреть на него. Марволо громко выдохнул и поджал губы, прожигая её раздражённым взглядом из-под ресниц. — Ты не пришла вчера, — внизу живота затянулся тугой узел, но даже он не удержал Лейлу озадаченно покачать головой и удивлённо вскинуть брови, мол «в самом деле?». Марволо закатил глаза и, поняв, что этот разговор бессмыслен, склонил голову набок, заглядывая ей в глаза. Лейла уверенно посмотрела в ответ, а внутри всё заледенело, в очередной раз подтверждая отсутствие инстинкта самосохранения. — Я тебе не нянька и тем более не сборник плаксивых историй, но ты должна сама понимать, что в таком темпе быстро доведёшь себя и не справишься. Ни с проблемами, ни с их решением. — И что же ты предлагаешь? — не скрывая насмешки, посмеялась она. — Забыться? Поплакаться тебе в плечо или попытаться их разобрать? Что же… как ты мог догадаться, последнее я и пытаюсь сделать. Без тебя разберусь, — процедила Лейла, отводя взгляд. — Тебе надо угомониться и… — бегло осмотрев её, Марволо немного помедлил и спокойно добавил: — Заняться приоритетами. Встретимся вечером, приноси книгу о крестражах. Тебе же надо как можно скорее прочитать её полностью, а, если начнёшь идти дальше без меня, потом вряд ли захочешь отдавать мне ту надолго. Помни, что мы об этом договорились, — усмехнувшись, ровным тоном произнёс он и выжидающе уставился на Лейлу. Она прекрасно знала, что всё это правда, что он понимает ценность этой книги и играет с нужными нитками, откровенно забавляясь. Хотя теперь и Лейла в полной степени осознавала, что ему эта информация была не менее важна, и этим она могла спокойно воспользоваться. — Я занята. И сегодня, и завтра, — бросила Лейла, чувствуя подступающую к пальцам дрожь. Эта тема давалась ей сложнее всего, ведь она поняла, что, если прятаться, Марволо явно что-то заподозрит. — И чем же? — он хмыкнул, но ответа не получил и раздражённо покачал головой. — В субботу… — Бал. В воскресенье после работы единственное, о чём я буду мечтать — кровать с одеялом. — И… — Просто дай мне закончить этот учебный семестр, — сжимая под мантией кулаки, тихо произнесла Лейла. — В понедельник я никуда не уезжаю и сбежать от тебя, к сожалению, не смогу. С минуту Марволо стоял неподвижно и о чём-то напряжённо думал, после чего коротко кивнул и двинулся к своему кабинету, еле ощутимо пройдясь рукой вдоль её спины. Не теряя времени, Лейла пошла в противоположную сторону и судорожно выдохнула, ущипнув себя за локоть. Взгляд затуманился ночными образами, и она резко помотала головой, сжав челюсть. Хватит, хватит это вспоминать. Такими темпами без Фионы с Кевином она точно себя изведёт. К концу дня Лейла уже не могла сдержать предвкушения, трепета и волнения, которые поселились внутри при мысли о встрече с драконом. Она хотела слышать его голос в сознании, чтобы тот пробирался, а она могла понимать и отвечать, однако уверенной, получится или нет в этот раз, не была. Стоило звонку с ЗоТи прозвенеть, Лейла первой вышла из кабинета, миновала двор, где первого курса из-за каких-то дополнительных лекций не было, и наконец-то приблизилась к заветному лесу. Кеттлберн, поджигая трубку, болтал с лесничим Оггом, что рубил дрова, и, заметив Лейлу, профессор коротко улыбнулся. Не теряя времени, он ещё раз напомнил все правила, сказав, что в случае чего будет рядом разговаривать с охраной, и вывел её к уже знакомой поляне. По её же согласию дал в руки ведро с рыбой и подошёл к своим коллегам, крепко держа палочку в руке. Лейла же сейчас уже не боялась и уверенно сошла с пригорка, смотря ему в глаза. Дракон лежал у клетки, махал хвостом, заставляя подрагивать землю, и громко сопел в плавящиеся сугробы. Высоко вздымалась грудина, из ноздрей валил едкий дымок, пока на морде еле заметно шевелилась бахрома их золотистых шипов. Стоило снегу под ногой Лейлы скрипнуть, дракон резко открыл большой угольный глаз, и сознание пронзило громким рыком. Он запыхтел и резко ударил хвостом по земле, поднимаясь на лапы. «Хозяйка», — защитную плёнку кольнуло иглой, и в ушах зазвенел рычащий, нечеловеческий голос. «Лежи, всё хорошо, только не поднимайся», — покачнувшись, остановила его Лейла и, не отрывая взгляда, расплылась в улыбке. В первую их встречу от удивления, от желания рассмотреть её ближе, дракон чуть не подпалил весь её курс. Сейчас же он хоть как-то хотел выразить уважение, но такими бурными движениями лишь делал её слабее. К тому же, она не повелевала им, поэтому такой чести не заслужила. Алые чешуйки на теле, мимолётно взлетев, разгладились, и медленно, ощущая на себе несколько десятков взглядов, Лейла подошла к нему вплотную. Она остановилась у немигающего глаза и, очистив землю от снега, присела на засохшую траву. «Рад вас видеть», — от небольшого головокружения она прикрыла глаза и, тихо вздохнув, устало улыбнулась. «И я тебя», — призналась Лейла, показав Кеттлберну палец вверх. Она подморозила ладони заклинанием и, припав к его чешуйчатой длинной шее, дотянулась руками до переносицы. Сегодня солнце было ярким и светило прямо дракону в лицо, заставляя недовольно фыркать и щуриться. «Зачем вам эта палка нужна, если и без неё вы повелеваете воздухом?» — урча от холодных прикосновений, басистым голосом спросил он. «Здесь никто об этом не знает и узнать не должен», — пролетело в сознании, и Лейла медленно отстранилась, закидывая в мелкий проём в наморднике две крупные рыбёшки. «Слышала, дети после нас тебе не понравились». «Вы были терпимы, а вот те…» — дракон открыл глаз и всем видом показал презрение. «Часть упала без сознания, другие дрожали, а от отдельных личностей, когда я перевернулся на другой бок, посыпались колющие и щекочущие лучи. Какой-то мальчишка даже посмел кинуть в меня палку», — он громко фыркнул и оскалился, заставив Лейлу усмехнуться. «Вас с братом и мамой на протяжении двух недель держат порознь?» — поинтересовалась она спустя некоторое время, когда солнце скрылось за тучами. Немного кружилась голова, подрагивали ноги, но внутри было невероятно спокойно. Природная магия творила чудеса: вечно разгорающийся в груди шар сейчас будто вырвали с корнем. Не было мурашек, напряжения, мысли не метались с бешеной скоростью, и чувство невыразимого спокойствия, граничащей с истинной усталостью, разлилась по венам, точно широкая многоводная река. Голоса охраны отдалились, зимний холод рядом с огромным зверем сменился теплом, и их связь стала сильнее. Лейла склонила голову набок и завороженно прошлась пальцами по заострённым шипам, размерами напоминавших рога. Дракон громко проглотил рыбу и, устало выдохнув, резко зашевелился, сворачиваясь в гнездо. Загородил Лейлу огромным крылом и подтолкнул её к брюху. От неожиданности она пискнула и тут же привлекла внимание охраны: часть людей вскинули палочки, где-то рядом зазвенела вторая цепь, а остальные в защите ринулись к дракону. Он протяжно зарычал и плюнул в небольшую группу ярким пламенем, подпалив заколдованные ноги. — Всё нормально! — громко воскликнула Лейла и заставила охрану замереть. Она подняла руки, как бы сдаваясь, и уверенно повторила: — Всё в порядке, если что, на мне тоже есть защита. Всё же через минут двадцать после мрачных взглядов и слежки за каждым движением дракона, за каждой эмоцией Лейлы, те успокоились и вернулись к разговорам. Все прекрасно понимали, что этот вид по сравнению с другими был спокойным и хорошо обучаемым, и Лейла читала о нём слишком много, чтобы не знать повадок и как его успокоить. Тот лёг мордой на землю и, виляя хвостом с шипами, прикрыл глаза, положив её на крыло. «Да, матери отдали самую большую часть леса, куда почти никто и никогда не ступал. Ей нужно было много места, особенно первые дни. До сих пор не верит, что мы с братом достаточно взрослые, чтобы постоять за себя. Она ведь прекрасно знает, что нас тут не убьют, скорее мы лес подпалим, если захотим. И всё равно каждую ночь рычит на весь лес, интересуясь нашими делами. Разве может произойти что-то интересное, пока мы сидим на цепи и едим жалкие податки вашей школы?» — прохрипел дракон, протяжно выдыхая едкий дым. Лейла тихо посмеялась и стала изучать его тело вблизи. «Мама всегда будет волноваться. До конца дней. Это её законное право, и для неё вы всегда будете малышами. Так что не будь таким эгоистом», — он несильно хлопнул её хвостом, и уголки пасти чуть заметно приподнялись. Ему было так же хорошо и легко, потому что природная связь очень сильно отличалась от волшебной. Она была крепче и сильнее, но в то же время чувствительнее. Их сознания и души медленно переплетались, соприкасались, и слышать, чувствовать дракона Лейла могла каждой клеткой. Да, в то же время это делало её слабее: близился день рождения, стихии просыпались чаще, однако сейчас всё перестало казаться таким странным и страшным. Всё напряжение улетучилось, и завёрнутая в угольное крыло, Лейла медленно провалилась в сон. Разбудили её уже ближе к отбою: сначала всем казалось, что она мертва. Однако дракон с ней ничего не сделал, грудь её всё это время вздымалась, и защита от огня работала. Кеттлберн гордился ученицей, хотя в этом не было ни её, ни его заслуги, поэтому в пятницу всё повторилось. Те два дня Лейла, наконец, выспалась и почувствовала себя действительно нужной. Уважение и интерес, с которым дракон с ней разговаривал, и аккуратность, с какой тот оберегал её в объятиях, заставили Лейлу в очередной раз осознать, насколько животные лучше людей. Она любила их за природную чистоту и искренность. Даже такие огромные чудовища, как их прозвали люди, не судили, не рассуждали, они просто хотели быть друзьями человека, или, по крайней мере, не скрывали своих намерений. Зверь никогда не может быть так жесток, как человек. Никогда не может быть изуродован, как человеческая душа.

*

— Принесите счёт, пожалуйста! — Две кружки эля и среднюю порцию жаренной картошки. — Лейла, как тебе эта книга? Думаешь, будет интересна сыну на втором курсе? — Передавай Кэрол, что я заходил, а то она совсем забегалась, даже не смотрела на меня. — Кому сдавать ключи от комнаты? — Можете рассчитать каждого отдельно? — Здравствуй, ведьмочка. Всё, как всегда, надеюсь, помнишь. По радио крутили рождественские песни, столы гудели от обсуждения новых правил Министерства, успешно заключались сделки, над товаром в воздухе вились чёрные нити, а барная стойка по-прежнему подсвечивалась красными и зелёными цветами. Цветами Непростительных, как шутил мистер Рондаль. Лейла вместе с Кэрол и ещё одной официанткой бегали по пабу, на ходу меняясь обязанностями. Все трое побывали за барной стойкой, успели встретить и проводить десяток клиентов, каждому посоветовать блюда из новогоднего меню, и поговорить о жизни. К счастью, Лейла ещё две недели назад начала закупку подарков: выделила из всех собранных денег небольшой бюджет и стала выбирать товар ещё тогда, когда не повысили цены. Слава Мерлину, благодаря связям в Лютном переулке, часть подарков ей достались по сниженным ценам, и это не могло не радовать. Лейла погрязла в работе, и лишь удивлённые взгляды компании мистера Рондаля и Шайверетча мешали сосредоточиться. Когда же открылась дверь, и в паб вошла их знакомая колдунья, которая продавала платья, Лейла получила в придачу ещё один шокирующий взгляд. — Кэрол, ты заставила дитя работать в этот день?! — воскликнула она, ставя чемодан у барной стойки. — Я сама ждала от неё письма, но Лейла пришла по своей воле, — ставя бокалы со сливочным пивом на один из столов, прикрикнула Кэрол. — Так… — отнеся заказ и устало выдохнув, протянула Лейла, когда всё внимание перешло на неё. — Я не пошла на Святочный бал, вот и всё. Нечего тут обсуждать. — Но почему?! — не сдержался мистер Рондаль. — Мы же так хотели выбрать тебе платье! — Потому что не захотела. Не люблю танцы и все эти взгляды, когда ученицы пожирают друг друга и обсуждают наряды или кавалеров, — она поморщилась и усмехнулась. — К тому же, за пропущенный день на работе мне никто не заплатит. А деньги нужны всем. — А вот это правильно, — хрипло посмеялся Шайверетч, получив кулаком по плечу от старушки. — Ну не злитесь вы на меня, прошу, — смутилась Лейла, улыбаясь ей. — У меня будет ещё празднование дня рождения и выпускной, и тогда я точно пойду к вам за платьем. — Так у тебя в следующую пятницу день рождения? — Да, но у нас… ох, как объяснить, — закусила губу она. — Скажем так, на курсе у нас с каждого факультета есть по одному человеку, который родился в период от Рождества до нового года. Но, так как все уезжают домой на каникулах, ребята уже давно празднуют именинников в начале января, — до этого когтевранская служила лишь помещением для вечеринки, однако сейчас к «троице» присоединилась и Лейла, поэтому теперь все факультеты были на равных, и на последнем курсе такое празднование не могли отменить. — И когда ты собиралась пойти ко мне? Никогда, верно? — фыркнула старушка, и резко её лицо озарила хитрая улыбка. — Кэрол, комната какая-нибудь свободна? На полчаса где-то? — Свободна, только тебе зачем? — усмехнулась та. Они пару минут пошептались, и Лейла по взглядам поняла, что говорили о ней. — Даю десять минут, — строго сказала Кэрол и кивнула ей, давая разрешение идти за старушкой. — И не смотри так на меня, у нас всё забито, а у неё работы непочатый край. — Ладно, ладно. Пошли, ведьмочка, живее. Как оказалось, говорить о каких-то мероприятиях заранее в Лютном переулке не стоило. Старушка запихнула Лейлу в маленькую комнатку и, стукнув по чемодану палочкой, стала делать замеры её тела. В секунду чемодан раскрылся, и оттуда вылетели вешалки с платьями, корсетами и аксессуарами. Особого разрешения у Лейлы никто не спрашивал, лишь поставили перед фактом, но, взвесив все за и против, она всё же не стала сопротивляться. Лучше было выбрать платье сейчас — сразу на вечеринку, на которую она, вероятно, не пойдёт, и на выпускной. Потом хотя бы не придётся вспоминать об этом. Все деньги бюджета она потратила на подарки, о некоторых из них уже успела пожалеть, и поэтому, даже несмотря на уговоры старушки, платье она выберет самое дешёвое. — Извините… — Мариэлла. Зови меня по имени, только не при остальных, — строго оглядев Лейлу из-под коротких ресниц, произнесла она и улыбнулась. — Мариэлла, у вас невероятно красивые платья, — искренне произнесла Лейла, завороженно выдыхая. — Но у меня очень мало денег. — Уверена, мы найдём хотя бы несколько вариантов. Я уже вижу, как некоторые из них потрясающе сидят на нашей ведьмочке. Вот только, когда она услышала максимальную сумму, которую Лейла могла дать, Мариэлла заметно разочаровалась, хоть и вытащила из чемодана четыре платья. Не теряя времени, она взмахом палочки раздела её и заставила натянуть первый вариант, хотя стоил он больше предложенных денег. — Ой, ну подумаешь, потом занесёшь, — отмахнулась она, по-доброму улыбаясь. Лейла же подавила усмешку, ведь здесь все хотели побольше наживки, и примерила искрящееся золотое платье в пол. Перед лицом образовалось зеркало, и она сразу сказала нет: в нём она казалось бледной, так ещё и низкой. Второе, тоже дороже бюджета, было велико в груди, и узко в талии — всё же обтягивать её и демонстрировать кольцо на цепочке не хотелось. По поводу украшения, Мариэлла, на удивление, ничего не сказала, ибо слишком увлеклась выбором. — Ты должна сиять, дорогуша, ты заслуживаешь этого после прогула Святочного бала! — надавила она, с разочарованием забирая третье платье и отдавая Лейле последний вариант. Единственный, что ей был по карману даже с туфлями в придачу. Мариэлла же громко вздыхала от негодования, смотря на своё самое дешёвое и простое платье. Не успела Лейла отказаться, увидев непозволительную длину, снизу донёсся громкий крик Кэрол, что время вышло, и прибыли новые клиенты. — Ничего, иди, иди, вернёшься через пару минут, — сказала Мариэлла, прекрасно зная, что, если Лейла испортит платье, платить за него будет точно. Её щёки зарделись, пока она спускалась по лестнице в платье и на небольших каблуках: непозволительно короткое, тонкое, так ещё и на бретельках. Вот только все мысли развеялись, когда Шайверетч с Кэрол и компанией Рондаля, увидев её, замерли. Жена Рондаля открыла рот и не смогла произнести ни слова. Лейла захотела провалиться под землю и как можно быстрее схватила фартук, но Кэрол перехватила её руку. — Если оно дорогое, я готов заплатить сам, лишь бы ты в нём пошла, — медленно проговорил мистер Рондаль, и его жена одобрительно кивнула. — Чтобы ты не думала, что мой муж покушается на молоденьких, я тебе серьёзно скажу. Ты прекрасна.

*

Делать было нечего: она уходила из паба с красиво упакованным платьем и туфлями в придачу. До сих пор была в шоке, как её уговорили, и качала головой каждый раз, когда вспоминала его длину. Однако со стороны было виднее, и главное, что платье на последующие мероприятия наконец-то появилось. Сегодня был последний день второй официантки, поэтому её оставили отрабатывать разбитую посуду, а Лейлу отпустили к пол десятому вечера, взамен договорившись, что она проработает дольше на следующих выходных. Добравшись до школы, она отчётливо слышала громкую музыку из Большого зала и устало улыбалась, понимая, что не может не зайти. Ей безумно хотелось незаметно забрать со стола бокал с пуншем, куда уже добавили алкоголя, и, положив сумку в комнату, отправиться на Астрономическую башню, поэтому противиться желанием она не стала. Бал начался всего два часа назад, и сейчас, когда почти все учителя ушли, начиналось главное веселье. Зал был забит: столы отставлены к стенкам, на учительском пьедестале играл оркестр, а в центре под музыку кружили парочки. Длинные яркие платья, костюмы-тройки с бабочками, разукрашенные косметикой лица и идеально вылизанные волосы. Да, красиво, даже очень, но Лейле становилось душно и некомфортно. Она быстро подобралась к столу, не желая с кем-то сталкиваться, и налила ярко-красного пунша в бокал, так же быстро исчезая в тени неосвещённой части зала. Напоследок Лейла бегло осмотрела однокурсников и улыбнулась, заметив веселящихся Фиону с Кевином: белое платье в пол и серый костюм с красной бабочкой прекрасно сочетались и делали их пару ещё более красивой. Джек пританцовывал рядом с Джорджией, а Хлоя веселилась вместе с гриффиндорским вратарём, исполняя рождественскую мечту. Лейла не смогла не отметить очаровательного Лестрейнджа в лакированных ботинках, идеально выглаженном костюме с золотыми запонками и ещё более кудрявыми волосами. С ним под руку стояла счастливая Розье, прямо-таки искрившаяся от радости, что заполучила одного из самых завидных парней старшего курса. Лейла уже хотела разворачиваться и идти в башню, когда взгляд наткнулся на знакомый силуэт, заставив её замереть. Марволо расслабленно стоял рядом с Паркинсон и коротко улыбался, слушая скопившуюся рядом группу людей. На нём был тёмно-коричневый строгий, конечно же, идеально-выглаженный костюм: кашемировый пиджак прилегал к мускулистым рукам, уверенно сидя на плечах, и был застёгнут на пуговицу. Под ним виднелась чёрная водолазка, закрывающая горло и аккуратно заправленная в брюки. Неизменно уложенные волосы и блестящий, холодный взгляд заставили Лейлу облизнуть губы и медленно сглотнуть. Большая часть девушек посматривала в его сторону, пока Марволо наслаждался вниманием и уверенно держал лицо. Взгляд невольно метнулся к его руке, и внутри Лейлы что-то неприятно кольнуло. Он придерживал Паркинсон за талию, пока та широко улыбалась и, смеясь, почти висела на нём. Конечно, он пошёл на бал со слизеринкой, причём одной из лучших. Паркинсон была красавицей. Высокая и статная, с пышной грудью и округлыми бёдрами. С лебединой шеей и пухлыми губами. От неё всегда веяло сладкими духами и нежными речами, пока за маской аристократки прятались свои скелеты. Как, например, одержимость Марволо. Взглянув на него ещё раз, Лейла чуть не подавилась — он смотрел на неё. Улыбался обожателям, обнимал Паркинсон и смотрел на неё. Немного удивлённо, проницательно и очень внимательно. Внутренности сжало в тиски, а в горле пересохло. Лейла, еле сдержавшись, чтобы не сжать челюсть, коротко улыбнулась и, подняв бокал, дёрнула бровями. «За вас», — беззвучно произнесла она и осмотрела весь зал, невольно задержалась на Паркинсон. Резко отдёрнула себя и, ещё раз улыбнувшись, коснулась губами бокала. Не успев сделать и глотка, она развернулась и плавно удалилась из зала. Завернула за угол и тяжело сглотнула, ускорив шаг. Она искренне не хотела об этом думать, не хотела, чтобы картинка перед глазами повторялась, но всё равно невольно возвращалась к их паре глазами. Лейла прочитала слишком много книг, чтобы не знать, что произошло. Ей стало неприятно. Не из-за усталости, не из-за запаха алкоголя. Неприятно, что Марволо точно так же касался, лапал других учениц, и страшно, что впервые в жизни в груди полыхнула ревность.