Только ты и я

Плейлист от меня на главу: https://youtu.be/DFegOBUxLqI

«Что, не понравилось?» — хохотнул зимний ветер и, забравшись под руку Лейлы, устроился перед ней на перилах. Она резко закашлялась и поморщилась, тряхнув головой. Ещё раз покрутила в руке бокал с красным пуншем и отвела взгляд, окончательно поняв, что даже малая капля алкоголя ощущается чётче яда. В какой-то момент Лейле даже стало смешно: пока её однокурсники по выходным напивались, сметая со стола все бутылки, она за свои двести шестьдесят девять даже ни разу не пробовала. Уж не знала, хвастаться этим или стыдиться, но, смотря на окрылённых знакомых, чьи глаза сверкали после нескольких глотков а тело с гриффиндорской уверенностью двигалось в такт музыке, она хотела поучиться такой раскованности. На Астрономической башне Лейла уже была несколько раз, но только сейчас смогла увидеть окрестности Хогвартса в ночной темноте. На этаже ниже лежали карты, а по углам стояли телескопы; за спиной, в центре смотровой площадки, светился шар, как она понимала, отображающий землю, крутящиеся вокруг него разной ширины металлические кольца тихо поскрипывали, раскачиваясь при дуновении воздуха. Ведущая на самую высокую башню лестница сливалась с выложенными по кругу дощечками, а между толстыми выбеленными столбами располагались латунные перила, у которых открывался потрясающий вид на Запретный лес с хижиной, Чёрное озеро и горы у его берегов. Игривый ветер морозил щёки, трепал передние пряди волос, до слуха доносился треск льда: такая лёгкая атмосфера заставила Лейлу прикрыть глаза, медленно выдохнуть и, положив пальцы на перила, дотронуться до серебристой руки воздуха. Сейчас её не пугала высота, забылось вечное напряжение, и она пообещала, убедила себя, что со всем справится. Будет приходить сюда чаще и действительно расслабляться наедине, поскольку не было в Хогвартсе больше места, где она бы не чувствовала чьё-то присутствие. Даже в своей комнате от частых гостей атмосфера была напряжённой, балансируя на грани между тяжёлой, давящей на подсознание аурой и рушащейся при приходе Марволо реальностью, которую заволакивала ненастоящая лёгкость. Услышав скрип лестницы и тихие голоса, Лейла выпрямилась и лениво открыла глаза, оборачиваясь на нарушителей её спокойствия. Однако привычного раздражения не последовало, и она не смогла сдержать улыбки. — Мерлин, это что, самые завидные парни школы? Как я могла занять ваше место, прошу прощения, уже ухожу, — театрально поклонилась Лейла, осмотрев Лестрейнджа с Малфоем с ног до головы. Второй снял тёмный бархатный пиджак и, с усмешкой закатив глаза, поджёг сигарету. Лестрейндж же растрепал кудрявые волосы и удивлённо вскинул брови, расплывшись в тёплой улыбке. Вальяжно подошёл к перилам и сощурился, покачав головой. — У тебя же были дела? — блеснув карими глазами, поинтересовался он. — Были, сейчас освободилась. А вы что тут де… — Так, всё. Я был уверен, что ты сама поймёшь, но хватит обращаться ко мне на вы. Чувствую себя очень старым, — пробурчал Лестрейндж и встал рядом. — Я вообще-то говорила про вас двоих, — Лейла тихо посмеялась, но коротко кивнула, сдаваясь. — Но ладно, я поняла. — Меня это тоже касается, — подойдя с другой стороны, добавил Малфой и одной рукой поправил висящий на шее фотоаппарат. Заметив на её лице большое удивление, он сделал затяжку и улыбнулся: — Я верю, что ты нас уважаешь. Ты даже Эйвери уважаешь, хотя уверен, в душе ненавидишь, — Лейла тихо хмыкнула и закатила глаза. — Но мы всё-таки последний год учимся, незачем так обращаться, мы этого на каникулах наслушаемся. — Тогда, Абраксас… — протянула она, покрутив в руке бокал. — Что вы здесь делаете? Бал ещё не закончился, а вы бросили своих прекрасных дам прямо в зале. — Кто кого бросил, — хмыкнул Роберт, повернув к ней голову. — У наших дам в зале играет любимая группа, а в перерывах у них находится слишком много тем, которые нужно обсудить именно в тот момент. — К тому же у них там фотосессия, — потушив окурок, добавил Абраксас и кинул взгляд на свой фотоаппарат. — С профессиональным фотографом, а я запечатлею лишь знакомых, не всех подряд. Ты пьёшь? — резко спросил он, кивнув на пунш. — Решила впервые попробовать под покровом ночи, — саркастично протянула Лейла, всматриваясь в красную жидкость. — И как? — подперев щёку рукой, поинтересовался Лестрейндж. — Ужасно, — поморщилась она, вызвав у слизеринцев короткие смешки. Принюхавшись, Лейла вскинула бровь и склонила голову набок. — А ты, я смотрю, решил отметить «Превосходно» по Истории? — Я не пил, — самоотверженно заявил Роберт, когда на щеках стал спадать румянец. Она усмехнулась и повернулась к Абраксасу. — Он пил? — Три бокала. Для храбрости перед своей Belle Mademoiselle, — услышав, как Роберт цокнул, они зажмурились и закусили губу, стараясь не смеяться. — Неужели так боишься красоты Розье? — Честно говоря, я просто не думал, что ты мне откажешь. Как такому шикарному парню вообще можно отказать? — недоумевал он, проходя по бокам руками. — Натренированный, умный, воспитанный, вежливый, скромный… По крайней мере не эгоистичный! Опрятно одет, так ещё и танцевать умею. — Такого потеряла… — прошептал Абраксас, хватаясь за голову. Но никто не смел обижаться, ведь Роберт прекрасно знал, что Лейла просто была занята. — Поэтому я не особо задумывался, с кем пойти после. Потом же… Я просто знал, что Друэлла всегда скажет мне да, — как-то устало проговорил он, опираясь на поручень и смотря на блестящую гладь озера. — О да, это сейчас прозвучало максимально неэгоистично. Друэлла в тебя влюблена, а ты… — усмехнулась Лейла, покачав головой и отведя взгляд от рукавов Роберта. Он тихо выдохнул и коротко ей улыбнулся. — Это не влюблённость, это одержимость, и она очень пугает, — Абраксас утвердительно кивнул и через Лейлу понимающе посмотрел на товарища. — Ходить за мной попятам, постоянно поддакивать, звонко смеяться над каждым моим словом, пытаться поразить знаниями о Зельеварении и каждый год подливать Амортенцию в стакан — это только отталкивает. Поэтому с ней только так, я, хоть и отлично соображаю даже после нескольких бокалов, но напряжение на бале росло с каждым часом. Ведь надо было следить, чтобы женская сумочка не оказалось близко к моему напитку, так ещё и держать дистанцию. Ох, Мерлин, Лейла… Скажи, я настолько красивый, что нужно ко мне на шею вешаться каждые десять минут и пытаться поцеловать? — Роберт смахнул волосы с глаза и приподнял брови, демонстрируя ей точёный профиль. Перед глазами пронеслась картинка, как Паркинсон в зелёном гипюровом платье стояла в объятиях Марволо и, сравнивая с описанием Роберта, точно так же висела на шее у своего кавалера. Лейла расплылась в улыбке и тихо засмеялась. — К счастью или сожалению, с таким вопросом не ко мне, — позвав домовика и отдав ему бокал, сказала она. — Да, а то после такого ты тоже вспыхнешь, как Эйвери, — хохотнул Абраксас, заставив Роберта оживиться. — Должен признать, это было одно из самых сильных сражений за семестр. Твоя стойкость… — Впечатляет, — закончил блондин, убрав волосы назад. Казалось, он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого оба погрузились в тишину, синхронно повернув голову в сторону гор. — Расскажете о ваших загруженных днях на каникулах? Балы, секретные собрания аристократов, азартные игры в загородных домах? — немного подумав, предположила Лейла и стала наблюдать за луной. — Надеюсь, ничего, — удивил её Абраксас и устало потёр переносицу. Та же реакция была и у Роберта. — Хотя, вероятно, будет рождественский бал как каждый год. Только нам там делать нечего: мы лишь с улыбкой должны встречать гостей, задаривать дам комплиментами, если спросят, отвечать заученными словами, и по приказам отца… — Или матери. — Приглашать определённых девушек на танец, — закончил Абраксас. — Причём делать вид, что нам очень интересно слушать сплетни и их попытки сказать что-то умное о политике, — добавил Роберт и понимающе переглянулся с товарищем. — К тому же в этот раз мои предки явно захотят серьёзно поговорить. Говорят в письмах про полное совершеннолетие, однако я уверен, это не главная тема… Так что каникулы не будут весёлыми. Ну, а раз ты остаёшься в школе, — он хитро сверкнул глазами, ловко переведя тему, и отошёл от поручней. — Абраксас, будь другом, сделай нам красивый кадр. Глаза Лейлы расширились, и она выразительно взглянула на Роберта, что галантно протянул ей руку, как бы спрашивая разрешения. — Нет, ну а на кого мне ещё смотреть всю последующую неделю? — серьёзно произнёс он и не сдержал белозубой улыбки. — Я шучу, честно! Просто на память, хоть у нас и будет ещё одна фотосессия на празднике в честь четырех именинников. Но вдруг ты снова решишь не прийти. Шанс упускать нельзя. — То есть выпускной для тебя шутка? Или хочешь выделиться на фоне моего старого платья? — взвесив все за и против, усмехнулась Лейла и приняла его руку, вовсе не ощущая столь привычного холода от мужских касаний. Роберт был осторожен, не желая повторить ситуацию с недопониманием, и рядом с ним, как с Кевином, было спокойно. Его тёплая рука аккуратно коснулась талии, чуть выше цепочки, и парень гордо вскинул голову, притянув Лейлу ближе. Пока Абраксас настраивал фотоаппарат, Роберт усмехнулся и всё же ответил: — До выпускного нужно ещё дожить, а ты… не напрашивайся на комплимент, — она закатила глаза, не сдержав короткой улыбки, и быстро поправила ему упавшую на лицо кудрявую прядь. В тот момент было так хорошо и спокойно, что Лейла снова стала искать в этом подвох. Но вот, двое слизеринцев только что спокойно с ней разговаривали и смеялись: слова не сочились ядом, они не запугивали, не пытали и были… простыми подростками. Так какого орка она продолжала возиться с Марволо — полной противоположностью своим однокурсникам, порождением тьмы и настоящим дьяволом? На это Лейла ответить не могла. — Роберт, лицо попроще, выглядишь, как наевшийся Слизнорт на колдографии с Клуба Слизней, — фыркнул Абраксас, заставив её усмехнуться. — Три, два… Лейла положила руку Роберту на плечо и, подняв уголки губ в полуулыбке, склонила голову набок. Яркая вспышка на мгновение ослепила, после чего Абраксас опустил фотоаппарат и, закусив губу, стал ждать. Не прошло и минуты, как из него вылезла небольшая колдография, правда, без прояснившейся картинки. — А это я забираю себе. Копию пришлю по почте, — прокрутившись на носке и вытянув её из руки Абраксаса, протянул Роберт. Положил в карман пиджака и, взглянув на время, поджал губы, погрустнев. — Нам пора возвращаться, скоро последний танец. Ты можешь… — Не могу. — Не можешь пойти с нами, — быстро понял Роберт и устало выдохнул. Перспектива танцевать с Друэллой его явно не привлекала. Зато Абраксас прощался с блаженной улыбкой, ожидая снова встретиться с Лукрецией в центре танцплощадки. Скоро, чувствовалось, должен был произойти очередной выброс силы, это же подтверждала медленно накатывающая слабость, поэтому Лейла ещё немного побыла на башне, после чего прошла через пустую гостиную и заперлась в комнате, молясь не увидеть кошмаров. И она не увидела, потому что снова побоялась уснуть: всплывавшее лицо Марволо — нынешнее лицо, заставляло её прикрывать глаза и медленно успокаиваться, пока оно не начинало приобретать схожие с хищной звериной мордой черты и в сознании яркой вспышкой появлялся Волдеморт. Только в такие моменты, движимая животным страхом, Лейла начинала действительно соображать и медленно понимать, что следовало делать дальше. Очередное раннее утро встретило её сугробом снега на подоконнике, громким храпом с нижних этажей и выбитым краном в ванной. Лейла даже улыбнулась — какая замечательная традиция. Однако осадок от таких взрывов полностью исчезал, стоило ей выйти из башни. Из открытых окон дул бодрящий ветер, портреты спали, и во всём замке не было ни единой души, кроме профессоров, у которых из-за количества работы последние дни выдались сложными. Уже почти зайдя в Большой зал, она резко остановилась и, вернувшись к до этого пустовавшей стене, удивлённо подняла брови. Десятки больших колдографий в рамках расположились прямо у входа в зал: запечатлели каждый факультет отдельно, девушек, на счёт три взмахивающих подолом платья, парней, обнимающих друг друга за плечо, старост, как школьных, так и факультетских, нарядных и радостных профессоров, и просто группы друзей. В центре было повешено огромное фото со всем седьмым курсом, и Лейла невольно сама расплылась в улыбке, рассматривая счастливые лица однокурсников. Как бы ни было видно разделение Слизерина и Гриффиндора, стоявших с разных сторон, даже это не мешало всем парам одновременно и сочетаться, и привлекать внимание именно к себе. Ученицы выглядели как настоящие леди: в потрясающих длинных платьях, с причёсками, которые наверняка делали больше часа вручную, ибо чары так долго не работали, и румянцем на щеках. Ученики в костюмах с бабочками и галстуками, в начищенных туфлях и с идеальными причёсками разделились на две группы: одни не скрывали широких улыбок, из-за которых проявлялись ямочки и сужались глаза, пока вторые держались более отстранёно и с гордо поднятой головой проницательно смотрели в камеру. Несложно было понять, что вторыми являлись слизеринцы. Абсолютно все стояли с вытянутой, как струна, спиной, по-хозяйски прижимая к себе партнёрш и всем видом показывая своё превосходство. Заметив счастливые лица друзей, Лейла искренне умилилась столь долгожданной паре Фионы с Кевином, а, увидев статных Роберта с Абраксасом, которые никак не походили на простых школьников со встречи на Астрономической башне, она снова захотела назвать их по фамилиям. Но как бы Лейла ни старалась, не заметить пару Паркинсон и Марволо она не смогла. И только глаза метнулись к его холодному лицу с еле заметной улыбкой и колючим взглядом, тело покрылось мурашками. — Профессор Дамблдор, доброе утро, — резко дёрнув головой в сторону дверей и заметив медленно бредущего Дамблдора, Лейла сглотнула и с приподнятыми уголками губ направилась к нему. — Здравствуй, Лейла, — коротко кивнул он и поправил очки, бегло её осмотрев. — Что-то хотела? — Верно, — не скрывая правды, она усмехнулась такой проницательности и продолжила: — Через пару дней у меня день рождения, и я стану совершеннолетней… по эльфийским меркам. И, как я уже говорила, с этой вещью, — Дамблдор всё прекрасно понял и медленно кивнул: — могут быть определённые проблемы. Я не знаю, как оно будет реагировать на этот праздник, не знаю, какого масштаба сила и проявится ли она вообще. Поэтому думала, что нужно вас предупредить, если что, — нагло соврала Лейла, переплетая две разные истории. Он ещё немного помолчал, остановившись у её стола, после чего прикрыл глаза, по-доброму улыбнулся и тихо произнёс: — Если почувствуешь что-то, лучше выйти на улицу. Я позволю даже в Запретный лес или на другой берег озера, — тонко намекнув на прошлый инцидент, сказал тот. — На восстановление школы времени, к сожалению, сейчас у нас нет. — Конечно, я постараюсь, — невольно усмехнулась Лейла и удовлетворённо кивнула. — Спасибо, сэр. Утро было слишком ранним, поэтому встретить кого-то из учеников в Большом зале было бы удивительно, ведь седьмой курс отсыпался, а остальные просто не имели привычки нарушать работу эльфов. Сейчас залом правили они: трансгрессировали с кухни с полными подносами и быстро расставляли еду на столах. — Мисс пришла! Доброе утро, мисс! — радостно воскликнул один из домовиков и щёлкнул пальцем, испарившись перед севшей на корточки Лейлой. Спустя несколько секунд он внезапно появился перед ней снова и с широкой улыбкой протянул маленький мешочек. В другую руку вложил небольшой тёплый термос и выжидающе уставился на Лейлу огромными голубыми глазами. — Спасибо огромное, Линти! — прошептала она с тёплой улыбкой и, погладив его по холодной голове, коротко чмокнула в макушку. Вроде бы делала это как благодарность за подготовленную еду на день уже не первый раз, однако Линти по-прежнему поджимал уши, смущаясь, и начинал шептать что-то нечленораздельное, напоминая, какая мисс добрая. Переубедить Лейла его не могла, зато сама начинала улыбаться, и воскресенье с таким утром нравилось ей гораздо больше. Больше не привлекая внимания, она тенью перебежала с одного коридора в другой, спустилась по лестницам, еле успев на последнюю нужную, и наконец оказалась на улице. Холодный ветер морозил дыхательные пути, в лицо светило зимнее солнце, под ногами трещали снежные сугробы. Лейла прикрыла глаза и, медленно выдохнув, отправилась к Хогсмиду. Уже который раз она проходила эту деревню и искренне жалела, что всё же ни разу не смогла побывать здесь с однокурсниками, когда работали бы все лавки, в витринах кафе летали сладости и у «Зонко», как ей рассказывали, стояла бы огромная очередь. Однако даже пустая деревня была куда приятнее, чище и атмосфернее, чем затхлый паб «Кабанья голова», где её встречал запах коз, почти догоревшая свеча и вечно бурчащий Аберфорт Дамблдор. Обычно они здоровались коротким кивком головы, после чего поднимались к камину по скрипящей лестнице: Лейла брала в руку горсть летучего пороха и с таким же вежливым кивком испарялась в зелёном пламени. И вот, из раза в раз преодолевая этот барьер, появляясь в кондитерской Шугарплама и чувствуя пряный запах лакричных палочек и тыквенного пирога, она становилась другой. Каждое воскресенье спешила с самого утра в Лютный переулок, скрываясь под капюшоном мантии, осматривала ничем непримечательные днём лавки и с короткой улыбкой раскрывала двери в Белую Виверну. Та со скрипом распахивалась, заставляя сидящих рядом клиентов поднять голову, и за барной стойкой кто-то по-доброму усмехался. В этот раз Лейла пришла чуть раньше, чем вызвала у Кэрол очередную улыбку. Она хитро сверкнула глазами и коротко кивнула, добавляя молоко в кружку с кофе. И не было в этом жесте ничего хищного, устрашающего, как о жителях Лютного переулка отзывались в школе — именно это и нравилось Лейле. Взрослые, умелые и обученные жизни люди, колдуны, интересующиеся не всемирным добром и пропагандой пушистой жизни, а скелетами, Непростительными заклятиями, ядами, сглазами и кровавыми ритуалами. Реалисты, чьи головы полны запрещённых мыслей, великолепные манипуляторы с прекрасным опытом торговли и просто интересные личности, которые дали Лейле не только десятки советов, но и связей и дополнительных проверок её знаний по Тёмным искусствам. Поэтому паб, вся компания знакомых клиентов, разговаривавших с ней на одном уровне, и Кэрол заняли отдельное место у неё под сердцем. — Швея-то наша вчера разочарованной была после твоего ухода, — вернула её в реальность Кэрол, когда ближе к полудню выдалась свободная минута. По радиоприёмнику играли рождественские песни, за двумя большими столами обедали группы вырвавшихся с работы волшебников, эмоционально переговаривавшихся о новом выпуске газеты, а за столиками у стенок негромко звенели кофейные чашки и скрипели перья в руках. — Никогда не видела её такой грустной после удачной продажи платья. Так ещё с туфлями в придачу! Немыслимо. — Просто это было самое дешёвое из всех её новинок, — Лейла усмехнулась и, съев очередной кусок ванильного торта, который ей принёс со школьной кухни домовик, добавила: — Ты была права, у неё половина платьев стоит больше моей зарплаты. Да, они очень красивые, но… — Но не стоят тех денег, — она понимающе кивнула и, отнеся пустые кружки, вернулась за стойку. — Только так думаешь только ты, хотя… тебе и не о чём волноваться. Не часто у нас увидишь девушку, кому подходит самое обычное платье. И всё же мне показалось, что тебе оно не особо-то и понравилось или?.. — Мне просто было некомфортно, для меня оно… вульгарное и короткое. И я не слежу за модой, поэтому просто доверилась вам. Ну и не смогла устоять: кто сможет, когда на тебя пытливым взглядом смотрит Рондаль вкупе с Шайверетчем? — помявшись, пояснила Лейла и сделала несколько глотков бодрящего кофе. Кэрол тихо посмеялась и махнула рукой. — Что правда, то правда, они умеют убеждать. Но лично мне, не такой уж и старой девушке, совсем не кажется это вульгарным. Оно сидело на тебе прекрасно без каких-либо аксессуаров, и в этом заключалась твоя удача. Остальные в поисках идеала голову снести готовы, без преувеличений! Ведь цены такие наша старушка поставила не зря, потому что клиентов у неё вагон и тележка, сама видела. И все они, и взрослые, и выпускницы отдают последние сбережения, потому что статус нужно держать, нужно сиять среди остальных, понимаешь ли. К тому же она шьёт и на заказ, а ткани, которые использует, очень сложно достать. Так что цены здесь для дам не проблемы: для их отцов или мужей — да, а их только и манят побрякушки и сверкающие камни, — скучающе протянула она и хитро сверкнула глазами. — И да, если уж действительно хочешь узнать, где одежда и сами девушки вульгарные, советую сходить в публичный дом. Ты, по сравнению с ними, неженка невинная, хоть и шипы пустить можешь, поэтому нечего переживать. — Иногда я очень сомневаюсь, — тихо проговорила Лейла с медленно расползающейся улыбкой: — кто может поддержать лучше: ты или Дамблдор? — Кэрол рассмеялась и почесала переносицу, облокотившись на стойку. Стоило ей начать вспоминать школьные времена, послышался скрип двери и в пабе появился Горбин. Он скинул капюшон, тряхнув выцветшими карими волосами, мрачно оглядел посетителей и, наткнувшись на официанток, коротко улыбнулся. — Нет, сегодня не пью. Крепкий чёрный кофе и пирог с патокой, — жестом остановив Кэрол, когда та уже потянулась к рюмке, прохрипел он и поёрзал на стуле у стойки. — Неужели всё так плохо? Долго не заходили, так ещё пить перестали? — нагло усмехнулась она. — О, дорогая, всё лучше, чем я мог себе представить, — с наслаждением протянул Горбин и, сверкнув серо-голубыми глазами, стукнул пальцем по столешнице. — Озлобленных колдунов, приходящих в магазин, не счесть, их даже больше, чем в прошлом году! Плевать мне, на кого они обиду держат, хоть на предавших их родственников, хоть на Министерство, но проклятые вещички продаются только так! Видимо, подарочки у кого-то будут очень желанными и приятными, — хохотнул он. — Да и приказчики мои неплохо уговаривают богатеньких людишек продать им артефакты в нашу лавку. Сейчас что ведьмы спохватились с ритуалами, что некроманты очередные способы оживления придумывают. Потом сдают барахолки с неудавшегося эксперимента, а мы подтачиваем да подкрашиваем, и товар с трагичной, загадочной историей слетает с полок, не успеваю моргнуть. Поэтому алкоголь для счастья мне не нужен. Не сегодня, — отхлебнув кофе, закончил тот. Лейла же так увлеклась рассказом, что не расслышала просьбы принести счёт и не заметила, как Горбин перевёл хитрый взгляд на неё. Она поспешила к столику и, уже через пару минут проводив гостей, вернулась на место. Спокойный разговор старых знакомых стих, и теперь он снова посмотрел на Лейлу. — Спасибо, ведьмочка. Уж не знаю, сколько прошло и как давно я не заходил сюда, но лучше поблагодарить самому поздно, чем никогда. Весь товар вернули, с клиентами переговорили, а тех гадов заставили отплатить! Больше они сюда не явятся, — раздражённо фыркнул Горбин, пока Лейла сгорала от интереса. — Так кто Эмма и Генри на самом деле были? И зачем воровали товар? — недоумевала она, стараясь держаться отстранёно. Ведь показывать ему любопытство даже в простом диалоге было игрой с огнём: Горбин был хитрым, умным и изворотливым, порой дотошно жадным стариком, человеком себе на уме. Если он брался продавать опасные тёмные артефакты, волшебником он должен был быть сильным, и, держа руку на пульсе чёрного рынка, мог зацепиться за любую эмоцию, не говоря уже о слове. — Боггарт знает, кто они на самом деле, — буркнул он, разрезая горячий пирог. — Даже не уверен, настоящие ли это имена были, но они мои бывшие конкуренты. Прибыли с никому ненужного Честерфилда, причём уже не первый раз сюда наведывались, и потихоньку стали перетягивать у меня клиентов. И представляешь, оказалось, эти гады открыли в своём городке такую же лавку с артефактами и стали заманивать людей лживой рекламой, что со мной сотрудничают, а значит товар у них такой же качественный. Чушь костлявая! — Горбин стукнул по столу и активно зажевал. — Никогда ни с кем не делил бизнес и не собираюсь. Стали они нагло красть мой товар и переманивать клиентов, подливая им всякие травушки в стаканы. После того, как мои клиенты успешно что-то купили, они забирали товар и залезали в память. Стирали следы нападения и не забывали свою рекламку внедрить в мозги. Наглецы. Пытались и моих людей переманить, но, признаемся, ни одна треклятая лавка не будет лучше моей. — И каким же способом вы это все узнали? — приподняла брови Лейла, мысленно поражённая храбростью Эммы и Генри. Хотя, признаться честно, она до последнего их не подозревала: всем они казались милой супружеской парой с хорошим чувством юмора, умением завести лёгкую беседу и внедриться в любую компанию. — Мой работник всё уладил, а уж как… хм… вряд ли такой маленькой ведьмочке нужно знать, что происходит за ширмой моего магазина, — Лейла раздражённо закатила глаза и усмехнулась. Вот сейчас шутки про возраст уже начинали надоедать. Тем временем Горбин скосил взгляд и шепнул Кэрол: — И всё же молодёжь хороша в бизнесе. Свежие идеи, боевая энергия, магия хорошая, а обаяние… у-у-у, столько денег можно содрать что с богатеньких вдов, что с озабоченных мужиков, которых на молоденьких тянет, — увидев вытянувшееся лицо Лейлы, Горбин с Кэрол захохотали и махнули рукой. — Не о тебе речь. Ты, хоть и можешь многое заработать, но сначала нужно научиться нормально торговаться, а потом… — А потом половина паба запинает любого, кто смеет к тебе подойти без разрешения, — хмыкнула Кэрол и с улыбкой добавила: — Сколько лет у нас здесь не было так весело, как сейчас. И вряд ли кто-то захочет это прекращать. Когда Лейла прикрыла дверь «Кабаньей головы» и вернулась на тропу Хогсмида, короткая улыбка до сих пор не сходила с лица. Она несла в сумке зарплату, напоследок посидела в компании Шайверетча, Мариэллы и мистера Рондаля, а дорогу не заметало вьюгой — что могло быть лучше? Конечно, то, что на работе ей несколько раз приходилось выбегать в уборную или на задний двор, чтобы утихомирить жар в грудной клетке, знатно подпортило настроение, но другого она ожидать и не могла — силы ей до сих пор не подчинялись. Сейчас же, медленно заворачивая к заснеженному указателю, Лейла чувствовала, будто чего-то не хватало. И это что-то непонятно воздействовало на неё, одновременно успокаивая и раздражая. Первым делом она проверила цепочку, но та покоилась на привычном месте: тогда, закружив рядом с передними прядями, ветер почесал затылок и поинтересовался: «А где тот ящер?» — осознание пришло довольно быстро. Впервые за долгое время Марволо не поджидал её у «Кабаньей головы», не прятался за лавками — просто не пришёл. Лейла поморщилась и потупила взгляд, снова вспомнив про слизеринца, хотя весь день старалась отвлечься от любых похожих мыслей. «Понятия не имею. Пусть своими делами занимается», — подумала она, потерев замёрзший нос и заметив разгуливавшую по снегу Лапту. Кошка часто выходила на улицу, и как ей не становилось холодно, оставалось загадкой даже для её хозяйки Хлои. Когда Марволо стал одной из её главных проблем и занял почти все мысли, Лейла не знала, но отчётливо понимала одно — разговора о крестражах не избежать. Предыдущие дни она тщательно взвешивала увиденное, услышанное, вспоминала и записывала всё, что когда-то ему рассказывала о себе, и очень много думала. Не смела себе что-то обещать, очень не хотела взваливать на себя дополнительную ответственность, но без хотя бы малой доли информации о его уже состоявшихся планах она не могла сделать ни шагу вперёд. Иначе Лейла полетит прямо в пропасть, за ней на сотни осколков разлетится Средиземье, а потом в придачу и этот мир. Как и что она спросит у Марволо, порой слишком придирчивого, умного и очень внимательного, чтобы не заметить пробивающей её дрожи при любом упоминании нового головного кошмара, Лейла ещё не знала, но поговорить стоило как можно быстрее. Главное было этой возможности не испугаться.

*

— Удивительно и одновременно печально, что тебе не с кем было пойти на бал, — донёсся со спины противный сиплый голос Розье. Она намеренно задела её плечом, ровняясь рядом, и Лейла рефлекторно осмотрела руку, тщательно оглядывая её на наличие кристалла. Большой зал перед каникулами казался оглушительно громким: под потолком раскачивались сотни восковых свечей, у когтевранского стола в камине трещали дрова, а с двух сторон от учительского стола по-прежнему стояли огромные яркие ёлки. Обсуждения не стихали ни на минуту, у младших курсов на глазах выступали слёзы из-за расставания с друзьями, привидения летали над столами и желали всем хороших каникул, а Розье с Эйвери страстно желали испортить начало новой недели. На самом деле многие с седьмого курса, завидев Лейлу, переглядывались или шептались, ибо все остальные на балу были, однако её это ни капли не заботило — хотелось поесть и после отъезда друзей лечь спать. Ночью закрывать глаза она не могла и не хотела, а с учётом предстоящей расслабленной недели в этом вовсе не было необходимости. — Теперь я не сомневаюсь, стоит ли подходить к такой, как ты вообще. Если все брезгают, мне тоже следует, так ещё и твоих дружков предупредить… — протянул Эйвери, а Лейла искренне удивилась, зачем он открыл рот. — Если вы хотите приватную тренировку по использованию заклинания, от которого вас шатало последующие дни, можете попросить об этом напрямую, мистер Эйвери, — без тени улыбки произнесла она, коротко кивая уже переодетым в тёплые свитера друзьям. Пока слизеринец захлёбывался в ярости и готовился съязвить, Лейла повернулась к Розье, и безразлично добавила: — Люблю одиночество. Никто не беспокоит, вокруг спокойствие и тишина. Не хочется никого душить. — Просто смирись, что Лестрейндж пригласил не тебя, а меня, — не успев отойти к своему столу, она резко замерла, буквально ощутив расплывающуюся на лице Розье гордую ухмылку, и не смогла сдержаться. Медленно повернулась к ней с Эйвери, что ждал своего часа для новых оскорблений, и с широкой улыбкой посмотрела ей в глаза, склонив голову набок. Её бушующий взгляд немного успокоился, и та, всё же удержав надменное лицо, еле заметно смутилась. Улыбка погасла, глаза непонимающе забегали по крайне спокойному лицу Лейлы, а она прочистила горло и, наконец, двинулась за свой стол. — Опять? — поинтересовался Кевин, мрачно оглядев слизеринскую парочку. — Не опять, а снова, — равнодушно ответила Лейла и, придержав крышку стеклянного чайника, налила в кружку только заваренный зелёный чай. После чего подпёрла щёку рукой и вскинула брови, поднося чай к губам. — Я вас всех внимательно слушаю. — И мы тоже! — резко поставив горячую чашку, она вытянула руки и еле удержалась на скамейке, когда Марго с Кайей и Майком заключили её в крепкие объятия. Рядом появились ещё несколько первокурсников с горящими от любопытства глазами: те смущённо помялись на месте, но после одобрительных улыбок старших словно расцвели. — Ещё чуть-чуть, и на вас бы пролился кипяток, — холодно отчеканила Лейла, заставив неугомонную троицу поёжиться, после чего сощурилась и со смехом пододвинулась, давая им место сесть рядом. Первый курс заполнил оставшуюся часть скамейки, да так, что Лейле с однокурсниками пришлось сесть плотнее. — Рассказывайте! Про приготовления, кто и кого как пригласил! — Я слышал, у вас играла та самая группа?! — И фотосессия была! Фотографии на стене такие красивые, — воодушевлённо прошептала Марго. — Ну наконец-то мы нашли свою аудиторию, — радостно воскликнула Джорджия и, облизнув губы, загадочно улыбнулась. — Начнём с раннего утра, когда… Кайя села Лейле на коленку, прижавшись к груди, Марго пододвинулась к Хлое, взяв сестру за руку, а Майк встал у Лейлы за спиной и, опираясь подбородком на её голову, обвил шею руками. Все вместе они слушали эмоциональное описание прошлого вечера и не смели прерывать: дети мечтали быстрее вырасти, чтобы воочию увидеть украшенный цветами Большой зал, заколдованный белыми звёздами потолок, прочувствовать прикованные к их волшебным образам взгляды и, конечно же, напиться пунша с огневиски. Лейла же предпочла наблюдать за тем, как Кевин аккуратно, якобы случайно касался руки Фионы, пока она отводила взгляд и крепче сплетала их пальцы. Краем уха слушала пламенную речь Джорджии, разбавляемую шутками от Джека и прямыми ответами на детские вопросы от Хлои, и думала, как поскорее лечь в кровать, не встретившись с Марволо. Новость, что старосты будут провожать всех учеников до перрона, дабы убедиться в их сохранности, заметно подняла ей настроение, ведь Лейла точно не планировала выходить из замка и ехать туда на карете. Вот только поистине хороший план разрушил тихий голос над ухом: — Ты ведь нас проводишь? — поинтересовался Майк таким уверенным голосом, будто это было утверждение. — Вообще я… — в тон ему начала Лейла, но заметила, как Кайя медленно повернулась и, неторопливо склонив голову, пронзительно взглянула на неё из-под густых ресниц, заставив засомневаться. — А зачем? — Раз уж сказки о Средиземье откладываются почти на две недели, ты можешь наверстать это время, поехав с нами на перрон, — поиграв бровями, намекнула она и дала пять Майку. — Какие же вы… — устало выдохнув, покачала головой Лейла. — Какие? Скажи. — Хорошие. «Делающие тебя уязвимой? Любящие тебя? А ты, любящая их в ответ?» — высказал её мысли воздух и, хихикнув над ухом, улетел в другой конец зала. — …кстати, Лейли! — звонко вскрикнула Джорджия, хлопнув в ладоши и дав понять, что чары забывчивости начали сходить. — Тебя нет на фотографии, где ты была? Вилкост половину бала была с нами, все занятия закончены, факультативы отменены. Все, сидевшие рядом, с интересом уставились в её сторону, и лишь Фиона с Кевином напряглись, готовые как-то оправдывать Лейлу. — Да… — спокойно начала она. — И почему Лестрейндж повёл на бал Розье? — Мистер Лестрейндж, а причём тут он? — возникла Марго, нахмурившись. — А что, Лейлу всё-таки кто-то приглашал? — Тебе он не понравился? — Или цветы не подарил? — А при чём тут он, почему не этот Реддл? — воцарилась гробовая тишина, и Лейла чудом не подавилась чаем, глядя на задумавшуюся Кайю с неподдельным вопросом. Впервые она столкнулась с человеческим стыдом, когда щёки краснеют и хочется провалиться под землю. Но, собравшись, Лейла медленно выдохнула и спокойно проговорила: — Я просто не хотела идти, — честно и коротко, однако Джорджия продолжала внимательно разглядывать её, заставляя продолжить: — Мне не очень нравится такое: я не танцую, не люблю толпы людей и на тот момент просто себя плохо чувствовала. — Да брось! — негромко стукнула по столу итальянка, нахмурившись. — А таблетки у мадам Помфри, зелья в аптечке Фионы и элементарные чары для чего были созданы? — Но ты же знаешь, что частое применение магии: не только магловских микстур, но и наложенные на себя заклинаний, портит здоровье, вызывает привыкание от них и воспаляет лимфоузлы? — внезапно спросил Кевин, буквально вызволивший Лейлу из болота. Поймав её благодарный взгляд, он коротко улыбнулся и решил доделать начатое: — А с лимфоузлами шутки плохи. Ведь это периферический орган лимфатической системы, выполняющий функцию биологического фильтра, через который протекает лимфа, поступающая от органов и частей тела. И хоть в теле человека… — Поняла я, поняла, только не продолжай бубнить! — смерив его раздражённым взглядом, Джорджия ещё с минуту думала, но потом взглянула на время и спохватилась: — Ох, так вы скоро уезжаете, а нам ещё столько рассказать надо. Ну, в общем… Проводить их у выхода из замка у Лейлы не получилось: благодаря усилиям первокурсников, которые за руки тащили её к каретам, она всё же вышла и встала в очередь, окружённая детьми. Как бы ей ни не хотелось здесь находиться, не желая встречаться с одной личностью, Лейла снова чувствовала себя нужной. Снова улыбки первого курса, их истории и звонкий смех пробуждали в ней искреннюю радость, вызывали трепет и даже сожаление, что им приходится расставаться. — Мы поедем на последней! Это же так почётно — дольше всех видеть замок и закрывать ряд повозок. Так ещё и рассмотреть карету со всех сторон сможем, потому что я не верю, что она едет сама! — с улыбкой сказал Майк, и спорить с ним никто не стал. Лейла перекинулась взглядами с недавно отбывшими друзьями и теперь, согревая руки, наблюдала за предпоследней каретой, куда лениво усаживались пуффендуйские пятикурсники. Хоть она и внимательно слушала детей, но, медленно подходя к дороге, не могла оторвать взгляда от фестралов. Вспомнила, что видят их только те, кто видели смерть, и заранее поблагодарила Мерлина, что ни Майк с сестрой, ни остальные ребята пока её не познали. Кареты запрягали двумя фестралами: вороные крылатые кони, похожие на скелет, были обтянуты гладкой шелковистой кожей. Их морды напоминали драконьи, на ветру шевелились чёрные длинные гривы, а из пасти виднелись острые клыки. Но Лейлу завораживало другое — глаза. Большие, широко открытые глаза чистого белого цвета светились в лесной чаще и неотрывно смотрели на неё ответ. Сознание пронзила привычная боль, и она немного покачнулась, но от восторга не сдержала тихого вздоха. — Спрячь своё удивление, у первого курса появится слишком много вопросов, — раздался холодный хриплый голос у уха, и в мгновение рядом появился Марволо. Он равнодушно прошёлся по ней взглядом, после чего хмыкнул и поторопил заговорившихся детей. Пока все четверо быстро усаживались по местам, Марволо незаметно наклонился к Лейле и наконец-то ответил на немой вопрос: — Ты не думала, что один из старост должен проследить за конечным процессом посадки любимых учеников? — саркастически протянул он и выгнул бровь. Когда дети приготовились к поездке, тот взобрался на карету и с короткой улыбкой протянул Лейле руку, на что она лишь фыркнула и без проблем залезла сама. Села напротив старосты, что ещё раз осмотрелся и, когда фестралы дёрнулись вперёд, закрылся книгой, и тогда Лейла обратилась к запуганным первокурсникам: — Продолжайте, не стесняйтесь, мы с мистером Реддлом вас внимательно слушаем, — выделила его фамилию она. Марволо поднял на неё мрачный взгляд и прошиб холодом, однако нехотя кивнул и также быстро потерял интерес к детской болтовне. Через пару минут первый курс всё же раскрепостился, хоть стал говорить чуть тише, и снова послышался звонкий смех. Мгновение они в тишине смотрели на Хогвартс, что стремительно скрывался за верхушками деревьев, и Марго даже смахнула слезу. — Ну хватит, — покачала головой Лейла. — Разве вы не хотите увидеть свою семью? Ну вот, так зачем начинать плакать из-за пустяков? Вы всё равно вернётесь пятого числа и будете возвращаться ещё в течение шести лет. — Это ещё не точно, — внезапно произнёс Майк, заставив её нахмуриться. Он почесал затылок и как-то погрустнел: — Наши родители ещё думают, отпускать нас обратно или оставить на домашнем обучении. — Поясни, — склонив голову набок, попросила Лейла и на секунду прикрыла глаза, услышав тихий смешок со стороны Марволо, который, казалось, вообще их не слушал. Она даже его фразы уже перенимала. — Наверное, из-за происходящего в магической Европе. Во всех газетах уже давно пишут, что положение крайне нестабильное, и отпускать детей в один конец не захотят многие родители, — перебив Майка, с видимой только Лейле желчью произнёс Марволо и вежливо улыбнулся. Она медленно повернулась к нему и с широкой улыбкой холодно посмотрела в глаза. — Очень жаль, что вы не смогли догадаться сами, мисс Харрисон, ведь это очевидно. Или вы не интересуетесь безопасностью детей? — Знаете ли, я умело слежу за новостями и весьма внимательно читаю новые выпуски, благодарю за совет, — спокойно проговорила она, желая, чтобы у Марволо свело скулы. Лейла дёрнула бровями и продолжила: — И безопасность младших учеников превыше всего, особенно для Хогвартса. Уверена, это одно из самых безопасных мест, и наша администрация вместе со школьными старостами всегда готова защитить и обеспечить их всем нужным, не так ли, мистер Реддл? — Конечно, можете об этом не беспокоиться, — ровным тоном ответил он, прожигая её взглядом чёрных, блестящих глаз. Лицо же оставалось непроницаемым, на губах играла едкая ухмылка, и лишь руки напряжённо сжимали обложку книги. — Мистер Реддл… а можно вопрос? — но Марволо даже не дёрнулся в сторону Кайи, только шире улыбнулся, и в глазах проскользнуло презрение. — Конечно, — тихо произнёс он, продолжая смотреть на Лейлу. Тело стремительно покрывалось мурашками, но она не могла оторвать взгляда. — Почему у вас всегда такие зализанные волосы? Вы их не моете? — Лейла закусила нижнюю губу и, сдерживаясь изо всех сил, прикрыла глаза, отворачиваясь к дороге. Она прочистила горло и заметила, как у Марволо дрогнула челюсть. — Вы же, мисс, полукровная? Тогда вам должно быть знакомо такое средство как гель для волос, — так же спокойно проговорил он, до сих пор следя за Лейлой. — На втором курсе вы будете изучать чары, дающие точно такой же эффект фиксации волос… — Но вы ходите так каждый день. Использовать магию так часто нельзя, иначе можно погубить здоровье, — уверенно запротестовала Кайя, заставив Марволо удивлённо вскинуть брови. — Постоянные заклинания делают вас старее, портят внешность, воспаляют лимфоузлы и… — Верно, но вы говорите про заклинания. Чары к этому не относятся — это лишь иллюзия, сильным волшебникам они ничего не сделают. — Но из-за чар происходят сбои, и, если применять больше двух на тело сразу, они могут между собой конфликтовать, — рьяно продолжала когтевранка: — На постоянной основе начнёт появляться боль в висках, слабость и головная боль, и ещё они не держатся долго… — Я польщён вашей заботой, но у меня не возникает проблем уже как несколько лет, — на щеках Марволо выступили ямочки, и Лейла невольно засмотрелась, сама начиная верить в эту доброту. Но стоило снова ощутить его взгляд, она вернулась в реальность, понимая, что он лишь играет на публику. — Я прекрасно владею магией, и такие чары не занимают больше минуты. И не портят мою внешность. — Наверное… Всё-таки не зря моя сестра бегает за вами уже как три года, — Кайя пожала плечами и заставила Марволо усмехнуться. — Ахта, верно? Ах, да… это весьма приятно и мило. Твоя сестра… очень добра ко мне, — Лейла сдержала удивление и опустила голову, потерев переносицу ледяными пальцами, чтобы как-то унять напряжение в теле. — Ой, да ладно, ходит за вами попятам, да юбки покороче надевает специально, чтобы вы заметили. Ужас, — поморщилась Кайя, и остальные дети согласно кивнули, в очередной раз поражая своей наблюдательностью. — Вы бы видели, как она рыдала после вашего отказа пойти вместе на Святочный бал, хотя нет, вы видели. Она ещё подружкам рассказывала, что проходила мимо вас в надежде, что вы её успокоите. — Можно узнать, с чего такая неприязнь к родной сестре? — искренне недоумевал Марволо, пряча самодовольную ухмылку. — Плачу ей той же монетой, — она негромко фыркнула и, не зацикливаясь на этом, быстро продолжила: — Я, конечно, люблю её и считаю… нуу, скажем красивой, но вам она не подходит! И вы ей тоже! — рьяно воскликнула Кайя, поражая Лейлу с каждым последующим словом. — Вот с Лейлой вы смотритесь шикарно, а с ней… — Мы приехали, выходим, — холодным тоном отчеканила она, только карета остановилась. — Давайте, только вас ждут. Первокурсники заволновались и вскочили с мест, начиная после тряски осторожно спускаться на землю. Лейла беззвучно прочистила горло и двинулась за ними, кусая внутреннюю часть щеки и желая быстрее вылезти. Но холодная рука внезапно обвила её талию спереди, и Марволо легко приостановил её топтание на месте. — Как только возвращаемся в замок, идём в Выручай-комнату, — приказным тоном прошептал он в самое ухо, чем вызвал у Лейлы тихий вздох. — Может, ты и натренировала руку, но не факт, что сможешь победить нескольких волшебников сразу, особенно в своей Лавке Старьёвщика, где никто не придёт на помощь… — Откуда ты… — она резко повернулась к нему и, взглянув на самодовольное лицо, сжала челюсть. — Конечно, надо было залезать в воспоминания Фионы или Кевина. По-другому ты не умеешь, — раздражённо процедила она, вырвавшись из крепкой хватки и направившись к переполненному перрону. — Я умею всё, — грубо развернув её обратно к себе, спокойно процедил Марволо. Лейла лишь невесело рассмеялась и, наклонившись ближе, прошептала: — Я возвращаюсь в замок, спокойно иду в башню и сплю. Тебя в моих планах сегодня не было, — его лицо медленно вытянулось, и на мгновение показалось, что он тяжело сглотнул. Лейлы коснулся его равнодушный взгляд, после чего она, помедлив, спрыгнула с кареты и быстрым шагом двинулась к друзьям. Провожать уезжающих разрешили только старшему курсу, и хоть с него в школе оставалось только двое, даже для них на платформе еле нашлось место. Младшие прощались и обнимались со стекающими по щекам слезами, остальные уже более-менее привыкли к небольшой разлуке и поэтому тихо переговаривались, иногда посматривая на замок. — Давайте, отдохните хорошо, — улыбнулась Лейла, обнимаясь со всеми по очереди. С Диланом и Леоном, с Хлоей, что прошептала пару приятных слов и попросила дождаться Рождества, и с Джеком, который поднял её над землёй и закружил рядом со стеклом вагона под громкие пожелания не состариться с библиотечными книгами. — Отпусти ты меня! — она ударила его в плечо и, наконец-то, опустилась на землю под громкие смешки. — Что же за мания у тебя такая?.. Ладно, и тебе хороших каникул, — слабо ударив в грудь, устало прошептала Лейла и коротко его обняла. С Фионой и Кевином они не обмолвились ни словом, потому что так было бы гораздо сложнее попрощаться. Лейла не собиралась плакать, но расставаться было тяжело, ведь именно эти двое успокаивали её, лечили и просто были рядом в самые сложные моменты. Она поджала губы и крепко обняла их, прижавшись как можно ближе. Положила голову на их плечо и громко выдохнула. — Не сойдите с ума друг без друга, — прошептала она, тут же несильно получив по спине, и беззвучно рассмеялась. Отстранившись, Лейла потянулась к Джорджии, но та широко улыбнулась и отмахнулась. — Я пока не уезжаю, — увидев на её лице немой вопрос, та посмеялась и добавила: — Меня заберут только к концу недели. На границах Италии какие-то проблемы, родители не хотят рисковать, поэтому ищут безопасный камин. А дальше, когда второй звонок предупредил о скором отбытии, все разом ускорились: прибежали дети и стали по очереди обниматься, Майк даже успел чмокнуть Лейлу в щёчку и нелепо подмигнуть. С однокурсниками она окончательно простилась и, проследив, чтобы они сели в купе, удовлетворённо двинулась вдоль перрона. Помахала всем, кому только можно, и пошла к обратной дороге в замок. Однако стоило почти пройти слизеринских однокурсников, Абраксас с Робертом и Лукрецией перегородили ей дорогу. — Как невежливо, Лейла, — цокнула Лукреция и коротко ухмыльнулась. — Не хотела отвлекать вас от важных разговоров, — тихо ответила Лейла, обменявшись с ней поцелуями в щёку. Абраксас хотел было взять её за руку, прощаясь по этикету, но, встретившись с насмешливым взглядом, передумал и быстро обнял, еле ощутимо пройдясь рукой по позвоночнику. Их пара медленно удалилась, сказав Роберту поторапливаться, а сам он широко улыбнулся и протянул Лейле небольшую карточку. Сощурившись и развернув её, Лейла не сдержала улыбки — та самая колдография с Астрономической башни. Ветер трепал их волосы, край его пиджака дёргался, а её платье постоянно норовило подняться, но оба смотрели в камеру со сверкающими глазами, и она точно помнила тепло, которое растекалось по телу от столь приятного момента. — Неужели отдаёшь навсегда? — поинтересовалась Лейла, и Роберт тут же вытянул из кармана точно такую же. Она усмехнулась и, слегка поморщившись от громких голосов, добавила: — Спасибо. Хороших каникул. — Не напоминай о них, — устало простонал он, но улыбки не спрятал. Внимательно оглядел ей с ног до головы и с жалостливым взглядом протянул руки вперёд. — Ну раз уж ты со всеми… — Куда же без тебя, — Роберт заключил её в крепкие объятия, обдав пряным ароматом кофе, и спустя пару минут, когда прозвучал последний звонок, отстранился. Но даже этого мгновения хватило, чтобы согреться. — Не скучай, — усмехнулся он и, театрально поклонившись, запрыгнул в вагон. Лейла же, не дожидаясь отбытия, аккуратно положила снимок в карман и сошла с перрона. Конечно, можно было остаться и погулять там, развеяться, как сказал Диппет, однако её больше манила собственная кровать. Подул сильный ветер, поезд двинулся с места и протяжно засвистел, на мгновение оглушив. — Мерлин! — вскрикнула Лейла, резко дёрнувшись в сторону. Из-за громкого свиста она не услышала, как Марволо поравнялся и пошёл рядом. Тот даже не поиздевался: молча шёл рядом и сжимал челюсть, снова из-за чего-то злясь. За весь путь они не проронили ни слова. Лейла рассматривала заснеженные деревья, кожей ощущая его мрачный взгляд, и думала, стоит ли начинать беседу о крестражах именно сейчас. Но позже поняла, что это будет крайне подозрительно, и окончательно притихла, вспомнив его утреннее хладнокровие. Марволо же смотрел под ноги и о чём-то напряжённо размышлял: клацал зубами и несколько раз мазнул языком по щеке, шумно выдохнув. Было ощущение, словно он норовил что-то спросить или снова съязвить — особой разницы не было, но Лейлу это крайне напрягало и даже интриговало. — Не хотел выслушивать твои едкости, уж извини, — зайдя в замок, резко сказал Марволо без единой эмоции и повёл её в другую сторону от когтевранской башни. — Я же сказала!.. — Меня это не волнует, — безразлично кинул он и крепче сжал талию, заставив Лейлу захлебнуться в ярости, раздражении и страхе. Страхе, что опять она скачет по шатким качелям, готовым вот-вот развалиться и грубо толкнуть её на острое лезвие. Лейла не хотела этого, отнекивалась и соблюдала дистанцию, но стоило телу расслабиться, одно жалкое касание разрядом проходилось по жилам и вызывало бурю противоречивых эмоций. Такое лёгкое касание холодными пальцами, уже по-хозяйски расположившихся на талии — и преграда лопнула, образуя проход. Однако его злость и раздражение ощущались ещё чётче — сильная хватка, словно он не хотел отпускать её, возясь, как с малым ребёнком, оживила, рассеяла туман в одурманенном разуме. Они снова оказались в Выручай-комнате. Ударив Марволо по руке и получив убивающий взгляд, Лейла отошла в сторону и, чудом сохранив спокойствие, прикрыла глаза. Через пару секунд у стенки послышался хлопок, и перед глазами появилась огромная мягкая кровать с толстым одеялом. — Это не… — Я не сплю по ночам, что тебе ещё непонятно? — раздражённо фыркнула Лейла, смотря на подходящего ближе Марволо. Ничего не поменялось, лицо осталось нечитаемым, а взгляд таким же холодным, давая понять, что ему всё равно. — И свои планы я не изменю. Занимайся чем хочешь, но меня не трогай, иначе жди ночью со снотворным в руке. — И насколько же ты захочешь меня усыпить? — насмешливо поинтересовался он. Но Лейла не ответила: быстро развернулась, сняла мантию с обувью и с головой накрылась одеялом, на всякий случай спрятав в рукав палочку. И пусть только попробует что-то сделать.

*

Рождественское утро выдалось волшебным. Из-за туч выглядывало яркое солнце, не было вьюги, и в башне царствовала удивительная тишина. Вчера она вернулась только под вечер, попав на расспрос от Джорджии, но позже и та сдалась и, зевая, пошла спать. Слава Мерлину, все последующие дни у неё будут какие-то дела, поэтому пересекаться они не должны. Протерев глаза, Лейла медленно зашла в зал и с искренним удивлением обнаружила лишь один стол и для учителей, и для учеников, после чего наконец-то вспомнила. В этот раз в замке почти никого не осталось: все старшие маглорождённые уехали домой, чтобы защитить семью от войны, если понадобится, прибегнув к магии, а остальных учеников родители оставили без права выбора — им вместе предстояло поговорить о ситуации в мире, расспросить детей про надёжность Хогвартса и принять решение, разрешать им возвращаться или нет. С первых двух курсов осталось лишь семь маглорождённых, которых родители не хотели подвергать опасности и которым ночью под ёлку Лейла положила небольшие подарки, дабы они не грустили, двое пуффендуйцев с четвёртого, четыре гриффиндорки с пятого и она с Марволо. — Всё нормально? — поинтересовался он, когда Лейла села напротив. — Почему должно быть плохо? — Вчера было, — внимательно наблюдая за её движениями, ответил Марволо, вернув к неприятным размышлениям. Вчера прямо в Выручай-комнате ей приснился очередной кошмар, и гадать не пришлось, кто там появлялся. Поэтому проснувшись от своего же крика и холодного пота, стекающего по спине, она чуть не повалилась с кровати, встретившись взглядом с виновником бессонных ночей. Марволо громко дышал, на руках от напряжения проступили вены, а на переносице виднелась испарина: он, отвлёкшись от тренировки, смотрел на неё с крайним удивлением и даже растерянностью. Пугающий образ отголоском отдался в сознании, проведя параллель между Волдемортом и Марволо, и Лейла подпрыгнула на кровати, рефлекторно выхватив палочку. В жилах застыла кровь, а в глазах был такой испуг, что даже слизеринец невольно нахмурился, тем самым вернув её в реальность. Поэтому теперь она боялась засыпать даже днём, и происходящее начинало её по-настоящему пугать. — В порядке, — всё же холодно сказала она, не выдержав напряжённого взгляда. Марволо тихо хмыкнул и опустил голову, погрузившись в чтение, а Лейла сделала глоток кофе и заметила почтовых сов. Когда сразу два десятка полетели к их краю, даже Марволо поднял голову и нахмурился, наблюдая за падающими на стол коробками. Лейла отвязала от лапки чёрной совы конверт и с шоком осмотрела кучу посылок, расползаясь в улыбке. Все коробки она отложила в сторону, желая рассмотреть их в тишине, наедине с собой, однако письма с неизвестных адресов всё же осторожно раскрыла.

«Здравствуйте, мисс Харрисон.

Это пишет мама Кайи — Мелания Родэрс. В течение всего семестра моя дочь в письмах очень часто упоминала Вас и Ваши легенды. Писала, что Вы собирали во дворе старшего курса большую группу детишек и по их просьбам рассказывали весьма интересные истории. Хоть Кайю я увидела только сейчас, когда Вам пришло это письмо, даже по её написанным ранее словам я понимала, что она нашла свою маленькую радость. Мы с мужем невероятно счастливы, что у нашей дочери появилась так называемая спутница, проводница в мир фантазий, который она так любит. Ведь Кайя очень творческая личность, её тянет к книгам, новой информации, и вы преподнесли её чудесным образом! Развивали фантазию, относились ко всем одинаково, выслушивали и помогали с советами, поддерживали их мечты и идеи, что зачастую им как раз и нужно, и даже заплетали девочкам волосы! Я знаю о Вашей любви к детям только по письмам и не могу быть уверенной, заставляли ли они Вас всё это делать, но точно знаю, что Вы не притворяетесь, потому что друзья Кайи — Марго с Майком, отзывались о Вас точно так же. А соврать детям невозможно, особенно таким умным, как они. Несмотря на семейную ситуацию и нынешнее положение Британии, вы продолжали радовать нашу дочь и развивать её кругозор — кажется, Вы понравились ей даже больше, чем профессора в Хогвартсе. Это невероятно, и я хочу сказать Вам огромное спасибо! Нет для матери ценнее вещи, чем счастливый и улыбающийся от хороших воспоминаний ребёнок. С Рождеством!» И таких писем было ещё несколько: Лейла вчитывалась в каждое слово и готова была проронить слезу, настолько это было приятно и неожиданно. Родители первых курсов присылали её любимые сладости, пакеты с травами и ароматными чаями с подписью: «Чтобы меньше болеть». Кто-то даже прислал деньги, но Лейла быстро сложила их обратно, намереваясь первым делом отдать их ребёнку этих родителей. — А у тебя что? — тихо поинтересовалась она, метнувшись взглядом к большой коробке Марволо, куда он складывал остальные подарки. — Это лучше смотреть не здесь, — он коротко улыбнулся и, допив кофе, поднялся со скамьи. — Пошли. — Куда опять? — понимая, что препираться при людях будет не лучшим вариантом, спросила Лейла. Ответа не последовало: Марволо взял коробку, зажав ту подмышкой, и взмахом палочки поднял все её посылки. Отправил их в когтевранскую башню, однако в покое Лейлу не оставил. После завтрака ни одна из её отговорок куда-либо уйти не сработала, и они оказались у Марволо в комнате. Тот разговорил её так умело, что только сейчас она осознала, как договорилась достать и вместе продолжить читать книгу о крестражах. Вытягивая её из сумки, Лейла ощущала подступающее волнение: шестерёнки в голове крутились с бешеной скоростью, язык заплетался, хотя она ещё ничего не сказала, а виски сдавливало от напряжения. Повернувшись к Марволо и, наконец, успокоившись, она хотела начать разговор, но увидела на столе ярко упакованный подарок и замерла.

***

— Это ни капли не весело, — устало произнесла Харрисон, уже как десять минут разматывая упаковку. Сначала она решила раскрывать подарок руками, но слишком быстро поняла, что Том ничего не делал простым. Поэтому она откинулась на спинку стула и палочкой стала быстро крутить квадратную коробку в воздухе, с бешеной скоростью избавляясь от упаковочной бумаги. — Как по мне, очень даже, — усмехнулся он, наблюдая, как квадрат уменьшался в размерах и теперь походил на плоскую полоску. Но интереснее всего было смотреть на эмоции Харрисон: как её щёки рдели от смущения и, вероятно, неожиданности, а в глазах дымился лёд. Ведь сказать что-то против она не могла, не так её воспитывали. Когда заклинание перестало работать, перед ними появилась тонкая книга в кожаном переплёте, и Харрисон аккуратно взяла её в руки. Том облизнул губы и расплылся в улыбке, когда она громко цокнула, из-под ресниц посмотрев прямо ему в глаза. — «Медицинские чары и заклинания для начинающих. Покалечьтесь и спасите себя сами»? Серьёзно?.. — прошептала Харрисон и спрятала лицо в ладони, тихо рассмеявшись. После чего громко выдохнула и перелистнула несколько страниц, закусив нижнюю губу. — Спасибо, я обязательно воспользуюсь. И… — пряча книгу в сумку, помялась она, но Том сделал вид, будто увлечён поиском какой-либо вещи на столе. — Надеюсь, ты ещё немного потерпишь до своего подарка, я не могу вручить его раньше времени. В скором времени все разговоры стихли: он подсел ближе к Харрисон, чтобы нормально разглядеть строчки книги, и оба погрузились в чтение. Этот сборник о крестражах был настоящей находкой, и Том до сих пор не мог выпытать у ведьмы, где она его достала, хотя был уверен, что в Лавке Старьёвщика такой не продавалось. Каждая новая страница затягивала его всё сильнее, обвязывала верёвками и заставляла склониться над книгой, позабыв про всё на несколько часов. Автор действительно проделал огромную работу, детально описав всех и всё, окружавшее создателя первого крестража, дополнив повествование записками с адресами, проехав весь остров в поисках ответов. Лично Том читал это всё, чтобы узнать что-то новое о крестражах, не повторить ошибок предыдущего создателя и развить мышление. Он был уверен, что эта книга поможет ему сделать всё идеально: правильно спрятать крестражи, улучшить защиту и изучить, что будет происходить с душой дальше. Харрисон же нужно было следить за каждой деталью, ибо её интересовало место, куда мог отправиться бессмертный. Только сегодня Том осознал, как рядом с ней менялась атмосфера: помимо магической лёгкости ему было просто спокойно. Да, она быстро перелистывала страницы, заставляя его закипать от раздражения, но стоило ему пододвинуться или еле ощутимо коснуться её руки, как Харрисон вздрагивала и дёргалась в сторону. Это забавляло — до тех пор, пока она, погружённая в чтение, томно не выдыхала ему в шею или случайно не касалась его коленки холодными пальцами. Харрисон вообще не понимала, что делала, даже не замечала, а вот Том видел, ощущал и задерживал дыхание. Он тихо сглатывал и в мгновение покрывался мурашками, но остановить или вернуть её в реальность не пытался — Мерлин, её медленные касания сводили с ума ещё до поцелуя. После них каждый чёртов раз внутри Тома что-то вспыхивало, разгоралось с новой силой, и это, к удивлению и страху, была не злоба. — Ты бы хотел сделать крестраж? — не поднимая головы, спокойно поинтересовалась Харрисон, а у него внутри всё похолодело. Он нехотя поднял голову и, взвесив все за и против, пожал плечами. «Конечно. Я их уже сделал». — Почему бы и нет, — ровным голосом ответил Том, посмотрев в глаза Харрисон в ответ. — Кто бы не хотел стать бессмертным? — Я, — без колебаний сообщила она и прочистила горло, заставив его выгнуть брови в немом вопросе. — Обоснуй, — потребовал Том, сжав кулак и тихо усмехнувшись. — Я не буду оспаривать твоё мнение, если ты объяснишь его нормально, — Харрисон задумалась и, отпив воды, повернулась к окну. — Для меня бессмертие кажется тяжёлым бременем и… ну не знаю, бессмысленным? Представь, что даже брак длиной в полвека покажется приключением на одну ночь. Стиль, мода, система образования и открытия сменяют друг друга так… стремительно, что не уследишь, а потом и вовсе не будешь удивляться. С каждым веком в мире становится всё больше и больше людей и в людях всё больше и больше отчаяния, агрессии и недовольства, — она говорила медленно, постоянно задумывалась и моментами смотрела на него, убеждаясь, слушал ли Том её вообще. Он правда слушал: это оказалось самой интересной темой за последние года. — Я представляю, как меняю работы, места жительства, друзей, пока они окончательно не утратят ценности, какую представляют сейчас. — Неужели и дружба? — ухмыльнулся он. — Я образно, — отмахнулась та, снова отпив воды. — Но всё же есть хорошие люди и сейчас, так что почему нет?.. Не знаю, я вижу картинку, как путешествую по миру из года в год, пока не изучу его весь, каждый квадратный дюйм, и это станет скучно. Настолько скучно, что не захочется хвастаться своими знаниями. Представляю так же, как все чувства — любовь, ненависть, соперничество, презрение — всё повторяется снова и снова, и в конце концов жизнь превращается в медленно убивающий круговорот. Всё повторяется, все знакомые и хотя бы немного дорогие люди рождаются и умирают, и я… сижу и гнию? Наверное. — Почему не использовать факт, что ты совершенна? — задал встречный вопрос Том, скрывая все мысли маской спокойствия. — Как? Побить рекорд по крестражам? И кого это будет волновать? «Ну, расколола душу на несколько частей, и что?» — хмыкнула Харрисон, смотря в окно и не видя, как у него сжалась челюсть. Вот только стоило понять, что она даже не пыталась его оскорбить, потому что совершенно ничего не знала. Не знала, что он уже побил рекорд и расколол душу на три части. — Мне кажется, это лишь подвергнет меня опасности, потому что охотников на такую бессмертную будет гораздо больше. Я просто… не вижу смысла, понимаешь? — Не совсем. — Кто бы сомневался, — фыркнула Харрисон, усаживаясь на подоконник и без разрешения открывая окно. — По крайней мере, я пыталась объяснить. Не знаю, что тебя не устраивает… — Если бессмертным станет сильный волшебник, он может добиться многого, — вставая и подходя к книжному шкафу, пожал плечами Том. — Не каждый может расколоть душу, а в нашем мире это сочтут за храбрость. Кто-то будет восхищаться, кто-то будет бояться… — спокойно сказал он, закладывая мешавшую на столе книгу за толстые тома. Том повернулся к Харрисон с дневником в руках, не видя смысла скрывать уже давно увиденное, и, заметив её сверкнувший взгляд, поспешил вернуться на место. — Во всяком случае такой человек может править остальными. Разве ты не встала бы за его спину, чтобы жить в спокойствии, чувствовать защиту? — приподняв брови, он опёрся плечом на стену и внимательно осмотрел её снова побледневшее лицо. — Я уже говорила, — закинув голову с закрытыми глазами назад, тихо сказала она, а Том аккуратно подошёл ближе и взглянул на фарфоровые ключицы. — Так повтори. Преклонилась бы перед ним и встала за спину? — Харрисон мрачно выдохнула, взглянула на него серыми сонными глазами и нагло улыбнулась: — Ни-ко-гда. «Это мы ещё посмотрим», — пронеслось в голове, и Том тихо хмыкнул, закидывая сумку на плечо. Харрисон напряглась, осмотрев его с ног до головы, на что он коротко ответил: — У меня дела. Диппет снова завалит работой… — она встала с подоконника и потянулась к сумке, заставив Тома тихо вздохнуть. — Я спать, — коротко пояснила та с раздражением. — Ты не дойдёшь до башни в таком состоянии, — сухо отчеканил он и попытался придержать её, но Харрисон ловко увернулась и стремительно направилась к двери. — Я в прекрасном состоянии, — холодно произнесла она, как только Том появился рядом. — Иди в Выручай-комнату. — А что ещё прикажешь? — Это лишь предложение, от которого глупо отказываться. Если ты, конечно, не хочешь последующие часы говорить с Пасагальей о сумках, — увидев, как Харрисон задумалась, он довольно усмехнулся и пошёл в сторону директорского кабинета, прекрасно зная, что она послушает его.

*

Том медленно брёл по коридорам — совершенно один, в полной тишине, и был рад, что сейчас его никто не видит. Потому что на вечно холодном и равнодушном лице медленно, как бы он не старался сдержать, расползалась улыбка, а внутри разгоралась искра надежды. Албания. Лес Албании, примерно на северной окраине страны — там Серая Дама оставила диадему Когтеврана. Том ждал несколько месяцев, пока привидение закончит свою паршивую историю и про любовь к матери, и про зависть её уму, про Кровавого Барона и смерть. Дождался — одно слово словно ударило его током: в ушах зазвенело, а руки дрогнули от удовлетворения. Албания. Он был единственным, к кому прониклась симпатией Серая Дама, кого просветила в свою жизнь и доверила такой секрет, в очередной раз указав на его превосходство. И радовать это не могло — осталось удержать радость в себе и медленно, не привлекая внимания, начать работать над этой информацией. Пожиратели уже вернулись домой, начав поиски книг об остальных школьных артефактах, и теперь он также мог приступить к активным действиям. Планировать маршрут, изучать карты и окрестности Албании, ведь у него крестражем простая консервная банка быть не может — он заслуживает гораздо большего. Лучшего. И артефакты основателей его дома, коим стал Хогвартс, идеально подходили на эту роль. Неспешно спускаясь по лестнице, Том подставил лицо прохладному воздуху и мрачно прошёлся взглядом по лениво переговаривавшимся портретам. К сожалению, мысли о крестражах были не единственными: мало того, что Диппет решил заранее дать ему работу для старосты, при этом пока ни слова не говоря о вакансии профессора по ЗоТИ и в следующем году, на которую он рассчитывал, так ещё и тот Липкий кристалл не давал покоя. Томом руководил интерес, огромный и неподдельный интерес, и ему было необходимо узнать, кто желал Харрисон смерти. Вся эта ситуация была странной: внезапная эвакуация, попадание ведьмы в лазарет из-за потери сознания, пожар и её пугающая улыбка — он не верил в совпадения и знал, что только он сам сможет размотать это несчастный клубок с нитками, чтобы найти ответы. Ведь рисковать собой или своими подчинёнными Тому было нельзя, а такого искусного мстителя нужно знать в лицо. Если будет нужно, переманить его на свою сторону. В секрете от Харрисон Том уже проверил главных подозреваемых, всё же перестраховавшись: сначала узнал о патронусах её дружков, а потом проверил Друэллу с Эйвери и их компанией. В последнее время Эйвери рассвирепел и стал походить на дикого зверя, не только раздражая Харрисон своими идиотскими попытками оскорбить, но и позоря слизеринскую выдержку. Поэтому, с одной стороны, если гепард был не у него, то у кого ещё, ведь откровенно ненавидит её только он с Друэллой на пару. Однако было в этом и доступное объяснение — это было бы слишком легко. Их бы раскрыли почти сразу, а таким поведением они лишь привлекли бы к себе больше ненужного внимания. «Сколько от тебя проблем», — недовольно фыркнул Том, вспоминая Харрисон и понимая, что начал это сам. Сам начал игру, в которой рвёт волосы на теле, чтобы выйти победителем, каким выходил всегда, везде и со всеми. С ней же расслабляться было нельзя — на неё не действовали угрозы или взгляды, её мысли были закрыты, она не боялась смотреть в ответ, говорить, что действительно думала, но при этом настолько умело скрывать информацию о себе, что Том до сих пор не был уверен, с кем общается на самом деле. И, сделав один неправильный шаг, он может проиграть — этого случиться не должно, хотя уже сейчас он уверенно ощущает растущую с каждым днём власть над строптивой ведьмой. Поэтому пару строк в дневнике, которые постоянно хочется вычеркнуть из планов, всё же остаются там и по сей день: да, сложное решение, а ещё сложнее его исполнение в реальной жизни. Том потряс головой и перед входом в Выручай-комнату усмехнулся. Он однозначно справится, и к концу учебного года ряды Пожирателей Смерти пополнятся одной весьма интересной особой. И обладать ей, подчинить Харрисон – вот, что Тома будоражит до дрожи в руках. Она обещала, что никогда и ни перед кем не встанет на колени, и поэтому это так ему нравится. Он будет исключением.

*

Последующие дни не представляли из себя ничего особенного, но впервые за все года, когда Том оставался на каникулы в школе, одиночество не приносило ему удовольствия. Да, днём после обеда он всё же оставался наедине с мыслями: занимался бумагами по приказу Диппета и проходился по исписанным страницам дневника, переписывая некоторые пункты планов. Однако потом просыпалась Харрисон — с тихим голосом, слипающимися глазами и розовой щекой, она часто о чём-то задумывалась и поэтому начинала язвить только через несколько часов после пробуждения. Такой режим Тому был непонятен, но после увиденного в понедельник он не хотел что-либо говорить. Если ей снились такие же кошмары ночью, от которых она вскакивала, словно ошпаренная, и громко, хрипло дышала со стекающими каплями пота и слезящимися глазами, то было вполне нормально не хотеть спать в башне одной. После этого они шли в библиотеку и несколько часов сидели там: Харрисон готовилась к олимпиаде, читая все библиотечные книги о драконах подряд, а Том изучал книги, хоть как-то связанные с историей Хогвартса, совмещая их с чтением своего сборника по Чёрной магии. Потом их встречала Выручай-комната, где он тренировался управлять новыми заклятиями и уже битый день пытался затянуть в бой Харрисон, дабы, наконец, прощупать её настоящие умения: когда тело контролирует сознательная сдержанность, а не ненависть, граничащая со срывом. Но вместо этого она сидела на диване и продолжала тихо читать, причём на этот раз подаренную Томом книгу. Коротко взмахивала палочкой и старательно выводила в воздухе узлы, добиваясь нужного цвета или густоты медицинских чар и продолжая прятать слабость за расслабленной миной на лице. Однако на попытки Тома выяснить, что происходит, и почему с каждым днём она становится более уставшей, по-идиотски скрывая головную боль и синие пальцы, Харрисон пожимала плечами и нагло врала в лицо со словами: «Ты на меня так действуешь». И всё же у него была одна догадка — она просто волновалась перед днём рождения. Максимально глупо и неожиданно от Харрисон, но от этого не менее удивительно, ведь всё, связанное с ней, было неожиданным. Поэтому Тому доставило огромное удовольствие зайти с утра в зал под громкие аплодисменты и хор голосов, поздравлявших именинницу, когда он первым поздравил её ещё на ночной прогулке. Почтительным кивком поздоровавшись с профессорами, Том сел напротив Харрисон, заваленной посылками, и бегло осмотрел её. Впервые в дневное время на ней не было формы: никаких эмблем Когтеврана, синего галстука или мантии. Новое белое хлопковое платье — самое простое из всех имеющихся, сидело на ней красиво, хоть он не хотел этого признавать. Прямоугольный вырез подчёркивал острые ключицы, приоткрывая часть фарфоровой кожи, небольшие рукава-фонарики скрывали худые руки, а под маленькой грудью виднелся приталенный лиф с зауженной талией и пышной юбкой, у начала которой скрывалась цепочка. Дымчатые распущенные волосы по обычаю ниспадали с плеч, раскачиваясь на ветру и разнося приятный запах леса, на алых губах играла вежливая улыбка, а серые сверкающие глаза смотрели на него. Том вцепился в кофейную кружку зубами, сдерживаясь, чтобы не закашляться, и еле заметно сглотнул. — Как приятно осознавать, что я старше тебя, — тихо протянула она, дёрнув бровью. — На три дня, — фыркнул Том и усмехнулся. — И возраст ничего не решает, если ты об этом. — Я вообще-то намекала на уважение к старшим, — выделила Харрисон и отвела взгляд, отпивая кофе. Он же приступил к завтраку и открыл новый выпуск газеты, стараясь больше не смотреть на ведьму так долго, хоть и хотелось. Его преследовало чувство, будто что-то не так, что-то в ней сегодня изменилось, и речь была не о совершеннолетии или новой одежде. Только спустя несколько часов, когда они сидели в его комнате и перелистывали очередную страницу сборника о крестражах, Том понял. Всё это время он краем глаза возвращался к Харрисон и наблюдал: та по привычке облизывала губы, тихо нашёптывая отдельные выписываемые строки, и иногда оборачивалась к нему, чтобы задать вопрос. — С каких пор у тебя две косы? — она отвлеклась от записей и растерянно оглядела его лицо, пока Том холодно смотрел в серые глаза. — Это… традиция. В десять лет девочкам в Норвегии вплетают одну косичку, на совершеннолетие вторую, — ровным тоном пояснила Харрисон и смутилась. — Не думала, что это кто-то заметит… — Это просто вопрос, не драматизируй, — огрызнулся Том, сжав челюсть и пожалев, что задал этот вопрос. Будто он следил за каждым крохотным изменением, будто ему было дело. — И да, сегодня вечером не ищи меня, я буду занят. — Вечером это?.. — усмехнулась она, опуская перо в чернильницу. — Это с семи и до утра. Теперь ты взрослая и точно справишься сама со своими кошмарами, — безразлично бросил Том, сжимая под столом кулаки и не осознавая, зачем опять начинает ссориться. Вернулся к книге, но краем глаза заметил, как Харрисон внимательно осмотрела его и, отведя взгляд, закусила губу. В серых глазах словно промелькнуло сожаление или грусть, после чего она резко переменилась в лице и с привычным холодом перевернула страницу. — Конечно, не волнуйся, — тихо произнесла она и весь последующий час не произносила ни слова, медленно выводя Тома из себя. Словно он что-то опять сделал не так, хотя все проблемы всегда начинались только с неё. — Ты расстроилась? — в лоб спросил Том, выгнув бровь и выжидающе уставившись на замершую Харрисон. Помедлив, она положила перо и повернулась к нему с короткой улыбкой. — Расстроились мои родители, когда я появилась на свет, а мне незачем, — невесело хмыкнула Харрисон и устало пояснила: — Я не отмечаю дни рождения, так что мне как-то всё равно, мне незачем расстраиваться. — И почему твои родители должны? — не унимался Том, с раздражением заметив, как она прикрыла глаза и рукой сжала сиденье стула, в очередной раз пытаясь скрыть головокружение. Подумав, Харрисон горько ухмыльнулась и, склонив голову набок, спокойно ответила: — Без меня у них, как и у всех окружающих, было бы гораздо меньше проблем. У тебя, кстати, тоже, — отвлекая его от сути, она умело перевела тему и, не дав вставить и слова, продолжила говорить о книге. Последующие расспросы не увенчались успехом, более того, время закончилось: мысли о Харрисон ни на минуту, ни на секунду не оставляли его с часа, как она ушла к себе. Как бы ни старался, Том не мог сосредоточиться и подготовиться к встрече с коллекционером артефактов. А всё из-за чёртового шлейфа её аромата, повисшего в комнате, и мелькающего перед глазами силуэта в белом платье.

***

Дневник. Тот самый дневник в чёрной обложке с инициалами Марволо. Мысли о нём не выходили из головы Лейлы уже со вторника — только эта вещь могла помочь ей что-то узнать о нынешних планах слизеринца. Когда во время разговора о крестражах её сердце готово было выпрыгнуть от страха, что Марволо заподозрит неладное, она заметила в его руке этот дневник и успокоилась. Но ненадолго. Каждый вечер стала поедать себя этими мыслями, которые без действий не имеют никакой ценности. В прошлый раз, когда Лейла брала дневник в руки и пролистывала страницы, там ничего не было — Марволо всё скрыл, и шанса обыграть его почти не оставалось. Поэтому сейчас она снова залегла на дно, просчитывая каждый шаг и учитывая крохотные детали: во всяком случае ей нужно было остаться в его комнате одной, и пока это было невозможно. Грудь снова сжало в тиски, и Лейла хрипло застонала, до боли сжав челюсть. День рождения у эльфов было принято отмечать ближе к вечеру, когда расчищалось небо и все звёзды просвещали их в новый путь: но сейчас она понятия не имела, когда именно и что с ней произойдёт. Последние дни Лейла чувствовала себя ходячим мертвецом, потому что по возможности тратила все силы на выбросы по ночам, и целый день ходила, готовая вот-вот упасть от слабости. Скрывать это было гораздо сложнее: раскалывалась голова, постоянно спирало дыхание, просыпалась в холодном поту. Поднимаясь на локти, чувствовала страшную ломоту во всём теле, но стоило Марволо появиться рядом, нацепляла маску спокойствия и коротко улыбалась. И всё было настолько пропитано ложью, что она не сомневалась — он не верил. Прекрасно понимал, даже спрашивал напрямую, всё ли нормально, а Лейла верила ему. Моментами забывалась и верила, что ему важен ответ, что Марволо волновался. Но реальность отрезвляла, и от таких чудных мыслей снова хотелось смеяться. «Всё же это хорошо, что он занят», — уверенно подумала Лейла, а воздух, лежащий рядом на кровати, тихо хмыкнул. «Боишься, что всё произойдёт рядом с ним?» — она коротко кивнула, стараясь выровнять дыхание, и вернулась к хождению из одного угла комнаты в другой. Когда сидела, казалось, все органы сплетались между собой, завязывались в один ком и давили на грудную клетку. Каждые десять минут ноги наливались свинцом, а внутри скакал то потухающий, то снова разгорающийся шар. Моментами на сознание давило несколько десятков голосов: переливающиеся и звонкие, как ручьи в лесах, хриплые, как у старых деревьев, и ухающиеся, как совы в школьной совятне. Лейле казалось, что она сходит с ума и медленно умирает, и лишь чёткий голос воздуха и раскрываемые подарки помогали ей успокоиться. Честно говоря, Лейла даже не могла выразить всех эмоций, которые испытывала, читая письма родителей первых курсов, самих детей и однокурсников с поздравлениями. Потому что раньше день рождения она правда не праздновала: Гэндальф часто уезжал, оставляя в подарок книгу и маленькую записку с напоминанием, как сильно ей гордится, Гонория в этот день говорила пару приятных слов и снижала уровень нагрузки, а про тридцать лет в плену даже говорить не стоило. В тот день её избивали и пороли с особой грубостью. Поэтому сейчас от всех этих коробок и огромных писем с щедрыми пожеланиями, перечислением её лучших качеств, очередными шутками от Джека с Майком и потрясающим признанием от Кевина и Фионы, что: «На последнем курсе ты — одно из лучших, что с нами случалось», Лейлу пробирало на слёзы. Щёки горели от смущения, улыбка не сходила с лица, и она всё равно не могла поверить, что всё это правда. Что это адресовано ей, и ребята правда рады знакомству с ней. Тёмная магия не действовала на детей, слизеринцы в ней и жили, а с остальных её эффект уже давно должен был сойти. Поэтому глубоко в душе Лейле действительно хотелось верить, что это была не только тяга к её ауре, но и настоящий человеческий интерес. Атласная кружевная пижама от Джорджии, что должна была сегодня уже уехать, сплетённые своими руками браслеты от детей, заколки для волос с подписью: «Чтобы волосы не лезли в тарелку», комплект перьев и чернил с чистыми листами пергамента. На соседней кровати лежала огромная коробка с аккуратно упакованными сладостями, как солёная карамель и ванильные трубочки, тёплым вязаным свитером и тапочками от Хлои с Майком и Марго, Леон с Джеком скупили почти весь магазин «Зонко», подарив ей Драже-вонючки, Икотные конфеты, Рыгательный порошок и несколько Навозных бомб с припиской: «Для полного краха репутации Эйвери». Кевин с Фионой, помимо длинных писем, прислали ей собственноручно собранный чемодан со всеми нужными микстурами, таблетками, мазями и флаконами, предварительно подписав каждый и рассказав, что для чего, Лукреция с Малфоем окончательно шокировали Лейлу, решив показать семейное состояние и подарить фотоаппарат с плёнкой для колдографий. Напоследок осталась угольная коробка с гербом Лестрейнджей, в которой она нашла слишком тёплое и доброе письмо от Роберта, чтобы не спрятать его подальше от чужих глаз, букет крупных оранжево-красных рудбекий, что славились долгой жизнью в вазах, и огромной книгой о драконах. От такого количества подарков и денег, которых на неё потратили, Лейла готова была раскраснеться и провалиться под землю, хотя она ничего не просила вообще. Поэтому день всё же не был таким плохим, и последний час она не произносила ни слова, широко улыбаясь через головную боль. В дверь резко постучали, и Лейла дёрнула головой, нахмурившись и подходя к двери. Ноги почти подкосились, а внутри дрогнул шар — Марволо. Открыв двери, она вопросительно выгнула брови, оглядела его красивый костюм со Святочного бала и быстро вспомнила, что Диппет на каникулы дал ему разрешение на посещение Косого переулка. В нос ударил дурманящий запах красного дерева с миндалём, и Лейла сглотнула, подняв брови. — Может, пропустишь? Твоя система защиты может меня покалечить, — холодно подметил Марволо, проходя по ней колким взглядом. — Зачем?.. — он мрачно взглянул ей в глаза, и, взвесив все за и против, она взмахнула палочкой. Вывела красным в дверном проёме руны и беззвучно сняла защиту на пару минут. — В прошлый раз ты каким-то образом сюда пробрался и без моей помощи, — будничным тоном добавила Лейла, пропуская Марволо, перед которым заново открылся настоящий вид комнаты. Первым делом он прошёл к разложенным подаркам, бегло осмотрел все коробки, вазу с цветами и письма, хаотично разбросанные по подоконнику. Лейла же прикрыла двери, наложив заглушающие чары, и на секунду до отрезвляющей боли закусила губу. Если он собирался на свидание с Паркинсон или кем-то ещё, дабы повеселиться перед Новым годом, то зачем сейчас стоял здесь? Да, она была рада его видеть и изначально думала, что проведёт с ним весь вечер, но планы у обоих внезапно изменились. — Что-то хотел? — удивительно спокойно спросила она, дожидаясь, пока Марволо соизволит повернуться. Немного помедлив, он прочистил горло, подошёл к ней и с насмешкой протянул учебник о драконах. — Ты вечно забываешь у меня книги, — понизив голос, проговорил Марволо и сверкнул глазами. — Но я точно её… — забирала, хотела сказать Лейла, но резко одумалась и быстро вытянула книгу из его рук. — Спасибо, можешь… — Куда ты так спешишь? — вопросительно выгнув брови, поинтересовался он, забавляясь. Быстрым движением обхватил её за талию и остановил, облизнув губы. Лейла покрылась мурашками и тихо выдохнула, устало осмотрев его лицо. Весь сиял. Не дождавшись ответа, Марволо потянулся рукой в карман пиджака и спустя мгновение выудил бордовую коробочку, осторожно протянув ей в руки. По спине прокатилась очередная капля холодного пота, но Лейла не обратила на это должного внимания и замерла, неуверенно переводя взгляд со слизеринца на… это. Марволо коротко кивнул и выжидающе взглянул на неё, заставив неуверенно сглотнуть. Аккуратно подняв крышку, Лейла посмотрела внутрь и от удивления приоткрыла рот, подходя к лампе и рассматривая на свету. Совсем тонкая, почти незаметная серебряная цепочка с горизонтальной восьмёркой в центре. Может быть, это был знак бесконечности, но из-за толщины Лейле казалось, что это была маскарадная маска. И хоть вещь была совершенно простой, без жемчужин и дорогих камней, выглядела она потрясающе. Красота в простоте. Лейла пошла в сторону ванной, заставив и Марволо, что озадаченно посмотрел на зеркало без стекла в комнате, пойти следом. Посмотрев на себя в отражении, она удивилась, как побледнела, но постаралась успокоиться и подцепила на палец цепочку. — Позволишь? Она не проклятая, — Лейла не успела ответить, как Марволо взял её в руку и встал за спиной. Ледяной рукой провёл по волосам, убирая их на одну сторону, и осторожно перебросил блестящую на свете цепочку спереди. Стоило его пальцам коснуться шеи, застёгивая это чудо, тело словно ударило током, и снова спёрло дыхание. Только теперь не от бушующих сил. Лейле захотелось провалиться под землю или сгореть от стыда, настолько ей было некомфортно и одновременно хорошо рядом с Марволо. Дёрнув головой, она беззвучно выдохнула, когда он отстранился, и, подойдя к зеркалу ближе, прошептала: — Мерлин, — сзади послышался смешок, а Лейла завороженно замерла. Серебряная цепочка была узкой, не доходила даже до ключиц, но ярко переливалась и подчёркивала серые глаза. — Я посчитал не лучшим вариантом, если на твоём теле будут болтаться две широкие золотые цепочки, — донёсся спокойной голос Марволо. — Расшифровывать восьмёрку ты можешь по-своему, но я, в отличие от продавца, уверен, что это маска. Маска спокойствия, которую ты ежедневно надеваешь для окружающих, — Лейла оторвалась от украшения и, не прекращая сдержанно улыбаться, повернулась к слизеринцу, что прошёлся по ней оценивающим взглядом. — Это комплимент? — дёрнула бровью она. — Это напоминание, что однажды она треснула, и ты открыла правду именно мне, — усмехнулся Марволо, тряхнув головой. — Но я доволен, что так получилось. — Вообще-то… — С днём рождения, Лейла, — неотрывно смотря на неё, проговорил Марволо ровным тоном. Она подняла голову и ощутила, как в горле резко пересохло. Ещё с минуту они неотрывно смотрели друг на друга, не смея шевелиться, после чего щёки начали гореть, и Лейла постаралась совладать с волнением, чтобы не спугнуть момент. — Спасибо большое, Марволо… это… оно очень красивое, — прошептала она и, быстро поднявшись на носочки, коротко поцеловала его в щёку. Хрупкий шар внутри пошатнулся, и, услышав над ухом тихий вздох, Лейла осторожно отвернулась к зеркалу, стараясь больше не смотреть на Марволо. Она ведь просто поблагодарила за подарок, к чему такие переживания. Марволо сделал шаг вперёд, после чего резко развернулся и, разжав дрогнувшие кулаки, спокойным шагом вышел из ванной. Лейла уняла дрожь в теле и медленно выдохнула, невольно вернувшись взглядом к цепочке. Да, определённо она была красивой. И с маской спокойствия Марволо так же угадал, заставив её улыбнуться: за столько лет она так и не научилась выбирать людей, которым стоило что-либо рассказывать. Спустя пару минут Лейла всё же вернулась в комнату и кожей ощутила, как от былой атмосферы не осталось ровным счётом ничего: снова ледяные угольные глаза и безразличное, непоколебимое лицо. — От кого это? — не поднимая головы, спокойно поинтересовался Марволо, за секунду переметнувшись взглядом с колдографии с Робертом на цветы в вазе. — От Лестрейнджа, — тем же тоном ответила Лейла и двинулась к столу, пряча улыбку от тепла цепочки на шее. — Забавно, — с иронией протянул он, неспешно разворачиваясь к ней лицом. — Неужели он не знал, что ты больше всего любишь чёрные розы, а не… это? — Откуда… — Лейла нахмурилась, после чего медленно кивнула и хмыкнула. — Ну, вероятно не все умеют читать чужие мысли. К тому же, я ценю любой подарок, даже детские письма и… — Роберту следовало лучше постараться, чтобы впечатлить тебя, — сощурившись, низким голосом проговорил Марволо, сверкнув глазами. — Он же хочет быть идеальным джентльменом, до сих пор не зная, что родители свели его с какой-то чистокровной. — Причём здесь это? И он не обязан это знать… — Мальчик взял на себя слишком много, — с наигранным сожалением подвёл он и сжал челюсть. — Потом, когда его мамочка запретит смотреть на других девушек, дабы сохранить семейный статус и не выставить своего сыночка подкаблучником, не преданным своей будущей жене, он так же быстро отвернётся от тебя. — Его выбор, только не стоит говорить за других, — безразлично бросила Лейла, чувствуя подступающее раздражение. — И в каких вы с ним отношениях? — холодно спросил Марволо, высокомерно выгнув бровь. — В дружеских. В деловых. В весьма хороших, — отчеканила она, опираясь руками на столешницу и наблюдая, как его лицо приобретает хищные черты, будто она сказала что-то не так, хотя не соврала. Всё, как любит Марволо. — У каждого из нас есть тёмные секреты, никто не идеален, но не стоит принижать своего… товарища. — Ох, я лишь говорю правду, — он пожал плечами и усмехнулся. — Я так понимаю, ты, как один раз выразился Эйвери, стала защитницей? Наводишь порядок в школе, со всеми в прекрасных дружеских отношениях. С Уайтом, Рамосом, Нортоном? Может, ещё Уизли с Диггори и Поттером под крыло примешь? Ох, или уже приняла? — хмыкнул Марволо, мазнув языком по щеке. — Не знал, что ты со всеми подряд водишься. Даже с этими… — С этими? Что с тобой происходит, Марволо? — потрясла головой Лейла, заметив, как раздулись его ноздри. — Я не просила твоего совета, не просила мне это всё говорить. И я сама разберусь, с кем мне общаться, а с кем нет. Ты от них никак не отличаешься, так что… — Я никогда не буду похож на этих идиотов! — рыкнул Марволо, стукнув по столу. — Чего же они тебя так тянут? Есть о чём поговорить? Ого, сомневаюсь, с ними только слабоумие развивать. Опять же, берёшь на себя слишком много. — Может, хотя бы тем, что они уважают меня?! — рявкнула она, впиваясь ногтями в ладони. — Что не оскорбляют никого вокруг, не стараются показать своё превосходство?! Что слушают меня и принимают, как человека, равного себе, в отличие от тебя?! — Я никогда не говорил, что не уважаю тебя, — холодно ответил он, мрачно оглядев её лицо. — Но… — Хватит! — отходя назад, рыкнула Лейла и до сжала кулаки до побеления костяшек. Лицо Марволо вытянулось, и он стал похож на дикого зверя. На Волдеморта. — Ты опять!.. — на середине предложения голос охрип, и она закашлялась, чувствуя, как ломит кости. — Опять всё испортил! Даже сегодня! Куда ты там шёл: по делам, к Диппету, на свидание?! — На какое, к чёрту… — Вот и иди, тебе, вероятно, пора! — Лейла отвернулась к окну и дождалась: через пару минут тишины громко хлопнула дверь, и она резко запустила пальцы в волосы, громко выдыхая. Последующие несколько часов были для неё пыткой. Лейла не только сгорала от ярости, от злобы и раздражения, которую щелчком разжёг этот змей, но и почти задыхалась от заполняющего грудную клетку шара. Он пульсировал, кололся, вонзая в кожу шипы, и мешал нормально дышать. Голова трещала от появлявшихся голосов, а в горле постоянно пересыхало. Лейла знала, очень хорошо знала и ждала, пока взорвётся. И она взорвалась. Совершенно неожиданно: когда спал жар и ноги перестали дрожать. После чего за секунду она успела наложить чары, и комнату пронзил оглушающий крик. Руки полоснуло острым лезвием, сотни иголок впились в кожу, ломая кости, из носа хлынула кровь. Никогда, никогда Лейла не чувствовала боли сильнее: она кричала, выла и стонала, мёртвой хваткой вцепилась в горло и пыталась выдавить этот гнусный шар, начиная задыхаться. В прямом смысле её разрывало изнутри, кулаком било по стенкам, шатая сознание и её саму, и она готова была поклясться, что подохнет прямо здесь. Воздух с грохотом распахнул окно и поднял Лейлу с посиневшими руками на подоконник: к горлу подкатила тошнота, ноги подкосились, и она полетела вниз. Ветер бил в лицо, по щекам стекали слёзы, а горящий огонь застрял комком на языке. Лейла кричала — громко, не боясь, что её услышат, долго и оглушающе. Она не узнавала себя, не чувствовала, как рвутся перепонки от своего же хриплого голоса, и продолжала лететь вниз с сжатыми до адской боли кулаками. Не было никаких размышлений о смысле жизни, не было и воспоминаний, которые так романтично описывали в магловских книгах, её тело трещало от боли. Горло сужалось, язык обжигало, заложило нос, и шар пробивал стены глотки, разрастаясь до огромных размеров. «Не смей, слышишь меня?! Не смей опускать руки», — прошипел ветер, взмыв вверх, а Лейла с закрывающимися глазами рассматривала приближающуюся землю. Секунда — над поляной раздался истошный рёв. Она раскрыла кулаки и в метре от земли взмыла вверх: грудью толкнулась вперёд, и со стекающим по лбу потом увидела, как прямо из неё тугими, огромными нитками вылетел огненный шар. Завязался клубком, зачерпнул воздуха и с треском распался на сотни частиц: земля под ней задрожала, и с оглушившим лишь её грохотом разошлась в стороны, стремительной дорожкой направившись к озеру. Вылезли корни срубленных деревьев, впились в землю и змеями заползали по снегу, поднимая рядом стоящий дуб и скручивая его в тиски. Лёгкие прочистились, и Лейла готова было стошнить, хрипло закашлявшись и вытирая кровь из носа. Ветер резко дёрнулся вперёд, когда рука с раскрытым кулаком дрогнула, и понёс её к озеру, грубо кинув в воду. Только Лейла закричала, босыми ногами касаясь льда, из-под него с пронзительным воем вырвалась вода — огромная, необъятная струя спиралью обхватила тело Лейлы, ледяной рукой придержав за талию и намочив волосы, и подняла выше к небу. Дорожки льда разошлись в стороны и затрещали, захрустели, лопаясь на глазах. Она висела в воздухе и, тяжело дыша, наблюдала, как её окружают закручивающие струи воды. Они сплетались между собой, вились, как верёвки, высасывая воду из озера, плевались брызгами и протяжно шипели, без сожаления ломая лёд. Резко Лейлу потянули за ногу вниз, и конечности застыли в ледяной воде. Она задержала дыхание и обомлела, увидев перед собой огромную стаю рыб, русалок и даже Гриндилоу. «Хозяйка», — внятно, громко, почти человеческим голосом сказала русалка, и все они синхронно склонили голову, выражая уважение и покорность. Перед лицом промелькнул серебристый силуэт, и в следующий момент щеки коснулась обжигающая рука. Светящийся в воде, с проницательными глазами и грубыми чертами лицами, перед ней предстал лик воды, расплылся в короткой улыбке и медленно кивнул. «Задохнёшься сейчас!» — вытянув её за шкирку, пробурчал ветер и на мгновение дал зачерпнуть побольше воздуха. Лейла потрясла головой, пытаясь отдышаться, и быстро проморгалась, не веря. Нет, это не сон. Она правда справилась. Лейла резко напрягла пальцы и взмыла вверх, словно по воздушной лестнице поднимаясь к зимнему небу; струи потянулись следом и закружились в буйном танце природы. Она слышала каждый всплеск, шелест веток, закручивающуюся метель и каждый голос: обитателей озера, здоровающихся деревьев, заливистый смех воды и её разговор с воздухом. Кожей ощущала их рядом и оттого взлетала всё выше и выше, громко смеясь. Больше ничего не кололо в груди, не было жгучей, адской боли, не надо было сдерживаться на уроках. Она больше не будет слабеть, не будет падать без сознания и валиться с ног от усталости после второго урока. Лейла резко выдохнула и сжала кулаки, упав к дереву на маленьком островке среди Чёрного озера. Далеко от замка, далеко от всех. Прокатилась в, слава Эру, самом старом чёрном платье по сугробу и легла лицом к небу. Яркие звёзды ослепили слезящиеся глаза, и внезапно подмигнули, скрывшись за тёмными облаками. Ветви склонились над талией и скрыли её от пронизывающего кости ветра. К горлу подступил ком, и Лейла хрипло разрыдалась — от счастья. Давясь слезами, позабыв о холоде, о снеге под спиной, позабыв обо всём. Да, она ещё не умела пользоваться этими стихиями, ничего не знала о них, но она наконец-то была свободна. Капкан чувств, завязывавшийся предсмертной ниткой, разорвало на сотни частиц, Лейла видела сама, и от этого судорожно затряслась, с широкой улыбкой засмеявшись и проглотив слёзы. «Смогла», — подумала она, понимая, что никому не открыла свою тайну. «Смогла», — вторил воздух, садясь на ветку убаюкивающего её дерева. «Смогла», — промычало оно, крепче прижимая Лейлу к стволу. «Смогла», — хором донеслось со всех сторон, и вода у берега окатила её ледяной струёй. И впервые в жизни Лейла была настолько счастлива, что и подумать не могла о сверкающем взгляде, следившим за творившимся над озером в двенадцать ночи. Видевшим её парящее в воздухе тело, каждое движение и каждый взмах рукой.

*

Тридцатое число она встретила в Косом переулке в Лавке Старьёвщика. Поздравила хозяев с прошедшим Рождеством их любимыми зёрнами кофе, а взамен получила приятные слова и освобождение с работы на час раньше. — Ну предупреждать надо было! — не успев войти в Белую Виверну, она услышала разочарованный вздох Кэрол и перевела взгляд на стол компании Мистера Рондаля, медленно расплываясь в улыбке. Огромный торт, покрытый шоколадом, но пахнущий ванилью, был усеян белой стружкой, и на центре сидела слепленная из мастики ведьма. В чёрном платье, с длинным носом и бородавкой у губы, в остроконечной шляпе и с метлой в руке. Мистер Рондаль с Шайверетчем толкались и что-то постоянно недовольно бурчали, обклеивая торт белой мастикой, но стоило Лейле подойти ближе, они подняли голову и замерли в растерянности, будто их застукали после отбоя. — Ну и что ты тут делаешь так рано? Всё испортила!.. Ай, да ладно, оставь ты это, какая уже разница, — проворчал Шайверетч и, быстро расставив все восемнадцать свечей, так же ловко их поджёг. — Была не была, с днём рождения, ведьма! — С-днём-рождения! — громко донеслось со всех сторон, и Лейла резко отвернулась, пряча улыбку в ладонях. — За Лейлу! — За Лейлу! — вторили басистые голоса, и все знакомые ей клиенты подошли к столу Рондаля, громко стукаясь пивными кружками. Она широко улыбнулась и посмеялась, как за неё пьют до дна, после чего встретилась взглядом с хитрыми глазами Кэрол и подошла к торту. Перед глазами огоньки от свеч играли с воздухом, танцевали в такт музыке с радиоприёмника, а сидящие притихли. Лейла наклонилась к столу, прикрыла глаза и, зачерпнув побольше воздуха, разом задула все свечи. Паб заполнился свистом и аплодисментами, Кэрол поднесла нож и дала имениннице возможность разрезать торт. — Теперь точно сама можешь, — добавила та и усмехнулась. Так и прошла суббота: угостились тортом и пожелали долгой жизни и много денег, наверное, все в этом пабе. Лейла же вовсе не скрывала, что ей было приятно, поэтому настроение не портило даже количество работы. Весь день приходили новые люди, которых она видела впервые: все здоровались и стремительно заполняли пространство, докупали подарки к Новому году, встречались со старыми друзьями и не переставали делать заказы. Кухня дымилась, распространяя чудесный аромат еды, с барной стойки доносился звон кружек и бокалов, и Лейла носилась от одного стола к другому, чудом успевая отвечать на вопросы или просто разговаривать с клиентами. Компания мистера Рондаля ушла немного раньше, а Шайверетч пошёл закрывать магазин, прощаясь с помощником до следующего года — это была его самая любимая шутка. Через несколько часов смена должна была закончиться, и Лейла уже чувствовала, как приятно будет лечь в кровать, потому что начинала действительно уставать. День был прекрасным, люди веселы и счастливы, и только один клиент не вызывал у неё абсолютно никакого доверия. — Ух ты, и давно у тебя такие официанточки, Кэрол? — раздался хриплый голос за соседним столиком, и мужчина присвистнул, заставив Лейлу нахмуриться. — Последний экземпляр, вымирающий вид. Так что попробуй только тронуть, Кэнтор, и я с тебя три шкуры сдеру, — прикрикнула Кэрол и усмехнулась, подмигнув ей. — Добрый вечер, что будете заказывать? — осторожно развернувшись и достав блокнот, поинтересовалась Лейла с короткой улыбкой. За столом сидели двое мужчин, один из них был торговцем Горбина, что в последнее время часто появлялся в пабе, а второго она смогла нормально рассмотреть только сейчас. Упитанный мужчина лет тридцати, в растянутом чёрном свитере и покусанными ногтями. С лысиной на голове, карими блестящими глазами, оценивающе осматривающими её фигуру, щетиной и лисьей улыбкой. Он сидел, вальяжно откинувшись на спинку стула, медленно постукивал кулаком по столешнице и пальцами второй руки водил по подбородку. — Всё, как всегда, ты же помнишь? — спросил второй, и Лейла коротко кивнула. — Как тебя зовут, конфетка? — улыбнулся Кэнтор, сощурившись. Она еле заметно поёжилась от такого прозвища, но быстро собралась и спокойно ответила. — Лейла. — Лейла… — словно пробуя на вкус, протянул он и хмыкнул. — Какое красивое имя. Я Кэнтор, если что. Так что у вас там… ах, расскажи мне про блюдо дня. — В меню есть отдельная страница для них, вы можете тщательно ознакомиться… — Слушай, ну я не такой уж и старик. Со мной можно на ты, — чувствуя подступающее раздражение, Лейла широко улыбнулась и кивнула, продолжив рассказ и ощущая на себе его хищный взгляд. Это ей не нравилось. Очень не нравилось.

***

Сегодня в субботу Том вернулся в замок лишь после часа ночи, однако ни капли не сожалел о потерянном времени. Одна встреча удалась: он ходил к одному коллекционеру артефактов и спустя час напряжённой беседы наполовину снизил цену, выйдя из дома с нужным Горбину зеркалом. Сегодня же дела обстояли ещё легче, потому что ему следовало продать пожилой богатой даме хрустальный зачарованный флакон, наполнявшийся любым зельем до краёв, даже если туда добавили всего каплю. Уже при встрече Том, поцеловав ей руку, спокойно прочитал все мысли, немного поговорил и с гордой улыбкой осознал, что обаяние творит чудеса. С первого взгляда она была им очарована, так что почти забыла о цели встречи, а после его галантных жестов и вовсе потеряла дар речи, поэтому продать ей товар было самым лёгким делом. Всё бы шло спокойно и быстро, если бы не одно "но" — чёртова Харрисон. Пока они сидели в пабе, где люди Горбина и проводили сделки, он бегло осмотреться и чуть не подавился воздухом, когда увидел ведьму у другого столика в переднике официантки. И помимо того, что до неё докапывался какой-то мужик, Том вспомнил, что она ничего не рассказывала об этой работе. Она опять ему наврала, наврала и дружкам, а он принялся впитывать их воспоминания, как губка. Резко Тома захлестнула волна злости, и он со всей силы сжал кулаки под столом, растягивая губы в очаровательной улыбке. Всё-таки надо было продолжать сделку. — Добрый вечер, что будете заказывать? — Том старался реалистично смеяться над очередной шуткой старушки, после чего поднял голову и столкнулся взглядом с Харрисон. Ощущал, как в голову лезут воспоминания с прошлого дня, и понимал, что готов в любой момент придушить её. Ведьма взглянула на него и сглотнула: в глазах сверкнуло удивление, но она быстро взяла себя в руки и повернула голову к старушке, миловидно улыбаясь с блокнотом в руках. — Мне, пожалуйста… Том, дорогой, я лучше доверюсь твоему вкусу, — звонко прохрипела та, заставив повернуть к ней голову. — Я обычно не ем в таких… простых заведениях. — Я очень извиняюсь, мисс, но таковы правила моего работодателя, — мягко произнёс он, растягивая слова. — Знаете ли, я тоже не люблю забегаловки. Много шума, неадекватных волшебников, да и к тому же грязнокровок, — глаза старушки заблестели от восторга, а Том пренебрежительно махнул рукой, почти дотронувшись до Харрисон, и хмыкнул. — Однако говорят, что это лучший паб во всём переулке, поэтому стоит проверить. Надеюсь, нас здесь не отравят. — Можете не волноваться, у нас прекрасная кухня, — яд чувствовался в каждом слове, а перо в руке Харрисон готово было треснуть от напряжения. — Знаете, так все официанты говорят, иначе вас лишат работы и выгонят на улицу, оставив без денег, — старушка рассмеялась и, получив разрешение Тома, смерила её презрительным взглядом. Удивительно, но Харрисон оставалась спокойна, продолжая сдержанно улыбаться и не обращать на его взгляд никакого внимания. Это раздражало. — Принеси нам сухого вина и стейка средней прожарки с гарниром из овощей. И поживее, — грубо добавил Том и потерял какой-либо интерес к ведьме, вернувшись к обсуждению товара. Дело было сделано в течение сорока минут. Он спокойно воспользовался мыслями клиентки, не испытывая никакого стыда накрыл руку своей, и тогда она окончательно потеряла над собой контроль. После пары фраз и коротком рассказе о том, какой хрустальный флакон хороший артефакт — качественный и со своей историей, очаровательной улыбки, что ему пришлось держать на протяжении всего разговора, и нескольких комплиментов старушка даже не постаралась сбить цену. Отдала огромные деньги, осмотрела товар и дала свои контакты, надеясь на очередную встречу. Том же коротко кивал, помогая ей надеть пальто, и старался не показать настоящее отвращение, которое испытывал. Однако деньги он получил, все сделки в этом году провёл и теперь не отрывал взгляда от толстого щетинистого гада, готовый сорваться и убить его. Но нет, палочкой здесь пользоваться было нельзя, а до такого уровня невербальную магию он ещё не развил, из-за чего злился ещё сильнее. Том ждал Харрисон: ждал, пока та выйдет из паба, и он сможет высказать ей всё, что хотел ещё со вчерашнего вечера. Потому что эта ведьма с каждым днём расшатывает его нервы сильнее и сильнее, словно проводя по ним острым лезвием. Том не знал, что вчера она себе надумала, но сейчас, когда та видела на столе товар, в глазах её будто проскочило облегчение. Только он этого не испытывал. Потому что тот мужик на протяжении всего часа откровенно пялился на неё. Кэнтор, как его окликнули, облизывался, стоило Харрисон повернуться к нему спиной, заигрывал с ней, хищно улыбаясь, и, когда она наклонялась, чтобы поставить тарелки, нагло смотрел на грудь. Читая его мысли, Том начинал громко дышать и до боли сжимать кулаки, закусив нижнюю губу до крови. Он хотел, ужасно хотел схватить палочку и заставить этого гада быстро сдохнуть. Сначала сойти с ума под лучом Круциатуса, а потом после удара в грудь зелёной вспышкой отлететь к стенке и больше не встать. С каждой кружкой пива Кэнтор раскрепощался всё больше, позволяя себе шуточки с намёком, заставляющие Харрисон медленно терять вежливую улыбку, позволяя себе часто ходить в уборную и якобы случайно трогать ведьму за талию. Проводить пальцами по ягодицам и, в шутку приобнимая, подниматься рукой к груди. Уже несколько раз она вежливо уклонялась, поддерживая смех и удаляясь к другим столикам, а Тома ненормально трясло. Кровь бурлила, дёргались вены на руках, спирало дыхание. Он медленно проводил языком по зубам и с высоко вздымающейся грудью сжимал челюсть так, что казалось, она сейчас сломается. Внизу живота стянулся узел: Кэнтор случайно прихватил проходящую рядом Харрисон за талию и усадил на колени, на секунду блаженно закрыв глаза. После чего вместе с ней поднялся, со скрипом извиняясь и посмеиваясь, и попытался повести её в сторону лестницы. — Кэрол, у тебя, слышал, комнатка освободилась, — протянул он негромко, но Том услышал. — Она еще не убрана. — Это ничего, я хочу переговорить с твоей официанткой наедине, — поморщившись от воздействия Невербальной магии, что с силой ломала ему кости, он лишь крепче сжал ведьму, притягивая к себе. — Предложить дополнительную работу… — Простите, но мне не нужна другая работа, — ставя поднос, холодно заявила Харрисон, когда Кэнтор прошёлся щетиной по её волосам. — Я же сказал, что можно на ты, — сильнее сжимая руку у груди, прохрипел тот, и терпение Тома лопнуло. Он взорвался и сорвался с цепи, как бешеный пёс. Никто не смел лапать ведьму. Его ведьму. К которой смог найти подход только он, задействовав все силы, и чьи секреты раскроет только он. Никто больше. — Отпустите меня по-хорошему, я… — Да чего ты ломаешься, — насильно таща её к лестнице, грубо проговорил он. — Она сказала отпустить. И уже не первый раз, — сжимая под мантией кулаки, спокойно сказал Том. Харрисон резко вздрогнула: то ли от его голоса, то ли от стальной хватки, но ему уже было плевать. Он горел изнутри, продумывал сотни планов, как убить этого урода, и готов был утробно зарычать. Кэнтор шумно выдохнул, раздражённо сверкнул глазами, повернувшись в сторону Тома, и громко хрюкнул. — Лейла, куда он тебя ведёт? — раздалось сзади. — Парень, иди куда шёл, не мешай взрослым отдыхать. — Я с вами никуда… — Пойдёшь, как миленькая, иначе тебе будет плохо, — прохрипел тот в шею Харрисон, на лице которой теперь не скрывалось отвращение. — Всё, малыш, иди и… — Урод, — без каких-либо эмоций констатировал Том, заставив некоторых обернуться. Он сделал резкий шаг вперёд и, замахнувшись, со всей силы ударил его кулаком в челюсть, да так, что хруст и брызги крови тотчас уведомили, что данная часть его жирного тела была сломана. Костяшки неприятно завыли, а в Томе проснулась зверская ярость, ненависть и презрение. Он захлёбывался в ней, но внешне оставался спокойным. Как всегда. И лишь разряжённый воздух говорил о напряжении, витающем вокруг него. — Марволо! — Замолчи! — рявкнули оба: Кэнтор зарычал и резким движением ударил Тома в нос и намеревался попасть в глаз, но он быстро уклонился и, схватив этого извращенца за плечи, вонзил колено в пах, заставив согнуться пополам. Раздался хриплый стон, но этого Тому было мало. Вытирая кровь из носа, он хотел треснуть его по голове, после чего коротким движением руки сжать органы в комок и заставить поорать, помучаться, однако сам почувствовал острую боль внизу живота и тихо выдохнул. Краем глаза заметил, как лицо Харрисон вытянулось, и медленно опустил взгляд, наткнувшись на сияющий перочинный нож. Кэнтор поднял голову и заставил глаза Тома налиться кровью: этот урод нагло улыбался и потешался над ним. — Я же сказал, мелкий, — выплёвывая кровь, зашипел он. — не покушайся на моё. И не лезь под ноги взрослому дяденьке. Если я захотел, значит, я её тра… — Том сорвался с места и вцепился ему в шею, намереваясь удушить щелчком пальца. — Так! Хватит, за тобой уже выехали, Кэнтор! — Кэрол, мне нужны мази, зелья и бинты. — Убить мальца решил, пошляк мерзкий?! «Кто кого убьёт ещё», — пролетело в голове Тома, когда резко поднялся шум, и их отцепили друг от друга. Кэнтора схватили несколько мужиков, хотя взглядом он готов был убить его ещё несколько раз, поэтому опасно посматривал на нож в животе. Тома же припечатали к стене и, скрыв в лестничном проёме, спустя пару минут отдали в руки Харрисон. — Очень умное решение драться с торчащим из живота ножом, молодец! — зарычала она, горящими глазами смотря на стекающую кровь. — Очень умное решение работать в таком месте, молодец!.. — прохрипел Том и схватил её за талию, когда лезвие резко вырвали из плоти. Он поднял глаза к небу и сжал до отрезвляющей боли челюсть. Как только восстановилось дыхание, он сжал руку Харрисон и повёл наверх, предугадав все её планы. — Сюда… — послышался её тихий голос, и, проследив за открывающейся дверью, Том грубо толкнул Харрисон в комнату. Взмахом руки захлопнул дверь, наложил заглушающие чары, ибо на невербальную магию запрета не было, и прижал ведьму к стене. Та чертыхнулась, с потолка посыпался штукатурка, но ему было плевать. Он смотрел в горящие серые глаза и громко дышал, чувствуя, как леденеют руки. — Какого чёрта ты так просто продалась этому уроду?! — рассвирепел Том, зажимая рану рукой. — Я никому не продавалась, у меня был свой план, — зашипела она, вырываясь из его хватки и убивающим взглядом показывая сесть на кровать. — Хотя бы один раз сделай то, что прошу я!