Только ты и я

Плейлист на главу от меня (p.s. — в комментариях таймкоды на каждую песню и название): https://youtu.be/ZSNFhNu-Y1Q

— Хотя бы один раз сделай то, что прошу я! — ведьма встала по центру обшарпанной комнаты и горящими серыми глазами впилась в лицо Тома, заставив его раздражённо фыркнуть и всё же сесть на кровать. Он задыхался от ярости, сжимал кулаки и, кажется, готов был броситься на Харрисон и убить её одним ударом. Ох, Мерлин, как он ненавидел её гнусный характер, ненавидел слабоумие, порой затмевавшее ум, и с радостью растоптал бы её, как топчут мышей в слизеринских подземельях! Перед глазами до сих пор всплывал образ Кэнтора, и тот факт, что он до сих пор жив, распалял Тома ещё больше. Плевать, забрала ли его охрана Лютного переулка, которая вообще не работала, или его просто выволокли из бара с запретом на посещение, но он должен был его найти и отомстить. Знал, что одним движением причинит ублюдку столько боли, сколько тот не чувствовал за всю жизнь, ибо трогать Тома и покушаться на его жизнь не мог никто — ставка была слишком высока. И никто её не мог вытянуть. Мысли об очередной пытке отрезвили, но стоило исподлобья взглянуть на Харрисон, Том завёлся по новой. — Успокойся, Марволо, — тихим голосом начала та. — Ты сказала, у тебя был план… — прорычал он, медленно выдохнув. Но нет, Том не сдержался и громко рявкнул: — Какой чёртов план?! Почему ты не рассказывала, что здесь работаешь? Это точно не Лавка старьёвщика… — Почему я должна тебе об этом рассказывать? — желая подойти, сухо поинтересовалась Харрисон, но он жестом приказал остановиться. — Кто, ради всего святого, тебе сюда разрешил вообще приходить?! — неотрывно смотря в глаза, прохрипел Том. Уж лучше сорвать голос, но достучаться до мозгов этой проклятой ведьмы и, наконец, показать её место. — Марволо… — медленно покачала головой та, прося не начинать. — Может сразу в публичный дом? А что, там точно такие же уроды ходят! Или тебе приключений не хватает?! — Том! — рявкнула Харрисон, увернувшись от посыпавшейся с потолка штукатурки. — Что?! Что тебе надо, Лейла?! Я ещё раз повторю, какого чёрта ты так легко с ним пошла? Ты когтевранка, где твои мозги, когда они так нужны? Серьёзно не понимала, что он хотел тебя изнасиловать?! — осознав, как её назвал, Том сглотнул и протяжно выдохнул, ощутив тёплую кровь между пальцев. На последнем слове Харрисон словно оглушило: дрогнули плечи, и в глазах снова появились почти непробиваемые глыбы льда. Та отвела взгляд и крепче сжала бинты с ватой в руке. Он быстро понял, что звучал глупо, поэтому сделал максимально равнодушный вид и поднял водолазку, рассматривая кровавое пятно. Выудил из кармана палочку и просидел так пару минут, каждой клеткой ощущая мрачный взгляд, после чего нехотя поднял голову на Харрисон. Та стояла с сжатыми кулаками и задумчиво осматривала его рану, кончиками пальцев вороша вату в руке. Давилась раздражением, а Том был только рад это увидеть. — Палочкой… — прочистив горло, уверенно начала ведьма, но он лишь поморщился и фыркнул. — Меня не волнует, что здесь нельзя ей пользоваться, — грубо перебил её Том, но палочкой в руке не взмахнул. — Вообще-то, при разрешении Кэрол здесь можно всё, — безразлично пожав плечами, она расправила платье и коротко усмехнулась. Только это не выглядело как победная ухмылка или прямая насмешка. Казалось, будто она была разочарована или взволнованна: постоянно что-то поправляла, складывала и растягивала бинты, кусала губы и изо всех сил пыталась скрыть напряжение. Харрисон резко выдохнула и раздражённо закатила глаза. — Но я не про это думала. Думала, чего ты сидишь и не двигаешься? Давай же, Марволо, начинай. Продолжай медленно убивать себя, губить и гнить под этими заклятиями, которые накладываешь на себя при любых царапинках и ранениях, ведь ты у нас великий волшебник. Знаешь ведь — это почти то же самое, что иллюзия, только действенная, но не веришь, что это как-то повлияет на твоё здоровье, ведь ты непробиваемый, — Том замер и сжал челюсть, неотрывно смотря на ведьму в ответ. — Ты не будешь морочиться, чтобы приготовить и выпить действующее зелье, я уже не говорю про то, чтобы дать боли пройти естественным способом. Ведь это всё пошло от маглов, а ты их презираешь из-за одного человека. — Замолчи, — прошипел он резко, но Харрисон лишь подошла ближе и, обдав дурманящим ароматом, склонила голову набок. — Не желаешь брать от них ни капли, да? Слишком гордый для этого, будешь до конца дней использовать магию даже тогда, когда она не особо и нужна. Махать палочкой и на старости лет наблюдать, как под слоем магии на теле виднеются уродливые складки с незажившими ранами. Прекрасная перспектива, я считаю. А принять помощь… — она тихо рассмеялась и пробила его холодом: — об этом даже речи не идёт. Так что давай, ты меня притащил сюда, чтобы показать характер? Покажи: взмахни палочкой, наплюй на всё и всех, как делаешь всегда, и к чёрту вылетишь отсюда за нарушение правил! И впервые я буду безумно благодарна твоему тщеславию, потому что в моей жизни ты стал появляться слишком часто и мне это очень не нравится! — ещё с минуту оба неотрывно смотрели друг на друга с нескрываемой злостью и раздражением, пока в мыслях творился полный бардак. Еле заметно тряся ногой, Том мрачно оглядывал недовольную Харрисон и внезапно подумал, что всё равно сейчас не умрёт. Чувствовал подступающую слабость, но прекрасно понимал, что кровопотеря ему не страшна, а острые покалывания, по сравнению с яростью, вовсе не ощущались. К тому же, лезвие не прошло далеко. Он втянул щёки и мазнул языком по нижней десне, медленно выдохнув. Только Харрисон развернулась и двинулась к двери, как Том устало взмахнул рукой, и та защёлкнулась. Спустя минуту в пабе стало по-прежнему тихо, и она медленно развернулась к нему лицом. — Ну и где твои зелья? — ровным тоном поинтересовался он и, заметив немой вопрос, скучающе осмотрел её руки. Скрыть растерянность у Харрисон почти получилось, Том даже поверил бы, если бы не одно но: — Ты же так кричала, что тебе нужны бинты, зелья, мази. Я как раз истекаю кровью, а у тебя в руках только вата с повязкой. Какая жалость, неужели в пабе, рядом с которым лавка искусного зельевара Шайверетча, не имеется простого набора для аптечки? — Я не увидела их. Сейчас вернусь, — тихо оповестила она, еле заметно сжав под рукавом несчастный бинт. Былое раздражение во взгляде куда-то волшебным образом исчезло и сменилось лживым спокойствием и безразличием. Том слишком долго следил за Харрисон, чтобы не запомнить одной простой вещи: каждый раз, когда та напрягалась, волновалась или задумывалась, её волосы падали на плечи и легко путались, словно до этого их придерживали. Он был уверен, что ему казалось, но, смотря на волосы вкупе с проясняющимся после бури эмоций взглядом, никогда не ошибался. Харрисон, даже не успев развернуться, дёрнулась к двери, однако Том резко схватил её за ногу и потянул на себя. Второй рукой взял её за талию, грубо толкнул к кровати и посадил к себе на колени, заставив обхватить торс ногами. Ведьма почти вырвалась из хватки, на что он раздражённо закатил глаза и с лёгкостью перехватил её руки, сжав в одной своей и прикрыв глаза от острой боли в боку. Та резко успокоилась и замерла: когда Том открыл глаза, он готов был поклясться, что помимо пляшущих от злобы чертей увидел в сером омуте смущение. Зная, что Харрисон не посмеет ударить его в грудь, он уверенно сжал её талию с двух сторон и скучающе поднял бровь: — Несмотря на название Лютного переулка, даже здесь каждое заведение соблюдает меры предосторожности и имеет огромную аптечку. Запас зелий огромен, если закончились, их немедленно поставляют. В этот паб ходят все хозяева лавок, все ведьмы и колдуны, поэтому мазей и зелий не быть не может, — ровным тоном проговорил Том, сдерживаясь от желания взглянуть на приоткрытые алые губы. Харрисон отстранённым взглядом изучала его лицо, после чего опустила голову и взглянула на кровоточащую рану, которую он мог уже давно вылечить одним взмахом палочки. Но нет, сейчас Том делать этого не собирался: ведьма слишком его заинтриговала. — Бинты, конечно же, всегда лежат в той же аптечке, поэтому забыть всё остальное ты не могла. Со зрением у тебя, вроде, проблем нет, значит, ты намеренно их не взяла. Знаешь, когда человек на нервах или слишком напряжён, он выдаёт себя и свои истинные мотивы. Так что делай то, что хотела, а то я до сих пор истекаю кровью. Не самые приятные ощущения, — прошептал он в самое ухо, желая надавить на Харрисон, после чего отстранился и не моргая уставился на её невозмутимое лицо. Безумно злился, что она так легко сохраняла спокойствие, но терпел и прекрасно понимал, что дёрнул за нужные нитки. По глазам было видно, что Харрисон колебалась, даже очень, водила ледяными пальцами возле раны, пока его спина покрывалась мурашками, и оттягивала момент. Но стоило Тому притвориться и протяжно выдохнуть от боли, как краем глаза он заметил её встревоженный взгляд и мысленно возликовал. Харрисон медленно поставила одну ногу на пол, заставив его сдержать разочарование, опёрлась ладонями на колени, чуть привставая и отодвигаясь. Том резко сжал руки на талии и дёрнул желваками. — Нужно сходить в ванную и намочить ва… — он закатил глаза, и после щелчка вата в руках Харрисон намокла, капнув ей на платье. Она умело скрыла удивление, закусила губу и, не смотря на Тома, прижала огромный кусок ваты к ране. Аккуратно вытерла кровь и по возможности прочистила рану от микробов, по-прежнему не произнося ни слова, пока он неотрывно смотрел на её болтающуюся на шее цепочку и думал. Думал, действительно ли ведьма волновалась за него, и хотел рассмеяться — бред. Она сама заботится только о себе и сейчас, Том был уверен, переживала за своё положение в пабе. — Ты так и не ответила на вопрос про свой план… — сухо напомнил он, заставив Харрисон поднять голову. На мгновение та задумалась, но потом покачала головой и равнодушно ответила: — Если и скажу, то после того, как помогу. Чтобы ты… не дёргался, — мрачно выдохнув, она осторожно пододвинулась, облизнула губы и сосредоточилась. Провела замёрзшим пальцем вокруг раны и замерла, положив вторую руку ему на живот. Том напрягся и теперь откровенно пялился вниз, не понимая, что происходит. Стоило взглянуть на замершую руку, как Харрисон аккуратно, очень медленно стала сжимать её в кулак: сначала ладони еле ощутимо коснулись подушки пальцев, после чего в кожу впились ногти, и она надавила дрогнувшим большим пальцем на указательный. Искоса заметив, как лицо Лейлы заметно побледнело, а на лбу выступила испарина, Том почувствовал, что низ живота сильно закололо, словно распоротая кожа тянулась друг к другу, переплеталась внутри и стягивалась. Из ранки сочилась кровь, и Харрисон быстро приложила вату, убрав пригревшуюся руку с его живота. После раскола души такое Тому было перенести чуть легче, чем обычным людям. Однако живот скрутило больше от другого — от шока. — Сейчас может быть больно. Даже очень, только не шевелись. — Почему?.. — Харрисон резко дёрнула кулаком, подняв его большим пальцем к потолку, и живот пронзило адской болью, словно рану прокололи острыми змеиными клыками, затем закрутили, как пуповину и обожгли раскалённым железом из печи. Том утробно зарычал и впился пальцами в хрупкую талию, хотя Харрисон даже не обратила внимания. Он судорожно выдохнул и зачерпнул побольше воздуха, но взгляда не оторвал и замер с сжатой челюстью. Ведьма закусила губу и продолжала сжимать ненормально дрожащий кулак до побеления костяшек: рану словно обдало горячим воздухом, она на глазах начала затягиваться, сходиться и плескаться оставшейся кровью. Челюсть Тома готова была отвиснуть, а он хотел ударить себя и поверить, что это сон. Но ощущения были самыми настоящими, воздух вокруг стал разряженным, а почти сухая рана теперь действительно жгла. Харрисон резко раскрыла кулак и судорожно выдохнула, отскочив от него, как от огня. Том успел перехватить её и не дать упасть на и так тонкие половицы: та проморгалась и медленно притянула к себе рядом лежащий бинт. Обмотала им торс, плотно завязала не до конца заживлённую рану и, на мгновение отведя взгляд в сторону, сглотнула. Взяла вату и, игнорируя стеклянный взгляд Тома, потянулась к немного кровоточащему носу. Он резко перехватил её руку, провёл ладонью перед лицом, и кровь исчезла. Том сгорал не только от любопытства, не только был удивлён, но и безумно желал встретиться с ней взглядом. Увидеть, что с ней сейчас творилось и какие эмоции она испытывала. — Дай мне закончить, — тихо проговорила Харрисон и настойчиво потянулась рукой к его лицу. Слова вертелись на языке, но из-за неожиданности, шока и… восторга он не смог сказать ничего. Та привстала, притянула ногу и, с согнув коленку, присела обратно, наклонившись ближе. Облизнула губы и перекрыла ноздрю ватой: Том рвано выдохнул и, не выдержав, взял её за подбородок, заставив посмотреть на него. В серых глазах сквозил привычный холод, а алые губы растянулись в короткой усталой улыбке. — Беспалочковая магия? — чересчур сухо поинтересовался он и, поняв свою ошибку, раздражённо прикрыл глаза, когда и так еле заметная улыбка сошла с её лица. — Нет, — в тон ему ответила ведьма и быстро слезла с его ног. — В разы слабее. И я умею только это, больше ничего, — уверенно произнесла она, тем самым немного разочаровав Тома. — Ты очень бледная, — заметил он, заходя за ней в ванную и умываясь горячей водой, потому что тело потряхивало от мороза и неприятных вязких ощущений. — Я никогда не пробовала лечить серьёзные раны. Особенно на других людях. — То есть ты отдаёшь людям свою энергию? — не унимался Том, поражённый таким открытием. С одной стороны, он злился, потому что узнал о такой способности ведьмы совершенно случайно, с другой — она смогла так долго сохранить это в тайне и поразила его. Да, сила была, откровенно говоря, слабой и не особо нужной, но всё, что было связано с Харрисон, поражало. Всегда. И только она заставляла чувствовать его идиотом, который теперь точно не знал, с кем всё это время находился рядом. В принципе так же, как и она. — Да, — Харрисон медленно кивнула и вернулась к нему задумчивым взглядом. — И… как ты это сделала? С помощью чего?.. — Лейла, ты скоро там? — донеслось снизу. — Да, прости, уже иду! — прочистив горло, ответила та и быстро протёрла глаза. Расправила платье, тихо вздохнула и, чуть пошатнувшись, развернулась к Тому. — Я не знаю, правда. Очень редко использую, потому что это больно, и узнать не пыталась. Иди в школу, мне еще работать… — Нет, — она подняла на него глаза и устало покачала головой. — Нет так нет, — буркнула она и направилась к двери. Том, проверив бок и до сих пор не веря в произошедшее, поспешил нагнать ведьму. Она закрыла дверь на ключ, осмотрела Тома и двинулась к лестнице. Он же по-хозяйски придержал ту за талию: зная её любовь к приключениям, из-за слабости Харрисон могла свалиться с лестницы, и тащить её в школу пришлось бы именно ему. Стоило её ладони пройтись по его спине и придержать за бок, чуть выше повязки, Том фыркнул и грубо скинул её руку. — Я тебе не инвалид, — процедил он, спускаясь по скрипящей лестнице. Ведьма мотнула дымчатыми волосами и резко замерла, повернувшись к нему. Как-то растерянно посмотрела в глаза, заставив живот Тома заурчать, и резко посерьёзнела. — Отлично, — она резко вывернулась из его хватки, и стремительно зашагала вниз, подбегая к новоприбывшим гостям. Никакой охраны Лютного переулка, хоть как-то наводившей порядок в крайних случаях, как и самого Кэнтора, не было: в пабе играл радиоприёмник, шелестели газеты и громко переговаривались посетители. Ничего особенного, не считая некоторых заинтересованных взглядов, направленных на Тома. Он совладал с раздражением, поджал губы и вальяжно присел на свободное место рядом с Шайверетчем. Тот достаточно хорошо общался с Горбином, так как товар у них был разный и они не конкурировали, поэтому Тома знал. — Бокал огневиски, пожалуйста, — они обменялись рукопожатием, Шайверетч переглянулся с так называемой Кэрол, внимательно его осмотрел и хитро сощурился. — Не думали мы, что Кэнтор стал таким козлом. Пару лет назад, когда последний раз сюда заходил, нормальным мужиком был. Видимо, когда богатенькая жена бросила, спился и только сейчас заново устроился в жизни. Так что спасибо, парень, защитил нашу ведьмочку достойно. — Вашу?.. — чуть не подавился огневиски Том. Кэрол с татуировкой порхающей чёрной бабочки на ключицах хрипло рассмеялась и, протирая столешницу, добавила: — Всего лишь прозвище. Её здесь все так называют, если что. А ты её?.. — Паренёк? У, ну ясно, вкус у ведьмочки хороший, — хохотнул Шайверетч, завидя Харрисон, быстро подходящую к стойке. — Что же у вас за мания такая, сплавить меня кому-то, — усмехнулась она, и от былой усталости, напряжения и злости не осталось и следа. Том положил пиджак на колени и, отпив из бокала, засмотрелся на её глаза, которые ни разу не взглянули в его сторону. — Просто мой однокурсник, со Слизерина. Думаю, вам бы было, о чём поговорить, но он крайне озлобленный, эгоистичный и замкнутый человек, поэтому не советую рушить его покой. — Ты только что описала нас всех, — прохрипел Шайверетч под общие смешки и, взяв Харрисон за плечи, внимательно осмотрел. — Так, ну ладно, с тобой всё нормально. Не знаю, где этот кобель, но сюда он не вернётся. У него запрет на вход, да, Кэрол? — она мотнула головой и занялась заказом, наполняя кружки элем. Харрисон же обогнула стойку и подошла к Кэрол, неуверенно прошептав что-то на ухо. Та вскинула брови и подавилась удивлением, хотя отнеслась к этому более скептично, чем следовало. Потому что Том всё слышал и был согласен с ведьмой. Уже после получаса, сидя в водолазке, допивая огневиски и одновременно с ленивой беседой наблюдая за работой Харрисон, он мог уверенно сказать, что Кэнтор владел невербальной магией, причём достаточно сильной. Многие клиенты знали её и с радостными улыбками что-то спрашивали, переговариваясь всем залом, смеялись и просили совета, докупая новогодние подарки. Том не хотел врать самому себе и прекрасно видел, что Харрисон улыбалась искренне, так же и смеялась, отвечала всем и сразу, не боялась что-то сказать и вела себя естественно: здесь она обзавелась небольшим авторитетом и не было в мыслях этих колдунов ничего плохого, что даже смутило его. Поэтому ему пришлось признать — не он один заметил, как все те же посетители сидели смирно, когда Кэнтор к ней приставал. Все продолжали разговаривать, веселились и смеялись, но того урода словно не замечали. Словно не видели его, не видели и его хищных взглядов на Харрисон. Дышать стало сложнее, и Том устало прикрыл глаза, выравнивая дыхание и стирая дурацкие воспоминания из головы. Радовало, что Кэнтор не справился с контролем, не подумал, что не все так легко подчиняются магии, и сильно прокололся, дав волю эмоциям. Тогда посетители и ожили снова. — Сколько она уже здесь работает? — скучающе поинтересовался Том у Кэрол, неотрывно следя за быстрой работой Харрисон. — С начала октября, — он дёрнул бровями и сделал очередной глоток спиртного. Горло приятно защекотало, а по телу разлилось тепло, жаль, не от огневиски. От ведьмы, появившейся рядом, чтобы забрать кружки, повеяло приятным лесным ароматом, но она даже не взглянула в его сторону и двинулась к столикам, напоследок холодно добавив: — Не нужно убивать меня взглядом, если хочешь посидеть с такой миной, иди куда-нибудь в другое место. — Через сколько ты закончишь? — в тон ей спросил Том, пропуская колкость мимо ушей. — Тебя никто не просил оставаться, можешь уйти прямо… — Тебе нравится грызться, как собаки? — прошипел в ухо он, сжимая челюсть. — Я просто спросил, неужели так сложно!.. — не дослушав, та улыбнулась какой-то старушке и поспешила в другой конец паба. Ноздри Тома раздулись, на скулах заиграли желваки: хотелось рвать волосы и придушить к чёрту эту строптивую ведьму, потому что никто не смел просто так уходить от него. Стоило ему прикусить язык и вернуться к беседе с Шайверетчем, по спине пробежали мурашки, и над ухом раздался спокойный голос: — Через десять минут, — прошептала Харрисон, обходя его и вставая перед лицом. — И мы с тобой не ссоримся, это наш обычный разговор. Плачу тебе той же монетой, Марволо. Через десять минут она и правда была готова. Сняла фартук, с улыбкой попрощалась со всем пабом и первой вышла на воздух. Зимний ветер бодрил. Том блаженно выдохнул, прикрыл глаза, отходя от яркой зелёно-красной подсветки барной стойки, и перевёл взгляд на Харрисон. Та набросила на плечи мантию, протёрла глаза и завернула за угол, теперь уже неторопливо двинувшись к каминной сети. Задумчиво оглядела Тома и прикусила нижнюю губу: прекрасно помнила его вопрос и, видимо, собиралась с мыслями, пока он в нетерпении сжимал руки и пытался подойти ближе, дабы чётче услышать тихий голос. От такой мысли хотелось рассмеяться — Том всегда услышит её голос, где бы та ни была. Потому что он слишком приелся к сознанию, окутал его щупальцами и прилип к оболочке. Отвратительно. — Насилие… не самая страшная для меня вещь, — резко рассёк напряжённую тишину её спокойный голос. Том усмехнулся и закатил глаза. — Можно хотя бы сейчас без этой дурацкой гриффиндорской храбрости? — раздражённо фыркнул он, но спустя пару минут даже слегка растерялся. Харрисон не попробовала съязвить или показать характер: она расправила волосы, опустила глаза и… улыбнулась. Коротко, но на губах отразилось всё и сразу: горькая ухмылка, насмешка, оскал и даже искренняя улыбка. Ни глаза, ни движения — ничего больше не выражало истинных эмоций, и понять её мысли он не смог. Том замедлил шаг, нахмурился, и в голову словно прилетел камень. Его лицо вытянулось, и он как можно спокойнее спросил: — Тебя уже?.. — на секунду обоих оглушила напряжённая тишина. Перед глазами всё поплыло, а мысли отказывались об этом думать. Харрисон медленно выдохнула и вернулась взглядом к дороге. — Два года, — сначала Том скривился, окончательно не понимая, о чём речь, после чего брови резко опустились, и он неуверенно сглотнул. — Каждый день? — безразличным тоном поинтересовался Том, на что Харрисон негромко усмехнулась. — Нуу, не так жестоко, — плотнее укутавшись в мантию, протянула она совершенно спокойно. — Сначала были просто запугивания на словах. Потом раз в… полгода. Затем в месяц, потом в неделю, после чего уже несколько раз… С перерывом на месяц или без. Знаешь, не было расписания, не могу точно сказать, — он ущипнул себя за локоть и впился взглядом в приближающийся дом с камином, не разрешая себе показать хотя бы одну эмоцию. А их было десяток. Им не только овладел неподдельный шок, но и подступающее к горлу отвращение и немыслимая злость. Та затмевала разум, бушевала в груди, готовая вот-вот вырваться наружу, и перекрывала мимолётное чувство лёгкости, царившее рядом с тихой ведьмой. — Кто? — прохрипел Том и резко прочистил горло, стоило Харрисон впиться в его лицо удивлённым взглядом. — Кто это сделал? Фамилия. — Ох, Мерлин, я не знаю, — та пожала плечами и поспешила объяснить. — В смысле… я не различала их всех, да и во время таких вещей не представляются… — Их? — не выдержал Том, сжав кулаки до дрожи. Харрисон коротко кивнула и завернула за угол, остановившись. — Но ты ведь помнишь их внешность? Мы можем легко найти этих уродов и преподать урок, к тому же, я хочу узнать, что ты им такого плохого сделала и… — Ты волнуешься за меня? — она склонила голову набок и прикусила губу, с непонятным для такой ситуации спокойствием смотря ему в глаза. Том напрягся, втянул щёки, прикусив их, и прошёлся по ней самым равнодушным взглядом, на который только был способен. Добавил ещё и презрения, чтобы показать, насколько вопрос был дурацким, и не выдать настоящего ответа. Потому что даже сам себе он не был готов признаться, что беспокоился за неё. Никто не смел покушаться на его вещи. — Понятно… — сверкающие туманные глаза резко потухли, залившись прежним безразличием, и Харрисон быстро отвела взгляд, медленно кивая. Развернулась и скорым шагом двинулась к камину, пока Том до отрезвляющей боли сжал челюсть и прикрыл глаза, злясь не только на неё, но и на себя. Рана под повязкой защипала с новой силой, и он поморщился, но не сказал ни слова и быстро догнал Харрисон. — Что тебе понятно? — понизил голос Том, проходя мимо храпящего охранника и набирая в ладонь горсть летучего пороха. Не успев полностью обернуться, он уже увидел ведьму в камине, а затем услышал её уверенный голос. — Кабанья голова! — прикрикнула она и, бросив горсть под ноги, сгорела в зелёном пламени. — Мерлин, как ты меня бесишь, — процедил Том, поспешно заходя в рядом стоящий камин. — Кабанья голова! Охранник хрюкнул и резко дёрнулся, но он уже прикрыл глаза и, вытянув руки по швам, появился в затхлом пабе Хогсмида. Отряхнулся, попрощался с вечно недовольным Аберфортом и, громко сойдя со скрипучей лестницы, вылетел на улицу. В лицо ударил снег, за спиной гулко захлопнулась дверь, а Харрисон уже была на полпути к выложенной тропе в Хогсмид. На удивление, шла она медленно и спокойно, не пиная раздражённо снег, не падая от переизбытка эмоций, которые испытала за вечер, и даже не размахивая руками. Шаг Тома был в несколько раз больше, поэтому нагнать ту не составило труда: к этому моменту он утихомирил клокочущую злобу, выровнял дыхание и теперь неспешно шёл рядом. — И всё же… — не унимался Том, в очередной раз не понимая произошедшего. А понять следовало, ведь с Харрисон нужно хорошо анализировать и обдумывать каждую самую мелкую ситуацию. Как в самом начале учебного года — это и был его план. Собирать её по крупицам, сшивать заново, искать в любом слове подводный камень и наблюдать: Мерлин, он даже за Дамблдором столько не следил, сколько за ней. Сейчас же это уже не работало. Наблюдая за ней, Том был уверен, что узнал многое, и очень сильно ошибся. Опять. — Мы закончили разговор. — Нет, мы не закончили, — рьяно заявил он, заглянув ей в глаза. Она начинала закипать и раздражаться, что ему как раз и нужно было. В такие моменты Харрисон всё же сдавалась и отвечала на вопрос: Тому осталось дёрнуть за нужную нитку и сохранить спокойный тон, тогда расслабится и она. — Просто ответь на вопрос, что тебе понятно? Я тебе что-то ответил? Нет. Как-то задел? Нет. Тогда какие претензии могут быть ко… — Я сказала тебе, что отвечу на вопрос после того, как помогу с ранением, верно? — он нехотя мотнул головой, фыркнув, что его снова перебили, а Харрисон устало почесала переносицу и усмехнулась. — Отвечу потом, чтобы ты не дёргался. И я оказалась права. Если бы ты узнал раньше, не позволил бы прикасаться к себе, плеснув таким же презрением, с каким смотрел сейчас. Потому что, как сказала моя бывшая учительница, жертв насилия сторонятся. Своим выражением лица ты просто это подтвердил. — Но я даже… — сказать, что Том был в шоке, ничего не сказать, ведь он об этом даже не думал. Да, Эйвери с Кэрботом или Блэк с Долоховым точно бы отпускали шутки в её сторону, если бы узнали. Как слизеринцы, они бы даже воспользовались этим и стали манипулировать, правда, долго бы не продержались. Харрисон сама могла манипулировать почти кем угодно. На секунду Том растерялся, и этим замешательством ведьма успешно воспользовалась, повернув к нему голову и холодно, он был уверен, неискренне улыбнувшись. — Забудь, Марволо, мне абсолютно всё равно, что ты там себе придумал. Будешь избегать? Пожалуйста. Отсядешь? Без проблем. Главное, я знаю, что ты никому не расскажешь. Ведь пользоваться тем, что рассказала тебе я сама, слишком низко, а ты до такого не опустишься, верно? Вот и славно, — не дав ему открыть рот, закончила Харрисон и смолкла, вернувшись взглядом к дороге. Облака стали стремительно сгущаться, поднялся ветер и в лицо били твёрдые снежинки, пока под ногами поднималась метель. До замка они шли в гробовой тишине: Том не хотел что-либо говорить, чтобы окончательно не испортить план, а Харрисон, казалось, не нуждалась в компании и старалась как можно быстрее вернуться в башню. — Доброй ночи… — не оборачиваясь, бросила она и двинулась в южное крыло. Однако на этот раз Том был быстрее и, накрыв рукой её талию, уверенно развернул в другую сторону. — Что ты?!.. — Тсс, — он приложил палец к губам и взял её за запястье, понимая, что так ей будет сложнее вырваться. — Когда в замке слишком тихо, слышен каждый шорох, так что не советую визжать. Пойдём… — Никуда я… — Разве не нужно перевязывать рану дважды? Особенно перед сном? — выгнул брови Том, изобразив недопонимание и медленно идя в сторону своей башни. — Видишь, какой ты умный. Сам справишься, — последние попытки вырваться стали слабее и спустя мгновение вовсе стихли. Она подняла на него усталый взгляд, холодными пальцами с силой впилась в запястье и, наклонившись ближе, прошептала: — Перестань, Марволо. Хватит играть в эти кошки-мышки, хватит трогать меня, менять своё настроение каждые десять минут и пытаться что-то ещё узнать! Я очень устала, я не хочу… — Но ты сама начинаешь злиться, — медленно, нехотя убрав руку, спокойно проговорил Том. — Причём я даже не знаю, из-за чего. Если бы ты меня дослушала, то поняла, что я даже не думал об… о том, что с тобой случилось. Мне как-то всё равно, меня это не касается, репутацию ты этим фактом мне не портишь. Как ты думаешь, я много говорил со школьницами о чём-то, кроме уроков, с которыми они просят помощи? Как мне было реагировать на то, что я узнаю всё настоящее о тебе в последний момент?! — Мы оба знаем достаточно. — Недостаточно, — подойдя ближе, прохрипел он и, осматривая фарфоровое лицо, специально пропустил взглядом алые губы. — Я тебе ничего не сделал, заметь, хотя даже спасибо за устранение того урода не получил, — Том фыркнул и сузил глаза, после чего заметил в её сером омуте привычный стальной лёд и еле сдержал разочарование, но решил спокойно завершить: — Так что не буду задерживать. Твой выбор: просто помочь с бинтами или пойти дожидаться серии кошмаров в пустой башне… Ещё с минуту оба стояли молча, слушая метель за окном, и неотрывно смотрели друг на друга. К его удивлению, Харрисон устало пожала плечами и пошла прямо — в сторону его башни. Том замер, после чего удовлетворённо улыбнулся и тут же посерьёзнел. Она сама пошла к нему. Всё-таки у Харрисон осталась совесть, и он дёргал за правильные нитки, прекрасно понимая, что она не сможет отказать. Вторая половина мыслей вопила, что делала Харрисон это только из-за усталости и неспособности спорить, но Том не обратил на этот вариант совершенно никакого внимания и пристроился рядом, не трогая ту, но и не давая сбежать. Потому что отпускать её, когда в голове жужжала сотня вопросов, он не желал. Том до сих пор был в шоке: чудо-способности да два года издевательств. Что он ещё о ней не знал? Вероятно, ещё очень и очень много, однако теперь он стал понимать её отстранённость чуть больше. — Приторный яд, — тихо произнесла Харрисон, выведя его из размышлений. Портрет отъехал, а он еле скрыл улыбку, зайдя первым и отворив дверь в комнату. Спустя полчаса при свете мерцающих свеч, завывания вьюги за окном и тихих разговоров они закончили. Харрисон протёрла засохшую кровь, ещё раз осмотрела почти затянувшуюся рану, пояснив, что это максимум, на который она была способна, и плотно перевязала повязку, сидя на подоконнике. Пока та чуть ли не засыпала на ходу, Том аккуратно расспрашивал её обо всём интересовавшем и исподлобья наблюдал за каждым движением, эмоцией. Так ему удалось узнать, что при помощи этой способности Харрисон залечивала на себе мелкие порезы и царапины после тренировок, что работала она в двух местах и больше всего ей нравилось именно в пабе. Когда она была усталой, разговор, хоть и тянулся медленно, но не смолкал, и Тому это до безумия нравилось. Никто не перестал бросаться колкостями, но раздражение на этот раз сменилось интересом и комфортом. Дурацким беспокойством, бьющим по стенкам сознания и мешающим угомониться, выпроводить зачинщицу всех его проблем и бессонных ночей из башни и спокойно уснуть. Стоило Харрисон без прощания поплестись к двери, та с щелчком закрылась. Том, уже успевший переодеться и сходить в ванную, опустился на кровать и скучающе осмотрел её сжатые кулаки. — Не лучшая идея идти такой через весь замок. Боюсь, не дойдёшь. — И что ты предлагаешь? — скептически подняв бровь, холодно поинтересовалась она. — Если хочешь, можешь остаться, — как можно безразличнее протянул он и улёгся в кровать. Харрисон выразительно посмотрела на запертую дверь и проскрипела: — Ты издеваешься? Что за… — Том улёгся в кровати и с интересом повернул к ней голову, на мгновение увидев на лице хитрую улыбку. Она тут же переменилась в лице и спокойно сказала: — У меня нет пижамы, а голой я тут лежать не собираюсь. Так что… — У меня целый шкаф рубашек, они как раз размером с твою выпачканную кровью сорочку, — он усмехнулся, заставив Харрисон стиснуть зубы, и спрятался за книгой, добавив: — К тому же, я до сих пор не знаю, что ты со мной сделала. Вдруг твоя магия ночью меня убьёт. — Если бы я хотела тебя убить, я бы сделала это максимально жестоко и неожиданно, — фыркнув, она устало протёрла глаза, всё же раскрыла шкаф и спустя пару минут колебания выудила самую длинную рубашку. Смерила Тома мрачным взглядом и громко захлопнула дверь в ванную. Он лёг на спину и протяжно, беззвучно выдохнул, зарываясь пальцами в волосы и дико желая их вырвать. Что он творил рядом с ведьмой, не поддавалось объяснениям, и постоянно лезущие на язык слова вырывались раньше, чем он успевал всё обдумать. Харрисон не должна была узнать его истинных желаний, хотя даже не полезла в бой. Смирилась и приняла его власть. По крайней мере, на нынешний момент, остальное Том ещё доработает. Когда дверь ванной скрипнула и приоткрылась, он опустил книгу на грудь и нервно сглотнул, поймав взглядом Харрисон. Дымчатые волосы спадали на чёрную угольную рубашку, болтающуюся чуть ниже бёдер, открывая вид на длинные стройные ноги. Верхняя пуговица, демонстрируя болтающуюся цепочку, была расстёгнута, дабы во сне не разорвать ткань, руки потонули в рукавах, а на щеках выступил румянец. Она быстро прошла к кровати, юркнула под одеяло спиной к нему и прежде, чем Том успел покрыться мурашками, чётко проговорила: — Одно слово, и я пробью дверь и уйду. — Ты же обычно не спишь по ночам, — не сдержался он, переворачиваясь на бок и подставляя рядом книгу. Послышался усталый вздох, и Харрисон плотнее укуталась в одеяло. — Выходные после рабочего дня не считаются… ты работаешь на Горбина? — Да, — не видя смысла врать, ответил Том и сдался, понимая, что не может сосредоточиться на книге. — И в пятницу у тебя тоже была… сделка? — тихо поинтересовалась она. — Именно, — щелчком пальца он погасил свечи, и в тёмной комнате воцарилась мёртвая тишина, прерываемая её еле слышным дыханием. Спустя минут десять, когда тело стало изнывать, Том, прожигавший спину Харрисон взглядом, усмехнулся и не выдержал: — Так и будешь на краю лежать или действительно желаешь грохнуться на пол?.. — Так, ясно, — перебила его та и попыталась выползти из постели: Том быстро наклонился в её сторону, обхватил талию рукой и вместе с одеялом уверенно подтянул Харрисон ближе к себе. — Я так и не узнал, что ты со мной сделала. Так легко ты не сбежишь посреди ночи. Теперь я вообще не знаю, стоит ли тебе верить, — на мгновение она натянулась, как струна, после чего заёрзала на месте и, устроившись максимально далеко, прошептала: — Взаимно. Их тела не соприкасались, но лежали настолько близко, что Том мог ощущать её тепло, чувствовать запах чистых родников, леса, поля — всего сразу, и продолжать тихо злиться на неё. На то, что она с ним делала. Спустя время вьюга за окном начала стихать, а по комнате теперь раздавалось ровное дыхание, и прерывать его было бы очередной ошибкой. Одеяло немного сползло, под его рукой медленно надувался и сдувался живот, натягивая цепочку с кольцом: ведьма наконец-то успокоилась. Том кое-как прикрыл глаза и, шумно выдохнув ей в волосы, сам провалился в сон. Однако, когда перед глазами почти потерялась картинка, сменившись представлениями будущего и мыслями о последних планах, Харрисон под боком замычала и вяло перевернулась на другой бок лицом к Тому. На лбу залегла морщина, ресницы над закрытыми глазами коротко дёрнулись, и с нагревшейся красной щеки начал медленно спадать румянец. Он фыркнул и хотел снова прикрыть глаза, но ведьма внезапно положила ледяные руки ему на грудь и придвинулась максимально близко. Согнула ногу, пройдясь голенью по штанам почти до тазовой кости, поморщилась и, окончательно закинув её на Тома, выдохнула в шею. Последней каплей стало ощущение, как рубашка на ней задралась и теперь тёрлась об его бедро, заставляя нервно сглатывать. Том боялся пошевелиться, потому что не хотел спугнуть момент. Все мысли о Пожирателях и крестражах развеялись в далеко не трезвом сознании, и он прислушался к спокойному сердцебиению Харрисон. Видимо, быстрый стук сердца принадлежал ему. Прошло пару минут, и терпеть Том не мог — какого боггарта он, находясь в своей комнате, должен был чего-то бояться. Убедившись, что ведьма точно спит, а не играет, он медленно протянул под её телом руку, обвивая ею хрупкую спину, после чего второй рукой забрался под одеяло и неспешно провёл пальцами вдоль ноги. Каждое прикосновение пробивало его тело током, стягивая внизу живота узел, но он не хотел останавливаться — просто не мог. Том аккуратно залез под рубашку и, проведя ладонью по покрывшейся мурашками спине, обвил талию, проведя кольцом по ребру. Наплевав на все рассуждения, притянул к себе ещё ближе и крепче сжал руки на горячей коже. Харрисон томно выдохнула в шею, губами коснулась плеча, расплывшись в короткой улыбке, и сжала в кулак ткань водолазки. Ещё пару минут Том не мог уснуть — не верил, что какая-то школьница лежала с ним в обнимку и в одно время как будоражила, так и успокаивала.

***

Запах. Немного горький, тягучий запах, напоминающий толчёный свежий миндаль и марципановые конфеты. Его серебристые нитки вились перед глазами и окутывали всё подряд: волосы, шею, одежду. Они манили, дразнили, дурманили, но одни никогда не работали и сплетались с древесными нотами. Высокое содержание эфирного масла делало аромат сладковатым, немного терпким и одновременно свежим: красное дерево было совершенной противоположностью миндалю, но и друг без друга они не оставляли такого эффекта. Щекой Лейла упиралась в тёплую грудь, дышала в жилистую шею и из-под ресниц внимательно смотрела на маленькую родинку у скулы. Она старалась не делать резких движений, не кричала, не вырывалась — просто лежала на Марволо и чувствовала его ровное дыхание. Не вертела головой, и так прекрасно ощущая смятый кусок его водолазки в своей руке, не противилась нагревшемуся за ночь металлу колец, впившемуся в кожу под рубашкой. Всё это невероятно пугало и… расслабляло. Он спал. Лейла слышала его дыхание — оно для неё ново. Она слушала его движения, вдыхала запах его кожи, ощущая на себе его руки: одна крепко обвила талию, другая покоилась на правом бедре. Марволо был повсюду. Рядом с ней и порой, казалось, в ней самой. В мыслях, в сознании, которым не оставлял попыток завладеть. Шлейф его аромата оставался на платьях, а касания порой отпечатывались на коже. Он спал. Сколько столетий ей понадобится, чтобы научиться засыпать рядом с кем-нибудь? Доверять настолько, чтобы закрыть глаза и отпустить призрачные души? Такого, видимо, не произойдёт, ибо сейчас в мыслях творился полнейший хаос. Лейла лежала на Марволо почти голая, чего не случалось никогда: он её, на удивление, даже не тронул. Не воспользовался положением, не стал приказывать, не бросил на утро — все эти воспоминания отдавались звоном в ушах, заставляя невольно дёрнуться и тихо выдохнуть. Даже столь маленькое движение Марволо ограничил и ещё крепче обвил её руками, выдохнув в волосы, словно не желая отпускать. После вчерашнего вечера Лейла была не в порядке. Она многое осознала, рассказала то, о чём никогда даже не упоминала, и выгорела эмоционально: неукротимая ярость вкупе со злостью и раздражением до дрожи в кулаках, отвращение с презрением, обида, разочарование и даже волнение. Единственный человек, за которого она до сих пор молилась Эру и волновалась, был Гэндальф. Вчера же ряды пополнились, причём существом, не заслуживающим сострадания и беспокойства. Марволо показал всему пабу свою воспитанность, но сорвался именно на неё. Как всегда. Высказывал претензии, хамил, насмехался в лицо и совершенно спокойно сидел с кровоточащей раной в боку, этим вызвав первые нехорошие догадки. Ведь это запросто могло означать, что упадок сил или смерть ему уже были не страшны. И, если он создал крестраж или крестражи… После этого тело не по-детски затрясло, и Лейла отложила эти мысли на потом, когда сможет нормально подумать. Тогда и поняла — она не желала думать, что Марволо был Волдемортом. Точнее, не сейчас. Что он станет им в будущем, а сейчас являлся совершенно другим человеком, и всё ещё было возможно исправить, ведь Гэндальф всегда учил её жить сегодняшним днём. Это осознание действительно помогло Лейле успокоиться и вспомнить, что перед ней был всего лишь озлобленный лживый подросток, любящий манипулировать людьми, льстить в лицо и умело скрываться под маской мальчика-паиньки… Да, сходство с Волдемортом было неимоверным, врать себе она не могла, и мысли снова возвращались к реальной оценке ситуации. Так и прошёл весь вечер, пока они десять раз переругались, угомонились и снова решили показать характер. Руки чесались, настолько Лейле хотелось придушить его. Она ненавидела его тщеславие, безразличие к окружающим, но в тот же момент дрожала, как банный лист, стоило Марволо тронуть её. И это уже был не страх к мужским касаниям — Лейлу трясло от осознания, что ей это нравилось. Она не была его игрушкой, не собиралась признавать его власть, продолжая биться за право выбора, за своё мнение и свободу, и поэтому отдирала его цепкие руки от себя. Но глубоко в душе понимала, что, если бы действительно хотела, давно бы ушла от него подальше. Видимо, в жизни ей так и не хватило приключений без этого. Хотелось верить, что Марволо полез в драку, потому что беспокоился за неё. Слушал её речи, ибо был заинтересован. Растерянно переспрашивал о насилии и страстно желал узнать имена орков, поскольку волновался. А потом, задав вопрос прямо и взглянув в угольные глаза, полные презрения, Лейла ощутила, как внутри что-то глухо треснуло. Именно это вернуло её в серую реальность — Марволо было всё равно на неё. Он шёл за своей целью, искал во всём выгоду, и надеяться на что-либо было очень глупо с её стороны. Его эмоции, сменявшиеся каждые пять минут, прожигающий спину взгляд и эгоистичность доводили Лейлу до белого каления. Она не боялась его угроз, хоть и знала, что слизеринец их точно выполнит, если уж пообещал, не боялась крепкой хватки, потому что даже она была привычнее еле ощутимых касаний. Лейла даже не побоялась рассказать ему о том, сколько людей убила, потому что отчётливо понимала, что себя в обиду не даст и без сожаления отсечёт тому голову, если Марволо пойдёт кому-то об этом рассказывать. Помощь с раной так же была импровизацией: она действительно не задумывалась, когда схватила бинты, но не взяла хотя бы мазь, так как помнила, что хоть немного научилась залечивать раны воздухом. Он затягивал их, только под контролем Лейлы делал это гораздо быстрее и больнее. Марволо же сидел и словно ничего не чувствовал — это её поразило и даже в какой-то степени восхитило. И вот, после таких эмоциональных горок, она без сил лежала в его объятиях и не пыталась вылезти. Ей было спокойно, комфортно и хорошо. И от этого становилось ещё хуже, это действительно было страшно — Лейла никогда не испытывала такого и не хотела. В последнее время мысли, даже в моменты принятия важных решений, увязли в болоте этого змея, и вылезать из её головы Марволо не хотел. Она не знала, что происходило, как и он сам, раз лежал с той, которую ненавидел, но точно понимала одно — Марволо медленно делал её уязвимой. И допустить этого она не могла. Ведь объятия с Робертом или Кевином согревали аккуратными движениями, заставляли улыбаться: руки же, которые так крепко и уже по-хозяйски обвивали её талию сейчас, рано или поздно поднимутся на шею и задушат. Толкнут в стену и кулаком ударят в солнечное сплетение, заставив опуститься на колени, схватят палочку и одним взмахом лишат жизни. «А я тебе на что?» — улёгшись рядом, обиженно фыркнул воздух. Поморщился и, расправив её передние пряди, добавил с ехидной улыбкой: «Один взмах рукой, и этот малец труп». «Вряд ли, дружок. Очень и очень вряд ли», — снова напоминая, что виновата во всём этом сама, подумала Лейла и помрачнела. Нехотя подняла голову и взглянула на время, осознав, что нужно уже собираться на работу. Хватка Марволо оказалась сильнее, чем она ожидала, поэтому с тем, чтобы выбраться из кровати, пришлось повозиться. Ранним утром у неё не было никакого настроения выслушивать насмешки или какие-то упрёки: стараясь не разбудить его, Лейла всё же аккуратно отлепила руки слизеринца и быстро двинулась в ванную, напоследок взглянув на него. Некогда волнистые чёрные волосы спадали на подушку, брови нахмурились, стоило ей вылезти из постели, подрагивали тонкие губы, и из приоткрытого рта доносилось размеренное дыхание. Он был… красивым. И красота была его настолько дьявольской, причём не только во внешности: в походке, уверенных движениях, весьма интересных речах и сверкающем холоде взгляде, что у Лейлы снова заныло под ложечкой. Марволо резко выдохнул, и она быстро дёрнула головой, скрываясь за дверью ванной. Пора было сосредоточиться на более важных вещах. Лейла быстро переоделась, умылась, при помощи заклинания прогладила его рубашку и уже готовой вернулась в комнату, застёгивая на шее мантию. — Вот так просто сбегаешь? — она внимательно осмотрела себя в зеркале, разгладила юбку платья и, закинув на плечо сумку, встретилась в отражении с взглядом Марволо. Он вальяжно подошёл ближе, протёр глаза и мрачно пробежался по ней глазами. — Не сбегаю, а иду на работу, — усмехнувшись спадающим на лицо волосам, ответила Лейла и кивнула на дверь. — Открывай. Марволо немного помедлил, собираясь что-то сказать, но в итоге лишь безразлично пожал плечами и щёлкнул пальцем. Дверь отворилась, и Лейла, не теряя времени, двинулась к выходу. — Харрисон… — донёсся его хриплый низкий голос. — Всё нормально, — нехотя остановившись, она развернулась и натянула короткую улыбку. — Нет ничего плохого в том, что мы используем магию друг друга в качестве отдыха. Ведь моя Тёмная аура разбивается об твою… а дальше ты и сам знаешь, — хмыкнула она, поймав в его взгляде разочарование. — Груз с твоих плеч спустя столько лет спал, ведь появилась такая же грешница. Тебе хорошо спалось, мне хорошо спалось, все рады и счастливы, а теперь извини. — Да… Ты права, я рад, что ты понимаешь, — на мгновение задумавшись, сказал он и закивал. — Однако, может, это… — Потом расскажешь, — действительно спеша, бросила она и, не оборачиваясь, вылетела из башни. Воскресенье как всегда пролетело незаметно: все столы и комнаты были заняты, посетители с кружками и бокалами в руке мило беседовали, через ряды перекидываясь вопросами, где будут праздновать Новый год, и постукивали пальцем по столешнице под ритм мелодии с радиоприёмника. К вечеру уже вся компания мистера Рондаля, причём даже жёны и Мариэлла знали о вчерашнем происшествии в мельчайших подробностях. Пока Лейла бегала от столов к кухне, принимала заказы и наполняла огромные кружки медовухой, Кэрол вместе с Шайверетчем и ещё несколькими клиентами детально рассказали про Кэнтора, каким он был несколько лет назад и каким стал, про свои ощущения, уже поняв, что он наложил на них чары, и плавно перешли к битве. Там уже и Лейла была не прочь послушать эмоциональные постукивания по столу, извинения Рондаля, что они покинули паб раньше и не смогли навалять Кэнтору, в красках описанную сцену драки и осознания, что Кэнтор хотел сделать с Лейлой. Честно говоря, наблюдая за разъярёнными лицами друзей Рондаля, открытым от шока ртом Мариэллы и слыша от их жён: «С тобой всё в порядке?», она даже не могла сдержать улыбки. Да, при надобности Лейла бы сама расправилась с Кэнтором, ибо раньше времени паниковать и беспокоиться не привыкла, но их искренняя забота была ей очень приятна. Стоило Кэрол рассказать, на кого не подействовали чары, кто заступился за Лейлу и как рыцарь на белом коне принял сокрушительный удар в качестве ножа в живот, вопросы про Марволо не затихали ни на минуту. — Так, значит, у Горбина он работает? Ну ясно, душонка у него, видимо, такая же чёрная, как и у ведьмочки. — Ну так слизеринец же. Ты когда его в следующий раз приведёшь? Нам с ним познакомиться надо. — Кэрол, ну опиши его. Какой он? Подходит нашей Лейле? — Ох, такой же обаятельный и привлекательный, как скидки у Шайверетча. — Так значит, ещё и редкий? Единственный экземпляр! А ты с ним как вообще, ведьмочка? — все взгляды устремились на неё, и Лейла выразительно посмотрела на Мариэллу, возведя глаза к нему. — Да неужели у тебя наконец-то появился ухажёр? — радостно захлопала в ладоши миссис Рондаль. — Если постоянные ссоры, перемены в настроении, убивающие взгляды, язвительные насмешки, колкости и вечное раздражение присуще в отношениях с ухажёрами, то да, смело могу заявить, что это именно он, — сидящий за стойкой Шайверетч громко расхохотался и, вытерев слезу, озвучил общие мысли: — Такой холодной и равнодушной даме как раз нужен адреналин в крови, а то замёрзнешь! Так что идеальный вариант, мы берём!.. — Нельзя держать всё в себе, я тебе просто помогаю, — раздался знакомый голос у дверей, и Лейла готова была поклясться, что на губах Марволо сейчас играла насмешливая улыбка. Вся компания, кроме неё самой, повернулась на звук и переметнулась взглядом к Лейле, как бы спрашивая, он ли это или нет. — А мы как раз о тебе говорили, спасибо, что так заботишься обо мне, — буквально плюясь желчью, с приподнятыми уголками губ проговорила она, осматривая его тёмно-зелёный свитер с длинным воротником и проходя мимо. Еле заметным движением Марволо коснулся её бедра, наклонился к уху и с наслаждением прошептал: — Зелёный чай и вафли с сиропом. Я ужасно проголодался, так что при медленном обслуживании теряешь возможность приобрести чаевые. — За три месяца работы ни одной жалобы от взрослых клиентов, так что можешь подавиться своими чаевыми, — в тон ему мягко проговорила Лейла и, почти отстранившись, добавила: — И, если ты узнал о моём месте работы, не обязательно теперь ходить сюда каждый раз. — Я вообще-то встречался с Горбином, обсуждал следующие сделки. А сюда пришёл утолить голод, знаешь ли… Не представишь своим знакомым? — более громко проговорил Марволо, продолжая нагло улыбаться. Она приняла заказ и, пожелав двум дамам приятного аппетита, провела его к компании у барной стойки. — А вот и мистер Реддл, тот самый рыцарь. Лучше не начинайте расспрашивать его о жизни, устанете слушать про его достижения, — с натянутой улыбкой кивнув ему и удовлетворённо подметив дёрнувшиеся желваки, она развернулась к кухне и вмиг стянула с лица лживую сдержанность. Лейла не была рада видеть его здесь, потому что паб был её местом — секретным, недоступным никому, кроме неё. И отдохнуть от его проницательного взгляда даже здесь теперь было нельзя. На последующие часы она с головой ушла в работу, теперь абсолютно не имея желания с кем-либо разговаривать, и в свободное от заказов время выходила на задний двор. Марволо снова нарушил её личное пространство, нагло вторгся и измазал её любимое место своими магическими щупальцами. Заполонил собой всё пространство: нет, ей не хотелось ощущать его взгляд, не хотелось слушать приторно-ласковый, лживый голос с нотой эгоистичности в рассказах, которыми как сказами тот поил её знакомых. Настроение заметно испортилось, радость от работы испарилась, а факт, что Марволо нашёл общий язык и с Шайверетчем, и с мистером Рондалем, окончательно её разочаровал. Словно от сердца оторвали скрытый от чужих глаз, поэтому и важный кусок. Так что прощание после смены было резким и довольно быстрым. Пока никто не видел, она стянула фартук, надела мантию и, как только стрелка на часах дёрнулась ровно на час ночи, с улыбкой прошла вдоль столов. — Всех с наступающим Новым годом. Удачно отпраздновать! — И тебе, ведьмочка! — Спасибо, и тебе. — Ну как так, уже уходишь? — К сожалению… — с лживой грустью проговорила Лейла и, выйдя на улицу, быстрым шагом двинулась к камину. — Или счастью, — буркнула она под нос, спустя пару минут заворачивая за угол. — Ну и куда так рьяно побежала? — скрипящие за спиной шаги приблизились, и рядом раздался риторичный вопрос. Конечно же, от Марволо. — Смотрю, ничего уже не болит, раз так быстро ходишь, — холодно отчеканила Лейла, пытаясь обойти преграду в виде слизеринца. — Тебе некуда спешить, у нас запланирована долгая прогулка по твоему обожаемому лесу, — придержав её за локоть, насмешливо сверкнул глазами Марволо и, не дождавшись никакой реакции, медленно качнул головой. — Может, тебе есть, что сказать? — Есть. — Я внимательно слушаю, — тихо произнёс он, шагнув ближе. — Хватит следить за мной и оккупировать каждое место, в котором ты меня видишь! — не сдержалась Лейла, пылающими глазами смотря ему в лицо. — Я ведь сказал, что ходил к Горбину… — устало, словно объясняет элементарные вещи ребёнку, проговорил он. — Только почему-то предыдущие месяцы ты в паб ни разу не приходил. Мне здесь нравится, за исключением вчерашнего случая меня никто не трогает, я никого не трогаю и никуда не лезу. Мне не нужна нянька, я сама могу постоять за себя, и ты это знаешь! — она грубо ткнула пальцем ему в грудь и, понизив голос, так же спокойно продолжила: — Тебе не хватает внимания? Не можешь дождаться, пока приедут другие школьницы, которые будут пялиться на тебя, чьи грязные мысли ты можешь читать и от этого становиться ещё более самовлюблённым? Так знай, что меня это не касается. Не надо заполнять собой всё пространство, не надо прожигать меня взглядом на работе, просто успокойся и не приходи туда, потому что… — Хорошо. — Я не хочу, чтобы ты… ч… что? — резко прервалась Лейла, растерявшись. Марволо, до этого внимательно слушавший её пламенную речь, мрачно выдохнул и без тени улыбки добавил: — Главное, что ты поняла, что ощущаю я, когда… впрочем, не важно. Я не приду сюда, если только мне не назначат встречу в твоём пабе, — спокойно начал он, заставив Лейлу потерять дар речи. Марволо редко соглашался на что-либо, особенно так резко и быстро, без лишних уговоров. Поэтому это ни капли не радовало — пугало. — Но взамен на это ты будешь рассказывать всё, что с тобой здесь происходит. Не доскажешь, я узнаю. Соврёшь, я узнаю. Тогда сделаешь себе только хуже, и я не только вернусь сюда, но и подставлю к тебе в школе Блэка с Долоховым. Они научились следить более скрытно и… — Я согласна, — нагло перебила его Лейла, не собираясь ничего спрашивать. На вопрос, зачем ему это, он бы не ответил. — Но ты сам предложил это, значит, не имеешь права нарушить сделку. — Ох, нет, — протянул Марволо, коротко улыбнувшись. — Я могу нарушить её в любой момент, просто, раз ты добровольно согласилась, в этом нет необходимости. По крайней мере, пока. Профессионализм, с которым он умело переводил темы и менял настроение, поражал Лейлу каждый божий день. Они спокойно дошли до камина, вернулись на территорию Хогвартса и теперь уже на протяжении часа медленно гуляли по лесу. Как в самом начале: Марволо откровенно издевался над её любовью к деревьям, чьи голоса теперь слышались чётче своего сердцебиения, а Лейла не упускала возможности съязвить в ответ, параллельно стараясь начать тему крестражей, тем самым успокаивая волнение. Руки немного подрагивали, и она невольно начинала кусать щёки, потому что время уже было позднее, а открыть рот казалось страшным испытанием. — Марволо, — когда он нехотя остановился, дабы подождать её, вертящуюся у корней деревьев, Лейла наконец-то успокоилась. Медленно подошла к нему, на протяжении всей прогулки ловя на себе еле заметный, разочарованный взгляд, и аккуратно вытянула из сумки упакованный подарок, протянув его Марволо. Тот немного опешил, после чего сузил глаза и провёл над ним рукой: Лейла закатила глаза и усмехнулась. — Он не проклят. Марволо ещё раз недоверчиво оглядел его, но вскоре взял в руки и, поглядывая на неё исподлобья, раскрыл упаковку. Лейла же затаила дыхание и закусила губу, внимательно наблюдая за его реакцией. Угольный взгляд посветлел, а брови коротко дёрнулись вверх. Самый дорогой подарок, доставать который приходилось две недели: даже Шайверетч пошёл с ней в лавку на конце Лютного переулка и всё же выторговал более-менее приличную цену. У Марволо в руках виднелась кожаная обложка, которая поблёскивала в лесной чаще и темнела в местах, где он придерживал её пальцами. Слизеринец повернул голову в сторону и сощурился, прикусив губу. Запустил руку в сумку и вытащил свою книгу по Чёрной магии, после чего завернул её в обложку и взглянул на Лейлу. — Ну давай, ты же знаешь, как это работает, — протянула она и придирчиво осмотрела книгу. — Ох, мистер Реддл, а что это вы читаете? — «Зельеварение для научных экспериментов», профессор, — усмехнулся он и засмотрелся на процесс: под пальцами на секунду дрогнули ямки, словно круги на воде, обложка покрылась морщинами и, пригладившись, окрасилась в зелёный цвет. Лейла подошла ближе и, заглянув на страницы, увидела лишь: «Взрывное зелье с эффектом ледяной воды: поэтапные шаги». Обложка считывала прикосновения и задумку хозяина, а затем меняла обличье и служила маскировкой. Отличной маскировкой для Марволо, что не боялся читать книги из Запретной секции прямо в классе. Однако это было не всё. Он со стеклянным взором прикрыл книгу, сложив её в сумку, и достал из упаковки небольшой футляр. Благо, с этим Лейле очень помогла жена мистера Лурье, ибо сама она не была сильна в мужских предпочтениях. — Я подумала, что старосте нужно следить, дабы вовремя успевать на осмотр школы, на свои дела и к Диппету со Слизнортом на чай, — сплетя пальцы, как можно спокойнее произнесла она и облизнула губы. Часы. Полностью чёрные, угольные, как его глаза: с тканевым ремешком и тонким золотым корпусом. Вот только не это было главным. Три стрелки. Минутная и часовая выглядели достаточно короткими, хоть и волнистыми, шли правильно и спокойно, но стоило Марволо посмотреть на время, концы преобразовались в головы змей с шипящим языком. Они медленно вытянулись во всю длину и подползли к циферблату, указывая на пол третьего ночи. Стоило новому владельцу отвести взгляд, головы пропали, и стрелки вернулись на место. Марволо спрятал часы под рукав мантии и, с минуту простояв молча, поднял на Лейлу сверкающий взгляд. Он прикрыл глаза и коротко кивнул с улыбкой на губах. — С днём рождения, — тихо произнесла Лейла и устало улыбнулась в ответ, двинувшись в сторону замка. — Спасибо, — послышался спокойный голос, и спустя мгновение Марволо пристроился рядом. — Три дня прошло, теперь мы на равных, ровесница. «Ага, как же», — хохотнул пронёсшийся рядом ветер, и Лейла не сдержалась от усмешки. Ну да, ровесники…

*

До субботы остаток каникул прошёл слишком быстро, и толком отдохнуть она даже не успела. Было странно осознавать, что Джорджия уехала и даже не попрощалась, но вину за это Лейла взяла на себя, потому что в башне те дни почти не была. В Большом зале всегда было тихо и уютно, что даже можно было услышать треск дров в камине, а в коридорах все портреты предпочитали храпеть на протяжении всего дня, не видя смысла просыпаться. Ведь шума, звонких голосов и толп учеников не было — Хогвартс отдыхал, погрузившись в дрёму. На ковры в коридорах падал снег из открытых окон, ветер играл с факелами и вырисовывал на стенах загадочные тени. После завтрака они шли с Марволо в библиотеку или к кому-то в комнату: Лейла готовилась к олимпиаде, он продолжал усиленно запоминать теорию Чёрной магии. Потом тот уходил по делам, желая заняться ими в одиночестве, а она ложилась на несколько часов спать, окончательно испортив свой режим. Днём у Чёрного озера обычно бегали первые курсы, а вечером туда уже пробиралась Лейла, один раз даже встретив и разговорившись с озабоченным делами Дамблдором, седевшим с каждым днём. Она настолько скучала по Гэндальфу, что не могла отказать себе в удовольствии услышать лелеющую слух грамотную речь из уст его двойника. С такими же загадками, подводными камнями и добрым взглядом голубых глаз. С таким теплом под сердцем Лейла оставалась наедине. С водой. Ведь контролировать открывшиеся стихии ей нужно было уметь обязательно: и, раз с воздухом она промучилась почти столетие, обучение с ними надо было начинать как можно скорее. Поэтому, уходя от школы как можно дальше, Лейла садилась у озера и приступала к практике. Медленно скручивала, вертела и шевелила пальцами, сосредотачиваясь на задаче, однако вода не шевелилась. Её лик с наглой ухмылкой валялся в снегу и наблюдал за сием чудом, откровенно забавляясь. Говорить, что что-то получалось, было бы слишком сладкой ложью — это было сложно. Снова пришлось вернуться к началу и сосредоточиться на эмоциях: когда она злилась, земля под ногами начинала подрагивать и пробивать сознание громкими звуками вырывающихся корней, утром по-прежнему в ванной могло снести кран, а, специально для проверки придя в совятню, Лейла готова была скинуться с башни от хора громких, ухающих голосов, которые без остановки что-то пытались ей сказать. Поэтому ждать возвращения учеников становилось проблематичнее — только, когда все вернутся в школьную рутину, она сможет без страха ходить в Выручай-комнату, зная, что Марволо точно занят и не придёт в неожиданный момент. Именно там Лейла планировала начать обучение заново, ведь комната могла с лёгкостью превратиться и в лес с растениями, и в поле с дикими животными, и в берег озера. Сейчас же помещение каждый вечер было уставлено манекенами, преградами и проволокой с травой-верёвкой. Марволо разряжал воздух, заставлял тот наперегонки летать с яркими и сильными вспышками заклятий. На превосходно заучивал теорию и одним резким взмахом уничтожал, испепелял оживающие для боя манекены. Заворачивал рукава рубашки, расстёгивал верхнюю пуговицу и без перерыва оттачивал градус, технику и уверенность в движениях, что и служило одной из главных составляющих удачной вспышки. Он должен был прочувствовать злость, ощутить всё то, что тщательно описывалось в книге: вязкую липкую нить, тянущуюся от солнечного сплетения к пальцам руки, между которыми лежала палочка. И, когда его глаза наливались кровью, воссоздавая кошмары наяву, Лейла вечно сбивалась с чтения. Получалось у Марволо не всё и не всегда с первого раза, из-за чего он начинал раздражаться, пытаясь подпортить настроение и ей, которая уже владела некоторыми из таких убивающих проклятий. Но, поворачивая к Лейле голову, он почему-то молчал и не говорил ни слова, возвращаясь к делу. Лишь отпускал язвительные комментарии по поводу её навыков. Она же в это время просто внимательно изучала книгу с медицинскими заклинаниями, практикуясь на оживающем манекене. Важен был каждый взмах, лёгкость, спокойствие и сосредоточенность на том, чтобы не покалечить так называемого пациента. И каким образом такие простые чары у неё не получались? Ох, это была любимая тема Марволо для издёвок и насмешек. Хотя чуть больше он любил напоминать ей о не самых лучших навыках в бою с палочкой — этим тот капал Лейле на мозги чуть ли не каждый день. — Я считаю, это была бы грандиозная битва, — улыбаясь, рассказывал Марволо, присевший на диван: — Ты не только истечёшь кровью, потому что не умеешь нормально остановить её, но и упадёшь замертво из-за предсказуемых шагов. Сторонники Грин-де-Вальда не малые дети, как Эйвери: им хватит секунды, чтобы обхитрить тебя и ударить именно туда, куда ты уклонишься… — Браво, Реддл, десять очков Слизерину за рассуждения, — сухо объявила Лейла, порядком уставшая от таких насмешек. Она прикрыла книгу и опустила ноги с кресла, не обращая внимания на его пристальный взгляд. — Но я как-то разберусь сама. — Да, разберёшься… — Да, разберусь, — передразнила она, начиная заводиться. — Не лезь в мои дела. По-хорошему прошу. — У тебя не набита рука, а ты сидишь и читаешь, вместо того, чтобы попросить у меня помощи с… — Это ни к чему. Исходя из прошлого такого урока, ты ужасный учитель, — Лейла закатила глаза и хотела подняться с места, но краем глаза заметила его заострившиеся скулы и вовремя отскочила в сторону от красной вспышки, рассвирепев от шока и злости. — Ты спятил?! — Вот видишь, ты слишком остро реагируешь. Другой бы не стал слушать твою пламенную речь. И да, ты слишком много о себе возомнила. Если тебя сейчас отправить во Францию, где убивают волшебников, сама ты точно не справишься, — спокойно заявил Марволо с вздувшейся на шее веной и без сожаления бросил в неё очередное заклятие. Лейла увернулась и, выудив палочку, ударила его электрическим кнутом. — Это ты зазнался, эгоист с зализанными волосами! — рявкнула она и только потом поняла, что сказала. Непоколебимое лицо Марволо вытянулось, а в глазах появился до дрожи в теле знакомый огонёк. «Лучше бы ушла по-быстрому», — спрятал лицо в ладони воздух. Слизеринец резко встал с дивана и еле заметным взмахом пустил в неё три синих луча. Горячий воздух пощёчиной ударил по щеке, и на стенах зажглись факелы: Лейла быстро оттолкнула летящее заклинание и чиркнула в воздухе палочкой, забросив в сторону Марволо горящие опилки. Тепло запретной магии разрядом скользнуло по венам, и внутри словно зажгли свет, дав ей пробить лёгкие ледяным ветром. Она не собиралась ему что-то доказывать, не собиралась слушать советы и не планировала этот бой долгим, однако уже действительно устала слушать оскорбления, непрерывно сыпавшиеся в её сторону. На губах Марволо заиграла хищная улыбка, а в горле резко пересохло. С двух сторон послышалось утробное рычание, и в центре комнаты с грохотом столкнулись два луча, заставив покачнуться от силы заклятия. Перепонки чуть не лопнули от напряжения в воздухе, сжимающего грудь в тиски. Её алая вспышка разрасталась в ширину, кряхтя и короткими щупальцами подбивая чёрную толстую нить Марволо. Лейла крепко держала палочку и коротко дёргала ею из стороны в сторону, пытаясь зацепить слизеринца: однако он был сильнее и с лёгкостью ломал барьер, своим мраком стесняя её к стене. Лейла резко пригнулась, услышав за собой громкий треск, и, встав боком, кинула в Марволо усиленное Ослепляющее. Невербальные проклятия посыпались с его стороны с бешеной скоростью. Он бил по ногам, желая разорвать коленные чашки, закручивал вязкими нитями, пытался попасть в шею, оставив ожог, и бросил яркий луч в волосы, применив заклятие, которая показала ему именно Лейла. — Ну ты и мерзавец, я тебе больше ничего не покажу, — прохрипела она и, заколдовав над головой жалящее кольцо, со свистом пустила его в Марволо. Перед глазами пронёсся зелёный луч, щёки запылали от жара, исходящего с противоположной стороны, а он умело уклонился, прокрутился на носке и, заморозив руку, грубо схватил ею кольцо. Быстро сжал, и то с хрустом осыпалось на пол жалким пеплом. Древесина палочек хрустнула, и в центре снова столкнулись два луча. Золотистые искры летели в лицо, неукротимое пламя, разряды, которая проводила Чёрная магия, хлестали по коже, оставляя на руках царапины, а расстояние между Марволо и Лейлой значительно уменьшалось. Один делал шаг вперёд, второй уворачивался и шёл по кругу, не обращая внимания на запотевшие стёкла, на падающие со шкафа книги — перед ней сейчас был только он. Опасный, разгорячённый и жестокий. Идеально отточенными движениями бил по слабым местам и с застилающим глаза огнём следил за каждым её движением, словно оценивая, пригодится ли она ему в сражении или нет. И от этого взгляда Лейлу захватил азарт. Серебристые нити сплетались узлом над их дерущимися лучами, резали поднимающийся к потолку дым, дорожками плутали вокруг сосредоточенного и растрёпанного Марволо, жгли Лейле щёки. И не было на свете лучше момента, чем снова ощутить ярость и применить её в деле. Вот так выглядела Тёмная магия. Чёрная. Пропитанная ужасными, жестокими заклятиями, вспышками, которые могут разом убить любого человека. И люди её используют чёрствые — холодные, до невозможности равнодушные и такие же жестокие. И, так как Чёрная магия строилась на ощущениях, связи волшебника с палочкой и главное — отрицательных эмоциях, Лейла могла смело сказать: так выглядела ярость. Её внутренний зверь выл и метался, бился об стены, как бешеный пёс. Ноздри Марволо раздувались, черты лица заострились, а на лбу выступила испарина. Он не переставал пробираться как можно глубже, ни капли не сожалея о выпущенных проклятиях. Бил, ударял вспышками, ухмылялся, если всё же зацеплял Лейлу, и продолжал по-новому изучать, так ещё и оскорблять успевал. Все факелы в комнате погасли, чёрная тьма покрылась звенящей в ушах тишиной — никто не произносил заклинания вслух, ведь это была очередная игра «Угадай, что в тебя летит». Уничтожающие друг друга изнутри шары заклинаний зависали на небольшом расстоянии от земли, сотни кнутообразных щупалец высунулись из палочек и теперь вились у стен, избегая контакта с накалёнными телами Лейлы и Марволо. Обнажались розовые языки пламени, напоминая фигуры обнажённых дев, щекотал шею горячий воздух: белая порошица падала на землю, промороженную долгой зимой, что щелчком устроил здесь слизеринец. Они стояли почти в кромешной тьме, словно с завязанными глазами, босиком и громко дышали, сплетаясь в танце смерти друг с другом. Марволо начинал раздражаться, не веря, что она держалась так долго, а руки Лейлы неистово затряслись, и в сознание проник звенящий голос из стакана на столе в углу. «Заканчивай», — предупредила вода, но она просто не могла. В жилах кипела кровь, а тело изнывало от удовольствия. Марволо стремительно приближался и с азартом в глазах бросал совершенно разные заклятия и в голову, и в грудную клетку. Ей нравилось. Казалось, только такая буря могла заставить её чувствовать хотя бы что-то. Марволо резко замахнулся и с рыком ослепил её жёлтым лучом: в ушах засвистел ветер, и Лейла, ощущая неутолимое желание выплеснуть злобу, узнала. Узнала это заклятие, отличающееся от Круциатуса только тем, что причинить его можно в любом настроении — хочешь ты причинить боль врагу или нет. «Сейчас или никогда», — и Лейла рискнула. Она вскрикнула и, поморщившись, схватилась за живот, хрипло дыша. Стоило факелам снова вспыхнуть, послышались быстрые шаги, и локтя коснулись горячие пальцы. — Эй, эй… только в обморок не падай. Всё нормально? — послышалось над ухом, и, подняв голову, Лейла встретилась с горящим мрачным взглядом Марволо. Она прохрипела что-то неразборчивое, после чего запустила руку за спину и хищно оскалилась. Не успел Марволо среагировать, как Лейла взмахнула палочкой, в это же время резко дёрнув кулаком, и простое «Агуаменти» цунами навалилось на слизеринца, ударив огромной волной в лицо. Он пошатнулся, но быстро вытянул палочку и коротким взмахом успокоил водяную бурю, заставив ту разбиться об стену. Ноги Лейлы стянули тугие верёвки, а раздражённый Марволо, отмахнувшись от её луча, как от надоедливой мухи, пригнулся и подцепил её на руки. Вжал в стену и поставил у бёдер руки, придавив мокрым телом. Лейла вскинула подбородок и вытянула палочку, впившись кончиком в его шею рядом с кадыком. Рвано выдохнула и посмотрела в чёрные глаза, каждой клеткой ощущая его твёрдый пресс. По мокрым волнистым волосам стекала вода, а на губах, открывая вид на белые зубы, растянулась насмешливая ухмылка. — И всё равно слишком импульсивная, — разочарованно подвёл черту Марволо, на что Лейла закатила глаза и как следует ударила его в плечо. — Кто бы говорил. Без эмоций ты бы не смог пользоваться Чёрной магией. Считай, я сделала тебе одолжение и стала одним из манекенов, — он, хрипло усмехнувшись в шею, отвёл кончик её палочки от горла и внимательно осмотрел лицо Лейлы. Его ресницы завились, а при свете огня в глазах можно было увидеть сверкающие искры. Марволо не торопился отстраняться или хотя бы убирать руки, заставляя её платье так же быстро намокать: его белая рубашка прилипла к телу, а пульс Лейлы участился, пока в голове сиреной билась мысль, что она может увидеть на предплечье метку. Но она была не в силах оторвать взгляда от его лица: Марволо, казалось, изучал каждый её миллиметр и медленно наклонялся ближе, громко дыша прямо в обветренные губы. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, и нить, натянувшаяся между ними до предела, с уверенной скоростью рвалась, что уже говорить про стену, с треском сломавшуюся ещё на выходных. Спина покрылась мурашками, а Лейлу бросило в жар. Марволо слегка склонил голову набок и приблизился непозволительно близко: она сглотнула и как зачарованная подалась вперёд. Их взгляды медленно, раздражающе медленно перемещались вниз по лицу, и только оба одновременно облизнули губы, Марволо резко отстранился, а Лейла дёрнулась в противоположную сторону, на трясущихся ногах уходя к столу. Снова вспыхнул камин, дабы как-то нарушить напряжённую тишину, и она испуганно покосилась на стену, приводя дыхание в норму. До боли закусила губу и, нацепив ненавистную маску всемирного спокойствия, еле сдержала разочарованный стон. Один из нескольких моментов, когда она совершенно не понимала, почему внутри всё порвалось.

*

После того вечера всё было… по-обычному. В мыслях Лейлы всплывали картинки его мокрых волос и близости, в нос бил дурманящий запах, а в горле пересыхало. К счастью, такое произошло лишь несколько раз — в остальное время Марволо продолжал действовать на нервы и раздражать. Ближе к концу недели появились ещё одно весёлое воспоминание — животный страх или о том, как Лейла пробовала его дневник прочесть. Тогда они сидели с Марволо в его комнате и продолжали читать о крестражах, хотя она и пыталась замедлить процесс разговорами. После он пошёл в душ, а Лейла уселась на подоконник, сменив книгу на сборник о драконах, который она уже знала вдоль и поперёк. Сердце колотилось бешено, и в любой момент готово было выпрыгнуть: дверь с щелчком закрылась, и Лейла приступила к действиям. Аккуратно взяла дневник в руки, проверила на чары, сглазы, проклятия, и начала. Что? Она сама не знала и прекрасно понимала, что в итоге провалится. Марволо был слишком умён, и, если дневник служил сбором личной информации, он точно постарался с его защитой. Лейла старалась не терять надежд: она постоянно посматривала на дверь, вслушивалась в каждый шорох и всплеск воды, и продолжала перебирать все возможные анти-чары. Прибегнула к Тёмной магии, провела пальцами по пустым страницам и поводила по ним палочкой. Она даже попробовала использовать руны, но и они не вскрыли надписи. Шестерёнки крутились в голове со скоростью света, а ничего нормального придумывать Лейла так и не могла, быстро разочаровавшись в идее. Руки потели, дыхание постоянно сбивалось, но, чем дольше она пыталась, тем увереннее в голову вбивалась мысль, что кошмары были явью. Значит, ему действительно было, что скрывать. Воздух ударил её по щеке и тряхнул за плечи, не давая опустить руки: в сознании медленно зародилось два варианта. Первый был невозможен: если Марволо поставил распознающие чары, сам он ей дневник не откроет. Второй же был слишком простым, но попробовать всё же стоило. Если в комнате у него было другое перо, которое тот не носил на уроки, оно и могло послужить ключом к разгадке. Лейла пересилила себя и двинулась к столу, резко чертыхнувшись. Ей уже мерещилась его хищная морда, а вода в ванной так и норовила смолкнуть. Она дрогнувшими руками раскрыла нагревшийся дневник и аккуратно потянулась к чернильнице с пером. Оставался один шаг: лишь коснуться им шершавых страниц и капнуть чернил, но план провалился. За дверью послышалось копошение, и громко щёлкнул замок. Слава Мерлину, Лейла успела запрыгнуть на подоконник, схватить книгу, а дневник резким ударом в воздух вернуть на место. Только он покачнулся за томами в пыльном шкафу, Марволо раскрыл двери и вышел из ванной. В ближайшее время повторять такое она боялась. Ей и без этого хватало адреналина. А затем всё наконец-то вернулось на круги своя, потому что в субботу, пятого января, вечером в Хогвартс вернулись ученики. И это был первый раз, когда Лейла была расстроена находиться на работе, не имея возможности их встретить. Пришлось бы выслушивать очередную долгую речь Диппета о безопасности, школа снова бы гудела… но человеческие дети были именно такие: их жизнь текла быстро, и они брали от неё всё. Веселились, не боялись звонко смеяться, бегали, падали с лестниц и дрались, необременённые бессмертием. Это, наверное, и нравилось Лейле здесь. Хогвартс был надёжно защищён, школьников прекрасно обучали самообороне, и эта нетягостная атмосфера делала всё вокруг прозаичнее и спокойнее. Лейла перестала относиться к некоторым вещам так цинично, как делала это раньше: каждое утро начиналось весёлой жизнью, которая творила чудеса с усталыми умами и слабыми телами. И даже здесь, в стенах школы и за ней, она находила приключения, ведь без них жизнь уже казалась скучной. Возвращалась после работы в школу — сегодня опять одна, и шла по тихим коридорам, снова и снова начиная проваливаться в пучину мыслей. Стоило Лейле пройти шумную гостиную, поздоровавшись со всеми однокурсниками, как, зайдя в комнату и прикрыв двери, она наткнулась на затихшую компанию. Свою компанию. Кевин, Фиона, Хлоя и Джек с Леоном, сидевшие на кроватях, моментально взорвались и подлетели к Лейле, зажав в крепких объятиях. На плечи по обычаю опустилась тяжесть их светлой ауры, а внутри всё потеплело. — И я рада вас видеть, — обхватывая их руками, посмеялась она и пискнула, когда они чуть не повалились на пол. Без каких-либо просьб или возражений все расселись на кроватях, Леон занял её любимый подоконник, и принялись рассказывать, как прошли каникулы. Все они светились от счастья, буквально заволакивая комнату искрящимися лентами, закручивавшимися над их головами. Улыбки не сходили с лиц, на щеках периодически выступал румянец, и спать никто не собирался: Хлоя, поблагодарив Лейлу за рождественский подарок в виде белого корсета, который так хотела, в красках описывала праздничный семейный стол. Вся семья из шести детей, родителей и бабушек с дедушками хором пели, танцевали, отец играл на гитаре, младшие раскрывали подарки и бегали по дому, звонко смеясь. Маглорождённые Джек с Леоном, которым Лейла присылала новый набор квиддичной защиты, с родителями переехали на окраину города, до куда война ещё не добралась. Оба уже были совершеннолетними волшебниками, благодаря чему половину каникул накладывали защиту на свои дома, но даже это не отяготило их времяпрепровождение с семьёй: её действительно поражало спокойствие и неподдельная любовь, трепет, с которым те относились к родителям. Леон с Джеком, хоть и были душой любой компании, но школу покидали быстрее всех, потому что спешили защитить их — именно это запомнилось Лейле больше всего, заставив улыбаться, потому что они действовали интуитивно, а значит, от чистого сердца. Ну, а Кевин с Фионой провели каникулы вместе: его бабушка прекрасно ладила с её семьёй, поэтому над домом летали фейерверки, а весёлые разговоры о начале их официальных отношений не смолкали до самого утра. И сейчас эта парочка сидела рядом, крепко держась за руку, и с блеском в глазах посмеивалась, тепло смотря друг на друга, когда кто-то из них говорил. Если бы Гэндальф с ними познакомился, определённо бы сказал: «У них имеется сердце, которое никогда не ожесточится, характер, который никогда не испортится, и прикосновения, которые никогда не ранят. Говорить про любовь бессмысленно: из неё трепетно соткана их душа». Для них на Рождество Лейла не поленилась и нашла сумки с незримым расширением, дабы без ощущения тяжести они могли носить все свои зелья, инвентарь для экспериментов и учебники. Она знала, что Фиона с Кевином давно уже хотели их купить, поэтому хоть как-то отблагодарила их. За всё, что сделали для неё. В окно стучала метель, две свечи приятно расслабляли глаза, а приятная беседа с шутками, тихим смехом и сверкающими улыбками не стихала до утра. Лейла поняла, что скучала по простым разговорам: не о Чёрной магии, убийствах и ядах, без лишней злобы или раздражения, без жара в теле — да, это было менее интересно, но только такое общение спасало её, удерживало на поверхности и не давало окончательно сойти с ума. Напрягало только одно — Джорджия не вернулась. Не было слышно её эмоциональных рассказов о последнем писке моды, не следовало приглашений посетить Италию, потому что её красота была несравнимой, никто звонко не смеялся, не чмокал в щёку. Даже как-то грустно стало. — Ну, так как она ещё была в школе, тебя, вероятно, Джорджи поблагодарила вживую. Нам всем она прислала подарки и огромные письма с благодарностью. И сегодня с утра… нам с Джеком пришло ещё по одному письму, — протянула Хлоя и немного погрустнела, положив голову на его плечо. — Помнишь, у неё были проблемы в семье? — Не будем детьми, все мы понимаем, что это из-за Грин-де-Вальда, — серьёзно произнёс Джек, на что все быстро согласились. — Его последователи тщательно штудируют магическую Италию, подначивают, собирают армию… — Вероятно, её семья под угрозой. Она считается одной из самых богатых, как у нас Малфои и Блэки. А аристократы — главная мишень Грин-де-Вальда. Но это только наши догадки. — Разве вам она ничего не рассказывала? Что произошло на самом деле?.. — нахмурилась Лейла. Джек с Хлоей смутились и помотали головой. — Нет, Джорджи не хотела посвящать нас в свои проблемы. К тому же, у неё строгие родители, а рассказывать о семейных проблемах аристократам запрещено. Но это не главное, что мы хотели сказать, — притих Джек. — Она перешла в другую школу. Шармбатон ближе к дому, сказали её родители, и сама она призналась, что просто не хочет напрягать нас своим плохим настроением. Ей будет сложно справиться с проблемами, если рядом будем мы, — закусив губу, объяснила Хлоя, окончательно расставив все точки над «i». На несколько минут воцарилось молчание, потому что они были с Джорджией друзьями с самого детства. Росли вместе, учились, вместе попадали на отработку за её взрывы котлов на Зельеварении, поэтому переживания были полностью оправданы. Лейлу же это не тронуло: Джорджия быстро сдалась, даже не постаралась объясниться и попросить помощи, поддержки, которая у неё всегда была. Выглядело это всё странно, некрасиво по отношению к ребятам, да и трусливо. Однако не ей судить: спустя время беседа вернулась в прежнее русло, и ребята разошлись по комнатам только в пять утра. Лейла же заправилась зельем и по обычаю выскользнула из башни, когда последние наговорившиеся однокурсники ушли из гостиной. Весь день отработала без остановки и буквально светилась от счастья, потому что все вскоре забыли о Марволо, и сам он не приходил. Оба сдержали обещание, и после работы Лейла честно кратко описала свой день. Ей было не жалко, хотя она искренне не понимала, зачем Марволо такая никчёмная информация, если обычно он её даже не слушал. Однако эти вопросы отходили на второй план, пока внутри разрасталось волнение: Лейла томилась в ожидании встречи с определёнными личностями, которых ещё так и не встретила. Она не стеснялась эмоций, и ей было, что сказать. Такое происходило очень редко, потому даже судьба дала ей шанс выспаться и обойтись ночью без кошмаров. Утро тянулось медленно, словно специально изводя Лейлу. Она встретилась с остальными однокурсниками, с детьми, что залезли на неё гурьбой, укрыв теплом со всех сторон: Хогвартс снова ожил и теперь разносил звон посуды и громкого смеха по всему замку. Привидения летали над столами или под ними, пугая первокурсников, а портреты нашли новые темы для обсуждений в виде недальновидных учеников. И всё же Лейла дождалась и своего: прозвенел звонок с третьего урока, и пока все когтевранцы лениво стали собирать вещи, она быстрым шагом вышла в коридор. Спустя десять минут завернула за последний нужный угол, выходя к кабинету истории, и расплылась в широкой улыбке, не желая сдерживаться. — Ну и где ты пропадала?! — ахнув, вскрикнула Лукреция и побежала навстречу. — Вас искала, — они чмокнули друг друга в щёку и рассмеялись, позабыв об этикете и мягко обнявшись. Взгляд Лукреции был слегка усталым, под глазами блестели остатки магии, скрывая синяки, все жесты и движения выточены до идеала, словно она готовилась к этой встрече, взвешивая варианты правильной реакции. Лейла отстранилась и, встретившись взглядом с Абраксасом, подняла руки, как бы сдаваясь. — Вы, молодая пара, однозначно сошли с ума! Что это за подарки такие?! Я понимаю, вы решили похвастаться своим статусом, но не так же явно это делать надо было. Как мне теперь смотреть вам в глаза, вспоминая свои жалкие посылки? — он прижал её к груди и бархатно рассмеялся, похлопав по спине. — Да? А мне показалось, слишком простой подарочек, — пожала плечами Лукреция и сплела их с Абраксасом пальцы, хитро прищурившись. Лейла переменилась в лице и с открытым ртом уставилась на неё стеклянными глазами. — Вот видишь, я всё-таки умею удивлять, — гордо вскинул голову Абраксас, захохотав. Расправил блондинистые волосы и усмехнулся одним уголком губ. — Мы рады, что тебе понравилось. Подумали, что первый и последний год в школе должен быть запечатлён. И насчёт твоего подарка мы ничего плохого не говорили! — Да, Лейла, это просто потрясающие парные браслеты! Они сочетаются со всем! — оголив руку и показав серебряную тоненькую цепочку, восторженно протянула Лукреция. — А то знаешь, все эти дорогие украшения, сотни браслетов и колец с камнями… немного поднадоели. — К счастью, Лейле не понять твоего отчаяния, — раздался мелодичный голос за спиной. Она, заметив, как Абраксас подмигнул, резко обернулась и расплылась в ещё более широкой улыбке, так, что скулы свело. Роберт тряхнул кудрявыми волосами и с очаровательной улыбкой вытащил руки из карманов. Лейла обвила руками его шею и оторвалась ногами от земли, чувствуя, как тёплые руки крепко сжали её в объятиях. Она прикрыла глаза и, положив голову Роберту на плечо, тихо проговорила: — А ты вообще нонсенс устроил с этим письмом. Если у тебя не получится стать зельеваром, станешь писателем, понял? — тот негромко рассмеялся и скользнул ладонью по спине. — И всё же я ждал немного другого… — Я думала, спасибо тебе покажется скучным и однотипным. — От тебя даже такое приятно услышать. И тебе спасибо: чёрных запонок, как ни странно, у меня ещё не было, — мягко произнёс Роберт и, прочистив горло, прошептал: — Но, к сожалению, больше мы так стоять не можем. Ни сегодня, ни завтра, при людях мне теперь нельзя… даже смотреть на такую прекрасную даму. — С чего вдруг? — медленно отстраняясь, она открыла глаза и резко поледенела. Марволо у ближней арки сидел с книгой в руках и горящим взглядом смотрел прямо на них. В угольных глазах плясали черти, под кожей заходил острый кадык, хотя лицо оставалось непоколебимым: и только сжавшиеся на обложке руки свидетельствовали о пике ярости. Он будто планировал попытать, а затем убить Роберта и самым жестоким образом расчленить — не было в этом взгляде ни капли человеческого. Это был самый настоящий зверь. Однако стоило почувствовать, как Марволо перевёл убивающий взгляд на неё, Лейла дёрнулась и с короткой улыбкой вернулась к Роберту. Тот посерьёзнел, в глазах мелькнуло разочарование, и, встав рядом с Лукрецией и Абраксасом, он тихо заговорил: — У меня появилась невеста. Причём появилась ещё до рождения, но узнал от отца с матерью я это только пару дней назад, на рождественском балу, — последняя радость резко исчезла с его лица. — Она, слава Мерлину, не из нашей школы, но во избежание слухов родители не хотят, чтобы я осквернял преданность Лестрейнджей. Поэтому эти, — он кивнул на Абраксаса, Блэка и Долохова, стоявших так же неподалёку, — уже давно следили и будут продолжать следить за мной, чтобы я не «изменял» своей невесте. — Ох… — посмотрев в его блестящие карие глаза, выдохнула Лейла и пожала плечами. — Скажу честно: мне тебя жаль. — Другого я от тебя не ожидал, — коротко усмехнулся Роберт и медленно покачал головой, нагнувшись ближе. — Но, конечно же, общаться только с парнями я не намерен. Это не изолятор, — раздражённо фыркнул тот, осмотревшись, но быстро вернулся взглядом к её лицу и улыбнулся. — Просто уверен, что мог тебе это рассказать, и ты войдёшь в моё положение… — Конечно, Роберт. Можешь на меня положиться, — она понимающе кивнула и краем глаза заметила, как Абраксас нервно сглотнул и крепче сжал руку Лукреции. Видимо, его родители тоже готовили ему подарок. Подарок, которого он явно не хотел. В целом же неделя началась позитивно и легко, потому что учителя не задавали много и медленно, постепенно входили в ритм работы. Главное было подготовиться к олимпиаде — это было самым волнительным событием для Лейлы. Она готовилась, причём усиленно, потому что была обязана выиграть. Поездка в заповедник в Румынии не только даст ей возможность проветриться, отдохнуть, но и потренироваться говорить с драконами, контролируя их голоса, и, конечно же, узнать побольше о крестражах. Потому что после Японии — страны, с которой и пошли эксперименты с Тёмной магией, в этом списке уверенно стояла Румыния. Колдунов, запрещённого товара и старых магов, что доживали там остаток жизни, было достаточно, и всё это могло помочь ей. Ведь общение с живыми людьми, которые точно что-то знали о запретной магии, было гораздо лучше книги. Что же сказать — план её провалился. Затишье перед бурей было слишком пугающим и долгим: целых две недели без кошмаров, фантазия не могла не разыграться в ночь перед олимпиадой. Лейла кричала. Как сказала Фиона: «Захлёбывалась слезами, не просыпаясь, билась руками об тумбочку, словно кого-то пыталась остановить, и громко визжала». Срывала голос до хрипоты, что аукнулось ей утром, когда запершило в горле, ворочалась и судорожно дышала, пока по шее стекал пот. Весь последующий день на языке ощущался металлический привкус крови, внутренности выворачивало, как и саму Лейлу. Пока никто не видел, она клала перо на стол, прятала руки под стол и до отрезвляющей боли щипала себя, впивалась ногтями в ладони и с вежливой улыбкой продолжала милый диалог с профессорами. Ей хотелось бросить всё и сбежать, потому что такими темпами она понимала, что скоро сломается. Ей снился Волдеморт: бледная фарфоровая кожа, чёрные клыки, трещины, и синие вены на лысой голове, и звериные глаза. Вроде видела Марволо уже не первый раз, но становилось ей всё хуже и хуже. Весь день в голове крутился его ледяной, шипящий смех, бесстрастное лицо и лёгкость, с которой он пытал сотни людей. Они орали, их крики резали слух, люди рыдали, прося помиловать, потому что Марволо обрёл такую силу, что удерживал одним Круциатусом сразу десяток людей. Для него это была очередная игра: его бледные губы растягивались в улыбке, он плавно надвигался на скулящих, избитых до полусмерти волшебников, которые стояли перед ним на коленях, и медленно, аккуратно гладил их по голове. О, да, ему нравилось, определённо нравилось чувствовать своё превосходство, слушать «Милорд» и нагло издеваться над жертвами. — …я бы с удовольствием, дорогая, — протянул он, отворачиваясь от одной из волшебниц. — Но в нашем мире нет места жалким грязнокровкам, — улыбка спала с его лица, и после лёгкого взмаха палочкой девушка окаменела. Кожа затрещала, ломаясь прямо на глазах, и в следующую секунду, когда Волдеморт щёлкнул пальцем, та осыпалась на землю грудой камней. Для каждого он придумывал иную смерть, взирал на людей с презрением, с ненавистью, жестоко и беспощадно пытал — поэтому Лейла кричала, выла, чтобы он прекратил, чтобы она проснулась. Лейла не хотела верить, что она послужила причиной, по которой Марволо стал таким монстром, хотела забыть всё это страшным сном. Но, когда этот монстр сидел с тобой, следил за каждым движением и медленно убивал взглядом, дышать становилось гораздо сложнее. Вдобавок, Лейла даже не могла поговорить с ним на этой неделе: как всегда, при прочтении книги Лавруа отвлечь его разговором, узнать его мнение, заставить задуматься. Ведь она была бессмертной и прекрасно знала, что это самая отвратительная вещь. Однако они даже ни разу не встретились после уроков: он почти не разговаривал с ней на уроках, куда-то уходил на переменах, после занятий грубил и даже не заикался о ночных прогулках. Когда же среди толпы учеников, записавшихся на олимпиаду, она заметила его, внутри всё окончательно поломалось. Марволо сам говорил, что не пойдёт, потому что не интересуется драконами, да и тягаться с ней, одержимой этой темой, было бы нечестно. Но он был там. Был и на протяжении всей олимпиады буравил ледяным, нечеловеческим взглядом её профиль, раз за разом пронзая душу, заставляя руки дрожать. На деле никто не замечал никаких изменений, а сама Лейла варилась в адском котле, потому что её тянуло к нему. Ей нужно было знать о его делах, о разговорах с возможными Пожирателями, о дневнике — это была её обязанность. Поэтому то, что он всегда находился неподалёку, словно следил за ней, было Лейле выгодно. Как иронично получалось: рядом с Марволо она раздражалась от его идиотского характера. Вдали от него раздражалась, потому что топила себя в пагубных мыслях, и ни Фиона, ни Кевин разговорами не могли рассеять затянувшейся над головой паутины. Ей надо было расслабиться. И срочно.

***

В воздухе уже витал запах алкоголя, по когтевранской гостиной летали шары, дискотечный шар со светодиодами всех четырёх цветов факультетов освещал танцплощадку. Столы ломились от выпивки с закусками, табачный дым дурманил разум, а на ступеньках у портрета по обычаю расползалась неоновая надпись: «Путь до вечеринки». Громкая музыка била по ушам, басы трясли стены, а седьмой курс, несмотря ни на что, начинал веселье. Том не ходил на такие мероприятия, но этот день был исключением каждый год, потому что устраивалась вечеринка в честь него. Отказать себе в удовольствии расслабиться с бокалом огневиски в руке, так ещё и получить должное внимание, он не мог. Настроение было не самым лучшим, ужасным, честно говоря, но за этим Том и пришёл — чтобы хотя бы немного забыть о проблемах. А их было достаточно. Пожиратели не нашли почти ничего: лишь Долохов узнал, что меч Гриффиндора, хоть и можно забрать из Распределяющей шляпы любому «храброму гриффиндорцу», нуждающемуся в помощи, в любой момент исчезнет из рук и окажется у другого человека в совершенно любой точке мира. В книгах Хогвартса этого сказано не было, что Тома очень и очень разозлило — делить с кем-то свой будущий крестраж он не собирался. Лесов в Албании, даже в одном направлении, было немереное количество, и, чтобы прочистить каждое дупло, проверив на наличие диадемы, уйдёт не меньше года непрерывной работы. Том раздражался и из-за того, что не всеми заклятиями Чёрной магии он мог нормально овладеть. Он не привык к такой силе: из-за отсутствия сосредоточенности иногда из носа начинала капать кровь, сопровождаемая головокружением. И причина раскалывающейся от роя мыслей головы была слишком понятна — Харрисон. В понедельник он готов был убить Лестрейнджа вместе с Малфоем, лапавших эту ведьму, и на самом-то деле им отомстил: докопался до мелочи в приказе и испытал на них новое проклятие. Но даже после этого легче не стало, потому что Том прекрасно знал, что Малфой обожал свою Лукрецию, а Лестрейндж перед ним уже объяснялся и в мыслях его по-прежнему не было ни намёка о чём-то большем, чем общение с Харрисон. После того вечера в Выручай-комнате ему становилось душно каждый чёртов раз, когда ведьма была рядом. Когда смотрела на него серыми глазами и случайно прикасалась: когда же она улыбалась кому-то другому, смеялась с кем-то другим и сидела не с ним, Том готов был раздробить череп этого идиота на крошки. Харрисон делала его слишком эмоциональным, потому что последнее время он действительно заводился, как бешеный, стоило просидеть на уроке с гриффиндорцами или пуффендуйцами больше двадцати минут. Ради своей безопасности, ради того, чтобы в скором времени подчинить её себе, он обязан был видеть её, слышать её и контролировать. Потому что сама она постоянно влипала в неприятности и огрызалась, что справится сама. Жалкая когтевранка. Том втянул щёки и отпил огневиски, раздвигая ноги и удобнее усаживаясь на диване. Рядом сидели и общались слизеринцы: все уже поздравили троих именинников, танцпол был забит танцующими в коротких юбках школьницами под завязку, а ему было как-то всё равно. Конечно же, Харрисон была слишком гордой, дабы прийти даже на свой праздник, хотя сегодня была пятница… Мерлин, и опять мысли вернулись к ней. Всю неделю Том настолько злился на ту тошнотворную сцену с Лестрейнджем, что держался от ведьмы подальше. Потому что мог не сдержаться и высказать ей абсолютно всё, что думал, прекрасно зная, что после этого она больше никогда с ним не заговорит. А она могла. Порой казалось, ей вообще было всё равно, с кем говорить, гулять или находиться рядом — такое безразличие распаляло Тома ещё больше. Это была первая ситуация за всю жизнь, в которой он был бессилен, потому что совершенно ничего не понимал. Ни в себе, ни в происходящем. Том и правда был занят: появилось много дел как по школе, так и по планам. Вернулись Пожиратели, ему нужно было тренироваться, читать. Но для Харрисон время было всегда, просто он не был готов остаться наедине. Не хотел. Потому что она раздражала Тома, выводила на нервы, хамила и не боялась — Мерлин, как ему хотелось придушить её. Но как в тот же момент не злиться на Лестрейнджа, который с ней разговаривал и имел на это право, он не знал. Ведь запретить этого Том не мог: выглядел бы, как полный идиот. — Ну наконец-то! — послышался голос Рамоса, и под громкий вой голосов он нехотя поднял голову, тяжело сглотнув. Гремящая музыка стихла в голове Тома, теперь перед ним была только она: на лестнице с верхнего этажа появилась Харрисон. На ногах были изящные белые лодочки на невысоком каблуке, и он впервые увидел её в коротком платье до середины бедра. Атласное, приятного голубого цвета, оно при любом вздохе покрывалось складками, оголяя стройные ноги и полностью обтягивая хрупкую фигуру. Оно прилегало к изящной талии, где не болталось никакой цепочки, и очерчивало узкие бёдра, пока взгляд медленно поднимался к прямоугольному вырезу, драпированной тканью прикрывающему маленькую грудь. Том тихо выдохнул и покрылся мурашками. Харрисон на крик Рамоса закатила глаза и, послав в толпу своих дружков поцелуй, тряхнула волосами: оголила плечи, где покоились совсем тонкие лямки, и открыла вид на острые ключицы, над которыми болталась цепочка. — Вау… — донёсся шёпот над ухом, и Том, незаметно сдвинув ноги, выпрямился. — Следи за выражениями, жених, — хрипло проговорил он Лестрейнджу, даже не оборачиваясь. Он и сам не мог оторвать взгляда от этой ведьмы. Харрисон спустилась к своим однокурсникам, с улыбкой на алых губах обнялась с другими именинниками, вручив им подарки, и пошла к одному из диванов. Тогда официально и началась вечеринка. Послышались громкие аплодисменты, все подняли стаканы и засвистели: послышались заводящие учеников песни, и люди на танцполе задвигались активнее. Том, как всегда, был уверен, что кто-нибудь, да привлечёт его внимание хотя бы на несколько минут. Школьницы на седьмом курсе умели двигаться и к таким вечеринкам выбирали самые эротические образы, зная, что делают с парнями. Он сам искренне пытался отвлечься, начал играть с Розье в шахматы, споря на большие деньги, поскольку всегда выигрывал, пытался слушать разговор и ждал, пока всё пройдёт. Ни черта не прошло. Ради всего святого, Том не мог оторвать взгляда от Харрисон, и это его медленно убивало. Как она смеялась, подливала себе воды из кувшина, и медленно раскрепощалась, вместе с Круз двигая бёдрами. Для него время тянулось бесконечно долго и мучительно, потому что, пока он на неё смотрел, прошло всего лишь полчаса. Вокруг задымили сигареты, Кэрбот пошёл впихивать всем подряд травку с табаком, а тексты песен с каждым разом становились неприличнее. Том понимал, ох, прекрасно понимал, что на Харрисон была простая тряпка — обычная ткань без привычных ему страз, камней и вырезов. Вот только ещё никто в тряпке не выглядел так красиво: он осознал это, когда в горле всё пересохло, как будто кожу содрало, и громко выдохнул, когда в штанах стало тесно. Том осмотрел весь танцпол, но ни к одной ученице такого порыва не испытал. Пришлось признать — Харрисон заводила своей естественной красотой. И это было ненормально — у Тома такого никогда не случалось. Словно сейчас, спустя неделю дистанции, у него была ломка. Когда же Ванда — именинница с Гриффиндора, потащила её танцевать, Том готов был напиться, чтобы больше никогда не вспоминать это вечер. Наложив чары на всех парней и уже попрощавшись с силами, он неотрывно проследил взглядом за их перемещением. Ванда была той главной сплетницей школы, помешанной на вульгарных, коротких юбках и внимании: поэтому на всех вечеринках она танцевала в центре зала, пытаясь соблазнить всех слизеринцев, после чего напивалась, и в башню её уже несли на руках. Том сделал бодрящий глоток огневиски и сжал челюсть, чувствуя, как начинает сбиваться дыхание. Это была самая любимая песня всех девушек, потому что земля под ногами от топота каблуков затряслась: не удивительно, что крутили её каждые выходные, и Харрисон, жившая над гостиной, точно выучила ту наизусть. Ванда положила руки на её плечи и, наклонившись, с хитрой улыбкой что-то прошептала. Харрисон усмехнулась и помотала головой, на что гриффиндорка закатила глаза и стала раскачиваться из стороны в сторону, ведя за собой и её. Спустя пару минут разговора Харрисон звонко рассмеялась, так что покраснели щёки, и всё же устало кивнула. «Ну давай, покажи мне идеальный пример», — прочитал Том по губам и тяжело сглотнул, ощутив, как засосало под ложечкой. Она забрала свой бокал, снова налила воды и, отойдя к стенке, с интересом взглянула на Ванду, походкой от бедра направившейся к столу с алкоголем. Когда начался новый куплет, а толпа на танцплощадке запела в унисон, та облокотилась на стену и, медленно сползая с неё, обвела себя руками. Для Тома это выглядело смешно, а не возбуждающе, как для озабоченных однокурсников: Ванда была резкой и грубой, обтягивала себя платьями и не дышала, потому что они были ей малы, но продолжала петь и трясти волосами. Она достала палочку и, закончив часть куплета, с хищной улыбкой кинула серебристый луч в сторону Харрисон. Та быстро поставила бокал на столик рядом и резко прижалась к стенке спиной, прогнувшись и заставив руки Тома дрогнуть. — «I only want to die alive» (Я хочу умереть полной сил). «Never by the hands of a broken heart» (А не от разбитого сердца), — пропела она и блаженно прикрыла глаза, скользя пальцами вдоль талии, по ключицам, по шее и поднимая волосы. «I don't wanna hear you lie tonight» (Сегодня ночью я не хочу слышать твою ложь). «Now that I've become who I really am» (Особенно теперь, когда я стала собой), — Харрисон с азартной улыбкой вытянула руки наверх, заставив атласное платье чуть задраться, после чего медленно, дразняще провела пальцами по коже и немного неуверенно опустилась к коленям, отдёргивая ткань. Качнула бёдрами и, нагибаясь к полу, в последний момент расправила ткань на груди и усмехнулась, закусив губу и спрашивая у Ванды мнения. Том залпом выпил весь стакан и прикрыл пах, до боли в зубах сжимая челюсть. Сердце, которого, моментами казалось, вовсе давно не было, сейчас колотилось в его груди с бешеной скоростью, готовясь сделать кульбит и с корнем вырвать все органы к чёрту. Через пару минут думал, что всё прошло: но стоило взглянуть на Харрисон, которая, играя с Рамосом в шахматы, с хитрой усмешкой медленно провела пальцем по губе, внутри всё рухнуло окончательно. Том встал и быстро скрылся в уборной, плеснув в лицо ледяной водой. Ему надо было успокоиться, хотя он отлично понимал, что не сможет. Том мог взять с танцпола любую — на ночь или на пару минут. Но он не хотел никого, кроме Харрисон.

***

Со всех сторон светили цветные светодиоды, глаза слезились от табачного дыма, а громкая музыка не стихала ни на минуту. Лейла удивила сама себя, раз вышла из комнаты, но ни капли об этом не пожалела. Она хотела развлечься и отдохнуть, и сейчас, в компании друзей, это получалось. Фиона убедила её, что платье сидело шикарно, поэтому даже Кевину не разрешила смотреть на Лейлу дольше положенного времени. Они с Джеком играли в шахматы, прерывались на танцы и успевали побеседовать. Табачный запах расслаблял, и она не силилась противостоять спокойствию, окутывающему её с ног до головы. Лейле было хорошо, такого не случалось давно: она медленно двигала бёдрами в такт музыке, смеялась и без разбору общалась со всеми. Разговорилась с именинниками — близнецами с Гриффиндора и Пуффендуя. Бен даже сыграл с ней партию, а Ванда, действуя самыми хитрыми методами, вытащила её на танцплощадку. Заставила прочувствовать музыку и потанцевать хотя бы для себя, потому что правильных девочек никто не любил на вечеринках. Почему бы и нет: Лейла будто заново исследовала своё тело, как оно могло двигаться на самом деле. Когда нет никакого кольца, нет напряжения, ничего нет, лишь желание оторваться первый и последний раз. — Так, товарищи, встаём на фотографию! — А я то думала, мы ждём, пока все напьются, — усмехнулась Ванда и, взяв под локоть Лейлу, повела к образовавшимся в центре зала двум стульям. — Ежегодно приносит камеру Малфой, так он ещё и не пьёт, поэтому считается нашим личным фотографом. Сначала фотографируются четыре именинника, ну знаешь… для объединения факультетов, для крепкой дружбы между ними. — Ну да, — хмыкнула Лейла, останавливаясь с гриффиндоркой и опираясь рукой на стул. — Потом же все фотографируются вместе. На память о самой шумной вечеринке года, — сказал Бен, подходя ближе и поправляя блондинистые волосы. Рядом начал собираться народ, вставая с диванов и расправляя свои наряды: Абраксас поставил камеру и осмотрел на их группу, небрежным тоном указав на стулья. В результате, пока близнецы усаживались и негромко переговаривались, мол: «Это что-то новенькое», Лейла кожей ощутила близость человека, которого старалась игнорировать весь вечер. — Даже не поздоровалась, — раздался холодный голос, и Марволо встал рядом, бегло осмотрев её сверкающим взглядом. — Не хотела, — прохрипела Лейла и быстро прочистила горло, сделав совершенно безразличное лицо. Марволо был в тёмных брюках с кожаным толстым ремешком, идеально выглаженной, заправленной белой рубашке с накрахмаленным воротником и чёрной бабочкой. Волнистые волосы были немного растрёпаны, на щеках виднелся румянец, а глаза недобро блестели. — Вы оба… — сказал Абраксас и смягчился, поймав мрачный взгляд Марволо. — Встаньте между стульев в обнимку. Только так, чтобы заняли всё пространство, иначе будет пародия на ежегодные фото с Клуба Слизней, — Лейла, подходя к месту ближе, не успела толком дослушать, как его рука по-хозяйски скользнула на талию и притянула к себе, заставив покачнуться на каблуках. Чтобы влезть между стульев, обоим пришлось повернуться боком: Марволо смерил её оценивающим взглядом, от которого запершило в горле, и спокойно выпрямился, гордо вскинув подбородок. — Лейла, подойди ближе, что же как неродные, — раздражённо покачал головой Абраксас и усмехнулся, выдохнув клубок дыма. «Да куда ещё ближе!» — вопило сознание, когда цепкая рука подтолкнула её к слизеринцу. Лейла выставила ногу вперёд, очень чётко ощущая рукав его рубашки, почти касавшийся ягодиц, и, положив одну руку Марволо на грудь, второй опёрлась на мужское плечо. В нос ударил запах миндаля, и она нервно сглотнула, с короткой улыбкой поворачиваясь к камере. Пока Абраксас заканчивал последние штрихи, ещё раз осмотрев их позу и удовлетворённо кивнув, Лейла чувствовала, как почти весь зал тихо начинает её ненавидеть. Она же, в свою очередь, повернулась к Марволо, что уже был готов к вспышке, и прошептала: — Лицо попроще сделай, мы не на семейное фото аристократов собрались, — хватка на талии стала сильнее, и он скучающе дёрнул бровями. — Взгляд попроще сделай, а то даже через камеру Малфою станет не по себе, — сухо ответил Марволо и, услышав обратный отсчёт, натянул короткую улыбку. Довольная результатом, она мотнула волосами, склонила голову набок и приподняла уголки губ в полуулыбке. Ведь с Марволо по-другому было нельзя: либо ты держишь осанку и гордо взираешь в камеру, либо искренне улыбаешься и выглядишь его фанаткой, которой дали шанс в обнимку простоять с любовью всей жизни. Короткая вспышка на мгновение ослепила, и стоило проморгаться, в кадр завалились остальные ученики. Парни прилегли у ног близнецов, девушки расправили платья и зажали Марволо с Лейлой со всех сторон. — Лейла, ну какая же ты красивая… — протянула Фиона рядом, заставив её улыбнуться и с благодарностью посмотреть на подругу. Она прекрасно видела, как Лейлу снова окутывали сомнения по поводу наряда, по поводу образа в целом, и поэтому спешила поддержать. Фиона была прекрасным человеком. — Мерлин, — чертыхнулась Лейла, когда началась давка и еле стоявшие на ногах ученики толкнули её в бок. — Что, уже пьяна? — Марволо привлёк её максимально близко и, развернув к себе, холодно усмехнулся. — Не я, — она покачала головой, рассматривая его угольные глаза, и снисходительно улыбнулась. — Я не пью, в отличие от некоторых… щёки у тебя красные, — пояснила Лейла, закатив глаза. — А так? — он коснулся пальцем щеки, и через секунду румянец спал, белая кожа снова заблестела на свету. — Прекрасно, — язвительно подвела она и пропустила удар, когда Марволо переменился в лице. Ледяной, дробящий кости взгляд потеплел, а на лице появилась улыбка. Искренняя улыбка: на щеках появились ямочки, он склонил голову и сощурил глаза. — Не думал, что ты придёшь, — произнёс Марволо, разглядывая её лицо. — Меня заставили. «Ну да, вообще-то он — одна из причин, почему ты вышла», — хохотнул воздух, заставив Лейлу сжать челюсть и выдавить улыбку. — Ого, ну и какие были угрозы? Нужно поучиться у твоих дружков, — протянул он и, быстро оглядев собравшуюся толпу, ледяными пальцами подтянул спавшую с её плеча бретельку. — Что до конца года будут влетать в комнату без стука, будут на каждой вечеринке голосить моё имя и заводить в моей спальне по несколько будильников на разное время, — Лейла переметнулась взглядом к его бабочке и, медленно расправляя её, усмехнулась: — Поверь, у моих соседей очень хорошая фантазия. — Но не лучше моей? — не спрашивая, а утверждая, с удовлетворённой улыбкой сказал Марволо, не прерывая зрительного контакта. — Конечно, нет. У них всё в пределах разумного и… — Лейла, нам нужно сфото… — Том, сфотографируешься с нами? — раздалось с двух сторон, и им пришлось оторваться друг от друга. Она обернулась и в расходящейся толпе увидела Абраксаса с Лукрецией и Робертом. Со стороны Марволо же стояла группа подружек Ахты с ней во главе. — Давайте мы сначала сделаем общее фото? — предложила Лейла и нахмурилась, осознав, что все уже разошлись. Она поймала на себе несколько вопросительных взглядов и окончательно смутилась. — Мы его уже сделали, — усмехнулся Роберт, заставив её вспыхнуть от смущения и непонимания. — Так что, Том? — в нетерпении переспросила Ахта. А Марволо, казалось, специально тянул, стоял и ждал ответа Лейлы, словно от этого зависела его судьба. Она развернулась к слизеринцам и улыбнулась, утвердительно кивая. — Я только за, — одновременно проговорили Марволо с Лейлой и коротко друг на друга взглянули. Внутри неприятно ёкнуло, стоило лишь взглянуть на толпу учениц, раздевающих его взглядом, и самого парня, сжимающего кулаки. Громкие звуки музыки снова ударили по перепонкам, и Лейла резко отстранилась от него, подходя к компании аристократов. Веселье только начиналось: сверкали вспышки, слышался заливистый смех, и даже самые ленивые школьники со стаканами в руках пританцовывали в центре гостиной. Она успела сфотографироваться с Лукрецией, Малфоем и Робертом, хотя после разговора о невесте немного опасалась последствий, запечатлелась с Фионой и Кевином, наколдовав у них над головой половинки сердечек, и даже с Джеком и Хлоей, поцеловавших её в щёки с двух сторон. И все они были такими весёлыми, искренними, улыбались ей в лицо и в очередной раз поздравляли с прошедшим, что Лейла и сама забыла о плохих вещах, погрузившись в эту атмосферу вместе с ними. А потом она увидела, как фотографировались другие, и внутри что-то треснуло, разошлось по швам. Смотреть, как на Марволо лезли десяток девушек, а он брал их за талию и улыбался в камеру, было отвратительно. Одни почти висели на нём, другие целовали в щёку и оставляли след от красной помады, а третьи вставали спереди и якобы случайно тёрлись об него пятой точкой. От прилива раздражения в жилах забурлила кровь, а руки невольно сжались в кулаки. Настроение резко испортилось, опустилось ниже плинтуса, и Лейла, напоследок улыбнувшись друзьям, двинулась к лестнице. Хотелось побыть наедине с природой, подставить лицо морозному ветру и спокойно выдохнуть, поэтому…

***

Поэтому Том пришёл на балкон когтевранской башни. Самый верхний этаж, где не было спален: лишь маленькая дверь за синими шторами и небольшой балкон с латунными перилами и видом на озеро. И почему-то он совершенно не был удивлён, что отыскал там Харрисон. Отлично, Том напрямую мог высказать ей все свои мысли, потому что голова уже раскалывалась, а ему становилось только хуже. Ярость, закипавшая в крови, была невыносимой: мало того, что все те девки облапали его во всех возможных местах, так ещё и эта ведьма с лёгкостью фотографировалась со всеми подряд. Ему было плевать, что это были её друзья, что никто из них не хотел причинить ей боль — он, наконец, всё осознал. — Круз сказала, что ты сегодня красивая. Она была права, — но вместо упрёков и оскорблений из горла вырвалось это. Харрисон стояла у перил и, выставив бедро, смотрела вперёд, пока дымчатые волосы играли с ветром. При его словах та еле заметно напряглась и медленно повернулась к нему лицом, устало улыбаясь. — Да… какое совпадение, что именно сегодня, — тихо протянула она и не было больше в её взгляде прежнего блеска, с которым она танцевала, с которым улыбалась, язвила и фотографировалась. — О чём ты? — нахмурился Том, подходя ближе. — Как только девушка выходит в коротком платье, она автоматом становится красивой. — Мерлин, нет… — поморщился он, но Харрисон нагло перебила его с всё той же натянутой улыбкой. — В парнях просыпаются животные инстинкты, хотя у всего курса они уже давно развиты, вероятно, — хохотнула ведьма, безразлично взглянув ему в глаза. — Так что перед вами сегодня десятки кусков мяса на танцплощадке, выбирай и забирай. А я просто ещё не влилась в коллектив, поэтому выделяюсь. Не умею пока вести себя так, чтобы вам всем нравилось, уж извини… — Я тебе не кружок идиотов и извращенцев, не надо меня приравнивать к ним, — зашипел Том, откровенно раздражённый вечным сравнением с окружающими. — Ты не лучше. Или обжиматься со всеми однокурсницами — явление нормальное? — холодно поинтересовалась Харрисон с насмешкой на губах. — Это называется вежливость, — прошипел Том, надавив пальцами на её тазовые кости, как только ведьма хотела уйти. Он щёлкнул пальцем, и дверь защёлкнулась, а вместе с ней задвинулись и шторы. — Как же можно отказать, когда просят? Я так смотрю, ты тоже весело время проводила. Серьёзно нравится, когда тебя лапают? — Меня никто не… лапал, — поморщилась Харрисон и раздражённо фыркнула. — Это просто объятия. Без какого-либо контекста. Они мои друзья. — Да, разве? — искренне удивился Том, ощущая нарастающую ярость. — Значит, им можно к тебе прикасаться? И ты не ноешь, не плачешься, не боишься… — Да, и что с того?! — Тогда почему от меня ты бегаешь сломя голову?! Дёргаешься каждый чёртов раз и… — Потому что я тебе не доверяю?! Потому что ты меня раздражаешь, и ты не достоин?!.. — О-о, это я не достоин?! — рявкнул Том и сжал руки на костях так сильно, что Харрисон ударила его в грудь. — С кем ты проводишь всё время? Кому ты рассказываешь все свои грязные секреты?! Им?! — кричал он ей в лицо. — Кто развязал тебе язык, просветил в школьную жизнь? Кто всё это время не давал тебе сойти с ума со своими идиотскими кошмарами, помогал и научил нормально общаться с людьми, не убивая своим дурацким взглядом, от которого до сих пор шарахаются?! Я занимался тобой, мирился со скверным характером, я следил, чтобы ты не нашла приключений на пятую точку, и всё равно умудрялась попадать в неприятности. Ты моя вещь, ты моя игрушка, и единственный, кто здесь достоин тебя, это я! — Я не твоя игрушка! — закричала Харрисон, взорвавшись и наклонившись ближе. — Я не чья-то вещь, тем более, не твоя! Что ты для этого всего сделал? Угрожал, пытался убить?! Издевался, осквернял каждый мой шаг, ты делал вид, будто оставляешь мне выбор, но ни черта ты не оставлял! И вот сейчас снова: ты держишь меня, я не могу уйти, ты опять закрыл двери!.. — она облизнула губы и громко выдохнула. — Это опять твоя дурацкая игра, но я тебе не пешка. И, если ты напился, если ты хочешь развлечься и показать свой идиотский характер, иди в другое!.. — Это уже не игра, — прохрипел Том и резко впился в её влажные губы требовательным поцелуем. Он прижал её к перилам и, рвано дыша, проник языком в рот. Сотни струн натянулись до предела, и спустя мгновение, когда Харрисон прикрыла глаза и провела языком по его нижней губе, с треском порвались. Тело свело судорогой от наслаждения, а запретный плод был сорван: ему было плевать на ветер, на валящий в лицо снег. Том горел изнутри, целовал её страстно и яро, потому что она принадлежала ему и только ему. Он оставил её в живых, он не спит из-за неё по ночам, поэтому и достанется Харрисон ему. Том кусал алые губы и слизывал кровь, сплетался языками и изучал её изнутри, медленно, томительно. Её аромат дурманил, развеивал все мысли, ломал чётко-выстроенные полки. Опять. Её ледяные руки легли на его запястья: спустя пару секунд она забралась под рубашку и еле ощутимо, мягко провела холодными кончиками пальцев по его венам, щекоча кожу и будоража Тома. Он задрожал от удовольствия и резко спустил её руки обратно, потому что доминировал именно он. Тогда острые ногти Харрисон впились в его ладони, отчего Том рыкнул и сжал её талию еще сильнее, заводя вторую руку за спину. Он водил ладонью по атласной ткани, сжимая ту в кулак и желая разодрать в клочья, трогал голые плечи и щекотал дыханием ключицы. Её ладонь медленно заскользила по напряжённой на шее вене, а Том готов был сгореть от томящегося желания: эти идиотские неспешные касания сводили с ума. Он зарычал и грубо отодрал её руку от лица, предугадывая все последующие действия и закладывая тонкие пальцы Харрисон в свои волосы. Пусть делает, что хочет, Том всё равно был главным. Она недовольно замычала и резко сжала его волосы в кулак, кладя вторую руку на шею. Внутри всё быстро и уверенно ломалось, взрывалось на атомы, и он не мог и не хотел это останавливать. Когда ноги Харрисон подкосились, Том усмехнулся в губы, подхватил её и усадил на перила, крепко обвив руками. Она не оставляла попыток вырваться, но сама от прикосновений по спине покрывалась мурашками и прогибалась ему навстречу, таким образом оказываясь лишь ближе. Сидя на верхнем этаже и понимая, что может полететь вниз, ведьма вцепилась в Тома, как в спасательный круг: сжала воротник рубашки и держалась за плечо. Когда подул ветер, она всё же спрыгнула с перил, и от нехватки воздуха ему пришлось отстраниться. Оба громко, рвано дышали, смотря в глаза, и от этого Том заводился ещё больше. Ему было мало, казалось, прошло пару секунд, но сначала надо было кое-что разъяснить. — Вот видишь, Лейла, — прохрипел он на ухо, не выпуская ту из хватки. Невесело усмехнулся и отдёрнул задравшееся платье. — Ты только что сделала выбор. Могла оттолкнуть, не ответить, хотя я бы всё равно взял силой. Но ты сама понимаешь, кто здесь кому подчиняется. Ты в моей власти, — подвёл финальную черту Том и, понимая, что только что сделал, собрался уйти. — Неужели? — остановила его Харрисон, придержав за руку и наклонившись к уху. Она тихо рассмеялась, заставив Тома тяжело сглотнуть, и еле ощутимо коснулась искусанными губами мочки. — А теперь сделай глубокий вдох, как я… вот… теперь так же спокойно выдохни и… — волшебные серые глаза засверкали, и он поддался вперёд. Харрисон обожгла дыханием и, прикрыв глаза, неспешно накрыла его губы своими. Том томно простонал и снова притянул ведьму к себе. Прошёлся рукой по бедру и, взяв под коленкой, поднял её ногу, прижимая к торсу. Харрисон, пройдясь языком вдоль его, обвила шею руками и тянущимися бесконечностью движениями запустила пальцы в волосы. Она лениво перебирала пряди, медленно целовала в ответ, и у Тома в очередной раз срывало крышу. Он не должен был терять контроль, поэтому взял её за ягодицы и подкинул в воздухе, заставив обхватить торс ногами. Теперь он не гнал и не спешил — Том был слишком зачарован её движениями. Запустил пальцы в длинные волосы, и второй рукой сжал горячую кожу под задравшимся платьем. Мерлин, он, оттягивая, кусал её губы, выводил узоры на спине, закручивал волосы, размеренно целовал ведьму, заводясь лишь больше и постепенно ускоряя темп. Но до сих пор Том не мог поверить, что непробиваемая и вечно равнодушная к другим Харрисон умела быть чувственной. Настолько, что он, никогда не испытывавший влечения к девушкам, сейчас плавился. — Вот видишь, Марволо, — прошептала она, заставив Тома разорвать поцелуй и утробно зарычать. — Ты с лёгкостью мог бы скинуть меня, уйти раньше или засмеять, не сдерживаясь в словах. Но ты ничего не сделал. Как странно… Когда по телу прошлись мурашки, а в штанах стало слишком тесно, Том резко отпустил её и отстранился. Переступил через лютое желание, зудом отзывавшееся внизу, и быстро вылетел за дверь. Ещё чуть-чуть, и он бы всё испортил.