Только ты и я

Плейлист на главу: https://youtu.be/MSv0m7N6dYk

— Мы немного полетаем, — спокойно сказал Том и шагнул в пропасть. Оторвался ногами от земли под громкий вопль ведьмы на руках, развернулся к удаляющемуся вагону, запечатывая двери, и резко полетел вниз. Тело напряглось, на лбу выступила испарина, но он лишь брезгливо поморщился, проверил, преследовали ли их чемоданы, и тихо рассмеялся. Лейла прижалась к нему всем телом и приоткрыла рот в затерявшемся крике: может, она кричала на высоких нотах, неслышимых людям, но пальцы её впивались в кожу Тома со зверской силой, так что, очевидно, ей было страшно. А это ведь были даже не ногти.  — Успокойся уже, — со смешком прикрикнул он, щурясь от ветра, бьющего в лицо. Скорость сейчас была действительно большой, потому что им следовало опуститься под мост раньше, чем поезд завернёт в туннель, и пассажиры увидят парящие на огромной высоте силуэты. Поэтому Том понимал панику Лейлы, ещё не отошедшей от боя, но с другой стороны — не мог же он упустить шанс ещё раз доказать, насколько силён.  — Ну, конечно, Реддл, мы можем разбиться, а ты говоришь мне успокоиться?! Ты вообще?!.. — он устало закатил глаза и убрал руки, высвобождая её из своей хватки. Звонкий крик на мгновение оглушил, а, когда Лейла пролетела пару метров вниз, доставая палочку, Том незаметно подлетел со стороны и, притянув её к себе, утянул под мост между столбов. Фарфоровое лицо надо было видеть: зрачки то сужались, то расширялись, грудная клетка рвано вздымалась, а перед глазами Лейлы словно жизнь пролетела. Она хрипло выдохнула, откашлявшись от ледяного воздуха, и резко перевела взгляд на откровенно умиляющегося Тома.  — Я же сказал успокоиться, — спокойно проговорил он и насмешливо приподнял брови, смотря в её разъярённые глаза. Она окончательно ожила и, грубо схватив его за плечи, чтобы на крайний случай утянуть за собой, прошипела в ухо.  — Ещё раз так пошутишь, и я, клянусь Мерлином, выколю тебе глаза, чтобы нечем было смотреть, — по телу Тома прошлись мурашки, но он лишь хохотнул и в тон ей прошептал:  — У-у, как страшно… После такого заявления хочется сделать так ещё несколько раз, — Лейла громко фыркнула, обдав горячим дыханием шею, и он прислонился спиной к камням, быстро приходя в себя.  — С каких пор ты летаешь?  — Тренироваться начал два года назад, освоился за пару месяцев, правда, до этого я держал в воздухе лишь себя. Так что радуйся, для тебя это такая честь, — Том холодно усмехнулся и выглянул из-за стены, наблюдая за скрывающимся в туннеле поезде, после чего немного расслабился и стал медленно опускаться вниз.  — Зачем надо было прыгать? — спустя время раздался грубый шёпот, и Лейла поспешила прочистить горло.  — А у нас много вариантов? — в тон задал встречный вопрос он и поджал губы, сделав последние выводы. — Хотя бы одно Непростительное прозвучало вслух, значит, авроры скоро будут в поезде. Или же первыми прибудет их немного запоздавшая подмога… интересная встреча будет, — задумчиво произнёс Том и дёрнул бровями. — В тебя они кидались Непростительными?  — Да, один из них бросил в меня вербальный Круциатус, — ведьма качнула головой и прикрыла глаза, чуть не посмотрев вниз.  — Неужели ты думаешь, что я сброшу тебя вниз? Я ведь не просто так дрался с тем анимагом, если бы хотел с тобой покончить, отдал бы на растерзание ему, он уж очень сильно хотел с тобой познакомиться поближе, — Лейла поморщилась, а Том прищурился, коротко взглянув на её мрачное лицо.  — Ты ведь никого не убил? — осторожно спросила она, склонив голову набок.  — Мне не нужны проблемы.  — Тогда что ты сделал с ним? С этим змеем? Он ведь был невероятно силён.  — Значит, я оказался сильнее, — как само собой разумеющееся сказал он и, уже различая сугробы под ногами, бесцветно добавил: — Я просто сделал его инвалидом. Страница восемьдесят пять в моей книге, если помнишь. Заклятие и сглаз вместе сработали отлично: он больше не чувствует ни костей, ни конечностей, и никогда не почувствует. А при любых лечебных заклинаниях он будет слабеть ещё больше.  — Но это ведь самая настоящая Чёрная магия, — она напряглась и нахмурилась.  — Да ну? А он что, меня светлыми лучиками щекотал? — лицо Тома ожесточилось, и он раздражённо фыркнул: — Только мне за это ничего не будет, потому что эти заклятия не распознают, а вот из его палочки Аваду Кедавру уж явно оценят. Так, ладно, возьми свой чемодан и придержись за мой локоть, — Лейла дрогнувшими ногами встала на землю, немного помялась на месте, но выбора у неё всё равно не было, поэтому она коснулась его руки, и оба трансгрессировали на почти такую же поляну. Том осторожно выдохнул, ощутив звенящую боль в голове, после чего быстро пришёл в себя и протёр замыленные глаза. Затратил на такое мягкое приземление слишком много сил, поэтому аппарировать было не лучшей идеей, однако единственным вариантом. Только они с Лейлой быстро осмотрели друг друга, как та внезапно прервала тишину:  — Кто это был?  — Последователи Грин-де-Вальда, — мрачно ответил Том, кивком указав на лес. — Причём все их мысли о похожем были очень хорошо скрыты. Я просто сломал щит за пару секунд до того, как один из них упал без сознания.  — И увидел причину их визита? — как-то резко спросила она, протирая глаза.  — Нет, я не успел, — разочарованно для самого себя проговорил он и выдохнул. — Но им однозначно нужна была ты. И зачем же?.. — задумчиво буркнул Том, мельком взглянув на до сих пор бушующий в серых глазах шторм. — Малфой говорил, что генеральную уборку в Норвегии они сделали ещё в декабре, им нет смысла гоняться за одной такой ведьмой по всей Европе. Может, сама знаешь, зачем ты им нужна?  — Вероятно, если бы я знала, я бы не была в таком шоке, не думаешь? — съязвила Лейла и громко выдохнула клубок пара в сторону. — Почему мы именно здесь?  — Если ехать нам было бы ещё два часа, значит, нас точно поджидают у школы. Может, кто-то из них ещё даже был в другом вагоне, но они хотели зайти на нас дважды, поэтому настроены они агрессивно. Попробуют перехватить патронус Диппету, и эти два дня точно будут выжидать момента нашей трансгрессии — уверен, смогут помешать нам и перенаправить в другое место, — он заметил немного удивлённый взгляд в свою сторону и так же уверенно продолжил: — И, так как они зашли в поезд после отъезда от предыдущей станции, мы находимся недалеко от поселения перед ней. Мы проезжали эти места, я видел. Ставлю пятьдесят галеонов, кого-то из их шайки отправят прочёсывать ближние места у моста именно от той станции. Поэтому здесь спокойно, и дальше нам пока лучше не соваться: вдруг они действительно рассудительными оказались и своих людей везде раскидали, даже в таких поселениях. Пойдём туда завтра утром, а сегодня… палатка с защитным куполом и костром подойдёт? — но ответа так и не последовало, и Том счёл это за согласие. Во всяком случае, не его проблемы, боится ли она шуршащих ночью голых веток или их теней — переживёт. Вскоре они вышли к лесной опушке с замёрзшей речкой под боком и остановились: Том приманил в середину поляны, окружённой высокими деревьями, достаточное количество веток и определил подходящую площадь защиты, которая будет максимально сильной и крепкой. Вместе с Лейлой они наложили первый слой и, пронаблюдав за голубым щитом, уходящим концами под землю с сугробами, немного отошли от произошедшего. Всё-таки даже Тома этот бой немного вымотал, и сам факт нападения, причём стойкого и дерзкого, ему очень не нравился. Зачем Грин-де-Вальду рисковать кучей своих последователей, чтобы схватить обычную девчонку-подростка? Не аристократку и не блестящую колдунью.  — Ночь непонятно где, потрясающая перспектива, — послышался сердитый шёпот рядом. Лейла резкими движениями возле костра раскладывала по прямоугольному периметру ветки, правильнее передвигая их лёгкими движениями палочки. Что же, лекцию Дамблдора о замене каркаса палатки природными материалами она всё-таки запомнила.  — Не будьте пессимисткой, Розабелла, дополнительный день вдалеке от людей, разве не прекрасно? — мрачно издевался Том, скрывая удивление и усталость. Ситуация была очень и очень странной.  — Реддл, сейчас ни капли не смешно! — та быстро развернулась к нему и дёрнула головой. Вид у неё был усталым и напряжённым. — Только всё начало налаживаться, только была тишина, спокойствие, всё шло отлично, и, конечно же, мужикам вместе с каким-то… я даже не знаю, как его описать, с каким-то зверем, у которого из костей выглядывают змеи, стоило залезть в поезд специально к нам, из-за меня, и раскидываться проклятиями! Может, к нам на следующий день магловский танк подъедет?!  — Успокойся, Лейла, мы во всём разберёмся, — заверил её Том, подойдя ближе и подвинув ногой перекосившуюся ветку, на что ведьма громко и невесело хохотнула.  — Это уж точно не твоё дело, Реддл, не надо впихивать своё «я» в мои разборки. Мне не нужна твоя помощь, после которой я ещё и в долгу останусь… И хватит всё делать за меня! — пылко воскликнула она, когда Том опередил её и одним взмахом создал твёрдую чёрную палатку. Ведьма громко втянула воздух и, сжав кулак, развернулась к щиту, начав накладывать дополнительные слои. — Ты можешь уже понять, что у меня тоже есть руки?! Я тебе не ребёнок беспомощный.  — Да? Тогда почему все твои проблемы решаю я? — холодно рыкнул он, прожигая взглядом её спину.  — А тебя кто-то просил это делать? Тоже мне, отец святой нашёлся. Твоё вечное стремление доказать, что ты превосходен во всём, выглядит очень глупо. Мне абсолютно всё равно, есть ты, нет тебя, сам виноват, я бы сама справилась. Ты не всемогущ, и не надо лезть не в свои дела! — и почему-то после этих слов стало так неприятно внутри, что Тому казалось, его сейчас вывернет наизнанку от вспыхнувшей злости.  — Ты? Ты так часто теряешься в своих мыслях, что могла бы уже сто раз врезаться в школьную стену на скорости, что уже там говорить про какие-то схватки, в которой ты бы проиграла за секунду.  — Вообще-то я себя контролирую. А у тебя очень чувствительно эго, раз так реагируешь! — прикрикнула она, и последние крупицы самообладания потонули в лаве ярости, раздирающей грудь. Жалкая ведьма слишком много о себе возомнила!  — Да ну?! Ты так себя контролируешь, что чуть не подохла в Чёрном озере от холода, что ломаешь себе кости, падаешь с лестниц и. сколько раз?.. Уже четыре раза лежала в лазарете, и даже скинулась с его окна.  — Если ты помнишь, в этом виновата не я, идиот, — прохрипела та, не оборачиваясь. Но Том так ненавидел её в тот момент, что готов был разорвать глотку, лишь бы ведьма наконец узнала всё, что он о ней думал. Никто и никогда не посмеет говорить о нём такие мерзкие вещи! Это раздражение клубилось в нём едким дымом все последние месяцы, и сейчас он был не в состоянии сдерживаться.  — И знаешь, кто тебя поймал?! Кто побежал к этому чёртовому концу купола, чтобы ты выжила, а не переломала себе все кости? Я побежал, и я поймал, — утробно шипел Том, желая придушить её прямо здесь, где труп никто не найдёт. — И где бы ты сейчас была без меня? Гнила среди своих дружков серой мышью, потому что никто бы тебя не заметил! Ты даже пьяному мужику противостоять не смогла, да что уж там говорить, раз свои когти ты только на меня выпускаешь, значит те два года ты особо и не сопротивлялась, когда тебя насиловали?! — рявкнул он. Послышался хруст, и деревья зашевелились, стряхивая снег прямо в лицо и не давая нормально разглядеть медленно развернувшуюся ведьму. — Так что запихни свою гордость куда подальше и не смей перечить мне, когда без меня ты бы сейчас оказалась неизвестно где, и никакой миленький Лестрейндж со своими деньгами, никакой старикан Диппет и уж тем более Дамблдор не помогли бы тебе… Потому больше такого хамства я не потерплю, уж поверь мне!.. Ты даже не представляешь, как я ненавижу твой характер, и твоя самонадеянность у меня уже в печёнках сидит! — безвозвратно сорвался он и сжал дрожащие кулаки. — И вместо того, чтобы сейчас меня бесить, ты обязана мне спасибо сказать, обязана заткнуться и делать то, что я скажу, чтобы лишний раз не наткнуться на ещё одну кучку подручных Грин-де-Вальда! Потому что… — то ли резко потемнело небо, то ли её взгляд сейчас стал таким зверским и пугающим своим угольным огнём, но Том резко замолчал и громко выдохнул. Её почерневшие глаза словно светились в темноте, и, когда зрачки задрожали, он увидел дрожащую на ресницах слезу. Том резко впал в ступор и прокрутил всё, что только что сказал, всю правду, которая так давно вертелась на языке. Пожирающая его ярость сместилась на ступень ниже, уступив место ужасному осознанию. Каждый раз он хотел подобраться ближе к Лейле, но лишь делал хуже, и сейчас внутри всё похолодело от маленького, однако пробравшегося слишком глубоко страха.  — Лейла, я очень зол, но я не хотел, правда… — быстро начал он, протянув к ней руку. Мерлин, он не думал ничего подобного о тех пытках, он не хотел этого говорить! Однако Лейла лишь сделала медленный шаг назад и сжала кулаки до такой степени, что они задрожали.  — Всю свою жизнь я слышала эти ненавистные слова, что я всем должна, — угрожающе зашипела она, и воздух вокруг них стал разряжённым, даже вздохнуть было больно. — Должна одному то, должна остальным сё, обязана придерживаться определённых правил и законов, обязана ограничивать свои эмоции и слова, иначе последствия будут неисправимы, а ещё интереснее — полагаться только на себя, потому что никому и никогда нельзя доверять. И это всё мои обязанности… Но знаешь что, Том? Пошёл ты к чёрту! — резко рявкнула она на всю поляну, сорвав голос. — Каждый день появляется всё больше проблем, всё идёт не по плану, а тут появляешься ты, и всё окончательно рушится! Поэтому я больше не могу и не хочу слушать всё это, я не козёл для отпущения, я не рабыня, и главное — я никогда не признаю тебя главным, ты меня слышишь?! — кричала она, надрываясь и не сводя с Тома глаз. — И считай, Мерлин, считай меня слабой, жалкой, неспособной, но мне не надо об этом говорить, я не спрашивала твоего мнения, самовлюблённый идиот! Что, теперь понимаешь, какого это, когда на твои мысли плюют?! — он попытался подойти ближе, чтобы схватить ведьму за руку, но земля под ногами дрогнула, заставив его пошатнуться. — Поэтому думай всё, что хочешь, мне плевать! Только жаль, что ты не знаешь, как в детстве, когда мне было больно, я поднимала шум на весь свет. Я кричала и рыдала, как будто меня резали! — завыл ветер, и теперь она беспрерывно кричала хриплым голосом. — Чуть позже я тихо всхлипывала: я тряслась, закрывала глаза, надеясь, что это сон, и жалела себя. Да, тогда я была жалкой, причём настолько, что самой было паршиво. А потом, в конечном итоге, я привыкла грубо зажимать рот руками, чтобы никто не слышал ни звука, привыкла стискивать челюсть до боли в зубах, улыбаться и умело врать. А самое весёлое, что все верят, — Лейла истерично посмеялась и пронзила Тома ледяным до боли в рёбрах взглядом. — Стоит мне ответить на вопрос, всё ли в порядке, все без промедлений поверят, представляешь? И даже ты! — нагло хохотала та, показывая на него пальцем. — Даже ты не узнал, что я весь вечер истекала кровью, что ходила в перчатках, потому что своими руками разбила зеркало в комнате! И, вероятно, взгляды даже здесь у нас с тобой разойдутся, но не уметь выражать свои эмоции, пихая их глубоко в себя, это отвратительно! Отвратительно понимать, что я не могу их правильно показать, что я привыкла ощущать внутри пустоту, потому что всегда мне было на всех и всё без разницы. Однако в этом и заключается моя сила: я умею играть со своими нитками и держать всё в себе, не срываясь на других просто так, не оскорбляя, когда мною овладевает ярость, и не пытая, дабы утвердиться за их счёт! Угадай с трёх раз, кого я сейчас описала: правильно, тебя! Так что я не обязана ничего человеку, который везде подкладывает свою жалкую историю сиротства. Грустно, Том, невероятно сожалею, но только у многих нет родителей, а проникаются профессора только к тебе. И тот, кого восхваляют, вырос жестоким зверем, вместо того, чтобы отпустить прошлое и стать нормальным, уравновешенным человеком!..  — А ты думала, после детства в приюте я вырасту жизнерадостным и верящим в силу добра?! — сорвался Том, слыша своё громкое дыхание и бешеный стук сердца.  — У многих умерли родители, но они жили с семьями, пока я гнил в магловском приюте! И ты ни черта не знаешь, каково это — по-настоящему вертеться в жизни. Не представляешь, когда ребёнка перед отбоем загоняют в угол старшие сироты и избивают до полусмерти, а он даже не может ответить, потому что магические силы ещё не проснулись! — наставив на неё палочку, взревел он. — Мы все там ходили с ссадинами, с кровоподтёками и переломами, потому что если пожалуемся, то можем уже не проснуться, и никому до этого не будет дела, — яростно хрипел он, чувствуя, как слова обжигающим ручьём выливаются в воздух, а перед глазами пролетают картинки с воспоминаниями. — Знаешь, каково это, голодать из-за отобранной порции воняющей каши весь день, а потом еле стоять на ногах, дырявой тряпкой убирая этаж на пустой желудок?! Видеть, как все привезённые в приют вещи разбирают старшие, пряча под майку всё самое лучшее, видеть, как других детей забирают в семьи, а тебя приводят обратно уже четыре раза?! И боггарт со всем этим: позже я мог натравить змей на любого, кто захочет до меня дотронуться, когда у меня появились выбросы магии, даже воспитательница стала меня бояться, что уж говорить о тех детях, которые и вовсе считали меня на голову больным. За мной пришёл Дамблдор, я оказался волшебником, поехал в Хогвартс и стал там лучшим учеником с первого года. Тебе кажется, что всё стало проще? Так вот я уверен, что ты помнишь, до какого возраста нельзя использовать магию за Хогвартсом? А я до семнадцати лет каждое чёртово лето возвращался в приют, хотя просил Диппета, чтобы он позволил мне остаться в школе. Потому что в приюте я сидел под столом и трясся мелким мальчишкой каждый раз, когда слышал выстрелы и крики, когда в комнате всё дрожало от проезжавшей рядом магловской армии! Ты думаешь, поломанный приют кто-то бы защитил? Да всем было плевать! — с рвущимся комком в горле процедил Том, ходя с ней по кругу и чувствуя тепло грядущего проклятия. — В любой момент в мою комнату или в само здание мог прилететь снаряд, и никто бы мне не помог, я бы там и откинулся. Взрослея, я думал, что мне смогут помочь в Хогвартсе, но даже там меня развернули к выходу с любимыми просьбами оставить в надёжном месте. Как я после этого не могу ненавидеть людей и в особенности маглов, испортивших абсолютно всё, как могу кому-то доверять и не быть равнодушным к окружающим, если до меня никому не было дела?! Скажи мне! — хрипло проорал он, размахивая руками. — Тем не менее, я выучился всем наукам, я стал лучшим во всей школе, завладел вниманием профессоров и заслужил, единственный заслужил пост старосты. Я изучил Тёмную магию всей библиотеки вдоль и поперёк, хотя о ней взрослые даже думать бояться, и что, уверена, что это мне в минус пойдёт? И это только малая часть заслуг. А ещё я вырос воспитанным: я не лезу под юбку каждой встречной, как делают восхваляемые аристократы, не живу ради денег, наркотиков или сигарет, я не лезу в чужое пространство, как это делает Рамос! Я сделал себя сам, а ты?! А ты кем себя возомнила, ведьма?! Плачешься из-за кошмариков? Из-за сложной жизни, что нет настоящих друзей? — театрально покачал головой Том и зарычал: — Так что закрой рот и больше не смей!..  — Да неужели? Думаешь, из-за кошмаров?! — её лицо на глазах бледнело, а руки становились синими. Где-то рядом прогремел гром, а Том теперь точно чувствовал, как дрожит земля. — Может, начнём с того, что я была ребёнком, когда меня пытали эти изверги?! Как думаешь, их тогда сильно волновало моё состояние? А я?!.. я могла что-то сделать против группы этих уродов, когда рядом у меня не было абсолютно никого?! Хорошо, Том, — специально чётко произнесла она, и укол совести, когда по её щеке скатилась слеза, задел его, — возьмём твою версию и скажем, что я не хотела уходить оттуда. Это, вероятно, даже не самое интересное. Ты сидел под столом, пока за окнами убивали людей, а такое же стадо людей каждый божий день неслось с оружием на меня и пыталось ранить, затащить к себе в плен и… даже убить. И каждый раз мне приходилось их убивать, потому что страх, что погибнет мой единственный близкий человек, что погибну я, рос с каждым днём! — он слышал своё сердцебиение, слышал её хриплые вздохи, и не мог остановиться злиться. — Приходилось уходить всё дальше и дальше от города, от окраины, чтобы нас не нашли, хотя нас всё равно находили! Поэтому я не спала, зная, что наутро могу не проснуться, никогда не сидела даже у своего дома на крыльце, потому что в один из таких моментов меня и похитили, и этот вечный страх был ненормальным! А сейчас я обязана таскаться за крупицами информации о крестражах, чтобы уничтожить один такой, хотя это даже не моё бремя, но умру из-за него всё равно я! Кошмарики, Том, да?! Меня столько раз пытались посадить в клетку на поводок, а ты пытаешься сделать это снова и снова и надеешься, что я буду это терпеть?! — Том впился ногтями в кожу и, услышав громкий треск за её спиной, обмер. Глыбы льда на речке поднялись вверх, врезаясь и ломаясь друг об друга, после чего вода пугающе забурчала и медленно стала подниматься над гладью, вырастая в огромную волну. — Я тебе ничего не обязана и подчиняться тебе не собираюсь! Никогда, понял?! Ни-ко-гда! — раздался свист, и в следующую секунду в землю под ногами с грохотом ударила яркая, ослепляющая молния. Том резко отпрянул и прикрыл уши, смотря на дымящуюся землю. Закапал дождь, быстро превратившись в ливень, и он с округлившимися глазами пронаблюдал, как Лейла даже не шелохнулась, а волна сзади неё лишь выросла в размере. Он взглянул на её пылающие глаза, а затем на сжатые до побеления кулаки и дёрнул желваками, пытаясь понять, видение это или нет. Вокруг её пальцев летали серебристые нити, белые, еле заметные искры, и тянулись они именно к опасному ручью. Лейла проследила за его взглядом и, тихо выдохнув, резко разжала кулаки. Вода с плеском упала обратно и после её короткого взмаха пальцев покрылась корочкой льда. Только он вернулся к её лицу взглядом, ведьма выставила палочку и почти прошептала «Обливиэйт», однако Том на автомате выбил ту из её рук и забрал себе, поражённо уставившись в серые глаза. Ливень полил как из ведра, тут же намочив волосы, а лёгкие сплавились в кусок металла, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Шестерёнки крутились в голове резко, грубо, разрезая и калеча покачнувшееся сознание. Они стояли по две разные стороны от палатки и не произносили ни слова, неотрывно смотря друг на друга: злоба ушла, и теперь голова звенела от неразборчивых мыслей. Том прочистил горло и поспешил отвести взгляд, демонстративно покрутив в руках двумя палочками и войдя в палатку. Он аккуратно сложил их вместе и упёрся боком на появившийся стол, поднеся руку ближе. Прочная и жёсткая, одиннадцать дюймов, волос единорога, змеиное дерево, как у самого Салазара Слизерина. Её палочку Малфой пробил по связям ещё в начале года, но тогда Тома не смутил факт, что зарегистрировали ту только за два года до поступления Лейлы в Хогвартс. Он невольно дотронулся до пальца с кольцом и, задумавшись, крепко сжал его, ощутив острые края камня в коже. Сейчас всё словно было не по-настоящему: чем дальше заходили мысли, суммировались выводы, складывалась картина, тем больше у Тома кололо в груди и меньше оставалось воздуха. Неприятное, хрупкое осознание медленно вырывалось из глубины, и ему становилось неистово… тяжело. Внутри всё похолодело от жутких догадок, и он почувствовал, как ворот рубашки душил его, завязывал на шее верёвку. Он стоял как статуя и, устремив взгляд в пространство перед собой, начинал понимать, что, может, ему и не показалось, когда дрожала земля. Начинал понимать, что во время зимы такой ливень идёт слишком редко, а в чистом, спокойном небе так внезапно появиться ни гром, ни молнии не могли… Спустя достаточно большое время Том наконец-то отмер, покачнувшись, и услышал, как ливень лишь усилился, теперь до невозможности громко стуча по земле. Он был уверен, что Лейла пойдёт за ним сразу или хотя бы через несколько минут. Но её не было, и после полного осознания Том в спешке вылетел из палатки, накрылся щитом вместо зонта и стал бегло оглядываться. Он сощурился, зажёг костёр, оградив тот от дождя, и заметил чуть вдалеке маленькую фигуру, опирающуюся на булыжник у реки. Даже в ночной темноте Том не смог не узнать блестящие дымчатые волосы — на этот раз полностью мокрые и прилипшие к платью. Он тихо, осторожно подошёл ближе, на секунду прикрыв глаза от прилива тепла, и внимательно осмотрел Лейлу. Не привыкать ему прерывать моменты уединения. Мантия лежала рядом на подтаявшем снегу, а промокшая до нитки ведьма сидела на земле с подтянутыми ближе ногами, обхватив их руками и положив на колени подбородок. Том постоял над ней ещё несколько минут, после чего с усталым вздохом зажёг Люмос и опустился на корточки, приближая палочку к её лицу. Она не дёрнулась и даже не взглянула в его сторону, лишь поморщившись от яркого света, но туманные глаза были настолько пустыми и неживыми, что Том испугался, жива ли Лейла вообще. Ещё мгновение они сидели молча, на что он тихо вздохнул и как можно спокойнее, чтобы не спугнуть, проговорил:  — Под куполом ни палатки, ни костра, ни нас не видно. Здесь же небезопасно. Вставай… — казалось, нет, Том почему-то был уверен, что впившиеся в колено ногти полностью показывали, как ей было неприятно слышать его голос. Сама была не лучше. Она не сдвинулась, только шмыгнула носом, но даже так он на каком-то подсознательном уровне понимал, что догадался правильно. От этого не становилось ни капли лучше. Том рвано выдохнул и поджал губы.  — Заболеешь и будешь под жёстким контролем Круз с Уайтом слушать их лекции. Вставай или я понесу тебя на руках, — почти сразу же послышалось копошение. Лейла поднялась и нахмурилась, когда из-за щита капли дождя больше не касались её головы. Он попытался придержать её за локоть, чтобы настроить на разговор, хотя бы понять её эмоции, но та резко уклонилась и с мантией на руке быстро прошествовала к палатке, без раздумий выходя под ливень снова.  — Твою же налево… — тихо взвыл Том и прикрыл глаза, садясь у огня. Голова трещала по швам, а руки дрожали. И он не понимал, отчего чувствительнее всего: от ярости, от шока, осознания правды или маленького, пылящегося в углу стыда. Кое-как трансфигурировал кружки с котлом, не успев и слова сказать, как ведьма вернулась уже с водой в нём, и заколдовал его парить над костром, чей дым не выходил за пределы купола. Проблем им будто не хватало. Лейла ещё раз пробралась в палатку и неспешно, поскольку вода ещё не закипела, прошла к отпиленному бревну. Высыпала в котёл траву для чая от японцев и грубо кинула Тому небольшой мешок. Еда от организации поездки в виде бутербродов и румынских сладостей вовсе не лезла в горло, наоборот, лишь вызывала рвотный позыв. Он хотел зарычать, но вовремя поджал губы и примолк, собираясь с мыслями, пока ведьма ходила наблюдала за успокаивающимся дождём и осматривала защитный слой. Если до этого сердце Тома невольно билось быстрее лишь при виде Лейлы, то сейчас оно без преувеличения колотилось, готовясь выпрыгнуть из груди. Он впервые за жизнь не мог говорить, не мог даже через не хочу начать разговор. Что ему сказать? Что, во имя Мерлина, ему следовало сказать, чтобы окончательно не разрушить так долго строившийся между ними мост? Почему с Лейлой было так сложно?! Почему приходилось долбиться головой об невидимую стену, лишь продумать с ней любой разговор от и до? Тому не сиделось, особенно с красным, пощипанным запястьем, но и вставать он не мог. Не то положение: он и так держался на нитке от срыва, сумев прикрыть зародившийся страх невозмутимым лицом. На большее сейчас он не был способен, и Том точно знал, что и маска эта спадёт после первого её ответа. Прошло двадцать минут: ему уже хотелось уничтожить эти часы на руке, громче тишины отбивавшие секунды. А тянулись они как дурацкие улитки, копая терпению и спокойствию Тому могилу. Из кружек дымился чай, под купол пробирался ветер, и никто не притронулся к еде. Они смотрели в разные стороны, пока искры от пламени скакали под ноги, намереваясь подпалить одежду, и молчали. Ужасное ощущение — Том проглотил язык, то набирая обороты со своей больной фантазией, то пытаясь успокоить тревогу или размять окоченевшие конечности. В итоге он сделал обжигающий глоток, чуть не подавившись, и взглянул на Лейлу. Внутри натянулась нитка, и та дёрнула плечами, после чего крепче сжала горячую кружку и медленно подняла голову, пронзив сверкающими у огня глазами. Её челюсть была плотно сжата, прорезались острые скулы, и после беззвучного вздоха Том прочистил горло.  — Если я… — его голос тут же сорвался, и он уже пожалел, что вообще начал. — Если я неправильно понял, скажи мне сразу. Перебей, даже можешь не слушать, я сочту это за свои ошибочные выводы. Только не ври мне, Лейла, — перейдя на шёпот, искренне попросил Том и сжал трясущуюся коленку до боли в пальцах.  — Удивительно было наблюдать за тем, как и взрослые, и дети прониклись к твоим рассказам интересом… потому что никто ранее не слышал о такой мифологии, никто не читал такого, и многие даже думали, что ты просто умело сочиняешь на ходу. Ведь для детей любые сказочки уже были лучше нудных перемен… Но я тоже слушал. И… если я не лгу себе, я помню все твои истории, хотя без понятия, зачем всё это слушал. И самую первую тоже, — на мгновение он замолчал, облизывая пересохшие губы, но потом тряхнул головой и осторожно продолжил: — Лейла… это твоё ненастоящее имя? — медленно, еле заметно, она кивнула, и связки Тома отказали. — А на самом деле тебя зовут… Селли… Селлитиль?  — Да, — вырвалось в ту же секунду, и его надежда со звоном разлетелась на сотни осколков. Поезд сошёл с рельсов и ворочающимися тяжёлыми вагонами проехался по Тому, выдавив из лёгких весь воздух.  — И получается… ты не из нашего?.. мира? — прохрипел он, схватившись за живот и из-под ресниц наблюдая, как Лейла тяжело сглатывает, сжимает губы и закрывает глаза, отворачивая голову. Её волосы дёрнулись, стараясь прикрыть лицо, но Том аккуратно взмахнул дрожащей рукой и приоткрыл вид на сверкающую кожу. Она сильно зажмурилась, просидев не двигаясь несколько секунд, и только по щеке начала скатываться слеза, подул еле ощутимый ветер, и та исчезла. Лейла отвернулась ещё больше и прикрыла ладонью рот, вжав острый локоть себе в бедро. Тому же никогда больше не хотелось этого видеть — понимание того, что сейчас с ней происходило, стало страшной пыткой. Для него. Лейла резко хлопнула себя рукой по коленке и беззвучно выдохнула, с привычным холодом взглянув ему в глаза.  — Верно, — без единой эмоции на лице сказала она.  — Выходит… если ты рассказывала про Селлитиль, — он запнулся, стараясь правильно произнести имя. Нестандартное, странное, сложное. — А точнее про себя, значит, ты владеешь… четырьмя стихиями?  — Да, но три из них открылись в полной мере только после совершеннолетия, я ещё не обучилась их контролировать, — её глаза дрожали от собравшихся в них слёз, но ни одна капля на падала на землю. Лейла сощурилась и снова отвела взгляд, тяжело сглатывая.  — Хорошо, ладно… — прошептал на выдохе Том, зарываясь пальцами в волосы. Он прочистил пересохшее горло и протараторил: — Насколько сильна твоя… сила? В смысле, насколько ты сильна? Спустя пару минут тишины Лейла буквально на миллиметр сдвинула указательный палец в сторону, и Том почувствовал, как шею больно царапают, а на рубашку стекает тёплая струя крови. Он быстро взмахнул палочкой, заживляя глубокую рану, и услышал, как под звуки грома усилился дождь. Лейла резко дёрнула этим же пальцем в вертикаль, и часть бревна у бока Тома с хрустом отлетела в сторону. Выходило, ей даже не нужно было напрягаться, чтобы проделать такое, а что она могла сделать с размашистой, эмоциональной силой, было даже страшно представить.  — То есть ты в любой момент можешь одним движением… снести кому-то голову? — ведьма даже не среагировала, всё и так было понятно. — И, чтобы такого не произошло, ты контролируешь свои движения? Иначе лёгким взмахом можешь убить?  — Это не только движения, — она рвано выдохнула и потёрла виски. — Помнишь день, когда из-за молний выбило все стёкла? Это спровоцировала я. Слишком испугалась кошмара. Помнишь урок Зельеварения, когда дерево ударило в окно? Это тоже была я. Меня слишком взбесил Эйвери. Я обязана контролировать эмоции так, чтобы это не затрагивало мою связь с природой. Том потерял дар речи. Он никогда этого не замечал, и это открытие полностью описывало её… восхитительное, неподвластное людям умение владеть собой.  — Обливэ…  — Хватит, — Том грубо выхватил её палочку, чувствуя сильное сопротивление, и положил её во внутренний карман. На этом крохи уверенности рассыпались, унеслись за ветром.  — А… и сколько тебе лет? — на последних силах произнёс Том, пока кости ломило от неприятного зрелища. Он никогда не мог подумать, что ему будет стыдно, так ещё и перед этой ведьмой. Том ненавидел её — Лейла заставила его чувствовать себя виноватым, хотя первая начала, хотя сама взбесила его и дотронулась до больного. И сейчас смотреть, как она — раскрывшая, почти голая перед ним во всех планах, медленно теряла блеск в глазах, закрывалась и балансировала над пропастью срыва, было ужасно. Ведьма отряхнула платье, поднялась и спокойно проговорила:  — Если учесть, что один год здесь — пятнадцать лет там, и считать по эльфийскому исчислению, то в среду мне исполнилось двести семьдесят один год, — кружка выпала из его рук и с глухим ударом покатилась по поляне. Ноги онемели, а всё вокруг перестало казаться настоящим. Он готов был истерично рассмеяться и наорать на Лейлу за тупую, идиотскую до ломки в костях шутку! Но она смотрела на него по-прежнему честно и уверенно, пока с ладони на снег стекала кровь от впившихся ногтей. — Если опустить такие подробности и вспомнить, что в декабре я стала совершеннолетней в двух мирах, то мне только двести семьдесят лет… И нет, ты не лежал в кровати со скелетом под оборотным зельем. Это моя настоящая внешность.  — Может, что-то скажешь? — спустя пару минут непрерываемой тишины хрипло спросила она и нагло усмехнулась, не услышав ответа. Тому было трудно дышать и, вот-вот казалось, что задохнётся, но он продолжал неотрывно смотреть на Лейлу и беззвучно открывать рот. Её туманные глаза поплыли: она медленно покачала головой, прикусила язык и отвела разочарованный взгляд. — Я так и думала…  — Подожди… — но только Том попытался встать, она не оборачиваясь пригвоздила его обратно к бревну и скрылась в палатке. От бессилия он на мгновение закрыл лицо холодными ладонями, после чего бессильно ударил кулаком по дереву и сдавленно завыл, пытаясь болью заглушить звон в ушах. Что, во имя Салазара, ему делать?! Все её угрозы приобрели далеко не весёлый оттенок, а лишь правду — она бы их исполнила, даже глазом не моргнув. Её чрезмерная сосредоточенность, хладнокровие и наряды, любовь к природе, незаинтересованность в подростковых делах и тяга к холодному оружию вместо палочки — всё сходилось в один огромный паззл. Том не был готов к такому: он только привык к вечной близости одной единственной девушки, в конце концов действительно открыл кому-то свою вторую сторону, а она… оказалась святым существом из несуществующего здесь мира. Он зажмурился и медленно прошёлся пальцами между прядями — не помогло. Такие касания успокаивали только, если они принадлежали Лейле. Потушив костёр, Том уверенно зашёл в палатку с чётким желанием что-нибудь сказать, однако нашёл свою ведьму в дальнем углу, спящей под одеялом в маленьком кресле. Двинувшись со свечой ближе, он внимательно осмотрел её и остановился на бледном лице: кровавые губы подрагивали, ресницы еле заметно дёргались, и по щеке неторопливо сползала запоздалая слеза. Том же неподвижно стоял напротив и злился. Злился, что не догадался раньше, что сама ведьма, видимо, не собиралась ему ничего говорить, хотя рассказала якобы всё. А ещё по-настоящему волновался: за себя, за неё, за набег приспешников и что будет дальше. Хотя бы между ними. Он сжал кулаки, мысленно давая себе пощёчину за такие мысли, ведь между ними ничего не было, и невольно заметил в её руке у подбородка искры от свечи. Том сощурился и прикусил щёку, увидев между её пальцев крепко сжатую, оттянутую в сторону цепочку. «Да нет, ведьма, ты не спишь, а издеваешься. Ты специально хочешь надавить на совесть, я не поведусь…» — резко подумал он, отворачиваясь и снимая мантию. Вот ещё, нашлась гордая. И Том с такими верными мыслями почти лёг в кровать, но не сдержался и обернулся на Лейлу, проклиная её уже сотню раз. Она правда спала, он знал, видел, чувствовал. Поэтому в итоге Том нехотя подошёл обратно к ведьме и потянулся к ней руками, не желая будить и уже по традиции положить рядом с собой. И тогда неприятные догадки подтвердились: пронёсся непонятно откуда взявшийся ветер, и ладони неприятно зажгло от появившихся царапин. На секунду вокруг кресла закружил воздух, разбросав пряди Лейлы, и позже притих, серебристыми каплями упав на землю. Том покачнулся от неожиданности и раздражённо фыркнул, после чего вернулся в кровать, задул оставшиеся свечи и огородился чарами. Дать наложить на себя Обливиэйт он не позволит. Даже после мысли, что дальше всё будет лишь сложнее.

***

Можно было не драматизировать, дабы самой понять, чтобы всё было кончено. Лейла не справилась, не успела сдержать порыв злости и теперь пожинала горькие плоды. Все бабочки в животе, хранившие тёплые воспоминания последних дней, разом подохли и напоследок брызнули по стенкам отрезвляющим ядом. Последнее столетие так дурно ей ещё не было: сейчас сердце чётко ощущалось хрупкой вазой в середине между затерявшимся сознанием и пустой душой, и казалось, с каждым вздохом она раскалывалась лишь стремительнее. Лейле было больно, причём не физически, а морально. Ноги подрагивали, пальцы были ледяными, а внутри пустой желудок сворачивался в тугой узел, хотя даже от чая выворачивало наизнанку. Она ненавидела себя, ненавидела до дрожи в кулаках, и готова была захлебнуться в бурлящей крови. Чувствовала себя стеклянным стаканом, в которой, несмотря на опасность, заливали кипяток и ждали, пока тот лопнет. Столько лет Лейла держала всё под контролем, прикрывала рот и стискивала зубы, но молчала. Убивала сотнями и не переставала убегать, прятаться всё дальше и дальше от этих диких существ. Да даже в этом мире она успешно пережила самый страшный период, когда оставшиеся три стихии ломали её изнутри, готовясь разрушить всё вокруг даже не смотря на школьников повсюду. И всё это время Лейла безупречно держалась, хотя после набега приспешников Грин-де-Вальда она была уверена в этом меньше… а потом Марволо так грубо пырнул её в самую глубину, что из-за ненависти она даже не заметила проявления силы. Ни дрожащей земли, как потом рассказал ей воздух, ни холодного ветра, ни грома или водной волны. Потому что всё тело заполонили эмоции, и даже описать невозможно, да и не нужно, насколько те были сильными. Лейла злилась на себя за повторение ошибок, злилась на воздух, который мог её хотя бы предупредить, но в этот раз пустил всё на самотёк, и, конечно, на слизеринского змея — рассудительного и очень догадливого в самой ненужной ситуации. А обиднее всего были его слова: она доверила ему один из самых сокровенных секретов, потому что видела в нём что-то похожее. Как и драконы, чувствовала его скрытую от всего мира боль и детскую обиду, знала, что он точно никому не расскажет её тайны, потому что у самого полным-полно и это было бы крайне невыгодно. Знала, но до последнего не верила, что Марволо воспользуется её словами сам. И Лейла прекрасно знала, что это, на самом-то деле, было очень слабо и трусливо с его стороны — использовать против неё её же информацию, которую она на золотом блюдце преподнесла неугомонному слизеринцу. Жаль, она не догадывалась, как сильно тот дёрнет за нитки. Ночью Лейла покрывалась холодным потом и слышала каждый шорох за палаткой, не имея возможности полностью провалиться в сон. Помимо ненормального страха об утре, о вообще последующих её действиях, она изнывала от связи с Марволо. Что это было, почему она становилась то крепче, то слабее, когда вообще она появилась, было неизвестно, но от таких неопределённостей раскалывалась голова. Они вроде были рядом, но вроде нет, и это очень явно ощущалось. Лейла не скрывала — только под боком с Марволо она действительно засыпала, по-другому без страха или бесполезных флаконов зелья сна не получалось. Но уважение к себе было превыше всего, и после услышанного ей вовсе не хотелось его видеть. Хотя бы несколько дней. Поэтому утро проходило в тишине: кипел котёл, на улице ещё было холодно и темно, особенно под огромными деревьями, тихо завывающими после вчерашней взбучки. Марволо ещё рано утром поднялся под Дезиллюминационными чарами в небо, посмотрел за лес, где по его вчерашним расчётам и виднелось селение, вкратце объяснил небольшой план заночевать там и в завтрашнее время уроков трансгрессировать к мосту Хогвартса.  — Когда весь школьный персонал уже будет на ушах второй день, никто из них точно не будет торчать возле территории, как это скрытно делают сейчас. Так что единственное, что они могут сделать, это перехватить наш прыжок аппарации. Лучше сейчас набраться сил и настроиться, потому что нас может серьёзно расщепить. Трансгрессировать сегодня тоже нельзя — неизвестно, насколько они близко и сколько у Грин-де-Вальда в запасе таких тварей, похожих на анимага, у которых датчик в промытых мозгах на любые ближние перемещения, — презрительно скривился он, затушив костёр и избавившись от палатки. И Лейла всё и так понимала: понимала, что в лесу любой магический след обнаружить сложнее, знала, что, чем ближе к Хогвартсу, тем безопаснее увереннее будет их перемещение, потому никаких вопросов не следовало — ей было всё равно. Отлично, раз он заботился о себе, всё идеально продумал, лишние переживания уже не имели смысла. Они двинулись в путь с летящими рядом чемоданами, и Лейле казалось, будто всё вокруг имело тот странный, измождённый вид, как будто тени всю ночь напролет пировали, поедая цвет. Но солнце в итоге светило. Вышло из-за облаков и освещало им дорогу, мозоля глаза ярким блеском снега — даже сейчас, когда и так было понятно, насколько всё плохо, Лейла отлично себя контролировала. Лучше бы так было вчера. Ветер не визжал от раскидывавшихся просторов, начиная сильно задувать в лицо лишь при воспоминаниях, а лик воздуха, всю ночь стиравший её мелкие слёзы, спокойно спал на плече, тёплыми длинными щупальцами обхватив шею и волоча их концы по земле, тем самым заметая следы. А ещё они шли с Марволо за руку. Молча, не смотря друг на друга, без единой эмоции на лице. Потому что с самого начала он сплёл их пальцы и сопротивлялся защите воздуха. Попытался один раз, сжав челюсть из-за свежей царапины на ладони, второй и третий, на которых Лейла отдёргивала и выуживала руку как могла. Десять раз. Десять чёртовых раз Марволо бился с ней и с воздухом: хватал за запястье, медленно спускаясь к пальцам, сжимал руку до боли в костяшках, чтобы успокоилась, и даже аккуратно пробовал. И каждый раз терпел жгучую боль влезавшего между ладонями ветра до самого конца, вырывая руку в последний момент. А потом в неожиданный момент сплетал их пальцы снова, и Лейла уже готова была сорваться снова, чтобы угомонился, но кожа на его ладони начала трескаться, смешиваясь к кровавыми длинными царапинами, и она снова проиграла себе. Ответно взяла за руку и стала охлаждать раны, слыша сдержанные рваные вздохи от жёсткого заживления. Что-то не нравится, пусть отходит на несколько метров в сторону и больше не лезет к ней.  — Как ты? — когда начало смеркаться, и впереди уже виднелись яркие фонари, спросил Марволо.  — Нормально, — беря чемодан в руки и шмыгая носом, сказала Лейла и вскоре услышала усталый вздох.  — Нормально… восьмое нормально за пять часов. Других слов не знаешь? — она резко выдернула руку, уже приросшую к его за всё это время, и безвозвратно спрятала её в карман.  — Отморозок… — холодно вынесла Лейла, чувствуя сердитый взгляд. — Слабоумное дерево. Самонадеянный идиот. Человек, с которым больше никогда не хочется снова говорить и что-либо рассказывать. Piutan antalyanna (Я плюю тебе в лицо), — перейдя на шипение, добавила она и ускорила шаг.  — Нормально было лучше, — донеслось со стороны. Они оказались в маленьком, Мерлином забытом поселении с разгуливающим по дворам скотом и старенькими людьми, выглядывающими из окон. Быстро нашли единственный в округе паб с двумя съёмными комнатками и добрым владельцем, в придачу обещавшим накормить их в лучших традициях, и даже здесь умудрились поспорить. Когда же Лейле надоело, она с грохотом забрала ключи со столешницы и прошествовала в их общую комнату, с удовольствием отметив кожаное, хоть и немного порванное кресло. Отлично, раз этот змей так хотел спать в одном номере, пусть, Лейла даже в углу поспать может, дело привычное. Спустя время им принесли травяной чай и горячее, от которого в горле по-прежнему стоял ком, но отказывать было некрасиво, поэтому Лейла всё же впихнула в себя хлеб с несколькими ложками супа и, поблагодарив за радушный приём, побыстрее спряталась на ступеньках заднего двора. Вдалеке виднелись холмы, окутанные снегом, перед ней в сугробе лежали два пса, гоняясь за ежом, а на коленях мирно посапывал воздух. И всё было хорошо, потому что она почти успокоилась и сделала заключительный выдох, пока в личное пространство не вторгся горький аромат миндаля. Как всегда.  — Удивительно, как долго ты думал, где до меня докопаться.  — Дал время побыть наедине, — преграждая дорогу обратно в дом, прохладно заявил Марволо и заглянул ей в глаза.  — Что ж, мне не хватило, — чувствуя его напряжённые жилы на руках, оградивших её с двух сторон, процедила она и громко выдохнула.  — Лейла.  — Что? Что ты всё время хочешь от меня?!  —  Лейла… — оглушил звенящее сознание спокойный голос, и она замерла, потому что это прозвучало непривычно мягко и… нежно? Лейла резко помотала головой и с равнодушным видом уставилась на Марволо, в любой момент готовая вырваться из хватки. Тот удостоверился, что она его слушала, и неуверенно перемялся с ноги на ногу, неспешно сглатывая.  — Я хотел, то есть, я хочу… — он устало выдохнул и низким хриплым голосом продолжил: — Поговорить по поводу сказанного мной вчера и…  — Забудь, это не важно, — она тут же дёрнулась в сторону, чувствуя подступающую нервозность, но, конечно же, Марволо подошёл лишь ближе, прижав её к перилам.  — Нет, Лейла, это важно для обоих, и я не слепой, и я не идиот, чтобы этого не понимать! — прошипел он и прикрыл на мгновение глаза, а у Лейлы подкосились ноги от вида ломающегося, с диким сопротивлением переступающего через себя Волдеморта. — Я знаю, что сказал лишнего, и… это не пустые слова, выслушай же ты меня! Если бы были пустыми, я бы даже не вспомнил, а я эту ночь ворочался в кровати и не спал. К огромному сожалению, не из-за твёрдой кровати. Лейла, я полностью понимаю, что перешёл границы, потому что я был на эмоциях и ещё хуже, не знал, что ты тогда была ребёнком, и… прости меня, — Марволо тяжело выдохнул ей в шею и окончательно обескуражил своим поведением. Часто щурящиеся глаза, постоянно ходящий кадык и подрагивающий моментами голос очень смутили Лейлу и заставили остудить пыл.  — Но это ведь было на эмоциях, Реддл, — облизнув губы, прошептала она. — И ты сам знаешь: в таких ситуациях человек становится максимально честным и прямолинейным. Поэтому… ты ведь сказал, что думал, спасибо за прямолинейность, я её ценю… Я всё поняла и больше не буду тебе такого рассказывать, чтобы не пытаться вызвать жалость.  — Мерлин, я только что впервые в жизни перед кем-то извинился — искренне и в лицо, а ты сейчас несёшь этот бред? — вспылил он и сосредоточенно осмотрел её лицо. — Я был в бешенстве, я был невероятно зол, причём эту злость с твоим появлением в школе стало контролировать гораздо сложнее, и я действительно говорил, что думал. Кроме этой темы. Я просто хотел задеть тебя, ударить так же, как ты меня, потому что именно ты начала этот спор, и мне тоже не нравилось слышать определённые высказывания из твоих уст.  — Какие, Марволо? Какие?! — искренне не понимала Лейла. — Что ты не бог? Что ты не всемогущ? Но я говорила очевидные вещи, это даже не оскорб…  — Не думала, что я просто не хотел слышать это именно от тебя? — мрачно перебил тот, чем окончательно её смутил, даже сказать было нечего. В его чёрных глазах заклубился вязкий дым, и ветер вытянул прядь ему на лицо, но он, похоже, даже не заметил. Марволо проницательно, внимательно смотрел на неё в ответ и ждал хотя бы какого-то ответа. Лейлу же с головой накрыло удивление и даже какой-то трепет. Он не только извинился, но и…выделил её? Искал поддержки? Или снова красиво врал за глаза, теперь уже для вполне логичных соображений?  — Не думала.  — Заметно, — лицо вытянулось Лейлы, и Марволо резко отвёл взгляд, еле ощутимо пролезая руками под её волосы и дотрагиваясь пальцами до спины. — Я не хочу напоминать тебе об этом, но всё же… Названные тобой два года на самом деле превратились в тридцать лет?  — Какой умница, даже посчитал, — съязвила она и устало выдохнула, чувствуя холодные пальцы на подбородке, стоило только отвернуть голову. — Да, всё верно.  — И когда ты собиралась рассказать мне об… этом всём?  — Ну… никогда? — дёрнула бровями Лейла и снова вернулась в пучину мыслей, раскалывающих голову. — Никто и никогда не должен был об этом узнать ни при каких условиях, а ты, Мерлин, — она резко выхватила палочку, но та тут же испарилась из её руки и в следующую секунду оказалась в ладони Марволо. — Но… как? Это же Тёмная магия.  — Клянусь, ещё раз ты попробуешь стереть мне память, тебя шибанёт током так, что впадёшь в кому, — сердито проговорил он, фыркнув и вскоре осторожно присев рядом на лестничную ступень. — Ты так смешно злишься, когда я тебе что-то недосказываю, а сама… Ты ведь всё это время мне врала.  — Нет, нет, нет, — она тихо простонала и закрыла лицо руками, пытаясь удержать расколовшиеся остатки самообладания. — Я была с тобой предельно честна. Я сказала, что два года, но так и есть — здесь это действительно именно столько времени.  — А про семью, про статус крови и возраст?  — Ты знал, что у меня умерли родители, и это так. Только не несколько лет назад, а ещё в детстве. А такого термина, как статус крови, у нас никогда не было, но по вашим меркам я так же полукровная. Моя мама была человеком, а папа эльфом. Поэтому я полуэльфийка. И про возраст я тоже не врала. Ты прекрасно знаешь, что я стала совершеннолетней, это правда. Просто у вас это семнадцать и восемнадцать, у нас это двести семьдесят.  — То есть ты… считаешься молодой? — хрипло спросил Марволо.  — Я считаюсь ещё даже ребёнком, который не знает жизни и чьё мнение никто не уважает, — выдавила из себя Лейла и почувствовала, как сворачивается живот. Злость и разочарование на себя накатывали с новой волной, а руки подрагивали от волнения, потому что сейчас обратного пути не было. Он был слишком умным и настойчивым, чтобы оставить это всё, и она кожей ощущала его растущий интерес. А у неё сердце сжималось и дробилось на кусочки: осознание своей никчёмности и безалаберности давило на мозги невыносимо больно. Словно её несколько дней подряд мучили Круциатусом, и за каждое ранее вырвавшееся слово пытка становилась страшнее. — Обычно, преодолевая этот переходный возраст, эльфы показывают их навыки, проходят испытания, чтобы доказать, насколько выросли и стали ответственными. А я торчу здесь, слушаю школьные сплетни кто от кого, извините, залетел, за мной теперь гоняется стайка великого Тёмного мага, неизвестно, вернусь ли я в школу, а ещё теперь я полностью без понятия, кто я, что из себя представляю, раз не смогла сдержаться и… — Лейла вздрогнула, и сиплый голос сел, когда рука Марволо опустилась на её бедро.  — Я никому ничего не расскажу, — спокойно сказал он, перебивая пылкую речь и начинающуюся в глубине души истерику. Лейла не привыкла, когда что-то в её жизни выходило из-под контроля. — Я держал все твои секреты месяцами, и, хоть они были намного меньше, я не собираюсь делиться этим с кем-то. Мне и так с тобой проблем хватает. Что же получается… если ты полуэльфийка, ты, по своим же рассказам, должна была перенять все эльфийские навыки. Регенерация, бесшумное передвижение, отсутствие нужды во сне, чтение мыслей и большая целебная сила. Но у тебя этого нет, почему? — она неуверенно взглянула в его сторону и из-за нервов попыталась чем-то занять руки, став аккуратно разглаживать его взлохмаченные пряди.  — Потому что мой бог забрал у меня такие привилегии, обменяв на владение стихиями… хотя в утробе матери я точно такого не просила. Однако всё-таки это уже совсем другое, к сожалению, — пересилив себя, прошептала Лейла, не отрываясь от такого интересного занятия, чтобы не сталкивать с Марволо взглядом.  — И у тебя совершенно ничего не осталось?  — Как же, долгожительство. Буду дышать, пока земля Средиземья существует под ногами.  — И всё?  — Ну да, как я могла забыть. Зачатие ребёнка только после обоюдного и искреннего желания… что ты на меня так смотришь, я серьёзно, это плюс. «Только тебе это в жизни не пригодится», — сладко потянувшись на ступеньке, прохрипел воздух. А Марволо тем временем вытянул её руку из своих волос и сверкнул угольными глазами в вечерних сумерках.  — То есть ты… бессмертная? — конечно. Он перешёл к своей любимой теме, и вот — это был обрыв. Здесь одно неправильное слово могло уничтожить абсолютно всё: переменить его мысли в другую, ещё более ужасную сторону, и сломать Лейлу, заставив до конца дней нести это бремя, которое уже сейчас было сложно удержать. Но слова Гэндальфа никогда не вспоминались просто так — ничего лучше правды быть не могло.  — У эльфов это действительно называется так, но они могут стать смертными и умереть, я рассказывала. Отравление или убийство, в крайнем случае влюблённость в человека… Да, убить их почти невозможно из-за скорости, навыков в бою и как раз-таки реинкарнации, но можно.  — Я спрашивал про тебя.  — А меня полегче. Я могу полагаться только на чутьё и защиту природы.  — И выходит, когда мы говорили о крестражах и бессмертии… ты говорила, исходя из своего опыта? — горло Лейлы резко пересохло, и перед глазами на секунду всё поплыло. Она ждала и боялась этого вопроса одновременно, потому что как Марволо поймёт всё сказанное ранее, что решит и поставит ли вызов самому себе? Лейла уже ничего не знала, особенно после всех этих кошмаров и понимания, что тот уже в таком малом возрасте расколол душу. И она искренне не верила в его становление на путь светлый, не верила, что сможет остановить его от достижения целей — она ведь для него никто. Но создать этому миру будущее ещё хуже, навеяв свои чужеземные земли со своими законами и возможностями, очень не хотелось.  — Да, — тихо выдохнула Лейла и качнула головой.  — Но почему? — не унимался Марволо, умело скрывая, как ему интересна эта тема. — Неужели ты?..  — Пожалуй, хватит на сегодня разговоров, — чувствуя подкатывающую к горлу тошноту, протараторила она и осторожно встала, придержавшись за локоть воздуха. «Спокойно, тс-с-с, сейчас сознание потеряешь».  — Что я опять не так сказал? — Марволо быстро поднялся на ноги и встал рядом, придержав за талию.  — Ничего. Правда! — с невозмутимым лицом заявила она, стараясь вернуть прежнее хладнокровие. — Я просто… мне нехорошо, и я подумала, что… нам, ну, нужно побыть наедине с собой, вдруг ты… — жестикулируя и пытаясь нормально выразить мысль, она замерла и сдавленно выдохнула.  — После такого недобора слов я точно не оставлю тебя одну, — над ухом послышался смешок, и Марволо разочарованно потряс головой. — Первый раз, когда ты врёшь очень неубедительно.  — Палочку отдашь? — оставив дрожь, холодно поинтересовалась Лейла.  — Чтобы ты ещё раз попыталась стереть мне память? Ага, как же, — он хмыкнул и развернул её ко входу в паб.  — Не буду я этого делать, — она дёрнула пальцами и крепко сжала в руке прилетевшую палочку. Марволо лишь мрачно оглядел её и открыл двери, отводя взгляд.  — Не сегодня. Как у него получалось так укладывать ситуацию, Лейла не понимала до сих пор, но они спокойно и мирно читали. Снизу доносились приглушенные чарами голоса, так как стены здесь были невероятно тонкими, в комнате догорали старые свечи, а они просто читали. Марволо лежал на кровати, пока Лейла сидела на подоконнике у открытого окна и пыталась нормально вчитаться хотя бы в одну страницу. И как бы интересно ни было читать шведский роман все предыдущие дни, сейчас после нескольких строк она не могла продолжить. Потому что главных героев она невольно сравнивала с собой и Марволо, и следить за мыслью, когда во всю описываются глубинные чувства, эмоции и переживания, было слишком сложно. От этого лишь сильнее скручивало живот, потому что Лейла до сих пор не успокоилась и вряд ли сможет в ближайшие дни. Её всё больше и больше начинало ворочать от мысли, что человек напротив теперь знает её полностью настоящей. И знает только он — вот, что невообразимо пугало. Потому что Марволо был последним человеком, которому стоило что-либо доверять, а сейчас уже как несколько месяцев она убеждалась в обратном. И это незнание, недоверие и вечный холод, с которым тот оценивал её взглядом, завели Лейлу настолько далеко, чтобы теперь сомневаться в каждом его движении и поступку по отношению к ней. Вчерашняя ночь стала переломным моментом хотя бы малой капли доверия — после этого он точно будет её использовать, и никаких настоящих эмоций не покажет. Сначала такая мысль даже обрадовала Лейлу, ведь она уж точно не расскажет ему все тайны от «А» до «Я», не поведётся на шантаж и уйдёт, если тот хоть ещё раз заикнётся о её прошлом в порыве злости. Ей будет гораздо легче разобраться в себе подальше от этого змея. А потом Лейла краем глаза взглянула на него и увидела блестящие глаза, залёгшую между бровей складку от излишней сосредоточенности, острые скулы и родинку на щеке, вспомнила, как эти губы накрывали её, как жилистые и сильные руки обвивали талию, бродили по голой коже, задевая нагревшимся металлом перстней, и чуть не выронила книгу. Верить, что всё это он делал лишь ради какой-то своей цели или забавы, она не была готова, но чем больше анализировала Марволо, тем больнее было осознавать своё неравнодушие. К их связи, его амбициям, самоуверенности, репутации и знаниям. К его взглядам, касаниям, словам: порой раздражающим и обидным, порой заставляющим улыбаться и чувствовать себя особенной, да кому врать, даже к его дурацкому запаху, пропитавшему все её вещи и комнату насквозь. И сейчас покрываться мурашками лишь при мыслях о нём было совершенно ни к чему. Такую слабость следовало вытрясти из себя как можно скорее, иначе ничем хорошим это не закончится. Именно поэтому, заснув на подоконнике, наутро она оказалась в крепких объятиях Марволо под одеялом.  — Готова? — спросил он, когда на часах пробило двенадцать десять, и в Хогвартсе уже как десять минут шла перемена. Они стояли за пабом, наблюдая за привязанными и парящими рядом чемоданами, и выжидали момента. Марволо крепко держал в руке палочку, а Лейла вертела её в руке лишь для приличия — если уж их и заманят в какое-то место, палочковая магия там точно будет заблокирована для прибывших гостей, и полагаться стоит на её силу.  — Не тяни уже, давай, — уверенно сказала она и, тряхнув руками, схватилась за его локоть. Живот на мгновение скрутило, и тело словно провалилось в пространстве, когда путешествие затянулось. Виски резко сдавило, и, ощутив под ногами землю, Лейла распахнула глаза, оказавшись в кромешной тьме. Но стоило воздуху обвить её плечи, подсунув под нос новые, совершенно чужие запахи и мазнув по уху эхом шагов, она увидела десяток сверкающих глаз.  — Палочки на пол, живо! — раздался грубый басистый голос. «Десять человек. Вы окружены. Их палочки в нескольких метрах от вашего лица», — будничным тоном произнёс воздух, азартно потирая ладони. «Больше деталей. Что за место, сколько в помещении людей, есть ли кто-то знакомый?» — послышался свист, и он снова оказался рядом. «Вонючее подземелье с темницей за вашей спиной. За стенкой ещё десяток, знакомых нет».  — Палочка не работает, Невербальная магия тоже, — прошептал Марволо, и она крепче взяла его за руку. — Трансгрессию блокируют. Их нужно…  — Отвлечь, поняла, — Лейла мотнула пальцем и после свиста услышала громкие крики, а затем стук нескольких палочек об пол. Более сообразительные, до кого ещё не долетел ветер, закричали «Живо!», и в лицо полетели яркие искры. Она коротким движением возвела вокруг них с Марволо сотканный из холодного дыхания воздуха щит и только замахнулась рукой, стремительно поднося её к земле, как в ушах зазвенело и глаза защипало от изобилия невыносимо ярких силуэтов. Колена коснулся резко появившийся снег, и за мгновение до сильного удара об землю рукой Лейла замерла.  — Тихо, тихо!.. — крикнул Марволо и быстро коснулся её запястья. Напряжение в руке готово было выломать кости, но она внезапно вздрогнула, и связь порвалась. Лейла проморгалась, широкими глазами взглянула на насторожившегося Марволо, который бровями указывал за её спину, и наконец-то выпрямилась.  — Палочки вниз, руки за голову!  — Опять что ли? — прошептала она, но быстро замолчала, когда увидела сбоку от себя огромный и заснеженный замок. Они добрались до Хогвартса!  — Живее! — рявкнули со стороны, и Лейла с удивлением развернулась, уставившись на толпу мужчин в голубых мантиях, причём они были с двух сторон. Когда она осознала, что стояла у школьного моста, увидела летающих над ближней башней сов и услышала отголоски звонкого смеха, то расслабилась и спокойно кинула палочку в снег. Атмосфера Хогвартса была тёплой и уютной, как всегда, а от мужчин прям таки несло светлой магией лишь с малой каплей дёгтя в придачу, поэтому ей не было ни капли страшно. Лейлу пугали лишь догадки о плане Грин-де-Вальда.  — Полные имена!  — Лейла Стэин Харрисон.  — Том Марволо Реддл.  — Ты! — грозный мужчина с сединой на голове тыкнул в Марволо палочкой и добавил с прищуром: — Любимый чай вашего директора?  — Любимый чай мистера Диппета — зелёный, — ровным голосом ответил тот и даже бровью не повёл, то ли слишком удивлённый, то ли еле сдерживающий смех.  — Теперь ты! Любимая сладость профессора Трансфигурации?  — Профессор Дамблдор обожает лимонные дольки, особенно красного цвета, — и сказала Лейла это так уверенно, что аж саму передёрнуло от истерического смеха, вырывавшегося из горла.  — Нашлись пропавшие, — как-то не очень весело пробубнил один из волшебников и на немой вопрос устало ответил: — Мы авроры. Сторожили границы, чтобы никто кроме вас не появился у школы. Вы пропали на двое суток, хотя должны были вернуться в субботу. Вижу, вы дети умные, объяснитесь сами по-хорошему, иначе…  — Слава Мерлину, Том, мой мальчик! — Лейла прикрыла глаза и поджала губы, после чего нехотя повернула голову в сторону ворот и увидела почти всю школьную администрацию, бегущую к ним с приподнятыми концами мантии. Не смотря на насторожившихся авроров, они с Марволо взяли чемоданы и спокойно двинулись им навстречу, натягивая вежливые улыбки.  — Ты тоже об этом подумала? — процедил он сквозь зубы.  — Грин-де-Вальд или его шайка хотели, чтобы я ненароком показалась во всей красе окружающим. Зачем?  — Думаешь, рядом с проклятой ведьмой неизвестно откуда захотят учиться? А это его отличный шанс убедить всех, что ты опасна для общества, и тогда вся школа сама выпихнет тебя к нему в руки… Здравствуйте, сэр, — Том резко сменил тон на тихий и вежливый и пожал руку быстрее всех подбежавшему к нему Слизнорту.  — Живой! Ты даже не представляешь, как я поседел, когда ты не объявлялся два дня, а ещё после произошедшего в поезде… Ох, мисс Харрисон, и вас я тоже рад видеть, — отвлёкся он от поглаживания плеч слизеринца и с растерянным видом почесал затылок.  — Спасибо, Гарольд, за столь быстрое оповещение, — не обратив внимания на прибывших, сказал запыхавшийся Дамблдор и улыбнулся.  — Это наша работа, Альбус, — смягчился тот и взглядом несколько раз прошёлся по Лейле, нанизывая её на кол. — Мы можем пройти в кабинет?  — Ах, Армандо сейчас как раз закончил с бумагами и… — растягивая слова, Дамблдор краем глаза настороженно посмотрел на неё и, тут же получив короткий кивок, хлопнул в ладоши. — Уже ждёт нас. Том, уверен, ты сможешь описать произошедшее в деталях и директору, и нашим оперативным аврорам. Я ведь прав? — с нажимом поинтересовался он.  — Конечно, сэр, — тут же ответил Марволо и после пристальных переглядываний обменялся с Лейлой секундным взглядом, после которого стало хоть немного спокойнее.  — А с этой что? — спросил один из авроров, небрежно кивнув в её сторону. По их грубым лицам можно было понять, что работа у них не из лёгких.  — А с Лейлой я поговорю наедине, — мягко сказал Дамблдор, погладив её по плечу и прошептав Гарольду на ухо: — Она перевелась к нам только в начале года, не думаю, что нам нужны проблемы ни с её семьёй, ни с поломанной психикой девочки, согласны?  — А, ну раз так… — он смутился и закивал, обратив внимание на Марволо рядом со Слизнортом, пылинки с него сдувавшим. — Пройдёмте в кабинет директора как можно быстрее.  — Переломов, ран или проклятий на теле нет? — когда громко выдохнувший Флитвик вместе с улыбнувшейся Вилкост отошли за толпой других учителей, и Лейла с Дамблдором остались наедине, спросил он.  — Полностью живы и здоровы, сэр, — без особого энтузиазма отрапортовала она и ущипнула себя за руку, когда спина Марволо скрылась в дверном проёме.  — Скажи мне сразу: вы кого-то убили?  — О, нет, точно нет, не беспокойтесь.  — И даже Том?  — И… даже он, — смутившись от его проницательного взгляда в очках-половинках, добавила Лейла. — Про нас уже что-то написали в газете?  — Про вас нет, про нападение в поезде и последствия. А вот ваши однокурсники не прочь потрепаться об этом, и, если сейчас всё не выяснить, они нажалуются родителям, что из школы пропадают дети. Раз всё обошлось, тогда идём, — поспешно двинувшись к входу ровно в момент, когда прозвенел колокол, она последовала за Дамблдором и с нервной улыбкой приняла немое предложение отнести её чемодан в комнату. Ну как отнести — взмахнуть палочкой и отправить лететь своим ходом. Вид у профессора был слишком настороженным и взволнованным, чтобы сделать что-то большее.  — У вас разве нет урока? — насторожилась Лейла, подходя к его кабинету на негнущихся ногах.  — Не беспокойся об этом, главное — будь спокойной, — спокойно сказал Дамблдор и, умело натянув улыбку, тихо открыл дверь.  — …таким образом, если вам не понравится результат, прежний вид вы можете вернуть с помощью заклинания «Трансфегио». Нет, мисс Райс, не стоит водить кончиком палочки по носу своего брата, иначе он невольно может стать синим… Профессор?  — Прости, Фиона, мы не отвлекаем тебя, мы тихо, — Лейла на секунду замерла, увидев у доски, исписанной красивым почерком, свою подругу. На столе перед ней переливалась фиолетовым цветом ваза, а сама она, держа осанку, расхаживала из стороны в сторону, поглаживая древко палочки. Фиона понимающе кивнула, попросив всех приступать к отработке, и старательно заглянула за спину, встречаясь с Лейлой тревожным взглядом. Из её груди вырвался сдавленный хрип, и на губах расцвела улыбка.  — Лейла!  — Где ты была?!  — Как Румыния?  — Ты же нам всё расскажешь? — полетели громкие вздохи с разных сторон, и от непривычного шума закололи виски.  — Тсс! — шикнула она и жестом остановила почти подлетевшего к ней с объятиями Майка. — Нам предложили немного задержаться в заповеднике, поэтому мы не упустили шанса. А у вас сейчас урок, мои дорогие, и таким отношением вы высказываете глубочайшее неуважение к мисс Круз! — дети притихли и одновременно взглянули на Фиону, расслабленно выплывавшую из-за стола. Та же в свою очередь посерьёзнела и хлопнула в ладоши:  — Не отвлекаемся и работаем, иначе кое-кто на следующем уроке завалит тест от профессора Дамблдора!  — Да, ребятки, жалеть я вас точно не буду, — подыграл он и после благодарного взгляда за столь правдоподобную ложь коротким кивком указал Лейле на дверь в свой кабинет, поднявшись на лестницу. Первый курс тут же зашептался и зашуршал пергаментом с конспектами, напряжённо взглянув на вазы перед ними. Майк прищурился, удержав проницательный зрительный контакт, перевёл два пальца со своих глаз на её, мол всё равно всё выяснит, и подмигнул. Сейчас бы ей такую самоуверенность. Пока Дамблдор поднимался по лестнице, Лейла быстро подошла к Фионе и секунду смотрела в её взволнованное лицо, а потом дёрнулась к свитеру и размякла в крепких, тёплых объятиях.  — Если бы только знала, сколько раз мы тебя прокляли за эти два дня, — сдавленно прошептала Фиона ей в ухо и так же резко отстранилась, понимая, что ждать профессор не будет. Лейла проскочила лестницу, прошла в столь знакомую комнату, ни капли не изменившейся с первых дней её кочевничества, и с поддельным спокойствием взяла из рук Дамблдора газету. «Запугивание или открытый шаг к войне?» — гласила надпись свежего выпуска, и Лейла томно выдохнула, ногтем впиваясь в переносицу. С таким-то заголовком газеты раскупили в считанные минуты. «Как сообщает машинист пассажирского поезда, пересекавшего южную границу Шотландии в пять вечера субботы 26 января, к нему явилось четверо авроров, отследивших использование Непростительных заклятий в одном из вагонов. После полного осмотра поезда и проверки пассажирских вещей, а также самих пассажиров на неестественное поведение, в последних двух вагонах (один из них являлся багажным отделением) обнаружили шестеро мужских тел без сознания. Мёртвых не оказалось. Некоторые были глубоко ранены, у двух была сломана челюсть, один стал инвалидом, и по пробуждению стало ясно, что никто и ничего не помнил. Напали ли они друг на друга, или их враги успели скрыться, до сих пор неизвестно, но расследующий дело аврор Гарольд Линский смог предоставить имена найденных, которые недавно перешли на сторону Геллерта Грин-де-Вальда и успешно скрывались от общества…» Дальше Лейла читать не стала. Никакие фамилии не дадут ей абсолютно ничего, с учётом, что у она уже знала главную причину их нападения.  — Вы ведь пустили Непростительное? — повернувшись к ней лицом, спросил Дамблдор.  — Я сказала, нет. Один из них пустил в Ма… в Тома Аваду Кедавру, но промахнулся, а меня хотели пытать Круциатусом. Мы их лишь ранили и усыпили, стерев память.  — Куда вы отправились потом? — приподняв очки, добавил он.  — Трансгрессировали в лес до той станции, после которой они зашли в вагон, — без доли сожаления приврала Лейла и прокашлялась, указывая на стул. — Я могу… присесть?  — Тебе нехорошо?  — Просто устала, — снова соврала она и ответно улыбнулась, быстро усаживаясь и впиваясь ногтями в подлокотники. Мысли метались из одного конца в другой, балансируя на грани между безысходностью и страхом. И сейчас, оказавшись наедине с Дамблдором, помимо решений, что делать с Грин-де-Вальдом, каким-то образом узнавшем о её силе, в голове бились очень неприятные выводы. Признаться в них даже себе она не могла, начиная чувствовать подступающую к горлу горечь, но именно это её сейчас и било под рёбра. Но рассказать Дамблдору о нападении следовало, и Лейла без сомнений рассказала — со всеми деталями и подробностями, разве что про выброс энергии ничего не упомянула. Рассказала про их встречу, про резкое начало боя и их желание забрать её, упоминая даже того анимага и их прошлую встречу в Лютном переулке. Дамблдор сам даже не скрывал, что уже давно догадывался о её месте работы и, на удивление, отнёсся к этому чересчур спокойно. Он лучше всех понимал, какие ужасы были в Средиземье, похуже любой Чёрной магии, знал, как она хотела избавиться от кольца, и, наверное, поэтому закрывал глаза на детальное изучение данного искусства Лейлой. Поэтому он с лёгкостью поверил, что инвалидом того анимага сделала именно она, ведь прекрасно осознавал, что сложениями нескольких заклинаний, дабы получить такой эффект, Лейла не владела и предпочитала Тёмные заклятия. Рассказала и про места ночёвки, про последнюю трансгрессию с засадой и сам факт, что за ней началась самая настоящая охота. И даже про Марволо всё нужное сказала, хотя Дамблдор в этой теме расходился серьёзно и буквально выедал её внутренности проницательными глазами в очках. Как оказалось, профессора, только получив выпуск и встретив авроров, с которыми имели весьма приятные отношения, запретили ученикам покидать замок, заколдовали все окна и балконы и усилили защиту в несколько раз. Потому что в воскресенье кто-то из авроров видел рядом с территорией пробегавшую тень, но Дамблдор чётко пояснил, что никто сюда не сунется — он обещал Гэндальфу позаботится о Лейле, и почему-то это обещание стояло у него превыше жизни сотни других невинных школьников. Ведь гонялись только за ней: отдать Грин-де-Вальду Лейлу и жить спокойно было бы лучшим решением, если бы не обратная сторона, где в войне она выступит оружием против них.  — Что мне делать, сэр? Спрятаться в подземельях и теперь вовсе не выходить? А что с работой? Мистер Диппет однозначно после нападения не позволит мне даже в Косой переулок перемещаться, но я не могу сидеть сложа руки и ждать, у меня уже запланирована поездка, и мне нужны деньги на неё.  — Боюсь, сейчас не лучшее время, чтобы путешествовать и отдыхать, — с недоброй насмешкой заметил он.  — Вы неправильно поняли, это далеко не отдых, — устало протерев глаза, протянула Лейла и поджала губы.  — Уничтожение кольца? — она лишь кивнула и выжидающе всмотрелась в его глубокие глаза.  — Я прошу прощения, что и так своим существованием приношу проблемы, но в этой ситуации вы действительно первый и последний, кто может помочь мне как-то уговорить директора продолжить работать.  — На самом деле, я уверен, что никто в ближайшее время не решит нападать на тебя снова. После двойного проигрыша это будет слишком унизительно с их стороны. Поэтому тебе стоит быть более внимательнее с людьми, с которыми общаешься, сейчас их главное оружие — умение убеждать. Думаю, Армандо понравится история о твоём крайнем трудолюбии, готовности к сложностям и умением достаточно хорошо защищаться. Потому что, если быть с тобой, как с многолетней и рассудительной эльфийкой, честным, то признаюсь… У Армандо много дел поважнее этого, так что вторую часть он доверяет мне.  — Я только рада этому, сэр, — пересилив напряжение, усмехнулась Лейла и понимающе закивала.  — Значит… порт-ключ с твоей и до твоей комнаты в…  — Лавку старьёвщика.  — В Лавку старьёвщика и?..  — «Белую виверну».  — …в «Белую виверну» и обратно устроит?  — Конечно, сэр, спасибо огромное, — не скрывая благодарности за такой щедрый подарок судьбы, сказала она и медленно встала, переминаясь с ноги на ногу и дожидаясь наилучшего момента для последнего вопроса. Однако было видно, что сам Дамблдор не спешил прощаться.  — Почему вы так волнуетесь? Разве наша школа не одна из самых защищённых?  — В этом можешь даже не сомневаться, конечно, — без раздумий ответил он и добавил: — С чего вы взяли, что я волнуюсь?  — Я прожила с таким же магом почти две сотни лет. Ну знаете — надежда всего мира, добрый великий волшебник с вечным правосудием и загадками вместо нормальных предложений. Сложенные за спиной руки, опущенный взгляд и отмеряющий вдоль кабинета шаги — точь-в-точь как у Гэндальфа, — Дамблдор улыбнулся, приподняв голову, и наконец-то остановился.  — Вы видели только тех шестерых? Или приходил и… Геллерт? — тут же прокашлялся он, на время отогнав от Лейлы волнение.  — Нет, он не приходил. Разве он не бежал в другую часть Европы после того, как был замечен у наших границ?  — Да, да, ты… абсолютно права, — медленно выдохнув, как-то тихо сказал Дамблдор и присел за стол. — Хотел удостовериться, что сейчас он далеко от нас. Вижу, ты хочешь что-то спросить.  — Я хотела узнать, как часто и… как много вы будете ещё задавать работ в парах?  — А сколько надо? — видимо, в тот момент он видел её насквозь, потому что понял всё сразу.  — Я не учитель, чтобы это решать. Просто поинтересовалась, будет ли всё в привычном варианте или, может, во втором семестре вы что-то хотели изменить, — без каких-либо эмоций пожала плечами Лейла и закинула сумку на плечо.  — На самом деле, у вас скоро экзамены, поэтому домашнего задания с каждым разом будет всё меньше и меньше, причём по всем предметам. Однако я правда думал о том, чтобы выбрать новые пары и нередко их менять. Как одной из моих учениц, как тебе идея?  — Это… для многих было бы чудесной новостью, — облизнув губы, согласилась она и сплела руки в замок. — Я могу идти?  — Да, конечно, отдохни и не переживай. Ты в безопасности.  — Хорошего дня, сэр, — отведя взгляд и двинувшись к двери, Лейла услышала осторожное:  — Между вами с Томом что-то произошло?  — Между нами с Томом ничего нет! — без колебаний проскрипела она и, развернувшись, выжала все силы на последнюю улыбку. — Только деловые отношения в работе на уроках и представлении нашей школы среди других. И, кажется, учеников по обмену мы заинтересовали. Про вас от них так же поступало много вопросов. И мы отвечали исключительно в положительном ключе.  — Весьма неожиданно, — льстя себе, сказал Дамблдор и выдохнул. — Хорошего дня.  — Благодарю, — холодно добавила Лейла и вышла за дверь. Коротко взглянула на настенные часы, обнаружив ещё десять минут до конца урока, и под тихие перешёптывания выскользнула из кабинета, напоследок обменявшись с Фионой спокойным взглядом. А потом она оглянулась и, никого не увидев в коридорах, сорвалась на бег. Стук каблуков эхом бился об стены, по которым прыгал ветер, волосы летели назад, а она неслась вдоль портретов, прогуливающихся призраков и статуй и слышала свой бешеный ритм сердца. В тот момент её не пугал ни стекающий вдоль позвоночника пот, ни двигающиеся лестницы: Лейла перепрыгивала ступени одну за другой и думала о том, как бы никого сейчас не встретить. Как бы не увидеть рядом с когтевранской башней тёмную макушку. Но всё обошлось. Она надеялась, что Марволо выпустят из кабинета директора позже, а так, вероятно, и произошло. Лейла зашла в свою обитель, впустив тут же прибежавшую Лапту, и словно первый раз с головой окунулась в эту атмосферу. Свою атмосферу. Идеально вычищенный стол, все четыре заправленные кровати, гардероб со столь привычными, длинными и закрывающими всё тело вещами, и подоконник. На нём она наблюдала за озером, терялась в мыслях, читала, писала, засыпала и смеялась с широкой улыбкой, так что сводило скулы. А что сейчас? Элементарно и двух слов связать не могла, даже уголки губ не поднимались под внимательным взглядом воздуха, якобы не следившего за каждым её движением. Лейла терпеть такое не могла, потому что он начинал жалеть её, а жалость — самое отвратительное чувство, особенно, когда его испытывают к тебе. Пришлось вытянуть из половицы под кроватью дневник и открыть чернильницу. Взять в руки перо и излить текстом будоражащее последнюю неделю. Каждую эмоцию, каждое чувство, не скупясь на художественные приёмы из эльфийских сказаний и песен. Ей важно было разобраться в себе, полностью понять происходящее и придумать последующие планы. Она до сих пор находилась в шоке от произошедшего, она до сих пор ненавидела себя и просто по-человечески боялась смотреть в отражение в зеркале, ожидая, что оно изуродуется в гримасе и грубым голосом скажет ей в лицо: «Позорище». От разыгравшейся фантазии резко дёрнулась рука, и Лейла так и замерла, смотря на размазанную строку и трясущийся в миллиметре от чернильницы мизинец. Закрыв дневник, она забралась под холодную воду в душе и простояла в тишине стучащих капель неизвестно сколько: кожа покрылась мурашками, а волосы прилипли к плечам, пока глаза медленно слипались от навалившейся усталости. И сейчас кольцо лежало рядом на стуле, поэтому оно и его магия тут были ни при чём. Теперь всё было по-настоящему — по-взрослому. Выйдя к зеркалу, она ненароком засмотрелась на мерцающую в полутьме ванной цепочку, а потом нервно кашлянула, заметив на нижней части ключицы бордовую, самую тёмную из всех прошлых отметину, и в спешке приложила к коже палочку.  — Нет, хватит… — прохрипела Лейла сама себе под нос и быстро покинула ванную. Зашторила окна, зажгла пару тройку свеч и достала новоприобретённые книги, раскрыв «Убивающие руны» и вдохнув запах старинных рукописей. Спустя время, когда она погрузилась в обстановку и стала что-то запоминать, где-то рядом послышалось шипение, после чего в приоткрытое окно влетела искрящаяся записка. «Тебя не было на обеде, не мог сказать лично. Приходи ко мне после десяти, до этого буду занят работой старосты. Хочу услышать детальный рассказ с Дамблдором», — она не пойдёт. Точно, однозначно — это была первая мысль, которая прилетела в голову, и единственная из всех казалась правильной.  — Я тоже много чего хочу, обойдёшься, — оторвав кусок пергамента, буркнула она и начеркала мелкими буквами «Не сказала о тебе ни слова», в момент поджигая. За дверью послышались стуки каблуков, и в момент, когда записка пеплом осыпалась на пол, дверь с грохотом распахнулась.  — Нормальная вообще?! Ты где была?! — первая, что Лейла услышала от красного Джека с метлой в руке. Лапта подскочила на кровати и взъерошилась, вытягивая хвост. Не успела Лейла осознать, как тот бросил метлу на пол и, подлетев к ней, поднял над полом. Закружил над потолком и крепко прижал к себе, горячим свитером прижимаясь к груди.  — Джек… что мы говорили по поводу такого? — вздрогнув от красноречивых касаний, устало спросила она. Тот нехотя отстранился, потрепал её по мокрым волосам, приблизившись к лицу с широкой белозубой улыбкой, и чётко проговорил:  — Сейчас мне… абсолютно всё равно! Так рад тебя видеть, дорогуша! — он осмотрел её с ног до головы и, хохотнув, добавил: — Сейчас переоденусь и сможешь начать свой длинный рассказ.  — А?..  — И захвачу коробку со сладостями. Там остались твои любимые шоколадки с орешками, и все ваши фавориты, не беспокойтесь, на всех хватит!  — То есть ты опять мне наврал? — изумилась Хлоя, открыв рот от шока и удивления. — Попросила у тебя из заначки одну карамельку, а ты сказал, что у тебя всё закончилось. Наглец! — она кинула ему под зад жалящее заклинание, но Джек уклонился и вприпрыжку скрылся в дверном проёме. Всё внимание снова перешло к Лейле, уже успевшей смутиться своей реакции, ведь так давно по ней не ходили мурашки от неприятных касаний, и Фиона с Кевином и Хлоей уже более осторожно притянули её к себе. Она не любила объятия, но в этих просто тонула: тепло, светлая аура, которую постоянно пыталось отогнать подальше кольцо, и просто их спокойствие были прекраснее любых слов, передаваясь через кожу и ей. Лейла до последнего держала Фиону и, как она, не отпускала, лишь больше прижимая к себе. От её цветов на мантии веяло всё тем же запахом влажного дерева и хвойного леса, а мягкие огненные волосы приятно щекотали нос. Только сейчас она поняла, как действительно скучала по этой компании. Может, не всегда тихой и спокойной, порой даже сумасшедшей своими шутками и поступками, но очень нужной. Это стало понятно ещё с входа Джека — так делали только они, и Лейле даже не хотелось жаловаться, хотя выходить к другим людям она готова не была. А рядом с ними она чувствовала себя ребёнком. И за такие мгновения готова была цепляться когтями, особенно сейчас, когда в одиночестве Лейла могла довести себя быстрее любого Эйвери.  — Я так понимаю, разговор будет долгим? — спросила она, когда ребята стали усаживаться на кровати.  — Как получится, но мы хотим услышать всё самое главное, — гладя недовольно поморщившуюся Лапту, сказала Хлоя и пояснила: — У меня просто ещё много дел по указаниям Диппета, к сожалению.  — А я с тренировки сбежал, — появился в комнате Джек с огромной коробкой сладостей. — Ну как сбежал, просто под вечер Дилан решил устроить мне приватное занятие. Так, посмотрим… карамельки, целая пачка, только для тебя, родная, — протянул он, со смехом кидая их Хлое в руки. — Кевин, «птичье молоко» на базе, лови. Фионочка, мармелад будешь?  — Апельсиновый?  — Ага.  — Тогда что за вопросы! — та посмеялась и со сверкающими глазами приняла сладости, тут же набив ими рот и блаженно упав на кровать.  — Сейчас найдём главного гостья нашей программы… минутку, — рыская в запасах с сосредоточенным видом и невинно хлопая глазами, сказал Джек, и Лейле снова стало стыдно. Как бы он ни был надоедлив и шумлив, но он оставался собой: лучом позитива в серых днях, так сказать, и этим всем и запоминался. Это просто у неё уже были проблемы, и думать, что Джек своими руками может сжать до боли её талию или в любой момент придушить, казалось очень глупым. — Вот они! — с детской радостью воскликнул он и с румяными щеками протянул Лейле несколько маленьких молочных шоколадок, под обёрткой покрытыми орешками. Мелочь, а приятно.  — Спасибо, — сдавленно улыбнулась она и с трудом сглотнула, но в итоге успокоилась и присела на подоконник. Джек закинул в рот лопающуюся шипучку и приземлился рядом с Хлоей, поудобнее кладя голову ей на колени. Кевин аккуратно обвил талию Фионы и прижался ближе, с интересом взглянув на Лейлу.  — И вы думаете, что под таким вниманием я что-то дельное смогу сказать?  — А мы тебе поможем. Для начала утоли наш интерес и объясни, какого Мерлина вы с Реддлом явились на двое суток позже? — посерьёзнел Джек и цыкнул на Лапту, отпихнувшего его лапой.  — Это как-то связано со статьёй в газете? — Лейла кивнула, и все резко напряглись.  — Так… — протянул Кевин и нахмурил брови.  — Это на нас напали те шестеро, просто нас не застали на месте, мы трансгрессировали, — ответила она, и вопросы повалили со всех сторон. Но ни одного каверзного: всё по теме, и действительно важные, сложные, нуждающиеся в разъяснении. Было видно, что ребята побаивались и волновались, потому что не понимали и не знали, с чего вдруг за Лейлой начали погоню, но после новостей об аврорах и защите более-менее успокоились. Её саму хотя бы как-то успокаивала такая сцена: старшие когтевранцы сидели с залёгшими на лбу морщинками и хмурились, активно пережёвывая сладости. Но потом, к счастью, сложная тема плавно перешла на: «Как вообще неделя прошла?», и в комнате заметно посветлело, хотя шторы никто не раздвигал. Сначала Лейла описывала встречу с другими студентами скупо, но потом после прилива эмоций и воспоминаний, стала описывать каждую школу во всех красках. Потому что видела, с каким восхищением Хлоя слушала про Шармбатон, как Джек хлопал глазами при рассказе про японский квиддич, и Фиона с Кевином готовы были ринуться за тетрадями, чтобы запомнить всю информацию о углублённом изучении Травологии в Кастелобрушу. А потом Лейла заикнулась о Джорджии, и все четверо одновременно перестали жевать. Пришлось и об этом рассказать, хоть и вскользь, не упоминая главной причины её перехода, ибо кто она такая, чтобы рассказывать чужие семейные тайны. Ребята немного удивились, потому что на фоне любви Джорджии к одежде тягу к драконам они у неё не отмечали, но в итоге решили просто дождаться следующего письма и продолжили разговор. Вскоре Хлоя с Джеком покинули комнату, везде опоздав и убежав по своим делам, и Лейла хотела уже заканчивать, однако видела, чувствовала, как её с интересом продолжали слушать Фиона с Кевином, и не могла остановиться. Они смотрели на неё с широкими улыбками и всё спрашивали, просили больше описаний, пояснений, а она словно душу изливала рассказами о драконах. Это действительно было незабываемой поездкой с интересными людьми, новым материалом, магией, впечатлениями и открытиями. Потому закончили они на позитивной ноте: за окном свистела метель, собирая сугробы, цветы Фионы продолжали дурманить разум и успокаивать, и вскоре после объяснения домашнего задания с предстоящими контрольными ребята, зевая, разошлись по своим комнатам. Стоило двери тихо щёлкнуть, Лейла села за уроки, и настоящее спокойствие разошлось по швам, оголяя всё её тело. Усыпляющий аромат ушёл за Фионой следом, и Лейла поняла, что не ляжет. Даже драматизировать не пришлось, чтобы это понять — она просто не выдержит ночи с Волдемортом, когда все мысли заняты его молодой версией. Ей было не на шутку страшно за себя, за то, что творилось внутри, и время близилось к утру, а контроль терялся медленно, но ощутимо, снося ей крышу.

*

 — О, мой Мерлин, вы только посмотрите, кто к нам со всех ног бежит! А я думала, тебя уже на органы продали, — хохотнула Лукреция, на которую Лейла напоролась в бегах. Перемены она предпочитала проводить подальше от людей, но сама судьба привела её к людям, к которым давно хотелось попасть.  — Как мило с твоей стороны, — усмехнулась Лейла и обнялась с ней, ощутив лёгкий поцелуй в щёку. Открыв глаза, она увидела выросшие с двух сторон фигуры, и по коридору раздались смешки.  — И как тебе не стыдно. Мы тут волосы рвали на теле, а ты даже весточку не послала, что преспокойно в палатке с Томом ночуешь! — пылко воскликнул Роберт и несдержанно перемялся с ноги на ногу, внимательно осматривая её.  — Бессовестная-то какая, — пригрозил пальцем Абраксас и, театрально цокнув, с тихим смехом приобнял её за спину.  — Так значит, знаете уже всё, — подвела Лейла и не устояла перед расплывшимся в очаровательной улыбке Робертом, предупредив: — Если захочешь сжать меня как на перроне, я скормлю тебя Друэлле, обещаю.  — Жестокая, холодная и грубая, так ещё и поиграть с огнём любит… меня всё устраивает, беру, — он галантно переложил её волосы на одну сторону и уткнулся подбородком в плечо, приобняв за талию. — Как же без тебя было скучно.  — Мерлин, — проигнорировав его последнюю реплику, взмолилась она и устало хмыкнула. — Если они всегда так плюются сарказмом, как ты их терпишь, Лукреция?  — Сама в шоке, как ещё выдерживаю их театр, — Абраксас притянул её за талию и выразительно посмотрел в глаза, сделав максимально оскорблённое лицо, на что та со смешком закатила глаза и чмокнула его в щёку, взяв за руку Лейлу. — Но я тебе по секрету скажу: ведут себя так они только при тебе. Для слизеринцев они будущие главы своих родов, для окружающих змеиные боги, которые даже не смотрят на простолюдинов. Так что соболезную, ломанный юмор аристократов приходится выслушивать именно тебе.  — О, да, мне тоже жаль себя.  — Чего? — заголосили оба, и Роберт, предложив ей локоть, с вечно выпрямленной спиной проследовал к выходу из замка. — Поосторожнее с выражениями, дорогуша, а то мы бунт устроим, и ты снова остаток года будешь учиться с пуффендуйцами, непонимающими юмора от слова совсем.  — А теперь, когда наши комики закончили сцену «Выведи Лейлу на улицу», мы желаем узнать главное. Рассказывай, как на вас напали. Кровь, пытки, вывихи и переломанные кости были? — со вспыхнувшими от интереса глазами начала Лукреция.  — Ради всего святого, и ты ещё на нас жалуешься? Я же просил тебя не читать так много детективов, — сказал Абраксас и вымученно переглянулся с товарищем, пока Лейла разочарованно покачала головой и зачерпнула свежего морозного воздуха. Роберт рядом растрепал кудри и, расправив мантию, как ребёнок улыбнулся ей в ожидании ответа.  — Но вы же уже всё узнали?  — От Тома? Нет, он рассказал нам лишь вкратце — чуть больше, чем написано в газете. А нам, как светскому обществу, не хватает новых тем для обсуждений. Так что подробности, прошу вас, — спокойно рассудил Абраксас и подкинул раскрошившийся снег носком туфли. История со своими новыми красками и другими скрытыми деталями прозвучала в третий и последний раз, ибо больше поднимать эту тему она не собиралась. Со слизеринцами оказалось намного проще поговорить о самих приспешниках Грин-де-Вальда и их действиях: они строили одну догадку за другой, усердно думая, с чего вдруг им понадобилась Лейла. Жаль, она знала, и ещё больше жаль, что твёрдые слова Роберта: «Мы тебя уж точно никому не отдадим», были в данной ситуации неуместны. Даже не зная Грин-де-Вальда в лицо, в основном слушав о его планах, армии и самой идее господства от Гонории, она уже могла точно сказать, что тот просто так не остановится. Сейчас его методы станут гораздо тоньше, действовать он будет ни через своих последователей, ни через свои руки, а значит весёлая жизнь, где теперь шарахаться нужно от всех подряд, только начинается.  — Ну главное, что вы живы. Хотя по-другому быть и не могло, — подвёл Абраксас и усмехнулся. — Мы то уже ставки делали, кто кого, дракон тебя или ты его. А позавчера и новую поставили: эти шестеро или вы. Очевидно, армия у Геллерта слабенькая собирается.  — Сочту за комплимент, — разворачиваясь к замку, где уже скоро начнётся урок, сказала Лейла и устало потёрла переносицу.  — Что-то я смотрю, вам не сильно понравилась поездка, — подметил Роберт. — Том злой, ты уставшая, хотя у вас вчера почти день был, чтобы отдохнуть.  — Злой? Почему? — тут же спросила она и только потом поняла, что ляпнула.  — Он не посвящает нас в свои дела, мы не знаем, — ответил он и, обменявшись секундным взглядом с Абраксасом, глубоко вздохнул. — Но Том явно был чем-то недоволен до нашей встречи.  — И когда вы встречались? Сразу, как узнали о прибытии, или решили зайти в хоромы своего старосты с бутылкой огневиски для бурной беседы? — пытаясь расслабиться, предположила Лейла и тихо усмехнулась.  — Не интересует, не пью, — заявил Абраксас с толей гордости и обратился к Лукреции: — Искала золото, а нашла бриллиант.  — Зато сигареты смакуешь только так, друг. А потом лёгкие выплёвывать на старости лет будешь, как романтично, — мечтательно протянул Роберт и с улыбкой добавил: — И так, и так, Лейла. Просто к вечеру нашего Тома что-то окончательно взбесило. Готов поспорить, это расцеловавшие его фанатки. Больше половины школы нянчили его с обеда и визжали, когда видели в коридоре.  — Жалкое зрелище, но забавное. Потому что, как бы кто из них ни старался, ему было всё равно.  — Мало что будет интересовать после допроса авроров и Диппета… а теперь, я надеюсь, хотя бы вы введёте меня в курс дела прошлой недели. Я так поняла, вы вчера вместо профессоров вели уроки.  — Мы с Абраксасом объясняли шестому курсу Нумерологию, а этот дослужился до целых четырёх уроков Зельеварения, — сказала Лукреция, шутливо дёрнув гордого Роберта за галстук.  — И что? Надеюсь, все завалили зелья и подали на молодого профессора жалобу?  — Чего так грубо? — сощурившись, обиделся тот.  — Не хочу, чтобы ты тут ещё зазвездился за один день.  — Между прочим, ни первый, ни шестой курс ничего не взорвали, хотя очки с Гриффиндора я снял, — хохотнул он и довольно протянул, щёлкая Лейлу по носу: — И вообще-то, единственное, что ученики подавали, так это похотливые взгляды и случайное задирание юбок. А потом всё стремительно пошло по горке вниз. Сначала Лейла была уверена, что одного дня точно хватит, чтобы взять всё под жёсткий контроль и продолжить нормальное существование. Как бы не так. Всю ночь она не спала, хотя чувствовала, как внутри что-то неприятно кололось, и нитка к утру натягивалась в ней всё сильнее и сильнее. Лейла не пошла на завтрак и на обед с ужином тоже. Не зашла во двор, не пришла в Выручай-комнату и вернулась в старый кабинет Трансфигурации, где стала оттачивать технику с ножом в руках. И так продолжалось всю неделю. Она медленно делала выпад вперёд, раскрывала руки и проводила лезвием перед лицом. Закручивалась и резко замирала, слыша свист рассекающего воздух острия, а затем хлопок, и доска трещала от вписавшегося в неё ножа. Движения выводились на автомате, лезвие сверкало среди теней свеч, и волосы подлетали вверх при каждом вздохе. Лейла тренировалась до потери сил и валилась с ног, но поганые мысли так и не выходили из головы и наоборот лишь разъедали её. Да, она снова наступала на те же грабли, рассказывая о своём прошлом, начиная быть по-настоящему искренней. Улыбаться широкой улыбкой, смеяться и в красках описывать другим людям то, что ей нравится. Всё прямо как в сказках под знаменем «И жила принцесса самой лучшей жизнью». Но обстоятельства с Марволо были далеко не весёлыми. Лейла всё решила. Лучше она поломается, разрушит эту больную связь и попробует ещё несколько вариантов, как заставить его забыть услышанное. Обливэйт уже точно не поможет, ведь не зря существует Тёмная магия. Теперь Лейла не чувствовала себя спокойно рядом с ним — Марволо стал человеком, чья опасность забиралась под негнущиеся колени. И уж точно она боялась не его — Лейла боялась себя. Она почти ушла в мир розовых очков, окунулась в его паутину, но вовремя остановилась и теперь не может позволить доверять ему вовсе. Теперь Лейла точно понимала, что Марволо захочет её использовать. Именно это осознание глушило её всю неделю, и каждую ночь над Хогвартсом собирались тучи, иногда даже слышался гром. Но дождь не шёл, молнии не сверкали — Лейла не позволяла себе дать слабину и подавляла любые эмоции, комкая и запихивая те в глубину. Марволо хотел делать это всё время, но сейчас желание лишь усилилось, и лучше было держаться от него подальше, переболеть этой змеёй, вместо того, чтобы признаться — она чувствовала к нему не только ярость с презрением, не только волновалась, хотя даже это уже говорило о многом, потому что всю жизнь она заботилась лишь о себе да о Гэндальфе… Это были ворованные встречи, когда Лейла могла быть… собой. Не полностью, даже сейчас Марволо мог о многом лишь догадываться, но ей правда было с ним комфортно. Он смог заинтересовать её, не раз удивлял, и даже история будущего Лорда Волдеморта начинала приобретать другие, нераскрытые во снах краски. Очень жаль, что судьба посылает такие встречи. Лейла пережила большие и маленькие личные трагедии, шаг за шагом научилась заново дышать, мечтать, строить планы, да просто жить… Научилась видеть истинное положение вещей, уходить вовремя, не строить иллюзии и не врать хотя бы самой себе… И тут, раз, вот это встреча! Просто так, из-за сбоя в ритуале она напоролась на озлобленного подростка с тремя убийствами на плечах. Увлекательная история развернулась и дальше, когда они встретились в школе, и тогда уже началась настоящая игра. Марволо ненавидел её и желал смерти, а Лейле было откровенно всё равно на его выходки, пока это не начало надоедать. Тогда его гнилая сторона стала открываться ещё больше, а ей понравилось. Понравилось видеть, как тот теряет самообладание, как осознаёт, что она не врала ему, да даже как впервые слышит «идиот» в свой адрес. Безумно хотелось осадить этого самовлюблённого змея, что хоть немного скрашивало её дни за библиотечными стопками книг. И нет, чтобы остановиться, угомониться и закончить с шутками, она продолжила ему отвечать, ставить ответные штыки — играть. Потому что Лейла не боялась и до сих пор не боится Марволо даже со всеми его задатками великого волшебника. Грин-де-Вальд был сильнее, Дамблдор был сильнее, а Саурон сильнее всех их вместе взятых. И тогда она не заметила, что сама посеяла семя. Хочет Лейла или нет, но с каждым днём сопротивление было всё меньше, а желание остаться рядом с ним подольше всё сильнее. Но она вовремя остановилась. Взяла себя в руки, призвала остатки разума к логике и объективному взгляду на всё происходящее. На момент у неё получилось не думать о нём, как в самом начале, и просто заниматься своими делами, разгребать проблемы. Конечно, при ежедневных встречах не думать о нём вовсе не получалось, но это не мешало жить полноценной жизнью. Пока не открылась правда, из-за которой не спалось ночами и Марволо конкретно не стал капать на мозги. И он со своей агрессией и вечными ссорами так умело заговаривал зубы, что Лейла не сопротивлялась: приходила к нему в гостиную, соглашалась на встречи в лесу и просто наблюдала за его действиями. Что он сделает дальше, что скажет, как отреагирует. Для неё в своём роде это стало наукой — Марволо был настолько скрытным, что на его самое малое изучение требовалась вся выдержка, терпение, сосредоточенность и осторожность. И, хоть он был единственным, с кем можно было обсудить Тёмную магию, методы убийства, посмеяться над чьим-то слабоумием, Лейла прекрасно понимала, что скоро пора будет забрасывать это увлечение. Встречи не будут чаще, отведённое время не станет дольше… Пару месяцев, и она со всеми разойдётся как в море корабли, да и не имела она привычки привязываться, чтобы о таком плакаться. Марволо же был настоящим змеем: столько раз хотел привязать на поводок, столько раз оскорблял, хамил, не уважал, и Лейла готова была вцепиться ему в шею и заставить угомонить своё эго. Когда же всплыла и правда о Волдеморте, она уже точно знала, что у него всё не по-настоящему. Слишком ненавидел мир и людей вокруг, разве что себя обожал, потому к этим мыслям Лейла возвращалась часто. Привыкала к тому, что не полезет в его планы, убеждала, что ждать чего-то нет смысла, училась не вздрагивать от его касаний и одёргивала себя лишний раз, в надежде не чувствовать тепло и его мнимую защиту. Но чтобы они ни говорили друг другу, как бы ни пытались держать лицо, его руки при этом держали её даже без нужды, словно боясь отпустить. Лейла пыталась надышаться этим дурманящим ароматом, запоминала каждую родинку, которую теперь знала наизусть. А бабочки в животе, да что там, порхают… Они там польку танцуют, вот-вот вылетят, и она сама с ними полетела бы. И поцелуи такие сладкие, если Лейла их разбавляет, так-то грубые, пылкие и глубокие, что земля из-под ног уходила. А самое интересное — молчание, которое говорило лучше, чем миллион слов, потому что оба не могли ни дня без яда. Она тридцать лет слушала грубые выражения орков, а Марволо был зачат под Амортенцией. Так ещё и война обоих потрепала. Но сейчас всё было действительно страшно. Для неё на прошлой неделе каждые десять минут значили немало, и безумно хотелось верить, что для него они тоже что-то значили, ведь не просто так Марволо целовал её?.. Ответ был неутешительным, и ей было крайне важно поговорить по этому поводу с Фионой и Лукрецией. Всю неделю Лейла активно избавлялась от флакончика с зельем энергии из аптечки и продолжала чувствовать по ночам натягивающуюся как струну боль. Не ходила за едой, литрами выпивая воду и, на удивление, справляясь с заклинаниями лучше, чем с полной энергией. По ночам пробиралась на кухню к любимым эльфам и просила кружку кофе на ночь. И там уже, когда слышался храп с нижних этажей, садилась за уроки, отвлекаясь. Несколько часов на домашнее задание, несколько на книгу о крестражах, и потом на роман. Лейла сидела на уроках молча, даже голову без нужды не поднимая, а на переменах пряталась то в комнате, то в библиотеке. А на Зельеварении её прямо-таки одарили великолепным подарком и поставили в пару с Эйвери. И мало того, что Лейла громко стукнула ножом, когда Марволо слишком резко попытался проникнуть в сознание, так ещё того идиота, видимо, действительно не отягощал факт проигрыша на дуэли и полного равнодушия с её стороны, потому что он продолжал придумывать дурацкие, но моментами неосознанно задевавшие оскорбления. А ей хотелось выкинуть его в окно и отрезать себе дрожащие пальцы после слов: «Что, не сложился роман со слизеринским принцем?». Удивительно, но в четверг появилось и что-то хорошее. Дамблдор действительно поменял пары для домашних работ, и теперь она готовила сочинение с… Робертом. Мерлин, на том уроке ей даже показалось, что это сон. Но это была правда, и правда весьма приятная, хоть и тревожная. Поэтому тем же вечером они сидели в библиотеке и под редкие перешёптывания работали. Это было весьма… непривычно. Стол затягивал запах корицы с кофе, никто ни случайно, ни специально до неё ни разу не дотронулся, и Роберт с удовольствием расспрашивал её об ответах, потому что был не особо силён в теории Трансфигурации. Поначалу она даже не могла воспринимать это как что-то, кроме розыгрыша, но слизеринец не играл, а хмурился, чесал затылок и изо всех сил старался понять, что надо выписывать. Никаких упрёков, никаких: «Мне не нужна помощь, я справлюсь сам». Всё спокойно, аккуратно и весело. По дороге в когтевранскую башню Роберт так же продолжал разговор и утягивал в новые интересные темы, словно чувствуя её подвешенное состояние.  — Ты в порядке? — внезапно спросил он, и взгляд Лейлы застыл. Самые ужасные вопросы.  — Конечно. Так о чём мы? А, ну и вот… — рядом послышался разочарованный и громкий вздох, и Роберт с усталым видом поудобнее перехватил сумку.  — Думал, ты скоро отойдёшь, но кажется, что всё плохо. Из раза в раз ты думаешь, что я поведусь на твоё излюбленное «конечно»? Нет, это правда впечатляюще красиво, все верят, я тоже почти попадаюсь. Стоит тебе ещё улыбнуться и кивнуть, вообще никто не поймёт, что ты врёшь. Лейла, я тебе не отец и не брат, даже не парень, не любовник, просто друг. Но то, что с тобой сейчас происходит, точно не нормально, и я волнуюсь. Ты представляешь, Лейла, такой независимый, хладнокровный и самовлюблённый аристократ волнуется за тебя, а ты даже не смотришь на него сейчас, — она коротко улыбнулась и повернулась, замечая качающего головой Роберта.  — Просто много эмоций, Роберт. Много впечатлений и полученной информации от поездки, а её окончание выбило из сил и заставило задуматься. Не думаю, что ты бы спал спокойно, зная, что тебя неизвестно куда хотят забрать помощники одного из сильнейших Тёмных магов в истории.  — Но здесь ты в безопасности! У тебя отличные навыки в бою, раз вы смогли осадить всех шестерых, а ещё здесь огромное количество ребят, которые тебе помогут. Может, они будут сражаться и не за тебя, а за свою жизнь, но всё равно. И, давай по-честному. Это из-за Тома? — они оба остановились, и Лейла еле заметно вздрогнула.  — Почему из-за него?  — Он разве тебе не нравится?  — Что, нет, как ты такое мог подумать?! — в секунду вспыхнула она, и Роберт смутился, потупив взгляд.  — Ну, не знаю… мне кажется, что между вами что-то происходит и…  — Тебе кажется, Роберт! — холодно отчеканила Лейла, понизив голос и быстро двинувшись в другой коридор.  — Эй, я не хотел тебя злить…  — И почему вечно все школьные разговоры только о вашем старосте, что, другой темы нет?!  — Не кричи и расслабься, — резко разворачивая её за плечо, пытался спокойно говорить Роберт.  — В какой угол не придёшь, одни его раздевают взглядом, другие восхваляют, третьи пытаются подружиться! Да сколько можно, вот уже где сидят все эти дурацкие обсуждения! — он резко сгрёб её в охапку и прижал к себе, поглаживая по спине. Лейла почти начала шипеть и вырываться, теребя его в грудь ладонью, а потом, наконец, осознала, кто перед ней, и окаменела. — Мерлин, — прошептала она и прикрыла глаза, презирая себя за то, что срывается на милых по отношению к ней людей. — Прости, Роберт, пожалуйста… просто… я устала и…   — Тебе нужно время, я вижу, — он аккуратно прошёлся тёплой ладонью вдоль позвоночника, и Лейла размякла. Она тихо выдохнула и обвила его шею руками. Осторожно, опасаясь, придвинулась ближе и положила щёку на горячее плечо, отворачивая голову к стене. Роберт гладил её по спине и несколько минут молчал, а по телу тем временем быстро разливалось тепло, пока в горло лез ком. — Всё будет хорошо, ты просто на нервах. Так что это ты меня прости, надумал ненужного. Но помни, что мы с тобой. И ты можешь в абсолютно любой момент попросить помощи. «Могла бы, если бы ты не был Пожирателем, чьи воспоминания запросто считываются», — с сожалением подумала она и мягко похлопала его по плечу. А когда раскрыла глаза, показалось, сердце в пятки ушло. Марволо стоял в начале коридора со стопкой листов, и руки его тряслись, а глаза метали молниями. Он не моргая смотрел на спину Роберта и краснел, играя натянутыми желваками. Казалось, даже тот почувствовал резкую смену атмосферы и отстранился, разглаживая пиджак на спине. Лейла резко оживилась и, выудив палочку, наставила её на Роберта.  — Я не хотела, но так будет лучше для нас обоих.  — Ч…что?  — Обливиэйт, — произнося навеки заученное заклинание, она прокрутила палочку против часовой стрелки и с неприятным ощущением пронаблюдала, как яркий карий взгляд слизеринца затуманивается. Как только Марволо оказался рядом, Лейла напряжённо отдёрнула сумку и быстрым шагом ринулась в сторону башни, проклиная себя за всё, что может произойти с Робертом из-за неё. Завернув в другой коридор, она обернулась и, не увидев преследовавшего её Марволо, сорвалась на бег. Однако не прошло и минуты, как Лейла забежала за угол и врезалась прямо ему в грудь. Его глаза искрились холодом, а губы были плотно сжаты в тонкую полоску, и спрашивать, каким Мерлином он обошёл её, перехотелось. Всю неделю, каждый день по несколько раз Марволо звал её прогуляться, обсудить последнюю проблему, пытаясь ухватить за рукав, за талию, запястье или даже понести на плече. Она же чётко понимала, что даже с силой не сможет противостоять его касаниям. Настолько они стали привычными, что Лейла вовсе не заметит, как снова утонет в них. Дикость.  — Надо поговорить, — выдержав паузу, холодно сказал он.  — У меня много дел.  — Каких, сбегать от меня? — стеклянным взглядом вырезая её органы, съязвил Марволо. Лейла задержала дыхание и чуть не ляпнула «да», но вовремя опомнилась.  — Не о чём говорить, Марволо, отпусти меня… — сдирая его грубо впившиеся в плечи руки, процедила она.  — Что значит не о чём?! А если я сдал тебя аврорам, если сказал не то, если ты сказала не то…  — Давай больше не будем находиться близко? — с надеждой предложила Лейла и тут же продолжила: — Я хочу разорвать нашу связь, поэтому нам надо держаться подальше. Нам нужно перестать общаться. Тогда не будет ссор, не будет злости, никто никому не мешает, смотри, сколько плюсов.  — Что ты несёшь? Нет, я не согласен, я не разрешаю этого делать, — тут же ответил Марволо, отрицательно качая головой и с громким дыханием смотря ей в лицо. — Разве я когда-нибудь спрашивала твоего разрешения? — сдерживая боль иголок, разрывающих внутренности изнутри, прохладно поинтересовалась она.  — Лейла, что с тобой?! Что такого?!.. — но она быстро осмотрелась, сняла его руки воздухом и под Дезиллюминационными чарами побежала в башню с пылающим желанием повернуться. К счастью или сожалению, она не видела его последних эмоций.

***

Проклятая ведьма убегала, а Том срывался, срывался на Пожирателях, на мебель, на манекены. Выручай-комната больше не пахла хвоей или ручьями, а рукам было непривычно холодно. Он смотрел на всех девушек, вьющихся рядом, и понимал, что ему никто из них не нужен ни капли. Ему была нужна Лейла. Её тихий голос, который расслаблял, аккуратные касания, заставлявшие задерживать дыхание, и сама она. Ссоры, крики, её эмоции, её ответные поцелуи — без этого Том раздражался на всех и всё каждую минуту. А она всё убегала, улыбалась, разговаривала и обнималась со всеми, кроме него. Поэтому в пятницу он сидел со стаканом огневиски и пил, пытаясь насытиться обжигающими ощущениями, пытаясь заглушить пустоту. Неспешно рассматривал накопанную информацию о коллекционерах, прошлые года светившихся на аукционах, и новые документы по ученикам его факультета, которые следовало заполнить. Строки с мыслями не сходились, он вовсе не следил за смыслом написанного. Том столько раз пытал Пожирателей за эту грёбаную неделю, не в силах совладать с гневом, насильно затащить Лейлу к себе и запереть. Запереть в комнате под замок, заставить нормально поесть, напоить зельем, чтобы ведьма наконец-то уснула, уснула с ним в обнимку и не избегала его. Но, как назло, когда надо, никто из учителей не задавал парных работ. Вилкост дала им отдых, Слизнорт предпочёл завалить тупыми тестами, а Дамблдор смиловался и поменял пары, поставив его с Уайтом. Это тоже было хорошо: Том без проблем смог залезть ему в голову и несколько раз прокрутить красочный рассказ Лейлы о драконах, хотя бы так увидев её живые эмоции. Но факт, что её поставили с Лестрейнджем, окончательно выбил его из колеи. У него было очень много вопросов и мыслей, причём не только к ведьме, но и к себе. Она открылась ему с новой, третьей стороны — двести семьдесят лет… она жила уже третье столетие и до сих пор считалась ребёнком в своём мире. Рядом с ней Том почувствовал себя малышом без передних зубов, который, оказалось, ни черта не знал о жизни. Лейла всё это время была перед ним честна так, как он никогда не был, просто он не копал глубже и не мог подумать, что подводные камни в её ответах будут настолько глубоко. Она говорила, что убивала сотни людей, сколько примерно находилось в их школе, и она не соврала — лишь не сказала, что гномов, троллей, орков и эльфов были тысячи. Лейла убивала этих существ годами, как только подвернётся случай, чтобы выжить, а Том около года лишь продумывал план мести своей магловской семье. Это всё смахивало на бред сумасшедшего. Он всё это время находился рядом со святым существом, с бессмертной эльфийкой, руководящей всей природой, которая казалось ему неподвластной. И при этом только сейчас начал понимать, сколько раз оспаривал её мнение, сколько сомневался в любых словах и особенно в теме крестражей и бессмертия. Думал, что разбирался в ней лучше всех, а разочарование пришло неожиданно, стукнув камнем по голове. Да, в этом мире без своей магии Лейла не была бы сильнее его — была бы волшебницей среднего уровня. Не самый престижный сорт. Но её сила, а точнее та часть, которую Том увидел, поразила его до дрожи в коленях. Хоть пока что, по неизвестным причинам, она полностью контролировала только воздух, его ни капли не смущало: его восхитило умение так искусно держать свою губительную магию. Ведь если Лейла коротким движением пальца могла отрезать конечности, то какой могущественной она была при ярости, при крайней сосредоточенности и полной силе? Это же было просто немыслимо, Том никогда не думал, что такой дар существует! Поэтому его планы в дневнике стремительно менялись. Лейла сказала, что её убить легче, чем почти всемогущего эльфа, но он думал с точностью наоборот. Она ведь в этом мире была самой настоящей богиней — таких на прогнившей земле не держали. Её ведь невозможно забрать в плен: поставить толстые решётки — воздух раздвинет в стороны, отвезти на остров — вода убьёт любого врага и прокатит по волне обратно домой. Запереть на высоте — задрожит земля, корни полезут к темнице и спустят вниз. Про зверей даже говорить нечего. И это только способы защиты, способы выживания, а что, если использовать все навыки на войне? Она была бы неподвластна и непобедима. На этом моменте у Тома вспыхнули глаза — такой козырь в будущем обеспечил бы ему полную власть над миром, ибо сама Лейла не хотела себе такой жизни. И первоначальное желание подчинить её лишь возросло: это ведь будет один из его главных триумфов. Она не только встанет на колени именно перед ним, не только возглавит Пожирателей, но и станет его правой рукой. Если согласится, главное подойти к этому осторожно. А вот с этим начались серьёзные проблемы, потому что сейчас Том понял её отрешённость от мании господства. Понял, почему она так яро доказывала свою свободу и нежелание никому подчиняться. Тридцать лет в плену… Неизвестно пока, зачем, почему и кто её туда отправил, но Том догадывался, и от этого представления внутри всё сжималось. Во-первых, от вида орков, которых Лейла всегда описывала с особыми деталями, а во-вторых, от осознания, какие ужасы она видела. Не читала, а видела и переживала, таща тайны на своём горбу в течение стольких лет. Он резко встал и двинулся из гостиной проверить определённые места, потому что больше не мог так много думать. Не хотел держать это в себе. Ведь сейчас помимо плана, как же с ней договориться, как вообще вести себя рядом с эльфийкой, хоть и полукровной, и узнать абсолютно всё о ней в голове крутились мысли о второй стороне происходившего. И больше молчать об это Том не мог. Он боялся. Том Марволо Реддл боялся, потому что теперь понятия не имел, с кем всё это время общался на самом деле. Он ни капли не хотел, чтобы Лейла оказалась совершенно другой. Не с тем характером, внешностью и навыками, не той, с которой Том познакомился, с которой ссорился или улыбался. Потому что другая ведьма ему была не нужна. Поэтому, когда он делал очередной обход замка, зайдя в Выручай-комнату и даже спустя столько времени в старый кабинет Трансфигурации, погасшая за неделю надежда вспыхнула с громким звоном. Ещё не поднявшись на смотровую площадку Астрономической башни, он заглянул в лестничный проём и, увидев развевающиеся на ветру дымчатые волосы, нервно сглотнул, судорожно выдыхая. Дыхание сбилось и заурчал живот, а в груди снова резко закололо. Так происходило каждую ночь. Том столько раз издевался над Пожирателями за малейший промах, чтобы забыть все неправильные мысли о ведьме и угомониться, потому что он сам хотел разорвать эту связь. Но на утро грудь сжимало в тиски, накалённая нить сжимала все органы. Так же происходило и при встрече: они могли в полном спокойствии просидеть урок рядом, но стоило ей убежать подальше, на метров пять, тело словно выворачивало наизнанку. Видимо, не у него одного. Том присмотрелся к Лейле и понял, что та рвано дышит и почти беззвучно мычит, одной рукой впиваясь в перила, другой держась за грудь. Он медленно поднялся по ступеням и аккуратно стал подходить ближе, ощущая ускорившееся сердцебиение. Им двигало желание узнать, почему она его избегала. И ни один возможный ответ, прокручиваемый в голове, его не удовлетворял. Только Том собирался открыть рот, Лейла резко замерла и повернула назад, тут же сверкающим взглядом напоровшись на него.  — Нет, нет… только не ты, — нечеловеческим голосом взмолилась она и дёрнула сумку на плечо, собираясь снова убегать. Но такое поведение его уже достало. Он зарычал и взмахом палочки перекрыл выход каменной стеной.  — Что с тобой происходит?! Что я тебе опять сделал?! Скажи мне! — кричал Том, не собираясь уходить или отпускать её. И он видел, прекрасно видел, как та ломалась с каждым его словом, потому не мог остановиться: — Какую идиотскую игру ты бы ни придумала, это самое тупое, что ты когда-либо делала! Почему ты так рьяно избегаешь меня?  — Потому что я ненавижу тебя, Реддл! — охрипшим голосом рявкнула она, и внутри что-то разлетелось в щепки. — Это просто чертовски сложно, быть с тобой рядом.  — Ты сейчас?..  — Я сейчас полностью серьёзно. Я больше не хочу тебя видеть, я не хочу слышать твой голос, твой смех, я просто даже не могу смотреть на тебя! — со стеклянными серыми глазами кричала Лейла, сжимая кулаки. — Что происходит, Марволо, почему с каждым днём эта связь становится чувствительнее, крепче и сильнее, что это, чёрт возьми, такое?! Я хотела отдалиться от тебя, но всё становится только сложнее! Ты, именно ты довёл меня до такой стадии, что я теперь не могу доверять тебе ничего, потому что не понимаю, когда ты льстишь, а когда честен со мной. Я теперь даже не уверена, был ли ты когда-нибудь честен со мной по своей воле! Просто так, а не чтобы что-то узнать! — её глаза слезились, но она не плакала. Лицо было до жути бледным, передние пряди растрёпаны, и грудь вздымалась слишком часто. А его хлестало по щекам каждое новое слово даже сейчас, когда она перешла на тихий голос. — Что будет дальше? Ведь ничего больше не будет так, как раньше. Ты узнал то, что не должен был, и просто так ты это не оставишь! Дамблдор спросил, произошло ли что-нибудь между нами, а что между нами вообще есть, Том?! Вечные оскорбления, вечные крики и споры, как это называется? Сначала ты роешь мне могилу, не слушаешь, унижаешь всеми способами, хотя мне всегда было плевать, я то отвечу и получше, а потом приводишь в свою комнату и целуешь. И на следующий день всё повторяется. Единственный человек, который знал о моих грехах, это ты, а теперь я не могу уснуть, не понимая, что ты собираешься со мной сделать. Я не хочу этого, я не хочу чувствовать столько эмоций только из-за тебя, я никогда столько не чувствовала… Ты всегда говорил, что от меня много проблем, так зачем ты до сих пор здесь?! Почему ты меня ненавидишь, презираешь, но остаёшься и давишь… давишь и давишь в землю? Ты хотел заняться любовью? Всего лишь? Вокруг тебя столько школьниц, которые готовы на всё, утоли свои инстинкты с ними, но не со мной.  — …сколько дней ты не спала? — почти перебивая, шёпотом спросил Том, втягивая и кусая щёки.  — Что? — опешила Лейла, открывая от шока рот.  — Сколько. Дней. Ты. Не спала?  — Я спала.  — Прилечь под утро не считается. Повторю третий раз: сколько дней ты не спала и ничего не ела, ни разу не придя в Большой зал? — подойдя совсем близко, прохрипел Том ей в лицо.  — С понедельника… Не переходи на другую тему, какая тебе к чёрту разница?! — та двинулась к лестнице, но он грубо толкнул её к стене и, тут же ощутив резкий разряд, стукнул кулаками по жёсткой поверхности, сдержав болезненный рык.  — В том и дело, что мне далеко не всё равно, Лейла. Я не знаю, что ты со мной сделала, магия ли это какая-то или какой-то обряд, но я переживаю за каждый твой дурацкий шаг! — выделяя каждое слово, шипел он со злостью. — Я должен знать, где ты и с кем ты, почему ты там и почему не со мной! Ты думаешь, я много кому рассказываю о себе хотя бы что-то?! Да ты сама посмотри на этих идиотов, которые до сих пор думают, что я мальчик-паинька. Думаешь, я был уверен в тебе? Я думал, ты первой побежишь рассказывать о моих делах Диппету, и я ошибся. Я никогда не ошибался до этого, и это всё из-за тебя! Я полтора года мучился, гадая, где ты была, сдала меня или притаилась. О, но больше всего я мечтал, чтобы ты подохла и об этом написали в газете. Потому что именно тогда я начал читать каждый чёртов выпуск, чтобы убедиться, что за мной никто не придёт, что какая-то девка не дала показания в Министерство! — её грудь вздымалась в такт его, на фарфоровом лице стали проявляться красные пятна, а Том горел изнутри, выливая всё, что накопилось. Самые грязные и убогие остатки мусора на языке. — И потом у меня было столько шансов грохнуть тебя в школе, но я не смог и сейчас плачу за ошибки. Не ты одна чувствуешь эту тупую связь, но я не смог ничего сделать. Я злился, я пытался заглушить эту тягу, но ни черта не получилось. А дальше что? А я откуда знаю?! Я всегда презирал женский пол, все наши школьницы слабые, тупые и эмоциональные девки, как на них вообще можно смотреть?! Так что подумай хорошенько, когтевранка, так ли мне нужна эта половая связь? Ведёшь ты себя сейчас как последняя… овца, — её скулы задрожали, а из его горла вырвался сдавленный стон. — Я слизеринец, я всегда думаю о своей выгоде, о том, как вертеться в жизни, и ты тоже. Я всегда хочу быть уверенным в своей безопасности, поэтому думаю о себе в первую очередь, но и смотрю за другими лицами. В данной ситуации ты даже не поговорила со мной, думаешь только о себе, и я ничего не понимаю, Лейла! Потому что это я уверен, что ты со мной из своих соображений, я должен остерегаться. Любой нормальный чело… существо сбежал бы уже давно. Я ненавижу твои касания и поцелуи, потому что они побуждают меня не выпускать тебя из комнаты вместо того, чтобы выпроводить сразу после весёлого вечера. Я даже себя так хорошо не знал, как тебя: любимые цветы, еда, вода, что угодно, зачем мне нужно этот бред знать?! Но я знаю, и с каждым днём интерес к тебе, моя ведьма, растёт с пугающей скоростью. Ни один человек не бесил меня так, как ты, ни один не ставил слова под сомнение и не называл идиотом. Я ненавижу твой характер, терпеть не могу твою улыбку, которую ты показываешь кому-то другому, не могу долго смотреть в глаза, потому что просто забываюсь! А ты столько раз могла выбить дверь, могла с лёгкостью уйти, но так же оставалась, поэтому, как видишь, мы оба остаёмся здесь. И, чтобы твоя голова запомнила, я тебе поясню. Я гулял с тобой, привёл в свою комнату, сорвался, поцеловал... проник в тебя и назвал своей когда? Правильно, когда я ещё ничего не знал о твоём происхождении, какие у тебя силы и тайны. И важнее всего, дорогая Лейла — ты не хочешь меня видеть, не хочешь слышать, а я клянусь Мерлином, не желаю быть ни твоим врагом, ни другом! Он с глухим ударом треснул костяшками об стену и громко рыкнул ей в губы, после чего развернулся, сломал щит и ушёл прочь, вспоминая, как вчера пытал Лестрейнджа со словами «больше никогда не смей трогать Лейлу без её согласия».