Только ты и я

Плейлист: https://youtu.be/xj3ZdUoL2Ho

— Проклятый скелет, ведьмочка — жива! — и снова столь приятный запах картошки и вишнёвого эля, растворённый в сизых клубах дыма, пробрался в лёгкие, а на губах за долгие часы появилась усталая, но искренняя улыбка. Теперь в Лавку Старьёвщика она аппарировала прямо от своей комнаты, от неё трансгрессировала к дверям Белой виверны и уже оттуда должна была отправляться обратно в школу. Больше никаких прогулок между лавками, только предельная осторожность, что с хорошими знакомыми, что с новыми клиентами. Лейла даже была рада, что вернулась туда, с чего начинала — настороженность и недоверие к людям давно служили ей лучшим спасением своей же жизни и никогда не подводили. Видимо, именно сюда отлично подходило: «Никогда не говори никогда». — Конечно, жива. Вы от меня просто так не избавитесь, — хмыкнула Лейла и, кладя сумку под барную стойку, сняла мантию. Быстро завязала фартук, взяла в руки поднос и подняла голову, встречаясь со стеклянными взглядами. — За незапланированные пропущенные выходные перед Кэрол я уже извинилась, вы-то чего ждёте? — Рассказа из поездки раз, объяснения, как и с кем ты грохнула шайку Грин-де-Вальда два, — закусив пятьдесят грамм огурцом, прохрипел Шайверетч, когда Лейла нахмурилась. — При чём тут я? — с театральным непониманием поинтересовалась она, бегло осматривая зал и открывая блокнот. Не так же быстро всё должно было происходить, даже Кэрол взглянула в её сторону, чтобы была осторожнее. Хоть народ здесь любил правду, неизвестно, кто из них втайне был солидарен с мнением Грин-де-Вальда. Конфликты в пабе были ни к чему, особенно из-за Лейлы. — А кто ещё? Если вы… так с кем ты каталась туда? Ты писала Кэрол, что из школы выбирали по двое, — Рондаль прищурился и протёр усы с пенкой от пива. — С Томом, — бесцветно ответила Лейла, и Мариэлла рядом с Шайверетчем расплылась в хитрой улыбке, потирая ладони. — У-у, — протянула она и хохотнула, оборачиваясь к нему. — Романтическое путешествие, как мило… — Не было никакого романтического путешествия, мы ездили за учебным материалом и для знакомства с другими школами! — сухо перебила Лейла и сжала челюсть, прошествовав к кухне. Кроме себя, в такой ситуации не на кого было злиться — просто эта тема и так вызывала слишком неприятные ощущения что в животе, что в грудной клетке, и любое упоминание возвращало её в ночную дрожь. Но тарелки были в руках, и, впившись пальцами в горячую посуду, Лейла с короткой улыбкой вернулась в зал. — Так вот, если вы с Томом должны были ехать на этом поезде, а вы ехали, ведь школы не раскошеливаются на поездки дольше недели, то это были точно вы, — уверенно продолжил Рондаль, переглядываясь схожими понимающими взглядами с рядом сидящими. — И, если бы вы там остались, а не сбежали, то в газетах об этом уже трубили бы в первую очередь, мол ученики лучшей британской школы разъезжают по странам в столь страшное время одни. — И какие у вас предположения? — кивая двум ведьмам за соседним столиком и принимая заказ, спросила Лейла. — Что вы с Томом раскидали давно разыскиваемых волшебников сами? — Или приплели кого-то из взрослых, а потом сбежали? — Но если сбежали, то куда? Поезд не останавливался, в школу вы не возвращались… — Трансгрессировали в чудесный лес, где провели зимнюю ночь в палатке, — параллельно записывая заказ, ответила она и вернулась к стойке под удивлённые вздохи. — Что, серьёзно два подростка одолели взрослых магов? А зачем хоть к вам приходили? — удивилась Мариэлла у которой залегли между бровей морщинки, на что Лейла уже привычно пожала плечами и усмехнулась притихшим посетителям. — Не одолели, а нашли подходящий момент и усыпили. Мы не собирались их убивать, нам не нужны проблемы, да и мы не держали на них зла, мы же их даже не видели прежде, — спокойно соврала она, до сих пор моментами вспоминания лицо анимага. — А вот они были настроены агрессивно, просто так мы бы не ушли. И серьёзно скажу: я без понятия, что они от нас хотели. Может, потому что мы сидели в последнем вагоне и могли стать свидетелями их какого-нибудь убийства или похищения. Не знаю и знать не хочу. — И всё же, ведьмочка, — она вышла из-за стойки с кружками сливочного пива и вопросительно выгнула брови, смотря на насторожившихся колдунов. — Как ты их уделала? — Лейла с мрачной улыбкой подошла к ним со спины, нагнулась к середине стола и удовлетворённо прошептала: — Одного в пах, другого в челюсть, третьему вывернула руку. — Ради боггарта, я тебя обожаю! — Шайверетч расхохотался и вытянул руку, насмешливо рассматривая остальную компанию. — Сдаём деньги, господа проигравшие. — Вы что, ставки на меня делали?! — возмутилась она и, увидев, как весь стол Рондаля с сожалением кладёт на стол по несколько галеонов, приоткрыла рот. — Какие же вы жестокие… — Нет, мы просто любим деньги, дорогуша, — поцеловав монетку, добавила Мариэлла. — — А я знал, знал, что ты предпочтёшь бой врукопашную, — усмехнулся Шайверетч и, пересчитав полученную дань, присвистнул. — До чего же люблю устраивать внезапные пиры. Ещё пятьдесят подлей, Кэрол. Спасибо, ведьмочка, прокормила. — Всё ради вас. Работа эти два дня не отягощала, хотя теперь Лейла была вынуждена постоянно оглядываться и следить за любыми признаками подозрительных изменений что за последними столами, что в компании её знакомых. Империус, Оборотное зелье, огромные деньги за её похищение — она не знала, что ожидать от сильнейшего Тёмного волшебника нынешних лет, до сих пор не понимала, как тот узнал о её способностях и теперь вовсе боялась выходить из своей комнаты. Даже вопрос, как те перехватили Трансгрессию, был весьма актуален в тот день, пока вечером в плече не обнаружился глубоко впившийся мелкий клык. Тот самый подарок от анимага, когда одна из его змеиных голов вонзилась зубами ей в плечо. Видимо, активироваться в поезде он не успел, да и разбираться с этим не хотелось. Мерлин с ним, что было, то прошло. Из-за этого всего и так пришлось вернуться в состояние после плена, когда она совершенно никому не доверяла и боялась сделать и шагу в сторону от Гэндальфа. Когда силы только открылись и Лейла начала слышать голоса, видеть, как от одного её резкого взмаха в руке даже в солнечный день вырисовывала узоры снежинка — сходить с ума, в общем. И сейчас всё это, последней ниткой самообладания аккуратно и крепко всё сплетала работа в пабе. Лейле даже стало весело от таких сентиментальных мыслей, но ведь это действительно было так: как бы ни хотелось признавать, ей было безумно приятно из раза в раз встречать радостные лица посетителей, которые не прочь с ней поговорить, чему-то научить и вместе посмеяться. Потому что они — взрослые маги, добившиеся немалого и успешно состоявшиеся в жизни, приняли её в свой круг общения и без знания о силах, вообще без особого знания, кто она и откуда, по сей день продолжали обсуждать самые разные темы, с удовольствием выслушивая и её. И эта тёплая, уютная атмосфера, когда за столами все друг друга знают, когда играет музыка и люди не стесняются подпевать, любят промыть косточки каждой министерской крысе, самому Министерству с их новыми постановлениями, да и не против поделиться историями своих школьных лет… Она даёт хоть какие-то силы и тень улыбки на губах. Поэтому два дня выходных не видеть никого из школы, не слышать громкого колокола и звонкого смеха, не участвовать в драмах казалось для Лейлы волшебством — всё-таки Белая Виверна оставалось единственным местом, которое она по праву могла назвать только своим. И сейчас, сидя в полвторого ночи за японским словарём и медленно вырисовывая иероглифы, она чувствовала приятную усталость в мышцах, как и воздух, сидящий у неё на шее и пытающийся прочесть хотя бы что-то. Почему-то учиться ночью с открытым окном и играющим перед глазами огоньком было спокойнее и гораздо осмысленнее, сосредоточиться получалось лучше, чем на уроках. Лейла шептала себе под нос новые слова, стараясь выговорить их по транскрипции и вспомнить все советы Нэо, которому она поведала о надвигающемся путешествии в его края, когда раздался тихий стук в дверь, и воздух недовольно зафыркал. — Да? — неуверенно проговорила она и нахмурилась. Раздался тихий скрип, и в комнату босой с затуманенными глазами зашла Фиона. — Что-то случилось? — поинтересовалась Лейла у подруги и медленно встала, рассматривая её сонное лицо. Когда та переступила за порог, её рука вылезла на мерцающий свет свечек и на запястье показались знакомые перстни, после чего следом в комнату зашёл Марволо. Он не обратил внимания на удивление Лейлы, которое она так отчаянно пыталась скрыть, и прислонился боком к стене, мрачно наблюдая за Фионой. Та прошла в центр комнаты, с минуту простояла неподвижно, смотря сквозь неё, а потом резко развернулась и с зевком побрела обратно к выходу. Только она вышла за дверь, Марволо тихо прикрыл её и медленно подошёл ближе к Лейле, взглянув на неё сверху вниз. — Можно было предупредить, что ты теперь пользуешься порт-ключом, — тихо сказал тот, пока она стояла в полном замешательстве и ощущала заново нагревающуюся, сплетающую маленькими узелками связь. — Раз ты уже знаешь, говорить нет смысла. Специально в два ночи пришёл сюда ради этого? — Марволо промолчал и сделал ещё один шаг вперёд, возвысившись над ней и раздражительно долго продолжая смотреть ей в глаза. Лейла отдалилась и с желанием побыстрее закончить эту напряжённую, волнительную встречу сухо добавила: — Раз да, значит, тебе пора. — Ты ведь понимаешь, что пора заканчивать этот цирк. Тебе нельзя ходить на работу в такое время, если тебя там уже заметили один раз, нападут и второй. Ты больше не пойдёшь туда, я сам прослежу за этим, — она отвела взгляд и приоткрыла рот, резко проведя языком по зубам. — С такими указаниями тебе на выход, Реддл, а ещё… — Что ты ко мне чувствуешь? — перебил её Марволо, и коленки Лейлы резко содрогнулись. Губы пересохли, а из горла вырвался сдавленный кашель, подгоняемый наверх жаром из грудной клетки. — Что за вопросы странные? Иди проспись, пожалуйста. — Тебе повторить? — рассердился тот, поджав губы, а её снова бросило в дрожь. Так же, как это происходило каждую последнюю ночь, потому что зарождающиеся ответы на мучавшие мысли — проработанные до деталей, доказанные многими фактами, были невыносимы до головной боли. Лейла прекрасно помнила свои слова с вечера пятницы на Астрономической башне, помнила и помрачневшее от злобы лицо Марволо, когда она сказала резавшие глотку: «Ненавижу тебя». До сих пор эхом слышала все его оскорбления, все признания и фразы с непонятным смыслом, которые подрывали последние остатки нервных клеток. Ей было неприятно. Когда он признался, что волнуется за неё, внизу живота затянулся тугой узел, когда назвал овцой, со внутренней части губы капнула на язык кровь и захотелось с размаху врезать по его смазливому лицу. Это была только его вина, потому что Марволо сам подсадил её на эмоциональные качели к себе под бок, сам провоцировал и заставлял теперь сомневаться и в себе, и в своих ощущениях. Ведь после всех раскрывавшихся историй о метке, о родителях и жизни в приюте она действительно поняла, насколько он был амбициозен и трудолюбив, раз сделал из себя лучшего ученика сам. Причём не имея ни денег, ни любви, ни должного воспитания, хотя последнее отчётливо прослеживалось. И теперь было сложно не признать, что он на несколько ступеней всё же был выше окружающих. — Ненависть. Как я и сказала раньше… — голос её стал ломаться, стоило подойти к окну и понять, что Марволо пошёл за ней. — А ещё? — Презрение. — А ещё? — Раздражение, отвращение… — он взял её за подбородок и вынудил поднять голову, пробивая кости холодом. — Продолжай, — разрешил Марволо и с невозмутимым лицом, не моргая, уставился прямо в душу. — Ярость, злобу, гнев, тошноту от дикой самовлюблённости и тщеславия, недовольство… — Что ещё? — Что за чёртов тест, Ре?.. — Договаривай, — сухо отчеканил он, сильнее сжав подбородок. Лейла бесстрашно взглянула в потемневшие глаза, хотя внутри всё сворачивалось от напряжения, и чётко прошептала: — Неуважение с твоей стороны, пренебрежение мной, неуверенность, ревность… — ляпнула она и попыталась скрыть неприятное осознание, но Марволо услышал даже с проглоченным окончанием и мрачно усмехнулся. — Сомнения в любом шаге, подозрительность, настороженность, незащищённость. — Ты сейчас смеёшься? — посерьёзнел тот, на что Лейла помотала головой. — Незащищённость от тебя. Зажатость, перегруженность, огорчение, разочарование… — И всё? — мягко прошептал он в самое ухо. Она еле заметно вздрогнула и хотела откинуть его в другой угол, но тело перестало слушаться и затряслось от обвивающей талию руки. И тут заплетавшийся язык резко развязался, словно Лейла опьянела. — Переживание, восхищение, спо…спокойствие, интерес и трепет. И влечение, — сдавленно прохрипела она, почувствовав внизу его жёсткую плоть и неестественно замерев. — Марволо, остановись, — но он лишь переложил её волосы на другую сторону и коснулся горячими губами мочки. — И ты до сих пор ничего не понимаешь, ведьма? — Что я… — Лейла сдержала томный стон, когда он холодной ладонью забрался под её майку, и покрылась мурашками, — должна понимать? Это уже не шутки, Марволо, зачем ты пришёл посреди ночи?.. — Ты красивая, — зарываясь пальцами в её волосы, прошептал тот застывшей в страхе скульптуре. Ей становилось душно, по лбу стекала испарина, и казалось, она себя не контролировала, потому что никогда бы ничего подобного не сказала бы. — И умная. А ещё жестокая и холодная. Мне нравятся такие. Но ты представляешь, я чувствую всё то же самое. Ты меня ломаешь, и это ненормально. Из-за этого я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Мне важна твоя поддержка, понимаешь? Ты обещаешь быть рядом? — Реддл… — прохрипела Лейла, прикусывая губу и закатывая глаза от его касаний. — Пообещай, что будешь за моей спиной. Что не предашь и будешь помогать. — Что ты имеешь ввиду? После школы наши пути расходятся и я уеду далеко от тебя… — Ты мне не доверяешь, я вижу… — шепча в плечо и скользя ладонями вверх по спине, говорил Марволо и громко дышал. — Но вспомни, что я тебе доверился, так ещё и ничего никому не рассказал. И никто, даже твоя Круз, даже твой Лестрейндж не знают об этом всём. Пообещай мне. — Я не буду… — помня все цели Волдеморта, зашипела Лейла и вцепилась ногтями в подоконник, когда он сжал её рёбра. — Одно слово, и ты меня очень порадуешь. Ты больше никогда не будешь чувствовать себя незащищённой, — она нахмурилась и не сдержала стона от впивающегося в кожу металла. — Нет. — Лейла, — прошептал Марволо и провёл пальцем под грудью. — Просто будь рядом. — Я не… — Лейла, — сорвался на хрип он и стал целовать оголённую кожу, даря неописуемое чувство эйфории. В голове парила одна мысль: Марволо сказал, что испытывал к ней то же. Это значило, он не хотел быть другом, потому что… хотел быть большим? — Пожалуйста, остановись, — чуть ли не срываясь, просила она и горела. Горела от его грубых и одновременно трепетных касаний. — Одно чёртово слово и… — Обе… обещаю, — внутри всё раскололось, а Марволо резко появился перед лицом и с рыком требовательно впился в губы. Лейла пропала. Он быстро проник в рот и принялся заново исследовать его, водя влажным языком вдоль её. Тело без сопротивления поддалось рывку, и Марволо усадил её на подоконник, всё быстрее и быстрее увлекая в глубокий поцелуй. Его жилистые руки блуждали по почти голому телу, а Лейла зарылась пальцами в смоляные волосы: она не чувствовала ни сладости, ни горечи его губ, но продолжала целовать, не в состоянии отстраниться. Думы прошлых часов стремительно скатывались с обрыва, и она совершенно не отдавала себе отчёта. Его рука спустилась ниже и уверенно потянулась к кружевной ткани, но Лейла смутилась и, нахмурившись, придержала его руку. — Я… не надо этого, — рука продолжала сопротивляться её хватке, и она нервно задёргалась на месте, начиная вспоминать, как таким же образом к ней лезли и тогда. Марволо словно прочитал её мысли и усмехнулся, после чего медленно отстранился, мягко поцеловал в шею и тихо рассмеялся. Пальцы Лейлы напоролись на иголки, и она резко отдёрнула руки, рвано дыша ему в накрахмаленный воротник рубашки. — Моя дорогая Харрисон, — прошептал он чуть басистым голосом и медленно коснулся ледяными пальцами её грудной клетки, начиная отстраняться. — Какая же ты… всё-таки дура. Лейла резко отмерла и, вопросительно взглянув ему в лицо, судорожно выдохнула. В нос ударил запах гнили, кости переломались от змеиного холода, а перед ней возвысился бледный Волан-де-Морт. Рот открылся в немом крике, с языка на колени упали десятки рогатых тараканов. Она готова была задохнуться от отвращения и хотела дёрнуться к палочке, но тело словно приковали к подоконнику, а Волдеморт лишь оскалился чёрными клыками и острым грязным ногтем заправил прядь ей за ухо. — Не зря ты описывала неуверенность и сомнение, жаль, оказалась глупа и так быстро поверила моим словам, — нечеловеческим, змеиным голосом прошептал он, и взгляд его стал брезгливым. Лейла отказывалась верить, что человек, целовавший её минуту назад, станет этим. И не дело во внешности, это не самое страшное, что она видела — Волдеморт уже не был человеком. Он был обезумевшим моральным уродом, а не целеустремлённым и уверенным юношей. Его змеиные зрачки связывали конечности верёвками, вены на лысой голове и отсутствие носа делали Лорда по-настоящему пугающим. — И сейчас ты встала под знамена Пожирателей смерти. Обесчестила себя, хотя так рьяно отстаивала права, и пообещала мне себя. Жалкая и тупая… дура, — он громко и хрипло расхохотался, давясь весельем и не замечая падающей из неживого глаза слезы. А затем резко посерьёзнел, одной рукой схватил Лейлу за горло и, презрительно осмотрев её, прошёл ногтями сквозь грудь. Она обомлела, и вспышка адского пламени физической нетерпимой болью сожгла последние остатки красок. Хотелось орать от того, как сильно и бешено он рвал её органы, выворачивал их, сжимал ногтями и кромсал, но голос пропал; хотелось плакать, но Волдеморт дёрнул и за эту нитку, и все эмоции разом отключились. Лейла стала задыхаться, хватка блокировала доступ к воздуху, как бы тот ни бился рядом, прося её опомниться. Он снимал её органы крючками и резко, грубо дёргал на себя. На пол стекала кровь, разорванная кожа болталась на ветру из стороны в сторону, и в одно мгновение Волдеморт, холодно хмыкнув, с корнем вырвал сросшийся комок органов. Голос прорезался, и Лейла пронзительно закричала, а затем подавилась кровью и, медленным движениям руки подобравшись к носу, ощутила стекающую на костяшки горячую струю. Щит в сознании сдулся, глаза застелила красная пелена, и ноги подкосились. А Волдеморт с интересом осмотрел её изнутри — одним взмахом отрезал низ, который с хлестом упал на холодные половицы, и заострил внимание на сердце. И душе. Такая маленькая, сверкающая голубым кристаллом, была прикреплена в центр ещё бьющегося сердца. С его мертвенно бледных рук литрами стекала её кровь, а он лишь улыбнулся и вознёс главную частицу Лейлы ближе к свету. Сердце — жилистое, похожее на кусок мяса с толстыми трубками, торчащими из боков, было наполовину окутано чёрной дымкой магии, и лишь шедшая от сверкающей души вторая часть была сочного бордового цвета. Он поморщился, повернул к ней фарфоровую голову и прошипел: — И всё же, если не считать прошлогодние грешки, сердце у тебя живое. Доброе. Но ты сама отдала мне себя. А значит и его, и душу, — Волдеморт обезумевшими глазами посмотрел в её лицо, пока Лейла уже видела свет наверху, а затем истерично засмеялся, вошёл ногтем в красную часть, и та тут же рассыпалась пеплом. — На моей стороне не нужны добрые слабаки, — с этими словами он сжал сердце, так что из него хлынула кровь, и, поднеся ко рту, вцепился зубами в плоть. — Нет?! — взревела Лейла и во всю глотку завопила: — Хватит! — раздался свист, и горло со всей силы пронзила деревянная белая палочка. Она подпрыгнула в кровати и, скинув с себя Лапту, полетела в ванную. Её вырвало. Резко и отвратительно больно, словно вязкой верёвкой — органами. Опоздавшие слёзы неконтролируемо стекали с щёк и жгли кожу, а Лейла корчилась над раковиной и задыхалась, хотя, казалось, чем её могло рвать, она даже не ела нормально последнюю неделю. Так её тело не реагировало ни разу. Её ворочало из стороны в сторону и колени постоянно подгибались, пока дрожащие руки из последних сил держались за раковину. Она промывала язык, трогала живот и грудь и, осматривая себя в зеркале, понимала, что полностью чиста. Никаких следов, никакой крови, даже губы холодные. Ей всё приснилось. Весь этот кошмар был сном. Только она вышла с ванной, как разглядела силуэт Фионы и дёрнулась к стене, испуганно смотря на дверь. Та сидела на соседней кровати с каким-то ведром и прятала лицо в ладонях, ставя локти на дрожащие ноги. — Фиона? — севшим голосом спросила Лейла и схватила с тумбочки палочку, краем глаза метнувшись к шокированной Лапте. Она медленно оторвала руки от лица и нервно сглотнула, обескураженно смотря ей в глаза. — Скажи что-нибудь. — Я… Я попросила домовика принести ведро с кубиками льда, потому что после сильной рвоты в организме человека наблюдается обезвоживание и ему необходимо восполнить баланс жидкости, но… — Достаточно, — не отрывая взгляда от двери, сухо просипела Лейла и бросила палочку. Подошла к кровати, ударилась коленями об пол и зарылась пальцами в волосы, склонившись над одеялом. Несколько минут висела нерушимая тишина. Сердце старалось выпрыгнуть из груди, хотя теперь такое выражение лишь вызывало очередной позыв тошноты, а внутри было пусто. По-настоящему: и в желудке, и в душе. — Как такое возможно?.. — услышав скрипучий шаг босой ноги, прошептала Лейла. — Я не спала всю неделю! И как только решила прилечь, в голову полезло это всё! Сколько уже можно?! — рявкнула она и ударила кулаком по матрасу, закрывая слезящиеся глаза. Спустя время послышался вой метели за приоткрывшимся окном, и её аккуратно подняли с пола тёплые руки, дав возможность размякнуть в лёгких объятиях. И как бы Лейла ни была благодарна Фионе за всё, что та делала, ни её объятия, ни Кевина, и даже ни Роберта не помогали ей по-настоящему успокоиться. Нервы расслаблялись на пару мгновений, а потом всё закручивалось по новой — уже никто не мог помочь ей справиться с желанием остаться под боком Марволо на долгие недели. Только его магия помогала, только с ним она держалась достойно. И именно его Лейла теперь боялась больше всего. Вот только не Волдеморта — кошмар остался кошмаром, он предстал перед ней образно, чтобы показать, что бы ждало её в будущем. С ним было всё предельно ясно — она не подчинится. Не встанет на его сторону, не пойдёт против светлых волшебников ради него. Пусть хоть голову сломает и её повесит — лучше смерть, чем видеть мрак во второй раз. Лейла боялась Марволо, потому что сейчас он был гораздо сильнее — с рациональным мышлением и пока более-менее нормальной психикой. А ещё чувств, которые к нему испытывала, ведь именно из-за него не спала и ходила как мертвец. Она была осторожной? Сейчас, значит, обязана стать ещё больше. Отдалиться от этого человека максимально и разобраться в себе, ведь только в одиночестве в Средиземье она смогла сделать из себя достойную девушку. Главным оставалось не верить кошмару, чтобы не выжить из ума в раннем возрасте. Лишь держать себя в руках и помнить, что такого не произойдёт: Марволо никогда не будет говорить напрямую о таких важных вещах, Марволо никогда не скажет ей комплименты в лицо, и важное, во что действительно Лейла верила — он бы не стал лезть в шорты без её разрешения. Не стал бы продолжать, если бы почувствовал, как ей неприятно. — Фиона… — прошептала Лейла, когда успокоилась и присела с ней на кровать. — Тебе не надоело приходить на каждый мой крик? — та тихо выдохнула и устало улыбнулась с закрывающимися глазами. — Друзья должны помогать всегда. К тому же, я не спала, — на вопросительный взгляд Фиона ткнула пальцем на стол и невесело хмыкнула. — Завтра тест по истории, а я не готова. Но это не важно. Просто я вижу, что ты на грани. И изо дня в день борешься сама с собой, чтобы не сойти с ума. Думаешь, это нормально, не есть и не спать неделями? Однако, к сожалению, я очень хорошо знаю, что ты никому не расскажешь о своих кошмарах или состоянии, проблемах в целом. Поэтому я ничего и не требую, просто стараюсь быть рядом. Надеюсь, когда-нибудь ты поймёшь, что не все люди ужасные. — Я так и не думаю, — шмыгнув носом, помотала головой она. — Может быть, — безразлично протянула Фиона и взяла её за руку, смотря в глаза. — Но в полной мере ты так никому и не доверяешь, хотя я могу ошибаться. — А разве хоть кто-то так делает? Неужели даже ты ни разу не сомневалась в Кевине? — неживым голосом спросила Лейла и отвела взгляд, осторожно сжимая её ладонь в ответ. Конечно, как подруги, но всё равно внутри ничего не ёкнуло. Совершенно ничего. — А я про это и не говорила. Я имела ввиду, что в жизни должно быть хотя бы несколько… хотя бы один человек, проверенный на словах и поступках, которому ты сможешь доверить себя. Мне так мама говорила. Она приводила в пример магловскую игру, когда один ребёнок расставлял руки и падал назад, думая, довериться ли товарищу, стоявшему за его спиной. И, если он без страха, без торможения падал, а второй его ловил, то оба начинали дружить ещё лучше, потому что друг другу доверяли. Мы с Кевином ещё в детстве делали это очень много раз, но не ловил он меня иногда только потому, что не мог удержать, — она тихо посмеялась и, выдержав паузу, спокойно продолжила: — И как бы я ни доверяла ему, всё равно время от времени проверяю. — А как ты… как ты поняла, что Кевин тебе нравится? Именно больше, чем друг, — мягко начала Лейла, бегая взглядом по комнате и пытаясь успокоить бьющиеся о стенки сознания волны. — Оу… — протянула Фиона, задумавшись. Она откинулась на спину, дёрнув за собой Лейлу, и прикрыла глаза. — Понимаешь ли, дружба объединяет людей куда сильнее, чем какие-то задатки симпатии, влюблённости или любви. В наше время дружба встречается реже, её труднее найти, поэтому, повзрослев, я стала ценить именно это в наших с Кевином отношениях, ведь мы с детства были с ним рядом. Наши семьи дружили, мы познакомились ещё перед Хогвартсом, вместе обсуждали письма, вместе закупались в Косом переулке, сидели в поезде, да и потом я до сих пор помню радость, когда оба попали в Когтевран. Так что мы изначально делали всё вместе, а заводить в малом возрасте друзей было гораздо легче. Но я рада. Безумно рада, что судьба свела меня с ним: бабушка воспитала Кевина как самого доброго, милого и трудолюбивого человека, которого я только знаю, и, видит Мерлин, я была очень везучей, раз выиграла такой экземпляр в лотерее. И когда первые месяца мы ходили всегда вместе, рассказывали друг другу абсолютно всё. У нас даже проходили свои ритуалы, чтобы сдержать обещание и не проболтать общие секреты. И с каждым годом мы становились лишь ближе, Кевин был и остаётся единственным, кто знает обо мне абсолютно всё. Мне кажется, если бы он стал легилиментом и залез в мои мысли, вовсе ничему бы не удивился. И есть вещи, которые ему не стоит рассказывать окружающим, и он не рассказывает. Ещё ни разу за все года Кевин не выдал ни одного моего секрета, не ляпнул ненужного, за что я его безгранично уважаю. Он не испортился, не изменился, не зазвездился, допустим, после того же выигрыша на конференции. — То есть ты так и не поняла, когда это произошло? — поинтересовалась Лейла, проглатывая маленький кубик льда и поворачивая к ней голову. — Поняла, просто не до конца. Я и до сих пор не верю, что мы на Рождество взялись за руки и объявили семьям, что вместе не как друзья. Это было странное ощущение. Но правильное, — размышляла она и мягким голосом убаюкивала. — Я думаю, что-то начало меняться, когда Кевин стал крайне эмоционален по поводу неудавшихся экспериментов на шестом курсе и начал часто брать меня за руку. Просто так, незаметно для себя, но это ему помогало, он успокаивался. А у меня по телу ходили мурашки, — сказала Фиона, и волосы на теле Лейлы встали дыбом, стоило вспомнить похожие ощущения. — Под конец прошлого года я стала чаще замечать его долгий, изучающий взгляд на себе, сама больше о нём думала от этого покрывалась мурашками. А потом детская привязанность заставила немного пострадать и понять, как мне с ним легче. Потому что летом на два месяца я с родителями уехала из Англии, совиная почта у маминых коллег не была развита, и я не могла с ним связаться. Дни без Кевина я всё равно думала о нём, постоянно и очень много, и когда увидела на платформе, даже дар речи потеряла, потому что он вырос и стал ещё более красивым. Раньше я не обращала на это внимание, но потом, в течение всей поездки на Хогвартс-экспрессе рассказывая о лете и замечая его улыбку, его глаза на мне, я просто краснела и не могла остановить этого. И мы продолжали общаться, продолжали делать эксперименты, всё обсуждать, везде ходить вместе, и он не старался отдалиться, не заводил новых знакомств. И, наверное, когда Джек с Диланом и Леоном начали тонко намекать о ночном шёпоте Кевина, повторявшего моё имя, когда я начала чувствовать… раздражение и даже грусть, видя его с другими партнёршами по заданиям… Тогда я и поняла, что он мне нравится уже не только как друг. — И ты так просто это приняла? — удивлённо проговорила Лейла, поражаясь спокойствию. — Это было просто лишь для меня — признаться себе, ведь… ну а зачем хотя бы себе врать, а? — поднявшись на локти, риторически протянула Фиона. — Поэтому я признала это быстро. Кевин становился с каждым днём всё лучше и важнее для меня, я не могла игнорировать это всё, а вот как сказать это ему… Ведь дружба могла разрушиться, и я очень боялась, что сама ему просто как подруга, ничего большего. Это было сложно, и, в принципе, я тогда и ничего не сказала. Джорджия с Джеком свели нас на Святочный бал, а там уже и он меня поцеловал и потом признался в ответной симпатии. Поэтому не было здесь ничего сверхъестественного, это вполне нормально, просто нас обоих учили прислушиваться к себе и слушать сердце, как бы драматично это ни звучало. Надеюсь, я тебе как-то помогла? — Мне? Я спросила, потому что мне просто было интересно, — начала Лейла, но услышала тихий смех и смутилась. — Что такое? — Ты так уверена, что я не замечаю, с кем ты проводишь почти всё своё время? — она взглянула на неё и, заметив оцепенение, хохотнула, прикрывая рот рукой. — Дорогая моя, когтевранцы не задают лишних вопросов только из-за чувства такта, но это не значит, что мы слепые. Ты серьёзно думала, что ночами не будешь приходить в комнату, после уроков до вечера будешь пропадать, причём в библиотеке тебя почти нет, и я этого не увижу? Если что, я тебе сейчас ничего не предъявляю, это просто забавно и мило. — Что именно забавно? — ощущая себя слабоумным ребёнком, буркнула Лейла, когда Фиона зевнула и стала подниматься. — Что ты так рьяно пытаешься впихнуть свои настоящие чувства глубоко в себя. Ты просто боишься попробовать только потому, что если вдруг ничего не получится, то винить придётся опять же себя. И поэтому сейчас ты не видишь правды, сама себе придумываешь что-то, усложняешь и капаешь на мозг. Позволь открыть тебе суровую правду: жить вообще страшно, хотя я уверена, ты это отлично знаешь. Но жить в страхе показать настоящую себя ещё хуже. «Жаль, у меня всё как всегда наоборот», — пронеслось в голове. — Поэтому всё зависит только от тебя. Ты последний человек, кому нужно волноваться, если Реддл тебя отвергнет. — Чего?.. — она не ожидала такого быстрого перехода на личности и, поймав себя на мысли, что всё это время представляла именно его, нервно сглотнула, снова начиная дрожать. — Почему последний? — А ты не видишь? — Лейла выпучила глаза, полностью потеряв нить разговора, и Фиона улыбнулась, развернувшись к двери. — Значит, время ещё не пришло. — Чего я не вижу? — Мне пора. — Фиона! — она открыла двери, за секунду заставив умолкнуть, и приложила палец к губам. А потом улыбнулась и, зевая, вышла из комнаты, оставив Лейлу в полном недоумении. Глаз за ночь она из-за этого так и не сомкнула, окончательно утопившись в нескончаемом потоке мыслей. Смотрела в потолок и не моргала, разрешая воздуху лечь рядом и вытирать слёзы, которые, конечно же, капали только из-за сухости в глазах. Очередное оправдание. Не этого Лейла хотела, когда вступила с Марволо в опасную игру, в которой, была уверена, одержит победу. Ни черта. Наутро она впервые за долгое время появилась в Большом зале. Выпила очередную дозу зелья и готова была хоть горы свернуть, садясь напротив Фионы с Кевином. — Знакомься, это тост, тост, это Лейла, — медленно пододвинув к ней тарелку, тихо сказала Фиона с тетрадью по истории в руках. — Поджаристый волшебный хлебушек, так ещё и как вкусно пахнет… м-м… а сверху на него можно положить и сыр, и джем, и обмакнуть в шоколад, Лейла, такой выбор у тебя! — она улыбнулась и резко посерьёзнела. — Но пока не съешь хотя бы куска, из-за стола не выйдешь, — и с этими словами зарылась в конспекты. Лейла же аккуратно выудила из сумки японский словарь, разломала тост на хрустящие куски и аккуратно положила в кофе кубики сахара, принюхавшись. Рядом все старшие зациклились на подготовке к тесту, кто-то внимательно читал газету, другие активно переговаривались. Она тихо выдохнула и, макнув хлеб в шоколадную тарелку, быстро проглотила кусок, запив кофе и не обратив внимание на вкус. Горло приятно защекотала горячая жижа, и Лейла выпрямилась, вернувшись к иероглифам. Она еле заметно шептала под нос слоги, складывая в слова, и водила пальцем по чернилам, чтобы не сбиться. Поспешно глотала кусочки и перелистывала страницы, всё быстрее уходя с головой в новый язык. А потом, когда вместо тарелки напоролась на вазу с фруктами, нехотя подняла голову и разочарованно покачала головой, промахнувшись на пару сантиметров. Лейла быстро положила горячий хлеб на язык и поднеся кружку к губам, столкнулась взглядом с угольными блестящими глазами. Под ложечкой резко заныло, и она тут же опустила голову, крепко сжимая под столом коленку. На языке размяк кусок, и только почувствовался вкус, показалось, как изо рта, как вчера, стали вылезать тараканы. Лейла приложила ко рту кулак и быстро задышала, ощущая подступающую к горлу тошноту. Она всё же успокоилась и, прожевав этот несчастный кусок, напомнив, что это был всего лишь сон, залпом допила обжигающе горячий кофе. — Встретимся на уроке, — вылезая из-за стола, сказала Лейла друзьям и, не дожидаясь ответа, зашагала в сторону малого двора. Закинула на плечо сумку и, выйдя из зала, приложила согретую руку к покрывшейся мурашками шее, успокаиваясь. Говорить что-то себе было бессмысленно — ничего не есть хорошо. Всё разваливается и рушится, она срывается на безобидных людей, а время тянется ленивой полосой, перекрывающей путь к свободе. Четыре месяца отделяли её от долгожданного путешествия, в котором Лейла забудет обо всём, кроме кольца, и уничтожит его. Даже, если на поиски понадобится несколько лет, даже, если она унесёт и свою жизнь, зато с честью. Именно это было её настоящим предназначением, а не сидеть в школе и дрожать от одного имени черноволосого убийцы. Когда до звонка оставалось не больше десяти минут, Лейла наконец-то вышла из ступора, подставив лицо холодному ветру, и напоролась на самых нежелательных зрителей её затаившейся истерики. Майк, Марго и Кайя, прислонившись к стене, стояли со сложенными на груди руками сурово сверлили её лицо. Майк оценивающе осмотрел Лейлу с ног до головы, хотя сам то был ей почти до рёбер, растянуто цокнул и вальяжно сделал шаг вперёд, ставя руки на бока. — Убежать, как ты делала предыдущую неделю, не получилось. Какое разочарование, — покачал головой он и громко выдохнул. — Дети, у меня урок. И вообще-то, у вас тоже: если я не ошибаюсь, вообще в другой части замка, — спокойно напомнила Лейла, но троица не сменила позиций, и ей оставалось лишь устало прикрыть глаза. — Простите, что не прихожу во двор, но у меня сейчас не очень лёгкое время, понимаете? — спустя минуту напряжённой тишины раздался всхлип, и Кайя, сдавшаяся первой, налетела на Лейлу, чуть не упав по дороге. — Да ладно, девочки?! Я ведь ещё главной реплики не сказал! — обидчиво взвыл Майк, когда следом за подругой кинулась в объятия и Марго. Лейла присела на корточки и, бегло взглянув на время, почувствовала на своих щеках маленькие ладони. — Что с тобой происходит? Почему вы с мистером Реддлом вернулись на два дня позже? Почему ты ничего не рассказывала нам, не появлялась в Большом зале, не кушала, куда постоянно убегала от нас? — заплакала Кайя, и плечи её затряслись. — Разве мы тебе сделали что-то плохое? Мы тебе надоели или?.. — Хватит, — не выдерживая детских слёз, остановила её Лейла. Она провела пальцами по мокрым щекам, вытирая дорожки, и осмотрела всю троицу со сверкающими широкими глазами-блюдцами. — Никогда не плачь из-за таких мелочей, тем более, когда даже не знаешь правильного ответа. Как вы могли вообще подумать, что надоели мне? — искренне удивилась она, в первую очередь посмотрев на Майка. Тот отвёл глаза и почесал макушку. — Вы тут совершенно ни при чём, понятно? Это только мои дела и проблемы, они есть у всех: у ваших родителей, старших братьев и сестёр, даже у вас, только пока не в больших масштабах и… Кайя, перестань. Пусть это будет самое большое горе в твоей жизни. Со мной всё хорошо, мне просто нужно время, чтобы кое-что переосмыслить, но не больше. А прошлую неделю… было слишком много эмоций, и хотелось для начала просто отдохнуть. В этом никто не виноват, я жива и здорова. Дайте мне немного отдохнуть, и я обещаю, уже скоро вернусь к вам во двор с новыми историями. А вы пока готовьте самые интересные рассказы с уроков, я буду рада послушать, — Лейла улыбнулась, погладив девочек по волосам, после чего заметила настороженный взгляд Марго и прищурилась. — Мы продумывали много вариантов, чем ты была озабочена, поэтому не сможешь соврать, когда будешь рассказывать нам, мы всё просчитали, — сказала та, хлопая её по плечу. — И мы знаем причину… но профессор Дамблдор говорил, что навязывать окружающим своё мнение без нужды нельзя, поскольку люди должны думать сами, без подсказок, — и даже несмотря на факт, что перед ней стояли дети, Лейла еле удержалась, чтобы не стереть с лица улыбку. Она до боли сжала желваки и медленно выдохнула, не желая снова раздражаться. Почему, Мерлин, все вокруг знали, из-за чего она мучается днями и ночами, а сама она нет?! — Если не побежите в кабинет прямо сейчас, заработаете своим факультетам неприятности, — набравшись сил, спокойно сказала Лейла и напоследок коротко кивнула. Кайя и Марго с широкими улыбками побежали на Зельеварение, а задержавшийся на мгновение Майк быстро чмокнул её в щёку и рванул в другой коридор. Лейла же аккуратно встала на ноги, отряхнула и, покачнувшись, побежала в школьные теплицы. К сожалению, сегодня следовало добить себя окончательно, и разговор с Лукрецией был неизбежен. И он состоялся. Когда Лейла ещё подошла к ней на уроке Кеттлберна, дабы попросить встретиться после отбоя на Астрономической башне, та даже договорить подготовленный текст не дала. — Ты ещё спрашиваешь? Что за вопросы, Лейла, конечно, я приду! — прошептала Лукреция ей и с улыбкой кивнула. Не задала ни одного вопроса. Посмеялась без иронии, сарказма или оскорблений. Не потребовала ничего взамен и спокойно продолжила обсуждать прошедший тест по истории. А Лейла не могла перестать сравнивать с ним других людей. Уже не верилось, что кто-то в разговоре действительно общался с ней на равных, без ядовитых шпилек и мрачных взглядов. Но этого уже было мало. Лейла столько раз доказывала, чего по-настоящему заслужила, что сейчас уже маленькая надежда, желание исчезало на глазах. Видимо, добиться уважения от Марволо у неё не получится. За день они не обмолвились ни словом. Вроде всё, как она хотела, только легче от этой тишины ни капли не стало. — Я так понимаю, тема серьёзная? — Лукреция опёрлась локтями на перила и блаженно прикрыла глаза, подставляя лицо поднявшейся вьюге. Время было позднее, половина портретов спали и разносили храп по всему коридору, а они встретились уже минут десять назад и вместе добрались до башни, сдерживая хохот от очередных рассказов про шутки Роберта с Абраксасом. Лейла более-менее расслабилась, а по приходе на смотровую площадку уже даже после её вопроса не думала об обратном пути. Хотелось узнать хотя бы что-то полезное и важное, и лучше было расправиться со всем этим как можно быстрее. — Не особо. Просто интересная. — Ой, да ладно, интересная… Интересную можно обсудить и при том комедийном дуэте в любое дневное время, а не так, — Лукреция поморщилась, вздёрнув сверкнувший носик, и улыбнулась. — Ну я уже сама горю от любопытства, не молчи. — В таком случае расскажи мне, если это не семейная тайна, как… — голос резко охрип, но Лейла лишь прочистила горло и осторожно продолжила: — Как ты поняла, что тебе нравится Абраксас? Ты только не подумай, я не хочу рушить ваши отношения… — сразу начала она, вытянув руки, но та расплылась в улыбке и засмеялась низким, тихим голосом. — Поверь мне, то, как ты смотришь на этих двух дураков во время разговоров, описывает твоё отношение к ним лучше всего, — Лукреция расчистила пол одним взмахом палочки, опустила руку Лейлы и, расправив юбку, упёрлась головой в латунные поручни. — И всё же… Почему бы и нет, — она устроилась поудобнее и, задумавшись, тихо начала: — Думаю, ты догадываешься, что все чистокровные семьи знают друг друга в лицо. По крайней мере, священные двадцать восемь в нашей Англии точно. Эти войны и соревнования за большее наследство, за уважение и первое место по количеству денег в Гринготтсе продолжаются и по сей день, потому аристократов с раннего детства учат этикету, таскают по балам, дабы показать дорогие костюмчики и милую мордашку, после чего отдают нянькам на руки. Таким образом большая наша часть и узнала друг друга до школы. Все мы слизеринцы были вынуждены присутствовать на светских мероприятиях, поэтому не удивительно, что с Абраксасом мы познакомились в восемь лет именно там. Ну как познакомились: избалованный малыш с золотыми запонками и зализанными гелем блондинистыми волосами по приказу отца должен был показать мне сад поместья Малфоев. А я тоже не отставала: только пришедшая в себя после ссоры с Орионом и истерики из-за отсутствия шоколадных эклеров на фуршете аристократка была обязана согласиться на приглашение и в длинном вечернем платье бродить за напудренным индюком по огромному особняку. Стоит отметить, что за нелестные высказывания по поводу моих мокрых глаз Абраксас получил пощёчину, а потом в результате не успел показать и трети дома, как мы уснули на одной кушетке, — Лейла не сдержала улыбки и склонила голову набок, продолжая слушать. — Но это не было началом дружбы: нас вообще наругали за непристойное аристократам поведение и пообещали домашний арест, так что прощались мы убивающими взглядами и с ядовитыми улыбками на лицах. Мило, правда? — Очень, — подмечая, как щёки Лукреции начали краснеть то ли от холода, то ли от ощущений, кивнула она. — Последующие несколько лет до Хогвартса мы оба росли и встречались хотя бы раз в году на рождественском бале. С нами были и остальные дети как Лестрейндж, Пруэтт, Паркинсон и Розье. Тогда ещё Долоховы стали часто навещать мероприятия, хотя ещё не переехали в Англию на постоянную основу. Поэтому, конечно же, девочки больше находились с девочками, мальчики с мальчиками, и всё равно наши семьи пытались распределить всех по парам, посмотреть, кто, как и с кем смотрится. Мы ведь сами понимали, что были товаром: чем лучше брак, тем чище кровь и больше денег наши родители получат на старости лет. Поэтому особняк он мне всё-таки показал — у него было целых три шанса, а у меня просто не было выбора. Со словами: «Это комната, это ещё одна и… о, ещё одна» Абраксас всё же выполнил приказ отца, а потом, за пару месяцев до поступления в Хогвартс, мы обменялись короткими улыбками и шёпотом: «Только не опозорься, если не попадёшь на Слизерин. Туда всех подряд не берут». Как видишь, оба разочаровались, что целых семь лет будем учиться бок о бок. И дальше тоже ничего особенного не происходило, — поджав губы и потерянно взглянув под ноги, сказала Лукреция. — Слизеринцы семья, и каждый из нас обязан постоять и за себя, и за ближнего, но это лишь кодекс чести. Как таковой дружбы не существует, во всяком случае, не у девушек. Вечная гонка в соревнованиях была навязана родителями, и теперь как проклятие висит на нас: мы умеем держаться на публике, умеем и улыбаться друг другу, делясь новостями, но в душе многих со своего же факультета недолюбливаем. Тебе повезло, ты не видела, как на уроках, где только Слизерин, мы дерёмся за возможность ответить и проявить себя, хотя всё равно вызывают Тома. Поэтому с Абраксасом меня не связывало эти года ничего, кроме саркастических шуток, обсуждений несчастных гриффиндорцев и встреч на балах, как и с остальными. Ты не подумай, никто не ненавидел друг друга, просто понятия дружбы или настоящей любви у нас не расценивается настоящим. — И всё же? — заметив мечтательный вид слизеринки, выгнула бровь Лейла. — И всё же… на пятом курсе в один из уроков Зельеварения Уизли подорвал котёл, и, конечно же, всё содержимое оказалось на мне, на ком же ещё? — Лукреция раздражённо фыркнула и возвела глаза к нему. — Впрочем, Уизли и не изменился: до сих пор подрывает их. Однако, когда все вышли из кабинета, а я осталась в ужасном виде в углу, пытаясь отчиститься, Абраксас помог мне. Не Пруэтт, семья которого слишком часто приезжала к нам в гости, а именно он. С Заклинаниями у него всегда было лучше, чем у меня: Абраксас с наглой ухмылкой водил по мне палочкой и возвращал прежний цвет платью, а потом, когда я увидела, что сожгла волосы на спине, он с необычайной уверенностью попросил не думать об этом. Сказал, что я даже с этим красивая, и это вовсе незаметно, но на всякий случай сопроводил до подземелий. Без выгоды тоже не отстал: мне до конца года пришлось помогать ему с ЗОТИ. Уверена, понимаешь, к чему я клоню… — Честно говоря, не особо, — смутилась Лейла, с любопытством слушавшая об их первых школьных годах. — Гормоны, Лейла, гор-мо-ны, — посмеялась та и оценивающе взглянула на неё. — Первое спиртное на вечеринках, первые сигареты и сигары, у парней просыпались инстинкты, у нас менялось тело. Мерлин, чувствую себя учителем анатомии. Кому-то хотелось целоваться и влюбляться, кто-то, как я, оставался в стороне, потому что более ответственно подходил к экзаменам. Однако всем девушкам было приятно получать подарки, цветы на праздники и в день рождения. Розье вообще было достаточно взгляда Лестрейнджа, хотя он на неё никогда не смотрел, будь даже пьяным. Но это другой случай: здесь мне жаль только его, эта юная львица так дико его добивалась и даже с тобой дралась, — обе посмеялись и прикрыли глаза, вдыхая бодрящий ветер. — И я до сих пор помню каждый взгляд Абраксаса, когда кто-то из парней смотрел на меня с похотью. Когда слали валентинки на четырнадцатое февраля, отправляли записки на уроках с приглашением «повеселиться ночью», а на день рождения задаривали комплиментами и поцелуями в щёку. Лейла, как же Абраксас тогда ревновал! — она хлопнула в ладоши и с хитрой улыбкой замечталась. — Я сначала не замечала, а потом буквально спиной ощущала его холодный мрачный взгляд. Поняла вообще лишь этим летом, когда допоздна зачитывалась книгами в своём поместье. На дополнительных занятиях в библиотеке он стал более равнодушным, вообще не выражал эмоций, никак не шутил, не смеялся пару недель и лишь наблюдал. Ты вот когда-нибудь видела у Абраксаса ходячие желваки? — Серьёзно, настолько? — А я тебе о чём! — воскликнула Лукреция и шикнула сама на себя, сбавив громкость. — Потом, когда уже все услышали от меня отказы, он, видимо, что-то осознал для себя, и с того времени, а это был конец пятого курса, на все возможные парные работы подходил ко мне быстрее всех. И молчал, никак не объясняя свои поступки, а мне и не надо было, потому что с ним я чувствовала себя спокойно. Мы тогда были ещё недоделанными подростками, шестнадцать лет всё-таки ещё не до конца осознанный возраст, каждый наш шаг контролировали семьи, судило общество, и мы лишь выступали родовыми марионетками… нет, нет, здесь незачем грустить, именно этот период сделал из многих достойных потомков, которые научились делать что-то сами и не раз смогли доказать это родителям. Ладно, не в этом суть. Тогда во всех этих знаках внимания не было ничего серьёзного, ибо мы по-прежнему держали дистанцию, лишь шутили друг над другом жестоко, но таков уж наш юмор, что поделаешь. Тем летом мы не обменялись ни одним письмом: я, потому что не знала, что писать, а он… без понятия, наверное, тоже понимал, что это ни к чему не приведёт, хотя Ориону он писал. И помню, мне становилось так обидно, а потом брат передавал, что Абраксас интересовался моими делами, и внутри что-то радостно прыгало. Когда же мы встретились на мероприятии перед сентябрём, я не совру, если скажу, что готова была провалиться под землю. Тогда он очень вырос, возмужал, стал более начитанным и рассудительным, в общем, возмужал. Лаконично интересовался моими делами, а я еле могла хоть что-то сказать, наблюдая за его плавными движениями в костюме, — а Лейла слушала и слушала, и понимала, как внутри что-то знакомо колышется. Чем дальше заходила история, тем сильнее нитки бились в грудь, но заканчивать она не была готова. — Паркинсон говорила при прогулке по особняку, что Абраксас с меня глаз не сводил, хотя стоял с парнями и родителями в другом углу. Никогда я не испытывала такого жара от одного лишь взгляда, мне было и страшно, и приятно его внимание одновременно, когда мы с ним сталкивались, я даже забывала, как говорить, — Лукреция смотрела сквозь Лейлу, и перед глазами её словно пролетал год за годом, с таким трепетом она об этом рассказывала, поражая открывающейся стороной слизеринцев. — И сначала я правда думала, что в этом виновата только внешность, но потом, когда он тихо выкрал меня из зала и начал спокойно говорить, не переставая шутить, спрашивать о разном, например, появился ли у меня жених, и это было… незабываемо, Лейла, именно так. Не только его речь, развитость в любой теме, но и вообще сама атмосфера вокруг него. Мы смотрели на звёзды и общались, как старые знакомые, после чего он пригласил меня на медленный танец, коротко поцеловал и опять замолчал, никак не объясняясь. В течение следующих месяцев мы вообще не объясняли никакие свои действия — не умели, но всё равно были рядом. Когда после одной из вечеринок ко мне полез пьяный Кэрбот, Абраксас сломал ему челюсть, — Лейла приоткрыла рот, на что Лукреция улыбнулась и понимающе кивнула. — После этого мы долгое время не общались. Старались разойтись подальше, потому что начинали понимать кое-что, и это было не самым лучшим вариантом для обоих. Не мы, к сожалению, решаем, с кем будем жить после школы, с кем строить семью и продолжать род. Из-за этого я пыталась успокоить разыгравшиеся ощущения, снова относиться к нему, как раньше. Но каждая девушка, которая вилась рядом с ним на тот момент, заставляла меня злиться и расстраиваться, в каждом другом партнёре на Зельеварении я находила сотни недостатков и прямо высказывала им в лицо, но работать с Абраксасом мне так и не давали. А больше мне никто и не был интересен. Поэтому, когда на вечеринке он по-свински напился и стал разглагольствовать, буквально выкрикивая огромное количество грязи в мою сторону, мол какая я подстилка, какая слабая и эмоциональная, мне стало плохо. Я не плакала с десяти лет, но тогда покинула гостиную, спряталась как раз на этой башне и зарыдала. Я всегда могла постоять за себя и ответить, не давая оскорбить себя, но во время речи Абраксаса даже слов не находилось, так мне было больно. Словно он резал без ножа, и его гадкая усмешка снилась мне всю ночь. Следующий день все ещё отходили от похмелья, а я от истерики. Говорили, что он искал меня, а я пряталась в разных углах замка, и лишь ночью позже, это было воскресенье, Лестрейнджу удалось меня выловить. — Роберту? — Да. Он подошёл ко мне и сказал, что после неудавшихся попыток поговорить Абраксас пролежал на кровати лицом к стене весь день и не издал ни одного звука. А когда Лестрейндж вернулся в комнату, застал его с красным лицом и растрёпанными волосами. Он никогда не ходил с растрёпанными волосами… — Лукреция протяжно выдохнула и, вытерев упавшую слезинку, усмехнулась. — «Я никогда не видел его таким разбитым. Малфой сказал мне, что он идиот. Сам, без шуток. Идиот, потому что отпустил тебя и ранил своими словами. Его рвало с утра, и, узнав, какими фразами бросался ночью, первым делом спросил, слышала ли это ты. После ответа лицо его надо было видеть: Малфой побледнел и неестественно замер, простояв так несколько минут и не реагируя на мой голос вообще. Дай ему шанс, Блэк». — Ты помнишь эти слова наизусть? — Ты же спрашивала про мой переломный момент. Это он и есть. Такое невозможно забыть, — загадочно прошептала Лукреция и прочистила горло, сплетя пальцы. — На следующее утро, причём рано, потому что я всегда встаю раньше всего подземелья, по гостиной из стороны в сторону расшагивал… Абраксас. Стоило мне подойти ближе, сдерживаясь изо всех сил, он тут же подлетел ко мне и стал извиняться. Его глаза слезились, голос ломался, и даже галстук был неправильно завязан. Он отвёл меня в пустой класс и без остановки шептал извинения, говорил, что во всё виноват алкоголь и его злость на самого себя. Тогда Абраксас ненароком признался, что я ему нравилась и поэтому он защищал меня, так эмоционально реагировал на других парней и жалел, что не смог сказать этого раньше, ведь боялся принимать свои чувства, которых быть не должно было. «Я никогда не чувствовал такого по отношению к кому-то, — сказал он, убирая с моего лица пряди. — И я обещаю, что никому и никогда не дам тебя в обиду. Я не смогу стоять в стороне». — И ты его быстро простила? — Я не могла по-другому. Мы разговаривали с ним последующие три дня почти без перерывов, и мне открылось столько информации о себе же, только с его стороны. Абраксас не переставал извиняться, постоянно ходил рядом и прижимал к себе, задаривая комплиментами. Он дарил цветы, конфеты и подарки, хотя ничего из этого не заменяло мне тех эмоций, которые в то утро читались на его вечно холодном лице. А ещё после этого он перестал пить. Как видишь, сохранил обещание до сих пор. Каждый раз, когда он смотрел на меня, по моей коже пробегались мурашки, уже когда я увидела его на том балу перед шестым курсом, то в моей груди что-то ёкнуло, я это почувствовала, хотя знаешь, в первый раз он мне совсем не понравился, а потом я сошла с ума, — Лукреция зачерпнула побольше воздуха, покрываясь румянцем и пряча лицо в ладони. А затем она взглянула на Лейлу и облизнула губы. — Ты спросила, как я поняла, что влюбилась? Я просто сходила с ума от его глаз, от этого гордого и нежного взгляда и ощущала себя в безопасности, потому что смотрел он так внимательно только в мою сторону. Уверенный, воспитанный, умный, вежливый, весёлый и прямолинейный доминант. И я ни капли не жалею, не хочу выяснять отношения, потому что полностью ему доверяю, хоть и знаю своё место. И пока у нас есть возможность быть подальше от дома, где, судя по ответам из писем, такого брака не рассматривали, мы просто… влюблены. Не могу назвать это любовью, потому что возраст не тот, но если это перерастёт во что-то большее, то я не буду против. Абраксас единственный, кто поддерживал меня в сложные периоды, да и знал он гораздо больше, самостоятельно клешнями выпытывая из меня всю информацию. Поэтому с ним я готова идти куда угодно, — мягко закончила она и медленно взяла Лейлу за руку, вложив в свою. — Не важно, я не буду спрашивать, зачем тебе эта информация, но, если ты не можешь разобраться в себе, если у тебя какие-то запреты и железные устои, то меняй их, как только почувствуешь потребность. Потому что сейчас самое время быть счастливой, — Лукреция наклонилась ближе и прошептала со сверкающими на лунном свете глазами: — И я хочу видеть тебя счастливой, потому что ты достойна этого. Все мы достойны, а школа — то место, где мы должны прочувствовать. Неизвестно, что будет с нашими жизнями за её пределами…

***

Даже после нескольких литров воды голова раскалывалась ничуть не меньше, чем с утра. Небольшой ритуал хоть и казался лёгким, ибо Том проделывал его ещё на первых курсах, залезая в голову раздражающих сокурсников, но ночью так и не удался, чем сопроводил побочные эффекты. Он до последнего надеялся, что ведьма всё же хоть немного думала о себе и решила прилечь перед новой неделей, чтобы поспать больше двух часов. Поэтому, когда получилось пройти через чёрную раму в сознании и оказаться перед дверью её комнаты, Том еле скрыл облегчение. Он наложил на Круз, мучавшуюся в кровати с книгой по Истории, Империус и велел провести в комнату, желая обойти систему защиты. Это не был выдуманный мир — Лейла предстала перед ним в настоящем на тот момент состоянии, она не была куклой его фантазий, а имела те же мысли и эмоции, что во сне и перед ним. Спрашивать что-то на уроках Том бы не стал, не мог с ней говорить, но всё же очень хотелось поблагодарить за то, что не сообщила о своём новом способе передвижения на работу. Он ведь все два выходных ходил к Кабаньей голове и напряжённо ждал её, чтобы убедиться, не нашла ли ведьма новых приключений. Продолжать ходить в Лютный переулок было максимально глупым решением, и Том вообще сначала искренне верил, что Лейла не станет этого делать. Но, видимо, ей захотелось поиграть с опасными мужиками в догонялки. Пусть играет, ему уже было всё равно. Уверенный в правильных размышлениях, он почему-то ещё долго стоял у дряхлого паба и переминался ноги на ногу. Из-за потраченного впустую времени Том был взбешён, что даже практиковать Чёрную магию не мог из-за отсутствия сосредоточенности и немедленно вернулся в спальню, сославшись на необходимость высказать Лейле хотя бы часть негативных эмоций. Когда же он попал в её комнату и увидел ведьму, внутри всё сжалось. В ушах до сих пор звенели слова о её ненависти, и каждый чёртов раз Том непроизвольно сжимал кулаки, на секунды переставая дышать. Только он мог говорить такое, только он мог кого-то ненавидеть, его же должны были бояться и уважать. Он до боли в челюсти желал, чтобы Лейла его уважала, ведь почтение от самой эльфийки и «Избранной Богом» было действительно потрясающим и конечным на данный момент подтверждением его превосходства над окружающими. Жаль, с ней ничего так просто не было. Том даже во сне увидел, как её взгляд потускнел: серые глаза больше не блестели при свечах, губы были полностью искусаны, бледные щёки втянуты. И Том изо всех сил пытался сохранить самообладание, почти начав свою пламенную речь по поводу её поведения. А потом с языка слетело «что ты ко мне чувствуешь?», и он резко проснулся в холодном поту. Казалось, это было какой-то шуткой: Тёмный Лорд засмотрелся в дымящиеся глаза простой ведьмы и потерял контроль над происходящим, из-за чего его выкинуло в реальность. Жутко осознавать, что даже в таком полусломанном состоянии она оставалась красивой и… будоражащей кровь. Правда, наутро ей было несладко: вид у Лейлы в Большом зале был отрешённым и потерянным, при столкновении с ним взглядом её вообще чуть не вырвало. Но ему должно было быть всё равно. Она отвлекала Тома от планов по захвату мира, и работа продвигалась в разы медленнее, чем было задумано, потому избавляться от навязчивых мыслей следовало как можно живее. За весь день в её сторону он не проронил ни слова, как и сама ведьма. Это был новый вид пытки, потому что хотелось привычно смотреть на её сосредоточенное лицо, хотелось соревноваться за лучший ответ на ЗОТИ, придумывать новые саркастические шутки по поводу её конспектов и рисования кругов циркулем. А ещё больше его тревожили вопросы относительно… всего, что касалось её прошлой жизни. Том не мог поверить в существование так называемого Средиземья, до сих пор думая, что повёлся на придуманные сказочки. Не верилось в существование других миров, вероятно, других планет и новых рас. Гномы, святые идеальные эльфы, а не домовики в тряпках, хоббиты, орки, армиями выращенные из грязи и гнили, и главный их предводитель Саурон, заключивший силу в двадцать колец. Это было немыслимо, что такие высшие силы существовали. Все запомнившиеся имена как Селлитиль, Трандуил, Гэндальф с Леголасом и Галадриэль даже произнести было сложно, язык заплетался, а они ведь на самом деле существовали, и их хозяева были отнюдь не простецами. Всё это не давало Тому покоя, и узнать он хотел каждую малую деталь, но постоянно забывал важную вещь — они с Лейлой не разговаривали. Одно простое слово было лютым искушением. Вечером Том пил зелья и пытался собраться с мыслями, настроиться на трудную работу. Работа Пожирателей и удивительная правильность, с которой те выполняли указания, не давая возможности докопаться до мелочей, хоть немного радовали и успокаивали — всё-таки он выбрал правильных людей. Впервые за долгое время он даже не веселился, гуляя по ним холодным взглядом, а равнодушно слушал отчёт и записывал самые несчастные и дурацкие идеи в дневник. Стол был завален картами Албании, обрывками газетных статей и скопившимися за последние недели документами о коллекционерах артефактов, и Пожиратели лишь заваливали его найденной информацией ещё больше. Только сколько бы Том не разгребал стопку, треть из этого либо была уже давно известна, либо ничем не помогала процессу. Никто не говорил, что будет легко, но это даже было не смешно, потому что продвинуться дальше было невозможно. Школа не давала бродить по аукционам, не давала путешествовать по миру. Единственное, что приносило удовольствие и даже наслаждение, видеть в глазах соратников уважение и восторг, когда Том озвучивал планы после школы. Кто и где уже должен начать обустраиваться, чем заниматься и как представляться: он успокаивал сам себя, рассказывая о величии, которое они получат и будут гордо носить в руках. Когда же Долохов подвёл черту и закончил, в очередной раз расписав злобные взгляды Эйвери в сторону Лейлы, Том перестал ломать перо и кивком позволил тем уходить. Даже не поднимая головы, он чувствовал их искреннее удивление и переглядывания — видимо, они тоже были удивлены такому позитивному завершению собрания. — Лестрейндж, притормози, — тот осторожно остановился и, подождав, когда остальные быстро выйдут за портрет, медленно развернулся к нему лицом. Том протёр глаза, скучающе опёрся на подлокотник и откинулся на спинку стула, усмехнувшись. — Неужели ничего не хочешь спросить? — Вообще, я хотел разъясниться с тобой, только не как с Милордом, а как… с Томом, — уверенно начал он, сжав кулак под мантией. — Я слышу, о чём ты думаешь, Лестрейндж. Садись и говори, раз чего-то хочешь, — максимально холодно сказал Том и отпил чая. Он мог прочитать все его мысли разом, потому что, судя по всему, каждое предложение обдумывалось соратником долго и внимательно. Но не стал. Потому что лишь одно название темы пробирало до костей: сначала Том даже думал нацелить на Лестрейнджа палочку, ибо тот нагло мучал его своими громкими думами о Лейле. И всё же об этом давно следовало поговорить. Не с Абраксасом, а с ним. — В таком случае, — он собрался с духом и, присев в кресло напротив, понизил голос. — Я просто… я могу ошибаться, но, если ты злишься на меня за частое общение с Лейлой, то я сразу говорю, что не намерен отбирать её у тебя. — Отбирать? — Том выразительно выгнул бровь и презрительно фыркнул. — Слушай, Том… Я правда не знаю, что между вами вообще есть и сейчас происходит, и, вероятно, за такие суждения о твоей личной жизни я снова буду корчиться в пытке… — Ты что, Роберт, я не изверг какой-то, — усмехнулся он сквозь ком в горле и махнул рукой, позволяя продолжить. — …но мне кажется, вы сильно повздорили. И, может быть, в этом замешан и я. — И почему-же ты так решил? Почему вообще думаешь, что я с ней вожусь не ради наших планов? — Ты хочешь приплести её сюда? В Пожиратели?! — резко перешёл на шёпот Лестрейндж, на что Том кивнул, вспоминая, что так ещё и не переписал планы в дневнике, а тот постарался сдержать смешок. — Что смешного? — сухо поинтересовался он. — Думаешь, я не смогу её подчинить? — Лестрейндж сглотнул и немного сжался, но виду не подал, на лице не дрогнул ни один мускул. — Не в этом дело. Просто я уверен, что она не согласится, — устало помассировав виски, заявил тот. — Предчувствие такое, не её эта забота, не её война за ненависть к маглам и господство чистокровных. Когда мы разговаривали на эту тему, она категорически отказывалась даже думать про это всё и меняла тему. Том… я хочу просто попросить за неё: не делай Лейле больно. У тебя вокруг столько людей, которые будут только рады, если ты на них плюнешь, но её не трогай. — Снизошёл на добрую сторону, Роберт? — едко выплюнул Том, впившись пальцами в подлокотник. — Я держу слово, я предан тебе с самого начала, так что никуда я не перешёл, — предельно честно отозвался он. — Но Лейла слишком хорошая, чтобы портить и менять её моральные принципы. У неё наверняка есть свои секреты, почему она такая отстранённая и холодная, поэтому я уверен, ей и этого хватает. Я хочу заботиться о ней, потому что до неё у меня не было подруг, и я тебе уже это говорил. Она многое дала мне, да и нам всем. — Почему ты передо мной оправдываешься? — Потому что на тебя это тоже влияет, — без промедления ответил Лестрейндж и внимательно, без страха взглянул ему в глаза. Слушать всё это было ненавистно: казалось, все вокруг знали больше, чем Том о самом себе. — Ты никогда не уделял хотя бы одной девушке столько внимания. И никогда не смотрел на кого-то так, как на неё, Том. Ты видишь, я сейчас спокоен, я никак тебя не оскорбляю, не навязываю мнение или… ещё что-то. Я сказал то, что вижу, потому что рано или поздно ты бы всё равно прочитал мои мысли. Просто… не надо злиться на какие-то изменения, ты же сам всегда хотел научиться полностью контролировать свои эмоции и вообще чувствовать как можно меньше, чему учил и нас. Сейчас же ты каждый день в бешенстве и не в силах нормально продолжать работать. Не стоит Милорду рвать на себе волосы из-за осознания, что не все девушки оказались слабыми. Даже Блэк смирился с фактом, что полукровка умна и достаточно сильна. — И что мне сделать с этой информацией? — Что считаешь нужным. Главное, я надеюсь, ты позволишь мне продолжать общаться с Лейлой. Я не причиню ей вреда, обещаю, — Лестрейндж аккуратно поднялся с кресла, поймав мрачный взгляд Тома, и спокойно добавил. — Я ей друг. Не больше. Она называла меня так десятки раз, и ничего не изменилось. А ещё Лейла прекрасно знает, что у меня есть невеста. — К чему ты это?.. — взбесился он и, услышав звонкую мысль собеседника, вытянулся. — Больше никогда не смей о таком даже думать. Ты меня понял? — утробно прорычал Том, и пламя в камине чертыхнулось, заставив того резко дёрнуть головой. — Понял, Милорд, — сглотнув, кивнул Лестрейндж. — Доброй ночи. «Да подавись ты своей доброй ночью», — фыркнул он, вставая и направляясь в спальню. Лежать ещё семь часов в кромешной тьме с распахнутыми глазами было не самым весёлым занятием. Но по-другому Том не мог. Засыпая, он полностью расслаблял мышцы и пытался ощутить себя изнутри. Тишина и пустота. Ничего, кроме своего будущего, его не волновало, но как только сознание воссоздавало образ Лейлы, он пропускал удар. Ненавидел её за это, но обязан был терпеть, чтобы через время по щелчку забыть об этой ведьме в таком плане, в котором показывали воспоминания. Албания, крестражи и места, где их можно спрятать, путешествие по Азии в поисках новых методик Чёрной магии и истребление маглов с грязнокровками — всё, на чём концентрировался Том последующие дни. Брал стопки книг из библиотеки и остаток дня проводил в гостиной или Выручай-комнате, забивая голову самым важным и чуть не забывая про уроки. Он словно заново научился сдерживать любые эмоции и лживо улыбаться лишь профессорам. Но это было нелегко. Они с Лейлой встречались в Большом зале взглядами и тут же отворачивались, проходили друг друга как совершенно незнакомые, на уроках перебрасывались парой слов только на общих заданиях, а так просто… молчали. Когда делили по парам и ведьму ставили с кем-то другим, он молчал, когда на него поглядывали сокурсницы, молчала она. А прошло всего четыре дня с их встречи на Астрономической башне. И на удивление, пока во вторник весь класс шуршал пергаментом, записывая детальную лекцию Дамблдора, над ухом резко раздался шёпот. — Ты можешь провести меня в Тайную комнату? — Том перестал писать и впился взглядом в дрогнувшую руку, запрещая себе поворачивать голову. Зачем? С чего вдруг? Почему она вообще заговорила?... — Смысл мне это делать? — в тон спросил он и обмакнул перо в чернильницу. — Тогда тебе никто не будет мешать в Выручай-комнате. — Ты мне не мешаешь. — Но сейчас я буду брызгаться водой. Мне надо тренировать… свои навыки, — Том слегка приподнял брови и коротко взглянул на Дамблдора, который наконец-то отвернулся к доске. — Хорошо, я пойду с тобой. — Не надо, — тут же ответила Лейла и дёрнула рукой, чуть размазав последнюю строку. — Я тогда не смогу сосредоточиться и вообще что-либо… — Ну нет так нет, — холодно сказал он и, пожав плечами, вернулся к конспекту. Спустя пару минут та тихо выдохнула и, скрипя зубами, процедила: — Просто проведи меня туда, дальше я справлюсь сама и обещаю, что никому ничего не скажу, не убью Василиска или ещё что. Пожалуйста, — Том отрешённо уставился на свои руки и прикусил внутреннюю часть губы. — Как скажешь, — без желания играть произнёс он, и сам ощутил, как это непривычно прозвучало. — В девять тридцать в коридоре туалета Плаксы Миртл. Когда Лейле что-то было нужно, она могла выесть этим мозг. Поэтому Том ни капли не удивился, когда уже за пару минут до назначенного времени та тихо шла по пустому коридору к нему навстречу и постоянно оглядывалась. Он заколдовал коридор, чтобы никто не шастал рядом, и, не глядя на ведьму, зашёл в туалет. Обитавшая там Миртл даже не успела вылететь, как Том выкинул её за дверь и заблокировал вход, после чего хмыкнул и, осмотрев излюбленный женский туалет, прочистил горло. — Следи за входом, — сухо добавил он, обратившись к Лейле, не успевающей осознать происходящее. Том переключился на Парселтанг и прошипел кодовые слова: раздался знакомый хруст, змейка на кране дёрнулась, и устроенные по кругу раковины с неприятным скрипом разъехались в стороны. Краем уха он услышал тихое «Вау», и, когда Лейла осторожно подошла ближе, вглядевшись в туннель на месте раковин, громко прокашлялся. Та резко тряхнула головой и коротко взглянула на него с невозмутимым лицом. — Летать умеешь? — поинтересовался Том, на что она быстро кивнула и медленно перевела взгляд вниз. Зажгла Люмос и недоверчиво посмотрела в темноту, так и не увидев земли. — Не переборщи и держи руки при себе, если не хочешь сломать, — добавил он и, выставив ногу, спокойно шагнул в пропасть. Устало прикрыл глаза, чтобы ветер не бил в лицо, и спустя мгновение приземлился на ноги, расправив мантию. С двух сторон его окружили небольшие колонны, и сам он, услышав сверху скрип раковин, завёл руки за спину, скучающе дожидаясь виновницы его возвращения в обитель Василиска. Слух резнул свист воздуха, и в следующую секунду в проёме трубы появилась Лейла. Она разжала кулаки и без единого шороха опустилась на ноги, бегло осмотревшись, но не произнеся ни слова по поводу нового вида дороги. В тишине, прерываемой разве что эхом стука каблуков, они подошли к круглой проржавевшей двери с семью змеиными телами, и после недолгого шипения те незамедлительно задвигались, вжимаясь головами в тела. Том не хотел тратить на экскурсию время, вообще не хотел, чтобы у Лейлы была возможность как следует здесь что-либо осмотреть — он ведь даже не стал сомневаться, для чего по-настоящему той понадобилась комната. А она сразу поверила, даже не подумав, что Том мог устроить ловушку. Оба хороши. Когда люк открылся и ударился об стену, он прошёл внутрь, оценил тихую обстановку и развернулся к Лейле, мрачно дожидаясь её первого шага. Она всё же догнала его, переступив высокий порог, осмотрела уже знакомое помещение со змеиными статуями и облизнула губы, не в состоянии что-то вымолвить. — А… Василиск здесь? — но Том проигнорировал дурацкий вопрос и проследовал вперёд, слыша хлест воды и за собой. Судя по открытому канализационному туннелю во рту Салазара, чешуйчатый действительно кружил где-то здесь рядом. — У тебя есть час, — подвёл он, прочувствовав её шок. — Но этого крайне мало! — воскликнула Лейла за спиной, когда Том закончил шипеть. — А мне есть дело? — безразлично выплюнул он и двинулся к статуе Салазара. Вода рядом забурлила, и спустя минуту послышался более уверенный голос. — Выход в другой стороне, — сказала ведьма, вынудив его медленно развернуться и посмотреть сквозь неё. — Первое, — сдерживаясь от любых эмоций, спокойно вздохнул он, — Здесь их два. Второе. Все ходы и трубы ведут именно к ним. Третье, здесь есть кто-то ещё, кто уведёт Василиска? — резко из глубокой лужи чуть поодаль вылетела вода, и над ними в полный рост возвысилась змея. — Не трогать её, — приказал Том, коротко кивнув в сторону Лейлы. — Я и не собирался, — зашипел Василиск, не моргая наблюдая жёлтыми буркалами за ведьмой. Он краем глаза взглянул на её застывшее лицо и наконец-то понял, что они переговаривались без слов. — Иди за мной и последующий час сюда не возвращайся, — отдал приказ Том и, развернувшись, услышал рядом шуршание толстой чешуи, разгонявшей воду. — Время пошло. Разгромишь комнату, твоя спальня случайно сгорит. Конечно же, никакого второго выхода не было. Том отправил Василиска на охоту, а сам, быстро переместившись в тень небольшой сухой пещеры, стал наблюдать. Если Лейла думала, что он оставит её в своём убежище, то сильно ошибалась — упустить шанс увидеть стихии в действии было нельзя. На вопрос, почему ведьма в совершенстве владела только воздухом, был до сих пор открыт, но это не делало представление менее интригующим. Спустя несколько минут хождения из стороны в сторону Лейла встряхнула руки и, громко выдохнув, быстро закрутилась на каблуке, поджимая к груди кулаки. Эхом ударившись об стены, ветер, а точнее настоящая вьюга спиралью завилась к потолку и окружила её со всех сторон, поднимая тело выше и выше. Ведьма достала палочку, и манекены, из-за неправильного заклинания сделавшиеся извращённо гибкими, резко ожили. А она улыбнулась: холодно и криво. Её пальцы напряглись, как у кошки, готовой когтями вцепиться в плоть, и, когда в ладонях зародился синий комок, Лейла распахнула руки. Первый манекен не успел даже кинуть заклинание, когда отлетел на несколько метров в лужу и стал задыхаться, пытаясь содрать с шеи серебристые щупальца, тянущие его вниз. Двое других существ на подобие людей стали стрелять в неё яркими лучами, прибавляя мощи с каждым замахом: но она даже не напрягалась, скреплёнными средним и указательным пальцами отметая вспышки в сторону. Лейла тронулась вперёд и, подлетев к ним ближе, резким движением выпрямила ладони, натянув в них каждый нерв. Она вытянула руку, и в манекен полетела тонкая острая с двух сторон льдина, а затем вторая, третья и так ещё несколько. Противник каждый раз выгибался пружиной, сужающимся туловищем уходя в сторону от льда, и напор со всех сторон рос так, что даже Том ощущал это за десятки метров. Лейле даже не нужно было поворачиваться, чтобы отбить нападавших со спины: одному из таких что-то, невидимое Томом, вывернуло руки и стало воротить в разные стороны, с особой жестокостью ударяя лицом об грязный пол. Ведьма же, попав куда угодно, только не в манекен, отбросила его проклятие и спустилась чуть ниже. — Промазала, — прохрипел нечеловеческим голосом тот. — Не совсем, — раздалось на всю комнату, и Том, прищурившись, завороженно выдохнул. Его товарищ, всё это время стоявший за спиной, был насквозь пробит льдом — острые концы торчали из хребта, головы и даже паха. Когда первый повернулся к нему и на мгновение окаменел, Лейла ударила ему комком воздуха в спину и насадила на штыки. Оба издали сдавленные стоны и на глазах рассыпались. На время боя Том полностью потерял счёт времени, давясь от восхищения и удивления. Её техника была выточена до идеала, движения были резкими, угловатыми и мощными, поэтому, когда она зачерпывала к себе воздух, его чуть не сдуло из укрытия. Но Лейла ничего не громила, не рушила, как это обычно происходило с азартными волшебниками, увлекающимися игрой. Её движениями в то же время были сдержаны и ни разу не превысили нужной силы, концентрируясь только на соперниках. Она кружилась над землёй, расширяла защитный купол, после чего убирала и шла на манекены по воде. Её руки словно были привязаны к воздуху — Лейла могла стоять в нескольких метрах от них, но, если она замахивалась, тех било в челюсть, если растягивала кулаки, дряхлая голова с хрустом отлетала в сторону. Даже, когда последний стрельнул ей в незащищённое лицо огромным пламенем, ведьма схватила его одной рукой за шею, оторвав от земли, а второй раскрыла кулак и с улыбкой подула на пламя. Манекен завыл, когда вспыхнул спичкой, и без чувств упал лицом в воду. И убивала, хоть и ненастоящих людей, с таким спокойствием и верой в свои силы, что будь Лейла так же уверена на дуэли, добилась бы огромных успехов. Если поставить её технику себе на службу, то можно выиграть любую войну. Она проворачивала манипуляции с ветром, о которых Том даже подумать не мог, невероятно легко и красиво, потому от зрелища оторваться было невозможно, и он смотрел на эту магию все три дня подряд. Вспоминая её слова и рассказы во дворе, что и те четыре духа, и Селлитиль должны были обучиться владеть стихиями сами, Том начинал уважать её ещё больше. Это ведь немыслимо долгая и колоссальная работа с собой, со связью. А это оказалась лишь разминка. Позже Лейла подобрала под себя ноги, присев на невидимый стул над лужами, и закрыла лицо ладонями. Спустя пару минут медленно выдохнула и, открыв глаза, устало дёрнула пальцем вверх. Из глубины резко вырвалась струя и взмыла к самому потолку, заставив Лейлу вздрогнуть и сжать челюсти. Она тряхнула головой и медленно опустила руку, после чего выпрямилась и посмотрела в воду, словно кого-то там видела. Лейла с замершим взглядом сглотнула, облизнув губы, и поднесла ладони к луже. Та забурчала, поднялись пузырьки, и тонкий, переливающийся на свету слой воды закрутился между её пальцами. Лейла осторожно и часто дышала, постоянно прикрывая глаза и жмурясь, и, когда обе пятерни обвили еле заметные верёвки, осторожно потянула их на себя. Возвела руки над головой, и Том увидел, как перед ней стала подниматься водяная стенка. Она стала медленно увеличиваться в ширину, хотя ведьма тянула в высоту, и теперь напоминала морскую волну, скатывающуюся у побережья. Лейла прикусила губу и подняла плечи, восстанавливая дыхание, а потом, с минуту смотря сквозь воду, перевернула руку тыльной стороной ладони к себе, и послышался громкий всплеск. По её разочарованному взгляду можно было догадаться, что пыталась она не первую неделю. На третий день Том уже сам понял, чего ей хотелось добиться, потому что видел слишком много разных попыток и неудач. Её движения, дабы овладеть водой, были совершенно иными — здесь была важна плавность и спокойствие. Как в пальцах, так и внутри. Лейле удавалось удержать волну всё дольше и дольше, и один раз даже получилось перевернуть две руки одновременно. После этого она брала себя за локти, наклоняясь вбок, и медленно, осторожно проводила пальцами вдоль вен с ладонями. Волна приобретала схожие черты, и её конец с одной стороны поднимался ввысь, с другой сливался с гладью лужи, переливаясь диагональю. А Лейла продолжала со сбивчивым дыханием выводить на своей коже узоры: проходила волнистыми линиями, кругами, аккуратно играла с пальцами, обрисовывая их подушечки, закручивая над ними спирали и посматривая за водой, которая медленно, опасливо повторяла то же самое. Ведьма словно водила руками по струнам, вокруг неё плясали маленькие отголоски струек, и моментами вода подпрыгивала во всей комнате, давая понять, какое сильное напряжение било Лейлу в виски, отчего она так судорожно стискивала зубы. Поэтому, когда ведьма с побледневшими щеками чуть не повалилась на колени от изнеможения, Том быстро вышел на свет. Он всё время приходил «случайно», когда та уже была в нормальном состоянии, но сейчас просто не выдержал. Только заметив его, Лейла тут же отряхнулась и прочистила горло, двинувшись к главному выходу. — Ты была слишком напряжена и из-за этого сильнее давила на сознание, делая себе больно, — холодно заявил Том, игнорируя разливающееся в грудной клетке тепло. — Ты… ты наблюдал за мной, ясно, — она опустила плечи и устало выдохнула, коротко взглянув на своё плечо. — Мерлин, как я могла поверить, что ты так легко меня здесь оставишь… Зачем, тебе заняться нечем? Я ведь специально убралась подальше от тебя, чтобы никому не мешать! — Почему ты выбрала именно эту лужу? — Лейла замерла и приоткрыла рот, забавно нахмурив брови. Она, переводя взгляд с воды на Тома, простояла в тишине несколько минут, не понимая вопроса, а потом ещё раз посмотрела на его серьёзное лицо и завела руки за спину. — Она самая глубокая, я думала, что справлюсь и достану до дна, — Том коротко кивнул, ещё раз подумал и, жестом прося подойти ближе к краю, встал у неё за спиной. — Я правильно понял, тебе надо расслабиться и прочувствовать связь? — незаметно, хотя его словно током шибануло, положив на руку Лейлы свою, поинтересовался он. — Да. Но нужно зациклиться на этой мысли, а… любая другая отталкивает от сближения и делает сопротивление ещё более сильным, — её голос как всегда был тихим, спокойным, и Том просто на мгновение замолчал, запоминая самое отдалённое эхо этих слов. — Есть какое-то объяснение? — Вода — самая чувствительная стихия из всех, — нехотя начала она, согнув их руки и поднеся ближе к себе. — Даже сейчас, стоит мне переключиться на работу с ней, она ощущает каждое моё касание на себе. И эмоции. Самая незначимая их капля влияет на процесс, — шептала Лейла и еле ощутимо провела пальцем по вене, заставив подпрыгнувшую струйку рассечь воздух. — Мысли разбегаются, и связь рвётся, отдаляется. Всё, пошли. — Тогда ты обращаешь внимание не на те вещи, — не дав сдвинуться с места, подвёл Том и вытянул её ледяные руки вперёд, аккуратно придерживая. — Вспомни, как ты начинала работать с палочкой. Это почти то же самое. Когда я начинал учиться Тёмной магии, — медленно поднимая их за запястья и спустя пару секунд замечая круги на глади, спокойно прошептал он на ухо, — у меня были те же ощущения. Я не мог расслабиться и сосредоточиться на одном заклятии. Подумай немного и воссоздай в голове картину, для чего именно ты этому учишься. Где тебе пригодится этот навык? Представь себя с максимальной силой, представь конечный результат… только не жмурься, больнее будет. Том впился взглядом в спокойную гладь, и вскоре перед ними, немного подрагивая, разрослась волна уже изученного, привычного размера. Он пальцем немного надавил Лейле на костяшку, поравняв высоту рук, и проследил, как уровень воды чуть приподнялся, но после чересчур резкого взмаха ладонью скривился и с плеском вернулся обратно. Она раздражённо тряхнула руками и сжала в кулаки, прохрустев пальцами. — Но уже выше. И быстрее по времени, — сказал Том, оценив ситуацию. — Давай, сделай глубокий вдох, прикрой глаза, вообрази картину и, — выдохнув ей в ухо, — пробуй. Пальцы Лейлы неистово задрожали, и он уже разочарованно поджал губы, не зная, что ещё сказать, как вдруг водяная стенка ещё больше раскинулась в ширину, поднявшись с глади двойным слоем, и подтянулась ближе к ведьме. И действительно казалось, что она играла на струнах арфы, хотя Том презирал похожие сравнения. Однако здесь это было уместно: с верха стенки стекали капли, щит рос и в ширину, и он не заметил, как Лейла осторожно высвободилась из его руки, мягкими движениями пальцев вытянув волну по крупицам ещё выше. Она вывела на ладони круг и сдавленно выдохнула, поняв, что огромная стена точно так же скручивается по часовой стрелке в кольцо. Когда ведьма разъединила руки и разбила ту на две части, став осторожно сплетать их вместе, поднимая к потолку, Том затаил дыхание и по привычке потянулся к теплоте, незаметно для себя обвив талию Лейлы. Ведьма резко вздрогнула, а в следующее мгновение из глубины лужи с грохотом вытянулась огромная струя, тараном пробила стену и облила их с ног до головы. Через пару минут Том с зажмуренными глазами устало вздохнул и, почувствовав упавшую на нос каплю, достал палочку. — Если что, это канализационная вода, — недовольно напомнил он, разом высушив их одежду с волосами. — Запах не сотрёшь заклинанием. — Немыслимая догадливость. Удивительно, как события и их нынешние взаимоотношения, то есть молчание, решили дальнейшую судьбу Тома. Впервые за все месяца он без лишних споров и противостояний идёт в душ этой ведьмы. — Надо успеть подготовиться к встрече старост, а до своей комнаты через весь замок с этой вонью я точно не пойду, придётся делиться, — отчеканил он и услышал в ответ лишь стук каблуков. И больше ничего, никакого сопротивления с её стороны: ведьма снова замолкла, проглотив язык, видимо, надолго. Том втянул щёки и отвёл взгляд, пялясь на интересные стены. Он хотел понять, как между ними появилась такая связь, почему то расходилась, то развязывалась, а потом, стоило позлиться или просто встать рядом, коснуться её, в груди до сдержанного рыка натягивалась раскалённая нить. Похожего не было даже при создании крестража, потому что первый раз внутри всё горело адским пламенем и по-настоящему ломалось, кости хрустели от боли, а голова готова была взорваться. Сейчас же всё это тянулось только через грудь, протекало по венам и казалось чересчур неприятным, ибо чувствительным. — Чары, — сказала Лейла перед входом и, не дожидаясь Тома, невидимой поспешила к закрывающемуся портрету. Они без шума проскользнули на нужный этаж, чуть не напоровшись на бегавших по лестнице когтевранцев, и наконец-то скрылись от резавшего слух шума. Ведьма краем пальцев взяла его за запястье и, замерев на секунду в дверном проёме, прошла в комнату, тут же отдёргивая руку. — Иди первым, — сухо сказала Лейла лицом к окну. Холодно, грубо и безразлично, как обычному раздражающему знакомому. Том не был таким. Том был к ней ближе, чем кто-либо другой, а она его даже не уважала! Но он лишь кивнул самому себе и защёлкнул дверь, еле сдержав желание пробить её кулаком. Лейла была его, по праву его ведьмой, он ей это неоднократно говорил, в последние разы она уже этого и не отрицала — и сейчас та единственная, которая хоть как-то помогала терпеть людей-идиотов, гляделки с Дамблдором и какие-то неудачи, всего лишь касаясь и мягко улыбаясь ему, была так близко. Ещё тот факт, что эльфийка нашла интересное именно в нём, невольно радовал его ещё больше. Вот только близко она была физически, а не мысленно, и поделиться своей радостью было не с кем. Когда горячая вода хоть как-то привела Тома в чувства, остудив пыл и начинавшийся приступ злости, он вышел из запотевшей ванной и совершенно спокойно спросил у Лейлы сборник Лавруа. — Нужно перечитать, — прохладно пояснил Том, смотря на замершую у знакомой коробки ведьму. С минуту та прокручивала в голове услышанное, а потом, не глядя в глаза, достала из защищённой чарами тумбочки потрёпанную книгу. Он невольно заметил прибавление пустых флаконов, которыми был заполнен прикроватный ящик, и их оказалось настолько много, что даже стало не по себе. — То есть на меня за использование заклинаний на своём же теле срываешься, а сама… — Лейла резко захлопнула ящик и выпрямилась, — закидываешься целыми флаконами. — Делай, что хочешь, я тебе не нянька, — угловатыми движениями забирая из шкафа новую одежду, спокойно прошептала она и хлопнула дверцей. — Бери и иди уже… — Нет, — она медленно повернулась и мрачно взглянула на него из-под ресниц. Том присел на одну из кроватей и вальяжно провёл рукой по обложке. — Не хочу таскаться с ней через весь замок. Или ты хочешь, чтобы я забрал её навсегда? — Мерлин, — устало потёрла виски Лейла и двинулась в ванную. — Полезешь куда-то, ляжешь в лазарет. А ему и не надо было ничего трогать. Том до последнего сидел и пытался сосредоточиться на вспомнившихся недавно строках из этого сборника, но на самом деле врать хотя бы самому себе не хотел — пропитанная запахом хвойных лесов и ручьёв комната дурманила разом. Никуда не хотелось больше идти, Том чувствовал себя здесь вторым хозяином и вполне готов был остаться подольше. Очень тупые мысли, он не должен был о таком думать. Спонтанное желание преследовало его с ночи неудавшегося ритуала: Том держался достойно, когда на самом деле был на пике волнения, раз за разом продумывая ответы на вопрос, почему без неё всё кажется неживым и мучительно скучным. И всё же спросить, что Лейла чувствовала к нему, он хотел с каждым днём всё больше, к счастью, лишь занятость, гордость и независимость не развязывали ему язык. Чтобы Тёмный Лорд боялся услышать какой-то неправильный ответ? Мерлин, да это было просто смешно! От споров с самим собой Тома отвлёк скрёб за спиной, а затем гулкий удар. Он недовольно поморщился и презрительно осмотрел кошку: та спрыгнула с тумбочки и лапой расшевелила упавшую коробку-футляр. Лапой подёргала её в стороны, и она открылась, с глухим стуком откинув верхнюю часть. — Господи, — Том раздражённо фыркнул, заметив сложенную в углу цепочку с кольцом и блестящее остриё ножа, который Лейла приобрела в Румынии, и зачерпнул побольше воздуха, возвращаясь к делу. Пусть возится с кошкой своей подружки сама, ведьма ещё на него подумает и сделает виноватым. Поэтому он медленно отвернулся и перелистнул страницу, когда резко закололо в висках, и Том приложил руку ко лбу, жмурясь от внезапной боли. Такое знакомое чувство вторжения в сознание пронзило его насквозь, и он пошатнулся на стуле, потому что перед глазами на мгновение всё поплыло. Он завертелся по сторонам и осмотрелся, даже на дурацкую кошку взглянул, но та была увлечена игрой с кольцом — сверкала глазами от блеска цепочки и возила ту по комнате. Том на секунду зацепился за кольцо, и идеальный, выстроенный годами щит в сознании пошатнулся. Твёрдая, блестящая углём щупальца иглой вонзилась в верхнюю часть и пошатнула стенку, а затем нагло пробила дыру и заволокла сознание. Открылось второе дыхание, перед глазами Тома всё затянулось тёмной дымкой, и он медленно поднялся со стула, пытаясь выгнать из головы незваного гостя. Комната казалась безжизненной, деревянная мебель выцвела, и смотреть хотелось только на яркий блеск кольца. Казалось, даже круговая надпись на нём завораживающе засветилась, и выглядело оно таким красивым, драгоценным и величественным, что он отбросил цапнувшую его за руку кошку к стене и присел на корточки. Шум воды стих, а голова заполнилась приятными картинами его правления. Том нахмурился, слыша в голове хриплое дыхание, и аккуратно взял перстень в руки, рассматривая каждую деталь, хотя уже видел его раньше. Но раньше тот не казался ему таким красивым, а сейчас отливал золотом, будто его только что выковали. Том хотел положить все разбросанные вещи на место, но, держа кольцо перед глазами, ему вдруг стало так невероятно тепло и хорошо, что смысла торопиться не было, и он прикрыл глаза, блаженно улыбаясь. Почему-то резко стали вспоминаться картины из снов, вязкими нитями те сплетались воедино и восторгали своими видами: Том выходил на балкон огромного высокого дворца из чёрного нефрита и медленно опирался на перила. За ним в ряды выстроились Пожиратели Смерти, где колонны возглавляли Малфой, Лестрейндж, Лейла, Блэк и Долохов, склонившие перед ним головы. А вот глазам открывался вид на потрясающее зрелище: огромная, невообразимо огромная площадь была полностью забита волшебниками, лишь по бокам виднелись строи из полуголых, измученных до выпирающих костей грязнокровок. В глазах подчинённых смешивались страх с восхищением, и, как только Том растянул губы в улыбке, вся площадь с грохотом опустилась на колени, склонив голову. «Встречайте: наш Великий правитель — Тёмный Лорд!» — кричал Долохов во всё горло, а он стоял и с восторгом наблюдал, как трясутся старики, как кидаются в него ненавистными взглядами молодые волшебники, но молчат, не в силах дерзить своему Повелителю. Посмеивался, когда одного за другим убивали грязнокровок, пытая Круцио, убивая зелёной вспышкой или просто насаживая на тут же подлетавший кол. Том поднял руку, где на одном из пальцев появилось кольцо, и плавно помахал, приветствуя своих подданных. «Надень меня», — прошептал словно восставший из мира мёртвых голос, и картину на секунду заволокло дымом. Крутя кольцо между пальцев, он только сейчас ощутил, как оно нагрелось, и хмуро осмотрел его, снова услышав в сознании хриплые вздохи. Ноги наливались свинцом, и Том снова улыбнулся, прикрывая подрагивающие от удовольствия глаза. Его медленно окутывало теплом, словно горячая, такая приятная лава растекалась по жилам и согревала мысли. Он видел себя со стороны. Наблюдал, как потрясающе владел магией, пытая сразу десяток людей, как забрасывал противников лучами и находил мёртвые тела, победно ступая по ним и вдавливая в грязь. При его движениях сотрясалось небо над головой, а волшебники падали просто от страха. Том постоянно видел на своём пальце это же кольцо, которое сейчас держал в руках, крутя в разные стороны, и ощущал с ним невероятную мощь, предававшую ему не хватающую часть уверенности. Мир в его руках горел, но был прекрасен, и ни сотни, ни миллионы смертей паршивых маглов с грязнокровками не волновали его — такое будущее было потрясающим для всех волшебников. А знать и понимать, что сделал это — построил всё с нуля именно ты, казалось роскошью. «Надень… меня», — шептал голос всё громче и увереннее, и в комнате становилось жарче с каждой минутой, будто на шею повесили верёвку. Том хотел вытереть выступившую на лбу испарину, но не смог оторвать пальцев от волшебного кольца. В ушах еле ощутимо звенело, и дышать становилось так сложно после осознания, что с этим перстнем он станет ещё могущественнее. Том безумно желал его надеть, даже в горле пересохло, но прекрасно помнил, как взъелась ведьма, когда потеряла его. Это вроде её семейная реликвия, не надо было лезть и примерять. Да, именно так Том думал и сжал кольцо в кулаке, громко выдыхая. «На… день меня…», — а потом веки налились свинцом, и он резко надел его. Тома внезапно перевернуло, покачнулась разделённая на куски душа, и тело пробило мертвенным холодом. Ветер ударил в лицо, и его приглаженные волосы забились об голову. Он лежал на земле, окружённый огромными чёрными духами, пускающими нити ему в лицо. Его сдувало, сердце в груди скакало бешеным голосом от испуга, что произошло, а, посмотрев на руки, он и вовсе обнаружил, что раздваивается, что он не материален. «Тебе не скрыться…» — захрипел грубый голос, пока чёрные силуэты перелетали с одного места на другое, играя в дурацкие догонялки и навеивая атмосферу хаоса. Том приоткрыл рот, чувствуя запах гнили, и услышал скрежет лезвия за спиной. «Придержим его для Властелина…», — вяло протянуло нечто и, резко обнажив саблю, со свистом замахнулось на его голову. — Том?!

***

Лейла откинула мокрые волосы на спину и застегнула на рубашке последнюю пуговицу, до сих пор не веря, что одно лишь касания слизеринского змея пробудило в ней, а соответственно и в воде столько чувств. Она знала это, но никогда не понимала, насколько сильной оказалась реакция. И сейчас Марволо сидел у неё, читал, потому что будущему Лорду было тяжело поднять зад и понести лёгкий сборник к себе. Лейле и так было сложно вообще думать о нём, вспоминать пройденное, а он снова натягивал их связь, чем делал лишь больнее. Она противоречила сама себе: старалась отдалиться, боясь, что станет простой игрушкой или орудием на войне, но в то же время желала остаться рядом и наконец-то выплеснуть все эмоции, которые её глушили, единственному человеку с не менее мрачными суждениями. Стоило Лейле взять в руки расчёску, грудь опалило ярым пламенем, и из горла вырвался рваный стон. Ноги резко подкосились, локти со стуком ударились об раковину, и глаза налились чёрной краской, заполонив даже склеру. На месте зрачков чиркнули алые искры, а Лейла чуть не грохнулась от слабости на пол, впившись ногтями в кран. Голова пошла кругом от мигающих вспышек, режущий слух звук разрастался и бегал с одного уха в другое, вынуждая схватиться за виски. А потом в сознании она услышала ржание коней. Громкое, злостное, и жжение в груди стало физически нетерпимым. Назгулы — девять всадников, порабощённых Кольцом Всевластия и ставших слугами Саурона, первыми находившими примерный сигнал местонахождения кольца. Лейла на секунду обомлела от дикого страха, поставившего волосы дыбом, а потом помотала головой и запричитала: — Нет… нет, нельзя! — сорвалась на крик она и с грохотом раскрыла двери, бегло осмотревшись и не найдя Марволо, но отлично его почувствовав. Кошка в углу зашипела, а в центре комнаты на полу показался её футляр от ножа. Вот только кольца там не было. Лейла ринулась к тому месту, ощущая невыносимое сопротивление и стискивание души в тиски, и поддалась интуиции. «Налево», — приказал воздух, и она резко вмазала кулаком по твёрдой башке, выбивая всю дурь. Тут же нащупала плечо, спустилась по руке ниже, оставляя ногтями глубокие порезы, и быстро дёрнула плавящееся кольцо на себя. — Том?! — рявкнула она и с силой сжала его горло ледяной рукой. Тот снова стал видимым и, громко, рвано выдохнув, почти задохнувшись, с испугом уставился ей в глаза, прижатый к кровати. — Что ты видел?! — Я… Лейла… где я?.. — Что ты видел?! — закричала она, крепче сжимая его горло. И, видимо, взгляд у неё был слишком бешеный, а может до сих пор чёрный, потому что Марволо аж побледнел. — Чёрные силуэты… — прохрипел он и грубо отдёрнул её руки. — Они окружили меня, и один замахнулся лезвием. Но он или она… оно не успело. — Точно Назгулы… — она не верила, что решение отойти немного дальше от кольца и впервые оставить его за ванной оказалось главной ошибкой. У Лейлы просто не было слов, хотя именно сейчас каждая секунда была важна. В голове вертелось столько мыслей, и так хотелось сказать этому куску идиота, что он мог умереть, и плевать ей было на его крестражи, она бы просто не пережила. Назгулы могли пронзить его лезвием, ранив физически, из-за чего тот бы остался лежать с кольцом на пальце ещё очень долго, работая маяком на Саурона и давая ему создать идеальную связь с кольцом. Но так это продлилось не больше минуты, и чем меньше он сейчас поймёт, тем лучше, поэтому Лейла до хруста сжала челюсти и ледяным тоном разделила: — Выметайся отсюда. Живо. — Ты можешь нормально хотя бы раз объяснить, что за?.. — Вон! — секунды стояли в тишине. Марволо схватил сумку, пнув стул, и разъярённо хлопнул дверью, не заботясь о Шумопоглащающих чарах, которые развеялись в ту же секунду. Лейла забыла абсолютно всё и всех — план сформировался за мгновение, пока в висках продолжало колоть. — Линти… Линти! — подхватив клинок и выставив кошку за дверь, выкрикнула она. В комнате послышался хлопок, и перед лицом появился её шанс что-либо исправить. Маленькая эльфийка улыбнулась ей, как только увидела, а затем посмотрела на руку с блестящим ножом и отпрянула, чуть ли не падая в обморок. — Мисс звала Линти?.. — дрожащим голосом пропищала та, когда Лейла успела подхватить её за локоть. — Да, да, звала, — судорожно сглатывая, на выдохе сказала она и заставила эльфийку посмотреть в глаза. — Пожалуйста, перенеси меня в… — тут можно было поставить точку. А куда переносить то? Она знала что ли, куда Саурон, выследивший сигнал, спустил подчинённых? «Остров Айона. У границы Шотландии, совсем недалеко», — прошептал запыхавшийся воздух и улыбнулся, поцеловав её в щёку. «Ты справишься. У тебя просто выбора нет». — Перенеси меня на остров Айона, ты ведь умная эльфийка, наверняка знаешь, где это? — подбадривающе погладив напуганную Линти, Лейла попыталась улыбнуться и резко прикрыла кольцо, замораживая его и уничтожая последнюю нить связи. — Как? — воскликнул домовик. — Линти не может… Линти не должна подвергать учеников опасности… — заикаясь, проблеяла та. — Она не может… нужно сначала согласовать с мистером Дамблдором или мистером Флитвиком, или… — Послушай, Линти, это очень важно, — начиная серьёзно волноваться, начала Лейла. — Чем дальше я буду находиться сейчас, тем лучше для всей школы, понимаешь? И в законах это не запрещено — скорее всего… Но я серьёзно тебе говорю, сейчас ты единственная, кто может мне помочь. Прошу. Тебе всего лишь надо перенести меня туда, а потом вернуть обратно. Как только трансгрессируешь, даже не смотри на меня и возвращайся обратно, договорились? — сладко улыбнулась она, и спустя драгоценные секунды Линти всё-таки кивнула. Как только эльфийка аккуратно взяла её за руку и судорожно выдохнула, Лейла крепче сжала ножик и скрутилась в прыжке аппарации. Их выплюнуло на заснеженный холм, и она, поторопив домовика, осталась одна, тут же насторожившись. О таких мелких островах Лейла знала совсем немного, но уже осмотревшись, поняла — здесь никто не жил. Пару высоких холмов и монастырь. Зато попадание с сигналом кольца в точку — это место действительно было близко к Хогвартсу с учётом, что Саурон мог вообще не добраться до этого мира, хотя Лейла очень в этом сомневалась. Магия Средиземья была не сравнима с этой, Величайший Тёмный маг почувствует кольцо даже здесь, его уже ничего не остановит. И об этом говорила сама природа. Была зимняя ночь, вокруг темнота, лишь снег блестел под ногами. Айона стоял в тумане, окружённый океаном. И только над ним скатались чёрные, сверкающие, с проблесками огня облака, Лейла зажгла Люмос и медленно, неспешно спустилась с пригорка к монастырю. Воздух тоже ощутил рвение её души к определённому месту — он и был самым ярым проводником такой чувствительности. Значит, именно здесь и произошёл выброс чужой магии, вот только факт, что никого не было, очень омрачал. Лейла уже почти поседела за последние полчаса и волноваться просто так не могла. Поэтому, когда у кирпичного, немного разваливающегося аббатства она увидела стоявшую на арке голову старика, даже не удивилась. — Смотрите, кто пришёл, — раздался утробный, гортанный голос на Тёмном наречии. Видимо, когда Лейла стояла на холме, мерцающие огоньки за монастырём ей всё же не мерещились: из-за кирпичной стены стали выходить орки. Такие же уродливые, в шлемах с белыми крестами, с факелами и горящими не хуже глазами. Их было больше сотни, Лейле даже льстило, сколько Саурон раздобыл бойцов. — Значит, всё это время врала. — С чего вдруг? — холодно поинтересовалась она, приподняв бровь и осмотрев стареньких друзей. Один из главных с самым длинным защитным кафтаном хохотнул и присвистнул. — Да вот, Назгулы с сигналом передали Властелину приветик, а он нас тут же сюда сослал, в эту дряхлую вселенную. Сказал всех мешающих на дороге убивать, не бояться бродить и веселиться. Но колечко найти. А тут ты появляешься, ну не подарок судьбы ли? Выходило, принадлежащее по праву Хозяину ты все эти года у себя хранила и врала. А чего, ты любишь теперь побеседовать? Раньше молчала и трусливо тряслась… — Это было давно, — сжимая кулаки, отчеканила Лейла. — Ну а вас, я так смотрю, заметно потрепало. Эти даже шлемы наискосок надели, хотя в крепости служили ещё сотню лет назад. — Незапланированная высадка на дряхлой земле, не успели прихорошиться, да и не для кого, — один из тварей поправил шлем, хлопнул по плечу товарища, и те все дружно загоготали, хватаясь за животы. — Ну а так-то не сомневайся в Господине, он даже здесь тебя найдёт. Можем как раз перед твоей кончиной повеселиться. Только я сверху, — оскалился орк, и в голове вспышками пролетели те года, заставив её пропустить удар. Она ненавидела каждого из них, все эти, выращенные из помоев, причинили ей столько боли и страданий, сломав ещё в детском возрасте, что хотелось разгромить землю, лишь бы сделать им так же больно. Лейла не сдержалась и бросила Круцио в того урода, желая отыграться по полной. Однако он лишь немного поморщился, жилки на его теле лишь укрепились и вздулись. Магия на них не работала, орк стал лишь сильнее… — Сейчас, деточка, ты уже совершеннолетняя, а Саурон и так набирает обороты и армию, ты нам уже не нужна. Он, конечно, предупреждал о такой встрече, говорил с тобой поосторожнее быть, если встретим, но раз уж ты даже сюда сбежала, значит, так и осталась бесполезной трусихой. А нам велено убить Хранителя и забрать кольцо, и мы сделаем это с большим удовольствием, потому что за твой побег из темницы нас чуть не повесили. — Так мы же не нашли Хранителя, просто с ней встретились? — вставил один с задумчивым видом, и вторая часть так же начала сомневаться, вопросительно косясь на Иргана — предводителя. На лицах орков читался активный мыслительный процесс, пытавшийся обработать столько появившейся информации сразу. — Да, ребята, — попыталась выдавить смешок Лейла. — Смотрю, какими были тупыми, такими и остались. — А ты мелкой была и не раздражала, как сейчас. Ну так что, хочешь с нами развлечься? — продолжал Ирган, уродливо подмигивая. — Приятно, что даже здесь ты думаешь обо мне, а не о своей жене, и всё же, я откажусь. Но могу вас поразвлекать. Смотри, каким фокусам научилась, — она дёрнула пальчиком, и голова орка рядом с главарём с мерзким звуком откатилась в сторону. Впалые глаза округлились, и часть небольшой армии выжидающе уставилась на Иргана, пока Лейла быстро оценила ситуацию. Показывать полную силу сразу было нельзя — они могут испугаться, разбежавшись по всей Шотландии, могут взмолить о подмоге. У Саурона под крылом собрались неисчислимые рати его чудовищ и демонов, а в недрах земли плодилось и размножалось гнусное племя орков, выведенное ранее, поэтому, хоть и связь с кольцом была утеряна, пока его не надели второй раз, она не знала, могли ли они плодиться на этой земле. Стоило лишь подумать, получилось ли бы просто отрезать все головы за несколько секунд, как стадо сильнее сомкнуло свои поредевшие ряды и обнажило кривые ятаганы, приготовившись к своей последней схватке. Несколько возгласов, наставления и оскорбления, и орки с рёвом бросились в её сторону. Вся окрестность дрогнула. Со стороны монастыря, как гром, пронёсся глухой рокот по воздуху: двинулись пехотные дружины, бой закипел, и через несколько минут остров мерцающих огней смерти покрылся густыми облаками дыма. Вначале робкие соприкосновения лезвиями, толкучка, тут же подавляющий ответ, но уже через пару секунд битва завязалась в полную силу. В нос ударил запах их вонючего дыхания, снег покрылся стекающей с их тел грязью, и начался смертельный танец. Первый ряд не боялся атаковать со всех сторон, коля заточенными лезвиями в подмышки, шею, даже в глаза. Другие расширяли круг и кидались ножами как попало, пока воздух над ухом громко и звонко свистел, предупреждая об опасности. Следовало уменьшить количество соперников, и уж тогда разбираться, поэтому Лейла не позволила себе кого-либо жалеть: эти твари заслуживали всего самого худшего, и пусть подавятся оскорблениями, которые отпускали все те года. Она вспыхнула и покрылась мурашками, и плевать было на изнеможение после выброса магии — она хотела отомстить. Лейла со свистом размахивала клинком, выбив из рук мёртвого орка ещё и громоздкий ятаган, всадила остриё сразу в две тупые башки и, высвободив руки, заехала кулаками по морде особенно грязного. Желание мести творило с ней невероятные вещи, и сейчас никаким объяснениям не поддавалось пламя, горящее в самой глубине. Да, её ранили и задевали, по щеке стекала кровь, но это было ничего по сравнению с количеством лежащих в чёрных лужах орков. Она приземлилась на корточки, резким движением сделала подсечку ближайшему уроду, и тот рухнул на напарника, а затем и на ещё одного. Лейла перепрыгнула через их кучу, пронзая одного в шею, и пырнула следующего в скрюченный хребет, с хрустом уводя нож вниз. Тот завыл и грохнулся на землю, а она быстро пригнулась от налетевших зверей и с силой дала им по коленям. В голову со свистом полетел ятаган, но она лишь перехватила его, вытянув наверх руку, и прокатилась по снегу в сторону. Их злость граничила с безумием, по шее стекали капли пота, и воздух напряжённо высматривал её состояние, дожидаясь своего выхода. Они, как и тогда, брали не силой, а количеством, и сейчас это количество постепенно уменьшалось. Треклятый туман не давал толком развернуться, группы спутников Иргана едва слышными тенями мелькали чуть в стороне, отдаляясь от факелов, то и дело раздавался лязг оружия, но даже отборная брань долетала сквозь промозглый воздух как-то неясно, дробясь коротким эхом. Орки прижимали строй, уплотняли его до слитной массы панцирей и ятаганов, дерясь уже друг с другом. Ливень перемешивал кровь с грязной жижей чёрной крови, а темноту разрывала сверкающие лезвия и хриплые стоны. Никто не страшился наступать на собратьев и выплёвывать их лёгкие до последнего, Лейла без сожаления вонзала в них поступающее в руки оружие и не чувствовала сожаления. Вообще. Она снова хотела сделать подсечку, но в лицо полетело откуда-то взявшееся копьё, и Лейла не придумала ничего лучшего, чем упасть на землю и откатиться. Не успела она отбить атаку и пригнуться, как по голени резанули остриём, и в ноги полетел огненный шар. Лейла прикусила губу и завыла от сдавливающей конечность боли — жгло так, что аж слёзы выступили, но она быстро взглянула на приближающегося разъярённого орка и, узнав в нём Иргана, дёрнула ногой. Тот неуклюже повалился на землю рядом и не успел выставить ятаган, как Лейла с громким рычанием забралась на него и прохрипела: — Я сверху. И это твой последний раз, тварь, — и одним взмахом проткнула жилистую шею острой, как игла, льдиной. А затем ещё одной, третьей и четвёртой, прибив его к земле и заставив захлебнуться в собственной крови. Она кое-как поднялась на ноги как раз к моменту прибытия оставшихся и, протерев щёку, увидела в их глазах лютую ярость. За главаря ведь порвать готовы. Те — уже перекошенные, побитые и окровавленные, разом с рёвом полетели на неё, сжимая в кругу. — Достаточно, — подвела она для себя и, грохнувшись на колени, ударила кулаками в землю. Поднялся ветер, остров содрогнулся, волосы взмыли вверх, и взрыв напряжения в атмосфере оглушил её, жестоко ударив по перепонкам. Лейлу подкинуло над заляпанной землёй, серебристая вспышка промчалась в замедленном действии вперёд, и прошла сквозь доспехи отлетевших назад орков. С резким свистом острыми щупальцами продырявила грудь, переплела органы и пробила спину, заставив повиснуть на секунду в воздухе. После чего все тела с глухим хлопком повалились на растаявший снег и замерли. Навсегда. Лейла захрипела и зашлась в сухом кашле, сотрясшись над грязью. Стараясь не показывать хотя бы самой себе неприятной боли, которую орки всё-таки смогли ей причинить, она прошлась ледяными подушечками пальца по кровавой голени и стиснула зубы, тихо зашипев. Перетерпит. Тело наливалось свинцом при каждом шаге, а от запаха гари начинала кружиться голова: факелы горели в каждом углу поляны и разносили отвратительный смрад по чистому до этого острову. Лейла подошла к Иргану, пнула его тело, перевернув на спину, и всмотрелась в пустые глаза, с каким-то ненормальным удовольствием расплываясь в улыбке — она доказала сама себе, что чему-то, да научилась. Его ледяное ожерелье окрасилось в чёрную кровь, и после этого зрелища, почти падая от усталости, Лейла стала переправлять все тела в одну большую кучу. Закинув на верхушку последнего, она отряхнула руку об такие же грязные штаны и достала палочку, без единой эмоции натравляя на кучку орков Адское пламя. — Думаю, самое время тебе начать новую жизнь, — перешла на всемирный Лейла и коротким взмахом пальца освободила последнего орка из невидимых верёвок, не дававших подойти к битве ближе положенного. Он покачнулся и фыркнул, молчаливо осмотрев воняющий костёр. — Честно, сомневаюсь, что с такой природной внешностью заведёшь друзей, но спокойствие себе обеспечишь. Тут много разных мест, чистые воды, сотни таких островов. Никто больше тобой не командует, Саурон не чувствует кольца, — орк невозмутимо глядел на её лицо и сделал несколько шагов вперёд, бросая ятаган на землю и хрипло вздыхая. Лейла переставала ощущать ноги, поэтому решила закругляться и, быстрее заметая грязь снегом, повернулась к Гомбару спиной. Не хотелось с ним ни о чём говорить, но и убивать тоже было нельзя — в крепости именно он помог ей выжить. В первую очередь её силы, конечно, но и он тоже: поил чистой водой, вытаскивал из ямы с волками и несколько раз приносил потрёпанную шубу, чтобы не мёрзнуть ночью. И хоть на следующее утро она чудесным образом пропадала, так было теплее. Лейла усмехнулась и, захрустев снегом, двинулась подальше от вони. — Спугнёшь каких-нибудь стариков из дома, поселишься вдали от людей у озера или реки. Будешь умываться родниковой водой, вылавливать рыбу или даже свой огород заведёшь и просто… — будешь дышать полной грудью, хотела сказать она, покачнувшись, но не смогла и замерла, встречаясь с ошарашенным взглядом воздуха. Лейла медленно повернула голову влево и, тихо выдохнув, увидела вылезающую из плоти острым наконечником стрелу. С чёрными вкраплениями на острие и пролезающим через рубаху древком, та вписалась в плечо, чуть выше левой груди. Тело затрясло неимоверно, нестерпимая боль от раны в плече пронзила насквозь и достала, казалось, до самого сердца. Но она умудрилась сдержать оглушающий крик и смолчать, спокойно повернувшись к Гомбару лицом. — Ничего личного, Селлитиль. Но после твоего побега Господин в наказание за плохую службу убил мою жену с ребёнком, — с невозмутимым лицом пробасил он и выпустил вторую стрелу из старого арбалета, первый раз промахнувшись из-за её ломанной походки. Лейла помрачнела и сделала последний рывок. Схватила воздушными щупальцами вылетевшую стрелу, резко развернула в его сторону и с рыком воткнула между его глаз, игнорируя брызнувшую кровь, рёв и неприятный хруст. Она надавила ещё сильнее, и Гомбар статуей повалился на землю с арбалетом в руках. Сказать, что Лейла была разочарована, ничего не сказать. Дрожащей рукой она подкинула его тело к высокому костру и теперь позволила себе упасть на колени от невыносимой боли и прикусить губу. Одно маленькое движение ломало сразу всё тело, ковыряя нервы, кровавое пятно на рубашке стремительно растекалось, а самое весёлое было осознание, что все стрелы орков пропитаны ядом. Жадно хватая воздух губами, она собрала последние силы, чтобы посмотреть в горевшие золотым блеском тела, и максимально внятно прохрипела: — Линти… — буквально тут же послышался хлопок Трансгресии, и дрожащая эльфийка судорожно перемялась с ноги на ногу. А потом осмотрела рядом костёр, увидела торчащую из плеча стрелу, и разрыдалась. Бедная побледнела и чуть не потеряла сознание, когда Лейла придержала её, резко выплюнула склизкий свёрток крови и продолжила: — Линти, пожалуйста… смотри, всё хорошо, я справилась. Почти. И мне опять нужна твоя помощь. Верни нас обратно в школу. Ближняя к этой стороне комната. Чем дальше трансгрессируем, тем мне будет хуже, понимаешь? — давя на жалость, спросила она и после короткого кивка дрожащего домовика прошептала: — Поэтому прошу, любая ближняя башня, желательно без людей и с ванной. С раковиной, с душем, с чем угодно! Умоляю, чуть побыстрее… — Лейла с прикрытыми глазами сжала зубы, не позволяя дать слабину перед и так напуганной эльфийкой, и после соприкосновения с её костлявой рукой, провалилась в пространство. — Сядьте. Колени громко стукнулись об пол, и живот сжался от резкой аппарации, но главное, что не расщепило. Лейла сдержала болезненный стон от дрогнувших ранок на теле и, слыша смешанные, но очень знакомые запахи, раскрыла глаза. Тёмно-зелёный ковёр, на котором она разместила грязные руки, жар от камина справа от неё и расслабляющая, дающая прочувствовать больше ещё чётче, атмосфера. Чёртов боггарт. Из груди вырвался сухой хрип, и в следующее мгновение Лейла, давясь горячей, вязкой жижей, громко закашлялась, пытаясь спрятать кровь в кулак, а не оплёвывать ею ковёр. Когда она смогла вдохнуть полной грудью, то медленно повернула голову в сторону Линти и расплылась в сдержанной улыбке, видя, как домовик ненормально затрясся. — Линти, — мягко прошептала Лейла, шмыгнув носом и пожалев, что хоть как-то дёрнула плечом. — Я же просила помещение без людей, верно, солнце? — Д-да, мисс… Ох, мисс, Линти так сожалеет! Линти всё перепутала! — жестоко ударяясь хрупкой головой об пол, запищала та. — Она не думала, что за портретом будет столько людей! Линти срочно призовёт профессоров… — Стоять! — зарычала она и чуть не подавилась, прижимая руку к груди. — Никаких профессоров, мы с тобой уже говорили. Всё хорошо, ты умница, спасибо тебе. Просто в следующий раз будь аккуратнее. Спокойной ночи. — …мисс точно не нужна помощь? — вылупила глаза эльфийка, сжавшись в грязной тряпке. — Точно. Иди, — максимально мягко прошептала она и, услышав хлопок, прикрыла глаза. Внедрение яда в вены изо всех сил сдерживал воздух, холодом подмораживая и блокируя течение. Но этого хватит ненадолго, тем более, что кровь всё равно вытекает, а Лейла уже еле стояла на коленях. Она шмыгнула носом, даже через затуманенный разум чувствуя на себе прожигающие взгляды, и без резких движений подтянулась на ноги. — Привет, мальчики, — улыбнулась она, оглядев Блэка, Долохова, Роберта с Абраксасом и Марволо, сидящих вокруг стола с бутылкой. Говорить, что ещё никогда Антонин не выглядел так пугающе со своим грубым и ныне окаменевшим взглядом, даже не стоило. — Ух ты, посиделки старых знакомых, как мило.

***

Рот открылся в немом крике, и всё, раннее услышанное от Пожирателей, отошло на второй план. Лейла — в ссадинах и грязи, истекала кровью, пока из её плеча торчала сверкающая наконечником стрела, а Том был не в силах пошевелиться. Он так и оцепенел, откинувшись на спинку с бокалом в руке, и теперь это выглядело совершенно неестественно. — Молчите? Ну ладно… — просипела Лейла с улыбкой и, не обращая внимания на его медленно встающую фигуру, прижала руку к груди. — Блэк, будь хорошим человеком, очисти ковёр от крови, а то потом не отстирается. Ну а вы чего замерли? Продолжайте, продолжайте. Не буду мешать взрослым распивать спиртное, — она невесело усмехнулась и двинулась к выходу, пошатнувшись, а внутри всё замёрзло. — Вам пора, — холодно сказал Том Пожирателям и взмахом руки притянул Лейлу к себе. — А вот ты никуда не пойдёшь. И не вздумай дёргаться, — прошипел он на ухо, — сейчас ты явно не в том положении. Лейла сдавленно выдохнула и сжав его рубашку в кулак, прошипела: — Это всё только из-за тебя. В этой стреле яд, — на что Том напрягся и отвёл взгляд, переключаясь на обескураженного Лестрейнджа, что уходил медленнее всех. Их глаза столкнулись, и даже без чтения мыслей можно было прощупать его волнение. Он услышал над ухом тихий стон и, смотря тому в глаза, уверенно произнёс: — Малфой, — почти у выхода он обернулся и замер, готовый выполнить приказ, а Том отвёл безразличный взгляд от Лестрейнджа и жестом приказал убираться подальше. — Останься. Стоило входу закрыться, он тут же поднял Лейлу в воздух и отправил в спальню, а сам повернулся к Пожирателю и вполголоса отчеканил: — В стреле яд, его нужно уничтожить и для начала вывести из тела. Знаешь, как это больно? — Представляю, — уже понимая, что следует делать, Малфой скинул мантию и закатал рукава. — Противоядие от обычных ядов не поможет, здесь… мы не знаем, что в составе, поэтому сначала вытягиваешь его в банку, потом прижигаем. — Аконитом? — Да, — быстро поднимаясь в комнату, Том напоследок обернулся и чётко разъяснил: — Одно неправильное движение, и тебе не поздоровится. Он влетел в комнату и достал из ящика аптечку, подходя к Лейле у зеркала. Малфой был натренирован в таких делах и давно видел его комнату, потому за нужные приготовления он не беспокоился. А вот за слабоумную ведьму очень даже. — Не трогай! — прикрикнул он и накрыл её руку своей, заводя за спину. Слегка побил её по фарфоровым щекам, приводя в чувство, и достал палочку. Через секунду наконечник и хвостик с оперением полетели на пол, оставив в плече лишь короткое древко, которое вытянуть будет быстрее, хоть и не самая хрупкая его толщина порождала чуть больше проблем. — У тебя уже такое было? — Да, но с эльфийскими стрелами, — хрипела ему в ухо Лейла, лишь сильнее развращая его идиотские переживания. — У орков на конце всегда яд. И ещё ни разу она не проходила с двух сторон. — Потрясающе, — бросил Том и крепко схватился за древко, не смотря на вздрогнувшую ведьму. Взмахом снял рубашку и огородил от Малфоя, сам собираясь с силами. Та замерла, всё прекрасно понимая, и он осторожно потянул стрелу на себя. Он делал это медленно, стараясь не трясти рукой, но с каждым сантиметром Лейле становилось лишь больнее: она шипела, как настоящая змея, и возводила глаза к потолку, готовая вот-вот упасть без сознания. Том стиснул зубы и резко дёрнул стрелу на себя, с отвратительным звуком трещащей плоти вытягивая её из плеча. — Живодёр! — грубым тоном рявкнула она, распахивая глаза и глядя на него так, будто хотела воткнуть свой клинок ему в сердце. Когда ведьма на подкосившихся ногах упала в его объятия, Том быстро усадил её на колени к себе лицом, присев на подоконник, и кивнул подготовившемуся Малфою. — И как тебя лечили? — отвлекая её и чувствуя, как Лейла обхватила его таз ногами, прохладно спросил он. — Раскалённым клинком прижигали Ацелас. Это лечебное растение. Абраксас, на что ты подписался? — Ты… держи её, — кинул он Тому, который обхватил её локти руками и сильно сжал, не давая дёрнуться. — Постарайся не кричать. Я вытяну яд, а потом прижгу… порошком аконита, — с сожалением добавил Малфой, лучше многих зная его жжение. Долохов по пьяни однажды пырнул его клыком ядовитой змеи — одно веселье. Лейла подняла высохшие глаза на Тома и, заметив, с каким напускным хладнокровием он смотрел на неё, перевела взгляд на задний план. — Давай уже, — сказала она и тут же сильно зажмурилась, пальцами впиваясь в его ноги. Лейла закусила нижнюю губу, из который просочились капли крови, и напрягла руки, задрожав. Из её горла вырвалось утробное рычание, а на лбу проступила испарина: по описанию Малфоя вместе с ядом будто сдирали кожу и скребли когтями по костям. Ведьма вжалась лбом в его плечо и зашипела, а Том взглянул за её спину и увидел, как из расщелины в плече вязкой нитью смешанного чёрного и красного цвета к палочке тянулся луч. Словно сопротивляясь, нехотя выходил из тела и, закручиваясь в воздухе, пролезал в пробирку. На последнем рывке из спины вышел острый конец, как еле заметная игла, и Лейла резко вздрогнула, выдыхая ему в шею. Малфой медленно протёр холодной тканью рану и уверенно переглянулся с Томом. Тот утвердительно кивнул и протяжно выдохнул, внимательно следя за движениями Пожирателя. На мокрую кожу тот наложил накрахмаленные лепестки цветка, обсыпав полностью всю рану без просветов, и сосредоточенно прошептал: — Сейчас будет больно, приготовься. Только Лейла услышала вспыхнувший на конце палочки огонёк, как тут же прикрыла глаза и тихо заныла. Попыталась дёрнуться вперёд, чтобы отстраниться от рук Малфоя, но он крепко прижал палец с рассыпчатым аконитом к затягивающей растение ране и взмахнул палочкой. Том убрал руки с локтей и прижал её грудью ближе к себе. Лейла закрыла глаза, носом уткнулась в шею и положила дрогнувшие руки ему на плечи, на секунду забыв обо всём. Разросшееся пламя приблизилось к спине, и Малфой резко прижал кончик палочки к коже. Раздался сдавленный крик, и её тело прогнулось под огнём. Она вцепилась зубами в его шею и замычала, сжала пальцы на плечах, водя вдоль левой, почти онемевшей рукой, и тяжело задышала. Том вздрогнул от саднящей боли, но остался сидеть неподвижно, сдерживаясь от желания обвить её талию в присутствии третьего лишнего. Пока руки Пожирателя наводили на рану круги, он молчал и чувствовал, как её тело было напряжено, будто струна, и тряслось, словно по нему пробегал ток. Хотя, сам Том никогда не подвергался такому, поэтому даже это могло быть правдой. Но он точно был уверен, что ведьма не притворялась — хоть даже не плакала, лишь одна слеза скатилась по щеке из-за перенапряжения, но всё же просто очень хорошо терпела. Он верил ей, верил, что это было больно, и снова начинал чувствовать себя неправильно, ведь это произошло из-за надетого кольца. Том ненавидел ощущать вину перед кем-то. Перед ней особенно. В такие моменты чувствовал себя маленьким идиотом перед строгой воспитательницей. — Нужно сделать то же самое с другой стороны, Том, — извиняющимся тоном сказал Малфой, убрав огонь от дышащей раны и вернув его в реальность. — Это уже сделаю я сам, — тот кивнул, только и рассчитывая на такой ответ, а Лейла наконец-то выпустила его шею из хватки. — Спасибо, Абраксас, — прошептала она, ослабевшими ладонями спустившись Тому на спину и выдохнув. — Выздоравливай, — произнёс тот и потупил взгляд, не смея пялиться на её полуголое тело. Отдал ему остатки аконита и, кивнув, тихо удалился из комнаты. Спустя время, когда Лейла восстановила дыхание, Том нехотя отстранился и убрал стекающую на грудь кровь. С невозмутимым лицом он вложил в расщелину порошок и прижёг рану, давясь своим же равнодушием. Ведьма резко прикрыла глаза и провела ногтями по его рубашке, зажмурившись. Она снова прерывисто задышала, вздымая грудь, и Том наконец-то осмотрел её в полной мере, подмечая каждую царапину, порез, скатавшуюся грязь. Волосы окрасились в коричневый, нос покраснел, и сама ведьма валилась с ног, всё ещё активно думая. Когда он закончил, та ещё с минуту сидела молча, смотря на искусанные губы перед лицом. Лейла раскрыла глаза и, осмотрев плечо, где тянулся небольшой шрам, выдохнула полной грудью. — Я пойду, — хрипло прошептала она и опёрлась руками на его колени, аккуратно слезая. Том с холодным взглядом защёлкнул дверь и внимательно посмотрел ей в глаза. — Нет, — уверенно сказал он и помотал головой. — Ты остаёшься. Хватит с тебя на сегодня. — Ничего бы этого не было, если ты… — А я знал?!.. — тут же повысил голос взволнованный Том и осёкся, сменив тон и не желая смотреть на талию с цепочкой. — Знал, что это… кольцо Всевластия? Мне никто не сказал. — Как насчёт просто не лезть в чужие вещи? — выплюнула она и развернулась к нему, сложив руки на груди. — Конечно, как я могла забыть, тебе такое не под силу. — Не говори того, чего не знаешь. — Теперь мы оба знаем. Воля кольца может сломать каждого из нас. Тебя сломала. Тобой управляет жадность, мания власти и величия, — подойдя чересчур близко, бесцветно просипела ведьма. — И то, что в этот раз кольцо подобралось к тебе ближе, заманило, а ты повёлся на его обещания, показывает твою… человечность. Я сказала это не с целью оскорбить твоё достоинство, а показать, что слабости есть у всех — абсолютно и без исключений, и ты никогда не перестанешь чего-то бояться, из-за чего-то волноваться или сомневаться, это я тебе могу точно сказать. Но это не делает тебя хуже кого-то, только лучше, потому что ты смог спрятать страх и пройти дальше, исполнить, к примеру, свои желания. Мы не Боги, Реддл, хотя даже им есть, чего страшиться. Поэтому я не хочу больше слышать чего-то подобного или видеть твой бешеный взгляд только из-за правды, которую я тебе объясняю на пальцах. Все мы видим, чего ты добился, и я никогда не оспаривала факт, что ты лучший в школе не просто так. Но доказывать мне что-то и злиться, а потом запирать под замок в своих лапах, дабы как-то огородить от мира и впечатлить… глупо. Никому это не нужно: ни мне, ни тебе. Но сейчас ты делаешь это снова. Снова хочешь запугать и сделать всё за меня, в очередной раз продемонстрировать свои золотые руки и воздействие, которым ты влияешь на меня, раз я до сих пор здесь, — Том сглотнул, подумав, не послышалось ли ему. — И всё ради выгоды… Наверняка в этот раз так заботишься и выжидаешь момента, чтобы я тебе хоть что-то объяснила. Так вот слушай: те силуэты, которые ты видел, были порабощёнными слугами Саурона, которые отслеживают сигнал кольца и передают ему. Даже через миры они могли ранить тебя физически, и тогда бы ты остался лежать там, а связь кольца с хозяином становилась бы крепче и крепче, что привело бы к приходу армий Средиземья прямиком сюда. И, моли Мерлина, что я успела снять с тебя перстень, потому что, если бы орки пришли прямо к школе, этот мир уже не стал бы прежним, — стуча пальцем ему в грудь, рычала Лейла. — Почувствовал себя Повелителем чужих жизней или маленьким идиотом?.. Орки выпали над островом Айона, их было больше сотни. Тебя не спрашивали, так что не волнуйся, Лейла всё уладила, чтобы теперь нашему Тому сладко спалось, — ведьма закашлялась, схватившись за бока, а он дёрнул желваками и хотел помочь удержаться на ногах. Однако его резко пронзил серый ледяной взгляд, и Том отступил, безразлично кидая: — Вата, бинты и спирт под раковиной, — раз хочет сделать что-то сама, пусть делает, ему всё равно. Она права, и оставил он её только из-за интересующих вопросов и своей репутации. Если кто-то после отбоя увидит выходящую из его башни ведьму в таком состоянии, то настороженные взгляды будут именно на нём. Лейла коротко кивнула и, моргнув, после чего глаза снова покрылись туманной плёнкой, тихо закрыла дверь. Том резко снял с себя рубашку, надел серые штаны и открыл окно, пытаясь отдышаться. Он изо всех сил сдерживал лезущие на язык слова, выбрасывал тупые мысли и громко дышал, раздражаясь от осознания, что Лейла больше ему не доверяет. Не выдержав тишины и перестав себя изнурять, Том подошёл к двери, нацелил палочку на дверь и, проведя ею перед лицом, нерешительно замер. Теперь он видел через закрытую дверь всё, что за ней происходило, и явно пожалел об этой затее. Лейла стояла перед зеркалом в нижнем белье и дрожащими руками мочила вату спиртом. Её тело содрогалось от самого короткого движения, из-за чего по щекам скатывались мелкие слёзы. Она водила ватой по ранкам и вздрагивала, смотрела на себя и ёжилась, будто боялась. Когда Лейла прошлась по гнойной голени, из горла вырвался более, чем следовало, громкий стон, и она быстро прижала руку ко рту, затыкая себя. Тихо изнывая в ладонь, та выпучила глаза и продолжила дезинфицировать порез, сгибаясь пополам и притихая. И так она стояла долго, очень долго, протирая жгущие раны через сжатую челюсть, сдерживая шипение, сгорбившись поцарапанной спиной. Лейла тонула в боли, которую Том никогда не испытывал, и даже за дверью в его спальне не показывала слабости, потому что… настолько сторонилась и боялась его? К счастью, она не знала, что Том стоял за этой несчастной дверью и слушал каждый её всхлип. На мгновение он прилёг головой к стене и понял, что волновался за ведьму больше, чем за кого-либо все эти года. Эти раны приносили боль не только ей, они ломали изнутри и его. Время на часах было уже позднее, вода не переставая барабанила по полу уже не меньше тридцати минут, и Том готов был сойти с ума, но сдержался, и после продолжительного молчания в ответ на его стук в дверь он аккуратно зашёл в ванную. Везде было тихо, Лейлы не было у раковины, и лишь за занавеской прыгали тени воды. Сначала он сомневался, стоит ли отдёргивать занавес: но ведьма с порога бы ещё накричала на него и вымела из комнаты, если бы так хотела остаться одной. И вообще, чего Том там не видел? Он уверенно дёрнул за ткань, и та со скрипом отъехала в сторону, оголяя неправильную, ненавистную ему правду. Лейла сидела на полу в том же белье и не моргая смотрела куда-то вперёд, положив голову на подтянутые к груди колени. Мокрые волосы лежали на побитых плечах, спина прижималась к стенке, а вода моросила прямо на неё. Том простоял в шоке, не зная, что делать, ещё несколько минут, но она не сдвинулась, и казалось, даже перестала дышать, больше походя на статую. Он протяжно вздохнул, проклиная всё на свете, и медленно опустился рядом. Вода была ледяной. Его волосы, как и штаны, намокли, а по груди стали бить крупные капли. Том вытянул ноги, упёрся спиной к холодной стене и подставил лицо душевым струям, левым плечом чувствуя её мягкую кожу. — Чего сидим? — поинтересовался он, склонив голову набок и взглянув на занавеску. — Неужели тебе есть дело? — раздался её приглушённый шёпот, и Тому пришлось наклониться ближе, чтобы услышать. — Переживаю за счёт. За воду, — добавил он, медленно повернув голову и теперь осторожно рассматривая её точёный профиль. — Мило… — донеслось до слуха, и спустя ещё пару минут она прикрыла глаза, укладывая щёку на колено. — Такими интересными получаются две вещи… Каждый второй здесь верит в добро, в то, что однажды оно навсегда победит зло, и мир будет светлым и чистым. Они уверены, что добрые люди самые хорошие и прекрасные, и каждому следует стараться, чтобы таким стать. И вот, после плена я в такое никак не верила, отказывалась принимать за правду. Оказалась здесь, увидела, какие есть добрые и прекрасные люди, убедилась на личном опыте, что они действительно помогают хоть как-то выжить в рутине сумасшествия. И самообладание, желание больше не наступать на те же грабли дали трещину. Захотелось освоиться, стать похожей на них, дарить позитив хотя бы детям, чтобы они никогда не грустили в таком светлом по сравнению со Средиземьем мире, и я всё-таки решилась. Даже сама заметила, как становилось легче на душе, когда кто-то рядом улыбается. Ну и, конечно, вместе с добротой вкупе идёт и милосердие. Никогда не была такой и быть не собиралась, но сегодня почему-то решила… Всех убила, всех сожгла, но оставила в живых одного. Гомбар был единственным, кто действительно продлевал мне жизнь в темнице, не давая подохнуть, хотя, признаться честно, так хотелось. Поэтому мы с ним не сражались, он был связан верёвками и брыкался в яме подальше от битвы. Уже собираясь возвращаться в школу, я освободила его, предложила начать жизнь с нового листа, найти здесь жилье и… — она тихо засмеялась, и её синие губы скривились в горькой улыбке. — В общем, освободила от кандалов его Тёмного Господина. Решила почувствовать себя героем, так сказать. И как ты думаешь, кто оказался дурой? Правильно… конечно же, я. Потому что стоило развернуться, именно Гомбар пустил мне стрелу в плечо, изначально вообще целясь в грудь. Лейла выдохнула и открыла глаза, без каких-либо эмоций посмотрев на Тома. — Удивительно, как Фиона с Кевином остаются такими хорошими спустя столько лет шёпота за спиной, насмешек, испорченных руками сокурсников экспериментов… Видимо, это сложнее, чем я думала — быть добрым. — А второе… Вторая вещь? — спустя минуты тишины поинтересовался Том, не зная, что ответить. Он всё прекрасно понимал, и, видимо, его взгляда Лейле хватило, чтобы кивнуть самой себе и отвернуться. — А вторая интересная вещь… То, что мы ненавидим друг друга, но сидим полуголыми в душе, и связь от этого никак не пропадает. То, что я взяла тебя за руку, когда провела в комнату, а ты меня ещё не придушил, ведь ненавидишь мои касания, «аж руки чешутся». — В таком случае, ты ненавидишь мой голос, не хочешь меня видеть… но продолжаешь слушать и ещё не снесла головы, — и Том медленно, но уверенно начал приходить к мысли, что, вероятно, слово ненависть он уже давно применял не по назначению. — Ага, — как-то потерянно подтвердила она и еле слышно буркнула, — Ненавижу… А потом, выключив воду, Том поднял её на руки, положил на раковину полотенце и усадил туда Лейлу. Сам высушил только свои штаны, а её… не стал. Смотрел, как капли стекают по хрупкому, изогнутому телу, и молчал. Это был тот самый, единственный момент, когда она стояла куклой, никак не мешая ему, позволяя делать всё, что захочется. Тому тогда это было до невыносимости необходимо — без каких-либо объяснений и отговорок просто… дотронуться и сделать для неё хотя бы что-нибудь, вспомнить, какого это, в очередной раз видеть манящее тело и чувствовать сладостный контроль. Иметь возможность разглядывать его без сопротивления Лейлы и наблюдать, как от касаний ведьма покрывается мурашками. Он медленно проходил ватой по ранам на спине, до которых она не могла дотянуться, сосредоточенно протирая их, примораживал ссадины на ночь, чтобы не было так больно. Том расчёсывал дымчатые волосы, убирая прилипшие пряди, а затем аккуратно перебинтовывал плечо, постоянно переводя взгляд на Лейлу и думая, стоит ли затянуть покрепче или расслабить. И за всё время ни одного слова, потому что просто молчать с ней было приятно. Вроде бы они были так близко, что в любой момент могло произойти неисправное, но и далеко одновременно — по две разные стороны баррикад, той самой стены, которую оба строили. Напряжение никуда не ушло, но понимание, что ведьма и правда оставалась рядом, заставляло Тома испытывать облегчение. Она спала. Спала с перебинтованным плечом и тихо вздыхала, постоянно хмурясь. В её голове сейчас творился хаос, и с ней самой приключилось столько, что даже рядом с ним она теперь не могла спокойно спать. А он обнимал, мягко обнимал её за талию и не отпускал, и сон не шёл. Он смотрел на её бледное лицо, на спадающие пряди и понимал, что завтра с утра должен будет снова нацепить ледяную маску безразличия, снова закрыть глаза на её общение с другими парнями, снова сжимать под партой кулаки и сладко отвечать учителям, пока эта ведьма все уроки не смотрит в его сторону. Завтра с утра всё вернётся в серые мрачные дни, какие были последнюю неделю, когда Том чувствовал, что ему всё равно на всё. Он столько сил тратил на эту дурацкую маску, мол ему якобы всё равно на Лейлу, что сейчас он был просто выжат, как лимон, и на остальное ему было просто плевать. И после этого снова возвращался к суровой мысли — завтра с утра всё встанет на места, потому что так должно быть! А не потому, что он так хочет. Слова Лестрейнджа, ощущения неконтролируемой злости и… небывалого равнодушия окутали его с ног до головы, и только сейчас Том осознал всю свою правду — был бы шанс, была бы возможность ничего и никому не объяснять, и он бы остался в этой кровати с Лейлой на несколько недель. Заперся бы на замок, прижал ближе, как в те ночи, и больше бы не отпустил.