Плейлист на главу: https://youtu.be/8rjtCUiaQ-E
Утро выдалось паршивым. Запах еды неприятно сдавливал желудок, а залёгшая между бровями морщина отпугивала абсолютно всех слизеринок, которые не были готовы рисковать и подходить к напряжённому Роберту. Всех, кроме Лукреции, присевшей напротив и чмокнувшей Абраксаса в щёку. — Ради всего святого, дорогуша, хотя бы ты не порть мне настроение своей угрюмой физиономией, — накладывая в тарелку овсянки, фыркнула она. Смерила Роберта мрачным взглядом и тихо цокнула. — И так весь курс мельтешит перед глазами с этими троклятыми учебниками по Зельеварению, но тебе то к чему волноваться перед тестом? — Ты, вроде как, четыре урока подряд провёл в роли Слизнорта, причём очень успешно. Так что тебе следует прислушаться к моей даме, — слегка дрогнувшей рукой вытянув из кружки крепкого кофе ложку, с нажимом добавил Абраксас. Его голубые глаза сверкнули холодом, и, поднеся кружку к губам, он незаметно впился зубами в её фарфоровую стенку, отводя взгляд в сторону. А затем разом сделал несколько больших, обжигающих глотков и по-доброму улыбнулся Лукреции. И только потому, что Роберт слишком хорошо знал Абраксаса и его реакцию в любой ситуации, он смог правильно расценить его эмоции — тот волновался. Вот только он делал это поистине незаметно, скрывая всё за повседневной маской настолько умело, что даже Лукреция не смогла ничего заподозрить. А Роберт не мог. При всём желании у него, видимо, совершенно не получалось переключиться на уроки, потому что даже недалеко сидящий Том, до этого усердно вчитывавшийся в толстый фолиант, исподлобья взглянул на него мрачным, буквально царапающим шею взглядом. Без слов приказал не создавать проблем и послушно нацепить сдержанную улыбку. Роберт заломал пальцы на руке и спокойно открыл учебник по Зельеварению, попытавшись занять себя хоть чем-то, когда в очередной раз невольно взглянул на вход в зал и замер безмолвным изваянием. В тени дверей показалась Лейла: спокойная, слегка сонная, она скользнула между столами уверенной походкой и двинулась к друзьям, расплываясь в короткой улыбке. С плеч Роберта словно свалилась гора. Он осушил стакан с соком и устало опустил голову в конспекты, мимолётно перебрасываясь взглядом с насторожившимся Абраксасом. Стоило товарищу поймать его глаза за своей спиной, увидеть, как его лицо расслабилось, он сам тихо выдохнул и опустил плечи. Лейла была в порядке, по крайней мере, максимально естественно притворялась. Роберту позволил нормально функционировать самый банальный факт, что она просто была жива. Потому что воспоминания о вчерашней стреле с заточенным наконечником, которая полностью пронзила её плоть, были далеко не из приятных. Роберт корячился на кровати, не в состоянии уснуть, всю ночь. Именно из-за неё. Выйдя из гостиной Тома, он простоял у ближней стены ещё двадцать минут, шагами измеряя ненавистный коридор и мотая себе нервы. Тогда Роберт впервые понял предостережения и принципы Милорда, прочувствовал на своей шкуре, насколько ужасной оказалась дружба. Та плелась из вязких нитей и тянула за собой привязанность, заботу, волнение и хуже всего — страх. Он переживал за Лейлу и не мог даже представить, каким, к чёрту, образом в её плече появилась стрела, и почему она выглядела так, будто прошла несколько дней войны. Одна догадка пугала больше предыдущей, и Роберт уже отказывался мыслить, лишь бы взять себя в руки. Если Том отреагировал так спокойно, значит, всё было под контролем — на каком-то подсознательном уровне он понимал, что Милорд не навредит ей. Раз не отпустил и не отрывал от неё остекленевшего взгляда в начале встречи, точно не навредит. Во всяком случае, Роберт этим действительно успокаивал себя, и даже факт, что Том не дал ему возможности помочь, не особо беспокоил. Он всё понимал — сколько бы Роберт ни пояснял ему свои намерения, свои устои Том никогда не переступит. Может, через несколько лет, но точно не сейчас. Поэтому выбрать на роль помощника Абраксаса наутро показалось им обоим правильным решением: он уж точно не посмеет рассказать, что трогал полуголую девушку на момент отношений с Лукрецией. И поскольку ни Роберт, ни Орион с Антонином не собирались рушить их счастливую сказку, все погрязли в болоте очередной тайны, безмолвно договорившись забыть её как страшный сон. Сразу после того, как Абраксас вышел из гостиной, Роберт накинулся на него с вопросами, оценивая состояние товарища, тон голоса и сами ответы. Но даже описание хода лечения и увиденной раны на её спине Роберта не устроило, стоило ему услышать о неизвестном яде на стреле. И он копался, вспоминал все знания своего внутреннего зельевара и без перерывов копался в своих пометках, чтобы найти хоть что-то о блестящей чёрной с красными вкраплениями жидкости. Вряд ли это были чернила, нефть тем более, поэтому яд точно был без примесей — ещё лучше, такого ни в одной книге не было. Только схожие по строению, применению или цвету, а это только сильнее раздражало Роберта, потому что Зельеварение было наукой тонкой и сложной, слово «похожее», а не «точь-в-точь» использовать было запрещено. Так что увидеть спокойно завтракающую Лейлу было для него диким облегчением, даже не объяснить, насколько. Никаких царапин или грязи, лицо обрамляли чистые дымчатые волосы, и подруга всё так же улыбалась, пока ледяной взгляд заволакивала дымка. Она сделала глоток кофе и, придвинув к себе новый выпуск газеты, на мгновение замерла. Чашка в её руке дрогнула, а лицо помрачнело. Роберт поморщился от колкого удара в висок и, метнув короткий взгляд в сторону, встретился с внимательными, изучающими глазами Тома. Он и до этого предполагал, что ни прямое игнорирование слизеринского стола со стороны Лейлы, ни расположение Лорда спиной к ней впервые за столько месяцев не было простым совпадением, но сейчас в этом полностью убедился. Том не прибегал к легилименции для просмотра реальности чужими глазами просто так и сейчас явно что-то решал, медленно, словно нехотя опуская голову обратно в газету. — Мерлин тебя подери… — прошептал Розье над ухом, и вскоре перед лицом Роберта приземлился свежий выпуск «Пророка». Насторожившись из-за общего затишья, он развернул его и еле сдержался, чтобы не выпучить глаза от шока. На первой полосе под заголовком «Угрозы или первый шаг в наступление?» красовалась яркая колдография, слепящая вспышкой каждые десять секунд. Кадр был снят ночью, и как бы ни хотелось смахнуть всё на блестящий снег или неправильно падающий свет, отрицать было глупо — на снимке была изображена огромная куча разлагающихся кусков кожи и скелетов. Под густым чёрным дымом, они лежали друг на друге, и где-то в середине виднелись искры недавно потушенного костра, пока на земле засыхали чёрные лужи. Кости скелетов были грязными, и валялись они под грудой шлемов, защитных кольчуг и оружия. Роберт одновременно с Абраксасом и Антонином перелистнул страницу и настороженно вгляделся в дополненный колдографиями текст. «В ночь с седьмого на восьмое февраля с западного шотландского острова Айона, расположенного в архипелаге Внутренних Гебридских островов, поступил короткий сигнал Патронуса. Успев его перехватить, административная служба Министерства послала на зафиксированное место несколько работников, и те смогли запечатлеть ужасающую картину (см. обложку). «Мы прибыли на остров в двенадцать ночи и увидели на тот момент ещё ярко пылающий костёр, в котором разлагались трупы. Чьи, сказать уже было невозможно — вместо лиц виднелись лишь остатки грязной кожи и черепа с толстыми костями. Когда адское пламя догорело, помимо ужасного запаха мы обнаружили груду защитного металлического снаряжения, как шлемы с растёкшейся белой краской и слетевшее с верхушки оружие. Один арбалет неизвестной модели и сабли», — пояснил мракоборец Гарольд Линский. — Это ятаганы, идиоты, — недовольно прохрипел Антонин, покачав головой и еле заметно дёрнув глазами в сторону Тома. Оружие было конфисковано, остров полностью осмотрен и проверен. Туристов не обнаружилось, магловский сторож аббатства Айона был убит, видимо, тем же холодным оружием (см. снимок №3 — его отрезанная голова). Ничего, кроме чёрной жижи, составом напоминавшей кровь, и пойманного до прибытия подкрепления сигнала трансгрессии не нашлось. Стоило дотронуться до костей с целью забрать на экспертизу, на глазах работников Министерства все скелеты осыпались и безвозвратно разлетелись пеплом по округе, унеся за собой оружие и доспехи (см. снимок №4). В планах Министерства проверить все близстоящие острова и их жителей, как маглов, так и волшебников. Один магл уже добровольно предоставил им запись с хроникального киносъёмочного аппарата «Белл-Хауэлл», где не очень отчётливо, но было видно, как за несколько часов до вызова Патронуса погода изменилась только над островом Айона (см. снимок №5). Синоптики отказались комментировать данное происшествие, погодными условиями совершенно выбивавшимися из плана, и всецело придержались теории о сильном выбросе магии. Остров закрыли для посещения на ближайший месяц, сообщило британское Министерство и дополнило, что дело не завершено. Информация поступила только этой ночью, новые детали будут опубликованы в последующих выпусках газеты. Неужели это всего лишь доброе предупреждение в стиле знаменитого Геллерта Грин-де-Вальда, что к трону господства он взойдёт даже через горы трупов? Или, может, кто-то другой решил показать нам, как близко опасность и каким именно оружием нужно запасаться? Во всяком случае, осознание, каким может стать будущее, если не принять нужные меры, с каждым разом становится всё очевиднее, и пора бы уже выбрать свою правильную сторону, не так ли?» Роберт с затаённым дыханием склонился над пятой колдографией и прищурился: действительно, над маленьким островом небо казалось намного темнее. Облака сгустились, в них даже на чёрно-белой плёнке можно было разглядеть яркие вкрапления, метавшиеся из одной стороны в другую. Несколько сверкнувших лучей спустились к земле, и спустя пару секунд и камеру, и местность заволок сизый туман. Действия на снимке повторялись уже десяток раз, но отчётливее видно не стало, понятнее ситуация не оказалась. Тем временем все старшие курсы молчали. Половина Большого зала активно смеялась, перешёптывалась и доедала свой завтрак, сидя подле учительского стола и заряжаясь позитивом от их лживых улыбок, а они задумчиво переглядывались и пару минут просто глазели на строки. — Лицемеры, — презрительно фыркнул Эйвери, взглянув в сторону профессоров, и никто даже не стал оспаривать. Потому что это была правда. Те завтракали самым обыденным образом, лишь иногда перебрасываясь репликами, и тихо посмеивались, внимательно проходя взглядом по ученикам. Словно почувствовав, как на слизеринский стол упали хитрые глазки Дамблдора, весь седьмой курс вытянулся стрункой и максимально естественно опустил равнодушные лица в книги, взяв в руки вилки с ложками. Представление для старика продлилось не больше двух минут, и, когда с гриффиндорского стола послышался громкий шёпот, они наконец-то ожили. — Специально запугивают смертями, чтобы переманить больше людей на сторону Министерства? — предположил Розье, подперев подбородок. — Не специально, — покачав головой, протянул Кэрбот и перелистнул страницу, — но этот случай им явно под руку: после такой статьи хотя бы кто-то из сторонников Грин-де-Вальда, да одумается и захочет спрятаться подальше от него. — Но у Грин-де-Вальда и так уже огромная армия, я уверен. Отец писал, что почти все болгары преследуют его идеи, в Америке разгуливают шайки, которые замедляют процесс работы Министерства, вечно оспаривают законы и сопротивляются. Ну и, конечно же, Франция, там то уж точно осталась его массовая делегация после собрания в тысяча девятьсот двадцать седьмом, — будничным тоном оповестил Орион и сощурился, задумчиво бегая взглядом по строкам. — Тебе ничего не кажется странным? — нахмурилась Лукреция, склонив голову и внимательно посмотрев ему в глаза. Орион без слов догадался и тут же кивнул. — Даже маглы, — выдержав паузу и поморщившись, начал он, — уже не используют на войне ятаганы и вообще холодное оружие в принципе. Только стрелковое: винтовки, пистолеты-пулемёты и автоматы. Ну и танки, но где ты на этом острове их увидишь… Есть ещё самолёты, у магловских немцев авиация вообще на самом-то деле считается сильной, но опять же, я не понимаю… — Зачем им крушить совершенно пустой и незначимый остров? — подхватила Лукреция тихим голосом и озадаченно уткнулась в тарелку, лениво накалывая на вилку кусок тыквы. — А никого не смутила погода? — вставил Эйвери, поражённо пересматривая последний снимок. — Или у нас такое каждый день происходит, а я просто слепой и не видел? — Магия, — в голос сказали Абраксас с Антонином, беззаботно продолжив чтение и умело сдержавшись от переглядываний. Малфой мерным движением отдёрнул душащий галстук и прочистил горло. — Просто сильный выброс энергии, причём Тёмной, — пояснил он в ответ сузившему глаза Эйвери и хмыкнул. — Как будто от Грин-де-Вальда можно было ожидать чего-то другого. Роберт, хоть и слышал слова однокурсников, не особо задумывался над смыслом и, честно говоря, даже своего определённого мнения по этому поводу не имел. Что ему было ещё думать после увиденного вчера? Конечно, Лейла была на том острове. А после такого мысли не будут в порядке, потому что теперь всё стало ещё непонятнее. Том ничего не расскажет, Лейла так точно — какими бы друзьями они ни были, уж эта дама лучше всех следила за каждым своим словом и ни разу не говорила с кем-то о своих проблемах, страхах, переживаниях. Всё сама, к несчастью. Роберт исподтишка взглянул на когтевранку, пытаясь прочесть эмоции, но вместо этого напоролся на каменное лицо с каким-то встроенным под Империусом динамиком. Лейла продолжала читать новый выпуск и с удовольствием отвлекалась от чтения, кивала, слушая эмоционально жестикулирующих друзей, да и сама не прочь была с серьёзным видом выдвинуть теории, указывая на отдельные строки в статье. Роберт даже улыбнулся, начиная гордиться подругой ещё больше — так умело пудрят мозги и врут только на Слизерине, так что он даже не был удивлён рассказу о Распределяющей шляпе, которая хотела отправить её именно к ним. Когда та выпрямилась, что-то коротко бросив в сторону Рамоса, их взгляды на мгновение соприкоснулись. Серые глаза источали жгучий холод, не сдуваемый никаким сквозняком, а тени падающего света ожесточили лицо и сделали взгляд мрачным, неживым. Но Роберт уже привык — дрогнувшие пальцы у щеки выдали её задумчивость и потерянность. Лейла моргнула и поспешно опустила голову, а он разочарованно выдохнул и вернулся к газете, вновь услышав голоса однокурсников. — …а ты что думаешь, Реддл? — спросила Лукреция, и за столом наступила тишина, пока все взгляды в секунду устремились на Тома. — Честно, это максимально странная ситуация… — оторвав внимательный взгляд от Роберта, прохладно заявил он и прикрыл газету. — Но это точно был не Грин-де-Вальд. Он бы не занимался таким, разве что его последователи, если как-то хотели повеселиться. И то, это было бы очень опасно и опрометчиво с их стороны. Больше поверю, если такое провернули маглы, чтобы запугать своих военных врагов, а не нас, — добавил Том и вышел из-за стола, коротко улыбнувшись. — В их слабоумных идеях я не сомневаюсь. — А вы куда? — спустя пару минут, когда все вернулись к учебникам по Зельеварению, спросила Лукреция. — Идём примыкать ко злу, — ответил Абраксас, вставая вместе с Робертом и поправляя твидовый пиджак. На мрачный взгляд своей дамы он выдохнул и расплылся в извиняющейся улыбке. — Покурить. — Ты ведь хотел бросить. Не собираюсь бегать за тобой, но утром ты куришь только, если чем-то обеспокоен, — холодно осмотрев его лицо, прошептала Лукреция. — Тебя что-то беспокоит? — Просто хочу подумать о новом выпуске, — ответил Абраксас и заправил её выпадшую прядь, пока Роберт складывал вещи. — Хватит обижаться, миледи. — Я тебе не ребёнок, чтобы обижаться, но я до сих пор не могу поверить, что тебе на самом деле это нравится. — Меня это успокаивает. — Разве я заставляю тебя нервничать? — приподняла брови та. Взгляд Абраксаса переместился с её лица на тёмно-зелёную юбку-карандаш, и его голубые глаза на секунду вспыхнули. — В этой юбке, да, — Лукреция усмехнулась и закатила глаза, но всё же смолчала и уселась обратно за стол. Воздух в маленьком дворе затянулся дымкой, и в нос ударил сладковатый запах табака. Роберт помассировал переносицу и, прислонившись к арке, устало прикрыл глаза. Абраксас встряхнул газету и сделал очередную затяжку, но по-прежнему не произнёс ни слова. Минут пять оба стояли в тишине, сканируя все доводы и мысли, а большего и не требовалось. Они и так прекрасно друг друга понимали. — Она там была, — спустя время нехотя утвердил Абраксас и развеял дымку перед лицом, заглядывая Роберту в лицо. — Конечно, — разочарованно согласился он и пригладил волосы, посерьёзнев. — Думаешь, её послал Том? — Однозначно нет, — бросил тот и на мгновение поджал губы, задумавшись об их общих делах. — Он не берёт в свои ряды девушек. — Но её хочет. — Хочет, но Лейла не согласится. Поэтому сейчас она бы точно не стала делать что-то… такое по приказу, да и Том сам говорил, что не планировал вылезать на конфликты в учебное время. Мне кажется, она ещё ничего не знает. — О наших планах? — Абраксас кивнул и медленно выдохнул табачное облако последний раз, убрав трубку в сумку. Он невесело усмехнулся и продолжил: — Наверняка догадывается о похожем, не зря ведь Том срывается и следит за ней, но… скажем, о худшем из списка она даже не подумает. По крайней мере, пока что. Он же тебе говорил, что рано или поздно собирается подчинить её, — оба одновременно помрачнели, и Роберт спустя время поражённо качнул головой. — Я всегда знал, что у неё много тайн, но о таких даже не мог подумать. — Выходит, у неё свои враги и свои конфликты. Но друг мой, это действительно пугающе. Если бы Лейла дралась и убила этих людей, то авроры бы поймали сигнал намного раньше. Да даже без этого они бы обнаружили колоссальное количество выброса магии, а вместо этого лишь прыжок трансгрессии. И даже здесь понятнее ничего не становится: след эльфов не считывается, а она аппарировала обратно ближе к двенадцати ночи именно с домовиком, — он засмеялся и сложил газету. — Да нет, Лейла ведь не могла поубивать всех этих… или могла… — Даже если это так, она могла просто защищаться. Не обязательно палочкой, у неё ведь есть свой клинок, да и разбирается в холодном оружии она неплохо, раз несколько перемен подряд спорила с Долоховым о его свойствах, — стараясь здраво рассуждать, предположил Роберт. — Лейла не охотник за головами и не кровожадный убийца, мы оба это понимаем, так ведь? И всё же… Абраксас, эта грёбаная стрела была с ядом! — не выдержал он. — Как он действует, откуда привезён, что… — Гормоны успокой, — прохладно оборвал его друг и закинул на плечо сумку, направившись в сторону Нумерологии. — С ней всё в порядке, она дышит, ходит и разговаривает. Не драматизируй, тем более я слышал, что ей делали такую процедуру и раньше. Ну а для полного твоего счастья мне следует добавить, что она назвала Тома живодёром и грызла его шею, а он в ответ молчал. Не думаю, что так выглядят отношения простых соседей по парте. — А кто тебя на эту мысль надоумил? Тоже мне, умник нашёлся, — усмехнулся Роберт и нехотя двинулся следом, расправляя рукава. — Я клонил не к этому. Хотел лишь спросить: неужели ты думаешь, что Том сделал ей хуже? Мне почему-то кажется, что её раны чудным образом почти исчезли и сделались максимально нечувствительными. С помощью кого именно, ты уж догадайся сам. Главное, чтобы никто не решил раздеть её и проверить перевязанное плечо с расспросами, почему там две дырки. Ну или ударить квоффлом по плечу, это уже будет не смешно. Остальное нас волновать не должно: не наше это дело, мы лишь держим рот на замке и ждём. — Чего ждёте? — раздался мягкий голос Лукреции, и вскоре из другого коридора вышли лениво переговаривающиеся слизеринцы. — Когда гриффиндорцы в очередной раз подорвут котлы на практической части теста, — мерно ответил Абраксас и притянул её к себе. — И всё-таки, какая ты у меня красивая, ma belle. — Мне стошнить радугой для пущей атмосферы любви? — поинтересовался Роберт и хохотнул, уклонившись от удара Лукреции. Стоило им неспешно завернуть в нужный коридор, он заметил общающуюся компанию когтевранцев по другую сторону и поспешил на минуту забрать Лейлу, чтобы самому наконец-то убедиться в её самочувствии. — …ладно, нам на Прорицания, — донеслось из уст Рамоса. — Да, нам по пути. Бири попросил зайти, — сказал Уайт и взял под руку Круз. — Ой, да ладно, не волнуйся ты так из-за теста! — глаза Роберта полезли на лоб, и он сжал руку в кулак, замерев у арки. Рамос беззаботно хлопнул сдержавшую стон Лейлу по плечу и слегка потряс. Она еле заметно дёрнулась и обомлела, перестав дышать. На её скулах дёрнулись желваки, а глаза широко распахнулись. — Ты всегда всё хорошо пишешь, нет смысла беспокоиться, дорогуша. Всё, не умирай со скуки эти несколько минут, до скорого. — …удачи, — с натянутой улыбкой проскрипела та, и как только осталась одна, сдавленно замычала, на подкашивающихся ногах двинувшись за угол. Роберт мигом пронёсся оставшийся метр и подхватил её за другой локоть, уводя к проёму в стене. — Тихо, тихо. Дыши, медленно, спокойно, не торопись, — прошептал он, мантией закрывая вид на побледневшую Лейлу и позволяя крепко впиться рукой в его плечо. Она судорожно выдохнула, хватая воздух пересохшими губами, и сжала челюсть до проступившей на лбу испарины. Впившиеся в пиджак ногти оставляли на коже красные полумесяцы, пока Лейла, стараясь не делать резких движений, сглатывала и медленно опускала грудь, сбивчиво выдыхая через нос. — Клянусь, я прибью этого Рамоса к чёртовой… — начал Роберт, но она замотала головой и сжала губы в тонкую линию. Убрала руку и неспешно приложила её к груди, а затем аккуратно прижалась спиной к холодной стене и выгнулась, запрокидывая голову к потолку. Лейла поморщилась, замерев на несколько секунд, после чего боком прижалась к камню и, склонив голову, тихо выдохнула. По её щеке скатилась слеза, и, вздрогнув, она жестом призвала к тишине. — Лейла? — вместе с ледяным голосом за спиной раздались уверенные шаги, и та поспешно распахнула глаза, закусывая губу. Стоило Роберту осторожно повернуться, как рядом оказался Том, и метка на предплечье предательски дрогнула. — Что опять прои?.. — до этого абсолютно не замечая Роберта, начал он и почти дошёл до Лейлы вплотную, когда резко перевёл на него взгляд, и лицо его ожесточилось. Том остановился, бегло осмотрел обоих и еле заметно втянул щёки. — Этот идиот Рамос хлопнул её по тому плечу и… — он не успел даже договорить, когда тот повернул голову и просто ушёл, не сказав ни слова. Роберт непонимающе моргнул, ещё некоторое время смотря на угол, за которым скрылся Том, после чего полностью развернулся к немного оклемавшейся Лейле и пронаблюдал за её последними приготовлениями к уроку. — Не стоит винить Джека, он не знает об этом, — на выдохе прошептала она, устало смотря ему в глаза. — Но он уже должен был понять, что к тебе вообще не нужно прикасаться!.. — Он не делает это со зла, всё, тема закрыта, — поняв, что на большее она сейчас способна не была, Роберт смиренно кивнул и наложил на плечо Замораживающие чары. А сам, успокоившись, придался мимолётной и теперь уверенной мысли — между Томом и Лейлой было гораздо больше, чем он мог предполагать. Прилив чужой энергетики в его теле в момент, когда они смотрели друг на друга, точно не был совпадением, Роберт ведь не дурак. И пусть за такие догадки вечером его будет ждать убойный разряд тока, а может чего и похуже, хотя бы такие размышления помогали отвлечься от происходящего в мире, от писем родителей с наставлениями, экзаменов и, конечно же, мыслях о супружеском долге. Об этом Роберт и думать не хотел, потому что ненавидел традицию чистокровных сватать детей ещё с рождения. И ладно, он на время спрятал своё недовольство и серьёзно готовился к рождественскому балу в поместье, ибо хотел отогнать все принципы и действительно попробовать поладить с невестой с самого начала. Но её семья не приехала — что-то случилось на границах Франции, и в качестве извинений единственное, что им пришло, так это огромная корзина круассанов. Так что свадьба близилась, а они ещё ни разу друг друга не видели и не переписывались: в Шармбатоне было запрещено отсылать письма кому-то не из круга родственников, так же и получать. Белль Кавалье — коренная француженка, которую Роберт видел однажды на фото. Высокая, с коричневыми волосами и чёлкой, румяными скулами, пухлыми губами и гордым взглядом. Он не спорил, она была красива, но в той же мере, как и все остальные дамы: пока мать с отцом учили его смотреть на одежду, манеры, внешность и взгляд, мол чем роскошнее и острее, тем лучше, Роберт, как умный мальчик, делал всё с точностью наоборот. Поэтому не признать изящество Белль через снимок он не смог — но так уверенно выглядели все аристократки до единой. И, смотря на Лукрецию: совершенно другую сокурсницу, если убрать подальше камеру, Роберт просто по-человечески хотел верить, что его невеста окажется спокойным, воспитанным и в кои-то веки нормальным человеком. А пока ему хотелось помочь подруге. Да и самому себе, честно говоря. Прошлым вечером только почувствовав аппарацию в гостиной, Том приказал им переместиться на диваны, но, даже сидя максимально далеко, Роберт ощущал его напряжение, неприятно давящее и на него. Странные и противоречивые мысли у него так же вызвала пытка всех четверых Пожирателей после прибытия из Румынии. Якобы за то, что кто-то из них раскрыл местоположение метки на своем теле, хотя они уже настолько привыкли скрывать её, что даже не до конца проснувшимися могли заколдовать и скрыть рисунок чарами. И что-то Роберту подсказывало, словно назойливой мухой врезаясь в голову, что причиной переполоха стала Лейла. С того момента что-то, хоть и не так значительно, но изменилось. Если она о чём-то, касательно планов Тома, узнала, то Роберт… на удивление, чувствовал себя даже спокойнее. Лейла точно не была человеком, который побежит жаловаться в припадке страха, что-либо расскажет остальным или вообще полезет не в своё дело. И почему-то ему казалось, что именно она могла бы повлиять на Тома, дабы он не превратил переворот в волшебном мире в крах с пеплом на улицах. Потому что, как бы Роберт ни поддерживал Лорда во всех начинаниях, как бы ни рвался сместить грязнокровок с маглами на их настоящее место и улучшить, так скажем, очистить пространство мира истинных волшебников, развязывать открытую войну и становиться серийным убийцей, умиротворяющим людей без разбору, он никогда не хотел. Роберт верил в силу слов и прекрасно знал, каким потрясающим оратором мог быть Том. Поэтому он до последнего хотел думать, что использовать в будущем придётся только это, а не на следующий день после выпуска становиться по другую сторону баррикады против своих же, просто несогласных с правлением Тома. Однако последний месяц планы Лорда менялись чуть ли не каждую неделю — все те идеи, которые в начале года казались всем достойными, сам Том возненавидел и начал переписывать, полностью детализируя, анализируя и рассуждая вслух, даже спрашивая что-то у Пожирателей. И с каждым разом планы становились грандиознее, планка поднималась, а сам Лорд… может, Роберту казалось, но с недавних пор всё время ходил не только в агонии злости, но и в глубоких раздумьях. Из-за этого ему искренне хотелось, чтобы Лейла стала той, кто, если уж и узнала об их планах, смогла вовремя остановить Тома. Роберт восторгался его стальным характером, хладнокровием и невероятным умом с хитростью, потому ни разу не жалел о клятве, и всё же — он следовал за молодым уверенным лидером, а не помешанным на власти волшебником. — Спасибо, — раздался бесцветный голос над ухом, и Роберт мотнул головой, возвращаясь к восстановившейся Лейле в реальность. — Идём? — спросил он, когда прозвенел звонок. — Конечно, куда мы денемся…***
Хоть рану от стрелы Лейле прижигали уже далеко не первый раз, помучиться с плечом пришлось неслабо. Такие глубокие раны воздух не залечивал, медицинской магией она владела всё так же плохо, а великого волшебника Средиземья, одной репликой снимавшего боль на следующее утро, под боком не виднелось. Поэтому неудивительно, что ночью после избавления от яда её жутко трясло и лихорадило, и на самом деле это был минимум, который ей бы пришлось пережить, если бы не скоростная помощь. Джек, конечно, на следующей день очень подвёл, потому что после такого дружеского хлопка по плечу она честно думала, что откинется от боли на месте. Последующие уроки кружилась голова и постоянно приходилась накладывать Холодящие чары, дабы хоть как-то заглушать ноющее от любого движения тело. Но Лейла не жаловалась: молчала со стиснутыми зубами и без угрызений совести улыбалась друзьям, помогая придумывать теории о внезапной куче погорелых трупов на острове. Будто кому-то было дело до её внутренних переживаний и пожираний себя чайной ложечкой. Теперь, не желая долго находиться в своей комнате, Лейла, как в старые добрые времена, засиживалась в библиотеке. Самый дальний столик, моргающая от сквозняков свеча и огромные стопки чтива. Снова она нашла утешение в книгах, в компании полюбившей её мадам Пинс, которая не упускала момента советовать нужные секции, и рядом с Робертом — её напарником по Трансфигурации. Лейла, даже не веря своему везению, нашла в библиотеке экземпляр любимой книги Рэйдена! Начала разбираться в картах Японии, детально углубляясь в процесс, и теперь с удовольствием тратила тянущиеся вечность часы на нужные вещи. Её никто и ничто не могли отвлечь: ни взгляды подруг Ахты, ни падающие книги, ни даже смех сокурсников за ближними столами. Она слишком много времени потратила на другие мысли и вещи, чтобы теперь просиживать штаны просто так, когда в жизни почти каждый день происходит что-то неадекватное. По вечерам Лейла тренировалась. В Тайной комнате. Только теперь Марволо даже не заходил вместе с ней, не выводил Василиска, даже ничего не говорил. Лишь услышав, как она переступала порог, бил по воздуху мантией и уходил обратно, пока раковины не сдвинулись снова. Приходил ровно через час и ждал у двери, и сколько бы раз Лейла ни проверяла самые разные места этой комнаты, сколько бы ни ждала, пока он откуда-то вылезет, его действительно нигде не было. Всё закручивалось по новой. Лейла царапала себя изнутри, сохраняя молчание и пытаясь не попадаться ему на глаза, а Марволо… не только молчал, но и всем видом показывал, что ему абсолютно всё равно на неё. Глаза не сверкали, по крайней мере не в её присутствии, желваки, благодаря которым и можно было понять, что он всё-таки живой, умеющий чувствовать хотя бы что-то человек, не дёргались, и вид его в общем был невозмутимым. Словно перед ней был неизвестный человек с улицы. И лишь когда они отдалялись, она ощущала его эмоции, понимала всё по движениям и напряжению в связи. А внутри какая-то мизерная, но незаменимая часть, сгнившая под рельсами тяжёлых грузовых поездов, пустовала. Заполняла вены теплом и билась, напоминая о своём существовании, только по расписанию — когда этот чёртов змей был рядом. Сам Марволо за эти несколько дней не сказал ни одного лишнего слова: ледяным, обжигающим тоном распределил работу на уроке и дал в руки газету, указав на упоминание следа Трансгрессии, которые домовики после себя не оставляют. Всё, он не доставал Лейлу, не интересовался её самочувствием, отпуская саркастические шутки, не пытался узнать ответы на задуманный список вопросов по поводу… всего. Она ведь так давно ждала этого: полная свобода и отдых от раздражающего слизеринца. Только почему-то изо дня в день ей становилось лишь хуже и физически, и морально. Про сон после того кошмара она забыла окончательно, чем очень тревожила Фиону, начавшую отбирать у неё зелья, а рот приходилось всё время держать на замке. Выплеснуть эмоции, отдалиться от глушащих мыслей, забыться и поделиться хотя бы каплей завизуализированных под шутку переживаний было не с кем. И даже так с Марволо они виделись часто. Это стало привычкой, теперь уже невесёлой — за считанные секунды находить зализанную волнами макушку в огромной толпе школьников. Он садился к ней в библиотеке дважды, хотя этим делал лишь хуже, ибо ни один не был в силах уйти: в пятницу после безмолвной ночёвки у него в спальне и в понедельник, когда профессора посходили с ума, задав работы почти по каждому предмету. И тогда презрительных, оценивающих взглядов в библиотеке было не избежать. Лейле безумно хотелось сделать вид, что ей плевать, плевать на всех его фанаток, вообще на всё, связанное с Марволо, но стоило тайком взглянуть, что он читает, и встретиться с внимательным взглядом из-под ресниц, как лёд внутри начинал трещать по швам. Поэтому единственным спасением для неё стало возвращение на школьный двор. Лейла подумала, что хотя бы ради детей, служивших успокоением, стоило перестать ломать комедию и попробовать вспомнить, каково это — беззаботно рассказывать о мире, который всем без исключений раньше казался несуществующим. К тому же, ощущать на себе проницательные взгляды первокурсников было ещё хуже. В понедельник, когда череда мыслей о номерах столиков и заказах мирной гладью залегла на дно, Лейла медленно завернула за угол и вгляделась в арки, серьёзно думая, а не лучше ли вернуться обратно в комнату, пока не поздно. Последнее время она так боялась огромных толп и людей в принципе, что не находила себе места и не верила уже почти никому: чужие слова в её адрес сами собой заволакивали сознание, вертясь колесом в памяти, эмоции сокурсников больше не казались настоящими, а в руках чудным образом снова появился циркуль. С той же острой иглой, твёрдым грифелем и идеальными кругами. Она выводила их во всех углах пергамента, меняла диаметр, очерчивала каждый по несколько раз. И хоть проблемы никуда не исчезали, этот трюк действительно помогал создать мнимое ощущение, будто всё под контролем. Лейле хотелось хохотать до боли в животе, настолько этот мир сводил её с ума. Но она тряхнула головой, аккуратно вышла из тени вперёд и внимательно осмотрела двор. — Ничего удивительного, — прошептала Лейла, закатывая глаза и усмехаясь. Надо было сразу подумать, что если договариваешься рассказать историю только Майку с Кайей и Марго, то будешь рассказывать всему седьмому и первому курсам точно так же. Но то, что она увидела сейчас, заинтересовало ещё больше. Дети разбрелись по всему двору, присоединившись к взрослым — и ни у одного на лице не было гримасы отвращения, презрения или насмешки. Однокурсницы с Пуффендуя активно обсуждали слухи и заплетали девочкам косички, наколдовывая ленты в цвет факультета, а гриффиндорцы со смехом наблюдали за дуэлями таких же отчаянных маленьких львов, подбадривая их аплодисментами. По воздуху летали искры, виднелись десятки улыбок, слышался смех. Уизли катал на спине Майка, пока тот ерошил его рыжие волосы, Роберт с Абраксасом, Лукрецией и Кэрботом с интересом о чём-то болтали с подрастающими слизеринцами, саркастически переглядываясь и заставляя детей хохотать, а Марволо… спокойно опирался боком на стену в дальнем углу и с прищуром разговаривал с Кайей, палочкой указывая ей в книгу. Когтевранка сидела рядом, впитывая каждое его слово и движение, считывая информацию с огромной скоростью, и пальцами расчёсывала локон золотистых волос, сильно хмурясь. — Что за вздор! — услышала Лейла, дёрнув пальцем и притянув к себе щупальцу воздуха, благодаря которой смогла услышать их диалог на расстоянии. Кайя фыркнула и помотала головой, когда из её палочки выбилась тонкая искра и заколдованный перед ней цветок мгновенно завял. — Не драматизируй, винить мир за то, что у тебя не получается перекрасить лепестки в другой цвет, не лучшее решение, — раздался прохладный голос, и Марволо с насмешкой приподнял бровь. Кайя раскраснелась и спрыгнула с арки, беззаботно тыкая палочкой ему в грудь. — Да это ты создал такой цветок, специально, чтобы на него нельзя было наложить чары! — яро заявила она, в ответ получив удивлённый взгляд. На его губах показалась короткая, красивая улыбка, и Марволо, сдаваясь, поднял руки. — Я сделал так, как ты попросила: перед тобой самое обычное растение в горшке. Или ты можешь наколдовать лучше? — сверкнул глазами он, и Кайя смутилась, зардевшись. — Нас этому ещё не учили… — тихо пробубнила та и тут же пылко добавила: — Но я скоро научусь, и мы посмотрим, у кого лучше! И всё же, это неправильно. Почему, чтобы качественно наколдовать чары, нужно напрячься и вспотеть, лишь бы сосредоточиться, а для заклинаний требуются лишь сильные эмоции? А если я разозлюсь на тебя и неправильно взмахну палочкой — ты отлетишь к другой стене и сломаешь кости, а ещё волосы зализанные разлохматишь, но!.. — эмоционально тараторила Кайя, даже не заметив его помрачневшего взгляда. — Если я разозлюсь и захочу наколдовать тебе нос-морковку, то ничего с тобой не случится, потому что я буду думать не о том, чтобы сосредоточиться, а о том, как злюсь. Замкнутый круг, но почему, почему так, если?.. — Ты делаешь ошибочные выводы, малыш, — спокойным голосом начал Марволо, перелистывая страницу учебника и указывая пальцем в абзац. — Я не малыш, мне двенадцать в августе! — Хорошо, малыш, но я повторюсь, — его ямочки дрогнули от довольной улыбки, а Кайя обидчиво поджала губу, но слушать не перестала, — Заклинания, сглазы и проклятия при отсутствии сосредоточенности точно так же создадут хаос, и из-за импульсивности ты можешь погубить не только саму себя, но и своих друзей. То, что здесь в приоритете эмоции и истинное желание, к примеру, причинить боль или защитить окружающую площадь, ничего не меняет. Ты должна полностью доверять себе и палочке, важна техника, резкость и чёткость. А ещё понимание и полная уверенность в том, что делаешь. Чары — это слабое звено магии, хотя у сильного волшебника может получиться много интересного. А вот заклинания зависят только от внутренних убеждений, страхов или неуверенности. Не поверишь в себя — ничего не получится. Вижу, теория у вас хромает… — заметил Марволо и лёгким движением пальцев окрасил лепестки в переливающуюся радугу, усмехнувшись открывшемуся рту Кайи. — Советую поискать книги с разъяснениями в библиотеке. И не перенапрягаться: сосредоточиться не значит забыть обо всём, кроме заклинания. — А первокурсникам дают пропуск в Запретную секцию? — его брови на секунду взлетели наверх, и когтевранка поспешила пояснить. — Ну скучные книги в библиотеке. Романы все под копирку, про растения читать нудно, термины в книгах по Трансфигурации нужно искать в словаре, а эту историю Хогвартса я наизусть уже знаю. А всё, что запрещённое, всегда оказывается самым интересным. — У нас огромная библиотека, а ты, видимо, ещё не научилась находить подходящие книги. Поиск требует времени, малыш, не всё так просто, — Марволо улыбнулся и хитро сощурился ей в ответ. — До третьего курса пропуск тебе не выдадут точно, поищи что-нибудь другое. — Но ты же будешь профессором в следующем году! — шепнула Кайя, глядя на него с блеском в глазах. — Мы ведь можем договориться, так ведь, мистер Реддл? — он тихо рассмеялся и наклонился ближе. — Интересно, откуда ты это узнала? — Лейла упоминала, что ты претендуешь на место профессора Вилкост. Поэтому я буду ждать, — расплылась в широкой улыбкой та. Марволо, словно почувствовав разрастающееся тепло, поднял голову и, встретившись взглядом с Лейлой, прикрыл учебник. Его угольные глаза обдали холодом, а лицо приобрело повседневный равнодушный вид. — Лейла! Она вернулась! — раздался оглушающий ропот, и в следующее мгновение на неё со всех сторон налетели дети, чуть ли не сбивая с ног. Она разорвала зрительный контакт и опустилась на корточки, с мягкой улыбкой встречая первый курс. Дети наперебой залепетали об уроках, сложных работах и заработанных очках, залезая в первый ряд, чтобы обняться, пока слизеринцы стояли чуть в стороне, а Лейла прикрыла глаза, и боль в висках немного ослабилась. — На заметку: больше никогда с вами не связываться, — пройдясь суровым взглядом по золотой троице и по совместительству спонсорам данных посиделок, добавила она и покачала головой. Майк состроил ангельскую мордашку, мол он здесь ни при чём, и так же быстро плюхнулся на своё коронное место рядом с Уизли. Дети расселись по наколдованным старшими скамейкам и выжидающе уставились на Лейлу, которая замерла при виде подошедшего с щенячьими глазами Роберта. Она нахмурилась, а слизеринец склонил голову набок и протянул к ней трясущиеся руки, намекая на объятия. Лейла закатила глаза и с насмешкой цокнула. — Мистер Лестрейндж, мы видимся с вами каждые два урока, — по двору разлетелся звонкий смех, и она спокойно присела на излюбленное место, не силясь описать, сколько положительных эмоций ей принесло это место. Лейла выдержала небольшую паузу, дождавшись, пока все усядутся, и хмыкнула: — Рада приветствовать всех на собрании лодырей, занимающихся чем угодно, но не уроками, — послышались недовольные возгласы, и она устало посмеялась. — Ладно, ладно, я надеюсь, вы уже решили, о чём хотите услышать. — О первой войне! — хором проголосили те, словно репетировали, и стали дополнять. — Побольше про первобытных воинов! — Про людские народы, скрывавшиеся в тайге. Они же тогда были без королей. — Расскажи о тьме, с которой они сражались. — И за что сражались, — добавила Марго под боком, а Лейла медленно повернулась к старшим и с искренним любопытством поинтересовалась: — И вам действительно не надоело это слушать? — на что Лукреция выглянула из-под мантии Абраксаса и, вздёрнув подбородок, с мечтательным видом процитировала Дамблдора: — «Однажды ты станешь достаточно старым, чтобы вновь начать читать сказки». А у нас тут ещё в подарок прекрасный чтец. Давай, давай, мы все ждём.*
Небо над головой заходилось зимними непробиваемыми облаками, а Лейла медленно подошла к концу истории. Она сама отдалась воспоминаниям, как читала писанные полустёртыми чернилами свитки, как копалась в книгах и с замиранием слушала рассказы Гэндальфа. Войны казались чем-то страшным, но одновременно захватывающим, ведь всегда находились невероятно отважные эльфы, гномы, да даже люди, которые убивали зло одним махом. И об этом правда было интересно узнавать — пока самой Лейле не пришлось увидеть всё это своими глазами. Тогда относиться к храбрости тех героев начинаешь несерьёзно, осматривать ситуацию приходится под другим углом, и не остаётся, чем восторгаться. Но она всё же добила историю до конца, хоть и была максимально осторожна с деталями, ибо любое маленькое совпадение со статьёй в Пророке могло привести к катастрофе: она рассказала про триумфы, формирование войск, бессонные ночи в засаде и количество смертей, так поразившее детей. Пока в центре двора кружились серебристые силуэты, те с восторгом следили за каждым их шагом, охая, когда из разворачивающейся метели вылезали воины, и затаивая дыхание при виде сверкающего оружия. Эту часть больше всех оценил Долохов, Лейла до сих пор помнила его внимательный взгляд и кивки при упоминании клинков и мечей. Поэтому время пролетело незаметно, свежий воздух бодрил загнившую от зелий голову, а липкая тягостность выползла сама собой, позволив ей сделать приятный вдох. Но, видимо, такого подробного рассказа ребятам оказалось недостаточно. — Мы так давно тебя не видели, что решили… — Если каждый из вас сейчас начнёт вспоминать свой пропущенный день рождения и просить по новой легенде, мы отсюда не уйдем последующие несколько ночей, — устало перебила Майка она и усмехнулась, протерев глаза. Ей ещё предстояло несколько часов просидеть в библиотеке за японскими словарями, на сегодня воспоминаний было достаточно. — Нет, мы не об этом думали, — успокоила её Кайя и придвинулась ближе, внимательно всмотревшись Лейле в глаза. — Мы хотим, чтобы ты сказала, кто твой любимый персонаж в средиземской мифологии. У нас просто слишком спорные мнения, мы уже не первый день гадаем. — И зачем вам это? — Тот, у кого совпадёт с тобой, получит конфеты, — с наслаждением добавил Майк, на что Лейла разочарованно покачала головой и тихо вздохнула. — Ну и? Кто у вас любимый и почему? Какие ответы она только не услышала. Дети перечислили всех гномьих правителей — существ мудрых, но жадных; эльфийских Владык как Трандуила и Галадриэль — самых могущественных из всех. Абраксас с Робертом поставили на эльфийского принца Леголаса, показавшегося им потрясающим воином и весёлым нарушителем отцовских запретов, а Лукреция с подругами выбрали Арвен, обосновав, что эльфийская принцесса во всех историях проявила себя храброй девушкой и пожертвовала бессмертием ради возлюбленного человека. Хоббиты — полурослики, выращивающие на своих землях табак, были известны этим школьникам своим миролюбием, великолепным глазомером и координацией движений, но Уизли больше зацепили общей любовью к еде. Казалось, перечислили почти всех, кто-то даже упомянул троллей, мол, «ну супер же способность, на солнце превращаться в камень. Зато маскировка есть!» Однако столь важного для неё голоса она так и не услышала. Лейла уже несколько раз осторожно посматривала в сторону Марволо, но он вовсе не смотрел в её сторону, как будто просто не замечал. И молчал. Хотя и так было понятно, что у этого озабоченного любимцем и параллельно вдохновителем был Саурон. — Как бы прискорбно для вас это ни звучало, потому что ваш проигрыш победитель запомнит надолго, но… — Лейла, не снимая доброжелательной маски, выдержала паузу и улыбнулась. — Все конфеты теперь принадлежат Майку. — Да! — подскочив под недовольный шумок, затанцевал тот и подбежал к скамье, протягивая ей кулачок. — Старик Гэндальф, серьёзно? И почему же? — Лейла замерла, ощутив на себе колкий, пронизывающий взгляд, и медленно повернулась к подавшему голос Марволо. Он удобнее закутался в мантию и мрачно приподнял брови, показывая ей разочарование и даже презрение. Только ей, остальные за этой спокойной физиономией не видели абсолютно ничего. Она оглянулась в поисках поддержки, но никто, по всей видимости, не собирался уходить, дожидаясь её ответа. Делать было нечего: Лейла сдержала усталый вздох и вернулась взглядом к центру двора. С мыслями о быстрой концовке своих урезанных пояснений она рассекла воздух взмахом палочки, и за секунду перед ними появился чёткий, статный силуэт Гэндальфа. Её Гэндальфа, историю которого сидящие знали в нескольких предложений, а она могла рассказывать в деталях несколько часов. Добрый волшебник — Лейла всё время ограничивалась этим, стараясь уберечь сокровенное от чужих глаз. Мерлин, при его виде внутри всё сжалось, и не было понятно, то ли от волнения, как он там сейчас, то ли от трепета, без которого этого его вспоминать было невозможно. — Гэндальф — воплощение одного из тех первых существ, рождённых Эру до того, как он создал мир. По происхождению он являлся мудрейшим из майар, то есть?.. — Магов, — пояснил Майк рядом. — Именно. Путь Гэндальфа начинался с обучения человечности, терпению и жалости. Именно эти качества помогли ему в дальнейшем, Гэндальф оказался теснее связан с народами Средиземья и их судьбами, чем все остальные маги. Иногда он появлялся среди эльфов, незримо или принимая облик одного из них, и делился с ними мудростью или прекрасными видениями. У него было много имён в разных странах, — усмехнувшись, потому что помнила их наизусть, сказала Лейла. Его фигура с хитрой улыбкой поклонилась слушателям и достала из внутреннего кармана мантии табачную трубку. — Митрандир среди эльфов, Таркун среди гномов… в юности на давно забытом Западе он был Олорином, на юге — Инканус, на севере — Гэндальф, а на востоке он не бывал. Это говорит о том, что знали его все и всюду. Гэндальф не был самым могущественным из посланных на землю магов, но считался самым умным и рассудительным. Он был призван помогать свободным жителям этой земли, в особенности в борьбе со злом. Эру послал его, чтобы противостоять Саурону и объединить всех, кто хотел дать отпор врагу. Хотя выглядит он невзрачно — седой, высокий старик с посохом, весь серый, как в одежде, так и во внешности, на самом деле он являлся одним из самых сильных существ. И при этом он всегда оставался справедливым — это одно из качеств, которые я ценю в данном… герое легенд больше всего, — искрящийся силуэт Гэндальфа расправил остроконечную шляпу и хитро сощурился, а перед глазами заиграли воспоминания мудрых голубых глаз. Он стукнул посохом по земле, и Лейла вытянулась, точно извиняясь. — Часть его силы заключалась в посохе. У каждого мага была своя, можно сказать, стихия, и Гэндальфу выпала честь контролировать огонь. Он возжигал души людей в этом стынущем мире. Гэндальф не заколдовывал предметы и не превращал людей в зверей или каменные глыбы. Его магия была иного свойства — пробуждение личности, обретение ею пути и цели, возможности преодолеть искушение. Так что в мире, окутанном тенетами мрака, погрязшего в кознях и лжи Саурона, волшебник пробуждал самые лучшие качества. В большинстве путешествий Гэндальф исчезал, когда ему заблагорассудится… — …и появлялся в самые критические моменты, как спаситель, без которого было бы совсем худо, когда зло уже практически побеждало добро, — дополнила первокурсница с Пуффендуя, видимо, очень хорошо запомнив все рассказы, где таким образом появлялся Гэндальф. Его силуэт под властью Лейлы вытянул к ребёнку посох и наколдовал небольшую метель с осыпавшими снежинками, непроизвольно заставив ту с восторгом в глазах улыбнуться. — Он имел большую внутреннюю силу и мудрость, которую нёс со смирением. Он никогда не давал советов тем, кто их не заслуживал, не помогал нести чью-то судьбу на своих плечах, считая, что каждый должен был справиться с этим сам. И всё же Гэндальф непрестанно противостоял планам Саурона, который пытался захватить Средиземье не один раз. Он привёл в действие цепь событий, из-за которых в первый раз и пал Тёмный Властелин. Тем не менее, Майар становились волшебниками, когда добровольно заключали себя в хрупком, смертном теле. Их тела старели и умирали, как тела людей. Физические формы, принимаемые волшебниками, ограничивали их способности и ослабляли мудрость со знаниями, смешивая их со страхами и заботами. Это ограничение являлось естественным побочным эффектом в жизни мага. И так как Гэндальф был отправлен в Средиземье намеренно, чтобы помочь уничтожить мрак, ему было запрещено попросту одолеть Тёмного мага божественными силами и не позволено доминировать над людьми или эльфами в битве. И даже так он добился уважения от всех рас: хоббиты его просто обожали, эльфы, люди и гномы почитали, а созданные тьмой существа до смерти боялись. Внешность пожилого мужчины с седой бородой и посохом в качества опоры скрывала за собой многое, и я искренне восхищаюсь тем, насколько Гэндальф был почётным волшебником. При этом за все столетия, которые он прожил, никто так и не узнал его близко. Ни о его настоящих страхах, ни о заботах — он остался добрым стариком, который не перешёл на сторону зла и этим показал, что достоин всех самых лучших благ. Гэндальф мучал встречных загадками, ответы на которые они искали сами, но в итоге всегда наводил на правильный путь, — Лейла выдержала небольшую паузу, проглатывая подкативший к горлу ком, и спокойно добавила: — Если кто-то помнит сказание о походе гномов, то с лёгкостью вспомнит и то, что маг не верил во всемирное добро. Он знал: полностью истребить зло никогда не получится, и всё равно никогда не терял надежд. Поэтому больше всего его интересовало зло в душах. И сколько бы существ он ни видел насквозь, читая их, как открытую книгу, всегда находил даже в озлобленном гноме что-то хорошее. М-да… этого у него не отнять, — прошептала она и со скрытым разочарованием опустила глаза, проморгавшись в вечерней темноте. Сверкающий силуэт растворился, осыпавшись снегом на землю, и в арке рядом Лейла заметила серебристую мантию. Дамблдор пересёкся с ней проницательным взглядом, заложив руки за спину, и медленно кивнул, расплываясь в понимающей улыбке. Рядом снова раздались звонкие голоса и переговоры, а он спокойным шагом двинулся дальше и скрылся в тени. — Надеюсь, я ответила на ваш вопрос, — не смотря в дальний угол, произнесла Лейла. — И, Майк… не ешь все конфеты за один вечер. — Да я не собирался! — с обидой в голосе воскликнул он и потряс корзиной со сладостями перед лицом. — Я вообще-то хотел поделиться, мы же одна большая семья…***
Когда Том вышел из кабинета, сладкая улыбка спала с его лица в считанные мгновения, и казалось, он готов был продырявить портреты одним лишь мрачным взглядом. Вилкост наконец-то написала рекомендацию для Тома на роль следующего учителя ЗОТИ — если судить по её цитированным из письма словам, он получил свой идеал. Все упоминания об отличной успеваемости, постоянных дополнительных заданиях, развёрнутых, уверенных ответах на уроках и вдобавок умении держать свой факультет, как и целую школу, в ежовых рукавицах без криков, ругани или физического ущерба — всё это Вилкост с чистым сердцем расписала в письме и в запечатанном конверте передала Диппету, даже не подозревая, каким образом Том приструнил под себя весь факультет. Конечно, никакой ругани и споров не было по-настоящему, ведь это было бы даже неинтересно и жалко с его стороны — все признали его величие без каких-либо протестов. Разве что некоторым капризным маминым сыночкам пришлось услышать мягкие угрозы или же просто узреть раздражённого Лорда один на один в пустом ночном коридоре. Однако это уже было не важно: пусть Диппет, который и так бы его давно взял, подавится своими дополнительными письмами, Тому всё равно осталось ждать оглашения уже известного решения не больше нескольких недель. Поэтому эту неделю он старался выжать из себя все соки и вновь с головой погрузиться в образ самого прилежного ученика. Этим цирком Том хотя бы немного отвлекался от неприятных размышлений и все учебные часы думал лишь о сохранении маски. А потом он возвращался в комнату и забывался вином. Шлялся вечерами в Выручай-комнату и до брызгающей на стены крови мучал манекены, скрывая свою ярость и немощность под термином тренировки. Отдавал новой партнёрше по Трансфигурации Райс свою часть сочинения и шёл в библиотеку, желая погрузиться в книги и отвлечься. Ага, как же. Ведьма сидела там днями и ночами, не вылезая из-за его любимого стола — виновница его опустошённости и отвратительного самочувствия как назло попадалась ему на глаза слишком часто. А он, как последний идиот, настолько привык к связи, что был просто не в силах пройти мимо и садился рядом. Если там, конечно, не сидел Лестрейндж. Отважный герой, помогший ей пережить удар Рамоса, который, кстати говоря, тоже получил по заслугам за прикосновения — проходя мимо квиддичного поля, Том занёс его метлу в трибуну. Но даже это не принесло ему ни удовлетворения, ни спокойствия: он становился параноиком. Молчать, не иметь возможности показать своё мастерство в новых заклятиях, поделиться с кем-то бурей эмоций или новой информацией, было сложно, а лгать самому себе ещё сложнее. За последние Том ни разу не коснулся своего дневника, не применял Пыточные на Пожирателях, да ни черта он не делал вообще. Ему было дурно, как физически, так и морально. Запреты порождали желания, и он убеждался в этом сам прямо сейчас, потому что закрыл под замком любые воспоминания и чувства, а оно, маленькое и непонятное, искрилось и, тупой боггарт, кололось с каждым разом всё сильнее. Том был зол, разочарован, напуган и… просто не знал, что делать. После той ночи в пятницу вернуться в темп работы, изучать карты, рассматривать новых поставщиков от Горбина и искать среди них своих будущих соратников было слишком сложно. Через час после начала он уже заставлял себя, делая через «не хочу». Том не мог продвинуться дальше, не вспоминая о Пожирателях, а думая о них, в голове незаменимо появлялся её силуэт, и всё шло по наклонной. Он постоянно видел эти тонкие пальцы, выводящие узоры в воздухе, дымчатые волосы и ежедневно бросающие вызов серые глаза, которые пленили его не хуже связывающих верёвок. Теперь Том точно замер на месте, идеи закончились, а с ними медленно угасала уверенность, что он серьёзно в нынешней обстановке сможет подчинить Лейлу. Он пытался контролировать себя, но вместо этого цеплялся за воздух и лишь быстрее заводился. Том отнекивался, презирал ведьму, презирал себя и делал вид, что всё отлично. Но забыть одни из самых ярких моментов в его жизни не получалось. И он шёл до конца, даже несмотря на тупик, рвался когтями вперёд, пытался развлечь и отвлечь себя. Мерлин, Том бессонной ночью дошёл до того, что сначала готов был прийти в комнату ведьмы и забрать её обратно к себе, а потом придумал варианты ещё получше, как, например, на её глазах объявить об отношениях с первой попавшейся под руку или наложить на себя Обливиэйт. Первым он, в первую очередь, окончательно сломает себя, а вторым просто унизит. Хотя идея с ревностью была с самого начала идиотской — Том бы не увидел на лице ведьмы даже капли злости или обиды. А понимать, что Лейла его ненавидела и отдалялась, предпочитая компанию Лестрейнджа, бесило лишь его. Но он ничего не мог сделать и теперь просто тонул в болоте, которое они сами развели, заглатывая злость вместе с вином. Казалось, так было лучше, хотя внутренности слышалось другое. В жизни были нужны только цели и действия, чтобы приблизиться к ним, а остальное — бред, которым могут заниматься только люди, не способные контролировать ни себя, ни свои эмоции, ни своё поведение. Но Лейла пошатнула даже эти устои. Том волновался, переживал и… гнил без её близости. Скучал по их громким ссорам, по разряду тока, пробегавшему после её касания, по прогулкам, вечным соревнованиям и её голосу. Именно тем его нотам, которые были посвящены только ему: звонкий смех, шёпот над ухом и даже хрипота. Он запрещал себе думать об этом и ставил жёсткие установки в голове, но это не помогало. Что Том испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего весёлого и радостного здесь не было; напротив, это был новый мучительный страх, и к сожалению, не только из-за догадок, как легко она может свергнуть его с трона. Это было сознание новой области уязвимости. Вместе с этим и необдуманные решения, которые могли повлечь за собой крах всех его трудов. И это были не просто мысли: Тома трясло от осознания всей ситуации и того, что он хотел сделать завтра. Если он не сдержится, результат будет плачевным. И для неё, и для него. — …Приторный яд, — раздалось рядом эхо. Послышался приглушённый хлопок задвинувшегося портрета, и Том размыленными глазами взглянул на вход, еле заметно вздрогнув. — Почему я должна ждать тебя в библиотеке больше часа, а потом со стопкой учебников тащиться через весь замок в твою гостиную?! — ледяным тоном поинтересовалась ведьма, фыркнув. Том посмотрел на бутылку у ножки дивана, а затем лениво перевёл взгляд на наручные часы и усмехнулся. — Сочинение для Вилкост? Забыл, — они и правда договорились встретиться в библиотеке, чтобы сделать всё по привычному тандему. Но он настолько задумался, засев над документами с лавки Горбина, что просто не обратил внимание на время. Одним взмахом Том убрал бардак со стола и выдернул из её рук учебники, аккуратно приземляя их на столешницу. — Что стоим? — спросил он, делая глоток из горла и откидываясь на спинку мягкого дивана. Спустя пару секунд Лейла подошла ближе и, расправив юбку платья, присела в кресло напротив. Вид у неё был усталым, под глазами можно было заметить появившиеся синяки. Видимо, продолжала эстафету «Без сна». — Тему выбрала? — Я вообще-то ждала тебя… — Значит, «Инферналы против Зомби», — бесцветно решил он и, вытянув из её руки пергамент, обмакнул перо в чернила. — Ищи информацию, в этот раз первую часть делаю я, чтобы ты по своей традиции сразу всё перепроверила и не торчала в моей неприятной компании лишние минуты. — Но я ведь не говорила, что она мне не приятна. С чего ты?.. — Достаточно, — грубо перебил её Том и поморщился, пытаясь этим обосновать мурашки. Он сделал ещё несколько глотков полусладкого и, открыв нужные страницы, на автомате подписал работу за двоих. За спиной затрещали угли в камине, в горле приятно засластило, а к носу подобрался дурманящий лесной запах. Том устало прикрыл глаза и на мгновение задержал дыхание, ощущая, как туман из её ароматов окутывает органы. После чего облизнул губы и приступил к заданию, став на ходу переделывать книжные строки. Всё это время он слышал её тихое дыхание и перелистывание страниц, чувствовал напряжение каждой клеткой тела, но молчал. Хотелось ли наплевать на всё? Безумно. Том уже на каком-то нечеловеческом, необъяснимом контроле держал язык за зубами всю неделю, потому что знал — если начнёт, не остановится. Сейчас то приходилось делать вид, что ему всё равно. А он снова мечтал запереть ведьму в спальне и, не выходя на занятия, без передышки спрашивать о прошлом, о настоящем, просто говорить, узнавать и слушать её. И не только о Средиземье, хотя это было в приоритете, но и её состоянии. Том очень тщательно сдерживался, но каждую ночь не переставал представлять, как трясёт Лейлу за плечи и напрямую спрашивает, кто он для неё, и что она чувствует по отношению к нему. Хотя бы во снах он признавал, насколько его это волновало, потому что в реальности о таких девушках он знал ровно ни черта. (Предлагаю включить момент в плейлисте: https://youtu.be/8rjtCUiaQ-E на моменте 1:01:22) — Ты сильно пьян? — внезапно услышал он и исподлобья взглянул на бегающую по нему глазами Лейлу. — Запах просто и… — она неуверенно прикоснулась к своим волосам и кивнула на его макушку. Том с шумным вздохом проверил взлохмаченные волосы и хмыкнул, возвращаясь к свитку. — Я спрашиваю, ты пьян? — раздался уверенный тон, на что он закатил глаза и прохрипел: — Нет. — Но ты пил. — И? Я не ребёнок, имею право. А если ты ещё не запомнила, то я подскажу, что всегда держу себя в руках, сколько бы ни выпил, — отрезал Том и дописал абзац, отдавая работу. — Вперёд. — Завтра рабочий день, тебе будет плохо, — холодно подметила Лейла, вызвав волну злости. — Зато сейчас хорошо. Тебе будто есть дело… — поднося бутылку к губам, сухо добавил он и блаженно прикрыл глаза, запрокидывая голову. Взгляд ведьмы дёрнулся, и сама она притихла. Том же спокойно вернулся к документам, невольно подмечая её болтающуюся на шее цепочку, и перелистнул страницу. Рот приоткрылся, чтобы быстро спросить о самочувствии, но он клацнул челюстью и сжал губы в тонкую полоску, потупив взгляд. Когда Лейла перестала притворяться, что ей удобно, и уселась на излюбленный подоконник, Том отчётливо услышал ускорение пера. Вот и правильно, пусть проверяет его часть сколько влезет, дописывает свою и быстрее уходит отсюда. — Как плечо? — Ты в порядке? — одновременно раздалось с разных углов, и он сразу пожалел о спрошенном. — Всё… нормально, — нехотя сказала ведьма и оторвалась от пергамента, осмотрев его. — Скоро заживёт. Ты в порядке? — вторила та, проходя глазами по законченному эссе. — В полном, — невозмутимо отчеканил Том, услышав тяжкий вздох. — Поэтому ты напиваешься… — Культурно выпиваю, чтобы расслабиться, — поправил он и, легко поднявшись, приблизился к подоконнику. Сощурившись, перепроверил как всегда качественный текст, зачеркнув в её абзаце одно лишнее слово, и словил глаза ведьмы на бутылке в его руке. Он хотел сделать глоток, но она засуетилась и осторожно забрала вино к себе. — Хватит, ты уже почти всю бутылку выпил, и… — Лейла не успела даже договорить, как Том устало выдохнул и выставил руку вперёд. Ящик под книжными полками раскрылся, и оттуда прямо в ладонь прилетела точно такая же бутылка. Он удалил плёнку с горлышка и щелчком вытащил пробку, с насмешкой осмотрев её вытянувшееся лицо. — Это так забавно, — протянул Том, назло ей делая громкий глоток и блаженно выдыхая. — Я бы никогда не позволил своим однокурсникам увидеть меня в таком виде, а здесь сама божья эльфийка… — Не надо… — …видит меня в бодром и потрясающем настроении. Будь поосторожнее с этой информацией, ведьмочка, не хочу, чтобы в школе узнали о развлечениях сиротского паиньки. Боюсь, Слизнорт будет очень расстроен такой стороной любимого ученика, — склонив голову и столкнувшись с серыми глазами, прошептал он. В груди вспыхнул маленький огонь, а с плеч полностью свалился груз магии. Опять он нависал над ней и сверху вниз наблюдал за сужающимися зрачками, не сдвигаясь с места. Ноги не слушались. — Я и не собиралась, — спокойно ответила она, но не шелохнулась и продолжила внимательно вглядываться ему в душу. Они простояли в тишине ещё неизвестно сколько, пока в горле Тома не пересохло от недостатка алкоголя. Он, игнорируя разочарованный взгляд, поднёс бутылку ко рту и немного помедлил. — Как всегда какие-то вечерние дела? — поинтересовался Том с приподнятой бровью, после чего Лейла взглянула на время и немного оживилась. — Точно, я обещала, если получится, объяснить Роберту новую тему по… — он усмехнулся, и внутри порвалась короткая струнка. — Ясно, иди, — быстро пригубив вина, сказал Том и отвёл глаза к камину. Игривая смесь, что бурлила в нём сейчас, подчёркивалась и подавалась на блюдечке, когда он до отрезвляющей боли сжал челюсть. — Марволо… — медленно складывая вещи в сумку, тихо позвала его Лейла, но сейчас Тома серьёзно не стоило злить. — Я не алкоголик, так что мне не нужна сиделка, — отрезал он, разворачиваясь к ней и напрягая мышцы, из-за чего рубашка стала жать. — Не смею задерживать, твой принц уже наверняка заждался. — Что? — словно оглушённая, переспросила та, изображая слабоумную. — Он не принц, во-первых, не моя собственность, во-вторых. — Без разницы, — на выдохе произнёс он и снова проглотил сладкую жидкость, не находя ничего вкуснее таких подарков от однокурсников. — Том! — М? — наполняя рот волшебным вином, коротко кивнул он, но тут же чуть не подавился, когда ведьма резко забрала у него бутылку и громко поставила на стол. — Остановись. — Почему же? — осмотревшись, невесело хмыкнул Том. — Неужели будешь ставить правила в моей обители? — Я!.. не про это. Тошнить будет тебя, а не меня, — быстро добавила она и снова оказалась близко. Настолько, что внутри всё сжалось. — Я… имела ввиду твои… Мерлин. Твоё отношение к… — Лейла поспешно выдохнула, и Тому показалось, нервно сглотнула. Её туманные глаза вспыхнули, и, помявшись на месте, она быстро поднялась на носки, а потом коснулась замёрзшей рукой его скулы и аккуратно прильнула к губам. Мозг Тома пронзило молниями, рабочие конечности отказали, и он статуей замер в середине комнаты. Лейла еле ощутимо прошлась мягкими губами поперёк его, впитав остатки вина, но спустя пару секунд, когда поняла, что он по-прежнему держал рот закрытым, неуверенно отстранилась и покачнулась. Она со скрытым испугом оглядела его лицо и сделала шаг назад, закусывая щёку. Том же не моргая впился в неё взглядом, приходя в себя, после чего притянул бутылку, резко сделал большой глоток и моргнул. — И что это было? — сухо спросил он. — …я хотела напомнить, что у меня могут быть друзья. Просто. хорошие. друзья, пожалуйста, не думай о том, чего даже не знаешь, — не обращая внимания на расцветающий на щеках румянец, уверенно сказала Лейла и только сейчас запнулась. — Да в последнее время я вообще не уверен, что хотя бы что-то о тебе знаю… — без тени улыбки заявил Том. Это даже с алкоголем было не смешно. — И ещё я хотела показать… — никак не комментируя услышанное, тихо начала она, — что не считаю тебя врагом. Ну, ты говорил, что не хочешь быть ни другом, ни врагом, а я отвечала, как ненавижу и… ну, я сказала, я не собираюсь повторять. Голос на последних словах дрогнул, стихнув, и Лейла попыталась уйти, делая ещё один шаг назад. Однако та резко вздрогнула от касаний и неуверенно устремила взгляд на его руку, лёгшую на спину, а Том резко взял её за горячее горло и, притянув к себе, поцеловал. Прикрыл глаза и томно выдохнул ей в щёку, разом убив свою сдержанность и все отговорки. Ох, эти губы он не забывал и сейчас, осознав её действия, не сдержался. Не готовая к такому рывку, Лейла затормозила, впившись руками в пресс, но поцелуй углубился, и она тут же размякла. Переложила расслабленные ладони на его грудь и выгнулась навстречу, захватывая воздух губами. Том чувствовал, как подрагивали его пальцы, как пересыхало горло от волнения, что это какой-то розыгрыш или сон, а внутри нарастал жар от сладостного, ответного желания. Он скользил пальцами по податливому телу уже полностью по-хозяйски, прижимал Лейлу ещё ближе и без остановки целовал. По жилам летали сплетающиеся узлы связи, дурман от алкоголя отошёл на второй план, и теперь пьянила его только ведьма. Одно её движение, волна телом в его сторону, и вся злость, нервозность и стресс испарились, будто никогда и не существовали. Поцелуи сливались в один большой и долгий — с привкусом вина, трепетный, спокойный, но не менее страстный, чем предыдущие. Лейла мягко коснулась его руки, придерживающей горло, и медленно повела её вниз, а затем забралась в ладонь и аккуратно сплела их пальцы. Том ответно сжал её руку, пройдя большим пальцем по согревшейся коже, и плотнее обвил хрупкую талию. В комнате стало невыносимо жарко, живот скрутило тугим узлом, а он получил свою дозу эндорфинов и пустил всё на самотёк. Наклонил голову, когда ведьма сжала его рубашку в кулак, и тихо рыкнул, почувствовав её прижавшиеся к паху бёдра. Сколько они простояли так, было неизвестно — время погасло в его реальности, границы стёрлись, и мысли выветрились. Он просто не мог остановиться: за столько дурацких дней наконец-то почувствовать тепло и спокойствие, игнорируя последствия, было неописуемым ощущением, словно у ребёнка мечта исполнилась. Низко и мерзко, но он нуждался во власти над ней, в близости с пожаром в глотке — Том привык питать её эмоции и выливать свои запасы на неё. Потому что Лейла поймёт, почти всегда понимала и обязана и сейчас: им обоим нужно было успокоиться, а это был единственный способ. Ничего больше. Спустя время Том всё же осознал, что они могут простоять так ещё очень долго, поэтому медленно отстранился и, не открывая глаз, наклонился к её уху. — Могу сделать вывод, что ты продолжаешь не спать. Сегодня ночуешь здесь. Завтра тест, не хочу, чтобы школьных старост отчитывали за неуспеваемость своего курса, — прошептал он ровным тоном и собрался с силами, посмотрев ей в глаза. Туманная радужка заискрилась, зрачки расширились, и она тихо выдохнула ему в шею, пока щёки впервые за долгое время горели розовым цветом. В результате ночь Том провёл не один. Его не волновали корыстные помыслы, он не бился в агонии, и тишина комнаты наконец-то стала сносной. А он, как ребёнок, до последнего надеялся, что это никак не зависело от лежащей под боком ведьмы. Потому что осознание, что она могла его использовать, мерещилось перед глазами главным унижением.***
Лейла вдыхала запах миндаля, смешанный с вином, и не верила, что в трезвом состоянии лежит в спальне Марволо. В его рубашке, которую он буквально силой заставил вчера надеть, хотя сам лёг полуголым. Лежит на краю другой стороны и щекой упирается в мягкие кудри с обвитыми вокруг его шеи руками, пока змей тихо вздыхает и приоткрытыми, пересохшими губами касается ключиц. Его большой палец замер под рубашкой в миллиметре от цепочки на животе, остальные расположились на боку и иногда подрагивали, разряжая тело приятными волнами. Вторая рука с режущим кожу кольцом лежала под коленкой, переваливая её ногу за штанину, и сам Марволо находился так близко, что Лейла отчётливо слышала его мерное сердцебиение. Ей было тепло и легко, словно спустя столько дней она наконец-то сняла с себя свинцовую броню. Зато морально её сознание накрывалось медным тазом: зачем она повелась на его манипуляции, зачем вообще решила что-то ему доказать и потом поцеловала? От последнего неприятно заныло в груди — Лейла не могла передать ощущения, когда поняла, насколько Марволо мог быть осторожным, тактильным и чувственным. Он ведь… не желал иметь с ней ничего общего, а ей это было выгодно, вот только обнаглевшая душа не желала расставаться с комфортом. Их тянуло друг к другу магнитом, но стоило сойтись, как внутри зарождался звериный страх. Существовала обоснованная причина — прошлую ночь она несколько часов задыхалась в беззвучной истерике. Ходила из стороны в сторону, пила успокоительное, по полчаса дышала в открытое окно и обливалась ледяной водой, а потом перечитывала скопившиеся записи в дневнике и ложилась на спину, чтобы из сухих глаз не выкатилась ни одна слеза. Сегодняшний день, до этого казавшийся дурацким, теперь пугал её не меньше змей. Но прятаться и не идти на занятие было бы верхом неуважения к себе и слабостью, поэтому ничего не оставалось, как покрыться коркой льда и просто… прожить его, как предыдущие. Мир то не рухнет от этого. «Сейчас рассвет?» — спросила она подлетевший воздух и нехотя разлепила глаза. «Да. По часам твоего змея без пятнадцати шесть. Нет, ну нормальная вообще? Тебе дают шанс выспаться, а ты встаёшь по привычке раньше всего замка, — цокнул он и, будто вспомнив, хитро улыбнулся. — Вы так мило спали, что я не удержался и сфотографировал вас». «Ты что?!» «Признаю, камеру твою еле дотащил сюда, думал, окно разобью, но всё обошлось! Колдографию в дневник вложил, посмотришь потом. Так, я чувствую, ты о чём-то хочешь меня попросить?» — приклеившись к стене и с забавой медленно сползая на стол, поинтересовался тот. «Тему не переводи, — дёрнула скулами Лейла, но всё же смирилась и настроилась на важное дело, — Мне надо будет выбраться из кровати, но так, чтобы не разбудить Марволо. Для начала наложить щит, чтобы он не слышал даже самых тихих шагов, потом не позволить ему хоть чуть-чуть сменить положение. Понял? Отлично. Пожалуйста, не играйся и не прыгай по комнате». Страх быть пойманной за секунды перерастал в паранойю: Лейле казалось, что Марволо лишь притворялся и на самом деле просто слушал их разговор, хохоча с бесстрастным лицом. Однако огромная доза вина явно делала своё, и адекватная часть мозга твердила о его беззаботном сне, поэтому она всё же перешла к действиям. Лейла аккуратно вытянула руку к книжной полке и пальцами поманила к себе тонкую книжку в кожаном переплёте. Воздух острыми когтями разрезал тонкую магическую сетку и на тянущихся серебристых дорожках доставил дневник Марволо прямо в руку. Она обвела его голову восьмёркой и, закрыв от постороннего шума, медленно выдохнула, заставив себя угомониться. «Давай, только умоляю, без шуток», — подумала Лейла. «Ну! Так скучно». «Прости меня, дорогой, наверняка тебе не будет скучно, когда этот парень захочет подчинить меня, а соответственно и тебя, да?!» Воздух с любопытством взглянул на Марволо, а потом закатил глаза, будто делал ей одолжение, и проскользнул щупальцем в объятия слизеринца, копируя позу Лейлы. Тот даже не пошевелился, продолжая видеть сны. Она окончательно отпустила неуверенность и, опираясь локтем на прозрачную ступень, подтянулась к изголовью кровати, чтобы выползти из его рук. Как только она поджала ноги и перепроверила, не заметил ли Марволо подмены, воздух поднял её над кроватью и поместил перед слизеринцем. Лейла затаила дыхание, открыв дневник, после чего сразу взяла свою палочку и положила его пальцы на чистые страницы. Несколько секунд тянулись вечность, и после каждого его вздоха грудь сковывало давящим на виски напряжением. Но страх резко сменился восхищением, когда Лейла с надеждой посмотрела в дневник и с открывшимся ртом пронаблюдала за появляющимися чернилами. Её последний вариант, как прочитать его записи, отыскав одну нужную, сработал. Мерлин, сработал! Она резко выпрямилась, на лету хватая платье с сумкой, и заперлась в ванной. Съехала вниз по двери и прикрыла рот рукой, судорожно выдыхая с волнительной улыбкой на лице. Лейла не хотела так поступать, не хотела лезть в чужие дела и читать о том, что ночами разводило чертей в её сознании. Не хотела, пока это не коснулось её. И как бы она ни готовила себя к возможным ответам на свои догадки, внутри что-то тихо, но чётко нашёптывало — маска безразличия может в любой момент пойти трещинами.*
И она пошла. Одна страница, исписанная каллиграфическим почерком, сменялась другой, и с каждым разом волнение захлёстывало Лейлу всё сильнее, начиная медленно душить. Времени утром не хватило — Марволо вскоре проснулся, и пришлось быстро закругляться, пряча дневник в сумку. Поэтому весь день мелкий, еле заметный даже ей палец воздуха закладкой придерживал страницы и не позволял им слипнуться, чтобы не исчезли чернила. Она в числе первых стремительно выбегала из кабинетов и, прямо в коридоре скрываясь под чарами, пряталась в кабине уборной. Или в заброшенном классе, на всякий случай блокируя вход — сегодня у учеников, особенно старших, фантазия была похлеще предыдущих недель, и ждать от них можно было чего угодно. Но её никто не поймал: более того, сегодня Лейла ни разу не пересеклась ни с кем из однокурсников во внеурочное время. Ни со слизеринцами, хотя перед Робертом перед уроком она всё же извинилась, что вчера не успела помочь, ни с когтевранцами и даже детьми. Она подходила к кабинету только со звонком, каждый раз по новой ощущая на себе голодные взгляды сплетниц, уж очень громких с самого утра, и пропускала приёмы пищи, потому что разве был смысл заставлять себя есть, когда внутри всё сворачивается комком от губительных догадок? Как только Лейла после закончившихся уроков услышала разлетающиеся по всему замку мелодии с недовечеринки у библиотеки, тут же вернулась в свою комнату и с неприятной дрожью продолжила читать. Сколько бы она уже ни знала, ни видела во снах, читать о планах Волдеморта, о будущем крахе Министерства и государственного коммунизма, видеть зачёркнутые, то есть сделанные дела было страшнее. Не только от деталей, к которым прибегал Марволо, но и осознания глубокого уважения и даже восхищения в своей душе. Это пугало — Лейла не должна была так думать, уже насмотревшись на попытки оскорблённого, жадного существа завладеть миром, но переубедить себя не могла, да и врать не хотела. Она ни в коем случае не поощряла его, придерживаясь своего мнения, и всё же работа над целями проделывалась титаническая. На десятках страниц вперемешку были расписаны пункты для каждого из Пожирателей, при этом слова такого нигде не упоминалось, вообще всё самое тайное было спрятано, объясняясь короткими фразами. Пока Марволо летом уедет в Салемский институт ведьм, а потом будет работать в Хогвартсе, все четыре последователя должны обосноваться в разных странах и таким образом создать крепкую связь. Абраксаса он хочет отправить в Министерство, где тот сможет при нужде отвлечь авроров, убрать папки с лишней информацией и получить в два раза больше. Блэку поручено внедриться в сферу журналистики, узнать все тайны прессы и интервью, чтобы не только продолжать быть в курсе всех исторических событий, но и в нужный момент подправить заголовок газеты. Долохов отправится ближе к Колдовстворцу, где сможет найти много полезных книг в библиотеке, параллельно завербовав волшебников под знамена Лорда, и свяжет себя с криминалистикой — больше изучит деятельность аврориата и последует за ними, дабы узнать структуру расследования дел. А Роберт из-за хороших навыков сыщика и самому спокойному из всей группы отношению к маглам серьёзно займётся Артефакторикой и Магловедением. И в конце концов все эти связи и общая работа переплетутся в одну огромную династию Тёмного Лорда, которая загонит нынешних министров, да и просто прославленных магов в угол с клеткой. Марволо собирался вести меркантильную и очень сложную игру с чужими сознаниями, приоритетами, даже мыслями: и Лейла знала, точно знала, что со своими ораторскими способностями он действительно сможет горы свернуть. Проблемой чуть приврать, приукрасить сущность рядов Пожирателей для него не будет, и первым делом его прикроют или оправдают дамы, одурманенные обаянием, а потом и такие же магло-ненавистники мужчины или наоборот — трусы, не противящиеся власти могущественного молодого мага. И всё это было написано с учётом того, что Марволо ещё не знал ни о пророчестве, ни о своём змеином облике после неудачного Непростительного, ни о жалком проигрыше в Тайной комнате слабому мальчишке Поттеру. Сейчас он полагался только на свои силы, на достойных соратников и знания, и это… не могло не поражать. Марволо осуществлял невозможное, то, о чём не задумывались даже взрослые, и это серьёзно заставляло задуматься, насколько сильно его испортило детство. Если бы у него были любящие родители или хотя бы приёмная семья, если бы Англия не стала военной магловской территорией, и Диппет разрешал ему оставаться на лето в школе, не подвергаясь опасности, может, он бы вырос другим. Всё может быть. Вот только Лейлу он заинтересовал именно таким, какой есть сейчас. Невообразимая дикость. Многие из первых записей были грубо перечёркнуты, пару листов даже вырвано, а в середине дневника некоторые пункты обзавелись пометками с дописанными деталями. Марволо хранил на этих страницах отрывки из книг, короткие, обозначенные парой тройкой слов мысли и даже вопросы к себе. В уголках иногда даже встречались звёздочки с важными происшествиями и датами. Прочитанное Лейлу не пугало: нигде не упоминались казни и убийства напрямую, да и она уже давно понимала, что именно увидит в дневнике. И всё же продолжала листать, молясь не увидеть снившихся в кошмарах строк о себе. Пока и не нашла — зато нашла о другой. Буквально две начерканные фразы с паузой в несколько страниц, буквы вертелись у самого края страницы, и всё равно она смогла понять написанное. К горлу медленно подполз твёрдый комок, а спина покрылась мурашками, не давая Лейле опустить плечи. На мгновение, такое мимолётное и приятное, ей поверилось, будто это было о ней. Но реальность показывала обратное. «И всё-таки, её подарок оказался неожиданно приятным» — виднелось в верхнем углу, пока написанное немного ранее датировалось вторым декабря. Лейла не дарила ему подарков раньше дня рождения… А, когда она пролистала пару страниц вперёд и, пропустив удар, прочитала: «У неё красивая улыбка», внутри что-то рухнуло в ледяную бездну. Неужели всё это время у него кто-то был? Почему Марволо тогда не сказал ей? Или не должен был? Лейле почему-то стало трудно дышать, словно воздух испарился из комнаты, хотя тот сидел на своём хвосте рядом с ней. Раздался грубый стук в дверь, и в комнату без разрешения вошёл Эйвери. — Ждать «входите» не учили? — положив на дневник книгу и всё ещё отходя от прочитанного, ледяным тоном спросила она. — Не дослужилась, — поправляя фотоаппарат на шее и с брезгливым прищуром осматривая иллюзию свободной комнаты, фыркнул тот. — А если бы я оказалась голой? — Не льсти себе, там не на что смотреть, — оценивающе пройдясь по ней взглядом, заверил Эйвери и небрежно кинул ей на стол развёрнутый свиток вместе со стопкой книг. — Мы ведь договаривались на… — Я сделал свою часть сегодня, отдаю сочинение сегодня, потому что проводить с тобой вечер пятницы не намерен. Тему выбрал, даже книги тебе принёс, тебе всего лишь нужно потрясти остатками развилин и дописать. Завтра проверю, надеюсь, хоть с этим справишься. — Может хватит уже, а? — под сводом эмоций взбесилась Лейла, заглянув в его насмешливые зелёные глаза. — Что-то не устраивает? — невинно проморгавшись, поинтересовался тот. — Хватит постоянно порочить моё существование и без причин оскорблять. Просто уймись и закрой свой грязный рот, но меня оставь в покое. — Да как ты смеешь! — повысил голос Эйвери, вынудив её поморщиться от звона в ушах. Этот разговор не был дельным, более того, выматывающим и раздражающим. Потому что последнее время его слова вспоминались гораздо чаще, и Лейле действительно приходилось задумываться, ложь ли это на самом деле. — Это мне говорит жалкая полукровка? Мне — будущему главе рода? — Мне как-то всё равно, кем ты там станешь, ведёшь ты себя сейчас явно хуже любого маглорождённого, — тихо ответила она, доставая перо. — Как маленький слабоумный мальчишка. И, так как я тебе ничего не сделала, попрошу покинуть мою комнату… — Ничего не сделала?! Ты даже не представляешь, как много раз ты перешла границы, полукровка, — он пытался подбить её хладнокровие. Да, однозначно. — Я тебя огорчу, но наша кровь идентична. Можем вспороть вены и посмотреть. Если у тебя всё… — Не затыкай меня, — прошипел Эйвери и вздёрнул точёный подбородок. — Ты обнаглела ещё тогда, когда ударила меня. — Не следовало включать в разговор похоть. — Не следовало приходить в нашу школу и уводить у Друэллы Лестрейнджа, а потом калечить её. — Дуэль была честной, это раз. Роберт ей не принадлежит, это два. Она подтирает слюни, стоит ему пройти рядом, а он с ней не общается и в праве сам выбирать, с кем проводить время. Я не влезала в чужие отношения, они мне ни к чему. Всё? Свободен. — Не всё, — Лейла до боли сжала челюсть и утробно рыкнула. Ей сейчас было далеко не до этого, она стремительно покрывалась мурашками, пока в венах начинали искриться задатки силы. — Ты распустила слух, якобы я влюблён в Друэллу. Знаешь, какой скандал мне устроили предки?! У меня есть невеста, у Друэллы есть жених, ты пошатнула воспитанность и лояльность нашего рода своим паршивым языком. — А ты, видимо, не научился получать по заслугам? Это называется месть, маленькая, но коварная, — она вернулась взглядом к сочинению и открыла книгу дрогнувшими пальцами. Голос слизеринца звучал где-то далеко и совсем тихо, потому что в сознании крутились совершенно иные мысли. — Именно ты тогда заверил всех, что я шантажирую Диппета. Подумал, я никогда не узнаю? Ты сильно прокололся в разговоре с Блэком, надо думать, что говоришь. — Твои проказы, Харрисон. Думаешь, я не видел, как ты бродила по школе после отбоя? Не слышал, как ты обливала меня грязью? Твой взгляд, Харрисон. Ты всегда смотришь на окружающих так холодно, оценивающе, свысока, будто лучше остальных. Всегда нацепляешь улыбку при своих дружках, да что там, и ради учителей, и думаешь, что никто не заметит, насколько ты прогнила. Мерлин, из-за тебя столько проблем. Не раз подбивала репутацию Тома, поставила на уши всю школу своим падением из окна лазарета. Почему-то именно рядом с тобой появились проблемы, и вы приехали в школу после заповедника только через два дня. Твои дружки каждый раз переживают и не спят из-за тебя, Лестрейндж ходил за тобой хвостом и терял факультетсткие очки из-за невнимательности, потому что погряз в мыслях, как же извиниться перед дорогой Харрисон. Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя? Так вот ты ошибаешься: ты зашла слишком далеко, и я клянусь, что рано или поздно покажу твоё истинное место, жалкая девка, — выплюнул он ей в ухо и усмехнулся. — Ты так веселишься, делая вид, что умнее и хитрее всех… но потом, когда мы выпустимся, твои друзья забудут о тебе как о страшном сне. И в меньшинстве останешься именно ты: сгниёшь и подавишься своей никчёмностью, овца, потому что никому не будешь нужна. Да и сейчас, я смотрю, не особо кому интересна, раз в такой знаменательный день веселишься с дряхлыми книгами. Перед глазами Лейлы потемнело от злости, а в ушах эхом запульсировало «овца». В таком же гневном тоне, только другим голосом. Но она смолчала: сжала зубы и вывела инициалы. — Ты жалок, Фрэнк, лучше уходи и не позорь себя, — спокойно произнесла она, а у Эйвери, можно было даже боковым зрением узреть, вспыхнули глаза, словно он нашёл золотую жилу. — Ах, так вот оно что… нашей любимой Харрисон ещё никто не говорил правды. Ну так слушай и вникай. Весь факультет о тебе не переставая трепался и до сих пор продолжает, ты мне уже вот где сидишь, — и Эйвери взорвался. — Новая мамка детишек, тебе бы в няньки пойти, а не позорить старший курс своими идиотскими сказочками. И всем ты так хочешь помочь, всем наставления и советики даёшь, всех так любишь и уважаешь, да в тебе желчи больше, чем в слизеринцах вместе взятых. Тебе, только тебе нужно помогать, потому что без помощи однокурсников ты полное дно, разве не так? Может, у тебя есть отличные оценки, но почему-то самые лёгкие заклинания ты выполнять не умеешь. Сила волшебника в палочке, а ты… просто ничтожество, позорящее седьмой курс. Откуда ты взялась такая святая и гордая, а? Кадришь всех наших парней и после этого утверждаешь мне, что не потаскуха? Ищешь понимания или ласки, но не получается найти? Как жаль… Или, ты уже легла под половину школы, м? Вздохи с каждым словом давались лишь сложнее, словно Лейла глотала осколки и резала себе глотку. Возможно, Эйвери прочитал это по лицу, потому что под конец одними лишь словами ударил её так сильно, что, если бы она стояла — зашаталась и попятилась назад. И хоть в глубине души она полностью осознавала, что этот урод был в корне не прав, в его высказываниях она видела вторую сторону. Которая была очень и очень крепко переплетена с правдой. Тишина затянулась, и Эйвери не выдержал. Он резко подлетел к ней и схватил за волосы: намотал их на кулак, дёрнул на себя, заставляя посмотреть в глаза, и приставил палочку к её горлу. — Я не бью девушек, но за молчание и неуважение к себе могу сломать челюсть. Жду, пока ты хоть что-то скажешь и… — Лейла с силой наступила ему на ногу и, поднявшись со стула, с размаху врезала в скулу. Отцепила свои волосы и тут же ударила кулаком в нос. Она со всей вспыхнувшей яростью пнула Эйвери в живот, услышав сдавленный стон, и в мгновение прижала его к стене. Её ногти впились в выступившие на шее слизеринца вены, и оба оказались в цепкой хватке друг друга. Эйвери фыркнул, с усердием жмурясь и подтирая хлынувшую из носа кровь, а в глазах его проскочил галопом звериный страх, будто Лейла, минимум, предстала перед ним в роли огромного монстра. — Ты можешь владеть палочкой хоть лучше всех на земле, но резкость, скорость и контроль тела всегда будут сильнее. Ты не посмеешь трогать меня в моей же комнате. Вообще больше не посмеешь касаться меня своими грязными руками, Фрэнк, — сняв все маски, прошипела она ему в лицо. Он душил её сразу двумя руками, хрипло глотая воздух и пытаясь отогнать подальше, а Лейла даже не чувствовала — единственное, что липкой паутиной заполняло её изнутри, была боль. Моральная и очень неприятная. — Хочешь поиграть, хочешь насолить, так давай, чего же ты ждёшь? Просто знай, что я не буду молчать и отвечу. И будет тебе сладкая жизнь, урод, — но он лишь сжал губы и хрипло засмеялся. — Наивная дурочка, которая только сейчас поняла, что с ней играют. Ты пришла сюда на седьмом году обучения, твои сокурсники дружили с первого курса, думаешь, ты надолго останешься в их памяти? Лукреция, Лестрейндж, Малфой, Том — сколько бы они с тобой ни шутили, вскоре все прожуют и выплюнут тебя как резиновую утку. Слишком много о себе возомнила, Харрисон. Ты должна быть благодарна мне за то, что я не рассказал о тебе предкам, иначе… — Иначе что, маменькин сынок? — игнорируя его бледнеющее лицо, спросила Лейла. — Потратишься и натравишь на меня охотников за головами? Ну попробуй, только сначала я пошлю твоей семье письмо, в подробностях расскажу, как ты жалко проиграл жалкой Харрисон на дуэли и потом несколько дней не вставал с кроватки из-за лихорадки. Наверняка такого они ещё не слышали. Я никому и ничего не обязана, а тебе особенно, — проскрипела она и замерла, контролируя остаток воздуха в лёгких. — И всё равно, ты такая забавная… — просипел он, не снимая мерзкой ухмылки с лица. Его глаза вспыхнули огнём, и, наклонившись к уху, тот прошептал: — Ты злишься на меня не потому, что я посмел тебя тронуть. — Только поэтому. — Врёшь. Ты в ярости из-за правды, которую узнала. Бьёшь меня из-за понимания, что доставляешь много проблем, что скучна и холодна, как неживая, и никто тебя такой не полюбит. Точнее полюбят за милое личико, затащат в постель, а потом узнают о твоих скелетах и сбегут. Вот так это работает с отвратительными людьми. Я рад, что открыл тебе глаза: теперь ты поймёшь, как одинока, и прикроешь варежку. Острые штыки вонзились под рёбра и парализовали Лейлу, а Эйвери, на это и рассчитывавший, быстро выскользнул из её хватки и сплюнул кровь. — Закончил? — единственное, что она смогла выдать. Она чувствовала, как начинает ломить кости, и на негнущихся ногах повернулась к нему лицом. — Да кто ты вообще такая? — не моргая осматривая её, прошептал Эйвери и фыркнул, проверив фотоаппарат. — Низший вид, ужасная волшебница и отвратительная сущность. Ты… никто. Он поспешно вышел из комнаты, хлопнув дверью, а Лейла стеклянным взглядом впилась в морду Лапты и покачнулась, поспешно опёршись пальцами на стену. В ушах громко звенели, надоедливой шарманкой прокручивались все услышанные слова, а Лейле не верилось. Не верилось, что её бывшие планы не заводить друзей, не веселиться и просто выполнить предназначение пошли под откос, и сейчас медленно вставляли штыки в органы. Она прочистила горло, и дверь резко открылась, а в ней показался мрачный Эйвери, поправляющий камеру. — Что-то ещё? — спросила Лейла, прожигая его взглядом. Он внимательно осмотрел её лицо вместе со всей комнатой, после чего положил руку в карман и, помедлив, помотал головой. — Наверное, нет. И так слишком много сказал, — прохрипел тот, дёрнув опухшей челюстью, и с усмешкой прикрыл дверь. Раздался звук отъехавшего портрета, в гостиную на летающем ветре пробралась громкая музыка, и Лейла осталась в башне одна. Осколок внутренностей отвалился, со свистом улетев вниз, и её тело словно зацепилось за крюк в пространстве. С губ сорвался судорожный вздох, и она потеряла равновесие, спиной ударяясь об стену. Лейла столько лет держалась и доказывала самой себе, как укрепилась духом, что сейчас терпение всё-таки иссякло. Хрусталь, изо дня в день склеиваемый целями, заботой Фионы с Кевином и воспоминании о Гэндальфе, развалился на глазах. Избалованный аристократ озвучил подсознательные страхи, в которых Лейла на грани мучительной смерти не призналась бы даже себе. Сердце забилось быстрее от накатывающей истерики, потому что всё, абсолютно всё, хоть и в другом контексте, но было сущим фактом! Без сил и Гэндальфа она ведь и правда… никто. Захотела пожить весёлой жизнью, а нажила проблем не только себе, но и окружающим, как всегда всё испортив. Только Лейла, как ребёнок, обрадовалась своим проснувшимся эмоциям, которые казались ей чем-то неизученным, пугающим, но одновременно завораживающим и приятным, только приняла их и научилась контролировать, почувствовав себя такой… живой и настоящей что ли, что сейчас эта же эйфория её и растерзала. Несколько людей, которых она пыталась сохранить и обезопасить, сделали Лейлу уязвимой, раздражающе счастливой и слабой. А больше всего защемило в груди после громкого и ясного осознания, что человек, к которому она тянулась больше всех, вероятно, жаловал её меньше всех. Как бы ни хотелось верить в лучшее, дочитать дневник и, молясь, убедиться в обратном было обязательно. Но это потом… чуть позже, когда сжавшееся в клубок разочарование выйдет из неё вместе с остатками эмоций. Когда Лейла попросит воздух ретироваться, прикроет глаза и разрешит себе дать слабину.***
Том подходил к Выручай-комнате с каким-то необъяснимым мандражем и уже несколько раз неохотно преодолел желание развернуться обратно. Но было поздно — дело сделано, пути назад нет, и пока он не стал накручивать себя, был уверен, что сделал всё правильно. Сегодняшний день выдался максимально сложным и под завязку забитым делами: силы школьных старост были истрачены, даже Райс под конец уже валилась с ног и готова была накричать на первого попавшегося ученика. Сегодня они следили за соблюдением правил намного строже, так как каждый год что-нибудь, да в эту дату происходило обязательно; проверяли содержимое рюкзаков и благополучно закрывали глаза на нарушение дополнительных правил, потому что разбираться с обезумевшими студентами Том с Райс не собирались. И как бы он ни пытался абстрагироваться от этой тошнотворной атмосферы, под вечер десятки горящих взглядов, обращённых на него, начинали действовать на нервы и раздражать. Поэтому сейчас, после небольшого дела, Том и хотел ретироваться в комнату, побыть наедине с собой, потренироваться, в надежде спрятаться от стаи бумажных самолётов. Те летали за ним весь день, из-за чего приходилось постоянно натягивать улыбку, раскрывать ладони и ждать, пока все они окажутся в руках. Из года в год он был рекордсменом по количеству любовных валентинок и всегда находил это весьма забавным поводом для хорошего настроения, но сейчас такое внимание от женской половины очень отвлекало и даже нервировало. Потому что Том никогда не читал эти дурацкие записки, а сегодня начал. Просто так, ради любопытства, прикрывая им крохотную надежду увидеть знакомый почерк. Хотя бы знакомую манеру речи, а не медовые стихи с конфетами в придачу. Потом он всё это сжёг и пепел отправил резвиться на улицу, раздражённый из-за впустую потраченного времени. Масла в огонь подлила и Круз, которая в качестве шутки отправила Лейле сердечную открытку с признанием: Малфой чуть не поседел, когда понял, что передал ложную информацию, а глаза Тома уже к обеду начинали слипаться от слишком частого залезания в чужие головы. Так надо было. Он ждал, когда в чьих-то мыслях проскользнёт имя его ведьмы с контекстом «она выбрала меня», чтобы не только отменить свой заказ, но и сравнять этого «избранного» с землёй. И всё же, к счастью или сожалению, ничего похожего не произошло. Он нащупал в стене появившуюся дверную ручку и, опустив плечи, расслабленно вошёл в Тайную-комнату. Сумка отлетела к креслу, Том снял мантию, закатал рукава рубашки и, уже готовый помучить манекены, резко дёрнул головой. — Что ты здесь делаешь? — тут же насторожился он, сглотнув — он не готовился ко встрече с Лейлой. Ведьма сидела на диване, покачивая дымчатыми волосами, спиной к нему и что-то читала, тихо шелестя уголками страниц. Она всегда так делала, когда хотела вернуться в реальность после прочитанного. — Очевидно, сидишь… — после минутной тишины недовольно буркнул Том, зная её склонность к язвительности. Была ли она уже в своей комнате? Видела и пришла поблагодарить? Но вместо этого он лишь тряхнул головой и сделал шаг ближе, желая узнать ответ на гложущий его вопрос. — Когда ещё в начале года ты занималась в заброшенном кабинете и пыталась возвести щит вокруг себя… И обычно так называемая вьюга перевоплощается в силуэт человека, который либо спас тебя, либо хотел погубить. Я сначала подумал, что у тебя был Дамблдор, но ведь… это был Гэндальф, не так ли? И судя по твоим рассказам о нём, он тебя спас. Ты знала его? — Знала, — спустя время раздался тихий голос, и Том нахмурился, явно почувствовав что-то неладное. Раздался томный вздох, и Лейла отлипла от спинки дивана, выпрямившись. Не оборачиваясь, она закрыла книгу и усмехнулась. — Скажи мне, Том… тебе действительно не жаль потраченного времени? Знаю, ты ещё не завершил дело, но сколько ты предполагал уйдёт дней на окончание процесса? Хотел до конца года всё успеть? — Поясни? — озадаченно потребовал он и, когда ведьма повернулась, обомлел. Пламя камина выхватило из тьмы её заплаканное лицо, и Лейла предстала перед ним с совершенно другой стороны. Том видел, как она умело сдерживалась тогда в лесу, сдерживала боль при прижигании раны, и максимум, который из неё выходил, это несколько слезинок. Логично. У Тома тоже взрывались глазные яблоки и слезились глаза, когда он создавал крестраж. Однако сейчас она была сама не своя — красное лицо опухло, с верхней губы капнула кровь, а слёзы градом скатывались по щекам без остановок, пока резко и быстро вздымалась её грудь. Том бегло осмотрел ведьму, детально изучив побитые коленки, юбку с мокрыми пятнами, и наконец-то пересилил страх, заглянув в глаза. Вот тогда и ему стало дурно. Глубоко впалые серые глаза подрагивали от воды на ресницах, сверкали особенным блеском, ежеминутно меняя цвет и выражение. Впервые в них виднелось столько эмоций, что Том потерялся, не успевая улавливать хотя бы одну. Вечно холодные глаза источали чёрное пламя, по волосам бежали серебряные искры, и кожа вспыхивала замысловатым рисунком. — Кто и что с тобой сделал?! — рассердился он, до побеления костяшек сжимая кулаки. Но Лейла лишь нервно посмеялась и закашлялась, хотя взгляд был совсем не весёлый. — Знаешь, это так интересно на самом деле… До Хогвартса я прожила здесь два года и всё равно не переставала доверять своей прошлой тактике. Наблюдать, слушать и вникать, но молчать, не заводя знакомств. И всё было так прекрасно. А потом я немного расслабилась, отпустила ненужные мысли и позволила впервые в жизни познакомиться с кем-то. Здесь нашлись действительно умные, хорошие и интересные люди, не стану отрицать, среди них был и ты, — она, прищурившись, сделала шаг вперёд и хриплым, дрожащим голосом продолжила: — Школьный староста, слизеринский принц. Такой весь интеллигентный и сдержанный, но холодный, возвышающийся над другими, да? Нашла такого же грешника, как забавно. А потом он вздумал сделать меня своей вещью, ну и, конечно же, стал высмеивать всех моих друзей. Надо же себя выставить в лучшем свете… а я что? А мне стало скучно, и я поддалась интересу. Стала рассматривать, чем же ты можешь быть лучше в самом деле. Рассматривала, да, видит Мерлин, перешла черту. И как бы сейчас я не металась из стороны в сторону, успокаивая себя и думая, что и правда ты не можешь быть таким монстром, не можешь мне вечно врать… Оказалось, я была права, — Лейла вытянула из-за спины руки и небрежно бросила книгу на стол, отводя взгляд. Раздался глухой хлопок, а Тома пробила дрожь. Это была не книга. — Ты читала мой дневник?! — взревел он, сжав в руке палочку. Но Лейла словно не слышала его. Из глаз с новой силой хлынули слёзы, и ни воздух, ни она даже не пытались их вытереть. — Ты играл со мной. Всё это время. И ты победил, — ярость резко сменилась осознанием, и Тома будто оглушили. Его брови медленно опустились, а от картины задрожавшей ведьмы дрогнули губы. Она всё прочитала. — Отмеченные выполненными пометки… Узнать о её секретах, обследовать комнату в поисках доказательств, уговорить больше времени читать про крестражи, сформировать новые устои в её голове, оценить навыки, узнать об увлечениях… Поздравляю, ты узнал. И надо же, ни разу не упомянул напрямую, а чего так? Сразу бы написал: подчинить. Манипуляциями сломать меня так, чтобы я бегала за тобой и выполняла каждый приказ, целуя ноги. Умница, Том, я… просто вау, нет слов, как хорошо ты всё провернул, — на ходу глотая слёзы и начиная задыхаться, продолжала она. — Ты действительно смог разговорить меня, смог заставить отмёрзнуть и показать чувства, а ведь все мы становимся такими слабыми, поддаваясь эмоциям. Я недооценила тебя, моя вина. И всё же… — Остановись, — не выдерживая, прохрипел Том. Он не мог это слушать и должен был вовремя объясниться, пока ещё можно было исправить. Но во рту пересохло, а её глаза, затмевающиеся гигантским разочарованием, наглядно показывали, что уже было поздно. — Столько бесед было проведено, столько раз я объясняла тебе свою позицию, и с недавних пор у тебя даже появились доказанные факты, почему я с тобой нигде не соглашалась. А ты… то есть… я не только в качестве оружия, но и в роли твоего крестража? Ты серьёзно, Том? К…как? — заикаясь, шептала Лейла, а ему становилось дурно. — Если ты сейчас успокоишься и дашь мне объяснить… — Здесь нечего объяснять! — рявкнула она и сотряслась в истерике. Прикрыла рот и обтянула рёбра руками, пока Том незаметно подошёл ближе и открыл рот, всё же желая ответить. Потому что она действительно неправильно поняла его записи. Однако взгляд невольно скользнул по её рукам, и он в шоке перехватил их за запястья. — Это что? — ладони и костяшки были неряшливо перебинтованы тканью, и даже через несколько слоёв отчётливо проступала кровь. Только он хотел размотать бинты и осмотреть руки, как Лейла вышла из гипноза и, как ошпаренная, дёрнулась в сторону. — Я никогда не стану твоей пешкой. Никогда не стану использовать силы по приказу эгоистичного мальчишки! Я поклялась себе, и что до этого дня, что после, клятва остаётся со мной, — ведьма без страха смотрела ему в лицо и не сдерживалась, не обращая внимания на слипающиеся ресницы. Том терпеть не мог женские слёзы, потому что ненавидел слабых и эмоциональных баб. Но Лейла всегда была равнодушной, ко всем и всему. Поэтому плакала она, а сжалось в комок всё у него. Раньше Том мечтал увидеть её обессиленной на коленях, чтобы она кричала и в слезах молила о пощаде, а сейчас молил он, чтобы это прекратилось. — Я просто не верю… Том, я не верю, — снова начиная тяжело дышать, сипела Лейла. То, что она называла его по имени, больно било под колени. — Я была так уверена в этом, так свято верила, что в один день ты меня используешь, боялась этого и поэтому начала отдаляться. Постоянно прокручивала в голове, как со спокойной душой откажу тебе в сотрудничестве и развернусь, чтобы уйти, потому что не потерплю такого отношения. Но, к сожалению, я слишком привыкла к спокойствию магии рядом с тобой. Привыкла к этим ссорам, прогулкам, общим работам, к тебе привыкла. Даже начала думать, что действительно могу заинтересовать кого-то своей настоящей персоной. Такой, какая я есть. И как всегда надежда пала первой. — Ты говоришь о том, чего не знаешь! — А это всё шло по сценарию, оказывается. И я там главная героиня, ну хоть этим порадовал, — засмеялась она сдавленными всхлипами. А потом покачала головой и сделала шаг ближе, и в этих дурацких глазах виднелось море скопившейся боли, разочарования, обиды и страха, и Том почувствовал, как запершило в горле. Это всё из-за него? — С тобой находилось так много общих тем: можно было шутить про смерть, и ты посмеёшься, рассказать, как поколотила кого-то, и ты похвалишь. Ты плевался сарказмом, а я улыбалась во все тридцать два зуба, осуждал, а я тебя в ответ, и мне было весело. Настолько, что я тянулась к тебе больше всего, продолжая игру. — Это уже давно не… — Ты врёшь. Врёшь и не краснеешь! — и перекричать её Том был не в праве. Он искренне ждал, когда она успокоится, потому что в таком состоянии они ничего не решат. Она не поймёт, как сильно сейчас ошибается. Том больше не мог смотреть на мокрое лицо и опустил взгляд на руки, которые та умело спрятала за спину. — Ты правда смог сделать так, чтобы я оставалась рядом и никуда не уходила, чтобы я не хотела уходить. Это дикость. Потому что я всё знала уже тогда и всё равно продолжала с тобой водиться. Ты выпытывал у меня информацию, а сам молчал, скрывая своё истинное лицо. Я знаю, что Роберт с Абраксасом, Долоховым и Блэком Пожиратели Смерти, я знаю, что твоя татуировка — это Тёмная метка, которая их призывает! Этот дневник — крестраж, твой крестраж, потому что ты уже расколол душу! Идиот, ты просто идиот! — кричала она навзрыд ему в лицо. — И сейчас ты ищешь артефакты основателей Хогвартса, потому что хочешь сделать семь крестражей, хочешь как всегда всех обойти. Ты гонишься за бессмертием и господством, ты хочешь уничтожить маглорождённых и стать тем самым Повелителем судеб. Лордом Волдемортом. По телу Тома прошли волны мурашек, и он тяжело сглотнул, застыв в страхе. — И… как долго ты об этом знаешь? — дрогнувшим голосом произнёс он, точно помня, что ничего подобного в дневнике написано не было. Закусив губу и прикрыв глаза, Лейла подняла два трясущихся пальца. — Два дня? — …месяца, — и тогда перед глазами Тома резко потемнело. Всё это время он каждой клеткой тела ощущал её чувства, а сейчас буквально сгорел изнутри сам. Он ведь даже не догадывался, что Лейла была в курсе, потому что понимал — как только узнает, сбежит. А она осталась. — Ты думал, что ночами мне снились пляшущие цветочки? Нет. Эти кошмары были посвящены твоему будущему. Когда я попала сюда, меня три раза перекинуло с места на место, потому что обряд, видимо, удался не до конца. Произошёл сбой, и только поэтому я оказалась в доме твоего отца. Ты планировал убийство, и, предвещая сильный выброс Тёмной магии, обряд занёс меня к вам. Тогда и появилась наша связь. Я пришла к этому выводу только на днях, но другого быть не может. И сейчас, на протяжении всего года, без предупреждения в любой момент мне снятся кошмары. Ни зелья, ни магия не помогают остановить их, я не знаю, когда будет следующий, от чего это зависит, я ничего не знаю! Но не сплю я только потому, что больше не могу видеть ночью тебя. Твою будущую версию. И считай, что это чушь, — подавившись, прохрипела Лейла, — но ощущения реальные. И я верю этим снам, которые в миллионный раз подтвердили мои намерения никогда не связываться с тобой и не вставать под знамена Пожирателей. А теперь, вишенка на торте. Том уже был в полном шоке и не мог произнести ни слова, а сейчас напрягся до предела, увидев, как ведьма побледнела. Он сжал кулаки, когда та снова отстранилась, но смолчал и внимательно всмотрелся в её черты. — Самое отвратительно чувство, понимать, что все мои эмоции отдаются только тебе, — мазнув языком по щеке, прошептала она, пока его голова ходила кругом. — Я волновалась, когда ты получил ножом в живот, я переживаю и раздражаюсь, когда долго тебя не вижу. Не могу уснуть, если тебя нет рядом, мотаю себе нервы, когда ты уходишь по своим тупым делам. А без тебя я… не чувствую ничего, и от этого становится ещё хуже. Я привязалась к тебе, чего делать не должна была, я сравниваю каждого парня с тобой, потому что ищу во всём подвох, но только с тобой чувствую себя спокойно. Если говорить про магию, по-настоящему я всегда осторожна. Это такая забавная ситуация: ты представляешь для меня огромную опасность, а я как дура остаюсь рядом. — Ты не… дура, хватит так говорить, — сдавленно попросил Том, задерживая дыхание. — Именно она, — всхлипнула Лейла, пока он продолжал плавиться, с равнодушным взглядом давясь эмоциями. Том не мог поверить, что она видела его будущее и ещё ни разу не выдала себя. Ведьма прокашлялась и, резко смахнув слёзы, на выдохе произнесла: — Зачем я привязалась к тебе, я не понимаю. Думала, что хотя бы при тебе смогу побыть собой. Просто… идиотка, я ещё никогда так не ошибалась. Я говорила, что ненавижу тебя? Сначала я даже не понимала, как неправильно использую значение этого слова и просто хотела зацепить побольнее, чтобы ты отвязался от меня. Но потом я и правда поняла — это так. Только ненавижу я себя, ведь сама продолжила играть, хотела посмотреть, что же будет дальше… И не смогла остановиться, когда потребовалось. Ты даже не представляешь, как это унизительно: знать, что тот, кто занимает почти все твои мысли, не чувствует того же самого по отношению к тебе. Потому что ему всё равно? Да. Потому что он хотел использовать меня? Да. Отличный вкус у меня, не находишь? Убийца, манипулятор, бессмертный, расколовший душу в шестнадцать лет, наглый лжец и великий актёр. И у тебя уже есть кто-то, а ты мне даже не сказал ни разу. Почему ты не сказал мне о ней? О той, которая дарила тебе подарок, и чья улыбка казалась тебе красивой? Почему, во имя Мерлина, ты целовал меня и спал со мной, а о ней ни разу не упомянул, ты вообще нормальный?! — О ком идёт речь, Лейла, я писал это!.. — Я влюбилась в будущего Волдеморта. Том услышал эти слова, и.. мир не рухнул. По крайней мере, не у него. Его лишь оглушило, ноги приросли к земле, и первые минуты он просто не понимал смысла сказанного, не мог нормально функционировать. А потом перед лицом снова показался чёткий силуэт Лейлы, её манящие серые глаза, и клубок внутри как по щелчку вспыхнул ярким пламенем. По венам разлилось тепло, дыхательные пути прочистились, и Том за всё это время первый раз смог вдохнуть полной грудью. Вдоль хребта пробежали мурашки, и его осенило — она выбрала его. Мудрая и сильная эльфийка посчитала его достойным. Это же… просто немыслимо, как почётно. После мимолётного осознания Томом слишком резко завладела злость, раздражение и даже паника. А с другой стороны что? С другой, злость разом перекрыла луч тихой, скромной радости, и его словно головой об камень треснули. Он должен был сохранять хладнокровие, а не дрожать под коркой из-за каждой её фразы. Ему должно было быть всё равно, и другого варианта нет! А сейчас, не имея сил даже смотреть на женские слёзы, Том медленно подкрадывался к финишной прямой своих рассуждений и начинал понимать, что обязан сейчас хотя бы что-то предпринять. Но рот так и не открывался. — Считай меня слабой, Том, но так и есть. В самый ненужный момент я захотела побыть отчаянной гриффиндоркой — призналась себе и сказала это вслух. Вот только это совсем невовремя, — на дрожащих ногах она сделала шаг ближе и еле слышно просипела: — У выбранных богом Хранителей свои правила жизни. И чувство любви у нас под запретом: ни симпатия, ни влюблённость, ничего, м-м, -мотая головой, будто объясняла неумелому ребёнку, тараторила Лейла. — Ничего нельзя. Как только понимаешь и признаёшься себе, происходит неисправное. Эру создавал нас, чтобы охранять родину, а чувства… губят рассудок и справедливость. Поэтому для тех четырёх святых, ну и подброшенную меня в придачу исход был один. Только невзаимная любовь. Кто-то один из пары точно умрёт. Я уверена, ты помнишь эту историю. Те считались богами, но для средиземцев они оставались невидимыми. Отдавали бессмертие и спускались на землю — их смертный начинал хворать и помирал. Оставались богами — за потерю контроля над собой погибали изнутри. И, так как я не отдала тебе бессмертие, гнить буду я. Я ослушалась и теперь буду медленно терять свою силу, зарастать внутри, а спустя несколько лет мир станет для меня серым. Полностью и бесповоротно. И у меня история даже веселее. Я не невидимая, но ты — плевавший на меня свысока Тёмный Лорд, который влюблен разве что в себя. — Лейла! — Поэтому я обрадую тебя в первую очередь! Не будет у меня больше силы, тебе теперь незачем бегать за мной, без них, без главного оружия я тебе не пригожусь! — рявкнула она с горящими глазами. — Можешь идти куда угодно, делать что угодно, а своего ты добился. Ещё раз поздравляю с победой, — стоило ему только потянуться к ней, как Лейла откинула его на диван и сдавленно прошептала: — Теперь я знаю, каково это: когда финальный удар наносит самый близкий человек. Больнее, чем вытаскивать из плеча стрелу. С днём влюблённых, Том. Она побежала к выходу, а Том быстро поднялся на ноги и хрипло окликнул её, теряя связь с реальностью. Живот стянуло узлом, пальцы неугомонно дрожали, но он всё же заставил Лейлу медленно остановиться. Их общая нить натянулась до предела, и казалось, сейчас окончательно порвётся и с корнем вырвет из их глоток громкий крик. У Тома столько всего вертелось на языке, чего стоило сказать как можно быстрее: в этот раз он ведь не остановит её закрытой дверью. — Ты ведь ничего никому не рассказывала? — но вместо задуманного язык заплёлся, и он произнёс… это. Слишком громко, резко и холодно. Том почувствовал, как похолодели его руки, и двинулся к ведьме, чтобы успеть перехватить её. Но его грубо остановил невидимый барьер, и в следующую секунду, когда плечи Лейлы дрогнули, над ней из неоткуда появились острые льдины, полетевшие прямо вниз. Раздался оглушающий свист, и те с хрустом вписались точенными концами в пол, кругом рассыпавшись на хрустальные осколки. В лицо ударил ледяной ветер, впившись в кости, и та с сухим кашлем вышла из комнаты без единого слова. Барьер исчез, и Том покачнулся, неотрывно продолжая смотреть на дверь. Он сломал её, а она обезоружила своими словами его. Ораторство Лейлы и эмоции, которые она впервые не скрывала, возымели на Тома сильное действие. Он опустился на диван и трясущимися пальцами припал к волосам, с силой оттянув пряди в сторону. До скрипа в зубах сжал челюсть, желая услышать хруст, и прикрыл глаза, опустив голову. Она специально сделала так, чтобы Том чувствовал себя виноватым. Внутри было пусто, и теперь нежелание терять её ощущалось ещё чётче. Это было ужасно: при всём понимании факта, что у Волдеморта не может быть слабостей, без Лейлы он снова становился никому ненужным. От этих мыслей нужно было избавиться и срочно! Том не умел любить, она это знала, сама виновата. Потеряет силы? Жаль, но это не значит, что из неё не получится хорошая волшебница. Поэтому завтра они всё разъяснят и вернут на место деловые отношения. Ему ведь надо узнать, что случится в будущем. Она станет его спутником и советчиком, а не захочет воевать, будет сидеть в темнице. Том ведь не изверг, он всем даёт выбор. Сегодня он за ней не пойдёт. Пусть угомонится, а он продолжит успокаивать себя ложью и отгонять сжимающее горло чувство отчаяния. К сожалению, у него не было Всевидящего Ока, чтобы увидеть, как долго в тот вечер Лейла в истерике смотрела на лежащий на кровати букет. Букет с чёрными розами от него. И с короткой запиской «Ты перенапряжена, тебе нужно отдохнуть. Хотя бы сегодня.p.s — от того, кто знает о твоих предпочтениях в цветах
». Если бы увидел, точно понял, как жалко он выглядит, пытаясь оправдать самого себя.*
— Мистер Реддл, вы не сильно против поработать над домашним заданием в одиночку? Я могу подключить вас третьим к сокурсникам, — раздался мягкий голос Вилкост, и Том резко моргнул, переводя взгляд на профессора. — Всё в порядке, профессор, я справлюсь сам, — даже не задумываясь, улыбнулся он и коротко кивнул. Где-то рядом раздались разочарованные вздохи, которые заглушил колокол, и Том быстро вышел из кабинета, проследив за убегающими Круз с Уайтом. То, что он прочитал в их мыслях, ему очень и очень не нравилось, даже попытки перехватить их и расспросить были провальными. — Занята? — тут же сориентировался Том, двинувшись вперёд с Райс. — Ну, говори, — на ходу перебирая стопки с листами за шестой курс, кивнула та. — Где носит Харрисон? Она подставляет меня в партнёрстве, — поспешно добавил он, не желая вызывать подозрений. Райс вытянула из зубов перо и, мельком взглянув на его непроницаемое лицо, вернулась к работе. — Мы задаёмся этим вопросом весь день. Не знаю, Реддл, правда, в башне её нет. Джек уже носился в лазарет, дети во двор, Фиона проверяла в библиотеке. Лейлы нигде нет, и никто её не видел. Кевин с Фионой сейчас пошли обследовать северное крыло, Джек побежал на Астрономическую башню, если к утру не найдётся, побеспокоим учителей и пойдём к Флитвику. Может, она хотя бы своему декану что-то сказала, и только нас обделила, не оставив никакой записки, — фыркнула она и подписала один из свистков, не заметив, как Том нервно сглотнул. Всё-таки их тревожные громкие мысли были правдивыми. Райс поспешила в другой коридор, а он максимально естественно замедлил шаг и оказался между Малфоем с Лестрейнджем, которые тут же прекратили разговор. — После этого урока спускаетесь в подземелья и ищите Лейлу. Каждый класс, коридор и кладовки, проверьте на наличие чар. Найдёте, нажмёте на рисуночек на своём предплечье и вызовите меня, — холодно приказал Том и расправил сумку на плече, тут же поморщившись. — Давай без вопросов, Лестрейндж. Я сам без понятия, что произошло. Что сказать, к ночи Лейлу никто так и не нашёл. Том встретил её встревоженных дружков не меньше трёх раз после ужина, Пожиратели не увидели даже малой загвоздки, как выброса магии, а сам он обшарил абсолютно все возможные места, где она могла сидеть. Заброшенные кабинеты, Выручай-комната, женский туалет и даже Тайная комната — везде было пусто, ни одного намёка на знакомый аромат или послабление Тёмной ауры. Кое-как Том заставил себя лечь в кровать и угомониться ради предстоящей встречи с клиентом Горбина, но нормальным сном это назвать было нельзя. Потому что он до сих пор обдумывал все слова строптивой ведьмы, и чем дальше заходил с воспоминаниями, воссоздавая картинку её заплаканных глаз, тем больше по спине скатывалось холодного пота. И всё же Том оставался единственным, кто при окружающих сохранял максимальное спокойствие и безразличие. Даже, когда с утра узнал, что Лейла так и не появилась, а Флитвик, Слизнорт и Бири с Вилкост, на чай к которым случайно попали когтевранцы, точно так же не знали о её пропаже. «Я, честно говоря, думал, ну приболела там, может, кто-то из учителей забрал на отработку… Но, к сожалению, ребятки, ничем не могу помочь. Армандо не оповестил меня об этом, сказал, что всё хорошо и нет причин волноваться. А директору надо верить. Если я что-нибудь ещё узнаю, обязательно вам скажу», — крутилось в их головах, пока Том пытался найти в словах подводный камень. Не нашёл. Более того, хоть и Диппет был состоятельным и ответственным директором, даже за обедом он ни капли не был похож на того, кто хоть как-то волнуется за пропадающих учеников. Единственное, что тот делал с превеликим удовольствием — поедал фаршированные перцы, и был явно заинтересован в них больше всего. Под утро воскресенья, Тому действительно перестало быть смешно от слова совсем. Он весь вечер провёл в Белой виверне, торгуясь с раздражавшим до зуда в кулаках мужиком, и Лейлы так и не увидел. Тот утверждал, что свечи с запахом сигар, благодаря которым можно обойтись без курения, — клишированная дрянь, не стоящая своих денег, а он без напряга манипулировал им, считывая мысли, и постоянно оглядывался на барную стойку. Компании, с которой он однажды познакомился, в пабе не было, а Кэрол с крайним раздражением ответила, что Лейла предупредила о своём отсутствии ещё вчера. И поскольку окклюменция у этой колдуньи была неслабая, проверять её слова он не стал — здесь взрослые были адекватные и честные, хоть и невероятно жадные. Тогда Том серьёзно насторожился. Его ведьма не была из тех, кто любил привлекать внимание, особенно такими способами. Она должна была понимать, что за похожего рода шутки ей серьёзно влетит. В первую очередь от него: ведьма отлично знала, как не стоило играть с его нервами. И даже такие мысленные проклятия в её адрес никак не поспособствовали возвращению Лейлы. — Простите за нескромный вопрос, сэр, но куда пропала мисс Харрисон? — подавая документы Диппету, тихо спросил Том с самым невинным видом. — У нас с ней общие работы, а её уже третий день не могут найти даже друзья. Что-то случилось, сэр? Директор неспешно поднял голову, пронзив его внимательным взглядом с увеличительным стеклом, но потом лишь коротко улыбнулся и продолжил перечитывать бумаги. — Всё в порядке, мальчик мой, — раздался хриплый и тёплый голос Диппета, а Тома аж передёрнуло от этого утешения. Будто он не слышал этого уже десяток раз. — Ей нужно разобраться с кое-какими делами, большего сказать не имею права: это личное каждого ученика. — Наша дорогая мисс Харрисон вернётся сразу, как только решит появившиеся проблемы, — раздался из-за спины ненавистный голос, который хотелось слышать меньше всего. Рядом зашелестела мантия, и Дамблдор подошёл к столу, раскладывая стопки договоров по папкам. Он осмотрел лицо Тома спокойным взглядом и склонил голову набок. — Я уверен, если бы она хотела, она бы рассказала друзьям о своих планах, разве не так, Том? — Конечно, сэр, — чётко разделил слова он и сдержал прилив раздражения, в очередной раз попав под прицел ястребиного глаза. Порой этот старик так старательно сверлил в нём дырку, что мог запросто прожечь череп, настолько желание пробиться в мысли Тома было непомерным. Иногда ему даже казалось, что тот уже это сделал и теперь выжидает момента, когда он признается во всех своих деяниях. Но это играло лишь воображение — Том слишком умело скрывался под маской, чтобы так просто сдаться Дамблдору. — Или вы с ней хорошо сдружились? Может, мисс Харрисон рассказывала тебе о причине своих действий? Или кто-то её обидел, из-за чего она и приняла такое скоростное решение отъехать, чуть не забыв предупредить нас? — Мы с ней не так близки. И всё же, если бы я знал о вопиющем поведении своих сокурсников, обязательно бы помог и не допустил травли. Вы же нас учили поддерживать друг друга, сэр, — не моргая смотря в сощуренные глаза, произнёс он и широко улыбнулся в ответ. — И то правда. Я рад твоему серьёзному подходу к работе старосты, Том, — сдвинув очки, медленно отчеканил Дамблдор и плавно приблизился к краю стола. — Да и к тому же, мисс Харрисон вроде весьма неслабая волшебница, так что уверен, задеть её будет сложно, не так ли? — Да, у неё бойкий характер, — хрипло хохотнул Диппет, вовсе не замечая напряжённых переглядываний. — Но так и надо: нечего боятся в нашей школе, нужно быть собой… спасибо, мальчик мой, у твоего факультета прекрасная успеваемость и хорошие успехи в Дуэльном клубе. Если продержитесь так до конца года, первое место по баллам будет вашим. — Спасибо, сэр, рад слышать. Я могу идти? — Ступай и отдохни в вечер воскресенья. Взрослая жизнь уже не за горами, — махнул рукой тот и улыбнулся. Том незаметно дёрнул сумку и, кивнув, посмотрел и на Дамблдора. — Хорошего дня, — совершенно спокойно добавил он и выскользнул на лестницу, не дожидаясь ответа. Ему хотелось как можно быстрее распрощаться с раздражающим стариком, ибо понимать, что даже он что-то знал, было неприятно. У неё не было родственников, куда ведьма могла уехать, так ещё так поспешно?! На эти вопросы ответы Том так и не нашёл: ни в воскресенье, просидев ночь в пабе, ни в понедельник, ещё раз зайдя туда сразу после школы. Ибо он знал — если Лейла захотела спрятаться и от него, она должна была поменять и всё своё расписание. Пожелала работать днём, чтобы точно с ним не пересекаться, подумала, что Том идиот и не сможет этого понять. И всё равно её нигде не было. Во время школьного обхода он перепроверил все её любимые места, прочитал мысли когтевранцев, но ничего. Тревога била по голове тяжёлой сковородкой, её дружки хоть как-то пришли в себя после небольшого разговора с Диппетом, а вот Том просто притворялся. Так убого, что самому становилось тошно. Весь вторник на уроках он просидел с трескающимся в руке пером и совершенно не слушал профессоров, хотя должен был. Одно место в классе пустовало, из-за чего грудь сжимало в тиски, и Том еле заметно, но тут же оборачивался на любой шорох в конце класса, где его ждало разочарование. Входящей в класс Лейлы не наблюдалось, а его нервная система расшатывалась, будто в ней кто-то ковырялся, с каждым часом всё больше и больше. Она не имела права не предупредить его! Сколько раз Том повторял ей в лицо, что обязан быть в курсе её дел, Лейла всё равно делала по-своему! — Эй, Реддл! — он вынырнул из мыслей и сжал кулаки, быстрее отдаляясь от кабинета. И Круз заодно. — Да подожди ты! — но её стук каблуков становился лишь громче, и вскоре она уже скользила мантией за его спиной. — У меня много работы, Круз, в следующий раз… — Дела школьного старосты? — Угадала. — Вы с Хлоей сдали Диппету его последнее поручение ещё в воскресенье, — тихим голосом сказала та, и Том готов был поклясться, что на её лице сейчас расплывалась лисья улыбка. — Это по поводу Лейлы. Он медленно остановился и развернулся к когтевранке лицом. Она тоже выглядела не лучшим образом: впалые глаза и мешки под ними, только она их не скрывала, как остальные. Круз завела его в пустой холодный коридор, которым никто не пользовался, и, бегло осмотрев, поинтересовалась: — Как дела? — Том даже остолбенел, не находя слов. Серьёзно, она хотела о жизни поговорить?! — Великолепно. — Да? Мне казалось, ты последние дни какой-то нервный… — мягким голосом протянула та и, уловив в его взгляде раздражение, в мгновение стёрла с лица доброжелательную маску. Она подошла к нему ближе, и впервые её невинный взгляд стал мрачным. — Если её нет в школе из-за тебя, клянусь, Реддл, я тебя уничтожу. Я тебе не ровня, но я найду способ и сделаю тебе плохо, обещаю, всё-таки не зря меня определили в Когтевран. — С каких пор ты так переживаешь за Харрисон, а, Круз? Неужели тебе подружек не хватало все эти года, решила ещё одну приплести в клуб ботаников? — тут же равнодушно процедил Том, поражённый её открывшейся храбростью. — Нет, к счастью, — она холодно усмехнулась и разочарованно вздохнула. — Мне просто хочется наконец-то увидеть её искреннюю улыбку. Так поступают друзья, хотя вам такое понятие не знакомо. Тебе особенно. Тем не менее, я поясню: я хочу видеть Лейлу… ментально стабильной, а не самой сдерживать слёзы от зрелища, которое вижу уже не первый день. — Какое к чёрту зрелище? — та будто ждала этого вопроса, вовсе не обращая внимание на его сбившееся дыхание. Круз порылась в сумке и, постучав в руке чем-то стеклянным, настороженно осмотрела Тома ещё раз. Она колебалась, это можно было понять даже без чтения мыслей, но в итоге сдалась и вложила ему в ладонь две закупоренные пробирки. — Всё, что тебе нужно знать, сейчас в твоей руке. Думаю, лучше начать с этого, — Круз указала на сосуд с ярко светившимися толстыми нитями, — от более безобидного. Аккуратнее держи, я потратила много сил на комбинацию нескольких воспоминаний в одном. И молю Мерлина… чтобы я не ошиблась в тебе. — Почему? — не выдержал он, стоило рыжеволосой развернуться. — Почему ты говоришь это всё именно мне? С чего вдруг я причастен к пропаже… Харрисон? — Ты до сих пор при своём мнении? Мерлин, — Круз покачала головой, осторожно выглядывая из-за угла, и насмешливо сверкнула глазами. — При всём уважении к твоим амбициям, иногда ты такой… тугодум. Лейла тоже не лучше, но с ней всё исправно, а вот с тобой неизвестно. Не думаю, что это в моих полномочиях — разъяснять двум взрослым людям столь детские вещи, — она прошлась по нему холодным оценивающим взглядом, а, когда рядом в коридоре появился её любимый Уайт, расцвела и двинулась к нему, так ни разу и не обернувшись. В конце концов Том с противоречивыми чувствами оказался в Выручай-комнате. Обстановка сменилась: теперь помещение было уставлено шкафами с зельями и колбами, вокруг валялись свитки со стопками старинных фолиантов, а в центре стояла неглубокая каменная чаша с вырезанными на ободке рунами. Чтобы решиться заглянуть в Омут памяти, его ничто не должно тревожить — в такой приятной атмосфере он находил хоть какой-то покой. Весь вечер он отсидел в комнате, до этого всё же сходив в паб, потому что как никогда желал удостовериться, что Лейла просто жива. Но игнорировать эти пробирки сейчас уже не мог. Они приросли к его запотевшим ладоням, и, когда все возможные варианты состава воспоминаний Круз были перебраны, Том громко выдохнул. Он закатал рукава, опасливо заглянул в светящуюся серебристыми искрами воду и, поспешно вылив полугазовую жидкость в чашу, погрузился в Омут. Том ощутил пространство, его окружили невидимые провалы: с шёпотом рядом закружились тёмные вязкие тени, сплелись в толстый канат и растворились, открыв вид на знакомый коридор. Слух пронзил громкий крик, и Круз в мгновение оказалась в комнате Лейлы, одним взмахом наложив Заглушающие чары. Увиденное заставило Тома невольно вздрогнуть: ведьма металась по кровати с хриплыми стонами, выгибалась змеёй и била кулаками по матрасу, дёргаными движениями сталкивая с себя одеяло. Круз подлетела к прикроватному ящику, уже, видимо, по заученному сценарию выуживая оттуда блестящий флакон. — Лейла! — уверенно прикрикнула та, побив её по горящим щекам, но ведьма лишь сдавленно мычала и отбивалась. — Опять… — прошептала Круз, поймав её лицо. Она надавила на подбородок, заставляя Лейлу приоткрыть рот, и тут же влила в неё зелье. — Лейла! — она зажмурилась, нехотя глотая липкую жидкость, после чего резко подскочила на кровати и распахнула глаза. Круз крепко взяла её за плечи и заставила посмотреть в лицо, а Том, честно признаться, был обескуражен поведением ведьмы. В серых глазах зрачки дышали вместе с бешено бьющимся сердцем, то расширяясь, то сужаясь, пока радужка тряслась, и взгляд в зверином страхе бегал по комнате. Она наконец-то заметила Круз и, заглянув в душу, с хриплым дыханием примкнула к её объятиям. Том не успел ничего понять, как перед глазами всё закрыла чёрная пелена, и вскоре он оказался… на том же месте. — Мерлин, да она горит, — Круз нависла над надрывающейся в крике Лейлой и отдёрнула руку от её лба, на котором выступила испарина. Алые губы пересохли, между бровей залегла морщина, а откуда-то появившийся Уайт подошёл к окну и полностью распахнул его. — Нет… нет?! — захрипела ведьма и тут же очнулась, заходясь в сухом кашле. Она без единого слова приняла стакан воды и половину пролила на себя, настолько тряслись её руки. Стоило ей утихомирить дыхание, Лейла поднялась на ноги, стремясь подойти к окну, но почти сразу же повалилась на землю, еле успев схватиться за Уайта. Ещё с несколько минут та опиралась на подоконник и медленно, глубоко дышала, впиваясь в поверхность посиневшими пальцами. А потом вернулась к дружкам пустым взглядом и, вытерев скатившуюся слезу, забралась в их объятия. Без принуждения, без ссор и криков, без дальнейших истерик — добровольно, просто ища поддержки. И Том, прочувствовав это глазами Круз, даже не до конца понял, почему, но такая сцена вызвала в нём непреодолимое чувство вынырнуть из Омута. В его душе разгоралась не ревность, а обида и даже зависть — Лейла была первой, кто обнял его за все восемнадцать лет. А он обнял в ответ, потому что ведьма нуждалась в поддержке, потому что ему было хорошо. Но почему-то ни один из них никогда не мог просто взять и обнять без слов, как это делалось с когтевранцами, хотя казалось, почему так? Они ведь такие легкомысленные, простые и скучные, почему с ними она позволяет себе такие унизительные, человеческие вещи? У них ведь всё было по-другому: это было как негласное правило, словно какой-то показатель слабости, который никто не желал демонстрировать, сохраняя равнодушие. Все скомбинированные воспоминания о её кошмарах надолго запомнятся Тому, он это знал. Потому что удивительно было осознавать, какой Лейла была в окружении людей — сдержанной равнодушной, какой холодной и уверенной представала перед ним, и насколько беззащитной и хрупкой оказывалась по ночам. А он об этом даже не догадывался. Том ведь правда думал, что её кошмары были несерьёзными, но сейчас такая реакция не на шутку пугала. Если каждый раз она заглядывала в его будущее, то либо Лейла просто боялась увидеть его во всей красе, второй раз оказаться на войне, либо… там было что-то, о чём не понравится слышать именно ему. Но на это есть время — если Том допустил ошибку, можно будет всё исправить и воплотить мечты без шанса на проигрыш. В каких-то отрывках Лейла билась в истерике, но без слёз, где-то ненормально тряслась, бледнея после пробуждения, и всё же Тома больше всего нервировали несколько других случаев. Когда страх в её глазах перекрывала потерянность и разочарование. Последнее он узнавал с первых секунд безошибочно — научился понимать её поведение без слов. Поэтому моменты, когда Лейла просто сидела и пилила взглядом стену, не произнося ни слова, не дрожа и не дыша, действовали на него хуже страха. Том не желал, чтобы она в нём разочаровывалась. Добило его последнее воспоминание. Только Круз вбежала в комнату под ярый, оглушающий визг, как ведьма скинула с себя кошку и, несколько раз чуть не навернувшись, побежала в ванную. Перед звуком рвоты Том успел выхватить взглядом её глаза — они пылали. Горели таким диким ужасом, что зрачок заполнял всё пространство, будто он смотрел в чёрные дыры. Что могло так пугать эльфийку, которая видела уродливых тварей армиями? Которая участвовала в битвах, видела кровь, слышала лязг оружия, да и сама была в плену величайшего Тёмного мага? Лейла лезла к драконам, как будто они были ручными ящерицами, ну неужели она так испугалась змей? Том не верил. Он наблюдал за её мокрым от воды лицом, за сгорбившейся спиной, пока та громко дышала, пряча лицо в одеяло, и сидела на полу. И как только Лейла размякла в руках Круз, чёрные нити полетели ему в лицо, и Том вынырнул из Омута. Он почувствовал, как спёрло дыхание, и по шее скатились капли пота, а сам склонился над столом рядом и нащупал бешеный пульс. Ему уже хватит. Смотреть, как Лейла мучилась, а Том даже не был рядом и наверняка в этот момент проклинал её после очередного конфликта, было тошно. Шепчущие лучи заволокли картину, лицами поднялись к зениту и холодом спугнули ненужные мысли. Из ближних коридоров доносилась громкая музыка — вся школа тогда плясала у библиотеки и подпевала песни о любви. Круз перебирала чемодан в комнате в поисках какой-то вещи и, игнорируя раздавшийся из-за сквозняков хлопок, а потом шаги, быстро выкладывала ненужные учебники. Только та вышла, медленно закрывая комнату, как глаза резанул яркий дневной луч, светящий через приоткрытую соседнюю дверь, и до слуха донёсся рваный вздох. Круз недолго помялась на месте, переводя взгляд с комнаты на лестницу, но всё же сделала осторожный шаг вправо и всмотрелась в расщелину. Лейла. Она с запрокинутой к потолку головой судорожно втянула воздух, и Том смог отчётливо рассмотреть, как при свете в её глазах задрожали слёзы. После короткого кивка дымчатые волосы еле заметно опустились на спину и перепутались. Лейла медленно сползла по стене и… захныкала. Плечи под белым платьем содрогнулись, ноги подкосились, а она резко зажала рот рукой и согнулась пополам, зажмурившись. Её ногти врезались в запястье, Лейла возвела помутневшие глаза к верху и сдавленно замычала, пока по щеке не скатилась первая слеза. Она просидела так, спрятав лицо за волосами, не меньше пяти минут, а, когда всхлипнула и прочистила горло, подняв голову, Том буквально прирос к месту. Сухие, неживые глаза и ненормально дрожащие руки — вот, в каком состоянии его ведьма провела четырнадцатое февраля. Лейла неспешно поднялась на ноги, покачнувшись, после чего подошла к новому зеркалу и сощурилась. Она оценивающе оглядела себя с ног до головы и внезапно неуверенными движениями коснулась спины. Молния платья медленно, словно давалось ей это с трудом, расстегнулась, и белая ткань с глухим хлопком слетела на пол, оставляя замершему взгляду Тома полуголое фарфоровое тело. Лейла склонила голову набок, делая короткий шаг вперёд, и приблизилась к отражению, закусывая дрожащую губу. Она мазнула языком по десне, усмехнулась, нервно сглотнув, и отвела глаза, в ту же секунду проведя рукой вдоль тела. В стенку метнулась еле заметная дымка, и Круз вздрогнула — Лейла предстала перед зеркалом настоящей, без какой-либо магии, тем самым заставив Тома снова чувствовать себя беспомощным. Чужое, несуществующее в пределах этого мира оружие и последствия от ранения не поддавались его магии, в ту ночь после встречи с орками он не смог залечить её побои, потому что они были слишком глубокими и… чужеродными. Прошла неделя, а почти ничего не зажило. По всей спине были разбросаны маленькие, неровные рубцы, на животе над кольцом виднелась длинная рваная царапина, запястья, локти, колени, шея и щёки… всё было в ссадинах и ранках — эти твари затронули все части её хрупкого тела! Той ночью Том почему-то не рассмотрел всё это, но сейчас при дневном свете видел абсолютно каждый шрам, хоть большой, хоть маленький под бельём. Лейла, завороженно глядя на свои действия, сняла бинт и качнула головой, не моргая смотря на тёмно-фиолетовое, накрывшееся бардовой коркой плечо, вокруг которого ломанными линиями выступили синие вены. — Мерлин, нет… — прохрипел он, когда плечи Лейлы снова дрогнули. Она до выступившей крови прикусила нижнюю губу и, сжав бинт в кулак, сотряслась в беззвучной истерике. Рот открылся в немом крике, а глаза… стали такими потерянными и разочарованными, что Тому захотелось отвернуться. — Ну что… — раздался сиплый голос, и Лейла коротко себе улыбнулась. — Хотела спокойной и счастливой жизни? Надеялась, да? — её лицо вытянулось, и зрачки потонули во мраке. В мгновение она рассекла воздух кулаком, и зеркало со звоном осыпалось под босые ноги. Лейла схватила его за рамку и с силой толкнула в стену: последние остатки разлетелись по всему полу, попадав на кровати, а с её рук стала стекать кровь. Том с ужасом понял, что не может двигаться и вместе с Круз начинает дрожать. Лейла прошептала что-то на эльфийском, но всё смешалось с накатившими слезами, и говор заглушили сухие вдохи. — Подумаешь, наделили способностями… Выполнишь предназначение и заживёшь по-простому. Если не сдохнешь, — хохотнула она, подходя к столу и перекладывая свитки. — Без них ты ведь тоже что-то представляешь. Вероятно, должно же так быть, — одна из работ выпала из рук, а затем, когда Лейла захотела поднять её, на пол вывались ещё несколько. Она зарычала и с грохотом пнула коленом по ящику, тут же зашипев от боли. — Но ты ведь не никто, ты же знаешь, — сдавленно завыла та. — Ты не отвратительная эгоистка, — замахнувшись, она стукнула кулаком по стулу. — Ты просто не хочешь наступать на те же грабли. Ты не монстр, — раздался хруст, и Том втянул щёки, дёрнувшись вперёд. Увы, тело Круз замерло в шоке. — Ты заслуживаешь безопасности. Ты… никому. Ничего. Не должна! — сметя все учебники со столешницы, выкрикнула Лейла и стала без остановки биться кулаками об стол, с каждым словом крича громче, надрывнее, с каждым словом замахиваясь сильнее, резче. С каждым ложным словом задевая Тома всё больше и больше. — Ты не просто милое личико! Ты не подстилка для уродов! — ломая локти, вопила она с нечеловеческим отчаянием во взгляде. — Ты заслуживаешь свободы! И всего самого лучшего! У тебя отобрали красоту, отобрали детство и родителей, но голову то не отсекли. Так будь благодарна! Ты ведь умная, а не легкомысленная! Ты действительно им интересна! Лейла била руками так сильно, что костяшки содрались в кровь, локти покраснели, а на предплечьях выступили натянувшиеся вены. Слёзы непрерывно падали на деревянную поверхность и мучали Тома, будто медленно вырывали органы. Почему Круз не сказала ему сразу, почему он не прочитал в её мыслях этого раньше?! Да. Ему было больно смотреть на её срыв. Его ведьму задели, а он — он сам, своими неосторожными записями, действиями и словами под вечер просто сломал Лейлу окончательно. Он не знал, что ей действительно хотелось быть просто… счастливой. — Но тогда почему, почему это всё появилось так внезапно?! — заикаясь, хрипела ведьма и как вне себя ломала стол. — Ты ведь не плохая, ты ничего не делала! Тогда почему обязана оставаться одна до конца дней?! Разве ты… — она закашлялась и облокотилась на локти, зашипев от боли. — Почему кто-то решил это за тебя? Ты достойна всего… всего лучшего, ты достойна ласки, ты достойна заботы и уважения! — дробью отбивая руки после каждого слова, надрывалась Лейла. –Ты имеешь полное право быть эмоциональной и счастливой! Я что, о многом прошу?! — взревела она и скинула последнюю книгу со стола. Завела пальцы в волосы и, не дойдя до кровати, обессилено повалилась на пол. Её исхудалое тело сжалось в комок, а Лейла ударила ладонью по одеялу и зашептала: — Вот только это не ты решаешь, помни. Настоящей, без дурацких подачек бога, ты никому… не… нужна, — выдохнула она и, опустив голову, тихо заплакала. Том отскочил от Омута и повалил стопку книг, рвано дыша. Попытался ухватиться за стол, но руки не удержались, и он повалился на холодный пол, затылком ударяясь об стену. В нос ударил свежий воздух, и Том вжал лицо в ладони, залезая пальцами в пряди волос. Ему срочно надо найти свою ведьму, иначе он сойдёт с ума. — Круз! — на следующее утро выкрикнул он, пробираясь через толпу. — Фиона! — рыжеволосая резко остановилась, словно выйдя из гипноза, и повернулась на звук. Том быстро дёрнул её в сторону, скрывшись за углом, и как можно спокойнее спросил: — Кто там был? Кто приходил к ней четверг? Она осторожно взглянула ему в глаза и понимающе кивнула, поджав губы. — При всём желании помочь… я без понятия. Я слышала шаги, но голоса нет, и никого не видела, — Том, не спавший всю ночь, прикрыл глаза и устало выдохнул. — Ясно. Можешь идти. — И у тебя даже нет вопросов? — Их много. Ты на них физически не ответишь. — Попытай удачу, я выпила успокаивающую настойку, — он осторожно поднял глаза и удостоверился, не послышалось ли ему. Но Круз выглядела так спокойно и невозмутимо, что шуткой и не пахло. — Почему ты не подумала на меня? Что это я был в её комнате? — Дай угадаю, а следующий вопрос: почему я вообще дала тебе эти пробирки? — получив в ответ ледяной взгляд, она качнула головой и сдержала улыбку. — Вы оба слишком много думаете. Прям слишком. И из-за занятости, из-за презрения к мозговым способностям окружающих вы не замечаете того, о чём догадываемся и мы, и твои товарищи. Просто вы считаете себя выше этого, а на самом деле делаете только хуже. Что, я разве вру? Ты спрашиваешь, я отвечаю. Да, Реддл… с тобой невозможно разговаривать, ты продолжаешь нагло лезть в мои мысли. Раз так, я сокращу свой ответ, чтобы не морочить тебе голову, — Том сжал челюсть, поняв, что лишился информации, которую когтевранка благополучно скрыла, перестав думать, но продолжил слушать. — Почему я вообще тебя во всё это втянула? Не скажу, сам додумаешься. Но… — протянула Круз и, подойдя ближе, с улыбкой шепнула: — Пока во время диалога все мы смотрим на неё, Лейла смотрит на тебя. А ты, все года презиравший женскую половину, всегда смотришь на неё в ответ. Не как на товар, как ты делал это вначале. По-другому. И факт твоего зачатия под Амортенцией, которым ты всегда гордился, не даёт тебе повода отрицать существующие чувства. Ты ведь человек. — Круз. — А-ца-ца, не перебивай, — перебила она и добавила: — Я даже не собиралась говорить с тобой о любовных чувствах, ужас, я что, на Дамблдора похожа? Нет, Реддл. Но те, кто вызывают в тебе хотя бы маленькую бурю, уже никогда не уходят отсюда, — Круз ткнула его в висок и усмехнулась. — Не зря глаза — зеркало души.