Только ты и я

https://youtu.be/vBYkshOZMrY

Минут десять назад в серебряной чаше, в отражении которой виднелся небольшой деревянный дом, заурчала вода: по коридору громким эхом разлетелся стук в дверь, и палочка сама собой оказалась в руке. Трепет прошёлся по телу тихим ропотом и тут же потонул в напряжении. Половица под ногами неприятно скрипнула, и даже трещащие угли в камине притихли, дожидаясь решения хозяйки дома. Она плотнее запахнула ночной халат и, ударив кончиком палочки в ставшую невидимой дверь, смогла разглядеть ночных гостей. Только в коридор влетел уличный сквозняк, Гонория окутала Лейлу с Альбусом толстыми лучами, с каменным лицом прошлась вдоль тел, сканируя на предмет Оборотного зелья или иллюзии, но вскоре успокоилась и сложила руки на груди.  — Вероятно, Альбус, твои очки больше не различают день и ночь, — стараясь смотреть только на поседевшего родственника, подметила Гонория и жестом пригласила их войти.  — Прости, но не сегодня, — тот замер на месте и, коротко улыбнувшись, подтолкнул Лейлу к двери. — Внезапный приезд только по просьбе этой молодой дамы, а мне уже пора обратно, придумывать качественное объяснение её пропаже. Лейла, — она повернулась к нему и приподняла брови, — к следующим выходным обязана вернуться и сообщить мне.  — Спасибо, сэр, — та скромно улыбнулась, кивнув, а, когда Альбус удалился, с позволения переступила порог и прикрыла дверь. Лейла выросла: скулы заострилось, взгляд стал ещё острее и проницательнее, и даже то, как сдержанно она себя вела, показывало её достойное воспитание. Однако стоило двери захлопнуться, а сумке приземлиться на пол, улыбка резко спала с фарфорового лица.  — Ещё позднее заявиться нельзя было, мадам? Или ты совсем перестала соблюдать режим? — пытаясь скрыть вспыхнувшие тёплые чувства после долгой разлуки с воспитанницей, начала Гонория, но Лейла быстро помотала головой и жестом попросила остановиться.  — Пожалуйста… — дрожащий голос зазвучал тише, а выразительные серые глаза печально уставились в пространство. Только по щеке скатилась маленькая слеза, Гонория на подсознательном уровне всё поняла. — Можно вас обнять?  — Я не люблю нежности, — поморщилась она, смотря на сдерживающуюся изо всех сил подопечную сверху вниз. Спустя пару секунд Гонория отвела взгляд и мрачно вздохнула, раскрывая руки. Раздался сдавленный всхлип, и Лейла влетела ей в грудь, прижимаясь ближе. Она слегка пошатнулась и еле сдержала раздражённый стон, но всё равно осторожно положила холодные руки на светлую макушку и нехотя спросила:  — Влюбилась? Её плечи задрожали, и Лейла тихо захныкала, цепкой хваткой выбивая из лёгких весь воздух.  — Ох, Мерлин… — разочарованно подвела Гонория, погладив слезливую по голове. Плечо халата намокло, а тело под руками сотряслось в истерике. Ещё ни разу она не видела Лейлу такой подавленной, и понимание — знание, почему этот опыт был для неё страшен, нежели грустен, как Гонории, делало ситуацию максимально невесёлой.  — Я не знаю, как… как это произошло, — заикаясь, начала она, — я не должна… была, но…  — Так, — опередив все её попытки объясниться, Гонория взяла её за плечи и прохладно добавила: — Разве ты не помнишь, что я терпеть не могу несвязанную речь? Особенно у взрослых людей, — но взгляд Лейлы был настолько пустым, что она всё же выдержала небольшую паузу и смягчилась. — Пойдём. Я покажу тебе способ, которым люди расслабляются. Уверена, ты про него слышала. Она отстранилась, расправив халат, и поманила её за собой. На протяжении всей дороги краем глаза она подмечала заинтересованный, пытающийся отвлечься взгляд на потрёпанные тёмные стены и узорчатую лестницу, пока сама продумывала план действий. Гонория не особо умела успокаивать людей, да и не стремилась, и всё же ещё с самого начала знакомства дала Лейле понять, что во всём постарается помогать. В разумных пределах, конечно, но сейчас оставлять её наедине в таком состоянии, раз она воспользовалась первой и последней возможностью приехать, было неправильно. Уверенность прибавилась и с осознанием, что воспитанница обратилась именно к ней — это действительно грело душу. Дубовая светлая дверь открылась, и она впустила Лейлу в душевую.  — Слушаешь меня? Отлично. Сполоснёшься, настроишь свою речь и… О, святые кости! Это ещё что такое? — выругалась Гонория, увидев её кровавые, забинтованные руки. Она в мгновение сняла бинты, не обращая внимание на шипение над ухом, и закатала её рукава. — Просто ужас, — вынесла Гонория, со скрытым шоком смотря на фиолетовые, пульсирующие локти и разбитые костяшки. — Это он?!  — Нет, нет!.. — она отдёрнула руки и отвернулась, словно стыдясь. — Так получилось, я сама…  — Спустишься, поговорим, — холодно отчеканила Гонория, раздражённая таким отношением девчонки к себе же, и кинула взгляд на стул. — Полотенце там, волосы мочить не обязательно. Не засиживайся. Спустя время, когда на втором этаже застучала вода, она вскипятила чайник, предварительно подлив себе в бокал вина, и устало вернулась в кресло у камина. Все последние дома, в которые Гонория перебиралась, были такими старыми и одинаковыми по декору, что глаз дёргался. Однако этот был её любимым. Из-за максимальной отдалённости от человеческой суеты: как войн, так и напряжённой жизни в целом, из-за способности лучше, качественнее очертить дом рунами и просто спокойствия на чистом воздухе. Здесь, в горах, время жило по своим законам, и намотавшаяся за последние годы с кочевнической жизнь Гонория как нельзя кстати вписалась в его рамки. Христианские семья и фермеры, причём не только маглы, жили здесь на свой же собранный урожай и сельский скот, не получая ни рассылку из «Ежедневного Пророка», ни посланников Грин-де-Вальда в придачу. Поэтому Гонории здесь было хорошо — это убежище продержалось скрытым от чужих глаз дольше всех, и покидать его не хотелось ещё долго.  — На сколько ты планируешь у меня оставаться? — не поднимая головы, поинтересовалась она у скрипнувшей половицами Лейлы.  — Если вы не выгоните меня раньше, то до понедельника? — неуверенно ответила она и присела на диван рядом.  — Не выгоню, — хмыкнула Гонория и всё же взглянула на распаренную подопечную: чувствовалось, что затишье перед бурей на её лице было недолгим, но следовало хотя бы попытаться заглушить эту бурю. — Разве тебя не ждут на работе? Ты же вроде ходишь туда на выходных?  — Да, но я послала письмо. Сказала, что проработаю всю последующую неделю, заодно наверстаю пропущенные дни, — сухо пояснила Лейла и потупила взгляд, уставившись в подлетевшую к ней кружку. Первые минуты тянулись долго, нагнетающим треском углей давя на виски: её губы время от времени подрагивали, пока рот беззвучно приоткрывался, однако вымолвить хоть слово она так и не смогла. Когда занявшая себя работой Гонория сложила руки на коленях и внимательно взглянула на неё, в глазах снова засверкали слёзы. Та помахала перед лицом рукой, закинув голову к потолку, и прочистила горло.  — В школе ещё три с половиной месяца. Я не смогу, Гонория, — серые глаза прикрылись, и голос осип ещё сильнее. — После того, как призналась, не смогу делать вид, будто всё нормально.  — Зачем? Зачем ты сразу же призналась ему? Неужели не было варианта обмануть это… проклятие? — нахмурилась Гонория, с перекрывающим здравые мысли сожалением наблюдая за накатывающей истерикой. Только Лейла хотела прикрыть рот рукой, сдавив все звуки, она дёрнула пальцами и откинула её запястье на подлокотник.  — Сразу же? О, это длилось несколько месяцев. И мыслей, которыми я себя изводила, было достаточно, чтобы уже несколько раз сойти с ума, — холодным, неживым тоном сказала она и громче нужного поставила на стол кружку. — Осознание начало медленно приходить, когда его касания стали мне… сносны. Мы не были с ним друзьями, он постоянно меня раздражал, но только от него по телу ходили и до сих пор ходят мурашки. Только он смог добиться от меня нормальных, долгих разговоров и узнал очень много, столько, сколько моим друзьям и не снилось. Мне становилось неприятно каждый раз, когда рядом с ним крутилась другая, а он ещё и провоцировал, начиная подыгрывать им… козёл, — Гонория выгнула брови и подумала, не послышалось ли ей. Однако Лейла лишь проморгалась, пустив ручьи по щекам, и шумно набрала воздуха. — Я записывала в дневник всё, что испытывала последние недели, читала магловские романы и уже начинала понимать, к чему всё ведёт, но старалась не брать в голову и не верить. Пыталась отстраниться, потому что понимала, что это новая область уязвимости, но чем больше мы игнорировали друг друга, тем больше злились. Мне было плохо без него. А ещё хуже рядом, поскольку одно его касание, слово или взгляд, и у меня перед глазами всё темнело. Это отвратительно, Гонория, а ещё хуже знать, что он не чувствует того же.  — С чего вдруг?..  — Простите… но при всём уважении к вам, сейчас я не в состоянии сидеть с выпрямленной спиной, вздёрнутым подбородком и опущенными плечами, — вдавив пальцы в колени, извиняющимся тоном предупредила та. Гонория с минуту внимательно разглядывала её, анализируя бледное лицо, после чего устало выдохнула и приманила к Лейле тёплый плед.  — Сегодня можно, — разрешила она, и та без промедления с ногами забралась на диван.  — Он зачат под Амортенцией, — наконец-то ответила Лейла, — и у него есть другая, — сухо добавила она и закашлялась, пряча обиду в покрасневших глазах. Тем временем Гонория подсела ближе и, бросив грязные бинты в пламя, приманила к себе мазь. Всё это время, пока она срывала засохшую кровь, чистила раны и подмораживала их, Лейла не издала ни звука. Словно вообще не чувствовала боли. Она просто сидела с откинутой на спинку головой и рвано дышала.  — Я не могу поверить, что нарушила запрет именно ради него. Зная, какой он ужасный человек, я всё равно продолжила играть и не успела вернуть всё на места. Я безнадёжна. Из всех возможных выбрала самого эгоистичного, озлобленного, жестокого и равнодушного ко всем окружающим. Это ужасно! — тихий голос окончательно сорвался, и Лейла с силой ударила вычищенной рукой по дивану, сдавленно застонав то ли от пришедшей боли, то ли от чувств. — Что мне делать?! Только он вызывает во мне бурю эмоций, которую может так же быстро и погасить, но сегодня… выяснилось, что он хотел меня использовать.  — Ради половых связей? — напряглась Гонория, но та лишь истерично захохотала, и её улыбка уголками вверх перевернулась.  — Если бы… нет, для своих целей. Материальных.  — Это ничем не лучше, — тихо согласилась она и услышала беззвучный кашель, которым давилась Лейла, дрожа всем телом.  — И сколько бы месяцев я ни билась с ним, ни показывала, что никогда не буду ему подчиняться, как безоговорочно это делает добрая половина школы, он всё равно одержал победу. Я привязалась. У него такая же Тёмная аура, потому что он тоже интересуется Тёмными искусствами. Поэтому с ним всегда легче находиться. Из-за этого обоим было комфортно, и мы часто оставались рядом. Мерлин, даже сейчас, когда из-за его игр я лишусь… здоровья, и исполнится проклятие, я продолжаю о нём думать. Что со мной не так?  — Если честно, всё, — намекая на внезапное появление без знания элементарных слов и умений владеть палочкой, сказала Гонория. Между собой они обе были прямолинейны — всегда. Одно из первых правил, которых стоило придерживаться в обители Гонории, и Лейла, действительно ставшая разговаривать больше и увереннее, очень хорошо это помнила. Девочка была умной и прекрасно понимала, что Гонории просто некому что-либо передавать, да и осуждать подростка, какой бы строгой она ни была, было некорректно. — Но… ты уверена, что он хотел тебя использовать? Может, у тебя скопилось много проблем, и ты просто сделала его виновником?  — Он и есть. Половина из-за него.  — Ты так плохо о нём отзываешься, но, честно, разве ты чем-то отличаешься? — серьёзно произнесла Гонория и наконец-то заставила её притихнуть. — Обычно, притягиваются либо противоположности, либо схожие интересами и характерами. И, раз он такой монстр, ты уж точно здесь не в роли ангела, дорогая. Сама подумай: считываешь людей и потом манипулируешь ими, хоть так легонько, но всё же. На многое готова пойти ради своих целей, изучаешь Тёмную, да что там, Чёрную магию и пользуешься ей лучше, чем простыми чарами. Хитрая, молчаливая и такая лживая при людях, разве не так? Расскажи мне лучше… какой он. Чем смог тебя так сильно привлечь, ты ведь не выносишь людей в принципе? — Лейла протёрла глаза и шмыгнула носом, задумавшись. — Только не говори, что повелась на внешность! Ты всегда так свято уверяла меня, что не умеешь судить внешность, ибо «все мы прекрасны».  — Так и есть, — усмехнулась она, рассматривая бинты и всё же тихо продолжая: — Но он… его зовут Том. Том действительно обаятелен, раз за ним бегают толпы девушек.  — Так не пойдёт. Я спрашиваю про тебя, а не про других девушек.  — Да, Том красивый. Как и все, просто по-своему. Мне нравятся его чёрные глаза. И острые скулы. Потому что он очень редко показывает эмоции, и спустя время я научилась определять его настроение только по ходящим желвакам или горящему взгляду. Он школьный староста и одновременно староста своего факультета.  — Слизеринец?  — …да? Как ты поняла? — Гонория хмыкнула и помотала головой, мол, продолжай. Лейла тяжело сглотнула и разом осушила кружку с чаем. — Знаете, тот самый мальчик-паинька, сирота, который круглый отличник и любимец всех учителей. Кроме профессора Дамблдора.  — Ну, конечно, это ведь не гриффиндорец.  — Наверное… — выдержав паузу, задумчиво протянула она и сжала руки в кулаки, пряча новые слёзы под боль. Такое поведение было самым страшным: когда прошёл ураган срыва, и началась тихая истерика, где глаза теряют прежний блеск, а внутри человека что-то окончательно рвётся. Гонория знала это. Проходила на опыте. — Лучший дуэлянт, лучший ученик, тот, кому все за учительским столом порочат прекрасное будущее, потому что он правда может стать абсолютно любым, кем захочет. И самое смешное, что все эти статусы волновали меня меньше всего. Это был просто интерес. Он подозревал меня в заговоре против него, но ничего такого не было, просто я… скажем так, оказалась первой, кто оспорил его ответ на уроке. И с тех пор начались игры, кто кого выведет из себя быстрее. Том злился, что я смела отвечать ему на оскорбления, угрозы или подлые шутки. Я злилась, потому что он пытался поймать меня, в чём-то заподозрить и сломать ещё не существовавшую репутацию среди сокурсников, пока на самом деле мне было всё равно на него. То есть у меня было слишком много дел, а он постоянно мешался под ногами и… это звучит эгоистично?  — Очень, — кивнула Гонория и не сдержала довольной улыбки. — Но больше уверенно. Продолжай.  — И постоянно пытался влезть куда не надо, поэтому вскоре без ядовитых шпилек в сторону друг друга стало даже скучно. Том настоящий слизеринец. Он уверенный, очень сдержанный и хитрый: если ему кто-то не понравился, не станет выяснять отношения при всех, вообще в принципе не станет, Том всегда уверен в своей правоте. Просто потом его недруг будет валяться в лазарете или просто подпрыгивать, обходя его стороной. Он читает людей, как открытую книгу, отчасти из-за легилименции…  — Так он ещё и легилимент?  — И окклюмент, — кивнула Лейла, когда Гонория удивлённо приподняла бровь.  — Ты мне сейчас про сопливого парня рассказываешь или святого всемогущего отца? Он что, всё умеет? — та скромно улыбнулась и потупила взгляд, отрешённо взглянув на столик. — Кто он ещё по статусу?  — …наследник Салазара Слизерина, — Гонория поперхнулась, а она продолжила: — Том искусный манипулятор. Он жесток, равнодушен и самовлюблён. Ненавидит, когда его мнение оспаривают, не терпит непослушания и раздражается на всё, что не понимает. «Я всё знаю», — он говорит это постоянно, так что это уже въелось в мозг… — Лейла судорожно выдохнула и отвернула голову, крепче укутываясь в плед. — Его многие боятся, Том относится к людям, как к низшим существам, он ненавидит маглов и маглорождённых, хотя сам только полукровка. Из-за этого многие его помыслы не из чистых. И всё же он из тех, кто не ходит на вечеринки, не интересуется квиддичем и не состоит в какой-то определённой компании. Сам по себе… Мы с ним часто читали вместе и, как соседи по парте, писали доклады до ночи. Он прочитал почти всю Запретную секцию, чтобы ты понимала, как хорошо он разбирается в этом. Это одна из самых больших наших общих тем. Тому, как старосте, позволено гулять после отбоя и ходить в Запретный лес. Но он брал меня с собой. И мы ходили там ночью вместе, ему нравится темнота, и мне тоже. Он очень умный, целеустремлённый и амбициозный.  — Насколько? — уточнила она, с интересом наблюдая за бьющимися в серых глазах зрачками. — Так, что ты смотришь на него на дуэли с восторгом, от которого перехватывает дыхание? Лейла приоткрыла рот, потерянно смотря ей в лицо, а Гонория в момент похолодела, поняв, что слишком предалась воспоминаниям, и пригубила вина.  — Да. Так и есть. Это действительно поражает, потому что он почти всегда добивается всего, чего пожелает. Том мыслит шире, продумывает планы и стратегии наперёд. А ещё у него отсутствует совесть, — радужки покрылись коркой льда, и ресницы снова намокли. — Если моё мнение не совпадает с его, он опустит меня ниже плинтуса, но никогда не согласится. Он хочет знать все мои тайны, хочет, чтобы я как послушная псина рассказывала ему абсолютно всё, но!.. Когда я всего один раз спросила, где он был, мне в лоб с ледяным взором сказали замолчать и не лезть не в своё дело. Каким бы сильным магом он ни был, язык не поворачивается назвать его нормальным человеком. Том презирает женщин, говоря, что они слишком эмоциональные и слабые, молчит, но злится, если не разговариваю я, уходит, когда вздумается, врывается в комнату и рыскает в моих вещах, когда вздумается, делает всё, что пожелает, и плевать ему!..  — Язык, мадам.  — …и всё равно ему, против я или нет, — резко замерев, добавила Лейла. А Гонория слушала, молчала и еле сдерживала тепло, растекавшееся по жилам. Девчонка сейчас изливала душу, с дрожащими губами рассказывая о его плохой стороне, и даже не понимала, как сильно похожа на этого Тома. — Я напрямую сказала ему, что не терплю мужских касаний, и как вы думаете, что он?! Правильно, каждый раз, когда я собиралась уходить, этот… змей цеплялся к рукам, к талии, клал руки на спину, постоянно трогал! Постоянно, постоянно пытался коснуться, притянуть к себе, чтобы знала своё место, чтобы была в его власти… И ему было всё равно, он стал делать это настолько часто, что я привыкла. Такая ирония: привыкла к грубым дёрганьям за локоть, но дрожу при лёгком и мягком касании. Позор, — она часто дышала и, упёршись подбородком в колени, уже не реагировала на стекавшие на ткань солёные капли. — Том говорит, что умеет всё, хотя не знает самого элементарного. Не умеет нормально объясняться и говорить, потому что наши разговоры, которые заканчивались не ссорами или криками, можно по пальцам пересчитать. Не умеет принимать чужое мнение, разгораясь из-за одного слова, как спичка, постоянно злится и срывается из-за всего именно на меня. Мерлин, я…  — Может, хотя бы фото есть? — видя, как Лейлу начинает трясти, поинтересовалась Гонория и ещё больше выпрямилась. С минуту та сидела неподвижно, бегая глазами по своим пальцам, но всё же подобрала с пола сумку и вытянула оттуда потрёпанный дневник. Осторожно раскрыла пустые страницы, хотя Гонория была уверена, что это лишь чары, и хотела перелистнуть страницы, как на колени ей выпала маленькая колдография, и на бледном лице спустя мгновение расцвёл румянец. Лейла притормозила, но потом протянула ей другой снимок и отвела взгляд.  — Там… по центру. Седьмой курс устроил вечеринку в честь рождённых на зимних каникулах, два именинника на стуле, мы над ними, — Гонория размяла голову и прищурилась, всматриваясь в огромную кучку людей. Выхватила глазами знакомую фигуру и приподняла брови, рассмотрев весьма интересный наряд подопечной.  — Так значит, ты всё-таки носишь нормальные платья?  — Это было исключение, я чуть со стыда не померла, оно же такое… вульгарное! — запротестовала Лейла, вспыхнув, на что Гонория сдержанно рассмеялась и закатила глаза.  — Посмотри на своих сокурсниц. У нас не было таких мероприятий, но даже я по снимку могу догадаться, зачем здесь половина надела узкие и короткие юбки. Вот это неуважение к себе. А вы, мадам, очень даже ничего, — и она не врала. То, как Лейла с широкой улыбкой и блестящими глазами поправляет бабочку этому Тому, вызывало в Гонории противоречивые, но тёплые чувства от воспоминаний своей молодости. Юноша был тоже красив: хоть он смотрел на Лейлу свысока, даже с небольшой насмешкой, его рука с перстнями крепко обвивала её талию и прижимала к себе, пока на щеке из раза в раз появлялась ямочка.  — А здесь что? — отдавая колдографию, проговорила Гонория и аккуратно выудила из её руки снимок поменьше.  — Нет, там… — начала Лейла, но снова зарделась и отвернулась, сдавленно хныкнув.  — За что тебе стыдно? — всё ещё не смотря на картинку, прохладно спросила она.  — Не стыдно. Мне сложно понимать, что это было ещё утром, после чего я всё узнала и… потом призналась, — она спрятала лицо в ладони и медленно выдохнула.  — Я боюсь себя, своих чувств, и осознания, к кому их испытываю. Я боюсь своих эмоций, а ещё больше влюблённости или отношений в принципе. Потому что не хочу, чтобы он видел меня такой, какой вижу себя я. И однажды, если бы он увидел, сразу же бы ушёл с огромным отвращением. Чувствовалось, что последние струнки медленно и очень неприятно рвались в и так потрёпанной душе. Лейла очень переживала: если бы не те два года вместе, Гонория бы даже не поняла этого. Но чтобы довести её до истеричного припадка с неконтролируемыми слезами, следовало очень хорошо постараться. Да ещё так, чтобы тело била дрожь — надо было снять шляпу, только Томми так смог. Гонория взяла маленькую карточку в руки и, увидев в обнимку лежащих Лейлу с Томом, на мгновение приоткрыла рот. Потому что после такой эмоциональной биографии этого жестокого юноши видеть, как он, водя пальцами по голой коже Лейлы, прижимался к ней и дышал в ключицы, пока та обвивала его шею руками и играла с прядями чёрных волос, было весьма необычно. Всё впечатление о малолетнем тиране как рукой снималось. Во сне люди не контролировали себя, вряд ли бы он стал так искусно притворяться. Здесь даже Гонория, презиравшая все любовные чувства, верила в искренность его действий. И её.  — Так вы спали?  — Разве не видно? — выплюнула Лейла и тут же извинилась.  — Это я уже поняла. Я имею ввиду, занимались ли?..  — Да.  — И целовались?  — …да.  — Сколько раз?  — Четыре, — без промедления отчеканила она и совсем поникла. Гонория ещё раз взглянула на Тома, который подгрёб ту к себе, забравшись рукой ей под рубашку, и мрачно выдохнула. У неё был вариант с счастливым концом этой истории, но предлагать его, тем самым давая мнимую надежду, не хотелось. Лейла наверняка просчитала все исходы, да и разбиралась во всём этом гораздо лучше.  — А эта цепочка. Тоже от него? — она, до этого сжимавшая знак бесконечности в руке, опустила голову и коротко кивнула, озадачив Гонорию ещё больше. В гостиной снова образовалась тишина. Слышались тихие всхлипы и томные выдохи: Лейла смотрела на играющее пламя и уже даже не обращала внимания на слипающиеся ресницы. Просто сидела, обхватив колени руками, и покачивалась из стороны в сторону, вертя в руке колдографии. — Скажи мне, — Гонория накрыла её руку своей и успокаивающе погладила, — ты ведь знаешь, что мне не приятна эта тема, и я не могу правильно помочь тебе. Так почему ты решила обратиться именно ко мне?  — Мне не нужна помощь, со своими делами я должна справляться сама, — прочистив горло, пояснила она. — Но ваш взгляд. Такой холодный, презрительный и оценивающий. Это единственное, что остановило меня от погрома собственной школьной комнаты или громкой истерики, которую бы услышали все соседи, и потом бы это разбрелось по всему замку. Рядом с вами хочется держать себя в руках, все эмоции, возымевшие надо мной контроль, тут же притихают, когда вы в душу смотрите. Ради такого пинка под зад я и здесь. Спасибо вам, — выдавив что-то наподобие улыбки, просипела Лейла и закинула голову на спинку, отрывисто выдыхая.  — И даже под таким взглядом у тебя хватает смелости рыдать, — цокнула Гонория, сдержанно улыбнувшись, и расправила халат. — Я рада тебя снова увидеть, Лейла. Альбус немного рассказывал, как ты там, но этого не хватило, чтобы я смогла оценить свои качества учителя на дому. Завтра поговорим, сейчас тебе надо отдохнуть. Главное, ты нашла способ отдалиться от людей и выговориться. Это тоже нужно уметь.  — Я могу остаться здесь? — тихо проговорила та, кивнув на диван, на что Гонория вскинула брови и посерьёзнела.  — Комедию мне здесь не ломай. Дай угадаю, посидеть перед костром и подумать о сложной жизни? Ага, как же, я собираюсь возвращать Альбусу простую Лейлу, а не депрессивного подростка.  — Но…  — Никаких «но»! — строго перебила она, вздёрнув подбородок. — Нужно пользоваться всеми прелестями двухэтажного дома. У меня тут что, две свободные спальни стоят для декора? Шевелимся и идём за мной, иначе наведу на дом град и будешь сидеть на крыльце, — не дожидаясь ответа, Гонория завернула к лестнице и специально ускорилась. — Живо! За спиной послышалось копошение, а на её губах расцвела довольная ухмылка. Она скучала по присутствию Лейлы.

*

 — Это восхитительно, — послышался над ухом мягкий голос Лейлы, и Гонория остановилась, со скрытым удовольствием наблюдая за её красными от холода щеками. Улыбка и восторг в глазах очень красили её. Она любила природу, с трепетом рассматривала каждую поляну, так что не дать ей возможность расслабиться и увидеть горную красоту — дикость. Особенно с учётом её красного лица: Гонория всю ночь вслушивалась в сдержанные крики и сбивчивое дыхание в подушку за стенкой. Поэтому прогулка, длившаяся уже несколько часов, пошла на пользу обеим. Она задавала вопросы и слушала, слушала в красках описывающую нынешний Хогвартс Лейлу, не переставая удивляться. Уроки Зельеварения разочаровали — если Гораций Слизнорт действительно был таким сплетником, считающим богатеньких или умных школьников своими кубками, то было удивительно понимать, как недавно про его выдающуюся работу писали в газетах. Жаль было узнать, что школьная подруга Вилкост в конце года уйдёт на пенсию, зато весело услышать со стороны, как её племянник ведёт уроки.  — О, да, ему иногда надо вылить парочку параграфов в воздух, а то у человека в голове слишком много информации, — хмыкнула она, услышав про его пристрастие к лекциям о любви и доброте. Гонория узнала много деталей о гостиных, об изменении в расписании сдвоенных уроков, где наконец-то приставучих гриффиндорцев отодрали от слизеринцев и отдали на перевоспитание сладеньким пуффендуйцам, но самое главное и интересное касалось Лейлы. Она, непрестанно осматриваясь, расписывала поездку в румынский заповедник, рассказывая про сильную привязанность к драконам с момента открытого урока с одним из их представителей в школе, с гордостью вспоминала про уроки истории, где постоянно боролась за лучший ответ с аристократом рода Блэков, упоминала детали своих тренировок и победных дуэлей. Больше всего радости ей доставляло говорить о своей работе в Лютном переулке, и Гонория даже понимала почему — там Лейле не нужно было скрывать своё пристрастие к Тёмной магии, а говорить со взрослыми колдунами ей было явно интереснее, нежели с подростками. Это казалось понятным на каком-то подсознательном уровне.  — Как же ты повзрослела, — слушая грамотную и красивую речь и краем глаза рассматривая её плавную походку, вздохнула Гонория. Простота, с которой та теперь показывала искренние эмоции и не боялась говорить, делала Лейлу такой живой и… ещё более приятной. Как бы Гонория ни любила тишину и покой, в которой они жили раньше, сейчас спокойный молодой голос хоть как-то расслаблял и заставлял забыть о вечных играх с Геллертом, до сих пор надеющимся переманить её на свою сторону. — Так изменилась, аж глаз радуется.  — Вы тоже изменились, — спокойно сказала она и услышала смешок.  — Постарела, да?  — Наоборот, стали моложе. Вероятно, эта красота и тишина лечат людей, — задирая голову к горам, шептала та.  — Тебя вроде определили в Когтевран, так кто тогда научил тебя льстить? — и вот здесь, когда Гонория услышала такие фамилии, как Малфой, Лестрейндж и Блэк, даже глаз дёрнулся.  — Да ты что: слизеринцы?.. дружат с кем-то? Так ещё и с другого факультета? Точно, забыла посмеяться, — холодно хмыкнула она и невольно заметила, как короткая улыбка медленно исчезает с лица Лейлы. Серые глаза стали непроницаемыми, как поверхность лесного озера в пасмурный день, и она напряжённо прокашлялась.  — Да… вы правы. Неудачная шутка, — Лейла резко перевела тему и заговорила об экзаменах, вот только теперь лицо её стало таким же отрешённым и потерянным, как вчера, а Гонория осознала, что коснулась разворошенной болячки. Это и был самый жирный минус много болтать — специально или случайно, но всегда можно зацепить собеседника и испортить бодрый настрой. Каждое утро здесь восходило светлое солнце: на водопаде радуга, вечерами снеговая, самая высокая гора горела пурпуровым пламенем на краю неба, и порой из дома рядом живущих крестьян пахло свежей выпечкой. На старости лет такая жизнь казалась сказкой, хотя тренировки на заднем дворе никто не отменял. Растительность в долине узкой реки была довольно скудная. Их окружало редколесье из дуба и чёрной берёзы, а склоны гор поросли таволгой и калиной. Лейла со сложенными на груди руками шла рядом и иногда, не сдерживаясь, выпускала облака пара вместе с поражёнными вздохами. Даже, когда к ним, переваливаясь с бока на бок, подошёл серый, сытый волк, она ни капли не испугалась. Гонория видела его чуть ли не каждый день: все животные хорошо чуяли выбросы магии, поэтому часто подходили к её дому и просто отдыхали на границе защитного купола. Однако увидеть, как спокойно Лейла, подходя к нужному месту, присела рядом с пушистым зверем, и тот с удовольствием зарычал, позволяя себя погладить, было весьма странно.  — Я уже настолько старая, что у меня галлюцинации? — спросила она, быстро моргая. Вместо того, чтобы присесть на небольшой камень рядом, девчонка самым безобразным образом повалилась в сугроб и улеглась на прикрывшего глаза волка.  — Думаю, здесь даже я не знаю, как это объяснить, — спокойным тоном произнесла та и поджала губы. — Мы встретили его с профессором ещё вчера, наверное, запомнил меня. Так ещё он, видимо, откормленный, поэтому пока не хочет съесть меня.  — Ну хоть что-то хорошее, это успокаивает, — холодно осмотрев безобразную картину, сказала Гонория и выпрямилась. Они сидели на берегу скатывающегося вниз водопада и просто наблюдали, слушали. Огромный камень, чем-то похожий на сердце, омывали струи воды и падали в пропасть, ледяные брызги освежали лицо, и выходящее солнце приятно грело лицо. Гонория изредка поглядывала на дышащий комок меха и с удивлением, каждый раз как в первый, наблюдала за поглаживающей зверя Лейлой. Та отрешённым взглядом наблюдала за водопадом и, вовсе не следя за рукой, расчёсывала ему шкуру, погружённая в мысли. Гонория даже сама задумалась, что её так расстроило, но вскоре, когда она уже не выдержала длительной тишины, резко взмахнула палочкой, и луч полетел прямо в размякшую девчонку. Среагировала та мгновенно: красный луч упал в воду, а волк оскалился и тихо зарычал.  — Как тебе идея небольшой дуэли? — поиграла бровями Гонория, вставая и отряхиваясь.  — Не очень, — посерьёзнела Лейла и тут же вспыхнула, когда ей в голову прилетело несколько ярких вспышек.  — Ответ неверный, — отчеканила она и хитро улыбнулась. В грудь полетела жёлтая вязкая нить, но один взмах рукой, и тот вернулся к хозяйке. Гонория спрятала палочку и, размяв руки, ударила в сторону Лейлы красным лучом. — Ну давайте, мадам, покажите, чему научились. Поляна окрасилась в радугу: глаза слепило от ярких вспышек, под ногами таял снег, а воздух накалился до предела. Лейла не бегала по всей площади, прячась за деревья, как раньше: она резко уворачивалась, успевая пустить искры с другой позиции, все заклятия произносила невербально — вырастали в ширине и силе они за считанные секунды, и еле уловимыми движениями палочки отбивала тяжёлые заклинания. Руки больше не дрожали, защитные блоки, контрзаклятия и ответы на сглазы получались уверенными и внезапными, а тело стало ещё более скоростным и гибким. Она не обращала внимания на появляющиеся царапины, как это делала раньше, и в уверенном лице с сжатой челюстью не было ни капли сомнения. Только уверенность. Палочка бесспорно слушалась хозяйку, вместе создавая толстые кнуты, яркие купола и скоростные, как стрелы, лучи. Но вскоре Гонория уже начала немного запыхаться: она усилила силу и за пару секунд, когда Лейла невнимательно оступилась, кинула под бок серебристую верёвку. Палочка отлетела в сторону, а на губах чуть не вылезла ухмылка.  — Хорошо, а теперь проверим навыки в Заклинаниях. Начнём с медицинских, — с невозмутимыми видом протянула Гонория, поклонившись. Огонь в глазах Лейлы быстро потух, и голова с разочарованным видом склонилась в бок.  — Ясно, на слабо решили меня взять, — она подняла руки, сдаваясь, и мрачно покачала головой. — Я пас.  — Так значит, с самым простым всё такие же проблемы?  — Уже лучше. Но не злоупотребляю. В какой-то раз даётся, в какой-то нет, — устало пояснила Лейла и подняла палочку, даже не обратив внимания на гордую улыбку Гонории. Результат был отличным. Не идеал, но очень даже неплохо, особенно с учётом, что сейчас только такие заклятия и пригодятся в самообороне.  — Лейла? Ты чего? — напряглась Гонория, когда присела обратно и пронаблюдала за укладывающейся на волка воспитанницей.  — М? — спустя несколько секунд переспросила она с растерянным видом и услышала томный вздох. Раньше после тренировок у неё горели глаза, адреналин и азарт били ключом в серых омутах. Гонория подпёрла подбородок рукой и прикрыла глаза, преодолевая желание молчать. Она старалась не допустить этого разговора, но сейчас это казалось необходимым. К сожалению.  — Его звали Эрик. Высокий блондин с карими глазами, так ещё и квиддичный ловец — мускулистый. Чистокровный слизеринец, аристократ. Уверенный, сильный маг, ходящий флирт и мозг в одном. Трансфигурация и ЗОТИ были его стихиями, он никогда не подводил профессоров и часто участвовал в олимпиадах, настолько был хорош, — Гонория коротко взглянула в сторону и, обнаружив, что Лейла притихла, внимательно её слушая, нехотя продолжила: — Больше всех ссорился и дрался с гриффиндорцами, но оставался авторитетом и любимцем декана. Эрик всегда отдавал должное внимание товарищам, хотя в основном предпочитал сидеть один, учиться один, да и просто ни с кем особо не разглагольствовать. Помню, как у него были проблемы в семье: отец слыл жестоким тираном и вечно ссорился с матерью, один раз избив её до полусмерти. Конечно, Эрик заступился, и ему тоже влетело. С тех пор он перестал быть весельчаком: повзрослел, перестал улыбаться, просто превратился в камень, который защищал дам, после чего без слов уходил. Ну и однажды, когда его сильно избили гриффиндорцы за то, что он стал советовать им, как правильно обращаться с девушками, я проходила мимо. Честно говоря, мы с ним никогда особо не общались. У нас были разные политические взгляды, разные мнения, и зачастую мы с ним просто спорили. Знаешь, когда со мной спорили людишки с других факультетов, я разворачивалась и уходила без слов, ибо прекрасно знала, что права. Но, когда слизеринец ставит на кон своё мнение, свою репутацию против сокурсника, это… уже больше напоминает азартные игры. Готова поспорить, ты очень хорошо знаешь это чувство: когда твой соперник не моргая смотрит в глаза сверкающим, буквально убивающим взглядом, а ты…  — Улыбаешься до боли в скулах и говоришь мягким, спокойным тоном, хотя на самом деле готова придушить его за излишне оскорбительные шутки? — холодно протараторила она и, почувствовав тёплую лапу на коленке, притихла.  — Верно. И вы с лживой добротой указываете друг другу на абсурдность слов, чувствуете на себе десятки заинтересованных взглядов, но сами не можете остановиться, потому что кровь бурлит в венах… да, так мы с Эриком спорили на важных мероприятиях и в школе, и за её территорией. Но никто и никогда не мог сказать, кто всё же выиграл. Потому что под конец он оценивающе осматривал меня с ног до головы, приподнимая бровь, а затем с такой же обаятельной улыбкой говорил, что ему пора. «Было интересно, мисс. Наконец-то хоть кто-то может обосновать свою позицию. Но мы не закончили, помните об этом», — одни и те же последние слова. Абсолютно всегда. И говорил он их с блеском в глазах прямо на ухо, чтобы услышала только я, — по Гонории прошли мурашки, и она тряхнула головой, сохраняя равнодушный вид. — И всё же так получилось, что на него разом напало слишком много гриффиндорцев, поэтому при всех умениях защищаться кровь хлыстала с его носа и рта бешено. Да и ещё синяк фиолетовый под глазом, ну настоящий образцовый аристократ. Идиот… — прошептала она на эмоциях и увидела, как лицо Лейлы вытянулось в удивлении, а рот приоткрылся. Гонория легонько побила себя по губам и продолжила: — Прошу прощения за язык. В тот день я помогла ему: принесла мази, с полчаса колдовала над его ранами, пока он сплёвывал кровь и молчал, мрачно глядя мне в глаза. В результате мы сумели поспорить на пустом месте. И с тех пор что-то в наших отношениях изменилось. Я мало чего могла вчера сказать тебе, потому что твоя история была очень похожа на мою. В плане общения и связи, которая между вами устанавливалась. Мы тоже постоянно прыгали из огня да в полымя, пытались задеть друг друга и даже через длинный слизеринский стол всегда находили друг друга взглядом. Я помню, каково это — когда Эрик отвечал заигрывающим с ним девушкам, но смотрел на меня. Для меня каждый такой раз был словно новым кубком в мою секцию. А дальше всё завязалось так быстро и сумбурно… Да, поцеловались, да, на эмоциях провели вместе ночь, а потом ещё одну, третью и четвёртую. Я ведь была старостой факультета, могли себе позволить роскошь в отдельной спальне. И… ещё в начале седьмого курса уже многие знали и видели, что мы с ним сблизились.  — И… как у вас всё это происходило?  — У нас с тобой не клуб сплетниц, — строго отрезала Гонория и смягчилась. — Я не собираюсь обсуждать личную жизнь, которую не хочу вспоминать. Вот только тогдашняя я о таком повороте не думала. Я была влюблена, он тоже. Подарки, прогулки, разговоры… молодость, все дела. Помню, как нашла самые дорогие туфли последней моды — обрисованные узорами, на маленьком каблуке, и купила их. Потратила много, но была довольна, ведомая встречей однокурсников после выпускного. Подкрасилась, нацепила шляпку, да вышла в длинной зелёной юбке. Вот только в его взгляде уже ничего не ёкнуло. Оказалось, за год, который мы не общались, он не путешествовал, как писал в письмах — сватался с выбранной родителями невестой. Тоже чистокровной, конечно же. До этого просто боялся мне об этом сказать, хотя знал уже давно. На том вечере Эрик лишь взял бокал, осушил его, смотря мне в глаза, и отвернулся. Больше мы не говорили, с тех пор я даже не знала, что с ним стало. А он не писал мне. Такое… бывает, — покачав головой, закончила она и тихо выдохнула.  — Поэтому вы стали презирать все любовные чувства? — Гонория коротко кивнула и закинула ногу на ногу, протирая глаза.  — Я искренне не желаю тебе такого, Лейла. Хотя помню, что у тебя эти чувства под запретом не по собственному выбору, и всё же всегда есть вариант. Ты знаешь какой.  — К сожалению, не в этой ситуации. И винить здесь никого, кроме себя, я не в праве. От этого ещё хуже… не так ли? — обе одновременно качнули головой и с тихим вздохом замолчали. Снова заглянули в водопад и стали думать о своём. Но так долго выдержать это напряжение Гонория не смогла. Этот разговор пробуждал в ней давно забытые страхи и обиды, сожаления, даже ненависть со злостью. Она ведь тоже не должна была влюбляться, обещала себе с детства, что никогда эмоции не возьмут над ней верх, как взяли над её отцом.  — Конечно, сейчас, когда все твердят, что одному плохо, ты будешь говорить обратное. Мол тебе вовсе даже не плохо, одиночество — это сила, которая раньше делала тебя сильнее.  — Но так и есть, и вы всегда соглашались со мной.  — Не всегда мы замечаем, как немного лжём. Просто я заставила себя в это поверить. Я уже взрослая, имею право, а ты пытаешься вбить себе в голову это слишком рано.  — Рано? — вспыхнула Лейла. — Да я почти всю жизнь придерживалась этого принципа и!..  — После Тома многие твои принципы и устои перевернулись, даже не думай врать. И после него ничего не будет, как раньше, — Гонория увидела замёрзшую на её ресницах слезу и поджала губы, повернувшись к подопечной. — Но я не говорила, что это конечная или что это плохо. И ты не обязана повторять мой путь. Тебе сложно принять тот факт, что ты попала на мужчину с сильной Тёмной стороной. И то, что она у тебя точно такая же, может, даже сильнее, не красит ситуацию. Иногда эта общая черта вам помогает, а иногда, как сейчас, рушит всё выстроенное. Когда читаешь какой-нибудь роман, то кажется, всё это старо и так понятно, даже глупо, а как сама полюбишь, то и видно… никто ничего не знает, и каждый должен решать сам за себя. Очень трудно понять таких, как Эрик или Том, и никак не привесишься, чтобы поговорить с ними просто так, по душам, без фырканья с их стороны или крика, — та невесело усмехнулась и тоже неспешно поднялась на ноги.  — Но никогда ничего не происходит напрасно. Я уверена, раз ты потеряла одно, обязательно обретёшь другое. Если только не будешь жалеть себя и убиваться по нему. Хорошо, ну будешь ты видеть мир серым цветом, зато без преукрасок. Да, это наверняка обидно, и я не представляю, насколько, ведь у тебя ещё вся жизнь впереди, но, Лейла, — Гонория положила руку ей на плечо и осторожно сжала. — Ты ведь даже с этим можешь достичь всего, чего захочешь! Вся сила в руках, в связи с палочкой, в остроте ума. А ещё здесь, — она побила пальцем по виску, — и здесь, — приложила ладонь к груди и коротко улыбнулась, после чего быстро выпрямилась, будто ничего не произошло.  — Иначе так и будешь ходить с горелым нутром, пачкая гарью всё, чего коснёшься. Будешь сжигать и опалять души людей своей злобой и ненавистью только из-за одного, как его ты там назвала, змея? Мучимая вечным страхом быть пойманной, будешь ждать наказания за свои деяния. Хотя мы говорим о чувствах так, как о смертном грехе. Это не так. Просто я решила для себя именно так. Что больше не обожгусь. Да и к тому же у меня не было времени об этом думать, настолько эта игра с Геллертом в прятки зашла далеко. Сейчас никому нельзя доверять, особенно в моём возрасте. Поэтому решай, как проведёшь эту жизнь сама, здесь я тебе не помощник, — Гонория взяла Лейлу под локоть и медленно двинулась вперёд, изучать следующие красоты. — Либо выбираешь карьеру, либо счастье и довольствие собой. Как и с кем, не важно, рамок не существует. Если Том действительно ужасный, и ты узнала его слишком хорошо, чтобы в этом убедиться, то забудь и начни всё с чистого листа. Всем свойственно ошибаться. Была первая любовь, она и пройдёт, не последняя же.  — Да… не последняя, — тихо протянула Лейла и отвела взгляд. Девчонка устала от таких разговоров, да и Гонория тоже, так что на пару минут они просто замолчали. А утром следующего дня, после приятного вечера, она наконец-то решила её порадовать. Всё-таки не заканчивать же на плохой ноте.  — Я, конечно, сто раз пожалела об этом, потому что не знала, когда точно ты приедешь и приедешь ли вообще. Но с учётом, что последние года ты вообще никак не росла и не менялась в фигуре, я всё же рискнула. Подумала, ладно уж, так и быть, раз ты любишь прятать колени, сделаю его длинным. С прошедшим совершеннолетием, кстати. Лейла смотрела в зеркало и неотрывно разглядывала новое платье с зардевшимися щеками. Гонория же сощуренно оценивала детали, и как оно сидит на воспитаннице. Кремовая ткань без каких-либо узоров или вставок сочеталась с кожей и делала дымчатые волосы ещё более яркими, необычными. Объёмные рукава до локтей скрывали исхудавшие руки, а твёрдый воротник в скором времени красиво окружит когтевранский галстук. Приталенное платье подчёркивало её хрупкую талию и бёдра, миниатюрными складками прикрывая цепочку с кольцом, и лёгкая юбка доставала до икр, плавно двигаясь вслед за хозяйкой.  — Мерлин… — на выдохе произнесла та и, приложив руки в груди, улыбнулась. — Это очень красиво. Всё просто волшебно смотрится!  — Мне кажется, рукава надо подлиннее, — заключила Гонория, стараясь не обращать внимания на её воодушевление.  — Не надо! Чтобы ещё такую красоту чернилами испортить? Ну уж нет, — та ещё раз оглядела себя в зеркале и добавила: — конечно, я бы сделала ещё ниже, чтобы не было видно ног, ибо…  — Губу закатай, дорогуша, ты вон в каком платье была на празднике! А позориться, ежедневно собирая грязь подолом, ты не будешь, — Лейла разочарованно вздохнула, поджав губы, но вскоре лишь рассмеялась и ещё несколько раз поблагодарила её за подарок. На этой странной девчонке и правда самые простые вещи смотрелись, на удивление, красиво. В это время все гнались за блестящими стразами и максимально яркими вещичками, дабы впечатлить окружающих, а здесь… впрочем, Лейла точно не была похожа на своих сверстников. Вообще не была похожа ни на кого, что и привлекало внимание. Она аккуратно сложила подарок в тяжёлую сумку, ближе к утру прошла с Гонорией приличное расстояние от дома и только потом, напоследок крепко обнявшись и не переставая благодарить, трансгрессировала. Они больше не увидятся. Это осознание пришло к Гонории ещё в пятницу, и обе прекрасно это понимали. Но ей не было грустно, разве что чуть-чуть. Эта девчонка одна из немногих людей, кто заняла добрую часть её сердца и теперь останется там надолго. Обе друг другу помогли и чему-то научили — этого было достаточно.

***

 — Ну и что это за новое расписание такое? — услышала Лейла сонный голос, когда под утро вошла в паб. Только она обернулась к лестнице, как к ней подошла Кэрол в тёплом свитере и внимательно оглядела. Видимо, письмо, которое она отправила в пятницу, было написано под такими сильными эмоциями, что напрягло и хозяйку паба.  — Доброе утро, — тихо поздоровалась Лейла с мужчиной за барной стойкой. Супруг Кэрол выдохнул табачный дым и с короткой улыбкой кивнул ей, возвращаясь к заказам ранних посетителей. Неделю в дневное время баром заведовал он, неделю — её сестра, а Кэрол в это время отдыхала и высыпалась. И сейчас этот спокойный сон потревожила одна ненормальная школьница.  — Прости, Кэрол, я правда не хотела тебя так подводить, если бы я знала, предупредила гораздо раньше.  — Да плевать на это, ты то в порядке? Я вывела с письма несколько капель слёз, — по-дружески взяв её за плечо, та всмотрелась в лицо и предложила кофе.  — Всё нормально. Мне просто срочно нужен был небольшой перерыв от школы. И, если что, директор не знает, что я здесь, я ничего про это не говорила.  — Узнаю Хогвартс, — добавила Кэрол и, протерев сонные глаза, уселась за дальний столик. — И всё же, какой у тебя план? Я то только рада, ты из официантов справляешься лучше всех, и хорошо, если отработаешь всю неделю. Но всё-таки?  — Да, если это возможно, если я не много прошу, я бы хотела взять ночные смены. На всю неделю. И… на выходных тоже, там уже по привычному расписанию.  — Хорошо, говорю же, без проблем. Другие официанты и пальца не стоят твоего, честно признаюсь. Они хорошие, но ты не только работаешь быстрее, так ещё и клиентам нравишься. Я запишу тебя и разошлю остальным письма. Им не принципиально, когда работать, тем более всего неделю. С восьми до трёх, идёт?  — Спасибо огромное, — ощутив приятную пенку в горле, шепнула Лейла и осторожно добавила: — И ещё кое-что. У тебя случайно нет свободной комнаты наверху? Между бровями Кэрол залегла морщина, и она прочистила горло, склонив голову.  — Заняты все. До конца месяца точно, на них уже очереди у наших знакомых из других городов. А что? — Лейла поджала губы и потупила взгляд в кружку.  — Жаль. Я хотела снять как раз на эти дни. Но ладно, может, ты знаешь, сдаёт ли здесь кто-то за недорого? — над столиком воцарилась тишина. Кэрол покусала губу, переводя взгляд с дверей на Лейлу, после чего несильно хлопнула по столу и выпрямилась.  — Ладно, так уж и быть, можешь пожить в моей комнате.  — О, нет, нет, я не планировала никого смещать…  — Ты не так поняла. Мы с Ланом живём в двухэтажной квартире на заднем дворе. А раньше, когда я ещё одна выкупала и открывала этот паб, у меня не хватало денег на такую роскошь, поэтому я обжилась в подвале. Не думай про грязное помещение со швабрами, протекающим потолком и бегающими крысами. Там всё чистенько, там тепло и тихо. Уж ладно, Лейла, что я, зверь что ли, оставь эти деньги себе, — она прикрыла её ладонь с кошельком и понимающе улыбнулась.  — Пойдём? Честно, Лейла очень часто стала думать, что не заслуживает таких знакомых. Ни декана Флитвика, который, как добрый отец, поддерживал её на уроках Заклинания, ни когтевранцев, уважающих её личное пространство, ни колдунов и ведьм в Лютном переулке. Они относились к ней лучше, чем многие однокурсники: без насмешек или презрения, никогда не осуждали за возраст, не критиковали работу, совершенно ничего! То хотели помочь с выбором платья, то читали нравоучения о жизни, то давали советы, как распределить время на уроки и сон, а сейчас просто помогали без каких-либо вопросов. Находившийся за дверью за кухней подвал был маленьким, но тёплым и уютным. Благодаря чарам не слышались ни звуки бьющейся посуды, ни грохот из зала: рядом с узким столом чемодан, на подоконнике у маленькой форточки свечи, в углу за ширмой кран и ковш для душа, а в углу виднелась немного скрипучая, но мягкая кровать. Всё было как нельзя лучше, ведь Лейла не привыкала к просторной школьной спальне и просто благодарила за крышу над головой — это оставалось для неё ценнее всего. Кэрол без лишних слов достала ей тёплое постельное бельё, дала ключ и, пожелав хорошего сна, сама со спокойной душой вернулась в свою квартиру. Лейла же прилегла на кровать, выпив Усыпляющее зелье, и без дальнейших, медленно сжирающих её мыслей провалилась в сон. Прелюдии с Гонорией закончились, и сейчас одно из неожиданно появившихся желаний должно было исполниться прямо здесь. Оставалось лишь дождаться ночи с четверга на пятницу. Все последующие дни Лейла проработала на отлично: она скоростной стрелой носилась по полному, галдящему залу и с удовольствием забывалась, сосредотачиваясь на улыбающихся клиентах. Заказы сменялись одни за другими, помещение постоянно заполнялось, так что между столами еле-еле можно было пролезть. Воздух пародировал развеселившихся дам и с губами уточкой пританцовывал рядом с радиоприёмником, манерно дёргая плечами, торговцы с хитрыми улыбками получали нехилые суммы за новый товар, и веселье в Белой виверне по традиции било ключом. Сначала она боялась, что её могут найти, но потом поняла — теперь, без сил, Марволо стало на неё всё равно. Она не пряталась, даже не скрывалась все двадцать четыре часа в коморке, прося никому не рассказывать о своём местонахождении, а просто продолжала работать. Слава Мерлину, хозяева лавки Старьёвщика уехали на неделю в Германию к своей сестре, и план не сорвался. Лейла снова встретила Мариэллу с Шайверетчем, на пару минут, когда проснулась и вышла в зал, увидела Горбина с братом; снова смеялась над их жестоким юмором, снова беззаботно улыбалась приходящим знакомым, с интересом рассматривала приобретённые ими артефакты, просто снова находилась в этом месте. Лёгкие дышали глубоко и спокойно, похожие ауры сплетались и обеспечивали максимальный комфорт, а сами люди, именно эти, такие страшные, неправильные и грубые, как их описывали в школе, делали пребывание на работе ещё более приятным. Когда же в ночь с четверга на пятницу в дверь завалились уставшая, но радостная компания Рондаля, она чуть не выронила поднос от нахлынувшей радости.  — Вот это подарок судьбы, дорогуша! — присвистнул он и, подойдя к столику, потрепал её по волосам.  — И за какие заслуги к нам вернулось это вечно пропадающее чудо? — поинтересовался мистер Луэр, сверля её насмешливым взглядом.  — Взяла ночную смену на всю неделю. Больше таких казусов произойти не должно, хотя кто эту жизнь знает…  — Постой, постой, — прочистил горло мистер Корлит и нахмурился, — а как же школа? Тебя отчислили?  — Да она же ангелочек при учителях, что за чушь ты несёшь, друг! — яро заявил Рондаль и рассмеялся, откидываясь на спинку излюбленного стула. — Всё как обычно, пожалуйста.  — Есть, сэр, — отрапортовала Лейла и хмыкнула, забирая не нужное им меню. В пятницу у них был выходной. А поскольку все четверо мужчин работали в разных местах, как и в разных сферах, обсудить за прошедшую неделю им предстояло много. С минуту она вернулась к их столу под сощуренные взгляды и, поставив пивные кружки, выругалась.  — Да боже мой, что вы так смотрите? Вы ему поверили? — Лейла оглянулась на Корлита и разочарованно покачала головой. — Неужели вы думаете, что Хогвартс от меня так легко избавится? — всего трое задумчиво посмотрели на своего товарища и на секунду замолчали. А потом басисто рассмеялись и застучали по столу руками, пытаясь успокоиться.  — Ну да, серьёзный бред, — вытерев выступившую слезу, прохрипел Рондаль. — Тогда что случилось?  — Ничего, мы просто в сговоре с Дамблдором, — прошептала она, наклонившись к столу, и немного посмеялась. — Отпустили меня немного развеяться, вот и всё. А ещё я помню ваши слова. Вы говорили, что в четверг обычно засиживаетесь здесь до утра. Моя смена заканчивается в три: если подождёте, узнаете, почему сегодня я рада видеть вас больше, чем обычно, — сопровождаемая тихим, заинтригованным воем Лейла отошла в другой конец зала и стала принимать заказы, до конца смены запрещая себе думать о томящемся желании. Но вскоре стрелка часов пробила три ночи, в паб вошла другая официантка, а она с разгорающимся волнением и даже трепетом скинула с себя фартук. Подойдя к притихшему столику мужчин, Лейла мерно, совершенно спокойно придвинула к ним ещё один стул, немного осмотрелась и, собравшись с духом, с невозмутимым лицом поинтересовалась:  — Подскажите, пожалуйста, дорогие друзья, какой напиток стоит выбрать, чтобы пьянило медленно, постепенно, но к глубокой ночи мне было очень весело? Казалось, напряжённая тишина могла оглушить. Рондаль, сидевший напротив, отложил газету и проницательно взглянул ей в глаза, приоткрывая рот. Она не пила, а они это знали и сейчас просто не понимали, что делать.  — Кэрол, — Корлит прокашлялся и, подозвав её, что-то прошептал, исподлобья осмотрев Лейлу. Она нахмурилась, оглядев её точно так же, но лишь пожала плечами и что-то коротко буркнула.  — Мы как-то можем помочь? — осторожно спросил Рондаль, от которого уже веяло пивом.  — Конечно, — она улыбнулась и с улыбкой добавила: — Выдайте весь свой запас шуток и вспомните молодость. Полусладкое вино оказалось удивительно приятным. После первого глотка Лейла сильно зажмурилась, откашливаясь и желая поставить бокал на место как можно быстрее. Но потом в голову полезли воспоминания, как это пил Марволо: вспомнилось всё волнение и беспокойство, с которым она смотрела на его состояние, по телу разошлись волны мурашек, когда на губах воспроизвёлся их поцелуй, и Лейла нервно осушила половину бокала. К горлу прилипла обжигающая, а затем вязкая и сладкая жидкость, и, с минуту помолчав, она закинула в рот кусок шоколада.  — Не так противно, как я предполагала. Хотя зелёный чай лучше, — поморщившись, она усмехнулась и взглянула на волшебников. Те то пили уже несколько часов, их румяные щёки и горящий взгляд не давали им много сил, чтобы отобрать у неё бутылку. Было весело вспоминать, что эльфы были самыми большими любителями вина, ибо даже их Владыки, особенно Трандуил, славились пристрастием к выдержанным сортам. Но она ведь никогда на них не походила, так что смысла сравнивать не было. Воздух спокойно подлетел к ней и, улёгшись на колени, с интересом склонил голову набок. «Другого способа забыться нет?» «Сейчас нет», — подумала Лейла и, встретившись взглядом с торговцем Горбина за другим углом, подняла бокал.  — За вас, — одними губами произнесла она и с мрачным смешком приподняла бокал, осушив до дна. Спустя время, когда стрелки на настенных часах смазались перед глазами, мысли замысловатыми узорами затерялись в тумане сознания, и в душе стало так спокойно, так… пусто, что смех звонко вырывался из горла сам собой. Было очень смешно: и с себя — девочки-паиньки, которая столетиями к алкоголю ни-ни, а из-за какого-то идиота сломала все свои запреты, и с высказываний компании Рондаля, да даже со слишком серьёзной официантки. Алкоголь ударил в голову вместе с громким ударом барабана из радиоприёмника, и всё нудное в её голове потонуло в бездне. В ноздри ударил холодный, бодрящий воздух, губы пересыхали от нехватки сладкой жижи, а тело без стеснения поддалось ритму песен, и пальцы активно застучали по столешнице. Лейла слушала красочный монолог Луэра о том, какие в Министерстве сидят козлы, и улыбалась, покручивая в руках тонкую ножку бокала. Она закинула ногу на ногу и стала яро оспаривать законы британского образования, да настолько громко, что даже Кэрол несколько раз удивлённо на неё поглядывала, хотя ей казалось, что все её слова получаются неуверенными и тихими. А надоедливый голос здравого рассудка очень хотелось перекричать — он начинал серьёзно действовать на нервы. И Лейла пила. Глотала слащённое вино бокалами, глухо стуча ими по столу, и заливала этот голос, желая, чтобы тот задохнулся в красном озере. Мерлин, ей было так плохо и хорошо одновременно, что по щекам моментами текли слёзы от сверкающей перед лицом свечи. Молочный сыр таял на языке, виски приятно саднило, и голова крутилась из стороны в сторону, пока компания волшебников хором подпевали джазовой группе. А она раскачивалась и блаженно улыбалась, пока воздух выдавал жару на столе. Заливалась хохотом и переглядывалась с не менее весёлыми посетителями: стукалась бокалами с рядом сидящей колдуньей и шептала знакомый текст песни, постукивая ногой. Экзамены, к которым сокурсники готовились с потом на лбу, стали незначительными, когда её спросили о приближающейся встрече с деканами для выбора профессии, Лейла посмеялась и с вытекшей слезой беззаботно пропела «хочу стать живым человеком». Мужчины рядом с румянцем на щеках веселились и подключали остальные столики, вспоминая детство: кто-то плакал, кто-то с улыбкой вспоминал своих злых учителей, а кто-то до сих пор резвился, рассказывая о проказах. Всё вокруг стало расплывчатым, звонкие ноты заглушали невидимые барьеры возле ушей, словно Лейла была где-то далеко от паба и смотрела на людей через прозрачную стенку, читая слова по губам. Исчезло раздражение, исчезли тёмные мрачные здания и силуэты, всё стало таким ярким, аж глаз резало, приятным и красивым. И люди. Лица людей казались волшебными, радостными и счастливыми. В пабе уже осталось мало посетителей, все работяги разбрелись по домам, и только их компания продолжила разглагольствовать о жизни. Снова ей стало весело, даже слёзки покатились по щекам, ибо последние дни она вообще не контролировала их, снова стало смешно от осознания, что эти люди были в несколько раз младше её, но зато умнее и сдержаннее. Хотя сейчас Лейле не нужно было сравниваться — у неё был выходной.  — Ух ты, вы что, тоже плачете? — дрогнувшими руками она взяла сидящую рядом колдунью за запястье и подняла брови. Та всхлипнула и улыбнулась.  — Да, — обиженным тоном произнесла она и закашлялась. — И знаете: сейчас мне на это так… плевать.  — Ого… — протянула Лейла, понимающе качая головой. — Представляете… а мне тоже, — по бару разнёсся мягкий женский смех, и они, кое-как подправив колдунье потёкшую тушь, вернулись в круг душевно больных. Компания Рондаля послушала Лейлу, ибо было видно, ни капли не пожалела о прибавке выпивки. Луэр валился от смеха, пока Рондаль придерживал его за локоть, и продолжал рассказывать:  — …и каждое чёртово утро он приносит мне стопку договоров. С таким загорелым, пухлым лицом, конечно, деньги то у него по всему дому разбросаны… и приходит такой со злобной миной, да говорит: «Делай то, делай сё, и вообще, ты лучший работник, продолжай в том же духе». А я что? Правильно! А я сижу как в клетке с неработающим кондиционером, подписываю, читаю эти листы, но сколько лет то! И ничего, никакой благодарности! Ни разу повышения не получил, пёс треклятый. А он лишь ходит по секретаршам, да им даёт премии.  — Да и не только премии.  — Ну это уже они ему дают, — Корлит загоготал, стуча кулаком по столу, а Лейла сдавленно хмыкнула и, сразу же извиняясь перед Рондалем, побила себя по губам.  — И ладно, боггарт с ними, я не сексапильная блондинка с грудью и ножками, как из журналов, чтобы со мной заигрывать и повышать зарплату, но хотя бы магловский кондиционер починил бы! — прокричал Луэр и всхлипнул, пряча лицо в ладони.  — Ну, ну, тише, мой друг, — поглаживая его по спине, шептал Рондаль и понимающе кивал.  — А мне, видите ли, прикасаться к рабочей мебели нельзя, вдруг сломаю ещё! — завыл тот, плача. — Да как он смеет вообще?! Я волшебник! Но вместо этого я корячусь в кабинете и прихожу к моей сумасшедше красивой жене с потными подмышками. Ну что это такое!  — Ты уже разослала Патронусы их жёнам? — тихо спросила Лейла проходившую рядом Кэрол. Она негромко усмехнулась и кивнула.  — Пусть поплачутся, давно так не расслаблялись. А потом, когда сущие пустяки, кажущиеся пьяным людям гигантскими проблемами, закончились, и слёзы взрослых ещё не высохли, пробило пять утра, и настало время философии. Колдунья вспоминала, как чуть не попала под Смертельное заклятие последователя Грин-де-Вальда, ибо тогда у неё перед глазами пронеслась вся жизнь, мужчины рассуждали на тему «а что, если бы я не встретил её», и более старые, уже засыпающие над столами волшебники разглагольствовали о силе. Один утверждал, что сила в знаниях, а второй, что в авторитете и умении видеть чужие страхи.  — Ведьмочка, поделись, чего у тебя на душе? Когда же осталось пару глотков второй бутылки, горло Лейлы резко сдавил ком, и почему-то очень сильно захотелось услышать свой голос. Собственно говоря, а почему бы и нет? Разве сейчас в пабе есть хоть один осуждающий ледяной взгляд? Вот именно, что нет. Ей безумно хотелось сорвать голос, дабы оглушить всех и себя, но рассказать одно. Рассказать, как Дамблдор постоянно говорил: когда влюбляешься, другие становятся неинтересными. А если интересны, значит, ты не влюблён. Как говорил, тем самым сея в её жалкой головке семена вечной памяти этих слов, что счастье можно сравнить с Божьим даром. Что это нежность и свет, заполняющие каждую клетку тела, что это жар, который поднимается от пяток до головы, а также бабочки, порхающие в животе. Он осторожно напоминал им, как любовь сильна и страшна, что она должна быть умной, соединена с умением замечать недостатки, бороться с ними… И так хотелось кричать, дабы наконец-то вбить это и себе в мозг, что Лейла всё это помнила, похвастаться впервые в жизни, насколько была умной! Да вот только конец оказался позорным — она так затерялась в Марволо, что разбила себя и перестала отделять необходимое, правдивое от пустого и ложного. За этим она и не заметила, как защекотало ресницы и на рукавах распластались две большие капли. А потом внезапно произнесла:  — Ну давайте, и я похвастаюсь подростковыми, никчёмными мыслями, — Лейла усмехнулась и пригубила вина прямо из горла. — Меня уже давно преследует такое странное чувство — вот вроде всё у меня хорошо, всё под контролем, я получаю поддержку… но потом становится так худо и пусто внутри, — Кэрол рядом понимающе кивнула и улыбнулась, даже не понимая, как подбодрила её. — Когда ночью я остаюсь одна и думаю: «А заслужила ли я всё это? Надо ли мне это? Почему сошла с пути?». И вот так сидишь в тишине, пока все в башне храпят, сидишь, дожидаясь кошмара, и прикрываешь глаза, чтобы слёзы не потекли. А наутро ты подходишь к однокурсникам и улыбаешься, будто тебя совершенно ничего не волнует. Будто всё хорошо… если бы, — она хмыкнула и впервые без страха, не скрывая ни одной эмоции, оглядела слушателей. — Было ли у вас такое, мои дорогие, что вам вроде всё равно — на что-то, на кого-то, но внутри неприятно болит. Вы на подсознательном уровне ждёте чуда, а вас лишь окунают в лужу и заставляют глотать эту воду, после чего натягивать доброжелательную маску и идти, направо налево рассказывая о мирной жизни. Но пожаловаться вы никому не можете, потому что в глубине души знаете, что виноваты во всём сами. Ну и получается: ротик прикрывается, голос замолкает, и вы тонете, тонете медленно и мучительно в болоте, которое развели сами. Было ли такое? Ну, смелее, поднимите руку, — спустя минуту тишины сказала Лейла и с улыбкой резво вытянула руку. Казалось, даже музыка притихла, и был слышен каждый шорох. Рядом раздались тихие всхлипы, и вскоре медленно, нехотя, но руку подняли абсолютно все, даже Кэрол.  — Ясненько… — протянула она и медленно встала, покачнувшись. Подняла бутылку и перед тем, как осушить её, добавила: — За вас, друзья. Я, хоть и не знаю вас близко, но могу точно сказать, что вы выросли сильными, интересными и весёлыми людьми. Ну а ребёнку пора в кровать. Всем доброй ночи. Или утра… впрочем, до новых встреч. Она, под печальные вздохи, прошла на кухню, завернула за угол, сходив в уборную, и уже на подкашивающихся ногах спустилась в комнату. Переоделась, потушила свечку и улеглась в кровать, с блаженной улыбкой сжимая в руках подушку. Незаметно для себя представляя на её месте что-то другое. Или кого-то. На утро боль в раскалывавшейся голове приглушило чудное зелье, и удивительно, но Лейлу даже не рвало, не раскачивало из стороны в сторону. Она помнила только половину ночи, только самое начало, когда выпила ещё мало, но воздух с серьёзным видом заверил, что ничего плохого сказано или сделано не было, и погладил по голове, зарываясь в тёплые объятия. Она на всякий случай проследила за реакцией Кэрол, но та ни капли не изменилась, разговаривая с ней как обычно, что делала и компания Рондаля. Слава Мерлину. Лейла спокойно отработала выходные, иногда неуверенно поглядывая на двери и в лавке Старьёвщика, и в пабе, после чего распрощалась и со спокойной душой аппарировала в школьную комнату с порт-ключом. Ничего не изменилось. Всё лежало на своих местах, спальня пахла природой, у раскрытого окна летал холодный ветер, и на кровати не было совершенно ничего. Даже букета чёрных роз. Она сбросила сумку и с чистой одеждой направилась в душ, желая хоть как-то привести себя в порядок после весёлого отпуска. Раз очень любопытного змея здесь не было, она оставила цепочку в комнате ещё раз и совершенно спокойно щёлкнула дверью, открывая кран с холодной водой. Отдаляться от кольца следовало, и жалеть себя из-за головных болей, которые вызывает этот разрыв, было нельзя. Иначе при уничтожении украшения её волю запросто можно будет поработить, и тогда Саурон не только вернёт себе кольцо, но и заполучит в нём силу Лейлы, что приведёт к безвозвратной смерти светлого Средиземья. Неспешно расчесав волосы и оглядев себя в зеркале: выпирающие ключицы, исхудавшие ляжки с руками и заострившиеся черты лица, она вышла с ванной, надела лежащее на том же месте кольцо и прилегла к Лапте на кровать. Животное ласково замурчало, разваливаясь у её бока, и прикрыла глаза, советуя ей сделать то же самое. «Не сейчас», — смирившись с возвращением к интересному режиму, подумала она и встала, чтобы разобрать вещи. Стоило ей заняться новым платьем, беря в руки вешалку, как за окном послышались громкие выстрелы и треск. Лейла подошла к окну, открывая его нараспашку, напряжённо вгляделась в небо и тут же схватила палочку. Школьный щит впервые стал видимого серебристого цвета, обеспечив замку неприятную тряску, и вскоре на нём стали проявляться незначительные ломанные белые линии. Не прошло и пяти минут, как Лейла надела тёплый свитер с ботинками, в башне послышались голоса, и по замку раздалось оглушительное эхо.  — Огромная просьба сохранять спокойствие, без толкания покинуть свои башни и спуститься в подземелья через главную лестницу, — протрубил громогласный голос Диппета, а ей стало нехорошо. Виски закололо от нагрянувшей усталости, пока в сознании с бешеной скоростью нарастала мысль, что это Грин-де-Вальд. Если так, Лейле срочно надо было найти Дамблдора — единственного, кто хотел помочь ей, зная правдивую сторону ситуации с поездом.  — Старост факультетов попрошу проследить за первыми курсами, школьных старост проконтролировать общее движение и всех старших обеспечить безопасность, наложив один общий защитный купол. Никакой паники, это всего лишь проверка. Лейла стиснула зубы и, в кои-то веки нормально одевшись, вылетела из комнаты, надеясь успеть до толкучки в коридорах. Не успела. Соседняя дверь резко открылась, и сонные девочки замерли статуями в проёме.  — Лейла?.. — ущипнув себя за локоть, шепнула Хлоя и проморгалась, когда рядом раздался громкий всхлип.  — Я тебя ненавижу! — рявкнула Фиона, накидываясь на неё с крепкими, душащими объятиями и начиная лупить по незажившему плечу. — Мерлин, ты просто страх потеряла! Ненормальная, сумасшедшая, больная!..  — Как ты могла ничего не сообщить нам! — поддержала Хлоя, вспыхнув убивающим огнём. — Просто пропала, а мы тебя искали, не засыпая. И мы, и слизеринцы твои, и дети, боже ты мой! Где твои мозги, Лейла? Это было отвратительно с твоей стороны, ты понимаешь, что мы по утрам в тыквенный сок добавляли валерьянку?! Потому что ни Флитвик, ни Дамблдор нам ничего не говорили, а Диппет вообще выглядел так, будто ничего не знал о твоём уезде.  — … я всё прекрасно понимаю, — раздался холодный голос с лестницы, и перед глазами встал серьёзный Кевин. — Но на школу немного, как вам сказать… нападают. Поэтому, Хлоя, будь добра, вспомни о своём титуле старосты и иди на помощь толпящимся с другой стороны портрета детям. А ты, Фиона, сможешь наорать на ней как следует при всех в подземелье, тем самым унизив её во всеуслышание. Может, хотя бы тогда у кого-то появится совесть, — выплюнул он и, не глядя, двинулся к однокурсникам в гостиной. Фиона, пока Лейла в шоке наблюдала за таким непривычным поведением… вероятно, всё ещё друга, грубо взяла её за руку и потащила к выходу, только спустя время услышав шипение над ухом. Она разжала крепкую хватку и отдёрнула длинный рукав, беззвучно вскрикнув. К сожалению, такие синяки от ударов не проходили быстро. Адская боль спадала благодаря мазям, но пугающий цвет и засохшая на костяшках кровь, которую пока не стоило сдирать, — нет.  — У меня… просто нет слов, — ледяным тоном разделила Фиона и, откашлявшись от высохших слёз, схватила её под подмышку. — Просто ужас, — бормотала та, не глядя на Лейлу и добегая с ней до центральной лестницы. Гам на ней стоял оглушающий.  — Первые курсы, за мной и живо, если не хотите быть скинутыми с десятого этажа! — дети засуетились и стали буквально спрыгивать со ступеней, давя друг друга, пока старшие сбегали с другой стороны лестницы и очерчивали столбы заклинаниями, чарами и даже рунами. Лейла волоклась за громко дышащей Фионой, спускаясь всё ниже и ниже, и постоянно осматривалась в поисках того самого профессора. Дети сеяли панику не только между собой, но и действовали на нервы ей: сердце рвалось от факта, что столько учеников могли быть в опасности из-за неё. Когда лестница сдвинулась в нужном направлении, и Лейла уже почти спустилась на этаж ниже, подгоняемая толпой пуффендуйских малышей, в коридоре сверху, за их макушками, показался знакомый силуэт. Она попыталась вырваться из хватки, но Фиона дёрнула её обратно и чуть не повалила за перила.  — Куда ты опять собралась?!  — Мне срочно нужно к Дамблдору. Он наверху, пусти, пожалуйста.  — Не сейчас, я не позволю тебе снова потеряться.  — Мне нужно сообщить ему о своём прибытии.  — Как он может не знать?  — Порт-ключ. Они не следят за их использованием, — сморозила на ходу Лейла, но всё равно не смогла выбраться.  — Он всё и всегда видит. Не сейчас.  — Фиона, это надо обязательно.  — Я сказала нет! — грубо рявкнула она с горящими рыжими волосами.  — Фиона, живо отпусти меня!  — Ты только вернулась и смеешь так просто хамить? Не кричи на меня!  — А ты на меня! — вспыхнула Лейла, и их взгляды пересеклись. Они громко выдохнули и сглотнули.  — Прости… — одновременно произнесли они, и Фиона нехотя отпустила её. Лейла тут же рванула наверх, пролезая через толпу, стараясь не толкаться, хотя валили именно её. Она сжимала челюсть, когда больно соприкасалась с кем-то плечом или руками, но продолжала подниматься на басистый голос, раздававший указания.  — Эй, эй, ты куда? Нам вниз нужно! — резанул слух появившийся в пижаме Майк и придержал за руку. Лейла раздражённо выдохнула и постаралась проигнорировать, но дитя было не из слабых и с силой снова потянуло на себя, заставляя повиноваться течению.  — Майк, не сейчас! Ты создаёшь столпотворение.  — Это ты виновата. Куда ты опять бежишь? — но сейчас действительно не было времени. Не обращая внимание на звон в ушах и летающий рядом воздух, Лейла отдёрнула руку и ринулась к Дамблдору, пока по замку разносились громкие указания школьных старост. Вот только оглушающего детского голоса она никак не ожидала услышать.  — Мистер Реддл! Скажите мисс Харрисон не создавать пробку и спускаться, как это делают все, вместо того, чтобы лезть наперекор на верхний этаж! — завопил Майк, открыв в Лейле второе дыхание. «Мерлин, только не он!» — страстно молила она, быстро взбираясь по остатку лестницы. «Прости, дорогая, но Томми слишком близко. И… в отличие с тобой, все уступают ему дорогу», — протянул воздух, кружа над головой. «Что, неужели забыл о своих нынешних обязанностях старосты?» — едко поинтересовалась она, когда в очередной чуть не споткнулась, но наконец-то оказалась на этаже. «Твоя подруга шикарно разруливает ситуацию. А он создал огромный щит со стенками по бокам лестницы, чтобы никто не навернулся, и умело разделил взрослых с ребятнёй. Так что ему выгодно прикрывать конец, тем самым поднимаясь к тебе. Он всё продумал».  — Профессор! — привлекая его внимание, хрипло позвала Лейла и побежала дальше. Конечно, судьба насмехалась над ней снова — сейчас длинный коридор, в конец которого удалился Дамблдор, был совершенно не к месту. За спиной раздались громкие шаги и змеиное шипение, вывернувшее все её органы наизнанку.  — Клянусь, я прибью тебя гвоздями к стене, — послышалось отчётливое, разъярённое до дикого хрипа за спиной, но это только подстёгивало и помогало бежать быстрее. Лейла пересеклась взглядом с потянувшимся навстречу Дамблдором, как вдруг под рубахой зажгло невыносимо горячей, раскалённой цепью. Раздался громкий визг: она вцепилась зубами в кулак и тут же согнулась пополам, видя, как на руках ещё чётче проступают вены. С двух сторон послышалось хриплое «Лейла», а она залезла рукой под рубашку, и после удара в руку перед глазами всё померкло. Скрутило живот, её тело разрывало в щепки, будто иглы вонзались в кожу — а цепочка не переставала гореть адским пламенем. Её кидало в разные стороны, словно что-то в темноте перед глазами сопротивлялось и не желало пускать её. Однако, когда Лейла уже думала, что сейчас просто треснет, она влетела плечом в жёсткую стену и сдавленно завыла. — Valarauco lin haccanda, A nyara Namo ambarlya?! (Балрог тебе в зад, что за чертовщина?!) — жестоко выругалась она и тут же притихла, хватаясь за плечо и слушая своё эхо. В длинном коридоре с поломанными дверьми, ободранными стенами и скрипучими половицами слышался каждый шорох, и Лейла тут же напряглась, когда где-то рядом раздались шаги. Но всё стихло — слышалось только её дыхание, которое продолжало ворошить воздух. Она в смятении помассировала виски и подняла рубаху, нехотя желая увидеть нехилый ожог. Ничего не было: кольцо, цепочка и кожа выглядели по-обычному и даже при касаниях не болели.  — Да что же это такое, — разочарованно прошептала Лейла и закусила губу, пряча лицо в ладони. Последнюю неделю она всерьёз думала, что все проблемы только из-за неё. Что у Гэндальфа, прикрывавшего главную разыскиваемую Средиземья, что у Дамблдора с Гонорией, а теперь ещё у школы. Не было слов, чтобы описать, как часто она стала думать об этом после слов Эйвери. Что бы было, если бы Лейла с первого дня поселилась где-нибудь далеко от людей, до конца выучилась у Гонории и просто рыскала по библиотекам в поисках информации. Никто бы её не узнал, она бы никого не узнала, а и так страшная жизнь в магической Британии не стала бы ещё страшнее. Заставив себя собраться и, протерев сонные глаза, встать с крепко сжатой палочкой в руках, Лейла тихо выдохнула и тряхнула головой. Обошла маленькую гостиную с несколькими старыми чемоданами и вазами в застеклённых куполах и, желая найти окно, вскоре услышала громкие крики. Они были знакомыми, как и само место — самым известным среди домов с призраками в Ирландии являлся Лофтус-Холл, где, согласно легенде, юная девушка встретила дьявола. Но это легенды маглов: она же читала про волшебников, что прятались здесь с тёмными артефактами и потом пытались их уничтожить. И, судя по всему, учебник из Запретной секции действительно не врал — Тёмной магии здесь был просто шквал, воздух был сильно разряжен её частицами. Ей это только на руку: всё, что было связано с мистикой и Тёмным искусством, в последнее время тянулось к Лейле магнитом. Почему-то в таких забавных ситуациях от лёгкости на душе, от привычной ауры она даже думать умнее начинала, ибо достаточно быстро поняла, что сопротивление в перемещении создавали закрытые границы Ирландии. И каким боком её кольцо стало порт-ключом, так ещё таким сильным, было непонятно.  — Какая ирония, — мрачно хмыкнула она, идя на громкие хныканье к огромному залу с открытыми дверьми. Какие бы догадки у неё ни появлялись, на такую Лейла даже не рассчитывала, ссылаясь на искажённый звук. Она быстро ворвалась в зал с выставленной палочкой, тут же наколдовав щит и бегло осмотрев тёмные углы, но никого не оказалось. Только маленькая фигура у выложенной камнем стены. Лейла сощурилась, пустила в силуэт жёлтое свечение и на мгновение замерла, не веря глазам.  — Джорджия? — неуверенно позвала она, и сдавленные стоны прекратились. Голова с грязными чёрными волосами поднялась, и Лейла встретилась с испуганным взглядом сокурсницы. По её бледному, израненному лицу стекала тушь, а рот был затянут магической верёвкой.  — Ох, Мерлин, — устало прошептала она, подбегая к надрывающейся итальянке. — Тихо, тихо, это я. Лейла. Её глаза заблестели, и Джорджия оживилась, выпрямившись и в истерике забив связанными ногами. Лейла осторожно прикоснулась к верёвке, проверяя, какими чарами та заколдована, но в результате быстро ослабила её и услышала хриплый вздох.  — Жива? — сама только сейчас оклемавшись после боли в животе, тихо спросила она.  — Лейли, моя девочка! — звонко разрыдалась Джорджия, не смотря на молящий взгляд Лейлы вести себя поскромнее. Итальянские корни приказывали обратное.  — Что это за место? Где мы? Я ничего не видела. Я вышла из школы прогуляться с утра, а потом у меня заболела голова и… как я оказалась здесь?! — захрипела она, дёргая ногами и мешая Лейле высвободить их.  — Джорджи, угомонись, пожалуйста, — спокойно попросила она, пригвоздив её конечности к полу и изо всех сил стараясь не сорваться на и так эмоциональную сокурсницу. С каждым днём в этом мире жить становилось только веселее. — Сколько ты уже здесь?  — Я очнулась только недавно, но свет сюда не падает, так что без понятия… А ты что тут делаешь?  — Хотела бы я знать, — без тени улыбки произнесла Лейла и с мрачным вздохом отстранилась, почти высвободив Джорджию. — Ладно, Джорджи, всё будет хорошо, слышишь меня? — она побила слезливую по щекам и серьёзно заглянула в блестящие глаза. — Я знаю это место. Это ирландский дом с призраками, об этом у маглов ходят легенды. Думаю, после Хогвартса тебя это не испугает. Мы с тобой волшебницы, мы найдём выход, выпустим Патронус, и нас найдут. Обязательно, слышишь, так что не разводи панику! Если что, приютимся у маглов, хотя туристов я здесь не нашла, но это не важно… — Лейла сделала небольшую паузу и нахмурилась, наклонившись ближе к Джорджии: она хотела развязать её заломанные за спину руки, но те оказались свободными. «Дорогая, тут такое дело…» — начал было воздух, когда она проморгалась, стараясь не уснуть. Но не успела Лейла взглянуть Джорджии в лицо, как та с рыком пнула её в грудь и попала в солнечное сплетение. На мгновение Лейла открыла рот в беззвучном хрипе, губами пытаясь ухватить хотя бы немного воздуха, но грудь сжало в тиски, было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она проморгалась, ногтями впиваясь в плитку, когда в макушку до одури ударили чем-то тяжёлым, и в голове всё зазвенело. Картинка перед глазами стала расплываться, тело пробило дрожью, и вскоре Лейла почувствовала, как после быстрого полёта спина впилась в камень. Руки, ноги, горло и даже талию окутали крепкие, горячие кнуты: она оказалась вжата в стену, повиснув в нескольких метрах от земли. По шее заструилась тёплая кровь, скатывающаяся с головы на плечо, а глаза стали медленно слипаться, когда Лейла наконец-то смогла выдохнуть. Она громко задышала, жмурясь и пытаясь собраться, чтобы разглядеть силуэты; вскоре звон в раскалывающейся голове стих, хотя теперь к горлу подступал рвотный позыв, и она громко закашлялась от поднявшейся пыли.  — Знаешь, моя Лейли… — раздался мягкий голос Джорджии где-то рядом, и вскоре та предстала перед ней чётким силуэтом. Она вальяжно ступила ближе и, оценивающе осмотрев её, улыбнулась. — Я обязана сказать тебе спасибо. Теперь я не сомневаюсь, что мои актёрские навыки просто потрясающие, — итальянка выудила из мантии палочку и, проведя ей вдоль тела, сняла с себя крепкую плёнку магии. Растёкшаяся тушь вернулась на завитые ресницы, мокрые дорожки подрумянились, и на теле не оказалось ни грязи, ни царапин. Её одежда была идеально выглаженной, волосы выпрямлены, а алые губы расползлись в оскал. Глаза-блюдца похолодели, скулы заострились, и со вздёрнутым носом Джорджия подошла к ней впритык, нагло проведя палочкой по пульсирующей макушке. Лейла фыркнула, со всей силы вжимаясь в верёвки, чтобы высвободиться, но лишь несдержанно зашипела и припала к стене, повязав себя ещё сильнее.  — Можешь даже не пытаться, — услышала она насмешливый тон и в шоке взглянула на преобразившуюся итальянку. — Чем больше сопротивляешься и злишься, тем горячее и крепче становятся кнуты. «Ну и? Где ты, когда так нужен?!» — смотря на корячащийся в руках воздух, проскрипела Лейла, пытаясь выровнять дыхание. «Оно не поддаётся», — фыркнул он, злостно ударив себя по голове. И правда, его щупальца либо проходили сквозь заклинание, либо он отдёргивал их и шипел. «Я не могу помочь, прости меня. Если бы это были материальные верёвки, то да, но здесь… Я тоже обжёг себе пальцы. Если ещё несколько раз так попробую, у тебя на запястьях останутся ожоги. Серьёзные, Лейла, тут не дело в храбрости».  — Джорджия, что с тобой? Ты под Империусом? — если бы это было так, она бы не выражала никаких эмоций, показывая лишь спокойствие и блаженную улыбку. Сейчас же в её взгляде черти водили хороводы. Та тихо рассмеялась, после чего прижала палочку к горлу Лейлы и посерьёзнела.  — Ты разговариваешь с настоящей мисс Пасагальей, — холодно заявила она и скосила голову, оценивающе проходя взглядом по её лицу. Лейла попыталась трансгрессировать, но ничего даже не почувствовала: сопротивление показывало, что возможность аппарировать здесь была запрещена. Как чудесно. — И ты даже не представляешь, как я ждала этого дня. А пока время ещё есть, я наконец-то могу выговориться. Уверена, тебе будет интересно послушать о человеке, буквально познакомившем тебя с лучшим Тёмным волшебником столетия. Так вот дорогуша, представляю твоему вниманию… себя, — она манерно расправила юбку и покрутилась на месте с широкой улыбкой. Сковывающая боль и злость отошли на второй план: Лейла поражённо выдохнула, и взгляд её остекленел. Сердце ухнуло вниз, скатившись по ступенькам.  — Как же я собой горжусь… — пропела Джорджия, причмокнув и с ощутимой каждой клеткой тела ненавистью взглянув на Лейлу. — Ты принесла мне и моей семье столько проблем, что сейчас, когда ты так наивно попалась в мою ловушку, я просто плакать готова от счастья. Сэр Грин-де-Вальд будет гордиться мной.  — Так ты на его стороне? — не сдержалась от абсурдных мыслей она. — Серьёзно, ты за то, чтобы сделать из маглов подчинённых псов? А если бы ты родилась маглом, я уверена, что…  — Сейчас я говорю! — Джорджия с яростью хлыстнула её по щеке и выпрямилась, заиграв желваками. Она быстро похолодела и с хитрым прищуром стала расхаживать из стороны в сторону, пока Лейла ломала себя изнутри, стараясь настроить связь с землёй и не давая себе прикрыть слипающиеся глаза. — Мне вот интересно: как я выглядела для тебя все эти месяца? Легкомысленной, слабенькой, жалкой когтевранкой с пристрастием к моде? Та самая, на которую смотришь и думаешь, за что её отправили на факультет умных? Та самая, которая красится и моется по несколько часов, громко, раздражающе громко смеётся и больше всего заботится о вечеринках?.. Отвечай! — Джорджия снова ударила её лучом и усмехнулась, словно почувствовав, как Лейла вспыхнула. Она стиснула зубы и без страха взглянула на бывшую сокурсницу, всем видом показывая, как ждёт продолжения. Та провела пальцами вдоль древка палочки и театрально вздохнула. — Сначала я, честно говоря, вообще не хотела с тобой сближаться: такая холодная, отстранённая, портила всю нашу дружбу с Хлоей и Джеком, которые, как бешеные псы, хотели с тобой познакомиться. Особенно мне не понравилось, что ты, даже не подозревая того, притягивала к себе всё внимание. Но я смолчала. Думала, сейчас все успокоятся с этой новенькой, и всё встанет на места. Я снова буду иметь много связей с пуффендуйцами и гриффиндорцами, отвечать Эйвери на его острые шуточки и тем самым сближаться со слизеринцами, которым нравился мой юмор. И снова сюда влезла ты. Показалась аристократам неприступной, спокойной, многие о тебе шептались ещё перед тем слушком, где ты шантажировала Диппета… И всем ты так нравилась, даже неприступный Лестрейндж начал с тобой общаться, хотя всегда в сторонке стоял от всех «сближений с другими факультетами», — она скривилась и закатила глаза, резко остановившись. — Но потом ты стала моим шансом возрасти в глазах взрослых. Доказать, на что я способна. Все эти года, с момента, как мои родители примкнули к сэру Грин-де-Вальду, я точно так же была с ними в одной лодке. Ещё малышкой мне поручали следить за внутренней жизнью Хогвартса, чтобы потом рассказывать об этом родителям и передавать информацию дальше. Когда же сам Грин-де-Вальд попросил привести меня к себе и поручил следить за Дамблдором, пытаться выяснить его планы по поводу войны, я буквально сгорала от счастья. Это такая честь! Он обещал сделать меня своей левой рукой, когда подрасту, обещал, что все вместе мы свергнем недостойных маглов и наведём в мире порядок, а ещё он смотрел на меня и улыбался, хотя даже на взрослых глядел с насмешкой. И что, после этого скажешь, что я раздражающая, слабенькая девчонка? Как видишь, даже слизеринцы в нашей школе ни разу не заподозрили меня в актёрской игре дурочки, которая проливает зелья, — выплюнула Джорджия, и щёки её загорелись красным. — Последний год я не находила себе места: о школе я уже всё рассказала, а Дамблдор оказался слишком умным и хитрым стариком, что не позволяло найти на его лице даже малую зацепку о гложущих его мыслях. И в один из непримечательных вечеров, когда я молча сидела на собрании с Грин-де-Вальдом, он нашёл в моей голове одно интересное воспоминание. Это была ты, Лейли. Я шла из Запретного леса и увидела, как ты сидишь на подоконнике и… О, Мерлин, колдуешь. Без палочки, без напряга, просто сидишь и выращиваешь в ладони снежинки. Грин-де-Вальд очень ценит волшебников с беспалочковой магией, поэтому он без промедления отправил меня следить за тобой. Ну как — оценить товар, посмотреть, на что ты способна. Однако потом я начала замечать изменения в твоём поведении. То ты злишься, и где-то рядом бьётся посуда, то раздражаешься, и в окно прилетает ветка. Ты думала, я доставала тебя разговорами о Лестрейндже, пытаясь взбесить, выливала на тебя сок и толкала просто так? Потому что я неуклюжая дурочка? — она широко улыбнулась, а затем звонко, мрачно захохотала. — Да потому что именно я поняла, что твоя сила зависит от эмоций, из-за чего пыталась увидеть это своими глазами, привести Грин-де-Вальду прямые доказательства, потому что мне никто не верил. Он не верил, что это связано с беспалочковой магией, ибо с ней волшебники себя так не ведут. Грин-де-Вальд понял — это было что-то интереснее. И, благодаря мне, ты стала ему интересна. А я, благодаря тебе, снова вернулась в ряды лучших.  — Значит, это ты нацепила на меня тот кристалл? Зачем ты хотела меня убить, если я была нужна Грин-де-Вальду? — холодно поинтересовалась Лейла и снова увидела довольную улыбку.  — О, это была не я, — хохотнула она, и в воздух взлетел серебристый дятел. — У меня другой Патронус. И у нас был другой план.  — У нас?  — У меня и Грин-де-Вальда, — отведя взгляд, сжала челюсть та. — …кристалл в первую очередь усыпил тебя. И ты упала с лестницы, хотя этого в плане не было. Когда ты попала в лазарет, я должна была поджечь входную дверь, а сама выбежать на улицу и посмотреть, что ты сделаешь. Уже тогда Грин-де-Вальд понял, что у тебя особая связь с воздухом, ибо, когда ты злишься, рядом с тобой становится холодно. Поэтому, когда под действием кристалла ты бы спрыгнула, я планировала запечатлеть, как ветер подхватывает тебя или что-то в этом роде, без понятия. Но всё стало ещё лучше. В школу ударили молнии, заставив всех подорваться и выбежать на поляну, а пожар в лазарете и прикрывать не надо было, туда просто попал разряд. И тогда, если бы это увидели все — как ты паришь в воздухе, точно бы испугались ведьмы, пошли рассказывать родителям, а администрация не пожелала бы терять учеников и со спокойной душой отдала бы тебя в руки Грин-де-Вальду. К сожалению, ничего не вышло, — разозлилась Джорджия на саму себя. — Но тогда это уже было не важно. Складывающаяся о тебе картина впечатлила армию последователей, уже многие догадывались о твоих странных способностях, и наш Властелин решил заполучить тебя любой ценой. Лейла плюнула в сторону, поморщившись от такого прозвища, за что снова получила плетью по скуле.  — Он предложил сменить меня кем-то более взрослым, но потом… после долгого анализа моих воспоминаний и мыслей помедлил и позволил сделать мне выбор. Конечно, я согласилась продолжить дело: я не собиралась терять шанс стать одной из самых узнаваемых последовательниц! — её глаза могли осветить весь зал, настолько она восхищалась собой. — И что ты думаешь? История с проблемами в семье была ложью, моё отстроченное возвращение домой затянулось только из-за тебя. Я не прогадала, когда предположила, что что-то может произойти в твой день рождения, — Джорджия медленно подошла к Лейле и сделала глубокий надрез на щеке, с садистским удовольствием выдавливая оттуда кровь. А потом вытерла палочку об её свитер и сладко прошептала: — Именно с моим воспоминанием Властелин заглянул в Омут памяти и увидел, как над школьным озером ночью парит знакомый силуэт. Да, Лейли, я не спала в ту ночь только ради этого, я видела всё. Как ты своим воздухом пробиваешь землю, как скручиваешь кроны деревьев, ломаешь лёд и летаешь. Ты. Прокололась, — довольно улыбнулась она, быстро разгораясь от злости, что Лейла смотрит на неё с полным безразличием. Она, постоянно теряя фокус в прикрывающихся глазах, была в своих мыслях: погрязла в них, как в болоте, и не могла выбраться. Правда оказалась оглушительной. Был ли смысл теперь вообще кому-то верить? Говорить хотя бы слово в лицо? Делать выводы, исходя из характеров, если среди самых легкомысленных прячутся вот такие… фанатики.  — И даже остаться в замке на каникулы было частью плана. Перевестись в другую школу, зазубрить всё про этих драконов, ну и немного подправить память учителям оказалось не так уж и сложно. Тем более, что спрятать мысли мне помогли. Если бы осталась в Хогвартсе, это было бы подозрительно: я, да вдруг стала интересоваться этими зверями. Поэтому я с чистой душой поехала в Румынию и, конечно же, встретила тебя. А там уже никто особо не следил, где мы ходим, с кем мы ходим и у кого гостим, — Джорджия облизнула губы и прошептала: — Это мои посланники под Империусом заставили стадо людишек на станции усесться в первый вагон, чтобы вы оказались в последнем. Либо первый, либо последний, неужели не так вас просил Диппет, дабы не столкнуться с журналистами? Это я дала показания, во сколько и на какой поезд вы садитесь, чтобы остальные могли вычислить время прибытия и напасть на вас, наконец-то забрать тебя. Но Том всё испортил. Я вообще не думала, что он пройдёт олимпиаду, он никогда не интересовался драконами. Поэтому укрылась, спаслась ты только благодаря ему. И вот, даже спустя столько раундов ты всё равно оказалась у нас. Ты ведь знала, что любой предмет можно сделать порт-ключом? И твоё любимое кольцо отлично подошло на его роль.  — Вау, что сказать. Молодец. Вот только интересно: с чего же вдруг ты так за меня вцепилась? В твоих глазах горит ненависть, Джорджия, — спокойно заявила Лейла, посматривая на понимающий, к чему она вела, воздух. — Я ощущаю её, словно могу потрогать. Неужели ты так ревновала меня к своим друзьям? При всём уважении к Хлое и Джеку, я не была с ними близка, и ты, вероятно, видела это.  — А дело не в них, — и вот теперь стало действительно любопытно. Потому что то, как исказилось вечно милое личико итальянки, надо было видеть. Джорджия присвистнула и дёрнула бровями, расправляя пряди и снова начиная ходить из стороны в сторону. — Ты думала, что я такая слепая, как Ахта со своими подружками? Так вот слушай сюда! Я несколько лет старалась, горбатилась, чтобы он меня заметил. И шансов у меня было больше всех. Я знаю, как себя вести и преподать, как скрывать свои эмоции и притворяться. Мы с ним флиртовали, что получалось только у меня, и мне даже не нужно было подливать Амортенцию, чтобы он меня заметил. А потом, — выплюнула она прямо в лицо, — пришла ты, и всё рухнуло. Он зациклился только на тебе, игнорируя абсолютно всех учениц. Раньше он отвечал абсолютно всем, забавляясь, улыбаясь, а в этом году не только отшивал, но даже не смотрел. Ни на вечеринках, ни на уроках. Он был занят ссорами с тобой…  — Да кто он?  — Том! Том Марволо Реддл! — громко разделила Джорджия, и живот Лейлы грубо стянуло узлом. Она же скрестила ноги и, злостно дёрнув плечами, продолжила:  — И всё! Всё, он перестал обращать на меня внимание! На вечеринках я танцевала в середине танцплощадки, а Том глядел в стакан и думал. Я проходила рядом, а он даже не улыбался. Я смотрела на него через столы Большого зала, как делала это раньше, а он уничтожал взглядом именно тебя. Он предпочёл тебя. А не меня. Да кто ты вообще такая? — фыркнула она, клацая челюстями и не замечая, как взгляд Лейлы помрачнел, пока в голове прокручивался диск с точно такими же словами Эйвери. — Каким образом ты приковала внимание моей первой и последней любви? — кричала та, а она лишь приподняла брови, смотря себя под ноги. Если бы был шанс, Лейла бы поменялась с ней местами. Чтобы Марволо никогда её не заметил. — Ты говорила, что вы близко не общаетесь? Ложь! Он приносил тебя без сознания и лечил. Держал за талию, а ты была не против. Улыбался, а ты в ответ… Том целовал тебя, а ты отвечала. Мерзавка. Я ненавижу тебя, Харрисон! Ненавижу, потому что ты украла всё, что у меня было! Я, зная твоё отношение к подчинению, привела тебя к сильнейшему магу нашего мира. И я хочу видеть, как ты будешь гнить в заточении, если не согласишься на условия Грин-де-Вальда, который, к слову, скоро будет здесь. Хочу, ужасно хочу видеть, что твоя жизнь летит в бездну! — шипела она с дрожащими кулаками.  — Серьёзно? И всё это ради Реддла? Ради этого змея, которому всё равно на всех, потому что он любит только себя? — Лейла не сдержалась и хмыкнула.  — Я бы его изменила, — самоотверженно сказала та, чуть не вызвав припадок смеха.  — Ты проделала такую шикарную работу, но не смогла увидеть, что мы просто терпеть друг друга не могли. Я открою тебе тайну, моя любимая подружка: этот змей пытался прикончить меня че…три раза. Сначала хотел отравить, потом подлить яд в чернила, а потом он пытал меня Круциатусом, — пыхтящая Джорджия притихла, и лицо её вытянулось от удивления. — Так что глупо было предполагать, что я увела его у тебя. Честно, замани его сюда точно так же, как меня, и живи долго и счастливо, я буду только рада. Да я готова сама попросить тебя стереть мне все мысли о нём, будто его никогда не было в моей жизни… ну а теперь о другом. Столько деталей, такое прыткое желание… И всё ради того, чтобы Грин-де-Вальд заметил тебя среди своей армии? Как думаешь, он выберет своим напарником взрослого, компетентного волшебника со связями и опытом в бою или такую эмоциональную, молодую школьницу, без сопротивления делающую всё, что он скажет. Да Грин-де-Вальд умертвит тебя при первой возможности и без угрызения совести переступит через труп, даже не взглянув в сторону твоих родителей, — отводя насмешливый взгляд, добавила она и стиснула зубы, когда тело пронзила сотня иголок. И боль была настолько резкой, что Лейла даже не сомневалась — Джорджия её ненавидела. Так сильно, как только могла, раз так желала помучить её. Только ей уже не было так больно. Она лишь чувствовала жар и хлынувшую из открывшихся ран кровь. Лейла засмеялась и мрачно прокричала, чтобы та наверняка услышала: — Давай сильнее, а то как-то слабо, — Джорджия с рыком впилась двумя руками в палочку и усилила заклятие. Но снова услышала только хриплый, издевательский смех, потому что Лейле казалось, будто её просто щекотали, царапая изнутри. Итальянка окаменела, уставилась на неё округлившимися глазами и вскоре опустила палочку. Лейла же сплюнула попавшую в рот кровь и закашлялась с блаженной улыбкой на лице. — Последние месяца происходило столько всего весёлого, ты даже не представляешь. Это всё… нет, я сама. Именно я уничтожила себя, чтобы больше никто не смог сделать мне больно. Я видела такие страшные вещи, что сейчас с жалкой, эмоциональной девчонки, которая срывается на мне из-за ревности, хочется просто смеяться. Так что давай: выливай душу, кричи на меня, бей меня, медленно убивай. Я всё равно не почувствую твоей ненависти. Потому что ненависть к себе обеспечила мне потрясающий иммунитет. Её я чувствую сильнее всего, она перекрывает чужие эмоции, да и мои тоже. Пробуй, не сдерживайся. Честно скажу, я просто очень устала. Я даже сопротивляться не буду, ну давай, хоть прикончи меня. Лишь спрошу: каково это, встать перед кем-то на колени, ища поддержки, похвалы и внимания, а не построить, сделать себя независимой и великой своими силами? Струсила, что за сотней плеч меньше шансов умереть? — Лейла хохотнула, вспоминая, как точно так же рассчитывала на эльфов, бившихся против орков, и увидела ослепляющую вспышку, уколовшую прямо в грудь. Круциатус растягивал органы, лазил грязными ногтями в душу и нагло царапал глотку, пока кнуты на конечностях из-за пробивающей тело дрожи вдавливали Лейлу в стену ещё сильнее. А она с интересом разглядывала яростное лицо Джорджии и улыбалась воздуху, который смотрел на неё с шоком и даже восторгом. Он приоткрыл рот и, подлетев ближе, погладил её по щеке, охладив ранки. «Ты так и не поняла?! Лейла, да ты же стала сильнее! Ты помнишь, как визжала при первой пытке? А сейчас? Ну слёзки от перенапряжения скатываются, но это не то. Это же… это же поможет нам уничтожить кольцо!» — страстно заявил тот с гордостью, всё ещё не понимая, что скоро останется без хозяйки. Но ведь правда. Лейле снова стало всё равно, она даже не волновалась о пытке и шансе сойти с ума. Хотелось просто… закончиться.  — На самом деле, мне очень приятно, что я твоя первая и последняя любовь, — палочка в руке Джорджии дрогнула, и она резко замерла, дёрнув головой в сторону. Из тени выплыл Марволо, и Лейла присвистнула.  — Подруга, да ты ещё лучше, чем я думала. Так быстро взяла за основу мою идею и заманила Томми прямо сю… — он взмахом руки прикрыл ей варежку и с улыбкой подошёл к Джорджии. Воздух цокнул, раскрывая ей рот, и Лейла продолжила: — сюда! Не люблю, когда мне не дают поговорить.  — Ты очень умная девушка, Джорджия, — с обаятельной улыбкой сказал змей, смотря на завороженную итальянку. — И красивая. Не зря я всё это время выбирал тебя среди всей школы.  — А-а, — протянула Лейла, громко сдувая губы. — Так это та самая, у которой улыбка красивая. Ну да, даже очень… а что ты ему дарила, мне просто интересно? Да, Пасагалья, я к тебе обращаюсь.  — Не обращай внимания, она после… после Круцио не может нормально соображать, и… — начала оправдываться Джорджия и нервно выдохнула, когда Марволо заправил ей прядь за ухо. Он наклонился к лицу и тихо, но чётко произнёс:  — Но ты всегда была и останешься для меня слабой и тупой, избалованной девчонкой. И никто, кроме меня, не посмеет трогать Лейлу, — лицо итальянки ожесточилось, и она мрачно подвела:  — Раз ты всё слышал, мне придётся стереть тебе память.  — А ты попробуй, — усмехнулся он и, не дожидаясь ответа, пустил в Джорджию тройку цветных лучей. Окутал её сетями, отобрав палочку, и подвесил головой вниз, кинув в стену. И всё же Лейла перед погромом успела заметить, как та пустила в дверь серебристую нить — ей не показалось. Не успев даже взглянуть на упавшую Джорджию, она услышала ропот шагов, и десятки заклинаний с порога зала полетели прямо в Марволо.  — Да как ты посмел тронуть мою дочь! — рявкнула высокая блондинка, накрутив над головой красное лассо.  — Приятно познакомиться, миссис Пасагалья, — послышался его уверенный голос, и стадо волшебников замерло в недоумении, потеряв Марволо из виду. Через мгновение он появился в воздухе и, растянув в руках серебристый толстый луч, с грохотом кинул его в их ряды.  — Не трогать! Она моё задание! — крикнула поднявшаяся Джорджия и с вытянутой палочкой подбежала к Лейле. Она же, переглянувшись с отвлёкшимся на битву воздухом, коротко улыбнулась и выдохнула.  — Ты ведь сказала, что чем больше я злюсь и сопротивляюсь, тем крепче меня здесь сжимают. Так вот, я не злюсь. Я полностью… — Лейла ощутила, как вспыхнули её глаза, и прохрипела: — спокойна. Воздух резким движением отдёрнул верёвки, и она взмыла к высокому потолку. Раз они знают только об одной стихии, самое время было с ней воссоединиться. Лейла с закрытыми глазами и сцепленными накрест руками закружилась у люстры, вдохнула полной грудью и, огородив щитом Марволо, с рыком ударила кулаком в пол. Земля сотряслась, и все волшебники, резко подлетев, повалилась на колени с громкими охами.  — Где ты была?! — вне себя от ярости процедил змей, метая молнии.  — Какого чёрта ты здесь забыл?! — рявкнула Лейла, громко дыша.  — Не смей повышать на меня голос!  — То есть тебе можно?!  — А вы знакомы или просто помогаете?..  — Закрой рот! — одновременно прорычали они дёрнувшемуся магу и снова впились друг в друга сердитыми взглядами. Но стоило им продолжить, этот же маг понял, что на него наехали подростки, и со скверными словечками ринулся в бой. Лейла с Марволо приняли атаку и хотели выудить из его руки палочку: однако она пыталась вытянуть её в правую сторону, змей в левую, и в результате та лишь крепче прилипла к руке хозяина.  — Твоя другая сторона! — прошипела Лейла, не выдерживая.  — Нет, это моя. А ты места попутала, защищайся давай! Или ты слепая и не видишь летящих в тебя заклинаний! — она завыла от беспомощности и одним махом осадила на пол четверых крепких фанатиков Грин-де-Вальда, после чего поменялась с Марволо местами, предварительно толкнув, и прижалась к нему спиной.  — Лучше тебе не возвращаться в школу, потому что я сдеру с тебя кожу! — в бешенстве рычал он, легко откидывая заклятия и раня волшебников.  — Лучше тебе не попадаться мне на глаза, — проскрипела Лейла, пальцами вбивая в землю особенно яростных.  — А то что?  — Проснёшься с клинком между глаз. Никого не убивать оказалось действительно сложно. Лейла лишь ранила, царапая кожу под одеждой, из-за чего те складывались гармошкой, добивала кулаками, душила у стенки или вдавливала в ломающиеся плиты. А вот Марволо веселился, с непрестанной подростку лёгкостью отбиваясь и выигрывая у старших. Яркие вспышки слепили глаза, свист рассекающего плоть ветра и крики прекратились так же внезапно, как и начались, стоило услышать громкий голос.  — Попрошу сложить палочки, мои дорогие друзья, — реакция у круга недоброжелателей сработала мгновенно, из-за чего Лейла слегка опешила и насторожилась ещё больше. Они опустили палочки и склонили голову: стоило ей заглянуть за Марволо, как из тени дверей выплыла статная фигура, и перед ней предстал сам Геллерт Грин-де-Вальд. В пальто с жилеткой и расстёгнутой верхней пуговицей рубашки, в узорчатых брюках, с взъерошенными выбеленными волосами и короткими, жёлтыми усами. Он сделал вальяжный шаг вперёд и поднял руки, демонстрируя отсутствие палочки, торчащей из кармана.  — Какая честь, — бархатным, мягким голосом прошептал тот, разнеся эхо по всему залу. Его скулы дрогнули, и он медленно поклонился. — Здравствуй, дорогая Лейла. Она сделала несколько шагов, когда почувствовала на запястье крепкую хватку и вздрогнула, оглянувшись на мрачного Марволо. Змей медленно мотнул головой, играя желваками, но Лейла с особой грубостью отдёрнула руку, громко фыркнув, и уверенно встала напротив Грин-де-Вальда.  — Мистер Грин-де-Вальд, — она неспешно склонила голову и бегло осмотрела его чуть ближе. Глаза завораживали точно так же, как на снимках в газетах. Один был ярко-голубым, с белыми царапинами в радужке, а второй тёмно-карий, и оба смотрели одинаково проницательно, внимательно.  — Не представишь своего?.. Мальчика? — облизнув губы, спокойно поинтересовался Грин-де-Вальд, оторвавшись от неё взглядом.  — Не смей, — начала она, но мальчик назло громко прокашлялся и чётко произнёс:  — Марволо.  — Рад знакомству.  — Взаимно, сэр, — и каждое их слово было пропитано лестью, смешанной с желчью, что у Лейлы даже скулы свело. Грин-де-Вальд вернулся к ней и устало вздохнул:  — Ты уж прости моих помощников, им было приказано привести тебя ко мне как можно быстрее, а про методы и предосторожность они немного не подумали, как иронично, не правда ли? — скосив сладкую улыбку, тихим голосом вопросил он. Но она смолчала. Выпрямилась и, сложив руки под грудью, услышала рядом вскрик.  — Сэр! — произнесла Джорджия, пытаясь вылезти из хватки мужчины с палочкой у её шеи. — Сэр, я привела вам её.  — Ну, ну, подожди, Ванж… — мужчина резко вздрогнул и с распахнувшимися глазами вопросительно уставился на Грин-де-Вальда. Тот вальяжно прошёл рядом с напуганной Джорджией, небрежно задев её плечом, и встал перед Лейлой, которая еле контролировала звон в голове. Он тепло улыбнулся, дёрнув белыми усами, и плавным жестом указал на её сокурсницу. — Может, наша гостья не согласна с моим выбором. Мне кажется, к таким людям, как Лейла, стоит прислушиваться. Что скажешь, милая? — растягивая слова, шептал он на ухо. — Нужно ли убить Джорджию? Вроде она справлялась неплохо, раз смогла заставить тебя поверить в образ легкомысленной итальянки. Девочка-то умна и хитра. Продумала такие детали, чтобы вывести тебя на эмоции. Перешла в другую школу, вызубрила книжки о твоих любимых драконах и в поездке сообщала нам, где ты, как ты, когда у вас с этим юношей был поезд обратно в школу… Умница, не правда? Но всё же самую важную часть она провалила. Не сдержалась и выплеснула эмоции раньше времени, — Грин-де-Вальд разочарованно качнул головой и поцокал, когда эхо ударилось об высокие потолки, и мать Джорджии со слезами на глазах пискнула. — Да и на самом деле, делала это всё она не из-за преданности, а из-за страха, что никто не примет её в новом обличии… моей слабой последовательницей. Так бы она поднялась на пьедестал почётных магов в наших кругах, представляешь, как это волнительно для юной дамы? Сама она бы сюда не попала: бедная, глупенькая школьница взяла пример с родителей, а потом, когда сначала не захотела рассказывать мне о тебе, её брат каким-то образом был похищен. Представляешь, во что она вляпалась? Кто же её спасёт? Ведь у каждого человека есть право на ошибку. Значит, её можно пощадить, Джорджия здесь ни при чём. Это просто чувства, которые захлестнули её с головой… Поэтому сейчас её жизнь только в твоих руках, милая. Смотри, тут всё просто, — он встал к Лейле боком и снова наклонился к уху, вызвав волну мурашек. Проверял её. Хотел взять на слабо и посмотреть, с кем имеет дело, насколько она бесхребетна. Его лицо приобрело спокойный вид, вверх взмыла палочка, и после громкого крика глаза Джорджии полезли на лоб. Невербальный Круциатус, причём такой мощный, что казалось, у неё вот-вот полопаются капилляры. — Если скажешь остановиться, я остановлюсь. Просто попросишь, и она будет жива. Она ведь твоя подруга, она не хотела затягивать тебя сюда. Но так получилось. И сейчас, если пощадишь её, она век не забудет. Будет прикрывать тебя… Я начну отсчёт с трёх. Три… Родители итальянки затряслись, прикрыв рот.  — Два… — протянул Грин-де-Вальд, когда Джорджия забилась в истерике и завизжала, молящим взглядом смотря на Лейлу. Но она даже не дёрнулась. Совершенно недавно она уже решила показать себя героем — пощадила и хотела отпустить орка, но что-то пошло не так. Сейчас, когда сокурсница перед ней оказалась настоящей предательницей и ярой завистницей, её вовсе не было жаль. Лейла просто равнодушно смотрела ей в лицо и не моргала, не чувствуя даже крохотного угрызения совести.  — Один… — но молящего «остановитесь» так и не прозвучало. Грин-де-Вальд удивлённо качнул головой, театрально выпячивая губы, и с его палочки вырвался тяжкий зелёный луч. Раздался оглушающий крик, и тело поледеневшей Джорджии замертво упало на грязный пол. Он махнул рукой, и весь круг волшебников выставил палочки на Марволо. И как бы Лейла ни казалась пронырливому Грин-де-Вальду равнодушной, внутри всё неприятно сжалось от такой картины. Змеёныш, словно пересилив себя, коротко взглянул в её сторону угольными спокойными глазами, и усмехнулся. Только этот взор и смог разрушить все переживания, пока Грин-де-Вальд незаметно схватил Лейлу под руку и сухо приказал:  — Не пускать его, — с разных сторон в Марволо полетели яркие лучи, и она сглотнула, поняв, что невольно сжала под рукавом кулак и впилась ногтями в ладонь. Лик воздуха вырос в размерах и прикрыл Марволо, окутав его щупальцами. С его стороны послышался тихий смешок, и он сам разрезал щит, нападая первым.  — Что вы?..  — Мы немножко поговорим, ты же не против? — раздался ласковый голос над ухом, и в минуту дверь за спиной захлопнулась, а они оказались в большом просторном зале с огромными масляными картинами и чемоданами.  — И что вы собираетесь сделать после разговора? Убить? — Грин-де-Вальд рассмеялся и со вздохом отпустил её руку.  — Я, конечно, могу отрезать тебе руки и ноги, но это только по твоему желанию. Взамен попрошу соблюдать этикет, — он немного помолчал, размяв губы, а Лейла часто жмурилась, отдёргивая себя от манящей магии, исходившей от великого волшебника. — Ты поклонилась мне. Если уважаешь меня, почему ни разу не пробовала связаться и присоединиться к нам?  — Обычный жест вежливости. И всё же… — отругав себя за прислушивание к грохоту за дверьми, спокойно добавила она, — я не поддерживаю ваши взгляды, но уважаю за то, что вы многого добились, причём сами. Что вы проделали огромную работу и стали человеком, который искусно ораторствует и умеет находить подход к публике. Я читала выпуски газет… Так профессионально сбежать из тюрьмы, да и просто развить навыки до создания синего пламени, убивающего людей с другим мнением… Это восхищает.  — Я польщён, — дёрнув усиками, признался Грин-де-Вальд и пронзил заинтересованным взглядом. — И с чем именно ты не согласна? Лейла всё прекрасно понимала. Сколько бы желчи в ней ни скопилось, плеваться сарказмом на такого мага было унизительно и неправильно. К нему нужен был совершенно другой подход, и ей безумно хотелось наконец-то разложить всё по полочкам. Полезет драться с Грин-де-Вальдом, против которого с палочкой у неё нет ни шанса, она только в крайнем случае.  — Я не считаю диктатуру достойным вариантом править миром, — аккуратно начала она, набравшись смелости при дёрнувшемся к ней коричневом глазе.  — Безусловно есть люди с выдающимися способностями и статусом, за которыми хочется идти, за спинами которых чувствуешь себя сильным. Такие лидеры всегда есть и будут, потому что они нужны. Но миру не нужен один Властелин. Всегда найдутся те, кто будут стоять до последнего против нововведений, и окрашивать землю в кровавый цвет, дабы запугать таких смельчаков? Это создаст лишь большее сопротивление и страх…  — Продолжай, милая, — кивнул тот, внимательно слушая, когда в стену за дверью прилетело что-то тяжёлое.  — Я не считаю, что вся ваша армия есть и будет верна вам из-за вашего авторитета. Среди таких есть много трусов, которые будут убивать и выполнять ваши приказы только из-за боязни, что на них обрушится ваш гнев. Понятно, что вам на это всё равно, вы только рады марионеткам, но стоит им встретить ваших врагов, которые угреют их, пообещают тепло и спокойствие, и они уйдут. А что касается вашего желания перестать скрываться и подчинить маглов, — Лейла облизнула губы и задумалась, — я, вероятно, просто не понимаю вашей ненависти к ним, сэр. Вы сейчас не подумайте, я не всемирное добро пропагандирую, я в него даже не верю, — он тихо хохотнул и остановился у большой картины с кровавой битвой. — Но они тоже люди, и они не выбирали, кем родиться. Если бы все мы родились маглами и даже бы не догадывались о существовании магии, всё бы наверняка было по-другому. Это то же самое, что ненависть чистокровных к маглорождённым, ибо, видите ли, у них грязная кровь. Но она у всех одинаковая, и странно думать по-другому.  — Ты ведь полукровная?  — Да, сэр.  — И как ты относишься к чистоте крови? — немного приподняв брови, поинтересовался Грин-де-Вальд, вальяжно продолжив путь.  — Никак, — честно ответила Лейла. — Я не считаю, что от этого зависит вселенная. Почему-то даже в школе можно понять, что мои маглорождённые однокурсники ведут себя лучше некоторых слизеринцев. У каждого есть свои прелести жизни, мне не принципиально, с кем общаться, главное, чтобы человек был интеллигентным. То же самое с маглами. Среди них есть как сердечные сплетники, так и озлобленные лидеры, у них две руки и две ноги, как у нас. У меня есть пару знакомых, которые не любят простецов за разрушенное детство, за убийство их родных во время магловских войн. Но ведь точно так же портят детство и убивают волшебники. Всё зависит от людей…  — Но мы ведь сильнее, — воодушевлённо шепнул Грин-де-Вальд, проходя жилистой рукой по рамке. — Мы создаём новую жизнь, нам не нужны законы физики, не нужно оружие и танки, потому что всё в силе нашей связи с палочкой. Один взмах, и ты защитишь хоть весь замок, одно движение, и ты убьёшь несколько людей разом, одно заветное желание, и палочка его исполнит. А чем волшебник сильнее духом, увереннее и храбрее, тем больше он может. Хорошо, предположим, ты не любишь бои. Зельевар. Пока маглы пихают таблетки от боли в голове, ты можешь усыпить себя после одного глотка, можешь снять похмелье, заглушить голод, снять стресс, да даже стать другим человеком на пару часов. Не нравится и это? — он остановился и выразительно заглянул ей в душу. — Что ж… драконолог, это наверняка твоё. Пока простецы бегают от медведей и волков, мы приручаем драконов. Огромных красавцев, извергающих пламя, которые в любой момент могут прикрыть спину, будь перед тобой хоть сотня врагов. Разве эта красота, — Грин-де-Вальд наколдовал силуэты чистых полей и лесов с морями, — разве наши звери не прекрасны? Вместе мы сила. Огромная сила.  — Которую вы заберёте себе, назначив кого-то правой рукой только для галочки, — спокойно добавила Лейла, и силуэты животных перед лицом резко осыпались на пол. — И красота… природа, такая чистая и спокойная. Люди, живые, весёлые и интересные. Разве вы хотите делиться этим? Магия уникальна в своём едином экземпляре, зачем выставлять её напоказ? Похвастаться? Тогда маглы пойдут с танками против нас. И поверьте, агрессивные люди, желающие заполучить новые земли, завидующие нашим способностям, будут вспарывать глотки, резать на органы и стрелять в грудь совершенно без сожаления. У меня всё, сэр. Я могу идти?  — А ты куда-то торопишься? — обиженно спросил тот, выпячивая губу.  — Не хочу, чтобы ваши подчинённые пытали меня Непростительным ещё раз, — холодно подметила она, услышав тихий смех.  — Я ещё раз прошу прощения. Всё это время я был далеко от своих людей и отдавал приказы, шифруясь. Скучная вещь, — фыркнул он, развернувшись к ней на каблуках. — Но сейчас по-другому никак. То, какими способами они пытались забрать тебя, я не уточнил, а жаль. Не хотел, чтобы ты приняла моё желание поговорить за жестокие угрозы.  — Всё в порядке, сэр, — как ни в чём ни бывало, Лейла улыбнулась и собралась к двери, когда Грин-де-Вальд взял её за запястья и вздохнул.  — Моя дорогая, мы всё пройдём вместе, я обещаю, — с сожалеющим взглядом заверил он и улыбнулся так приятно, что она была не в силах пошевелиться. — Ничего страшного, что твои глаза последнее время на мокром месте, что ты любишь накручивать себя, что не умеешь справляться с чувствами и засыпаешь только к утру. Я всё понимаю, я тоже раньше никому не был нужен.  — Что? Как вы?..  — Тсс… — погладив её по голове и обняв, прошептал Грин-де-Вальд. — Я просто знаю, каково это, чувствовать себя пустым местом среди окружающих, которым ты на самом-то деле не нужен. Понимаю ощущение, когда не хочется есть, потому что во всём винишь себя, зная, что на самом деле так и есть. А потом человек, которого любишь, за которого переживаешь и пытаешься удержаться, бросает тебя и втаптывает в грязь. Ох, ты даже не представляешь, насколько мне это знакомо, — сиплым голосом продолжал он, поглаживая её по спине, а Лейла стояла, как неживая, и не могла отстраниться. Каждое слово долетало до глубины души, а он бил и бил в середину плотины, но сам виноват не был. Заставляли сдерживать слёзы совершенно другой человек. — Я лишь хочу тебе помочь, — а вот после этого всё тело Лейлы напряглось, и к ней вернулся здравый смысл. Это был Грин-де-Вальд. Он лишь заманивал в свою паутину очередную жертву. — Изо дня в день ты обязана прятать силы, а рядом со мной такого не потребуется. Посмотри, кем я стал. Какой авторитет заработал, чему научился и как прославился? Потому что я доказал не только самому себе, но и людям, которые причинили мне боль, что они и крошки моего хлеба не стоят! И я очень хочу, чтобы ты показала всем, на что ты действительно способна. Я и моя армия за свободу великих волшебников и ведьм. В каждом из нас залегла обида, но мои подданные смогли их переступить, а окружающие нет. Сильные люди ведь однозначно краше и талантливее, выносливее других, не так ли, моя дорогая? И поэтому…  — Но я вам нужна далеко не для этого, — ледяным тоном сказала Лейла, отстранившись и увидев в его глазах проскользнувшую злость. — Поэтому, как бы я вас ни уважала, вашим оружием на войне я не стану. Нет! — она подняла руку, призывая к тишине, и на усталом выдохе разъяснила: — Я не хочу иметь с кем-то конфликты, я не хочу, чтобы только из-за одной школьницы вы нападали на всю школу, ибо, если Хогвартс закроют, я точно так же, как и все остальные, уеду из школы, и вы больше никогда меня не найдёте, обещаю. А так добычу поймать намного сложнее, разве нет? — улыбнулась Лейла, выпрямившись. Под острым, слегка похолодевшим взглядом волшебника она прозябла до костей. — Вместо ссор я скажу вам правду — я не участвую в магической войне. Она мне не нужна, и я преследую другие цели. К сожалению, даже вы не смогли бы мне помочь. Я не выступаю ни на чьей стороне. Это не моя битва…  — Неужели так боишься? — усмехнулся Грин-де-Вальд, втянув щёки и снова сделав шаг ближе. — Боишься кидать Непростительные? Боишься попасться аврорам и сесть в тюрьму? Или рука будет дрожать, если по ту сторону увидишь друзей?  — Нет, сэр. Просто на моих руках и так слишком много чужих смертей, с меня хватит. Побуду начинающим оратором и заговорю красивыми метафорами, чтобы чётче разъяснить мысли. В каждом из нас происходила или произойдёт война. В моём случае она уже была. Или вы думали… — еле заметно вздрогнув, когда за стенкой раздались крики, задумалась она и продолжила историю своих битв из Норвегии, — что маглы в своей войне пушистые и жалкие кролики? У них нет магии, но в них присутствует жестокость, которая бьёт все рекорды, потому что они без совести стреляют в невинных людей. Простите за неудавшиеся переговоры, но с вами заодно я не пойду. И против вас тоже, могу вам хоть поклясться, хоть Непреложный обет заключить. В рядах таких людей, которые с отрезанным языком и сожженной кожей превращаются в змею, я находиться не желаю. — О, так ты про Валентино — итальянец слишком часто ошибался, выпивая лишнего и подставляя меня своим длинным языком. Пришлось принять меры, но оставить его. Я же не изверг, — она усмехнулась и понимающе качнула головой. Грин-де-Вальд выдержал короткую паузу, а затем расплылся в мягкой улыбке и погладил её по плечу. — Я всё понял. Спасибо, Лейла, я рад, что такие молодые ребята могут объяснять всё на словах. И всё же… — перегородив ей дорогу, сказал он. — Откуда у тебя такой дар? — Череда событий, которая, к сожалению, от меня не зависела, — честно призналась она и сглотнула. — А если поподробнее? — А если поподробнее… — Лейла невесело усмехнулась и вздохнула: — неудачный эксперимент. — Сожалею, — искусно изображая печаль, тот поджал губы и тут же добавил: — Ну а кольцо? Боюсь то, что оно разговаривает и даже вызывает галлюцинации вместе с потерей воли, очень не понравится Министерству. Так что я должен его изъять, во избежание недоразумений, конечно же. Каким образом он всё это знал? Даже думать не хотелось. Лейла просто начинала понимать, что теперь не сможет нормально дышать в школе, ведь неизвестно, сколько там расплодилось крыс. У неё уже просто не было слов, настолько хотелось собрать вещи и навсегда сбежать от этих безумных людей. — Это семейная реликвия. Оно дорого мне. — Оу, дорогая, я всё понимаю, — Грин-де-Вальд с сожалеющим взглядом качнул головой и мягким движением палочки сделал на рубашке Лейлы надрез, вытянув руку, — Но я ведь просто одолжу его на время. Всё-таки семейные традиции нельзя прерывать, не так ли? Норвегия вообще весьма интересная страна: она отделена от мировых конфликтов, не считая магловских, и до сих пор сохраняет свои праздники, традиции, религиозные обряды… Насколько мне известно, там живёт много волшебников некромантов. Он сделал шаг ближе, медленно облизывая губы, и внимательно всмотрелся ей в лицо. Его глаза завораживали, навеивая умиротворение: в них было столько спокойствия, понимания и мудрости одновременно, что теперь она отчётливо понимала, как выглядела уверенность, если была бы человеком. Тело обвеивала морозная, мощная энергетика, и от их зрительного контакта в стороны словно разлетались серебристые искры. Лейла неотрывно следила за невозмутимым лицом и старалась запомнить все детали внешности величайшего Тёмного волшебника. Внезапно запульсировали виски, колоколом ударяя по сознанию, и она моргнула, пряча колющуюся боль подальше. — Простите, мистер Грин-де-Вальд, но не стоит менять тему и лезть ко мне в голову, — спокойно произнесла Лейла, умоляя лик воздуха угомониться. Тот настороженно рычал и, крепко обвивая её талию, направил на волшебника десяток щупалец, готовых в любой момент разорвать его на куски. — Можете опустить руку за спиной, кольцо не поддаётся магии. Оно проклято, сэр. И я искренне не желаю вашей кончины из-за него, соответственно, из-за меня. Досадно понимать, что вы не верите моей искренности. — Понимаешь, моя дорогая, — устало выдохнул он, еле заметно дёрнув скулами, и аккуратно заправил её прядь за ухо. — Мир в наши дни жесток и беспощаден. Поэтому одной искренности уже недостаточно — осталось очень мало людей, которые будут так честны, как ты. Доверяй, да проверяй, — на его тонких губах расползлась короткая, мягкая улыбка, и в следующее мгновение Грин-де-Вальд резко дёрнул палочкой на себя. Но кольцо не пошатнулось. Даже цепочка не зазвенела. «Вот же гад», — закрутив щупальца на её талии и крепко вжавшись ими в кожу, прорычал воздух. Их взгляды похолодели, заиграли желваки, и Грин-де-Вальд разочарованно цокнул, проведя пальцами вдоль древка. — В таком случае, мне придётся сделать обмен. В целях безопасности. Потому что скоро мне и моим товарищам придётся покинуть это замечательное место, несколько дней служившее им домом. Ведите его! — звуки рядом притихли, и теперь в уши бил уверенный, пропитанный лживыми эмоциями голос волшебника. Узкая дверь с другой стороны приоткрылась, и, удерживаемый двумя мужчинами под локти, в зал вошёл Марволо. Тот с яростным чёрным взглядом готов был убить любого, попавшегося под руку, да вот только пользоваться магловскими способами защиты? Гордость не позволяла. Он исподлобья оглядел беседовавших и фыркнул, изо всех сил пытаясь вырваться. — Я не трогаю твоего мальчика, — Грин-де-Вальд недовольно дёрнул усами, услышав с его стороны сердитое шипение, — а ты спокойно снимаешь и отдаёшь кольцо. Не волнуйся, я буду с ним осторожен. — Да пожалуйста… Убивайте, пытайте, делайте с ним что вздумается, — безразлично протянула она, смотря на барахтающегося змея. Грин-де-Вальд улыбнулся и склонил голову набок, приподняв брови. — Я ценю храбрость и гордость. Но разве это не тот, к которому ты привязалась? Не тот, кто дарил тебе радость, улыбку и эйфорию? Марволо отнюдь не незнакомец, и даже не просто сокурсник. Я всё знаю, дорогая, — разделяя слова, протянул он хриплым шёпотом и выпрямился. А Лейла лишь хохотнула и протёрла глаза. — Никто не знает всего. И вы тоже. Вы тоже не досмотрели своим орлиным глазом, что Марволо — настоящий слизеринец. Он бы никогда не стал биться в конвульсиях, и, продумывая план, как запудрить вам мозги, до последнего бы держался спокойно. Шикарная иллюзия, сэр, низкий поклон, — её лицо ожесточилось, и Лейла в мгновение отскочила от вспышки Грин-де-Вальда. Не успел тот заколдовать огромную голубую волну, она отбросила его к стене и подлетела к запертым дверям, с треском выбивая их кулаком. Лейла выбежала в разряженный струнами магии зал и, стараясь быстро отыскать знакомый силуэт, влетела прямо в жёсткую грудь. — Не дать мальчишке уйти! — приказал разнёсшийся по дому голос, и Марволо без замедления схватил её за запястье, рванув к двери. Лежавшие полуживыми на полу соратники стали резко подниматься, и в следующие секунды с концов разных коридоров в них полетели искрящиеся лучи. Земля под ногами сотряслась, с потолка осыпалась штукатурка, и вскоре бешеные игры в старых комнатах начали действовать на нервы. Озлобленные на раскидавшего их подростка маги, заводящиеся от постоянных проигрышей, стоит Лейле закинуть их подальше в дверь, выжимали из себя все соки и даже не обращали внимание на Чёрную магию, которой стали пользоваться. Лейла с Марволо забежали в широкий коридор и остановились, чтобы отдышаться. Змей резко вдавил её в углубление в стене и, скрыв чарами, прохрипел: — Что ты там так долго делала? Что он с тобой сделал?! — его глаза горели ярым, жестоким пламенем, а рваное дыхание лишь прибавляло злостному Марволо устрашающего вида. — Угрожал, пытал? Ты повелась на его?!.. Но где-то рядом послышались громкие шаги, и Лейла грубо заткнула его, приложив палец к горячим губам. Тело сковала дрожь, а лицо перед глазами вытянулось от негодования. Она старалась смотреть сквозь него, чтобы видеть всё размыто, она искренне хотела послушать Гонорию и просто забыть этот страшный опыт, потому что жизнь на этом не заканчивалась. Но когда его пальцы аккуратно коснулись запёкшейся кровью щеки, ударив её разрядом, то не взглянуть на него не получилось. Лейла сама не заметила, как они оказались непозволительно близко, как её вторая рука уже давно подмораживала царапину над его виском, она вообще ничего не замечала. Просто смотрела в угольные, холодные глаза и не могла пошевелиться под тяжестью мужского тела. Снова в нос ударил запах миндаля с красным деревом, снова подрагивающие на напряжённой руке у её бока вены будоражили кровь, а рот приоткрылся, чтобы лёгкие хватали хоть какой-то воздух. Когда они поняли, что голоса давно стихли и теперь бродили эхом в другой части дома, оба резко отстранились и отвели взгляд. — Трансгрессировать не получится, надо… — Линти! — спустя минуту, тянувшуюся вечность, рядом раздался хлопок, и Лейла тут же прикрыла их ключ к спасению собой. — Линти, малыш, это я, Лейла. А вот смотри, это староста школы Том, — домовик испуганно задёргался, оглядываясь с распахнутыми от ужаса глазами, а над ухом послышался раздражённый вздох. — Мисс? Как вы оказались так далеко от школы? — Магия, Линти, магия. А теперь, прошу тебя, помоги нам ещё раз. Мы возьмём тебя за руки, хорошо? Ты же не против? — она грубо схватила брезгающего Марволо за запястье и вложила в костлявые, холодные пальцы домовика. Тот сдавленно сглотнул и неуверенно кивнул, а Лейла из последних сил выдавила из себя мягкую улыбку. — Спасибо, Линти, чтобы мы без тебя делали. А теперь… верни нас в Хогвартс, к профессору Дамблдору. Заодно ты приведёшь нас сразу к нему и, если что, всё расскажешь. Отлично? Тогда давай, — из-за угла выбежал мужчина, и она помрачнела, — Быстро! Они вынырнули из тянущегося прыжка аппарации в том же коридоре, откуда и пропали. Лейла покачнулась, максимально отходя от Марволо, и тут же с огромной радостью заметила у ближней стены Дамблдора. — Профессор! — просипела она, когда тот резко вздрогнул и зашелестел мантией. — Спасибо, Линти, — потрепав его по лысой головке, шепнула Лейла и уверенно подошла к Дамблдору. — Атака на школу продлилась буквально десять минут, то же самое произошло с Дурмстрангом, Шармбатоном и Колдовстворцом. — Вся Европа, значит… — Где вы были? Как вообще переместились и?.. — Встречались с Грин-де-Вальдом, — сказала она на ухо, почувствовав, как профессор напрягся. Его взгляд дрогнул и стал строгим. — И мистер Реддл, ухватившийся за вас до перемещения, так же участвовал в этом? — более громко поинтересовался он. — Вообще-то… — раздался голос за спиной, как только Марволо стал подходить ближе. — Безумная благодарность ему, он противостоял десяткам магов в одиночку, можете даже ему медаль дать, но переговоры вела я. Предлагаю поговорить наедине, что скажете, сэр? Вот и отлично, всего хорошего, Том, отдыхай, — она осторожно взяла его за локоть и повиновалась тут же осознавшему ситуацию Дамблдору, двинувшись к его кабинету. Предстояла тяжёлая и напряжённая ночь. И, к огромному сожалению, забыться детским сном ей позволено не было. Даже после встречи с самым великим Тёмным волшебником, с которым они просто… спокойно поговорили.

*

Утро было ещё лучше. Лейла вернулась в спальню из кабинета Дамблдора, загрузив его важными деталями, только на рассвете, когда в башне уже слышались голоса ранних пташек. Но вместо того, чтобы прилечь в тёплую кровать хотя бы на два часа, ей пришлось выслушать оглушительный рёв однокурсников. Никогда Фиона с Кевином не были такими громкими и злыми — их красные лица и срывающиеся голоса говорили сами за себя. Даже сердитые Джек с Хлоей, стоявшие у её окна, смолкли, стоило этим начать монолог. Они размахивали руками и ходили из стороны в сторону, пока бешеное дыхание разлеталось по всей комнате. Фиона то до хрипоты в голосе кричала Лейле в лицо, что она окончательно потеряла совесть, то вжималась Кевину в грудь и начинала плакать, шепча, как волновалась. Его волосы были взлохмачены, бледное лицо исхудало, и взгляд мерцал тёмными огоньками. Атмосфера в комнате становилась невыносимой, всё и все давили на расшатанное сознание, а у Лейлы из раза в раз продолжали отбирать зелье энергии. Вот и осыпалась витрина, скрывавшая правду. Эйвери во многом становился по-настоящему прав: даже таких добрых и спокойных ребят она довела до белого каления. Злость, ярость, презрение и даже страх — это и были их настоящие эмоции. Когда они хлопнули дверью, хотя Фиона ещё пару раз пыталась разглядеть её синяки на руках, Лейла сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Как же всё быстро разваливалось. Пыталась уберечь друзей от опасности, от своих проблем и ненужных знаний, а в результате осталась виноватой. Забавно. На уроке истории после самого малого движения в сторону Паркинсон из груди словно вырывали крюк, и Лейла была вынуждена с мягкой улыбкой отпрашиваться у профессора в уборную. Уже там обливаться ледяной водой и восстанавливать дыхание: на пустой желудок и потрёпанное вчерашними пытками сознание связь с Марволо, когда они хоть немного отдалялись, ощущалась очень чётко. Просто потрясающе чётко. Та самая строптивая струна, которая барахталась в запутавшихся нитках и резала органы, стоило разойтись. Но и на это Лейла поджала губы и стерпела: на автомате отвечала, на автомате кивала головой, когда считала нужным, и успешно писала конспекты. Объятия Роберта, Абраксаса и Лукреции, которые никак не прокомментировали внезапное исчезновение, сейчас не казались тёплыми или запретными, отчего ещё более приятными — ей уже было так всё равно и на публику, и на убивающие взгляды. Она просто улыбалась очередным шуткам слизеринцев и не спешила, как делала раньше, отстраняться, продолжая стоять в кольце рук Роберта. Не близко, но и не далеко, зато хоть немного спокойно. Потому что эти трое ничего и никогда от неё не требовали, проявляя удивительное чувство такта. Так и прошёл весь день: на переменах она под чарами гуляла по деревянному мосту, в обед лежала на кровати с прикрытыми глазами, а на уроках просто следила, чтобы маска со сдержанной улыбкой и мягким голосом не разваливалась. А потом, когда весь седьмой курс уже планировал разойтись по спальням и выспаться после бурной ночи, истории о которой в секунды разлетались по замку, Слизнорт запер их всех в одном кабинете. К тому моменту даже его широкая улыбка не спасала положение: все уже видели статьи про нападение на самые большие европейские школы, и старшие уж точно не были дураками, чтобы не понять, кто это сделал. А Лейле было чересчур весело — Грин-де-Вальд так постарался не перетянуть всё внимание на Хогвартс, дабы его не стали защищать ещё лучше, что напряг своих работяг во всех точках континента, лишь бы исчезновения школьницы не заметили. Прозвенел звонок, и напряжённые семикурсники смолкли, в недоумении уставившись на немного растерявшегося Слизнорта. Давно они не собирались в тесном классе все вместе. — Что ж, здравствуйте, ребятки, — звонко начал он, заставив половину поморщиться. Кто-то сидел на подоконниках, кто-то у стенки, за партами жались даже по тройкам, и всё равно абсолютно все смолчали. — Мы с коллегами решили, что сейчас это будет необходимо, поэтому попрошу всех достать перья и чернила… — Слизнорт тихо вздохнул, покачав головой, и аккуратно продолжил: — Утром мы уже сказали вам, что наша школа отлично защищена от нападений, поэтому волноваться было ни к чему, это была лишь проверка. И всё же, вероятно, некоторых случившееся озадачило или даже напугало… — Сэр, — в воздух резко взмыла рука, и его лик поморщился, подлетая к Лейле у подоконника. — Да, мистер Эйвери? — При всём уважении к вам, мы уже не дети, — его лицо помрачнело, а на тонких губах показалась ухмылка. — Мы все понимаем, что происходит, говорите напрямую. Слизнорт растерянно оглянулся, но увидел лишь поддерживающих Эйвери учеников, и сдался. Каждому в руки прилетел чистый свиток, и Поттер в другой части кабинета завыл, заведя шарманку с «что, опять тест?», а профессор прочистил горло и продолжил: — В таком случае… школьная администрация понимает, что сейчас вам как никогда сложно. Не только из-за нового уровня сложности экзаменов. Поскольку ваши семьи находятся далеко: чьи-то на магловской территории, чьи-то не в лучшем укрытии… Точно так же на вас, как на старший курс, навалилась ответственность следить за младшими, укреплять защиту школы. Из-за неважной безопасности вы лишены таких радостей, как прогулки, походы в Хогсмид, и единственное, что вы сейчас можете делать, это засыпать над учебниками. У каждого наверняка за эти сложные месяца скопилось много маленьких, но трудных проблем, которые изо дня в день давят на психику, и это ужасно, дети мои, — рядом кто-то фыркнул, а Лейла потупила взгляд, вертя в руке перо, и продолжила с интересом слушать. — Поэтому мы бы хотели, чтобы сейчас, прямо на этих листах, вы поделились своими переживаниями. И!.. — услышав недовольный гам, прикрикнул Слизнорт: — главной целью этого является то, чтобы вы отпустили это. Чтобы поднабрались сил и выдохнули полной грудью, успокоившись. Можете писать, сколько захотите, на каком языке захотите, хоть рисуйте. Можете делать перерывы, можете ограничиться парой строк и подумать про себя, как отпускаете это. Сдавать это не потребуется. Класс выдохнул, и ученики в неуверенности стали переглядываться. Кто-то с презрением, слизеринцы с насмешкой играли бровями, а некоторые задумались и прикусили перо. — Вы сможете поместить это в конверт, испепелить, выбросить или отправить летать по ветру — каждый решает сам. Не смею вас торопить и ограничивать, — профессор погрустнел и коротко улыбнулся, — это меньшее, что мы можем сделать. Стрелки часов тихо отбивали секунды, а тишина в классе впервые не давила на нервы. Прошло полчаса, и уже давно даже те ребята, кто противился таким сентиментальностям, притихли, зашуршав перьями. За приоткрытым окном завывала метель, под партами моментами скрипели половицы, а мысли ручьём выливались на темнеющий из-за чернил пергамент. Начали слышаться тяжкие вздохи, громкое чирканье пером, нечленораздельные ругательства и даже всхлипы. Сокурсницы с красными лицами нависали над пергаментом и поливали его слезами, сдавленно хныкая. Лейла приложилась головой к стеклу и совершенно спокойно писала. Буквы синдарина складывались красивыми строками, каждый градус выведенного вверх рисунка соединялся в новые слова, и она продолжала заполнять пергамент, подмечая, как почти не оставляет места между абзацами. Лейла не издала ни звука: время от времени облизывала пересыхающие губы и наклонялась к чернильнице. Лицо оставалось непроницаемым, взгляд спокойным, и только, если присмотреться, можно было заметить подрагивающую руку. Когда сидеть и ждать надоело, она пересилила себя и осторожно подняла руку, тут же выхватив глаза Слизнорта. Думала, что он тихонько подойдёт к ней и поможет, но в очередной раз ошиблась. Для него же нет личных границ, для него все четыре факультета — одна семья. Никаких тайн, конечно же. — Да, мисс Харрисон, вы что-то хотели? — громко поинтересовался он, и в секунду к Лейле обратились десятки взглядов. Она до боли стиснула зубы и слабо улыбнулась, понимая, что теперь, как бы тихо ни попросила, абсолютно все всё равно услышат. — Можете, пожалуйста, дать ещё один листок? — спокойным голосом спросила Лейла и закусила губу, когда Слизнорт медленно двинулся к ней. — Дорогая, просто переверните свиток, там тоже можно писать, — подбадривающе улыбнулся тот, не обратив внимания на усмехнувшихся такой слабоумности учеников. — Если боитесь, что кто-то захочет прочитать написанное вами, наложите Скрывающие чары. — Нет, сэр, я не боюсь, — ещё тише сказала она и вот тогда, не сдержавшись, искренне улыбнулась, вытягивая листок. — Он заполнен. С двух сторон. Помимо пронзившего виски взгляда рядом оказался Слизнорт и с плохо скрываемой озадаченностью почесал затылок. — Писать ещё более большими буквами, чтобы привлечь внимание, не пробовала? — усмехнулся Эйвери и, вглядевшись в строки, помрачнел, быстро отвернувшись. Слова были настолько маленькими, что для не знающих языка походили на каракули. И места без просветов всё равно не хватило. — Мистер Эйвери, не стоит быть таким грубым, — оживившись, строго произнёс профессор и сдавленно улыбнулся. — Конечно, мисс, сейчас принесу. — Благодарю, — кивнула Лейла и вернулась к окну, прикрывая глаза и стараясь развидеть эти чёрные, блестящие глаза, смотревшие на неё через весь класс.

*

— Добрый день, дорогие ученики, — вошедший в класс ЗОТИ Дамблдор взмахом палочки сдвинул парты к стенкам и плавно развернулся к классу на каблуках. — Поскольку близятся экзамены, по основным предметам в этом семестре вы стали больше времени посвящать практике. Министерство включило в задания устную часть, когда вам предстоит ответить на вопросы или продемонстрировать навыки вживую. Сегодня профессор Вилкост получила много материала об экзамене в своей отрасли, но занятие после уроков с вами не отменила и попросила вспомнить тему, которой в более сложном варианте школьники страшатся из года в год, — он заметил прикованные за его спину взгляды и улыбнулся. — Как думаете, о чём пойдёт речь? Да, мистер Диггори? — В шкафу боггарт, сэр, — осторожно начал тот и прочистил горло, получив одобрительный кивок. — Если говорить про усложнённый вариант, то стоит отметить, что он перевоплотится в несколько страхов, которые преследовали нас в разные этапы жизни. Силуэты будут меняться, в зависимости, сколько у человека сильных фобий, и с каждым нужно разобраться по очереди, применив заклинание «Ридикулус». Нельзя просто закрыть глаза и поразить лучом наугад: главное продержаться хотя бы несколько секунд и найти в себе уверенность, чтобы поразить боггарта, сделав его посмешищем. — Десять очков Пуффендую, — похвалив, сказал Дамблдор и сощурился. — Может, кто-то хочет дополнить однокурсника? — но все руки, кроме одной, медленно опустились, и он нехотя, добавил: — Мистер Реддл, прошу. — При желании, сильный волшебник может противостоять чарам и закрыть свои мысли, таким образом ограничив количество боггартов, минимизировав до одного самого большого страха. — Верно, — Дамблдор поправил очки и, как всегда забыв дать слизеринцам дополнительных очков, жестом указал вперёд. — Выстраиваемся в очередь и начинаем. Учитывается резкость, уверенность и сила защитного заклинания. Мистер Уизли первым? Очень интересно, удачи. Лейла завербовала место последней в очереди и, прислонившись к подоконнику, опустила голову. Она чувствовала смущение многих ребят, да и те, честно признаться, были ей не особо интересны, ибо их страхи не были для неё секретом, и не хотелось их отвлекать. Она не хлопала, не свистела и не смеялась, когда пауки или змеи превращались во фрукты, потому что еле держалась, чтобы не уснуть. Лейла поднимала взгляд только на некоторых, подмечая дрожащие руки, меняющиеся зрачки и встающий у парней кадык. Лукреция боялась своего отца и острых ножей, Хлоя с Джеком — потерять семью, Абраксас с застывшим взглядом смотрел на дементора, а Роберт несколько секунд не мог собраться, чтобы отбиться от себя в старости — с длинными шрамами, отрезанным ухом, выбритой головой и кровавыми руками. Перед Фионой вырос Грин-де-Вальд, держа в руках голову её бледной матери, а Кевин достойно сразил не только силуэт Тёмного волшебника, но и отвратительную для него картину, где Фиона говорит, какой он никчёмный, и что полюбила другого. После этого оба отошли в сторону и долго, крепко обнимались, невольно вызывая улыбку даже у Дамблдора. А потом ближе к шкафу подошёл Марволо, и горло внезапно запершило. На мгновение показалось, перед глазами потемнело: Лейла проморгалась и нахмурилась, после чего увидела Роберта с Абраксасом, которые накладывали чары на остальную очередь, и поняла. Приказал не дать остальным узреть его страхи, он же их не имеет. Она внезапно встретилась взглядом с Робертом, и тот, неуверенно сглотнув, подозвал её к себе. Лейла сделала шаг вперёд и заметила, как чары обогнули её за спиной, немного затуманив взгляды остальных: слизеринец быстро отвернулся, словно ничего не произошло, а сама она затаила дыхание и напряжённо вгляделась в центр класса. Предметы, расставленные по всему кабинету, выцвели, потеряли ценность, люди притормозили. Кончики пальцев похолодели, воздух сдавил виски, стараясь вдребезги разбить последнюю каплю самообладания. Благодаря той неделе в пабе, где она вырыдала абсолютно все слёзы, по несколько часов глядя на колдографию, сделанную воздухом, Лейла постаралась засунуть абсолютно все свои чувства куда подальше. И у неё это получилось, потому что сейчас она больше походила на окаянную статую с каменным лицом и поднявшимся актёрским мастерством. Старалась вычеркнуть все воспоминания, опровергая всё хорошее огромным, ломающим её ещё больше аргументом, что всё это оказалось подстроено. Стыд за то, что она повелась на игру, так сильно бил её по лицу, что перекрывал абсолютно все эмоции или ощущения. Внутри было пусто. Только почему-то при одном взгляде Лейла замирала и чувствовала, как к горлу подступает ком. Громкий шёпот вернул её в реальность, в очередной раз грубо схватив за шиворот и ударив по щеке. Но она лишь до крови закусила губу — взгляд был прикован только к нему. Моментное колебание и затишье, после чего из воронки пыли появилось огромное блестящее зеркало. Оно было способно охватить всех учеников, но почему-то отражался там только Марволо. Минуты тянулись мучительно, ничего не происходило, и только в его глазах начинало зарождаться отчётливое, неприятное понимание происходящего. Позади него в зеркале появилась показалась неживая, мрачная фигура в длинной мантии. Его лицо еле заметно побледнело, а хладнокровие, пришитое к лицу маской, кануло в лету. Сама Смерть навестила его. Она плавно подобралась ближе, медленно положив костлявую, гнилую руку на его плечо, и резко сжала её, заставив Марволо судорожно выдохнуть. Как бы он ни пытался скрыть испуг, Лейла видела, как дёрнулся кадык. Второй рукой Смерть сняла капюшон и оголила бледное лицо с красными, безумными глазницами, легко улыбнувшись. Словно мать, которой он никогда не имел, та возвышалась за спиной и ласково нашёптывала, что они должны воссоединиться, что его место рядом с ней. Губы Марволо были плотно сжаты, кулак под рукавом дрогнул, и вечно ледяной, уверенный взгляд заволокли расширившиеся зрачки. Они искрились, тут же холодея, пульсировали, когда парень пытался собраться, и казалось, Марволо вовсе перестал дышать. С каждым словом Смерти, которые та шептала на ухо, жилка на шее начинала выступать ещё больше, что он даже слегка покачнулся на ногах. Только Смерть оскалилась и с шипением замахнулась когтями, Марволо резко выставил палочку и с нечитаемым лицом чётко произнёс: — Ридикулус! — зеркало вмиг треснуло, и в искажённом отражении чёрный силуэт превратился в ходячий плед. — Отлично, мистер Реддл, — кивнул Дамблдор, взглядом провожая его в угол. — Минерва, вы следующая. Лейла проследила, как Марволо встал рядом с Робертом и прикрыл глаза, нервно сглатывая, и снова опустила голову. Ей было интересно, какие самые большие страхи будут у неё. И, если она решила не скрывать сознание, хотелось увидеть, как же много их на самом деле будет. Под конец занятия, когда огромная очередь прошла, Лейла остановилась у шкафа и замерла, переглянувшись с Дамблдором. Он понял всё без слов: точно так же навеял на класс чары и улыбнулся, не заметив, как в стороне кто-то успел обогнуть магические нити. Лейла тихо вздохнула и, проморгавшись, всмотрелась в чёрный вихрь. Пару секунд стояла гробовая тишина, после чего воздух задымился, и перед глазами появился отвратительный огромный орк. Грязный и потный: с него стекала грязь, а шлем отсвечивал алой кровью. Он скривил жилистые, шершавые губы в оскале и стал медленно подходить ближе. Снимая кольчугу. В голове вспыхнула яркой молнией картинка, как орки точно так же заходили к ней в темницу, и стало трудно дышать, едва послышалось столь утробное и знакомое: — Ну что, порезвимся? — волосы встали дыбом, и Лейла сжала кулаки, смотря в убогие глаза навыкате. Орк подходил ближе и облизывался с похотью во взгляде, пока тяжёлая кольчуга медленно, неспешно оголяла половой орган. — Или тебе не нравится, когда я тебя касаюсь? — Ридикулус! — тут же отчеканила она, и бледный вихрь ударил тварь прямо в грудь, заставив скрутиться в комок. Орк резко пропал из виду, и чёрные, тянущиеся могильным холодом тени выстроили рядом высокий силуэт. Сердце забилось скоростной стрелой, раскачивающейся на тетиве из стороны в сторону, и на лице расцвела короткая улыбка. Серая остроконечная шляпа, мантия и длинная седая борода — Гэндальф с проворными голубыми глазами поднёс ко рту трубку и выдохнул толстое облако табака. Его морщины дрогнули, и сам Митрандир по-доброму улыбнулся, наклонившись ближе к Лейле. Она нахмурилась, ведь не боялась его, когда внезапно послышался треск плоти, и лицо Гэндальфа преобразилось. В его груди засверкала острая, быстро окрашивающаяся в кровавый стрела: Лейла оцепенела и почувствовала, как внутри всё с грохотом разлетелось на осколки. Раздался сдавленный стон, и он упал на колени, открывая рот и задыхаясь в собственной крови. Второй план в её глазах поплыл, и единственное, что она видела — медленно закатывающиеся голубые глаза. Тело сковал ужас, а лицо Гэндальфа ожесточилось, щёки втянулись, губы посинели, и он, плюясь кровью, утробно захрипел: — Это твоя вина! — Лейла вцепилась пальцами в бедро, еле силясь сглотнуть. — Это твоя вина! — вторил он с потемневшими глазами и неспешно выдернул стрелу из груди, разодрав грудь в клочья. — Это твоя вина! — прорычал Гэндальф и, усмехнувшись, подлетел к ней со сверкнувшим лезвием. — Ридикулус! — прохрипела Лейла, и рык над ухом отдалился, затянувшись дымкой. Она тряхнула головой, проходящим движением расслабляя шею, и еле сдержалась от воя, когда поняла, что ни во что весёлое Гэндальф не преобразился. Что могло быть хуже смерти самого близкого человека?! Ветер закружился у шкафа в бешеном танце, подметая остатки грязи, и вскоре, когда Лейла протёрла глаза, в нескольких миллиметрах от лица выплыл бледный силуэт Волдеморта. В нос ударил могильный запах гнили, ноги подкосились, и она отпрыгнула назад, с ужасом подмечая каждую деталь. Точь-в-точь, как в том сне. Его высокая фигура возвышалась над ней, окутывая нитями мрака, виднелась фарфоровая голова с ярко-синими венами, и на ледяном, буквально пронизывающем холодом лице без бровей и носа появилась улыбка. Бледные губы растянулись в оскале, оголяя чёрные зубы, а змеиные глаза источали зверскую жестокость и смотрели они только в душу. Без слов царапали глотку и, ласково гладя по коже, оставляли замысловатые метки и шрамы. Всё внутри похолодело, Лейла пошатнулась, с широкими глазами и сбивчивым дыханием смотря на него в ответ. Волдеморт хохотал — без звука, но она слышала. Этот сиплый хохот был соткан из лжи, жестокости, грубости и безумия, и каждый услышавший его больше не мог нормально координировать. Точно не она. И сколько Лейла ни старалась, скрыть испуг не получилось — её затуманенный взгляд метнулся к напряжённому Марволо, и тот почти моментально всё понял. Он вытянулся, а тень упала прямо на остекленевший взгляд. Тем временем Волдеморт порылся в карманах чёрной мантии и, с наслаждением выдохнув, вытянул вперёд… её сердце. То самое: с красной, жилистой частью до светящейся души, и выгоревшей, тёмной после. Лейлу пробила дрожь, и губы затряслись от не пролезающего в горло рвотного позыва. Она вытянула палочку и попыталась произнести желаемое заклинание, но изо рта вырвались лишь сиплые обрывки, и довольный реакцией Волдеморт в мгновение посерьёзнел, сжав в костлявой руке тёплую, красную сторону. Лейла словно забыла, как дышать. Звон в голове глушил всю работу мозгов. Волдеморт с громким звуком вжал длинные, грязные ногти в чёрное сердце и впился клыками в треснувшую плоть. — Ри… Ридикулус! — скованно прохрипела она со звонком, и его силуэт стукнулся об пол тёмным мячом. Люди за спиной засуетились, а Лейла на несколько секунд отключилась от реальности, продолжая следить за прыгающим боггартом и вспоминать, как дышать. — Всем спасибо за урок, до скорых встреч! — раздался громогласный голос Дамблдора, и она моргнула, встретившись с его отрешёнными глазами в очках-половинках. — Ты как? — Лучше не бывает, — Лейла прокашлялась и, подождав, пока последние ученики выйдут из кабинета, громко выдохнула. — Тогда думаю, тебе пора. Отдохни немного, — как-то резко сказал тот и улыбнулся, двинувшись к преподавательскому столу. — Спасибо, сэр, но я в порядке. Я лишь хотела спросить у вас, что мне стоит делать дальше? — стараясь скрыть дрожь, осторожно начала она. — Касательно Грин-де-Вальда. — Я сейчас немного занят, но я с радостью поговорю об этом завтра, — перекладывая бумаги и садясь за стул, прохладно произнёс Дамблдор, который так страстно желал вчера продумать планы и узнать больше деталей разговора. Лейла нахмурилась и невесело усмехнулась: — Сэр, вы сами говорили, что зло не дремлет. Кто знает, на что он пойдёт дальше? Может, завтра на эту школу нападут снова? И это продлится не десять минут, а до тех пор, пока меня не передадут ему в руки. Не поймите меня неправильно, я просто не хочу, чтобы Хогвартс и невинные ученики пострадали только из-за меня. — Лейла… — но она лишь спрятала нарастающее раздражение и улыбнулась. — И к вам я обращаюсь, потому что очень благодарна вам за всё, что вы сделали и делаете для меня, — его глаза помрачнели, а борода дёрнулась. — Потому вы кажетесь одним из немногих, кто действительно способствует улучшению Хогвартса и его защиты. Компетентнее вас в данной ситуации никого нет, и проблему, в которую я ввязалась, я доверяю только вам. — Я не тот, за кого ты меня принимаешь! Ты должна меня ненавидеть, — громко прохрипел Дамблдор и резко поднялся с места. Их взгляды пересеклись, и она немного напряглась, точно заметив там вину. — Простите? — решила переспросить Лейла, но профессор отвернулся от неё и на выдохе произнёс: — Только из-за меня Гэндальф не вытащил тебя из плена на тридцать лет раньше.