Только ты и я

Плейлист на главу: https://youtu.be/EWSp9CE8Y6A

Лейла напряглась. На пару секунд в кабинете повисла гробовая тишина, прерываемая лишь криками за дверью. Она нахмурилась и коротким взмахом палочки приглушила звуки, без слов прося Дамблдора продолжить. Профессор сдвинул очки и, прикусив щёку, медленным шагом направился к окну. Резко остановился и замер статуей, смотря прямо на ослепляющие лучи. — Как ты уже наверняка поняла, Геллерт Грин-де-Вальд знает меня лично, — он быстро прочистил горло и, заложив руки за спину, выпрямился, а Лейла уже пожалела, что сама захотела услышать очередную историю жизни. — Мы познакомились в юности и уже скоро стали друзьями. Больше чем братьями, — совсем тихо добавил Дамблдор, исподтишка взглянув в её сторону. Она даже бровью не повела — кто, с кем, у кого какие отношения, её ни капли не волновало. Да и к тому же, не мог главный проповедник силы любви не испытать этого чувства сам. — А потом, при других обстоятельствах: когда Геллерт захотел большего, захотел власти и порабощения маглов, я остался в стороне, потому что не разделял его мнения, мы сильно… поругались. С тех пор мы оба встали по разные стороны этого мира, и, как бы мне ни хотелось сосредоточиться на делах школы, я часто его вспоминал. И вспоминаю. Многие говорят, что он боится меня, а мне уже давно кажется, что я боюсь его больше. И никто не может дать точного ответа, ибо его нет и не будет: ещё в молодости мы дали клятву на крови, поэтому не могли драться друг с другом или причинять вред, — он аккуратно выудил из-под мантии верёвочную подвеску и быстро показал ей пузырёк с блестящей жидкостью*. Именно это и была клятва. — Она попала ко мне необычным образом больше десятка лет назад, и я до сих пор не смог её разрушить, хотя искренне не теряю надежды… — Извините, сэр, но можно ближе к сути? Не хочу, чтобы ваше личное висело у меня грузом на плечах до конца дней, — подгоняемая бьющимся об стенки любопытством, пояснила Лейла и сложила руки в замок. Дамблдор даже не улыбнулся, как делал всегда. Он быстро прикрыл одеждой пузырёк и прокашлялся. — Девять лет назад, когда армия Геллерта стала стремительно увеличиваться и без страха нападать на несогласных с ними волшебников, я не удержался и нашёл его. Мне было важно знать о его дальнейших планах, чтобы успеть предпринять хотя бы что-то. Потому что, пока его сторонники агрессией завоёвывали территории, их предводитель надолго притих, можно даже сказать, исчез. Когда я всё же нашёл его убежище и решился на серьёзный разговор, которого мы всегда избегали… — он сглотнул и еле заметно вздрогнул, тряхнув головой. — Я зашёл в зал в момент, когда Геллерт проводил древний, один из самых Тёмных ритуалов, о котором знали только Мерлин с Салазаром. Увидев меня, он стал ускоряться, чтобы успеть сделать его раньше моего вмешательства. Не успел… Поспешишь — людей насмешишь, — протянул он, качнув головой. — Наша дуэль продлилась недолго: сражаясь и пытаясь вставить хоть слово, я не заметил, как заступил за черту круговых рун. Ритуал не удался, наша кровь смешалась и произошёл разрыв связи. Геллерт хотел черпать силы из магии крови, иными словами, магии Смерти, тем самым желая запастись силой и преодолеть смертный порог жизни. Всё, что можно, пошло не так. А затем я оказался в Средиземье, — спокойствие и безразличие Лейлы как рукой сняло. Она вытянулась и впилась в фигуру профессора мрачным взглядом. — Вы же утверждали, что здесь не существует моего мира? Что о нём не сказано ни в одной книге?.. Наверняка за столько лет были такие же отчаянные волшебники, которые из-за ошибок могли точно так же туда попасть, а потом рассказать всем и… — Но такого не произошло. Всё зависит не только от правильности проведения ритуала, но и от силы волшебников, их эмоций, впечатлений… — вот тут она смолчала — сказать было нечего, таких сильных магов действительно ещё поискать стоило. Дамблдор вынырнул из мыслей и потряс головой, всего на мгновение болезненно сощуриваясь. — Неизвестно сколько я бродил по ближнему лесу, по полянам и осматривался, впервые видя это место. Ваше небо казалось намного выше и теплее, хотя где-то далеко виднелись угольные тучи, воздух был чище, а атмосфера совершенно другой. Не для людей. Первые моменты мне казалось, что я попал в рай. Было тихо, красиво и спокойно не только в природе, но и на душе. А слишком спокойное место всегда оказывается самым страшным… Когда красный закат медленно гасил свет на открытых полях, первым, кого я увидел в новом месте, был Гэндальф. Как бы магия Средиземья ни была сильна, наша тоже могла оказать эффект. Это как закон: одно непосильно другому, потому что ни в коем случае нельзя переплетать миры. Страх. Я не знал, как мне вернуться, где я вообще, кто Гэндальф и что мне делать, поэтому мне было страшно. Как тебе в первые дни здесь. Я был обезоружен, обескуражен, Лейла, я даже не подозревал, что есть такие огромные другие измерения! — просипел Дамблдор, напрягаясь до боли в рёбрах. — Поэтому, когда Гэндальф прочитал мои мысли и в страхе разрушения их земли хотел меня заколдовать… я применил Империус. Хоть накладывать его на такого сильного мага приходилось ежедневно, я заставил его рассказать о вашей земле абсолютно все. Сделал так, чтобы он вёл себя естественно и становился собой, когда дела касались чужих жизней, потому что узнал, кем он приходился средиземцам. Но в остальное время он, не скрывая, рассказывал мне абсолютно всё. Знакомил с расами, с природой и вашей историей. Помогал учить Тёмное наречие, эльфийские языки и даже гномий. Делился советами, учил курить правильный табак и часто рассказывал о тебе. Только в хорошем ключе, — Лейла не сдержала короткой улыбки и с чистым интересом продолжила слушать. — Ваш мир оказался настолько большим, интересным и… не похожим на этот, что я не смог противиться и остался, — профессор резким движением снял очки и отвернулся к шкафу, чистя горло и скрывая это под скрип половицы. — Я хотел в кои-то веки дышать полной грудью и изучить ваш мир от и до. Поэтому не мог отпустить Гэндальфа: я ничего не знал без него. А он, подправляемый магией, не мог высвободиться и продолжал помогать мне. В Средиземье время словно замедлилось: я не чувствовал, как старею, не чувствовал усталости и сложностей, хотя надвигавшийся мрак действительно был ужасающим. И… Селлитиль, за прошлое не оправдываются, но я не делал это намеренно. Лейлу передёрнуло от прошлого имени, которое сейчас мог услышать кто угодно. Но она смолчала и нахмурилась, с искренним непониманием уставившись на профессора. Тот быстро обернулся и сдавленно прохрипел: — Я встретил Гэндальфа в день, когда он в волнении нёсся на коне на север. Он спешил к Владыке Элронду — это был пятый день, как ты попала в плен, — до этого полусонный лик воздуха вытянулся и дёрнул головой в сторону Лейлы. А её пригвоздили к месту и стали медленно расплетать последнюю нитку самообладания. Дамблдор прокашлялся и потупил дрогнувший взгляд, после чего сглотнул и еле слышно добавил: — Если бы я не заколдовал его, ты бы покинула плен в течение последующих нескольких дней. А не… через тридцать лет, — пробормотал тот и тут же стал раскладывать листы, не зная, чем занять руки. — Хотя здесь меня не было всего лишь два года. Я вернулся, как только в незажившую рану от Геллерта попала кровь средиземца. Тогда я резко вынырнул в том же зале, где и попал в обряд. Это было… Дальше Лейла уже не слушала. Мир расплылся, словно сбили резкость, в ушах зазвенели другие измерения. Её глаза закрылись, мысли уплыли, и остались только воспоминания — те кололи в самое сердце. Она впилась взглядом в угол столешницы и с часто открывающимся ртом глотала воздух: под ногами громко затрещала земля, и последняя уверенность, последняя ниточка, пытавшаяся как можно быстрее обвиться вокруг внутренностей, громко звякнула. Она оборвалась, и Лейла еле заметно дёрнулась, хватаясь за грудную клетку. С рваным хрустом органы стали покрываться ледяной коркой, царапая, морозя живую плоть, а она чувствовала, как остатки бури эмоций уверенно покидают её голову. — …то есть вы — главный проповедник храбрости, силы воли и милосердия, — спокойным голосом начала Лейла, слыша в ушах хаотичный бой хрустальных сосудов. Она даже не помнила, перебила ли его только что или прервала неловкую тишину, но слова сами лезли на язык, — зная, что от скорости передвижения встречного зависела детская жизнь, даже без детальной истории об орках и Сауроне осознавая, что такое плен, вы… струсили возвращаться в свой родной мир, лишь бы снова не видеть, какие злостные деяние совершает ваш возлюбленный Грин-де-Вальд? Побоялись, что чувства возьмут верх и вы не смогли бы одолеть его по другую сторону баррикады? — Всё, что случается — к лучшему. Такова судьба, и с ней нельзя спорить, у каждого она своя. Значит, так было надо. Селлитиль, ведь я помог тебе стать сильнее и… — Вам не позволено меня так называть! — повысила голос Лейла, даже не подняв взгляда. Сделать такое было сложно, голова была слишком напряжена, чтобы уверенно удержать её прямо, не дав упасть ни ей, ни себе. Она расслабила лицо и еле заметно задрожала, выдыхая пересохшими губами. — Так значит, комфорт для себя всегда будет важнее любви, доброты, честности и правосудия? Так ведь, профессор, хотя странно, вы всегда утверждали обратное. Так яро пропагандировали храбрость и силу личности, выращенную нами самими, уверяя, как это делает людей могущественными и уверенными. Ого… Лейла моргнула, чувствуя горечь на языке, и подняла окончательно погасший взгляд на поседевшего Дамблдора. — Тридцать лет… И нет, нельзя с лёгкостью сказать, что это два года здесь. Те тридцать лет тянулись вечность, те тридцать ненавистных лет пропахли гнилью и навсегда запечатлелись на моём теле и сознании, — не своим, скорее утробным голосом хрипела она. — Маленькую слабую девчонку, которая даже не могла дать отпор, заперли в ледяной темнице на одном из нижних этажей. С толстой решёткой, тремя немытыми стенами и заколоченной форточкой. Пол там был настолько холодным, что ноги просто не чувствовались несколько первых месяцев, из-за вечного веселья наверху на голову сыпались камни, а снизу, стоило пожелать провалиться под землю, завывали волки, — Лейла покачнулась и впилась руками в парту, жестом показав Дамблдору оставаться на месте. — Меня выводили из темницы только в случае, если орки хотели представления. Тогда я падала в яму и карабкалась наверх по острым камням, чтобы просто остаться живой. Меня поили остатками гнилой воды из луж и кормили тухлыми кусками мяса, которое эльфы не едят. Только благодаря одному орку, который помогал, я хоть как-то да с голоду не померла. Хотя это было весело: я играла со своими рёбрами. Они так сильно выступали, что после ритмичного постукивания по ним можно было создать целую мелодию, — Дамблдор смотрел на неё с нескрываемым страхом: его морщинистые руки тряслись, а проницательные глаза постоянно норовили взглянуть в другую сторону. — Сначала меня били и оскорбляли за то, что я не учила Тёмное наречие, предпочитая «проклятый язык остроухих», потом за нежелание говорить, знаю ли я что-либо о кольце. А потом меня насиловали. А чего вы вздрагиваете? Думали, внимание мальчиков передаётся только через дёрганье за косички? — ноги чуть не подкосились, но воздух вовремя придержал её за локти, и Лейла с расплывающимся взглядом продолжила: — Да, беспомощную девчонку, которая нужна Властелину на один день, приметили все жители крепости. И гоблины, и женатые орки с детьми. И мальчики не упустили возможности отыграться за всё плохое и хорошее на мне. Они злились, и делали это со мной, радовались, и приходили ко мне с ехидной улыбкой, — она сделала шаг вперёд и посмотрела сквозь Дамблдора. — Они напивались, гогоча на всю крепость, и по очереди приходили в мою темницу, медленно снимая свои кольчуги. Вы всегда говорите, что на жизнь нужно смотреть с позитивом, но никогда не забывая про реальность и правду, которая открывается вместе с мудростью. Так вот о реальности, — по щеке скатилась горячая слеза, и Лейла хрипло выдохнула, тут же зажимая рот и пальцами вжимая в челюсть щёки. Она быстро спрятала эмоции и, шмыгнув носом после пробежавших перед глазами картинок, чётко зашипела:  — Я визжала на весь этаж, пока органы от отвращения выворачивались наизнанку, но мне никто не помогал. Я просила остановиться, но никто меня не слушал. Я молчала и надеялась, что хотя бы кто-то заметит мой молящий взгляд, но из-за этого становилась ещё большим жалким посмешищем. Дурочка, раньше читавшая сказочки об эльфийских принцессах, лежала в углу и с закрытым воняющей рукой ртом ныла, чувствуя, как её половые органы раздирает огромный грязный жезл одного из тех уродов. Она еле сидела, прижавшись к стенке, и вдыхала запах крови, текшей из неё не один, и даже не два и не три раза. А потом всё повторялось: судороги в теле, тряска и звериный страх от одного и того же зрелища, которое никогда не оставит меня равнодушной. Вероятно, даже если мне сотрут память, я всегда буду помнить, как с этих тварей, созданных из отбросов и мрака, капала грязь прямо мне на лицо. Как их глаза навыкате сияли от похоти, а с облизывающихся губ капали слюни. Я, точно так же, как и вы, была без понятия где я, что со мной, кого звать на помощь и что мне вообще делать… но мне никто не помог. Ваша трусость… я просто не могу… — она закашлялась, давясь жгучим комом в горле, и потерянно покачала головой, увидев на реснице Дамблдора воду. — Вы… вы такой… нет, не так. Вы просто… — но дальше голос пропадал. Лейла поняла, что тишина не напрягала, не волновала её — внутри всё затаилось, не подавая даже крохотного признака жизни. Бабочки, затаившиеся до нужного момента в уголках, злость и ярость, волнами бившиеся об грудь, и даже светлые шарики с воспоминаниями о своих улыбках — всё это окончательно подохло. Плечи содрогнулись, и, сдавленно усмехнувшись, она прошептала: — Я вас расстрою, но моя крохотная вера в правосудие и счастье сейчас повесилась. Лейла на негнущихся ногах вышла в коридор, аккуратно прикрыла дверь и тут же двинулась в дальнее крыло. Сдающие экзамен курсы разбрелись по дополнительным факультативам, дети до сих пор были на практике, а остальные спрятались в библиотеке, гостиных или у Большого зала, дожидаясь ужина. Коридор был полностью пуст: за спиной слышались голоса, но она, не меняя скорости, плелась у стены и впервые не старалась абстрагироваться от людей. Она держала в тисках мелкий остаток эмоций и до побеления костяшек сжимала кулаки, будто чем сильнее вдавит ногти в ладонь, тем дольше сохранит невозмутимое лицо. Никто из когтевранцев с ней не разговаривал, отходя от пропажи подруги, у которой даже язык не поворачивался в сторону извинений. Ей вообще теперь было страшно открывать рот — каждая её фраза становилась спиной к ней самой, и кто именно услышал так много личного, так ещё и в деталях, оставалось загадкой. Лейла вышла в коридор прямо на сквозняк: в лицо ударил сильный ветер, и она пошатнулась. Кого она обманывала, саму себя? Она была не в порядке. Лейла попыталась заглушить всхлип подмёрзшего носа кашлем, но звук вышел сдавленным и отвратительным, словно её выворачивало наизнанку. Дети сейчас углубленно занимались ЗОТИ, вовсе не подозревая, как сильно она в них нуждалась. Последняя надежда оставалась на ту самую змеиную троицу — только одно осознание, что им ничего не надо объяснять, что своими шутками и одним лишь присутствием они впихнут её рушащиеся осколки глубоко внутрь, уже взрывало в ней крохи надежды. Поэтому, когда раздались столь приятные ушам голоса, Лейла сглотнула и нацепила улыбку, чуть не врезавшись в запыхавшихся Роберта и Абраксаса. — Решили подтянуться и устроить марафон? — на ходу выравниваясь, усмехнулась она и остановилась. Однако Абраксас, шипящий ругательства на весь коридор, вовсе её не заметил, а Роберт еле ощутимо потрепал по голове и, словно нехотя притормозив, затараторил: — Прелесть наша, я безумно извиняюсь, но всё потом. — Ты вроде так много раз предлагал прогуляться у озера под вечер, вот я и подумала… Но он не слушал. — Наши идиоты прямо сейчас дерутся с гриффиндорцами на квиддичном поле, и, если их гематомы хотя бы один из профессоров увидит раньше, чем прибудем мы, то… — Роберт потерялся за углом, а с ним ушёл и голос. Может, он что-то ещё громко объяснял, но уши Лейлы словно забило водой. Слышалось только, как медленно, но уверенно её душа трескается, а затем ухает и с приглушённым свистом падает вниз. Почему-то только в моменты отчаяния она стала понимать гораздо больше, чем, когда целенаправленно старалась мыслить обширно. Дверь в Выручай-комнату, на этот раз уставленную кучей хлама, бесшумно открылась, и воздух, взволнованно грызший ногти, проследил за её шагами. Лейла отыскала тёмный уголок за потрёпанной ширмой, медленно осмотрелась и прошла к выбранному месту. Под ногами хлюпнула лужа из-под разбитого флакона, но она не обратила должного внимания: облокотившись на стену с отклеившимися обоями, она сползла на пол, скинула мантию и, посмотрев на вздувшиеся вены, с громким выдохом разжала кулаки. Щупальца воздуха сплелись, и в следующую секунду огромная глыба льда разлетелась перед её лицом на мелкие кристаллы. Рот нехотя открылся, стараясь ухватить капельку воздуха; Лейла проследила за упавшей на платье слезой, запрокинула голову к высокому потолку и судорожно выдохнула, словно кости ломало от любого короткого движения. Это был первый раз, когда они смогли. Смогли заставить её сжиматься в комок, потому что моральная боль выламывала стены в башке и пронзала Лейлу насквозь. Всё её никчёмное тело.

***

Том не обращал внимания ни на задравшуюся мантию, ни на разгуливающих перед самым отбоем учеников, ни на сбивчивое дыхание. После урока ЗОТИ Слизнорт утащил его в свой кабинет и не замолкая трепался о предстоящем выборе профессии. А он сидел и лыбился, мыслями уже проклиная старика по десятому кругу, потому что обязан был всё это время стоять у кабинета и ждать Лейлу. Конечно, Том не успел перехватить её, и последующий час снова обходил все её любимые места — как делал это уже двенадцатый день подряд. Рутину, в которой он застрял на это время своей жизни, можно было сравнить с сумасшествием. Всю предыдущую неделю Том не мог думать ни о чём, кроме ведьмы — мысли так сильно давили на него, с лёгкостью расшатывая хладнокровие и уверенность, что собрания с Пожирателями, сколько бы попыток ни было, заканчивались через пару минут. Он слушал их отчёт в пол уха, слушал вопросы в пол уха, да он даже ни разу не взглянул на них, уставившись на бутылку вина. И стоило ему со скопившейся благодаря алкоголю уверенностью начать объяснять Пожирателям новые планы, вся решительность испарялась, а язык не поворачивался договорить, потому что перед глазами из раза в раз, из ночи в ночь, появлялась тупая картинка бледного заплаканного лица. Том идеально знал свои желания и цели и ни в коем случае не собирался ставить крест на этом всём — он добьётся всего, чего захочет, и не важно, сколько пунктов плана придётся изменить, сколько людей убить. Он был уверен в своих мыслях и считал себя единственной достойной кандидатурой для трона волшебного мира. Вот только ночью просыпался в холодном поту лишь от воспоминаний Круз, которые увидел. Реакция Лейлы на его будущее беспокоила сейчас больше всего — ну не могла та испугаться крови или смертей, это было исключено! Неужели она видела проигрыш Тома? Крах его карьеры на глазах у сотен? В такое он верить отказывался и тут же шёл под ледяной душ, трясясь под струями в надежде сосредоточиться. А потом свет в спальне снова выключался, гасли свечи, и в потолке начинали чётко проявляться изуродованные локти и костяшки Лейлы. Том смотрел эти воспоминания в Омуте памяти ещё несколько дней, и чем больше наблюдал, тем становилось хуже. Эта ведьма забрала его силы. Она ушла, нет, сбежала и забрала с собой всё спокойствие, уверенность, расчётливость и даже тот маленький комок трепета, который скакал в его груди, как бешеный ребёнок, стоило им только увидеться. Мерлин, Том рвал на себе волосы, кусал губы, сжимал челюсть и крушил мебель в своей комнате, потому что чем дальше заходили расчёты по поводу сотрудничества с ведьмой, по поводу её слов, действий и эмоций, тем хуже ему становилось. За это он ненавидел её по-настоящему. Лейла стала первым человеком, кто не только по щелчку забирал у него эмоции или наоборот, распалял как спичку, но и сумел сделать своё даже самое малое отсутствие несносным. Том никогда не состоял в компаниях, даже не пытался, он обожал одиночество и всегда был уверен в его силе, но сейчас… без ведьмы, одно слово которой делало его веселее, увереннее или просто спокойнее, он становился слишком пустым и жестоким. Почему Том не мог контролировать себя, а она с лёгкостью держала его эмоции в уздах? В своих, Мерлин, уздах! Перед Лейлой он никогда не мог сдаваться или халтурить, например, на дуэли, не мог жаловаться и, когда они ещё не уединялись, оскорблять каждого попавшегося днём под руку. Том держался уверенно всегда, во всех ситуациях, но с ней просто обязан был сохранять эту маску с ещё большим усилием. Потому что ведьме постоянно удавалось её расшатывать, хотя их ссоры не считались — тогда оба не контролировали себя. Ему было важно показать стержень и убедить её, что он достоин быть выше всех. Чтобы Лейла поверила в это и признала! И хоть раздражение на других, злость и презрение, которым он был готов оплевать каждого жалкого школьника, кипели в нём огромным котлом, увидеть это в полной мере ей не удавалось. Том скрывал всё за близостью с ней: он успокаивался, смотря на задумчивое лицо с забавно морщившимся носом, расслаблялся, касаясь её и ощущая, как она чувствительна к его действиям. Всё сводилось к одному: конечно, он с лёгкостью мог развиваться и продолжать работать без ведьмы. Том был самодостаточен и не нуждался в помощи. Но он просто не хотел вот так легко забыть всё, что Лейла ему подарила, а после Омута памяти и вовсе понял — он не оставит её одну. Это осознание пришло так резко, что первые минуты Том, ходя вдоль спальни, не мог поверить в свои новые устои. Однако это было истинной правдой, фактом, который при всём желании он не смог оспорить. Вся неделя прошла как на иголках, а он через «не хочу» был обязан улыбаться, с огромным удовольствием принимать наставления от Диппета и играть в особо проницательные гляделки с Дамблдором. Его нервировало, беспокоило и очень злило, что он не решился узнать у Лейлы информацию о будущем сразу, хоть вытянуть в обычном разговоре, хоть под Круциатусом или Империусом. Вместе с ней Том просчитал бы все возможные ошибки и создал идеальную иерархию, а не мучился догадками. Позже он обдумывал услышанные слова по поводу связи, мотая нервы ещё больше, ведь ни одного нормального объяснения, в какие моменты появлялись кошмары и с чем были связаны, не нашёл. Но эти мысли оказались временными: единственное, что крутилось в его голове все двадцать четыре на семь, было её признание в чувствах. К нему. Том просто отказывался в это верить и радовался только первые часы, поскольку его цель достигла своей точки — он ведь действительно приковал Лейлу к себе, хоть и не тем способом, которым планировал, и теперь мог активно дёргать за ниточки. Ведь сам он никогда и никому не ответит взаимностью: такие чувства делают человека слабым и жалким, такие чувства порождают новые страхи. Любовь — предел слабых и тупых людишек, а ему с ними не по пути. Том был уверен, что с лёгкостью сможет ей манипулировать и в конце концов перетащит ведьму на свою сторону: так он думал до тех пор, пока не вспомнил, кем Лейла являлась на самом деле. После всего увиденного, после осознания, через что она проходила и ночью, и даже днём, язык не поворачивался сказать что-то о слабости. Как бы ни хотелось признавать, в этой игре ещё следовало жестоко посоревноваться за звание лучшего манипулятора. Всю неделю Том не переставая заглядывал после уроков в паб и сидел там несколько часов, после чего обходил некоторые лавки, прислушивался к ощущениям связи и с пустыми руками возвращался в школу. На осмотре школы заходил во все любимые места Лейлы, а ночью, когда её дружки засыпали в гостиной, пробирался в комнату. Защитные руны медленно спадали без поддержки хозяйки, а на удары током ему как-то стало плевать. Он бродил вдоль спальни и по несколько раз осматривал тумбочки, кровать и шкаф, в надежде найти хотя бы какую-то подсказку, куда пропала эта ведьма. Но ничего. Выветрился даже её запах, и вскоре Том уже начал бредить, думая, что образ Лейлы всё это время был лишь сном. Он нехотя возвращался в свою гостиную и старался погрузиться в учёбу, в изучение материала с головой, ежедневно обещая себе этого не делать. И ежедневно это обещание летело в бездну: начиная ненормально волноваться и быстро дышать, Том выгребал из-за фолиантов свой дневник и ложился в кровать с помятой колдографией. Он слишком часто пересматривал снимок с праздника зимних именинников, но до сих пор не мог остановиться. Том смотрел и на себя, и на Лейлу, и не мог увидеть в них реальных, нынешних людей. Когда последний раз они оба так улыбались? Когда при нём её глаза так искрились, а сам Том с удовольствием запирал ведьму в комнате и, забавляясь, выводил ту из себя? Сейчас жизнь невыносима, их насильно заставляли проживать день за днём. Когда же Диппет завалил его работой на воскресную ночь, и в школе произошла эвакуация, его сдувшаяся надежда вспыхнула заново. Младший Райс нажаловался, что мисс Харрисон лезла на верхний этаж, нагло расталкивая других учеников, а у Тома выбило из груди воздух, и орущие дети чуть не скинули его за перила. Только его взгляд зацепился за дымчатую макушку на другой лестнице, он потерял хладнокровие и ринулся к ней, позабыв совершенно обо всём. Мерлин, Том не бегал так никогда, но сейчас до жжения в груди был обязан убедиться в её целости и сохранности. А она как будто с цепи сорвалась: Лейла неслась от него так быстро, плюя на все правила приличия, что на место волнения к нему вернулась небывалая ярость. Она никого не предупредила, ничего не сказала и сейчас вот так вот просто увиливала снова. И как бы ни хотелось огородить её от всего мира, приключения снова нашли ведьму первыми. Она стала пропадать прямо на глазах, хрипя от сильной боли в животе, и даже с Томом, который успел схватить её за локоть, вечер приобрёл совершенно неожиданный поворот. Он ходил за ней тенью, под чарами, и продумывал все возможные исходы событий. Однако предположить, что Пасагалья окажется настоящим демоном, хоть очень и очень слабым по духу, даже мысли не приходило. Том, еле державший себя в руках, чтобы не выбить всю дурь из итальянки, только она ногой ударила Лейлу в солнечное сплетение, смотрел на разворачивавшуюся картину с широко распахнутыми глазами и даже шага не мог сделать, в оцепенении смотря на свою ведьму. На её дурацкие, снова появившиеся кровавые раны, на сжимающиеся в тонкую полоску губы и неживые, загипнотизированные глаза. Том искренне пытался убедить себя, что ему должно быть всё равно, но когда зазвучала её речь, когда с полуживым видом она рассказала про их отношения, а потом даже не пыталась изобразить боль от Круциатуса, то он еле удержался на ногах. Он не готовился впервые в жизни увидеть человека, которого, точно знал, до такой степени сломали и унизили. Не чувствовать боли, когда идиотка Пасагалья с рычанием била в её грудь лучом и держала дрожащую от злости палочку двумя руками, было ненормально — он был не в силах смотреть на это и раскрыл своё присутствие, первым начав драку. Всё закрутилось так быстро, вспышки летели в голову с разных сторон, а Том даже не заботился о себе, не только уверенный в победе, но и подгоняемый страхом не успеть к Лейле. Та ночь выжала из него последние соки: она не ответила ни на один вопрос, а потом пропала с Грин-де-Вальдом и вернулась живой и свободной. Последнее просто не укладывалось в голове — как главный Тёмный волшебник мог так легко выпустить или упустить Лейлу? А потом, по возвращении ведьма снова исчезла. И на вечер, уйдя под ручку с Дамблдором, и на последующие два дня. И Том искал её. Бился в агонии и бегал по школе, прорывался через новые руны в спальню и искал Лейлу, чтобы хотя бы просто поговорить. Но защита комнаты укрепилась в несколько раз, и ни в Большом зале, ни на переменах он не мог выловить её. Ни разу. Вот это уже было верхом сумасшествия и злости, когда от беспомощности и ненависти Том чувствовал, как начинает першить в горле. Только он встретил летящих сломя голову по коридору Лестрейнджа и Малфоя, как невольно, уже почти по привычке заглянув в их мысли, увидел силуэт Лейлы. Его сердце сделало кульбит, а внутри всё похолодело, и Том буквально влетел в Выручай-комнату, угадав, где та скрылась. Дверь захлопнулась, а все ранее подготавливаемые речи затерялись в углу. В помещении все стены покрылись инеем, внезапный град за крохотным окном громко стучал по стеклу, норовя выбить его, и атмосфера стала крайне неуютной. Том сглотнул и поёжился, бегло оглядывая огромный склад безделушек, когда после пары тихих шагов глаза зацепились за маленькое свечение, и губы его дрогнули. Чем ближе он подходил, тем явнее слышалось тихое пение на неизвестном языке. Знакомый до боли в зубах голос неистово дрожал и срывался, и, подойдя к Лейле достаточно близко, шокированный Том замер в тени. Сгорбленная ведьма сидела за ширмой у стены и почти беззвучно двигала губами, двигая хрупкими пальцами и вертя над ладонью скачущую снежинку. Рядом в небольшой луже волнами раскатывалась вода, то поднимаясь, то с плеском падая на пол, а помимо медленно растущих прямо над её головой сосулек, вокруг неё в паззл складывались водяные капли. Они с тихим урчанием окружали Лейлу куполом и вырастали стенами, пряча её за ледяными глыбами. Этот холод не сравнится даже с тем, что присутствовал в слизеринской гостиной — сейчас Том словно каменел и покрывался коркой изморози, холод дробил кости. Ему было даже не холодно, ему было… больно, и это осознание окончательно парализовало его. Воздух ведь полностью подчинялся Лейле и её ощущениям и эмоциям, даже спрятанным в глубине души. Тихий голос дрогнул, и на стенке изо льда прорезалась маленькая трещина. Лицо Лейлы было скрыто запутавшимися волосами, виднелись только босые синие ноги и красный нос. Том хотел осторожно подойти и потом резко замотать её в свой плащ, если понадобится, надеть и свитер, но оступился. Дурацкая палка хрустнула под ногой, и Лейла, отчётливо почувствовав пролёгшую в груди горячую нить, в мгновение поднялась на ноги. Волна упала, сосульки с грохотом рассыпались на кусочки, а купол замер, не достроив крышу. Ведьма притянула к себе сумку и, не поднимая головы, ринулась к выходу, но третьего побега Том не выдержал. Внутри на органы накатила разъярённая вьюга, и он, громко выдохнув, освирепел. В секунду Том прижал повернувшуюся боком ведьму к стене и закричал: — Ты совсем страх потеряла?! Где ты была всё это время?! Я спрашиваю где? — дёрнув ту за руку, завёлся он. Но Лейла молчала и даже не повернулась к нему, продолжая прятаться за волосами. Том запыхтел и ощутил, как от неконтролируемой ярости краснеют желваки. — Да как ты смеешь?! Сколько раз я тебя уже спрашиваю, а ты!.. Знаешь что?.. Иди спать! Живо! — громко дыша, отчеканил он и облизнул губы. Передняя прядь улеглась на плечо, и показавшиеся брови Лейлы взметнулись наверх. Ведьма обомлела и с открывшимся ртом медленно, шокировано обернулась, заставив Тома пропустить удар. На тонких губах выступила синева, фарфоровое лицо разрослось до этого скрывавшимися за магией царапинами и мешками, когда-то серые глаза высохли, покраснев, а взгляд… в нём не было ни капли жизни. Такой спокойный и равнодушный, но в то же время ледяной и полностью пустой. Словно зрачки — это просто украшение на портрете чёрно-белой колдографии. Нет, радужки и близко не казались серыми, они были бесцветными. Лейла холодно хмыкнула и нечеловеческим голосом прохрипела: — С удовольствием. Она обошла его и в спешке двинулась к двери, шлёпая ногами по грязному полу, когда Том наконец-то проморгался и закашлялся, резко втянув слишком много воздуха. Всё-таки он точно не умел одного — говорить с ведьмой. — Я просто зол, переборщил. Но надо поговорить. — Не надо, — тут же прорезался уверенный голос, и Лейла ускорилась, вздрогнув от натянувшейся нити. — Я не спрашивал… — Замолчи, просто замолчи и оставь меня в покое, — еле слышным голосом прошептала она, и только Том двинулся ближе, в его сторону со свистом полетели острые льдины. Он резко уклонился, после чего коротким взмахом палочки схватил их за острия и со всей злостью кинул в пол, слыша оглушительный треск. — Ты не даёшь мне сказать, — отмахнувшись от второй порции льда, процедил Том, больше не имея права на ошибку. Если выпустит её из комнаты, потеряет здравый рассудок. Лейла из последних сил рванула к двери, но он очертил её сильными чарами и рывком подтянул ведьму к себе. Воздух сопротивлялся как никогда, а сама она пошатнулась и, сообразив, в чём дело, окатила его ледяной водой. Сильные струи полетели в лицо, но мокрый Том лишь фыркнул и, не закрывая глаза, интуитивно дёрнулся в левую сторону. Вцепился руками в маленькое, источающее звериный холод запястье и в мгновение прижал Лейлу к себе. Только она отцепила его руки от запястья, Том резко переместил их на талию и крепко сжал: даже, когда воздух рассёк его кожу когтями и оставил жгучие, глубокие царапины, он лишь громко зарычал, но хватку не ослабил. — Я не собирался ссориться, просто не смог выразить свои эмоции другими словами. — А почему я должна это выслушивать, Том? — цепляя его ветром в рёбра, с неживым лицом шипела она и выбивалась. — Том… Том, Том, Том. Я буду специально задевать тебя, буду называть тебя только так, чтобы ты сам меня выгнал! Я сделаю всё для… — А теперь представь, какое сильное влияние ты оказала на меня, что я стою здесь и не против. Не против слышать своё имя из твоих уст. — Я больше не ведусь на твои речи, Реддл, — вцепившись в его ладони ногтями, сухо отчеканила она и надавила, ожидая вопля боли, после которого он её выпустит. — Зачем ты пришёл сюда, зачем открыл свой поганый рот и сделал всё?.. хотя, нет, — она замерла, остекленевшим взглядом впившись в пространство, и потеряно прикрыла рот. — Представляешь, хуже некуда. Опоздал, — без тени улыбки заявила та. — Не трать время попусту, ты пришёл совершенно невовремя. Тебе что-то непонятно? Уходи отсюда! — рявкнула Лейла на последних словах, уже конкретно выходя из себя после неудачных попыток выбраться. — Тебе мало? Ты уже видел меня слабой и захотел поиздеваться, подонок? Забудь про меня и иди своей дорогой! — Я сказал угомониться. Живо, — холодным, буквально убивающим тоном прохрипел Том, мягко сжав пальцами её подбородок. Зрачки Лейлы расширились, а сама она замерла с приоткрытым ртом. То ли из-за приказного тона, которым он на самом деле никак не пытался её унизить, хотя она наверняка думала в точности наоборот, то ли из-за близости и касаний. Только его касания заставляли её молчать, трепетать и давиться смущением, и даже в такой сложной ситуации Тому это безумно нравилось. Он не мог не принять правды. — Мы ничего не разъяснили. В мгновение он пожалел о своих словах. Лейла вспыхнула адским пламенем, и бардовые скулы затанцевали на израненном лице. — Я неясно объяснила? Я не стану ни твоим чёртовым крестражем, ни оружием, орки тебе в братья! Я скоро лишусь сил, всё, Том, точка! Конечная твоим сладким мечтам, я уже… — Я не собирался делать тебя своим крестражем. — … не являюсь важной без них. Чт… что? — Что ты сказала? — одновременно начали они и резко замолчали, напрягшись. Том понял, что ведьма снова собирается уходить, поэтому мысленно ударил себя по лицу и громко выдохнул, притягивая её ещё ближе и желая покончить с этим как можно быстрее. — Когда ты приходила ко мне в среду… Это был не первый раз за неделю, когда я пил. Особенно в таком количестве. Здесь нет равных, с которыми мне интересно общаться. Кроме тебя. А мы в тот момент что? Правильно, бегали друг от друга и играли в молчанку, — он клацнул челюстью и нехотя продолжил, отдавая Лейле открытый дневник и крепче вцепившись ей в спину: — Открой последние страницы. — Я уже всё видела, — она отдёрнула руки, и дневник полетел на пол, однако Том быстро прижал её тело к своему, и тот застрял между их животами. — Поздравляю, значит, не заметила, — он дёрнул тетрадь на себя и настойчиво пихнул ей в руки. — Том, пожалуйста. Отпусти меня, — вымученным голосом произнесла Лейла, и глаза её потухли совсем, стали неживыми, словно их просто вставили в глазницы. — Я не могу и не хочу с тобой ссориться. С меня достаточно. Вы победили. — Ты сейчас сама оттягиваешь время, из-за чего до сих пор не знаешь правды… — Я увидела достаточно! — прикрикнула она, пытаясь всунуть дневник ему обратно. — Я не желаю больше знать о тебе хотя бы на каплю больше, чем сейчас. Я оттягиваю время? Да и ещё раз да! Потому что больше не собираюсь иметь с тобой дел: во внеурочное время я не хочу ни слушать тебя, ни находиться рядом — ничего! Я больше не выдержу и секунды твоей лжи, а теперь катись на все четыре стороны, беги к своей девушке, о которой писал в дневнике, а я искренне пожелаю ей удачи и!.. — Нет никакой девушки, потому что я писал про тебя! — взорвался Том и выпрямился, грубо ставя её пальцы на обложку и игнорируя звенящую тишину. — Подарок. Ты, сама того ещё не зная, подарила мне спокойствие и комфорт. Святой Мерлин, один чёртов раз переслушал стихов Нотта и решил использовать метафору, а это, конечно же, прочитали… — Тебе нравится моя улыбка? — послышался дрогнувший голос над ухом, и он еле сдержался, чтобы не поднять голову. — Как я сказал, всю ту неделю я расслаблялся алкоголем и после нашей ссоры, пытаясь занять руки, стал писать первое пришедшее на ум. Если ты не заметила, эти две страницы исписаны совершенно другим почерком. Не каллиграфическим, а косящим вниз, с разными по размеру буквами. Разве я позволил бы себе так писать, будь я полностью трезв и спокоен? — вопрос был риторическим, и оба это знали, поэтому первое время просто молчали. — Том… пусти меня. Передо мной не надо оправдываться, ты не станешь лучше после того, как хотел меня использовать… — А я разве сказал, что пришёл каяться перед тобой? — он прикрыл дневник, убедившись, что Лейла прошлась по строкам взглядом, и тут же переключился на её лицо. — Почему ты до сих пор не понимаешь, как сильно я хочу сбежать от тебя? — смотря в глаза, прошептала она и сглотнула, делая безуспешную попытку вывернуться из его рук. — Чем дольше я здесь стою, тем сильнее снова сплетается связь. Ты думаешь, я пропала на неделю просто так? Я отходила от разговора несколько ночей, я рыдала в подушку, сжимая крик в тиски. Я впервые в жизни напилась. Только чтобы забыть тебя. Но твои гнилые корни вросли в меня и поселились в душе сорняками так глубоко, что теперь не дают мне нормально дышать. Я боюсь, — резко призналась она, и в мгновение из сухих глаз ручьём хлынули слёзы. — Грин-де-Вальд знает о кольце и его внутреннем голосе, знает о моих чувствах и бессонных ночах, он знает очень много деталей. Как, если Джорджия не училась у нас эти месяцы? Я боюсь открывать рот, чтобы лишний раз ничего о себе не рассказать, я боюсь, что со мной вскоре будет, боюсь тебя, себя и просто мирно спать. Я… — Я видел воспоминания Круз, где ты просыпалась от кошмаров и четырнадцатого февраля бегала в истерике по комнате, — внезапно для себя взяв её лицо в руки и став вытирать слёзы, заявил он. Больше Том сдерживаться не смог. Он провёл ладонью перед своим лицом и снял чары, оголив свой настоящий нынешний облик. Как сейчас помнил, что видел с утра: грязные, взъерошенные волосы, синяки под глазами, искусанные губы и усталый взгляд. Галстук болтается, рубашка не заправлена, брюки не выглажены. — За эти одиннадцать ночей я ни разу не уснул. Я выпил шесть бутылок вина и одну бутылку огневиски, и под конец недели меня уже тошнило. После школы я заходил в паб и ждал, пока увижу тебя. И всё это только ради того, чтобы успокоиться и отойти от мыслей, что тебя похитили или… тебя уже нет в живых. Я места себе не находил, Лейла, и всё из-за тебя. А ты сбежала из-за меня, какая ирония, посмеёмся позже, — Том снова вытер скатывающиеся с щёк капли и заставил себя не отрывать взгляда. — Да, я не отрицаю: в начале года я и правда хотел тебя убить, хотел отомстить и заставить молить о пощаде, потому что из-за твоего хамского поведения у меня волосы дыбом вставали, настолько я мечтал покончить с тобой. И потом, когда понял, что ты слишком хорошо скрываешься, я действительно был обязан внедриться к тебе в доверие и узнать сокровенные тайны, чтобы шантажировать. Думал, ты как-то узнала о моих крестражах и только поэтому стала искать места с Тёмной магической аурой. Из-за этого приходилось тщательно за тобой следить, подключить к этому Пожирателей. Ты слишком много себе позволяла и позволяешь до сих пор, но сейчас я уже давно закрыл глаза. Первые пункты, связанные с тобой, я выполнял, ведь хотел расколоть тебя: следил, пытался найти загвоздки в поведении, изучал каждый твой шаг и эмоцию, которыми ты особо не раскидывалась, чем всё усложняла. И первые недели, когда, скажем так, мы контактировали больше всего, хоть и не в положительном ключе, я относился серьёзно к каждому слову. Оценивал тебя, пытался вывести из себя нарочно, даже сам пошёл в атаку, лишь бы узнать о твоих навыках в бою и… Лейла, ради всего святого, ты не даёшь мне сосредоточиться! — он фыркнул и тщательно вытер мокрые дорожки, уже понимая, что она это вовсе не контролировала. — Так что первые месяцы я просто пылал к тебе чистой ненавистью и интересом. Ты была и, признаться честно, остаёшься моей главной загадкой, а тогда я ещё и был взбешён, ведь ты так просто… оспаривала моё мнение и совершенно не заботилась, что об этом подумают другие. У нас такое впервые, никто и никогда не смел этого делать. Но на этом всё. Весь остальной план полетел к чёрту! Потому что ты не разгадывалась, более того, становилась лишь сложнее! Я узнавал больше, и интерес, который должен был сразу потухнуть, не угасал, а я ничего не мог с этим поделать. Меня только манило к тебе больше и, к огромному сожалению, вскоре я начал забывать про этот план, поступая необдуманно, иногда даже прислушиваясь к твоему мнению. Лейла сильно зажмурилась и отвернула голову, вдавливая кулаки ему в грудь. Однако Том снова дернул её на себя, так что они прижались лбами, и мрачно выдохнул. — Да, я запоминал всё, что ты говорила и по поводу бессмертия, и по поводу господства, оружия, Чёрной магии — каждое твоё слово. Но потом каким-то дурацким образом я выучил твои любимые предметы, любимую еду, цветы, краски, да даже заклятия и яды. И после этого ты ещё будешь говорить, что это всё не по-настоящему? Я бы хотел, чтобы это оказалось так, ты бы тоже, но уже ничего не вернуть. Я никогда не трачу время просто так, Лейла. А на тебя его было потеряно больше всего. Ты как яд. По случайности попала в меня и… всё. Я больше не могу, мне нужна новая доза. Каждый чёртов день мне нужно видеть тебя, иначе я начинаю выходить из себя! Мерлин… — язык почти заплёлся, пока Том затерялся в её глазах, но он быстро взял себя в руки и сдержал разочарование. Ей было всё равно, слова уже не доходили до цели. Она не верила ему, и это задевало не меньше игнорирования с её стороны. — Я повторю то, что сказал ещё давно. Я узнал о твоих способностях, о твоей родине только когда? Именно, только в конце января. Я с полным правом на это целовал тебя, водил в комнату и разрешал оставаться ещё за два месяца до этого. Я, хоть и легилимент, но о таком повороте событий даже не предполагал. Поэтому подумай хорошенько, прежде чем утверждать, что это всё было ложью… Хоть что-то скажи. — И? — с холодным взглядом прохрипела Лейла спустя время и шмыгнула носом. — И? — удивлённо переспросил он и окаменел, буквально выпав из реальности. Что ей еще надо?! Если разойдётся в словах, выйдет на эмоции и не соберёт их. — Я сказал достаточно, чтобы ты поняла, как всё было на самом деле. — Было. А сейчас что? Прошлое не изменить, а вот будущее можно. И у нас оно существует только по отдельности. Ты дьявол… — А ты что, ангел что ли? — огрызнувшись, Том тут же поджал губы и медленно выдохнул, заметив, как Лейла распаляется. — Раз мы всё выяснили, расскажи мне, что произошло и где ты была. После всего, что у нас было, ты не можешь просто так замолчать и придумать, будто мне всё равно, ведь… — А что мы такое вообще? Что значат все эти слова, я не понимаю, объясни ребёнку?! Я настолько устала от постоянных мыслей, что просто… — она подавилась и согнулась пополам, попытавшись обманчивым манёвром выбраться из его хватки. Не вышло. — Я не понимаю, что ты ещё от меня хочешь! Всё, силы скоро уйдут, не бывает в моей жизни чудес! И не надо вот этого всего, не надо заботиться обо мне через «не хочу», потому что я тебе ни слова не скажу по поводу твоего будущего. Не укажу на ошибки, не отдам воспоминания из снов и ничего не объясню! — Том смолчал, давая по сдержанному взгляду понять, что к этому они ещё вернутся, после чего втянул щёки и осторожно произнёс: — Ты спросила, что мы такое. Продолжи свою мысль. — Ты сейчас!.. — закипела Лейла, громко дыша. — Продолжи. Свою. Мысль, — проскрипел Том, слыша её утробное рычание. Ведьма раскраснелась от злобы и нервно прокашлялась. — Иногда мы выглядим друзьями, иногда больше, чем друзья, но больше всего я просто незнакомый для тебя странник. В какое-то время ты называешь меня красивой, помогаешь и улыбаешься, глядя в глаза, словно показывая, будто я для тебя что-то особенное, хотя это мои сумасшедшие домыслы, — ведьма нервно усмехнулась и отдёрнула его руки, когда он хотел вытереть ей щёки. — Потом ты обращаешься со мной так, будто я просто мусор и совершенно ничего не стою. А я… — её словно осенило. — А я стою! Я знаю о жизни гораздо больше, чем ты, сопливый мальчишка, я видела то, что ты никогда не увидишь даже, если ступишь на путь кровавой войны. Я сделала себя сама — заново. После смерти родителей и плена! И кто ты такой, чтобы ставить под сомнение моё мнение? Озлобленный ребёнок с комплексом Бога? Староста лучшей магической школы? Наследник Слизерина? Поздравляю, а я полуэльфийка, воин, убивавшая направо налево, Хранительница кольца и всех четырёх стихий в своих дряхлых руках. Что, нечего сказать? — с пылающим в глазах адом кричала Лейла и еле-еле стояла на ногах, в секунды распаляя его только сильнее. — Это не я смела оскорблять тебя или портить репутацию, а ты! И даже после того, как ты всё узнал обо мне, всё равно продолжил точно так же относиться ко мне, как к мусору, поливая грязью и презрительными взглядами, оскверняя каждое моё слово и существование в целом. А я!.. — Может, потому что я просто не умею по-другому?! — рявкнул Том с похолодевшим взглядом. — Плеваться желчью и сарказмом легче, чем признать, что я потерял нить своего плана по поводу тебя и стал проводить время с тобой, поскольку хотел этого сам. А теперь послушай сюда. Пожалуйста, — посмотрев на её начинающуюся истерику, когда всхлипы беззвучно пропадали в горле, безрассудно ляпнул он. Только Лейла приоткрыла рот, сбившись с мысли, как Том выпрямился и, перемявшись с ноги на ногу, выдохнул в мокрое лицо. — Я всегда презирал людей и не открывался им, что ты ещё хочешь от меня? Никто не знает моих секретов кроме тебя, никто не видел меня по-настоящему взбешённым и сердитым, потому что никто и не доводил меня до такого состояния. Я ещё никого не ненавидел так сильно, как тебя: только ты смогла заставить меня перевернуть всё с ног на голову, лишь бы добраться до твоих скелетов. А потом… потом я начал становиться похожим на окружающих — я стал что-то чувствовать, Лейла, и это никак не входило в мои планы по захвату мира! — он дёрнул её подбородок на себя и заставил смотреть в глаза. — Всю жизнь я держал в себе лишь отвращение, презрение или раздражение к окружающим. Уверенность, хладнокровие и гордость не считаются, они уже давно приросли к моей коже с натянутой улыбкой в комплекте. Но как ты, ведьма, можешь одним своим словом или движением заставить меня взрываться изнутри, я до сих пор не знаю. Это отвратительно и низко, если ты ещё не поняла. Тёмный Лорд не имеет права ошибаться или принимать неправильные решения под сводом эмоций, какими бы они ни были. Я не должен иметь слабостей, а Лестрейндж и Круз считают тебя именно ею. Моей чёртовой слабостью, — на последних словах голос сорвался, и Том резко отвернулся, сжимая кулаки. — Из-за тебя я стал злиться намного чаще. Ты настолько странная, другая, совершенно другая, что теперь даже пару минут с другими сокурсниками вгоняют меня в уныние и раздражение — с ними ни капли неинтересно, хотя раньше было. Тебя стало слишком много в моей голове, да и в жизни, что иногда, а в последнюю неделю вообще каждые несколько минут мне хотелось просто придушить тебя. Ты как будто прокляла меня, потому что… — перечисляя в голове все матерные слова, он запнулся и в поисках успокоения развернулся обратно. Лейла смотрела на него не моргая, внимательно и настороженно. Спектр ощущений испепелился и за секунду разгорелся Адским пламенем в их грудных клетках заново. Ураганом пробрался вглубь и с силой забил по стенкам, вынуждая обоих поморщиться и неприятно сглотнуть. И так каждый божий раз. Не только из-за связи — их взгляды были красноречивее любых слов, и всё, что требовалось для минимального тепла, пробивающего застои гнили в венах, это всего лишь взглянуть друг на друга. Сейчас это было самым явным, что удерживало их над пропастью. — Потому что я, не задумываясь, могу сказать лишнего, после чего даже без слов буду понимать, слышать твои чувства и корить себя за сказанное. Я никогда не испытывал чувства вины, но ты опять всё испортила и уничтожила мои устои. Ты всё меняешь, мне это не нравится. Но я не могу ничего изменить, а самое странное — не хочу. Лейла… — вздохнул он, набравшись уверенности, чтобы по-человечески попросить закончить этот диалог. Просто попросить. Но стоило ему сделать шаг ближе, ведьма нагло перебила его. — Том, я мало когда прошу кого-то о чём-то… Но сейчас я тебя просто умоляю. Не давай мне надежды. Это глупо с твоей стороны, я не могу…я — заикаясь, старалась собраться она, хотя дрожала как осиновый лист на ветру. — Ты же должен понимать, я перестану тебе что-либо рассказывать, гонимая мыслями, что сейчас ты наверняка будешь использовать меня как провидицу будущего. А я больше никому и никогда не хочу помогать. Ни советовать, ни стараться как-то успокоить или простить. Вообще не дышать, чтобы не испортить этот мир, — добавила она еле слышно, но Том услышал. — Сказать честно? Ты сама меня выбрала и понимаешь, что ради своих планов я пойду на многое. Я хочу изменить мир к лучшему, и для этого затраты были и будут огромными. И ты наверняка понимаешь, насколько шикарна возможность переманить на свою сторону человека, который управляет… Всей природой и может убивать по щелчку, может направить на врагов драконов или даже всех лесных животных, а потом оторвать всем головы, навести бурю, которая иногда нужна для внезапного появления, и унести сотни жизней одной волной. Если понадобится, — тут же добавил Том, подметив начавшуюся в её теле тряску. — Я помню, что силы скоро иссякнут, у меня отличная память. Но это не конец света — с моими тренировками ты станешь великой волшебницей. И всё же… Конечно, я пытался переманить тебя на свою сторону. Да, пытался подчинить, мирясь с твоим паршивым характером, — Лейла тут же выдохнула и ударила его по плечам, собираясь развернуться. — Но в итоге этим желанием ничего не ограничилось. Если ты не заметила, все наши разговоры и даже ссоры почти никак не касались темы величия. А я бы никогда не стал разглагольствовать с кем-то просто так. Для меня никто и ничего не значил хотя бы что-то. Никогда. С тобой же всё стало по-другому, — он наклонился к ней, вытирая очередные ручьи, и как можно спокойнее шепнул: — Я хочу видеть тебя рядом. Всегда. И, раз до сих пор ты стоишь здесь и не растерзала меня, значит, тебя тоже что-то держит. Том искренне надеялся, что ему больше ничего не придётся говорить. Дальнейшие слова могли выбить его из колеи, и Лейле видеть это, слышать это было точно не нужно. Он и так сказал лишнюю последнюю фразу только, чтобы не казаться сейчас чрезмерно жалким. Она сжала челюсть и медленно, словно ей физически было больно, прикрыла дрогнувшие глаза. Тупые слёзы крупными каплями засочились по её бледному лицу и по комнате эхом раздались сдавленные всхлипы, а Тому снова захотелось отвернуться — как, во имя Мерлина, можно было заходиться в истерике и при этом смотреть, не выражая на лице ровно ничего?! — Я прошла через самые худшие моменты своей жизни одна, ночами пялясь в одну точку по несколько часов и моля себя с такой же уверенностью прожить следующий день, — тихим голосом начала она. — Поэтому я холодна к окружающим и не стремлюсь заводить знакомства даже с пользой для себя. Мне никто не нужен, ведь никого не было рядом, когда я нуждалась в поддержке. Внимательные люди с лёгкостью заметят изменения, но не все они захотят помочь или действительно разобраться в проблеме. Мир устроен так, что ты просто обязан скрывать все проблемы, страхи и тайны за коркой весёлой маски, ибо будем честны — всем на тебя наплевать. Я так радовалась, когда начала понимать, что в жизни начинает что-то укладываться. И чувствуешь себя такой спокойной, весёлой, счастливой в конце концов… А потом боль резко возвращается и врезается в рёбра, с каждым разом пробивая кости глубже. И сейчас все самые отвратительные моменты, о которых я даже не догадывалась, грохнулись мне на голову оглушающим громом. Всё разом. Ты и твой дневник… — Для кого я здесь распинался по этому поводу?!.. — …догонялки с Грин-де-Вальдом, кольцо и его уничтожение, поездка неизвестно как и когда в Японию, экзамены, уход сил и цвета, а теперь ещё и… — она усмехнулась и закашлялась, но закончила: — В самый нужный момент ни Фиона с Кевином, ни Роберт с Абраксасом не остались рядом, а я их и не виню. Просто слова начинают сбываться. Сначала ты вытер об меня ноги… — Лейла?!.. — охрипшим голосом то ли спросил, то ли прикрикнул Том. Ему это не нравилось. Злило, что он не задумывался, насколько её дела серьёзные, злило, что каким-то боком её дружки не пришли на помощь, а внутри всё дрожало от вида ломающейся на глазах ведьмы. — …потом, поняв всю мою дряхлую суть, ушли и они. Может, с твоими сокурсниками это просто случайность, но я в них не верю. А сейчас я просто медленно выживаю из ума, — ведьма тихо посмеялась и мазнула языком по щеке, отворачивая голову и скрывая этим подступающие слезы. — Я просто перестала обо всем беспокоиться. Я тебе не нравлюсь? Хорошо. Я не нравлюсь всем? Ну, жаль, хоть и не искренне. Никто не заботится обо мне? Ну так это же отлично. Мне не только стало безразлично всё, кроме кольца — не хочу драматизировать, но и внутри я теперь тоже мертва. Только начала восстанавливаться после воскресенья, а здесь… На пару минут повисло молчание. Том не пытался её торопить, сегодня ему было абсолютно всё равно на время. Лейла настолько сильно сосредоточилась на желании прекратить плакать, что даже не заметила, как руками скользнула на его грудь и сжала рубашку. — Представляешь, так забавно, — она засмеялась, заставив Тома сглотнуть, и подняла на него искрящиеся от солёных капель бесцветные глаза. — Из-за ошибки Дамблдор девять лет назад попал в Средиземье. И встретил Гэндальфа. А потом испугался за свою шкуру и применил Империус. Дамблдор приказал показывать и рассказывать ему абсолютно всё: о Средиземье, о расах, о традициях, войнах и даже личной жизни, где не раз упоминалась девчушка по имени Селлитиль, которую украли орки. В результате ему так понравилось, что он провёл там целых тридцать лет, — её смех стих, а взгляд резко похолодел. — И эти тридцать лет Селлитиль про… — раздался внезапный выдох, который та не успела подавить, и руки её задрожали. — …просидела в клетке у орков в плену. Дамблдор остановил Гэндальфа в день, когда он мчался к своему эльфийскому другу за помощью, чтобы высвободить меня. Я могла пробыть в плену всего две недели, может, даже меньше, и тогда мне бы ничего успели сделать. Но, конечно же, судьба снова решила иначе. Ну и зачем? Зачем я нужна тебе рядом, Томми? Со своими демонами для начала разберись, двух гнилых душ сразу ты не выдержишь. Пойми уже, сколько раз тебе повторять, я тебе больше не нужна, — прохрипела она без единой эмоции и медленно отстранилась, разворачиваясь к двери опять. А Том понял, что сейчас вырвутся остатки монолога, и услышал, как громко ударило его сердце. Он в мгновение схватил Лейлу за талию и полностью прижал к себе, не давая ни единого шанса выбиться, если только та не решит воспользоваться воздухом. Том разместил ладонь на её спине, вторую запустил в запутавшиеся волосы и мрачно выдохнул ей в шею. — Я больше никогда не отпущу тебя, клянусь. — Не клянись на таких!.. — Не смей меня перебивать, — хрипло шептал он и до потери пульса вдыхал этот природный аромат, перебивший запах горького миндаля. — Я думал, ты сама подведёшь нас к этой мысли, но мы свернули не туда. То, что я услышал и увидел, сильно потрепало мне нервы — я не мог поверить, что ни о чём из этого не знал. Мне было дурно наблюдать за тем, как ты просыпаешься от кошмаров, а о сцене, где ты калечишь себя до крови, я даже говорить не хочу. Всё, что сейчас на тебя навалилось, очень сложно решить одной. И я серьёзно помогу, это даже не обсуждается. Тебе больше не надо прятать случающееся от чужих глаз, ибо ты идёшь и без страха рассказываешь мне, после чего мы всё спокойно решаем. На вопрос «как дела?» ты больше не отвечаешь мне дурацким «нормально»: ты рассказываешь самое важное и то, что тревожит тебя больше всего. Я не смеюсь, не унижаю, не презираю — ничего. Я буду просто слушать и оценивать ситуацию, чтобы снова не сказать что-то не так и потом наблюдать, как ты уходишь из комнаты. Я не собираюсь становиться нянькой и не буду складировать все гнусные проблемы, также не буду и делать всё за тебя. Но с самыми сложными помогу, обещаю. Тише, — холодно приказал он, услышав над ухом сдержанное хныканье. Том сжал её бьющие в грудь руки в одной своей и переместил ладонь на холодную фарфоровую щёку. — Я могу кричать на тебя и если увижу, что кто-то другой тронет тебя своим грязным пальцем, то могу замучить урода до полусмерти. Могу смеяться и шутить над тобой, но не позволю другим. Я больше никогда и никому не позволю тебя обидеть, и знала бы ты, насколько у меня извращённые пытки. Ведь я не собираюсь ни с кем тебя делить, против ты этого или нет. Ты только моя: можешь говорить и ходить с кем угодно, но один его неправильный взгляд, и страдать будет он, а одно неправильное слово, и пожалеешь ты, — он безумно хотел замереть, отрезать себе язык и смолкнуть, но копившееся неделями вылилось на одном выдохе. — Я запру тебя в своей спальне, позову домовика, и ты будешь есть, пить и спать — всё. Что угодно, Лейла, банки варенья, котёл с овсянкой, литр чая, да хоть вёдра со льдом: плевать, потолстеешь ты или нет, плевать, будет ли болеть голова от большого количества сна, мне всё равно. Но я вылечу тебя от этого всего, потому что не могу смотреть, как ты разлагаешься изнутри на глазах. Я отчётливо помню твой блестящий взгляд, те самые горящие злостью, азартом или предвкушением глаза, помню уверенную походку и смех. И ты сделаешь всё, чтобы это вернуть, потому что сама хочешь, ведь никому не нравится быть пустым. А я помогу. Я защищу тебя и не дам в обиду, потому что ты сильная, даже слишком, и заслуживаешь всего самого лучшего. Защищу даже от себя, хотя ты справляешься с этим сама. — Зачем всё это? — раздался совсем охрипший голос, и в её глазах сверкнули короткие искры. После них Том словно сорвался с цепи, прижался носом к носу и бесцветно произнёс: — Если тебе дадут выбрать между чем-то или кем-то, например, мной и уничтожением кольца, ты без вопросов выберешь второе. И всегда будешь. Но, если спросить меня: ты или путь к власти и славе… Я сомневаюсь, что не возьму тебя с собой, — и вот тогда взгляд Лейлы оживился. Теперь она смотрела не сквозь него, а прямо в душу, разъедая своим видом последние остатки сил. Она всё поняла — Лейла лучше всех знала, как господство будоражило кровь и как Том сильно стремился к этому. В её взгляде чётко читалось замешательство и неуверенность — ведьма наверняка была уверена в его выборе и никак не ожидала такого сравнения. Но легче было использовать сравнения, чем сказать простым языком, что Лейла была ему дорога. Тем временем ведьма в полной тишине медленно и неспешно приходила в себя. Том не выпускал её, зная, что при первой возможности та ринется к дверям, и наблюдал, как мокрые глаза бегают из стороны в сторону и часто моргают, пока в голове скрипят шестерёнки. Однако чем дольше Лейла переосмысливала всё, тем сильнее он настораживался, пытаясь хоть на пару минут полностью высушить её лицо. Ведьма осторожно повернулась спиной и как под гипнозом опустила плечи. Его рука осталась на том же месте, теперь аккуратно охватывая тазовые кости, и Том сделал шаг вперёд, не касаясь её спины, но чувствуя пылающий жар. — Прошлую неделю я как никогда старалась не думать о тебе. Старалась забыть твоё лицо, хотела, просто мечтала выбросить из головы твои чёрные глаза, под взглядом которых я не только была обязана ходить по струнке, но и совершала необдуманные поступки. Сейчас же я не контролирую эти дурацкие слёзы, да и ничего я тебе не обязана, поэтому уже не важно, — оправдывая себя, шептала Лейла прорезающимся голосом и рукавами вытирала глаза. А потом она с хлопком опустила руки и закашлялась. — Я оказалась ужасно слабой. Я пыталась забыть всё, что произошло, правда! Пыталась угомониться — поверила, как ты и говорил, что ничего, связанного с любовными чувствами, не существует, вспомнила все твои оскорбления и насмешки, чтобы воссоздать тебя ещё более ужасным и точно забыть, но… это уже, наверное, дело не только в аурах или связи, но мне нехорошо без тебя, и я устала это скрывать. К тому же, это ты и сам помнишь — эльфы за всю жизнь влюбляются только один раз. Так что даже не знаю, что сказать, могу только извиниться перед матерью с отцом за свой выбор, ведь… — Лейла резко смолкла и приложила руку ко лбу, еле заметно содрогнувшись всем телом. Том медленно развернул её к себе, не ощутив даже малого сопротивления, и пару минут они просто молча пялились в разные стороны. Ему, если не брать в счёт последнюю фразу, стало безумно спокойно. Значит, он был таким не один — высокопочтенная полуэльфийка ощущала всё то же самое, это прибавляло уверенности. Каждая клетка его тела была напряжена, он ждал знака и вскоре его получил: Лейла протяжно выдохнула и подняла на него бордовые, опухшие глаза, еле заметно вытягивая руки. В мгновение Том заключил ведьму в объятия, осторожно поднял на руки и, заставив обвить торс ногами, прижал к себе. Лейла запустила пальцы ему в волосы, а сама прижалась щекой к плечу, проведя кончиком ледяного носа вдоль шеи, и вскоре часть его воротника намокла. Тепло растеклось по жилам, лёгкие очистились, и всё остальное перед глазами поплыло. Том покрылся мурашками, после чего прикрыл глаза и, спрятав лицо в её волосах, на секунду забылся. Они простояли так неизвестно сколько, прежде чем сердцебиение Лейлы не ускорилось. Ведьма беззвучно захныкала и, задрожав, прикусила его плечо. Она крепко впилась в него зубами и, обвив шею руками, тихо завыла. Том знал, что сейчас точно не из-за него — такая реакция могла быть только на самую последнюю новость. Эмоции и ощущения вырывались у неё огромным неприятным комом, и тогда она выглядела действительно бледно и устало. За окном грянул оглушительный гром, и град лишь усилился, начав невыносимо громко долбить по подоконнику с намерением выбить и стекло. Том мрачно выдохнул и, расправив ей юбку платья, присел на кресло в углу комнаты. — У нас много времени, так что не спеши и не волнуйся. Мне есть, кому это рассказывать? В этой истории есть что-то, что касается меня? Правильно, нет и нет. Ты узнала это от самого Дамблдора? — Лейла вытерла красный нос и, сев к нему лицом, потупила помрачневший взгляд. — Сегодня после занятия с боггартами, да, — её голос звучал сухо и очень тихо, а сама она сидела неподвижно и уже не обращала внимания на действия Тома с её лицом. — И что, прямо просто так сказал? — Я осталась, чтобы поинтересоваться, как мне дальше стоит вести себя с Грин-де-Вальдом. Дамблдор сам был заинтересован в каждой детали нашей встречи, разговора и самих поединков, поэтому странно было видеть, как он откладывает это на завтра. Ну я немного надавила, и он признался, — нервно теребя его галстук, просипела Лейла и поджала губы, сглатывая. — Так значит, у нас всё-таки тоже существует Средиземье? — затаив дыхание, спросил Том и расправил ей волосы. — Нет, ритуал провели неправильно, и из-за ошибки он попал в другую вселенную. — Он не говорил, как называется этот?.. — Нет, не говорил, и ты даже не сунешься в ту отрасль, ты меня понял?! — он не сдержался и дёрнул желваками, отводя взгляд, за что и зацепилась ведьма. Та набрала в рот побольше воздуха и, раскрасневшись, хотела начать лекцию, когда Том остановил её жестом и как можно спокойнее произнёс: — Я не собирался. — Да, конечно! Ты опять держишь меня за идиотку и мы начинаем всё сначала?! Или что, если я знаю о твоих деяниях, ты теперь вообще не будешь скрывать своих помыслов и напрямую говорить об этом? Ты вообще… тебе не хватает что ли?.. — Я ненавижу сопли, хватит, успокойся, — её серые глаза натурально жгло от слёз, словно это была какая-то кислота. Словно слизистая стёрлась от переизбытка соли, и теперь ей просто подливали в глаза уксуса. После его слов Лейла вытянулась и рассердилась: она замахнулась и стала беспрерывно стучать ему кулаком по груди, пока Том спокойно сидел в кресле и без единой эмоции смотрел на её действия. Со склонившейся набок головой, с оценивающим взглядом. — Успокоиться?! Если тебя что-то не устраивает, просто уйди отсюда! Скинь меня на пол, плюнь, как делал всегда, но лучше просто уйди. Потому что мне абсолютно плевать, что ты там ненавидишь! Давай, отпускай, вставай! — она попыталась отстраниться, но Том крепче прижал строптивую к себе и устало выдохнул, чувствуя, как его ведьма вжалась подбородком в плечо и спустя время беззвучно захныкала. Это был край — конечная максимально ужасного состояния, потому что пугающая погода за окном говорила о многом, что Лейла сейчас испытывала. — Ты не понимаешь, каково это: прислушаться к человеку, поверить в его искренность, в его действия, ведь без Дамблдора я бы тут и дня не прожила. А потом по щелчку просто всё ломается, и он становится совершенно не тем, кого из себя представлял. И оказывается, именно он разрушил моё детство. Нагло, бесхребетно и… — Том склонил к ней голову и погладил по щеке, чтобы она не забывала нормально дышать, ибо уже начинала задыхаться. И как бы страшно это ни выглядело, он был очень рад, что сейчас сидит с ней, выплачется она именно ему, и просто в конце концов невольно покажет эмоции. — Ты права. Я не знаю, каково это, именно поэтому хочу узнать. Так что теперь расскажи мне всё в деталях. Про это, про разговор с Грин-де-Вальдом, и зачем он приказал меня остановить, — спустя время он сдвинул её ноги, усадив поудобнее, и Лейла настороженно прилегла к нему на плечо под мантию. Пару минут Том внимательно вслушивался в шёпот у уха, стараясь побороть своё любопытство и спрашивать о главном минимально, но потом на вопросе про дни в плену, случайно вырвавшемся из его уст, ведьма напряглась и отстранилась. На лице читался быстрый мыслительный процесс, она анализировала всё сказанное и как-то резко побледнела, а вкупе с красным лицом выглядело это не самым лучшим образом. Том увидел проблеск сознания в её радужках, а Лейла вздрогнула, словно только сейчас поняла, на ком сидела. Она резко подпрыгнула и попыталась слезть, но он одним движением притянул её обратно и пригвоздил руку к трясущейся спине. — Я часто даю обещания? — стараясь сохранять спокойствие, когда на самом деле внутри до болезненной одури скреблась кошка, аккуратно спросил Том. Её страх вновь сказать ему что-то личное сейчас можно было пощупать, на мгновение ему даже стало обидно. Невесомым движением он коснулся пальцами её подбородка и, получив нехилый, но столь долгожданный разряд, взглянул на заплаканные глаза. Лейла сдержала всхлип и спустя время неуверенно помотала головой. — Говори. — Почти никогда, — прохрипела она, осторожно кладя ледяную руку на его запястье и пытаясь отцепить пальцы от подбородка. — Правильно. Что я пообещал тебе пару минут назад? — так же холодно поинтересовался Том и убрал слёзы с её щёк, возвращая пальцы на подбородок и сжимая их ещё крепче, чтобы Лейла смотрела только на него. Она, прерывисто задышав, облизнула губы и еле слышно прошептала: — Что не позволишь никому сделать мне больно. И даже себе. Нет, всё, — она завелась и посмотрела на него так испуганно, что ему самому стало не по себе от догадок, каким зверем видела его именно она. — Я не должна! Не должна это всё… опять говорить… нет, мне пора… — Ты боишься меня? — снова дернув её к себе, севшим голосом произнёс Том. — Нет, — на автомате ответила Лейла и активно замотала головой. — Боишься, что я использую эту информацию против тебя? Что это всё продолжение игры? — интуитивно догадался он. Ведьма прикусила щеку и медленно сглотнула, начиная дрожать. — Лейла? — хотя сам был не лучше, его снедало это всю жизнь. Одно лишнее слово, и считай, всё пропало. Ведьма молчала, а внутри что-то неприятно заныло. — То есть ты мне снова не доверяешь? — она тут же замотала головой и прорезавшимся голосом сухо добавила: — Не доверяю. У нас никогда не было доверия друг между другом. Именно таким, каким оно должно быть. Мы оба просто хотели узнать больше тайн, а ещё боялись, что кто-то из нас расскажет чужие секреты, — Том сдержался от любых эмоций и тихо выдохнул. — Может быть. — Может быть, — еле слышно съязвила Лейла и замыленными глазами взглянула на Тома. Задержала взгляд на пару секунд, после чего нехотя прилегла обратно на плечо и закрутила на палец его галстук. — У нас никогда и ничего не будет нормально и просто. У всех всё как у людей, а у нас… одна сплошная чёрная полоса. Том промолчал. Её тепло и своё покровительство — всё, что надо было для спокойствия, и хоть ситуация была не из лёгких, сейчас они только начали раскладывать всё по полочкам.

*

Том просыпался до рассвета уже несколько раз, с закрытыми глазами прислушиваясь к дыханию рядом — но чары, которые он осторожно наложил после истерики, свою работу выполнили. Лейла мирно спала. Забрала у него последний кусок одеяла и каким-то образом укуталась в этот кокон, больше походя на неваляшку. Её лицо, проваливаясь в подушку, было непозволительно близко, а Том просто неотрывно смотрел на неё и только потом снова проваливался в сон, чувствуя неестественную лёгкость. Он не мог упустить возможности снова подметить детали, которые с каждым днём манили его только сильнее: мягкая кожа с открывшимися после чар царапинами поблёскивала даже в темноте, щёки из-за верчения с бока набок казались припухшими и румяными, нос постоянно морщился, а из искусанных губ, когда она их сильно зажимала, вытекали мелкие капли крови. Её тёплое дыхание грело шею, а блаженное лицо невольно навеивало улыбку, но больше всего удивляло — их сплетённые пальцы. Лейла, когда переваливалась на другой бок, выставила вперёд руку и наткнулась на его запястье: пока она искала удобную позицию, её пальцы медленно, стягивая Тому живот узлом, поднялись к костяшкам и накрыли его руку холодной ладонью. Как бы его это ни смутило, руку он не отдёрнул — просто было необычно осознавать, что даже в таком состоянии ведьма неосознанно, но чувствовала себя рядом с ним безопасно. Чуть позже он перевернул руку, и их пальцы сами собой сплелись. Это ведь сделала ведьма, он здесь ни при чём. Просыпался из-за этого Том больше всего: Лейла постоянно либо пыталась убрать руку, либо сжимала её с такой силой, что ему невольно становилось страшно, о чём или о ком она думает. Когда же она начинала ворочаться и тихо мычать, искрящиеся, будто в ладонь упали снежинки, а иногда острые и колющиеся, будто остриё ножа вонзалось в кожу, разряды её силы передавались и ему. Такие выбросы магии были чем-то новым и неизученным: кожа холодела, а потом на ней словно таяла корка льда. В очередной раз Том посреди ночи проснулся, медленно разлепив глаза и собираясь их тут же прикрыть, ибо такими темпами просто не встанет с утра. Однако, хоть тепло не пропало, его рука была свободна, а ведьмы перед лицом не было. Он в мгновение распахнул глаза и собирался вскочить с кровати, когда услышал тихое шмыганье носом, которое тут же стихло, и вскоре, помотав головой, на полу у кровати заметил дымчатую макушку. Он насторожился и, метнувшись к другой стороне кровати, увидел, как Лейла сжалась в клубок, спрятав лицо в руки и медленно покачиваясь из стороны в сторону. — Мерлин, — сонно прохрипел Том, и ведьма неестественно замерла, прикрыв рот рукой. Он спокойно подобрал её с земли и, слегка взлетев над кроватью, усадил к себе на колени. — И опять слёзы, — холодно подметил он, снова убирая остатки большим пальцем. — Что опять не так? — Всё нормально, давай я помогу убрать царапины, нанесённые ветром, а то… — её рука ещё не успела очертить одну из ранок, как Том раздражённо фыркнул и заставил Лейлу посмотреть на него. Отрешённый от жизни взгляд нехотя поднялся и заблуждал по лицу, лишь бы не столкнуться с его глазами. Припухшие мешки под глазами жгло, а мокрые ресницы в спешке высыхали и завивались. — И опять ты лжёшь. Мы уже говорили, как тебе стоит отвечать в таких ситуациях. Ты вообще слушала меня или решила показать характер? Не вовремя, — сухо заявил он и поднёс руку к бледному лицу, как внезапно получил по ней сильным ударом. Том дёрнулся и пронаблюдал за магией воздуха, который за считанные секунды убрал все мокрые дорожки, будто ничего и не было. — Я слушала. Только тебе незачем всё время знать, о чём я думаю. Ложись. — Дорогая моя, не беси меня, пожалуйста, — чувствуя, как внутри у неё снова всё идёт трещинами, ответил он и зевнул. — Сейчас не время для храбрости и сдержанности. Когда ты выскажешься, станет легче, я знаю. Так что лучше сделать это сейчас, чем потом копить в себе. Это по поводу Дамблдора? — Да, — без замедлений сказала Лейла, и её тело неистово задрожало, словно мучилось от холода. Она громко выдохнула и, заикнувшись, прижалась своим лбом к его. — Я просто не могу поверить, что сама святыня нашей школы, самый чистосердечный профессор, что постоянно твердил о храбрости, поддержке друг друга и взаимопомощи, оказался самым трусливым. Я понимаю, шок, интерес, страх — я всё это знаю, потому что сама оказалась в вашем мире без знаний этикета, языка и без задней мысли, что существует палочковая магия. Но почему-то я никем не пользовалась, более того, старалась разобраться во всём сама. А потом встретила Дамблдора. И он не только дал мне свой кабинет в качестве спальни, но и пристроил к своей тёте, которая и научила меня более-менее походить на волшебницу за эти два года. Он постоянно твердил, что в долгу перед Гэндальфом, но рассказать, как они познакомились, никогда не решался. Теперь понятно почему… — Том внимательно разглядывал её и слушал. Честно признаться, ему, при всём желании, не было, что сказать. С Дамблдором у них всегда была взаимная неприязнь, и поэтому он догадывался, что под обложкой скрывается что-то страшное и явно не такое радужное. Но рассказанное Лейлой просто обескуражило его, причём не только его приключение в Средиземье, но и любовь к Грин-де-Вальду — это было ещё хуже его предположений, и в глазах Тома старик упал, обесчестив себя окончательно. Каким бы великим и сильным волшебником тот ни был, человеком он оказался ужасным. Существовало ведь десяток способов, как не погубить чужие жизни и остаться другом этого Гэндальфа, но он решил позаботиться только о себе. И знал ведь, слышал о Селлитиль, которая ребёнком попала в плен пару дней назад, значит, должен был понимать волнение Митрандира и хоть как-то позволить ему добраться до цели. Дамблдор же самый искусный волшебник, как пишут в газетах, он то точно мог ослаблять Империус на определённые моменты. Однако нет. Ему было абсолютно всё равно на всё и всех, кроме себя. Он не только повлиял на чужую землю своими действиями, не только забрал серого мага, в котором нуждалось всё Средиземье, себе, но и просто струсил возвращаться в проблемный мир. Том по состоянию Лейлы мог сказать, что окончательно погубил её именно Дамблдор — не он. После выяснившейся правды она поседела, постарела глазами, ибо в остальном внешне осталась такой же красивой, и довела себя до пика. Всего — истерики, отчаяния и ненависти. Том всё понимал: если после одного «доброго дела», когда ведьма пощадила орка, тот почти убил её, и поэтому она даже не моргнула при убийстве Пасагальи, то после такого она просто разочаруется в людях и будет бояться. Не их магии, а их действий, слов и характера. Больше не захочет обжигаться и надеяться на кого-либо, благодаря её дрожащим рукам на его голых плечах это становилось очевидным, и Тома, на удивление, это даже радовало. Он не собирался как-то угрожать Круз и её остальным дружкам за то, что те на время ссоры бросили её одну и перестали общаться. В какой-то степени он их даже понимал — видел, как те по-настоящему волновались во время её отсутствия. Том также не собирался что-либо говорить Лестрейнджу или Малфою, даже якобы за дело не планировал их пытать. Всё это являлось лишь чистыми совпадениями, случайностями в неподходящее время, и на самом деле, как бы ни хотелось признавать, эти люди бы точно позаботились о ней, если бы узнали о случившемся. Но сейчас Лейла думала, что они все её бросили, и упустить шанс укрепить её доверие к себе, тому единственному, кто остался рядом, Том не мог. Тем временем ведьма вдавила в его лоб свой ещё сильнее и, опустив руки на грудь, напрямую заглянула ему в глаза. — Тридцать лет он держал на поводке Гэндальфа, который наверняка тогда был нужен абсолютно каждой расе гораздо больше, чем Дамблдору. Замедлял процесс подготовки к войне, потому что обычно важные детали обговаривались именно с Митрандиром, не дал Владыке Элронду спасти своих воинов, которые сидели в темницах со мной же, ибо их убили намного раньше, чем было положено меня. Но ему было не важно, он неспешно прогуливался с Гэндальфом под руку, уча эльфийский, который бы на уровне эльфов никогда не выучил всё равно… а ещё он запер меня на тридцать лет в темнице с извращенцами тьмы. Будем говорить прямо: без Гэндальфа я никто и спасти меня, кроме него, никто не мог. Даже я. Я так сильно себя жалела, что даже не пыталась проследить, кто, когда и куда уходит, дабы попытаться найти выход оттуда. С годами это начинало запоминаться на автомате, но и моё желание убежать угасало с каждым днём. — Тебе начинало там нравиться? — удивлённо выгнул бровь Том и склонил голову набок. Лейла даже не улыбнулась, хотя по традиции здесь обычно проскакивала усмешка. — Нет, Том, мне просто хотелось умереть. Быстро и беззаботно, а не проживать мучительные дни до своего совершеннолетия в клетке. Время текло, а действовать было уже бессмысленно, по крайне мере, мне так казалось. Вообще даже не стоит сравнивать нынешнюю и прошлую меня, это совсем разные люди, — она смолкла, но потом неуверенно взглянула на него ещё раз и, поняв, что он слушал, ровным голосом продолжила: — Сопливая девчонка, которая не могла смириться с потерей родителей больше столетия, из-за чего выжигала слезами глаза каждый божий вечер. Да, сидела рядом с водой и рыдала как сейчас, в первые года вообще до боли в голове. Читала сказки о принцах и принцессах, любила мечтать перед сном. Вот такое вот красивое детство. Так что к плену я не была готова ни морально, ни физически, и первые часы, да даже первые года были просто сущим адом, хотя в нашем мире его нет, но не важно… — она сглотнула, набирая воздуха, и стала водить пальцами по его коже, даже не представляя, как сильно действует на Тома. — Конечно, я молилась богу каждый день и утром, и вечером, у меня была такая детская, но очень искренняя надежда на хороший конец. Помню, как считала себя таким героем, когда после нескольких раз уже не визжала, когда меня пороли. Но тогда я даже представить не могла, на что пойдут орки вдалеке от своих семей. Я была безумно слабой, я могла заплакать от одного слова проходящего мимо гоблина, могла на полном серьёзе просить орков за ограждением отпустить меня. А потом, когда слова о моей никчёмности вбились в голову навсегда, когда нахлебавшийся дрянной воды орк с едкой улыбкой пришёл ко мне и стал снимать одежду… тогда Селлитиль и погасла. Ещё немножко поплакала, а потом просто привыкла. И уже пол не был таким холодным, чистая вода, которую приносили раз в неделю, казалось необычайно вкусной. Тогда я научилась принимать всё, что у меня есть, и пыталась сделать ровно ничего. Я смирилась с тем, что ничего не могу, вот и всё. Честно признаться, я была в шоке, как долго оставалась живой, будто судьба насмехалась надо мной и исполняла мои желания с точностью наоборот. Да… — только Том расслабился, увидев, как ведьма успокоилась, когда ресницы снова намокли. Она быстро понурила взгляд и проследила за горячей слезой, упавшей на его грудь. Он не должен был этого чувствовать, но врать себе не получалось — Том восхищался Лейлой. Ему открывалась совершенно другая сторона её переживаний, проблем, устоев, да вообще ведьмы в принципе, и, если бы сама она не призналась, он бы о многом даже не догадался. У каждого была своя слабая сторона, и теперь некоторые его проблемы казались Тому чушью, не стоящей внимания. В какой-то момент ему даже стало стыдно за себя: он так легко заводился из-за маленьких неудач, которые шли не по плану, а Лейла все эти года держала скоп самого настоящего мрака в себе и с лёгкостью молчала. Будто по щелчку закрыла себе рот и убрала все эмоции, хотя теперь Том начинал вдумываться во все слова, которые кто-то когда-либо ей говорил, и понимать, почему у неё портилось настроение. Прошлое так легко не отпускало никого. Эйвери говорил ей «Заставь меня», а ведьме наверняка представлялся грязный орк с таким же хитрым и насмешливым взглядом. Слизеринцы или та же Пасагалья беспрерывно жаловались на недостаток пространства в спальнях, а она опускала голову и с равнодушным взглядом думала, как довольна просто крышей над головой. Это, наверное, и было самым большим различием между ними: сколько бы они оба ни знали о Чёрной магии, сколько бы раз ни убивали, как бы ни судили людей, Лейла была человечнее его. По-настоящему она была дьяволом во плоти, но с детьми всегда оказывалась нежна и немного строга, наедине с природой не боялась показывать искренние эмоции и часто восторженно охала. Ведьма никогда не скрывала, что любила: каждый раз откусывая ванильный пирог, она блаженно улыбалась; читая книгу, облизывала или кусала губы, хмурилась и фыркала. Том наблюдал за ней, когда Лейла выбирала клинок в Румынии, и каким-то образом её завороженный взгляд, её приоткрытые в улыбке губы и касания, которыми та проверяла лезвие, манили и его. А главным различием, что Том ненавидел и никогда не делал, было её умение заботиться. Лейла зачастую не задумывалась о своих действиях, но без слов помогла ему в пабе после драки, воздухом заморозила ранку после воскресного боя… Пока её дружки активно беседовали, она из-под ресниц поглядывала на перебинтованную руку Рамоса после квиддича и хмурилась; на Зельеварении увидела у Лестрейнджа укус от растения, который он потом ещё и ошпарил горячим зельем, и с мрачным сарказмом всё равно воспользовалась своей мазью и забинтовала запястье. Когда дети разбивали и царапали себе руки, они обращались не к Помфри, а к Лейле, и она всегда им помогала, хоть и причитала длинные лекции, как надо себя беречь. От этого Том даже улыбнулся: рассказывала о безопасности и любви к себе, пока сама ломала себе кости и плевалась кровью каждую неделю. Полная безответственность — тоже одно из главных их различий. Это всё не укладывалось в его голове: человеческая раса нередко нападала на неё в Средиземье, и вместо ненависти ко всем окружающим она даже к задирам по типу Друэллы обращалась уважительно. — Ты здесь? — раздался тихий голос над ухом. Том тряхнул головой и кивнул, туша на лице короткую улыбку и с разочарованием наблюдая за её потерянным взглядом перед лицом. — Я просто не понимаю. Дамблдор всегда и каждому курсу, как я знаю, твердит одно и то же. Что помощь в Хогвартсе всегда будет дана всем, кто её заслужил. Так значит, я её не заслужила? — она откашлялась и прикрыла глаза, медленно выдыхая. — Помощь заключается в разном, нет одного определения, и как таковая она мне и не нужна, потому что я справлялась и справлюсь со всем сама. Помощь — это сделать так, чтобы человеку было комфортно, хорошо. Чтобы он смог пережить сложные этапы и не убиться по дороге. А теперь, вместо спокойствия и безопасности, я буду подпрыгивать от любого встречного, буду сидеть молча в своей комнате, ведь кто знает, где именно стоит какой-то скрытый микрофон и сколько ещё последователей Грин-де-Вальда с нами учатся. А Дамблдор и помощь… оказались несовместимыми вещами. То, что я видела в будущем, это точно так же показывало. Он признавал, что всегда видел твою плохую сторону, но… — она усмехнулась и шмыгнула носом, облизнув губы, — увы, ничего не сделал. Дамблдор знал всё и всех изнутри, видел их насквозь, как я поняла, а исходя из того, сколько часов я анализировала все увиденные сны, я права. Но при этом единственное, что он делал — манипулировал людьми, в особенности детьми лучше нас с тобой вместе взятых, и был слишком самовлюблён, чтобы по-настоящему им чем-то помочь. — Мне то зачем его помощь? — Незачем. Просто, если бы он не относился к тебе вот так, а дал каких-то советов, возможно, хотя бы делал вид, что ты его любимчик, или просто попытался сблизиться, спокойно поговорив, ты бы стал… немного другим. Если бы помог уговорить Диппета оставлять тебя на каникулах в школе, это тоже сыграло бы важную роль. Ты бы понял, что мстить миллионам людей из-за одного — неправильно, но это уже не моё дело, меня ты не послушаешь, — отмахнулась Лейла и закинула голову назад, оголяя выпирающие ключицы. Том смолчал. Он не собирался никого слушать по этому поводу, ему не были нужны нравоучения от тех, кто даже не представляет, каким было его детство. У ведьмы оно было своим, у Тома своим, не без проблем, конечно же, вот только она рассказывала об этом в деталях, а он не планировал вообще. — К сожалению, мы не гриффиндорцы. Да даже там есть только отдельные особы, которым он с удовольствием помогает и которых продвигает. На остальных помощи не хватило. Более того, Дамблдор даже смог сделать всё ещё хуже. И постоянно приговаривал: «Я обещал Гэндальфу позаботиться о тебе». Позаботился. Клянусь, если бы Гэндальф из-за него погиб, я бы… — Лейла закрыла рот и со сдержанной злобой прикрыла мокрые глаза, без сопротивления прячась от всего в объятиях Тома. Он залез ей под рубашку и, устало выдохнув, стал согревать подрагивающую спину. — Скажи мне: кто довёл тебя тогда, на четырнадцатое февраля? Из-за кого ты так била себя? — спокойно поинтересовался Том, понимая, что нужно узнать это как можно быстрее. Лейла сглотнула и притихла, почти перестав дышать, на что он вздохнул и прошептал ей в ухо: — Тебе не надо ничего рассказывать, просто назови фамилию и имя. Я ничего плохого не сделаю, — молчание немного затянулось, после чего ведьма скользнула руками к его шее и тихо произнесла: — Эйвери, это был он… — Мерлин, я его прикончу, — его руки сжались на вздрогнувшей от силы коже, и Лейла резко отстранилась. — Том! — сиплым голосом прикрикнула та, на что получила яростный взгляд. — К Эйвери «ничего плохого не сделаю» не относится. Этот жалкий трус пару лет назад доставил мне большие проблемы, и я его пощадил, вот только зря, — он фыркнул и втянул щёки, не обращая никакого внимания на её раздражение. Теперь Эйвери не жить — довести ведьму до такой истерики ещё надо было постараться. Да и к тому же он уже давно мешал их с Пожирателями планам, постоянно суя нос, куда не надо, и пора бы было как следует проучить его. — Ладно, тебе надо спать, я не трону его. Сейчас. С утра встану и найду этого гадкого… — Том Марволо Реддл, — его лицо вытянулось, и он окончательно вернулся в реальность, увидев перед собой ледяной серый взгляд. — Не надо лезть в мои личные дела, это остаётся между мной и им, всё. Он уже получил по заслугам, и на самом деле его не нужно винить. Да, Эйвери был груб с выражениями, но он говорил правду. Так что не трогай его. — Правду? Так значит именно этот урод убедил тебя, что ты никто, что тебя все бросят и ты не достойна заботы и внимания? Лейла, ты под Империусом что ли, как в такое можно было поверить?! Он просто хотел заставить тебя сломаться и ощутить боль, вот и всё. Мерлин, как ты об этом вообще подумала? Это всего лишь стечение обстоятельств, а Эйвери изо всех сил старался насолить тебе, потому что не смирился с проигрышем на дуэли. Всё, и больше никогда не вспоминай об этом. — Но ведь… — Как познакомились твои родители? — внезапно спросил Том. Он вытер последние капли и осторожно улёгся с Лейлой в обнимку на подушку. Ведьма оцепенела, обдумывая, не послышалось ли ей, а он, зная, что плачущего нужно сбить с толку, удобно устроился на кровати и добавил: — Как их вообще звали, ты не рассказывала. — Ты уверен, что хотел спросить именно это? — прошептала она ему в лицо, ничего не понимая. — Уверен, — Лейла с минуту молчала, забавно открывая рот, но ничего не произнося, после чего взгляд похолодел, и она тихо прочистила горло. — Маму звали Вендэла, то есть странница, а папу Тирон — страж, — она произнесла имя отца на синдарине: её интонация выровнялась, голос прозвучал уверенно, а само имя вылилось из уст звонким, красивым шипением. — Отец изначально был разведчиком на южной границе Лориэна — эльфийского королевства, но потом Владыки отметили его хорошую работу, и вскоре он стал одним из главных стражей. Мама жила в большой, но бедной деревне, и из-за безработицы была вынуждена обучиться обращаться с холодным оружием. Она, несмотря на все запреты заниматься этим женщинам, стала охотницей. Выбрала себе хорошего жеребца и вместе с ножами и стрелами отправлялась ночью в лес. Со временем мама прославилась своими умениями среди многих ближних деревень и даже людского королевства, и стала с небольшой группой своих знакомых изучать уже дальние, новые территории. Когда стала приближаться тьма, и Саурон восстал с армией орков, они стали не только добытчиками, но и воинами, защитниками своей земли, — на её лице появилась еле заметная улыбка, и она прикрыла глаза, осторожно продолжая: — Однажды, в погоне за большим оленем, она заехала слишком далеко. Удачно брошенная в животное стрела не успела даже долететь до цели, как переломилась на части, и тогда они впервые увиделись с моим отцом. Он, уже издалека услышав шум и притаившись в кроне дерева, словил момент и оказался прямо за спиной мамы. Дрались они, конечно, недолго, потому что у эльфов нет равных ни в стрельбе из лука, ни в рукопашном бою. Папа должен был защищать территорию и животных, которые были под их опекой, поэтому сразу сказал ей не возвращаться, а маме и её деревне нужны были деньги и, собственно, еда. Так что они обменялись очень вежливыми высказываниями, но в итоге отец упустил её — мама ускакала на коне, и больше они не виделись. — Конечно же, виделись. — Конечно, — подтвердила Лейла, успокаиваясь, и Том коротко улыбнулся. — Причём уже через пару недель. Мама снова заехала в тот лес вместе со своими товарищами, и после небольшой битвы с отрядом орков, звуки которой и разбудили этих чудовищ, на них напали огромные пауки. Да… в том лесу эти звери плодились постоянно, и из-за их пугающих размеров странники обычно падали без сознания на землю, становясь их ужином. У мамы заканчивались стрелы, её товарищи не успевали отмахиваться от пауков: а потом появился отряд эльфов, и они быстро покончили с этими тварями. Кто же станет разбираться — те схватили мамину компанию и потащили их как соучастников боя, рыскающих у границ Лориэна, к Владыкам, — ведьма внезапно хмыкнула, тут же попытавшись продолжить, но не смогла и тихо захохотала, прикрывая глаза. — Гэндальф как раз в то время гостил у эльфов и рассказывал мне это всё от своего лица, что ещё веселее. В результате по прибытии к границам, конечно же, Вендэла и Тирон встретились снова. Он отдавал приказы небольшим отрядам, распределяя их перепроверить границы из-за орков, когда рядом между двумя эльфами прошла мама, и их взгляды соприкоснулись. Ох, Гэндальф говорил, что ему даже табак курить перехотелось, настолько большое между ними висело напряжение. Многие стражи, ведь эльфы очень хорошо чувствуют чужие эмоции, даже обернулись, а они до победного держали оценивающий зрительный контакт. Гэндальф рассказывал, как Вендэла вся в крови сделала шаг ближе, и ей чуть не отсекли голову, ибо сопровождающий их отряд был обязан обезопасить главного стража от чудного человека. Но Тирон лишь поднял голову, и так до этого смотря на неё свысока, и жестом приказал отставить оружие. «Я сказал больше не приходить на эти земли», — спародировала басистый холодный голос Лейла. — На что мама только усмехнулась и, с вызовом посмотрев ему в глаза, ответила: «У вас слишком аппетитно выглядят олени. Приятного дня, надеюсь, больше не увидимся». Что-то не так? — нахмурилась ведьма, в упор смотря на сильно улыбающегося Тома. Он просто уже не мог сдержаться: Лейла была очень похожа на мать, а их отношения были точь-в-точь, как у её родителей. — Продолжай, — под настороженным взглядом прошептал Том и расслабил лицо. — После этого товарищ мамы во всеуслышание сказал, что они убивали животных, так ещё на их территории, и больше им и словом обмолвиться, дабы объясниться, не дали. Их посадили под замок на длительное время, а дальше особо разбираться не хотели. Только потом медленно, неспешно те выслушали их рассказ, как именно тогда вынуждены были жить люди, как они искали пропитание, и всё же отправили гонца по деревням, даже в город, чтобы узнать, правда ли это, есть ли у них разрешение. В итоге маму с остальными выпустили из-под замка и дали возможность гулять по королевству, не нарушая правил и не пытаясь сбежать. До этого мой отец уже несколько раз приходил к ним: то ли по приказу, то ли по своей воле, но мама его всегда игнорировала и не отвечала ни слова. Если всё сократить, то вскоре, после догонялок по территории, мрачных взглядов в сторону друг друга и коротких насмешливых высказываний Вендэла пошла в сторону поля для стрельбы из лука. Стоило ей прикоснуться к тренировочным лукам, как Тирон счёл это за вопиющее поведение и отругал её, ведь женщинам было не принято обучаться владению оружием. Но она рушила все запреты и продемонстрировала ему свои навыки. Да, лучшего эльфийского стража ни её резкость, ни техника ни капли не впечатлили, но сам факт — женщина-человек, да с оружием, поразил. Поэтому после нескольких дней, когда папа наблюдал за ней из окна, не вмешиваясь, он всё же решился и в свободное время стал помогать ей развивать навыки. А потом, когда его послали в длинный поход, и было неизвестно, вернутся ли они, отец запретил Вендэле уезжать из королевства, обеспечив её своей комнатой, и напоследок поцеловал. Вот и всё. В том мире, у эльфов, а особенно у людей всё было гораздо легче, чем здесь даже у школьников. Скрывать чувства отцу не было смысла, он воспылал к маме искренней любовью и привязался, как и она. Папа вернулся целым и невредимым, а за это время она уже прижилась, сдружилась с эльфийками: без замедления они сыграли свадьбу и через пару лет поселились в домике далеко и от людей, и от эльфов. Отец отдал ей свою силу бессмертия, и потом в прекрасную длинную ночь родилась маленькая девочка по имени… — Селлитиль. — Что, уже язык не ломается такое произносить? — Том закатил глаза, на что Лейла выдохнула и накинула на них одеяло. — Но да, это была я. — В таком случае, теперь понятно, в кого ты такая, — сказал он и соприкоснулся с ней взглядом, переосмысливая услышанное. Как, оказывается, всё бывает просто. — Какая? — раздался спокойный шёпот. — Сложная, — только Лейла хотела что-то сказать, Том прижал её к груди и провёл пальцем по губам. — Я бы очень хотел с тобой сейчас поругаться, но нам осталось спать три часа. Если ещё раз попытаешься уйти плакать, я уже не буду таким спокойным. — Будто я тебя таким не видела, — буркнула ведьма, и желание что-либо говорить у обоих резко пропало. За окном по-прежнему завывал ветер, по окну стучал ливень, и в комнате даже с приоткрытой шторой было очень темно. Однако это был ливень — не град. Том дождался, пока Лейла мирно засопела, закинув на него ногу, и без сил уснул сам. Так много слушать и говорить он не будет готов никогда.

*

— Ты как? — спросил Том, медленно выходя из душа и осматривая стоящую у окна Лейлу. Ведьма прислонилась к стенке и со сложенными под грудью руками не моргая смотрела в окно. Её холодный взгляд блуждал по окрестностям леса, а поза статуи говорила о глубоких размышлениях. Том на ходу сонно протёр глаза, взмахнул пальцами, застегнув пуговицы на чистой рубашке, и осторожно приобнял ведьму со спины. Она вздрогнула и вцепилась в его руки, но потом поняла, кто их хозяин, и неспешно опустила свои, не зная, куда их деть. — Извини, задумалась, — он быстро взглянул на летящий снег и появившиеся за утро огромные сугробы и кивнул. — Я спросил, как ты? — Нор… жива, — осеклась и быстро исправилась Лейла с усталым вздохом. — Ничего летального не случилось. Просто нужно немного времени. Или много, пока не знаю. — Ладно, — помедлив, ответил он и, развернув её к правой руке, наколдовал в ладони яркий, переливающийся жёлтыми с красными полосками шар. Ему хотелось получить от неё одобрения, увидеть в глазах хоть что-то. — Уже скоро будет день консультации по поводу профессии. Наверняка будут предлагать вступить в аврорат, так как сейчас туда нужно больше людей, в общем, будут подбирать под человека варианты, утверждённые Министерством. Если у тебя своя дорога, нужно с самого начала предупредить, иначе начнётся давка со стороны профессоров. Ты подготовила варианты? — Нет… — еле слышно произнесла Лейла, и в её невозмутимом взгляде сверкнуло пару искр. Рот приоткрылся, и губы беззвучно протянули «вау», пока глаза неотрывно следили за переливающимся клубком пламени. Она потянулась к нему рукой и спокойно погладила живой огонь, восторженно выдохнув. — И сколько времени у тебя на это ушло? Том быстро сжал ладонь в кулак и положил руку ей на талию, полностью разворачивая к себе. — Четыре месяца, — со спокойным видом, стараясь не выдавать гордости за себя, ответил он. Ведьма качнула головой и метнулась глазами к его не завязанному галстуку, на что он помолчал и вскоре переместил её руку себе на шею. — Ты же обычно чарами?.. — Ты делаешь это первый и последний раз, к чему такие вопросы? Так что, вообще ни одного варианта? — Я же тебе говорила, мне нужно уничтожить кольцо. Вот мой вариант, только думаю, школьной комиссии это знать не обязательно. — Я помню. Но а после этого? Ты не умрёшь, тогда что будешь делать? — она нахмурилась, словно Том сказал какую-то невозможную чушь, и закусила губу, расправляя стороны галстука. — Не думала о таком исходе событий. Посмотрим. — В смысле, ты целенаправленно собралась умирать? Я понимаю, что риск большой, но у тебя есть время и… я думал, ты просто шутишь. — Готово, — она расправила воротник и подхватила сумку, напрочь игнорируя его вопрос. — Идём? — Лейла, ты сейчас серьёзно? — недоумевал Том, в секунду забыв про спокойствие. Но ведьма просто отвернулась и без слов скрылась за дверью, дёрнув за нитку в груди. Только Том вошёл в Большой зал и коротко посмотрел в сторону когтевранского стола, убедившись, что с Лейлой всё нормально, как напоролся на нечитаемый взгляд Круз. Та отсканировала его с головы до ног и только, когда дошла до лица, расслабленно опустила плечи. Он сохранил безразличие, не отрывая глаз от рыжей головы, на автомате поздоровался с сокурсниками и аккуратно размотал последние нити, врываясь в её громкие мысли. «Спасибо за благословение, Круз, нам с Лейлой очень приятно», — не удержался от язвы Том, и когтевранка коротко хмыкнула. «Рада, что ты наконец-то решил поговорить с ней, а то думала, не дождусь», — раздался спокойный голос, и он мрачно вскинул бровь, принимаясь наливать кофе. «Ну так, ей же не с кем сейчас общаться, вы то ей, как первокурсники, бойкот устроили». «Мы хотим, чтобы она осознала случившееся и извинилась». «Она не извинится». «Посмотрим. Во всяком случае, после тебя она тоже не выглядит мега-счастливой. Или что, починить свою сломанную игрушку оказалось сложнее, чем ты думал, Реддл? — Круз выпрямилась и с непоколебимым лицом продолжила читать газету. — Неужели обнаружил у неё живое сердце, или ты его уже давно раздробил? — издевалась та, параллельно разговаривая с Уайтом». «Ох, какие художественные приёмы пошли! Перечитала магловских романов в надежде удивить своего возлюбленного?» — громче желаемого поставив кружку на стол, раздражённо подумал Том. «Я всю библиотеку перечитала, я же когтевранка, а мы те ещё ботаники, забыл что ли? Могу тебе посоветовать пару книг, маглы очень подробно расписали, как нормально общаться с людьми. Уверена, тебе очень нужно». «Пожалуй, обойдусь», — проскрипел он, впившись ногтями в колено. Рыжие волосы откинулись на спину, и Круз сделала большой глоток сока, расплывшись в улыбке. «Тебе могу подобрать список по использованию окклюменции». «Ох, благодарю, но не стоит. Единственный, кто лезет в мою голову, это ты, так что мне не жалко. Надо помогать стеснительным мальчикам узнавать нужную информацию. Надеюсь, когда-нибудь у тебя хватит сил подойти к зубриле с Когтеврана и без таскания за угол спросить по поводу Лейлы в лоб». Том проморгался, отводя взгляд, и выразительно всмотрелся в лица Лестрейнджа и Малфоя рядом. — На вчера вы должны были подготовить доклад. Собрания не было, информация была. Блэк, — тот вскинул голову с булкой во рту и быстро зажевал, тут же прикусив язык и зажмурившись от боли. Том мрачно досмотрел, как он уже с красными щеками проглотил кусок и закашлялся, запивая горячим чаем. — Мерлин, — разочарованно протянул он и покачал головой, всё же добавив: — Что по поводу Эйвери? Есть новости? — Как таковых нет. Он так же проводит время с Друэллой, постоянно гуляет по школе и по вечерам обязательно сидит с нами в гостиной, внимательно слушая каждое слово. Вчера с разбитым носом и сломанной рукой вышел из лазарета после драки с гриффиндорцами. — И всё? Или вы отлыниваете от детальной слежки? — Ни в коем случае, — Блэк дёрнул желваками, выдержав холодный взгляд Тома, после чего выдохнул и с жалким взглядом вернулся к булке. Он закатил глаза и коротко оглядел застывших Лестрейнджа с Малфоем. — Проследите за ним после уроков и сообщите, куда он пойдёт. Все новости ближе к ночи, я сообщу вам время собрания. — Вот почему Том всегда выглядит шикарно, а вы два как будто ежедневно сидите всю ночь с бутылкой огневиски. Алкоголики несчастные, — раздался раздражённый голос Лукреции: та чмокнула Малфоя в щёку и села напротив, достав учебник по Трансфигурации. Лица Пожирателей приобрели дружелюбный оттенок, и Том тихо хмыкнул, принимая комплимент. Знала бы она, что скрывалось за этим слоем магии, так не говорила. Он бросил короткий взгляд на учебник и, точно вспомнив, осторожно посмотрел на учительский стол. Дамблдор сидел и лыбился Диппету, быстро бегая глазами по строкам газеты: всё как обычно — кружка чая, дёргающаяся борода, и лишь частые взгляды в сторону когтевранцев выдавали его беспокойство. Как бы старик ни пытался, Лейла оставалась непоколебима и совершенно не обращала на него внимания, повторяя выписанные японские слова. А Том думал, как же всеми любимый Дамблдор сейчас себя чувствовал: что-то ему подсказывало, что ведьма точно не стала слушать его длинные лекции или извинения, поэтому хотя бы малую вину тот чувствовать был обязан. Хотя лучше, конечно, вывалить на него эту грязь одним разом: Дамблдор бы точно не удержался на ногах. Только его глаза в очках-половинках метнулись к Тому, тот буквально за секунду переместил взгляд на рядом сидящую Вилкост, после чего спокойно отвернулся и продолжил завтрак. На протяжении всего дня он отсчитывал минуты до следующего урока, а потом до второго и третьего, ибо все сдвоенные уроки начинались только после обеда, и уже медленно начинал сопоставлять все услышанные вчера слова. По поводу Дамблдора и хотя бы какой-то детали о будущем, по поводу переживаний Лейлы и своих ощущений. И зная, как сильно иногда они оба задумываются, Том старался встретиться с ней быстрее. Желание сесть с ней за парту и контролировать все её действия лишь подкрепилось вестями первокурсников, что на улице всё по грудь завалено снегом, и невыносимо холодно. Он убедился в этом сам — воздух пробирался к органам и сдавливал их ледяными руками. Мороз был могильный даже для привыкших к холоду слизеринцев, и никто не был в силе провести на улице больше пяти минут. Конечности просто отказывали в работе, а дышать становилось невыносимо больно. Как только Том заметил Лейлу, он быстро завёл её за угол и тщательно осмотрел ведьму с мрачным, недовольным взглядом. — Что это было? — Ничего, пришёл проверить, соскучилась ли, — на автомате ляпнул он и задумался. Ни одной детали, указывающей на слёзы, истерику или злость. Ни одного нового синяка или ранки — Лейла выглядела обычной. Выходило, она снова слишком хорошо пряталась за маской безразличия, которой теперь укрывала от него, потому что погода в конце февраля не могла быть такой зверской. Стоило узнать об этой связи побольше, чтобы понять, как это можно использовать в свою пользу, а пока Том с невозмутимым лицом притянул Лейлу ближе и прошептал в ухо: — После отбоя идём в Запретный лес? — Можно одной? — Это был риторический вопрос. Мы идём вместе, тебе одной нельзя. — Я тебя умоляю… — И возьми сразу учебники из своей комнаты, — брови Лейлы взлетели вверх, и она помрачнела, оглядываясь по сторонам. — Серьёзно? У нас в замке нет других мест, где можно поучиться? — Том театрально вздохнул и удержал дёрнувшуюся ведьму в своей хватке. — Ты складываешь все нужные вещи в свою замечательную сумку, оставляешь её у меня, и мы без вещей идём в Запретный лес и делаем то, что делали всегда — ходим и дышим. Вещи, а главное — учебники на завтра, ты оставляешь у меня, потому что спишь ты теперь у меня. — Это уже слишком. — Это должное, Лейла, и никак иначе, — сухо отчеканил он, держа её за острый подбородок. — Ты не выдержишь долго в таком режиме без приемлемой дозы сна, а я не выдержу, если ещё хоть одну ночь не смогу уснуть и буду пялиться в потолок в полной тишине. Отказы не принимаются, — Том приподнял уголок рта в полуулыбке и, потрепав Лейлу по волосам, за что получил нехилый удар в бок, поманил её в кабинет Трансфигурации. Сама бы она не факт, что пошла: даже, когда они вместе вошли в класс и сели на место, в дерево за окном с грохотом ударила молния, а позже над Хогвартсом и вовсе раздался глухой рокот грома. Урок для остальных сокурсников прошёл совершенно обыденным образом: тишина на тесте была привычной, раздавался лишь шёпот недоучек и скрип половиц под разгуливающим по классу стариком. Всё шло спокойно: работа была лёгкой, последние десять минут Том просто отдыхал, незаметно сравнивая ответы с ведьмой, а Лейла с сосредоточенным лицом дописывала последние задания и кусала губы, перепроверяя выбранные ответы. Когда же рядом, немного помедлив, прошёл Дамблдор, Том физически почувствовал напряжение и вскоре ощутил на ноге замёрзшую руку. — Прости, я случайно, — шепнула Лейла, быстро её убирая и жмурясь, чтобы сосредоточиться. Том заметил на скулах выступившие желваки и вскоре с невинным видом взял её руку в свою, никак не изменившись в лице. Она попыталась высвободиться, коротко поглядывая по сторонам, но он лишь сплёл их пальцы и через пару секунд с удовольствием ощутил, как её ладонь крепче прижалась к его поближе. Рядом послышался тихий вздох, и ведьма на мгновение прикрыла глаза, опуская плечи и выравнивая спину. К концу урока Лейла немного расслабилась и даже не выбежала из класса первой, спокойно выйдя только после половины — Том глянул в окно и поражённо уставился под ноги, стараясь так же, как она, контролировать эмоции. Стоял такой же дикий холод, небо раньше нужного затянулось серыми тучами, так что в коридорах уже зажгли свечи, а Лейла ни капли не была похожа на такую погоду. Последние уроки она спокойно отвечала Вилкост, уже не замечая, как продолжает соревноваться с Томом, усердно готовила для экзамена конспекты и параллельно на отдельном листке строчила на синдарине. После она отправилась в библиотеку, предупредив, что засядет там до самого вечера, а Том пошёл искать и ждать знака от Пожирателей, дабы встретиться с Эйвери и по-хорошему ему всё разъяснить. Вот только Диппет и собрание старост вместе с профессорами, затянувшееся до вечера, совершенно точно не входило в его планы. Пришлось торчать там до победного и слушать бессмысленные дискуссии по поводу защиты школы от Грин-де-Вальда. Только он пришёл усталым в комнату, сразу взял Лейлу и, не слушая отговорки, повёл на выход из замка. Они спрятались под чарами и в тишине дошли до леса, хрустя снегом по протоптанной дороге. Воздух стал чуть теплее, а вот от ветра спасало только тепло их связи, а ведьма сама была не против идти крайне близко, ибо часто задумывалась и почти проваливалась в сугробы. Вскоре, когда они скрылись между деревьями и пошли по привычному кругу, Том ещё раз осмотрел погодные условия и подумал, будто всё вокруг замерло. Сейчас в воздухе висела мёртвая тишина, град не бил по земле. снег не падал, метель не кружила и не завывала — было просто очень холодно, а Лейла с красными щеками и носом этого будто не замечала. — Ты в порядке? — не понимая, как всё это работает, всё же спросил Том и заложил руки за спину. — Реддл… Я рада, что в тебе проснулось достаточно человечности, чтобы через «не хочу» интересоваться чужим состоянием, но я не душевно больная, — осматривая заснеженные кроны деревьев, прошептала та и смерила его внимательным взглядом. — Говори прямо, что тебе надо. Есть вопрос, задавай. — Я просто хочу выяснить: ты говорила, что кошмары появляются в разное время, в разные даты. Ты помнишь, в какие именно числа? Или, может, есть какая-то последовательность? — Нет последовательности. Числа помню, могу назвать, — но это ничего не дало. Сколько бы Том ни пытался копать глубже, вспоминая эти дни, ничего похожего, ничего особого не происходило. — Есть какое-то логическое объяснение? К примеру, в тот день что-то сделала Круз, она тебе и приснилась, или её дети промелькнули на фоне? — Нет. — Может, я говорил тебе какие-то кодовые слова, и они повторялись во сне? — Нет, — Том раздражённо повернул голову к Лейле и выдохнул, поняв, что она наверняка уже давно перепроверила все варианты. — Значит, будем искать дальше, — на что ведьма хмыкнула и качнула головой, продолжая медленный путь. Она стала часто посматривать в его сторону, и вскоре Том не выдержал. — Что такое? — Ничего. Просто жду, когда ты подведёшь к главным темам, из-за которых позвал меня. — Я позвал, потому что захотел. — Узнать информацию, да, — он фыркнул, открыв рот, чтобы сказать, однако Лейла отмахнулась и совершенно спокойно обрушила все его надежды: — Да, Том, ты правильно понял, мой третий боггарт — это ты. Волдеморт в будущем. Что-то внутри раскололось и улетело в пятки: он судорожно сглотнул и покрылся мурашками лишь от воспоминания, какого урода в тот момент увидел. Лысый, безносый, с чёрными клыками и змеиными глазами, будто выползший из гроба. В нём было отвратительно и пугающе всё: ледяной, разбивающийся об стенки смех, нечеловеческий, жестокий взгляд, костлявые руки и синие вены на голове — а ещё то, как громко он чавкал, когда пожирал хлюпающие органы. — Что было у него в руках? Точнее, у меня? — пересилив себя, спросил Том с настороженностью. — Моё сердце. И душа, — Лейла сглотнула и отвела взгляд, ответно сплетая пальцы. — Это сцена из моего последнего кошмара. Меня тогда впервые вырвало, настолько это было больно и отвратительно. Тогда ты пришёл ко мне в комнату в своём нынешнем облике, а потом начал целовать и просить пообещать тебе, что я всегда помогу и всегда буду на твоей стороне. И ты так сильно давил, что в конце концов я просто согласилась и пообещала. А потом резко ты преобразился в Волдеморта и со словами «какая ты дура», поскольку повелась на манипуляции, выдрал из меня сердце вместе с душой. Живую часть, в которой ещё сохранилась моя маленькая доброта, ты испепелил, а остальное сожрал, как дикое животное, — она задрожала и поморщилась, когда её передёрнуло, а Том не моргая смотрел под ноги и не мог нормально дышать. — Таким образом я в прямом смысле отдала себя тебе. — А что стало с тобой во снах? — Меня там не было. Как я поняла, это твоё будущее ещё до моего вмешательства. — Ясно… — сглатывая, протянул он и сдавленно вздохнул. На пару минут образовалась напряжённая тишина, после чего Том кое-как сосредоточился и замедлил шаг. — Почему ты боишься только будущего меня, я ведь могу сделать тебе гораздо хуже именно сейчас? Нет, стоп!.. Не отвечай, другой вопрос, — он нахмурился и, выделяя по словам, осторожно начал: — Ты долго не хотела соглашаться помогать мне и быть со мной рядом. И потом, как только я преобразился, ты оживилась и тут же пожалела о своём решении. Выходит… ты даже так, в таком обличии, не хочешь быть моей поддержкой? Для тебя, получается, важна только внешность, ты водишься со мной только из-за этого? — Лейла вытянула лицо и вопросительно захлопала ресницами, беззвучно глотая воздух открывающимся ртом. Том медленно качнул головой и, до боли прикусив губу, прохрипел: — Понятно… — Что? Нет, я просто не хотела… — но он развернулся и пошёл коротким путём в школу, давясь треснувшей по башке злостью. — Том! — раздался громкий крик, но он лишь ускорился и тут же отпрянул, ударившись об выросший из сугроба щит. Том начал без остановки дробить эти чёртовы глыбы, но, разрушая один, попадал на второй слой, третий и четвёртый, и, даже бросая заклятия со скоростью света, он всё равно не мог выйти. — Я просто не хотела признаваться, поэтому тщательно подбирала слова, — раздалось за спиной, и он рефлекторно выставил палочку, сжав челюсть. Лейла показательно кинула свою в снег и подняла руки, сделав несколько шагов вперёд. — Я знаю, что никогда не дослушиваю тебя до конца, но, пожалуйста, не повторяй за мной. Том зарычал и попытался резко раздробить щит ещё раз, но вместо это лишь получил снегом в лицо и разозлился ещё сильнее. — Я так хотел взять тебя в ряды Пожирателей, хоть и это уже было спорно! Ты не теряла уверенности, равнодушия, наглости и расчётливости даже, когда тебя долго и со всей силы пытала Пасагалья. После этого я окончательно перестал сравнивать тебя с отчасти трусливыми, льстивыми и вечно поддакивающими Пожирателями. Я хотел видеть тебя подле себя. Пусть ты не будешь сражаться со всей армией вместе, пусть не захочешь делать метку, но я был уверен, что ты не пойдёшь против меня! А ты… — он сжал до дрожи кулаки и вытянулся, впервые чувствуя огромную, жгучую и неподдельную обиду. Только Том спрятал лицо в руки, как их раздвинула Лейла и со сверкающими серыми глазами привстала на носки. — Я сказала Грин-де-Вальду, что не участвую в его войне, и то же самое скажу тебе. Я не буду на твоей стороне, но и против тебя не пойду, могу Непреложный обет дать, — она коснулась рукой его шеи и провела холодным пальцем вдоль вздувшейся вены. — Потому что это не мои войны. Я не буду ни чьим оружием, я не буду никому помогать и никак вмешиваться. Надеюсь, это понятно, — Лейла коротко выдохнула и отвела взгляд, вынудив Тома напрячься. — Я не могла ничего сказать, потому что твои мысли были слишком абсурдны. А ещё я не хотела признаваться, ведь и так слишком много наговорила за последний день. Том, — она боязливо взяла его за руку и без слов попросила посмотреть на неё. — При всём понимании того, кем ты вырастешь, сейчас я просто не смогу тебя убить. К сожалению, не из-за созданных крестражей. Ты прекрасно знаешь, что я против всех твоих идей. Что я осуждаю тебя по всем критериям, не собираюсь подчиняться, не хочу жить под диктаторской властью. Ты всё это прекрасно понимаешь и не имеешь права злиться. Но даже при таком раскладе сейчас я полностью тебя поддерживаю. И пока ты остаёшься таким, я буду с тобой. Нет! — рявкнула она, когда Том отвернулся. — Я не говорю про внешность. Я восхищаюсь тобой во всех смыслах. Ты амбициозный, умный, ответственный. Всё, до чего дотронется твоя рука, становится твоим: ты очень способный, и я искренне стараюсь во многих ситуациях походить на тебя. Я стала постоянно думать в сложных ситуациях, чтобы на моём месте сделал ты. И я бы не говорила это всё, если бы так не считала. Хотя лучше бы молчала, но к чёрту, раз у нас дни откровений, мне уже всё равно, — Том замер и был не в состоянии пошевелиться, не зная, верить ей или нет. — Я просто хочу дать тебе понять, что безумно горжусь тобой, хоть и скрываю это, и правда хочу помочь. Но ты постоянно огрызаешься и ничего не рассказываешь. А я по-настоящему готова быть рядом, если тебе это нужно. Ведь мне это тоже нужно. Однако это я говорю про юного Тёмного Лорда — то, что я увидела в будущем, я не приму никогда. Расколов душу на крестражи, ты потерял всю силу, которая у тебя есть уже сейчас. Ты обезумел и стал одержим крестражами, их безопасностью и своим бессмертием. Ты стал убивать людей без надобности, и вместо уважения и восхищения поселил в людях, даже в своих соратниках, животный страх. Поэтому я готова, нет… Я хочу остаться рядом с моим Марволо, — Том покрылся мурашками и удивлённо заглянул ей в глаза. Но они сверкали, а значит, она говорила правду. — С почти целой душой, с тем, кто сначала просчитает каждую деталь и только потом сделает, с тем, кто будет гордо держать голову за свои честные заслуги и из раза в раз отстаивать это, хотя уже не нужно. Да, ты уже жесток, холоден и эгоистичен. Да, если у нас день без ссоры — то это праздник. Но именно в такого Марволо или Тёмного Лорда я влюбилась. И, к сожалению или счастью, полюбить кого-то другого уже не смогу. Вот такая вот ирония. Лейла мрачно усмехнулась и, на мгновение накрыв его губы своими горячими, отстранилась. Том же стоял столбом и не верил, что это реальность. Ещё ни разу он не был счастлив, особенно так сильно, что потерял дар речи. Он вообще не знал, что это такое. Но сейчас понял — почувствовал интуитивно. Она поцеловала его, и вся злость разом пропала.