Только ты и я

Плейлист на главу: https://youtu.be/oB2oc-Q8Vrs

Наполняй себя знаниями. Рука потянулась ко лбу и смахнула стекающие на нос капли пота. Укрась себя скромностью и людской стыдливостью, ведь нет жизни без ошибок и чувства сожаления. Дыхание участилось, перед закрывшимися глазами вперёд поползли искрящиеся нити, и кожа плотно вжалась в кости. Не проявляй излишнюю общительность. Грудь медленно поднялась, пальцы на поднятой палочке уверенно сомкнулись. Если хочешь иметь то, что никогда не имела, придётся делать то, чего никогда не делала. По Выручай-комнате раздался свист воздуха, который засел в углу, а вечно холодная ладонь потеплела. Оставь всё, что не приносит никакой пользы. И просто… живи. Лейла резко замахнулась и чётким движением палочки пустила в противника яркий луч. Его огненная сердцевина вмиг разъела языками синие бока и с громким хрустом пронзила манекен в самую грудь. Кусок древесины выбило из конструкции и откинуло к стене, а заклятие под контролем Лейлы обвило манекен, ярким пламенем поднявшись над головой, и с разъярённым свистом растерзало его в клочья. Дерево затрещало, задымилось, и вскоре глухо взорвалось, разлетевшись магическим белым пеплом по всей площади. С минуту Лейла громко дышала и не моргая пялилась на место с летающими искрами в разряженном воздухе. А потом опустила руку и устало выдохнула, услышав аплодисменты своего природного дружка. «Не прошло и сорока трёх минут», — она коротко дёрнула бровью и прикрыла рот, выравнивая дыхание. Закинула на плечо сумку и сложила мантию на локоть, параллельно отмечая, как одни из последних наставлений Гэндальфа держали её крепче, чем она сама себя. Выброс магии был огромным, казалось, даже мрак кольца кусочками вытянулся с этим заклятием. Чёрная магия манила, это было сложно отрицать — она перешла на новый уровень и теперь практиковала проклятия, которые хотела использовать для уничтожения кольца. Те, о которых большая часть взрослых волшебников даже не догадывалась, те, которые Тёмные маги не знали, где применить, сейчас слетали с её языка только так: лились мёдом на руки и облегчали им задачу, сплетая движения с поставленными целями. И хоть помучиться даже с одним заклятием пришлось не мало, ведь сработало оно только при связи терпения с контролем, резкостью и подлинным желанием, шаг на ступень выше состоялся. Лейла уже и забыла выделять время на тренировки, забыла и то, как именно они сделали из неё достойного воина. Но сейчас времени оставалось меньше и меньше, а успеть обучиться главным трюкам Чёрных искусств следовало как можно быстрее — теперь она была обязана полагаться только на себя, свои знания, хитрость, упорство и силу. Ведь с кольцом ей не сможет помочь абсолютно никто, даже самый великий Тёмный маг столетия, поскольку ему об этом всём знать уж точно не следовало. С природой же к тому времени Лейла уже, к сожалению, взаимодействовать не сможет — и всё, как в её мечтах. Она хотела добиться всего сама, хотела, чтобы никто и никогда не узнал о её способностях — так теперь и добьётся, даже искушений не будет. Осознание, что данное ей богом в любой момент пропадёт, не радовало, но и не печалило: эта новость как-то прошла рядом с её чувствами, оставив яркий отпечаток маленькой ладошкой на сердце лишь в начале, в состоянии аффекта. Тогда это казалось концом света, трагедией — сейчас же, после разговора с Гонорией, стало полегче, да и честно, не из-за этого Лейла ходила невидимкой эти дни, были вещи и похуже. Она медленно брела по пустым коридорам, невольно заглядывая в окна, и рука её так же невольно прижималась к грудной клетке. Пальцы осторожно выводили узоры и всеми способами старались проникнуть глубже: согреть внутренности, зажечь фитиль и сделать хоть что-то, лишь бы вытеснить разочарование из глубины души. Хотя бы на поверхность, потому что смотреть, как из-за неё дети должны жаться у каминов и за километр обходить уличные двери, дабы не отморозить себе конечности от дикого холода, было неприятно. Однако она ничего не могла поделать: хоть природа всегда чувствовала связь с её самыми сильными выбросами эмоциями, Лейла никогда не думала, что пустота тоже будет считаться. Третий день подряд держалась одна и та же минусовая температура: вьюга заметала все вытоптанные дороги, завывая в классе во время важных лекций, то в воздухе вальсировал снег, то над Хогвартсом сгущались серые тучи, и град громко стучал по подоконникам, намереваясь выбить стёкла, а иногда, как сейчас, с улицы не доносилось ни звука. Даже с учётом открытых нараспашку окон не было сквозняка, а за входом в замок, хоть громко шагай, хоть прислушивайся, стояла гробовая тишина. И это не было хорошо. Потому что так выглядела её душа изнутри — об этом даже говорить не хотелось. Такая неказистая, облезлая и давно ждущая ремонта. Вспоротая точёными лезвиями с разных боков и холодная — мёртвая и до тошноты уродливая. Нет ничего хуже, чем ничего не чувствовать, Лейла увидела, поняла это только недавно, но уже возненавидела это зрелище. Вспоминала постоянно, как раньше гордилась этим, веря, что сильные эмоции слишком унизительны и человечны, а сейчас готова была хохотать до боли в животе, настолько выводы прошлого были ошибочны. Ещё пару дней назад её до дрожи в кулаках раздражали громкие крики или смех, приносили неимоверную радость разговоры с первокурсниками: в крови бурлил ярый азарт при соревнованиях с Блэком на истории или в разговорах с Друэллой, лицо краснело, а грудь разрывалась от желания придушить Марволо во время ссор. В конце концов она испытывала даже волнение, кусая губы, смущение, отводя взгляд, да и не маленький страх в особых ситуациях — Лейла незаметно для себя перенимала человеческие чувства и спустя столько лет была счастлива, потому что ощущала себя живой! Полноценной, уравновешенной и счастливой — самой простой, самой нормальной, и именно это помогало ей преодолевать трудности лучше всего. А сейчас она не чувствовала ничего. Даже презрения, раздражения или злости: ей было абсолютно… плевать. Это равнодушие быстрым течением сливалось в одну горючую смесь с растерянностью и безысходностью и разъедало ей горло. Теперь весь мир казался Лейле затянувшейся шуткой, дурацким розыгрышем: каждая деталь казалась слишком хорошо прорисованной, но ненастоящей, приятные и хорошие люди теперь мерещились монстрами с гневными глазами или длинными, грязными когтями, а все происшествия просто шли по сценарию и на самом деле были одной сплошной ложью. Улыбнёшься, и это понравится зрителям — используют против тебя для более драматичного сюжета. Загрустишь — разыщут причину и используют её в своих же целях, чтобы дать ножом в спину, да посильнее; разозлишься — дёрнут за нужный рычаг и защитят себя твоим гневом. Всё, что Лейла не сделает, может в любой момент обернуться против неё же, а это было не самое лучшее, что она когда-либо желала познать. Ей было гнусно от одной лишь мысли, что в очередной раз она ошиблась. Недооценила Джорджию и Тома, переоценила Дамблдора и себя — сделала всё нужное с точностью наоборот, и от этого холодная ненависть к себе поглощала её, буквально сжирала заживо всё быстрее и увереннее. Теперь она представляла для окружающих угрозу, причём не только в качестве желаемого кубка Грин-де-Вальда: эту угрозу, увы, таят глубины души, ибо бурлят там не только желания счастья, спокойствия и хотя бы любви к себе, но и желания тёмные, а чувства безликие, которые ещё хуже злых. Ей просто неистово хотелось навсегда сбежать подальше от цивилизации. Чтобы через пару месяцев все знакомые даже без Обливиэйта забыли про неё и никогда больше не вспоминали, а она не вспоминала их — утонула в залежах японских словарей, обошла все библиотеки и разгадала эту огромную тайну крестражей. Это всё, что просил Гэндальф, всё её предназначение, и на большее покушаться не стоило, да и Лейла сама не хотела. Однако она ни о чём так сильно не жалела как о том, что рассказала кому-то больше, чем стоило. Что вообще открыла рот. Она безумно жалела, что сама вручила окружающим оружие в комплекте с патронами, которыми они без промаха попадут в грудь. Жалела, что нельзя забрать обратно все тайны и истории: забрать и бережно сложить в шкатулку, а ключ раздробить на мелкие частицы. Хотелось навеки замолчать, а уже поздно. Приглушённый свет замелькал тенями свечек перед глазами, и она проморгалась, устало протирая глаза на виду у замолчавших когтевранцев. Лейла прошла бы и не заметила, но напряжение от их взглядов буквально ломало кости, и выбора, как не остановиться, не осталось. Первые пару минут Фиона с Кевином, Хлоей и Джеком ответно пялились на неё и не произносили ни слова, пока на язык пыталась вылезти хотя бы одна нормальная фраза — это же было легко, какие-то отговорки, извинения или мотивирующие речи всегда приходили Лейле на ум в мгновения! Только сейчас в ушах длительно звенело, а тишина настолько затянулась, что во взгляде похолодевшего Кевина проскочило разочарование, и он вернулся к разговору с друзьями. Зато Фиона не отвернулась. Её завязанные в пучок волосы упали в сторону, и сама она лишь скромно кивнула на вопрос, которого наверняка даже не слышала. Голубые проницательные глаза не смотрели на Лейлу холодно или осуждающе — просто в темноте, освещаемой лишь мерцающим пламенем, те давили на неё и нервировали. Внимательность Фионы была вещью, которую можно было увидеть только со временем в разговорах: когтевранка никогда не выдавала своих наблюдений заранее и прекрасно умела парой тройкой слов заставить опешить в самый неожиданный момент. Лейла всегда была уверена, что скрывала от них самое главное о своей личности очень умело, но Фиона опровергала это снова и снова, шокируя подмеченными деталями. Поэтому всегда, когда та смотрела на неё чрезвычайно спокойно, внимательно, было даже страшно представить, какие мысли крутились в такой умной голове. В результате не выдержала и она: медленно опустила глаза и раскрыла книгу, казалось, разочарованно журя губами.  — У меня нет для вас сценки со слезами, ребят, — тут же ляпнула Лейла и сдалась, не желая контролировать прилив холода и эту чёртову кашу с натянутыми улыбками и ложью. Джек оборвался на полу слове, и весь квартет осторожно покосился на неё снова. Кто-то с усталостью, кто-то с надеждой и интересом. А поскольку в гостиной были только они, Лейла перестала сдерживаться вовсе. — Мне просто требовалось время, чтобы всё обдумать, и честно, я даже не подозревала, что вы будете волноваться. Извините, что так поступила, не хотела портить ваши нервы. Надеюсь, после этого вы поняли, как много я приношу проблем, как порчу всё, к чему прикасаюсь, и просто забудете обо мне. Так ведь будет гораздо легче, разве нет? Лично я не хочу рушить вашу дружескую идиллию с самого детства и становиться лишней в компании. Потому что, честно говоря, я уже без понятия, кому верить и что делать. Один весьма честный человек недавно дал мне понять, что все мои нынешние друзья забудут обо мне сразу после выпуска, ибо не потянут такую ношу, приносящее одно плохое. И сейчас, — она прочистила горло и ослабила хватку на ремне от сумки, говоря на одном выдохе: — когда был мой переломный момент, вы, к сожалению, не желали разговаривать со мной и были не со мной. И понятно, что всё только из-за меня, и виновата в вашей злости только я сама: Джеку с Хлоей испортила настроение, Фионе вечными кошмарами сбила график сна, а Кевину своими истериками угробила нервную систему… но как по иронии судьбы в самый сложный момент я осталась одна, и значит, это был знак открыть глаза.  — Эй, ты чего?..  — Не перебивай меня, пожалуйста, Джек, — не сбавляя скорости, тем же тоном продолжила Лейла и зачерпнула воздуха, стараясь не обращать внимания на ошеломлённые взгляды. — Вы все просто потрясающие: умные, хитрые, весёлые, красивые, причём каждый по-своему, и я серьёзно восхищаюсь вашим умением любить и поддерживать каждого человека, которого вы встретите даже просто по дороге в класс. Я поражаюсь вашей любви к одному делу, которому вы отдаётесь со всей душой, затрачивая последние силы. Квиддич, дуэли, эксперименты. Столько раз вы проигрывали самим себе, столько раз хотели сдаться и срывались из-за неудач, но в итоге добивались поставленных целей… это безусловно заслуживает уважения, и я очень надеюсь, что для таких волшебных людей как вы уже заготовлены идеальные, спокойные жизни со всеми сбывающимися мечтами, ведь вы заслуживаете этого всего. Но я не умею дружить. Даже не как вы, а просто на самом элементарном уровне. Я не люблю делиться проблемами, не люблю ныть в чью-то рубашку. Чувствую себя слабой. Я без понятия, как правильно веселиться, как поддерживать вас и как верить кому-либо, потому что…  — Лейла…  — …В воскресенье во время эвакуации Джорджию убили на моих глазах, — слова острыми шипами впились всем четверым в грудную клетку, и они окончательно потеряли возможность говорить. Хлоя сипло выдохнула, с шоком и одновременной злостью смотря на Лейлу и собираясь разъярённо закричать больше никогда так не шутить — но потом поняла, что сейчас она явно не походила на шута. Тогда её дрогнувшая рука медленно прикрыла рот, и спустя время по худой щеке скатилась мелкая, одинокая слеза. — Да… Не знаю кто и как это провернул, но кольцо на моей талии стало порт-ключом, и меня перенесло в Ирландию. Джорджия якобы стала заложницей: скажу вам более, «Удовлетворительно» по Заклинаниям ей поставили зря — за идеальный слой чар с ранами, взъерошенными волосами, потёкшей тушью и кровью ей минимум должны были поставить «Превосходно», что уж говорить об актёрских навыках. Она настолько искусно сыграла жертву со связанными конечностями, что я, бросившаяся сломя голову на помощь, даже не заметила её свободных рук за спиной, — выплюнула Лейла и запоздало хмыкнула, встретившись взглядом с шокированным Кевином. — Джорджия сделала вид, будто её пытали, а потом впечатала меня раскалёнными верёвками к стене и после длинной речи о том, как меня ненавидит, запустила в грудь Круциатус.  — Да ну не может быть такого, — покачал головой Джек, насторожившись.  — С самого начала она последовала за своей семьёй и присоединилась к армии Грин-де-Вальда. Все эти годы выполняла его маленькие поручения, следила за кем нужно, докладывала ему. Последнее время та желала стать уважаемой в их обществе персоной и взялась за мою поимку. Зачем я понадобилась Грин-де-Вальду — без понятия, я так и не узнала, но в конце концов, хоть Джорджия и выполнила своё дело и привела меня в его объятия, она сорвалась на эмоции раньше времени и в результате была убита. Авадой Кедаврой. На глазах у родителей и его последователей, — в камине оглушительно громко затрещали угли. Ни у одного не нашлось слов, чтобы описать впечатления после услышанного. — Всё это время за маской милой когтевранки со звонким смехом скрывалась хитрая, очень хитрая, умная, но жестокая и слабая, ибо поддалась чувствам, девчонка. Верить мне или нет — ваше дело, но после такого я уже просто не хочу ни с кем и ни чем делиться. Кто знает, сколько в нашем замке таких же крыс, и сколько их живёт в нашей башне. И это не просто догадки или слишком драматизированные мысли — каким-то образом сам Геллерт Грин-де-Вальд узнал мои самые сокровенные тайны и в разговоре пытался покуситься на мои кошмары, на эмоции, страхи и переживания. И только Мерлин знает, как это дошло до него, поскольку я никому об этом не рассказывала и не показывала. Но спокойно ходить по школе и делать вид, будто мы в защищённом месте, я больше не собираюсь. Хорошего вечера, дорогие мои, ещё раз приношу извинения. Не реагируя на тихие всхлипы и полные страха глаза, Лейла поджала губы и тихим шагом добралась до комнаты. Пропитанная запахом чистых водоёмов и хвойных лесов спальня была её маленьким убежищем от общения, от окружающих в принципе — здесь Тёмная магия смешивалась с Чёрной, никакого колебания сил, чувств и ауры не происходило, и именно эта стабильность держала Лейлу в тисках здесь каждое утро. Больше не нужно было причин, чтобы всей душой желать запереться здесь и выйти только с детальным, расчётливым планом, как исполнить своё предназначение. Здесь она даже завидовала Тому — хоть его цели были пугающе амбициозными, почти невозможными, он заставил их казаться совершенно лёгкими. Он уже давно знал каждый этап: расписывал всё в мельчайших подробностях, на каждый план «А» находился план «Б», и искренне, хоть этого никогда не признает, Лейла действительно завидовала его самоуверенности, его везению, обаянию и хитрости. С таким комплектом правда можно было вершить великие дела, и Том это прекрасно понимал, оттого уже давно развил каждый из указанных умений до высшего уровня. И снова мысли вернулись к нему… в окно рассыпчатым снегом ударила метель, на что Лейла от неожиданности дёрнулась и тряхнула головой.  — Входи, — не моргая смотря в зеркало, произнесла она и медленно скинула мантию с плеч. Спасибо воздуху, хотя даже без его тянущихся во все стороны щупалец отличить шаги Фионы за дверью никогда не составляло ей труда. А та ещё даже постучать не успела: просто переминалась с ноги на ногу в тихо хлюпающей обуви и нервно трогала хрустящие лепестки цветков на своей мантии. Дверь еле слышно скрипнула, и вскоре после минуты молчания Лейла устало выдохнула.  — Всё, что я могла рассказать про Джорджию, вы услышали, больше информации нет, вспоминать подробности не желаю, — бесцветно произнесла она и прижалась боком к подоконнику, сдержанно взглянув на растерянную Фиону. — Спасибо за всё, что делала для меня, но тебе больше не нужно утруждаться приходить сюда и поддерживать меня. Я всё пойму и справлюсь со всем сама. Уже справилась, — посмотрев на покрывшееся инеем окно, прошептала Лейла.  — Я и не сомневалась в этом, — раздался дрогнувший голос, и голубые глаза Фионы еле заметно опухли. Она аккуратно вытерла мокрые дорожки на щеках и сделала шаг ближе. — Мне жаль. Жаль, что так всё вышло, и в нужный момент, к которому мы подготавливали тебя с Кевином, ты не смогла нам довериться. Виноваты все, не ты одна. Мы просто слишком переволновались, поэтому очень злились и хотели, чтобы ты осознала свои действия. Осознала, что твоя безопасность волнует нас, и очень даже сильно. По-настоящему, ведь сама подумай: в деньгах мы не нуждаемся, ты не чистокровная, чтобы мы хотели пробиться куда-то по связям, а манипулировать чьими-то чувствами с нашей стороны было бы низко — у каждого из нас есть свои скелеты и проблемы, и поверь, мы явно не заинтересованы в том, чтобы ломать дорогих нам людей. Лично я думала… — она потупила взгляд и шмыгнула носом, запуская пальцы в растрёпанную косу, — что после таких действий ты наоборот поймёшь, как сильно мы печёмся о настоящих друзьях, и перестанешь нас бояться. Да, многие люди всегда были и будут двуличными, будут кидать в спину ножи, улыбаться, а затем сплетничать и намеренно выводить из себя. Много таких сейчас водиться, к сожалению, Джорджия тоже оказалась одной из них. Но это не значит, что все мы одинаковые, под копирку. Я не знаю, как ещё убедить тебя в наших искренних побуждениях, ведь ты всё равно будешь стоять на своём. Просто знай, Лейла, что мы ни на секунду не переставали любить тебя, и, если не умеешь дружить ты, явно не значит, что этого не хотим или не умеем мы… — дуновение просочившегося через форточку ветра освежило лицо, и Лейла внезапно вздрогнула, по рефлексу перехватив руку Фионы на своём плече. Она тут же сглотнула, опешив, после чего аккуратно выпустила её из хватки и ещё раз прокрутила в голове услышанное.  — Извини.  — За что хоть Джорджия тебя ненавидела? — даже не обратив на это должного внимания, поинтересовалась Фиона и склонила голову набок.  — За то, «что украла всё, что у неё было». От вашего внимания до внимания То… Реддла, — осеклась Лейла и стиснула зубы, недовольная реакцией когтевранки. Конечно, та услышала его имя. Она медленно качнула головой, делая вид, будто ничего не произошло, хотя на самом деле вспыхнувшие проблески осознания во взгляде выдали её с потрохами. Лейла хотела было возразить, исправить ситуацию, как делала всегда, но вместо этого лишь поджала губы и смолчала.  — Ясно, — мягко протянула Фиона и усмехнулась, возводя мокрые глаза к небу. — Извини, просто не могу так быстро принять факт, что Джорджия оказалась такой… другой. Она постаралась спокойно выдохнуть, после чего расслабила лицо и совершенно спокойно продолжила:  — Я не хочу терять с тобой связь. Не хочу мучиться от мыслей, что не была с тобой в сложный момент, но прошлого не изменить — это только неприятное стечение обстоятельств. И надеюсь, в глубине души ты тоже это понимаешь. Что с тобой происходит сейчас? Расскажешь или хотя бы объяснишься парой слов по поводу наших недопониманий? — Лейла непроизвольно подняла руку и вытерла Фионе последние слёзы, параллельно заправляя рыжую прядь за ухо.  — Недопонимания исчезли, конфликт исчерпан. Я повторюсь, я никого не винила в случившемся. Просто извинения вылились с правдой одним комком. Изначально вообще обещала себе не лезть в чужие дела и не рассказывать вам о её смерти. Но так получилось, — она пожала плечами и прилегла головой к стенке, встречаясь взглядом с балдеющей на её кровати Лаптой. «Как же славно быть кошкой», — та замурчала, распластавшись на одеяле во всю ширину и подтверждая сказанное. «Не завидуй», — раздалось мурлыканье в голове, на что Лейла мрачно хмыкнула и снова обратилась к Фионе: — Я просто обязана сейчас быть предельно осторожной: из-за опасений, куда и как уходит вся личная информация, мне правда нужно тщательно подумать над этим всем. Не стоит ожидать от меня многого, я немного устала от вечно натянутой улыбки, а при вас она уже не прокатит, — уголок алых губ когтевранки приподнялся, и она понимающе качнула головой. — А вы продолжайте веселиться, гулять и общаться — всё-таки после выпускного каждый пойдёт своей дорогой, и неизвестно, что со всеми вами станет после… — Лейла хотела закончить, но вместо неё заговорило сдавившее грудь смущение: — Если все твои слова — правда, то спасибо большое. Как бы смешно ни звучало, за меня ещё никто так не волновался. Да и подругой не называл. Спасибо, — неосознанно повторилась она и резко подняла глаза. — Да, это, пожалуй, всё.  — Не всё. Ты красиво сменила тему и ушла от ответа на вопрос: как ты вообще? Что с тобой сейчас происходит? Только честно, — облизнув губы, Фиона сбавила громкость и выжидающе уставилась на Лейлу.  — Ничего, — предельно честно ответила она и спустя время нехотя добавила: — Только каждый день задаюсь вопросом, делаю ли всё правильно. А так я просто… не вижу смысла. Почти ни в чём, — Лейла исподлобья взглянула на притихшую Фиону и поджала губы: — Позитивно, не так ли?  — Ещё как, — протянула та спустя время и погладила её мягкими пальцами по запястью. Без объятий и лишних слов они почти расстались, когда Лейла резко вспомнила услышанное и, прочистив горло, спросила:  — Зачем ты дала Тому свои воспоминания? И почему именно такие? — этот вопрос плёлся липкой сетью на языке уже несколько последних дней и ни на одну ночь не оставлял её в покое. Лейле не сиделось на месте: казалось, уже все знали о них всё гораздо лучше, чем сама она с Томом. Вот это действительно раздражало — люди всегда лезли туда, куда не следовало, ни капли не думая, что всё намного сложнее, чем им кажется. Ссоры с оскорблениями и криками нельзя было убрать из их общения по щелчку, эмоциональные качели с каждым днём лишь разгонялись лишь быстрее. Ежедневно они обещали перерезать друг другу глотку, и так убивая мрачными взглядами, и помучить под лучами Круциатуса: манипуляции стали частью их самих, а безразличное лицо и осанку обоим и вовсе рядом нельзя было терять. Никто не знал, что между ними было в самом деле — потому что сказать с уверенностью не могла ни Лейла, ни даже Том. А он ведь всё и всегда знает лучше всех. Чёткий образ Фионы снова появился перед лицом, и её растерянность сменилась удивлением. С минуту она осматривала лицо Лейлы в тишине, казалось бы, снова анализируя сотни своих догадок, но вскоре коротко прокашлялась и вздохнула.  — Если ты у меня это спрашиваешь, значит, Реддл как всегда всё испоганил, — Лейла приподняла бровь, а Фиона раздражённо тряхнула головой и тут же с теплотой улыбнулась, — ничего сверхсекретного, я просто хотела подтолкнуть его к истине, которую он, как настоящий тугодум, не видел в упор. Он волновался за тебя не меньше, чем мы. Это всё, что мне нужно было узреть для достоверности своих доводов. Конечно, больше я тебе ничего не скажу. Дальше вы уже разберётесь сами, я уверена, — она почти развернулась, но немного помедлила и всё же спокойно добавила: — Во всяком случае, тебе не нужно придумывать оправдания, почему ты не ночуешь в этой спальне. Джек на утро не помнит, что ел вчера, Хлоя слишком занята делами старосты и своими начинающимися отношениями с… помнишь?..  — Гриффиндорским вратарём?  — Именно. А мы с Кевином просто всё понимаем: от тебя здесь никто и ничего не требует, помни это. Джорджия ничего о нас не говорила? — раздался дрогнувший голос.  — Ей с вами было хорошо. Иначе она бы не ревновала меня к Хлое с Джеком, с которыми я близко даже и не общалась, — тихо проговорила Лейла и стала складывать учебники на завтра. — Вероятно, с вами она действительно была искренней, хотя кто теперь знает, — она выпрямилась и, закинув сумку на плечо, добавила: — Ну… тогда до завтра?  — Спокойной ночи. Надеюсь, наш разговор не прошёл впустую. Когтевранка улыбнулась и приоткрыла дверь, пронаблюдав, как Лейла скрывается под чарами.

*

Сказать, что на следующее утро старшие курсы галдели от недовольства громче обычного — ничего не сказать. Только маленькая компания когтевранцев даже для себя была чересчур скромна и молчалива: Кевин, Фиона, Джек и Хлоя сегодня были в траурном чёрном. Хлоя с заплаканным лицом, Джек с растрёпанными волосами и отсутствием аппетита — все четверо молча листали страницы учебника и, не поднимая головы, обдумывали случившееся. Какой бы Джорджия ни оказалась на самом деле, её ненависть была обращена только к Лейле. Для них же она всегда была и останется подругой, для некоторых даже лучшей, и не оплакать её смерть было бы для них непосильно. Если говорить про остальных, то общие злость и раздражение заполонили весь Большой зал, что даже некоторым детям становилось не по себе, а только засыпавшая на руке Лейла постоянно вздрагивала и морщилась, следовало кому-то хотя бы немного повысить голос. Фиона вчера после отбоя ворвалась в гостиную Тома и, без объяснений схватив её за руку, понеслась обратно в когтевранскую башню. Слава Мерлину, Флитвик отставал по скорости, и они улеглись в кровати за пару минут до его прихода. Новость о том, что деканы проверяют спальни на случай, если учеников там до сих пор нет, разлетелась среди старших курсов с бешеной скоростью и вызвала панику. Ведь по правилам, после отбоя малыши были обязаны находиться в постелях, а взрослые — минимум, тихо доделывать конспекты в гостиной. Но проверяли это разве что ежегодно первые несколько дней — так, для галочки. Поэтому вчера вечером, когда любезные старосты выбежали с собрания и разослали новости, казалось, замок сотрясся криками во всех его углах. Кому приспичило проверять это, так ещё не только после отбоя, но и рано утром, никто так и не выяснил, ходили слухи, что изначальная идея вовсе не принадлежала директору. Старший курс трепался об этом весь день, ибо уже давно многие ночевали друг у друга или находили новые способы вылезти ночью на прогулку. Но больше всего стресса испытали те, у кого в комнатах помимо бардака стояли пустые бутылки, пепельницы или, в случае с Кэрботом, хранились запасы травки. Это всё было строго запрещено и каралось отчислением — просто многие об этом уже давно забыли. Впервые Лейла увидела, как сам Реддл снисходит на землю и, перешагивая порог своей гостиной, игнорирует Фиону под боком. Он видел её после отбоя, наверняка поймал, хотя она бы не стала бегать по замку без чар, но никакой удовлетворённой улыбки, с какой Том обычно штрафовал школьников, не было. Только следующим днём Лейла поняла, что он устало шёл с собрания и был только «за» желание Фионы забрать её во избежание потери очков у своего факультета. Всю ночь, как бы драматично ни звучало, пришлось провести в своей спальне, наедине с тишиной и запутанным комом мыслей. Конечно, она не спала, это уже вошло в привычку — один кошмар, и Лейла по-настоящему превратиться в душевно больную психопатку. Полночи она провела за учебниками, вторую половину — сидя у окна и не моргая пялясь на замёрзшую гладь озера. Несмотря на все её старания, воспоминания возвращались и впивались щупальцами в подкорку сознания, молоточком постукивая по эльфийской выдержке. Ряды невесёлых мыслей развертывались в воображении, как ряды сумрачных сопок, и время летело так томительно медленно и одновременно незаметно, что даже Флитвик поймал её под утро с красными глазами сидящую на подоконнике.  — Не спится, сэр, — не задумываясь, улыбнулась она и без каких-либо эмоций выслушала оханья по поводу здоровья, которое такой прекрасной даме в рассвете сил нужно беречь как зеницу ока. В результате ей даже достался танцующий на тумбочке кексик и добрые пожелания сегодня лечь пораньше. Вот так просто, а потом на уроке Заклинаний её любимая мелодия на пластинке и тихое «Сегодня на обеде будут новые пирожные с ванилью!» на ухо. Порой Лейле, как и многим остальным когтевранцам, хотелось разрыдаться на всю аудиторию — этот жестокий мир не заслуживал Флитвика. Стрелки часов уже давно пересекли рубеж отбоя, ежесекундно приближая их к рассвету, а о сне ни мысли. Близились экзамены, материал скапливался на столах в спальнях огромными стопками, профессора завели шарманку об успешном будущем, а Лейла с особым упорством игнорировала волнение сокурсников и очередной вечер проводила за планированием путешествия. Она сидела на подоконнике, приятно морозя пятки у приоткрытого окна: на коленях лежала книга об островах Японии, в руке страница за страницей перелистывался сборник Лавруа, а в зубах — перо, выписывающее связанные параграфы в дневник. Воздух плёл нити вокруг балдахина, спальню обвеивал запах миндаля, медленно смешивающийся с ароматом рисовых полей, а Том, вернувшийся с вечернего обхода, сосредоточенно вчитывался в вырезки газет. Свечи бросали в углы комнаты играющиеся тени, а запах чернил под носом постоянно возвращал её обратно в реальность. Лейла готова была сгрызть себя изнутри от мыслей про Дамблдора: казалось, всё уже пройдено, разочарование в нём отпечаталось на её душе справедливым приговором, и больше не было смысла мусолить эту тему. Но при одном лишь воспоминании, как он замаскировал свою трусость под одолжение, ибо помог ей, ибо «всё, что не делается — к лучшему», и так решила судьба, в кожу врезалось десяток острых иголок. Сейчас они вызывали одну лишь щекотку, но та особенная — одна из всех, что пролезала глубже, со звонким хрустом впивалась в кости. Вот это было по-настоящему больно, у Лейлы даже тело функционировать переставало. Словно сладкий, тёплый мёд выдирали с корнем из глотки и запихивали на его место горький, отвратительный Костерост. Слова обладали волшебной, пугающей силой, а фантазия и словосочетание «а если бы…» — ещё более могучей. И постоянно, каждый чёртов день и ночь, она снова обещала себе не думать об этом и снова проваливалась, ломая себя ещё больше. Почему из-за страхов какого-то старика пострадало всё Средиземье? Везде остановилась подготовка к войне, между расами обострились напряжённые отношения, а Лейла была обязана всё это терпеть. Выходило, что именно Дамблдор сломал её детские мечты и надежды, испепелил последние капли доброты, буквально растерзал, как дикий зверь, всю её любовь к себе! Светлая душа зачерствела в окружении мрака только из-за него, разлука с Гэндальфом — единственным близким человеком Лейлы, заставила её окончательно сдаться… а ведь всё могло быть по-другому. Как бы Лейла ни оценивала ситуацию с разных сторон, прекрасно помня, что нужно начинать с себя, искать минусы и проблемы в себе, а уже потом скидывать вину на других, здесь настоящим монстром был только Дамблдор. Тот самый с добрым взглядом и улыбкой до ушей. Похоже, ей наконец-то довелось потрогать книгу, где ложью была почти каждая страница — она уже была готова поспорить, что одним стуком молоточка можно разбить этот ненастоящий мир на сотни осколков.  — Что может быть интереснее меня? — Лейла моргнула и тут же напоролась на внимательные, углём блестящие при свечах глаза. Судя по скрытому раздражению и холодному голосу, Том уже давно закончил с делами и всё это время говорил с ней, просто она не слышала. Тот увидел в её взгляде проскочившее непонимание и с тяжким вздохом вальяжно прошествовал к подоконнику.  — Я рассказывал тебе о новых заклятиях больше десяти минут, а ты даже не слушала меня. Вероятно, что-то в твоей головке было занимательнее этого, — не дав ей вставить и слова, Том вытянул из рук книги и стал закрывать их, устало складывая в стопку.  — Эй! — но на это Лейла лишь получила лёгкий удар по рукам и, поджав губы, фыркнула. — Я вообще-то не закончила.  — О, да, — он хмыкнул и склонил голову набок, ставя руки с двух сторон от её бёдер, — поэтому последние пять минут ты молча пялилась в одну точку и готова была зубами прогрызть перо. Ты продолжаешь работать в пабе?  — Допустим, — помедлив, она кивнула и ущипнула себя за руку, приказывая не разглядывать Тома как экспонат. Просто усталым он казался ещё более привлекательным. Его спокойствие действовало и на неё. — И что тебе надо?  — Ничего особенного. Просто стало интересно, — Лейла закатила глаза и напряглась, ощутив холодные кольца на платье. Змей же чуть приблизился, не отрывая от неё проницательного взгляда, и хрипло добавил, — ты ведь хорошо ладишь со всеми клиентами? Знаешь их? Так ещё и с Шайверетчем, Горбином и его братом хорошо знакома… может, тебе доводилось общаться с Синистром Бехальцевым? Русский волшебник, но говорят, часто возвращается отдохнуть с работы в Лондон.  — Впервые слышу. Зачем он тебе?  — Весьма интересная личность, но информации о нём крайне мало, — протянул Том совершенно спокойно и еле ощутимым движением притянул Лейлу ещё ближе.  — Что по поводу Тирнана Лимпуса?  — А это кто? — помрачнела она, аккуратно кладя холодные ладони на его запястья и готовясь в любой момент сжать их до хруста. Том нахмурился, в непонимании посмотрев ей в глаза, и только после этого Лейла смущённо ослабила хватку, поняв, что рефлексы и настороженность выходят за рамки адекватного.  — Тоже колдун.  — Ещё бы ты маглами интересовался… нет, не знаю такого, — в его холодном взгляде мелькнуло разочарование, но он быстро собрался и кивнул, невесомо проводя большим пальцем по тазовой кости. Пока Лейла покрывалась мурашками и замерла, боясь дышать, змей с еле заметным отчаянием всё же поинтересовался:  — Имя Хепзиба Смит тебе о чём-нибудь говорит? — она нахмурилась и вскоре, облизнув губы, оживилась.  — Да, в мою смену она приходила только один раз, но нас успели познакомить, — стараясь вспомнить хоть что-то, Лейла отвела взгляд и подметила, как напрягся Том. Это ей очень не понравилось. — Очень влиятельная волшебница, я даже не думала, что такие ходят по простым пабам, но там у неё много знакомых, да и обстановка с кухней ей по душе. Низенькая такая, пухлая, с большим париком рыжего цвета и несколькими слоями румян. Звонкий голос, улыбка до ушей и оценивающий за пару секунд взгляд. Да, определённо она…  — И что она у вас делала?  — В клуб поэтов приходила, — в ответ на вытянувшееся лицо Тома Лейла фыркнула и отвернула голову к окну. — Серьёзно, ты до сих пор решаешься задавать такие дурацкие вопросы? Логично, что поесть пришла.  — И всё? Только это?  — Ну ещё она дышала, пила вино, разговаривала со знакомыми и… хвасталась выкупленными артефактами, Смит ведь заядлый коллекционер. Ах, так вот оно что. За этим ты пришёл, — змей захлопал ресницами и после провалившейся попытки сделать невинный вид стиснул челюсть. — Я слышала только о каких-то часах с заколдованными стрелками, больше ничего не знаю. А ты теперь, я так понимаю, решил даже не скрывать поиски вещей для крестражей. Всё-таки будешь их делать… — прошептала Лейла себе под нос и отдёрнула голову, не желая сейчас смотреть на него, не желая покоряться его крепкой хватке на подбородке. Вспомнилось ещё, как вчера вечером, на прогулке, на её признание Том не отреагировал от слова совсем, и интерес к разговору пропал окончательно.  — Я не отступаю от своих целей, — раздался спокойный голос над ухом, из-за чего она не сдержалась и холодно усмехнулась.  — Я помню. Всё, я ответила на вопросы, отойди.  — Я не закончил, — сухо отчеканил змей, настойчиво обвив её талию, что ни дёрнуться, ни выскользнуть: — Ты ведь всё прекрасно знаешь, и уже давно, к чему обижаться?  — Это не обида. Мне просто неприятно осознавать, на что ты готов ради господства. И ты точно так же прекрасно знаешь, как я отношусь к этому всему. Если думаешь, что после всей вчерашней тирады о поддержке и восхищении тобой я забуду все свои устои и брошусь в ноги, восхваляя любые твои идеи, то ты сильно ошибаешься. Так что не со мной такое обсуждать, я даже не видела, как ты создавал крестражи, разве что про дневник знаю. «Ну и про ещё один в виде мальчика», — напомнил развалившийся на кровати воздух. «Про это ему я даже на волоске от смерти не скажу».  — Ты же всегда так уверял всех, что достигнешь цели в одиночку. Ну вот и делай всё сам, в эту тему я ни ногой. Так нужно узнать про артефакты, спроси у Горбина. Странно, что ты этого ещё не сделал.  — Я работаю только с влиятельными клиентами, поэтому не ношусь на встречи по городу ежедневно, и в лавке я буду только через пару недель. К тому же, обращаться за этим к Горбину не выгодно: каждое моё слово будет использовано против меня и перерастёт в его новую прибыль. Он очень успешно зарабатывает и на своих работниках.  — Значит, я просто добыча полегче?  — Нет, ты сейчас просто чересчур догадлива и умна. Не в минус, но меня это начинает раздражать.  — Ох, ну извини, мне тогда уйти, чтобы не мозолить тебе глаза? — отчеканила Лейла и в мгновение похолодела, ответно прожигая Тома горящим взглядом. — Или перестать думать, чтобы бесить тебя ещё больше?  — Мерлин, просто замолчи и дай объяснить! Почему ты так остро?!..  — То есть мне ещё и заткнуться?!  — Нет, но если ты сейчас не!.. — они резко оказались слишком близко и тут же смолкли от дурацкого осознания, что снова портят всё сами. Том с раскрасневшимися желваками прикрыл рот и, проглотив язык, громко выдохнул. Лейла же закусила губу и потупила взгляд, нелепо зажмурившись. Сердцебиение в их соприкасающихся грудях выровнялось и забилось в одном темпе: бодрящий ветер пощёчинами прошёлся по их лицам и цокнул, протискиваясь в форточку в окне. Не вспыхивать от его эгоистичных высказываний оказалось не так просто, как она думала. Том, видимо, осознал то же самое: радость прям таки и сочилась на его губах, просто наизнанку, так что Лейла этого не видела.  — Первая попытка вести себя как нормальные люди с треском провалилась, поздравляю, — шепнула она ему на ухо и заглянула в усталое лицо с растрёпанными чёрными прядями. Том коротко кивнул и отстранённо оглядел иней на окне, думая о своём.  — Горбину лишь бы содрать денег. С более близким человеком легче договориться. И я не собирался тебе приказывать, просто хотел сказать, что если что-нибудь услышишь или узнаешь о ком-то из этих трёх побольше, то сообщи мне.  — То есть ты хотел попросить? — удивлённо приподняла бровь Лейла, переводя его слова на простой язык. Том без тени улыбки метнулся к ней взглядом и выпрямился.  — Может быть, — послышалось рядом, и она еле скрыла шок, проводя языком по засохшим губам. Внутри всё снова стало до дрожи холодным, вспыхнувший комок почти сразу погас, даже не попытавшись зажечь фитиль.  — Посмотрим, — спустя время произнесла Лейла и, опередив его негодование, добавила: — Но тогда я тоже попрошу.  — И что же? — напрягся тот, когда она медленно положила ладонь ему на грудь и приблизилась к лицу.  — Надень майку. Пожалуйста, — повисла неловкая для неё тишина, после чего в шею прилетел тихий смешок, и Том поднял уголки губ в полуулыбке.  — Я не могу отдохнуть в своей же спальне? — прищурился он, точно видя, как краснеют её щёки и оттого лишь растягивая гласные. — Интересно… что же тебе так не нравится?  — Ну ты же сам решил оставить меня в своей спальне, значит, ты здесь не один. Если я буду ходить в нижнем белье, как ты сейчас, тебе явно будет неприятно, — с каждым словом голос становился тише, потому что насмешки в тёмных буркалах появилось достаточно, чтобы Лейла потеряла уверенность в своей просьбе.  — Вздор, ты полностью права. Смотреть на полуголую тебя… лучше сразу на полностью нагую, — она судорожно выдохнула и потеряла дар речи, ощущая, как внизу живота от его чересчур чувственных касаний уверенно стягивается узел. Лейла уже ничего не отрицала и не пыталась исправить — зачем, если, как говорил Гэндальф, всегда возвращаешься к тому, от чего пытался рысью убежать. Очень много времени тратилось, чтобы заставить Тома искренне улыбнуться, но одна такая улыбка могла по-настоящему осветить всю комнату, настолько редко и завораживающе это было. Его голос, касания и глаза, точнее взгляды, которые он менял как маски в зависимости от ситуации, делали с её сердцем непростительные вещи, и как бы хорошо она ни контролировала ситуацию, после таких сцен её уверенно затягивало в вязкое болото.  — Не смешно, — просипела Лейла и сглотнула, понимая, что Том просто забавляется.  — А я не смеюсь. Мы же с тобой честные люди. Я сейчас сказал тебе правду: я вообще не против. Только за, ведьмочка, хоть в моей рубашке, хоть в штанах, в платьях, в белье, без белья, всё равно.  — Том…  — Что с тобой? Ты какая-то красная… тебе жарко? — невинно хлопнув ресницами, поинтересовался он, усилив желание Лейлы придушить его.  — Тебе кажется.  — Может, у тебя температура? — холодными пальцами пройдя вдоль шеи и щеки, Том коснулся её лба и нахмурился, расстёгивая молнию на платье.  — Хватит, — глотая его горячее дыхание, попросила Лейла.  — Подожди… ты что, смущаешься? — ахнул он, скользя ладонью по спине.  — Том! — зарычала она и стукнула его в плечо, отворачиваясь. Раздался хриплый, бархатный смех, после чего змей закрыл окно и только крепче обхватил её со спины.  — Ты такая смешная. Вроде уже третье столетие пошло, а ты как ребёнок смущаешься. Мы с тобой спали в прямом и переносном смысле, и ещё ни разу, как помню, я не причинил тебе вреда. Вроде кожа у меня нормального цвета, да и мускулы не такие уж уродливые.  — Мерлин… — Лейла закатила глаза, безнадёжно качая головой в ответ на второй круг смеха, и быстро вылезла из его рук, хватая излюбленную чёрную рубашку.  — Даже не думай, — добавила она и скрылась в ванной, когда пунцовые щёки вспыхнули с новой силой. После такого она минимум месяц будет переодеваться за закрытой дверью. Не успела Лейла вернуться в комнату, как Том спокойно подвёл её к кровати и усадил рядом, готовый вот-вот что-то выдать.  — Что ещё? — словно почувствовав, как она снова возвращается в мысли, тот подал перо со стопкой пергаментов и на полном серьёзе проговорил:  — Научи меня синдарину. Писать, читать, говорить — всё.  — У тебя температура? — незамедлительно спросила Лейла, дотронувшись до его лба. — Да нет, вроде холодный…  — Если старик Дамблдор смог выучить его, почему я не смогу?  — Никто, кроме эльфов и святых существ, не сможет выучить его в идеале, как привык всё делать ты. Хоть зубри, хоть отправляйся в гости в Средиземье, ничего не поможет. Не надо, — она отрицательно замотала головой и потянулась к своей стороне кровати, но Том оказался непреклонен. Он усадил её между ногами, прижавшись к спинке кровати, и как ни в чём ни бывало заговорил:  — Мне, для начала, хотя бы основу.  — Зачем? — не успокаивалась Лейла. Чем меньше он знает, тем лучше. — Чтобы читать мой дневник? Ты его не найдёшь.  — Не из-за этого… точнее, это не единственная причина, — он выдержал небольшую паузу и, обдумав все за и против, выдохнул. — Ты недавно говорила, что хотела бы выучить Парселтанг, дабы лучше понимать змей, перестать их пугаться.  — Но ты отказал мне в обучении!  — Потому что хочу оставить это своим талантом и говорить со змеями, не беспокоясь, что кто-то подслушает. А по поводу синдарина… мне же просто интересно. Не было ещё ничего, что мне не поддавалось в обучении. И, может, с помощью этого я не только отвлеку тебя сейчас от угнетающих мыслей, из-за которых за окном завывает метель, но и лучше пойму твою личность. Вдруг сработает, язык многое говорит о людях. Или об эльфах. Какое-то время Лейла не моргая смотрела на пергамент и, оглушённая такими фразами, думала. Быстро, собирая детали, анализируя ошибки и последующее возможное развитие событий. Но сил или желания сильно волноваться за это уже не было — остатки голоса, который каждый раз визжал, как сирена, когда она решалась рассказать что-то Тому, потонули в плотной паутине, и вскоре она нехотя, но согласилась.  — Это будет сложно, — прохладно заявила она, не сопротивляясь его руке на бедре, — хотя когда тебя это останавливало.  — Рад, что ты это поняла.  — А я то как рада, — зевнула Лейла и, обмакнув перо в чернильницу, вывела на листке три буквы. — Если будут вопросы, задавай, посмотрим, отвечу ли я на них.  — Зачем ты написала одно и то же трижды? — тут же прилетело на ухо, заставив её впасть в ступор. А потом уголки губ еле ощутимо поползли вверх, и она устало протёрла глаза.  — Я хотела показать самые распространённые буквы, с которыми, в зависимости от последующих гласных, формируются сотни других слов. Они все разные, хороший мой. Это, — Лейла указала на приплюснутое кольцо с выходящим вниз длинным хвостом, — длинный звук S, в зависимости от сочетания с гласными может становиться шипящим, грубым или почти беззвучным, и тогда это уже будет другим словом. Это только звук, не путай с буквами — алфавит синдарина не содержит в себе и половины ваших букв. Это, — палец слабо постучал по второй надписи, — короткий звук S, становится иногда мягким, иногда свистящим. Ты говоришь, что они одинаковые, но присмотрись: у первого хвост ровный, у этого он на конце завит, у третьего в начале линия вообще ломанная. Третий — звук жёсткого S, проще говоря, это «З» в вашем алфавите. У нас есть ещё есть три таких же рисунка, только конец идёт в другую сторону. Есть четыре с такими же хвостами, но двумя кольцами, они тоже потом рисуются зеркально, спутаешь — получишь другое слово. Протянешь гласную или согласную недостаточно долго или заговоришь другим тоном — можешь невольно оскорбить. Поверь, обучиться нашему жаргону гораздо легче, чем выучить язык, — она наконец-то оторвалась от исписанного пометками пергамента и взглянула на Тома, который хмурился и с максимально непонимающим видом рассматривал буквы. — Всё ещё хочешь продолжить?  — Честно? — на мгновение поднял глаза он и приподнял бровь, — теперь ещё больше. Можно шифроваться, писать свои заклинания и создавать руны, и никто не догадается, как вообще это произносить! — со скрытым восторгом заявил Том и тут же посерьёзнел, усаживаясь поудобнее. — Занятия каждый вечер, готовь материал.  — Но ведь…  — А теперь не трать время и продолжи, — в ожидании он закусил губу и положил пристальный взгляд на её руку с пером, а Лейла, с секунду поколебавшись, не сдержала улыбки и перевернула листок. Что скрывать, ей действительно было радостно рассказывать о своей культуре и наблюдать, как у всемогущего эгоистичного мальчика волосы встают дыбом, стоит перейти к следующему звуку. Ещё ни разу он не слушал её так внимательно, как сейчас. За окном окончательно стемнело: они погасили несколько свечей, оставив лишь пару тройку у кровати, и неизвестно сколько времени в спальне слышались лишь приглушённые голоса. Честно, Лейла бы отдала всё, чтобы остаться в такой атмосфере как можно дольше: просто сидеть рядом с ним, пытаясь объяснить хоть что-то нормальным языком, слушать его вопросы и отрывками вспоминать своё детство и обучение. Ей нравилось видеть интерес в мерцающих чёрным глазах, стоило неосознанно заговорить на синдарине, нравилось следить, как Том моментами повторяет за ней и шепчет рядом новые звуки — стараясь, никуда не спеша, прилагая все усилия. Видеть, как Волдеморт чему-то учится, да ещё и с таким рвением, было максимально необычно, но ещё необычнее осознавать, что наконец-то и Лейла может его чему-то научить. Ей всегда это казалось важным — в любых отношениях оба должны получать знания и учиться друг у друга, хоть у них это превращалось в очередное соревнование. Да и чёрт с ним. Лейла так увлеклась писаниной, пытаясь показать Тому разницу между рисунками, что не сразу услышала за спиной тихое сопение. Кротко взглянув на время и осознав, что прошло больше часа, она аккуратно повернула голову, и что-то внутри неё коротко, словно не до конца зажёгшаяся спичка, чиркнуло трепетом. Том уснул. Он немного съехал с сидячего положения, щекой упёршись в подушку, и его блаженное лицо скрылось под раскрутившимися прядями. Лейла непонимающе приоткрыла рот, после чего сдержалась от любых эмоций и тихо сложила пергамент на тумбочку. Она попыталась вылезти на другую сторону кровати, но Том сонно замычал и одним рывком уложил её на тёплую грудь, томно выдыхая. Через время веки Лейлы стали наливаться свинцом: она накрыла их одеялом, потушила свечи и осторожно, не желая будить, легла на Тома всем телом. Его вторая рука обхватила её бедро, впившись пальцами в кожу, и под мирное сопение Лейла прикрыла глаза, в кои-то веки без страха провалившись в сон с чётким осознанием, кто именно на неё так действовал. Жаль, на утро всё повторилось. Лейле уже было тошно от вечного мыслительного процесса, она просто не могла воспринимать что-либо серьёзно. Всё утро её раздирали мысли «а если вчерашними действиями Том просто хотел подкрасться ближе, чтобы в прямом смысле залезть в душу?»: начиналась тихая паника, злость на себя, на то, что наивно повелась, поднимались в душе новой, холодной волной и захлёстывала её с головой. И снова всё становилось безразличным, потому что Лейла даже со своими мыслями не могла справиться. А ей очень хотелось — она готова была рвать когти, лишь бы вытянуть себя за шкирку из этого гроба. Только скоп людей, закопавших её там, и их действия не давали выбраться так просто — выть хотелось, смотря на себя со стороны. Пока Том доделывал отчёт Диппету, она неизвестно сколько стояла у окна со сложенными на груди руками и смотрела на раскачивающиеся в Запретном лесу деревья. Видела, как мимо проплывали серые пятна, не возбуждая в ней ни мысли, ни чувства. Дурацкая пустота в груди росла и проглатывала всё живое.  — И сегодня… всё повторилось, — раздался сонный голос Тома. Тот присел на подоконник и размял шею, холодно осмотрев её с головы до ног: — Пятый день подряд на улице стоит могильный холод. Даже живущие в подземельях слизеринцы, чтобы выйти покурить, надевают Согревающие чары. Я думал, прогулка и разговоры хоть как-то выведут тебя из размышлений, но ничего не меняется. Ты не в порядке.  — Я же сказала, мне нужно немного времени.  — Нужно. Но за это время люди восстанавливаются и пытаются вернуться в прежнее русло, просто медленно и неспешно. Ты же даже не пытаешься, более того, ты просто хоронишь себя, — он протёр сонные глаза и, ногой подцепив её за коленку, притянул ближе. Положил руки на спину, ставя Лейлу между ног, и осторожно заглянул в глаза, загипнотизировав. — Я не умею поддерживать, ты это знаешь. Не знаю, как успокаивать, да и могу только догадываться, что ты сейчас чувствуешь. Или не чувствуешь, — не разрывая зрительного контакта, вздохнул Том. А затем взял её галстук и, заложив его под воротник платья, стал медленно завязывать. — Но давай взглянем на произошедшее под другим углом. Из-за плена и точно так же благодаря плену ты изменилась. Ты рассказала о себе в детстве немного, но по моим наблюдениям, ты действительно была другим человеком. Да, маленькой девочкой, которая много плакала. Да, той, которая верила в сказки о принцессах, мечтала быть такой же. Это была Селлитиль, которая любила жизнь, несмотря ни на что, не так ли? Оба прекрасно понимали, что никакого ответа и не нужно было, поэтому Том расслабил плечи и продолжил:  — Плен сломал не тебя. Он сломал твоё детство, твоего внутреннего ребёнка. Ты перестала верить в сказки, потеряла надежду, а я представляю, как долго она в тебе держалась, ведь дети верят в чудеса гораздо больше и дольше, чем взрослые. Мерлин… я не люблю сопли, не люблю говорить на такие темы, из-за этого правда не собираюсь утверждать, что понимаю тебя, и желаю лишь быстрее это закончить во избежание ухудшения твоего состояния из-за воспоминаний, — Лейла стояла, как вкопанная, и, казалось, не дышала, глотая каждое его слово. Том всегда был скуп на разговоры, особенно затрагивающие какие-то чувства — его, её, без разницы. И сейчас, когда тот облизывал губы и старался подобрать слова, в волнении поглаживая её по спине, она не хотела упустить ни одного слова.  — Благодаря нежеланию возвращаться в темницу после побега ты изменилась до неузнаваемости. Ты говорила, что эльфийки ничего помимо пения, танцев и шитья не делают, брать в руки холодное оружие им запрещено, но ты уже тогда любила нарушать правила и только по своему желанию, со своей силой воли и терпением стала полноценным воином. Я ни разу не видел тебя на поле боя, но вспоминая твою наработанную резкость, скорость, технику и то, как мощно ты выламываешь всем кости, могу сделать только такой вывод. И это не просто обстоятельства, из-за которых ты была обязана сражаться за свою жизнь. Ты могла запросто скинуть все обязанности на Гэндальфа и до конца жизни плакаться о скудной судьбе. Но ты пошла дальше, и я уважаю тебя за это. Вообще очень уважаю. Чёрт с ним, с этими тайнами, ты никогда не верила мне, ведь я не признавался напрямую. Но сейчас сказал, и я молю Мерлина, чтобы ты просто приняла эти слова и ничего не придумывала, — сказал Том с невозмутимым лицом и скрыл абсолютно все эмоции, так что понять, стыдно ему за вырвавшееся признание или наоборот, радостно, было невозможно. — Ты поняла всю сущность людей, эльфов и гномов, из-за чего убивала их без доли сожаления — не каждому хватит смелости. Ты научилась думать о себе в первую очередь, научилась искать во всём выгоду, без чего в жизни долго не протянуть. Ты сделала себя сама — убрала ненужные эмоции, выключила трусость с излишней добротой, перестала жалеть себя. Пошла на всё ради сохранения своей земли, выучила язык, влилась в коллектив подростков, научилась льстить, изысканно врать и молчать, когда надо. Да что уж там говорить, ты все эти месяца хранила в себе убийственную силу, а никто, даже я об этом не догадывался. И после этого ты будешь считать, что ни на что не способна? Что ты никто, звать тебя никак, и без сил ты ни на что не способна?  — Да.  — Нет. Ты сделала из себя девушку. Взрослую, компетентную, умную и предельно внимательную. С тобой хочется говорить, хочется работать в паре, сражаться и даже просто молчать, — Том резко смолк, уже пожалев о сказанном, но Лейла аккуратно взяла его за руку и без слов попросила продолжить. — Ты очень сильная, и я говорю не о стихиях или кольце. Такой сделала тебя разлука с единственным близким человеком, потом издевательства, оскорбления и просто вера в себя. И если бы все те, кто хоть одно плохое слово сказал в твою сторону, знали, насколько трусливы, слабы и тупы по сравнению с тобой, то они бы навечно заткнулись. Я догадываюсь, что ты не простишь Дамблдора и будешь постоянно думать, что всё могло быть по-другому. Но ничего не вернуть, и ничего не надо возвращать. Я просто хочу, чтобы ты нашла во всплывшей правде свой плюс. А он огромный. Эти тридцать лет дали тебе всё то, что никогда бы не дала спокойная жизнь одинокой и слабой девочки. Сложности закалили тебя, и пусть порой ты мыслишь чересчур пессимистично, зато реалистично — для этого тоже нужны годы практики. Без такого опыта ты бы этому не научилась, как и не научилась бы ценить себя, своё время и права. Судя характеру, ты до сих пор осталась копией своей матери, судя по рассказу о внешности — копией отца. Ты не жестока, просто справедлива, не груба, наоборот, относишься уважительно даже к последним тварям. Ты воспитана, родители приучили тебя любить жизнь и быть человечной — эта сила настолько могущественна и посажена в глубине, до которой никто не докопается, что она держит нас обоих подальше от забытья в Тёмной магии. Плен же заставил тебя проникнуться к детям, потому что, я уверен, ты не хочешь, чтобы с кем-то из них случилось что-то похожее; заставил ценить всё, что дают, и главное — жестокость, в которой ты жила, научила тебя видеть людей насквозь и в любой момент спокойно уходить. Соглашусь, путь был сложным, боль наверняка была невыносимой, и всё это посеяло в тебе много страхов, проблем с общением и доверием. Я долго думал, почему ты так холодна и равнодушна ко всем, а потом узнал и без каких-либо дальнейших разборок оставил это как есть. Ведь это многое в тебе оправдывает, — Том с усталым вздохом сплёл их пальцы и наклонился к уху, а Лейла замерла и проглотила язык, стараясь запомнить его именно таким — спокойным, тихим и очень… осторожным со словами, ибо заботливым назвать его было нельзя. Но таких моментов было так мало, можно по пальцам пересчитать, что она просто терялась в его голосе и взгляде.  — Я ни в коем случае не оправдываю Дамблдора, он отвратительный трус, и не говорю, что это всё легко. Но правда такова — ты повзрослела и состоялась как личность благодаря произошедшему, поэтому сейчас с этим нужно просто смириться и медленно, осознанно… отпустить. Дети любят тебя, когтевранцы обожают, даже слизеринцы в кои-то веки заинтересовались кем-то, кроме себя. А взрослые волшебники в пабе? Они разве знают о твоём прошлом? Вот именно, что нет, и при этом всё равно находят тебя равной в общении. Забудь об Эйвери и его словах, забудь о Джорджии, о Дамблдоре, и сконцентрируйся на себе — я всю жизнь никому не доверял, и сколько бы раз ни разочаровывался, не давал слабины из-за этих слабоумных. Ты всегда будешь насторожена, это уже в крови, но нет ничего, с чем бы ты не справилась. Жить в страхе — не твой вариант, и ты это прекрасно знаешь. А больно бить себя в рёбра из-за разочарования в людях ещё хуже. У тебя своя жизнь, и она явно не должна пройти в минусовой температуре. Я хочу видеть рядом с собой ту сильную и холодную (только для других), — хрипло добавил он, пронзительно заглянув ей в глаза, — но живую и настоящую Лейлу. Или Селлитиль, как тебе угодно, мне всё равно. Вспомни, какая ты на самом деле, какая ты рядом со мной, и дай себе шанс почувствовать эмоции. А я буду ждать, сколько потребуется, чтобы ты привыкла ко всему заново. Но уж извини, злиться на твои дёргания каждый раз, когда я касаюсь тебя, я не перестану. Ты уже давно только моя ведьма, и я имею на это полное право. А ты наверняка знаешь, что я не орк, и никогда не поступлю так с тобой. Переступи через это ради себя. Ну и на крайний случай, если тебе не хватает мотивации, ради меня. Просто порадуй меня или не сильно расстрой. Они стояли в полной тишине и смотрели друг на друга, пытаясь влезть в душу. Холодную ладонь согревала крепкая хватка его жилистых рук, а играющие желваки вносили в картину хоть какую-то долю реальности. Когда Лейла медленно выдохнула и втянула щёки, качнувшись к нему, Том понял всё без слов. Он отвернул голову и, раскрыв руки, в следующую секунду сжал её в объятиях. Обжигающих холодом, но таких уютных, комфортных и по-настоящему успокаивающих. И, зная, как редко такое происходило, Лейла острыми когтями ухватилась за момент и спряталась. От всех и всего. Том уткнулся лбом ей в плечо и с ног до головы окутал её своим ароматом, а она была и не против. Лейла крепко обвила его шею руками и запустила пальцы в уже зализанные волосы, нагло их лохмача. Прикрыла глаза и до боли в зубах сжала челюсть, сдерживая подступивший к горлу ком — даже, если никто до этого не говорил ей таких слов, пускать из-за этого дурацкую слезу не следовало. В конце концов, Том забудет об этом разговоре уже через несколько часов, поэтому пусть такая мелкая слабость останется секретом. Лейла размеренно дышала и чётко ощущала, как билось его сердце — слава Мерлину, оно у него пока было. Через дуновения ветра у открытого окна в спальню доходили звонкие голоса, смех и крики, время шло, и скоро должен был начаться завтрак, но никто из них не отстранялся. Более того, они одновременно томно выдохнули и прижались друг к другу лишь сильнее, по-прежнему не произнося ни слова. Это было лишним. Его поведение было слишком странным, и впервые она заставила себя не беспокоиться — лишаться вида на более живую сторону Тома не хотелось.

*

Воздух разносил по библиотеке запах старых фолиантов, за стеллажами раздавались тихие голоса, и в любимом углу Лейлы было как всегда тихо и уютно. Можно было наконец-то засесть за книгами до вечера и отдохнуть от часа, проведённого в очереди к кабинету Флитвика. Школьная администрация решила не ждать и выставила списки учеников на последующие два дня, когда деканы вместе с министерскими гостями будут помогать последнему курсу окончательно определиться с профессией. И, если с Хлоей, которая перед ней засела в кабинете на полчаса, обошлось всё сложно, ибо когтевранка имела выдающиеся успехи в учёбе и не могла выбрать одно направление, в которое углубиться после школы, то Лейле хватило пяти минут. Драконолог. Смотря на её успеваемость, мужчина из Министерства настойчиво пихал ей в руки бумаги с подробностями о работе мракоборцев, но каждый раз она не ленилась отказывать. Куда угодно, но точно не в борьбу со злом. Флитвик же, по словам всех остальных, да и по опыту Лейлы, заливался слезами гордости, приговаривая, какими чудесными людьми выросли его выпускники. Он встретил её на пороге кабинета с широкой улыбкой, точно так же и проводил, ни разу не упрекнув за выбор профессии. Наоборот, профессор специально на глазах министерского расхваливал Лейлу, припоминая, какими чудесными выражениями Кеттлберн описывал её взаимодействие с драконом. Жаль только, что пришлось столкнуться с нескрываемым осуждением и убивающими всю натянутую вежливость фразами по типу: «Но вы же знаете, что это мужская работа? Высшее место, куда стремятся попасть драконологи — заповедник в Румынии, и там, точно знаю, нет ни одного эксперта женского пола». Однако, сдержавшись от любых комментариев и прикрыв огромное желание съязвить простым «Я знаю», Лейла получила список нужных ей экзаменов и всё же вышла из класса под неодобрительный взгляд, из-за которого зачесалась спина. Ей следовало получить «Выше ожидаемого» по Алхимии, и «Превосходно» по ЗОТИ, Заклинаниям и, конечно же, Уходу за магическими существами — только тогда одобрение, практика и возможность поступить на должность. К сожалению, это являлось лишь прикрытием, ведь планы после выпускного были совершенно другими. Настолько, что вместо подготовки к проклятым Заклинаниям, дружба с которыми не заладилась с самого начала, в голове Лейлы сейчас синдарин мешался со всемирным и японским. Иероглифы плыли перед глазами облаками, а рот беззвучно открывался и по сотому разу повторял одни и те же предложения. Это было в разы интереснее и легче, чем пытаться обучиться Бытовым чарам. Она закинула голову к потолку и, повторив последние строки, медленно прикрыла учебник. А потом метнулась взглядом к свежему конверту в своей сумке и с вернувшимся интересом взяла его в руки. Красивый почерк, которым было выведено имя и фамилия адресата, ни капли не походил на почерк Гонории, да и адрес она никогда не указывала. Поэтому через что только этот конверт не прошёл на ужине: снятие всевозможных чар, проверка на сглазы и проклятия, помогавший Джек даже чуть не испепелил его. Но всё было в норме: благодаря этому сейчас Лейла исподлобья оглядела пустой угол библиотеки и, облизнув губы, максимально тихо оторвала сургучную печать. В нос ударил приятный аромат орешков с кофе, и пальцы тут же сомкнулись на ноздрях, пока палочка плотно прилегла к пергаменту. Только после повторной попытки выудить оттуда какой-нибудь порт-ключ или Кляксу, Лейла мрачно выдохнула и, протерев глаза, расслабилась. Исписанный каллиграфическим почерком с завитыми буквами листок разложился на столе, и глаза настороженно забегали по строкам.

«Лейле Стэин Харрисон.

При всём уважении к конфиденциальности школы Хогвартс, её делах и происшествиях, не могу остаться в стороне. Ко мне поступила, откровенно говоря, возмутительная информация о Вашем вульгарном поведении по отношению к моему жениху — Роберту Корвусу Лестрейнджу. Брови Лейлы полезли на лоб, а на губах расплылась игривая улыбка. Вот и невестушка нашлась, а знакомство то какое милое! Я — Белль Леона Кавалье, получила подробно описанные сцены, где Вы не только позволяли себе глазеть на мистера Лестрейнджа дольше положенного, но и заставляли его идти на телесный контакт и кокетничали, отлично зная его семейное положение. Вы портите репутацию двух благородных родов, оскверняете лояльность аристократов и ломаете большие планы наших семей на эту помолвку. Это низко и подло с Вашей стороны, и вряд ли будущий глава рода хоть немного по-настоящему заинтересован в такой персоне, тем более полукровной. Поскольку это письмо успело отправиться только чудом, и я рисковала своим положением в школе Шармбатон, больше повторяться я не пожелаю. Прошу немедленно закончить игры с моим женихом и не приближаться к нему, иначе будете иметь дело с родом Кавалье и Лестрейнджей. Чувства можно скрыть, Ваша влюблённость или желание обжиться деньгами меня ни капли не интересует.

С наилучшими пожеланиями, Б.Л.К.»

Изо рта вырвался шокированный выдох, и ещё с минуту Лейла перечитывала эти строки, пока сдерживать улыбку становилось всё сложнее. В конце концов она прикрыла рот рукой и тихо рассмеялась, настолько ситуация оказалась забавной.  — Заставляла идти на телесный контакт… — она снова прыснула от смеха и тут же извинилась перед подошедшей мадам Пинс, аккуратно складывая письмо обратно. Это не только следует перечитать и показать Тому, но и затратить все силы, чтобы дать такой же лаконичный ответ — Мерлин, Лейла была готова потратить на это всю ночь, лишь бы дождаться реакции! Даже сомнений не было, что в порыве ревности Белле доложила обо всём именно Друэлла, это казалось очевидным. Роберт забыл время от времени охмурять её внимательными взглядами, чтобы та теряла дар речи, и теперь отшиваться придётся Лейле — ну ничего, ей это даже было по душе.  — Не напрасны были мои догадки, она лежала на складе, поскольку уже давно никто её не брал, — раздался приглушённый голос мадам Пинс, и, подметив, как глаза Лейлы заискрились, та улыбнулась, натянула очки и с короткой улыбкой добавила: — Желаете внести её в ваш читательский список?  — Эм… да, конечно. Спасибо огромное, — проморгавшись, прошептала она и активно закивала. Провожаемая слегка насмешливым взглядом Пинс, Лейла осторожно раскрыла книгу, проведя пальцами по шершавым уголкам страниц, и протёрла глаза, проверяя, серьёзно ли с ней произошло что-то хорошее. Но, видимо, это был не сон — перед ней лежала та самая любимая книга Рэйдена. Она держала в руках экземпляр Мартиля Вазонского «На краю света» и не могла поверить удаче, надежду на которую уже давно посеяла в этих же стеллажах. И хоть это совершенно ничего не давало, ведь неизвестно, были ли его планы как-то связаны с книгой, почему-то такая мелочь действительно подняла настроение и окунула в любопытство с головой. Анализировать книги не было сложностью, тем более, когда это стало неотъемлемой частью жизни, тем более, когда её читал самый бесстрашный человек в мире. Или просто отчаянный — так становилось даже интереснее, Лейле хотелось узнать, какие людские проблемы заставляют ломаться и идти на такой отчаянный шаг. Страницы сменялись одна за другой, библиотека медленно пустела, а строки затягивали в круговорот событий. Дело разворачивалось в Индонезии, где, судя по описанию, главный герой влюбился в девушку и вскоре после слов, «разрезавших душу острым ножом», решил показать всему миру свою настоящую сущность. Как говорила Кайя по поводу романов, сюжет был однотипным и неинтересным, но Лейла не верила, что Рэйден стал бы читать это просто так. Слог был восхитительным, короткие описания атмосферы заставляли прочувствовать всё на себе, а мысли простого рыбака и сравнения, которыми объяснялось его состояние, щекотали внутренности. Вывела Лейлу за двери библиотеки уже сама мадам Пинс, с улыбкой пожелав не врезаться в стену, поскольку она на самом деле могла. Когда под шёпот портретов она перелистнула страницу, в груди по натянутой нити засочилось тепло, и в следующую секунду её локоть с глухим ударом впился в жёсткую плоть за спиной. Раздался болезненный хрип, и обвившая талию рука медленно сползла вниз. Лейла резко развернулась с выставленной палочкой и ахнула, прикрыв рот рукой.  — Ну и сила… — прохрипел Том, держась за живот и пытаясь выпрямиться.  — Не надо подкрадываться как мышь! — сухо буркнула она и тут же смягчилась, подойдя к нему вплотную. — Прости. Не обратила внимания на связь, могла спутать с приливом Тёмной ауры, — закусив губу, Лейла приложила к его боку похолодевшую руку и, сосредоточившись, побила пальцами по коже. Перед глазами проскочила серебристая искорка, и Том смог спокойно выдохнуть, возвращая на лицо ледяную непробиваемую маску.  — Учись различать. Иначе я так долго не протяну, — хмыкнул он и, бегло осмотрев её, притянул к себе упавшую книгу. Прошёлся по обложке надменным, оценивающим взглядом и приподнял бровь. — Всё-таки нашла?  — Мадам Пинс помогла, — кивнула Лейла и выудила роман из его рук, осторожно кладя в сумку. — Сегодня проверок не намечается?  — Поход к Диппету только через полчаса, ещё ничего неизвестно. Мне кажется, раз не было вчера, не будет и сегодня, — Том протёр глаза и поморщился. — Без понятия, кто это придумал, но никто из деканов явно не был рад тратить ночь на обход. Ничего подозрительного не заметила, всё в порядке?  — В полном, — он заметил проскользнувшую на её губах улыбку и сощурился.  — Рассказывай.  — Да нечего рассказывать, — она кожей ощутила, как его голова немного повернулась, и обжигающий холодом взгляд внимательно очертил её профиль. — Просто первое «Превосходно» на практике у Вилкост, — спокойно заявила Лейла и спрятала гордость, краем глаза поймав его дёрнувшийся уголок губ. — Она, кажется, радовалась больше меня, потому что всегда занижала оценку за любую неудавшуюся деталь. Даже неосознанно рассказала, что следующее собрание во вторник и хочет увидеть меня на сцене, а не ждать конца семестра, пока все пройдут по третьему кругу. А ещё… — она протянула Тому конверт и с короткой улыбкой дёрнула бровями, — почитай. Думаю, ты найдёшь много весёлого.  — То самое несчастное письмо, которое ты проверяла на ужине? — по щелчку раскрыв листок во всю длину, мрачно усмехнулся он и получил лёгкий кивок.  — Ты и так всё уже запомнил, у меня нет новых вкусовых предпочтений или другой компании. Зачем ты продолжаешь следить за мной? Но ответа не последовало. Том даже не обернулся, погрузившись в строки, и под конец письма на его лице отразилась яркая гримаса раздражения и презрения. Он фыркнул и втянул щёки, окончательно сбив Лейлу с толку.  — Ты чего?  — Надо будет позвать Абраксаса перед походом к Диппету. Дам ему задание за пару дней собрать как можно больше информации об этой Белле. Научим её правильному тону.  — Даже не смей совать свой нос в женские разборки, ты тут ни на что не влияешь, — Том сжал челюсть и окончательно похолодел, ускорив шаг. — Почему-то мне было смешно, а ты как всегда портишь настроение.  — Если захочу, я заставлю её…  — Хотелки свои запихни подальше, — остудила его Лейла и вмиг почувствовала на себе убивающий взгляд. Только страшно от этого не стало. — Не надо ничего узнавать, дай мне поговорить с ней через письма. Мне есть, что ответить, и она сделала всё правильно. Друэлла умеет переворачивать всё с ног на голову, уверена, Белль теперь представляет меня главной подстилкой Хогвартса, если не хуже. Если Друэлла увидела, как Роберт помогал мне оклематься после удара в плечо, то там точно на пару параграфов была описана картина, как я завожу её жениха за угол и страстно обнимаю.  — Хватит, — рыкнул Том и грубо всучил ей в руки письмо. Но не прошло и пары минут, как он прочистил горло и холодно поинтересовался: — И у тебя с Лестрейнджем действительно ничего нет? Лейла резко остановилась и покачнулась, мрачно сверля в нём дырку. Том вскоре обернулся и поджал губы, ощутив в груди неприятно дёрнувшуюся нить. Он до сих пор не верил, что с ним готовы водиться просто так. Без какой-то выгоды, не ради связей или, чтобы использовать его тайны потом. Это было дико, но Лейла всё понимала — сама всегда думала о том же. Она начинала злиться каждый раз, когда думала, что змей просто втирается в доверие, а Том наверняка так же часто рассуждал, «а если ведьма просто давит на жалость, чтобы подобраться ближе и раскрыть его планы, предъявив доказательства?» Поэтому, видимо, сейчас он даже не задумывался о всех словах, которые буквально вырвала из себя Лейла за последние дни. Она ведь так старалась открыться хотя бы ему, показать через поступки, касания и слова, что Том ей очень дорог. По-настоящему, так, как близкие дороги эльфам. А он пропускал всё мимо ушей, ожидая лишь, что Лейла перестанет сопротивляться и перейдёт на его сторону. Однако это был её выбор: утром слушать заботливые слова, а вечером подавлять разочарование и снова склеивать треснувшие органы, пока в прямую спину летят неприятно задевающие высказывания.  — Нет. Ничего нет, — отводя глаза, тихо произнесла она и снова нацепила на лицо невозмутимую маску. Аккуратно сложила в сумку письмо и двинулась к входу в его гостиную, на ходу произнося: — Приторный яд.  — Пройдёмся после отбоя? — раздался бесцветный голос, и Том громче положенного скинул на стол сумку.  — Не сегодня, — тут же ответила Лейла и, не поворачиваясь, спокойнее добавила: — Я немного устала, не хочу никуда идти.  — Но ты подготовила материал по синдарину?  — Ещё вчера. Ты всё-таки хочешь продолжить?  — Я не меняю своих позиций. Буду через час, успеешь сделать свои дела?  — Успею, — Том ещё недолго всматривался ей в лицо безразличным взглядом, после чего кивнул и молча вышел из спальни. Лейла дёрнулась, когда нить в груди снова натянулась, а потом сняла мантию и присела у стола. Выудила чернильницу, параллельно отметив, что его дневника на прежнем месте не виднелось, и задумалась над первыми строками ответного письма Белле. Лучше было потратить время с пользой, а не пялиться в окно и снова думать обо всём и ни о чём. Это единственное, что достало её до боли в голове.

***

 — Можно вопрос?  — Нельзя, — взгляд ведьмы помрачнел, на что Том усмехнулся и устало выдохнул. — Конечно, можно. Говори, посмотрим, захочу ли я ответить. Холод по-прежнему морозил щёки, но он не соврал бы, если бы сказал, что тонкие пальцы, время от времени поглаживающие его костяшки, согревали не хуже камина. Никто ничего не объяснял этим жестом, они уже по привычке брались за руки, когда рядом никого не было, будто это было чем-то слишком личным. И это не было слабостью — просто обоим становилось спокойнее, а после субботы, проведённой с кучей свитков по школьным делам, из лавки Горбина и накопанной Пожирателями информацией, это единственное, что спасало от нервного срыва. Лейла обладала необъяснимым даром одним своим голосом заставлять Тома в мгновение забывать о тревожных мыслях, а если к этому добавить её внешность, серые глаза и трепетные касания, то недалеко было до опьянения. Конечно, его это никак не привлекало, более того, раздражало, ибо никто не должен был даже в малой степени влиять на Тёмного Лорда одним своим существованием. Но он устал избегать этого и просто принял за факт, что Лейла стала его первым и последним исключением. В этом не было ничего плохого, у ведьмы Том стал тем же. Радость, когда он понял, что та оттаивала и становилась настоящей только с ним, была беспредельной, Том даже пугался, ибо никогда такого не испытывал.  — Я уже знаю, что ты не захочешь отвечать и разозлишься, но я попробую, — Лейла бросила в его сторону короткий взгляд и, удобнее перехватив руку, прошептала: — Хотел бы ты, чтобы мама осталась жива? — и прежде, чем настроение Тома упало в бездну, она тут же осторожно добавила: — Просто ты говорил, что не сможешь понять мою историю до конца. Не знаешь, каково это — сидеть в плену, сражаться на мечах и вообще всё это проходить… но, хоть мои родители умерли слишком быстро, они успели научить меня немногому в жизни. Подарили мне много любви, а я всё равно оплакивала их почти столетие. Поэтому в данной ситуации ощутить, каково это — вовсе вырасти таким без родителей, я не могу. И, если ты мог бы рассказать, я бы с удовольствием послушала. Всеми нашими целями и мечтами движут какие-то происшествия, твоими тоже. Я никогда не поверю, что ты решил стать бессмертным просто так — да даже одного страха магловской войны недостаточно. И мне кажется, это как-то касается твоей мамы. Только будь со мной честен, прошу: я не буду использовать это против тебя. За всё это время не помешала же твоим планам. Ни разу…  — Почему? — резко спросил Том и нахмурился, ни разу не задумывавшись о таком.  — Потому что ты бы меня не послушал? — пожала плечами та. — Потому что ты явно бы что-то заподозрил и узнал бы всю мою суть намного раньше, чем это произошло в реальности? Если ты что-то решил, тебя уже никто не остановит. К сожалению. Да и кто я такая, чтобы тебе указывать.  — Тогда в чём заключается твоя поддержка? Касательно моих целей и стремлений. Вставать на мою сторону не хочешь, сражаться не собираешься, сюда не полезла и…  — Ты же помнишь, что через два месяца наши пути навсегда разойдутся? — и снова Лейла жестоко ударила его по лицу правдой, о которой он никогда всерьёз не думал. Точнее просто не хотел, был занят другими делами и постоянно откладывал это на потом. А это потом пришло настолько неожиданно, что на несколько секунд выбило его из колеи. Ведьма же ни капли не смутилась и, потянув Тома вперёд, продолжила: — Соответственно, после школы поддержка будет только ментальной, и сейчас, как ты и просил, я просто рядом с тобой. Скажешь, я уйду и не вернусь, что же мне, пиявкой к тебе прилипнуть до конца дней, — она усмехнулась и тут же посерьёзнела, прочистив горло. — Ну а потом… Я буду каждый день просить Бога, чтобы ты не ступил на путь жестокой и кровавой войны.  — То есть в будущем она всё-таки развязалась?  — Без понятия.  — Врёшь.  — Вру, — улыбнулась ведьма и, выдержав паузу, добавила: — А ты делай, что считаешь нужным. Захочешь захватить Министерство — захватывай, решишь создать огромную армию — пожалуйста. Убьёшь всех маглов — этого я тебе не прощу, но тебя это не остановит, так что милости просим. Делай, что считаешь нужным, мне всё равно, — Том ненавидел этот безжизненный тон и такие фразы — его начинала жестоко терзать и пожирать совесть, а это было унизительно! Он закусил губу и услышал тихий голос над ухом: — Но только с условием, что ты выйдешь оттуда живым. В своём нынешнем теле, с нынешним характером и мозгами. Иначе никак. Так ты расскажешь? Он отвернул голову в другую сторону и стиснул зубы, вынуждая себя не сжать кулаки, чтобы не сломать ей руку. Том неосознанно раздражался: Лейла никогда не была так открыта. Сейчас же она даже не прерывалась, чтобы не взболтнуть лишнего. Просто говорила прямым текстом, рассказывала об ужасным для большинства планах тихим, мягким голосом, ещё так нагло и уверенно требовала чего-то взамен, а Тому… У него даже слов не находилось. Когда тишина затянулась, рядом раздался тихий вздох, и опять он увидел разочарованный взгляд и натянутую улыбку, мол, ничего страшного, если боишься рассказывать. Сожаления ему ещё не хватало, особенно от ведьмы.  — Если бы мать была жива, мне бы не пришлось проводить детство в обглоданном магловском приюте. Вероятнее всего, это больше всего повлияло на моё взросление, но я ни капли не опечален: без этого опыта я бы не научился разбираться в людях, не набрался бы столько самообладания, терпения и уверенности. Когда ты понимаешь, что своей странностью пугаешь бедных маглов до полусмерти, учишься искать в этом выгоду. И я научился, более того, смог превратиться в главный авторитет, — неспешно растягивая слова, заявил Том и неожиданно для себя задумался, вспоминая минувшие дни детства. — Если бы Меропа… её так звали, — нервно пояснил он, заводясь, но быстро смягчился, стоило Лейле с искренним пониманием улыбнуться ему серыми глазами. — Если бы она выжила, я бы смог узнать гораздо больше с самого детства. Про свой чистокровный род, про связь со Слизерином и змеями — про всё. Мне не пришлось бы остерегаться себя же, не пришлось прятать магические способности. Всё было бы легче. Но именно она не захотела сражаться за свою жизнь и померла без единой мысли обо мне!  — Том…  — Чистокровная волшебница влюбилась в магла и оказалась настолько жалкой, что стала поить его Амортенцией, по-другому он на неё бы даже не посмотрел, — с диким отвращением, будто на языке скопилась грязь, зашипел он и плюнул в сторону. — Она осквернила весь наш род и сделала меня копией паршивого отца! Я отомстил. Да, я потрясающе отомстил ему за то, что так поступил с матерью и оставил её с ребёнком одну. Но виновата в такой судьбе только она, и я ненавижу её. Потому что она сначала делала, а потом думала. Она не хотела меня, раз не боролась, значит, и мне она тоже не нужна. И я никогда не желаю повторять её судьбу, сгинуть таким жалким способом из-за магла мерзко и низко. Что ты так на меня смотришь?!  — Смерть — это не слабость или магловский порок, — разгорячённый Том резко повернул к ней голову и громко выдохнул, наткнувшись на спокойное, безмятежное лицо. — Если ты так считаешь, то оскорбляешь эльфов и волшебников, то есть, самого себя.  — Поясни, — она прикрыла глаза и, тихо усмехнувшись, покачала головой.  — Ты же помнишь, что Гэндальф спустился с небес, где был просвещён в святые существа и помощники Бога? Но даже он всегда говорил: смерть — лишь начертанное всем продолжение пути. И обойти её не в силах никто. Ты говорил, что наследство твоего рода уже давно было истрачено, а последние родственники почти не работали. У твоей мамы не было денег на роды, но она хотя бы дошла до приюта и отдала в надёжные руки. Может, не в самые тёплые и добрые, но это гораздо лучше, чем оставить тебя плакать на улице. Я не знаю, какой была Меропа, не знаю её настоящих побуждений, целей и желаний, но винить её у тебя нет права. Она выносила тебя, родила здоровым и полноценным, обаятельным парнем. Минимум за это ты должен сказать спасибо. Кого она полюбила, каким способом привлекла внимание и как устроилась в жизни — не твоё дело, ты ни в чём не виноват и не обязан повторять её судьбу. Именно поэтому бояться смерти только из-за представления, что с тобой произойдёт что-то похожее, не следует. Каждому из нас отведено столько времени, сколько нужно, и менять божьи правила нельзя. А если решишься бросить ему вызов, то цена будет огромной. Так с тобой и произошло… ладно, всё, я замолкаю и не вмешиваюсь в твои соображения, — она помотала головой и двинулась вперёд, но Том незамедлительно сжал её руку лишь крепче и тихо произнёс:  — Говори. Мне нравится тебя слушать.  — Конечно, это же единственная тема, которая тебя волнует, — усмехнулась ведьма.  — Это не так.  — Ой, да ладно, — она махнула рукой и, выдохнув, запрокинула голову к небу. — Ты обретёшь бессмертие, уже обрёл, просто не остановился на двух крестражах и решил удивить весь мир, но в итоге потеряешь себя, свою силу и рассудок. Том Марволо Реддл — полукровный восемнадцатилетний подросток, который храбрее, хитрее и могущественнее многих взрослых. У него свои поклонники, которые им восхищаются, учителя восхваляют, фанаты толпами носятся хвостом, готовые расцеловать ноги, а у него на уме только цели. При этом этот парень отлично разбирается в любых отраслях, умеет поддержать разговор, смолчать, когда надо, и заговорить, когда следует произвести хорошее впечатление. Он интересуется абсолютно всем и никому не даёт шанса стать лучше него. Реддл жесток, беспощаден, хладнокровен, но никогда не поступит необдуманно — все его действия имеют последствия, ни один час не проходит без пользы, всё в его жизни выстроено идеально. Том еле сдержал улыбку. Он всё это прекрасно знал и всегда был уверен в своём превосходстве — но Лейла… ох, она даже не представляла, что творила с ним, насколько сильное зажигала желание доказывать ей всё это снова и снова. Он чувствовал нужду в этом, сам хотел быть для неё авторитетом. Особенно после тех слов, что ведьма брала пример именно с него. Так и не долго оставалось до возможности показать ей, как могущественна сторона Пожирателей.  — Тёмный Лорд Волдеморт, — её голос резко сорвался, и ведьма тут же прокашлялась, помрачнев. — Тот великий Тёмный маг, о котором грезил Том Реддл. Тот, чьё имя боятся называть, тот, кто собрал сторонников по всему миру и исполнил детскую мечту прославиться. А дальше что? — его лицо резко вытянулось, и последующие слова, произнесённые ледяным, неживым тоном, оглушили, будто на голову вылили родниковую воду. — Это существо получило желаемое и создало семь крестражей, но какой ценой? Волдеморт — это помешанный на своём величии и бессмертии… не человек, а просто существо. Это мелкий осколок, отвалившийся от почти состоявшегося взрослого Тома Реддла. Его не уважают, а боятся, потому что любое непослушание или сопротивление карается смертью. Волшебники видят в нём не славного правителя, а кровожадного убийцу и очень редко вспоминают его грандиозные навыки в магии, больше думая об устрашающем облике. Его же мысли заняты только собой и тем, как же сохранить драгоценные крестражи. Если это не безумие, то даже не знаю что, но явно не жизнь.  — Но я ведь добился успеха!  — Не знаю. Нет, я серьёзно без понятия. Ещё ни разу мне не удавалось увидеть твой последний бой, — Том сглотнул и помрачнел, не позволяя Лейле увидеть хоть каплю его эмоций.  — Если ты не видела, не значит, что я проиграю. Я выйду победителем, другого исхода быть не может.  — Как скажешь, — пожала плечами ведьма и невольно загнала его в тупик. Неужели она не верила в него?! — Во всяком случае, ты стал слабее. И из человека превратился в животное, уж извини.  — Это всё можно легко подкорректировать. Я хочу, всегда хотел, чтобы люди меня боялись, так что это только подстёгивает меня работать. Благодаря деталям, которые ты расскажешь, я сделаю упор на свои магические способности и…  — Не мечтай.  — Ты можешь помочь мне не стать Волдемортом, которого видишь во снах. Я знаю, что можешь и глубоко внутри хочешь. Только представь, — начал Том, тепло улыбаясь и гладя её по щеке, зная, как на Лейлу действуют его касания, — мы будем смотреть на один работающий механизм с высоты нашей крепости. И всё будет в наших руках. Я исправлю ошибки, ты сама проследишь, и жертвы в разы уменьшатся. Они увидят меня с нужной стороны, я не потеряю своего характера и амбиций, а людям нравятся уверенные и умные предводители, — но в последний момент, когда оставалось подуть пыльцой надежд и продолжить шептать о возможностях, её глаза снова обрели тёмный оттенок, а туман перестал затягиваться, замерев. — Это в твоих интересах! — вспылил Том и смолк, понимая, что сейчас ведьма треснет от услышанных упрёков и точно уйдёт. Однако вместо этого по лесной опушке раздался бархатный смех, и в серых глазах без маскировки заплясали искры насмешки.  — Нет, Томми. В моих интересах спасти свою землю. И рисковать всем, даже своей жизнью, я буду только ради этого. Стать использованной и брошенной марионеткой второго Саурона я не позволю. Тем более, что ты никогда не отступишь от своих моралей, и результат будет не радостным.  — Не радостным? Я стану первым, кто расколол душу на семь частей, а ты!..  — И ты этим до сих пор гордишься? — она заметно похолодела и, отведя взгляд, немного ослабила хватку. — Пойдём обратно, мне завтра ещё весь день работать.  — Лейла.  — Я не хочу говорить на эту тему, мы уже всё это проходили, — призналась та, когда Том взял её за подбородок, заставив встретиться взглядом.  — Разве? То есть все те слова, когда мы говорили о возможностях бессмертного, были… твоими? Ты основывалась на своём опыте?  — Конечно. А ты так и не понял?  — Понял, просто удостоверился, — заявил Том и недовольно мазнул языком по щеке, сдавшись под её оценивающим взглядом. — Я подумал, ты специально очерняла факт долгой жизни, как бы незаметно пытаясь отговорить меня от этой идеи. Но… почему? Почему ты жалуешься, если эльфам даже не надо напрягаться, вы с рождения получаете этот дар.  — Это не дар, а проклятие, — устало выдохнула Лейла и всё же повела его обратно к школе. — Не могу говорить за всех полуэльфов и эльфов, но мне хватило услышанного от Гэндальфа и увиденного своими глазами. Чем старше эльф, тем больше боли и меньше жизни в его глазах. Воины веками переживают одно и то же: сражения, натиск врагов и мёртвые тела своих товарищей. Владыки столетиями придумывают новые законы, улучшают защиту государства, изучают возможные стратегии боя на войне и главное — после многочисленных потерь учатся на своих ошибках. Но проходит несколько лет, и они, в страхе наступить на те же грабли, наступают на новые. Страх за страхом, пожирающий последние остатки человечности и любых положительных эмоций, потеря за потерей, а ошибок становится всё больше. Да, они набираются много мудрости, славы и уважения, но жизнь уже не кажется такой весёлой. И вздор, если ты считаешь, что это лучший вариант оставаться в живых — даже могущественный король, отвлёкшись на секунду, может умереть от прилетевшей в грудь стрелы жалкого орка. Его будут восстанавливать лучшие лекари лесного государства, регенерация поможет вернуться в строй, да и эльфийская магия всё же сможет сохранить ему жизнь. А если стрелы будет две или даже три? В грудь, в сердце или между глаз? А если кто-то из прислуги будет ежедневно подливать в бокал с вином по капле смертоносного яда, что через неделю внезапно во сне у него откажет сердце или лёгкие? — Лейла была крайне скупа в выражениях, потому что спокойный тон никак не клеился с бурей эмоций в её серых туманах, а в голове Тома тем временем от серьёзного мыслительного процесса медленно рвались струны. Она просто хочет переубедить его, чтобы он отказался от своих целей. Вот только Тома уже ничто не остановит, потому что он уже бессмертен. И рвать душу, пока не будет полностью защищён, он не перестанет, ведьма была ему не указ. Он не сидел в плену, не хранил кольцо, не управлял природой — её опыт на нём никак не отражается. — Есть ли смысл говорить тебе о простых стражниках, лекарях или принцессах? Одни не могут спокойно спать, зная, что к границам надвигается мрак. Другие обязаны просыпаться от каждого шороха раненных пациентов и прикладывать все усилия, чтобы вернуть его к жизни, иначе семьи его не простят. А принцессы… их жизнь описывается в сказках, и кажется, что нет на свете лучше такой судьбы. Распевать песни, гулять по садам, сплетничать, читать стихи, вышивать и танцевать в дорогущих нарядах под взоры лучших воинов, принцев и Владык. А потом, когда это всё надоедает, они влюбляются — и влюбляются беззаботно, всей душой, со всем трепетом. Только не всегда эта любовь взаимна. Все последующие года приходится либо страдать от односторонней влюблённости, либо рвать на себе волосы в надежде, что вторая половинка вернётся с поля битвы живой. И все мучаются… Такая жизнь состоит из маленьких моментов, драгоценных как алмазы. Но представь бесконечное море алмазов: через время они станут бесполезны, так же, как обычный песок. Мы не хотим жить вечно, мы просто не хотим умирать.  — Ложь. Я буду жить вечно, а волшебники будут восхищаться мной, потому что ни у кого никогда не хватит смелости привести своё скрытое желание к действию, — без капли сомнения заявил Том и вскинул голову. — Все они слишком жалки и слабы, рука не поднимется на такое пойти.  — Бессмертие — это смерть всех остальных. Ты будешь наблюдать за тем, как по сотому кругу твои знакомые умирают, твои подчинённые заводят семьи и умирают, их дети встают в твои ряды и тоже вскоре погибают.  — Мне нет дела до чужих жизней, — отрезал он, скрывая очевидный факт, что все её слова — искренние, честные, заставили его забыться в размышлениях. — Моя радость в том, что я создал жизнь, которой добивался. На остальные мне абсолютно всё равно. Ты сказала, что не можешь отвечать за всех. Так значит, да и я сам уверен, есть эльфы, которые гордятся своим происхождением, и они счастливы. Я буду в их числе, — Лейла остановилась и с тёплой улыбкой погладила его пальцем по коже.  — Принцесса Арвен отдала своё бессмертие возлюбленному — человеку, потому что она скорее разделит смертную жизнь с ним, чем проживёт все эпохи мира в одиночестве. Эти избранные… счастливы, потому что у них есть, ради чего или кого жить. Это не просто цели, желания или предназначения — это любовь. К делу, к которому лежит сердце, к эльфу, человеку, да хоть гному. В конце концов, настоящая любовь к богу и жизни. И эта сила гораздо могущественнее всех остальных, поэтому она и держит их в счастье. У тебя есть, что или кого любить? — тихим голосом спросила она и еле заметно прикусила губу, а вокруг, казалось, всё замерло и потонуло в искусственной тишине.  — Сколько раз повторять, что я не умею лю…  — Это жалкая отмазка, Том, и ты это знаешь. Любовь равняется заботой, трепетом, страхом потерять, страхом сломать. Она может быть дурманящей, может быть холодной, яростной или блаженной. Если тебя так раздражает это слово, можно заменить его синонимами, и смысл моего вопроса останется таким же. Привязанность, неравнодушие, страсть, слабость, обожание, преданность, уважение… так есть? — в голове застучало раздражения, а потом он резко выдохнул, потупив взгляд, и внезапного осознал.  — Д-да… да, однозначно есть, — Том резко выпрямился, и помимо согревшего жилы тепла на губах расползлась улыбка. Лейла ощутила это — она всегда ощущала его главные перемены в настроении, и сейчас с гордостью за него точно так же улыбнулась. Уверенность вместе с кровью прилила к голове, и, наклонившись ближе к фарфоровому лицу, он прошептал: — Это я сам. Ведьма замерла, поражённая откровенностью Тома. Что уж там скрывать, он сам не ожидал от себя такого, но почему-то после озвучивания этого вслух на душе стало так легко и хорошо. Лёгкие прочистились, и выяснилось, что признаться в этом было не так уж и сложно, даже не унизительно. Лейла прикрыла рот и, сглотнув, усмехнулась.  — Как я могла не догадаться, — они оба коротко улыбнулись, когда на нос Тома свалилась толстая снежинка, после чего ведьма перемялась с ноги на ногу и шмыгнула красным от холода носом. — Идём?  — Идём, а то думаю, Помфри будет не очень рада снова тратить на тебя зелья от простуды, — он плотно укутал её в мантию и, презрительно фыркнув из-за её халатного отношения к своему здоровью, повёл к замку. Возиться с ней он точно не планировал. — И да, со следующей недели у тебя появится расписание тренировок после уроков. Иногда у меня длинные собрания, да и домашнее задание никто не отменял, поэтому в такие дни занятия будут по часу. В остальное время минимум два, места будем чередовать для безопасности, но в приоритете Выручай-комната и твоё любимое логово Василиска.  — Я на такое не соглашалась! — запротестовала Лейла, пытаясь остановиться, и пискнула, когда Том закинул её на плечо.  — Повалишь своей магией меня — сама упадёшь в сугроб, напорешься на корни дерева и сломаешь себе шею.  — Я отлично тренируюсь в одиночку.  — У тебя нет достойного соперника, а надо привыкать играть без поддавков воздухом, — прохладно отчеканил Том, щурясь и пытаясь скрыть удовольствие снова позлить ведьму.  — У меня есть манекены, ты тренировался на них точно так же, как я! И отпусти меня, иначе!..  — Всё, тихо, голова уже от тебя болит, — в спину тут же прилетел нехилый удар кулаком, но Том лишь усмехнулся, довольно облизнув губы, и услышал глухое шипение.  — Ничего не понимаю. Различил только «Ч» и длинную «С». Оскорбляешь?  — Проклинаю.  — Мило, — он прижал её к груди, укладывая на руки, и с насмешкой потрепал взбешённую ведьму по волосам. — Скоро и я смогу, тогда всё будет честно.

*

Том неспешно шёл по тихому коридору и складывал в сумку бумаги. Понедельник выдался как всегда трудным, сил на ужин не оставалось, да и не было желания встречаться с шумными компаниями сокурсников, в красках делящихся ответами по Зельеварению. Ему же не следовало волноваться, Том всегда писал работы на «Превосходно» и экзамены планировал сдать точно так же. Главным было набрать максимальное количество баллов по ЗОТИ, Заклинаниям, Трансфигурации и Истории Магии — именно такие пометки ему дали в связи с педагогическим направлением. И хоть Диппет уже почти принял его на роль нового профессора, оглашать решение не собирался. Томил в бурлящем котле, Тому уже быстрее хотелось услышать точное и громогласное «Профессор Реддл», чтобы вычеркнуть этот пункт плана и начать в темпе готовиться к лету. А сейчас приходилось лыбиться Вилкост, Слизнорту, Диппету, да и прибрать презрение к Дамблдору, показав максимальное милое личико. За этими мыслями он не заметил, как вышел в новый пустой коридор и ударился плечом.  — Будь внимательнее, Том, так и сломать кости можно, — раздался грубый голос с нотой насмешки, и перед глазами всё поплыло. От захлестнувшей с головой ярости он вмиг потерял контроль, и только слова Лейлы о его всегда обдуманных поступках дали шанс нормально вздохнуть и собраться.  — Не составишь мне компанию в разговоре? — не успевший ничего ответить Эйвери оказался в заброшенном кабинете, пока Том спокойно ослабил галстук, незаметно запечатал двери и, развернувшись с короткой улыбкой, указал на пол. — Сядь на колени.  — Ч-что? — оцепенел слизеринец, нахмурившись.  — Садись, садись. Здесь старые что парты, что стулья. Не дай Мерлин ещё сломаешь школьное имущество, — взгляд Эйвери прояснился. Он качнул головой, презрительно оглядев пыльный кабинет, и сощурился.  — Я, пожалуй, постою. О чём хотел поговорить?  — Да так… — вальяжно пройдя вперёд, пожал плечами Том, — о твоём поведении, — он усмехнулся и, выудил палочку, добавил: — И, раз ты не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Эйвери громко стукнулся коленями об половицы и рыкнул, задёргавшись всем телом.  — Реддл, что ты творишь? — как можно спокойнее произнёс он, но глаза — эти зелёные радужки дрожали от страха так, как у Тома челюсть.  — Мне кажется, нам нужно уяснить одну маленькую деталь. Может, несколько, — проведя пальцем вдоль древка, произнёс он и бросил на слизеринца мимолётный скучающий взгляд. — Во-первых, ты больше никогда не сунешься в комнату Харрисон без разрешения. Во-вторых, больше ни разу не оскорбишь её ни наедине, ни при школьниках. И в-третьих, — Том медленно подошёл ближе и, наклонившись к его вытянувшемуся лицу, прошипел: — если подойдёшь к ней в неурочное время и тронешь хотя бы мизинцем, я не только его тебе отрежу, но и сделаю так, чтобы ты не смог встать.  — Значит, она всё-таки не справилась с нахлынувшими эмоциями сама, как делала всегда. Как жаль… Пошла и рассказала всё тебе? — он насмешливо приподнял брови и хмыкнул, не понимая, что прямо сейчас копает себе могилу. Последние дни Том постоянно пытался найти Эйвери после уроков, но увы, тот словно нарочно прятался по углам, как подлая крыса, и не появлялся ни в Большом зале, ни в факультетской башне — Лестрейндж докладывал на постоянной основе без какой-либо лжи, ведь знал, чем это может закончиться.  — Сказала только фамилию, но поверь, мне этого хватило. Последнее время ты стал забывать, где твоё подлинное место, щенок. Я вроде ясно объяснил тебе ещё в прошлом году, что таких трусливых людишек нигде не жалуют.  — И это мне говорит полукровка? — Том на секунду опешил, подумав, не послышалось ли ему. Эйвери же довольно улыбнулся и вскинул подбородок. — Я изменился, Реддл. И если до этого я сам предлагал тебе помощь, хотел снова заслужить твоё уважение, поэтому старался угодить, то сейчас ты мне совершенно неинтересен. Ты опустился в моих глазах: пошёл на поводу у девки, лишь бы ей угодить.  — Я независим. Всегда был и всегда останусь, в отличие от тебя. Не было бы у тебя чистокровного рода, ты бы скитался по замку серой мышью, — с невозмутимым лицом проговорил он и тут же добавил силы физическому Империусу, с лёгкостью усадив слизеринца обратно. Тот заиграл желваками, и грудь его стала вздыматься чаще. — Без понятия, откуда у тебя такие доводы, но Харрисон просто моя вещь. А я ещё в детстве научился беречь то, во что вкладываюсь. Ничего больше.  — Да ну? Я не дурак, Реддл, чтобы не увидеть, как ты ревнуешь её к каждому столбу. Как на зимней вечеринке ты раздевал её глазами, как вообще смотришь на неё через весь Большой зал. Много времени тратишь на девку, хотя всегда уверял, что презираешь всех баб, не находишь странным?  — Трачу столько, сколько надо, тебя это не касается. А то я смотрю, у тебя появился новый объект обожания? — сжав руку в кулак, проскрипел Том, а Эйвери словно поймал золотую жилу.  — О, не волнуйся, приятель, меня такие не интересуют. Якобы смелая, самостоятельная, а на самом деле без магии… без палочки обычная тряпка. Эгоистичная, самовлюблённая.  — Джорджия говорила, что переоценённая… — еле заметно шевеля пальцами, где зарождалось зелёное свечение, шептал Том.  — Ещё как! Слишком много внимания! Причём ты тоже повёлся, ты тоже не исключение, — дерзко хохотнул тот.  — Повёлся?  — Бегаешь за ней и подтираешь сопли, пытаясь угодить.  — Раз ты следишь за ней, значит, тоже что-то хочешь?  — Я просто наблюдаю. Никогда не брошусь за бабой, так особенно за ней, и не стану рисковать своей жизнью.  — Когда же я такое делал? — надул губы Том.  — Отгоняешь других конкурентов, бросаешься к разбивающемуся у её стола стеклу, бьёшься с кругом противником только из-за неё. Ну и подкаблучником ты стал, позор.  — Никогда не был и не буду. Ты, видимо, слепой и не замечаешь, что она в моём подчинении. Или погоди… — он театрально вздохнул и задумался. — Мне сейчас показалось, или тот, кого Харрисон выиграла на дуэли, тот, кому она на глазах у всех дала пощёчину, что-то пискнул по поводу меня?  — Это был нечестный бой, закрой рот и дай мне встать!  — Но ведь Лейла сильная что с палочкой, что со своим даром?  — А кто бы ни был?! — рявкнул Эйвери и тут же беззвучно открыл рот, поняв, как быстро прокололся. Том удовлетворённо отметил, как его лицо исказилось в гримасе злости, и в глазах зародился страх.  — Так значит, ещё один соратник Грин-де-Вальда, — встряхнув пыль с ногтя, без особого удивления подметил он и прочистил горло. — И такой же несдержанный. Щепотка моей магии, и ты уже забываешь держать язык за зубами, — Эйвери резко вскинул палочку, замахнувшись на Обливиэйт, но Том лишь хмыкнул и лёгким махом ладони откинул ту к стенке. — Ты поставляешь ему всю личную информацию о Лейле? Каким образом узнаёшь? Ночуешь под её кроватью или что? Как, отвечай?! Но в ответ Эйвери снова рассмеялся и оценивающе оглядел Тома.  — А если не отвечу, что ты сделаешь? — с вызовом блеснув глазами, прохрипел тот и посерьёзнел. — Убьёшь меня, как обещал? Ох, поверь, поздно. Все знают, кого проверять в случае моей пропажи. Ты под прицелом рода Эйвери, и никто тебе не поможет: ни твой ум, ни хитрость или обаятельное личико. Мои воспоминания о том, как ты по ночам выходишь в Запретный лес, уже давно лежат дома в сейфе в случае доказательств. А ещё помощники Грин-де-Вальда проделали отличную работу, и мы связали несколько моих воспоминаний так, чтобы стоящий в тёмном коридоре ты говорил обо мне очень нелестные слова. Может быть, в школе, где за тебя горой встанут подстилки и учителя из-за образа трудолюбивого сироты-старосты, ты и правда авторитетен. Но за территорией Хогвартса ты, по сравнению со мной и моим родом, никто.  — Поэтому в первую очередь ты рассказал своим родителям обо мне? — равнодушная маска Тома слетела, и ладони резко нагрелись. — Ты боишься меня, Фрэнк. Боишься так, что сейчас отчаянно пытаешься сделать уверенный вид, хотя на самом деле трясёшься от неприятного осознания. Ведь теперь я могу в любой момент пустить слух о стороне, которую ты выбрал. А я никогда такого не делал, соответственно, люди задумаются и будут обходить тебя стороной. Вскроются все твои дела, письма, может и мысли, и считай — ты попал. Твоему начальству явно такое не понравится, и тебя прихлопнут так же, как Пасагалью. Хм, да, теперь понятно, что у вас были за тёрки с первого курса. Не могли поделить обязанности? Бедняги… Ну а теперь, так как тебя, как подлинного труса, не остановит доложить обо всём первому зашедшему, мы сделаем вот так, — Том коротко взмахнул палочкой и, дёрнув бровями, прошептал: — Силенцио. Глаза Эйвери округлились, а рот раскрылся в беззвучном крике. Только он попытался встать, Том дёрнул палочкой, и красный свет ударил ему прямо в грудь. Но такого Круциатуса было недостаточно: от злобы стало трудно дышать, пальцы потеплели, и воздух треснул на сотни осколков. Ослепляющая вспышка пламенными боками коснулась стен, пол сотрясся, и через пелену света он увидел, как у Эйвери из носа хлынула кровь. Его лицо осунулось, побледнело, кожа вжалась в кости, а глаза навыкате налились бордовым.  — Лейла только моя. Мне плевать, что за задание тебе дали, хотя я догадываюсь, ох, теперь я о многом безошибочно догадываюсь! — воскликнул Том с пляшущими в отражении луча демонами в глазах. — Но ты больше никогда не сделаешь ей больно. Ни словесно, ни физически, иначе твой труп не найдут даже родители. Ты полный урод, — хрипел он в бешенстве, смотря на корчащегося от боли Эйвери. Тот трясся, дрыгал ногами и ломал себе ногти, сжимая половицы до крови в пальцах.  — Ты слаб и жалок, потому что никак не мог зацепить простую девчонку и смог привлечь её внимание только спустя столько месяцев, только придя к ней в комнату. И я не дурак, чтобы убивать тебя. Знаешь, — усмехнулся он, добавляя силы и видя, как его чересчур громкий голос в голове слизеринца ломает его. Как Эйвери тянется трясущимися руками к ушам и валяется в собственной крови, пытаясь заглушить слова, — убивать людей без причины нельзя. И хоть ты конкретно достал меня, а причин уничтожить тебя вагон и целая тележка… ничего нет лучше, чем медленно сводить тебя с ума. Вбивать в твою головку, какой ты бездарь, какая ненужная марионетка в руках беспощадного Тёмного мага. А потом мстить: потому что никто не смеет ломать моё имущество, кроме меня самого. Том чиркнул по воздуху ломанной линией, и под порванной рубашкой слизеринца с хлюпающим звуком прорезалась глубокая царапина. Но опять же, он смотрел на содеянное, и этого было мало. Громко дыша, Том убрал упавшую на лоб прядь и дрогнувшей от силы сопротивления рукой прорезал его кожу на руках, шее, ногах и хребте. Тот беззвучно кричал — орал, слёзы хлестали с бледных щёк, а взгляд, полный дикого страха, был прикован к его лицу и не выражал совершенно ничего. Кровь сочилась на рубашку, стекая на пол, и только тогда Том холодно продолжил: — Это за то, что оскорбил её при мне два, три… ух ты, четыре раза. Раз, — губы растянулись в оскале, и Эйвери, последовавший за концом палочки, глухо приложился щекой об пол, — два, — перекатился и стукнулся второй стороной. — Три, — скорчился и закатил глаза, не найдя в лёгких воздуха, — четыре, — и заорал, когда локоть с хрустом на секунду вывернулся в другую сторону. Только тот смог выдохнуть, сплюнув кровь, как Том втянул щёки и бесцветно продолжил:  — Назвал её никчёмной, не заслуживающей заботы, назвал её никем, — из его рта вылетело пламя, и глаза полезли на лоб от неописуемой боли, выжегшей все органы. — Назвал подстилкой и… упоминал ли я, что оскорбил, доведя до желания причинить себе боль? По телу растеклось тепло, пальцы задрожали от наслаждения, и Том прикрыл глаза, открывая Эйвери рот. Оглушающий крик нечеловеческим голосом ударился об стены и потонул в поднявшейся пыли. Том улыбнулся. Широко, довольно и искренне. Вскоре убрал палочку, услышав громкий удар павшего тела об половицы, подошёл к Эйвери и, присев на корточки, взял за загривок.  — Можешь думать, что сильнее её, сколько угодно. Только я выбрал её, а не тебя. Грин-де-Вальд нашёл интерес в ней, а не в тебе. И она всегда будет нужна кому-то — настоящей, со всеми её тайнами. А вот ты — нет. И чтобы ты почувствовал, насколько низко пал, я сделаю последний шаг магловским способом. Представь, тебя добьёт магловский приём, — Том поднялся, брезгливо отряхнув руки, и резко пнул Эйвери ногой в живот. Тот захрипел, сворачиваясь в комок, а он очистил кабинет и по пути к двери добавил: — Лежащих не бьют, но ты с пола никогда и не вставал. А я, как ты выразился, полукровка, без помощи учителей и подстилок сумел подчинить себе факультет и всю школу без особых усилий. Раны при окружающих не видны, вся боль утихнет только утром, так что доброй ночи, Фрэнк. Надеюсь, ты усвоил урок. У тебя есть своё мнение по поводу Лейлы, но держи его при себе. С этими словами он расправил мантию и без оглядки вышел из кабинета, запечатывая дверь с внешней стороны. Вот только облегчения не последовало. Том тревожно осмотрелся и зашагал в сторону своей башни, чётко ощущая, как горло щекочет злость. И это не замедленная реакция или побочный эффект Тёмной магии — нет, просто слова Эйвери задели за живое. Он не был подкаблучником! Он не носился за ведьмой и не подтирал слёзы, только пару раз, но так нужно было! Если хотя бы кто-то думал, что главный в их отношениях не он, а Лейла, то это следовало сразу же исправлять. Она стала оказывать на него слишком много аффекта и влияния, и Том отказывался хлебать из её рук и эту, унизительно большую дозу, которую не потянет. Иначе он снова отстранится от ведьмы и сделает плохо самому себе!  — Ты как раз вовремя, где ты так долго был? Ладно, ты всё равно не скажешь, в общем!.. — Том как по щелчку скрыл бушующую ярость и даже слегка опешил, глядя на взволнованную и кротко улыбающуюся Лейлу. Странным, что она пришла в его комнату раньше его самого, не было — он уже привык и был этому, хоть и не признавал, действительно рад. Его напрягало, что весь день ведьма казалась чересчур тихой и даже какой-то растерянной, вечно оглядываясь или с опущенной головой во что-то врезаясь. Думала над всем происходившим, ибо температура повысилась только на пару градусов. Поэтому улыбка, подрагивающая на её сосредоточенном лице, не только заставляла его нервно сглатывать, но и озадачивала. Опять мысли вернулись к ней!  — Смотри, — Лейла указала на стол и с довольным лицом взглянула ему в глаза. — Я расписала транскрипцию каждой буквы синдарина, чтобы тебе было легче понять их различие. Приписала, какие звуки они издают, где чаще применяются. Немного посложнее, но ты всё сможешь. Нужно начинать с…  — Я занят, — холодно отчеканил Том и сжал челюсть, пытаясь убрать из головы её образ и сосредоточиться на работе. Он и так ограничил встречи с соратниками до двух раз в неделю, чтобы больше времени проводить только с ней. — Собрание с Пожирателями, у нас много дел, — сдавив нижнюю губу, добавил он и скинул сумку, собираясь развернуться. Но глаза не слушались — взгляд невольно очертил лицо Лейлы, и на шею словно нацепили жгучую веревку.  — Точно… — спустя время протянула ведьма шёпотом, и остатки тёплой улыбки медленно завяли, скомкавшись на искусанных губах. Она отвела остекленевший, задумчивый взгляд и стала аккуратно складывать исписанные пергаменты. — Я просто думала не напрягать тебя после отбоя и провести занятие, которое ты поставил, сейчас, пока есть время. А ты не сказал ничего про встречу, и я… иди, я тогда займусь своими делами, как и планировала, — тут же помотала головой Лейла, и снова этот серый, отрешённый взгляд вместе с натянутой, наигранной улыбкой грубо схватил его за глотку и впился когтями в плоть, заставляя менять всё настроение. Он ненавидел это, терпеть не мог, ведь как ведьма так научилась делать? Однако сейчас, после всего увиденного и услышанного за последние пару дней, он был обязан контролировать свои эмоции. Том больше не желал кататься на эмоциональных качелях, а срываться на Лейлу из-за других было просто нельзя. Негласный запрет, который он неосознанно поставил себе, увидев её после недели отсутствия. Том тихо выдохнул и приблизился к ведьме, бегло осматривая сдержанное лицо.  — Я постараюсь закончить быстрее. Хочу начать раньше, чтобы больше времени посвятить обучению и не уснуть от усталости, — он коротко улыбнулся и провёл рукой по мягкой щеке вздрогнувшей Лейлы, наблюдая за её растерянностью. Каждое его касание воспринималось ведьмой по-новому. Она боялась снова подпустить кого-то близко. Даже его — особенно его. В результате Том действительно освободился быстро — особых приказов у Пожирателей сейчас не было, он хотел лишь слышать об их достижениях в тренировках с Тёмной магией и развитии в отраслях, в которые они углубятся после выпускного. Так что, когда он сдержанно закрыл за собой дверь и, устало потерев глаза, обернулся, любые негативные мысли испарились как по щелчку. Книги на подоконнике были не закрыты, с пера на пергамент стекали чернила, а на кровати были разложены исписанные свитки. А ещё на ней в углу спала даже не переодевшаяся ведьма. По комнате разлеталось знакомое сопение, и, подойдя ближе, Том нерешительно замер, без понятия, как реагировать. Лейла поджала под себя ноги и спрятала их в платье: одна рука обтянула талию с кольцом, а второй ведьма прижала к себе подушку. Его подушку, и было совершенно непонятно, что она держала крепче. Пряди дымчатых волосы падали на подрагивающие ресницы, нос забавно вжался в наперник, а между пальцев из стороны в сторону болтался пергамент с объяснениями, где используются новые буквы. Только спустя время, когда Лейла лишь плотнее прижалась к подушке, зажав низ ногами, и листок улетел под кровать, Том осторожно поставил напротив стул, как в ту самую ночь после падения ведьмы из окна, присел максимально близко к блаженному лицу и спрятал её руку в двух своих. Согревая ледяную ладонь, он подпёр подбородок костяшками и, не веря, покачал головой.  — Ты даже не представляешь, что со мной делаешь. Селлитиль… — пробуя имя на вкус, прошептал Том и прикрыл глаза. Пусть Эйвери думает, что хочет, он влияет на неё, она на него, и всё честно. И никаких обещаний. Никакой драмы и ожиданий невозможного. Лейла есть у него, он — у неё. Они просто есть друг у друга: молча, тихо и по-настоящему.

***

 — Ничего особенного? Ничего особенного?! — рассвирепела Лейла, кидая в проклятого змея подушку. — Круциатус, который при твоей силе сводит с ума, Заклятия Чёрной магии, Империус тела и удар в солнечное сплетение! Это, по-твоему, ничего особенного?! Да ты ненормальный, Реддл, а если там сейчас валяется труп, если он не выдержал такой нагрузки?  — Ты заботишься о нём даже больше, чем обо мне. Я ревную, — прохрипел Том и усмехнулся, на локтях нависая над ней с сонным видом. — Значит, из всего рассказа о том, что Эйвери был второй крысой, из всех моих предположений и догадок ты запомнила только это? Жалко. Мерлин, Лейла была вне себя от ярости. Она резко обхватила его бёдра ногами и перевернулась, сев на жёсткий торс и зашипев:  — Я много прошу тебя о чём-то? Нет! Я сначала предупредила, потом и попросила не лезть в наши с ним дела, но ты как всегда всё сделал наоборот! Ты опять забываешь, что я не больная и могу отлично за себя постоять. Всем нам отомстит жизнь, ты не должен ходить на все эти разборки. Мерлин, какой же ты!.. Ты какого чёрта смеёшься? — её лицо вытянулось, и Лейла в шоке уставилась на улыбающегося змея.  — Ты забавно морщишь нос, когда злишься спросонья, — его руки медленно прошлись по бёдрам, большими пальцами залезая под кружевную ткань и оттягивая её наверх, а Том тем временем прикрыл глаза и довольно добавил: — И ещё ты забываешь, что со своими проблемами справиться сама не можешь, и все они переходят в мои руки, соответственно, точно так же касаются и меня. Лейла недовольно фыркнула, прекрасно зная, что он без спроса лезет в её дела и помогает, потом ещё и прося что-то взамен, и повалилась обратно на своё место. Отвернулась от него и дёрнула одеяло, оставив Тома лежать голым под дующим на него со всей силы ветром. Спорить желания не было.  — Я сочту это за «Доброе утро, Том, как спалось?» — усмехнулся он в ухо и, прижавшись ближе, зарылся носом в волосы. — А на самом деле, я жду спасибо. Без меня бы ты этого не узнала.  — Ты ничего толком не подтвердил. Так и неизвестно, каким образом Эйвери узнаёт о моём состоянии и… вообще обо всём, и… спасибо.  — Ну наконец-то, — раздался голос в шею, и Лейла покрылась мурашками, поворачиваясь к нему лицом.  — Думаешь о том же?  — Что Эйвери медленно, почти незаметно всё это время пытался задеть тебя за живое, а в конце, в и так сложный период надавил на все сомнения, чтобы ты сломалась, и Грин-де-Вальду было легче обжиться твоим доверием? Однозначно, — раздались томные вздохи, и Лейла плотно закрыла глаза, отказываясь возвращаться ко всем тревожным мыслям так рано. — Ты же понимаешь, как теперь следует действовать?  — Поставлю защиту от рода Эйвери на свою спальню. Да и на себя не мешало бы, — шепнула она и спряталась от прожигающего её лицо серьёзного взгляда под одеялом. — Ничего ему не говорить, молчать на уроках, молчать за пределами кабинета, не пытаться узнать больше. Избегать любых важных тем за пределами этой спальни, не есть, не моргать и не дышать, слушаюсь и повинуюсь, сэр. Но на самом деле, когда одной маленькой проблемой стало меньше, Лейла даже слегка расслабилась. Хоть они ничего толком не узнали, само осознание, что всё медленно, но уверенно разгребалось, радовало до тепла в груди. Такие дни, когда всё свободное время делилось на тренировки, диалоги с воздухом и водой и разговоры с Томом — долгие, сложные, эмоциональные, но успокаивающие, были действительно необходимы. А с учётом, что и общение с когтевранцами восстанавливалось, и слизеринская компания не теряла сарказма, создавалось лживое, но приятное ощущение, что всё налаживается. Ей хотя бы его удержать на мгновение… Спустя пару дней Лейла наконец-то дописала ответ Белле и, сидя на перемене в кабинете Нумерологии, перечитывала его на наличие ошибок или опечаток. Рядом Абраксас с Робертом непрерывно галдели о факультативе по поводу профессии и жаловались на нудного министерского, после чего вспоминали, как Уизли случайно снёс ему парик, и до румянца на щеках начинали хохотать в кулак.  — Ну вы и сплетники, — заявила она, переворачивая листок и кротко оглядывая слишком весёлых слизеринцев.  — Стараемся оставаться в тонусе. Смех над гриффиндорцами продлевает жизнь, — пояснил Абраксас, расправляя костюм, и тут же похолодел, еле заметно выпятив губы уточкой. — Или так лучше?  — Дураки, — протерев глаза, вынесла Лейла и покачала головой, уже собравшись запечатывать письмо.  — Подожди-ка… — Роберт сощурился и наклонился ближе, скользнув глазами по строкам. — Мне показалось, или там моё имя?  — Тебе показалось, — спокойно сказала она и закрыла конверт, попросив Абраксаса запечатать его сургучом. После чего вернулась взглядом к ожидающему внимания Роберту и добавила: — Там твоё первое имя, второе имя и ещё фамилия. Роберт Корвус Лестрейндж.  — Слышал? Она уже даже так меня назвала, — поиграв бровями, гордо произнёс он и помотал головой. — Ну а теперь серьёзно: кому ты отправляешь компромат на меня? Сидящий рядом Абраксас с прищуром наклонился к конверту и, взглянув на адресата, округлил глаза. А потом ещё несколько раз перевёл взгляд с написанного на Лейлу и, убедившись, что это не сон, закусил губу.  — Ну что я могу тебе сказать, друг. Попал ты.  — Да тише ты, ну зачем! — устало застонала она, как только Роберт негодующе выхватил из рук письмо и бегло осмотрел мелкую строчку. Его карие глаза вспыхнули, рот приоткрылся, и закрученный в прядь палец резко упал на стол.  — Ты общаешься с Белль?! Как долго? Вы знакомы? Ты всё это время знала её, но молчала?!  — Да ты посмотри, как завёлся, — присвистнул Абраксас и цокнул, осуждающе посмотрев на Лейлу. — Ты всё это время молчала?!  — Письмо отдай для начала.  — Не отдам, пока не прочту, — Лейла выразительно взглянула на Роберта, что вскоре смутился и нехотя отдал конверт, тут же загоревшись любопытством. — Тогда читай вслух. И вообще всё расскажи, что за секреты такие, вы общаетесь, а я даже не знаю.  — Если вежливый ответ на письмо с предъявлением, что я лезу к тебе, совращаю и, цитирую: «насильно заставляю её жениха идти на телесный контакт», — это общение, то мы с ней лучшие подруги.  — Я передам Лукреции, она обидится, — начал было Абраксас, укладывая гребнем волосы, когда Роберт шикнул и насторожился.  — Да уймись ты. Я ничего не понимаю, чушь собачья. Откуда она узнала?  — Очевидно кто-то, не буду показывать пальцем, — Лейла без стеснения кивнула в сторону Розье, — нажаловался твоей невесте на меня, и она была вынуждена принять меры.  — И ты мне ничего не сказала? Быстро покажи мне всё, что она написала! Ты не должна быть здесь замешана, это однозначно моя вина, не уследил, — он потянулся рукой за письмами, но отдёрнул руку после лёгкого удара и обаятельно улыбнулся, склонив голову набок. — Ну Лейла.  — Ох, нет.  — Лейла, дорогая моя, — протянул он и сверкнул глазками.  — Я не ведусь на такое, дорогой мой, — убедившись, что печать высохла, без тени улыбки ответила она.  — Мы же друзья.  — Рада слышать.  — Хорошие такие. Близкие… а близкие должны помогать друг другу, — накрыв её руку своей, начал Роберт, игнорируя бегающий от него к Лейле взгляд Абраксаса.  — У тебя что-то болит? Сходи к мадам Помфри. С деньгами, боюсь, не смогу помочь, но ручаюсь за сохранение твоей нервной системы. Что-то ещё?  — Перестань. Я хочу знать её манеру речи, её почерк, и то, как много плохого она тебе наговорила. — О, нет, можешь прощаться с таким желанием. Это женское.  — Лейла, она моя будущая жена! — прикрикнул он, желая показаться серьёзным и убедительным, но она лишь мрачно приподняла бровь и запечатала письмо. Тогда Роберт сделал жалкий взгляд стеклянных глаз, выпячивая нижнюю губу, и попросил: — Ну пожалуйста. Лейла замерла и неуверенно подняла голову, понимая, что перегнула черту и просто играет с его волнением. В качестве извинений она медленно протянула ему первое письмо, после чего пересеклась взглядом с покрасневшим Абраксасом и… громко захохотала. Согнулась пополам, пряча лицо руках, и чётко ощутила, как из недр вытягиваются эти звонкие, уже забытые временем ноты. На лице улыбка, а в глазу слеза от картины надувшегося Роберта. Абраксас под боком улыбается не меньше, и всем троим так всё равно на оборачивающихся сокурсников, особенно на мечущуюся в ярости Розье.  — Ты бы ещё хлопнул глазками как Слизнорт, когда кто-то перед носом забирает последнее песочное печенье, — задыхаясь, хохотал Абраксас. — Больше никогда так не делай, выглядишь, как бездомный пёс, рыскающий в поисках еды. Мать бы увидела, и ты бы правда оказался на улице.  — Понял я, понял, — выдохнул Роберт и улыбнулся. — Но пёс то обаятельный? Лейла несдержанно прыснула, и затаившийся смех полился из неё неконтролируемым ручьём. Стало так хорошо, щёки зарделись, и пальцы впервые за долгое время потеплели. Она невольно прошлась взглядом по задним партам и наткнулась на угольные глаза Тома, который, судя по позе, наблюдал за ней очень давно. Но в них не было ни капли злости или раздражения — более того, взгляд не прожигал руку Роберта, что пару минут лежала на её ладони. Том без каких-либо эмоций посмотрел ей в глаза, после чего коротко улыбнулся и опустил голову в конспекты. И всё: никаких ссор, насмешек и непонятного всплеска эмоций. То мимолётное мгновение, когда он метнулся взглядом к её губам, и вечно равнодушные глаза потеплели, тёмные крапинки заиграли новыми тенями, что-то грубо, но приятно сжалось в её сердце. Он одобрил смех и улыбку. Смолчал, ничего не показал, но она поняла, и от этого вспыхнула лишь сильнее, так что казалось, ничего уже не испортит настроение.  — Мистер Эйвери, мисс Харрисон, прошу. Думаю, вы хотите реванша, — пока под вечер в Дуэльном клубе не прозвучало вот это.