Только ты и я

Плейлист на главу: https://youtu.be/fx5Fxqp7M88

Десятки глаз карабкались по её силуэту, медленно останавливаясь на палочке в руке или глазах. Тишину в огромном зале можно было буквально прощупать — ветер вилял между толпами учеников и морщился из-за чрезмерного напряжения. — Да, мистер Эйвери, если вам так угодно, на время дуэли вы можете снять мантию, — раздался прохладный голос Вилкост, и краем глаза Лейла подметила забравшегося на сцену Эйвери: тот закатал рукава и впервые без каких-либо эмоций принял аплодисменты факультета. Всё его внимание было обращено на неё — он наверняка понимал, что Том всё рассказал, и теперь смысла скрывать ненависть не было. А причин для неё всплыло достаточно: однозначно аристократ не мог простить жалкой полукровке пощёчины, однозначно многое из приказов пошло не по плану, вывести Лейлу на эмоции оказалось намного сложнее, а поймать на шалости в виде небольшого секрета о даре так вообще почти невозможно. Теперь даже фотоаппарат, висевший у Эйвери на шее на четырнадцатого февраля, казался разгаданной тайной: вторгнувшись в её комнату спустя несколько секунд после ухода, он просто желал запечатлеть выраженные стихиями эмоции. Он унижал Лейлу, втаптывая новыми словами в землю, лишь бы щёлкнуть кнопочкой и с гордостью отдать колдографию с доказательствами Грин-де-Вальду. Но и это задание он с грохотом провалил, а если даже Джорджию засудили за малую несдержанность, то интересно было представить, что сделали с Эйвери. Медленно складывая на скамейку мантию, Лейла отвернулась от ожидающей зрелища толпы и устало прикрыла глаза. — Тебе не обязательно это делать, — не отрываясь от книги, заявил Том рядом и перелистнул страницу. — Одно моё слово — и Вилкост поставит тебе другую пару. — Молчи, — не пытаясь сопротивляться событиям, шепнула она и услышала цоканье. — Неужели ты не понимаешь, что ещё слаба? Особенно ментально и… — но Лейла даже не стала слушать. Снова в груди комом стало дёргаться раздражение, навеянное его самовлюблённостью, на что она не сдержалась и на лице проскочило кислое презрение. Ноги тем временем уверенно поднялись на всеми любимый пьедестал школьного цирка, и пара серых глаз нашла его — выжигающий органы взгляд такого яркого, сочного цвета кислых яблок. Разве что вместо сока из глазниц Эйвери сочился один сплошной яд. — Готовы? — сдержанно поинтересовалась Вилкост, открывая огромный журнал и кротко переглядываясь с деканами. Хотя весь урок профессор неотрывно сверлила в Лейле дыру и несколько раз, будто специально, напоминала, что через пару часов состоится занятие в дуэльном клубе — благодаря этому можно было с лёгкостью понять, чьи навыки та хотела проверить. — Конечно, — разлетелось в стороны, и две палочки со свистом дёрнулись к лицам. Лейла слышала размеренное дыхание Эйвери, порой его вздохи даже щекотали шею: они стояли в сантиметрах друг от друга и не моргая вглядывались друг в другу в души. — Тогда напомните нам, пожалуйста, правила боя. — Просто. Обезоружить. Противника, — хором произнесли они и крепче ухватились за палочки, опуская руки. — И никаких? — Никакой Тёмной магии. — Никаких проклятий… — Заклятий… — …и сглазов, — закончила Лейла, улыбнувшись профессору, хотя повторяли они это только себе. — А что главное? — насторожилась Вилкост, выпрямившись. — Без кровопролития, — лаконично завершил Эйвери и, уловив готовность Лейлы, резко крутанулся на каблуках. Взгляд невольно зацепился за Тома, в кои-то веки поднявшего голову, и скользнул к его пальцам, крепко сжавшим корешок закрытой книги — он злился. Ох, злился так, что подстёгивал Лейлу настроиться на этот несчастный бой ещё больше, выведя силу в нужное русло. Однако сейчас главным было не потерять контроль — не потерять здесь себя. Все эти пялящиеся пары глаз, требующие шоу, Эйвери и его действия, а ещё недоверие к Тому, вызванное чрезмерной заботой последние дни, сильно трепали ей нервы, не давая ни шанса на умиротворение. Осторожность и нежеланная готовность в любой момент принять эту правду и всё забыть меняли Лейлу в плохую сторону: смерч ожиданий, осколками валившихся в ноги после разочарования в себе, разрастался и мог в любой момент покалечить. И её, и окружающих. Ещё не развернувшись, она услышала жгущий воздух треск и резко отпрянула в сторону. На месте, где Лейла стояла секунды задымился пол, но новый яркий луч не заставил себя ждать: она вывернулась под углом до кольнувшей спину боли и бросила закрутившуюся вспышку в сторону Эйвери. Если он хотел играть так, то спорить не было смысла — её внутренняя мамаша, которая советовала всем, что нужно и не нужно, вовремя притихла, и стало так всё равно… будет ли этот бой честным, по всем правилам, стояли ли за его спиной и тянули те же струны заклинаний другие слизеринцы, дабы не опозорить факультет второй раз, уже не казалось важным. Лейла просто хотела хорошую оценку, чтобы не разочаровать Вилкост: и лишь глубоко в душе понимала, что приняла его правила только из-за желания выбить из этой крысы всю дурь. Всю мерзость, которой он поил её последние месяцы, а она медленно принимала ту за правду, разбавляя и так весёлые дни часами дурящих сознание размышлений. «На самом деле, он сделал все три шага, ты просто задумалась…» — но Лейла уже не думала об этом. Последней каплей, которая сдерживала её от порыва, стал сам Эйвери. Его глаза буквально выедало холодной лютой злостью, он не скрывался, так зачем ей было строить из себя кого-то? Ей хотелось отомстить. Злость на себя, на то, что повелась на все эти дурацкие провокации, вспыхнула новой силой: обожгла лёгкие и пробралось в самое сердце. Воздух рассекли два искрящихся луча, хлыстнули друг друга языками и испарились, как и всё вокруг. Силуэты цветных макушек поплыли, потонув в картине перед глазами серыми пятнами, знакомые голоса стёрлись с поверхности сознания, и тело пронзило очередным разрядом. Эйвери чиркал палочкой, терзая гладкий воздух, резко выворачивался, уклонялся и уверенно ступал вперёд. Движения были грубыми, угловатыми, но скоростными и сильными, челюсть до боли сжата, а пальцы впились в древко так, что на руке проступили вены. Заклинания Лейлы с грохотом врезались в его ослепляющие заклинания, вспышки метались по всей сцене, пожирая морды друг друга, пока на лбу у обоих выступила испарина. Половицы скрипели под их шагами, один стеснял второго к обрыву, пытаясь вытянуть палочку, но детский Экспеллиармус здесь уже ничего не решал. И только на секунду Эйвери отвлёкся, дёрнувшись вместе с лучом в сторону, как Лейла разбила зелёную вязкую нить и обмотала его руку Жалящим. Тот шикнул, пока она оправлялась от ударов молнией в грудь, а потом всё завертелось по новой. Непонятные танцы ногами с резкими поворотами и приседаниями сменялись стуком сердца и гудящей тишиной в ушах: палочки трещали и готовы были расплавиться в руках, обугленные искры разъедали глаза, и никто не сдавал позиций. Они дрались не за победу друг над другом — за победу над собой. Такая игра была посложнее, школьная дуэль по сравнению с этим ничто. Со свистом в лицо летели заклинания, тело кололось от попадающих в него лучей, разум туманился, а рыки из-за новых царапин сопровождались аханьями толпы. С томными вздохами и краснеющими от напряжения щеками они терпели боль, трясущимися от силы руками закручивали смерчи, подрывали половицы и падали, отталкиваемые барьерами. Моментами Эйвери с Лейлой подходили друг к другу так близко, что, вытянув руку, могли пробить дыру между глаз. Ветер подцепил два луча, те с треском прошлись друг с другом боком, а потом всё на мгновение стихло. Глаза ослепшего и оглушённого Эйвери заметались по сторонам, он в недоумении приоткрыл рот, пытаясь услышать хруст челюсти, и вжался ладонями в уши. Из горла Лейлы вылетел сдавленный хрип, и дрогнувшие пальцы медленно потянулись к груди. В солнечное сплетение будто врезался увесистый кирпич — влетевшая туда вспышка сжала лёгкие в мелкий комок. Ответно отвернувшись от Эйвери, она прикрыла глаза и стиснула зубы, не позволяя себе согнуться: спина выпрямилась ещё больше, и сплетённые под грудью пальцы вцепились в кожу ногтями, когда звуки вокруг снова начали доходить до слуха. Спустя пару минут под общий шёпот со смешками Лейла почувствовала, как напряжение спало, и смогла нормально вздохнуть. Громкое дыхание разносилось с двух сторон сцены, и с каждой минутой становилось понятнее только одно — оно ускоряется. — Мерлин, ну и слабачка… — раздался девчачий шёпот с первых рядов, который перебил прекрасно знакомый и обеспокоенный голос Фионы: — Лейла, если плохо себя чувствуешь, заканчивай, — но она не повернулась. Продолжала смотреть на дубовые двери, потому что знала: если посмотрит в сторону когтевранки, глаза поползут к совершенно другому человеку, который всё это время буквально убивал её взглядом. Лучше бы сидел, уткнувшись в книгу, как делал это весь предыдущий час, а не передавал через связь всё своё презрение. — Ну и цирк устроили… — Фрэнк, тебе не надоело притворяться? Слизеринцем ещё называется… — доносилось с разных сторон, и только в такие моменты Лейла начинала вспоминать, какие людские подростки на самом деле двуличные. Ведь магия Эйвери стала сильнее, что уж скрывать, всегда была, так что в схватке с ним эти зрители были бы уже давно закопаны под землю. — Мистер Эйвери и мисс Харрисон, если вам нужен перерыв, мы можем это устроить, — любезно произнесла Вилкост в другом углу зала. — Есть ещё отличные варианты: либо сдадите на следующем занятии, либо можете сойтись на ничьей. Нам с коллегами важнее всего проверить вашу технику, а не восхвалить победителя. Могу без преувеличения сказать, что ваши навыки улучшились, хотя… молодые люди, вы меня вообще слушаете? — Да спускайтесь уже!.. — Только время тянете, другим тоже оценки нужны, — оба медленно повернулись друг к другу и выпрямились, не спуская глаз. И только Эйвери сверкнул глазами, только тень пала на его играющие желваки и якобы незаметно поднимающуюся палочку, Лейла сорвалась. Кровь забегала по жилам, врезаясь в стены, как бешеная псина, то замирая, так что слышен был только пульс, то срываясь со старта дальше и заглушая всё вокруг. Им надо было обезоружить друг друга? Ну так они как по команде и собрались. Просто через Чёрный Патронус. — Эй, что с ними?.. — палочка Лейлы зашипела серыми искрами: напротив вырос зелёный огненный шар, и внутри всё вспыхнуло. Лучи над их головами разрослись, начиркав в воздухе узоры, они резко замахнулись, и трещащие толстые нити сцепились в бешеной схватке. Волосы вместе с юбкой платья вмиг подлетели, и оглушающий взрыв с визгами повалил школьников на пол. Искрой проскочили лопнувшие молекулы, а находящееся в центре щупальца воздуха развалились, и его лик с возгласами отлетел в сторону, грохнувшись у стены. Но Лейла замечала это лишь боковым зрением — всё внимание было отдано только Эйвери. Только их зрительному контакту, когда глаза высматривали чужие через призму длинного цветного кнута. Они следили. Следили за самыми мелкими движениями, чтобы быть готовыми перекинуть силу в другую руку или уклониться. Лицо жгло от жара пылающего заклинания, их лучи грызли друг друга изнутри, прорезали дыры, лезли ближе, ближе к врагу, чтобы захватить его разум. Счастливые воспоминания, вызываемые для Патронуса, были такими же сильными и в отрицательном ключе, а вкупе с Невербальной формулой чар, заклинания и бурей эмоций творили страшные вещи. С помощью этой гремучей смеси можно было завладеть телом человека и делать с ним, что вздумается. И да, только на короткое время, да, он повторял бы только то, что делаешь ты, но по-другому дуэль не разрешится. Оба это понимали и продолжали выгибать руки, продолжали дёргать палочкой в сторону, в надежде хлыстнуть концом прямо в грудь, и буквально плавить ладонь. Цветные языки лихорадочно бились в агонии, ощупывали скользкий пол, покрытый вековой грязью, и дымились над сценой серыми сгустками. Война с собой выглядела страшно, хоть она и была ограничена школьными рамками приличия. Они же ни в коем случае не знают Тёмной магии. Их лучи стали плеваться осколками, и сжавший в две руки палочку Эйвери пошатнулся, уверенно укорачивая её нить и смещая Лейлу к обрыву. Но только она отвлеклась и невольно взглянула на замершего от шока Дамблдора, будто раскалённая печать впилась в рёбра, и разгоревшийся луч оброс слоями уже яркого, хоть глаз выколи, серого цвета. Дыхание участилось, по спине скатилась капля пота, а Эйвери с рыком вытолкнул руку вперёд, и в глазах его черти заплясали вокруг костра. Последние сгустки воздуха, летавшие вокруг их верёвочной полосы, осыпались прозрачной пыльцой на головы учеников, больше никак ни мешая ситуации, ни контролируя её. Лейла зажмурилась, чувствуя, как на виски давит напряжение, и одновременно с Эйвери упёрлась рукой в пол — ноги медленно скользили к обрыву. Струны магии натянулись и заскрежетали, и в следующее мгновение пронзительное шипение за спиной смешалось с тем, что возросло за слизеринцем. Тёмные нити выбились из лучей и окутали его с Лейлой: над Эйвери вырос огромный зелёный ящер. Когтистый, толстый и озлобленный, тот завилял тяжёлым хвостом и раскрыл пасть, зашипев. Это был его Патронус. И он явно не был похож на гепарда, что бегал у неё во сне после действия кристалла. Когда её эфиопский шакал вышел вперёд, место соприкосновения заклинаний стало метаться из стороны в сторону с бешеной скоростью, пока воздух из-за близости Патронусов нагрелся так, что вспотели ладони. Демонстрируя угрозу, рыжий волк с острыми ушами зашипел и вывернул голову. А потом вытянулся и после резкого прыжка ящерицы впился зубами ей в шею. Они царапались — нет, жестоко драли друг другу кожу и кусались. Ящерица хлыстала его по морде хвостом, пока тот рычал и проходился клыками по чешуе, пачкая рот кровью. Громкое дыхание заглушало колотящееся сердце, и с каждой секундой драка приобретала всё более ужасающий вид. Пока Эйвери засмотрелся на чудесную картину, Лейла с раскалывающейся головой увильнула в сторону и, вывернувшись на краю сцены всем телом, пустила в него разрастающуюся вспышку. Не успев среагировать, он отлетел на пару метров и с грохотом повалился на пол, не сдержав болезненного стона. С минуту стояла гробовая тишина, прерываемая лишь их дикими вздохами, после чего послышался стук каблуков и тихое покашливание: — Мисс Харрисон, спешу напомнить вам, что целью дуэли является… — один взмах, и палочка даже не сопротивляющегося Эйвери улетела в толпу. Вилкост прикрыла рот и, вскинув голову, сдержанно добавила: — Плюс десять очков Когтеврану и Слизерину за кропотливую работу над собой. И плюс пять очков Когтеврану за победу. До этого набивавший брюхо печеньями Слизнорт сидел с застывшей у рта рукой и пялился на сцену. Флитвик растерянно хлопал глазами и переводил взгляд то на Лейлу, то на медленно встающего Эйвери, а Дамблдор с заведёнными за спину руками смотрел в окно. На небо, впервые за долгое время расчистившееся от чёрных облаков. Однако, на удивление, сейчас Лейлу привлекло другое — взгляд Эйвери. Буквально пару минут назад из алых глазниц вытекала липкая ненависть и ярость, а сейчас… за зрачком прятался страх, и не было ничего лучше этого зрелища. Без тени улыбки она громко выдохнула и, раскрыв руки, присела в небрежном реверансе. А потом развернулась, махнув юбкой, и без какой-либо реакции на десятки взглядов вернулась на место в дальних рядах. — Следующая пара: мисс Паркинсон и мистер Уизли. Прошу, — резко всё внимание перешло на них, и слизеринцы разразились хохотом, глядя на неуклюжего рыжего. — Мерлин, — взмолилась Лейла, сдерживаясь от раздражения из-за громких звуков и медленно подбирая свою мантию. Взгляд метнулся к Тому, что стоял рядом и снова, не отвлекаясь, читал — стало даже как-то неприятно. — Не смотри на меня так внимательно. Твои тренировки всё равно продолжатся, вне зависимости от произошедшего, — прохладно сказал он, не отрываясь от чтива. — То есть ты всё видел? — необдуманно ляпнула Лейла и поджала губы, не в силах держать язык за зубами рядом с ним. Но Том не ответил, даже в лице не изменился, поэтому не осталось ничего, кроме как выбить из себя разочарование и спокойно продолжить смотреть на поединки. И только потом, когда объявляли победителя следующей дуэли, Лейла наклонила голову вбок, пытаясь разглядеть конечную дуэли, и замерла. Закрытая книга уже, видимо, давно лежала в руке, пока его мерцающие глаза разглядывали её как экспонат. Только благодаря силе воли она подавила желание посмотреть прямо ему в лицо — но даже так, боковым зрением можно было с лёгкостью заметить, как именно Том смотрел. Не хотелось давать себе надежд и мнимых поводов улыбнуться, но, Мерлин, она же точно знала этот ненормальный, азартный и огненный блеск, потому что выглядела так сама, воздуху вечно приходилось возвращать её в реальность. Это было восхищение. Безмолвное, но неподдельное и даже пугающее — неизвестно, о чём он думал и чего теперь хотел. Тёмные пряди падали на лоб, и тени играли со змеиными, ледяными глазами совершенно по-другому. Черты лица казались ещё более острыми, хищными, и только лицо оставалось прозрачным и невозмутимым. Всегда. Но Лейлу это не страшило — с каких пор её органы связывались узлом от одного этого гнусного комка мрака вблизи, она не знала и, честно, знать не хотела. Её уже ничего не спасало: как можно было одновременно доверять этому змею буквально всю себя и точно так же остерегаться, мысленно рвать когти и бежать подальше от него с закрытым ртом? Ох, если бы Лейла знала, и эта безысходность медленно сводила её с ума от ярости — она не привыкла, что всё идёт не по плану. Что она чего-то не знает. Что она что-то упустила. Рядом раздалось клацанье челюстью, и Лейла, успев перехватить помрачневший взгляд Тома, обратила внимание на Роберта с Абраксасом по другую сторону сцены. Роберт быстро толкнул товарища в бок, мол, наконец-то она их заметила, и расползся в лисьей улыбке. — Ты, — безмолвно произнесли те и синхронно тыкнули в неё пальцем, после чего поднесли руки к макушке и вскинули головы: — Королева. За спинами великого дуэта внезапно показалась Лукреция и, как следует треснув их учебником, раздражённо скрылась в слизеринской толпе, не переставая бубнить под нос явно не самые приятные слова. Их сокурсник не может оклематься, а они поддерживают другой факультет — безобразие! Лейла мрачно хмыкнула и закинула на плечо сумку, считая последние минуты до конца занятия, когда вытянувшийся Том будничным тоном подметил: — Так называемые королевы успевают уклоняться от жалких заклинаний вовремя. И обезоруживают противника намного раньше. — Лучше бы ты так за собой следил, как за своими прекрасными друзьями, — приподняв брови, она грубо мазнула языком по десне и сделала еле заметный шаг ближе. А потом второй, третий, и, на мгновение развернувшись лицом к змею, Лейла надула губы: — Ну прости меня. Надо было послушать тебя и не выходить: я же слаба. Ох, да я безумно слаба, особенно, как ты выразился, ментально. Больна простыми словами, поэтому опозорилась таким жалким выступлением. Так ведь, Томми? — Ты знаешь, что я не это имел ввиду и… — Том не опускал на неё взгляда, искусно делая заинтересованный в поединке вид. Только спустя пару секунд его лицо резко вытянулось, и максимально похолодел: — Том. Это твой максимум. Чтобы такого я больше не слышал. — Иначе что? — густые брови коротко дёрнулись вверх, и не успел он зарезать её взглядом, как всем телом напрягся. Лейла склонила голову набок и с насмешливой улыбкой провела пальцами вдоль его кожаного ремня, отмечая, каким заметным стал кадык. А потом случайно зацепила ногтем горячую кожу под пуговицей рубашки и, закусив губу, шепнула в ухо: — Лишусь тренировок с тобой? Какая жалость, я так опечалена своим поведением, что просто… — Ты забываешь, с кем имеешь дело, — прохрипел он с высоко поднятой головой и еле заметно сжал кулаки. — Непосильная для тебя ставка, не по чину берёшь. — Вся в тебя, мой дорогой Марволо. Вся… в тебя, — коснувшись губами мочки и услышав сдавленный вздох, Лейла отстранилась и как ни в чём ни бывало зашагала дальше. Теперь следовало сделать последнее, чтобы вывести слишком уверенного змея на эмоции — сразу после звонка бежать отсюда, бежать и не оглядываться, и до вечера делать всё возможное, чтобы с ним не пересекаться. Иначе хищник догонит и растерзает, неизвестно только, какой способ выберет. Школьные дни в принципе для последнего курса стали легче и спокойнее, ведь горы домашнего задания исчезли, и осталось два варианта: либо готовишься к экзаменам весь вечер и засыпаешь ночью с мыслью, что окончишь школу с высшим баллом, либо веселишься и засыпаешь с полным осознанием, что выучить программу уже точно не успеешь. Вечеринок в когтевранской стало меньше, они устраивались только по случаю праздников или чрезмерного желания хорошо отдохнуть, и поэтому жизнь старшего курса потекла в тихом и мирном русле. Теперь больше людей проводило время в библиотеке, засиживаясь до вечера, и удивительно, но мадам Пинс ещё никого ни разу не наругала — видимо, сокурсники Лейлы наконец-то научились вести себя адекватно. Хотя бы в месте, где это было необходимо. Она же своих позиций не меняла и вне зависимости от экзаменов продолжала забивать голову всем подряд. Японские слова смешивались с синдарином, описания драконов путались с формулами Медицинских чар, и лишь самая сложная тема медленно раскладывалась по полочкам. Спустя столько бессонных ночей и полного отречения от общества после уроков грех было не разобрать всю округу деревни, где последние года жил Рэйден. Растительность и любые связанные с этим легенды, население, острова рядом — найти всё это и связать оказалось быстрее, когда понимаешь, что именно хочешь узнать. К тому же страшиться спрашивать помощи у мадам Пинс теперь не было смысла — в конце концов это не книги о крестражах или Тёмной магии, а самые простые учебники о Японии. Разве такая милая девушка вздумает использовать это в каких-либо тёмных делах? Мадам Пинс была уверена, что нет, а рушить созданное впечатление Лейла не спешила. Время после дуэли пролетело незаметно, её стало клонить в сон ещё на ужине: но она пересилила себя и смогла расслабиться только после тренировки с Томом, где он стоял от неё предельно далеко, и занятия эльфийским, которые кое-кто так и не желал отменять. Лейла уже сама не понимала, нравится ли ей это или нет — змей начинал схватывать сложный материал всё быстрее и быстрее, во время приёма пищи она не раз замечала между страницами его книг пергаменты. Те самые, с её почерком и описанием часто используемых слов. Становилось приятно, даже губы поджимались, сдерживая улыбку — видеть старательно вчитывающегося в «каракули» Лорда было непривычно. А сидеть вечером и объяснять ему очередное произношение и вовсе в диковинку, и за разговором Лейла не заметила, как оказалась под одеялом. Картинка перед глазами медленно стала темнеть, и под звенящую тишину сознание окутали тёмные шипящие нити. В темноте, подсвечиваемой сотнями светлячков, Лейла оказалась на острове. За обрывом журчала вода, волнами постукивая по камням, пока по другую сторону расстилалось усыпанное цветастыми растениями поле. На другом конце острова виднелся густой лес, по периметру были расставлены уютные маленькие дома, и портил картину лишь громкий ливень с грозой. Ботинки Лейлы захлюпали от грязи на дороге, а ей ничего не осталось как повиноваться ногам и двинуться по прямой к одному из домов. С аллеей посаженных цветов, ковриком для ног с надписью «Вход для всех, кто не рвёт растения», и посаженной соломенной крышей. Зелёная дверь с окнами были изрисованы неуклюжими узорами, а на ступени виднелись краски в виде отпечатанных детских ладоней. Не успела она подойти ближе, под ногами скрипнули половицы и вход открылся. В глаза ударил яркий свет мелькающих свечей, и спустя мгновение глаза вцепились в знакомые силуэты. Пальцы дрогнули, и рот невольно приоткрылся в удивлении: а потом Лейла осмотрелась, поняла, что происходит, и тело сковало от паники. — Где Фиона? — вопрос улетел в стену — ей по-прежнему никто не собирался отвечать. Кевин есть, дети тоже, а где она? Они никогда не расставались, особенно по вечерам, особенно в такую погоду. Но звонкого голоса нигде не слышалось — её не было, как не было и светлой, тёплой атмосферы. Напряжение в доме жгло глаза, и испуганные лица детей, жмущихся к Кевину, говорили об этом лучшего всего. Да, сокурсник однозначно повзрослел: шея вытянулась, скулы с еле заметной щетиной заострились, волосы отросли и потемнели. На пальце появилось золотое кольцо с рунами, что несказанно порадовало, а вот глаза сверкали чистой яростью и перекрывали самую настоящую… боль. Лейла знала, как та выглядела, как искрами летала из одного края радужки в другой, и от этого живот начинал стягиваться узлом. Кевин не должен был познать этого, хотя сокровенные желания всё-таки исполнил, и дети у них с Фионой выросли их точными копиями. Мальчики-близнецы с ярко рыжими макушками держали в дрожащих руках палочки и жались за спиной отца, закрывая младшую сестру. А она была такой маленькой и безобидной по сравнению с ними: выглядывала в расщелину проницательными голубыми глазами, да хлопала ресницами, не понимая, что происходит. Лейле же хватило пары секунд, чтобы разглядеть в тёмном углу развевающуюся мантию и окоченеть на подкосившихся ногах. Сердце сделало кульбит и погналось метаться по груди, потому что она уже отвыкла. Расслабилась и отвыкла видеть Тома в змеином обличии — ночью в своих идиотских и до боли в башке ненавистных кошмарах. — Не волнуйтесь, детки, я вас не трону, — хриплый безжизненный голос рассёк тишину, и малышка крепко сжала руку брата. — Мама говорила, что горшочки дрожат, когда в дом приходит зло, — осторожно прошептала она ему на ушко, дёрнувшись от громкого хохота. — Смотрю, вся семья углубилась в Травологию, — парящая над полом фигура выплыла на свет, и голову Лейлу словно окутало вязкой паутиной. Она не могла и не желала верить, что Том и Волдеморт — один и тот же человек, но сейчас случай за случаем ударяли её по мозгам и окунали в ледяную реальность только сильнее. — Не смей к ним приближаться, — прорычал Кевин, окутывая детей защитным барьером. Но Волдеморт лишь улыбнулся и сделал шаг вперёд. — Советую отвести их в сторону. Ну знаешь, чтобы поговорить наедине, как бывшие сокурсники. — Нам не о чём говорить, я дал тебе ответ ещё пару месяцев назад. — Пап… — тихо позвал его один из близнецов, сильно зажмурившись. — Мой отказ остаётся в силе. — Отец. — Я не примкну к твоей армии. — Пап, он злится, — хватаясь за голову, зашептал мальчик. Кевин резко выдохнул и, не убирая палочки, погладил сына по волосам. — Я чувствую. Атмосфера в доме рушится, нити… они обрываются, их охватывают тёмные верёвки. Он в ярости, я чувствую, и мне больно. — Сэм, терпи, — в слезах шептала малышка, прижимаясь к брату как можно ближе и остужая его алое лицо, — ты должен успокоиться, ты сильный и всё сможешь. — Ух ты, — резко произнёс Волдеморт, и Лейла разочарованно застонала, заметив на бледной морде неподдельный интерес. Тот всмотрелся в лицо Сэма и удивлённо дёрнул бровями. — Твой сын наделён даром чувствовать угрозу… ещё с самого детства, а ты мне так ничего и не рассказал? Жаль. — Сколько бы ты ни предлагал давним знакомым помочь улучшить мир, мы все ясно осознаём, что тебе нужны рабы. Не больше. И мы уж явно живём не ради этого: не ради того, чтобы подтвердить твоë превосходство, — лицо Волдеморта помрачнело и вытянулось, он опустил подбородок и одним взмахом откинул детей к стене. — Монстр! — рявкнула Лейла, и голос тут же сел, когда кулак прошёл сквозь его тело. Этот зверь даже бровью не повёл. — Ты же знаешь, что можешь пожалеть о своих словах, дорогой Уайт? — Ты не посмеешь ничего с ними сделать. Запугивая ценностями, ты унижаешь только себя, — тяжело дыша, Кевин напряг челюсть и удобнее перехватил палочку. — Может, раз ты сделал неправильный выбор, твои дети сделают правильный. Спросить мне с них нечего, так что мне они нужны живыми. Особенно Сэмуайз… — погладив древко, натянул улыбку тот и резко посерьёзнел. — А от тебя, Уайт, я такого не ожидал. Даже авроров уже успел позвать. Думаешь, они тебе помогут? — Не смей угрожать мне в моём же доме! Мой ответ нет, детей я тебе не отдам, и ты знаешь, что раньше времени против тебя я не пойду. Оставь нас в покое и забудь сюда дорогу, Реддл! Сэм сдавленно застонал, падая на колени, а зрачки Волдеморта озверели. — Иначе натравите на меня те листочки? У вас даже ни один эксперимент за все курсы не удался, — он хрипло хохотнул и, наклонившись к детям, прошептал: — Для всех и всегда я буду Тёмным Лордом. Для вас тоже. Вы будете взрослеть на моих глазах, под моей властью и всегда будете помнить, кто обустроил вам жизнь. Следует только знать, что я Волдеморт. И я не позволю никому называть себя иначе, поэтому сейчас вы на примере поймёте, каково это — быть поистине глупым. Его лицо засверкало выступившими венами, бледная рука дёрнулась в сторону Кевина, и прежде чем он успел пустить луч, комнату окутало зелёное пламя. — Кевин! — Папа! — надрывные голоса смешались воедино, и вся картинка вокруг мёртвого тела поплыла. Тишина оглушила. Палочка с громким эхом выпала из руки Кевина, и его лицо покрылось фарфоровыми трещинами. Грудная клетка Лейлы разломилась на несколько кусков, а из горла вылетел лишь сдавленный вздох. Колени стукнулись об холодный пол, а голова затрещала от визгов детей. Сэм забился в конвульсиях у стенки, пока брат с вырывающейся под боком сестрой скрючился рядом, скрывая его от посторонних глаз, и крепко сжал рот рукой. Лейла тоже так делала — тоже впивалась ногтями в щёки и вдавливала все слёзы обратно, лишь бы не дать слабины. Но он ребёнок. Они все дети, чёрт возьми, они не должны видеть смерть так рано! Тем более своего родного отца! А Лейла не должна была видеть смерть своего первого настоящего друга. Который делал ради неё всё, а она для него… ни-че-го. Тишину пробил громкий смех, и фигура Лорда стала медленно удаляться с Сэмом под руку. Чёрные тени подкрались к голой коже и верёвками стали тащить назад. Цветы в горшках вяли, дверь исчезала, и слышались только крики. Дети кричали навзрыд, пытаясь забрать брата, она хрипела, выплёвывая лёгкие, потому что так и не решилась подойти к Кевину, а теперь стало слишком поздно. Лёгкие сжимались и лопались, жёсткие волосы лезли в лицо, а воздух будто сжимал её в маленькую коробку, и всё тело ломило, сознание плыло. А она всё равно слышала крики, в том числе и свои. Потому что по-настоящему близкий человек был бесценнее любого другого, и смерть орка или нападавшего на неё эльфа никогда не сравнится с этим. Лейла осознала всё это только сейчас — слишком резко и жестоко, но по полной программе.

***

— Время — час ночи. Вы все хотите отдохнуть, я здесь тоже долго сидеть не собирался… — спокойно протянул Том и отряхнул тёплые руки об штанину. — Но, Долохов… — камин выплюнул несколько угольков, и спина названного еле заметно дрогнула. Том с усталым вздохом поднялся на ноги и медленно, вальяжно прошёлся вдоль линейки Пожирателей. И все уже такие взрослые, хитрые и умные, ведь учитель-то не промах, но искры страха в глазах он не упускал из виду никогда. Это было словно усладой для тела. — Последние месяца тебе было поручено следить за Эйвери и докладывать мне обо всём, что узнаешь. — Так точно, Милорд, и я клянусь, что рассказывал абсолютную правду, — тут же обозначился Долохов и решительно взглянул ему в лицо. — Верю, — склонил голову Том и резко остановился, — но тогда почему я узнал, что он числится в армии Грин-де-Вальда, только вчера, м? — Чего?! — Эйвери?! Его родители буквально недавно общались с моими и смеялись над теми, кто пойдёт против Министерства, а в результате!.. Простите, Милорд, продолжайте, — сдулся вспыхнувший Блэк, и такая реакция была не у него одного. Малфой с Лестрейнджем удивлённо переглянулись, но смолчали, а Долохов буквально впал в ступор. — Но я честно следил за ним во всех возможных местах и ничего подозрительного не находил. — Помню, ты рассказывал, как Эйвери постоянно писал письма в гостиной. Разве ты постарался их перехватить и прочитать? — Том не дождался ответа и похолодел. — Вот именно, что нет. Ты также рассказывал, что весь прошлый семестр у него продолжались ссоры с семьёй Пасагальи. Неужели они до сих пор не могли поделить игрушку? Сомневаюсь, — он прочистил горло и резко почувствовал напряжение Долохова, выросшее в несколько раз, стоило ему взять палочку. — Я узнал всё это сам. Потратил на него драгоценное время, нервы и силы, хотя не должен был отвлекаться от дел. Ведь это твоё поручение. Но… ты разленился и подвёл меня. То же самое касается и вас, Роберт и Абраксас. Я приказал вам найти Эйвери и вызвать меня когда? В пятницу. Наткнулся я на него сам вечером этого понедельника. Блеклый луч полыхнул чёрными языками и впился в кожу иглами. Голову Долохова окутали порождённые заклятием фантомы, и зрачки его расширились, готовясь выскочить и залить тьмой склеру. Но кроме дёрганий, сжатой до выступившей крови губы и напряжённого лица он не показал ничего — ни звука, потому что знал, что сделает себе только хуже. Только таким способом Том воспитывал в них силу воли и не давал забыть про бесспорное подчинение. Он размял шею, пока через жилы сочилась магия и аура обретала буквально угольный цвет. Он дёрнул палочкой в сторону, и иглы прорезали рубашку Малфоя, а затем и Лестрейнджа. Звуки растворились в голове, Том просто стоял и выжимал из них все соки, улыбаясь нервно сглатывающему Блэку. Сегодня он мог расслабиться. А потом тот резко дёрнулся, хмуро уставившись на дверь в спальню, и сквозь шум заклятия Том тоже услышал хриплый крик. Палочка в мгновение опустилась, и невольно внутри что-то сжалось. — Свободны, — еле заметным взмахом приглушив её голос, заявил он и без оглядки двинулся к лестнице. Только гостиная опустела, дверь распахнулась, и Том вмиг подлетел к воющей ведьме. Из открытого окна, хотя он точно закрывал его, подул пробирающий до костей ветер, а Лейла лишь забила кулаками сильнее, и по её багровому лицу вообще не казалось, что ей хоть капли холодно. На шее выступили испарины, а вздымающаяся грудь натягивала ткань рубашки и пуговицы готовы были отлететь, но Том не стал будить её. Мысли, как паззл, медленно сходились воедино, и чем больше он думал, тем больше восторгался. Перед глазами пролетела вспышка с воспоминанием о прошлой такой ночи, когда она закричала в момент собрания, позже размышления вернулись к зимним каникулам, где она проснулась со страхом в глазах в Выручай-комнате и прервала его тренировку, и всё сошлось. Так резко и неожиданно, что Том тряхнул головой и, вернувшись в реальность, снова услышал оглушающий рёв. За окном сверкнула молния, хлынул дождь, а он поднял её на руки и понадеялся на неслабые объятия. — Лейла, — прикрикнул Том в ухо и прижал ладонь к раскалённому лбу. Её пальцы напряглись, как у дикой кошки: она рвано выдохнула и подпрыгнула, чуть не вылетев из рук. — Это я, угомонись. Он встретился со стеклянным серым взглядом и хотел коснуться лезущих на глаза волос, но Лейла тут же выкарабкалась из хватки, грохнувшись на кровать, и перекатилась на другую сторону. — Что за?.. — раздражённо фыркнул он, на ходу черствея. — Не трогай меня! — зашипела Лейла с бешеным дыханием и попятилась назад, ударяясь спиной об стену. А потом громко закашлялась и, на секунду замерев, завертела головой, переводя взгляд то на мебель, то на него. Её глаза метались по всей комнате и впивались в каждую деталь, словно пытаясь высмотреть что-то, неподвластное увидеть Тому. — Что опять произошло? — попытался мягко начать он, но ведьма неизвестно когда оказалась в ванной и громко захлопнула дверь. И даже так ещё с пару минут Том отчётливо слышал её сбивчивое дыхание и кашель, теперь с некой досадой понимая, что может контролировать ситуацию. Досадой, потому что Лейлу немного жаль — она об этом не узнает. Спустя время, когда звуки воды стали надоедать, Том без угрызений совести открыл дверь и застал ведьму в нижнем белье под холодным душем. Холодным, потому что в ванной от температуры можно было замёрзнуть. Рубашка была скомкана и отброшена в сторону, а она стояла к нему спиной и пускала по телу ледяные струи, плечом прислонившись к стене. Том медленно подошёл ближе, щелчком выключив воду, и без слов накрыл её полотенцем. С неким раздражением отметил синие губы и потерянный взгляд, но точно так же промолчал и высушил одним взмахом палочки. Хотелось увидеть хоть какие-то эмоции на бледном лице, но Лейла снова скрылась под маской. Даже от него. — Где ты был? — резко начала она и дёрнула головой, морщась, но не имея сил сопротивляться его движениям. Она села Тому на колени и затараторила: — Что произошло? С тобой что произошло? Я кричала? Громко? И если громко, то?.. — Тихо, я же вроде не такой страшный, — пригладив дымчатые пряди, прохрипел он в ответ на её недоверчивый взгляд. — Не было ничего. Ты кричала, это да, так громко, что я проснулся. Невозможно не проснуться. — Не может быть… если ты рядом, мне ничего не снится, просто всю ночь тёмная пелена. Не могло это произойти просто так, нет, точно нет! — воскликнула прорезавшимся голосом та и придвинулась ближе. — Марволо. Скажи мне честно, что произошло? — Я спал рядом, куда мне переться в час ночи, если ты снова меня в чём-то подозреваешь? — совершенно спокойно спросил он и приложил руку к бледному лбу. — Ты думаешь, я сам рад проснуться от твоих воплей и ломать голову, думая, что ты там увидела? Так ты ещё и в холодном поту, поздравляю. Ох, Мерлин, ну и иммунитет. Как ты себя чувствуешь? — Безупречно, — Том взял её трясущиеся руки в свои и внимательно проследил за мечущимся по сторонам взглядом. — Очень остроумно сейчас шутить, пять очков за умение находить подходящее время. Эй, — холодно окликнул ведьму он и наклонился к уху, положив руки на её спину: — Это не сон. Мы все живы, спим всё там же, школой по-прежнему заведует старик Диппет. И я могу напоминать тебе об этом сколько захочешь, но так дальше не пойдёт. Есть вариант, как почистить от таких ночей твою память, и при этом сохранить кошмары как воспоминания, — Лейла помедлила, судорожно выдыхая и успокаивая стучащую грудь. Губы пересохли, а между бровей залегла морщина. — Обливиэйт не так работает. — Я в курсе, — от привычного сухого тона её немного отпустило: Том расправил надел на неё новую рубашку и тихо продолжил: — Я никогда не пробовал это делать, но уверен, что сработает, и ты сможешь хотя бы на время забыть всё, что видела. Ты ведь хочешь? — Что за глупые вопросы, Реддл? Конечно. — Тсс, побереги силы, — не моргая смотря в её искрящиеся недоверием и надеждой глаза, он с минуту помолчал и после нужной паузы добавил: — Опять же, это единственное, что за всё время пришло мне на ум… запечатать воспоминания в пробирках, которые при надобности можно будет просмотреть в Омуте памяти, а остатки в твоём сознании стереть. Ты же знаешь, что есть много разновидностей заклинаний и чар по типу Обливиэйта. Они более безопасные: стирают воспоминания либо на определённый срок, либо их отдельные куски навсегда. Дополнительно мы можем добавить в голову чёткую мысль, что у тебя есть пробирки с неприятными воспоминаниями, которые ты можешь в любой момент открыть. — Но этот способ не проверен, — отведя взгляд, задумалась ведьма. — Как ты можешь гарантировать успешное завершение? Вдруг ты захочешь стереть мне всю память? — А теперь подумай над своим вопросом ещё раз и догадайся, есть ли смысл мне это делать? — выразительно оглядев её, разжевал по слогам Том. Он вроде гонялся за девчонкой, полной скелетов в шкафу, а не безвольной куклой, непомнящей своего имени. Лейла недовольно фыркнула, но коротко кивнула и на пару минут замолчала в нерешительности. — Это слишком опасно. — То есть тебя не смущает, что делать это всё буду я? Мои навыки и способности тебя уже не удивляют, так значит? — он приподнял брови и презрительно закатил глаза, отодвигая ведьму подальше. — Единственный вариант в данной ситуации, и ты сомневаешься? Ну хорошо, иди к своему Лестрейнджу и спроси у него, что же посоветует он. — Мерлин, Том… — Он же зельевар, разольёт свои цветные творения по склянкам и будет поить тебя до упаду. Отличный способ, можешь идти объясняться ему прямо сейчас, — Том невольно оскалился, и руки крепко сжались на её боках, ведьма аж зашипела. — Оу, ну у тебя ещё есть магозоолог, правда не знаю, чем он тебе поможет здесь. Присыпку для листочков даст? — Лейла еле заметно вздрогнула и недовольно покачала головой. — Угомонись и не лезь к ним. Это просто… — она протёрла помрачневшее лицо и устало застонала, — слишком неожиданное решение, я не думала так кардинально менять восприятие к этой ситуации. — А что ты планировала делать? Оставить всё как есть и окончательно забыть о сне, чтобы потом не иметь достаточно сил уничтожить твоё?.. — ведьма резко зашипела и прижала палец к его губам. Медленно качнула головой и обеспокоенно подобралась к уху. — Давай немного поаккуратнее с выражениями. Пожалуйста, — Том без лишних слов всё понял и тут же кивнул, смягчившись. Терпение сейчас его очень подводило, а нерешимость Лейлы раздражала, но здесь он и правда не уследил за языком. Последние дни они не разговаривали о серьёзных вещах прямо, только шифруясь и не переходя на личности — хоть Эйвери в такие моменты наверняка находился в другой части замка, настороженность ведьмы никуда не ушла. Да что уж там скрывать, Том сам не готов был случайно проболтаться рядом с ней о своих планах, а то, что патронус у того урода был явно не гепард, заставляло его перепроверять пустой коридор по несколько раз. Казалось, они только разбирались с какой-то проблемой и могли выдохнуть, как появлялось ещё несколько, и всё закручивалось по новой. — Ты меня поняла, — размеренно добавил он и усадил её обратно. — Но ты не можешь сидеть сложа руки и позволять такому ненужному страху забивать голову. Ты ведь сильнее этого. И это не вопрос, а утверждение. После пары минут молчания на её губах дрогнула неуверенная улыбка, и Лейла наконец-то снова подняла на него глаза. — Я всё это время высматривала зелья, которые могли бы помочь не пропускать кошмары в голову, вычитывала про ритуалы… но это, вероятно, действительно единственный вариант, — задумчиво прошептала она и прикрыла глаза. — И всё же нужно время обдумать это. Я не уверена, кажется, уже легче с этим смириться… — Кажется тебе это до следующего внезапного пробуждения в холодном поту, — фыркнул Том и выдержал паузу, осторожно продолжая: — Тебя никто не заставляет отвечать прямо сейчас, это твоя жизнь, тебе с этим мучиться. — А тебе вообще какая разница? — внезапно спросила Лейла. — Я ведь тоже хочу нормально спать, — на автомате ответил он и хмыкнул, чувствуя сладкий вкус победы. В груди приятно потеплело, а значило, что всё её внимание приковалось к Тому. — Ну конечно, куда же без мыслей о себе. И всё же… — То, что с тобой происходит, ненормально, и я просто хочу помочь. Не могу смотреть, как ты ничего не предпринимаешь и убиваешь нервную систему простыми снами… — Простыми снами?! — проглотила негодование ведьма и открыла рот. — Каждый чёртов раз я смотрю не на радугу с единорогами, каждый чёртов раз я наблюдаю за смертями, я вижу и чувствую, когда рядом пролетают заклятия и вижу, как ты с Пожирателями!.. — вся атмосфера спокойствия резко улетучилась, и Лейла, будто оглушённая, отстранилась. — Ч-что? — прошелестела она, поднимая на Тома остекленевшие глаза. — Ты сказал помочь?.. Ты не обязан, а сам хочешь помочь мне? Мне, сразу же не расставляя все точки над «i» и не требуя что-то взамен, как делаешь всегда? — и тут, в самый нежданный момент, Том чётко осознал, как близко подпустил её к себе. Потому что она догадалась. За это время незаметно так хорошо выучила его привычки, что вся его уверенность в контроле над ситуацией вмиг рухнула. Она отпрыгнула на другую сторону кровати и вскочила на ноги, впиваясь ногтями в ладонь. — Я никогда не пыталась изменить тебя, Реддл, — выплюнула та на одном дыхании. — Даже в таком состоянии я далеко не дура: помощь, чистосердечная помощь и ты в одном предложении — вещи невозможные. А ещё твой слишком спокойный тон, готовность на всё отвечать, и трезвые мысли в час ночи… так ещё и идея, которая… бы точно мне понравилась, — её зрачки расширились, и медленно поднявшийся Том еле заметно сглотнул. — То есть настоящее желание помочь теперь всегда будет считаться ложью и позором? — но сгладить ситуацию, надавив на совесть, не получилось. — Ты решил заглянуть в Омут памяти с моими воспоминаниями и узнать будущее, — прозвучал ледяной сиплый голос, и внутри что-то со звоном треснуло. Лейла сдавила губу и с усмешкой покачала головой: — Ну ясно… значит, я всегда была и остаюсь твоим делом. — Нет. — Диковинкой, к которой ты просто не можешь проникнуть в голову, чтобы узнать всё за пару минут и бросить её, — тихим, осмысливающим голосом проговорила она, и Том до боли втянул щёки, притихнув. Ведьма прикрыла глаза и покачнулась, опёршись на кровать, после чего медленно выдохнула и потупила взгляд. — Как же ты мне надоел. В какие-то моменты ты делаешь меня такой уязвимой, что я даже готова раствориться в этом чувстве, лишь бы… — она запнулась и даже после паузы не осмелилась договорить. — А в другое время так сильно пихаешь лицом в грязь, что я задыхаюсь. Почему ты после всего увиденного и услышанного никак не поймёшь, что сама я не пущу тебя в русло, в котором ты утонул в дальнейшем? Придурок. — Что ж, — расшифровав шипение, Том помрачнел и сделал медленный шаг вперёд. — Раз мы честные люди, — она усмехнулась, — и мне больше нет смысла от тебя это скрывать, я отвечу честно. Я слушаю тебя. Всегда. Я помню каждую деталь. Конечно же, всегда. И я всё понимаю. Но ты сама знаешь мои цели. И я от них не отступлю, — серые молчаливые глаза врезались в душу, но не выражали абсолютно ничего. Лейла знала и всегда была готова увидеть полностью голую сторону его сущности, его правды. Не во снах, а наяву. И поскольку весь план расположить её к себе ещё больше провалился, правда лилась с языка ручьём. — И хоть я в любом случае всего добьюсь, твои знания мне не помешают. С твоей минимальной помощью я не совершу ошибок. Сделаю всё идеально, как всегда мечтал, и останусь собой. Мы создадим империю и… — Мне не нужна никакая империя! — А мне нужна, — пожал плечами Том и, сглотнув, продолжил: — Сейчас в школе это всё кажется детским лепетом, но мы уже давно не дети, и за Хогвартсом ничего в моей голове не изменится. Поэтому сейчас я даю тебе время подумать: я всегда даю людям право выбора. У тебя оно тоже есть, причём лучшее из всех возможных. Либо помогаешь чем можешь, помогаешь избежать перемещения в другие облики и спасаешь тысячам невинных людей жизни, найдя аргументы, по которым я не должен их убивать. И тогда я, если захочешь, отпущу тебя. Освобожу от любого бремени и дам полную свободу… — Вот так просто? — Что именно? — Отпустишь? — просипела Лейла, медленно поднимая с пола сумку. Том нахмурился: вопрос был явно глупым, он же всё предельно ясно сказал! Тогда почему взор ведьмы оживился и стал ещё более внимательным? — Я держу своё слово, — кивнул он и менее весело продолжил: — Второй вариант немного другой: я заставлю тебя помочь насильно. И, может, с твоей хитростью я не смогу запереть тебя хоть под десятком слоёв рун… зато смогу одним щелчком превратить твою жизнь в сущий ад. За такую большую ложь и предательство — это минимум, что я сделаю. Ты ведь обещала. Обещала поддерживать. А значит выберешь правильный путь, я уверен. — А нужна ли тебе эта поддержка вообще? — резко выплюнула Лейла и с вызовом взглянула ему в глаза, видимо, уже плюя на все рамки дозволенного. — Ты ведь провозглашаешь себя превосходным гением. Разве тебе кто-то ещё нужен, а? Так, по-настоящему. — Я всё могу сам, — отчеканил Том и спокойно добавил: — Но твоего присутствия тоже не против. Наша связь творит чудеса. Серые блюдца плясали в полумраке комнаты причудливыми узорами. Так и молчали. Стояли и ждали чуда, которого не существует. — Ты сказал, что хочешь мне помочь. Так помоги, всемогущий Томми, — облизнула губы та. — Я хочу, чтобы всё вернулось на места. Чтобы моя, моя чёртова жизнь стала прежней. — Оу, — протянул он насмешливо и хлопнул ресницами. — Ты на эмоциях, и я понимаю. Но это лишнее. Ещё неизвестно сколько Лейла молча всматривалась ему в лицо и пыталась там что-то разглядеть. Но раз оба всё понимали, скрывать свои сущности было бессмысленно. Она должна была наконец-то согласиться и примкнуть к нему, но упрямо отстаивала права и не позволяла ему выиграть. Он уже давно был обязан наложить на неё Империус, но скидывал всё на желание убедить словами и не разрешал себе проиграть в этой битве. В конце концов Лейла собрала вещи и молча двинулась к двери, вызывая в Томе неприличное раздражение. — Ну и куда ты собралась на ночь глядя? — Разрешаешь? — холодно поинтересовалась она, указывая на дверь. И оба прекрасно понимали, что захотела бы — выбила её за секунду. Ведьма просто проверяла его, и не зря. Кровь разъедала жила, к горлу подступал ком, и только из-за рефлексов Том вовремя сжал руку в кулак, не позволяя хотя бы на миллиметр дёрнуться в её сторону. — Иди куда хочешь, — проскрипел он и махнул рукой: дверь открылась и с грохотом стукнулась об стену. — Пойду обдумывать свой план, — внезапно оповестила она. — Детали уже созрели, осталось всё доработать. Это так… вдруг ты будешь искать меня, как делаешь обычно. Портрет задвинулся, и только в груди скрипнула дурацкая нитка, Том дал волю эмоциям. Со стола разом слетели стопки книг, разбилась чернильница, и с громким рыком пнув кровать, он осел на пол. Пальцы скользнули в растрепавшиеся пряди, и в комнате снова стало душно — каждый раз после её ухода хотелось кинуться в окно и утонуть в сугробе. Весь план, которого он придерживался последние дни, с треском провалился. Его старания казаться мягким и спокойным скатились в бездну, и из-за несдержанности Том снова сошёл на лезвие: один его шаг ближе, один её — назад. Он ведь торчал с ней только из-за собственной выгоды, ничего более! Опять вся ситуация висела на нитке, вот только теперь, когда она обросла новой правдой, никто из них не собирался оправдываться. Том не собирался опускаться на колени, пытаясь заново создать впечатление исправляющегося подростка, а Лейла не собиралась верить. — Ну и отлично, — буркнул он под нос, отряхиваясь. — Просто волшебно! Показывай свой характер дальше, мне всё равно, — выпершие на руках вены в мерцающем свете напомнили вены на лысой голове Волдеморта, и Том поспешил отойти от окна. — Мне. абсолютно. плевать. Только, если это враньё раньше успокаивало, сейчас не действовало вообще, лишь больше распаляло. Это было омерзительно, от безысходности хотелось рвать волосы и выть: догнать строптивую ведьму, прижать к стене и вывернуть органы наружу. За хамство, наглость и… просто за все сложности, которые она создавала в их отношениях. И их становилось так много, что Том начинал сомневаться, сумеет ли он удержать их обоих в своих руках. Справиться с ничтожными чувствами и выдержать взгляд серых глаз оказалось сложнее, чем обвести вокруг носа всю школу и обучиться Чёрной магии. Но он всё сделает, и сделает без какой-либо помощи ведьмы. Пусть для начала оклемается и вернёт на улицу привычную температуру. Потому что сейчас по подоконнику стучал ливень, а на окне таял иней. Впрочем, наутро даже Том не был готов увидеть, как замок буквально плавает в лужах от сугробов. Весь день то слепило солнце, то выла метель, ещё недавно замёрзшее Чёрное озеро стало течением уносить ломанные глыбы, а мелкие звери и птицы впервые за долгое время вышли на свет, ближе к школе. Час тишины, а затем окна снова подмораживало, школьники снимали мантии и бегали по лужам, а потом в свитерах жались у каминов. Природа бушевала — не цепляя людей, но это всё равно было заметно, чего не скажешь по Лейле. Том был без понятия, что за ночь так порадовало её или даже восхитило, раз в природе творился полный беспорядок: бесстрастное лицо не пропускало ничего, кроме коротких усмешек в компании Лестрейнджа с Малфоем и Лукрецией. С ним же она словно становилась безжизненной куклой — даже после напоминания о тренировке не послышалось привычного раздражённого вздоха, и она правда явилась в Выручай-комнату в нужное время, и правда работала. Том делал упор на контроль мелких движений и умение колдовать вне зависимости от настроения или эмоций, потому что знал, что людям в его рядах это пригодится. Ей же, в связи с самым приближённым к трону местом, это было просто необходимо: враги пойдут на любые провокации, и готовым к этому всегда не может быть никто. — Ты должна словить напряжение, переходящее из лопаток в руки, и, когда зажмётся нерв, коротко ударить манекен чёрной… — закрутившаяся лента обмотала манекен и в мгновение сжалась. Дерево заскрипело и в мгновение осыпалось на пол ломанными кусками. — Именно так я и хотел сказать. Наступил тот самый момент, когда строгие глаза Тома и по совместительству лучшего дуэлянта школы нашли прежде необработанного новичка достаточно спелым для звания пригодной к бою волшебницы. Ведьма училась быстро, время летело незаметно, а на одно заклинание больше не приходилось тратить по часу. И хоть она всё занятие молчала, не давая ему и шанса подойти ближе, все объяснения схватывались на лету. Конечно, было понятно, что Лейле хотелось быстрее уйти. — Ты могла лучше. Луч задрожал и получился слабым, такой промах может стоять жизни на поле бо… — Два часа прошло, — взглянув на время и быстро завернувшись в мантию, отчеканила та. Том сверил со своими часами и недовольно поджал губы, но комментировать отказался. Была тема и поважнее. — Тёмная магия творит чудеса в прямом смысле этого слова. С ней можно сделать что угодно: отлично защищаться или защищать, можно напугать и отомстить, а главное — выполнить твоё предназначение, — но никакой инициативы для диалога не последовало, и пришлось взять всё в свои руки. — Разве не это верх волшебного мира? — надавил он, придерживая ведьму за руку. Та по привычке схватила его за запястье и отдёрнула подальше от себя. — Без понятия, — донеслось над ухом, и рассердившийся Том взял её за горячий подбородок. — Хватит показывать характер. Не время, не место и не тот человек, меня уже не удивишь. — И не планировала, — отсекла Лейла, отворачиваясь, но он лишь крепче сжал пальцы. — Отпусти. Меня ждут дела. — Мне тоже нужно в библиотеку, нам по пути. — Лучше зайти по отдельности, — впившись пальцами в его ладонь, заявила та и пояснила: — Роберт ждёт меня. — Ты не пойдёшь к нему, — отрезал Том с выступившей на шее веной. — А это уже решать мне, и я решила ещё позавчера. Я согласилась помочь ему с теорией Трансфигурации перед тестом, и он любит приходить на место встречи раньше. Если мы придём вместе, он явно нас увидит и что-то заподозрит. — С каких пор тебя волнует, что подумает этот Лестрейндж?! — Меня? Да я ради тебя стараюсь, — с затаённым в глазах огнём проскрипела ведьма и дёрнула бровями. — У нас же ничего нет, а твой раб разочаруется, если увидит хозяина в компании девушки. Может подумать, будто ты под неё подстраиваешься… Лейла воспользовалась моментом и выбилась из хватки, внимательно уставившись на Тома. А он замер статуей и отказывался принимать услышанное. — Знаешь… ты права, — вытянул из себя Том и помрачнел, — Но об этом должен заботиться я, а не ты. — Можно просто сказать «спасибо за напоминание», — буркнула она и снова двинулась к выходу. — Что, мать его, происходит? — не выдержал он и без лишних касаний остановил ведьму. — Язык, Том. — Почему ты такая холодная? Нет, не так… почему только ко мне? Почему все эти крики, срывы и омерзительное молчание достаётся только мне? Ни Эйвери, ни Дамблдору или Пасагалье… Я могу ждать очень долго, но терпение рано или поздно кончается, и я не побоюсь показать тебе лично, как со мной следует разговаривать. Ты, вероятно, забыла. — Именно поэтому я в любой день предпочту компанию Роберта или Абраксаса, а может и Кевина с Фионой, — стиснув зубы, подвела она резко и неприятно, словно скрипя мелом по доске, — но точно не твою. — Но ты влюблена не в него, а в меня, — проскрипел он максимально гордо и услышал смешок. Лейла сделала ответный шаг ближе и, намотав его галстук на палец, выпятила губы. Том готов был придушить её — ему не нравилась такая гордость и чрезмерная уверенность, очень не нравилась, потому что он не знал, откуда такая взялась. — Вроде ты невероятно умён, но, к сожалению, в этой теме у тебя даже по теории будет «Слабо», — прошептала она разочарованно и выдохнула в шею. — Любовь бывает тихой, а значит жалкая влюблённость ещё тише. Благородные эльфийские принцессы веками плачут от неразделённой любви, а я больше не буду. Дамблдор ударил меня сильнее, чем ты, и мне уже глубоко всё равно на свои чувства. Знаешь почему? «И знать не хочу», — подумал Том. — Без понятия, — но на самом деле сгорал от желания услышать причину. Он громко втянул воздух, на этот раз учуяв запах прелых листьев, и без сомнений придвинулся к ней ближе. — Потому что ощущать их и жить с этим оказалось вовсе не сложно. Даже весело. Я в любой момент могу спрятать их, и никто и никогда не узнает о произошедшем. Признание тоже уже не кажется таким убийственным. Я думала, что буду обязана тебе чем-то, клятвой может, а стало даже легче, потому что ничего не произошло. Может, это была ошибка, и я всё неправильно поняла — тогда у меня ещё будет шанс полюбить того, кто будет ценить меня, а не мои воспоминания, — Тому стало дурно. Непонятно почему, но стало: картина перед глазами поплыла, и в горле запершило. — Я знала, на что шла, догадывалась, что ты не оставишь попыток всё узнать. И честно, я просто жду выпускного, чтобы наконец-то отпустить всё и скрыться там, где меня не найдет ни Грин-де-Вальд, ни ты. Оба чокнутые. Чтобы я так боялась чувств к людскому подростку… Во мне бы всё Средиземье разочаровалось, — хмыкнула она, отпустив галстук и посерьёзнев. — Но я хотя бы могу сказать вам всем спасибо — вы и без крестражей растерзали меня на части так, что мне теперь не больно отпускать кого-либо. Точнее легче, чем когда я только начала ценить друзей. Но давай снова поиграем, раз по-другому жить мы не умеем. Я буду делать всё, как ты хочешь: верить, ходить рядом, спать рядом. Буду такой, какой представляешь меня ты: наивной дурой, которая ведётся на крошки заботы. Перестань морщиться. Я больше не в силах пытаться объяснить тебе, как устроен мир. Ты не веришь, что я готова водиться с тобой, ну и не верь, — бледное лицо ожесточилось, и глаза вспыхнули тьмой: — Уходи и попробуй найти ещё кого-то, кто искренне полюбит такого монстра, как ты. А я, видимо, питаю определённую слабость к граблям, на которые наступаю уже не первый раз. Я не холодная, я живая, если что: просто так легче отвыкать от тебя. Уметь вовремя замолчать и так медленно, но расслабленно отстраняться, чтобы не путаться под ногами. Хочу лишь запомниться твоей самой лучшей марионеткой. Лейла почти сделала шаг, когда замерла и тихо усмехнулась: — И спасибо: ты дал понять мне одну очень интересную вещь — какой бы плохой волшебницей я ни была, я всегда буду сильнее тебя. Потому что не сдохну от гордости, пока буду благодарить, извиняться и честно выражать эмоции. А ещё уметь принимать отказы. — Для чего ты всё это говоришь? Думаешь заставить меня прослезиться после такой речи? — дыхание спирало от ярости, бушующей глубоко в груди. Том начинал видеть правду чужими глазами, и ему становилось… страшно. Страшно, что он никогда не понимал, насколько близко подпустил её. Страшно, что непонятный ком стягивался верёвкой с каждым словом всё туже, и это не поддавалось объяснением. Вечные оправдания зашли слишком далеко, время истекло. И Лейла сама озвучила то, что ему стоило сделать уже давно. — Чтобы для начала ты хотя бы в себе разобрался. Удачи выдержать свои эмоциональные качели, как на протяжении последних месяцев это делала я. Я даже уступлю и переночую где-нибудь подальше, чтобы тебя никто не бесил, и ты нормально подумал. И да… Сегодня ночью ты убил Кевина на глазах у его детей. Раз теперь я играю Лейлу в твоём представлении, буду говорить всё честно, тебе даже манипулировать не понадобится. Только уж извини, ноги целовать не буду, хотя если ты сильно захочешь… — Пошла вон, — прошипел Том, и только ведьма скрылась за стенкой, манекен с грохотом взорвался. Он приходил в чувства так: быстро и резко. Лейла по-другому: она случайно нашлась Долоховым в два ночи недалеко от лазарета. С пустыми флаконами на животе и в руках и мантией вместо одеяла. Услышав перечисленные зелья, Том максимально естественно осел в кресло и залпом осушил два стакана огневиски. Просто идиотка — жаль, от передозировки лекарствами не откинулась прям на месте, Долохов поклялся, что пульс был и она дышала. Том поверил: даже не залез в голову, а спокойно отпустил Пожирателей и ни к кому не прикоснулся. Не потому, что желал ей сладких снов — ему просто было всё равно.

***

Утро после принятия все возможных зелий умиротворения оказалось весьма бодрым. В теле чувствовалась неописуемая лёгкость, и сильные галлюцинации прошли сразу после завтрака, так что Лейла отделалась только головной болью. Немного ещё качало в стороны, но никому не было до этого дела, никого, как и её саму, это не заботило. Главное, что она смогла уснуть без чьей-либо помощи, это уже был прогресс. Хоть что-то затмевало мысли на уроке Дамблдора, который хоть и еле заметно, но глядел на неё теперь только с сожалением. Внутри всё сжималось от ненависти чувствовать с чужой стороны сострадание, потому что она не нуждалась в нём! Да даже, если бы нуждалась, Дамблдор бы стал последним, у кого Лейла искала бы поддержку. Но она смотрела в ответ. Смотрела так, будто хотела увидеть в нём шанс на нормальное существование. Будто всё это он выдумал, несчастно пошутил, и теперь Лейла ждала, что одним щелчком всё вернётся обратно. А потом над ухом раздавался мрачный вздох, и всё возвращалось. И ни дня наедине с природой, вдали от любого из сокурсников… На неделе она так хотела вырваться за пределы школы, что попробовала пересечь барьер под чарами — не вышло. Хлоя рассказывала, как на школьном совете было решено закрыть и вход, и выход со школьной территории, и профессора правда это сделали, наложив ещё несколько слоёв защиты. Уже веселившаяся от осознания своей находчивости, Лейла спокойно расправила платье и вызвала Линти — скрытое от чужих глаз оружие. Её оружие, её помощник, ведь все уже давно забыли материал первого курса, где говорилось, что домовики могут трансгрессировать в любое место и в любое время. Вот только даже Линти спустя пару минут отрицаний разрыдался и искренне признался, что сэр Дамблдор приказал всем эльфам никого не переносить, только с его позволением. Признался также, что «за мисс Харрисон желательно следить тщательнее всего и не дать ей подкупить себя, ведь ученица она весьма хитрая и целеустремлённая». И тогда Лейла захохотала. Громко, несдержанно и искренне, напугав домовика до полусмерти и выбив из него всё живое. Это казалось таким забавным — видеть, как Дамблдор поджимает хвост и просто по-человечески боится, что из-за желания отомстить она решится перейти на вражескую сторону. А она не решится: не было желания мстить, не было желания подчиняться, да и не нужна она уже Грин-де-Вальду. В один момент всё стало как-то проще и спокойнее, а может просто потеряло важность, и Лейла скрыла переживания сама от себя. — Не спится? — не отрываясь от вечерних пейзажей, прошептала она Лукреции. Та проехалась кольцами по перилам и безразлично пожала плечами. — Обычный ритуал последних дней, — она ловким движением выудила из-под мантии полупустую бутылку огневиски и после пары глотков протянула её Лейле. — Спасибо, не пью. По крайней мере, не огневиски. Ты, вроде как, тоже буквально месяц назад была за здоровый образ жизни? — Была, есть и буду. Это для прочищения мозгов после тестов, очень помогает, советую, — помешав жидкость, хмыкнула Лукреция и опустилась на локти. — Уверена, что это из-за тестов? — Ни капли, — хрипло протянула она и поджала губы. Чёрные закрученные локоны упали на руки, и весь образ хладнокровной слизеринки спал как по щелчку. Астрономическая башня, видимо, зазывала только самых отчаянных и потерянных. Лейла тихо опустила грудь и усталым взглядом впилась в блещущие холмы. Ледяной ветер морозил щёки и остужал любой прилив эмоций: неудивительно, почему обе выглядели как потрёпанные временем бездомные. — Ещё пару недель назад мне казалось, что ты обрела своё тихое счастье. Я была так рада видеть тебя улыбающейся, не представляешь, — Лукреция шмыгнула носом и сделала большой глоток, поморщившись. — А сейчас мы стоим здесь, и я даже на трезвую голову не помню, когда последний раз вы оба были настоящими рядом друг с другом. Мне жаль. — Мы оба? Кто?.. — Лейла повернула к ней голову и под насмешливым взором оцепенела. А потом прикрыла глаза и спрятала лицо в ладони. — Ясно, ещё одна. — Такая ты, конечно, смешная, — хохотнула слизеринка, развязывая галстук. — Никто из нас не знает твоей правды, не знает настоящей сущности, потому что ты слишком умело скрываешь информацию о себе. Порой я боюсь, что внутри ты окажешься совершенно другим человеком… и всё же, нравится мне другое: ты держишь всех сокурсников и даже нас — слизеринцев, в неведении по поводу настоящей себя просто безупречно! Зато как легко открываешься Реддлу и думаешь, нет… вы оба думаете, что водите нас вокруг пальца своими каменными лицами, мол вы вообще друг друга не знаете. И да, большинство времени вы правда максимально похожи на профессора Бинса, которого, кажется, не интересует жизнь вообще. Но просто нужно уметь ловить моменты, вот и всё, никаких секретов. Иногда обычные люди видят и знают гораздо больше, чем старые книги или мудрецы. — Смею предположить, я тоже знаю больше мудрецов, раз догадываюсь о причине твоего веселья, — подметила Лейла и получила в ответ скудный кивок. — Ну давай, отожги, дорогая. — Времени с Абраксасом остаётся всё меньше, а предчувствие, что родители дали тебе в мужья другого, ощущается всё чётче. — Бинго! Предлагаю выпить, — сказала сама себе Лукреция и снова томно выдохнула после жгущего язык глотка. — И всё же, ни одна девушка не будет его достойна. Разве что его дочь, если Абраксас захочет. — Он говорил о тебе то же самое, — на губах дрогнула улыбка. — Что никто, кроме него, не заслуживает твоего внимания. — Боюсь, я просто не приму кого-то другого по-настоящему. Абраксас создал в моей голове слишком высокие стандарты, которым я сама не соответствую, и решать эту проблему я не хочу. Вот такие вот мы подростки — эгоистичные и сложные, — саркастично протянула та, укутываясь в мантию. — Чего ты хочешь сейчас? — тихо поинтересовалась Лейла, понимая, что мысли, от которых она убегала, снова засеяли голову. — Узнать все его секреты: он думает, что я ничего не подозреваю, но каждый раз, когда они с Лестрейнджем, Долоховым и Блэком переглядываются и замолкают, стоит кому-то пройти рядом, у меня в груди всё сжимается, — она поморщилась, всем видом показывая, что не собирается с этим мириться, и осушила бутылку. — Какие-то вечные дела с Реддлом, постоянный шёпот, напряжённые гляделки… я один раз расколола его: поймала их делегацию после отбоя, когда они выходили из гостиной. Ох, это была одна из самых крупных ссор за всё время. Я хотела всё узнать, а он уверял, что незачем волноваться. Когда так говорят, точно понимаешь, что есть зачем. — Верно. Но он тебе ничего так и не сказал? — Конечно. Потому что не хотел втягивать меня в свои мужские дела. Он впервые приказал мне верить ему. Чёртов манипулятор. Но это уже не главное. Самое искренне желание сейчас — это быть с ним рядом и успеть поддержать в нужный момент. — Тогда почему ты здесь? — Боюсь надоесть. Представляешь, слизеринка боится, да и ещё таких жалких чувств, — она выпрямилась и небрежно сплела их пальцы, ставя бутылку под ноги. В тёмных глазах сверкнула яркая луна, и обе невольно переглянулись. — А чего же на самом деле хочет наша когтевранка? М, дорогуша? Открой занавес своей сущности и подскажи, о чём стоит думать? Только давай по- честному: я прекрасно знаю, о ком ты сейчас думаешь. — Ну раз у нас такой потрясающий разговор о сложном бремени депрессивных подростков, мисс Блэк, не грех и свои желания высказать, не так ли? — Потрясающий настрой, мисс Харрисон! — Лейла тихо усмехнулась и спустя время мотнула головой. — Видишь эти склоны? Холмы на другом берегу озера, вне школы, вне законов. Та площадь никому не принадлежит. И я хочу именно туда. Я вообще много чего хочу в последнее время. Увы, такая вот я — ненасытная. — Не ты одна, — погладив по коже большим пальцем, шепнула Лукреция и всмотрелась в холмы. — Красивый вид. Наверняка там хорошо и спокойно. С чего вдруг такая инициатива? — Есть столько всего, чего я искренне желаю сказать. Прокричаться на во-от том склоне, чтобы даже птицы оглохли. А потом более спокойно, хотя кого я обманываю, только эмоциональнее хочу прокричать всё это ему в лицо. Вот только если начну, то больше не смогу остановиться. —Мерлин… почему так сложно сделать всё… нормальным? — Смотря, что в твоём понимании нормально. Может, у тебя свои завышенные стандарты, как вечные подарки в виде дорогих колец, свидания, объявление на всю школу или ночь в одной кроватке? Да что?! — посмеялась Лукреция, толкнув помрачневшую Лейлу в бок. — Мы взрослые люди, я тоже девушка, я тоже часто о нём думаю, кому ты тут пытаешься доказать свою невинность? — Нормально — это говорить, а не орать друг на друга по любому поводу и в порыве злости пытаться зацепить словами, да побольнее. — Ты такая странная, — протянула слизеринка без какой-либо насмешки: так спокойно и внезапно, что Лейла опешила. — Мать всё время приучала меня заводить знакомства с одногодками только на мероприятиях, чтобы потом посоревноваться в деньгах и репутации. И я бы с лёгкостью могла продолжать создавать впечатление, будто в потрясающей дружбе с сокурсницами, которые при деньгах, с чистой кровью и связями — всё по шаблону. Но рядом с тобой я понимаю, что это такой цирк… поэтому и тянет всех лучших слизеринцев именно к тебе. С одной стороны, ты ледянющая! Такая скрытная, равнодушная и раздражённая с людьми. А с другой, такая интересная… тихая, спокойная и порой слишком хорошая. Жаргон не используешь, не пьёшь, не куришь, травку не нюхаешь. Прилежная ученица в общем. Ненавижу, когда не могу раскусить человека: а тебя не могу, но обожаю. Ты сложная и простая одновременно, а ещё умная, что не маловажно, да и вообще первый сорт красоты, вся в меня! — Уже столько раз услышала, что я холодная… я вам что, сосулька что-ли? — фыркнула Лейла и невольно сжала её руку крепче. Смотря на Фиону, она восхищалась её целеустремлённостью, смотря на Хлою — ответственностью, а наблюдать за уверенностью Лукреции без гордости и вовсе не получалось. И эти качества были не единственными, но первыми, что приходили в голову при виде однокурсниц. И глубоко в душе Лейле тоже хотелось это услышать. Хотелось, чтобы первой ассоциацией с ней было что-то, кроме хладнокровия. Она уже поняла, что была чрезмерно мрачной, это, наверное, и выбивало её из подростковой компании, но всё же… Гэндальф наделил её слишком большими светлыми чувствами, чтобы они остались незамеченными. Просто Лейла это прятала и надеялась, что кто-нибудь, да заметит сам. — Считай это комплиментом. Не все умеют контролировать себя и передавать такое спокойствие остальным. Ты успокаиваешь и возвращаешь в реальность. Так бы я сейчас разрыдалась тебе в плечо. Но сейчас ты не обнимаешься, не сочувствуешь, и, слава Мерлину, я не слышу из твоих уст «как я тебя понимаю». Рядом с тобой хочется выпрямиться и оставаться сильной. Главное, не беси меня своими огромными знаниями и всё будет славно.

***

Раздался скромный смех, и последующие реплики уже не казались такими грустными — им становилось спокойнее, высказывая друг другу тревожные мысли неторопливо и честно. Видимо, здесь одному Роберту стало душно и… неприятно. Кружащий по этажу мрак сдавливал горло сильно и вязко, не было сил пошевелиться в углу, где он стоял под крепкими чарами и без лишних вздохов слушал их разговор. Роберт слышал всё — каждую реплику, малейшую ломку в голосе, невесёлые смешки и молчание, и как никогда начинал понимать, как выглядит сожаление. Раньше он этого не знал, потому что не испытывал — вся его жизнь была проплачена, смысла жаловаться на недостаточно большой гардероб или маленькие карманные деньги было лишним. Жалеть родителей, в частности мать, которая театрально падала в обморок, стоило Роберту опозорить их своей точкой зрения, а не навеянной обществом, он тоже никогда не собирался: родители создали из него будущего главу чистокровного рода, он же подправил образ и сделал из себя адекватного человека. Слизеринцы ни в чём не нуждались, из раза в раз лишь посылая Роберта куда подальше, когда он хоть как-то хотел помочь плачевному состоянию. Что Лукреция — с остальными девушками Роберт не общался, что парни. Все были слишком горды, чтобы принять простую человеческую помощь и не превращать это в соревнование. Говорить об окружающих его школьниках или просто других людях не имело смысла, ибо о них он действительно думал в последнюю очередь. В жизни нужно уметь вертеться, это знает каждый слизеринец. От того в любых случаях важнее всего будут собственные чувства, состояние и жизнь в конце концов, и тратить нервы заодно с силами на слабоумных людей было не в его стиле. Роберт прекрасно знал себе цену, так же знал и Абраксас, просто оба предпочитали умалчивать об этом. Не хотелось выглядеть идиотами, не хотелось ничего и никому доказывать: когда люди по отношению к ним зайдут слишком далеко, они сами поймут, что сделали. Но Лейла никогда не переступала границ. Никогда не оскорбляла и не лезла на рожон: и, видимо, этим и сделала его уязвимым ещё больше. Смогла открыть в нём простоту и самую обычную радость, которой он порой даже стыдился. При разговоре с Лейлой всегда появлялось жужжащее в груди ощущение, словно она внимательно смотрела в глаза и уже знала всю его суть, последующую судьбу, жизненные ценности и всё-всё-всё. Нечасто, но Роберт ловил её взгляд на своих жестах, движениях, чувствовал спиной скрытый интерес, когда начинал говорить. Лейла оценивала так каждого, но никак не комментировала, никак не меняла к людям отношение, вообще никаких знаков! При этом знаки появлялись у него — в голове. Она смогла открыть в нём неприсущую лёгкость и умиротворение: и в лёгких, и в мыслях. Будто после вечных передряг с Пожирателями, постоянным волнением перед приказом и болью от проклятий разговоры с ней служили магловской валерьянкой. Когда и как Лейла вытягивала из него, из Абраксаса и Лукреции весь негатив, давая почву для размышлений на последующую ночь, никто не понимал — ни одна догадка, что она ведьма или, чего похуже, какая-нибудь некромантка, не оправдались. А с их связями вычислить это было бы легче лёгкого. Поэтому подругу он берёг, как зеницу ока. И видеть её с Лукрецией на дне, в слабом состоянии Роберту было мерзко — знал ведь, как они ненавидели чувство жалости. Собиравшийся в одиночку посмотреть на холмы, он исполнил своё желание только, когда остался на этаже один. Последующие минуты проходили как во сне: он стоял и прокручивал весь их диалог, мрачнея с каждым словом. Роберт не догадывался о таком, не думал, что такие незаметные вещи на самом деле расстраивают. Лукреция с огневиски в руках, и Лейла, без тени улыбки выливающая в воздух все свои помыслы. Где он такое видел и когда ещё увидит? Гордые души страдают молча. Неразборчивые мысли терзали Роберта последние несколько ночей без права отдыха. То новые письма от родителей, открывать которые сложно морально, то резкие смены настроения у Тома и новые сложные приказы, то внимательные взгляды Дамблдора… Ежедневно его бросало из огня да в полымя, осторожность смешалась со страхом провалиться, веселье и спокойствие в привычной компании теперь сопровождались раздражением. Ему дико не понравилась ситуация с Белль и её письмом, а сейчас всё обросло деталями и со стороны Лейлы, и стало вдвойне неприятно. Их семьи унизили, показали чрезмерно эмоциональными и вспыльчивыми, ибо угрозами в первом же письме не кидаются, а Роберт даже не мог угомонить невесту — не позволено аристократам выяснять отношения через письма. В лицо подул ветер и забрал с собой громкий вздох. Он устал. Физически, потому что тренировался каждое утро в Выручай-комнате, и морально, ведь взрослая жизнь оказалась не такой весёлой, какой всегда казалась. Теперь вся ответственность на нём, отец ожидает великих поступков и презентабельного вида, а мать хочет поскорее познакомиться с Белль. Жаль, они не спросили, чего хочет он. Может, Роберт настолько заинтересовался артефактами и Магловедением, куда отправил его Том, что не собирался покупать себе место в Министерстве? Может, он не хочет жить в поместье, а собирается добиться всего сам и обустроиться в собственноручно построенном домике на краю страны? И главное — может Роберт просто хотел быть счастлив? Не повторить судьбу родителей, живущих вместе по расчёту и для сохранения чистой крови, а почувствовать настоящую поддержку? За каждым мужчиной стоит сильная женщина, а его готовы вести под венец даже без знакомства с Белль. Роберт устало зарылся пальцами в волосы и опустился на локти. В надежде отойти от одних тревожных дум, он пришёл к другим, просто потрясающе! А всё потому, что прочитанные письма не выходили из головы ни на час. Конверт Белль Лейла после долгих споров всунула ему в руки сама: там не было ничего особенного, ему просто было интересно узнать манеру речи невесты и насколько лживым у неё сложилось впечатление о подруге. Но потом он вместе с Абраксасом проследил за Лейлой и, выхватив из лап совы ответное письмо, ни капли не пожалел о содеянном. Это стоило того — все его догадки подтвердились двумя строками, и не передать было ту гордость, которая разлилась по его венам. «Никаких оскорблений в сторону выбора Ваших родителей, но Роберт расценивается мной только как потрясающий друг. Надеюсь, Вы тоже оцените эти качества по всем меркам и обеспечите ему пожизненное счастье, ведь он его заслуживает. Ну и чтобы развеять оставшиеся сомнения, открою Вам небольшую тайну: я не думаю о том, как развратить Вашего жениха, потому что мысли мои заняты совершенно другим молодым человеком». В принципе, после этого можно было сминать письмо и прыгать в хоровод к Абраксасу. Это не поддавалось описанию, просто не было объяснений, почему именно ему стало так спокойно. Жаль, это продлилось недолго, и Роберт слишком скоро услышал, как всё обстояло на самом деле. Он знал настоящего Тома, не раз видел его в гневе, не раз наблюдал за демонами в тёмных глазах и всегда был уверен — с ним настоящим будет сложно всем, кто даже из кожи лезть вон будет, лишь бы изменить его. Потому что Тёмный Лорд никогда не пойдёт на поводу у чьих-то желаний. Однако всё оказалось ещё сложнее, если даже Лейла, а Роберт был в этом уверен, не пыталась чинить разорванную душу — и всё равно начинала медленно угасать. Да, Том всегда презирал женский пол, любил только внимание с их стороны, но эта дама была его копией, как они могли не поладить?! Дерзкая, хитрая и прямолинейная, а иногда казалось, без инстинкта самосохранения — полная противоположность его фанаткам. Так если все собрания Милорд заканчивал раньше, лишь бы быстрее оказаться рядом с ней, если Лейла доверила ему вытащить из груди стрелу, то в чём заключалась чёртова проблема? Почему Реддл не ценил Лейлу и её внимательный взор? Ведь прикован он всегда был только к нему, и он это чувствовал. Напрягался, вытягивался и в мгновение холодел, но никогда это не комментировал. Желание показать ей своё превосходство и не требовало комментариев. — Господи, — томно выдохнул Роберт, когда голова громко затрещала от перенапряжения. Ну что же, раз от него ждали ответственных поступков, как следует обдуманных и спланированных, пора было приступать к действиям. Может, он начал не со своих проблем из-за боязни провалиться, а может, в нём внезапно проснулся синдром спасателя — никто не узнает ответа, даже сам себе он не скажет. Однако сделка с совестью была заключена, и этим же вечером на столе перед Томом оказалась пробирка с воспоминанием подслушанного разговора. — Не стоит лезть ко мне в голову, Милорд, — устало и даже слегка разочарованно произнёс Роберт, набравшись смелости. Что сказать: Том впервые за всё собрание поднял взор и выразительно оглядел пробирку. — Вы прекрасно знаете, что я не в праве вам лгать. Доброй ночи. — Ну и с чего вдруг такой подарок? — раздался хриплый голос из кресла. — Откуда такая смелость? — Вы приказывали оповещать обо всём, что с ней происходит. Я просто выполняю поручение. Оба понимали, о ком речь и без имени — это уже о чём-то, да говорило. Роберт покинул гостиную старосты и ещё какое-то время молча пялился в окно, думая, сделал ли всё правильно. Но другого варианта не нашлось: сломает ли он этим поступком их хрупкую взаимосвязь или хоть немного поможет занятому делами поважнее Лорду утихомирить лишнюю злобу, было решением судьбы. По крайней мере втереться в доверие Тому, чтобы стать ближним соратником, и хоть как-то помочь Лейле являлось возможным. Одно другому не мешало — только так Роберт смог себя успокоить. Знал бы он, что хрупкую взаимосвязь эльфийка с Тёмным волшебником не могли сломать даже общими усилиями. Знал бы, сколько за этой «лишней злобой» скрывалось ссор, ревности, причём к нему же, и больных слов. В замке вообще всё было скрыто от посторонних глаз. Стены впитывали тишину, пряча в глубине оставленные учениками и учителями секреты, и никто ничего не видел. Ни плачущего в коморке Эйвери, ни стоящего под струями ледяного душа Абраксаса, ни тем более Дамблдора, уже битый час сидящего у зеркала Еиналеж*. Слишком много тайн находилось под одной крышей, и рано или поздно одни вытесняли других.

***

Лейла оттягивала рукава рождественского свитера и неспешно прогуливалась вокруг замка. Да, после отбоя, но в этом не было ничего грешного, старшие уже не являлись детьми, чтобы в это время лежать в кроватках. Профессора занимались более важными делами, а лесник, обычно гуляющий у озера, был слишком добр и только рад компании. Потом, правда, пришлось сделать дополнительный круг под чарами и войти в Запретный лес со стороны Хогсмида, но об этом безобидному человеку знать не стоило. С деревьев капал тающий снег, лужи под ногами хлюпали, холод сменился лёгким ветром. Вот так резко и быстро, будто ледникового периода здесь вовсе и не существовало. Она пробиралась вглубь леса и разглядывала всё совершенно по-новому, не зная, как реагировать. Одновременно спокойно, глаза не слепит от сугробов и снега, но так же непривычно и скудно что ли… Лейла готова была думать даже об этом, лишь бы не вспоминать кошмар и все конфликты последних дней. Она чуть не показала Тому, что половину разговора нагло врала по поводу своего безразличия, забылась и слишком пристально засмотрелась на Кевина, а потом и на Лукрецию, чтобы проверить её состояние. В общем всё медленно выходило из-под контроля, и только дети при встречах в коридорах или в Большом зале не давали ей с головой уйти во «взрослую» реальность, наперебой рассказывая о своих беззаботных днях. Им они, к слову, казались чересчур сложными и загруженными, так что «времени на веселье не оставалось от слова совсем». Лейла тихо усмехнулась, забравшись на толстую ветку, после чего удобно опёрлась спиной на кору и всмотрелась в небо. Глаза бегали от звёзд к шелестящим кустам, слух ловил уханье сов, и было тихо, спокойно и хорошо. Никаких скандалов, голосов и волнения. То самое чувство одиночества, которым она когда-то гордилась: когда единственный друг — это природа, и слушать твои проблемы готова только она. Лейла набрала побольше воздуха и замерла, не силясь сдвинуться хоть на миллиметр. Лень взяла своё, усталость взяла своё, но при всём желании остаться на ночь она здесь не могла. Теперь же она специально для змея играла наивную дурочку и должна была соблюдать расписание! Урок по синдарину с его честью отзаниматься, всё о кошмарах и будущем ему выложить на золотом блюдечке, а потом вовремя лечь в кровать с закрытым ртом и время от времени кивать, соглашаясь со всеми его потрясающими идеями. А с учётом, что Лейла наверняка уже припозднилась, и собрание старост уже давно закончилось, пора было возвращаться на землю. Она размяла затёкшие ноги и невольно глянула на Лапту, которую увидела разгуливающей здесь пару минут назад, после чего уже собралась слезать, но резко замерла. Глаза ещё раз быстро нашли кошку, что не заметила её на дереве, и Лейла почувствовала, как последние нервные клетки подрываются внутри фейерверками. Животное в десятый раз повертело мордой по сторонам, а затем вытянулось, и в мгновение на опушке вырос… мужик. На время она забыла как дышать: быстрое моргание обеспечило тёмные размытые круги перед глазами, но его силуэт не пропал. Впервые в жизни Лейла хотела верить, что это галлюцинации, и была искренне готова принять свою поехавшую крышу! Но кошка действительно испарилась на месте, где сейчас стоял именно он. Она вмиг спустилась вниз, не издавая ни единого звука, и сделала пару шагов ближе — чтобы не упустить жертву. Высокий и худой, с ярко-жёлтыми буркалами и сплющенным под кошачью морду лицом, тот тихо присел на корточки и, сунув руку под один их огромных корней, выудил оттуда перо, чернильницу и чистый пергамент. Взмахом руки раскрыл защитный слой и серьёзно принялся за писанину. Посреди леса, на корточках, Лапта, оказавшаяся взрослым мужиком, корячилась между корнями и писала письмо. У Лейлы задёргался глаз, тело пробила неадекватная дрожь, и на момент всё заглушилось воем мыслей. Ярче прежнего заклубилась забытая пустота, и сейчас было явное чувство, будто её выжгли изнутри, будто заставили проглотить горячий уголь из камина. И она вспыхнула. Покачнулась на негнущихся ногах, хрустнув веткой, и тут же привлекла внимания писателя. Тот дёрнул к ней голову и обмер, а потом с ужасом в глазах резко вскочил, и в лицо полетело Защитное. — Инкарцеро! — прорычала Лейла и со всей силы вжала его в дерево, только верёвки скрутили тело. Ногти впились в шею, и он громко зашипел, пытаясь оттолкнуть её куда подальше. Но хватка оказалась стальной, и вскоре на пальцах появилась кровь. — Значит, анимаг с беспалочковой магией? И сколько же у Грин-де-Вальда таких циркачей? — Достаточно, чтобы даже один смог скинуть с себя мелкую девку, — он выбил из руки Лейлы палочку и резко повалил её на землю, вдавив в грязь всем телом. — Это останется моим секретом, а тебе не мешало бы подправить память, — только его пальцы прижались ко лбу, Лейла в мгновение перекрутилась и, с лёгкостью дотянувшись до сапог, приставила к кадыку блеснувший клинок. Анимаг почувствовал: сначала увидел блеск в её глазах, а потом и в полной мере ощутил впившееся в кожу остриё и притих. — Одно движение, и я вставлю тебе это между глаз, — сухо предупредила Лейла и подхватила исписанный рядом листок. «Отчёт за последние дни: 1) Кольцо сняла один раз, но оставила под защитой двухслойных рун, не успел снять чары. По-прежнему его голос вызывает боль в голове, хочется прикоснуться, порой даже надеть. 2) Ночует у того самого Марволо, по разговору с соседкой стало понятно, что тема их отношений до сих пор сложна и неоднозначна. Во вторник сидела всю ночь в своей комнате, в среду под утро обнаружил её у лазарета с флаконами сна. (На заметку: проблемы со сном продолжаются, постараюсь выяснить, о чём кошмары. Может, там действительно что-то есть). 3) Постоянно перепрятывает дневник в моё отсутствие и меняет чары, его вскрытие безуспешно. 4) На факультете про неё ни слова. С друзьями в гостиной не сидит, в спальне сплетни не обсуждает. 5) Выбросов магии нет, признаков не подаёт, дара не выдаёт. 6) Книги читает в библиотеке, о нынешних интересах вслух не упоминает. Сокурсники ни о чём до сих пор не знают. 7) Вместе с Марволо узнала об Эйвери и выбранной им стороне. Не знаю, стоит ли теперь ему ходить забирать мои письма, они могут перехватить его у совятни и вскрыть конверты. P.s — Эйвери планирует отправить деканов на проверку комнат ещё пару раз. Малой может оказаться прав, если она попадётся, её исключат, и защита Хогвартса останется позади». Лейла сглотнула, проводя лезвием вдоль шеи и слыша судорожные вздохи, затем медленно сложила листок в карман и, томно выдохнув, просипела: — Что. хочет. Грин-де-Вальд? — Я думал, ты захочешь узнать, как долго настоящей Лапты нет в живых, но ладно. Вы же с ним уже виделись, он наверняка объяснился, — рыкнул анимаг и снова попытался вытащить руки из-под спины. — Как видишь, он не получил должного и должен был отстать. Что ему нужно сейчас? Не хочешь говорить? — она невесело хохотнула и, поменявшись в лице, сделала на шее глубокий надрез. Тот пискнул, и глаза его заблестели от испуга. — Ему нужно кольцо. А ещё Господину нравится твоя хитрость и смекалка, поэтому ему необходимо иметь в своих рядах под боком такого советчика. Он хочет заполучить тебя раньше, чем кто-либо из наших врагов догадается о твоей сущности. — Это ведь вы? — с нотой отчаяния в голосе перебила его Лейла. — Вы подсунули мне кристалл? Ни Джорджия, ни Эйвери не причастны к этому, потому что у них другой Патронус. — У-у… какое обвинение. Если ты не знала, у анимагов Патронусы в виде животных, в которых они превращаются. — Не всегда. Есть много исключений, не удивлюсь, если в вашем цирке их целая куча. Ваш Патронус, покажите прямо сейчас, — отчеканила она, сгорая от ярости. Анимаг лишь улыбнулся. — А если не покажу? Убьёшь меня? Ну тогда тебе точно никто не скажет ответа. — Знакомо ли вам такое заклятие, как «Мохиминдус»? — он резко помрачнел, а Лейла довольно прошлась языком по зубам и прошептала: — Да, то самое из Чёрной магии. То самое, которое заставляет жертву корчиться от сотни голос в голове, от сотни мыслей людей поблизости. Он впитывает себя чужие эмоции и становится бешеным, не в силах совладать с языком. Его разрывает на части, будто ножницами терзают кожу, его воротит из стороны в сторону, и такое ощущение, будто готов сам на себя наложить руки, лишь бы не мучиться. Из головы жертвы вылетают любые мысли, которые можно и прочитать, и услышать, ибо язык расплетается, и… — Не рассказывай мне теорию, девочка, я и сам её знаю, — поморщился он и попытался успокоиться. — Для начала нужно уметь это делать, а потом уже запугивать. — А с чего вдруг ты решил, что я не умею? — губы Лейлы медленно расплылись в оскале, глаза залились мраком леса, и брови многозначительно приподнялись. Анимаг потерял контроль над эмоциями и подавился, громко сглатывая. Явно ведь знал, что раз у неё есть холодное оружие, запрещённое в школе, то по этому поводу она тоже не врёт. С позволения Лейлы он вытянул руку и, щёлкнув пальцами, вытянул в воздух… рысь. Ту самую искристую, быструю и с острыми клыками. Вот тогда стало по-настоящему плохо. Органы свернулись в мелкий гадкий ком, и все злобные слова с языка разом слились. Она ведь до последнего надеялась, что это не его Патронус. — Почему?.. — Пару лет назад от болезни скончалась моя дочь. В воспоминание о себе она оставила мне свой Патронус. Я его и забрал, — тот помрачнел, а потом резко отбросил Лейлу к дереву и в прыжке превратился в кошку. Белые лапы сверкнули у лужи, и свистнувший нож с треском пронзил еë в хребет. Секунды молчания, и по земле растеклось кровавое пятно. Лапта издала последний вздох и замертво повалилась в грязь, а спустя время и вовсе сгорела в Адском пламени. Лейла не чувствовала ни черта. Ни запаха гари, ни сожаления. У неё просто не было слов, чтобы хоть что-то предпринять. Шмыгнув носом, она устало поднялась на ноги без лишних дум подобрала раскалённый клинок. Хотела спокойно сложить вещи обратно под корень, но не сдержалась и с силой пнула чернильницу, так что она отлетела на приличные несколько метров и треснула. А Лейла пожала плечами и, отряхнувшись, побрела обратно на главную дорогу. — Лейла?! — лезвие взмыло в воздух и почти воткнулось в живот Тома. — Твою на лево, — выругалась она, раздражённо фыркая и пряча клинок в сапог. — Как ты меня нашёл?.. — Какого боггарта ты здесь забыла?! Кто тебе разрешил?! — взревел змей, хватая её за руку. — Почему по ножику стекают капли крови, а ты выглядишь… с кем ты дралась? Кентавры не обитают так близко к школе. Какого чёрта ты опять полезла на рожон в одиночку?! — Будь добр, заткнись и не шуми в лесу, — прохрипела она и уверенно выдернула запястье, быстро удаляясь от человека, чьи нотации сейчас хотелось слушать меньше всего. Немного выбилась из роли, но сейчас по-другому было невозможно, она вернётся в спальню и продолжит игру, она обещает. — Ну и зачем ты меня искал? Не волнуйся, я не умру раньше времени, тебе назло. — Ты всегда приходишь в мою гостиную максимум в двенадцать. Сейчас пол первого, это на тебя не похоже. Что произошло? — перегородив дорогу, сердито начал он. — А почему ты вообще решил, что я к тебе собралась идти? Впрочем… не имеет значения, вот я иду к тебе. А ты нашёл меня в чаще леса, чтобы проконтролировать свою любимую игрушку, — Лейла хмыкнула и почесала колющееся ребро. — Нет, просто потом я буду в ответе за твою пропажу перед… — Проконтролировать, чтобы не напортачила, — понимающе качнула головой она и снова ощутила на себе его дурацкие руки. Но останавливаться не хотелось, тем более нечего было скрывать. — Для этого ведь ты пришёл, не так ли? Залезть ко мне в голову, а потом оскорбить, рассориться, нам же и так драмы не хватает, и взять всё на себя, сделав меня должницей? Или просто снова хочешь напомнить о своей власти надо мной? — остановившись, выплюнула она ему в лицо. Скулы побагровели, а кольца неприятно впились в таз. — Поиздеваться над моим признанием или помучить Круциатусом, чтобы никто не услышал? — Харрисон. — Может, тебе просто так сильно понравилось орать друг на друга, как старые любовники, что ты?!.. — Я волновался за тебя! — оборвал её Том с ходящими желваками и прочистил горло, не отрывая разгорячённого взгляда. Красивый, у него был очень красивый взгляд — жаль, там жила кромешная тьма. Лейла немного помолчала, слушая его сбивчивое дыхание, а потом прыснула от смеха и закатила глаза. — Ты дал волю эмоциям, нет… как ты там точно сказал мне? Ах! Ты на эмоциях, и я понимаю, но это лишнее, — протянула она и поджала губы, хлопнув его по плечу. — Было бы забавно, если бы твой главный хранитель информации потерялся. — Ты можешь?!.. — Лапта оказалась подставной — настоящую убили ещё, вероятно, в прошлом семестре, — опередила его вопросы Лейла и улыбнулась, увидев, как его глаза темнеют. — Весело, не правда? Сидела, отдыхала, а тут встретила кошку. Она меня не заметила, прошла мимо, а потом раз… и это уже приспешник Грин-де-Вальда, который прятал под корнем дерева чернила с листками, который рассказывал всё услышанное в моей комнате в письмах и отдавал их Эйвери. Ну да, кстати, логично… негоже кошкам с пером и конвертом в зубах через весь замок таскаться. — Анимаг… — Нет, Том, — покачала головой Лейла с усмешкой и посерьёзнела, — это не просто анимаг. Это анимаг с беспалочковой магией, отличным знанием Зельеварения, которое позволило ему создать кристалл, и Патронусом-обманкой! — Тише, — приказал Том, наверняка ощущая, как всё веселье испарилось. Но уже было всё равно, раз он кричал, ей тоже позволялось. — Он превращается в кошку, но Патронус у него рысь. Рысь и кошка, отличная возможность запутывать любых авроров! — рыкнула она и замычала, оборачиваясь к задумчивому змею. — Советую тебе подумать, прежде чем сказать мне сегодня хоть одно неправильное слово. Я обещала этому уроду вписать клинок между глаз, я частично выполнила обещание — кошка сгорела в Адском пламени с лезвием в хребте. Уверена, тебе такая судьба не нужна. — Ну и смысл был его убивать? — Провоцируешь, Томми, — он крепко взял её за руку и грубо пояснил: — Мы могли столько вытрясти из него. — Он хотел сбежать, — отчеканила Лейла, надевая чары. — И если бы успел, неизвестно сколько ещё деталей рассказал бы Грин-де-Вальду и обо мне, и о тебе. И о нашей книге с крестражами, которой мы активно интересовались. Вот тебе, читай, пока даю, — она выудила из кармана письмо и замерла, оглушённая своими словами. — Мы же читали… и обсуждали это в моей спальне ещё в прошлом семестре. И он наверняка слышал… Слышал и передал Грин-де-Вальду, и теперь он знает. Точно знает, а если при разговоре со мной никак это не упомянул, значит, у него есть запасной план. О, нет, а если… — Лейла, ты накручиваешь себя. — А тебе не за что переживать? Или я одна интересовалась, как расколоть душу, и ещё спорила на эту тему с раздражающим подростком? Всё, Том, оставь меня. И он мог бы не послушать, а вспыхнуть и запротестовать, продолжая бесконечные разговоры. Но он не стал. И за это ему, в кои-то веки, можно было сказать спасибо.

***

Три ночи. Спать оставалось четыре часа, скоро начинало светать, а она продолжала сидеть на краю дивана и с подушками между ног смотреть на огонь в камине. Сначала Том сам углубился в мысли и новые догадки: плюсом Горбин прислал важные документы и следовало как следует поработать. Из-за этого он увлёкся бумагами и совершенно не волновался за ведьму. Сидела внизу, ну и пусть, он бы не стал бегать за ней. Однако потом, когда змеи на наручных часах скользнули к впечатляющей тройке, любопытство взяло вверх. И вот Том стоял у двери в спальню и уже неизвестно сколько минут смотрел на дымчатую макушку, абсолютно не понимая, насколько противоречивые чувства она в нём вызывала и почему. — Спать собираешься? Я закрываю комнату через пару минут, — сухо объявил он, но ведьма не сдвинулась. — Доброй ночи, — разлетелось по гостиной, и снова наступила гробовая тишина. Том искренне хотел плюнуть на это, пожать плечами и наконец-то поспать! Нормально, без дурацких мыслей, в полном одиночестве. Вот только ноги сделали другой выбор: он тяжко выдохнул и, спустившись с лестницы, сел на другой край дивана. Притяжение от таких тупых идей как держаться на расстоянии лишь росло, но они ведь воевали. Воевали по-крупному, каждый пытался что-то доказать, и каждый сейчас хотел отдалиться. Том признался себе, что не хотел: не хотел снова медленно, но уверенно её терять. Но Лейла делала его уязвимым, и приходилось принимать меры — остальное было просто плодом воображения, она вбила ему в голову, что из-за схожих аур им спокойно вместе. Вот и всё, ничего больше не было и быть не могло! И то, что он засматривался на неё на уроках, а рядом с ней совершал необдуманные поступки, ни черта не означало. Даже частая теснота в брюках была лишь совпадением. В которые он не верил. Том закинул ногу на ногу и спустя время исподтишка взглянул в сторону ведьмы. В серых глазах сверкало пламя, пальцы беззвучно отстукивали дробь по подушке, и она продолжала молчать. Даже не дёрнулась в его сторону, будто его не существовало. Тому это не нравилось. Не нравилось до такой степени, что выедало кислотой изнутри. Если Лейле действительно приспичило отказаться от него, забыть всё, что происходило, то она сделает это, он не сомневался. Но он не готов был ей это позволить, Мерлин, ведьма не могла вот так вот просто… — Что? — Том моргнул и понял, что уже неприлично долго пялился на неё. Теперь Лейла сама смотрела на него с приподнятыми бровями и ждала ответа. — Завтра уроки. Не мучай себя и успокойся. Тебе нужно отдохнуть. — Я полностью спокойна. По мне разве не видно? — даже бровью не поведя, просипела та и подпёрла шею рукой. — Ведьма, ты не… — У тебя осталось вино? — внезапно поинтересовалась она и протёрла глаза. — Я просто не помню, где ты его хранишь, вылетело из памяти. — Ты ведь не пьёшь, — Том нахмурился и, разложив листы по столу, принял вторую подушку. На бледном лице проскользнула усмешка, и вскоре раздался мрачный вздох. — Из-за тебя осушила всю бутылку и даже не заметила. Всякое случается, — Лейла пожала плечами и приложила голову к подлокотнику. — Но сейчас мне буквально пару бокалов. Так осталось? — Осталось. — Покажи тогда, я возьму самое дешёвое и… — Но я не дам тебе ни капли. — Вот, значит, как, — протянула она, качая головой и начиная вставать, — Ну тогда пойду на кухню к домовикам. — Алкоголь в погребе под контролем визжащих привидений. — Значит, пройдусь до слизеринской гостиной. Уверена, у твоих псов будет ассортимент побольше и… — Том устало залез пальцами в волосы и одним взмахом усадил её обратно. — Воды попей, перед тобой целый кувшин. — Кувшин не даст мне расслабиться и забыться, — огрызнулась ведьма и фыркнула, снова отворачиваясь. — Ты прекрасно знаешь, что завтра рабочий день. Прекрасно знаешь, что расслабиться ты можешь, когда находишься рядом со мной. Нет причин заливать в себя алкоголь, чтобы завтра помирать от головной боли и мыслей, которых станет в два раза больше, — уверенно заявил Том и поджал губы, следовало ей резко повернуть голову. — Нет причин? — дрогнувшим голосом переспросила она и прокашлялась. — Марволо… Все эти месяца в моей комнате жил мужик. Он пытался похитить кольцо, он следил за моими друзьями и шлялся по комнатам. Он спал со мной, — Том сглотнул и от злости вцепился в подлокотник. — Спал рядом, спал подле, спал на мне! Всё это время он видел, как я переодеваюсь, расчёсываюсь, колдую и даже плачу. Я уже молчу о всех наших разговорах и ссорах… И ты после этого говоришь, что я ломаю комедию и нет повода для беспокойств? Пошёл к чёрту, Том, — выплюнула Лейла, сверкнув глазами. — Ты не можешь на серьёзе говорить мне об этом, ведь за тобой никто и никогда так не гонялся, и никто не следил за каждым твоим словом и шагом. Так что не смей заявлять, будто это пустяки. Посмотри на меня: я становлюсь параноиком. Разве это нормально? Если думаешь, что я давлю на жалость, то у тебя не всё в порядке с головой, и это не вопрос, а утверждение. Ведьма поняла, что повысила голос, только под конец тирады, и тут же стихла. Прикрыла рот и зарылась лицом в подушку, больно впиваясь пальцами в колени. Том мог бы в любой момент взять её за горло и наказать за хамское отношение, но не стал. Ведь он правда ещё никогда не был в похожей ситуации и по-честному не мог даже прокомментировать поступок Грин-де-Вальда. Не мог так же и поддержать Лейлу: любое его слово теперь воспринималось в штыки, да и показывать сочувствие не хотелось. Ему по-прежнему следовало быть равнодушным. Ключевое слово — следовало, ибо следующим утром он окончательно понял, что нужно что-то предпринимать и быстро. Флитвик позвал Лейлу обговорить какие-то детали по поводу оценок, поэтому она ушла ещё тогда, когда Том не разлепил глаза. Было неприятно, ведь всё пошло не по плану, но он смолчал и с каким-то необъяснимым трепетом стал ждать общего урока. Конечно же, время тянулось вечность, и чем дольше он сидел на нудных уроках, тем больше задумывался, какого чёрта вообще переживает. Оказалось, было из-за чего. Весь день носившись по кабинетам профессоров с цветами, насмотревшись режущих глаз нарядов и нанюхавшись цветов, Том просто хотел побыстрее уединиться в спальне. Просто пережить день, когда все от него чего-то ждут, да что уж скрывать, он сам принял его как вызов. Поэтому сидеть рядом с Ахтой и слушать учителя, не уходя в размышления, становилось сложно. Он опустил голову в конспекте и изредка черкал пару слов, стараясь не обращать внимания на отвратительные духи соседки, что пялилась на него каждый урок без исключений. Сегодня она наверняка ждала похвалы или комплимента за накрашенные губы или яркую, короткую юбку, но Том даже не пытался сделать заинтересованный вид. В дверь раздались тихие стуки, и за «входите» от профессора Древних Рун последовал неприятный скрип. Только он подумал о предложении Диппету заменить двери, как услышал вежливый голос и замер с пером в руке. — Простите, сэр, профессор Бири попросил… — Лейла запнулась, чуть не попавшись на подножку Розье, но тут же улыбнулась и невозмутимо прошла дальше, — срочно передать вам бумаги на подпись. — Так, класс, что за шёпот поднялся?! Опустили глаза в учебники и продолжаем списывать параграф на странице… — но дальше Том не услышал. Глаза исподлобья проследили за фигурой ведьмы, и из груди невольно вырвался сдавленный выдох. Ему всегда казалось абсурдом разрешать школьницам на восьмое марта ходить без мантий, но сейчас он ни капли не был против. Никаких узоров, никакой яркости и украшений: широкие рукава прикрывали руки только до локтей, развевающаяся на ветру юбка опускалась до щиколоток, а хрупкая талия и бёдра были обтянуты песочной тканью с еле заметными складками. Лейла склонилась над учительским столом, детально объясняя профессору, что от него хотят, а Том при всём желании не смог отвезти взгляда. Он просто… восхищался своей ведьмой: её красота всегда была холодной, но простой и от этого ещё более притягивающей. Он часто забывал про это, ибо не мог позволить себе опьянеть от одной внешности, но, Мерлин. Платье подчёркивало её естественную красоту и фигуру, и ведьма правда была красивой. Всегда была, но сегодня из-за более открытого наряда засветилась. Она улыбнулась и, облизнув губы, с наилучшими пожеланиями профессору двинулась к выходу. Ведьма второй раз за столько месяцев была на каблуках, но походка её стала лишь увереннее. И только Том заставил себя вернуться к записям и смочить пересохшие губы, Лейла резко наклонилась к их парте и ловким движением вытянула из руки Ахты палочку. А затем кинула на стол, и вспыхнувшая на конце искра вмиг подпалила его пергамент. — Мило с твоей стороны устроить пожар. Но не на моём же платье, — шепнула она на ухо Ахте с ядовитой ухмылкой и резко помрачнела, удалившись из класса под всеобщий шёпот. — Прости, Том, это всё она! — загудела гриффиндорка с ужасом в глазах. — Я не хотела, это Харрисон направила на твои листы!.. — Всё в порядке, Ахта, спасибо, — на автомате прохрипел он и тут же прочистил горло. Ахта, как преданный пёс, — тут же учуяла перемены в его настроении и насторожилась, думая, что Лейла стала ей конкуренткой. Какой вздор — сравнивать себя с ведьмой не мог никто. Том лишь сдержанно улыбнулся и кивнул, положив на стол новый лист. Последние сомнения отпали, и он окончательно решил действовать. Следовало сделать что-то и с толпой глазевших на неё парней, и с теснотой в брюках, и уж точно с довольным Лестрейнджем, только что забравшим у Малфоя выигранные в споре галеоны.

***

Смотреть, как цветы от нежданных кавалеров валялись в мусорниках, Лейле было противно. Поэтому свои она не теряла из виду ни на секунду и после занятий уже планировала бежать в комнату, чтобы поставить в вазу и не дать такой красоте погибнуть. Сегодня она снова почувствовала себя ребёнком, пробующим жизнь на вкус. День рождения был слишком давно, и Лейла уже успела забыть, как правильно принимать подарки и поздравления. Щёки постоянно розовели от приятных слов, а сама она слишком сильно смущалась внимания, к которому никак не могла привыкнуть. Сегодня все дамы были красивыми и весёлыми: улыбки до ушей, духи поновее да послаще и поцелуи в щёки без угрызений совести. Парни с её факультета устроили сюрприз и на уроке Флитвика под шарманку стали распевать серенады, театрально подлетая к сокурсницам и даря каждой по танцующему кексику. Кевин с Джеком подарили Лейле ванильный торт, позже признавшись, что немного потревожили домовиков, Роберт перед Нумерологией принёс огромный букет пахнущих пионов, а Абраксас, недавно узнавший об их схожей любви, задарил её огромными плитками с молочным шоколадом. Даже первокурсники одной большой компанией вложили ей в руки корзину с конфетами, наверняка обложенной их запасами, а Майк и вовсе привязал на запястье самодельный браслет и мягко чмокнул в щёку. Мерлин, после уроков Лейла стояла с пуффендуйцами, обсуждая провальный урок Травологии, и даже от своего соседа получила букет роз. И снова на щеках выступил румянец, а на губах по-новому заиграла улыбка, потому что… конечно, на душе становилось тепло, и было очень и очень приятно. Её напрягали лишь нечитаемые взгляды на платье, а точнее, на его низ, но в остальном праздник в школе отмечался волшебно. В конце концов и она смогла почувствовать себя красивой, приняв за правду не только оценивших наряд Абраксаса с Робертом, но и своё отражение в зеркале. Жаль, она не могла поздравить Гонорию и ещё раз поблагодарить за такой чудесный подарок. Почему-то праздник хотелось провести именно с ней — с самой важной и сильной женщиной этого мира. — Ладно, всем хороших выходных, — она коротко улыбнулась и развернулась, желая быстрее снять туфли. — Лейла? — окликнул её сосед и настойчиво взял за руку, под одобрительные ухмылки товарищей притягивая обратно к себе. Касание жёстким разрядом прошлось по телу, и Лейла еле сдержала неприязнь, с максимально естественным смехом высвобождаясь из хватки. — Я тут подумал… может, ты была бы не против прогуляться вечером? — Энзо тряхнул светлыми волосами и игриво улыбнулся, играя бровями. — Неожиданно с твоей стороны, — сканируя пожирающие её глаза, протянула она. — Да, я просто подумал, раз мы хорошо учимся и можем позволить отвлечься от зубрёжки, было бы весело погулять вокруг озера. Обещаю, профессора нас не поймают. — Это замечательная идея, спасибо, Энзо. Однако… — Да ладно, Лейла, отвлекись от вечеров в библиотеке, я вижу там тебя слишком часто, — посмеялся он, подходя ближе. — Я правда ценю твоё предложение, не подумай ничего плохого, но… — Лейла сделала шаг назад, как вдруг холодная жилистая рука пролезла через букеты и плотно обвила её талию. Нос окутал миндальный запах, и от одного вздоха в шею цветы готовы были вывалиться из рук. Однокурсницы рядом притихли, лицо Энзо вытянулось, а покрывшаяся мурашками Лейла пропустила удар. А потом второй и третий. — Но она занята, — отчеканил Том, и она готова была поклясться, что сейчас на его губах заиграла довольная улыбка. — Была, есть и будет, — а потом холодный тон сменился весёлым, и сжавшиеся на бедре пальцы придвинули её к твёрдой груди. — Ну и куда ты убежала, я тебя разыскался уже. Пойдём, у нас ещё столько планов на вечер, — удаляясь, громко протянул змей и повёл Лейлу на негнущихся ногах в башню. А потом завернул в пустой коридор, и улыбка резко спала с похолодевшего лица. — Ещё раз допустишь такое, и любой твой собеседник утром окажется в лазарете, — кольца с неимоверной силой впились в тазовую кость, и тяжело сглотнувшая Лейла быстро заморгала, не веря в реальность происходящего. — Мне показалось, или?.. — Замолчи. Значит, ей не показалось. Том Марволо Реддл только что дал школе новую тему для сплетен. И на этот раз тема про них — а точнее, про их уже давно не деловые отношения.