Только ты и я

Только Том сложил мантию на стул и глянул на кровать, готовый сбежать подальше от всего живого, дверь с грохотом ударилась об стену. Серые глаза вмиг нашли его и воспылали чёрным цветом. Вылезшие дымчатые пряди легли на скулы, и от одного лишь вида воскового лица комнату затянуло мраком. — Как дела? — прозвучало необычно спокойно и тихо. Том с интересом пронаблюдал за упавшей на пол сумкой, за сложившимися под грудью руками, и сам удивился, насколько приятное чувство раскатилось по лёгким. — Не поверишь, хорошо, — проследив за её медленным приближением, он склонил голову набок и упёрся тазом в столешницу. — У тебя? — раздался молниеносный свист, и его пальцы крепко вжались в хрупкое запястье. Такое, что можно переломать одним разом. Рука Лейлы замерла в сантиметре от его лица, а щёки загорелись новым цветом. — Я был готов к этому. Хотя, честно говоря, не ожидал, что ты поймёшь так быстро. — Но я поняла, — влетел в ухо ледяной осколок: ведьма резко ударила под коленку, и громкий хлопок отпечатком запечатлелся на другой щеке. Том отвернул голову и сдержанно прокашлялся. Морозная рука приложилась к щеке — раскалённой, горящей, хотя это явно было в пол силы. — Что же, — подвёл он и взглянул на не моргающую ведьму, — ты с моим решением не согласна. Жаль, я думал, ты поймёшь и скажешь спасибо. — Что ты с ними сделал? — вкрадчиво спросила Лейла, медленно вдыхая и выдыхая. — Не дай Мерлин Абраксас с Робертом под Империусом… — Это было бы слишком ненадёжно и заметно для профессоров. Я просто приказал. Не говорить с тобой, не трогать, не реагировать. Хотел проверить, до сих пор ли слизеринцы, впервые познавшие «дружбу», — невольно выплюнул нежели сказал он, — помнят, кому служат. И знаешь, пока что они очень хорошо справляются. Надо было сделать так намного раньше, тогда все бы трое вели себя подобающе. — Причём тут Лукреция? — Я о тебе, — Том брезгливо отпустил её руку и отвёл взгляд к окну. Чтобы не улыбнуться при виде её открывшегося от возмущения рта. — Прошу прощения? — У нас с Лестрейнджем было несколько разговоров по поводу тебя. Малфой же всё понимал без слов и разъяснений, да и оба они вроде как умные ребята. Иначе бы не были подле меня, — заведя руки за спину, спокойно продолжал Том с огромным чувством гордости. Только в пятницу он уничтожал манекены в Выручай-комнате один за другим, готовый разорваться от переизбытка отрицательных эмоций, а сейчас уже владел собой как раньше. До того, как в жизни появилась ведьма. — С тобой же мы проходили эту тему уже не раз и не два. И слова мои ты так и не понимала. Пришлось показать на практике. Держи с ними дистанцию. — Назови весомую причину, — прошипела та, давясь гневом. Том бросил на ведьму небрежный взгляд и усмехнулся. — Значит, точно меня не слушала. — Я всегда тебя слушаю! Какое право ты имел на то, чтобы запрещать кому-либо со мной контактировать?! Чёрт тебя подери, кто ты вообще такой, раз позволяешь себе нагло распоряжаться чужими желаниями?! — Не стоит начинать ссору, я сделал это для нас обоих… — Ты сделал это для себя, эгоист, — Том зажал её между собой и столом и огородил бёдра руками. — Моя инвестиция, к сожалению, требует и моей опеки, — щёки соприкоснулись, шёпот прилетел в самое ухо, заставив ведьму отдалиться. — Не буду напоминать, сколько я вложил в тебя и кем ты после этого стала, думаю, осознаёшь сама. Ты моя с головы до пяток, и ты сама это знаешь. Так что смотреть, как ты хохочешь и обжимаешься с моими слугами, знаешь ли, как-то неприятно. — Что за?!.. — Мы не берём в счёт Круза и Рамоса. Первый на всеобщее обозрение ходит за руку со своей сладкой половинкой, а второй просто идиот, ты сама это никогда не отрицала. Не думаю, что ты бы опустилась до его уровня. Здесь же всё интереснее… аристократы, джентльмены с накрахмаленными воротниками и широкой улыбкой. Как устоять?.. Но ты знаешь своё место, дорогая. Оно выше их, намного выше — подле меня, больше никто такое строптивое существо не выдержит. При этом ты со всеми гуляешь, всем улыбаешься, а вот меня ты можешь только оскорблять. Моя репутация сыпется крошками на пол, и всё из-за тебя. Не представляешь, как неприятно — видеть, как созданное тобой переходит в чужие неумелые руки. Допустить этого я не могу. Сначала они, теперь взявшийся из ниоткуда Нэо — очень хороший мальчик… а что потом? Может, ты ещё в гости к Тодорову с Поляковым собралась, и вы не прекращали общение с Румынии? И что мне, проводить лекции каждый раз, когда у тебя рядом появляется кто-то новый? Нет, я столько сил на тебя тратить больше не буду. — Я никогда не спорила с фактом, что ты и правда изменил меня. Но это уже слишком, — грудь её начала вздыматься, а дыхание становилось всё громче и громче. Нотки нечеловеческого шипения вырывались из горла вместе с обычным воздухом. — На каком языке мне объяснить, что все они — знакомые и друзья, не больше?! А моё признание? Потеря цвета из-за нарушения правила, из-за того, что я как дура влюбилась в тебя?! Это тебе ни о чём не говорит, ничего не объясняет? — Ты окклюмент. Я не знаю твоих истинных мыслей и побуждений. Ты могла… влюбиться в кого угодно и просто прикрываться мной. Может, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым, может, чтобы подобраться ближе и досконально изучить мои планы, — слова выходили изо рта уже не так легко, но он умело сохранял вид максимальной беззаботности. Пока ведьма не взглянула на него, и лицо её не побледнело. Оно обмерло и затерялось на фоне, а в опустившихся глазах прочиталось брезгливое и жалостное выражение, с каким люди смотрят на измученного на уроке подопытного паука. — То есть я?.. нет, — тряхнула головой та и тихо прочистила горло. — Сколько можно лишать меня всего, что мне правда дорого? Ты мне вот уже где сидишь со своими запретами, ты совершенно меня не слушаешь? Сколько, чёрт возьми, раз мне надо повторять, что я не подчиняюсь тебе! Сколько раз?! — сорвалась на хрип ведьма. Голос на Тома повышали уже второй раз за последние несколько дней. — Раз так, раз ты думаешь так, я не пожелаю находиться с тобой. С тем, кто сам медленно тонет на своём же судне от переизбытка алчности, агрессии и неоправданной ревности. Хотя и ревновать то нет смысла, зачем, если я тобой только прикрываюсь?! — Я пожертвовал слишком многим. Для себя и тебя тоже. Для нас. И ты до сих продолжаешь хамить мне, делать всё, что я говорю, с точностью наоборот. — Ты мучал меня. Мысленно и физически, что уже карается Азкабаном. — Ты убивала. — В другой вселенной! — Здесь тоже. — Кошку, — прохрипела она дрогнувшим голосом и выдавила из себя жалкий смешок. — Назвать его человеком нельзя. А животных убивают уже давно и везде в вашем мире, это не новость. Дальше… ты использовал меня. Всегда, везде и до сих пор. Ты трогал меня, хотя прекрасно знал, насколько это больная тема. Итого я привыкла к твоим ледяным и самым отвратительным касанием, и чужие теперь не воспринимаю от слова никак. Они просто не работают, они не помогают успокоиться! — Славно, — не скрыл радости Том, хотя посыл её монолога ему уже не нравился. — Ты подсадил меня на эмоциональные качели, из-за которых… из-за которых рушится абсолютно всё. А самое главное — никто бы не вытерпел всех тех слов, что намеренно или случайно вырываются из твоего грязного рта. Я не игрушка, которая прыгает в койку, когда ты заводишься, с которой ты развлекаешься, когда становится скучно, я знаю себе цену и всё равно терплю твои выходки, веря, что мне это терпение ещё вернётся. Ну и ещё потому что я сама знала, что заключаю сделку с дьяволом, и мне не было ни капли жаль — пока ты не стал лезть в мою личную жизнь и терроризировать каждую мысль, каждый взгляд и слово, — Том насмешливо приподнял брови, как всегда ожидая услышать яростную речь, а потом оборвать её и поставить жирную точку в разговоре. Не нравились ему подрагивающие ресницы и тон, и вообще манера, с которой ведьма сейчас говорила, будто от души отдирая. Однако она быстро вытянулась во весь рост, подняла подбородок, как делал он, и оглушающе шепнула: — И ты даже не представляешь, не поддаётся точному описанию, как каждая твоя резко брошенная фраза убивала во мне многие желания. В том числе и мысли, а не мираж ли это всё, а действительно ли это то, что я заслужила, ибо ты сам утверждал, что я заслуживаю лучшего. Твои перепады настроения стали неподвластны ни тебе, ни мне, ты будто ненавидишь моё существование, ненавидишь, что я тоже чего-то добилась. Ненавидишь мою природу, потому что мне не нужно было раскалывать душу и испытывать эту адскую боль, да? Можешь не отвечать, я чувствую это. Поэтому ты разрываешь меня словами. Вот, чем я жертвую. Собой. Ты же к себе даже не прикоснулся. Зубы скрипнули, глаза Тома продырявили её голову и теперь видели развевающиеся на ветру шторы. Хотелось, чтобы Лейла замолчала раньше времени. Однако пурпурное лицо и напряжение, пилившее громоотводную трубу между органами, спирало дыхание. Она только разгонялась. Том попытался погладить её по спине, но костяшки под чужим напором грохнули по столу и хрустнули. — Что, тебе никто не говорил правды? Каким отвратительным человеком ты являешься в разговорах? — Я и не спрашивал, меня это не волнует. — Тебя волнует достаточно, чтобы ты стоял и продолжал слушать это, — прикрикнула ведьма и втянула побольше воздуха. — «Это не твоё дело», «Тебя это не касается», «Ты слаба, чтобы решить это сама», «Ты недостаточно хороша в практике с палочкой», «Ты нужна только для дела, нужны только твои мысли», «Ты не справишься с уничтожением кольца, если будешь продолжать так плохо работать», — передразнила его басистый голос Лейла и сжала край платья, — да я в курсе, что этой палкой владею не лучше, чем дети! Но порой лучше смолчать, Том! Если бы я высказывала всё, что думаю о тебе и твоих действиях, мы бы уже давно начали реальную войну. Твои милые слова сжимали весь воздух в лёгких, они будто сдирали кожу с костей, скребли по внутренностям неточенным ножом из нашего Большого зала. — Как забавно, ты позволяла себе не меньше. — Но ты то сильный Лорд без чувств и эмоций — вытерпел, умница, — проскрипела та, только сейчас отпуская руку с жгущимися костяшками. — А я никчёмная и эмоциональная полуэльфийка, так ещё и девка, мне сложнее, забыл? — Лейла, Мерлин… — Ты перешёл черту. Сегодня окончательно. Я не хочу иметь ничего общего с неадекватным школьником, который начинает сходить с ума и лить пену изо рта от желания властвовать над всеми подряд. Я не буду твоим подопытным псом. Я не боюсь твоих стремлений, не боюсь твоих угроз запустить в меня Круцио, но, Мерлин!.. Ты стал невыносим, ты стал терять человечность. Я ненавижу это. Ненавижу, что ты так и не научился держать себя и не пытаться всё испортить. Почему ему стало неприятно? Почему какая-то… какая-то девушка на полголовы ниже отчитывала его, даже не зная, как он из кожи вон лез, лишь бы научиться жить с этими, заложенными природой эмоциями?! — Если ты не в праве контролировать себя, свои грязные делишки и свои эмоции, то не смей прикасаться и ко мне! Я как-то справлялась, причём не пару лет, а пару столетий. Но при этом ты до сих пор умудряешься что-то вякать в мой адрес. Именно поэтому в любое время между тобой и любым другим я выберу его, а не тебя! — живот заболел, в груди будто всё разом выгорело и мышцы перестали держать лицо. Лейла же готова была взлететь от переизбытка яда во рту. — Даже Грин-де-Вальд, который пытался меня прибить, был вежлив и спокоен! Он слушал меня, он уважал меня и не пытался замучить до смерти в надежде получить информацию. Люди тянутся за ним, он опаснее и хитрее тебя. Тебя же жадность загубит раньше, чем выпустишься из школы. А, и знаешь, что ещё? Грин-де-Вальд человек. Простой, умеющий уважать, слушать и чувствовать. И цель у него сильнее твоей, — уверенно и без единой искры сожаления. Словно мысленно она пронизывала его иглами, а Том их чувствовал и глотал, как полагается. Ведьма могла позволить себе не скрывать ярости и подрагивающих от слёз глаз, он — однозначно нет. — Им руководит мечта не прятаться от маглов и создать общий спокойный мир, владеть всем этим с помощью ума и ораторства. Тобой — страх умереть и злость на всех, кто с тобой не согласен. Ты зверь. Может, не бросаешься под юбки, но соткан из агрессии и обиды. Хочешь защититься, а значит запихнуть в коморку и всех тех, кто знает твои секреты. Так ведь надёжнее, так ведь лучше, ибо все мы хотим выдать тебя с потрохами! — Но я защищал не… — Я выгрызу твою клетку, я сделаю всё, чтобы насолить тебе, потому что ты забираешь у меня мою жизнь! — рычала она, ударяя его в грудь, когда с каждым словом слова в его сознании становились тише. — Ты хочешь истребить из моей жизни абсолютно всех, ты хочешь лишить меня даже этой капли счастья, чтобы… чтобы я поняла свою беспомощность и была только с тобой? Решил использовать тактику Розье? Да пошёл ты! Я лучше сгину, чем проведу выпавшую вторую жизнь с тобой, чёртов змей! Секунды складывались в минуты. Том медленно выпрямился, а вечно жужжащие мысли резко притихли. Ледяные глаза слегка защипало, казалось, туда залили Кислое Зелье. Что-то внутри щёлкнуло, и искрящиеся провода в груди задрыгались по сторонам. — Мерлин, извини, я просто… — То есть ты сдалась? И это всё было не по-настоящему? — вырвалось из недр, и пышущие огнём глаза ведьмы словно облились ледяной водой. — Что? — губы Тома приоткрылись, и он сделал шаг назад, почувствовав, как лёгкие сжала шпарящая хватка. — Была так бесстрашна, а сейчас только завидела трудности и испугалась как трусливый заяц? Увидела меня в полном обличии, поняла, что это не просто слова, не просто кошмары или мои мечты, а действительно я, и вдруг пожалела? Пыталась найти в абсолютно всех добро, найти всем оправдание, но встретилась с настоящим мной и пожалела обо всём, что когда-либо сказала? Ах, ну да, — прыснул Том, и ладони предательски заболели от впившихся ногтей, — только фраза, когда мы были в Румынии, что лучше бы никогда не встречалась со мной. Теперь я уверен, ты часто её вспоминаешь, а сейчас и вовсе выдвигаешь своим слоганом. Переобулась ведьма быстро — румянец спал, она сглотнула и попыталась взять его за руку. Только осознание пришло к нему раньше. И стало больно. Не так, как когда делались крестражи, по-своему — по-человечески. Он отдёрнул руку и не веря покачал головой. — Нет… нет, Том, это не так! Я не так выразилась и… — Ты со мной только, когда выгодно. Когда я добрый и сплю рядом, обеспечивая тебе сон. Когда в силу возраста я не знаю чего-то, а ты такая мудрая, начинаешь читать лекции и чувствовать превосходство. Самоутверждаешься за мой счёт, — человеческий голос сменился шипением. — Тебе нравится помыкать мной, потому что только ты знаешь, что будет со мной дальше. И с этим играешь. — Так, успокойся, пожалуйста, Том, — посерьёзнела она, не сводя с него серых глаз. Сейчас их хотелось выколоть. — Мы много чего говорим на эмоциях, и я серьёзно не то имела ввиду. — Но я никогда не говорил такого! Я думал об этом в начале года — много и долго. Ты очень мешала мне, ох, так часто вставляла палки в колёса, что мне хотелось рвать на себе волосы и прикончить тебя! Первые два года, когда ты стала свидетелем убийства, а потом просто исчезла, стёрлась с лица земли, я только и мечтал, чтобы ты сгинула. Я хотел пытать тебя, мучать и свести с ума за то, что ты чуть не свела с ума меня. Но я никогда не думал и точно не говорил, что наша встреча была впустую. А сейчас… после всего этого ты говоришь, что не хочешь быть со мной. — Нет, пожалуйста, — шёпотом взмолилась та. — А я, представляешь, хотел, — сглотнул он и усмехнулся через силу, — и ты это знала. Я хотел, я был готов и действительно планировал это. Наша схема работы и взаимопомощи действительно поражала, мне был прок от тебя, тебе — от меня. Я уже говорил, что не отпущу тебя, ты же говорила, что будешь рядом. А я как идиот поверил. — Но я сдерживаю свои слова! — попыталась успокоиться и сжать палитру эмоций на лице. Только голос дрожал. У Тома тоже. — Если связь между странами и даже континентами с Пожирателями возможна и уже спланирована, я не видел проблемы поддерживать её и с тобой. А потом ты бы вернулась из Японии с чистой геройской душой и заняла бы место подле меня. И не смей говорить, что не доживёшь, я не терплю этой темы! — рявкнул он и в отражении сжавшихся зрачков увидел, как его глаза покраснели. — Занималась бы, чем угодно, мне абсолютно плевать. Хоть драконологом, хоть кухаркой, если бы хотела сражаться, пошла в бой, если нет — не стану спорить, у тебя есть на это все права. Но ты оказалась подставной. Как называют мерзких людей в Лютном переулке — министерской крысой. Использовать. Ты серьёзно хотела использовать меня, потому что я тоже один? — голос резко сломался, но Том тут же прокашлялся: ярость не позволила так мягко закончить. — Потому что я открылся тебе, больше никому и никогда, а ты поняла, что у меня никого нет, и решила побыть рядом? Пока время позволяет, пока скучно?! — Это не так! — Уходи отсюда, — отчеканил он и громко выдохнул. — Забирай вещи, забирай даже мою рубашку, я её больше не надену, и уходи. Один раз решил открыть рот… тут же пришлось пожалеть. Я сказал вон! Какое-то время ведьма стояла неподвижно и пыталась отдышаться, смотря прямо в душу. Том не позволил: из шкафа в руку подлетела чёрная, пропитанная её тупым ароматом рубашка, сумка оказалась на её плече. Он вложил вещь в трясущиеся руки и выпроводил ведьму из спальни. — Пароль будет сменён уже к вечеру, — оповестил он, и дверь с грохотом захлопнулась. Последней перед лицом сверкнула скатившаяся по щеке замёрзшая слеза, после чего дыхание спёрло, и Том просто стоял у стены. Секунду, минуту, три, шесть… Время тикало, а пальцы по-прежнему не переставали дрожать. Когда она ушла, Том почувствовал, что, точно сквозной ветер, его охватило неведомое ранее чувство. Болезненное чувство насыщенности горьким дымом, хотя ничего не горело, который выедал мысли и желания и вызывал физическую тошноту. Том не драматизировал, он вообще такого слова не знал. Однако сейчас ему казалось, что и у него всё вокруг посерело. Он будет обязан ежедневно выносить несколько часов её присутствия, работать с ней в парах… и просто находиться рядом с пониманием, что она его самая мозолистая и больная уязвимость. И та, которая сломала все его планы. — Всё, хватит, — прохрипел Том самому себе и зажмурился. А громкий голос так и рвал перепонки когтями. «не хочу иметь ничего общего», «между тобой и любым другим я выберу его, а не тебя», «ты зверь». Слышать последнее от неё было мерзко — она оказалась такой, как и все. Руки сжались в кулаки, и в секунду стопки книг взлетели к потолку. Листы разлетелись по всей спальне, голодный ветер обглодал его до костей, и в комнате стало сыро. Её душащий аромат выветрился, и ближайшее время Том не намерен снова впускать его сюда. А то подавится.

***

Глаза ночью не закрылись ни на минуту. Неизвестно сколько свисавшие с подоконника ноги окоченели, нос постоянно шмыгал, а сидевшая рядом Линти пыталась всучить Лейле покрывало, которая она отдала ей первой, за помощь, так скажем. После отбоя она призвала бедного домовика с просьбой заварить крепкий чай не меньше четырёх раз, прежде чем та решилась отдать ей целый самовар с пряностями вдобавок. Только на пару часов, конечно. В результате после недолгой беседы Линти призналась, что к следующему дню заготовки на завтрак уже сделаны, и с двенадцати ночи до пяти утра все домовики имеют право на сон. — Жаль, но Линти последние ночами никак не спится. — С чего вдруг? — Эльфам-домовикам тёплые одеяла выдаются только зимой, мисс, — она поджала руки и стала щипать себя за костлявые пальцы, — Но совершенно недавно на улице, хоть и была весна, было холодно. Очень и очень, хуже, чем зимой. Поэтому на кухне мы даже не открывали окна на проветривание! В одну из таких ночей Линти уснула у окна и под утро Линти превратилась, как мне сказали мои друзья, — она неуверенно подошла ближе и шепнула, — в сосульку. И поскольку тот страшный холод пришёл совершенно неожиданно, так же неожиданно выскакивало и солнышко, мне стало немного страшно засыпать. Если бы я не успела согреть себя… пришла бы верная смерть, — её глаза округлились, а лицо посерьёзнело. Лейла почувствовала, как внутри снова всё похолодело — опять виновата она, опять она не проконтролировала себя и чуть не убила своей «пустотой» безобидное существо. — Не волнуйся. Я уверена, природа больше не позволит такому случиться, — натянутая и полностью лживая улыбка, но Линти удовлетворила. Меньшее, что она могла сделать — предложить ей посидеть рядом под пледом, выпить чаю, что-нибудь рассказать и поспать. Ей не было жалко, места всегда хватало, а компания не мешала: не хотелось сойти с ума в первую же ночь, избивая изнутри и виня себя во всём от начала до конца. И слава Мерлину после долгих уговоров и объяснений, что оставаться у ученика с его разрешением — не преступление, что предложенный плед может использовать абсолютно каждый и их тихая ночь останется в секрете, Линти согласилась. Дёрнула большими ушами и по щелчку оказалась на подоконнике: Лейла укутала её в покрывало, попутно разрешая рассказывать о всём, чём хочет, а сама налила чая и упёрлась в оконную раму. И слушала. Не заставляла, потому что ей и правда было интересно узнать об обязанностях здешних эльфов, но на самом деле просто хотела занять голову чем-то другим. Чем-то, кроме Тома и его слов. Он и правда так и не понял, что Лейла не планировала возвращаться из Японии. Поэтому планы на общее будущее строились, строились стремительно и уверенно, а она даже не знала. Лейла правда была шокирована его словами, вечный холод спал с лица, когда это прозвучало во всеуслышание. А потом пришло и осознание, какие именно слова вырвались из её рта, и всё внутри потухло. Она разочаровала его? Обидела, оскорбила? Предала? Том думал именно так и не скрывал этого, и переубедить его было просто невозможно. Но Лейла никогда не думала так, хотелось просто зацепить этого эгоиста, однако самообладание треснуло и разломилось на части. Она сказала лишнее. Много лишнего, что вылилось с совершенно другим значением. — М? — она отвлеклась от сверкающей глади озера и повернула голову к стучащейся в плечо Линти. — Что-то хотела? — Мисс, разве вам не холодно? У мисс, кажется, посинели ноги, — она щёлкнула пальцами, и вокруг пяток завились толстые лучи. В кожу впиталось приятное тепло, а большие яркие шары так и продолжали смотреть ей в лицо, пытаясь счесть ощущения. — Горячий чай в руках спасает, — устало улыбнулась Лейла. — Но, мисс, ваши ладони ярко-красные! Мисс их сильно обожгла, мисс не сможет завтра!.. — Тебе рано вставать, нужно укладываться спать, — прозвучало тихо и очень мягко, чтобы не спугнуть или не сказать лишнего. — Но мисс! — Не представляю, как это сложно — успеть накрыть на сотни школьников, которые с раннего утра бегут в зал за едой. Для этого нужно много сил, — погладила её по ушам, уже не чувствуя ни обожжённых рук, ни онемевших ног. — Хочешь пока полежать у меня на коленях или сразу ляжешь в кровать? Линти, мы уже обсудили, ты меня не смущаешь. — Мисс говорит правду? Сэр Дамблдор утверждал, что… — Я хитрая и целеустремлённая персона? Я помню, мой милый, ты уже говорил об этом. Тем не менее, сэр Дамблдор не сказал, что это касается только некоторых вещей. Будь мы все такими светлыми и добрыми, как ты, жизнь стала бы слишком лёгкой и скучной. А я, между прочим, просто остроумная — не зря попала на факультет Когтевран, там это ценят. Так что, выбирай. — Линти… Линти благодарна за такое предложение! — на её губах дрогнула яркая улыбка. — И очень хотела бы, если мисс не против, остаться рядом. С вами очень хорошо. Вы очень хорошая и вежливая, и сердце у вас очень доброе, мисс! К Линти ещё никто так не относился, Линти никто не просил помочь или рассказать ему что-то. Лейла лишь вздохнула и молча приняла вкрадчивые слова. — Ложись, — укутанный вместе с ушами домовик улёгся на коленях и повернулся к ней лицом, неуверенно улыбнувшись. — Доброй ночи. — Если позволите?.. — Линти взяла Лейлу за руку и медленно выдохнула, прикрыв глаза. Ладонь быстро нагрелась, и волны мурашек расползлись теплом по телу. — Доброй ночи. — Это было необязательно, я… — но блаженное лицо Линти заставило вовремя закрыть рот и просто быть благодарной. — Спасибо. Но стоило остаться одной, вся стойкость накрылась медным тазом. Ей стало безумно стыдно за себя, ещё ни разу никто не заставлял её так сильно жалеть о сказанном и винить себя. Да, Том и сам не отличался сдержанностью в этом плане, оба оказались в разговоре не правы, но обстановку изменили только её слова. Хотя негодование и разочарование после его фразы, что её влюблённость в него поддельна, Лейла просто скрыла. Иначе бы кому-то прилетела ещё одна пощёчина. И всё же факт оставался фактом — да, завтра они поговорят, успокоятся и будут плеваться ядом как обычно, но его слова были слишком неожиданными. Всё шло идеально по её плану, это вообще стало огромным шагом вперёд: Лейла сама понимала, что будет за спиной Тома до момента, пока не найдёт место уничтожения первого крестража — иначе представить дальнейшую жизнь она не могла. Эльфийское обещание стояло превыше любых договоров и подписей на них, Гэндальф всегда учил хранить слово, в данном случае она вовсе не сопротивлялась. Просто это всё равно уже будет не так: их пути разойдутся, интересы Лорда начнут обвивать города и страны, ибо никто больше не осудит его. Ей он будет писать с вопросом по поводу будущего, советов в планах и логических схем — ни меньше, ни больше, в то время как Лейла будет без права молчания отвечать и еле заметно спрашивать о жизни, заранее понимая, что не дождётся ответа. Но один раз, и она безумно надеялась, что это не произойдёт ещё через столетие, переписка замолчит. Видимо, только тогда Том поймёт, что она больше не вернётся. Оба освободятся от связи, мечты и стремления обоих тут же исполнятся, ибо строптивая ведьма больше не будет висеть на шее. Может, это и к лучшему — Лейла не хотела видеть, во что превратится этот мир под его властью, ей было действительно жаль маглорождённых, хотя казалось, чувство жалости уже давно должно было выползти из тела. Однако Том и правда хотел, чтобы она осталась? Ведь уже через пару месяцев, когда он и без её помощи добьётся всего желаемого, проку от неё уже не останется, смысл ему хранить поломанных марионеток так долго? Приятное липкое чувство не покидало горло, и на мгновение Лейла забыла обо всех криках и взглядах. Том доверил ей, как бы самонадеянно ни звучало, себя. Она же всё испортила. Линти в руках шелохнулась, на что она тряхнула головой и лишь крепче прижала её к себе. Пора было завязывать с самосжиганием — утром всё прояснится. И Лейла правда не ошиблась, всё прояснилось. Стало понятно, что теперь на её существование не реагируют все трое слизеринцев. Роберт с Абраксасом так же, как вчера, а Том… улыбается профессорам, сидя рядом, отдаёт приказы на общей работе, а потом звенит звонок, и он становится чужим. Он не предпринял ни одной попытки обсудить вчерашнее, не дал шанса высказаться и ей. Три раза после «Том, давай поговорим» прошёл мимо, и бровью не поведя, один раз притормозил рядом, предупреждающе глянув на Ахту и тут же двинувшись дальше, а напоследок просто наложил ей на рот «Силенцио». Ни одного чёткого и прямого взгляда в глаза, нить в груди, даже несмотря на близость, была тонка и холодна, как лёд. Всё это заставило Лейлу полностью рассредоточиться и к концу дня разорвать губу. Пароль в гостиную так же был сменён — портрет не принял «Приторный яд», смерив надменным взглядом, и пришлось тихо и быстро покинуть то школьное крыло. Может, ему надо было время — говорят, время лечит, а у него его достаточно. Хорошо, Лейла понимала и на один день полностью замолчала: нервы трепетали, но она правда держалась, как делала всегда, всю жизнь. Она хотела дать Тому время обдумать, опомниться и понять, что смысл её слов был другим. Не стоило врать себе — Лейла и правда старалась начать уже сейчас отдаляться от него, ибо по щелчку разойтись ей не позволит даже тело. Застынет на месте и не сможет даже улыбки вытянуть. Она не хотела его отпускать так далеко, чёрт пойми куда, не зная, как на него повлияют крестражи и куда он устроится, если не в Хогвартс. Однако своими словами Лейла лишь хотела дать понять, что Том не имеет права ограждать её от других людей. От друзей в конце концов, которые в любой момент давали ей тепло, заботу, заставляли хохотать и чувствовать себя… нужной? Вероятнее всего. Так что жить под замком, видеться только с Томом и быть заточённой на его полке триумфов она не собиралась. Клетка уже была её домом, был и властный Тёмный Господин, который забрал у неё абсолютно всё и всех, лишь бы все досталось одному ему. Её медленно и еле заметно убивали в этой дурацкой влажной темнице, готовые отнести Саурону на стол в виде зажаренного поросёнка. Которым он бы ни с кем и никогда не поделился. — Марволо, пожалуйста, не драматизируй, — но прошёл и второй, и третий день после ссоры — ничего не изменилось. Том покрылся коркой колючего и чёрного льда: Лейла выловила его в тихом и безлюдном коридоре, полагаясь на его скупость разговаривать при окружающих, и попыталась аккуратно взять за руку. Ответ был молниеносным: он резко уклонился, впившись в лицо равнодушным, брезгливым взглядом, и пальцы резко закололо от боли. — Не подходи ко мне, — раздалось шипение, — Ты последняя, кого я хочу видеть или слышать. В следующую секунду его уже нигде не было. Казалось, в ушах что-то лопнуло. Время затерялось на задворках сознания, и мрак перед глазами слился в один неприятный оттенок. — Как повезло, я как раз иду в библиотеку. Ты сразу со мной? Земля вызывает Харрисон, приём, — в плечо прилетел несильный удар локтем, но Лейла не среагировала, только через пару секунд. Когда близкий человек заявляет, что не хочет видеть тебя, при этом только ему можно выговориться, только с ним можно говорить о настоящем — о сложном, о чём остальные школьники не говорят, только он оценит проблему по достоинству и что-то подскажет… и так серое окружение становится только бесцветнее. Становится однотонным и совершенно невпечатляющим. И это было так резко, так громко в её мыслях, что коленки дрогнули. — Идём, — рука аккуратно приземлилась на предложенный локоть, и она без препирания повиновалась шагам Лукреции. Слизеринский пытливый взгляд прошёлся по лицу, и только пухлые губы приоткрылись во вздохе, в коридор вышла большая группа гриффиндорцев. — Ух, осторожно, змея! — но реакции не последовало — Лукреция всегда держала мнение по поводу львов при себе и не позволяла себе больше, чем насмешливый взгляд в их сторону. Лейле бы поучиться сдерживаться. Слизеринка была как всегда непоколебима: строгий стан, закрытый коричневый пиджак, клетчатая тёмная юбка, которую при дуновении ветра всегда прикрывал Абраксас, и посаженные на плечи кудри. Эмоции выражались шириной, быстротой и оттенком искр в глазах, считать их было почти невозможно. Но это только вид — маска, которую нарисовали её родители, а она еë снимала, стоило людям в коридоре рассосаться. Настоящей она была только наедине, полностью настоящей — ночью, когда никто не видит, как пальцы щипают кожу на руках. Это, вероятно, и была цена близости полукровки с аристократкой надрессированной на чистоту крови рода Блэк: даже ночью обе считывали эмоции друг друга без какого-либо затруднения и без обещаний молчали. — Реддл приказал парням с тобой не общаться. — Это вопрос? — Утверждение, — сухо отчеканила Лукреция, помедлив перед входом в библиотеку. — Они стали слишком мрачными и занятыми. Все трое не забыли, как разговаривать, поразительно, не правда ли? Сидят за завтраком и обедом и без трудностей перешёптываются. При тебе же молчат. И Том тоже: именно поэтому я ничего не говорила раньше времени. Как знала, но!.. — шепнула она и распахнула двери, тут же погладив Лейлу по плечу, — даже не смей выедать себе мозги из-за этого. Лучше ссориться и мириться, чем как мои отец с матерью, да что уж там, большинство чистокровных в браке по расчёту — быть друг к другу холодными и жестокими нарциссами с манией денег и славы. Вероятно, мой братец Орион, хоть и троюродный, пошёл по стопам рода — такой же ненавистник грязнокровок с алекситимией. Он совершенно не ценит свою жёнушку Вальбургу — она его, впрочем, тоже. — Однако ты не такая… — Есть, чем гордиться, — довольно улыбнулась та и вытянула на стол учебники. — С начала недели на тебе нет лица. Просто помни, что у тебя есть я, хорошо? Всё взаимно. Хм, так странно говорить это с зелёным галстуком на шее… — уголки губ дрогнули в усмешке, Лейла не сдержалась. — Нет, серьёзно, что-то ты явно с нами делаешь. Магия какая-то, колдуешь над ледяными сердечками змей? Ну и ведьма, — Лукреция сверкнула глазами и с хохотом потупила взгляд в книгу, так и не увидев, как помрачнело её лицо. — Так, я готова. Чувствую, русские дети будут трепетать от такой умной и строгой учительницы!

*

Мысли кишели, как муравьи в теплицах Бири. Уже какую ночь подряд Лейла не спала, заливая в желудок разве что кофе, чай, да Бодрящие зелья. Сегодня вдобавок живот сжимался до размера шкатулки, глаза щипало от сухости, ногти ломались одни за другим. Руки постоянно тянулись к чернилам с пером, Лейла хотела, безумно хотела объясниться и написать Тому, но знание его характера ломало надежды, без шанса загореться в груди. Он всегда давал высказаться, мог молчать, но слушать, долго думать и анализировать. Но сейчас он сам на себя не походил — Том никогда не был настолько грубым и молчаливым, только, когда они были совершенно незнакомы. Честно, Лейле становилось дурно от мучающих её дум, но это следовало признать: если он что-то для себя решил, он не отойдёт от этого принципа. Письмо, может, и придёт ему, его можно отослать хоть несколько раз. Только Том его не прочитает, даже конверт не откроет и бросит его в камин. Странно даже, как может болеть сердце из-за того, что кто-то на тебя не смотрит! Ну не могло же всё так резко и быстро оборваться, это всё можно уладить! Лейла не была настолько важной частью его плана, чтобы оскорбиться и возненавидеть её за неразделённые желания. В руках треснул стакан, а на языке горечь смешалась с поднявшейся злобой. Если это была очередная манипуляция, за испорченные нервы Лейла его не простит! Следовало сосредоточиться на более важных вещах, нежели гоняться за мальчишкой и падать в ноги с вечной клятвой верности. Она неуверенно прокашлялась, и горло обожгло горячим чаем. Да, определённо так и было, следовало просто подождать. Последние недели Том действительно прятал всё в себе и крайне много напрягался, хмурился и срывался. Всё скопилось и выплеснулось на неё, на самом деле ему было абсолютно, как бы неприятно ни звучало, плевать на планы Лейлы. Они с ним не связаны, они его не касаются, и Япония будет слишком далеко, чтобы обменивать помощь на услугу. Лейла схватила мантию, дверь тихо прикрылась, и, уже оказавшись у выхода из гостиной, она приложила палец к губам. — Я не видела вас, — шепнула Лейла тройке когтевранцев с огневиски в руках, — вы не видели меня. Все трое одновременно кивнули и выудили из-за спины магловские сигареты, что вызвало невольную усмешку, и она скрылась под чарами. Предыдущие дни тренировки были наедине с собой и проходили не самым весёлым образом. Лейла слишком много думала и забывалась, продолжая стоять с вытянутой палочкой по несколько минут. Однако сейчас в голове замелькали чёткие и яркие картинки, для чего всё это организовывалось — мотивация сдавила рёбра. Если уж ночью не спать, то и не сидеть сложа руки. Тренировка планировалась до самого рассвета, и Лейла точно знала, что выдержит. Всегда выдерживала, когда ещё была ребёнком. Вымотать себя эмоционально и физически было лучшим решением на данный момент, и ей было ни капли не жаль себя. От скопления всей этой нагнетающей обстановки, вечной доброты и поддержки вкупе с вопросами «Мисс Харрисон, с вами всё хорошо?» или «Лейла, почему ты не ешь?», начинало тошнить. Всем, на самом-то деле, так плевать. Придёт она сонной, поковыряется в тарелке, не взяв ни куска, и отвлечёт даже пристально наблюдающую Фионой разговором? Всем всё равно, а время не ждёт. Нужно продолжать пахать. — Лейла? — позвал мягкий голос, хотя перед глазами была слепая темнота. — Лейла… — шёпот раздался ближе к уху, тонкие пальцы прошлись по макушке, вынуждая удобнее улечься на щёку, — уже поздно, нам пора возвращаться. — Мисс Харрисон! Ох, я думала, ты её уже разбудила! — строгий голос мадам Пинс, и Лейла уже вытянулась во весь рост, чуть не снося стопку книг. — Я? Что я?.. — При всей радости, что вы перечитали уже пол библиотеки, — забирая ненужные учебники, протянула она и внимательно осмотрела её из-под очков, — библиотека закрывается. Поспать можно в любом другом месте, если вы так сильно устаёте и не можете уследить за собой, советую пересмотреть режим. — Эм, да, конечно! — завертелась на месте Лейла и вмиг поднялась на ноги, почувствовав слетевшую с плеч мантию. — И долго я… была в таком положении? — Достаточно, мисс, достаточно. — А я думала ты про мантию на плечах! — Кайя сощурилась, и на её щеках выступили ямочки. Сердце невольно сжалось, и по спине прошлись мурашки. Даже мадам Пинс отвернулась, не сдержав улыбки. — Да ладно, можешь не благодарить, это я накрыла тебя. — Ты?.. очень добра, Кайя, спасибо, — Лейла вымучено улыбнулась Кайе, погладив её по голове и сдержав разочарование. — Простите, мадам, мне правда неловко из-за данной ситуации. Но не могли бы вы записать эту книгу в мою карточку? Пожалуйста? — первокурсница заглянула ей за плечо, но Лейла скорее передала обложку мадам Пинс и замёрзла под её выразительным взглядом. Та пожурила губами, казалось бы, сотню раз прочитав «Магия теней и миражей: защита и нападение», прежде чем разорвать тишину пустой библиотеки. — А отдыхать когда? — смягчилась Пинс и разочарованно покачала головой. — После выпускного? — попыталась снова улыбнуться Лейла и приподняла брови. Пару секунд переглядываний, и библиотекарша сдалась. — Кайя, неси её карт… — Уже бегу! Вскоре на новой строке появились две подписи, и книга легла в её руке на последней прочитанной странице. — И проводите, пожалуйста, Кайю до её башни, — настоятельно попросила мадам Пинс и смерила свою помощницу недовольным взглядом, — уж очень сомневаюсь, что любопытное дитё не захочет рассмотреть школьные коридора после надвигающегося отбоя. — Можете не беспокоиться, доведу и проверю, — кивнула Лейла и ответно сжала детскую ладонь. — Доброй ночи. — До завтра, мадам Пинс! — Тише, — усмехнулась она и ушла за дальние стеллажи. Коридоры встретили их двоих тишиной и задувающим в открытые окна холодным ветром: Кайю это вовсе не опечалило, к слову. Пока Лейла держала в одной руке открытую книгу и не отрываясь скользила по строкам, она рассказывала о сложностях работы в библиотеке, об уроках, о звавшем её гулять Майке. А потом резко ахнула и втянула побольше воздуха. — Том! — Лейла чуть не споткнулась. Голова с недоверием поднялась, она проморгалась, но фигура старосты правда не исчезла. Наоборот — он стремительно приближался к ним и улыбался. Так, что сверкали глаза, так, что впервые за долгое время появились ямочки. Лейла наблюдала за его важной походкой, как завороженная, потому что именно в ней отражалась вся его уверенность, важность и власть. Он умел сохранять отсылку своего настоящего даже в образе милого и доброго старосты. — Ты в библиотеку? А мы только оттуда, она уже закрылась! Ты опоздал. — Кажется, ты немного запуталась, — мягко улыбнулся тот и склонил голову к часам. — До отбоя десять минут, а у старост есть пара преимуществ. Тем не менее, у первокурсников их нет, а значит, ты должна уже быть в комнате и с куклой под рукой засыпать. — Как ты узнал про куклу?! — Магия, — дёрнул бровями Том. — И времени у тебя становится всё меньше и меньше. — Но меня должна проводить Лейла!.. — он поднял на неё глаза, и тело сковали мурашки, руки похолодели. Взгляд был нечитаемым, зрачки казались обычного цвета, заставив её невольно выдохнуть. Том успокоился. — Разве ты не в состоянии, как всегда утверждала, пройти пару метров одна? — А! Так вы хотите поговорить, ну сразу бы и сказал, забирай свою дорогую даму, — Кайя чмокнула Лейлу в щёку и, побежав дальше, напомнила: — Только не забывай, Том, завтра на переменах ты помогаешь мне с Заклинаниями! Ты обещал. — Обязательно, — только ребёнок забежал за угол, по стенам заскользили серые нити, и в уши ударил тихий хлопок. Лейла вернулась глазами к его лицу и вздрогнула — доброту смыло как по щелчку. Взор трещал от колкого безразличия, руки лежали в карманах, и весь его вид говорил о желании побыстрее отдалиться от неё, будто она приносила ему физическое отвращение. Его актёрское мастерство вышло на новый уровень. — Во снах среди моих крестражей не было меча Годрика Гриффиндора? Верно? — прозвучало, как гром. Страх переспросить заполнил уши — она слышала всё прекрасно, просто не могла поверить. И это, ради чего была такая сцена? Том смотрел и гипнотизировал взглядом. Молчал. — Нет? — Я у тебя спрашиваю. — Нет, — тихо, но утвердительно. — Отлично, — кивнул он и направился дальше, — больше ни минуты не потрачу на него. — Марволо, мы можем поговорить. Это утверждение, я знаю, что ты можешь просто меня выслушать! — шаги притихли, и послышался томный вздох. — Человек на эмоциях говорит правду, свои мысли, — маленький шаг ближе, а голос совершенно спокойный, — Ты сорвалась и сказала всё, как думаешь. Я выслушал, сделал вывод. Мне не нужны мечущиеся между комфортом и выгодой крольчихи. Мне не нужна ты, только твои знания и воспоминания. Можешь рассказать всё, что знаешь, сама, если нет — не беда. Буду спрашивать, что нужно, сам, — он отвернул голову в сторону и вздохнул, даже не понимая, какими усилиями Лейла цеплялась за его голос и игнорировала падающие на дно осколки. — Со мной надо было дружить с самого начала. Сейчас же ты наконец-то поняла, что твои слизеринские друзья в один момент готовы обрубить с тобой связи. Потому что я им приказал. Потому что верны они мне. Как и почти вся школа, как и профессора. Так что сиди молча и не высовывайся со своим острым языком. Иначе пожалеешь. Шок парализовал мозги поцелуем кураре, высосав из них слизистое содержимое и оставив ни с чем. Том хотел было развернуться, но расправил мантию и также бесстрастно добавил: — И кстати… Горбин не повёлся на твою уловку. Он доверяет мне только больше, чем раньше. Пара его торговцев заболела, пара потеряла счёт времени и забыла о встрече, все обязанности на мне. Я сам встретил Хепзибу, а она чистосердечно пригласила меня в свою обитель, больше похожую на барахолку. Уверен, там найдётся много интересного. Ещё я поговорил с Кровавым Бароном, он дал мне почти точное местоположение леса. Немного магии, давки и сопереживания, и он рассказал, что рядом с лесом была река. Оттуда по ветру на деревья и траву, да и на них самих, они же с Серой Дамой тогда ещё были материальны, летели брызги. Место это было вдалеке от волшебников, близко с маглами, но он сказал, там безлюдно — на лес была наложена магия. Круг возможных лесов намного сократился, и я почти у цели. Как видишь, без тебя всё идёт в гору, и у меня нет никакого желания встречаться с тобой в закоулках школы. — Перед этим вспомни, кто именно посоветовал тебе, кто именно направил тебя к Барону! — Спасибо, — сухо бросил Том и пожал плечами. — Ты действительно оказалась хорошим вложением. Не бесполезным. — Я хотела, чтобы ты понял, что мне тоже необходимо своё окружение. Что мне тоже должно быть комфортно и спокойно. Тебя окружает вся школа, профессора, твой факультет, Пожи… — Ясно, — мантия поднялась и скрыла его спину, но Лейла быстро заблокировала проход и сдержала ровный голос. — Ты окружён всем, чем пожелаешь и кем пожелаешь. У меня же появились друзья. Впервые за столько лет, впервые за всю жизнь! Я опустила разницу в возрасте, опустила свои устои держаться одной, потому что так добр ко мне ещё не был никто. Они не раз помогли мне, я — им, они настоящие, я не заставляю их, а они продолжают мной интересоваться, общаться со мной, слушать. Разве это много? Они рядом, когда ты занят, когда тебя нет. И я не хочу оставаться наедине с собой, когда тебя нет — почему я не могу себе это позволить? Вот именно, что… — его скучающий и мрачный взгляд резал без ножа, — могу. Это единственное, что я имела ввиду, когда говорила, что не хочу до конца дней быть с тобой. Я хочу, просто жизнь за нашими общими границами тоже имеет место существовать. Плюсом, — сиплым голосом добавила Лейла уже не так громко, — я не думала, насколько далеко зайдут твои планы по поводу меня. — Не думала? Теперь знаешь, — Том снова попытался уйти. Показалось, его кулаки на секунду сжались, но сомнения расшиблись об ледяной и совершенно незнакомый голос. Слова не произвели на него никакого впечатления. — Не забывай свои слова: я зверь. Зверь, и ему бы ты предпочла абсолютного любого. — Я была зла. — Мне нет до этого дела. Удачи с магией теней и миражей, она тебе понадобится. — То есть всё — это конец?! — крикнула она, хотя они стояли близко, и глаза резко зажгло. — Вот так просто, и ты мне не веришь?! Хочешь сжечь мосты и всё, забыть, обрубить связь? — А разве у нас хоть что-то было? — в грудь будто ударили металлом. Том не поворачивался лицом, но и без этого можно было ясно понять, что это не юмор. — Ты сама говорила и понимала, что я ничего не подтверждал. Ты тоже. Поцелуи, бурная ночь? Все мы подростки, у кого не бывает желания. Тебя никто не заставлял, меня тоже, просто обычный порыв страсти. Взрослая, должна понимать. Про конфликты, думаю, можно не начинать. Не хочу тратить время. А твоё признание было только твоим. Я не заставлял тебя это говорить, хотя даже не уверен, было ли оно посвящено мне. — Как ты смеешь такое говорить, когда знаешь религию и веру эльфов?! — рявкнула Лейла в бешенстве, пытаясь не дрожать. — Мы не шутим с чувствами, мы честны и не можем обмануть природу, моё проклятие подтверждает это в очередной раз!.. — Тем не менее, ты жалеешь, что эльфийские сентиментальные корни выбрали именно меня, и… — Ты даже не представляешь, как дорог мне, Марволо, — вырвалось из горла, лишив самообладания. Лёгкие резко прочистились, и щёки вспыхнули жаром: желваки Тома ослабли, и он еле заметно сглотнул. Лейла часто думала об этом, часто пыталась скрыть факты, но тем не менее сейчас выдала себя с потрохами. Только ничего внутри не рухнуло, мир не сломался, показалось, за этим последовало облегчение. Лейла набрала побольше воздуха и облизнула пересохшие губы. — Раньше я ненавидела тебя всем сердцем, сейчас я даже подумать об этом не могу. Из души невозможно стереть то, что уже стало её частью. Ты постоянно рядом, ты знаешь моё прошлое, знаешь моё будущее! И я не хочу это менять. Я не… — Мы с тобой скоро расходимся во всех смыслах, — её самая тихая, отдираемая от сердца речь канула в лету. Она взглянула Тому в глаза и поняла, что те источали могильный холод — ничего больше. Мышцы перестали держать лицо, и губы приоткрылись от осознания, что его это никак не остановило. — И мы оба знаем, что нужно уже отвыкать от этой связи и сплетённой ауры. Было комфортно, но дальше это не зайдёт, — словно пообещал самому себе Том и бегло осмотрел её с ног до головы. Колени Лейлы готовы были в любой момент подогнуться, а голос потерять стойкость. — Ты так хотела сбежать из школы и от меня подальше. Я хотел освободиться от тебя. Сейчас это будет легко — легче, чем могло быть… — Чего ты остерегаешься, Том? — он опешил и даже слегка обернулся. — Излишне обрезанные фразы, сдержанный тон, сжимающиеся кулаки и вздрагивающие плечи. Я чувствую, ты напряжён. А значит, тебе не всё равно. Чего ты боишься? Его скулы заострились, щит сломался, и он снова исчез. Просто ушёл. Последняя уверенность спала раньше, чем Лейла успела это понять. Воздух в лёгких закончился, и она резко вписалась плечом в стену, не чувствуя абсолютно ничего, кроме сворачивающегося кокона в груди. Лукреция сказала, что лучше ссориться и мириться: только кажется, в этой ситуации жирная точка уже была поставлена. Светлой она не стала. И это действительно всё? Конец? Из горла вырвался хриплый вздох, и щёку обожгло солёной слезой. Прощание в день отъезда а из школы нагрянуло намного раньше, и подготовиться времени не оказалось. А если боялся чего-то Том, хотя такое было за пределами возможного, то стоило напрячься и ей. Тело и так уже сковывали спазмы и неконтролируемая тряска — да, он был упрямым ослом, но виноватой осталась она. Только жизнь начала налаживаться, всё рухнуло в пропасть. Она бы соврала, если бы сказала, что ситуация легко забылась. Буквально пару недель назад Лейла свято уверяла, что теперь в любой момент может развернуться и уйти, ни к кому не привязываясь. Так вот — это оказалась чистая, но красивая ложь, эльфы всегда преподносили её на блюдечке и украшали листьями из сада. Моментами что-то отвлекало, и всё казалось прежним. Но стоило расслабиться и засмотреться на пламя в камине, становилось трудно дышать, а перед глазами скакали воспоминания совершенно другой гостиной. Лейла всё испортила — ещё раз, опять, снова?! Что ей оставалось думать, она портила абсолютно всё, до чего дотрагивалась! — Ты не в порядке, — раздался тихий голос в пустой гостиной — с мягкой ноткой шёпота, как мята в чае. Чтобы ни случилось, Фиона всегда навеивала хоть какой-то уют одной фразой. — Оказывается, если хочешь всеобщего внимания факультета, стоит лишь сесть в гостиной. Тогда услышишь вопросов о самочувствии или желании высказаться больше, чем за всю жизнь. Мило. — Хочешь поговорить? — без тени улыбки поинтересовалась та. Стыд сдавил горло, но яркий взгляд не холодел в минуты ожидания. — Нет, прости, я… — раздались шаги к двери, и Фиона спокойно скрылась на лестнице, так и не дослушав. — Конечно… — поджав губы, она спрятала лицо в колени и выдохнула, — и даже она не выдержала. Дрова стали трещать тише, и ни единой живой души, все уже давно спят, слышен громкий храп — половина теперь засыпает только с зельями. Если бы не привычка ждать мерзких кошмаров, Лейла бы и сама отсыпалась только так. Все стулья пусты, все столы пусты, книги на верхнем этаже не шелестят, ветер в эту часть замка не завывает — Лейла скользила взглядом по диванам и чувствовала, как действительно готова поверить, что у неё собрание с духами, и сейчас её черёд говорить о глобальных проблемах. Или политики, если духи всё-таки в прошлом поступили на Слизерин. Спустя время сверху раздался знакомый скрип двери, долгое и непонятное шорканье, а затем и пару хлопков, даже чьи-то голоса. К огромному удивлению, Фиона вернулась: без слов она вытащила Лейлу из кресла, забрав с собой плед, провела её на этаж выше и не остановилась. Их комнаты оказались позади, и вскоре перед глазами появилась знакомая дверь. Шторы тихо разошлись в стороны, в лицо дунул бодрящий ветер, и Лейла неестественно замерла на пороге. Как сейчас помнила, что и в каком именно месте происходило на этом балконе. Образы, ароматы, голос и страсть. Святой Мерлин… — Тут кто-то уже есть, — бесцветно оповестила она, глянув на стул с кружками и паром от какао. — О себе можно говорить и в первом лице, — на лице Фионы выступила довольная улыбка, и пока паззл в голове медленно складывался, они уже сидели под пледом у перил. В руку положили кружку с какао, Фиона вытянула из кармана свой любимый пакетик с зефиром и раскидала его по кружкам. А потом из-под пазухи показался их компании общий фотоаппарат, Фиона выставила его на столик и потянула к Лейле руки. — Ты ведь собираешь коллекцию из снимков. — Нет, ну не в таком же виде. Сейчас час ночи, Фиона, ты уставшая, я тоже. — А разве не в этом смысл? — она мягко взяла её за руку и погладила по коже. — Нужно запечатлеть настоящие и живые моменты, то, что после школы сделать уже не получится. У тебя нет выбора, вспышка через три, два… Лейла накрепко вжалась в её объятия, уткнувшись лицом в грудь, и выдохнула, как только тёплые руки обвили её с не меньшей силой. Объятия в этом мире в один момент стали олицетворением всех эмоций, переживаний и нужд. Люди, которым она позволила касаться себя, понимали её без слов — понимали и вкладывали в эту близость всё, что могли. Она отдавала не меньше: вероятно, это и была часть людской дружбы, о которой рассказывал Гэндальф. Мол все люди тоже знают язык тела, но только некоторые понимают и умеют вовремя на него ответить. — Это было жестоко с твоей стороны, — хмыкнула Лейла. — Это было правильно, — прошептала Фиона и с усталым вздохом повернулась к ней вполоборота. — Ты будешь смотреть на этот снимок и вспоминать, что ты красива, что ты любима мной в любом виде и в любом настроении. И потом, чтобы не было казусов в будущем, это станет доказательством. — Что? В каком смысле? — свела брови Лейла. — Ну, знаешь ли… будущий популярный драконолог начнёт раздавать интервью местным газетам и говорить, как в школе все её не любили, все унижали и обижали… — Мерлин, Фиона! — та искренне рассмеялась и прилегла к ней на колени с книгой. — С начала недели ты снова ночуешь у себя в спальне. В Большом Зале появляешься, но только делаешь вид, что ешь. — Когда?!.. Когда ты всё это замечаешь? — Когда надо. Так что помни, что даже в отчаянные времена мы были рядом, потому что так надо, так следует делать. Все мы знаем, что, когда тебе плохо, оставаться наедине с собой — самый ужасный вариант. Хотя и молчать в присутствии кого-то не лучше. — Обоснуешь? — Если ты выговоришься, станет легче — это мираж. Далеко не всегда это работает, с возрастом проблемы становятся сложнее и таким способом уже не решаются, — Лейла тихо выдохнула и внимательно посмотрела на укрывшуюся книгой Фиону: на публике и просто днём она была скупа на слова и уж тем более такие поучительные речи. — То же самое, когда Флитвик или Джорджия узнали о смерти моей мамы. Они просили меня продолжать, если мне не сложно вспоминать об этом… я никогда это и не забывала, — усмехнулась она горькой улыбкой и шепнула: — будто, если я молчу, всё хорошо? Это смешно и грустно одновременно. — М-да… смешно, — голос слегка дрогнул, и Лейла тут же дёрнула головой в сторону, вытирая рукавом скупую слезу. Вторая за день, роскошь, чёрт возьми! Она знала лучше любого, что если Том решил, то он поставил точку. А всё из-за её грязного рта. Они так часто ссорились, да даже не ссорились, а лаялись, как самые настоящие бродяжные псы, так часто пытались что-то доказать и зацепить, порой даже рассечь кожу лезвием, что это уже стало ненормальной нормой. Так адекватные люди себя не ведут, так простые подростки себя не ведут — однако кто сказал, что они были простыми? Убийцы, манипуляторы, обманщики: один хочет свергнуть Министерство и убить половину человечества, другая уже давно погрязла в чужой крови и ради уничтожения кольца готова сделать это ещё раз. Директор обоим доверял, а они продолжали работать в Лютном переулке, выкупая артефакты и ломая конечности змееподобным анимагам. Они были ужасны и отвратительны для общества, любой бы убежал за тридевять земель, узнав их изнанки… Только никому бы и в голову не пришло подумать, чего такие животные добились и чем пожертвовали ради своих целей. Дикие? Конечно, но только по отношению друг к другу. Потому что эти вечные соревнования создавались с целью доказать, кто выше, лучше и сильнее. Кто в конце концов кому подчинится. Так что эти ссоры стали настолько привычными, что зацепить словами казалось уже невозможным — впрочем, это была ложь. Отрезвление пришло быстро и резко, и попалась на этой тишине в голове именно Лейла. Она не помнила, как влюбилась в Тома, это произошло совершенно случайно, против её воли. Раньше она не верила Гэндальфу, но сейчас его думы начали приобретать смысл: житейские деяния простого люда помогали сдерживать тьму. И это обыкновенные забота и доброта. Том заставил её вспомнить, какого это — заботиться о человеке, чёрт возьми, волноваться за него и с упоением слушать. Кошки скребли на душе, но она всегда боялась вздохнуть, слушая его рассказы о будущем, о планах и своих деяниях ещё в приюте. Это стало ясно ещё на собрании Пожирателей: ораторство Тома, его поднятая голова, уверенный и бархатный голос зажигали искры в глазах сторонниках, он превращал самые ужасные мечты и желания в медовую сказку, и мгновениями даже по её спине начинали бегать мурашки. Том почти всегда был уверен. Почти, потому что все чего-то боялись, и в этом не было ничего плохого. Он всегда держал себя, всегда помнил, кто он и с кем связывается: он был внимателен и проницателен, от него ничего нельзя утаить, и это порой даже пугало. Лейла смотрела сквозь страницы и понимала, что ещё никто и никогда из людского народа не вызывал у неё восхищения и уважения. Мысли Тома были гнилыми и чёрными, темнее самого мрака в крепости орков, никакие оправдания не спасали его от будущего кипящего котла в аде, если такой всё же существовал. Однако Лейлу тянуло, затягивало в паутину стальной клешнёй. Он был в разы спокойнее, внимательнее и увереннее, чем она, и делился с ней этим, учил её этому. Это произошло неосознанно с обеих сторон. Но других объяснений не нашлось — только при нём Лейла готова была прятать страх в глубокую яму, идти на риск и вести себя, как самое спокойное существо на земле. Только он заставлял оставаться под маской и сдерживать дикую боль, даже, когда хотелось умереть со стрелой в плече. Потому что проявить слабость и сдуться под его мрачным взглядом — вот это было бы позором. Сколько времени прошло, а этот монстр до сих пор влиял на неё, причём только сильнее. Каждый взор, каждое растянутое до рычащих нот слово и касание, которое перестало быть противным. Причём она настолько не разбиралась в этом, настолько была погружена в мысли, что очень долго думала, мол это много, мол Том уделял ей много времени. Ни черта. Лишение свободы и годы наедине с орками безусловно повлияли на эти устои, и это было унизительно. Унизительно думать, что редкие мгновения, когда Том был спокоен и действительно уважителен к ней, являлись лучшим, что она заслуживала. Теперь, глядя на Лукрецию с Абраксасом, на Фиону с Кевином, она окончательно убеждалась, что у неё из этого всего всегда была только крошка. Мелкая и жалкая. Лейла всегда держалась подальше от громких, ярких и чрезмерно позитивных людей — это не её компания, не её зона комфорта, такие вызывали лишь напряжение. Вот только когда на губах Тома расплывалась кроткая, но искренняя улыбка, когда дёргались ямочки, а змеиные глаза с насмешкой смотрели на неё, казалось, время замедлялось. Когда щёки краснели от ярости и тело горело изнутри от негодования, его ледяные руки с перстнями уже по-хозяйски, хотя на самом деле просто нагло, ложились на талию, и буря эмоций замерзала в этом чёрством холоде. Стихала, как и её львиный, полный уверенности голос. Щёку прожгло третьей слезой. Когда Том смеялся последний раз? Тем бархатным и громким голосом? Вот именно, что давно, и не факт, что это была правда. А Лейла помнила. Помнила его смех, который прямо сейчас эхом разгуливал в голове, и понимала, как испортила себе жизнь. Как на самом деле будет больно «прощаться» с этим всем и не испытывать заново. Сейчас ведь всё стало по-другому. Нет, запустить это до стадии, когда рыдаешь от боли в голове, Лейла не могла! Следовало угомониться и сосредоточиться на делах, как сделал он, она ведь ничем не слабее! Ноготь врезался в кожу под глазом и стёр слезу, будто её там никогда и не было.

*

— Ну что я могу сказать, дорогуша. Четвёртое «Превосходно». Техника, уверенность, сосредоточенность — всё на высшем уровне, — Вилкост приподняла губы в полуулыбке и сощурилась. — Слышала, это твоя не первая радостная отметка за сегодня? — Неужели единственное «Превосходно» по пробному экзамену по Уходу за Магическими существами так быстро обходит весь учительский стол? — А ты думала, только вы шептаться об оценках умеете? — Лейла усмехнулась и раздвинула парты по местам. — Мы ещё и о «Клубе Слизней» говорим. — Только не это… не смотрите на меня так пристально, профессор, я не виновата! — Эх, расстраиваешь ты бедного Горация, расстраиваешь. Сколько раз он уже хвастался твоими успехами в Зельеварении, а сколько раз приглашал тебя туда?! И ты каждый раз отказываешься. Почему? Разве ты не хочешь посидеть в компании своих однокурсников, своих друзей за вкусным ужином и пообсуждать интересные темы? — Слушать, сколько денег зарабатывают родители слизеринских однокурсников, кто где работает, кто из родственников умер и какие в семьях ссоры, мне не особо хочется, честно говоря, — Вилкост рассмеялась и понимающе кивнула. — В таком случае, советую придумать отмазки получше. Гораций уже начинает беспокоиться о твоём здоровье: то голова болит, то не спишь ночью, то дополнительных занятий со мной много. Боится, что погубишь себя, ведь такая бедная, даже на жизнь времени не оставляешь! — Я поняла вас, профессор, — та устало присела за стол и опустила голову в работы. — Это случайно не контрольная первого курса, которую они сегодня писали? — Допустим? — Лейла задумчиво облизнула губы и всё-таки поинтересовалась: — Не могли бы вы сказать, как учатся младшие Райс и?.. — И Кайя Гросс, да, кто эту неделимую троицу не знает, — протянула она с размытой в стекле очков усмешкой. — Удивительно, но, несмотря на их пылкий темперамент и подвешенный язык, по моему предмету у всех троих ни разу не было меньше «Выше ожидаемого». Ну как, у Марго с Кайей почти всегда «Превосходно», а вот Майк… слишком погружён в Травологию и Зелья, остальное его не особо волнует, он лишь хочет поразить сестру и первую любовь. — Хорошо… славно, спасибо, профессор. — Волнуешься за детишек? Они о тебе тоже спрашивали, да и не только они. Ты прославилась среди первого курса, — Вилкост подмигнула, — кто же ещё будет утолять их жажду сказок. — Просто хотела убедиться, что даже в учёбе они с самого начала подают большие надежды, — тихо добавила Лейла и улыбнулась, — Хороших выходных. Пятница проходила действительно в темпе. День был расписан по часам, сначала школа, потом помощь Лукреции с подготовкой, три часа на тренировке, и в результате весь вечер был полностью посвящён разрисованным пергаментам и страницам потрёпанного дневника. Стакан с водой пустел каждый час, фантики из-под собранного подарка от первокурсников порой слетали на пол, а глаз, на удивление, не мог нарадоваться. Всё оказалось гораздо лучше, чем Лейла думала. После выпускного она вернётся в Белую Виверну и будет работать на полную ставку. Снимет там же однокомнатную квартирку, или же выпросит подвал у Кэрол, а на тренировки с Тёмной магией будет трансгрессировать в более скрытное место. Поживёт там, сходит на свадьбу Роберта… хотя сейчас на этом пункте она постоянно замедлялась. Пригласил он её? Да, причём сказал, что, если Лейла не придёт, он посмертно обидится. Вот только это было до того, как он «забыл» о её существовании, и теперь, вероятно, приглашение не работало. Наверное, это было и к лучшему. Журналисты, вся светская свита, да и всё внимание будет направлено именно на роскошную свадьбу. Если к тому моменту Британия всё же не закроет границы, трансгрессировать в Японию будет легче лёгкого! Если же одна из стран, а то и две, всё же запретят аппарации на их территорию, даже это не станет проблемой — поезд довезёт до России, а уже там её встретит Огромный буревестник и перенесёт через море. Лучше было перестраховаться, чем посещать страны со сложными временами и битвами, но других вариантов не было. Магловская война была мировой, действительно было страшно представить, что там происходило все эти года. И она не была закончена, это беспокоило. Неизвестно, что к тому времени случится и с волшебным миром: куда сместится добро, и где окажется большинство сторонников Грин-де-Вальда. Тем не менее, жизнь продолжалась: маги были отлично защищены от простецов, а Геллерт просто не сможет хоть что-то ей предъявить, даже, если найдёт в Богом забытой деревне. Отлично, во всём находились плюсы! Уже там по прибытию Нэо встретит Лейлу, проведёт в школу и после этого со спокойной душой отправит в деревню. Деньги, еда, место проживания, примерный маршрут и места для небольших расследований, где, Лейла надеялась, остались какие-то подсказки — всё это было, жаловаться не имело смысла. Вот только сколько лет займут поиски этого проклятого во всех смыслах места, где Рэйден расколол душу, если расколол вообще, и к чему стоит готовиться, какие заклятия или руны помогут уничтожить кольцо?.. никто не знал и не узнает раньше, чем она. Кишка тонка даже задумываться, что одна вещица, если её выследит Саурон, может разрушить вселенную, и даже не одну! Лейла тихо выдохнула и накинула на плечи мантию, выходя в холодный и мрачный коридор. Ноги сами несли её в нужное место, пока мысли выстраивались цепочками, фильтруя темы и эмоции. Она часто думала, что Гэндальф просто хотел показать, насколько страшен и сложен человеческий мир. Мысли, что кольцо можно уничтожить в любое время в Тайной комнате, где также был создан крестраж, часто посещали голову, и хотелось рискнуть. Очень хотелось, но такой «попытки» никто бы не пережил. Не перед носом профессоров и тысячи школьников, не под такой слабой крышей это должно было делаться. Магия кольца была непобедима, она, как самый настоящий и злостный крестраж, и ожидала таких поспешных решений, которые бы всё разрушили. — Оу… — плечо заныло от удара, и Лейла соизволила поднять голову. — Можно смотреть, куда идёшь, — Блэк с Долоховым отряхнули начищенные мантии и одновременно закатили глаза. — Простите, — проморгавшись, она быстро помотала головой и двинулась дальше. В спину въелись два змеиных и мрачных взгляда, иначе бы аура не полегчала. — Его сейчас нет, — донёсся низкий голос Долохова, вынудив Лейлу помедлить. Брови свелись на переносице, а по спине прошёлся удар тока. — Ну, спасибо?.. но я не к нему, — только она развернулась к Долохову, его лицо дрогнуло, и глаза снова стали лютыми, пугающими. Поджимая губы, она сдержанно кивнула и отвела взгляд, — хороших выходных. — Что она сказала? — тихо донеслось спустя пару секунд, и Лейла резко задумалась сама. Хороших выходных? Тем, кто чуть не замучил её посреди коридора и не убил, разлив чернила с ядом? Уже было за полночь, и мозг, видимо, совершенно перестал работать. Несколько этажей ступенек прошлись в полной тишине, над головой еле слышно закачались медные звёзды, и снова перед глазами вид на холмы за пределами школы. Астрономическая башня была самым настоящим сборищем слёзных историй, неисполненных желаний и ссор, атмосфера всегда здесь казалась слишком разряжена, и отнюдь не из-за высоты. Лейла сделала медленный вздох и оперлась на перила, вдавив смешок обратно в лёгкие: холмы казались обычным сгустком пепла, никакого завораживающего цвета, никакого желания лететь туда и окунаться во мрак. Единственное желание сейчас — это сбежать с чемоданом подальше ото всех живых существ, которые умеют разговаривать. Хотя вдруг кто-то из них окажется мортимагом и будет следить за ней в образе ливня. — Можешь снять чары, Лейла. Твоя аура почти единственная во всей школе, что давит на мою голову с такой силой, — потребовалось ещё больше воздуха, чтобы сдержать рык и вжать его в грудь. Она не дёрнулась: смолчала и прикусила щеку, чувствуя, как порыв светлой магии сдувает её с ног, слыша, как его мантия шелестит и глаза Невербально снимают Дезиллюминационные чары. — Вроде как отбой был ещё пару часов назад? — Что же… — развела ладони Лейла после напряжённой тишины и пожала плечами, — вероятно, вам нужно снять баллы с Когтеврана и наказать меня? Или у меня есть время раскаяться и убежать? — Ни в коем случае, оставайся, ты пришла сюда первая. Знаешь ли, я в твоём… возрасте тоже часто сбегал из спальни и предавался забвению неба, звёзд… — Дамблдор встал рядом и мечтательно выдохнул с короткой улыбкой в глазах. — Кстати, раз я тебя встретил: не знаешь ли, куда до отбоя, да и после него запропастился Том? Хлоя и все факультетские старосты, кроме слизеринских, присутствовали на посту и сказали, что он попросил заменить его на обходе замка. А вы вроде стали с ним очень близки, ты наверняка знаешь и… — Обсуждал с факультетом экзамены и помогал им спланировать подготовку. — Действительно ли это так? — расширенные очками зрачки впились в её скулы. — Я проходил Слизеринскую гостиную, его там не было. — Не в то время смотрели, — Дамблдор сдержанно качнул головой и пожурил губами. — Лейла… понимаешь ли, то, что делаешь ты, чтобы спасти свой мир, очень похвально. Но информация, которую ты ищешь, книги, которые читаешь, и сделки в Лютном переулке, которые проводишь — это исключение только для тебя. Если чем-то подобным увлекаются ученики нашей школы, я обязан об этом знать, Тёмная магия и всё, что с ней связано, очень опасна в неумелых руках. Захотелось истерично рассмеяться. — Кто сказал, что знать детали Тёмных искусств и способы защиты от них больше, чем дано в программе, это опасно? Книги созданы для того, чтобы их читать. У кого-то тяга к Тёмной магии, а вы сразу о плохом… Я обожаю клинки. Обожаю сверкающие мечи, желательно, когда на них чёрная кровь, могу часами наблюдать, как точат ятаганы, как блестят их лезвия. И что, я теперь опасна? Плоха? Это значит, что в любой момент я возьму нож со стола в Большом зале и захочу зарезать мне неугодного? Интересные у вас мысли, профессор. — Увлечение и любопытство — это разные вещи. Кто-то уже профессионал, а кто-то хочет так много, что его охватывает алчность, и он сделает всё, чтобы унести с собой больше, чем возможно, — с каждым словом взор Дамблдора только сильнее впивался в лицо и царапал, скребся в душу, где ему не место. — Великие слова, сэр. Правда, что-то знакомое я уже слышала в прошлом. — Лейла… — Я знаю, что вы подозреваете Тома в грязных делах. Это видно, это чувствуется. Увы, как эльф, не могу не чувствовать ваших раскалённых переглядываний… но я ничего не знаю, не могу вам помочь. — А Том знает? О твоём настоящем? — Знает. И всё, как видите, со мной в порядке. — И?.. — Извините за несдержанность, но разве я обязана вам рассказывать хоть что-то вне урока? У нас вроде не Трансфигурация, да и темы такой никогда не было. Можете не верить мне, только подумайте сами, почему сегодня на дежурстве отсутствовали все слизеринские старосты? Ваше желание испортить чужие жизни слишком велико. Можете ничего не говорить, мне не нужны ваши наставления или объяснения. Профессор наконец-то поджал губы и отвёл помутневший взор. Повисла гробовая тишина, но уже через пару минут Лейла расслабилась сама. Вытянувшийся на губах оскал вмиг сменился усмешкой, когда Дамблдора снова заговорил. Будто всё забыто. Будто он та же копия Гэндальфа. Захотелось промыть мозг и выбрать оттуда соплями все эти сравнения — он и мизинца его не стоял. — Время сейчас очень неспокойное. — Для вас? Конечно. А мне как-то спокойно. — Я прошу прощения? — Дамблдор сощурился и, заглянув ей в глаза, опешил. Лейла могла отдать всю свою зарплату на ставку, что там ничего не было. Полное и неизменное равнодушие: к нему, к ситуации, к словам. — Я угроза гораздо меньше, чем вы. Ну а чего теперь боятся. Что-то попытаюсь сделать я — расскажете, кто я такая и подвергните мою жизнь опасности. Но!.. сделаете что-то вы — я расскажу газетам про вашу связь с Грин-де-Вальдом, а потом ему про ваше путешествие в другой измерение, и про то, что эти измерения вообще существуют. Тогда вы подвергните опасности не только магический мир, не только тех, кто на вашей стороне, но и всю вашу вселенную в целом. Да, манипуляции они такие. Вам наверняка знать о них лучше, чем мне, сэр. Но только не смейте злиться, — пожурила пальчиком она и прикрыла глаза — всё, что происходит, к лучшему. На губах застыла мягкая улыбка, а глаза спокойно прикрылись. Не прятать себя под маской и говорить с человеком без единой мысли о вранье было так… необычно и приятно. Дамблдор боялся правды больше всего. — Видела, кстати, Грин-де-Вальда недавно, — его плечи дрогнули. — Пообщались, хотел забрать моё кольцо, но не забрал. И сбежал, потому что испугался его силы. Помните статью про горящий дом с заваленным подвалом? Мы там были, впрочем, чуть не остались под камнями, но выжили. Так что мы с ним в расчёте, он меня больше не тронет. Волноваться не за что, в школе я никому, кроме сплетниц, не нужна, экзамены как-нибудь сдам, это не главное, а дальше я уже отправлюсь туда, где меня никто не потревожит. Можете больше не переживать, больше вас не побеспокою. — Не думал, что ненависть может быть настолько тихой, — задумчиво произнёс Дамблдор совершенно не по теме. Впрочем, все его сильные думы начинались именно в такое время. — Приму за комплимент. — Твои навыки скрывать свою жизнь и эмоции поражают. Он всё-таки хотел переманить тебя на свою сторону? — Сейчас уже нет. Он хотел силу моего кольца. Ах, да, вы же не знаете! Кошка Хлои уже давно была мертва, и всё это время на её месте был шпион Грин-де-Вальда. Анимаг, который лежал на моей кровати, наблюдал за мной, когда я спала, когда переодевалась, читала. И он теперь тоже мёртв — его борода дёрнулась, и взгляд скосился в другую сторону, словно смотреть на неё теперь было грехом. — И убила его… ты? Непростительным? — Вовсе нет, — тот еле заметно выдохнул, — клинком в спину, пока он удирал в кошачьем обличии. А потом сожгла, так что кости не найдут. Снова наступила глубокая тишина, ветер заставлял сухие глаза слезиться, а Лейлу шмыгать замёрзшим носом. Когда силы были, она болела из-за каждой мелочи, а сейчас сидела босая на подоконнике, стояла на высокой открытой башне в лёгком платье и даже не чувствовала холода. Она брала это на свой счёт: судьба продолжала играть. Хотелось заболеть, хотелось залечь в кровать подальше от громких толп и накрыться одеялом, заставив тело вспотеть от жары, а не от вечных мыслей. Не получалось. Лейла оставалось полностью здоровой, к счастью мадам Помфри и Фионы. — Ты сказала, что из того дома выбрались живыми вы. Том тоже там был? — Был… я попросила его пойти со мной, — она тут же пожелала отрезать себе язык и встряхнуть мозги. А с другой стороны, был ли смысл что-то скрывать? Весь день и ночь Лейла пыталась не думать о нём, не представлять его и сосредоточиться на другом, и это получалось безупречно! Раз этот змей смог столько сделать без неё, она ничем не была хуже! Вот только одно его имя, причём выходившее изо рта профессора растянуто, будто специально, и слой защиты в сознании стекал, и образ темноволосого старосты проявлялся ярче. Живот стягивало узлом, будто талию обвивал сам Василиск, и от захлёстывающих её волн мурашек тошнило. — Он спас меня. Сама я была отвлечена разговором с уважаемым Геллертом и не уследила за поставленной ловушкой, когда он трансгрессировал. Так что я ни капли не жалею, жалела бы, если бы из-за своей неосторожности сгнила под каменными плитами в нескольких метрах под землёй. Да, сэр, Том знает больше, чем вы. Чем кто-либо. Поэтому здесь он мне единственный близкий человек. И я не посмею хоть с палочкой у виска рассказать вам хоть что-то о его личной жизни. Это низко и подло, а подражать вам я не стремлюсь. — Все мы совершаем ошибки, — помедлив, завёл шарманку Дамблдор. Лейла раздражённо фыркнула и хлопнула руками по перилам. — Идеальных людей не существует. — Верно, но это не оправдание. Не думала ли ты, что последние годы я стараюсь искупить один из своих самых больших грехов? Потому что я виноват перед тобой и твоим миром, и благодаря рассказам о светлой магии, о помощи и поддержке друг друга я и сам пытаюсь исправиться. — Вы стоите рядом и разговариваете, делая вид, будто всё в прошлом. Будто ничего такого не случилось, и это просто я злопамятная. Это никогда не забудется, сэр, но я не выношу свой настрой против вас на публику, — выплюнула она с особым наслаждением. — Будьте добры и честны по отношению ко мне: не стройте из себя доброго дедушку со сказками о добре. Ведь всё и все вокруг не иначе, чем завуалированное зло. А тихая ненависть, как вы сказали… нет, она не тихая, просто глубоко спрятанная. Всё-таки вы устроили меня в этом мире, так ещё являетесь профессором, как я могу портить вам жизнь! Были бы мы в Средиземье… ваша голова уже давно была бы отсечена. Потому что эльфы не щадят за ложь, трусость и эгоистичность. Но у нас такого не существует, и я обязана жить по вашим правилам. Так что я ничего вам не сделаю. Пока вы не тронете Тома, — вырвалось изо рта, но особого сожаления не последовало. Это была правда. — Он стал тебе… настолько дорог? — Нет, — на автомате ответила Лейла, впившись пальцем в перила. — Но лучше пусть видит настоящую меня только он, нежели весь мир. Демоны держатся вместе, если вы не знали. Вы уже испортили жизнь моему самому любимому человеку. И мне, понятное дело. Так что третья попытка будет вашей последней. — Это угроза? — Ни в коем случае, кто я, чтобы сражаться с величайшим светлым магом? — с губ сорвался хриплый смешок, и она задумчиво опустила голову: — Я просто… мыслю вслух. Пока я не опасна и Вас, как и любого другого, не трону. Но это пока. Если вы что-то сделаете с Томом… Я за себя не ручаюсь, сэр. Она замолчала — и так слишком много выдала под сводом успокоительных. — Не боишься, что реальность окажется хуже, чем ожидание? — отвёрнутая от профессора голова дёрнулась, и желваки медленно ослабли. А Дамблдор будто нашёл золотую жилу. — Эльфийские чувства… очень хрупкие, а люди порой бывают не такими, какими кажутся. — Никто не шокирует меня больше, чем вы. — Я могу понять. Но всё же, исходя из своего опыта, могу сказать одно — абсолютно все чувства… — …должны быть отчётливыми и понятными для самого себя, так же, как и ты понятен самому себе. Ты не должен позволить эмоциям охватить тебя, ты руководишь ими, не они тобой. Иначе ты — утопленник. Да, сэр, кажется, это я тоже уже слышала, — даже не оборачиваясь чувствуя его напряжение, прошептала Лейла и выдохнула. Дамблдор откашлялся, даже не представляя, как ей хотелось разодрать своё чешущееся горло ногтями. Физическая боль всегда заглушала моральную, а сейчас, вероятно, её разрывало изнутри от стыда и разочарования в себе. Болото, которое они развели, оказались слишком вязким и глубоким. Лейла и правда забыла эти слова Гэндальфа — удивительно, впервые она решила, что знает что-то лучше мудрейшего мага. — Ваш опыт печален. Из лучших друзей в худших врагов. И как же вы не успели совладать с собой, профессор? — Многое кажется проще на словах. На самом же деле всё ужасно сложно и… неприятно, — Дамблдор потёр переносицу и выдохнул. — Именно поэтому я говорю об этом даже с первокурсниками — чтобы никто не повторял моих ошибок. Лучше постараться сразу забыть и охладеть, чем давать себе лживую надежду или пытаться оправдаться. Или оправдать. Это хуже пыток. И впервые за долгое время, но Лейла согласилась с ним. Почему играл Том, почему никогда не мог определиться именно он? То он не хотел, чтобы Лейла уходила, то мечтал остаться наедине и больше её не видеть. Так какого чёрта драть на себе волосы из-за его подростковой нерешительности должна была она?! — Да. Вы определённо в чём-то правы. Оставлю вас наедине с воспоминаниями. Помучайтесь немного, как все, кто приходят сюда ночью. Жаль, утаить разговоры даже таких людей в этом замке было невозможно. Дамблдор не почувствовал чужого присутствия из-за слишком мрачной ауры Лейлы, она слишком расслабилась и наплевала на меры предостережения? Или Долохов слишком хорошо скрыл своё присутствие? Никто больше не узнает, да и особо неинтересно. Однако той же ночью весь этот диалог заново прозвучал в тёмной гостиной.

***

— Она не выдала вас, Милорд. Но… — Но? — Долохов вздрогнул и нахмурился, будто сам не понимал, что говорит. — Мисс Харрисон угрожала самому Дамблдору. Сказала, что если он что-то с вами сделает… то она за себя не ручается. — Вот как? — поднял бровь он и замедлился на пару секунд дольше положенного. — Это хорошо. Можно использовать в нашу сторону и обернуть её против наших врагов. То есть самого Дамблдора. Так значит, она догадалась? — Да, никто из нас ей ничего не рассказывал по поводу ваших планов и алиби, а она безошибочно подметила, что на посту не было всех слизеринских старост. — Не сомневался. Хорошо, что следующая встреча с Хепзибой в воскресенье. Пропадать два дня подряд было бы подозрительно. Долохов, подойди ближе. — Да, Ми?.. — Обливиэйт, — не успел тот среагировать, как подслушанный разговор был полностью стёрт из его головы. Том не залезал в его мысли, это перестало быть необходимым. Но всё собрание он тщательно следил за ним и видел, как брови постоянно сходились на переносице, а глаза бегали по полу. Было в этом что-то нечистое, Долохов редко себя так вёл. — Свободен. В школе что-то случилось? — Кроме появления Дамблдора в гостиной — ничего, — но все его мысли улетели в другое русло. К сожалению. Том всегда обосновывался и доказывал все действиями — рот был стянут верёвкой, выливался оттуда только мусор в её сторону, потому что правда всегда была бы страшнее. У Лейлы за счёт возраста сила была в словах — ей она и пользовалась, неоднократно вводя его в ступор, шок или испуг. Но никогда не действия, будто руки от неуверенности замирали. Так Том думал, видел и слышал всегда, пока Лестрейндж не подсказал, на что смотреть. Схватила за руку и укрыла от Грин-де-Вальда, лезла через оскорбления и подлатывала раны, хотя он мог сам. И молчала. Держала всё при себе и никому ни слова не сказала о его похождениях в Тёмной магии. Хорошая инвестиция получилась. — Малфой, хочешь что-то сказать? Или Лестрейндж, м? — Нет, Милорд. Ничего, — блекло, полумёртвым голосом ответил второй и кивнул. — Ваши мысли мешают мне сосредоточиться, я дал вам уроки окклюменции, остальное за вами. — Я могу задать вопрос, Милорд? — взгляд медленно скользнул к Долохову, и после недолгой тишины тот прочистил горло. — Вы хотели усиленно искать крестражи и создавать их только после выпуска из школы. Однако активно начали поиски уже сейчас. Вас преследуют новые цели? — А если честно задать вопрос? — Нам есть, о чём волноваться? — Том хмыкнул и отвернул голову к окну, где лил дождь. — Я проверну всё идеально, как всегда. Вы лишь в этой ситуации будете на стрёме, я не позволю вам что-то испортить. Так что нет. Вам не о чём беспокоиться. Свободны. Он нетерпеливо вонзился взглядом в карты на столе и, дождавшись хлопка портрета, откинулся на спинку дивана. Всё шло просто идеально! Том смог укротить свой пыл, стал намного спокойнее, и все дела сразу продвинулись, сошли с мёртвого места наконец-таки! Манипулировать Кровавым Бароном оказалось легче лёгкого, найти общий язык и не тратить время, как это выходило с подавленной жизнью Еленой Когтевран, было ещё проще. Виновник смерти, что заколол её в приступе ярости, а потом умертвил себя и сам — история печальная, и отлично, Том сыграл на чувствах, и информация полилась ручьём. Работать первые месяцы после школы он уже точно решил у Горбина, а уже потом, поскольку некоторые вакансии были свободны, устроиться в Колдовстворец профессором. В русской школе действительно было много предметов и направлений, которых не было в Хогвартсе, и раз уж Блэк приняли на должность, его тоже примут. Не иначе, хотя вариантов у него бесчисленное количество. И всё же Колдовстворец был лучшим местом — волшебники стран СССР весьма углублённо изучали Тёмную магию, вообще больше знали о Знахарстве, об обрядах и Невербальной магии, они колдовали с помощью перстней. На поле боя это будет как минимум неожиданность — мало кто знает, какая сила заложена в волшебниках с предками ведьмами, колдунами и прорицателями. Детям в школе будет легче привить свою политику, свои взгляды и устои. Все колдуны и ведьмы испокон веков были гонимы обществом, из-за чего обязаны скрываться: однако все они являлись максимум полукровными, в большинстве случаев выходили из древних и благородных родов. Это новый уровень магии, новые и более тонкие способы напугать врагов. Если правильно преподать саму мысль о жизни в чистом волшебном мире, где они будут высшим обществом, все они встанут за спину Тома. Армия вырастет в несколько раз. И даже на этом радостные новости не кончались! Они отлично поладили с Хепзибой: в воскресенье он подловил её у чайной, якобы догнав с её потерянным по дороге кошельком, а сегодня отлучился на встречу в кафе. Конечно, Том невзначай упомянул, где и у кого работал, после чего с глубочайшим сожалением объявил о прощании, и рыба клюнула: старушка тут же залепетала о сделке, дабы узнать друг друга получше. И уже на половине сегодняшней встречи он осознал, что никаких товаров Горбину пока не видать. Как клиент, Хепзиба оказалось хитрой, внимательной и жадной, как человек — раздражительно навязчивой и желающей узнать абсолютно всё о его жизни особой. Сделка перешла в «свидание», её мысли ни на секунду не метнулись в сторону цели встречи, и она так и ничего не продала. Зато домой провела: видите ли, время ещё детское, а они так ничего и не обсудили. И тогда глаза Тома полезли на лоб. Обитель артефакторши действительно оказалась барахолкой: даже высокие потолки и большая площадь не помогали упрятать сундуки, огромные шкафы на нескольких магических замках и уставленные вещичками подоконники. Сильнее всего на его терпение действовал взгляд Хепзибы — глаза были полны настороженности, ибо следили за каждым его движением, и самое главное, гордости. Значит, здесь было много чего достойного его внимания. Встреча затянулась, и к торговле они так и не приступили — но Хепзиба не попрощалась. Сразу сказала до встречи и добавила, что со стороны Горбина будет соглашаться на сделки только с Томом. Очередное доказательство, что он превосходит даже старших работников, ещё тех хитрецов и жизнью наученных манипуляторов. Хепзиба было просто в восторге от Тома, её мысли не обманывали. Парень сирота, лучший ученик Хогвартса, лучший дуэлянт, что зарабатывает себе на будущую жизнь в Лютном переулке и старается пополнить свой запас знаний. Добавить к тому же, что он обучен манерам, галантен с женщинами, действительно разбирается в артефактах, ибо для старушки это не последнее важное, и принадлежит древнему роду, тесно связанному с Салазаром Слизерином. Что ещё нужно? Глаза вспыхнули у обоих: сначала у Хепзибы, когда Том сказал о связи с основателем школы, а потом грудь тряхнуло и у него лишь при услышанном, что она была дальней родственницей Пенелопы Пуффендуй. Недостающий пазл сошёлся, Том даже потерял дар речи на мгновение — об этом факультете нужной ему информации было меньше всего. Хепзиба же наверняка знала много: не могла не знать, таким родством грех не гордиться. Тело свело в сладостном ожидании, Том нашёл с богатой волшебницей общий язык и вылез на пьедестал её любимых торговцев буквально за неделю. Конечно, всем нравилась эта маска на его лице. Кто-то сходил с ума по ней, кто-то восхвалял и восхищался. Любой, кто скажет, что внешность не важна, особенно среди школьников, особенно в сфере торговли — врёт. Истинная красота — это самая большая ценность, искусственную всегда видно. А если к ней подключить обаяние, вежливость и долгий взгляд глаза в глаза, заставляющий краснеть и испытывать противоречивые, сбивающие эмоции… то люди отказываются верить, что за этим может скрываться что-то поистине страшное. Это и к лучшему. Том никогда не позволил бы окружающим узнать его настоящую натуру, жалел слабых людишек, которые увидели бы кошмар наяву. Чертовски жаль, что он не справился до конца, и его душа жаждала очередного разрыва, лишь бы снова похолодеть. Снова вернуться в стальное тело и характер юноши из приюта, что не верил в магию и запугивал маглов одним взором. Из мебели потянулись чёрные тени, они затянулись у него над головой, зашептались, и стоило закрыть глаза, голову закололи шипящие голоса. Зачем он это делал? Чтобы убедиться в сохранности всех своих секретов, никак иначе. По рёбрам прошлись острым ножом, и Том уже заученным движением притянул к себе бутылку вина. Белое сухое — до ужаса кислое и жгущее горло, но только с этим теперь ассоциировался до деталей узнаваемый силуэт в голове. Он больше не хотел слышать о ведьме совершенно ничего. Буквально ничего. Пусть делает что хочет, всё что хочет. Абсолютно. Он больше не мог терпеть её присутствие, больше не мог сидеть рядом и играть в погорелом театре спектакль для всей школы. Его всё достало — паутина обволакивала органы со стремительной скоростью, и всё путалось, всё слипалось в один дурацкий ком. Шли минуты, часы, дни, но внутри ничего не менялось, и это злило так, что хотелось выть на луну и сдирать с рук волосы. Одиночество больше не казалось таким успокаивающим, потому что в тишине начинали осознаваться слишком ненавистные вещи, и Том подсел на алкоголь, лишь бы забыть свои выводы. Поэтому ему срочно нужно было расколоть душу и стать сильнее, в разы умнее и жёстче даже по отношению к себе. Иначе случится неисправимое. Но действия, как всегда, противоречили мыслям. Из лёгких высосали воздух, и Том погрузился в утро этого же дня, точно зная, что эта Чёрная магия не утянет его в свой водоворот. Скорее она примкнёт к нему и металлическими кольцами вопьётся под кожу.

*

Рыжий парик был вдоль и поперёк усыпан невидимками, румянец с щёк сыпался при резких движениях, а напомаженные губы постоянно растягивались в улыбке, отзванивая в ушах резким смехом. В голове сразу всплыл хохот Пасагальи, но этот был ещё более неприятным. Три подбородка прятались, стоило Тому с улыбкой взглянуть ей в лицо, а хитрые глаза блестели, скрываясь пот накрашенными ресницами. — Ох, спасибо вам, Том, — вздыхала Хепзиба, оттягивая приторно розовый пиджак и в сотый раз осматривая горшок синих фиалок. — Это мои любимые! Признавайтесь, как вы узнали? — Скажем так, магия, — легилименция. Она захохотала и кивнула, когда Том подлил ей чая, после чего сложила руки на коленях и выпрямилась. — Итак… прежде чем начать какие-либо обсуждения, скажите мне, за чем именно вас направил ко мне Горбин? — Если я правильно понял, он уже давно мечтает скупить весь ваш дом, — Том с улыбкой выдержал паузу и спокойно продолжил: — но сейчас его интересует Тёмное зеркало. То самое, в которое якобы вселялась ведьма по ночам и открывала проходимцам свою мрачную сторону. — Ах, не он один им интересуется… — Да, но знаете ли, Горбин очень убедительный и целеустремлённый человек. Он знает, чего хочет, и не продаёт новый товар первому попавшему, — бархатный голос успокаивал даже растения. — Не клиенты выбирают товар, а Горбин выбирает, кому и что продать. Среди его друзей и знакомых очень много влиятельных людей, и все они специально едут в Лондон именно к нему. Стоит этим знакомым узнать, откуда и от кого такой чудесный товар, и ваше имя уже будет у всех на слуху. Не спорю, оно и так есть, — посмеялся Том, не сводя с неё глаз, — но после этого вы ещё и продвинетесь за границу волшебной Британии. Зелёные глаза заинтересованно сощурились, выкинув пару искр. — Знаете ли, я предпочитаю для начала познакомиться с клиентом, чтобы быть уверенной, что передаю вещи в надёжные руки, — она врала и не краснела. В этой сфере бизнеса всем было плевать на продавца или клиента, каждый заботился лишь о сумме, которую выручит. — Так что для начала мне нужно узнать вас получше. Моя коллекция лежала здесь годами, очень редко что-то я продавала, так что надо очень постараться, чтобы я не жадничала, — губы снова изогнулись в кокетливой, нелепой для её возраста улыбке, и Том со сдержанной неприязнью принял правила. Всё-таки каким был прогнивший мир — ему хватило вежливости и уважения, чтобы завладеть женским вниманием. Вот какой минимум заставлял их сердца полыхать. — Я сделаю всё возможное, чтобы вам было интересно со мной играть, — та нервно посмеялась и отвела взгляд от его улыбки. Губы в секунду преобразились в оскал. — Так значит, у нас проживает столько богатых волшебников, многие из которых всерьёз интересуются такой сферой, и при этом ещё никто не смог выкупить хотя бы половину вашей коллекцией? Как жалко… — Нет, мой дорогой! — хлопнула себя по коленкам Хепзиба и пожурила губами, наклонившись к столу и обдав духами. — Всё намного сложнее для этих поддельных ценителей. Каждая из этих вещей мне по-своему дорога. Я их чищу, осматриваю на наличие повреждений, подлатываю, если нужно. В этом доме всё лежит не без причины, например, эти кружки из сервиза умершего французского поэта девятнадцатого века. Его стихи ещё читала мне моя мать, и такую память я никому не отдам. — То есть у каждой вашей вещи своё предназначение? — Том приподнял бровь. — Почти у всех, но именно так и есть, Том, именно так! — ярым шёпотом уверяла та и продолжала, пока её домовик Похлёба выравнивал подушку за её спиной. — Многие приходили ко мне с мыслью, что обойдут меня в сумме, которую дадут за тот или иной товар. Однако почти все уходили ни с чем. Я смотрела на то, как они обращались с вещами, держа их в неумелых руках, как осматривались и говорили о аукционах. Но они в этом ничего не понимают! Им лишь бы похвастаться перед знакомыми! — Такие люди только засоряют нашу сферу, — согласно кивнул Том, незамедлительно увидев в её глазах одобрение. — Так и есть, и это очень печально. Так что половина уходит из-за неуважения к труду, который люди испокон веков вкладывали в коллекционирование, часть артефактов — это подарки или настолько старые вещи, что при одном неправильном движении они могут сломаться. И вообще, большая часть моих артефактов не продаётся. Ни при каких условиях, — серьёзность слетела с её лица, и Хепзиба снова заулыбалась. — Как-то так, Том. Но зеркало продаётся, это верно, верно… — Многие упоминали вас, как ценного коллекционера артефактов, — Том еле заметно сжал челюсть и выдохнул: всё-таки времени придётся потратить на расположение достаточно. Но взгляды снова соприкоснулись, и он расслабленно склонил голову набок. — Многие и хотят попасть к вам на приём, так что это большая честь для меня, миссис Смит. — Ох, Том, зовите меня просто Хепзиба. — Хепзиба… — она довольно кивнула и поджала губы в улыбке. Том мягко усмехнулся и выдохнул, — не буду скрывать, что Горбин послал меня к вам, чтобы выкупить небольшую вещь. Но я не просто торговец и быть им не желаю. Мне важна история артефактов, мне хочется знать больше, чем сколько галеонов нужно вытащить из кармана. И, если бы вы могли рассказать о ваших любимых вещах, или о тех, которые, по вашему мнению, недооценены, я был бы очень благодарен. С пару минут в гостиной стояла тишина. Ярко-розовые стены давили на сознание, зубы скрипели от сахара в чае, а цветы на каждом углу выедали глаза. Хотелось задохнуться от приторных духов Хепзибы, но Том сдавливал губу и улыбался, невинно осматривая гостиную по сотому разу. На выкрашенных в тёмный полках были выложены черепа, поблёскивали кости, рога и цветные камни всех размеров и цветов. В стеклянной тумбе виднелись стопки запылившихся книг о магии крови, о колдовстве ведьм и рун, пока над ней из-за небольшого ветра подрагивали выцветшие рисунки. Там были и выпуски газет в рамках, и непонятные, облитые почерневшей кровью чертежи, и даже еле заметные подписи в углу огромного пергамента. Повсюду статуэтки, в огромной чаще цепи, кольца и браслеты, на прибитой к стенке коробке часы с разным временем и чарами, а в стеклянной баночке — вообще проклятые. Том с интересом вернулся взглядом к Хепзибе и увидел, как вытянутое лицо застыло с шоком и восхищением в глазах. По венам на руках прошёлся привычный разряд тока: как не быть довольным собой, когда смог поразить такую волшебницу. Толстые пальцы с жемчугом на пальцах дрогнули, ставя кружку на стол, и Хепзиба прочистила горло. — Конечно, Том. Извините, я просто… так поражена вашей страстью к артефактам! Я уже думала, что таких, как я — настоящих ценителей, не осталось. Да… конечно я вам расскажу, Похлёба, завари ещё чая!

***

Сплавленные свечи создавали пугающие силуэты в еле освещённой комнате. Дым поднимался к потолку и образовывал сладко-пахнущий туман, а Лейла сидела перед расписанными листами и книгой и смотрела в одну точку. Было такое чувство, будто она сбежала с уроков и теперь, как маленькая негодяйка, пряталась в тёмной каморке, боясь неправильно вздохнуть. Однако на самом деле сожаления или страха не было, просто за такие занятия её могли с лёгкостью исключить. Дамблдор и правда направил её на верный путь, и с тех пор ночами, днями, на уроках, в обед, в библиотеке — везде она прокручивала один и тот же вариант и чувствовала всё меньше сопротивления здравого смысла. Это было опасно, но Мерлин, что в её жизни было безопасно? Она читала об этой магии ещё у Гонории, знала теорию и основу, да и сама практиковала не один раз, просто не такую Тёмную часть. Решение было принято окончательно прошлой ночью — осознание, что в крови течёт гнилая злость на саму себя, а одно дёрганье нити в груди рушит строившиеся часами цепочки размышлений, готово было вырезать ей грудь и поселиться в тёплом месте. Время близилось к полуночи, а сна ни в одном глазу. Всё было готово: круг в центре комнаты был ровно высыпан рыхлым песком, воск стекал со свечей прямо на него, оставляя прилипающие к полу метки. Защита от уловок мрака, ничего больше. В руках сверкнул любимый клинок, глаза нашли жирные строки со словами и рисунком. На мгновение органы сжались, но Лейла быстро тряхнула головой и выпрямилась. Лезвие подогрелось над огнём — мгновение, и на руке появился неглубокий разрез. Лейла сцепила челюсть и прошлась остриём ещё раз. А потом третий, пятый и ещё пару полосок с полным рисунком. Руны следовало вывести на запястье, не доставая до локтя — они очертились угловатыми и узорчатыми рисунками, сверкающими тёмно-чёрным в её глазах. Лейла облизнула губы и с затаённым дыханием поднесла кровавый нож к свечам. Первое пламя прожорливо приняло каплю, провело через восковую струю, и отпечаток на песке поменял цвет. Четыре высокие свечи затрещали, огонь вспыхнул с новой силой, и грудь на мгновение свело. Но Лейла не остановилась: язык мягко прилёг к нёбу, и комнату заполнило шипение. Шёпот, правильнее сказать, слова растягивались, согласные шипели, а вместе с ними палочка провела три круга над головой и отложилась в сторону. Подрагивающие пальцы приложились к жгущимся рунам и прошлись вдоль узоров по несколько раз. Шёпот притих, Лейла отняла пальцы от руки, и все свечи вне круга резко потухли. Обряд был Чёрной магией во всём её полном величии, оправдаться здесь не получится. Эти руны очень напоминали Империус — только приказ или цель ты ставишь себе сам, за ошибки отвечаешь тоже сам. Лейла должна была заглянуть в своё сознание и выбрать одну единственную тему. Следовало дойти с ней до конца, не останавливаясь, даже не пытаясь думать о чём-то другом — таким образом в реальности все главные мысли будут касаться только этого. Она не будет отвлекаться на другое, все ненужные силуэты померкнут, а воспоминания останутся в тёмной яме. Эмоции, как при Империусе, станут максимально подавлены. Да, побочные эффекты были, причём много, но можно вернуть себя в норму в любое время. Лейле было нечего терять, и сделать это следовало уже давно. Мрак перед глазами рассеялся, и по обе стороны показались плоские стены. Кольцо. Её золотое кольцо и его уничтожение. Она мечтала, она желала увидеть, как этот выкованный Сауроном металл плавится, как он осыпается пеплом. Как в него летят молнии, и светлая надпись краснеет от ярости, как кольцо ломается на части и разлетается на сотни осколков, которые тут же испаряются. Стены покрывались светлыми лианами, и конец пути, там, где-то подальше, был таким ярким, что при настоящем цвете ослепил бы. Тело будто парализовало изнутри, но лёгкие дышали, Лейла была сосредоточена. Нельзя было отвлекаться, засматриваться или думать о чём-то другом. Под ногами звякнула цепочка, после чего поднялась по воздуху, и перед глазами предстало кольцо. Такое же круглое, яркое, с блещущей надписью. Его обтягивали длинные нитки, а мёртвый, неземной голос всё навеивал свои правила и просил вернуть его к хозяину. В руке появилась палочка, и только Лейла, краем глаза взглянув на неё, отвлеклась, кольцо двинулось вглубь коридора. К костям сочился могильный холод, из-под закрытых дверей тянулись костлявые пальцы и разрастались в размерах. И лишь потолок грел макушку, ибо был усыпан яркими светлячками и искрами. Её сознание оказалось слишком мрачным и скрытным. Нос закладывался, голову начинало покалывать, а вены непривычно жечь, но перед глазами существовало только кольцо. Скрипы половиц под ногами вызывали мурашки по телу, и спустя время двери в коридоре стали появляться открытыми нараспашку. Голову смещали в стороны потусторонние силы, руны и их магия желали, чтобы она провалилась. Но кольцо было важнее, мечты о падении Тёмного Властелина Саурона и всей его империи являлись слишком сильными и тревожными. Палочка, как оружие уничтожения, сжалась в руке почти до хруста, и спина наконец-то выпрямилась. Время тянулось вечность, комнаты проходились одна за другой, но она не останавливалась, ибо кольцо двигалось быстро. В глаза прилетел яркий блеск: открытая дверь была наполнена ярко-серым цветом, и слышались два тихих и мягких голоса. Но Лейла не углублялась в подробности и шла дальше. Уничтожить кольцо — два слова, больше ничего не надо. — Ну и дураки! Завязывайте со своими шутками! — Как скажете, мадам. Лейла, слушатель теперь ты, — в ухо прилетали низкие и сдавленные смешки, за дверью виднелись силуэты, но желваки были сжаты, а цель схвачена за поводок. Только уничтожить кольцо. — Лейла, это Гарри! — хриплый, молящий голос. — Гарри Поттер. Послушай, ты знаешь правду, ты должна нам помочь, — органы сжались петлёй. — Помоги одолеть Волдеморта. Какие его крестражи? Какие его планы? Как мне убить его?! — кто-то попытался схватить её за руку, но Лейла ударила по низу ногой и, боясь моргнуть, последовала за звенящей цепочкой. Из груди вырвался громкий рык, часть рун начали стягиваться и щипать кожу, хотя казалось, свет в конце туннеля только отдалялся. Всё это были воспоминания, смешанные с её мыслями. Они давили, они съедали мозги и заставляли отрезать себе уши, лишь бы просто шагать за чёртовым кольцом! Голоса громкие, скрипы ещё громче, искры из комнат летят в лицо, почти полностью белая дверь заслоняет проход, а руны будто зашиваются самой острой иглой. — Никто не умеет рассказывать сказки лучше тебя. Как бы я хотела, чтобы ты вернулась во двор, села на скамейку и рассказала что-то новое! — в горле застрял ком, но она двигалась дальше. Какая будет сладкая месть! Хотелось своими глазами видеть, как Саурон умирает, а вместе с ним под его гнусной армией рушится и земля мрака. — У вас прирождённый талант. Уверен, вы станете хорошим драконологом, животные вас любят… — Но я, я тебя понимаю. Понимаю, каково это — оставаться наедине с собой и вдавливать неразделённую любовь в грудь. И я хочу сделать всё, чтобы ты почувствовала себя спокойно и счастливо. Мы добьёмся правосудия, свергнем маглов и не будем жить в страхе быть замеченными. Мне нужна твоя помощь, дорогая… Каждая новая комната, новый цвет и голоса будто избивали её до переломов. Цепляли крючком за рёбра и вытягивали их с мясом, ломали локти и колени, выворачивали пальцы и сжимали в кулаке мозги. Длинный коридор не кончался. Коридор с громкими голосами, эльфийскими длинными платьями и их концами, вылезающими из дверей. Со скрипом топоров и неприятного скрежета клинков по стенам. А впереди на огромной длинной цепи кольцо, которое всё норовило скрыться в тени. — Ты была и есть отличная воительница. Это единственное, что ты умеешь. Ну так используй свои умения и покажи всем, что такое настоящая месть! Покажи, где правосудие, которому тебя учили. Помоги магловской войне остановиться, у тебя есть силы, у тебя есть голос! — Как ты могла оставить Гэндальфа одного?! А если он мёртв, и всё из-за тебя. В чём смысл, если ты своими руками погубила лучшего на свете человека?! — выл её же голос, и хрупкая слеза наконец-то стекла по щеке и разбилась эхом, как хрусталь. Кольцо медленно стало заворачивать в комнату, и лишь последнее самообладание твердило, что всё — дверь закроется, и обряд закончится! — А Гонория? Неблагодарно ты поступила, оставив её одну чёрт пойми где. Вернись и помоги ей бороться с Грин-де-Вальдом! — А дети? Сколько смотрела на твою любовь к первокурсникам, всегда думала, что тебе не меньше двух надо. Не карьера, так хоть семья будет. «Тому не нужна семья», — мысль оглушила весь коридор, и двери громко захлопнулись. — Не-ет… нет! — крикнула Лейла и дёрнулась рукой к кольцу, но талию тут же обхватили ледяные перстни. Главный кошмар проснулся, и Том предстал перед дверью, за которой испарилась цепочка. Тот, кого хотелось вычеркнуть из своей головы, пришёл туда сам! Он остановился прямо напротив, его глаза нашли её и улыбнулись. Мягко, тепло и так знакомо. Так… неискренне. Лицо Тома ожесточилось, в глазах полыхнули демоны, и он резко схватил её за руку. — Ты смиришься с моим отношением и будешь работать на меня. Станешь лучшей из всех и докажешь своё место. Подчинишься мне и встанешь на сторону Пожирателей. Жалкое недоэльфийское отродье! — острые ногти впились в спину, и его комната с вечным мраком открылась. Хрип вырвался из горла вместе с писком, глаза открылись, и Лейла грохнулась на колено. Дверь не закрылась, она очнулась! Она жива, и цель не переменилась! По стенам головы забили колоколом — перед глазами запрыгали серые силуэты, пятна ослепляли каждую секунду, а звон переходил с одного в уха другое и только нарастал. Голова раскалывалась, слышался свист ветра, слышались крики, рычание и стоны. Грудь начала вздыматься быстрее, воздуха катастрофически не хватало, в ноздри попадал лишь вонючий дым. Лейла сухо закашлялась и резко выплюнула изо рта кровь: зрение на миг сфокусировалось, и страх обдал тело ледяной водой. Её рука была за начерченным кругом, кровь попала за границу. Обряд полетел коту под хвост. В голову словно залили кипяток: мышцы сжались до предела, уши заложило, и из глотки вылетел громкий стон. Больно, отвратительно больно! Голову расщепляет, тело ломит к полу, одна сторона горит от жара, другая зябнет от мороза. Перед глазами проносились до скрипа в зубах знакомые картины: её руки разводились в стороны, и головы орков спадали на землю. Море крови, и всё её рук дело. Искры мечей, и те вонзались в людские конечности. Ярость на лицах воителей, а потом они падают на колени, и кожа бледнеет, а глаза наливаются кровью. Вспышки сменялись одна за другой, все её жертвы падали на чистую средиземскую землю и умирали, а небо скатывались чёрными и непробиваемыми тучами, потому что зла становилось только больше. — Ulundo… (Извращенное существо) — одно имя, и всё было испорчено. Причём всё, что она слышала, было ничто иначе, как её догадки, как её думы и размышления за все последние месяцы. Они провоцировали её остаться, свернуть с пути. Зациклиться на жизни с друзьями, сменить предназначение на карьеру, найти способ вернуться в Средиземье и даже согласиться на предложение Грин-де-Вальда. В результате не удалось ничего. Лейла припала на другой локоть, и только глаза оглядели раскачивающееся в свечах пламя, лицо исказилось от шока. Руны жгло не по-детски, только видно их не было: кровь захлестнула всю руку и вылилась на пол, ни на секунду не переставая выплёвывать тёмные сгустки. — Мерлин… — пытаясь перекричать голоса в голове, взмолилась Лейла и рывком потушила свечи, выползая из круга. Перед глазами всё крутилось, ноги подкашивались, как спички, но из Выручай-комнаты она вышла. И весь коридор тёмный, портретов нет, а волосы лезут в слипающиеся глаза. В аптечке в спальне нужные зелья давно закончились, она двинулась в Больничное крыло с намерением взять нужный флакон и сразу его вернуть, как кровь хлыстнула новым потоком, и за её следом уже прорисовалась тёмная дорожка. Мантия тут же промокла, руны врезались в кожу глубже. — Тар… — Лейла направила палочку и произнесла Замедляющее кровотечение: — Тардо. Но веки резко налились свинцом, и последним запомнившимся стала замершая между камнями на стене скользкая тень.

*

Рука была крепко, но аккуратно перемотана: чем? Понять было сложно, зрение до сих пор не фокусировалось. Сильно напрягаться ни мысленно, ни физически, Лейла не могла: шум в голове мешал сконцентрироваться. Но это точно был не лазарет и не небеса. Она дышала, моргала и существовала — материально, потому что щипания чувствовались. Свет пары свечей резал глаза, и только спустя время Лейла увидела, что сидела в каморке. С креслом, какими-то коробками, даже книгами и чернилами — всё было красиво обустроено, и лишь вёдра с метлой и шваброй напоминали, для чего была создана комната. Из затемнённого угла послышался шорох, и найденная в кармане палочка на автомате наставилась на силуэт. Лейла сильно зажмурилась, и перед лицом появился Эйвери. — Только не в лицо, — устало поморщился он и выдохнул. Вечно острое лицо осунулось, рубашка наполовину расстёгнута, галстук болтался по сторонам. — Что ты… мы здесь делаем? Где мы вообще, и что произошло? — не опуская палочки, затараторила Лейла и поморщилась от боли в голове. Свой же голос сложно было узнать — из него будто высосали все эмоциональные ноты. Один хриплый шёпот. Эйвери даже не дёрнулся и не попытался защититься. — Мы в моём любимом месте, очень попрошу не раскрывать его нахождение, — он, казалось, совершенно не спешил, медленно накручивая бинты на пальцы и разминая шею. — В прошлом обычная кладовка, сейчас единственное спокойное место в школе. Что дальше?.. мы по-прежнему в школе. Я проходил коридор, когда увидел тебя в луже крови, вытекавшей из твоих рун на руке. Ты отключилась прежде, чем успела меня увидеть. Не знаю, сколько ты пролежала там, но кровопотеря была достаточно большой. Ещё чуть-чуть, и я бы не успел помочь. Ты удачливая, неужто носишь с собой четырёхлистный клевер? — Что тебе нужно, Фрэнк? — Мне нужно было убрать твою кровь и смыть её со своих рук. Ну и ещё проследить, чтобы ты не откинулась прямо в школьном коридоре. — А если серьёзно? — Мы в кладовке, Харрисон. Ты своей палкой можешь проткнуть мне глаз, а одним взмахом пальца лишить головы. Но я сижу на полу перед тобой и собираю мази обратно в аптечку. Уверена, что ты тут жертва? — выразительно оглядел её Эйвери: помедлив, Лейла всё-таки опустила палочку и прижалась к углу. — Ладно… хорошо, допустим, — прошептала она мрачно и протёрла глаза. — Что ты сделал? Со мной? Отвечай честно, иначе… — Сколько вопросов… у тебя было сильное артериальное кровотечение, я наложил жгут, наверху раны повязка. Обычная, ядом не пропитывал. Дал тебе пару глотков зелий, кровотечение остановилось, но не сразу, зато бледность быстро спала. Грецкий орех, чернослив или шоколад? — открыв узкий ящик, он поднял глаза и моргнул. Спокойно, без ненависти или презрения в глазах. — Ч?.. Что? — Эти продукты помогают после большой потери крови. Лучше всего насытиться мясом или морепродуктами, но даже я не позволяю себе воровать такую роскошь с кухни. Здесь такого не приготовишь… Так орех, чернослив или?.. — Второе. Наверное, — в руку перепал сушёный фрукт, и Лейла тут же направила на него палочку. Рука затряслась, перед глазами поплыло, но чернослив взлетел и покрылся горелой коркой. В её глазах, так то его охватило красивое красное пламя, и он не противился ему. Отравы не было. Кроткий взгляд на Эйвери, и тот устало прикрыл глаза, но тут же присел на пол и откусил от такого же чернослива из пакета. — Не отрава, очень даже вкусно, — без единой радостной ноты подвёл тот и уставился перед собой. — Пей воду, иначе завтра не встанешь с кровати. Если дойдешь до гостиной, конечно. — Сколько сейчас времени? — Четыре часа и тринадцать минут. Утро того же дня, — Эйвери почувствовал её взгляд и отвернул голову. — Да, ты долго не могла очнуться. Но пульс всё время был, хотя лужа в том коридоре была просто огромной… и нет, я ничего с тобой не делал. Я не удовлетворяю свои потребности с полукровками без сознания, если ты об этом. Точно не в два ночи. Спустя некоторое время Лейла всё-таки выдохнула полной грудью, настороженно посматривая на слизеринца, и взяла из предложенного пакета ещё один чернослив. Палочка покоилась между пальцами, а рука периодически зудела. — Идти красть зелья из лазарета не лучшая идея. Откинулась бы прямо на пороге, и к утру вся школа узнала бы, что ты рисуешь на себе ножиком, — раздался не особо заинтересованный голос. — Я не… не пыталась покончить с жизнью. — Я знаю. Но сплетни не любят правду, — они смолкли. Что уж говорить, оба это понимали. Лейла, морщась, подтянулась к стенке и расслабила мышцы. — Спасибо, — выдавила она, тут же поджав губы. Эйвери не среагировал. Спрашивать, что он делал в коридорах далеко за полночь, не хотелось — он мог спросить то же самое. — Ты правда разговаривала с мистером Грин-де-Вальдем наедине два раза и смогла остаться… на свободе? — Как видишь, — не поднимая головы, шепнула Лейла и прикрыла глаза. — Разве он на самом деле такой… жестокий? Или это просто мне повезло. — Нет, он всегда уважительно относится к собеседнику. Просто кого-то после разговора он просит остаться, а кого-то с таким же спокойным лицом убивает, — Эйвери растрепал волосы и усмехнулся. — Он самый интеллигентный человек, которого я встречал. Из-за этого он и опаснее. — Ты до сих пор следишь за мной? — По его приказу? Да. И то, просто присматриваю. Только, если ты сделаешь что-то из ряда вон выходящее, я должен принять меры. — И ты так легко говоришь об этом? — он смолчал, дёрнув ресницами, мол как есть, так есть. — Твой культ прошёл. Грин-де-Вальд что-то для себя решил и теперь занимается другими вещами, изредка вспоминая о тебе. Все запомнили, что с тобой не нужно связываться, так что очередной раз эту тему не поднимают. Никто не хочет умереть от рук школьницы. — Разговариваешь так, будто никакой ненависти между нами никогда и не было. — С моей стороны и правда не было, — Лейла перестала жевать и открыла глаза. Эйвери встал и отряхнулся, бросив на неё усталый взгляд. — Всё, что я делал — было не по добровольному желанию. Или ты серьёзно думаешь, что мне есть дело до обычной новенькой? До полукровки с факультета ботаников? — не поверить синякам под глазами не получилось, она и не сопротивлялась. — Откуда ты знаешь столько подробностей о кровопотере и… всём этом? — его желваки на секунду дёрнулись. Только Лейла поднялась, опёршись на стену, как Эйвери закатал рукав, и перед лицом предстала вдоль и поперёк изрезанная рука. Порезы были почти зажившие, а некоторые свежие, проведённые прямо по венам. Лейла подняла на него глаза и неестественно прочистила горло. Зрачки пытались утаить и злость, и боль одновременно, но получалось плохо. — Если ты думала, что только у тебя паршивая жизнь, поздравляю с открытием — ты не одна, — он опустил рукав и хмыкнул, — или я, по-твоему, торчу в кладовке по своему желанию? Нет. Просто чувствовать на себе убийственные взгляды дружков Реддла в общей гостиной — отвратительно. Я сделал много ошибок, но не по своей воле, и, может, когда-нибудь… когда они дорастут до таких масштабов, то поймут меня. А теперь сотри мне память. Не удивляйся, не хочу, чтобы он увидел, что я говорю с тобой не по сценарию. Сотри нашу встречу и сразу уходи. Лейла сделала всё, как он попросил. А потом пришла в спальню и уснула. Как обычный, нормальный человек, потому что кошмары сейчас уже явно были не страшны. Подвешенное состояние никуда не делось, зато эмоции на последующие дни исчезли как по щелчку. Она попыталась закончить обряд, повторить его ещё раз: но, конечно, в самое лучшее время на тренировку в Выручай-комнату пришли Пожиратели. Их взгляды говорили всё за себя — видеть её в качестве ведьмы было правда неожиданно. И поскольку убрать свои приготовления она не успела, пришлось снова воспользоваться любимым Обливиэйтом. Вселенная дала знак больше никогда не притрагиваться к этим чёртовым рунам, и Лейла повиновалась. Порезы на руке затягивались невероятно медленно, но никто не замечал — она отлично умела выбирать одежду с длинным рукавом и уклоняться, чтобы Джек очередной раз не ударил её по больному месту. Всё пошло своей старой чередой. Думать на пустой желудок стало привычно. Плен научил на раз-два отключать желание притрагиваться к еде и держаться на зельях да воде. Теперь, правда, появился ещё и новый деликатес — кофе. Без плевков, без гнили или плёнки пыли. Рот с лёгкостью закрылся, Лейла стала обходиться парой слов в день и ни капли не жалеть об этом. Рука на Заклинаниях не подрагивала, и все те чары наконец-то получились. Всё выходило, как и должно было быть с самого начала, идеально. Труда трансфигурировать предметы или бросить обычное медицинское заклинание на раненную руку не составляло труда, мысли больше не настраивались по несколько часов, а сосредоточенно шли к цели без препятствий. Проклятия на сжимание, на плавление и, как психологическое, так и физическое давление были отработаны, Яркое пламя вырастало всё выше, а про клинок и говорить не стоило. Лейла уже хотела приобрести и стрелы с луком, чтобы вспомнить и этот навык, потому что тренировки с манекенами на рукопашный бой уже надоели. Ей хватало пары минут, и она выигрывала. Всегда. В этом и не было ничего удивительного: кто-то изобретал Зелья, кто-то летал над трибунами и ловил снитч с закрытыми глазами, а кто-то владел палочкой лучше, чем вилкой с ножом. Тут либо прирождённый талант, либо годы тренировок. Так что, какой бы позорной колдуньей, официанткой, ученицей или дуэлянтом она ни была, шансов победить её в забеге или сражении на лезвиях не было ни у кого. Круг людей вокруг сократился: дети были завалены новым материалом, Роберт с Абраксасом по-прежнему делали вид, будто её никогда не существовало. Хлоя погрязла в делах старосты, а Джек полностью переключился на тренировки. Итого осталась Лукреция, которая при удобном случае уходила проводить последнее время с Абраксасом, и Фиона с Кевином, которые были полностью погружены в эксперимент и часто усталые засыпали в гостиной в обнимку. Лейла вернулась в старые места: стала выходить с книгами на прогулки, отдыхать у озера, заходить на вечерний костёр к лесничему, а позже сидеть в гостиной факультета. Она продолжала учить японский, продолжала читать о драконах, рассматривать карты и теперь сидела даже не одна. — Как быстро меняется жизнь… — Хлоя с Джеком приходили в гостиную уже под ночь. Как раз, когда собиралась вся их дружная компания: спящие экспериментаторы, и занятая планированием путешествия Лейла. — Никогда не думала, что будешь проводить ночи с нами в факультетской башне? Я тоже не думала, честно говоря. — И я, — усмехался Джек, с огромным удовольствием раскрывая учебники. Когда слушаешь людей и не ищешь уловок, оказывается, с ним очень даже интересно. И у Джека, и у Хлои уже были планы и на вечер выпускного, и на будущие года. В списке Хлои крупными буквами была отмечена покупка нового кота — ибо Лапту, к удивлению, она нигде так и не нашла. Не впечатлил и тот факт, что стоило ответить Белле на новое письмо и объяснить, что она окончательно может успокоиться и любой может подтвердить их игру в молчанку с Робертом и даже её «молодым человеком», как уже на следующее утро последовал незамедлительный ответ. С утешениями. Всё было тихо. Уроки проходили спокойно, все готовились к экзаменам, ночью в школьных коридорах её никто не ловил, дневник пополнялся строками, а кольцо так же крепко висело на цепочке. Грин-де-Вальд в школу не являлся, Дамблдор заговорить больше не пытался, никаких оскорблений, нападений, ссор, даже её голос восстановился и стал на тон мягче. Всё отлично — для других. Если бы кто знал, как глубоко она впивается ногтями в кожу и сдавливает губы, когда видит уложенные волосы в толпе, если бы кто знал, как ей дурно при одном воспоминании… Ей чертовски больно и стыдно — страшно. Кошка уже давно проскребла все кости и теперь раздирала кровоточащие органы. Лейла никогда не чувствовала себя так, будто ей нигде не рады, будто она лишняя. Сейчас от переизбытка этого чувства её тошнило. Мир в серых оттенках никогда не был ярким: но теперь главный элемент потерялся, и всё померкло окончательно.

***

И Том снова сидел к ней спиной, а Лейла скучающе ковырялась в тарелке и лишь изредка улыбалась. Остальные шептались. Шептались так открыто, что Роберту хотелось стукнуть по столу, а Абраксасу запустить в кого-нибудь тарелку с горячей овсянкой. Потому что атмосфера нагнетала с каждым днём всё больше и больше. Они думали, всё будет как всегда — один день посидят так, а потом уже будут пытать друг друга азартным взглядом. Но шёл второй день, третий, пятый… неделя. Фиона широко улыбалась, вспоминая истории детства, а сама крепко сжимала руку Кевина под столом и поджимала губы, когда смех Лейлы стихал уже через пару секунд. Утром с календаря упал лист с одиннадцатым апреля. Прошло три недели и один день с тех пор, как они сидели на другой стороне стола. Окружающие, как бы ни хотели запечатлеть ссору обсуждаемой пары, не замечали таких деталей, и слава Мерлину. Они же видели всё. Абраксас видел, Лукреция с Робертом видели, вся когтевранская группа видела. Что уж там говорить, это явно ощущалось: Том стал буквально неживым. Жестоким, совершенно холодным и до дрожи в коленках мрачным. Глаза Лейлы, которые, казалось, были и так холодными, замёрзли окончательно. Ни одна шутка не вызывала даже одной искры, её перестало волновать абсолютно всё. Она словно разучилась говорить, чувствовать, сопереживать. Но все молчали. Сколько уже пытались направить обоих на правильный путь, ничего и никогда не получалось. Так что помочь им могут только они сами.

***

Выручай комната встретила Тома вечером четверга уже как родного. Время перед собранием у директора позволяло отдаться Тёмной магии. Лучи Непростительных грели руки, тело содрогалось от мурашек, и мышцы наконец-то расслаблялись. Работы у старост становилось всё больше, обходы по желанию Дамблдора стали совершаться чаще, но Том впервые не злился. Стискивал зубы, когда проходил отдельные коридоры, но молчал и не жаловался. Не хотелось, некому. Сил на это просто не было — Том признался, он был пуст. Он смог сжать все эмоции и мысли в одну мелкую шкатулку с неглубоким дном, и теперь всё остальное место внутри было свободно. И моментами туда медленно, но уверенно заливались выходящие на конце выводы. После них к горлу подступал ком, он бросал всё и мечтал встречаться с Хепзибой каждый день. Отголоски картин резко сдавили мозги и вспыхнули, исчезнув из его головы и отдавшись неприятной, колючей болью. Тёмный силуэт проскользнул вдоль стенки, и Том резко развернулся с сжатой в руке палочкой. Бегло осмотрелся и насторожился, но никого так и не нашёл. Комната была пуста: одни лишь манекены, диван со столом и торшер у стенки с изогнутой тенью. Всё спокойно… Том дёрнул головой в сторону торшера, и из палочки тут же вылетел яркий чёрный луч. Рассёк воздух, и в секунду тень оторвалась от стены, вытянулась в полный рост и взорвалась искрами. Чёрная магия. Теневой охотник — заколдованная тень, которая следит за объектом, просачиваясь почти в любые места, и позже проникает в мозг создателя, показывая всё увиденное от первого лица. Он выдохнул: громко и медленно, но кулаки всё равно сжались. Выдохнул ещё раз, пытаясь угомонить затянувшийся в груди огненный клубок, но ничего не получилось. Каждый чёртов раз под вечер, когда Том оставался наедине с собой, по щелчку одно слово могло вызвать в нём дичайшую ярость. И страх. Он пинал кровать и хватался за живот: рычал, пыхтел, вливал в себя зелья. И ни черта не помогало. Том правда думал, что со временем, если занять себя и отказаться от затеи, то всё наладится. Но с каждым тупым днём ему становилось только хуже, ибо он всегда шёл к цели до конца, ничего не меняя. И это, чёрт возьми, он просто не мог выкинуть из головы. Листы на дневнике рвались, пуговицы терялись под кроватью, и ему было плевать на свой внешний вид. Он не мог смириться с простой и дураку понятной истиной — он боялся. Боялся так, что картины перед глазами сжирали всё его терпение и самообладание. И сейчас вся злость на такую несдержанность вырвалась одним щелчком. Из палочки вылетел обуглившийся луч и с грохотом подорвал три манекена, вырвав им головы. Он вылетел из комнаты и пошёл в ненавистное когтевранское крыло. Ноздри дышали через раз, ему было сложно выровнять дыхание, и чем дольше Том шагал в тишине, тем хуже сдерживался. — Мерлин! Смотрите, куда идёте!.. — в грудь влетело плечо, а нос почуял свежий хвойный запах, и Том сорвался, как самый настоящий бешеный пёс. — Ты! — разъярённо выдохнула ведьма и открыла рот, чтобы разразиться тирадой. — Я готов придушить тебя голыми руками, — зашипел Том, схватив её за горло и безжалостно вжав в стену. — Не раньше, чем я отсеку тебе башку! Как ты посмел?!.. — Я тебе не щенок малолетний, за которым!.. — рядом раздались шаги, и он втолкнул её в первый попавшийся кабинет. Дверь заброшенного класса защёлкнулась, Том резко развернулся с вытянутой палочкой и увидел, как Лейла уже стоит готовая к бою. Ярость царапала грудь до хрипа в глотке. — Я не щенок, — процедил он повторно, — за которым нужно бегать и подтирать зад! Как ты посмела следить за мной и набить свой мозг Чёрной проклятой магией?! — Такой же вопрос к тебе! Мне уж точно не нужна нянька в виде мальчика подростка, — шипение вырывалось на синдарине, но Том отлично понимал, и кулаки начинали ненормально трястись. Да, значит, потеря картин в голове не была спонтанностью — его охотника в виде змея тоже уничтожили. — Только ты попадаешь в неприятности, только ты можешь найти их на пустом месте. Прав ли я? — Том втянул щёки и бросил палочку в карман. — Конечно, потому что из нас двоих решилась на обряд и чуть не сдохла именно ты! Ведьма нехотя опустила палочку и втянула в лёгкие воздух. — Но я жива, — казалось, ещё одно такое слово, и она уже будет мертва. Том мазнул языком по щеке и заставил себя принять бесстрастный вид. — Зачем ты следила за мной? — Зачем ты за мной? — так же сдержанно и холодно. — Знать, что нужная мне информация всё ещё есть. — Когда человек умирает, все его мысли и воспоминания можно просмотреть. Ты сам мне это говорил. Зачем ты следил за мной? — грудь хрустнула от напряжения, и Том немедля отвернулся к двери. — Не смей делать так ещё раз. Иначе пожалеешь… — он отошёл к двери и честно хотел сбежать. Но послышался громкий всхлип, и сердце неприятно скрипнуло. — Живо повернись и посмотри на меня! Посмотри мне в глаза и… — Нет, — его резко развернуло и впечатало в стену. Он среагировал мгновенно: кулаки разомкнулись, и заклинание спало. Но ведьма тут же подскочила ближе и встала перед дверью с высоко поднятой головой. — Я сказала, посмотри, — прошипела та ломающимся голосом, и Том не выдержал. Серые стеклянные глаза блеснули слезами и проникли клешнями в душу, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Время замедлилось: её бледное лицо сверкало, алые губы подрагивали, а растрёпанные волосы оттеняли острые скулы. В глазах мрак плясал демонами, смешивался с искрами и таял, стоило ему посмотреть в ответ. — Я сделала эту тень, потому что чертовски волновалась за тебя. И я не перестала, — она шмыгнула носом и сглотнула, сохраняя статный вид только из-за гордости, — я сделала этот обряд только из-за тебя. Потому что помнить всё, что было с тобой, это настоящая пытка. — Не начинай и дай мне уйти. — Том, ты мне нужен, — и тишина сдавила его горло верёвкой. Он обмер, как самое настоящее каменное изваяние.

***

Лейла переживала за него всё это время. Каждый урок, каждый час, день и неделю. И только эти недели тишины, недели без поддержки и живого внутри дали понять одну правдивую и ненормально дикую вещь. Она дорожила им до хруста костей. И лишь дурацкая эльфийская гордость усаживала на поводок и велела молчать. Ведь… так было лучше для обоих? Порознь, без уязвимых мест друг к другу, потому что с ними пути их расходиться будут ещё медленнее? Наверное, так и было. Только сейчас они стояли в тёмном, зяблом кабинете и не собирались уходить. Привязанные на цепь, которую сами и сколотили. Лейла была в ужасе — её внутренности сжимались и резко надувались, а голос в голове отчаянно кричал об опасности. Но та была уже слишком далеко: чёрные глаза полыхали во тьме совершенно другим ярким оттенком, и замены им не нашлось и не найдётся. Чёртов эксклюзив, который действует на неё не хуже Империуса. Потому что она правда боялась ожиданий к Тому, особенно сейчас. Он стоял близко, нависал как скала, и одно его неровное дыхание рассказывало о настоящих намерениях. Слова застряли на языке, но ему было что сказать, Лейла чувствовала и не отпускала это ощущение. Ей хотелось, безумно хотелось услышать хоть что-то, услышать злость, ярость, может, отчаяние — просто увидеть его настоящим. Но слова бывают губительны, и оба знали это лучше любого мудреца. Её нервные клетки были на пределе, она сама готова была разорваться и обмякнуть на холодном полу. И вот в руках Тома второй раз появился молоток, и вот — решающая речь снова обернулась к нему лицом, не давая Лейле сдвинуться с места. Мальчик не заманил её в паутину кровавых дел и не подчинил себе. Мальчик посеял в ней желание надеяться на что-то хорошее. А его ресницы лишь несколько раз дрогнули, и он сделал глухой шаг назад, превратившись в мёртвый ледник. Все догадки с плохим-хорошим концом полетели к чёрту в её голове. Дрожь пробила тело, и грудь сжалась до боли в рёбрах. — Если я и правда отвратительна тебе, скажи это последний раз, и я обещаю, что исчезну навсегда и замолчу. Если у тебя остались слова, скажи мне их в лицо. Потому что я только что призналась. И ты первый, кому я сказала это за всю жизнь, — голос сорвался и охрип. Но Лейла собралась и, дрожа всем телом, продолжила: — Я боюсь открывать рот, чтобы снова всё не испортить, но эта тишина невыносима. Я много чего наговорила, я была зла, очень зла! Но мне нужен только ты. Я просто хочу, чтобы ты был рядом, потому что иначе… — глаза застелила пелена слёз, и его силуэт поплыл. — Я хотел оставить это при себе, — прохрипел Том и резко прокашлялся, отводя похолодевший взгляд. Весь её мир рухнул — он прошёл её, как стадию? — но раз этот разговор состоялся… я стал полностью уверен, что ненавижу тебя. И сейчас ищу артефакты как можно быстрее, чтобы создать крестражи и оставить тебя на задворках сознания, поскольку я серьёзно боюсь тебя. Мерлин, — сглотнул он и фыркнул, — и слёзы твои я тоже ненавижу. Её рот приоткрылся в беззвучном крике, и она медленно, на подкашивающихся ногах отошла к окну. — Я говорю это ради эффекта, который должен произойти. Я тщательно обдумал все возможные варианты и понял, что только так всё можно вернуть. — О чём ты?.. — Я провалился, Лейла. За эти недели я сделал дел больше, чем за весь прошлый семестр, но с каким трудом и настроем? Мне было дурно, и я запивал вином, а от него становилось только хуже. Я постоянно вспоминал тебя. Ты мой барьер, ясно? — голос стал мрачнее, грубее, из груди вырывался рык. — И жить, понимая, что я не остановлюсь, что буду назло тебе поглощать Чёрную магию, не зная меры… понимая, что я просто захочу твоего внимания, поддержки и просто присутствия, я не смогу. Меня могут восхвалять учителя и ученики, на меня с восхищением могут смотреть в Лютном переулке, но на меня это больше не действует. Мне нужно видеть восхищение только в твоих глазах, в которые я даже смотреть без кома в горле не могу. Ты заставила меня чувствовать себя нужным, даже с разорванной душой, даже с планами захватить мир. Ты знала об этом и продолжала быть со мной, хотя совершенно не поддерживаешь мои взгляды. Я не хотел, чтобы это оказалось неправдой. Лейла слышала его шаги и не могла сдвинуться с места, чтобы обернуться. Ей было до безумия страшно, что это всё окажется розыгрышем. — Ты думала, что я сошёл с ума, запретив Пожирателям общаться с тобой? В какой-то степени так и есть, — его громкий вздох заставил вздрогнуть. — Каждый раз, когда я вижу тебя с каким-то школьником, мне хочется убить сначала их, а потом придушить и тебя. И это уже не ревность. Это страх, ведьма. Ненависть и страх смотреть, как кто-то держит моего единственного близкого человека в своих грязных руках и может в любой момент причинить ему боль. Умертвить, смертельно ранить, заставить поменяться. Я явно не тот, кто мог бы удовлетворить эльфийские потребности, но я точно знаю, что лучше всех здесь вместе собранных. Это знаю я. А ты… даже здесь сделала меня уязвимым, ведь меня разносит от одной лишь мысли, что ты сочтёшь какого-то идиота лучше меня и влюбишься в него. Или уже влюбилась. Я готов убить кого-угодно не моргнув глазом, чтобы ты была в безопасности, они и руки не поднимут. Но они умеют чувствовать и спокойно относятся к этому, а я… это не для меня. Если бы ты поняла это, то сбежала, так что я ушёл первым. Наверное, зря вернулся, и… Том быстро двинулся к двери, но Лейла взмахом создала барьер и в мгновение оказалась перед ним. Он не смотрел на неё. Куда угодно, но не на неё. Держал высоко голову и прерывисто дышал. Лейла, чувствуя, как кружится голова, сглотнула и дотронулась пальцами до его подбородка. Том недовольно рыкнул и попытался отстраниться, но она лишь грубо вдавила в кожу пальцы и дёрнула его голову на себя. — Договаривай. Пожалуйста, — затаив дыхание, шепнула она. Том сдерживался из последних сил: но в итоге тишина стала давить на уши, и он разочарованно прикрыл глаза. — Ты научила меня говорить. И ты хочешь, чтобы я говорил. Хорошо… Я не хочу, чтобы ты когда-либо меня забывала, так что я заставил Пожирателей помешать тебе. Мне ещё никто не был так дорог, как ты. И я не хочу, чтобы был. Благодаря всем этим мыслям, хоть и низким, отвратительным и гнусным, я понял, что хватит с меня игр с чувствами. Ты нарушила правила, значит, одно исключение у меня тоже может быть, — моргать стало сложно, и это не было преувеличением. — Ты тоже мне нужна. Просто рядом, но только ты. Твои чувства не односторонни. Его ледяные пальцы коснулись подбородка, их блестящие глаза встретились, и Лейла взвыла от боли. Пламя выжгло на костях свои инициалы, пробралось в грудь и разрослось неудержимым шаром. Она упала на колени и громко завыла, чувствуя, как голова ломается и трескается. Вены готовы были порваться, из рун с новой силой хлынула кровь, и волосы взмыли на воздух. В лицо ударил порыв ветра, лёгкие прочистились… и в мгновение перед глазами протянулись тонкие и до боли знакомые две нити. «Я слышу твои мысли… Я… снова слышу тебя. Я ощущаю тебя. Лейла, я снова тебя ощущаю! — лик воздух взмыл к потолку и осыпался на голову дождём. Дыхание участилось, она схватилась за лоб и протёрла глаза, но лик не исчез, более того, Том не исчез. Он зажёг конец палочки, и Лейла, не веря, замерла. Губы засохли, грудь стала громко вздыматься: она взглянула на него и поняла, что видит цвета. Видит его кровавые губы, видит угольные волосы и глаза. Яркие, холодные, но родные и такие красивые. — Но… это невозможно. Это… Том, как? — прошептала Лейла и вздрогнула от оглушающего грома за окном. По подоконнику забарабанил дождь, а его лицо вытянулось. — Я сам не верил, что это подтвердится… ты говорила, что Эру лишает силы или бессмертия и приносит муки тем, кто влюбился. И он видел только один исход — невзаимная любовь. А у нас… получилось взаимно. И, видимо, искренне, — страх его в глазах затмил зрачки. Том пошатнулся и, не оглядываясь, вышел из кабинета, оставив Лейлу одну. Она медленно вытянула ладонь и пошевелила пальцами — пару секунд, и перед глазами засверкала чистая снежинка. «Не может быть», — пронеслось в голове, как вдруг воздух резко снёс её и поднял к потолку в полных жара объятиях. «Это реальность. Мы почувствовали тебя, услышали, что наша хозяйка вернулась. Эру не смог ничего сделать. Твой змей обошёл божьи законы». По щеке скатилась слеза. А затем вторая и третья, и Лейла несдержанно разрыдалась. Улеглась к стенке головой и закрыла лицо руками, пряча перекошенную улыбку. А потом она громко и искренне рассмеялась — так, что заболело горло. Плакать сегодня было можно — это не показатель слабости. Сегодня слёзы пролились за то, что она назвалась единственным близким человеком Тёмного Лорда.