Только ты и я

Хогвартс дышал тишиной. Под покровом ночи ветер задувал свечи в коридорах, тени прятали портреты, поскрипывали ржавые дверные петли и лишь лестницы в вымершем замке продолжали свои перемещения. Из тёплого древка вырвался бесшумный луч и, окутав дубовую дверь, разлетелся по классу туманом. Покрывшиеся пылью черепа в стеклянных колбах по-прежнему стояли среди амулетов на подоконниках, хрустальная люстра поблёскивала, а парты были как всегда чистыми, выставленными ровно в ряды. Всё было предельно знакомо, каждый угол, чистая доска и стопки книг были чем-то особенным, чем-то слишком родным, что не хотелось даже верить в скорое прощание. Ещё сложнее было осознавать, что этот кабинет будет принадлежать кому-то «лучше» его. Кровь забурлила в венах, и чары начали сходить с разрисованного лица, отдавая роль маски ночным теням. По щелчку все свечи зажглись, и тяжкое дыхание смолкло, когда кусок мела медленно коснулся доски. Белая полоса прошлась по кабинету скрипом, перешла на стены и дверь — круг был готов. Том встал посреди парт, вслушался в хрупкую тишину и прикрыл глаза: вены натянулись колкими струнами, линия жизни вспыхнула теплом и нагрела палочку до предела. Бледный серебристый луч заискрился на конце древка, дымясь и поднимая затянувшиеся клубы к потолку. Том чиркнул по воздуху и вспорол запястье — струя крови горячим потоком ринулась вниз к пальцам, а он даже не дёрнулся. Это было приятно. Несмотря на возраст, он знал о Тёмных Искусствах больше, чем любой другой взрослый. Мысли завились вокруг чёрных пятен и вытянулись слоями. Палочка вырвала начало из туманного шара и угловато вывела полосы. Он лучше любого знает, как найти подход к каждому ученику и заставить его глотать слюни в поисках учебников в Запретной секции. Пораненную руку защекотало, и пламя свечей задёргалось по сторонам. Он бы обучил детей важнейшим вещам и не тратил время на школьную устаревшую программу. Грудь сжалась в тиски, и перед глазами засверкали белые вспышки. Мысли забегали наперегонки с шёпотом десятка голосов, и волосы на руках встали дыбом. Сгнившая от холода и мрака душа дёрнулась впервые за несколько недель. Но его шанс отобрали прямо из рук. И кандидатуру профессора отдадут кому-то другому. Не ему. А если не получил желаемое он, не получит никто. Пусть другие помирают, увольняются, отравляются, но никто и никогда не займёт его желанное место и не просидит там дольше одного учебного года с улыбкой и здоровой психикой. Черченные в воздухе руны закружились над учительским столом, обвили тенями стул Вилкост и осели. Из мебели потянулись чёрные силуэты, а затем взвились спиралью к потолку и рассыпались бесцветным осадком. В ушах свистнул сплетенный из криков ветер, но Том не пошатнулся, в надрез словно ужалил рой ос, но он не издал ни звука. — Будьте, мои слова, крепки и лепки, — шепнул он и выдохнул, опираясь на парту. Должность учителя по Защите от Тёмных искусств проклята, и Том ни на секунду не пожалеет о содеянном. Он всего лишь отплатил Дамблдору той же монетой.

***

Бордовый Круциатус вылетел прямо в оголённую грудь и секундой позже разбился о стену. Томные вздохи заполнили комнату, туфли отбивали свой собственный такт, и капли пота на напряжённых лицах стекали не медленнее, чем пускались вспышки. Перстни нагревались за счёт магии, кровавой и до ужаса Чёрной, лучи царапали бледную кожу, и пляшущие в танце сосредоточенности силуэты то сближались, то отпрыгивали и чуть не летели в стены. Губы безмолвно произносили Непростительные, лучи слепили глаза, а азарта в крови только прибавлялось. Антонин выстрелил зелёным лучом между ног, но он увернулся и лишь помог убрать лишние эмоции. Раздражение русского сошло с лица в мгновение, и в равнодушных глазах отразилось синее пламя. Палочка взлетела в воздух раньше, чем то долетело до Чёрной метки, и резким толчком Роберт откинул заклятие. — Кантис, — зрачки Антонина расширились, и на всю Выручай-комнату басом зазвучало: — Воображение нелепо, но ты волей-неволей ходишь кругами. Вот я, например, хожу кругами, думая о тебе, Но я и представить не могу, что ты тоже думаешь обо мне… — затянул Антонин и тут же ударил себя по губам под общий смех. Роберт лишь поджал губы и обошёлся лёгким рукопожатием. — Уж лучше бы использовал Конфундус, а не эту чушь, — буркнул тот раздражённо, завязывая галстук. — Не обижайся, мой друг, в следующий раз научи Роберта танцевать, — опустив рукава, Абраксас переглянулся с Орионом и покачал пальцем, — Даю идею ему, не тебе. Даже не пытайся пробовать. Накрахмаленные рубашки были наполовину расстёгнуты, четверо Пожирателей сидели вокруг стола с огневиски и молча слушали хруст пламени камина. — А ведь буквально пару лет назад мы были просто Вальпургиевыми рыцарями, — спустя время как завороженный прошептал Орион. — Теперь же всё официально… — Пожиратели Смерти… Упивающиеся смертью, — Антонин качнул головой и с ухмылкой сделал глоток. — Это звучит забавно: те, кто хотят изменить мир к лучшему, уж точно не должны навевать ужас одним названием. — Скоро и ты про него забудешь. Упиваться в своей Америке ты будешь только делами мракоборцев, — из уст Роберта вырвался смешок. — Будешь расследовать убийства, отдавать врагов народа на съедение Министерству, как самый правильный гражданин. — А потом этот гражданин запомнит все их ошибки и промахи и будет играть пешками Аврората против него же. Замечательно устроился, кто, как не русский аристократ, сможет опровергнуть свою причастность к, скажем, отравлению одного из министров? — его бровь взлетела вверх, и взгляд потеплел. — Не буду спорить. — Не будешь до тех пор, пока твои коллеги в Массачусетсе не вскрикнут «русский» и не охарактеризуют тебя как жестокого колдуна с ручным медведем и балалайкой под рукой, — перед глазами каждого пробежали воспоминания рождественского бала в поместье Мальсиберов пару лет назад, когда американская чистокровная дама пряталась от Долохова с полным убеждением, что сейчас на неё выбежит его ручной медведь. Орион не сдержался и громко засмеялся, пряча лицо в ладонях и стирая слезу. — Ты забыл добавить, как он выпивает несколько рюмок Веселящей воды и не издаёт ни одного смешка, продолжая смотреть на мир печальными и пустыми глазами, — Роберт глянул на раздражённого Антонина и хмыкнул. — Я уверен, тебе будет там весело. — Лучше, чем вам в Министерстве. — Подожди ты со своим Министерством. У нас впереди ещё несколько месяцев, а затем испытательный срок, проверки, и только потом медленно по лестнице на почётные места. Тут даже деньги родителей не помогут. — И вообще, не сбивай нашему мистеру Лестрейнджу настроение — у него скоро свадьба, — добавил Орион: все взоры обратились к Роберту, и тот несколько поник. — Ты хотя бы видел свою супругу до помолвки, Орион. Не только видел, знал в лицо и много разговаривал. И всё равно получилось как всегда: брак фиктивный, а вы слишком счастливы, по тебе прямо видно. Я не хочу так. — Но ты ничего здесь не решаешь, и это не оспорить, потому что… — Я знаю, Антонин, — сухо остановил его Роберт, и в комнате снова наступила тишина. — Я хочу любить девушку, с которой обязан жить последующие десятки лет. Не надейся, друг, раньше ты от меня не избавишься, — добавил он Абраксасу и устало выдохнул. — Том ничего и никогда не говорил про семью: не запрещал, не оскорблял. Он чтит традиции чистокровных и полностью их поддерживает — главное, чтобы это не мешало работе и его планам. А я хочу семью. Не поверишь, но хочу, чтобы со мной рядом шла достойная женщина и могла не только разбираться в тканях для платьев, но и быть моей поддержкой. Уметь вовремя остановить и заставить идти вперёд, как это происходит у Тома с… — в руках скрипнул стакан, и все в момент опустили головы. Даже, если уже долгое время Лорд не просматривал их воспоминания, не касающиеся планов, они старались вовсе не упоминать его в разговорах. Разве что в хорошем ключе. Однако даже недосказанное предложение поняли все без исключения. — Все заслуживают счастья и спокойствия. Ложь. Но она была такой сладкой и желаемой, что никто не посмел сказать вслух хоть слово против. Абраксас расправил пиджак и с потерянным взглядом поднялся с кресла. — Я оставлю вас. Встретимся вечером. — Вы с Блэк пробовали говорить с родителями по этому поводу?.. — Ты ведь прекрасно знаешь, что пытались и не раз. Они молчат, скрывая все свои планы и мысли. — Но вы не останавливаетесь, — прозвучало со стороны Ориона без намёка на вопрос. Он утверждал, и никакого ответа не требовалось. — Не смеем тебя задерживать. — На последнем балу ваши семьи положительно реагировали на твоё общение с Лукрецией. Не отчаивайся раньше времени, Малфой. Это не в твоём стиле. — И не в твоей крови, — тот устало улыбнулся и скрылся за дверью, пока Роберт ещё пару минут смотрел ему вслед и молчал. Тропа запретных отношений стоила целое состояние, и смелые те, кто готовы были пожертвовать ради этого своим статусом. Порой Роберту казалось, что это гораздо лучше, чем растить наследников в шумном доме с вечными ссорами и отношениями в виде смазливых улыбок на приёмах. Может, он был ещё слишком глуп и неопытен, чтобы думать о таком в рассвет планов Пожирателей. Но тогда почему в груди неопытного что-то неприятно дёрнулось, когда прошлой ночью Абраксас посреди ночи признался, что Лукреция делает его безумцем, а он из этого безумия не сильно старается выйти?

***

Непонятно зачем, но открыли экзаменационную полосу именно десятого мая — в пятницу. Лейле это напомнило уроки у Гонории: как ладони потели от страха провалиться, как перед глазами ложился пустой лист с пером и чернильницей и отсчёт начинался ровно с той секунды. В ту пятницу такое состояние виднелось у каждого второго её однокурсника — даже слизеринцы трепали себе волосы и кусали губы, вспоминая всевозможные молитвы. Это же седьмой курс: последний год, в конце которого решается судьбы сотен, и первый экзамен — ЖАБА Защиты от Тёмных Искусств. Единственный предмет, который без права отказаться сдавал абсолютно весь седьмой курс. Когда Большой зал очистили от факультетских столов, Лейлу посадили на первую парту, прямо перед наблюдающей Вилкост и огромными раскачивающимися часами. Джек послал ей воздушный поцелуй и окрестил, а сидевших рядом стала пробивать дрожь. И впервые Лейла не знала, радоваться или плакать от того, что её грудь вздымается мерно и совершенно спокойно. Ответственность была, конечно была, и никуда не девалась: не подвести Гонорию, не разочаровать профессоров и себя в первую очередь… но понимание, что от этих работ её жизнь не зависела, приятно согревало — это было действительно непозволительной роскошью для остальных. Том запрещал ей даже думать об этом всём, что уж там говорить, но Лейла рассуждала более реалистично и всё же не хотела себя обманывать: слишком редко сказки жизни заканчивались счастливо. И уж там, где она собиралась жить, на оценки всем глубоко всё равно. В коридорах на дверях повесили таблички «Соблюдать тишину, идёт экзамен», и впервые обязанности старост следить за порядком на переменах перешли на профессоров. Последующие две недели мешали в головах учеников утро и ночь, из библиотеки выгоняли всех младших, а места были заняты только пятыми и седьмыми курсами. Стены гостиных что по утрам, что по вечерам дышали напряжённой тишиной, и никто не смел нарушить иерархию шуршащих учебников. Лейла же зачастую повторяла конспекты на подоконнике в тихой спальне, удосуживаясь узреть лучшего ученика и школьного старосту за сном. Том ничего не открывал, ничто не повторял и даже не пытался сделать вид — он всё знал и был полностью в этом уверен. Только поэтому порой он садился рядом за книгу о проклятиях и позволял себе класть руку ей на бедро. Знал ведь, что на вопрос «Тебе делать нечего?» и правда ответит отрицательно, и предъявить Лейла ничего не сможет. Первая неделя представляла собой письменные экзамены по выбранным предметам, между которыми давали день перерыва и очередной подготовки: рано утром сдавали СОВ пятые курсы, после с ещё более расшатанными нервами шли старшие. По вестибюлю постоянно бродили седые и уж слишком агрессивные экзаменаторы, звук колоколов заколдовали, сделав его еле слышным, и каждая часть замка покрылась слоистой тишиной вкупе с разряжённой атмосферой. За завтраком пятые и седьмые курсы между собой не разговаривали. Одни бормотали себе под нос заклинания и кружка с какао перед Джеком судорожно дёргалась. Фиона перечитывала «Закономерности Травологии» с расплывшимся взглядом, а Хлоя то и дело ломала овсяные печенья в руках и заторможено охала. Звенел первый звонок, и все как по щелчку разбегались по аудиториям. Первый экзамен Лейлы, слава Мерлину, проходил в маленьком кабинете вместе с Робертом, так что даже обстановка подземелий не действовала на нервную систему: наоборот, его красноречивые и порой издевательские в адрес заданий взгляды заставляли сдерживать широкую улыбку прямо перед носом министерского экзаменатора. Алхимия оказалась самой простой работой на неделе. Комнаты наполнялись шумом отодвигаемых стульев, в углах шептались огни свечей, контролировавших минимальное движение. Слышалось «Время пошло», переворачивались песочные часы, и все профессора, барабаня пальцами по столу, сужали глаза в поисках списывающих негодяев. Вторая неделя уже давалась на последнюю письменную часть и устные ответы по углублённым предметам, буквально высасывая из учеников последние трезвые слова. После каждого экзамена всё делилось на отдых и последнюю зубрёжку. На радость и слёзы после захлопывающейся двери кабинета. Уже за ужином факультеты сходились за общим столом, обсуждая ответы и шутя по поводу общих ошибок. — Да ладно, чего ты, дружок, — видя запуганного пятикурсника с Пуффендуя, Джек положил руку ему на плечо и шепнул: — Если учил — молодец, хоть как-то сдашь, если нет… логика, обаяние и импровизация тебе в помощь. Всего-то пятый курс. Кто у тебя проверяющий? — Вилкост, — он смолк, медленно моргнув, и пожал руку. — Ни пуха ни пера. Советую принять с утра успокоительное. В гостиных по вечерам стали веселиться со сверкающими бутылками в руках и танцами у камина, и кто-то рассказывал о своих любовных похождениях в младших классах, пока остальные предавались воспоминаниями. — Не так уж плохо, так ведь? — шепнула Лейла через пару минут после устного ответа по Заклинаниям, до сих пор сжимая в руке экзаменационный билет. — Какой билет? О чём там? — тут же подошла Лукреция, потерявшая по дороге несколько листков. — Седьмой. Первая часть была про сглазы, а вторая про Медицинские чары. — Твои любимые? — Конечно! Мерлин, я не уверена, что отдала должное Ветряному сглазу и ушла в сторону Порч. Не хватило времени, песок в часах рядом так громко сыпался, что сбивал все мысли. И четвёртый вопрос, будь осторожна, там нужно обосновать своё мнение, но лучше, как Флитвик и говорил, от книжных объяснений не отходить и использовать больше терминов. Плюс баллы, хотя я побоялась, думала, будет чересчур, и стала говорить… — Советую обсуждать это тихо, чтобы школьный староста прошёл мимо и не рассказал об этом профессору. — Вообще не вовремя, Реддл! — фыркнула Лукреция, глянув ей за спину, и Лейла тут же ощутила приятный холод, бегающий по спине. — Не будь так жесток к своему факультету. — Я лишь честен и справедлив, — его тихий голос разошёлся по коридору и проник в самое ухо. Послышались удары каблуков, и связь в груди снова разорвалась. Никакого взаимодействия на публике, ни одного взгляда или слова, а слизеринка перед лицом уже забылась лисьей улыбкой. — Следующая, мисс Блэк, — раздалось за дверью, и она снова резко побледнела. — Ты всё отлично сдашь. Не зря у тебя было «Превосходно» весь год, и Флитвик тебя очень любит… — Давай без этого детского лепета, — разозлилась та, поправляя волосы и вздёргивая подбородок. Лукреция сделала несколько шагов вперёд, отведя взгляд от группы гриффиндорцев, и над ухом раздался её сдавленный шёпот: — Прости. С тобой я забываю, как держать эмоции под замком. — Иди давай, — ответила Лейла и, выдохнув, усмехнулась. — Или кому-то уже нужна бутылка вина? — Я не коснусь её до начала выпускного, не надейся выиграть этот спор. — Ещё посмотрим, — шёпот ударился о громко хлопнувшую дверь, и каблуки Лукреции застучали по половицам кабинета. Лейлу же ноги повели в более прекрасное место. И называлось оно — тёплое место в кровати и японским словарём под рукой. Сдачу экзаменов она отпразднует на выходных в пабе: веселье устроят там за неё.

*

— Не хочешь даже поинтересоваться, как прошли мои устные ответы? — не успев зайти в гостиную, Лейла раздражённо закатила глаза, но сдержанная улыбка не заставила себя ждать. — Чтобы в очередной раз услышать, как тебя обожают учителя? — Том прикрыл книгу и холодно осмотрел её с ног до головы. Хотел вставить что-то с умным видом, но лишь поджал губы и хмыкнул. — Извините, дорогой староста, за оскорбление вашего эго. Почему никого нет? Собрание же началось уже как… — Я отменил его, — просто и спокойно пояснил он, не отрывая взгляда. — И все кроме меня знали? — Том погладил плечо и еле заметно приподнял уголок рта. — Хочешь себе Тёмную метку? Только скажи, и я… — Откажусь. Значит, — сделав медленный шаг вперёд, Лейла ещё раз пробежала глазами по гостиной, но никаких странных теней не нашла и сощурилась: — на этот раз что-то другое? Хочешь спросить о своём будущем? Или услышать новую идею по захвату Министерства? — Был бы очень рад это услышать, однако… не угадала, — казалось, он вовсе не моргал, но до сих пор продолжал мрачно смотреть ей прямо в глаза, отчего по рукам ходили мурашки. — Поздравляю со сдачей первых в жизни экзаменов. — Не уходи от ответа, Том, для чего я опять нужна? — кулаки сжались вместе с губами — от недовольства и настороженности. С новым Томом ей словно вкололи новую дозу, ибо без бдительности можно упустить слишком много деталей. Можно потеряться в его паутине и больше оттуда не выбраться. — Я взял из спальни твои книги. Японский словарь, сборник Лавруа и роман про утопившегося рыбака с неразделённой любовью. — Он не утопился! — Не особо важно, — он вскинул брови и кивнул в сторону дивана. Лучшего приглашения присесть Лейла ещё не видела. — Я сяду. С одним условием: ты снимешь с лица чары. Я хочу видеть тебя настоящим. Дрова тихо потрескивали в камине, а его сердце равномерно стучало ей в лопатку. После экзаменов такие вечера проходили часто: последние недели в школе не хотелось быть пойманными за прогулкой в лесу, да и зачем куда-то ходить, когда гостиная обставлена всем самым нужным, а его мягкое плечо не пропадает из-под щеки, как во снах? Никто не повышал голос, никакой ссоры не было, и всё снова начинало казаться таким красивым, таким… лживым? Однако даже это Лейла проглотила: все свои мысли она отмела подальше и просто пыталась как можно дольше замереть в этом моменте. Пыталась услышать каждое его слово, каждую идею за небольшими перешёптываниями, потому что его уверенность и полное доверие своим силам отчасти передавались и ей. Пыталась не затаивать дыхание каждый раз, как его пальцы скользили по её коже, не краснеть, когда сверкающий проницательный взгляд следил за каждой её эмоцией, и получалось неплохо. Только связь обмануть не получалось, и Том начинал делать всё это открыто, получая искреннее удовольствие от игры. Он думал: смотрел на неё, оценивал и бесконечно о чём-то думал, новые вопросы и её ответы вводили Тома в какую-то свою реальность, и никакого объяснения или хотя бы намёка не следовало. А Лейла, к своему удивлению, менять ничего не хотела: веки продолжали наливаться свинцом, а тело прижиматься к Тому в приходящем сне. Была ли когда-то долгая тишина в её жизни не напряжённой? Не убивающей, не скручивающей органы от страха? С кем-то живым, с кем-то, кроме Гэндальфа? Теперь — да. И никто не посмеет отобрать у неё это, сломать покой в груди и лишить первых и последних дней наедине с Томом, а не жестоким Волдемортом, которых она так отчаянно добивалась — иначе мучения их будут оцениваться по шкале от десяти до десяти. Время неумолимо бежало вперёд, скрываясь в сумерках, а очередной вечер перед выходными проходил в башне слизеринского старосты. Они с Томом были теми немногими, кто имел особый, непонятный для окружающих иммунитет от влияния Грин-де-Вальда. О нём до сих пор писали в газетах, о нём говорили по радио, которое Джек любил настраивать в гостиной рано утром — он добился своего и действительно был на слуху во всех уголках Европы, может, даже мира. На школы никто не нападал, странностей в стенах Хогвартса не происходило: однако скоро уезжающие школьники не находили себе места и действительно переживали, что их ждёт впереди. Лейла не была особым исключением, да и Том тоже: её беспокоило, насколько сильный урон Грин-де-Вальд планировал нанести магическому и магловскому мирам, его — как идеи Геллерта повлияют на народ и придётся свергать его с трона своими руками или это сделают авроры за него. Каждый думал о своём, как всегда, и вроде было хорошо… но ком в горле становился всё больше и твёрже, ибо, как бы ни нравилось говорить о житейских вещах, Лейла всё время норовила узнать о важном. О том, что её беспокоило и волновало, ибо Том не делился своими ощущениями уже как месяц. Лейла видела его угловатые движения, слышала, как рот открывался, но ни слова оттуда не выходило. Хотелось коснуться серьёзных тем, которые обычно заканчивались ссорами, но пальцы часто впивались в ладони, а грудная клетка замирала. Дольше возможного это не продлилось. — Точно решил всё с Албанией? — Уверена, что так скоро поедешь в Японию? — раздалось одновременно, и плечи Лейлы невольно вжались в спинку кресла. — Разве это скоро? — невесомая улыбка будто могла хоть как-то успокоить её саму от осознания, что едет она неизвестно на сколько и неизвестно куда. На Тома это не произвело никакого впечатления: в последнее время он вовсе не воспринимал шутки. — Минимум, в начале августа, если мир к тому моменту не вымрет. К тому же, это позже твоей поездки. — Я спросил, уверена ли ты? — Конечно… конечно, уверена, разве у меня есть выбор считать иначе после всего, что я для нахождения этого кусочка информации сделала? — она нахмурилась, но почти сразу перевела внимание на шрамы на его лице, что даже сейчас скрывались тенями, рассматривая их как японские карты. — А ты решил точно? Что, несмотря на уже обеспеченное бессмертие, всё равно в спешке продолжаешь создавать крестражи? Я не пытаюсь сейчас как-то отговорить тебя, Том. Я понимаю, что ты хочешь навсегда обезопасить себя, я прекрасно понимаю, что мои слова тебе не интересны и ты лучше знаешь, чего желаешь, — совершенно спокойно, уже давно зашив обиду и негодование глубоко под слой кожи, произнесла Лейла. — Я просто хочу убедиться, что ты делаешь это не из-за страха опоздать. — Я никуда не спешу, — выдержал паузу Том, и губы его сложились в тонкую линию. — Мне просто хочется быстрее закончить со всеми семью крестражами, чтобы приступить к правлению с преимуществом над другими. Люди пошли неспокойные: один отравит, другой кинется с магловским ружьём на спину… Не сказать, что я дам им хоть маленький шанс понадеяться на мою смерть, но в жизни бывает разное. Ты наравне со мной знаешь, как чужая часть души действует на окружающих, разве не так, ведьма? Я могу подложить дневник министру образования и питать его силы, тем самым становясь сильнее. После чего могу также считывать его мысли, воспоминания, и находить весьма интересную и нужную для своей политической речи информацию. Если же дневник будет рядом с ним ещё дольше… что же, тогда фортуна улыбнётся мне во все тридцать два зуба, потому что я смогу контролировать его действия и делать всю грязную работу чужими руками, оставаясь полностью чистым. Касательно Албании — первым делом я просто хочу забрать великую диадему подальше от маглов и обезопасить такую реликвию. — Почему именно семь? Почему не остановится на четырёх, которых и так достаточно? — Недостаточно. — Но ведь!.. — Я сказал недостаточно, — зрачки сузились, и вместо слов из горла вырвалось холодное шипение. Однако буквально секунда, и голос Тома снова блуждал по тонкой нити между змеиным и человеческим. — Я шёл к этому со средней школы, я мечтал об этом во снах, и мне никто и ничто не помешает дойти до прямого финиша. Я не отступаю на полпути, если ты ещё не поняла. — И при этом, ты осознаёшь, что об этом никто не узнает? — О чём ты? — Лейла поджала ноги и медленно, осторожно продолжила: — Ты сам говорил, что не дашь народу узнать о крестражах до тех пор, пока не решишь рассказать это сам. С учётом риска и охоты, которые ты обречёшь на свою жизнь таким заявлением, следует догадаться, что делать ты этого не будешь. А значит о твоей расколотой душе и источнике такой силы будет знать, ну?.. никто, — скулы Тома резко дёрнулись при свете камина, что Лейла невольно выпрямила спину. — Разве в этом заключается сладость бессмертия? Ты хорошо подумала, Лейла? — прошептал он, проведя языком по зубам и улыбнувшись. — Хорошо. — Тогда увидь истину: наши нынешние однокурсники будут умирать, за ними постареют их дети, а потом и внуки. И всё это время единственным, кто спокойно продолжает существование, кто правит миром и не стареет — это я. Ты не считаешься, ты родилась такой, я же — добился. И когда люди начнут замечать, что власть не меняется… тогда они наконец осознают всю её силу и мощь. Начнут гадать, как такое возможно, и догадками сведут себя с ума, полностью подчинившись. Пока не уверен, уничтожу ли я все намёки в литературе на крестражи, но и без этого можно будет узреть, как народ сам сползается ко мне на коленях и осознаёт обещания о вечной идеальной жизни в полной мере. И снова ты пожалела, что связалась с монстром? В дневнике ты твердила это через каждую страницу, — Лейла поджала губы, потому что пояснений знать ему не следовало, и лишь спустя некоторое время прочистила горло. — Сколько бы мы с тобой ни говорили на эту тему, я всё равно не пойму тебя, а ты меня. Не буду больше отвлекать, я услышала ответ на свой вопрос… — Меня так раздражает, что ты умеешь заинтересовывать, но одновременно я не могу остановиться слушать доблестную эльфийку. Хочу узнать продолжение — говори. — Опять ты веселишься, — устало и слегка разочарованно шепнула Лейла, не заметив, как тёмные буркала приковали её к себе в прямом и переносном смысле, и теперь она сидела в паре сантиметрах от Тома. Ужасная, непозволительно пугающая магия витала в его жилах, испаряясь через глаза. А противостоять было чертовски сложно — Лейлу, видимо, с самого детства тянуло с головой окунуться во мрак. — Я не хочу говорить со стеной, Том, но… почему для того, чтобы править, нужно прибегнуть к кровопролитию и угрозам? Сколько Владык я встречала, самые известные и уважаемые были именно те, кто приковали к себе народ пониманием, справедливостью и храбростью. Эльфы слагают о них легенды, людские племена склоняют головы в почёте. Может, Трандуил и был мне ненавистен за бесконечную погоню за моим даром, славился именно своим тщеславием, гордостью и жестокостью, но до этого он сделал не мало хорошего для своего народа, не раз доказав, что имеет право занимать эльфийский трон. А ты? Ты, позволь узнать, сблизишься с народом за счёт Авады Кедавры в лицо каждому, кто посмеет хоть как-то неправильно на тебя взглянуть? Ибо заметь, — Лейла наклонилась ближе и коснулась губами ледяной мочки, — вся армия Саурона была создана из грязи, потому что живых желающих присоединиться не было. Том прошёлся перстнем по её пальцам и попросил наколдовать снежный серебристый шар. Его лицо казалось как всегда равнодушным, но частая смена искр у зрачков наводила на другие мысли. Он взмахнул палочкой, и перед ними появился Тёмный, бурлящий чёрными блёстками шар. — Светлые волшебники, что отдают честь издавна сложившимся условиям жизни, правилам и традициям, будут существовать всегда. Они излучают тот самый белый свет, что у тебя в руке. Безусловно, многие из них сильны, хитры и умеют отлично расположить к себе человека. Но они верят в мир. Верят в спокойствие на всех континентах и поучают любить друг друга. Они верят в дружбу при любых обстоятельствах, хотя полагаться нужно только на себя, и пропагандируют это везде, где можно. Тёмные волшебники, — его шар заискрился, и в голову Лейлы прилетело пару шипящих голосов, — ничего не пропагандируют — они лишь открывают глаза. Показывают, как наши клетки прочны и сколько лжи вылито в страницы газет и книг, написанных светлыми. Я ясно вижу, как ты делишь это на добро и зло. Но это не так. Я, всё время стремившийся стать величайшим Тёмным магом, не желал нести зла, разве что некоторым. Просто темнота пугает гораздо больше, чем яркий луч света — поэтому она сильнее. Все сказки гласят о том, что прошедший семь кругов ада, потерявшийся в дремучем лесу или просто попавший под проклятие герой возвращается совершенно другим. Могущественным и бесстрашным, и все самые грязные дела поручаются ему. Не ты ли знаешь об этом лучше всех? — пальцы Тома защекотали воздух, и шар стал тянуться к её руке. — Тёмная магия вынуждает погружаться в неё всей душой. Она не щадит шпионов, не открывается просто любопытным — она слишком глубокая, чтобы каждый обучился такой силе, осознал её. Поэтому как бы долго ни жила доброта, — резко нити его шара обглодали слой серебристого пламени и заслонили собой весь свет, — мрак поглотит её и образует новое пламя. Ярче, сильнее и крепче. Я всего лишь хочу стать тем, кто с помощью этой магии сможет держать человечество на ногах. Хранить их тайны, защищать народные достояния и превосходство волшебников над маглами — Чёрное искусство гораздо тоньше, а оттого и опаснее. И как маг, владеющий этим опасным, я не могу не показать своё мастерство, — языки угольного пламени протиснулись в самый центр, и вскоре руку Лейлы обдало холодом — её шар был уничтожен. Глаза оторвались от зрелища и столкнулись с его — в них черти обжигались пьяным азартом. — И то, что люди пойдут на меня в страхе менять что-то в своей никчёмной жизни, уж точно не моя проблема или вина. Другого варианта и нет — тут уже начинается игра, и победу одержит только один. А ты прекрасно знаешь, что я никогда не проигрываю, — Том провёл ладонью по щеке и ухмыльнулся. Ни одной грубой ноты, ни одной эмоции или намёка на угрозу. Том и правда научился владеть собой. — И это всё равно не повод истреблять маглорождённых и маглов. — Когда учителя слишком добрые и мягкие — дисциплины на уроке нет. Когда больше тридцати ртов затыкаются одним лишь взглядом — от такого есть и прок в учёбе, и в воспитании. Маглам, убивающим наших товарищей, нужно преподать несколько уроков, как жить на своих границах. Маглорождённых, сотканных из грязной крови, следует отстранить от общества великих волшебников, чтобы они не учили окружающих плохим привычкам. Всё элементарно, Лейла, — он тихо выдохнул в шею и опустил веки. — Найди и покажи мне другой возможный ход, только для начала покажи, существует ли он вообще. — Существует, — Том мрачно усмехнулся и покачал головой. — Конечно, Гэндальф научил тебя искать хорошее в абсолютно всех аспектах жизни. Как же я не додумался… — Маглорождённые не виноваты, что родились среди простецов, чистокровные никогда не могли догадаться, что будут жить на широкую ногу и иметь действительно влиятельный голос в любых делах. У каждого своя судьба, и ты никак не можешь решать, чья гнусная, а чья — стоящая поощрения, — отчеканила Лейла, только с удивлённым взглядом Тома замечая, как ногти впились ему в ладонь. — Хочешь удержать маглов подальше — создай им правила, заблокируй взаимодействие волшебников с ними или создай чары, помогающие защищаться без магии. Хочешь править миром и скользить по кровавым полам — понравься народу. Сделай так, чтобы они видели в тебе истинного предводителя. Чтобы все, не только чистокровные, готовы были рисковать собой ради тебя. Это называется лояльность, та самая преданность, которую ты выбиваешь из Пожирателей методом садизма и нанесения как психологического, так и физического вреда. Да… Том, ты прав — я знаю, каково это всё. Именно поэтому я никогда не соглашусь повторить такое. Не всё, но многое можно решить словами, а что-то, что делается во благо, и вовсе лучше оставить тайным. Но!.. это меня не касается, — она искренне улыбнулась и притянула к себе книгу. — Не моя родина, не мои интересы, а про своё отношение к выжившему из ума Волдеморту я уже говорила и не раз. Что будет дальше, узнаешь сам. На пару минут воцарилась тишина. Она не хотела смотреть на Тома, но буквально чувствовала его боковое зрение и размышления, что жужжали в голове роем. Было прекрасно известно, что он ничего с этими словами не сделает, а то и хуже — использует против неё. Было прекрасно известно, что Том не хотел быть наравне с народом и лишь увеличивать контраст между окружающими и его идеалом. Он не планировал делать что-либо без пользы для себя и лишь хотел очертить трон своими инициалами — но Лейла так долго коптилась в злости и ярости, ибо так и не смогла остановить его от погони за бессмертием и безумными идеями, что этот монолог был вырвавшимся с отдушиной ядом. Том пропустит это мимо ушей, а она снимет с себя грех, что не пыталась остановить будущего преступника. — Теоретически, — перелистнув страницу, он наконец подал голос, — какова вероятность, что при уничтожении кольца ты сломаешь вселенное разделение и призовёшь Саурона вместе со всеми его созданными слугами сюда? — Теоретически… — начала смело Лейла, но резко запнулась, и брови сошлись на переносице. — Теоретически, — вторила она менее уверенно, — я не рассматривала эту возможность в деталях. Но поскольку кольцо будет поддаваться сильной магии, плюсом атаке природы, чувствую, Саурон это ощутит. Раз он уже прислал сюда сотню орков один раз, второй не помешает прислать ещё больше… Вероятность велика, но я не буду тратить времени и уничтожу кольцо сразу, как попаду в то место, так что Саурон умрёт быстрее, чем коснётся этой вселенной, — перед глазами промелькнули яркие краски, в которые преобразит этот монстр мир, если снова найдёт его, и Лейлу на мгновение зашатало в стороны. До этого ни война маглов, ни соратники Грин-де-Вальда, разложенные по всему миру, как по полочкам, не пугали её, а лишь сильнее окрыляли покончить хотя бы с какой-то частью нечисти в жизни. От этой же догадки застыла кровь, и звуки в комнате перебежали за стену. — Неизвестно, как уничтожение повлияет на атмосферу. Неизвестно, сколько придётся пройти, чтобы найти это место, ибо Рэйден мог не оставить подсказок, — Том пытал Лейлу проходящими по венам пальцами и с каждым словом всё больше стихал. — Кольцо может сильно искоренить тебя, твою душу и существование. И что ты сделаешь? Бог в проклятых местах не обитает. Воздух подчиняется твоим приказам, но сам ничего делать права не имеет. — Я понимаю, к чему ты ведёшь, — слегка заторможено шепнула она, и лицо пропиталось нескрываемым разочарованием. — К чему? — резко спросил Том и дёрнул головой. — Я не буду делать крестраж. — Боишься? Всё-таки боишься стать похожей на меня? Или переживаешь, что всплывут твои настоящие желания? — он говорил быстро и резко, после чего выдохнул и посмеялся. — Да, Дамблдор на днях разговаривал со мной. Хотел убедить не верить тебе, ибо ты на самом деле другая, и водиться с тобой — только делать хуже себе. — Что? Он прямо так и сказал? — тот пожал плечами и скучающе моргнул. — Вы стояли и обсуждали меня? — Нет, мы говорили обо мне и моей неудавшейся карьере в Хогвартсе, — Том почесал запястье, вовсе не замечая, как вспыхнувшие глаза Лейлы покраснели. Она предупреждала Дамблдора не лезть в её личную жизнь и не играть с Томом в свои шахматы. — А потом он упомянул о тебе и завёл шарманку, какая ты «весьма интересная» личность. Что люди могут быть обманчивы, а совсем тихие скрывать много страшного. Старик как всегда трепался о любви к добру и всеобщему благу. Жалкое зрелище, особенно после всего, что он сделал с тобой и Гэндальфом, — словно выплюнул Том и рыкнул. Лейла снова сдержалась. Зашила рот, сцепила похолодевшие пальцы и, переглянувшись с ожившим воздухом, облизнула губы. — Касательно крестражей: у меня есть бессмертие, и оно продержится до тех пор, пока мои силы не иссякнут. Не дольше, ведь Эру и так изменил свои правила из-за меня, и он не потерпит изменений в моей природе, — он медленно отвёл взгляд, немного помолчал и с бесстрастным лицом шепнул: — Хотел проверить, не поменяла ли ты свои взгляды, — севший голос показался Лейле странным, но она просто начинала слишком много думать и переосмысливать. — Ведь с расколотой душой пробовать уничтожать кольцо можно несколько раз… и всё же, я постоянно забываю, что ты отдаёшь приказы природе. — Это отлично. Забываешь ты — не догадается больше никто. А если и догадается и попробует открыть рот, — Лейла подняла палец и мотнула им в сторону, слыша, как воздух когтём скребётся по столу и оставляет след, — ему придётся попрощаться с частью тела. Том изогнул губы в довольной улыбке и вернулся к книге, пряча в страницах свои глаза. Удивительно, но даже после этого длинного разговора они не поругались. Разве это было нормально? Наоборот, до сих пор непривычно.

*

Вечером на улицах уже было не так темно, как зимой, и всё равно Лютный переулок отлично скрывал свои тайны. Ведьмы и колдуны скрывались под капюшонами и по-прежнему пролетали узкие улочки как привидения — незаметно и тихо, хотя тот же шёпот в Хогвартсе был в несколько раз громче. И вот, знакомый звон колокольчика, знакомые лица, и кидаемый в руки фартук уже давно пропитался её ароматом. Белая Виверна как всегда подсвечивалась цветами Непростительных, столики забиты выпивкой, и запах жареного мяса манил как можно быстрее поздороваться с поварами. Первое июня, Мерлин, она отработала в этом пабе уже полгода! Обслужила абсолютно каждый стол, познакомилась с интересными людьми, хоть немного научилась торговаться — тут произошло столько всего хорошего, что порой она опять думала, правда ли это всё. Лейла продолжала сбегать в Лютный переулок перед носом у Дамблдора, и он никак не мог это остановить. Что он скажет? Что, как профессор и заместитель директора, знал о её работе в Лютном переулке и даже дал порт ключ? Лейла даже усмехнулась — ему была слишком дорога репутация, а врать не хватило бы уверенности. Он подставит её — она без каких-либо сомнений его. Помимо разговоров с компанией Рондаля, Лейла часто проверяла газету со сдающимися в этом переулке квартирами и только хотела узнать мнение взрослых, как присмотревшееся жильё зачёркивалось красным и исчезало — было арендовано или уже продано. Благодаря таким сдержанным вопросам она узнала, что многие из клиентов жили над лавками или чуть дальше — в рядах однотипных одноэтажных домов. Они хором заявляли, что цены здесь лучшие, расположение (вдали от «министерских крыс») идеально подходит под сферу деятельности. — Отметим новоселье ведьмочки по-взрослому! — Пойдём и покажем тебе лес за постройками — красота неописуемая, только следует быть осторожной: не дай Мерлин ступишь на землю, где проводился обряд… — Только по ночам советую закрывать окна: какое-нибудь проклятие залетит, да присосётся к мебели, как пиявка, — слушала Лейла с улыбкой, хотя было действительно досадно, что кто-то уже выкупил её лучший вариант. И только она вернулась к работе, обойдя стороной небольшое разочарование с квартирой, вечер преподнёс ей ещё один подарок в золотой каёмочке. — Ох, а эта снова работает в поте лица. Сезон твоего шмотья вернулся? — грохот чемодана затмил звон колокольчика, и последовало знакомое сиплое «бутылку Медовухи и побыстрее». — Ещё хоть раз назовёшь мои наряды шмотьём, и я настрою против тебя всех твоих покупателей, — Мариэлла с пучком седых волос уселась за барную стойку и, побрезгав, всё же чмокнула Шайверетча в щёку. — И сколько же дам пришло к вам за очаровательными платьями на выпускной из Хогвартса? — возвращаясь к Кэрол за стойку, Лейла усмехнулась и замерла под вспыхнувшим взглядом колдуньи. — Ах, ты то мне и нужна! — стоило Мариэлле расплыться в широкой улыбке и сощурить глаза, стало на самом деле не по себе. — Думаете, мне стоит бежать? — Определённо, — шепнул мистер Рондаль, навострив уши. — Кэрол, пока не особо много народу, я могу забрать ведьмочку наверх? — С чего это вдруг? — в голос вопросила с ней и Лейла, чувствуя что-то неладное. Мариэлла разочарованно выдохнула и пожурила губами. — Хотела оставить это на десерт, но, видимо, не получится. Помните ухажёра нашей ведьмочки, Томми? — О, да! — О, нет… — прошептала Лейла, желая провалиться под землю. — Так вот, дорогой мальчишка и по совместительству клиент выслал мне замечательно составленное письмо, в котором настоятельно просил прийти в Белую Виверну к восьми. Не боись, он сюда не придёт, для него это останется сюрпризом… я пришла к тебе. — У-у, — протянула Кэрол, на мгновение утеряв своё раздражение. Послышался довольный хохот старушки. — Так как девушка у нас ты скромная, даже слишком, и, о Мерлин, собралась идти на выпускной в том дешёвом и скучном платье, Томми, как настоящий джентльмен, позаботился о твоём виде… — Что вы?.. — Лейла взглянула сначала на чемодан, потом на Мариэллу, и глаза её округлились. — Нет. Нет, я на это не подписывалась, я не!.. — Поэтому он попросил подобрать ей идеальное платье: сказал не слушать её и не зацикливаться на цене, потому что он оплатит любое. Шайверетч присвистнул. Переглянулся с компанией мистера Рондаля и снова обратился к Лейле, хотя в ушах у неё свистело громче, чем шумели в пабе. — Совет тебе от чистого сердца: когда на тебя предлагают потратить деньги, причём любую сумму, никогда, слышишь меня, никогда не отказывайся! — Мариэлла, давай спокойно договоримся, и я не буду отвлекаться от работы. Ещё есть время, я имею свои собственные деньги и куплю то, что мне понравится сама, — она ведь отчётливо понимала, что Том далеко не так богат, как его однокурсники. Да, он зарабатывал вполне себе ничего для своего возраста и мог позволить многие вещи, но это было только благодаря хорошему планированию бюджета и экономности. — Слово клиента — закон. И этот клиент просил предупредить, что, если ты будешь устраивать сцены и бороться за свою независимость, он сам явится сюда и проследит за процессом. Мне следует только… — Ладно! — успокоила Мариэллу Лейла и выдохнула. — Хорошо, только недолго. — Неужели дитя засмущалось? — она фыркнула и насупилась. Это никак не был жест вежливости. Людской мальчишка в который раз поставил её в неловкое положение и заставил чувствовать себя зависимой от него.

***

Знакомый коридор насквозь пропах сладкими духами и новыми тканями. За эти двадцать минут Дезиллюминационные чары словно приросли к Тому. Он вовсе не боялся быть замеченным в чужом крыле, ещё больше было всё равно, успеют ли разнести сплетни о его наряде — ему просто хотелось прийти в себя, расслабиться и сладостно не улыбаться каждому встречному до начала представления. Это было единственное мероприятие, которое действительно хоть немного заботило его, заставляло отсчитывать минуты и ходить из стороны в сторону. Намного важнее любой встречи со Слизнортом и даже Святочного бала. Том как всегда был беззаботен и просто оценивал убегающих в зал парочек, посматривая на время. А в голове до сих пор всплывали её слова: «Надеюсь, ты расскажешь мне подробнее о том, что ожидать на балу?» после того, как ведьма вернулась из Лютного переулка с багровыми от злости скулами. Он так и не рассказал. Сдержал улыбку от смущения, которое цвело на её лице после встречи с Мариэллой, но в итоге ничего не рассказал — для него это тоже был первый и последний выпускной. И сколько бы привилегий, сколько бы информации старосты ни получили, к организации их не допустили, ибо там будут гости из Министерства, и такое ответственное мероприятие профессора решили всё же взять на себя. Том был раздражён этим фактом — он любил прикладывать руку ко всему, быть в курсе всего. Сейчас же он был наравне с остальными: знал только время, примерный ход событий и то, что школьным старостам не мешало уже находиться в зале. Резко рука поднялась, и взгляд снова упал на змеиные стрелки часов. Он обещал ей ждать и не заходить в комнату — так и получалось. Только рано или поздно терпение кончалось. Шаги по лестницы заглушались громкими женскими голосами, и даже лучшая подруга ведьмы Круз не посмела сказать Тому хоть слово, когда он оказался на их этаже. Когтевранка в длинном голубом платье с открытыми плечами и цветками в волосах осмотрела его с ног до головы, метнула взгляд к соседней двери и лишь усмехнулась. Глаза на мгновение прикрылись, вслушиваясь в моментную тишину на лестничной площадке, и дверь в полупустую комнату открылась. Ведьма сняла руны ровно тогда, когда отдала ему дневник, да и проверкам комнат это сильно мешало, так что ей пришлось отступить. — Фиона, пожалуйста, помоги мне! Я сдаюсь! — донёсся нервный голос с ванной. Кровать была помята, стул завален одеждой, а рядом пылился полусобранный чемодан. — Я до сих пор не уверена насчёт украшения. Мне, конечно, очень нравится, и я полностью доверяю тебе в этом, но… не знаю, может это будет чересчур? Спасибо Диппету, сказал быть при параде, но ничего не уточнил! — ноты раздражения и даже злости слышались лучше Соноруса над ухом, пока Том подходил ближе к дверному проёму с желанием выпроводить её из комнаты. Даже Райс уже наверняка была подле профессоров. — Почему даже чтобы нанести чары, нужно точно водить по контуру и корректировать цвет. То блеск и его вообще не видно, то красный, как будто напилась крови. Мерлин, — раздалось привычное рычание, а потом и усталый вздох. — Я без понятия, что подходит, я не разбираюсь в этом. Может, вообще ничего не надо? Но Лукреция сказала, что нужно сделать акцент и на лицо. Я ведь могу не идти туда? Я не хочу, Фиона, я не… — Лейла резко оторвалась от отражения и дёрнула головой в сторону Тома, что встал статуей в дверях и почувствовал, как в груди спёрло дыхание. Взгляд очертил её фигуру за несколько секунд, а проанализированное до сих пор не дошло до сознания. Он сглотнул, и с губ невольно сорвался тяжёлый выдох. Лейла медленно развернулась с приоткрытым ртом и точно скопировала его лицо, отложив палочку в сторону. Чёрное воронье платье из шёлка обтягивало каждый изгиб её тела вплоть до тонкой цепочки на талии, которая скрывалась лишь узорчатой серебряной вставкой. Треугольное узкое декольте тянулось до самой талии и было прикрыто тонким слоем шифона, даже на миллиметр не позволяя маленькой груди оголиться. Шёлк полностью прилегал к бледной коже, делая руки ещё более хрупкими, пока плечи сверкали теми же серебряными цепями и спускали сверкающие рукава к полу, а на шее под шифоном по-прежнему покоилась его цепочка. Лейла всегда предпочитала скрывать своё тело всеми возможными способами — сейчас же она словно по щелчку унизила всех, кто когда-либо упоминал её наряды в плохом свете. Том поймал себя на мысли, что не хочет поднимать глаза выше — ему казалось, всё его самообладание ускользнёт из рук и свернётся комом за расколотой душой, потому что испугается. Испугается нового образа, кой будет блуждать в его сознании ночами без возможности изгнания. Но желание переиграло здравый разум, и он столкнулся с теми же острыми скулами, выкрашенными в ярко-алый губами и туманными как сумерки глазами. Её лицо было фарфоровым, неживым и до ужаса ледяным, но чертовски красивым. Мрак всегда завораживал, а когда он боролся со светом, наблюдать за этим было ещё интереснее. Зрачки отбивали свой ритм, пока серые блюдца впились в него лживо-мягкими щупальцами и заглядывали в самую душу. Том сделал медленный шаг в сторону — дымчатые волосы были убраны в переплетённый внизу полукруг, и когда спереди привычно покоились две вытянутые пряди, её две тонкие косы соединяла сверкающая фероньерка. Такая же серебряная, как украшения на платье и глаза — как его серый костюм. — Я, конечно, ничего не говорю… — Том наклонился ближе и выдержал паузу, когда свежее дыхание опалило лицо, — но ты прекрасна и без косметики, — пальцы коснулись её дёрнувшихся губ, и яркая помада в мгновение стёрлась. — Я надеюсь, это было не самое дешёвое платье в ассортименте? — Мариэлла не дала мне примерить таковые, — шепнула Лейла, быстро прочистив горло, и сглотнула. — Я не переборщила? Я не знаю, как здесь принято появляться на таких мероприятиях, разве украшения не слишком яркие? — Разве это не отлично? — он с удовольствием отметил, что ведьма волнуется, и не сдержал улыбки. — Они должны увидеть, как правильно носить такие вещи. Плюсом, мне будет легче. — В каком смысле? — Легче увидеть, кто и в какие места смотрит. Один неверный взгляд, и кому-то не поздоровится, — Том расправил пиджак и вытянулся. — Мы уже давно опаздываем, а нам ещё ко входу в замок идти. Не думал, что со мной такое когда-нибудь произойдёт. Он предложил ей локоть и наконец вывел из душной комнаты, не забыв слегка ослабить галстук. — Ты восхитительна, ведьма, — всё же вытянул из себя Том ровным тоном, заметив, как спустя пару секунд на её губах скользнула улыбка. — Ты тоже ничего, — их подбородки приподнялись, эмоции исчезли, и уверенными шагами они подошли ко входу с прибывающими гостями. Да, министерские встретились с Диппетом уже давно — это же были аристократы. Многие предпочли аппарировать через директорский камин, остальные же приехали на каретах. Для Тома картина, как лесничий еле успевает увести лошадей, была до слёз смешной. Диппет ограничил школьников правилами и запретами, при этом, как каждый год, после нескольких проверок и согласованных приглашений позволил невестам и женихам из других учебных заведений сопровождать своих партнёров на выпускном. Это было безрассудно, глупо, с учётом, что далеко не все из них были невинными подростками. Однако деньги и связи делали невозможное даже в такой опасный, по словам профессоров, период жизни. И сейчас ситуация, на самом деле, была действительно забавной — гостья, которую они с Лейлой обещали встретить, была полна загадок и интересных идей. — Мисс Харрисон? — раздался мягкий голос с грассирующей «р». — Мисс Кавалье? — вежливо улыбнулась она в вопросе, неотрывно смотря на подходящую француженку. Её голубые глаза с прищуром оценивающе прошлись по ней взглядом, с удивлением задержались на декольте, которое их аристократы не переносят, и вернулись к лицу уже с натянутой улыбкой. — Да… да, это я. А вы, должно быть, Том Реддл, её молодой человек? — Вы полностью правы, — он оглядел ровно-подстриженную чёлку Белль и обаятельно улыбнулся, склонив голову, — Ravi de vous rencontrer, mademoiselle*. — Рада слышать родной язык из уст англичанина, однако сегодня я на вашей территории, — её пухлые губы приоткрылись, и в глазах сверкнула надменность. — Тоже полукровный? Пальцы ведьмы на локте потеплели, как бы отгораживая от любых эмоций, но в этом не было необходимости. Том лишь бархатно посмеялся и, выждав очередного ржания коней, понизил голос: — В родстве с тремя древнейшими родами, — стискивая челюсти, он максимально естественно взглянул на время и прокашлялся, — Прошу простить, но мне как школьному старосте необходимо уже быть на мероприятии. Оставляю вас… наедине, я правильно понял, Лейла? — Не смею задерживать, — кивнула она, сама прекрасно ощущая на себе пристальный взгляд французской аристократки. Белль пожурила губами и еле заметно кивнула, и Том чуть ли не ринулся к Диппету, не желая слушать женские разговоры.

***

— Как легко оказалось спугнуть твоего суженного, — с лёгким акцентом вынесла вердикт Белль и посмеялась, благородно приняв локоть Лейлы. Кто бы мог подумать, что ещё несколько месяцев назад та хотела сломать ей жизнь за общение с Робертом. Честно, Лейла и сама до сих пор не верила, что они с чистокровной француженкой, даже не зная друг друга в лицо, смогли найти общие темы и настолько разговорились, что та попросила её организовать сюрприз для своего жениха. С которым они также виделись ровно ни разу. — Хогвартс, значит? Лучшая школа волшебства… Шармбатон ничем не хуже. — Не сомневаюсь, — усмехнулась Лейла, ведя её к главному коридору и ловя поедающие каждый сантиметр тела взгляды. — Те самые рыцари в доспехах, большие потолки и двигающиеся портреты… всё, как ты описывала, и правда. Жаль, нет конюшни, как у нас в Шармбатоне. Раз ты умеешь кататься, мы бы устроили интересное представление. — Только если лошади будут без уздечки, — Белль прошлась пальцем по ткани её рукава и в кротком удивлении приподняла бровь. — Советую посетить наши музеи, раз тебе нравится атмосфера старинных замков, тебе обязательно нужно сходить на тропу королевских видений. — Ты про неё рассказывала, я была бы только за, если бы было время путешествовать. — Если наша свадьба будет во Франции, я лично проведу тебе экскурсию, — тихо растянула Белль и расправила завитые локоны, сложив их на плечи. — Экскурсоводы-призраки — самое скучное, что я когда-либо видела и слышала. Если рассказывать о родине, то только с желанием завлечь гостей. — Откуда ты знаешь, что я буду на свадьбе? — удивилась Лейла, хотя виду не подала. Ей нравился изучающий взгляд француженки, ей нравилось, что она не перебивала её и только держала короткую улыбку. — Я закончила обучение в Шармбатоне ещё в мае. Когда приехала домой, моя мать Каролина Кавалье приказала помочь составить список гостей и показала список со стороны Лестрейнджей. Твоё имя было вписано ещё со времён, когда вы с мистером Лестрейнджем повздорили, — Белль выдержала паузу и поморщилась, не спеша переходить в шумный коридор. — Он точно не знает о моём приезде? — Я не могла обмануть тебя. Роберт даже не догадывается, хотя он размышлял об этом. — Пардон? — надулись её румяные щёки. — Он был бы рад увидеть свою супругу раньше свадьбы. Для него это важно. Но он не знает. Ни я, ни Том об этом ему даже не намекали. Это я тебе тоже говорила, не так ли? — Показалось английской шуткой, — добавила она, что-то заметно переосмысливая. — Мало кому в наши дни есть дело до партнёра, с кем сплетаются брачные узы. Я ни разу не была в Англии, Лейла, — резко шепнула Белль, продолжая осматриваться. — Мои визиты в Малфой Мэнор, где часто проходят самые масштабные балы и встречи старших представителей родов, постоянно отменялись. Однако они очень известны даже за границей: признаюсь, французская буржуа сильно отличается от того, что мне удалось прочитать об английской. Мы не пьём чай с оттянутым в сторону мизинцем по расписанию. Или по мне не видно? — оливковое лицо заискрилось интересом. — Если вы и правда встаёте в четыре утра, за чашкой кофе обсуждаете важные дела, после чего спешите на прогулку и проводите дни за садоводством и игрой на фортепиано, а потом ужин поддаётся ровно в восемь, и в десять вы расходитесь по комнатам в словесной тишине, сохраняя покой и уважение друг к другу… если у каждой женщины в твоей семье в шкафу двенадцать скромных нарядов на каждый день, которые состоят из скромных белых блузок и невзрачных платьев и юбок, а в разговорах своё мнение достойно сохраняется в голове, то да. Да, ты определённо отличаешься от чистокровных, с которыми я сидела в одном классе весь год, — Лейла осторожно посмотрела на Белль и словила восторженные искры в её глазах, мысленно выбивая из груди заросший ком волнения. — Всё прекрасное и благородное — продукт разума и расчёта. Шарль Бодлер… у нас таких тоже огромное количество. Но это не взрослые — это всего лишь дети разных возрастов. Лейла многое узнала из её писем, многое прочитала и довольно серьёзно готовилась к этой встрече. То ли потому что хотела произвести впечатление, обзаведясь новыми связями, то ли просто проверяла почву для Роберта. От Белль приятно веяло клубничным джемом, и само её нахождение рядом, её сладостный и одновременно колкий голос навевали хорошие воспоминания. Она безумно напоминала Лейле Гонорию — такая же утончённая, сдержанная, но живая особа. Её письма были грамотными и яркими, они нашли общую нить в презрении романов и вальсах, в интересе к флоре и фауне… Лейла была в восторге и надеялась, что и Роберт тоже будет. — В таком случае могу лишь поинтересоваться: каким образом тебе удалось найти контакт и с теми, и с другими? Не верю, что ты полукровная, мне с тобой было слишком интересно. Хотя теперь осознаю, почему мой жених посчитал тебя достойной быть приглашённой. — Почту за комплимент, — смешок сорвался с губ невольно, но прямой ответ так и не прозвучал. — А теперь можно так сильно не сжимать мой локоть и успокоиться. — Не люблю большое количество людей, — прохладно пояснила Белль, останавливаясь перед дверями в Большой зал. — Значит, это здесь? — Верно. И перед тем, как отправить тебя в компанию английских аристократов… Роберт потрясающий друг, хотя его никогда не учили искать дружбу. Мне кажется, это о многом говорит. И я бы не говорила этого, если бы не желала ему счастья. Он этого заслуживает. Заслуживаешь и ты, и твои интересы до невозможности совпадают с его, — минутная тишина, и француженка согласно кивнула. Она отлично скрыла все переживания, что складывались паззлом через строки месячной давности, но в этом не было смысла. Белль была человеком: строго воспитанным, но с развитым кругозором и настоящим смехом. Этого хватало, чтобы зацепить их дорогого змеиного товарища. — Работник узнаётся по работе. Увидим, на что способен он, и я очень надеюсь, что твои рецензии не были лживы.

***

Небо Большого зала украсилось яркими звёздами, а цвет всех четырёх флагов не переставал радовать глаза — зелёный. Яркий и сочный, он раздражал гриффиндорцев тем, что виднелся даже за учительским столом. Может, кубок чемпиона квиддича отдали Когтеврану, но лидером по очкам, набранным за этот год, стал Слизерин. Это была громкая победа: аплодисменты заглушали фырканье львов, а Слизнорт который год подряд плакал от гордости. Так что зелёная бабочка Роберта отлично подходила цвету празднества, и прилив сил ощущался чётко как никогда. Аттестация, где они наконец скажут речь и узнают баллы за экзамены, должна была начаться с минуты на минуту, а седьмой курс так и не мог наговориться. Пока место столов заняли выставленные в ряды стулья, ученики расходились группами у дверей и шептались по поводу чужих нарядов. — Всё по-старому… Друг, будь добр, посмотри на меня тоже. Кажется, я со стенкой разговариваю, — Роберт раздражённо закатил глаза и фыркнул, оглядывая придерживающего Лукрецию за талию Абраксаса. — Ты прекрасна, дорогая, спору нет, но мне тоже нужно внимание. Ох, Абраксас осматривал свою возлюбленную не скрывая, и одно выражение лица говорило, как он восхищается ею. Прошло всего несколько минут, а приглашённый фотограф уже запечатлел эту пару с разных ракурсов. Они выглядели статно, богато, дорого: такой спектр эпитетов подобрал Роберт и высказал им в лицо, не услышав даже слов благодарности! Приходить на выпускной не обязательно было в парах — это желание каждый изъявлял сам. Роберт не изъявил. Он был предан семейному решению и шёл на мероприятие с одной яркой и главной целью — как следует отметить прошедшие семь лет в этом замке. Так, чтобы это запомнилось даже в нетрезвом состоянии: и поскольку такое желание изъявили многие, его однокурсники тоже, он был готов стать предводителем самой весёлой группы во всём зале. Некоторые из этой группы уже разбрелись по углам, где на столах покоился пунш, чтобы одним взмахом разбавить замечательную жижу чем-то более интересным. Глаза метнулись к Тому, что уже с улыбкой подобрался к министерскому работнику, а постукивать каблуком Роберт не перестал. Пока не дёрнулся от внезапного касания. — Дай нашей любимой паре побыть наедине, видно же, что ты тут третий лишний. — Это было очень грубо, — он быстро развернулся на издевательский тон и в восторге приоткрыл рот. — Ну вы только посмотрите! — глаза скользнули по угольному платью запоздавшей Лейлы, по причёске и сдержанной улыбке на губах. — Ох! — Ох! — оценили друг друга они одновременно, побегав по сторонам и осмотрев наряды с боков. Не касаясь — это казалось лишним. — Ну ладно, ты подготовился. Я считаю, в таком виде тебя не стыдно показывать гостям. — Даже моя мать одобрила этот замечательный костюм, как ты можешь сомневаться в!.. — Лейла сделала шаг назад, и Роберта словно оглушили. Он лишился самообладания, сначала увидев невесту и лучшую подругу вместе, а потом взглянув на неё живьём. — Мадмуазель Кавалье?.. — воздух показался холодным, и в горле запершило, но он тут же вытянулся и сдержался. Белль была такой же, как на снимках, которые ему удалось достать. С длинными медными прядями и чёлкой, с ярко-синими глазами и пухлыми губами. Она была высока и естественна: на остром лице ни намёка на косметические чары, на пальце один тонкий перстень, и больше никаких украшений. Её песочное платье было стянуто кружевным корсетом, делая фигуру ещё хрупче, и опять же — ни одного узора на ткани. Белль переглянулась с Лейлой, видимо, передавая информацию одним хлопаньем ресниц, и лицо в вежливой улыбке склонилось на пару градусов в сторону. — Интересно, сколько ещё раз у меня спросят это за вечер? — тихо проговорила она с рычащей «р» и слегка вытянула руку вперёд. — Мистер Лестрейндж, наслышана… — Прошу прощения, я не был готов узреть свою будущую супругу этим вечером, — отпустив шутку с позволения дорогой подруги, которая наверняка всё это и организовала, Роберт коснулся мягких пальцев и невесомо поцеловал тыльную сторону ладони. Дыхание часто сбивалось, и казалось, будто алкоголь размывает картинку перед глазами, хотя он ещё даже не прикасался к нему. От Белль веяло той самой Францией, о которой он зачитывался в библиотеке, чтобы лучше узнать её хотя бы через книжные определения. Проницательной, слегка холодной, но очень приятной и спокойной. — Прежде, чем вы сделаете обо мне окончательные выводы, забудьте всё, что вам рассказывала эта дама! — стараясь принять величественный вид, он указал кивком на Лейлу и по её сдавленному смеху понял, что летел в обрыв. Его застали врасплох. Он так готовился ко встрече после школы, повторял стандартные фразы на французском и уже создал несколько вариантов, как красиво начать разговор, но Белль оказалась рядом так быстро, словно по щелчку. А он никогда ещё не встречал французов, особенно своего возраста, и впервые за долгое время почувствовал себя необразованным ребёнком. — Зная её, я с уверенностью могу сказать, что она преувеличивает нераскрытые черты и занижает настоящие достоинства. — М-да… — послышался его приговор, и скулы резко напряглись. А затем Белль посмеялась и плавным движением сложила руку на руку. — Сколько к нам приезжало гостей из разных стран, ещё никто не предавал заученные наизусть фразы для знакомств. И в который раз я убедилась, что англичане интереснее, — она вздохнула, чиркнув голубыми глазами по его лицу, и задумчиво повернула голову в сторону, — У вас начинается аттестация. Не буду мешать. — Я безумно рад, что вы почтили нас своим присутствием, — в секунду с улыбкой выдавил Роберт, понимая, что она не отрывает от него глаз и не давится скукой. — Я буду рад узнать побольше о вашей деятельности журналиста. — Откуда вы?.. — она снисходительно взглянула на него и с усмешкой закатила глаза. Не сложно было догадаться, что с такими связями найти крупинку информации было проще простого. — Впрочем, мне не менее интересно услышать о ваших навыках в Зельеварении. Только не… — Только не в людном месте, — голоса слились в унисон, и Белль на мгновение замерла. Позже, когда раздалась музыка, коротко кивнула и ретировалась на места для гостей. — Я так понимаю, пить ты сегодня не будешь, — хохотнул Абраксас, в шоке смотря на Лейлу. — И каково это — рушить чьи-то планы на вечер? — Я была готова на всё, чтобы выбить его из образа самовлюблённого змея, — попыталась скрыться та, но Роберт перегородил ей дорогу и распахнутыми, переполненными эмоциями глазами впился в весёлое лицо. — Ты ведь знала, — не спрашивал, а утверждал он мрачно. — Нет. Мы случайно встретились у входа в зал и стали лучшими подружками с первого взгляда. — Как ты могла не рассказать мне?! Ты же прекрасно понимаешь, как важно произвести первое впечатление, а сейчас!.. — А что сейчас? Вместо того, чтобы как десятки других возможных женихов начать разговор с банального комплимента и разговора о политике, ты показал себя настоящего. Или, если тебе эти формальности надоели, она их должна обожать? Где твоя харизма, дорогуша? — Лейла разочарованно покачала головой и снова попыталась вырваться к своим когтевранцам, но у Роберта было слишком много эмоций и вопросов. — Да не может быть… Лукреция, Абраксас, вы хоть раз видели его таким нервным? — Если вы с ней нашли общий язык, это уже меня радует. Но тогда как с ней разговаривать? Она по формальностям и лести, или по долгим разговорам и шуткам? А если она не оценит моего юмора?.. — Я тоже не оценила его даже спустя столько лет, — вставила Лукреция, вовсе на него глядя. — Ненавижу сюрпризы. Что теперь делать? — Быть собой, — шепнул Абраксас, слившись с голосом директора, и несдержанно прыснул от смеха. — Прощупай почву и покажи всю свою английскую натуру. Разве Том и общество не учили тебя такому трюку? — …Последний раз я попрошу всех учеников подойти к стульям и занять свои места! Роберт сделал медленный вдох, руки сжались в кулаки, и он поднял на товарищей сдержанный взгляд. Такие высказывания от любого другого вызвали бы бурю эмоций, и тот явно получил бы по заслугам за такие насмешки. Но они делали это не со зла — что Абраксас, что Лейла с Лукрецией знали лучше всех, как успокоить его и напомнить о статусе. Роберт смиренно кивнул и отправился к своему месту, с сожалением осознавая, что выпить сегодня можно только один бокал — для храбрости.

***

— Дорогие друзья! Сегодня мы прощаемся с вами, а вы с нами, со своей родной школой! — голос Диппета расползся по всему залу и заставил многих вытянуться во весь рост. Мурашки прошлись по коже от таких слов. — День волнующий, радостный и грустный одновременно, — раздались сдавленные смешки. — Первый шаг к будущим достижениям и успехам вы уже сделали — и сейчас стоите на пороге ответственных решений о выборе дальнейшего профессионального и жизненного пути. Перед вами открыты большие перспективы, это можно сказать как по вашим оценкам, так и по экзаменационным баллам. Школьные годы подарили вам много нового и интересного — постижение разных наук, верность друзей, первую любовь и первые разочарования. Но вместе с вами учились и учителя, набирались опыта и мудрости ваши родители. Вы росли на глазах: из любопытных детей превращались в ответственных и взрослых юношей, в целеустремлённых и красивых дам. Вместе с вами мы проходили все стадии принятия, вместе с вами сидели после уроков и наблюдали, как вы моете котлы без магии. За эти семь лет мы стали одной большой семьёй, что видела неудачные причёски, — взгляды слизеринцев устремились на Абраксаса, на что он театрально цокнул, — негативные эмоции и всплески радости. Школьная администрация наблюдала за сплочением факультетов, за тем, как вы как настоящие взрослые защищали детей и были готовы броситься под ноги опасности, разить её своими навыками! Мы всем педагогическим составом хотим сказать спасибо за ваши старания, за желание учиться и оставлять свои открытия, идеи и умы в Хогвартсе. Спасибо всем старостам, что принимали участие в улучшении школьного процесса, спасибо всем, кто представлял нашу школу на олимпиадах, научных конференциях и выездных встречах с учениками из других учебных заведений. Хогвартс — ваш дом, куда вы всегда можете обратиться за помощью и получить её даже после выпуска, будьте в этом уверены, — Лейла хотела найти взглядом Тома, чтобы мысленно посмеяться над такой шуткой вместе, но резко отвела глаза в смущении. Конечно, он уже давно смотрел на неё. — Фокусы на уроках, бурлящие котлы, кусающиеся растения и экзамены остались позади. И пусть в вашей памяти останутся только самые яркие и самые тёплые воспоминания о школе, и пусть сегодняшний день будет стартом в новую взрослую и интересную, наполненную событиями жизнь! Ура! — Ура! — раздалось хором, и с аплодисментами в лица профессоров полетели наколдованные искры, бабочки и конфетти. Все оглядывали друг друга с широкими улыбками, обсуждая речь директора и замирая для снимков фотографа, музыканты в углу тихо играли джаз, и напряжение угасало с каждой минутой всё стремительнее. -…Хогвартс дал нам основу знаний как в науках, так и в понимании жизни, и каждый теперь выбирает, как этим распоряжаться, — когда речь дали старостам, люди снова замолчали. И стоило дойти до Тома, как его спокойный, растягивающий предложения голос умертвил часть веселья. Лица подростков наконец озарились пониманием, что это действительно последний год с крышей над головой, едой и бесплатными лекциями от лучших волшебников страны. Уже завтра они лишатся этого навсегда. — Учителя сделали всё возможное, чтобы подготовить нас к выходу в свет, а за нами осталось самое главное — выйти в этот свет. Выйти достойно и тихо, поскольку чем тише едешь, тем дальше будешь, а потом, добившись успеха, можно добавить и роскоши. И когда в газетах будут печатать новые лица лучших зельеваров, мракоборцев или квиддичных ловцов, на вопрос откуда они взялись, все будут отвечать одно — из Хогвартса. — …Слизнорт слезу роняет, — шепнула рядом Фиона и не соврала — сидевший в немного маленьком для него тыквенного цвета костюме, профессор сдавленно улыбался и вытирал глаза уже мокрым носовым платком. Лейла только коротко кивнула и вернулась глазами к Тому — ей искренне не хотелось отрываться от вида школьного старосты. Его магия манила, притягивала всех без исключения, и Лейле становилось душно лишь от одной гордости за него. Она не верила, что Том сопровождал её. Что смотрел на неё, выбирая из всех аристократок, которые наверняка полностью поддерживают его взгляды. Ему удалось собрать внимания к своей персоне даже больше, чем Диппету и Дамблдору, при этом просто… говоря? Просто приписывая жизни красивые эпитеты и заставляя верить, что он сам пойдёт по такому пути. Тихому и скрытному. Только здесь Лейла могла с уверенностью сказать, что Том был богом обмана и хитрости и именно таким способом добился лучшей репутации. В этом мире это сработало безотказно. — Я благодарен всей школьной администрации за позволение участвовать в улучшении школы. Также благодарен моему факультету за старания — мы закончили школу, став бесспорными лидерами года, поздравляю. Спасибо всем профессорам, что всегда были дружелюбны и были готовы в любое время прийти на помощь. Этот замок стал для меня домом, и я рад знакомству со всеми, кто сделал эти года яркими и незабываемыми, — Том озарился обаятельной улыбкой, и под громкие аплодисменты со стороны его факультета на вечно ровном лице выступили ямочки. Он был как всегда скуп на слова и уж тем более эмоциональные высказывания. По крайней мере, это явно не та аудитория и тема, о которой он мог говорить искренне. «Яркие и незабываемые года»… Лейла еле слышно посмеялась и хлопнула в ладони три раза. — Передаю слово второй школьной старосте — Хлое Райс. Том подал ей руку, после чего отошёл в сторону и сложил руки за спину. Прямо, как Дамблдор, что нацепил улыбку только после окончания его речи. Том стоял в зауженных брюках-дудочках с отворотами, в сером пиджаке прямого покроя с бархатным отворотом и чёрной рубашкой внизу. Делал вид, будто не замечает фотографа и серьёзно слушает Хлою, а Лейла этим моментом пользовалась. Тени свечей падали на его волнистые волосы, глаза блестели, а под рукавом привычно виднелись её часы. Знал ли он, что платье было выбрано под цвет его глаз? Наверняка. Хотелось ли верить, что серый костюм был выбран таким же методом? Безумно, но она решилась задать этот вопрос в лицо: пусть хотя бы раз её фантазия и желания возьмут верх над разумом. -…Жаль, я больше не увижу, как гуляющие после отбоя дети будут пытаться спрятаться в рыцарских доспехах, гремя ими на весь этаж, — с театральной жалостью сказала Хлоя, еле сдержав смех. — К огромному счастью, мне больше не придётся таскать за уши когтевранскую команду по квиддичу по дополнительным занятиям, потому что из-за тренировок у них нет стабильных оценок. Но, к огромному сожалению, я больше не почувствую того прекрасного аромата сплочения в когтевранской гостиной, — тут уже весь курс откровенно хохотал, умиляясь непонимающим лицам профессоров. Разве что Флитвик, который строил свои догадки и нежно улыбался ученикам. — Больше не услышу утренних криков о надвигающемся зачёте, не буду приходить к квиддичным командам в лазарет и беспокоить мадам Помфри. Отучившись здесь с первого курса, могу с уверенностью сказать, что без вас всех моё детство было бы максимально скучным. Я встретила много прекрасных людей, сразила их на дуэли со сцены тоже, за что потом извинилась, но!.. Я просто говорю всем вам спасибо и желаю самого лучшего. Отдаю значок старосты в школьную копилку с гордостью и ухожу в отставку с улыбкой, — глаза Хлои, как и многих других ребят, заслезились, но она быстро шмыгнула носом, приняла радостные крики и сдержанно добавила: — Слово передаётся министру Образования Диролу Маклеру. — И ты? — удивлённо шепнула Лейла, взглянув на расчувствовавшуюся Фиону. Та закинула голову наверх, вытерла глаза и посмеялась. — И я. Когда же ты сдашься под напором воспоминаний? — Точно не сегодня. — Уверена? — На девяносто пять процентов, — Фиона оглянулась в сторону Тома и поджала губы. — Интересно… где же остальные пять? — Лейла ударила её в бок и фыркнула, на что подруга поиграла бровями и выпрямилась. — Всё, молчу я, молчу. Аттестаты будут поважнее твоего Реддла. Что же, она не соврала. Крики были настолько громкими, что Диролу вздрогнул и чуть не выронил стопку листов. «Ни один ученик седьмого курса не получил отметки ниже «Слабо». То есть, ни одного «Тролля» и «Отвратительно», » — сказал тот с улыбкой и явно не ожидал услышать, как кто-то заплачет. Это ведь было потрясающе. Никаких неудов, и всё равно, что уровень не выше, ведь получить «Удовлетворительно» и так было сложно, особенно на устных ответах углублённых предметов. И тот факт, что средний балл ЖАБА сравнялся с Колдовстворцом и занял почётное первое место среди всех магических учреждений, шокировал и одновременно обрадовал в зале всех. С гриффиндорской части даже послышалось: «Вот, что маме нужно рассказать первым делом!» Имена и фамилии оглашались чётко и громко, и каждому без исключений все они хлопали. Пожимались руки, смеялись глаза, и вспышки фотоаппарата не переставая сверкали во всех углах. Лейла тоже там побывала. Под свист своего факультета она медленно поднялась на сцену и с искренней широкой улыбкой склонила голову перед каждым профессором, в том числе Дамблдором. Зрительный контакт с ним завязался на несколько секунд дольше положенного, а внутри только ярче вспыхнул весёлый огонь. Ох, да, ему она была благодарна за этот год больше всего, и это даже не сарказм! Если бы не Дамблдор, Лейла так бы и не узнала, каким может быть людское доброе нутро. — Посмотришь сама или покажешь мне первому? — рука Тома показалась перед лицом из ниоткуда, и прежде, чем она успела осмыслить, аттестат перешёл к нему. — Не волнуйся, я не старалась перебить все твои «Превосходно», — без шуток шепнула Лейла и ещё раз осмотрела его высокий стан, будто никогда не видела. Он и правда получил по каждому экзамену наивысшую отметку, об этом огласил сам Диппет. И хоть удивляться тут было нечему… Лейла до сих пор была шокирована. — Беру все свои слова обратно. Ты не идиот. — Самая лучшая похвала, — не отрываясь от строк, Том еле заметно качнул головой и наклонился ближе к уху, — Сожалею. Лучше не показывай это никому. Лейла в испуге выхватила аттестат, силясь не дёрнуть ни одним мускулом, а в груди сердце резко сделало кульбит. Она что, провалила свои первые и последние экзамены?! — Кретин, — сквозь сжатые зубы пропыхтела Лейла и выдохнула, слыша рядом бархатный смех. Письменная Алхимия и устный ответ по Заклинаниям сверкали отметкой «Выше Ожидаемого», пока на всём остальном стояло чёткое «Превосходно». Превосходно… она такого слова не слышала ни разу даже от Гэндальфа, что уж там говорить о Гонории и тем более Томе. Язык заплетался, и грудь сжимало в тиски. Это люди называли чистой радостью и гордостью за себя? — Больше не шути так. — Больше и не получится, — Лейла нахмурилась. Том же сместил угольные глаза с цепочки ей на волосы и с мягко шепнул, — хотя у меня есть ещё целая ночь и утро завтрашнего дня. По кишечнику словно прошлись секирой, и осознание больно свело скулы. Свечи рядом зашептались, их пламя забегало из стороны в сторону, норовя погаснуть, когда жилистая рука прошлась вдоль пальцев и накрыла их колким холодом. Выражение Тома поменялось в мгновение: он насторожился и с силой втянул щёки. — Что случилось, ты что-то почувствовала? Кошмар наяву, плохое предчувствие?.. — Нет! — резко вставила Лейла и проморгалась, привычно усмехнувшись. — Не могу поверить, что получила такие высокие баллы. Первый экзамен, первый и последний выпускной… и всё в один день. Том сощурился, не обращая внимания на прибывшую музыкальную группу — он не верил. Щупал её изнутри и пытался колдовать, желая узнать причину. Лейла отправила аттестат в дорогу к комнате, как сделали все, и невесомым движением расправила его пиджак. — Кажется, монстры тоже могут веселиться в одном зале с безобидными душами, — она заставила его отвезти взгляд в сторону и осмотреться, пока последний страх забирался под платье, сдавливая лопатки. Это был их последний вечер вместе. Воздух подлетел за спину Тома и с непониманием уставился на её леденеющие пальцы, но Лейла лишь отмела его в сторону. Она так увлеклась праздником, впитывая все возможные человеческие чувства и эмоции, что витали над головой, что вовсе забыла о причине последних бессонных ночей. У неё своя дорога, у него — своя. Это ведь было понятно с самого начала, почему лёгкие так гнусно сжало в размер спичечного коробка? -… Сегодня, специально для вас, на сцене играет известная группа «Скелеты»! — чёрные буркала вернулись к натянувшейся улыбке, и Лейла развела руками. — Надеюсь, мой дорогой староста умеет подпевать толпе? — Это унизительно. Но… я с удовольствием посмотрю, как это делаешь ты, — Том разгладил её рукава и тише добавил: — Только не перетрудись. Старосты идут фотографироваться первыми. И вот, официальная часть закончилась. Громкие песни били нотами по ушам, а рот всё равно открывался, зная тексты наизусть. Огоньки под зелёными флагами спускались ближе к головам и водили большие хороводы. В сознание попадали искрящиеся цветные взгляды, танцующая в центре толпы Вилкост и дёргающий плечиками в такт Флитвик, окружённый визжащими когтевранцами. Яркие лучи прыгали по столам, девушки в роскошных платьях кружились по всему залу, и всё горело жизнью. Никто не скрывался в гостиных, учителя наверняка догадывались, почему многие так часто подливали пунша в свои бокалы, и всем было глубоко всё равно на правила. Ветер носился между ног стоящих в стороне слизеринцев, вода плескалась в кувшинах, пока Лейла якобы не видела, и с каждой новой песней дышать становилось всё легче и легче. Даже Эйвери развязал галстук и улыбался, незаметно подпевая «Скелетам». С Лукрецией они держали ментальную связь: без слов оценили наряды друг друга, пересеклись взглядами пару раз и занялись своими делами. Знали ведь, что если сойдутся, то надолго, а этот вечер был посвящён только их сопровождающим. Лейле удалось ещё несколько раз поговорить с Белль, которую уж очень интересовал её аттестат, после чего Роберт с румяными щеками вывел её из зала, и дело их было с концом — никто эту пару до конца вечера больше не видел. В специально отведённом для фотографий месте уже собиралась большая очередь. Она тянулась змейкой у стены, и пришедшая туда под руку с Томом Лейла совершенно не знала, хорошо ли фотографироваться первой или нет. Если бы чужие взоры были материальны, её платье уже давно бы разорвали на куски вместе с ней. Том же утробно рычал и посмеивался — ему безумно доставляло удовольствие наблюдать за шоком однокурсников, которые уже как больше месяца не видели их вместе. — Самое время напомнить о себе. На новые сплетни им не хватит времени, — крепкая рука притянула Лейлу к его груди и показательно обвила талию. Так, чтобы было видно со всех ракурсов. — Том?.. — Дай мне похвастаться тобой, — сухо отчеканил он, а щёки покрылись румянцем у неё. — Улыбочку! Три, два… — они не смотрели друг на друга, как на своей первой колдографии зимой. Это уже давно не было обходимым: ладонь Лейла аккуратно легла ему на торс, и свист взлетевших подбородков послышался ровно в момент вспышки. Воздух щекотнул её в бок, и с губ сорвался смех. «Кого ты тут из себя строишь? — забавляясь, фыркнул тот и расправил Тому пару волос, — я же чувствую, как ты плавишься изнутри, причём только в присутствии этого змеёныша. Ну так оставь хотя бы воспоминание, что тебе было хорошо. Кто знает, сколько нам придётся преодолеть, чтобы найти кольцо». И отчасти воздух был прав — Лейла бы полностью согласилась с ним, если бы не держала глубоко внутри скользкое напоминание. Чем больше улыбка рядом с Томом сейчас, тем больнее потом это будет отпускать. — Вы написали экзамен по моему предмету без единой ошибки! — восхищался Кеттлберн, заново пожимая ей руку. К учителям выстраивались небольшие очереди, ученики желали поблагодарить за года обучения и просто обняться на прощание. — Я не сомневаюсь, что любой драконий заповедник примет вас без размышления! Но лучше поезжайте сразу в Румынию — там вас уже знают, начать там будет проще простого. — Посмотрим, — отвечала Лейла тепло и совершенно спокойно. — Поживём — увидим. Это продолжалось долго. Профессора были не прочь поговорить по душам, языки у не самых трезвых тоже развязывались, а веселья только прибавлялось. — Мисс Харрисон не очень хорошо, — раздался рядом голос Тома, и Флитвик в волнении поджал губы. — Позвольте, я отведу её в башню и вскоре вернусь. — Конечно, мистер Реддл, конечно. До встречи за завтраком, моя милая! — Но сейчас пошёл последний танец. Разве ты?.. — Я не танцую, Лейла. — Но!.. — Том приложил к губам палец и улыбнулся. — Чуть поменьше слов, и ты сама всё увидишь. Коридоры были как никогда тихими. Хоть по ним бегали дети, надеясь, что старосты сегодня слишком хорошо веселятся, эхо исходило только от стука каблуков и хохочущего Пивза на лестницах. — Чудесно выглядите! — услышала Лейла от портрета хрупкой дамы в окне замка. И как после такого можно было не улыбнуться? Казалось, за сегодняшний вечер она уже превысила лимит положительных эмоций, а по словам Тома впереди была ещё целая ночь. Вход в школу охранялся лесничим, но проскользнуть мимо им удалось с особой лёгкостью — хорошо, когда оба умеют летать. — Думаю, тебе не составит труда понять… — Что мы идём в лес. Серьёзно, нарушать правила в последний день школы? — Ты против? — Том склонил голову набок и расстегнул пиджак. Думать Лейле в такой тишине пришлось недолго. — Только за. Лес встретил их прохладой магии и поющими птицами. Глаза прикрылись, и все мысли разом выветрились: с одного уха в другое перебегал шёпот крон, ночной воздух дышал в щёки, а чья-то рука невесомо расплетала её косы. Лейла сняла туфли, коснувшись пятками рыхлой земли, и тело натянулось сладостными нитями. Те прошлись по венам туда и обратно, завязались узлами под сердцем, и земля под ногами потеплела, а в сознании прошелестел столь знакомый голос. «Я ждала встречи с вами снова, хозяйка, » — пальцы мягко коснулись коры дерева, и его корни тихо заурчали. Земля чувствовала её, она согревала каждый шаг и плела в душе свою яркую магию. — Нет, — только Лейла хотела взвиться спиралью к кронам и побегать наперегонки с ветром, Том отрезал её от мечтаний и крепче взял за запястье. — Нам нужно торопиться. — Куда? — На поляну. — Зачем? — Хорошая попытка, — он усмехнулся и завернул на тропу, — но провальная. Вскоре перед открылась глазами разложилось яркое звёздное небо. Верхушки деревьев склонились в круг и прикрыли их от всего и всех, кроме луны. Трава приятно мялась под босыми ногами, а платье не составляло никакого труда передвигаться не медленнее Тома. Стоило остановиться в центре поляны, он ещё с несколько минут всматривался в лесные просторы, после чего достал палочку и неясным шёпотом чиркнул по воздуху. Кончик древка провернулся по часовой стрелке несколько раз, прежде чем возле земли по тропинке протянулось золотое свечение, и послышалась знакомая мелодия. — Это… музыка из зала? — прищурилась Лейла, наклоняясь ближе к звукам скрипки. Его руки без спроса легли на спину, завив её в свой капкан, и Том изогнул губы в полуулыбке. — Я не танцую, но только перед людьми. Как видишь, здесь ни одного человека нет. По крайней мере для меня, — в горле пересохло, когда он коснулся её подбородка и наклонился вперёд. — У тебя уже нет выбора, но из вежливости я спрошу: могу ли я пригласить вас на танец, мисс? — Я полагаю… — протянула она скромно, руками обвивая его шею, — что под покровом ночи можете. Их груди застучали в один такт, мелкие шаги закружили подол платья среди стеблей тонких цветов, и всё остальное в сознании затерялось. Ласковый шелест деревьев сопровождал всё действо перешёптываниями, в чьих-то руках скрипка продолжала выводить печальную, но сладкую мелодию, и эльфийское восприятие музыки урчало вместе с землёй. Это была сказка — всего на пару часов, на ночь, ибо утром всё уже забудется, но она была. Лейла прилегла к груди Тома щекой и закрыла глаза: она не грела, но обеспечивала покой и удовольствие. И больше ничего не надо было. Лейла позволила себе забыть, что руки на спине в любой момент могут сломать кости и заставить мучиться от проклятия, и просто наслаждалась его присутствием. — Посмотри на меня, — приказала она хладнокровно, но не грубо. Том оторвал взгляд от шуршащих кустарников и углубился в её зрачки. — Ты тоже научилась приказывать? Я польщён, — из груди вырвался усталый вздох, и Лейла провела ладонью перед бесстрастным лицом. Том перехватил руку, но больше ничего сделать не смог — чары уже спали. — Опять… зачем? — Тебе не надо скрывать шрамы от меня. — Назови хотя бы одну причину. — Ты нравишься мне таким, какой есть, — стоило провести пальцем по одной из красных линий, его желваки дрогнули, но зрительный контакт не разорвался. — Каждый твой узор, — шепнула она, завороженно разглядывая тени на лице этого зверя, — каждая рана, шрам или порез. Мне не важно, как ты выглядишь, до тех пор, пока остаёшься Томом Марволо Реддлом. — А если я стану твоим боггартом из кошмаров? — Не станешь. Я же, вроде как, не должна этого допустить. Или ты забыл свои манипуляции? — Том сместил руки на бёдра и еле заметно ухмыльнулся. А когда музыка стихла, не выпуская, внезапно продолжил: — Ты так похабно относишься к выбору профессии, словно серьёзно считаешь, что это всё тебе не пригодится. Вдруг в Японии для очередной крупинки информации нужно будет внедриться в общество, скажем, журналистов? Или придётся отправиться в японский заповедник драконов, чтобы отыскать подсказку там? Может, тебе вовсе не хватит денег, которые ты сейчас заработаешь… — Ох, последнее не беда, — проигнорировала первые вопросы Лейла и блаженно прикрыла глаза. — Мне не нужно много денег, работать профессором кафедры я не планировала. Не люблю читать морали, которых сама не придерживаюсь, — пояснила она нахмурившемуся слизеринцу. — Буду жить спокойной жизнью, как в Средиземье: маленький домик, костёр рядом, да хлеб. Мясо я не ем, много денег тратить на него не придётся, а остальное буду покупать в маленьких количествах. Ты же знаешь, что я могу не есть неделями. Спасибо, Том, научил так научил. — Это не то, чем стоит гордиться, — поморщился он, вдохнув. — И разве тебя устраивает жить в дряхлом доме? — Почему же. Женские руки всегда могут обустроить его как хочется. Мне много для удобства не надо, мне тепло и на земле спать. — Надо знать себе цену. — А я и знаю. Или много кто в наши дни решится спать на улице, чувствуя себя в безопасности? — Лейла довольно улыбнулась и ещё раз пересчитала все его шрамы. Тринадцать. Тринадцать полос разных длин покоились у него над веком, под губами и на лбу, и она запомнила, как расположен абсолютно каждый. — И ты бы никогда не хотела приобрести, скажем, замок? — Когда я смогу его себе позволить, я уже буду… — раздался хрип, мёртвый взгляд впился в открывшийся рот, и Лейла тут же сдавила губы. — На самом деле, я бы хотела дом в горах. Рядом с заповедником. Рядом с природой, но вдали от людей в прямом и переносном смысле. Куда доставляют почту только по моему желанию, где крестьянские семьи живут на своих полях. Там красиво и спокойно, а самое главное, полное доверие с природой. Всё, о чём я мечтала, — она выдохнула Тому в лицо и посмеялась. — Замок мне не нужен. Мне не нужно столько комнат, да и убираться я не люблю. — Что ты делаешь? — Заигрываю с Тёмным Лордом, — чёрные уложенные волосы намотались на пальцы, а губы почти коснулись его скулы. — Не кажется ли, что ты слишком расслабилась в моём присутствии? — Это последний день рядом с тобой, и я могу позволить себе что угодно, — но Том даже не моргнул, пропустив высказывание мимо ушей. — Это последняя ночь в школе, — легко перевёл тему он и отстранился. — Приют никогда не был мне домом, и ничто не будет кроме этого места. Это моя последняя ночь дома, — его угольные глаза коснулись очертания замка, и он нервно закусил губу, как маленький стеснительный мальчишка. Это было почти невозможно заметить, особенно в темноте, на которую он и полагался, но Лейла уже давно была приучена к этому. К загадкам его острого и вечно бесстрастного лица, что только почерствело за последний месяц после создания крестража. — Речь Диппета была весёлой, но отчасти правдивой. Хогвартс дал мне многое, и некоторое из этого очень ценно. — Например, самых верных соратников, — Том снова смолчал. Обошёл вокруг неё круг, выдержав мучительную паузу, и снова вернулся к своему любимому делу — заставлять Лейлу мучиться догадками, что сейчас произойдёт. — Я долго просчитывал время, сколько уйдёт на каждый приказ, на каждую встречу или сделку, — он встал прямо за спиной — Лейла лопатками ощущала его вздымающуюся грудь и снова покрывалась мурашками. — Мерлин… когда-то я могла сломать кости за одно касание. Один раз я рассказала об этом и тебе. И как ты это сделал? Как ты, Марволо, приструнил меня к своим касаниям, что я теперь не воспринимаю ничьи, кроме твоих?.. Ты меня вообще слушаешь? — Я тоже продолжу работать у Горбина, — голос похолодел, будто он выдавливал из себя слова. — Первый месяц лета наверняка. И если учесть, что ты остаёшься на посту в том же Лютном переулке тоже… то нам нет смысла расходиться. — Ты о чём?.. — Я не отпущу тебя, Селлитиль. И мне всё равно, хочешь ты этого или нет, но мы не будем завтра прощаться на лондонском вокзале. На плечи навалились огромные камни, и чтобы не упасть на глазах Волдеморта, потребовалось слишком много усилий. Запах миндаля окутал ноздри и защекотал органы. Лейла медленно сглотнула и нащупала его пальцы — а затем ощупала вены на запястье и услышала голос, полный то ли разочарования, то ли смирения: — Я бы тоже хотел, чтобы это был сон. Но это реальность — я всё просчитал и окончательно решил. Терпение лопнуло в груди, как шар от иглы, и Лейла несдержанно запрыгнула на Тома, вжимаясь в кожу и желая причинить физическую боль от близости. Прошло несколько секунд, прежде чем он подхватил её удобнее и зарылся лицом в волосы. Она обещала не показывать эмоций, обещала не плакать и не стала — но, если бы могла, обязательно бы хлюпнула носом. Снова казалось, что это нереально, что это иллюзия или какое-то Оборотное зелье, и на самом деле она обнимает Грин-де-Вальда. Но грудь буквально разрывалась в стороны, оставляя место распухшей нити связи. План Лейлы, пришедший в голову ещё в январе, всё-таки сработал: она заставила Лорда пожалеть о всех сказанных словах и возжелать быть с ней рядом. Чтобы она была рядом даже после школы, хотя кто-то яро утверждал, что ему никто не нужен. Этого никак не должно было произойти, но эльфийским нутром Лейла уже давно ощутила, что ничего не пойдёт по задуманному сценарию. Том не раз спасал её, не раз заступался, выдёргивал стрелу и закрывал от огня, хотя она бы справилась сама. Лейла не раз прикрывала все его тёмные дела, спасла от встречи с Назгулами Саурона, когда тот решил надеть кольцо, помогла оправиться от травм, хотя он прекрасно мог сделать это сам. Они оба могли справиться со всем сами — но помогать друг другу оказалось не так плачевно, и жить без этой близости стало бы… сложно. — Ты явно ненормальная, — прошептал Том с каменным лицом, даже не пытаясь хоть как-то смягчить приговор. — Гэндальф, боровшийся за добро и свободу жизни, был бы разочарован в твоём выборе. — Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься, — она негромко рассмеялась и выдохнула ему в лицо. — Удивительно, но смотреть друг другу в глаза не всегда значит убивать и резать взглядом… — из статной груди вырвался смешок. — Гэндальф гордился бы мной. Вероятно, это далеко не главное, что мне следовало сделать по его советам, но… он был бы рад видеть, как моё обещание разбивается на глазах. Я чувствую, что он был бы рад. — И что за обещание? — Найти человека, который заставит меня что-то чувствовать. Человека, которого я захочу искренне оберегать. А уж если он тоже бессмертный, то мне вдвойне повезло.

*

— До сих пор? Серьёзно? — уже на лондонском вокзале спросила Фиона, осматривая её расслабленные глаза и не видя там солёных капель. — Не хочу. Как-нибудь потом, когда никто не будет видеть. Ну и куда вы? — она с улыбкой взглянула на их пару и дёрнула бровями. — Кевин уже распланировал всё поэтапно? Каков маршрут ваших путешествий? — Сначала месяц доработки зелья с Саламандером, а потом… — Фиона загадочно пожурила губами и шепнула: — немного погуляем по Азии, а потом навестим и Кастелобрушу в Бразилии. — Так всё-таки вас приняли на стажировку учителями?! — Пока нет. Мы едем туда за опытом, как ученики по обмену, — пояснил Кевин, затянув «но», — Но, если всё срастётся, мы пришлём тебе весточку. — И мне заодно подскажите адрес, пожалуйста, а то кто знает, в какую глушь она попадёт на этот раз, — рядом появилась Хлоя и, прижавшись к ней в объятиях, оставила крепкий поцелуй на щеке. — Ну а я наконец-то домой. Майк и Марго, живее, я вашу крысу не понесу! — Лейла возвела глаза к небу и осторожно осмотрелась. Не прошло и минуты, как на неё набросился мохнатый жёлтый свитер. — Если ты не будешь присылать нам письма или отвечать на наши, я прямо сейчас скажу всему курсу, где ты находишься. Тогда тебе придётся успокаивать сразу десяток моих друзей, — забубнил на ухо Майк и вложил в руку «Шоколадную лягушку». — Открой прямо сейчас. — Ишь ты, командир какой, — ахнула Фиона рядом, наблюдая за достающейся карточкой. Только вместо фигур знаменитых волшебников на ней был изображён сам Майк, а подпись гласила: «Уважаемый мистер Райс, но можно просто дорогой Майк». Лейла не сдержала смешка и потрепала его по мягким волосам. — Спасибо, дорогой Майк. Тебя будет слишком сложно забыть. — Поэтому и не надо забывать меня вовсе! Знай, я буду требовать от тебя сказок, чтобы мы могли читать их новым первокурсникам в следующем году. — Ну дай мне тоже места, Майк! — Марго залезла в другую руку и ещё пару минут просто молча дышала в шею. Её сдавленное шмыганье и так показывало, что девочка была на грани истерики, и слышать детские слёзы сейчас хотелось меньше всего. Громкие рыдания были где-то там, в начале поезда. Там, где она кивками распрощалась со слизеринцами, ибо должны была встретиться с ними уже через две недели на свадьбе, там же виднелась блондинистая макушка, что вырывалась из хватки сестры и бежала к ним с огромной скоростью. Кайя не плакала от слова совсем. Её лицо не выражало ни одной эмоции, прямо как у Тома, прощавшегося с Пожирателями. А вот глаза сияли: в них смешались горечь и улыбка, и смотреть на это было тошно. Кайя сдержанно потянула к ней руки и резко вжалась в грудь всем телом. Лейла слышала стук её сердца и с закрытыми глазами ощущала, как громкие голоса улетучиваются куда подальше. — Не смей забывать меня, Лейла. Я не прощаюсь, а говорю до встречи. Она ведь произойдёт? — Мы навестим вас в школе, — но всё же несчастная слеза скатилась по щеке, когда в ухо прилетел очередной всхлип Кайи, и Лейла с сожалением поняла, что ответ её был полностью соткан из лжи. Дети явно были, есть и будут её слабостью, и иммунитет к этому не найдётся. А очень жаль. — Ловлю тебя на слове, — Кайя поцеловала её в лоб и тут же натянула широкую улыбку. — А где Том? Мне уже есть, о чём поговорить с будущим профессором.

***

— И опять работником месяца становится Реддл! Хорони меня в гробу, пацан, а ты хорош, — гоготнул Горбин, хлопая громче всех. — Не опять, а снова, — добавил Карактак и бросил Тому в руки шкатулку с запахом печатаных денег. — Клиенты готовы продать тебе многое, особенно, как я заметил, особи женского пола. Поделишься секретом? — Обычное умение убеждать, уверен, я научился этому от вас, — он искренне улыбнулся и проморгался: пять сделок за неделю, так ещё и после свадьбы Лестрейнджа, знатно вымотали его. — Надеюсь, вы помните про мой отпуск? — Да, да! Только приедешь, и тебя тут же завалят новыми сделками, будь готов. Куда хоть отправляешься? С ведьмочкой из паба? — Путешествовать… отдыхать после школы. Хорошей ночи, — ноги вели Тома домой уже автоматически, и не прошло и десяти минут, как он оказался в своей квартире. В их с Лейлой, если быть точнее — той самой, что ведьма хотела посмотреть, но не успела. Да, ремонта там не было давно, площадь была небольшой, кухня, переходящая в гостиную, да спальня — но их всё устраивало. Прошло всего три недели в их новом жилье, а всё уже казалось своим родным: Лейла чередовала ночные и дневные смены и обычно любила засыпать на широком подоконнике с закрывающимися дубовыми ставнями. Рядом по привычке оставляла книги, так и не донося их до шкафа рядом, и забывала погасить свечи, что за неё делал воздух. Том же мог одним щелчком зашторить тёмные занавески, с минуту поглядеть на приготовленный ею в котелке чай и отнести ведьму в кровать. Спальня была единственной комнатой из белого кирпича: там покоились старые, приятно скрипящие тумбы, украшенное дубовой рамой зеркало и несколько кресел — для гостей. В рабочие дни они с Лейлой почти не виделись: Том часто был на сделках и на собраниях в Малфой Мэноре, а ведьма после смены в пабе спешила в лес на окраине города, где Тёмной магии было настолько много, что никто не мешал ей колдовать и тренироваться что на озере, что на болоте. Однако все выходные и моменты неожиданных встреч они проводили вместе, и удивительно, но всегда было о чём поговорить. Ничего не изменилось — пылкий темперамент обоих порой давал сбой, и громкие шаги, а потом и хлопок оповещали о том, что ведьма снова трансгрессировала в лес. Но это происходило гораздо реже, нежели в школе, и никто не ждал слов извинения. Лучше любых слов было сидеть за столом на кухне, слушая аромат кофе и пирога, который её научили делать на работе, и разбирать карты. В какой-то день — Японии, на другой — Албании. Общий стол с первых дней был загружен их фолиантами, чернилами и трафаретами. Том пытался сохранять порядок, но нужных книг, что он прикупал у новых клиентов, только прибавлялось, и стопки стали храниться почти в каждом углу. Он ни капли не жалел о содеянном. Всё было на своих местах, и он даже не хотел представлять все эти дни без Лейлы. Ведьма обеспечила ему покой. Периодически Том перечитывал её дневник и просто молча наблюдал во время разговоров, действительно ли она осматривает его, как экспонат, действительно ли замирает в глазах и не боится. Всё ещё не верил, а хотел, потому что в его глазах она осталась точно такой же. Сдержанно возбуждённое сияние её глаз и всего лица напоминали школьные дни, и может она уставала, приходила домой на цыпочках, не желая его будить, абсолютно всегда, когда Том её звал, Лейла коротко улыбалась и слушала его. Её сила росла, контроль над эмоциями выходил на новый уровень, ибо в пабе можно было встретить много интересных личностей, но она по-прежнему не поддавалась его речам и отстаивала свою свободу. Мерлин, с его же рук читала и изучала отвратительные мучительные обряды, но при этом до сих пор обходила тему армии Пожирателей Смерти стороной. Пока это было не главным: сторонники собирались быстрее, чем Том мог подумать. Что Белль, чьи мысли о брезгливости к грязнокровкам можно было прочесть с особой лёгкостью, что ещё несколько аристократов, которые сами предложили Тому встретиться и обсудить политические взгляды в безлюдном месте. Скрыть от Лейлы даже такие вещи не получалось, и порой его это очень сильно злило. Том подпустил её так близко, что за обеденным столом ведьма сама начинала темы, которые он старательно обходил стороной. В такие моменты Лейла кусала губы и напряжённо водила ножом по хлебу. И первые дни июля в этом состоянии Том находил её часто: в ванной она могла стоять перед зеркалом час и просто молча смотреть на отражение с зубной щёткой во рту. Это могло продолжаться долго, пока вечером в пятницу Лейла не начала этот разговор сама. — Дата твоего отъезда приближается, — короткая улыбка коснулась её губ, и пальцы отстранились от расстегнувшейся рубашки. — Твои мысли, как долго это займёт? — Не больше двух недель. Ты ведь знаешь, я не люблю растягивать время. — Хотя у тебя его уже столько много… — стягивая рубашку на рёбрах, продолжала улыбаться Лейла. — По десятибалльной шкале: какой риск? — Два. — Обоснуй, — Том всё это время не отрывался от её глаз, но понять, что же таится в этом тумане, так и не мог. Никогда не мог. — Неизвестно, каким заклинанием заколдована диадема, неизвестно, нашёл ли кто-то её раньше меня. Тогда надо просчитать, сколько людей придётся убить и насколько они важны для общества. Это может доставить проблем, — её скулы дрогнули, и подбородок приподнялся. — Ты не будешь, — разделяя слова тонким лезвием языка, тихо говорила его дорогая и до чёртиков правильная ведьма, — убивать людей без причины, будь они маглы или волшебники. Ты не имеешь на это права. — Будущий Господин магического мира и палач магловского имеет право на… что опять? Ненавижу, когда ты сужаешь глаза. — Мне кажется, или кто-то не умеет держать себя в руках? — голова еле заметно склонилась набок, и мрачный взгляд заискрил издёвкой. — Кажется, или кто-то настолько грезит о троне, что не может мириться с настоящим и хочет вступить в игру, к которой не готов?.. Что, одержимый Лорд стал проявляться уже на четвёртом крестраже? — театрально приоткрыла рот ведьма и ахнула. — Весьма и весьма жаль. Том ответил не сразу. Он медленно провёл языком по искусанным щекам, не отрывая взгляда от приподнятых бровей, и спустя время уголок губы приподнялся. — Ты бы не стала жить с одержимым, — огласил Том без капли сомнений и намотал её вьющийся локон на палец, проверяя на качество как ткань на рынке. Мягкие и пушистые — полная противоположность её характеру. — Одержимый бы привязал тебя на повод и не позволил ни с кем видеться. Ты бы сошла с ума, забыла о мире за окном, и всем миром стал бы для тебя только он. Потому что он бы так захотел, — шепнул Том над её ухом, — Одержимый помнил бы тебя только своей вещью и все дни напролёт проводил бы в поисках артефактов. Разве я подхожу под это описание, моя дорогая? — Не подходишь… — Что, что? Я не расслышал, — пройдясь пальцами по её талии, переспросил Том с издёвкой. — Не подходишь. Но можешь в любой момент потерять бдительность и забыться, — её спокойные глаза врали. Том отлично научился распознавать, когда серый меняет оттенок и светлеет не от радости. Ведьма же, осторожно проведя ладонью по щеке, улыбнулась и шепнула: — И поскольку, по твоим же словам, твои проблемы становятся моими… я поеду в Албанию вместе с тобой и не допущу, чтобы подобное произошло… — Нет. Мерлин, и как я мог снова повестись на твои речи, — фыркнул Том и покачал головой. — Мы уже обсуждали это, и я явно дал понять, что ты останешься здесь. — Но я всё равно не поеду в Японию раньше августа. Положение нестабильное, появилось много… — Ты остаёшься. — А я не договорила, — отчеканила Лейла со вспыхнувшим взором, и Том, сдержавшись, повёл бровью. Пусть продолжает. — Там появилось много соратников Грин-де-Вальда, и положение в магловском мире также нестабильно. Нэо не ждёт нас раньше августа, и что, мне теперь убивать свои нервы, дожидаясь тебя с хлебом и солью каждую ночь? Я не протестовала, когда ты решил поехать со мной, почему я не могу помочь тебе или хотя бы просто быть рядом, как ты и хотел?!.. — Я не хочу, чтобы ты присутствовала при создании крестража, — Том прижал язык к нёбу и, словив сузившиеся зрачки, отвёл глаза. — Но я не боюсь тебя. — Зато я боюсь. Последние два крестража были созданы так быстро и в один день не потому, что я хотел. Ты заставила меня торопиться. Я думал, что, разделив душу, снова почувствую ту ужасную боль Чёрной магии, и она сдерёт все дурацкие чувства и эмоции, которые ты заставляешь меня испытывать. Сейчас же, если в Албании ты будешь рядом и что-то пойдёт не так, я не прощу это ни себе, ни тебе. Мой ответ окончателен. Мне нужна чистая голова, полная сосредоточенность и ты, ждущая меня здесь и не лезущая в конфликты. — Ты серьёзно до сих пор желаешь разучиться чувствовать и походить на нормального человека? — прошептала она дрогнувшим голосом с нескрываемым шоком и… отвращением, будто проглотила стекло. — Ты строишь невероятные планы, но до сих пор не понимаешь, что не сможешь руководить народом, не зная, на что давить, не ощущая, что ощущают они. Народ не должен бояться своего правительства, а тебя с таким отношением будут. И я повторюсь в сотый раз — не из-за победы над смертью и не из-за магической силы, как ты хотел. Чего ты зарычал — я говорю только правду, — хохотнула та.— Управлять тем, кто восхищается тобой — всегда проще простого. Там есть место преклонению, но явно не пониманию. И очень жаль тебя расстраивать, но далеко не весь мир преклонится перед бесчувственным извергом. Лейла отстранилась и резко отвела глаза, уголки которых уже заблестели. Том продолжил молчать: знал, что она просто хотела разозлить его и заставить передумать. — Впрочем, делай что хочешь, — металлический голос ударился о тонкие стены и влетел в самое сознание. — Но тебе ведь не всё равно… — точно зная, сказал Том больше самому себе. Но ведьма не ответила: более того, надела мантию и скрылась за входной дверью на пути в лес. — Лейла? — громче переспросил он, сглотнув. Да, Том знал, что он ей дорог, знал, как сильно, ибо каждая строчка с её почерком закрепилась в его голове и без вмешательства чар… и он действительно ждал её ответа, просто потому что хотел в очередной раз убедиться, что всё это правда. Ведь только в такие моменты эта снежная королева давала понять свои эмоции. Но дверь закрылась, а с ведьмой испарилось и его эхо. Последующие дни прошли в напряжении: Том паковал вещи в сумку и чувствовал спиной прожигающий взгляд. Конечно, он не менял своих планов! Ведьма брала дневные смены всю неделю, и домой они приходили вместе. С тихими разговорами и поцелуями в губы, будто ничего не произошло, но её напряжение давило на и так тёмную квартиру. Том начинал беспокоиться не меньше — это поездка была залогом хорошего карьерного пути, и найти крестраж раньше остальных было важно. Какого было его удивление, когда последние ночи он заставал Лейлу на подоконнике с его медальоном в руке. Ей было позволено трогать крестражи, она знала, где они находятся и как снять защиту, но Том не думал застать эту картину своими глазами. Ведьма сидела долго, рядом разбрасывая куски исписанного пергамента и поглаживая его открывающуюся сердцевину большим пальцем. Он же продолжал наблюдать из узкого коридора, чувствуя холод половиц, и ждать. Сам не зная чего, но Лейла всегда умела обескуражить. В этот раз её выбор пал на воскресную ночь: за пару часов до рассвета, когда Том доберётся до окраины Лондона и оттуда незаметно трансгрессирует в Албанию, он перепроверил сумку с некоторыми зельями и документами и собирался тихо удалиться из квартиры. Ведьма не стала его провожать и спала крепким сном, потому что даже воздух не позволял притронуться к ней. Том поправлял костюм и уже собирался выходить, когда на шее сверкнула цепочка, и его словно осенило. Он брал медальон с собой по личным причинам, думая, что это как-то поможет с созданием очередного крестража, ничего более. Но резкий удар по голове заставил опомниться, и маленькая надежда вспыхнула искрой, стоило только открыть его. «Действуй разумно. Челюсть непроизвольно сжалась, а потом глаза нащупали мелкую строку у самого края листка, и Том как дурак улыбнулся.

И твоя ведьма будет рядом».

Уже выходя из дома, он знал, что сделает по прибытию. Эта мысль долго парила в его голове, но постоянно отметалась на конец. Лейла сделала шаг вперёд. Значит, следовало наконец сделать и ему.