Только ты и я

Пальцы чуть слабее скользнули вдоль вен, и шея натянулась от лезущего в уши громкого шёпота. Болото под ногами забурлило, и водяной лик недовольно фыркнул, но под мрачным взглядом смолчал. Аккуратнее. Ледяной порыв ветра забрался под рубашку и сухим щупальцем залез в горло, заставив глаза слезиться: природа же спала, и ни один звук не должен был спугнуть её. Перешёптывающиеся деревья скрывали это место лучше любой магии, хотя звуковые чары здесь тоже присутствовали. Кроны молча разглядывали каждое движение, каждый глубокий вдох через нос и рисунок, начирканный пальцами в воздухе — пальцы левой руки снова защекотали болотный слой, и плавно вода закрутилась спиралью вверх, разделилась языками на конце, и переливающаяся волна поднялась над головой. Правая рука снова напряглась до предела, так, что задрожали пальцы, и с пересохших губ сорвался кроткий вздох. Вспыхнула вена: кровь в ней заискрилась. Ветки на кустарниках выгнулись под углом, и земля у берега затрещала: мурашки закололи кожу. Лейла вытянула руку и резко дёрнула запястьем в сторону, услышав вырвавшийся из-под корней хрип. Сильнее. Неусидчивая мысль скользнула по сознанию, а кулак в мгновение сжался, и кусок земли вырвался из-под слоя мха с громким треском. Вытянулся в такую же спираль, сделав оборот вокруг Лейлы, и осыпался на кувшинки рыхлым песком. Она медленно, аккуратно, будто держала в руках вазу, опустила плечи и сглотнула. Голова пустела, но гудение не прекращалось — связь с землёй не разорвалась. Это всё было прекрасно: правда, Лейла уже нашла точку соприкосновения с другими стихиями помимо воздуха и развила их, научилась самому элементарному управлению. Только такие фокусы уготовлены для человеческих детей — и точно, орк его подери, часть души Саурона на такое не поведётся. Это была их игра: Лейлы и кольца. Только какой монетой следовало платить за вход? Никто, даже величайший Гэндальф, ей не сказал. Руки дёрнулись друг к другу магнитом, и куски острого льда с остервенением впились в песчаный выросток. Вода наперегонки с землёй взвилась к самым высоким деревьям, и стоило ударить ладонями по воздуху, их общее остриё помчалось обратно вниз. Секунда, и свист сменился всплеском: кусок земли с грохотом упал на дно и уже поманил за собой камни с берега, когда Лейла ослабила хватку, и всё вмиг замолчало. — Достаточно, — шепнула она себе под нос, не моргая опуская руки. Глаза столкнулись с яркой луной, и вены дернуло. Получилось чисто, хоть и не со всей силы — пробиваться к ядру земли ей сейчас не следовало. Лейла надеялась, что делать этого никогда и не придётся, но лучше было быть готовой. Лучше было познавать свои способности, чем углубляться в грязную Чёрную магию, которой дышал весь этот лес. «Какой джентльмен», — усмехнулась Лейла, благородно принимая руку воздуха и сходя к берегу с центра болота. «Кто-то же должен ухаживать за тобой, — она подумала, нельзя ли было обращаться с ней так с детства, но ветер подхватил вопрос и донёс его до лика быстрее, — В детстве было неизвестно, что ты заставишь меня делать. А моё уважение нужно ещё заслужить». «Точно, как я могла забыть!» — стороживший её любимое место от внезапных гостей ворон несколько раз каркнул и, расправив крылья, испарился в небесной тьме. Летом ночи наступали гораздо позже, и Лейле это до безумия не нравилось — однако этот лес хранил всю свою прелесть и прятал души во мраке круглый год. Её босые ноги бродили по острым камням, мхам и сорнякам ещё долго. Здесь было хорошо — природа не давала почувствовать страх, что комком застревал в груди, стоило остаться наедине с собой. И впервые за долгое время страх был не за себя. Последнюю неделю она работала по немного другому графику: для Кэрол разница видна не была, но это только к лучшему, ибо лишних вопросов она не задавала. Фартук цеплялся ей на грудь в семь часов и две минуты, когда на улице уже давно светало, а снимался в без пяти минут четыре. Не потому что ей не хотелось работать, а потому что мозг отчаянно кричал, что нужно спешить, что вдруг там уже её ждут?.. ничего такого. Том сказал, что вернётся не позже семи вечера — сначала сказал, потом, вглядевшись ей в лицо, пообещал. Так, вероятно, было правильно: в Лютном переулке многие работали в ночные смены, когда в лавках сгущалась вся тьма, и только шли на работу после семи, так что с учётом нелюбви Тома к встречам с соседями, это хоть как-то объяснялось логикой. Вот только с начала дня до этого времени существовало девятнадцать часов. Девятнадцать чёртовых часов, и в любую минуту возле двери мог раздаться хлопок Трансгрессии. Первые дни давались совершенно легко, здравый рассудок чётко давал понять, что найти диадему за пару часов в огромных дремучих лесах невозможно. Что переживать за безопасность сильного волшебника не стоило, ведь он защищал себя лучше всего живого. Но потом в груди Лейлы словно начала пениться кислота, и все догадки склонялись к яркому выводу, что она ненавидела Тома за эту выходку. Точно так же было с Гэндальфом: он никогда не говорил точное время, когда вернётся, ибо: «Волшебник не опаздывает. Как и не приходит рано. Он приходит именно тогда, когда нужно». Отвратительное оправдание. Это беспокоило, злило и в конце концов волновало до дрожи в руках, но Лейла никогда ничего не могла сделать. И вот, ситуация повторялась — снова, только уже с другим волшебником. До тошноты скрытным, грубым и сухим, как осенние ветки. Рано утром Лейла собиралась на работу и каждый раз слышала, как свистит котелок: она пропускала момент когда кофе вскипал и начинал выливаться и шипеть, и с этим кончала стоять у окна с плотно стиснутыми руками. Терпение вперемешку с последней надеждой, что Том появится рано утром без крови на лице или мракоборцами за спиной, угасала, когда ароматный запах расходился по всей квартире. И так в течение уже восьми дней. До семи утра он так ни разу и не появлялся, а после работы квартира была всё так же пуста. Только поэтому все вечера напролёт она проводила в лесу. Дома не спалось. Не хотелось возвращаться в квартиру и не слышать чужих саркастических комментариев, не слышать тихого дыхания над ухом или не чувствовать его рук, блуждающих по коже. Из-за этого всего Лейла слишком часто стала возвращаться к стадиям отрицания и злости и понимать, что была права — если бы они разошлись, были бы на расстоянии и просто жили порознь, не зная точных планов друг друга… всё было бы легче. Может быть вначале расстаться с привычками казалось бы невозможным, но потом занятая голова проработала и забыла школьные дни. Сейчас же Лейла сидела, будто скованная кандалами, и ждала, когда скрипнет ключ в двери. И гадала, кто перед ней предстанет: Марволо или его новый облик. А самое главное, думала — как крестраж заставит его реагировать на неё. Вспомнит ли он её вообще, или желание побыть с ним как можно дольше перед отъездом станет грубой ошибкой? Жизнь с дорогим человеком только начинала цвести, приобретая краски, но такие недосказанности что с ним, что с собой, нагружали плечи непосильной ношей. Хотел ли Том этого всего вообще или из-за скучных дней решил напоследок покачать её на своих качелях? Таких прочных, но в тот же момент скрипучих… где, качаясь назад, она могла расслабиться и откинуть голову, а возвращаясь вперёд, слететь в пропасть вместе с перекладиной. На чём держались их качели, их отношения? На сиденье из ласки и заботы? Вздор, Лейла никогда не верила его мягкости, а Том её просто не признавал. На твёрдой стойке из взаимопонимания? Это даже звучало смешно. Глупо, как мысли героев во французских романах, что так презирала Кайя. Они не умели относиться друг к другу так, как все остальные. Голову грузили невозможные, но впечатляющие идеи, а инструкция взаимодействия со своим кровоточащим сердцем так и не нашлась, затерявшись на дне. Между ними не было ничего романтичного, ничего, описываемого в эльфийских сказках. Спокойствие — да, общие темы, делившие улыбки пополам — тоже. Страсть и мерцание взгляда от завораживающих речей — конечно, а мучительная привязанность и дикое нежелание делиться друг другом с кем-то ещё? Безусловно. То самое раздирающее нервные клетки каждым мелким скрипом ощущение беспомощности и злости на себя. Зависимости, как от вина или сигарет. Но это всегда может пройти. И это уж явно не то, что описывал ей Гэндальф. Не то, за чем он говорил бежать, ломая любые преграды. Огонёк в её груди горел не переставая всё это время, но стоил ли он своего воска, стекающего по стенкам органов? Лейла хотела верить, что успеет хоть как-то довести их до святого, страшного, но могущественного чувства. Но почему-то, когда воспоминания об этой теме возвращались, огонёк притихал и горел усталым прямым пламенем. И ничего там не дёргалось. А должно было?

*

Разрушенный Хогвартс заставил кровь в жилах застыть. Ошмётки бывших стен окрасились в бордовые цвета, и десятки трупов улеглись на проклятую землю лицом вниз. Школа была разрушена, уничтожена, глаза застилало слоем пыли, что не помогало скрыть даже часть этого ужаса. Все эти мёртвые волшебники точно не были маглами, вероятно, и не маглорождёнными. Все эти маги боролись за свободу и просто хотели продолжить жить. Но он не остановился. Он убил абсолютно всех. Лейла снова превратилась в мраморную фигуру, вырезанную из реальности и отправленную наблюдать за тем, что может случиться по её вине, без права выколоть себе глаза. Она была нематериальна, нежива и совершенно беспомощна, и от осознания хотелось рвать на себе волосы, хотя казалось, её тело и так расслаивалось. Чёрный дымящийся кокон с хрипами закружил над одной башней, перенёсся под мрачным небом к другой и стал пикировать к земле. В тот самый главный двор, где началось кровопролитие в прошлый раз. Волосы взвились змеями, и дыхание вместе с сердцем смолкло при одном виде разделившихся тел. Те с грохотом столкнулись с землёй и прокатились вперёд с шумом хрустящих суставов. Голос в голове кричал отвернуться, но Лейла не могла — её руки медленно отвели пыльный туман в сторону, и грудь закололо самой острой иглой. Пока с одной стороны дёргался Поттер: побитый, с кровавыми ранами на лице, сломанными очками и полным ненависти взглядом, с другой в свёрнутой мантии отходил от удара Том. Лорд Волдеморт, что объявил о смерти этого же Поттера, как только явился в Хогвартс с армией. И где была его армия? Где были те, кто готов пожертвовать собой ради него?! А где, Мерлин, его превосходный вид и приподнятый подбородок? Фарфоровое потрескавшееся лицо блестело грязью, на руках, больше похожих на костяшки скелета, виднелись куски камней. Его вены выпирали ещё сильнее, готовые в любой момент лопнуть на лысой голове, а его взгляд… Лейла почувствовала резкую боль в голове и поняла, что лицо её застывает в гримасе настоящего ужаса. Не того, что она испытывала в детстве, попав в крепость, не того волнения потерять кольцо. Этот рвал кишки когтями, впивался зубами в горло и царапал кожу. Хотелось сломать себе кости, лишь бы не видеть, как они оба в замедленном времени перемещают взгляды на свои палочки, откатившиеся на пару метров в стороны, и оба проходятся языком по сухим губам, с целью собраться с мыслями и дотянуться до них. Лейла помнила предысторию всех последних снов и отлично всё понимала. Крестражи были уничтожены, не просто так Волдеморт с каждым разом становился бледнее. И раз сейчас Поттер жив, раз сейчас они карабкаются, сдирая кожу в кровь, по земле к палочкам и начинают дышать быстрее, если кто-то один продвигается быстрее… значит, мальчик остался последним неуничтоженным крестражем. В глазах Волдеморта не было ни капли жизни, только остервенелая страсть победить в бою. В последнем бою. Он не только ушёл в зверя, в настоящего хищного змея с вечно кровавыми и ненасытными клыками — он перешёл даже эту черту и стал настоящей… тварью. Той, что не признают Боги, ту, которую земля носит со скрипом и ненавистью, и ту, которую Лейла всегда боялась увидеть снова. В мгновение, тянувшееся вечность, дававшее запечатлеть каждый мускул на ободранных лицах, палочки оказались в их руках. Только почему-то у Волдеморта в руках была совершенно другая палочка: казалось, Лейла видела её в руках Грин-де-Вальда. Он стал заниматься воровством? Или ему чем-то не угодила старая? И только Поттер поднялся на ноги, Волдеморт разил мёртвый двор хрипом: заклятия вылетели из палочек и со взрывом впились друг в друга мёртвой хваткой. Их руки дрогнули, из-за неровных зубов Лорда издалось шипение, и его зелёное пламя прорвалось вперёд. Лицо Поттера опалило искрами, и он почти повалился на ноги — но не упал. Оба остановились, и яркие краски померкли. — Что?.. что произошло?! — севшим голосом прокричала Лейла, увидев в глазах Лорда зелёный огонёк и мрак. Откуда-то из замка выветрилось огромное мрачное облако, и Поттер приоткрыл рот, точно не веря. — Змея убита, — прохрипел он, и перед глазами всё поплыло. Волдеморт покачнулся, поморщившись, и последние сомнения касательно крестражей развеялись. Теперь их нет. И сейчас либо умрёт он, отдав правление над миром этому зверю, либо… — …либо умрёт Том, — произнесла Лейла, и глотку словно сдавили крепкими руками, пытаясь удушить. Мир не должен выглядеть так. Не должен быть окутан тьмой, что даже небо плачет чёрными красками. Столько людей не должно было умирать, но Том обезумел, Том дошёл до финиша и не видел больше никого, кроме себя и Поттера. Мальчик должен был победить. Обязан! Но только взор метнулся к скелету, к порождению самой настоящей тьмы — скелету, уничтожившему всё и всех, Лейла ощутила, как кровь замирает и леденеет. Она не чувствовала безразличия. Она стояла ровно посередине и не могла сделать шаг в сторону Поттера. Потому что глубоко внутри реальность напоминала, что под коркой этого создания прятался её Марволо. Без своей собственной души, которая бы наверняка запомнила её лицо, без здравого мышления и хоть малой капли человечности — это существо было полной противоположностью того человека, в которого Лейла когда-то влюбилась. Но его оболочка не отставала от сознания, не выходила оттуда, хоть бери за рога! Глаза наполнились пеплом и заслезились, это причиняло ей физическую боль. Она ненавидела Волдеморта и желала никогда его не видеть, никогда не думать, что хоть как-то была в этом замешана, но она всем сердцем дорожила Марволо. Мальчишкой, который научил её чувствовать, раскрыл миру и раскрыл этот мир для неё. Тот, кто сам не осознавая, защищал её от любых невзгод, таща на своём горбу, и отказывался с кем-либо делиться. Лейла рвала себя на части и не отдавала отчёта. Да, чёрт возьми, это была версия будущего без её участия, без её существования вовсе! Но если так произойдёт даже сейчас? Если такой Волдеморт появится в реальности — это посмертно будет её и только её вина. Земля сотряслась под ногами, разряженный воздух душила Тёмная магия, когда в ярко-голубых глазах медленно сложилась общая картина. Зрачки Поттера собрали события предыдущих дней воедино и резко, быстро померкли в пламени ненависти. Палочка пронзила воздух огненным Экспеллиармусом, и зелёная вспышка стремительно стала меркнуть. Жалкие круги взвились вокруг Волдеморта, пытаясь защитить, но бледность кожи и страх в глазах говорили всё сами за себя. Его палочка захрустела, и еле заметно, но стремительно рука стала чернеть. Грудь Лейлы разделили пополам, и лёгкие перестали работать. Всё стало ненастоящим, до ужаса громким и неприятным, когда Поттер выбил из его рук палочку, и кожа Волдеморта стала трескаться. Звенеть, как разбивающаяся копилка. Вместе с последним его выдохом послышался и хрип Лейлы: его голова разобралась чёрным пеплом, и в мгновение ветер подхватил остатки тела, унося их ввысь. Глаза вернулись к месту, где он только что стоял. Но там никого не было. Лишь маленькие куски пепла кружились над землёй в танце и напоминали, что Поттер победил. Лейле не потребовалось открывать глаза, чтобы понять, насколько мокрая подушка. Рука вытянулась в сторону, но по-прежнему нащупала лишь застеленную часть кровати — и сейчас она вовсе не расстроилась, что была одна. Из горла вырвался сдавленный всхлип, а затем ещё один и ещё один, пока в потной рубашке не стало холодно. Цепочка событий во снах не зависела от неё. На желания Тома несколько лет назад она никак не могла повлиять, и эта концовка никак к ней не относилась. И всё равно было больно. Больно, что такой монстр закутал её подле себя цепью и не выпускал, а она особо и не спешила уходить. Том испортил её здоровье и последние нервные клетки, и спустя столько времени ей снова приснился кошмар. Что с ним могло сейчас произойти, что связь снова ожила и добралась до самого мозга? Что-то плохое? Или это было последним испытанием и он эту связь разрушил? Лейла пыталась поменять тему, но всё равно возвращалась к ужасному заключению. Из-за Тома она теперь не бежала на сторону добра первой. Она стала плакать из-за твари, в которую он себя превратил. Лейла наложила на комнату чары, зачерпнула побольше воздуха, и из глотки вырвался громкий протяжный крик. Слёзы отпечатались солёным привкусом на губах, и Лейла закричала ещё громче, навзрыд, почти задыхаясь от боли в груди. Нельзя играть на двух сторонах. Нельзя любить и одновременно ненавидеть человека. Но у неё как-то получалось. Лейла готова была отдать всю себя Марволо, с которым сейчас жила, но никогда даже со своими силами не приблизилась бы к Волдеморту, отказываясь верить, что это один и тот же человек. Медленными и скромными шагами каждый день Лейла подбиралась к нему ближе, стараясь довести не унимавшегося до истины: объяснениями, что все должны иметь хотя бы одного друга, искренним интересом, который он может зажечь в человеке без слов о Тёмной магии, и поцелуями, что только ярче показывают, каким он может быть тёплым. Каким приятным и желанным человеком. И Том и правда уже несколько раз задумывался: сам мало верил в надобность становится психопатом, сам задумался, каким способом заслужить уважение народа… но разве этого было достаточно? Неужели очередное создание крестража, и так влекущее за собой смерть минимум одного человека, не вернёт его в свои мечтания? Неужели Том просто так заводит связи и не перестаёт хотеть видеть Лейлу в армии подле себя? Голос охрип, и Лейла, задыхаясь, прикусила губу. Сжала её зубами, желая разорвать всё до крови. Она не хотела при возвращении Тома видеть его в теле Волдеморта. Не из-за красоты — это волновало её меньше всего: а из-за образа, который будет мерещиться в каждом его действии. Может, ещё тогда его душа будет жива, а он — адекватен, но оболочка, которая во сне вырывала её сердце вместе с душой и творила страшные вещи, будет напоминать только о самом плохом. Столько сдержанности у Лейлы не было. Она не могла позволить такому произойти. Никто не должен жить в крови. Пусть создаёт свою иерархию и правит, но честно и справедливо, не затрагивая невинный народ. Но умереть не должен никто: ни настоящий Том, ни мир.

*

Англия и Франция стали лидерами по количеству набегов и массовых убийств армией Грин-де-Вальда. Приятная новость, считал народ. И хоть в пабе такое не обсуждали, потому что мнения у всех разные, а дискриминация запрещена, соседние столы всё равно перешёптывались, мол, кто-то уже видел знакомую фигуру его соратника, шнырявшую по улице. Волшебники усилили защиту домов и стали перебираться по улочкам компаниями. Даже несмотря на факт, что сюда придут за убийствами в последнюю очередь, поскольку колдуны в переулке и так уже давно не выходят на свет и, не скрываясь, осмеивают новые законы Министерства, всем так было спокойнее. — Сил у меня, как в молодости, много, зато один тихий голосок сзади на улице может свести меня в могилу, — хрипела Мариэлла у стойки. — Чёрт бы его побрал, этих шпионов, а мои нервные клетки и так на пределе. Пожить то хочется, я ещё всё же не ходячий скелет. Журналисты сходили с ума, слова правительства цитировались в каждой газете по-разному, кто-то преувеличивал, украшая яркими заголовками о скорой смерти, а издания, контролируемые Министерством, молча вели статистику погибших и приписывали беспрерывные совещания их любимых министров. Всё начало походить на хаос раньше, чем хотелось бы, и спасибо судьбе, что Лейла в этом никак не будет замешана. Некоторые из клиентов не раз пытались вывести её на такой разговор, дабы узнать мнение по поводу творящейся ситуации — конечно, им хотелось узнать, на чьей стороне их ведьмочка. Но рот к тому моменту уже умел вовремя закрываться, и они с разочарованием глотали сухие ответы. Видите ли, она не особо знает об этом всём: на самом же деле, Лейла просто была занята другими мыслями. И были они в виде двух знакомых фигур в дверях паба. — Если мать узнает, что моя нога ступала за порог такого заведения, меня выгонят из дома, — узнать зелёную юбку Лукреции даже под мантией было легко. Из-под капюшона виднелись завитые локоны, а с человеком рядом та стояла непозволительно близко. — Дёшево не всегда значит невкусно. И вообще-то у нас свободен только один стол, так что даже не знаю, хочу ли сажать вас за него с таким отношением! — Да, и думать тебе так осталось пять минут, — Лейла была уверена, что Абраксас сейчас широко улыбался. — Смена почти закончена, мы подождём тебя на выходе. И мы не с пустыми руками. — Неужели? — она с усмешкой взглянула на Лукрецию, которая уже была у неё в гостях, и приподняла бровь. — Тебе не понравились наши кружки, и ты решила принести свои? — Не беси меня, иначе я сама съем твой ванильный торт, — Лейла прикрыла рот и на секунду округлила глаза. — Замолкаю и иду снимать фартук, — последний счёт сошёл с рук, поднос переехал к пришедшим официанткам, и после прощания с Кэрол ноги вывели её из паба быстрее, чем зазвенел колокольчик. Только чары развеялись, и ключ открыл дверь, беглый взгляд по привычке упал на настенные часы. — Я сейчас, — бросила Лейла и прошлась по квартире, останавливая глаза на спальне, ящиках и шкафу. Всё так же наполовину пусто и одновременно чисто, вещи стоят на неизменных местах. Она сделала медленный вздох и прикрыла глаза. Тома не было уже полторы недели, а кошмар снился два дня назад. Был это знак или нет, оставалось только гадать. — А это их спальня. Скажи, белый кирпич смотрится красиво? — Лукреция повернула к ней голову и пожала плечами. — Я лишь помогаю тебе после рабочего сложного дня. Абраксасу ведь тоже интересно! — Кажется, она тут обжилась быстрее меня, — Лейла в мгновение нацепила улыбку и устало моргнула. — Чай, кофе? — А покрепче? — Не в этот раз, дорогая, — Лукреция закатила глаза, но всё же взяла её за руку и скорее повела на кухню. — Тогда чая и побольше, пожалуйста. У нас свежие вести, в Лютный переулок «Пророк» доставляют с опозданием. — Как там Роберт с Белль? — поинтересовалась Лейла, вспоминая свадебный вечер. Когда пришло время поцелуя, оба засмущались и на вечно холодных лицах появился румянец. Однако при желании можно было посмотреть и под другим градусом: как, например, они перешёптывались и улыбались друг к другу, как Роберт аккуратно придерживал её за талию и поправлял волосы, пока никто не видел. Прошло совсем немного времени с их знакомства, и ни о какой любви речи и не шло. Но Роберт не скрывал, что очарован ею, а Белль, в свою очередь, не таила задумчивых взглядов в его сторону даже во время разговора с Лейлой. — Медовый месяц во Франции продолжается. И освободится он нескоро, уж поверь: когда становишься главой рода, появляется слишком много дел. Нам он тоже не пишет: видимо, хватило веселья на свадьбе, — помолчав, Абраксас прыснул от смеха и помотал головой. — Нет, вспоминать это я пока не готов. И спорить никто не стал — такое грех вспоминать в нынешнее время, иначе судьба подумает, что им слишком весело. Ароматный чайник был поставлен на центр стола рядом с тортом, и первым делом Абраксас выложил на стол всю правду. Свежий выпуск «Пророка» покоился перед глазами с огромным жирным заголовком, но слизеринец не дал его прочитать. — Сначала начнём с интересного. Даже для меня, — он перелистнул чуть ли не на последнюю страницу, и при виде названия статьи внутри Лейлы что-то еле ощутимо подпрыгнуло.

«Юные умы захватывают науку

      17 июля после полного осмотра главнокомандующего процессом Ньюта Саламандера и подтверждения Министерства была выпущена первая партия зелья «Свобода», использующегося для кормления растения Красноушника и развития его способностей, что помогут в медицинской и криминалистической отраслях.       Под присмотром главного магозоолога Ньюта Саламандера, одни из победителей последней Международной Научной конференции — выпускники школы Хогвартс Кевин Уайт и Фиона Круз, завершили эксперимент с Красноушниками и вывели правильную формулу зелья, позволяющего росткам без страха раскрывать свои главные качества, такие как умение считывать эмоции человека, лечение мелких открытых ран, снятие напряжения и чар соприкосновением лепестков с кожей. В лондонской главной теплице уже находятся пятьдесят ростков и их выращивание стартовало уже сегодня. Вскоре Красноушников планируют задействовать в больнице Святого Мунго для работы с проклятыми и парализованными пациентами, после чего отправят в Министерство для помощи в проверке подозреваемых на полную честность и отсутствие чар на мыслях.       Министры уже спорят: с усовершенствованием всех особенностей данного растения сможет ли оно заменить «Сыворотку правды» для молчащих нарушителей закона? Как вынес мистер Саламандер — нет, однако добавил о большой вероятности, что магия Красноушников поспособствует расслаблению зажатого волшебного ядра у сквибов и выявлению больших магических способностей, нежели они могут переработать на данный момент. Мистер Уайт и мисс Круз получили полное финансирование и покрытие расходов на эксперимент, после чего поделились планами на будущее и по секрету рассказали, что претендуют на пост профессоров Травологии в бразильской школе Кастелобрушу». — Честно, я поражена, — произнесла Лукреция шёпотом, боясь громко признавать кого-то кроме слизеринцев. Уголки губ невольно поднялись вверх, и Лейла попыталась скрыть широкую улыбку кружкой. На них следовало равняться, это правда — Фиона с Кевином стали первыми людскими подростками, которые произвели на неё впечатление одним лишь трудолюбием. Они полностью заслужили всё это, и она уже правда ждала их снимков из Азии, красиво запечатанных в конверте. — Но это же явно не та новость, из-за которой вы пришли. — Умница, когтевранка в тебе ещё не умерла! — Лукреция усмехнулась, хлопнув ресницами, и вернулась на первую страницу.

«Добро и зло начали игру?

В силу обстоятельств, таких как массовые заговоры и убийства руками соратников Геллерта Грин-де-Вальда, Альбус Дамблдор — профессор Хогвартса и Президент Международной конфедерации магов*, выдвинул свою кандидатуру в качестве противника Грин-де-Вальда. «За моей спиной, к величайшей радости, уже выстроились ряды великих волшебников, которые также хотят жить умеренной жизнью, к которой мы пришли спустя века. Мы не идём армией на армию, мы её и не собирали: мы просто хотим остановить массовые убийства волшебного народа и вернуть всё к спокойствию и благополучию. В каждой стране есть Министерство, что корригирует жизнь граждан, следит за порядком и ограничивает народ в силу безопасности. В одном таком Министерстве существует несколько отделов, и в каждом из них заседает не меньше десятка волшебников. Заметили, как одни отвечают за одно, другие за другое, и не стараются сложить в свои руки всё и сразу? Так и должно быть. При таком обеспечении мы сильны и могущественны, страны отлично поддерживают друг друга — также и люди. Когда один человек будет править всеми и сразу, из этого не выйдет большого проку. Я ни в коем случае не иду на мистера Грин-де-Вальда с поднятой палочкой, нацеленной прямо в грудь: я лишь хочу образумить его и его соратников, что убийство своих «братьев и сестёр» из-за неразделённого мнения есть наивысшая степень жестокости, а не работы во благо миру, — выразился Альбус Дамблдор перед журналистами и отвечать на последующие вопросы отказался. Что же это, если не открытое противостояние известнейших магов столетия?» За тишиной последовал еле заметный кивок, и Лейла перевела задумчивый взгляд на слизеринцев. — Ого… — единственное, что она смогла вымолвить. — Флаг ему в руки. — Мы думали, ты на его стороне и… — Я ни на чьей стороне, — отчеканила Лейла, отведя взгляд и сжав кулак под столом. — Здесь нет зла и добра, здесь игра Министерства, которое не хочет быть свергнутым, против одного Короля, ничего больше. И мы тут ничего не решаем, но… интересно будет посмотреть, когда он действительно выйдет на поле боя. — Отец уже давно твердил об этом, — протянул Абраксас, кое-как скрыв искры в глазах после слов о свергнутом Министерстве. — Больше за Англию бороться некому, Министерство играет своей лучшей пешкой. И наше светлейшее Величество всё же спустя столько лет решилось выступить с новой мотивирующей речью. — А вы? — резко спросила Лейла, угловатыми движениями отрезая им по куску торта. Ещё одного — время летело так незаметно, что с их прихода прошёл уже час. Как бы сознание не норовило вылететь к двери и узреть его силуэт, позу подслушивающего змеёныша Реддла, она точно чувствовала, что он ещё совсем далеко и возвращаться не торопится. Так что пусть Лукреция с Абраксасом сидят и говорят о самых глупых вещах. Это будет интереснее, чем снова сидеть весь день напролёт за книгой о Японии, которая в реале ей совершенно никак не поможет. — На чьей вы стороне? — Можно сказать, мы тоже в нейтралитете. — Да ну? — улыбка коснулась её губ, и невольно глаз дёрнулся в сторону Абраксаса. — Лично я только за, чтобы не прятаться от маглов и дать знать о своей силе. Но… — Лукреция пожурила губами и нахмурилась, будто расстроилась, — я точно так же осознаю, что легко такое провернуть не получится. Слишком много конфликтов, в данной ситуации и с маглами, у которых сейчас война. Ты права, это не наше дело. Ну, по крайней мере, не наше с тобой — мистер Малфой, вы скоро примкнёте к делам Министерства и скроетесь от нас за стопками бумаг. — Тебя уже приняли?! — воскликнула Лейла в шоке, и Абраксас загадочно сощурился. Однако после недолгой тишины не выдержал и с усмешкой кивнул. — Пока только в отдел логистики, где нужно искать качественную перевозку как для товара, так и для прибывающих в страну гостей, но это пока. Все мы с чего-то начинаем. Например, мне бы лично хотелось узреть, как эта леди будет преподавать у русских школьников. — Уроки русского с Долоховым уж точно не прошли зря, не волнуйся, любимый, — она мягко чмокнула его в щёку и улыбнулась. — Когда же начинается твоё путешествие? В гости ко мне в Колдовстворец успеешь приехать? — Посмотрим, как всё сложится, — Лейла набила рот тортом и обожгла горло горячим чаем. Потому что они совершенно ничего не знали. Ни куда, ни зачем. — Насколько же ты туда едешь?! — а вот этого не знала даже она сама. Вопросы остались без ответов, и кое-как, но они смирились с этим, хотя что-то подсказывало, что слизеринские головы так быстро не сдадутся. И правда новый «Пророк» доставили в Лютный переулок только на следующее утро — однако у этих жителей в приоритете была другая газета, а ещё лучше у них работали уши и связи. Так что немудрено, что только Лейла приступила к смене, пришедшие клиенты уже были в курсе «дуэли года». Делались ставки, и каждый давал волю воображению — где пройдёт первая и последняя битва Дамблдора с Грин-де-Вальдом, кто и как придёт к победе и каким образом это узнает пресса. Лейла стояла у окна, разглядывая плывущие по улице силуэты, и перечитывала газету, вновь возвращаясь к движущейся колдографии Дамблдора. И снова воздух поят величественными речами, и снова мир разделяется по группам, а общего спокойствия и не видать. Такая новость подняла на ноги всех без исключения и лишь окатила землю общим волнением. Раньше августа отправиться в Японию было невозможно, Нэо не смог бы помочь ни с перелётом, ни с проникновением в школу, и это стало напрягать. Если границы полностью закроют и будут сторожить? Если любые перемещения будут отслеживаться? Нет, ей не нужен был чужой министерский нос в своих делах, точно не в таких. Кружка в руке невольно сжалась сильнее, и Лейла стиснула зубы: тринадцать дней, как его не было, срок подходил к концу. Почему приснился кошмар и с чем он был связан? Том наверняка знал об их связи больше её, и это ужасно злило. Она настолько извела себя самыми гнусными мыслями, что не оставила место спокойствию и нормальному сну. Круг замкнулся — орк его побрал, опять. Грудь стала вздыматься чаще, а картина перед глазами плыть. Если Том не планировал возвращаться, если с ним и правда что-то случилось, и он сорвался, превратился в настоящее зло раньше возможного?! — Только кружку не сломай, — сердце ушло в пятки, и осколки с хрустом впились в ладонь. Лейла резко вскинула палочку и угодила прямиком в высокую грудь, в мгновение ощутив окутывающий её запах миндаля. Яркий, чёткий и знакомый, но это не отсрочивало проверки чар на явившемся Томе. До лица глаза не доходили: палочка прошлась вдоль тела один раз, второй и на заключение третий, убрав все возможные остатки магии, но ничего не изменилось. Это точно был Том, и его руки не походили на сборище бледных костей. Холодные длинные пальцы пробрались к подбородку и обманчиво мягким движением приподняли его выше. — Я же предупредил, — угольные глаза выплыли из тени и пронзили тело током. Том с издевательски приподнятым уголком губ отвёл её палочку в сторону и тяжко выдохнул. — Ты всё также любишь калечить себя. Его шрамы покраснели, стали чуть ярче, но в количестве не изменились. Ни на один, к счастью. Волосы Тома упали на лоб, он наклонился и оставил на губах долгий аккуратный поцелуй. Как будто ничего не произошло: как будто все эти недели они так же встречались после работы и тихо разговаривали. Он осмотрел её свысока насмешливым взглядом и приподнял бровь в вопросе. — Что, совсем не скучала? — и как бы Лейла не держалась, чтобы сдержаться, грудь закололась быстрее. — Почти две недели и ни одной записки. — Что?.. — Почему нельзя было послать хотя бы несколько слов, что с тобой всё в порядке?! — крикнула она ему в лицо, выдернув осколок из кровавой ладони. Кожу защипало, но взор держался на помрачневшем лице. — Как видишь, сову я с собой не брал. Разве ты не помнишь, что я ими не пользуюсь? — в голосе послышалось раздражение, и его губы сложились в тонкую линию. — В школе это не мешало тебе посылать записки… — Но мы уже не в школе. — Вот именно, ты был не в просто в другом крыле, ты был за тысячу километров отсюда и даже не соизволил ничего написать. Какого чёрта я должна сидеть и гадать, когда ты решишь вернуться и вернёшься ли вообще?! — запыхтела от злости Лейла, освобождая руку от осколков. — Почему ты улыбаешься, ты стал настолько равнодушен, что забыл, как сам кричал на меня за всего лишь часовое отсутствие?! — Ты волновалась, — с нечитаемым лицом подвёл Том и смолк, заставив Лейлу чуть ли не провалиться под землю. Это теперь тоже считалось позором? — Да. И что ты с этим сделаешь? Посмеёшься? В таком случае… — Я тоже скучал, Лейла, — его скулы расслабились, и перстень прошёлся прямиком по руке, тёмной силой закрыв все царапины в несколько секунд. Он не врал, а просто смирился. И хоть всем видом он показывал полное безразличие, порой которое неприятно цепляло крючками за кожу, глаза до сих пор выжидающе следили за подрагивающими ресницами, доводя сдержанность до финишной прямой. Один общий вздох, и обвившую торс ногами Лейлу уже держали его грубые руки. Он похудел. Рёбра и тазовые кости стали выпирать через одежду чуть сильнее, чем раньше, но беспокойство за это ещё не ударило в голову. Она не находила себе места: пальцы блуждали по шее, по лохматым волосам, и ничего не мешало прижиматься всё ближе и ближе. Ладони остановились на его впалых щеках, и нить связи вспыхнула совершенно другим огнём, точно подожгли топливо. Лейла боязливо прикрыла глаза, не желая видеть убивающие искры, и прильнула к его губам со всей нежностью, которую копила и никому не показывала. Не было мысли лучше, чем то, что её Том жив. — Что там происходило? Ты сделал это, тебе больно? — шептала она без остановки, держа его лицо в руках, в каких-то жалких миллиметрах от своего. Раньше о такой близости с кем-либо не было и мысли, раньше Лейла бы дёргалась от каждого его касания, не смея прикасаться самой. Том заставил всё измениться и подстроиться под него. — Тебя заметили? Кто-то помешал? Сколько людей ты убил? Или ты?.. — Одного. Одного старого албанского крестьянина, который рыбачил у реки, — его рука скользнула вниз, ближе к карману, и перед глазами сверкнул голубой драгоценный камень. С разветвлёнными в стороны серебряными крыльями и тонкой орлиной головой над сердцевиной, он сверкнул и дунул магией к груди. Диадема, столько лет лежавшая неизвестно в каком лесу в Албании, теперь покоилась в их квартире. — Да, сделал, — и в ней была заключена часть души Тома. Удивительно, как после всего этого его сердце билось вровень всем остальным. — Мерлин, со мной всё хорошо. Если тебя это успокоит: вряд ли мракоборцы будут сторожить леса в горах на окраине Албании на признаки использования Непростительных. — И каковы ощущения? Когда именно ты… оторвал ещё один кусок от души? — диадема исчезла из вида, и Том опустил Лейлу на подоконник. Ещё с минуту молча осматривал, после чего мантия слетела на стул, и он поставил руки ей на бёдра. — Отличные, — растянул он с шипящими нотами. — Как я должен реагировать на то, что становлюсь сильнее? Плакать? — Так когда ты создал?.. — Это риторический вопрос, ведьма, — Том ухмыльнулся и, поставив Лейлу на ноги, шепнул: — однако, пока я не переодеваюсь. У нас есть одно незаконченное дело. — У нас? — нахмурилась Лейла, вспоминая все последние диалоги и пытаясь догадаться раньше его разъяснений. — Нам с тобой необходимо побывать в одном месте. Сегодня. И желательно отправиться, пока не стемнело. Будь готова создавать идеи прямо на ходу. — Мне стоит брать клинок? — У тебя есть я. Ты ведь доверяешь мне? — его фигура резко замерла, не давая уйти от каверзного вопроса. Молчание затягивало грудь узлами, а его чёрный, сливающийся с настоящей тьмой взор распиливал её на куски. Лейла не ответила — слова ещё никогда не волновали его. Она просто притянула к себе палочку, и их пальцы сплелись в замок. Том втянул щёки, но ответ принял и двинулся к двери. Дверь скрипнула, закрывшись, и после щелчка картину перед глазами скрутило в водовороте.

***

Воспоминание не самым приятным образом дёргали ниточки в голове. Каждое лето в Лондоне было тёплым, но здесь — нет. Здесь дыхательные пути замерзали от чересчур свежего воздуха, а ноги так и норовили поскользнуться из-за морской влаги. Видимо, даже такой риск не мешал ведьме осматриваться и без какой-либо осторожности идти к самому обрыву отвесной скалы. — Здесь поблизости никто не живёт? — спросила она, разнося тихий голос по морю. Под её ногами бились огромные, убивающие ни одну сотню людей волны. Солнца не виднелось, над ними повисло тонкое облако серого цвета — сразу вспомнились глаза, что ещё полчаса назад проницательно осматривали каждый миллиметр его лица. После очередного крестража потребовался ещё день, чтобы окончательно прийти в себя: это была единственная боль, которую Том признавал и готов был переживать из раза в раз, прекрасно зная результат. Всё это время чаша Пуффендуя лежала у них дома и еле заметно пожирала капли магии Лейлы, которую она использовала в стенах квартиры — вся эта энергия почти неощутимо, но переходила к нему и растекалась по телу вместе с кровью. Диадема же питала в себе Тёмной склизкой магии не меньше, и на неё также были возложены свои надежды. Только как бы больно ни было отрывать ещё один кусок, особого эффекта на мыслях и облике обряд не произвёл. Стали чуть больше выпирать кости, втянулись щёки, и размышления в сторону Тёмной магии мерцать новыми идеями, но это почти не ощущалось, внешность всегда можно было подправить. — Никто, — запоздало ответил Том, услышав её сдавленный вздох. Больше всего радовало, что эмоции юного мальчишки покинули его окончательно. Грудь не нагружала жгучая ненависть или раздражение, а злость ощущалась только на задворках сознания — Том подчинил свои человеческие отвратительные черты магии и безумно этим гордился. Казалось, каждую закреплённую мысль занесли в фиал и расставили по полкам единственного общего шкафа. Эти фиалы не бились, не разгорались от нот необузданных Лордом эмоций, а жили своей жизнью, не давая забыть о настоящих намерениях и своём мнении. Потому что в округе была минимум одна персона, которая ломала это мнение своими невзрачными эльфийскими речами. Иногда и руками. Шум волн ушёл на второй план: руки Лейлы поднялись над головой, разводясь в стороны, и солёная вода взлетела к вершине горы двумя разделившимися вихрями. Ветер окатил лицо каплями, а ведьма только сделала шаг вперёд и провернула пальцы против часовой стрелки — до идеальности одновременно, до идеальности аккуратно, прямо как все её движения. Послышался громкий, разносящий по вершине горы эхо, треск: водяные потоки вытянулись в узкие, крутящиеся с дикой скоростью полосы и в мгновение погнались к отвалившемуся куску каменной глыбы. Секунда — её руки резко сложились в крест, и ледяные острия с хрустом впились в камень, тут же сломавшийся на несколько частей. На её лице проскочила довольная улыбка, вечно напряжённые плечи опустились. Том не стал напоминать о своём присутствии сразу, как Лейла закончила: ему хотелось посмотреть со стороны, как выглядит общение с природой. С той, которой, казалось бы, невозможно править, особенно живущему на земле существу. Почему-то хотелось также увидеть, какова первая реакция эльфийки на море. Для Тома — это обычный водоём с холодной солёной водой, ничего необычного, можно даже сказать, мрачно. В голове ведьмы всё было устроено совершенно по-другому, и если бы только он мог хотя бы раз сломать её защиту и проникнуть в сознание… Том был уверен, что уже не вылез бы оттуда. — Здесь рядом находится небольшая деревня, — отвечая на вопросительный взгляд, сдержанно начал Том. — Каждое лето сюда вывозили сирот на свежий воздух, — она затаила дыхание и даже не пыталась скрыть интереса — серые глаза вспыхивали так каждый чёртов раз, когда он решался рассказать ей хоть что-то из личной жизни, из мерзкого детства. — Никто из маглов не мог добраться до этих скал по суше, с моря же к обрыву тоже не подойдёшь, ибо воды бывают опасными. Но я смог, — он взял Лейлу за талию и оторвался от земли, быстро спустившись к валунам, наполовину затопленным водой. Ноги невесомо прошлись по камням, и вскоре оба оказались в трещине скалы. Губы были так же сжаты, но это не помешало приятному чувству разгрести хмурость и затопить мелкий камин в груди. Для такой радости были особые обстоятельства. — Мои волшебные способности тогда только открывались, так что можно сказать, магия только подвела меня к этому месту. Люмос! — свет заскакал по расщелине, которую вот-вот готово было полностью залить волной, и, свернув влево по туннелю, они вышли на центр пещеры. Голова ведьмы сразу поднялась вверх и замерла с блеском в глазах. — Да, эту пещеру не просто так называют Хрустальной. — Здесь жила магия, — Том усмехнулся, одарив спутницу выразительным взглядом. После чего прошёл чуть вперёд и развёл руками. — Мы посещали это место каждое лето, прошлое тоже, хотя по волшебным меркам я уже был совершеннолетним. У маглов всё как всегда иначе… тем не менее, к этому лету я уже достаточно развил навыки в магии, дабы попасть сюда снова и запретить трансгрессию что в пещеру, что из неё, — Лейла искренне ничего не понимала. Её невинное хлопанье ресницами только тешило его и забавляло, но признаться себе, терпение Тома уже давно бы лопнуло. — Твои речи всегда сложны и тонки для здешнего мира. Не всегда осознание сказанного тобой приходит в ту же минуту, день или даже неделю. И поскольку ты, как загадка, ещё не поддалась моему ключу, я всё время пытался собрать твою вторую сторону по кусочкам. Невозможно жить с мудрейшим магом несколько столетий и не перенять его любовь к загадкам. К советам и речам, таким же двусторонним и с подводными камнями. Так что после твоей речи о народе и моём величии, я серьёзно задумался и пришёл к выводу, — её плечи дрогнули, и он мягко выдохнул в ухо: — что для начала следует немного обезопасить себя. Пока что я набираюсь сил, черпая их из других интересных персон, неспешно подчиняя их разум своим кускам души. Однако мир сейчас небезопасен, и я уж очень не хотел бы рисковать своим главным достоянием. — Том, я не особо понимаю… — Твой Лорд, — спокойно перебил он, сдержав омерзение на языке. Ей следовало уже запоминать, как правильно обращаться к нему с учётом, что последующие собрания Пожирателей пройдут не без её участия. — Твой Лорд ещё не закончил, конечно, ты ничего не понимаешь. — Можно без отступлений подвести к сути и не испытывать моё терпение, Реддл, — ноздри ведьмы вздулись, взор устремился на его желваки. Том на несколько секунд сжал кулаки, но оставил любое недовольство и выдохнул. Он добьётся от неё этих слов без шутливого тона, и произойти это должно уже скоро, он обещал себе. Палочка прошлась вдоль стены, шею стянуло от резких картин Тёмной магии в сознании, и вскоре, когда камни осыпались к ногам, перед ними предстал невысокий проход. — Будущим гостям придётся пролить кровь прежде, чем попасть сюда. Но мы входим бесплатно: раньше стены не было — но такое сокровище не может быть не спрятанным. Я не позволил бы так легко найти свой тайник, — Том взял её холодные пальцы в ладонь и побрёл вниз по знакомой тропе, даже не оборачиваясь чувствуя, что ведьма наверняка удивлённо оглядывается. Они стояли на берегу непроглядного чёрного озера, вокруг были разбросаны кристаллические сростки, и только полетевшее вперёд свечение заставило гладь мерцать. — Я была бы очень признательна, если бы ты… всё же предупредил меня об опасности и есть ли она здесь вообще. — Для тебя? Нет. Чувствуешь магию? — резко спросил он и полностью развернулся к затерявшейся в рассматривании чёрного стекла ведьме. Какой же она ребёнок. Когда что-то сильно интересует её маленькую голову, скрывать блеск в глазах Лейла просто не может — только Том смог заставить её чувствовать себя так непринуждённо и спокойно в его компании. Было, чем гордиться. Только он и имел право видеть всю палитру серого цвета. — Твою? — Лейла прикрыла глаза и осмотрелась: по пещере раздался тихий вздох, и её ресницы внезапно дёрнулись. — В озере. Только не понимаю… под или над ним? Может, даже в нём самом… ты любишь колдовать невзрачные вещи, которые своей невидимостью и простотой могут погубить любого неосторожного. — И ты почти угадала, — одобрительно кивнул он, подняв руку над водой и несильно ударив по ней палочкой. Озеро забурлило, и ровно в том же месте, где Том заколдовал её в июне, небольшая лодка всплыла вдалеке от берега, двинувшись прямо к ним. Она медленно приближалась ближе, а нетерпение и неподдельный интерес становились только сильнее — Лорду было важно проверить, в последний раз убедиться в правильности суждений. Лейла сверкнула глазами в его сторону и, увидев одобрение, всё же аккуратно залезла ногой в лодку. Та была маленькой, узкой и рассчитанной только на одного — больше сюда никогда не пройдёт. Но Том создал её крепкой — Лейла прекрасно понимала, что его магия никогда не создаёт брак, так что удивление и беглый страх на фарфоровом лице, когда лодка качнулась и на треть ушла под воду, казался обоснованным. — Не трогай, — сухо остановил её Том из-за вытянувшейся палочки. — Но она тонет, мы не доберёмся вдвоём. Не знаю, как мы далеко, но мы оба можем облететь озеро. Однако хотелось бы всё-таки уже узнать, что я тут делаю, — недовольно буркнула она, возвращаясь на сушу. — Ты хоть что-то скажешь, что с тобой? — Верно, нам кататься по озеру ни к чему, хотя сейчас это ещё безопасно… — тихо протянул Том и оторвал взгляд от заново всплывшей лодки. Улыбка была надёжно спрятана в сдавленных губах, восторг — глубоко в груди. Лодка не оценивала вес — она оценивала запас силы и магии. И теперь Том наконец-то видел, какую ценность держит рядом и сторожит, видел своё главное внушение Тёмному Лорду, почему мысли о ведьме имеют такое большое место в его голове. Ноги ударились об хрупкий камень, а рука привычно легла на талию ведьмы — зная её импульсивность, видеть падающую в озеро Лейлу и потом слушать фырканья не хотелось. Она уже и забыла про Тома: ему не пришлось ничего объяснять, эльфийский мозг додумал всё сам, разве что смолчал на вопрос, почему она всё-таки здесь. Её волнение и напряжение было ощутимо даже через одежду. Том нахмурился и помотал головой — две недели пошли не на пользу, следовало перестать так часто осмысливать каждое её движение. Хотя по-другому никак –так было раньше, так будет и дальше, за эти дни мысли в дымчатой голове появились наверняка важные мысли. Для него. Он прекрасно знал о её сновидениях. Специально подобрал время убийства жертвы для крестража, чтобы Лейла уже спала. И все её вопросы при встрече, все взгляды исподтишка и советы только доказывали, что она что-то увидела. Жаль, его ведьма ещё со школы была слишком догадлива и умна. Он был замешан в её кошмарах, в их отсутствии и появлениях, и Лейла это знала, минимум понимала схему. Так что сейчас лучшим способом выманить хотя бы мотив увиденного, оценить ущерб возможного будущего, пугающего прошедшую ад деву, было просто наблюдать. Следить за её словами, за интересующими вещами и тихо делать выводы — оставалось всё меньше времени, а Тому следовало позаниматься с ней как следует. На каменном островке на середине озера стоял высокий постамент. Ведьма обошла его со всех сторон, пока Том вытянулся и растянуто выдохнул. Свет брошенного заклинания струился из стоящей на небольшом постаменте каменной чаши, немного напоминавшей… — Это ведь не Омут памяти, — их единое мышление порой даже смешило. Но где-то глубоко внутри Тома это только радовало: ведьма научила его думать шире, так же, как в Средиземье. Как в месте, о существовании которого здесь никто даже не догадывается. — Это место имеет свою ценность. Я лазил по скале не один и в результате завёл сюда двух приютских мальчишек. Показать дуракам, что магия, которую они считали за проклятие и мистику, течёт в моей крови, было, пожалуй, лучшим решением за долгие годы в приюте. И поскольку именно это место больше всего напоминает мне о первой полной властью над людьми, в особенности над грязнокровками, — послышался усталый вздох, но Том сделал вид, что не обратил внимания, — Я решил защитить именно это место, именно эту площадь. — Но зачем?.. — Вода здесь главный источник. Она должна быть тоже задействована. Так же тиха, но жестока, как под твоим контролем. Я думал населить её армией Инферналов, чтобы защитить этот островок. — Но для этого нужно… «Убить», — наверняка хотела сказать она, но правильность воспитания не позволила. Она как всегда была светлее его — при том, что её хрупкие руки должны были покрыться грешным чёрным пеплом ещё тогда, когда её количество убитых превысило его. Но она умело держалась на середине: не металась, а уверенно стояла на перепутье мрака и света. Её лицо прояснилось, хотя на лбу залегла складка. — Мёртвая вода, — переменила тему та совершенно спокойно, как будто делала это на повседневной основе. — Ты ведь знаешь заклинание? Точнее заклинание с рунами в комплекте. Любая тонущая в воде вещь осыпается на дно пеплом, любая конечность отсыхает. — Можно вытянуть воду магией — не сработает. — Наложить дополнительные чары. — Их легко сломать, — Том с интересом склонил голову и стал рассматривать её сжимающиеся кулаки. Она вела себя достойно, но наливающиеся кровью губы говорили только об одном — конечно, она ищет вариант обойтись без темы кровопролития. Резко та развернулась и словила на себе его взгляд — что-то в сером тумане прояснилось. Крупицы информации начали сходиться в одно целое, но так и не дошли до финиша. Непонимание так и скользило по оттенённому лицу, а Том только оттягивал главный момент. Может быть, потому что поездка в Албанию несколько поменяла его мировоззрение и сейчас он действительно просто боялся оступиться. Боялся плана, к которому подобрался в день уезда. Голова раскалывалась от этого, но он держал всё в себе, не позволяя ведьме увидеть хоть часть метаний. Разве решения только выпустившегося со школы юноши были настолько глупы и легкомысленны, чтобы просто забыть о них? Либо он пожалеет об этом сейчас, либо потом. — Порой нет выбора и приходится идти на крайние меры. Инферналами могут быть как маглы, так и волшебники, и необязательно министры или уж очень важные персоны нашего мира — кто-то, да обязательно станет их искать, а мне это не нужно. Достаточно, скажем, преступников, сидящих в Азкабане — они поддадутся заклятию и будут бороться с нарушителями покоя этого места намного жёстче, чем другие маги. Хотя по твоей логике, даже в людях с судимостью должно быть что-то хорошее, так ведь? — Ты ведь уже просто издеваешься. Пожалуйста, скажи уже, зачем я здесь, и… — Я хочу, чтобы ты защитила мой крестраж.

***

Лёгкие засыпало тяжёлой лопатой песка, и тишина стала невыносимо громкой. В ушах застучало ритмичное биение сердце, и нога слегка съехала к воде. — Извини? — У тебя отличный слух, — шрамы под тёмными глазами натянулись, дёрнувшись, и голос Тома прозвучал немного дальше, чем он стоял. Опять иллюзия? — Ты знаешь в идеале, как работают крестражи, насколько они сильны и опасны… знаешь, что они питают меня силой, но при их уничтожении я становлюсь слабее, — сглотнуть сталось проблемой, по спине прошлись мурашки. — Я оставлю медальон Слизерина — это будет первый тайник. Первый, ибо значимый. И я хочу, чтобы ты придумала самую важную часть его защиты, чтобы не ограничивала себя рамками и дала волю фантазии. Руны, проклятия, сглазы, моральное уничтожение — всё что угодно, можно даже вместе, я отдаю всю инициативу тебе, — Том подошёл вплотную и тише шёпота произнёс: — Только ты сможешь действительно обезопасить мою душу, больше я никому не позволю коснуться её, как один раз коснулась ты. Длительный зрительный контакт, непрерываемый даже хлестаньем волн об скалу, и уже стало казаться, что под этим уверенным и бесцветным взглядом она стала уменьшаться в росте. Немного, но мрачные мысли в голове развеялись, и из тумана стала осторожно выплывать осознание. Прежде любого её слова, Том стащил из-под свитера цепочку с медальоном и сложил её в чашу. — Медальон будет хранится здесь, и его нужно защитить со всех сторон. Справа, слева, от трещин в пещере, от наводнения. Начало закрытого пути я уже обрисовал магией, дело осталось за главной частью. Желательно закончить это до конца недели. Да, через три дня, — Лейла затруднённо кивнула и ещё раз внимательно очертила взглядом сверкнувший медальон: ноги сами повели её ближе к нему, и без сопротивления артефакт оказался в руке. Именно в этот момент кадык Тома странно дёрнулся, и он отвернул голову в сторону, найдя стены интересными. Дыхание стало беззвучным, и в руках, как только воздух уселся на плечо, послышался щелчок: она краем глаза глянула в ладонь, и губы тут же вжались в зубы, пряча улыбку. Её записка до сих пор была там. Оторванный кусок листка всего лишь то, который Том мог с брезгливостью смять и выбросить — ох, она не сомневалась, что он сделал бы это без угрызения совести. Но не сделал, даже не вытащил, хороня вместе с главным и важнейшим крестражем. Он запрятал её строки, запрятал их так называемые близкие отношения в этой пещере, чтобы больше никто не увидел и не узнал. Ей же позволил увидеть каждый шаг. Том совершенно не умел говорить, от слова совсем — скуп на эмоции, на описания и рассуждения. И любая другая наверняка могла бы разозлиться, потому что такое показательное выступление почти ни о чём не говорило, потому что это буквально ничего! Минимум. Но почему-то вместо истерики Лейла почувствовала успокоение: она тоже всегда показывала минимум и, вероятно, понимала этот сухой язык лучше всех. Она доверила ему дневник, он — свою часть души. Спустя столько времени, когда надеяться уже было не на что, Том доверился ей. — Убийство под предлогом войны не перестает быть убийством, и я не поддерживаю ни одно твою мысль касательно этого. Ты это понимаешь, поэтому пожалуйста, не требуй от меня большего. — его глаза налились кровью, и он сам от неожиданности нахмурился. Лейла видела, как в его мыслях клубилось желание прикончить её за оскорбления прямо здесь — никто ведь даже не сможет найти её. — Соответственно, жизни людей задействованы не будут. Как и во всех моих идеях прежде, просто напоминаю. И всё же, — его ресницы на мгновение сложились, словно в глаза попала большая солёная капля, — Я помогу и сделаю всё, что в моих силах, лишь бы сохранить умного волшебника Марволо Реддла, а не увидеть Волдеморта без малейшей человечности и с неестественной жестокостью, — Том усмехнулся, хотя до сих пор было видно его туманные сомнения. Лейла скорее протянула руки к его лицу и вынудила посмотреть прямо на неё — и пусть смотрит, рыщет в глубине души всё, что хочет. — Я ждала этого момента очень долго, и мне не нужно в это больше никого просвещать. Будь добр, хоть сейчас осознай, что нагой я хожу только перед тобой. И разговор не об одежде, — с ответом он не нашёлся, и вскоре они вернулись домой. Спустя столько времени ночью в кровати стало тепло — и разговор, конечно же, не о летней погоде. Том смотрел ей в лицо и видел, как бегают из стороны в сторону глаза. Её голова жужжала от мыслей, и покусанные губы только подтверждали это. Он знал, что Лейла накинулась на него с вопросами не просто так. Знал, что равнодушное лицо лишь маскировка. Но он предпочёл немного подождать. Посмотреть на её действия, вернуться к той самой оголённой в прямом и переносном смысле ведьме, самочувствие которой Том научился определять по ночному дыханию.

*

Дни сменялись ночами, шли недели тёплого июля. Прошло несколько недель, и Лейла уже не могла ждать — Англия, да и Европа в целом становились огромным яблоком политического раздора. Писем от Нэо была уже целая стопка: он закончил школу и, поскольку пока никуда не уезжал, теперь ждал её. Положение в магловском мире было нестабильным, в волшебном же на том острове, к счастью, пока всё было более-менее тихо, и это радовало, это заставляло уже мчать туда даже без сумки с вещами. Уже ведь и Фиона с Кевином прислали открытки и снимки с путешествия по Южной Азии, и Лукреция уехала в Колдовстворец на свой законный пост. Она была безумно рада за них, за все цели, что сбывались на глазах, сразу после школы — но ей уже давно было пора исполнить предназначение. Её держало совсем немногое, но крепкое: Белая Виверна, знакомые места, собрания и светские мероприятия, куда водил её Том для помощи в его делах. Ах, да — за июль они побывали в стольких домах, повстречались с такими людьми и услышали так много информации, что аж не верилось. Лейла ведь никогда не любила мероприятия, не любила много людей и все эти мёртвые разговоры о политике, о всём самом плохом и приукрашенном. Когда же рядом всегда была мужская рука, когда требовалось быть полезной и требовалось просто проследить, о чём Том заговорит на этот раз, кто может подтолкнуть его на неверный путь… почему-то, такие вечера оказывались не самыми плохими. Самой любимой частью после них было уединение в квартире: Том не уставал осматривать её со всех углов, морозить своими глазами, а потом обжигать дыханием и собственноручно расстёгивать молнии на платьях. Ему доставляла дикое удовольствие мнимая власть над Лейлой, ей же — табун мурашек по телу и тепло, когда голые тела прижимались друг к другу, а пальцы зарывались в волосы. Полностью противоположные: у одного чёрные, у второй почти белые, как свет и тьма. Самая большая ирония. Каждую неделю Кайя и Марго с Майком присылали ей письма, также и Джек, также и Хлоя. Наконец-то пришло одно даже от Роберта! И Лейла всё читала: не упускала ни одной строчки, ни одной смены почерка и не переставала отвечать Майку, что до сих пор хранит его карточку в кармане мантии — так оно и было. Она ведь и подумать не могла, что дети потянутся к ней, она ведь, по словам сотен орков, по словам даже эльфийского Владыки, была изгоем и монстром, которого не принял даже свет. Но вышло иначе: дети смогли разглядеть в этом монстре больше, чем взрослые, пугавшиеся одной оболочки. Лейла запомнила все нужные адреса и даже несколько раз представляла, как Кевин с Фионой приедут домой и, вероятно, не поверят стопке писем. Она будет продолжать писать им, конечно будет посылать сочинения, где мелкими строками начеркано о её жизни, пока самый большой абзац заполнен вопросами. Ответы на которые она не получит, потому что они больше не будут ей писать — письма не будут доходить. Лейла решила, что никому не даст адреса и даже подсказки, в какую сторону уедет. Так будет лучше для всех — это было решено и не обсуждалось с роем мыслей ни разу. Слишком часто она уже меняла планы в этом мире, забывая про общую безопасность, и думала, не может же стать хуже, пронесёт! Не проносило. Но останавливало её, вероятно, чуть другое — поведение Тома. Лейла помогла ему с защитой крестража, он убедился в этом сам и даже не сдержал удивления, когда она воспользовалась своими силами. Магия со временем ломается, любые руны идут мелкими трещинами, а сломить проклятия с каждым разом становится легче: однако вода и воздух буду жить своей жизнью на этой земле всегда, не поддаваясь никаким сглазам, не давая возможности обойти себя. На толстый проклятый слой магии была наложена природная, неподдающаяся никому, кроме хозяев — здесь уже Том испытал и страх, когда воздух подхватил его к потолку пещеры и позволил пройти над заколдованным озером к постаменту. Он не скрывал желания вернуться сюда, Лейла не скрывала понимания, что вскоре он усилит безопасность ещё больше, так что с водяным и ликом воздуха пришлось договориться. Единственное, чего не знал Том, так это беззвучного договора — вода не подпустит его ближе возможного, если он воротится сюда с армией Инферналов или чего-то подобного — ещё какого-то вида мёртвых от его рук. Лейла не отходила от своих устоев даже после такой необычной сцены, как заполучение доверия самого Лорда. Казалось, всё делалось под его контролем, и Том должен был успокоиться. Но та мелкая нить, продевавшаяся через все незаметные слова и действия, становилась всё длиннее, всё острее, и не чувствовать в квартире это было нельзя. Он всегда посвящал её в сделки с новыми клиентами, но до сих пор скупился на рассказ об Албании. Очередная тайна в копилку, которая уже давно должна была треснуть. Он что-то знал. Знал больше её, постоянно задумываясь и перемещая взгляд ей на ресницы, и никогда не сомневался, что Лейла пойдёт на мероприятие вместе с ним. И всегда в ухо прилетали описания, кто из всего общества интересен, а на кого время тратить не надо, и всегда Том вечерами ждал её догадок по поводу определённой персоны, с которой они познакомились на днях. Ему была важна каждая деталь, каждый взор и выдача настоящих эмоций — за всем этим он постоянно обращался именно к Лейле, и таких выходов в свет не уменьшалось. Даже помнились выражения, мол поездка подождёт, им обязательно нужно сходить на тот бал и на другой, якобы его отличная Легилименция вкупе с её эльфийской чувствительностью чужих эмоций были выигрышной смесью. И весь месяц тот вечно куда-то торопился, вечно после работы погружался в «анкеты» новых сообщников и уже даже проводил встречи наедине. Ей же на собраниях тёмных магов советовал обойти всё вокруг да найти знающего что-либо о крестражах или Японии. Томом многие интересовались. Мужчины видели в нём замечательного политика, умеющего держаться в обществе, строившие глазки дамы — обаятельного, молодого и образованного джентльмена. Жаль, но этот джентльмен с широкой улыбкой водил рядом под локоть только одну особу — и это неизменно была Лейла. Зачем, если обычно он никогда не хотел делиться своими планами касательно сообщников? Зачем, если Пожиратели гораздо лучше взаимодействуют с магами и с лёгкостью могут пролезть вглубь каждого, узнав самую личную информацию? Она не знала, и это пугало. Пугало, как и то, что Том часто сидел за работой с алкоголем в руке и не скрывая наблюдал за ней. Как порой крепко сдавливал кости рукой и подолгу стоял над душой, рассматривая её планы. Все письма Нэо Лейла со спокойной душой отдавала почитать Тому, но их стало так много и делала она это с таким лицом, что вскоре тот опустил гиперопеку и неадекватные вспышки ревности и стал просто ждать, когда она прочтёт всё вслух сама. То ли он проверял её на верность, на выдержку, то ли просто выжимал все соки, желая проконтролировать каждый шаг, становилось понять всё сложнее. Пока резко глаза Лейлы не раскрылись, когда мысль в очередной раз завилась у утаённого в углу факта — оставалось меньше месяца до сентября, а Том ещё не подал документы в Колдовстворец, куда так хотел. Субботний вечер был испорчен сразу же. Ложка упала на тарелку, и их взгляды быстро встретились. — Нет, — отчеканила Лейла уверенным тоном. — Многозначительно… — Твои вопросы последние недели, — начала она вспоминать, и урчащий желудок только подтвердил догадки. — О вероятности, о догадках и маршруте в Японии… — вилка в его руке сжалась, и на запястьях резко выступили вены. — Ты прочитал роман. Ты перечитал сборник Лавруа, пока я спала, а ещё я узнала у Абраксаса, что на четвёртом курсе, когда ты уже обгонял школьную программу, ты начал учить латынь и японский. — У нас было короткое собрание, он был слишком сосредоточен на своих обязанностях, чтобы говорить с тобой, — совершенно спокойно, тихо добавил Том и накрыл её ладонь своей. — С учётом твоих привычек доводить дело до конца, с учётом увиденных мною твоих рукописей на латыни… ты вполне себе достаточно знаешь иероглифы, — Лейла затормозила, после чего сознание резко пронзило сложенной картиной. — Перед началом августа, когда я уже хотела уезжать, Блэк стал поставлять информации о магловской войне и её последствиях не только в Европе. Уехать не получилось — очередная ссора с тобой из-за моей торопливости и легкомысленности касательно безопасности. Плюсом, кто-то явно выбил из меня недостаточно идей по захвату трона, кому-то не хватило разговоров о стратегиях и мероприятиях, где я обязательно должна присутствовать, — Лейла вкинула ему в ладонь ледяные искры, и Том крепко стиснул зубы. — Как странно, но вот, дата моей поездки постоянно перемещалась. Всё дальше и дальше до максимального числа, словно я передумаю, словно смогу сделать всё уже здесь. Пару дней назад… ты уходил, чтобы отправить запечатанное письмо, хотя обычно переговаривался с Горбином вживую или же максимум пользовался сгорающими записками. Осталось шесть дней до отправления поезда, шестнадцатого числа я покидаю Англию. При этом в тот же день у твоего нового знакомого праздник, он пригласил нас, а ты обязательно должен пойти для получения новой информации, поскольку у половины приглашённых огромные связи в Министерстве. И ты не раз невзрачно намекал, что многое хранится в Министерстве, и мне тоже точно нужно там присутствовать, — напряжение как по щелчку накалилось до предела, способное заново разогреть суп. Лейла отпрянула от спинки стула и незаметно вжалась запястьем в стол со всей силой. — Ты писал Нэо. Ты хотел оттянуть момент, чтобы закончить свои дела или даже чтобы не пустить меня. Нет… этому не бывать, я ничего больше не поменяю. Я поеду туда, как и было задумано, в августе, просто немного позже. И я поеду одна. Ты остаёшься, Марволо. — Я так рад, что именно мне досталась такая потрясающе догадливая особа, — Том не убрал руку, хотя боль от льда была наверняка не самой приятной, а только мягко погладил её по коже. — Но порой это очень раздражает… — Мерлин, ты опять всё испортил! — взвыла Лейла, на ходу пряча лицо в ладони и удаляясь в спальню. Схватить его за горло да придушить — вот, чего хотелось больше всего сейчас, но руки Тома оказались быстрее её действий. Он притянул её обратно и, перехватив за запястья, усадил к себе на колени. Грудью к груди, лицом к лицу, дабы как всегда гипнотизировать своей чёртовой магией. — Живо отпусти. — Я тебя почти не держу, — сладко и одновременно серьёзно. Бесило до шипения на языке. — Я не хочу тебя слушать. Ты не едешь и точка, а теперь!.. — Мы не используем магию дома, помни свои же правила, милая, — Том не бесился от слова совсем! Он скучающе моргнул один раз, второй и третий, из-за чего единственным шумом между ними стало её шумное дыхание. Крик царапал горло, оскорбления уже вертелись на языке и пускали слюни. Но его мрачный, даже слегка усталый вид заставлял краснеть и чувствовать себя слишком эмоциональным ребёнком. Страшно, насколько сила в его венах была огромной, раз могла заткнуть эмоции сразу их двоих. — Успокоилась? Лейла замолчала — показательно придавила нижнюю губу и устроила бойкот. — Как я обожаю моменты твоего ребячества, — уголок его губ приподнялся, и запястья завели за спину под рубашку. — Тогда очень чётко видится, как крестражи переменили моё состояние. Никакой бури в груди от твоего поведения, никакого красного лица. — Ты ещё о моём поведении заикнись. — В Японии есть делегация Тёмных волшебников, ходят слухи, что они обучены ментальной магии и очень брезгливы по отношению к маглам. То есть всё, что мне нужно. Хочу почерпнуть у них знаний и найти контакт. А ещё только в Японии растут некоторые ядовитые растения, которые обязательно пригодятся для обрядов и зелий, для прикрытия и защиты как психики, так и материальных вещей. В Европу такое не поставляют, а если и поставляют, даже мои уши не в праве до туда добраться. Но мне это надо — хочу, как дети хотят игрушек. Поэтому я поеду с тобой. — Ты должен был ехать работать в Россию, — не сдавала позиции Лейла, чувствуя его блуждающие по коже пальцы. Том пожурил губами. — Сейчас это необязательно. По округе уже разбрелась информация о моём нынешнем месте работы, алиби я обеспечен, не всем нужно знать, где порой я нахожусь. Колдовстворец подождёт — у меня ещё очень много времени для сферы преподавания. Вдруг и для них я буду слишком молод и… — На сколько ты едешь? — не размораживалась она, не моргая смотря в узорчатое лицо. — Неизвестно. Когда всё сделаю и там станет скучно, а здесь разрешится бой Грин-де-Вальда с Дамблдором… тогда и вернусь. — Зачем ты писал Нэо? — Вопросы когда-нибудь закончатся? — на выразительное молчание Том закатил глаза. — Чтобы тоже был готов к моему приезду. Точнее, что ты приедешь не одна. Я прочитал некоторые твои книги и был приятно удивлён видам магии, которые там изучают волшебники. В Колдовстворце языческая магия ведьм, в Дурмстранге идёт упор на соединение физической силы с мозгом, и в принципе интересное в Европе на этом заканчивается. Магия японцев строится на вере, на мыслях и спокойствии. — На медитации и познании духов, — поправила она, водя глазами по сторонам и анализируя ситуацию. — Именно. Приехать с такими навыками обратно в Европу будет эффектным стартом второй части моего пути к власти. — То есть?.. — Мне тоже интересна главная загадка Японии, хотя, вероятно, всего мира — всё-таки первая попытка обрести бессмертие наверняка для меня любопытна, не думаешь? Узнаю эту историю в деталях и не повторю ошибок Рэйдена, если это всё действительно не обман. Так что мы будем жить вместе. Слов для описания ощущений не находилось. Лейла впилась взглядом в воздух перед собой, пока жилистые руки не вынудили её упереться прямо в холодную грудь. — Im mad ulug*. — Та-ак, — протянул Том, слегка склонив голову. — Ты не разрешил мне поехать с тобой, а сам вмешался в моё одиночное задание. — Та-ак? — но, честно говоря, Лейла не могла ничего оспорить. Он правда ехал по своим делам, ни в коем случае не думая помогать ей или мешать. Жить вдвоём уже давно не было проблемой, а цель Том свою и правда исполнял: обучиться неизведанной магии и использовать её потайные ходы было лучше привычного ему взмаха палочки — летального, оттого и ужасного. Более того, она даже немного расслабилась. Узнать и увидеть всё на свете, выработать план до идеала — обычный и настоящий Том. Пусть. Пусть будет так. На секунду в груди вспыхнула яркая, до этого ни разу не загоравшаяся надежда, но при встрече с узкими зрачками та замкнулась снова. Не стоило думать об этом раньше времени. Главное, Лейла просто будет видеть все его действия и… собственно говоря, быть рядом, как и обещала. Просто обещание продлится дольше, и это, как ни странно, разводило по телу сладкий туман. — Но мы едем с разными целями. Так что делай что хочешь, — сухо добавила она и прочистила горло. — И раз ты укротила свой пыл и всё поняла, можем всё-таки ещё попасть на праздник и уехать позже… — Лейла фыркнула и пихнула его в грудь. — Не беси меня, дорогой, — он перехватил её руку и выдохнул. — Там можно услышать много чего интересного, меня там ждут. — Нам необязательно ехать вместе. Я днём раньше, ты — днём позже. Или приезжай даже через два дня, а может и три… — Чтобы ты успела сбежать чёрт знает куда? — холодно прохрипел Том, и вторая ладонь ударилась ему в грудь. Но Лейла была на полном серьёзе. — Нет, Марволо, это ведь правда отличный вариант, — она взвилась на его коленях, и спина выпрямилась от заворожившей идеи. — Давай признаем — это будет моя страна. Мой остров и все его тайны. И у меня цель не просто побродить по лесам с целью найти растение, ты ведь понимаешь. Мне нужно перестроиться, осмотреться — без твоей опеки. Ты закончишь дела и приедешь как раз к знакомству с школьным храмом. — Но… — Реддл, не наглей! Ты вообще должен сидеть и помалкивать здесь. Поездка моя, все приготовления мои, планы тоже, поэтому не смей!.. — А ты докажи, — раздалось наглое прямо над ухом, и его влажные губы впились в её. Выстроившаяся тирада развалилась на куски, и неизвестно когда, но они оказались в спальне. Лейла со злостью перевернулась, снова оказавшись сверху, и провела рукой по натянутым в пахе брюкам. Раздалось громкое шипение, и её рубашка разорванной полетела на пол. Свет по щелчку погас и скрыл выступивший на её губах оскал. Такую игру она любила, а обыграть себя не позволяла до последней секунды. Не собиралась и сейчас.

*

С самой искренней улыбкой Лейла коснулась пером обведённого числа на календаре в квартире и коротким взмахом перечеркнула его. Вчера поздним вечером был прощальный пир в пабе: с громким хором баса, с кружками пива на брудершафт и тихими пожеланиями на ухо, а уже сегодня утром тихий и совершенно спокойный завтрак с Томом. Самый тихий и обычный разговор о погоде, разве что такое они никогда не обсуждали. Глаза кругами блуждали по её первой квартире, детально запоминая и одновременно топя в воспоминаниях силуэты мебели, уши уже привычно слушали тиканье настенных часов, незаметно для самой Лейлы отсчитывая минуты. Три дня назад комнаты стали наполовину пусты, а вчера вечером — почти полностью, ведь Том тоже собирался ехать не без вещей. Однако вот, казалось бы, ситуация была ей совершенно ясна с самого начала проживания в этом мире, и сколько бы она не вторила об этом, не намекала прямым текстом мальчишке, тот словно отключал память именно в эти моменты. Он оставлял квартиру, выкупил её, чтобы больше никого сюда не заселили. Он не знал, насколько ехал, но всё равно знал, что вернётся. Но не один — Том на полном серьёзе сказал ей оставить ненужные в поездке учебники, наряды и письма здесь. Поскольку все волшебники ходили там в кимоно, брать с собой десяток платьев было бессмысленно по его мнению, и то же касалось его одежды. Он хотел оставить здесь почти всё как есть, создать видимость живости и по возвращению всё быстро вспомнить. И впервые за всё время Лейла не хотела поднимать эту тему снова, как бы Том, не осознав всю серьёзность её слов, не запер её где-нибудь в Малфой Мэноре, чтобы она никуда не уехала. Потому что она не вернётся. Не то, что желания, не было возможности это сделать, и Лейла понимала это уже давно. Было раннее утро, когда возле порога с приоткрытой дверью воцарилось слегка неловкое молчание. Открытое окно никак не портило идиллию: все ещё спали. — Я всё ещё могу… — Лейла с улыбкой накрыла губы Тома своими и сложила руки на жёсткой груди. После чего отряхнулась, перепроверив билет на поезд, и как можно мягче шепнула: — Не думай, что я так слаба в ориентации. Уж с обычным поездом я как-нибудь разберусь. — Я очень на это надеялся. Не хотел, чтобы ты меня позорила. На несколько часов голову забили щелчки аппарации, а живот — неприятными болями от побочных эффектов. В нынешние дни не только это останавливало магов от перемещений: тело могло с лёгкостью разорвать на части от тяги защиты стран, а то и городов. В некоторых Трансгрессия была запрещена, где-то без пропуска на границу не попасть, но зачастую на кости действовала даже обычная защита непримечательных мест. Все хотели защититься и обойти смерть спиной. Пришлось усложнить путь и из-за возможной слежки за перемещениями англичан: яркий Косой переулок сменился пустынной окраиной Лондона. Хвойный лес сменился остановкой волшебников в Беларуси — весьма укромном и угрюмом уголке с поломанными скамейками, после чего размытое сознание повидало, услышало шумную московскую магическую общину и наконец-то оказалось на перроне Красноярска. Россия… оказалась огромной и душераздирающей в прямом смысле — именно в перемещении на её территории чувствовалась сильная магия, дробящая мысли на части. Словно эта страна и её волшебные широты корнями ушли так далеко от границ, впились в свою землю так глубоко, крепко, что уже стали питаться чужими силами и энергией. Чёрная магия в чистом виде, но они прикрыли её существо расшитой узорами занавесью. Это…впечатляло, хотя бы потому что Лейле хотелось остаться там подольше. Но поезд магов нёсся по прямой дороге, пересекая деревни с бегающими возле рельс детьми, огромные заросшие поля и даже болотистые леса с выглядывающими ночью из-за деревьев существами, и все виды были размыты скоростью. Остановки происходили как в горах среди слепящего в окна солнца, так и в гуще заросших лесов, где, удивительно, но были проложены рельсы. Природа была задействована в их перемещении наисильнейшей маскировкой — поезд ехал самыми короткими путями, и маглы бы уж точно позавидовали. Лейле попалась очаровательная соседка: пожилая русская дама, учившаяся в Колдовстворце. С ней она коротала два дня в поезде, её истории о русской школе слушала и только с ней позволяла эмоциям выступать на лице. Колдунья с гордостью и явным наслаждением силилась рассказать ей о проходивших у окна местах, посвятить в историю, а Лейле было только в радость. Кто бы мог предсказать, что она когда-то сможет путешествовать без погони на хвосте, что сможет понимать людей и говорить с ними — спокойно, долго и с удовольствием, о самых житейских делах. Деревня Аян, а точнее село, как называли его русские, встретила холодом морских волн и тишиной. Небольшой порт был заслонён горами, вдоль берега виднелись деревянные избы, а люди, проходившие навстречу, кутались в шубы. Время шло и стремительно приближалось к восьми вечера. От остановки пришлось идти дальше, через маглов, через льдины и в горы. Нэо сказал держаться берега, и Лейла отлично с этим справлялась — мысли начали снова заводить её как куклу и теперь глаза не могли сосредоточиться ни на чём кроме правильности пути. Ногти царапали кожу, с губ слетали отрывистые вздохи, и неизвестно, от чешущего дыхательные пути холодного воздуха или волнения. Примут ли её в совершенно новом окружении? Нога зацепилась за камень, и Лейла покачнулась, засунув руки в карманы. Страна ведь в прямом смысле святая, самая светлая по всем историям и законам. Разве там будет место для особы с убийственной вещью на талии? И есть ли смысл этому всему вовсе? Если уже поздно и всё Средиземье давно умерло, оставив перчатки власти Саурону?.. В сознании послышался тонкий свист, и Лейла дёрнулась, резко поднимая голову на цветастое пятно в нескольких метрах от неё. Огромный буревестник в огненном оперении вытянул морду из воды, и его яркие жёлтые глаза устремились прямо на Лейлу. Рыба подпрыгнула, скользнув ему в клюв, и лежавшее на земле тело вмиг расправилось, оперение на плечах и хвосте быстро взъерошилось, словно птица прихорашивалась. — Какой красавец, — протянула она шёпотом, расплываясь в улыбке и склоняя голову. На нём были чары: птицы эти, волшебные сами по себе, были очень умными и догадливыми существами, но для надёжности маги предпочитали заколдовывать их для особо больших дистанций или перевозки незнакомцев, чей дух им непривычен. Она вытянула руку вперёд: буревестник, перемявшись с лапы на лапу, аккуратно подошёл ближе и вжался клювом в ладонь. Его дыхание защекотало вены, Лейла тихо посмеялась и встретилась с ним взглядом. «Подопечную бога и хозяйку природы нельзя ни с кем путать. Наши жизни связаны тонкими, но крепкими нитями», — раздался певчий голос с высокими, ломающимися нотами. Облака расстелились покрывалом в каких-то метрах от головы, хотя всё это было иллюзией зрения — но одно оставалось правдой, они летели высоко над морями, слушая шум вод и свистящий ветер. Чары согревали, тепло тела под грудью тоже, но пёстрые крылья всё равно скрывали её от ветра и всех невзгод. Не было нужды крепко держался за перья, буревестник летел прямо и быстро, и слава Мерлину: Лейла подложила свои вещи под щёку, и, когда стемнело, провалилась в сон. Том доберётся другим путём, ибо сила его, как и сталь в груди, были больше её, что не мешало ему сделать больше прыжков Трансгрессии и «не жаться в купе с неизвестно кем». Она же жалела ровно ни о чём из своего долгого пути, ведь, можно сказать, проехала всю Европу — хоть и только по тонкой горизонтали. Когда окончательно стемнело, когда тело затекло, а буревестнику следовало немного отдохнуть, сонные глаза вмиг разлиплись, и сердце пропустило удар. Губы из-за приоткрывшегося рта пересохли сразу, только они стали снижаться на самой близкой японской земле, на северном её краю, вспомнились все рассказы Нэо. Берег правда был заполнен рыбацкими сетями, длинные самодельные плоты плыли обратно домой. Была уже глубокая ночь, на окраине острова стояла тишина, но линии Торо светильников, созданных из одного лишь камня и дерева, продолжали освещать дороги в храмы и святилища. Лейле пришлось закрыть глаза и слегка поторопить умывающего буревестника, дабы не искушаться желанием задержаться. До конечной точки путешествия ещё следовало пролететь вдоль всего острова: от такой мысли невольно даже вырвался тяжкий вздох. Этот мир поделился на ещё две части — то, куда она попала, было снова совершенно новым и непредсказуемым. Главное было не считать часы. Время только тяготило все переживания и страхи, а их, скрывать наедине с собой бессмысленно, было очень и очень много.