Кодекс моды для одиноких (Любовь - это модно 1)

Ю Ми застыла в растерянности. На самом деле это было не сложно, она могла предоставить ему множество разных версий. Раньше, когда она не хотела, чтобы мужчина за ней ухаживал, она могла ясно сказать: «А ничего, что я связана с бандой?» Почему она не могла сказать это, глядя ему в глаза? Потому что… он был слишком хороший. Ей не хотелось, чтобы он, так же как и все её прежние мужчины, испугался и исчез, только его и видели. — Мне нравится быть одной, — наконец, выдвинула она аргумент, в который, честно говоря, сама слабо верила. Шан Сингер тоже не поверил и усмехнулся: — Мне тоже нравится одиночество, быть одному намного приятнее. Я одно время даже подумывал, не завести ли мне собаку, вместо всех этих романтичных отношений. Но к моему большому несчастью, я встретил тебя, и что мне теперь с этим делать?! Ю Ми молчала. Каждое его слово вбивалось, как кол, в её сердце, и она начала чувствовать себя чудовищной преступницей, которой нет прощения. Они похожи, они оба любят одиночество, но на самом деле она боялась пустоты в освободившейся постели, которая неизбежно наступит после того, как однажды заполнивший её человек вновь покинет её. Она не заводила собаку, потому что рядом с ней много лет был плюшевый мишка, и она вполне была им довольна, полагая, что этого достаточно. Ей было приятнее оставаться одной, но она тоже встретила его. И теперь ей уже не хотелось быть одинокой. — Если ты считаешь, что мы встретились к несчастью, почему бы нам не продолжить наслаждаться одиночеством? «Ебать!» — Да, если так рассуждать, то одиночество — это просто верх счастья, никто не интересуется, куда ты пошёл, и ты можешь идти, куда хочешь, а хочешь — можешь работать сверхурочно до полуночи. Когда я запускаю одновременно несколько торговых точек, мне не нужно беспокоиться, что кто-то ждёт меня. Я сам себе готовлю, разбрасываю вещи и ем, что хочу, не спрашивая чужих советов. Да, одиночество — это классно! Он говорил о личном, наболевшем, а Ю Ми было смешно. Он посмотрел на неё и чертыхнулся про себя, «что за дерьмо, я тут перед ней душу выворачиваю, а ей смешно?» — Когда я возвращаюсь домой, меня встречают пустые стены, меня ждёт большая пустая кровать, которую никто не согрел. Мне не хочется смотреть кино в одиночку, но ни у кого из моих друзей не находится времени, чтобы посмотреть со мной вместе. Я люблю вкусно поесть, но мне не с кем разделить еду, и я жую её в одиночестве, как безвкусный воск. А главное, если бы мне никто не нравился, я бы спокойно наслаждался одиночеством и дальше, но мне понравилась ты. Что бы я ни делал, я всё время думаю о тебе, ты не отпускаешь меня даже во сне — ты знаешь, ка-кое опустошение я чувствую, когда просыпаюсь? — Так я для тебя просто тема для эротических снов?! — возмутилась Ю Ми. Шан Сингер покраснел: — Нет, ну что ты, мне снятся только поцелуи! «Да неужели!» — Значит, говоришь, я тебе очень нравлюсь… Ю Ми снова начала смеяться, но на этот раз смех был злым. То, что он не скрывал, что влюбился, оказалось делом заразным, его откровенность передалась ей. Она вдруг почувствовала, что ей не нужно опасаться того, что станет ему отвратительна. Она не хотела причинять боль явно влюблённому в неё человеку только ради того, чтобы уберечь от боли себя. Иначе они так никуда не продвинутся. — Пойдём, — пригласила Ю Ми. Они вошли в магазин. Ю Ми закрыла дверь и опустила жалюзи, маленький магазинчик превратился в клетку, где были заперты они вдвоём. Наверно, так выразилось её подсознательное желание удержать его. Она повернулась к нему и неожиданно потянула вверх подол футболки, раздеваясь. Шан Сингер вытаращил глаза, «Вот это ход конём». — Что… что ты делаешь? Не отвечая, она сняла футболку и отбросила её в сторону. Белоснежная грудь пряталась под чашечками тёмно-синего бюстгальтера. «Если решила раздеться, почему бы не снять с себя всё?» — эта грязная мысль пронеслась через мозг Шан Сингера, прежде чем он увидел большую татуировку на её плоском белом животе. Рисунок представлял собой совершенно чёрную, длинную ветку терновника, покрытую шипами, она стелилась по животу и уползала вниз, под джинсы. Он прищурился и присмотрелся внимательнее: терновая ветвь следовала по старому шраму, покрывая его. След от ножевого ранения. Он оцепенел. Поняв, что он увидел всё, что нужно, Ю Ми снова оделась и без всяких предисловий просто сказала: — Когда мне было пятнадцать лет, я состояла в банде. Глаза Шан Сингера стали ещё больше. Это не самое прекрасное прошлое, но без этого этапа в своей жизни она не стала бы тем, что есть… Ю Ми всегда так говорила себе, чтобы заглушить чувство непреходящего унижения в душе́. Она села и устремила на него пытливый взгляд серых глаз: — Тебе интересно? Он вздохнул: — Прежде, чем ты расскажешь, я хочу знать, почему ты хочешь рассказать это мне? У каждого человека есть более или менее славное прошлое. Большинство стараются сохранять его в тайне, скрывая порою до гробовой доски, но с ней было иначе. Каждый день, глядя на своё отражение в зеркале, она как будто снова и снова смотрела на то, что когда-то совершила. Вполне возможно, что выслушав её рассказ, он уйдёт и никогда не вернётся, и всё-таки она хотела рассказать ему, потому что… — Мне кажется, ты мне нравишься. «Поэтому я не хочу обманывать тебя». Что такое в самый чёрный час своей жизни увидеть проблеск надежды, что такое выжить в самой отчаянной ситуации — теперь Шан Сингер знал, что это значит. — Я думал… ты хочешь отпугнуть меня. Если бы она захотела признаться только из этих соображений, он бы наверно обиделся. Но сейчас он был счастлив: — Так я тебе нравлюсь, и ты хочешь встречаться со мной? «Как быстро скачут твои выводы!» — Только если ты дослушаешь до конца и сочтёшь, что это не имеет значения. И она приступила к откровениям. Он притягивал её, это чистая правда. И Ю Юй была права, говоря, что это не иллюзия. Она не из тех людей, что боятся одиночества, иначе она не прожила бы столько лет одна, но его появление заставило её почувствовать в полной мере, что это такое — быть одинокой. Наверное, уже тогда, когда он обнял её в кладовке у Хай-гэ, она ощутила это притяжение, но специально убеждала себя, не позволяла понять, не признаваясь себе… что влюбилась. Потому что в глубине души ужасно боялась его пренебрежения, боялась… что опять потеряет такое необходимое ей тепло. Что она будет не нужна ему. Совсем как в детстве: она была не нужна своей матери, не нужна дяде; если самым близким в жизни людям было наплевать на неё, что же говорить о посторонних? — Я должна рассказать тебе. — Подожди. Шан Сингер поднял руку, останавливая её. Ничего не понимая, Ю Ми за-хлопала глазами, а он пояснил: — Ты расскажешь, но только в другом месте. — OK, и куда мы пойдём? — Ко мне домой. …… Поздно вечером она была у Шан Сингера. Она совсем иначе представляла себе его дом… Очень простая, типично холостяцкая квартира, без всякого специального дизайна, обставленная простенько, но со вкусом. На тёмно-синем бархатном диване было очень удобно сидеть. Он жил один, не держал ни кошки, ни собаки, но зато собрал немаленькую коллекцию моделей куклы Melody. Это очаровательное хобби сразу сделало ей хорошее настроение. Приятно было узнать о нём немного больше. (В примечании под главой на видео показана кукла Melody). Непьющий Шан Сингер не держал дома алкоголь, в холодильнике была только кока-кола. Потягивая напиток, Ю Ми приступила к рассказу о своих похождениях в банде, в том числе и ещё об одной вещи, которая всегда терзала ей сердце и не давала покоя… Она рассказывала, как, попав в криминальную среду, выяснила, что в этом мире царит закон джунглей, где слабый становится пищей для более сильного. На первый взгляд все были как братья, а на самом деле каждый ждал удобного случая, чтобы занять место главаря. В то время Лан Хай проявил к ней большое участие, чем подкупил её и завоевал её преданность. В тот год Лан Хая подставил один из младших братков, и она тоже попала под раздачу. В памяти сохранилась жуткая резня, Хай-гэ ножом располосовали руку до самой кости, а ей почти вспороли живот, была большая кровопотеря и кома. После того как подоспела полиция, Хай-гэ оказался в полицейском участке, а потом в тюрьме, а её выставили, как случайную прохожую, оказавшуюся на месте разборки, которую защищал Лан Хай. У неё не хватило смелости признаться, что она заодно с бандитами. Она оказалась настолько подлой, что принимала расположение и по-мощь от других, но ничем не отблагодарила. Ю Ми ненавидела себя. Ей снова было некуда идти, и она вернулась в интернат. Теперь она все силы отдавала учёбе и вскоре поступила на вечернее отделение университета, на факультет иностранных языков. Сдав вступительные экзамены, в во-семнадцать лет она сделала себе татуировку: в глубине терновых ветвей, среди шипов цветок розы. Как напоминание о том, что она прошла через тернии. И одновременно как будто говорила себе, что боль пройдёт, и дни цветения обязательно наступят. Прямо сейчас… Она немного робела, вспоминая, как реагировали прежде на её рассказ те мужчины, которые тоже говорили, что она им нравится. Она подняла потемневшие глаза на Шан Сингера, не зная, какого выражения чувств ожидать от него, но от увиденного вскрикнула в испуге: — Боже, что с тобой? Такой реакции она точно не ожидала. С красным носом, мокрыми глаза-ми, только что не всхлипывающий в голос, он показался таким жалким… или милым? Она растерялась, так вдруг захотелось обнять его крепко-крепко! — Ты так расстроился? Почему она считала этого мужчину бесчувственным? Шан Сингер вытащил бумажный носовой платок и высморкался. Ужас какой-то, в такой момент он должен проявить мужество, показать себя сильным мужчиной, заключить эту хрупкую женщину в свои крепкие объятия и сказать: «успокойся, моя маленькая, это всё такие пустяки». Но на самом деле он испытывал досаду из-за того, что ничего не может изменить. Он действительно заслуживает порки. Постыдная правда была такова, что он с детства до жути боялся смотреть такие фильмы, как «Дракон и верная собака», «За три тысячи миль на поиски матери» и тому подобные душещипательные истории, каждый раз это были ручьи слёз и море соплей. Вот и сейчас, оглушительный звук его сморкания, от которого Ю Ми даже закрыла уши, казалось, потряс небеса, уничтожая на корню всю трогательную атмосферу. («Дракон и верная собака» — аниме по мотивам сказки английской писательницы Вейда, с очень трагичным содержанием: изгнанный хозяином пёс и бедный мальчик, мечтающий стать художником, в конце мечты не сбываются, все умирают… «За три тысячи миль на поиски матери» — также аниме по мотивам повести итальянского писателя Эдмундо де Амичиса «Воспитание любви», тоже очень грустная история: 13-летний итальянский мальчик Марко отправляется на самостоятельные поиски матери, уехавшей на работу в Аргентину и находит её больной, прикованной к постели…). Щёки Шан Сингера горели, он негодовал на себя, как же некстати он расчувствовался! Он громко прокашлялся: — Признаюсь, я иногда бываю слишком чувствителен, обычно такие мужчины, как я, бывают очень отзывчивыми, ласковыми и… — Белыми и пушистыми? — Да, белыми и пушистыми, — по инерции согласился Шан Сингер и сразу возмутился, осознав, что только что сдал себя с потрохами, — Нет, я не такой! — Да неужели? — Ю Ми иронично подняла брови, — Но я слышала от Ю Юй, что с тобой ужасно сложно иметь дело. «Чёрт бы побрал эту женщину! Я точно урежу объём рекламы у «Flawless»!» Шан Сингер изо всех сил сдерживал растущее возмущение: — Мне кажется, это ошибочное впечатление. Я просто очень серьезно отношусь к своей работе и неизбежно обращаю большое внимание на отзывы всех сторон. Ты сама знаешь, насколько для меня важно создание имиджа брэнда в Тайване… — А-а, так вот почему ты злишься, это из-за того, что я обещала поцеловать кого-то в задницу? «Значит, он считает, что пришло время рассчитаться за всё?» Рот Шан Сингера судорожно дёрнулся, он вдруг вспомнил своё тогдашнее состояние и как он непристойно выразился тогда в комментариях. Теперь он раскаивался и искренне полагал, что его последний судный день не за горами. — На самом деле, я тогда сразу влюбился в тебя и надеялся, что та задница, которую ты поцелуешь, будет моей… «Неужели опять разрыв!» — Кхм-кхм… — покашляла Ю Ми, — Оказывается, для прославленного PR-менеджера «Carlo Romano» господина Шан Сингера заставлять женщин целовать его в задницу… это типа хобби? Шан Сингер поник. — Хорошо, я признаю́, я тогда был немного на эмоциях… Я ругал тебя, прости, но я делал то, что должен, это моя работа. Это его профессия, его для этого и наняли, никаких компромиссов, и точка. И с Ю Ми точно так же. — Ладно, но если вы будете продолжать выдавать безвкусицу, я всё равно буду вас критиковать. «%#$&*%» — целый вихрь самых замысловатых ругательств пронёсся в голове Шан Сингера. — Хорошо, критикуй… Но разве нельзя чуть сбавить обороты? Иначе у него снова будет головная боль от её статей. Он был первоклассным мастером переговоров, но Ю Ми видела, что сейчас он просто смиренно просит о небольших уступках. — Возможно. Если только ты не пожелаешь, чтобы я в своём блоге открыто заявила, что поскольку мы с тобой вместе, то ради мира между влюблёнными, я высказываюсь о брэнде «Carlo Romano»… хм… более сдержанно. Шан Сингер округлил глаза, пытаясь осмыслить, что она только что сказала… — Погоди, ты имеешь в виду, что мы… это… «Она согласилась?!» Ю Ми улыбнулась при виде его неприкрытого восторга и неожиданно поднялась и со всей серьёзностью поклонилась ему: — Если только ты не побрезгуешь мной. Удушливое напряжение, витавшее в воздухе, наконец, рассеялось. Он терпеть не мог плакать, но из-за неё прослезился. Она невольно дрожала, надеясь, что тернии, через которые ей довелось пройти, теперь, омытые его слезами, больше не будут причинять ей боль. Она немного колебалась, догадываясь, что он, по всей вероятности, вырос в прекрасной семье, поэтому он так сочувствовал ей. От него исходило такое сияние, что слепило глаза, ей было страшно, что под этим светом она вновь почувствует отвращение к себе. — Если серьёзно, ты настолько хорош, что я не осмелюсь быть с тобой. Шан Сингер потёр щёки: — Я тебе говорил, что ты слишком много думаешь? — Что? Редко можно было увидеть Ю Ми в таком изумлении. Шан Сингер прочистил горло, как будто в его руках наконец появился микрофон: — Честно скажу, для меня не имеет значения, что ты когда-то состояла в банде, ведь сейчас ты являешься добропорядочным гражданином, не так ли? Что касается твоего происхождения, ты ведь не выбирала себе семью, я знаю очень много примеров неполных семей, в банды многие парни идут просто не видя для себя иного будущего. Большинство тех, кто осуждал Хай-гэ, ведь и к тебе были не слишком добры? В этом месте он испугался, что лопнет от ревности, эта кислота разъедала его внутренности! (Кислота — синоним ревности). — Да, мне бывает страшно, когда я слышу, что вот этот X или тот Y вращались в преступном мире, и мне хочется держаться от них подальше, но я по природе человек с широкой душой, кроме того, я многое повидал и достаточно информирован. Тебе крупно повезло, что ты меня встретила, ты должна радоваться, что твоя мечта сбылась. Видишь, как Бог хочет дать тебе компенсацию, тебе надо быстренько его отблагодарить… Эй? Ты чего? Нежность и ласка набросились на Шан Сингера и отсекли за ненадобностью оставшиеся непроизнесёнными сто-пятьсот лишних слов, Ю Ми обняла его, обвив руками за шею, и прижалась с отчаянием котёнка, ищущего защиты в сильных объятиях. «Как приятно! Чертовски приятно!» Он именно этого и ждал! И дождался, растроганная женщина бросилась в его объятия и прильнула к широкой груди, как льнёт морская волна к величественному утёсу. «Если ты хочешь поплакать, плачь в моих объятиях, любимая…» (Слова из песни, клип и слова в примечании под главой). — Ты очень болтливый. Три простых слова разбили вдребезги все нежные фантазии Шан Сингера. Он так долго обхаживал эту женщину, а она обняла его только затем, чтобы заткнуть фонтан его красноречия?! Однако, даже под таким предлогом весьма неплохо узнать вкус её нежности, и он согласился: — Хорошо, я болтливый, я очень болтливый, я самый-самый болтливый, только пожалуйста, обнимай меня! «А ещё лучше, сделай мне искусственное дыхание и заткни рот поцелуем!» Ю Ми засмеялась, разве можно не понять, о чём он думает? Но она не пошевелилась, продолжая держаться за него, и чувствовала, как его свет льётся над ней, согревает её так хорошо, что к глазам подкатывают горячие слёзы и покалывают веки, просясь наружу. Когда она накалывала татуировку, ей было больно, но она не издала ни звука, пол слезинки не пролила, а в этот момент ласки и нежности её пронизала такая боль, что она… невольно расплакалась. И внезапно поняла, что в её прошлой боли был смысл. Именно эта боль создала из неё ту женщину, которую он полюбил. Сейчас эта боль избавляла её от тех терний, а его терпение и принятие пролились целебным бальзамом на её раны, это исцеление отзывалось покалыванием в глазах и проливалось слезами, но теперь она знала, что у неё есть тот, кто сотрёт их. Шан Сингер больше не произносил пафосных речей, просто позволил ей обнимать себя и чувствовал, как его охватывает раздирающее душу желание плакать. Это возмутительно, но именно сейчас, когда он должен показать свою мужественность, ему тоже хотелось плакать, хотя плакать категорически нельзя! Почувствовав его дрожь, Ю Ми подняла на него мокрые глаза, но он только крепче прижал её к себе. Ей показалось, что он сердится. — Что с тобой?! — испуганно спросила она. — Ничего… Я… так… Его покрасневшие, полубезумные глаза застилали слёзы, нос заложило, горло болело. Ю Ми всё поняла, вытащила салфетку и протянула ему. — Если хочешь плакать — плачь, зачем ты терпишь? — Я мужчина! Я не плачу! Ю Ми улыбнулась и вытерла слёзы себе и ему, и сразу поцеловала с таким сладким трепетом, которого в себе даже не подозревала: — Знаешь, кто ты? Ты — супермэн. Даже если ты сладкоежка и не умеешь пить, пусть у тебя мелочная душонка и глаза на мокром месте, пусть ты споришь, как ребёнок, на пустом месте — всё равно, ты Супермэн. «Вот дерьмо! Почему всё перечисленное совсем не похоже на достоинства?» — Да, я люблю сладкое и не умею пить, признаю́, но почему ты считаешь, что у меня мелочная душонка и что я спорю, как ребёнок? Что касается «глаз на мокром месте», то он скорее умрёт, но не согласится. — О, значит, великодушный, зрелый и не спорящий по пустякам господин Шан Сингер, сейчас готов оспорить мою мимолётную оговорку? Шан Сингеру пришлось проглотить горькую пилюлю, эта жестокая Ю Ми выкопала для него красивую яму, где он мог только страдальчески улыбаться: — OK, OK, пусть так, ты на минутку оговорилась, верно? Душа великого человека должна быть широка, как море, я не спорю, конечно, не спорю. Он зло стискивал зубы, а Ю Ми смеялась. Да, всё, что она сказала, правда, он сладкоежка и не умеет пить, у него мелочная душонка и он плаксивый, как ребёнок, ещё и спорит по пустякам, но что делать с его злостью? Могли ли эти качества быть всего лишь притворством?