Выдыхай

— Вот уж не подумала бы, что такая милая девочка может увлекаться таким серьезным видом спорта, — Мама покачала головой с широкой улыбкой на ее лице, перемешивая в миске салат. Казалось, что они с Петровой сразу же нашли общий язык и непереставая болтали с того самого момента, как мы втроем начали готовить еду для стола. Изначально, мама планировала делать это сама, но Настя настояла, чтобы мы помогли ей и, черт возьми, я не понимаю что у этой девчонки на уме. Всего неделю назад она разбивала зеркало в актовом зале моей головой, а сейчас смеется над какими-то историями с моей мамой на нашей кухне. Вот уж не поверила бы я, если бы кто-то рассказал мне об этом пару дней назад. Да и сейчас мне не особо верится, поэтому я максимально старалась не подавать голос и молча чистила картофель, создавая вид бурной деятельности. Я не понимаю, зачем Петрова пошла за мной и почему сделала вид, что мы подруги. Это все кажется сюрреалистичным, потому что ну не вяжется в моей голове образ Петрухи, которая держит в страхе всю школу с этой девушкой, которую я вижу на своей кухне, нарезающую огурцы и рассказывающую о боях ММА так, будто бы это какой-то безобидный школьный кружок. Она действительно говорит об этом моей маме так, словно это чуть серьезнее футбола. — Это только кажется чем-то страшным и жестоким, а на самом деле это просто связки отточенных ударов и умение предугадать действия соперника, — Она улыбается и прячет обратно за ухо выпавшую прядь волос. — Родители, наверное, боятся за тебя? Я бы с ума сошла, если бы Миланка выбрала такой вид спорта, — Мама бросила на меня мимолетный взгляд и затем продолжила готовку. — Ну, — Она вздохнула, прекращая нарезать овощи, — Мама у меня не самая сентиментальная женщина, а папа очень занят работой, поэтому времени для переживаний у них нет. Я закончила с последней картофелиной и, кажется, маме было очень неловко за заданный вопрос, и я решила исправить положение, обратив на себя внимание. — Я все почистила, — Но я переоценила свои силы, и когда все начало валиться из моих рук, я схватила кастрюлю с картошкой, а нож крепко зажался между рукояткой и моей ладонью, разрезая тонкую кожу. Резкое ощущение жжения пронзило мою руку, и я в тот же момент отставила кастрюлю на стол, оставляя капли крови на скатерти. — Милана, боже, — Мама отставила миску с салатом, перехватывая мою руку в свою, — Пойдем промывать, быстрее. Она подставила мою ладонь под поток холодной воды из крана, и рана начала неприятно саднить, ровно в том месте, где неделю назад застрял осколок от зеркала. Я краем глаза заметила Петрову, которая стояла за моим плечом. — Ну как же ты так, только зажила рана, и ты снова на те же грабли, — приговаривает мама, выискивая в ящиках салфетки, и я невольно перевожу взгляд на Настю, которая опускает взгляд в пол, но тут же перевод его на меня, одними губами произнося «прости». Я улыбаюсь уголками губ, давая ей понять что все хорошо. — Я слишком неуклюжая для готовки, — я бубню себе под нос, когда мама начинает промакивать мою рану бумажными салфетками, а Петрова закатывать рукав моей водолазки. — Ты в принципе неуклюжая, — тихо делает вывод Настя, и я поворачиваю на нее голову, шутливо закатывая глаза. — Вот так точно, — Мама усмехается, качая головой, — Я сейчас принесу коагулянт, прижмешь ей ранку салфетками? — Она обратилась к Петровой, и та покачала головой, перехватывая мою руку и аккуратно сжимая ее, чтобы остановить кровь. Я не решаюсь первая разрушить тишину, поэтому я молча стою, рассматривая собственную руку, все еще покрытую мелкими ранками от осколков зеркала. Неприятные воспоминания всплывают в памяти и я, кажется, морщусь от осознания, что человек, который так поступил со мной, сейчас просто стоит на моей кухне, сжимая мою руку, и я даже предположить не могу, чем закончится этот вечер. Может это все — фарс, и она здесь, только чтобы поиздеваться надо мной, ведь они все живут в хороших районах Москвы и могут позволить себе многое, а я полгода назад не могла даже сходить в кино, потому что все деньги уходили на еду и мое лечение. — У тебя классная мама, — наконец произносит одноклассница, не отрывая взгляда от моей ладони, на которой она промакивает кровь. — Почему ты здесь? Мы ведь даже не знакомые, и имя мое ты узнала, только потому что мама назвала меня по имени, — Я тихо спрашиваю, все-таки заставляя ее посмотреть на меня, и вижу в ее глазах, насколько она не хотела, чтобы я задавала ей этот вопрос. — Потому что ты хороший человек, а я вела себя, как скотина, — Тихо усмехаюсь от ее расплывчатого ответа, — И я знаю, через что ты проходишь. — В каком смысле? — Моя усмешка сошла с лица, и я буквально уставилась на лицо Петровой, пытаясь отыскать ответ хоть в чем-то, будь то ее глаза или мимика, но ничего — она умеет ставить будто бы барьер, который скрывает каждую ее эмоцию. И лишь желваки на ее скулах напряжены. От моего вопроса Петрову спасает вошедшая на кухню мама, с лекарствами и бинтами в руках. И я почти физически ощущаю, как накалился воздух в помещении, будто бы температура повысилась градусов на десять. — Так, ты теперь к острым предметам не подходишь, — Мама шутливо грозит мне пальцем, и я натягиваю на лицо улыбку, слабо кивая головой, — Девчонки, я тут уже сама закончу, идите отдохните, а я вам чуть позже обед в комнату принесу. Нет, твою мать, только не это. Петрова, прошу тебя, просто скажи, что тебе нужно домой или на тренировку или... Черт тебя подери, что угодно скажи! Я стояла, как вкопанная, мысленно молясь всем богам, чтобы они избавили меня от этого ненужного и неловкого разговора с одноклассницей, но у них, видимо, были другие планы. — Хорошо, — Она пожимает плечами, бросая на меня взгляд и выжидая, пока я пройду вперед, чтобы указать дорогу до моей комнаты. Будто бы у нас их тут много. Половицы негромко скрипят под ногами, пока я иду по короткому коридору, не оборачиваясь, но отчетливо слыша твердые шаги за моей спиной. Я поворачиваю ручку и распахиваю дверь, не поднимая взгляд с пола. А эту чертову картину с деревенским пейзажем стоило бы выбросить, но я почему-то оттягивала этот момент. Петрова равнодушно осматривает мою комнату, останавливая взгляд лишь на стопке рисунков на рабочем столе, но она ничего не спрашивает. Я стою в стороне и боковым зрением слежу за каждым ее движением, даже за тем, на что она обращает внимание. Я уселась на кресло, подобрав под себя ноги, и сделала вид, что я чем-то занята, листая ленту в соцсетях. Меня просто разрывало это чувство неловкости изнутри, Петрова же выглядела абсолютно расслабленной, она плюхнулась на мой диван, закинув одну ногу на другую. — Так и будем молчать? — Она спрашивает, глядя на мою плюшевую игрушку, которую она вертела в руках. — Что ты имела ввиду, когда сказала, что знаешь, через что я прохожу? — Я собираюсь с духом и произношу это чертово предложение без единой запинки. — Бля, ну ты серьезно? — Она вздыхает, прикрывая глаза, — Просто знай, что я понимаю, насколько эта вся херня с диабетом — сложная штука, — Она так и не поднимает на меня свой взгляд, полностью сфокусировавшись на моем плюшевом ежике. — У меня папа умер от диабета, — Я не знаю, почему это слетело с моего языка, но она наконец-то подняла на меня свои глаза. Я видела, что она хочет задать много вопросов, но терпеливо ждет, пока я расскажу сама, — У него случился приступ, когда он был на работе, и никого рядом не было, — Теперь настала моя очередь смотреть в пол и чувствовать на себе прожигающий взгляд. — Пиздец, — Произносит на выдохе, на секуенду отводя взгляд и возвращая его на меня, — Мне жаль, правда, — Я киваю, грустно улыбаясь, и краем глаза замечаю, что она хочет сказать что-то еще, поэтому молчу, давая Насте время собраться с мыслями, — У меня брат умер от приступа. Я даже не знаю, с чем это сравнить, с ведром холодной воды или с обухом по голове, но я невольно громко сглотнула, вжимаясь в спинку кресла. И я даже представить не могла, что увижу саму Петрову, нервно сжимающую плюшевого ежика, когда она рассказывает страшные моменты ее прошлого. Это сон? — Ему 16 лет было, он на два года старше меня, — Я не знаю, посмотрим ли мы в глаза друг другу сегодня, но сейчас снова моя очередь неотрывая взгляд наблюдать за ней, пока она смотрит в пол, — Родители, как обычно, были на работе, а мы с ним поссорились. Я ушла в тот день на тренировку и очень много лишнего ему сказала. — Я соболезную, такие молодые не должны умирать, — Я тихо говорю, когда пауза затягивается, — Можно задать вопрос? — Задавай, — Немного отрешенный голос Насти разносится по комнате, и я прикусываю губу, мысленно формулируя предложение. И молчу ровно до тех пор, пока она не поднимает на меня глаза. — Умеешь играть в Монополию? — Я спрашиваю с легкой улыбкой, наблюдая за слегка озадаченным видом одноклассницы, который быстро сменяется усмешкой и кивком.

***

POV Настя

Вечер 19:02

Бросаю спортивную сумку на пол, и она с грохотом приземляется, ударяясь о железные ножки лавки. Специфический запах раздевалки ударяет в нос, и я скидываю с себя толстовку, натягивая спортивный топ и кофту, потому что зал едвал ли отапливается. Мышцы все еще неприятно ноют после вчерашней тренировки, а сустав в колене подозрительно щелкает и болит, но я умело игнорирую такие вещи годами. Я не помню и дня, чтобы я не испытывала физическую боль от спорта. Тренировка началась две минуты назад, но ебет ли это меня? Я перематываю кисти бинтами, а моя кровь словно гоняет по венам всю ту злость, что находится внутри меня. Металлическая дверь хлопает где-то за шкафчиками, но я не обращаю внимания, продолжая спокойно заматывать пальцы. На лавочку рядом со мной падает спортивная сумка, и я краем глаза замечаю Романову, которая устало садится рядом. — Здарова, ты че не пришла сегодня? — Она спрашивает, снимая свою куртку. Я чуть медлю, обдумывая свой ответ и натягивая перчатки на руки. — Здарова, — Смотрю на часы, 19:07, — Дела срочные появились, пришлось задержаться. — А с этой новенькой че? — Да все нормально, — Я хватаю из сумки капу, бутылку воды и полотенце, — Давай после тренировки поговорим? Опаздываю, пиздец, — Романова кивает, и я быстрым шагом скрываюсь за дверью второго зала. Слышу приглушенные звуки ударов по мешкам и лапам, невольно даже улыбаюсь. Мне комфортно здесь, тут мой дом, и мне тут спокойно. Колено уже начинает напрягать, но я откидываю эти мысли, как только захожу за поворот и вижу тренера, который недовольно смотрит на меня. — Петрова, второе опоздание подряд, — Он строго произносит, пока я небрежно кидаю вещи на скамейку и, разминая шею, направляюсь к Юанне. — Больше не повторится, обещаю, — громко отвечаю, пожимая руку подруге, — Привет, ты как? — Здарова, да все как обычно, — Они отмахивается с легкой улыбкой, надевая боксерские лапы. — Че, опять со своей поссорилась? — Я усмехаюсь от воспоминаний об истеричной девушке Клочковой и становлюсь в стойку, нанося первый разминочный удар. — Бля, она реально достала уже со своими истериками, — Она вздыхает, — Ты там как? — Аналогично, только у меня мать истерики устраивает, — Кажется, от одной мысли о нашей последней ссоре с родителями мои удары становятся сильнее, — Я уже, блять, просто домой не хочу идти. Я сжимаю челюсть, и в солнечном сплетении неприятно саднит, как только я вспоминаю семью Миланы. Я даже не помню, когда последний раз я спокойно разговаривала со своей мамой. Я, не рассчитав силу, делаю удар и практически валю Юанну с ног. — Петрух, ты чего, блять, — Она опускает лапы, а я уже слышу, как тренер набирает воздух в легкие, чтобы дать мне хороших пиздюлей. — Петрова! — Тихо прошу прощения у Юанны и на пятках разворачиваюсь в сторону тренера, — Быстро сюда иди! — Блять, — шепчу себе под нос, вздыхая. Я знаю, что такая херня никогда не заканчивается хорошо. Останавливаюсь возле тренера, сжимая челюсть от злости, уставившись куда-то в пол. Он молчит буквально несколько секунд, прожигая меня строгим взглядом. — Мамедова! — Он зовет другую спортсменку и я резко поднимаю голову, я клянусь, у меня даже рот от удивления раскрылся, — У нас тут появились желающие на особую нагрузку, так что давайте, обе на ринг. — Сергей Алексеевич, мы же в разных весовых категориях, — Я все еще смотрю на тренера, ожидая, что он отменит этот спарринг, но он лишь кивает на ринг, и я прикрываю глаза, тяжело вздыхая. Пиздец. Я переступаю через ограждения, внимательно наблюдая за Динарой. Она, не отводя от меня взгляда, разминает шею и плечи. И я всем нутром чувствую, что сейчас будет очень-очень больно. Мамедова весит под сто килограмм, и я, блять, клянусь, это вес мышц. Я никогда не видела настолько сильных девушек, у нее рука была размером с мою ногу. С ней почти никто не бился на тренировках, она вставала в спарринг в основном с мужиками и приседала со штангой 180 кг. Ее боялись, потому что спортивная этика была пустым словом для нее. И хоть я сама очень часто забываю про негласное правило «спортсмены дерутся только на ринге», Динара делала это особенно жестоко. У нас прежде был конфликт, и я знала, что она будет стараться оставить как можно больше моей крови на этом ринге. Мне впервые стало страшно. Тренер дает команду, и я даже не успеваю моргнуть, как ее кулак летит мне в голову, и я уворачиваюсь в последний момент. Так, это всего лишь спарринг, я была в такой ситуации сотни раз, нужно просто собраться. На удивление, я уворачиваюсь второй раз и бью ей точно в челюсть, вкладывая всю силу в удар. Мамедова шипит, сопровождая это порцией отборного мата, но быстро приходит в себя. И в одну секунду я оказываюсь прижата лопатками к рингу, а ее удар приходится мне в область скулы, и я чувствую, как кожа буквально трескается, и что-то теплое растекается по щеке. Я переворачиваюсь и одним движением встаю, внутри закипает злость. Я ненавижу чувствовать себя слабее, и это бесит еще сильнее, я всем своим нутром ненавижу эту чертову соперницу, и разум мутнеет. Я не помню сколько по времени длился бой, я даже не помню, сколько ударов я нанесла и получила. Сознание начало проясняться только в раздевалке, где я прижимала мокрое полотенце к своей рассеченной брови, а тренер сидел напротив меня на лавке, хмуря брови. Я слышала, что тренировка все еще продолжается в зале, эти глухие удары по мешкам для бокса. Во рту был металлический привкус, а мокрые волосы прилипали ко лбу. Я все еще не могла отдышаться. — Вот что с тобой делать, Петрова? — Сергей Алексеевич устало вздыхает, качая головой, — Откуда в тебе столько агрессии? — Разве это не то, что нужно для этого вида спорта? — Перевожу на него взгляд, щурясь от неприятных ощущений во всем теле. — Этот спорт не о том, как надавать сопернице по морде, не разбирая, куда и как ты бьешь, — Он спокойно смотрел на меня, сложив руки в замок, — Здесь нужно головой думать, а ты отключаешься каждый раз, когда соперница начинает давить на тебя. — Я хоть выиграла? — Тихо спрашиваю, все еще чувствуя злость где-то внутри себя. — Нет, — он тихо отвечает, и я слабо бью кулаком о лавку, — Но могла бы, если бы выключила эмоции и включила голову. — И как моя голова помогла бы мне победить Мамедову, которую мужики уложить на лопатки не могут? — Я фыркаю, раздраженно смотря на тренера. — Мамедова слишком сильная, чтобы ты ее на лопатки уложила, — Я поднимаю одну бровь, совершенно не понимая, к чему он ведет, — Но она не выносливая, и ты бы это заметила, если бы не была одержима идеей ударить ее сразу же и посильнее. Я опускаю глаза в пол, понимая что он абсолютно прав. Я не имела никакого плана и тактики, только собственные кулаки и злость, которой не хватило, чтобы я победила в том спарринге. — Иди домой и хорошо отдохни, завтра от тренировки освобождена, — У меня даже не было сил возразить, и я осталась молча сидеть, даже после того, как дверь в зал захлопнулась. И я не знаю, сколько еще я так просидела, прежде чем через боль переоделась, собрала сумку и направилась домой. И мне хотелось как можно скорее оказаться в своей комнате и просто, блять, заснуть.

POV Милана

Черт бы побрал эту Тину, которая едва успела выздороветь после своей ангины, но уже нашла очередную вечеринку и заставила меня пойти с ней. Я планировала устроить вечер просмотра сериала, укутавшись в одеяло, но вместо этого я сейчас тащусь по темноте и снегу, держась за руку подруги и с трудом успевая за ней. — Быстрее, Островская, — У нее практически не получается выговорить мою фамилию, но она любит звать меня так, — Шевели ногами. — Тут скользко, — Я отвечаю, делая быстрые мелкие шаги у нее за спиной. Мы подходим к незнакомому подъезду, и она набирает номер домофона, сверяясь с сообщением на экране ее телефона. Через несколько секунд дверь открывают, и мы буквально влетаем в подъезд, пытаясь согреться. — Пиздец, я пальцев на руках не чувствую, — Она снимает перчатки, сжимая кулаки, — Надеюсь, у них есть водка. Я молча иду за ней в сторону лифта, ощущая мурашки по всему телу. Сегодня у нас не было времени подготовиться к вечеринке, поэтому я просто слегка выпрямила волосы, надела черную водолазку и черные джинсы и слегка накрасила глаза. Мы звоним в дверь, и ее тут же открывают, музыка оглушает, и я сразу же чувствую запах сигарет и алкоголя. Эту квартиру снимали старшеклассники, чтобы организовывать, так называемые вписки. Поэтому ремонт был крайне старомодный, плитка в ванной отваливалась, люстры выглядели так, будто сейчас отвалятся, но зато соседи никогда не жаловались на шум, а хозяин спокойно сдавал квартиру несовершеннолетним. Тина обнимается с каким-то парнем, одновременно с этим стягивая с себя куртку, пока я неуклюже снимаю ботинки, откидывая их в самый дальний угол коридора. Я слышу голос Костьи, которая бежит в нашу сторону со стаканом алкоголя в руках. Когда я видела ее последний раз, она избегала любого общения и даже не здоровалась, когда мы случайно сталкивались в коридорах и кабинетах. Но сейчас она с радостной улыбкой крепко обнимает меня, немного проливая свой напиток на мою одежду. — Миланка, а мы вас ждали, — Я неловко улыбаюсь, вроде бы, ее радостный и непосредственный голос звучит так искренне, но почему такая резкая перемена в отношении ко мне? — Привет, — Я даже не знаю, как обычно люди вешают верхнюю одежду на таких вечеринках, потому что эта квартира явно не была рассчитана на такое количество людей. Поэтому я просто кладу свою куртку куда-то на кучу других вещей и надеюсь, что найду ее, когда буду уезжать, — А почему ждали? — Пойдем, сейчас увидите, — Костья тянет нас за руки, и мы с Тиной странно переглядываемся, — Все, блять, мы в сборе, — Одноклассница громко оглашает, как только мы заходим в большой зал, где на всех возможных поверхностях расположились ребята из школы. Кого-то я знала лично, а кого-то видела впервые. Я заметила Алину и Бэллу на полу, почти в самом центре комнаты. — Наконец-то, — Громко воскликнул худощавый парень, одетый в черную толстовку и спортивные штаны. Я скрестила руки на груди, внимательно наблюдая за его действиями, он достал из рюкзака какой-то сверток, развернул его, и все в комнате начали подходить ближе. — Это че, трава? — Тина вскинула брови, удивленно улыбнувшись, — Да вы гоните. — Я сама в ахуе была, он ее как-то через границу провез, — Костья смеется, а Тина, кажется, роняет свою челюсть на пол. — Блять, ты серьезно через границу с наркотой ехал? — Франк обращается к тому парню, на что он широко улыбается и быстро качает головой. Я даже поежилась от странного чувства внутренней тревоги, вот уж не думала я, что окажусь сегодня в квартире, наполненной пьяными и обкуренными людьми. Я не могла избавиться от ощущения, что я не в своей тарелке. И даже когда прошло минут двадцать, мне не стало спокойнее. Я быстрыми шагами иду в сторону кухни, уворачиваясь от пьяных людей, встречающихся мне на пути. На кухне, к счастью, было всего два человека. Они курили, скидывая пепел прямо на стол и разговаривали о чем-то личном, потому что, как только я вошла в помещение, они тут же замолчали и перевели на меня взгляд. — Слушай, зай, мы тут по душам пиздим, оставишь одних, по-братски? — Девочка с короткими белыми волосами едва ли выговаривала слова, но ее излишняя вежливость на почве выпитого алкоголя вызвала у меня умилительную улыбку. Все-таки, не все превращаются в животных, когда много пьют. Я киваю, быстренько пробегая мимо них и захлопывая за собой дверь балкона. Я не знаю, может, когда-нибудь я перестану прятаться от всех на балконе, когда попадаю на вечеринки, но сейчас мне намного комфортнее именно здесь. Тут намного меньше места, чем в квартире у того парня, который устраивал вечеринку в первый день моего пребывания в Москве, но я все-таки нахожу глазами небольшое кресло в углу, заставленное какими-то банками и старой посудой. Я стою на носочках, потому что пол было просто ледяным, и разгребаю весь этот хлам, чтобы плюхнуться на кресло и просто посмотреть на ночной город. Несмотря на старый ремонт и ужасную грязь, вид из этой квартиры был просто невероятный. Окна на балконе начинались на уровне моих колен, поэтому даже сидя на кресле я видела перед собой яркие огни ночного города и башни Москва Сити поодаль. Тина говорит, что только приезжие в восторге от этих небоскребов. А я даже не представляю, как можно к такому привыкнуть. Я поджимаю ноги под себя, стараясь немного согреть их. На самом балконе не сильно холодно, но кафельный пол был просто ледяным. Однако свежий воздух приводил мысли в порядок, потому что за все время, проведенное внутри квартиры, я надышалась дымом сигарет, алкоголем и прочими вещами, из которых мои одноклассники делают культ. Тем не менее, я не осуждаю их, у каждого из нас есть своя собственная жизнь, и никто не может нам говорить, как именно мы должны ее проживать. Это опыт, который мы все получаем. Я тру свои ладошки, с детским восторгом рассматривая башни, освещаемые миллионами огней. Мимо проезжают машины, в окнах горит свет и жизнь кипит. Становится как-то слишком легко на душе, и я влюбляюсь в этот город. И чем дольше я рассматриваю каждое окошко, каждый проезжающий автомобиль, тем комфортнее мне становится именно здесь и сейчас. Дверь с громким скрипом открывается, и я резко поворачиваю голову, замечая как на балкон заходит Алина, раскрывая пачку сигарет. Она сразу замечает меня, останавливаясь буквально на одну секунду, но потом так же спокойно вытаскивает сигарету и прикуривает. На мгновение ее лицо освещается от зажигалки. — Держи, — Она протягивает мне вторую сигарету, выдыхая дым в сторону окна. — Я не курю, — тихо отвечаю, переводя взгляд с руки на ее лицо, но по какой-то неведанной мне причине, она не спешила убирать руку. — Держи, говорю, — Она протягивает сигарету ближе, и я все-таки неуверенно беру ее, совершенно не понимая что я вообще должна сделать, — От одного раза ничего не будет. — Но я вообще не курю, — я не оставляю попытки возразить, но, кажется, Романову это не сильно волнует. — Че ты такая сложная, блять? Не понравится — не будешь больше пробовать, — Она закатывает глаза, опираясь на оконную раму, и я понимаю, что она прилично пьяна, — Составь компанию, не будь занудой, — Она протягивает мне зажигалку, и я снова не понимаю, что именно двигало мной в тот момент, но я прикуриваю сигарету, плавно вдыхая дым в легкие. Неприятное чувство жжения проходит по горлу, но тут же улетучивается, и я даже не закашливаюсь, плавно выпуская дым. Я заворожено смотрю на то, как он растворяется в воздухе, под приглушенную музыку из квартиры. После третьей затяжки ощущение легкости разливается по ногам и рукам, и щеки начинают немного гореть. Ощущения похожи на те, что я испытала после смешанного Костьей коктейля на прошлой вечеринке. Я перевожу взгляд на сигарету, зажатую между моими пальцами, в то время как Алина усаживается на подоконник, упираясь ногами в кресло, на котором я сидела. — Ну вот, больше выебывалась, — Она усмехается, разминая шею, — Че одна-то тут сидишь? — Мне тут спокойнее, — тихо отвечаю, откидываясь на спинку кресла, и Романова хочет что-то еще спросить, но дверь на балкон открывается. Мы обе поворачиваем голову на скрип, замечая в дверном проеме Петрову. У меня челюсть отвисает до пола, когда я замечаю ее лицо. — Блять, Петрух, это что? — Алина удивленно уставилась на нее, рассматривая яркие раны и синяки. — По ебалу получила, как видишь, — Петрова грубо отвечает, поджигая сигарету, — А ты с каких пор куришь? — Она обращается ко мне. — Я не курю, — Произношу по привычке, с тлеющей сигаретой в руках, но сразу поправляю себя, — Ну, в смысле, я просто попробовала. Никто не успел ответить, потому что дверь с грохотом раскрылась, и мы втроем уставились на незнакомую мне девушку. — Там драка!