Вспомни, о всемилостивая Дева Мария

      Практически весь остаток дня Лилит провела, запершись в комнате. Черта была пройдена. Зреющая многие годы злоба, кажется, была готова наконец показать себя во всей красе: девушка, забившись в угол, обдумывала план, метивший в самые гениальные, когда-либо придуманные ей самой. Лилит так казалось. Точнее, она просто верила в него как в единственно возможный.       «Стоит ли удивляться, что никто даже не зашел ко мне?» — девушка горько усмехнулась. — «В кои-то веки они действуют мне на руку».       Прошло еще около часа, прежде чем в комнату постучались. На улице давно стемнело, отчего девичья комната погрузилась во мрак. Благо, даже у Лилит были свои небольшие секреты: огарок свечи давал хоть и небольшое, но достаточное для того, чтобы не сидеть в полной темноте, сияние. Впрочем, услышав стук в дверь, девушка молниеносно задула свечу и спрятала ее под кровать.       — Одну минуту! — крикнула Лилит, накидывая на плечи теплый платок.       Отворив дверь, девушка с удивлением обнаружила собственную мать, держащую в руках подсвечник.       — Добрый вечер, — холодно, как и всегда. — Могу я войти?       Вперившись в мать взглядом, Лилит молча впустила ту в комнату.       Подсвечник с глухим стуком был установлен на прикроватную тумбочку.       — Я зашла справиться о твоем самочувствии, — голос Шантель звучал безразлично, дежурно. — Ты пропустила финальную примерку платьев и репетицию завтрашнего мероприятия, поэтому я хочу знать, насколько это было оправдано.       Лилит продолжала изучать взглядом мать. Что-то чужое было в этой женщине, что-то опасное. Но девушка никак не могла понять, что именно.       — Я в порядке.       Шантель медленно подошла к окну, внимательно изучая комнату. Что, казалось бы, можно найти в этом практически пустом помещении?       — Врач просил передать, что тебе не стоит беспокоиться о господине Розентале, — бросила через плечо женщина. Лилит не видела ее лица, но девушке могло показаться, что голос матери дрожит.–Отелло — первоклассный врач, как оказалось.       — Неужели?       И откуда взялся этот обеспокоенный тон? Должно быть, девушка сама не ожидала от себя такой… заинтересованности? Безусловно, Лилит чувствовала свою вину перед учителем, хотя и не понимала, каким именно образом все произошло. Но ждала ли она того, что сердце начнет так быстро биться при одном лишь упоминании этого странного человека?       «Я просто очень виновата перед ним…».       — Да. Кисть полностью восстановится через несколько недель.       — Что ж, тем лучше, — плохая попытка выглядеть равнодушной.       Шантель все так же рассматривала нависшую над соснами луну: ночное светило отражалось в водянистых зрачках женщины, подчеркивая возраст. Миссис Уоррен, Шантель Джудит Борден в девичестве, было тридцать восемь лет. Все еще молодая женщина, но абсолютно высохшая и высосанная не простым браком с почтенным господином Уорреном, который был старше ее на одиннадцать лет. Известный, богатый род. Удачная партия. Три выкидыша и ни капли сочувствия. Любовники и любовницы. И бесконечная страсть к Богу как прикрытие давно отчаявшейся, выгоревшей души. По впалым щекам женщины покатились рубиновые дорожки, в которых так же деликатно, ненавязчиво отражался стальной свет октябрьской луны.       — Что такое? — Лилит была обеспокоена странным поведением матери. — С вами все в порядке?       — Да, моя милая, — Шантель достала из кармашка кусочек черной кружевной ткани и промокнула им лицо.       Смена тона еще больше напугала юную мисс Уоррен. «Да, моя милая…» — нежность, с которой говорятбезумцы, склонившись над обезображенными, изодранными куклами.       — Не пропустила ли ты вечернюю молитву, дочь моя? — каждое слово матери отдавалось в Лилит мелкой дрожью.       — Я потеряла свои четки, — соврала.       — Вот как… Покуда в сердце теплится вера, воззвать ко Всевышнему никогда не поздно. Не так ли?       — Вы правы.       Лилит тихо присела на край кровати, устремив взор с матери на подрагивающее пламя свечей.Какой-то липкий страх скользил у девушки по пищеводу и желудку, поэтому инстинктивно она цеплялась взглядом за все, что так или иначе отвлекало ее от подкатывающего ощущения опасности. Послышался скрип, и в комнату свежей волной ворвался поток холодного осеннего воздуха. Свечи потухли. Шатенка машинально повернула голову ко все еще стоящей спиной к ней миссис Уоррен: окно было открыто.       -Тебе не понадобятся четки, Лилит, — Шантель с глухим хрипом втянула в себя ледяной воздух. — Я помогу тебе начать.       «Святой Архангел Михаил, вождь небесных легионов, защити нас в битве против зла и преследований дьявола. Будь нашей защитой! Да сразит его Господь, об этом мы просим и умоляем…» — начала монотонно бормотать женщина.       Лилит стало совсем не по себе, поэтому она бесшумно приподнялась с кровати и начала медленно пятиться в сторону входной двери. Взгляд девушки уловил странное, практически незаметное движение: ее мать на секунду прогнулась в районе лопаток и повела плечами. Послышался неприятный хруст. Женщина развернулась к Лилит, но ее лицо было практически невозможно рассмотреть из-за падающей от лунного сияния тени.       — А ты, предводитель небесных легионов, низвергни сатану и прочих духов зла, — голос миссис Уорренстал грудным, неузнаваемым, — бродящих по свету и развращающих-души, низвергни их силою Божиею в ад.       Не сводя взгляда с матери, Лилит попыталась открыть дверь. «Не получается?». Девушка недоумевала, ведь она сама лично прикрыла дверь, впустив Шантель в комнату, но сейчас путь к спасению был полностью отрезан: комната была заперта с обратной стороны. «Как такое возможно?!».       Увидев волнение на лице дочери, миссис Уоррен, подобно хищнику, двинулась в сторону первой. Счет шел на секунды: судорожно соображая, Лилит вспомнила, что в ее кармашке лежат спички, которыми она зажигала огарок свечи чуть больше часа назад. Оказавшись практически лицом к лицу с матерью, девушка чиркнула спичкой.       — Аминь!       Существо с пустыми окровавленными глазницами разразилось смертоносным криком.       Почувствовав дикую боль в ушах, Лилит проснулась. Сердце сумасшедше колотилось, голова раскалывалась. «Это всего лишь сон…».       Шатенка оглядела комнату. Было достаточно светло. Седьмое октября — день ее девятнадцатилетия. Проведя рукой по растрепанным после сна волосам, девушка встала с кровати и подошла к двери: открыто. Она облегченно выдохнула. «Просто сон». Убедившись, что никакой опасности нет, Лилит облокотилась на стену и почувствовала, как что-то с легким хрустом рассыпалось под ее пальцами. Девушка подняла ступню и попыталась рассмотреть, на что наступила. Под ногой лежала наполовину обгоревшая спичка.              

***

      Вселенная жнецов — мир без цвета и запаха. Когда-то давно Легендарный читал увлекательную, как ему тогда показалось, работу о будущем пластиковой промышленности, которая, в отличие от человеческого мира, давным-давно набирала обороты в измерении Ангелов Смерти.       — О чем читаете?       — Мистер Лоук? –жнец номер 136649 взглянул на подошедшего, сверкнув стеклами очков. — Присаживайтесь.       Глава отдела по борьбе с демоническими сущностями присел напротив жнеца, который как раз отложил в сторону книгу.       — Одри Уиллсон, «Целлофановая радуга: размышления о прогрессе», — покосившись на оливкового цвета книгу ответил молодой человек. — Занятное чтиво, скажу я вам.       — Не думал, что вы увлекаетесь подобным, мистер, э-э-э… — Лоук замялся.       Он был наслышан о легенде поискового отдела — Мрачном Жнеце без имени, но никогда прежде ему не доводилось говорить с ним с глазу на глаз. Нелюдимый малый, одиночка. Блестящий работник. Но правильно говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Год назад Департамент потерял десятки своих работников во время операции, получившей название «Водевиль».Один демон. Восемьдесят три жертвы. Из них двадцать семь жнецов.       «Трикстер, кажется…» — разглядывая бледное лицо молодого человека, прикидывал Лоук. Демона, устроившего мясорубку на Самхейнские* гуляния, так и не удалось идентифицировать. «Трикстер», как его прозвали в Департаменте, не убил тогда собственноручно ни одну из своих жертв: обтянутые дьявольской леской, как шарнирные куклы, обезумевшие люди бросались друг на друга. Они разрывали плоть всех, кто попадался им на пути, и погибали сами. Погибали, но продолжали идти. «Мои безумные куколки*…» — так потом демон назовет своих жертв.       С подобным жнецы сталкивались впервые. Никогда прежде адским созданиям не удавалось захватить свободную волю человека, однако теперь… «Трикстер» оказался гениальным кукловодом.       Операция «Водевиль» — попытка освободить и собрать души «безумных куколок» и уничтожить «Трикстера». «Любой ценой, игнорируя потери», — так требовало начальство. Судмедэксперты, поисковики, «демонисты» (как все коротко называли сотрудников отдела по борьбе с демоническими сущностями) — самые лучшие из них были отправлены, чтобы в итоге погибнуть во имя Департамента. Именно тогда, в тот жуткий день, Эдмунд Лоук впервые увидел мрачную легенду поискового отдела в действии: омытый кровью металл косы, холодность и методичность. И этот дикий, пылающий архаичной силой взгляд изумрудных глаз.       — Просто мистер, — седовласый отвлек сотрудника от тяжелых воспоминаний. — Либо можете звать меня моим регистрационным номером, мистер Лоук, — с абсолютно серьезным лицом отчеканил жнец.       — Вот как, хе-хе, — Эдмунд почесал затылок. — 136649, верно?       — Абсолютно, — молодой человек аккуратно поправил очки. — Почему бы мне, собственно говоря, не увлекаться подобной литературой, сэр? Теории Уиллсона очень смелые, мало кто может похвастаться настолько неприкрытым нахальством.       «Любитель фантастики, значит» — с некоторым разочарованием заметил Лоук.       — Чем же так смелы эти теории, уважаемый?       — Что ж, если вам интересно, — седовласый подхватил книжонку, — господин Одри размышляет о том, что рано или поздно пластиковая промышленность достигнет таких высот, что жнецы смогут запросто имитировать живые организмы другой видовой принадлежности.       — Любой видовой принадлежности? — лицо Лоука приобрело такой вид, будто бы он услышал самую откровенную глупость из всех возможных. — Послушайте, друг мой, само предположение блестящее, но, право слово, какой в этом смысл?       В тот день жнецы долго сидели в библиотеке и горячо спорили о возможностях и смыслах, о людях и душах. Каждый, конечно, остался при своем мнении. Но совершенно точно то, что оба этих мрачных существа приобрели во время разговора кого-то, в ком были искренне заинтересованы.       Ох уж этот искусственный, пластиковый мир. Серый, безжизненный. Но и не мертвый. «Странный…».              Седовласый, несмотря на давно вставшее солнце, все еще спал. Сон был крепкий, но до жути тяжелый. «Медикаментозный», что называется. Такой странный, такой пустой, неприятный. Нельзя было сказать, сколько раз с момента отключки мозги парня прокрутили одно и то же «кино», но в целом можно сказать, что видел он только лишь одну картинку, такую же бесцветную, без вкуса и запаха, как и его мир.       Босой, он ходил по пустой больничной в палате; хотелось пить. Кислорода катастрофически не хватало, хотя окна, как он мог заметить, были настежь раскрыты. Сухой, совершенно пустой воздух. «Раковина?» — мысль, сверкнувшая в голове огоньком. И правда, раковина, кран, зеркало. Все так по-больничному. Ангел Смерти, мучимый жаждой, подходит к предполагаемому источнику желанной жидкости. Краем глаза замечает свое отражение: такое же бесцветное. Зрачки, и те водянистые, серые, совершенно ему не идущие. «Плевать». Открывает кран и наблюдает за стекающей струйкой воды. Такое тихое, раздражающее журчание. Седовласый набирает воду в ладони и с чувством легкого ликования начинает пить. Большие, жадные глотки, но насыщение так и не приходит. И так раз за разом.       «Что это? Лабданум?» — терпкие ноты гуаяка, пачули и лабданума, неизвестно откуда материализовавшиеся, словно ниточки, начали потихоньку выводить Седрика из состояния, в котором он пребывал уже почти сутки. Пробивающееся сквозь медикаментозный туман сознание подсказывало: «Духи, женские…». Жнец начал просыпаться, удивляясь про себя, что может чувствовать запахи — все-таки его сон был слишком реалистичным.       Раскрыв окаймленные седыми ресницами глаза, мужчина увидел, что на улице давным-давно светло. «Какой сейчас день? Все еще шестое или же… Наверняка седьмое. Сколько я спал?». Жнец приподнялся и заметил, что там, где, предположительно, находился подоконник, сидело большое, размером с человека, пятно. Судорожно нащупав на прикроватной тумбочке очки, мужчина молниеносно водрузил их на переносицу и опешил: на подоконнике, не сменив ночной сорочки и не причесав волосы, сидела мисс Уоррен.       Не меньше удивлена была и сама Лилит. Большие глаза рассматривали открывшийся ее взору шрам, проходивший практически через весь живот седовласого. Жнец быстро уловил направление взгляда девицы и усмехнулся:       — У всех есть свои секреты, леди Лилит, не так ли? — Седрик не стал прятать уродливый рубец, это было ни к чему. Хотя какое-то чувство неловкости, смешанное с раздражением, возникло. «Кто ее сюда звал?».       — Мне незачем говорить кому-то о ваших «трофеях», — голос девушки звучал твердо, «по-деловому». — Мистер Монтгомери сказал, что вы вот-вот должны проснуться, поэтому я здесь.       — О-о, ну раз сам мистер Монтгомери, — воспоминания о вчерашнем дне начали возвращаться неприятным осадком. — Не боитесь, что вас заметят? Пусть я и учитель фехтования, смею заметить, что леди не расхаживают перед джентельменами в сорочках.       Лилит покраснела, но все же пыталась парировать:       — Есть ли в этой комнате леди или джентльмен — большой вопрос, господин Розенталь. Я пришла извиниться.       — Извиниться? — жнец вопросительно вскинул брови.       — Да. Я, право слово, не понимаю, как это произошло, но…       — Чш-ш, чш-ш! — седовласый жестом остановил поток оправданий мисс Уоррен. — Вам не стоит извиняться. По правде сказать, кхм, — мужчина посмотрел прямо в глаза Лилит, — вашей вины и не было.       Короткий стук в дверь, заставивший собеседников нервно дернуться. В проеме показалась как всегда взъерошенная голова Отелло.       — О, ты и правда не спишь, отлично! — обратился к коллеге Монтгомери.       Розенталь, очевидно, не был рад радостной физиономии напарника: напустив на себя самый мрачный вид из всех возможных, жнец уже собирался разразиться ядовитой тирадой, но не успел:       — Милая леди, — уже шепотом произнес Отелло, — я сказал госпоже Шантель, что вы будете готовы принять ее через пятнадцать минут. У вас осталось минут пять, не больше. Очень советую поторопиться.       — Спасибо, Отелло! Еще чуть-чуть. Оставьте нас, пожалуйста, — голос девушки был неожиданно мягок: она была благодарна этому странному, но добродушному человеку. — Я мигом.       Дверь с легким стуком закрылась, пустив небольшую волну ветерка, колыхнувшего седые пряди волос жнеца. Лилит на мгновение повернулась к окну: холодно, солнечно. Настоящий праздничный день.       — У нас так мало времени, господин Розенталь, — девушка спрыгнула с подоконника и присела на край кровати учителя. — Что бы ни произошло, прошу меня простить.       Этот взгляд. Столько чувств, отраженных в прекрасных синих глазах. Люди… Такие драматичные.       «Просто смешно» — убеждает себя Ангел Смерти. Он не верит ей. Не понимает. Не хочет понимать. Такой глупый и самонадеянный человеческий ребенок. «Достаточно меркантильный, чтобы заключить контракт с демоном» — мысль яркая, утешающая. Но неубедительная. Жнец и сам себе не верит. Что-то было в этих удивительных глазах. В этом странном существе, сидящем немного поодаль от него самого. Что-то необъяснимо знакомое. Мог ли он это назвать «доверием»? Мог, но не хотел. Люди — великие притворщики.       — Леди?       — Что? — неуверенно переспросила Лилит.       — У вас сегодня день рождения, верно?       — А, это, — девушка выдохнула. — Да, сегодня мне исполняется девятнадцать.       Лилит поднялась с кровати и двинулась в сторону выхода.       — Тогда примите мои поздравления, — вышло мягко, но сдержанно.       — Благодарю вас, господин Розенталь. Прощайте, — мельком окинув взглядом учителя, девушка выбежала из комнаты.Она улыбалась.       «Прощайте?».       Мужчина поймал себя на мысли, что все еще ощущает аромат духов мисс Уоррен. Свежие, бодрящие ноты; с характером. Вероятно, он хотел бы еще немного задержаться том мгновении, когда в ушах отчетливо слышно многозначительное «Прощайте» и в воздухе витает аромат черного тмина — сердце причудливой композиции, предусмотрительно нанесенной на горячие запястья девушки. Однако момент безвозвратно потерян, как и нить рассуждений седовласого: сбив с себя напускную веселость, в комнату вошел Отелло.       — Я надеюсь, ты достаточно благоразумен, чтобы не вырвать мои внутренности прямо здесь? — Монтгомери прекрасно понимал, что ожидать сейчас дружелюбия от коллеги не стоит, но надежду на конструктивный диалог все же не оставлял. — Как ты себя чувствуешь?       — Моего благоразумия хватит, чтобы не вырвать тебе внутренности и в другом месте, Отелло, — процедил седовласый. — Что вы мне вкололи?       Жнец поднялся с постели, разминая правое плечо и шею: место укола неприятно саднило. Отелло облокотился на косяк и молча наблюдал за действиями напарника. Ничего угрожающего: подняться с постели, надеть рубашку, открыть окно, зеркально облокотиться на подоконник, сложить руки на груди.       — Ну так что?       — Не думай, что врачи не приставили за тобой слежку, Розенталь, — неохотно начал Отелло. — Ты можешь сколько угодно скрывать мелкие неурядицы с пленкой, но никто не отправил бы меня с тобой один на один, заранее зная о твоей нестабильности. Всего лишь служба моментального реагирования на случай, если твои действия будут угрожать жизни сотрудников.       Седрик не был удивлен. Скорее, его можно было назвать раздосадованным: трезвый, холодный рассудок — кто вообще мог подумать, что Легендарный жнец поискового отдела когда-нибудь потеряет над ним контроль?       — Это был просто аффект. Если говорить в общем, мы вкололи тебе антипсихотик и новые, чуть более сильные, чем прежде, иммунодепрессанты. Смесь ядерная, поэтому ты отрубился, — Отелло поправил очки и, предвосхищая вопросы, продолжил. –Кажется, твой организм отвергает пленку. Мы должны подавить твою иммунную систему, дорогуша. Пусть это и не самое благоприятное стечение обстоятельств, результат все же должен быть положительным.       — «Все же должен быть»? Я не ослышался? –седовласый был раздражен. –Чем они там вообще занимаются? — очевидно, он имел в виду Департамент.       С другой стороны, жнец понимал, что сам выбрал вариант, в котором на задание отправятся двое: он и Отелло. Жаловаться Седрик не мог.       — Все под контролем, как и обещала мисс Джоанн. Это все, что я могу сказать тебе.                                   Самхейн — кельтский праздник, тесно связанный с темой Смерти и почитания предков. Означал окончательное завершение сельскохозяйственных работ.       «Безумные куколки» — отсылка к «Странным куклам» Гробовщика.