Воспоминания: часть 1
———
Чонгук тащит свой старый потрёпанный чемодан по коридору — с некоторым усилием, так как одно из колёсиков начинает отходить, из-за чего он снова и снова сбивается с курса — по ходу поглядывая на номера на дверях. Кругом люди — стоят группами, сражаются с коробками и сумками, обнимаются и кричат, смеются над тем, как странно было вернуться в родные города, к своим друзьям детства. Для Чонгука это всё достаточно поразительно, если не сказать совершено чуждо и тревожно. Он прижимается к стене, пытаясь стать как можно более незаметным, вытягивая шею в попытках взглянуть на каждую дверь, проходя мимо. Здесь он чувствует себя крайне не к месту, по многим причинам. Здесь громко, и всё сбивает с толку, это раз. Плюс ко всему, он в первый раз вдали от дома, и он совершенно в новой стране, где всё кажется каким-то… чрезмерным. Но в довершение всего беспокоит ещё и то, что он, вероятно, очень явно выглядит первокурсником, а он тащит свой чемодан через общежитие старшекурсников. Он в ужасе от того, что кто-нибудь заметит, что он не там, где должен быть, и сделает что-то отвратительное, например, покажет пальцем и засмеётся, или с сарказмом спросит его, не потерялся ли он. Он старается выбросить страх из своей головы и продолжает идти. Он внутренне проклинает себя за то, что решил найти Чимина, прежде чем разыскать для начала своё общежитие. Хотя он был слишком напуган — слишком ошеломлён и сбит с толку, и взволнован. Прежде всего ему нужно что-то, что даст ему опору. Чонгук не знает никого в Нью-Йоркском университете, кроме Чимина. Если честно, он не знает никого во всём Нью-Йорке, кроме Чимина. По сути, он вполне уверен, он не знает никого во всей Северной Америке, кроме Чимина. Что слегка пугает, потому что он вообще-то знает Чимина не так уж хорошо. Они разговаривали лично, наверно, только несколько раз много лет назад. Их отцы работают вместе в какой-то непонятной области, что Чонгук даже толком не понимает (или не интересуется), и они оба выпустились из одной и той же старшей школы в Пусане. Но Чимин старше Чонгука на два года (и примерно в тысячу раз круче), поэтому они общались не совсем в одних и тех же кругах. Чимин всегда был идеально доброжелателен с Чонгуком, просто никто никогда не назвал бы их друзьями. Чонгук бы точно не назвал. Или не назвал бы до того момента несколько месяцев назад, когда его мама устроила смутно неловкую подставу. Чонгук получил поздравительное письмо, информирующее его о том, что он выбран в качестве одного из получателей престижной стипендии для международных студентов Нью-Йоркского университета. Когда он впервые открыл письмо, он не ощутил ничего особенного, кроме лёгкого чувства гордости. Единственным иностранным учебным заведением, куда он обращался, был НЙУ, и это было исключительно по настоянию его родителей. Сколько Чонгук себя помнит, его родители всегда становились какими-то странными и с горящими глазами, как только поднималась тема Нью-Йорка. Ранее, когда они поженились, прежде чем родился Чонгук, они ездили в гости к одному из приятелей чонгукова отца, который, оказывается, учился в НЙУ. Всю чонгукову жизнь они говорили об этой поездке приглушённым голосом, с благоговением, с огромными, мечтательными улыбками на лицах. Проблема в том, что со временем такая реакция начала раздражать Чонгука. Поэтому он не только никогда особенно не разделял их восторга по поводу обучения за границей, но и сам Нью-Йорк в частности не вызывал в нём абсолютно никакого восторга. В сущности, он находил это всё смутно раздражающим. Однако, так как он подавал документы в один-единственный иностранный университет, чтобы успокоить своих родителей, он решил, что НЙУ — неплохой вариант, наряду с другими. Его шансы попасть туда были совсем не большие. Поэтому, когда он получил первичное письмо о зачислении, то был почти разочарован. Он рассчитывал, что его избавят от мучений. Не зачисление означало то, что он мог остаться на прежнем месте. Однако в тот момент он не слишком беспокоился. У него всё равно была ещё одна гарантия: финансы. У него бы просто не было шансов поехать, если бы он не получил стипендию. Даже при имеющемся счёте на обучение, на который его родители работали, даже когда он ещё не родился, они бы ни за что не смогли позволить это. Нет стипендии — значит нет НЙУ. И, если на зачисление было мало шансов, то получение стипендии — это как выигрыш в лотерею дважды за одну неделю. Молния не ударяет в одно и то же место дважды — уж в этом он был уверен. За исключением того, что, вероятно, иногда это случается. Что означало, что ему пришлось искать другой повод не ехать. Он мельком подумывал соврать, но он знал, что его мама захочет увидеть письмо. Слишком рискованно. Он решил, что он мог бы просто покончить с этим — показать ей письмо и потом осторожно, но твёрдо объяснить, что он хочет остаться учиться в Южной Корее. Но когда он в конце концов вложил письмо в её раскрытую в ожидании ладонь, она восторженно взвизгнула. У него просто не хватило духу так сразу её расстраивать. После прочтения письма вслух дважды самой себе и потом ещё раз отцу Чонгука она подскочила и выхватила свернутый кусочек бумаги из своей сумочки и засунула его в карман чонгуковой рубашки. — Ты знаешь Пак Чимина? — спросила она. — Он ходил в твою школу. Ты знаешь его родителей, они приходили на ужин. Чонгук жалко покивал. — Ну, он очень умный парень. Он собирается стать врачом! Он получил такую же стипендию, как и ты. Его мама сказала, чтобы ты позвонил ему, когда получишь своё письмо. — Оу. Ну… то есть, я пока даже не уверен, поеду ли я. Его родители оба громко засмеялись, в той же утрированной манере, как они делали, когда босс чонгукова отца приходил на ужин и рассказывал шутки, которые даже близко не были смешными. — Чушь, — сказала его мама. Чонгук взял номер телефона и имэйл адрес Чимина, и решил просто вести себя, как будто они сейчас общаются. Его родителям не обязательно знать правду. Никому бы не было дела, если он выбрал бы хороший корейский университет. Кроме того, он был вполне уверен, что Чимин на самом деле не хотел, чтобы ему надоедал дурацкий сын какого-то чувака, с которым работал его отец. Именно поэтому его совершено застало врасплох случайное сообщение, которое высветилось на его телефоне неделю спустя. привет, слышал, ты подумываешь дезертировать Чонгук усиленно таращился на свой телефон целых две минуты, прежде чем его озарило сравнить номер телефона с тем, который его мать накарябала на кусочке бумаги. А потом он мучился ещё пятнадцать минут, прежде чем решиться ответить. думаю об этом наверно возможно, нет но спасибо! А потом он почувствовал себя полнейшим идиотом, потому что какого хрена он говорит Чимину «спасибо»? За то, что он спрашивает? Очень странно, но Чимин написал ответ. А потом ещё написал. Довольно скоро у них завязался разговор. И однажды они даже поговорили по телефону. И по какой-то странной причине, которую Чонгук вообще-то не мог понять, Чимин хотел, чтобы тот поехал в Нью-Йорк. Он совсем не напирал с этим. По большей части это был дружеский интерес. Где-то в процессе он медленно, незаметно начал пытаться изменить решение Чонгука. Что ещё удивительнее, это начало работать. При том, что Чонгук даже не заметил этот переход, он видел всю ситуацию в другом свете. Может, ему стоило убраться отсюда на время. Его английский стабильно улучшался, повышаясь до практически беглого уровня, и внезапно идея использовать его по назначению стала казаться вполне приятной. С чего он вообще беспокоился? Плюс ко всему, если честно, его горизонтам могло пойти на пользу некоторое расширение. Однако то, что окончательно убедило его — подтолкнуло его от осторожного любопытства к полной уверенности — это было кое-что совершено неожиданное. В действительности он не хотел говорить об этом с Чимином. Это казалось таким личным. Это тот вопрос, который Чонгук никогда и не мечтал спросить у кого-нибудь. Но Чимин задал его, абсолютно ни с того, ни с сего, однажды, в середине случайного телефонного разговора. — Эй, Чонгук. — Хмм? — Ты ведь гей, так? Чонгук издал неловкий возглас, то ли задохнулся, то ли брызнул слюной и рывком уселся на своей кровати. Он почувствовал огромное облегчение, что Чимин не мог видеть его обжигающе красное лицо. — Прости, что? — спросил он, его голос прозвучал на высокой ноте, опасно похожий на писк. — Ты гей. Тебе нравятся парни? — Э. — Нравятся, да? Я вполне уверен. Я имею в виду, об этом говорят, — Чимин начал говорить быстрее и быстрее, намёк на панику промелькнул в его голосе. — Прости, если я неправ. — Нет. — Наконец ответил Чонгук. — Нет. Это правда. Он знал, что Чимин гей. Это было не совсем секретом. Но Чонгук был немного более осторожным. Или он так думал. — Окей, хорошо. Блядь. Прости. Я не должен был спрашивать так прямо. — Как ты узнал? — Чонгуку было искренне любопытно. И ещё немного тревожно. Он на самом деле не стыдился этого, но определённо не был готов, чтобы его родители узнали об этом. — Э… Наверно, можно сказать, что у нас есть общий друг? — Правда? — Чонгук предполагал, что, возможно, у них есть общие знакомые. Теперь понятно. Только круг людей, которые имели хоть малейшее представление об ориентации Чонгука, был очень, очень узкий. — Чан-Ву? — Ли Чан-Ву? — Да. Оу. Чонгук познакомился с Чан-Ву онлайн. У них были только пара встреч и один очень неловкий поцелуй, когда стало ясно, что они на самом деле не находят общий язык. Тревога Чонгука начала расти от мысли о том, что Чан-Ву мог рассказать о нём. К счастью, Чимин быстро успокоил его. — Это не были сплетни, или что-то ещё! — сказал Чимин. — Прости, ничего такого. Я неточно выразился. Просто мир тесен, когда речь идёт о подростках-геях в Пусане. Мы встречались недолго. Очень поверхностно. Но однажды я увидел твоё имя у него в телефоне и спросил, потому что это удивило меня. Я клянусь, всё, что он сказал, — это то, что вы встретились пару раз! — Оу. Да, правда. Ну, в прямом смысле два раза. — Настолько плохо? Чонгук засмеялся, и всё напряжение в его теле ослабло от дразнящей интонации Чимина. — Да. Мы просто не совпали, наверно. Ничего страшного. — Ну, думаю, кое-что ещё у нас есть общее! И потом Чимин начал рассказывать о свободе жизни в Нью-Йорке. Не обязательно свободе от осуждения — он сказал, что этого там тоже много, как бы люди ни хотели делать вид, что это не так — но свободе быть на другом континенте, вдали от родителей и родственников, и парней, с которыми ходил в старшую школу. Иметь свободу быть тем, кем хочешь, без удушающего давления прошлого. Новое начало. — Чонгук, у меня есть друзья-геи, — сказал Чимин. — Несколько. У Чонгука не было друзей-геев. «Друзья-геи» звучало для него как какой-то волшебный рай. Как бы он ни отказывался признавать это, именно это в итоге склонило его к решению. В самом деле, что это вообще меняло? Его родители были в восторге. Им не обязательно знать, что именно мысль о том, чтобы свободно целоваться с классными парнями без их ведома, повлияла на его выбор. И вот так он и оказался здесь, стоя в переполненном коридоре жилища старшекурсников в Нью-Йорке, стучась в дверь к парню, с которым он разговаривал больше по телефону, чем когда-либо вживую. Он не может усиленно думать об этом без потения ладоней и стука сердца в два раза чаще, чем обычно. Однако дверь распахивается, и там стоит, сияя, Чимин, с точно таким же видом, каким его помнит Чонгук. И на самом деле не так уж неловко, когда Чимин притягивает его в объятья. Чонгук чувствует облегчение, обнаруживая, что дружеские отношения, которые они наладили на расстоянии, кажется, распространяются также и на физическую близость. — Ты сделал это! — говорит Чимин, отстраняясь и впуская Чонгука в комнату. — Типа того, — отвечает Чонгук. — В любом случае я наконец-то здесь. Мне кажется, меня обшарили пару раз в метро. — Всего пару раз? Неплохо! Комната на удивление светлая, широкое окно впускает полосы дневного солнца. Две узкие кровати придвинуты к стенам по обе стороны от окна, и два стола по обе стороны от двери, в которую только что вошёл Чонгук. Выглядит точно так же, как он и ожидал, судя по американским сериалам. Чимин жестом показывает на свою кровать и начинает рыться в каких-то открытых коробках, поэтому Чонгук проходит и садится. Кровать Чимина в целом заправлена, хотя и усыпана отдельными предметами одежды и книгами. Кровать у противоположной стены в гораздо большем беспорядке — гора случайных предметов, раскиданных по голому матрасу. — Подожди секунду, я просто должен найти кое-что для моего соседа по комнате, и потом мы пойдём и найдём твоё здание, и обустроим тебя. — Не торопись, — отвечает Чонгук. — В каком ты здании? — спрашивает Чимин. — Фаундерс Холл? — Оу, здорово, это правда близко отсюда. Здание Чимина — общежитие на Седьмой Улице. Чонгук нашёл на карте оба здания — Чимина и его, и они показались довольно близко друг к другу, однако всё это на самом деле ничего не значило для Чонгука. Здорово убедиться, что он был прав. — Насколько сильно ты паникуешь? — спрашивает Чимин, швыряя несколько вещей на кровать рядом с Чонгуком. — Средне? — отвечает Чонгук. Он действительно паникует. Он в ужасе. Но он думает, это в разумных пределах, учитывая ту ситуацию, в которой он находится. Он чувствует сильнейшее облегчение от того, что у него есть Чимин. Находиться здесь абсолютно одному было бы совершено другим делом. Чимин смеётся, но прерывается и смотрит на Чонгука. В его глазах какая-то теплота. Чонгук внезапно удивляется, как он вообще мог посчитать Чимина отталкивающим. Он вполне прикольный. Гораздо прикольнее, чем Чонгук. Но не высокомерный. Он не думает, что он прикольнее, чем Чонгук, это совершено ясно. В нём нет чувства превосходства. И Чонгук правда ощущает, что в том, что они здесь, есть некий уравнивающий эффект. Конечно, Чимин старше него, и он здесь живёт дольше, но в конце концов они просто два паренька из Пусана, по-настоящему далеко от дома. — Ты быстро адаптируешься, Чонгук. Я обещаю. — Я, нахрен, правда надеюсь на это! — вздыхая отвечает Чонгук. Дверь резко распахивается, и Чонгук подскакивает, когда в комнату заходит невозможно красивый человек. Он несёт чёрный пакет для мусора, набитый до отказа. — Это последний! — говорит он, бросая пакет на пол. У него мягкие, немного длинные каштановые волосы, разметавшиеся по его лбу ангельскими локонами. На его лицо почти больно смотреть. Всё внутри Чонгука переворачивается, и он чувствует, как его щёки начинают гореть, что совершено смешно, потому что этот человек даже не смотрел на него. Он никогда раньше не находился рядом с кем-то, кто мог заставить его покраснеть одним только фактом своего присутствия. Это чувство перетекает в странность всей ситуации в целом и оставляет Чонгука неподвижным и сбитым с толку. Чимин закатывает глаза. — Классный чемодан, Тэ. Второй парень, Тэ, пинает мусорный мешок к своей кровати, захлопывая за собой дверь. Он поворачивается к Чимину и широко улыбается, и Чонгуку кажется, что он сейчас, возможно, упадёт в обморок. Он рад оттого, что он сидит, потому что в противном случае его колени определённо отказали бы. — Предпочитаю принять это за комплимент, — говорит второй парень. — У меня нет времени для твоих элитарных взглядов на чемоданы. Он выполняет свою работу, так какая, нахрен, разница? Его голос глубокий и тягучий, и Чонгук может почувствовать, как он скользит по его позвоночнику, медленный и густой, как мёд по обратной стороне ложки. Он думает, что, вероятно, он таращится на него, однако он также вполне уверен, что потерял всякую способность функционировать. Он пытается сделать глубокий вдох, и он выходит гораздо громче, чем он предполагал, неровный, с дрожью и придыханием. Внезапно всё внимание этого парня обращается на него, отчего все мышцы Чонгука моментально сводит. — Оу, — говорит парень, взмахивая рукой. — Привет, случайный человек, сидящий на кровати Чимина. — Он улыбается Чонгуку — большой бесхитростной, очаровательной улыбкой. Чонгук попал. Он просто тупо пялится в ответ. Он не помнит, что такое слова. Он вполне уверен, что видит краем глаза, как Чимин ухмыляется, глядя на него. — Тэхён, познакомься с Чонгуком, — говорит Чимин. — Чонгук, это Тэхён, мой сосед по комнате. Тэхён усмехается и в какой-то момент выглядит обиженным. — И это всё, что я значу для тебя? Твой сосед по комнате? Чимин снова закатывает глаза и начинает говорить скучным монотонным голосом. — Вот это он, Ким Тэхён, моя единственная настоящая любовь, лучший друг на всю жизнь, платоническая родственная душа моих снов и сообщник, в котором я всегда нуждался, сам того не осознавая. Я бы пропал без него, хвала всевышнему за то, что послал мне такого идеального образца человечности, чтобы обитать вместе все те роковые месяцы, и так далее, и тому подобное. Лучше? Тэхён пожимает плечами. — «Лучший друг» было бы здорово. Чимин кидает в него первую попавшуюся вещь, но тот изящно уворачивается и избегает столкновения. Он снова сосредотачивается на Чонгуке. — Ты, должно быть, друг из родного города. Новенький, только с корабля? — Вообще-то я летел самолётом, — говорит Чонгук не думая. Тэхён на мгновение кажется напуганным, а потом его лицо снова озаряется этой самой улыбкой, его удивлённый смех рокочет в их маленькой комнате. Чонгуку нравится, как его лицо полностью меняется, от серьёзного и привлекательного к открытому и милому (и всё равно очень привлекательному). Он не уверен, что именно ему нравится больше. — Он забавный, — говорит Тэхён, в основном Чимину, хотя он всё ещё смотрит на Чонгука. Он кажется теперь более заинтересованным, и у Чонгука снова перехватывает дыхание, пока тэхёновы глаза изучают его лицо. — Руки прочь, найди себе своего первокурсника, — говорит Чимин. Тэхён опять смеётся, на этот раз тише. — Я даже и не мечтал прибрать его к рукам. — Однако, он лыбится, сверкая глазами в полуденном солнце. Чимин отпихивает в сторону коробку, в которой он рылся, и вздыхает. — Мне придётся найти эту рубашку, которую я брал у тебя, позже, — говорит он. — Она где-то поблизости. Я поищу ещё после того, как отведу Чонгука, чтобы найти его общежитие. Чонгук воспринимает это как сигнал к подъёму, и он робко поднимается на ноги, до сих пор не уверенный, что его колени не подкосятся. К счастью, ему удаётся поднять себя в вертикальное положение с минимальной неловкостью. — Хорошо, — говорит Тэхён. — Напиши мне потом, если захочешь сходить куда-нибудь перекусить. — Звучит здорово, — говорит Чимин, натягивая свитер через голову и заталкивая телефон в задний карман. — Ты готов, Чонгук? Чонгук кивает и направляется вслед за Чимином к двери. Когда он шагает мимо Тэхёна, он мельком кивает ему, но не смотрит ему в глаза. Он хватает свой чемодан и выкатывает его перед собой в дверной проём. Когда он тянется назад, чтобы закрыть дверь, он поднимает взгляд, и Тэхён всё ещё с любопытством его разглядывает. — Приятно было познакомиться, Чонгук, — говорит он подмигивая. — Ещё увидимся.———
Чонгук смотрит на себя в зеркало, мучая свои волосы по третьему кругу за последнюю минуту. Они все беспорядочно свисают и кудрявятся, и стали слишком длинными. Ему надо было подстричься, прежде чем ехать на учёбу. Он не знает, куда пойти здесь. И он старается не тратить слишком много денег. Он учится на стипендию, однако его родители всё равно оплачивают его комнату и питание, плюс небольшая ежемесячная сумма на карманные расходы. Он скопил несколько долларов с летней работы, но, будучи иностранным студентом, он может работать только в кампусе, и то не раньше второго курса. Ему нужно считать каждую копейку. Но ему и правда надо было раскошелиться на эту стрижку. Выглядит глупо. Может, ему надеть кепку? Он хватает бейсболку с края стола и надевает на голову, но от этого пушистые кончики волос только ещё сильнее торчат из-под края. К тому же, ему придётся ходить так весь вечер, либо рискнуть тем кепко-головым уродством, которое, возможно, там скрывается. Он вздыхает и снова её снимает. Сойдёт и так. заходи вечером на пиццу и кино, говорится в сообщении Чимина. познакомишься с парнями. Чимин устраивает всё так, что это звучит непринуждённо. И, наверно, для него так и есть. Но Чонгука тошнит от нервов. Он немного слышал о друзьях Чимина и его бойфренде Юнги. Однако все они старшекурсники, даже старше, чем Чимин и Тэхён. Что они подумают о милом проекте Чимина по присмотру за первокурсником из его родного города? Он даже не уверен, что может считаться другом Чимина. Однако он пока что не завёл особенно много друзей. Его сосед по комнате нормальный, но он исключительно тихий и, кажется, проводит большую часть своего времени в библиотеке. Чонгук продолжает попытки вытащить его перекусить или что-нибудь ещё, но парень всегда выглядит напуганным. А потом ещё Тэхён. Чонгук знает, что он будет там сегодня. Очевидно — это ведь его комната. Чонгук видел его несколько раз с того первого дня, мельком, когда встречался с Чимином в его общежитии, или когда сталкивался с ним где-нибудь в студенческом городке. Пару раз он проводил больше времени в его присутствии, но в основном в кофейне или библиотеке, где он занимался с Чимином, и они не очень много общались. Чимин всегда был посредником. Настоящая проблема в том, что Чонгук самым сильным, мучительным и душераздирающим образом запал на него, и, находясь в его присутствии дольше нескольких секунд, он совершено теряет дар речи. Так что от мысли, чтобы провести целый вечер в его присутствии, Чонгук готов упасть в обморок. Только альтернатива, которая заключается в том, чтобы не провести целый вечер в его присутствии, почему-то кажется ещё хуже. Он бы никогда не простил себя. Он растрёпывает волосы ещё раз, проверяет, что в зубах ничего не застряло, и потом он направляется «знакомиться с парнями». Когда Чонгук приходит, в комнате уже полно народу. Чимин распахивает дверь и проводит его внутрь. На кровати Чимина сидит невысокий парень с серебристыми волосами, Чонгук знает, это Юнги, бойфренд Чимина. Ранее он видел его фотографии. Ещё двое других парней — один высокий и широкоплечий, с самым идеально симметричным и красивым лицом, которое когда-либо видел Чонгук. Второй такой же высокий, но более крепкого телосложения. Он также кажется более серьёзным, хотя Чонгук думает, что это, вероятно, побочный эффект очков в толстой черепаховой оправе, водружённых у него на носу. Чонгук чувствует странное облегчение от того, что они все, кажется, корейцы. Или, в любом случае, они выглядят как корейцы — он предполагает, что некоторые из них могут быть корейско-американского происхождения. Он вообще-то не задумывался об этом раньше. И не то чтобы это имело какое-то значение, правда. Однако достаточно тяжело знакомиться с несколькими новыми людьми сразу, не говоря уже о людях из совершено другой культуры. А Чонгук пока только разбирается в американцах. Они странные в таких вопросах, которые Чонгук и не ожидал. Даже если они корейско-американского происхождения, это позволяет ему чувствовать себя полнейшим аутсайдером чуточку меньше. — Это Сокджин, — рассказывает ему Чимин, показывая на симметричного парня, прилёгшего на кровати Тэхёна. — А это Намджун. — Парень в очках улыбается и машет. — Это Юнги, — говорит Чимин, садясь в ногах Юнги. — Тэ и Хоби ушли за пиццей, они должны скоро вернуться. Чонгук осторожно шагает по комнате и садится на стул возле стола Чимина. Это кажется более безопасным вариантом, чем на любой из занятых кроватей. — Это Чонгук, — заканчивает Чимин. — Приятно познакомиться, — по-доброму говорит Намджун. — Как ты устроился? Чонгук пожимает плечами. — Хорошо, наверно? — Как успехи в лотерее соседей по комнате для новичков? — спрашивает Сокджин, широко улыбаясь. — Оу, — говорит Чонгук. — Нормально? Наверно? На самом деле я почти не вижу этого парня. — Тусовщик или книжный маньяк? — спрашивает Сокджин. Чонгук лыбится. — Определённо книжный маньяк. Не думаю, что он много спит. И он выглядит, как будто напуган всё время? — Глотает допинг? — спрашивает Юнги. — Я не уверен, — говорит Чонгук. Он задумывался об этом. — Я никогда не видел никаких таблеток или ещё чего. Но я не знаю. Я думаю, он просто переживает. — Могло быть и хуже, — говорит Сокджин. — У моего соседа по комнате на первом курсе была аллергия на стирку, и однажды он носил одну пару носков две недели подряд. Вся комната воняла как заплесневелый сыр целый семестр. — Эй! — вскрикивает Юнги, хватая первую попавшуюся книгу со стола рядом и швыряет её в Сокджина, который пригибается и смеётся. — Это было всего дня три, и у меня был грипп! Хороший сосед по комнате предложил бы постирать мои вещи вместо меня. — Это мой учебник по биологии! — говорит Чимин, щипая Юнги в бедро. — Прости, — говорит Намджун Чонгуку, сидя за тэхёновым столом. — Они всегда такие. Ты привыкнешь. Чонгук в ответ широко улыбается. — Всё нормально, — говорит он. — Думаю, я справлюсь. Только он начинает чувствовать себя немного более свободно, как дверь распахивается, и заходит Тэхён. Он держит гигантский бумажный пакет, и в комнату за ним следует кто-то, кого Чонгук не знает, и кто несёт три огромные коробки с пиццей. — Мы принесли пропитание, — говорит Тэхён, бросая пакет на стол рядом с Чонгуком. — Привет, Чонгук, — добавляет он. — Привет, — отвечает Чонгук, и его желудок делает безумный кувырок. — Привет, ты, должно быть, Чонгук, — говорит второй парень, складывая пиццу на стол Тэхёна и протягивая руку. — Я Хосок. Или Хоби, тоже нормально. Как угодно. — Привет. Приятно познакомиться, — отвечает Чонгук, пожимая его руку. Хосок кажется дружелюбным и добрым, и Чонгуку он сразу же нравится. Ему сразу же нравятся все они. Если бы не его раздражающе сильный краш на Тэхёна, он бы чувствовал себя совершено свободно и комфортно. Однако он быстро понимает, что он не в состоянии расслабиться, пока дышит одним воздухом с Тэхёном. — Итак. Добро пожаловать на твою первую встречу Клуба Корейских Студентов Нью-Йоркского университета, — говорит Хосок, как только все удобно рассаживаются и берут пиццу. — Что? — спрашивает Чонгук, нахмуривая брови. — Это что, типа… есть такое? Все смеются, и Чонгук чувствует себя немного глупо, хоть это явно смех не со злости. Он мельком бросает взгляд на Тэхёна, который сидит на полу, опираясь спиной на свою кровать. Он тоже смеётся, но смотрит на Чонгука с какой-то нежностью. Это было бы действительно мило, если бы не тот факт, что от этого Чонгук чувствует себя шестилетним ребёнком. — Этого вообще-то не существует, — терпеливо объясняет Чимин. Потом он замолкает. — Ну, на самом деле, может быть, и существует. Тут есть Ассоциация Корейских Студентов? — Я вполне уверен, что есть, — отвечает Намджун. — Я искал однажды. — Ну, даже если и есть, это не мы, — вмешивается Юнги. — Может, нам стоит завести такую, — говорит Хосок. — Типа, ещё одну? — спрашивает Юнги. — Ассоциация Бедных Корейских Студентов. — Супер, — говорит Тэхён. — Это исключает тебя и Сокджина, что означает, что вы изгоняетесь из официальной штаб-квартиры. Чонгук знает от Чимина, что Юнги родом из очень богатой семьи. Его отец управляет каким-то мультинациональным конгломератом и имеет дома по всему миру. Он догадывается, что у семьи Джина, должно быть, тоже есть деньги. — Эй! — говорит Чимин. — Ты не можешь изгнать моего бойфренда из моей собственной комнаты общежития! — Не мои проблемы, — жмёт плечами Тэхён. — Я не знаю, почему вы постоянно здесь, когда у него есть гигантская квартира, куда вы можете пойти и громко потрахаться. — Потому что тогда мы лишимся такой чести находиться в твоём чрезвычайно милом и радушном присутствии, — отвечает Юнги. — Правда, — отвечает Тэхён. — Я тот ещё лакомый кусочек. Чонгук открыто пялится на Тэхёна всё это время. Не нарочно, но потому, что он слегка заворожен. Он не думает, что это заметил Тэхён, слишком поглощённый перепалкой с Юнги. Но, как только он заканчивает говорить, он внезапно останавливает свой взгляд на Чонгуке. И, прежде чем у Чонгука получается отвести взгляд, Тэхён подмигивает ему. Это происходит так быстро, что он даже не до конца уверен, что это было в реальности. Точно как в первую их встречу. Чонгук понимает, что это ничего не значит. Правда понимает. Тэхён, вероятно, просто мило себя ведёт. Но дело в том, что это интересно. Он чувствует неловкость и смущение, и всё эти некомфортные вещи тоже. Однако прошло много времени, с тех пор как у него был такой краш на кого-то. Это кажется так по-новому и как-то даже волнительно. Он улыбается Тэхёну в ответ, а потом склоняет своё порозовевшее лицо, на какое-то время сосредотачиваясь на своём куске пиццы. В итоге с ними оказывается легко зависать. Сначала Чонгук чувствует себя скромно и зашуганно, но потом быстро осваивается. Он узнаёт, что Сокджин и Юнги знают друг друга много лет. Они в некотором смысле странная парочка, Сокджин шумный и буйный, а Юнги немного более сдержанный и серьёзный. Но у них есть и схожесть. У них один на двоих острый, язвительный ум и скрытые запасы искренней доброты. Они на третьем курсе, так же, как и Намджун с Хосоком. Намджун впечатляет умом, что могло бы отпугнуть, если бы он не был одним из самых душевных людей, которых Чонгук когда-либо видел за всю свою жизнь. Он умеет слушать и не позволяет Чонгуку чувствовать себя идиотом, если он говорит что-то, что может быть неправильным. Хосок в похожем смысле душевный человек. Он в чём-то напоминает Чонгуку его самого, способный меняться от серьёзного к беззаботному быстро и легко. Чимин, когда у Чонгука появляется больше времени узнать его, всё больше нравится Чонгуку. Он милый и заботливый, с самой удивительной склонностью к шалостям. С ним легко смеяться, что Чонгук высоко ценит в друзьях. Тэхён по-прежнему слегка загадочный. Отчасти потому, что он заставляет Чонгука тупеть от нервозности. Ему пока ещё не удавалось расслабиться рядом с ним. Он обладает тем типом привлекательности, которая настолько насыщенная, что даже пугает. Однако тут есть что-то ещё — ощущение, что он хранит что-то глубоко внутри, придерживая своё суждение, пока не спеша разглядывает тебя. Тэхён вызывает у Чонгука чувство, как будто его изучают. Не обязательно в плохом и враждебном смысле. В тэхёновом изучении его есть любопытство. Странным образом Чонгук это уважает. — Подождите, — говорит Чонгук. — И как вы все узнали друг друга, если на самом деле ассоциации корейских студентов нет? Просто совпадение? — Не совсем, — говорит Чимин. — Юнги и Сокджин знали друг друга с детства. Они ходили в одну и ту же фешенебельную частную школу. Их отцы работают вместе, или типа того. Заморочки богатых людей. — Отцы работают вместе — это заморочки богатых людей? — спрашивает Юнги. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Чимин неопределённо крутит рукой. — У старомодных богатых семей странные связи. — Наши отцы вместе работают, — замечает Чонгук. Юнги смеётся. — Он мне нравится! Пусть остаётся. Он знает, что это просто спонтанное замечание, и что Юнги больше дразнит Чимина, но от этого Чонгук чувствует себя странно счастливым. — Окей, неважно, — говорит Чимин. — Мы выяснили, что у пап среднего класса тоже есть друзья с работы. — Подожди, но я думал, что ты старше, — говорит Чонгук Сокджину. Он не уверен, что улавливает суть. — Я взял перерыв на год, — говорит Сокджин. — Перерыв на год? — подчёркнуто спрашивает Чимин. — Да. А потом выпустился Юнги, и он решил взять перерыв на год. Я не мог просто позволить ему слоняться без дела, тратя родительские деньги, без компаньона. Поэтому тогда я взял второй перерыв на год. Чонгук смеётся. — Понятно. — Намджуна и Хоби на первом курсе обоих подселили к адским соседям. Хосок кивает. — Мы впервые познакомились на этой ознакомительной штуке по программе стипендий для международных студентов. Но потом мы оба ходили на курс по философии и сблизились на фоне того, что попали на этих маменькиных сынков, намеренно выбрав учебное заведение с минимальной культурой маменькиных сынков. — Потом мы устроили обмен, — добавляет Намджун. — Хорошо, так вы все вчетвером на третьем курсе? — спрашивает Чонгук, показывая между Юнги, Сокджином, Намджуном и Хосоком. — Ага, — говорит Хосок. — Юнги и Сокджин были в том же общежитии, что и мы, на первом курсе. Я постоянно встречал Юнги на концертах этого оркестра, в который мы оба ходили, и в итоге, мне кажется, мы начали общаться? Не могу вспомнить. Поэтому мы вчетвером хорошо сдружились. — Нас с Тэ поселили по этой теперь уже умершей программе подбора международных студентов, — говорит Чимин. — А Намджуна назначили моим куратором на первом курсе. — Почему уже умершая? — спрашивает Чонгук. Он хотел бы, чтобы ему подобрали кого-нибудь с родины. — По сути из-за этой самой ситуации, — отвечает Чимин. — Они пытаются содействовать разнообразию. Раньше подбирали людей на основе того, откуда они родом, но, наверно, это стало слишком замкнутым? — Это поэтому мой сосед по комнате — моя полная противоположность? — Думаю, да. Это позор на самом деле. Со мной и Тэ они попали в десятку. Один час, и казалось, будто мы знали друг друга всю свою жизнь. Тэхён с Чимином обмениваются ухмылками, и Сокджин кидает подушку в лицо Чимину. — Потом Намджун постоянно заставлял нас тусоваться с ними двумя, чтобы быть хорошим примером и отдать долг обществу, или какая там намджуновская херня была у него на уме. Намджун пожимает плечами. — Прости, что проявил дружелюбие? — А потом, в ту секунду, когда Чимин и Юнги встретились, в глазах у них были сплошные сердечки, — продолжает Сокджин. — Разве что Юнги несколько месяцев приходилось делать вид, что ничего не произошло, что, нахрен, реально раздражало. — Попробуй встать на моё место, — говорит Чимин. — Прости-ка? — перебивает Тэхён. — Попробуй встать на моё место! Чимин высовывает язык, и Тэхён дотягивается, щёлкая его по ноге. Он начинает делать то, что Чонгук понимает как копирование Чимина. — Тэ, как думаешь, мне стоит написать ему ответ? Сколько мне стоит подождать? Как ты думаешь, что он имел в виду, когда спросил «как дела»? Как ты думаешь, он действительно имел в виду «как дела», или ты думаешь, что он хочет трахнуться? Чимин вполсилы пинает Тэхёна, но он смеётся. — Я бы ни за что не сказал «трахнуться»! — Правда. На самом деле ты спросил меня, не думаю ли я, что он хочет стать твоим любовником. — Я так не спрашивал! — Мальчики! — кричит Сокджин. — У нас гость! При этом они оба только оборачиваются на Сокджина, Чимин подскакивает и хватает его руки, пока Тэхён пытается его щекотать. — Ну, — говорит Хосок, поворачиваясь к Чонгуку. — Добро пожаловать в Нью-Йоркский университет, наверно. Чонгук так сильно лыбится в ответ, что у него болит лицо.———
— Над чем работаешь? — спрашивает Чимин. Они сидят в их любимой кофейне, на любимом местечке на диване возле окна, втиснутом в самом дальнем углу. В теории они занимаются, но по большей части у обоих по ноутбуку на коленях и парочка книг вокруг, в то время как они разговаривают о других вещах. Чонгук расстроенно проводит рукой по волосам. — Над вступлением к заданию по анимации. Это терзает мой мозг. Чонгук годами хотел заниматься кино- и видеопроизводством. Он любит снимать и редактировать, играть с изображением и звуком. Но, в то время как он любит рисовать для развлечения и имеет капельку природного таланта, у него в реальности нет никакой специальной подготовки. Мягко выражаясь, его обязательный на первом учебном году курс анимации приносит ему много печалей. — Так жёстко, а? — спрашивает Чимин. — Это просто раздражает. Я даже не хочу заниматься анимацией. Грёбаный куратор говорит мне, что хорошее образование начинается с широкого понимания основ. Какую бы херню это ни означало. Чимин смеётся. — Всё ещё уверен, что сделал правильный выбор? — Я думаю, да, — говорит Чонгук. — Я просто переживаю насчёт, ну, работы и всё такое. Типа, я хочу делать что-то, что мне нравится, но ещё и не хочу голодать, понимаешь? Его родители без особого энтузиазма восприняли его выбор направления. Его отец предпочёл бы что-то практическое, предпринимательство или науку. Но Чонгук чувствовал бы себя несчастным. Как Чимин. — Да, — говорит Чимин. — Я знаю. У Чимина основной предмет — биология, но Чонгук мог сказать, что его сердце не лежит к этому, с самой первой секунды, как они заговорили. — Может, тебе стоит переключиться, — говорит Чонгук. — Заняться чем-то другим. Это не обязательно должно быть что-то сумасшедшее и рискованное с неопределённым будущим, что заставит твоих родителей отказаться от тебя. Где-то есть золотая середина. — А есть ли? Я не знаю, что это. Они хотели, чтобы я стал врачом, с самого моего рождения. — Тебе нравится одежда, правильно? Подбирать комплекты, создавать что-то? Чонгук всегда так поражается способностью Чимина пойти в сэконд-хэнд, найти самую дешёвую, ужаснейшую вещь во всём магазине и каким-то образом, при помощи ножниц и маленькой ниточки или клея для ткани в итоге получить нечто такое, что выглядит уникально и дорого. Чимин закатывает глаза. — Конечно. Но это не работа. Что я должен делать, сказать моему отцу, что я буду модным дизайнером? — Нет, но я об этом и говорю! — воодушевлённо отвечает Чонгук. — Найди то, что делает тебя счастливым, но также кажется достойным для твоих родителей. Например, как тебе мерчандайзинг в сфере моды? Или например… Текстильное производство? Чимин смеётся. — Что за нахрен текстильное производство? — На самом деле я не знаю. Мне кажется, я видел его в каталоге специальностей, когда читал о колледже. Я думаю, это изучение, как производить… текстиль? — Звучит очень увлекательно. — Оно может быть! — говорит Чонгук защищаясь. — Мы не знаем, что это такое. Чимин закатывает глаза, но его губы изгибаются в ласковой улыбке. — Ну, в любом случае, я не хочу быть модным дизайнером. Или производителем текстиля. Я люблю носить одежду и придумывать комплекты. Я не хочу зарабатывать этим деньги. — Ну, а что ты действительно хочешь делать? Чимин пожимает плечами. — Может, я не совсем знаю? Я даже не знаю, каким именно врачом я хочу быть. Наверное, моё будущее всегда казалось как бы… предрешено. — Ты вообще когда-нибудь пытался рассказать об этом своим родителям? — Чонгук не очень хорошо знает родителей Чимина, но они всегда казались ему добрыми. Они явно не кажутся более строгими или амбициозными, чем его собственные родители. Чимин пожимает плечами и опускает взгляд. Он ковыряет маленькую дырочку на своих джинсах. — Я думал об этом. Но расстраивать их кажется чем-то ужасным, и потом я подумал, может, мне стоит сначала выяснить, что я хочу делать, прежде чем идти к ним с новостью, что я не хочу быть врачом. Но потом я продолжал ждать, а теперь уже прошло два курса. — Ты все равно как-то должен был думать об этом. Какой, напомни, у тебя второстепенный предмет? — Психология. — Почему? Чимин пожимает плечами. — Потому что я думал, может быть, в худшем случае, я мог бы получить специализацию в психиатрии? — Тебе интересно это? — Вроде? Ну, не совсем. То есть, мне интересна психология. Наверно, быть терапевтом мне интересно. Но меня это интересует больше на уровне консультирования или социальной службы, чем, ну… — Чимин морщит нос. — …в научном, диагностическом плане. Это имеет какой-то смысл? — Конечно. И ещё это звучит, как будто ты точно знаешь, что ты хочешь, но притворяешься, что не знаешь, потому что ты слишком боишься сказать своим родителям. — Пошёл ты, Чонгук. — Я прав? Чимин смотрит на него какое-то время. — По-видимому. Чонгук смеётся, но потом немного смягчается. Он видит, что всё это действительно беспокоит Чимина. — Ты правда думаешь, что твои родители настолько разозлятся, если ты станешь психологом, а не врачом? — Я не знаю, Чонгук. — Чимин слегка сникает и отклоняется на спинку дивана. — Может быть, а может, и нет. Но, ещё раз, я, нахрен, на третьем курсе. Обратного пути нет. — Да. Наверно, это проблематично. Но если ты всё равно взял второстепенный предмет, то не должно быть затруднений, чтобы поменять направление. Сколько это займёт, ещё один год? — Я не знаю. Возможно. Давай поговорим о чём-то другом, это напрягает меня. — Хорошо. Например? Чонгук выбирает определённо худший момент, чтобы сделать глоток кофе. — Как насчёт твоего эпического увлечения моим соседом по комнате? Ему как-то удаётся не попасть выплюнутым им кофе на его ноутбук. — У меня нет никакого увлечения! — говорит он, слегка оправдываясь. Чимин закатывает глаза. — Правда нет! — Всё нормально, Чонгук, все увлечены Тэхёном. Опасно, с таким-то лицом. — Я не заметил, — неубедительно говорит Чонгук. Он чувствует какое-то беспокойство от этого утверждения, будто он всего лишь один из сотен людей, сражённый Тэхёном. Возможно, это и правда, но всё же это больно. Чимин фыркает. — Ты не заметил его лицо? — Не совсем, нет. — Чонгук берёт учебник и притворяется увлечённым. — Ха. Чонгук пытается игнорировать Чимина, но ему слишком любопытно. Он кладёт учебник на стол и поднимает взгляд. — Что означает ха? — Я не знаю, — говорит Чимин, невинно хлопая ресницами. — Только то, что он явно заметил твоё лицо, вот и всё. Думал, что это могло быть взаимно. Очень жаль. — Что? — Хмм? — теперь очередь Чимина делать вид, что он увлечён учебником, но Чонгук видит, что он ухмыляется. — Он заметил мое лицо? — Чонгук готов взорваться. — Да. Наверно. — Наверно? Чимин убирает книгу и закатывает глаза в притворном раздражении. — Я думал, тебе не интересно. Лицо Чонгука начинает пылать. — Нет. Я просто… Забудь. — Если признаешь факт, я расскажу, что он сказал о тебе. Чонгук размышляет над этим. Он и так уже знатно поставил себя в неловкое положение. Ясно, что его увлечение заметно. И он правда хотел бы знать, что Тэхён о нём сказал. — Хорошо, — признаёт он, его лицо горит ещё сильнее. — Возможно, у меня небольшое увлечение. Малейшее, несерьёзное, крохотное увлечение. Ничего особенного. — Я знал это, — говорит Чимин. Потом он снова берёт свой учебник и устраивается на диване. — Ну? — Что ну? Чонгук начинает ненавидеть Чимина. Он какой-то дьявол, правда. — Что он сказал обо мне? — Оу! — Чимин имеет наглость забавляться. — Точно, я забыл. — Конечно. — Я забыл. Так же, как и ты со своим малейшим, несерьёзным, крохотным увлечением. — Заткнись. — Правда? — Нет! — быстро говорит Чонгук. — Нет. Прости. Скажи мне. Пожалуйста. Чимин сворачивает губы в маленькую ухмылку и выжидает секунду. — Помнишь недавно мы были в тренажёрном зале, и Тэ зашёл за мной? Чонгук помнит. Он поднимал гантели в уголке, когда пришёл Тэхён. Возможно, он намеренно воспользовался моментом, чтобы преувеличенно выгнуться, а потом поднять низ своей свободной безрукавки, вытирая пот с лица. — Ну, я точно поймал его на разглядывании тебя. А потом, когда мы вышли, он сказал «Это нечестно», и я спросил его, что нечестно, а он ответил «Что у него такое тело, когда его лицо и так абсурдно сексуальное». Чонгук старается не лыбиться. Он жалко терпит провал. Чимин начинает смеяться так громко, что люди, сидящие за ближайшим столиком, поворачиваются и смотрят. — Конечно, — говорит он. — Просто небольшое увлечение. И тогда Чонгук тоже не может удержаться от смеха. Внезапно у него появляется очень хорошее настроение.———
Чонгук сидит в библиотеке, пытаясь не рвать на себе волосы, когда кто-то плюхается рядом с ним на стул. Сначала он не поднимает глаз от своего ноутбука, предполагая, что это какой-то другой студент готовится страдать подобным же образом. Потом он ощущает, как что-то тычется ему в бедро. — Ай! — произносит он, поворачиваясь на своем стуле и стараясь не замечать косых взглядов от людей вокруг. — Привет, — говорит Тэхён. Он сидит лицом к Чонгуку, локтем опираясь на стол и подпирая подбородок кулаком. Он широко улыбается от уха до уха, отчего желудок Чонгука делает кувырков двадцать один за другим. — Ох, — говорит он. Он смотрит вниз, туда, где Тэхён всё ещё прижимает кончик ручки к его бедру. — Не хотел тебя пугать, — говорит Тэхён, мягко смеясь. — Ты выглядел как будто в злостном трансе. Чонгук вздыхает, в основном чтобы заставить себя расслабиться. Он был совершено не готов к такому. — Я пишу доклад, — говорит он. — Или пытаюсь писать. — О чём? — Влияние хронофотографии и стробоскопов в отношении раннего возникновения повествовательного кинопроизводства. — Звучит… потрясающе. Чонгук не может сдержать смешок, который рвётся из него. Это немного громко для библиотеки, и его лицо вспыхивает, когда он получает ещё несколько косых взглядов, плюс громкое шиканье от девушки за столом рядом. Тэхён раздражённо закатывает глаза, глядя на неё, а потом переводит взгляд обратно на Чонгука. Он просто таращится, слишком долго, пока Чонгук не чувствует, что его жар в лице начинает усиливаться. — Хочешь сделать перерыв? — наконец спрашивает Тэхён. — Что? — Перерыв. Ну, знаешь, короткая передышка от работы. Оказывается, в реальности нет предела тому, как сильно может пылать лицо от смущения. — Да. Я знаю, что такое перерыв. Тэхён пожимает плечами. — Ну и? — Ну и что? Тэхён закатывает глаза, и каким-то образом это выглядит невероятно сексуально. — Ну же, Чонгук. Мне кажется, твой мозг поджарился. Давай выбираться отсюда. Чонгук на мгновение замирает, пока Тэхён закрывает его ноутбук и начинает складывать его учебники за него. Потом он быстро приходит в себя и перенимает инициативу, беспорядочно заталкивая всё в свой рюкзак. Он следует за Тэхёном на выход, в свежий солнечный день. Ощущение такое, словно это какой-то сон. Он идёт по тротуару Гринвич Виллидж с невозможно красивым парнем, который, по какой-то причине, похоже, хочет провести с ним время. Он внезапно сожалеет о том, как все эти годы он раздражался от родительской романтизации Нью-Йорка. — Куда мы идём? — спрашивает Чонгук. Тэхён жмёт плечами. — Не знаю. На свежий воздух. Может, немного кофеина? — Кофеина? Тэхён лыбится. — Да, Чонгук. Кофеин. Чонгук следует за ним в маленькое кафе, где они становятся в небольшую очередь. — Какую отраву предпочитаешь? — спрашивает Тэхён, пока они ждут. — Э… просто кофе, наверно? — Как минималистично с твоей стороны. Это заставляет Чонгука засмеяться. Когда ему удаётся избавиться от чувства ослепления присутствием Тэхёна в целом, он обнаруживает, что ему очень даже нравится. В нём есть что-то такое шипучее, как будто маленькие пузырьки радости готовы выскочить у него из-под кожи в любой момент. Чонгуку по-прежнему хочется назвать его задорным. — Я не минималистичный, — отвечает Чонгук. — Я скучный. — Правда? Жаль, что ты не сказал мне раньше, я бы лучше выбирал претендентов на свидание в кофейне. Чонгук уверен, что Тэхён заметил, как его лицо вспыхивает при слове «свидание». Это оно и есть? Он говорит себе, что Тэхён не имеет в виду в том смысле, однако чувствует трепет в груди, когда они доходят до начала очереди, и Тэхён заказывает чай для себя и кофе для Чонгука, а потом тихо качает головой, когда Чонгук тянется за своим кошельком. — Не беспокойся. — Спасибо, — говорит Чонгук. — Без проблем. Комитет по поддержке первокурсников. Они берут свои стаканы и прогуливаются несколько кварталов, переходя в Вашингтон-сквер-парк. Они находят местечко с краю огромного фонтана, и Тэхён жестом показывает Чонгуку присесть. — Самое лучшее в Нью-Йорке, — говорит Тэхён, заговорщически склоняясь. — То, что здесь невозможно заскучать. Просто нужно найти место и отойти с дороги, и у тебя неограниченное бесплатное развлечение. Чонгук оглядывается вокруг и сразу понимает, что имеет в виду Тэхён. Он всегда был любителем понаблюдать за людьми, но здесь наблюдение за людьми в ускоренном режиме. За тридцать секунд, пока они здесь сидят, они видят проходящую мимо женщину, сражающуюся с шестью собаками на поводках, двоих мужчин, играющих на нелепом струнном инструменте, который он никогда не видел в своей жизни, старика в заячьих ушках и троих детей, тянущих тележку, полную чего-то похожего на цветной песок. — Вау, — говорит он. — Правда ведь? — Наверно, я пока ещё не так много ходил по городу. У него возникали все эти грандиозные идеи об изучении города, как только он приехал, чтобы сначала посетить все яркие крупные туристические места, а потом найти скрытые жемчужины, познавая на своём опыте. Но до сих пор такого не случилось. — Слишком занят в библиотеке? — Ага, типа того, — признаётся Чонгук. — Но в основном это слишком… ошеломляет? Я даже не знаю, откуда начать. Тэхён улыбается. — Я так же себя чувствовал сначала. — Правда? — Чонгук обнаруживает, что ему по какой-то причине трудно в это поверить. Тэхён кажется тем, кого сложно чем-то поразить. В любом случае он более уверен в себе, чем Чонгук. — Ага. Этот город пугает. Но это ещё и круто, насколько он огромный. Намджун сказал мне однажды кое-что, и это имеет смысл. Он сказал, что города — как живые существа. Они постоянно меняются — расширяются и сокращаются. Мы думаем о городах, как о неподвижных пространствах, и полагаем, что они одинаковы для каждого. Но на самом деле они похожи на отношения. Нам приходится узнавать их со временем, и мы влюбляемся, либо они отталкивают нас. Ту часть, которую любит один человек, ненавидит кто-то другой. Мой Нью-Йорк — это не твой Нью-Йорк. Как-то так. — Вау, — говорит Чонгук. Тэхён смеётся. — Я думаю, это был способ Намджуна отвязаться от меня и пойти что-нибудь поделать. — Это сработало? — Да. Сработало. Суть города в том, что ты никогда не изучишь его до конца. Поэтому тебе нужно просто начать откуда-то. Даже если это означает просто сидеть здесь, в парке. — Логично. Тэхён показывает вверх на арку. — Вот, пожалуйста. Твоя первая крупная нью-йоркская достопримечательность. — Наверно, так и есть. Тэхён смеётся. — Ты, кажется, не очень-то впечатлён. — Я имею в виду, она… большая? От этого Тэхён смеётся ещё сильнее. — Да, Чонгук, она достаточно большая. — Расскажи мне о ней что-нибудь. — Чонгук начинает немного расслабляться. В любом случае он понимает, что ему проще говорить на случайные темы. — Ты знаешь про барельефы на обратной стороне? Чонгук кивает. Он видел их мимоходом, но никогда не думал рассмотреть поближе. — Это две скульптуры Джорджа Вашингтона. С одной стороны он окружён Славой и Доблестью — это Джордж Вашингтон как главнокомандующий; а с другой стороны вокруг него Мудрость и Справедливость — это Джордж Вашингтон как президент. Чонгук продолжает кивать. Он не уверен, должен ли он находить это интересным. По правде говоря, ему очень интересно продолжать слушать Тэхёна, однако его совершенно не волнует Джордж Вашингтон. — Скучно, правда? — спрашивает Тэхён, словно читая мысли Чонгука. — Кого волнует какой-то старый расист и разжигатель войны, белый чувак? Это хотя бы вызывает смех Чонгука. — Не говоря уже о склонности американцев к восхвалению своих не слишком выдающихся отцов-основателей, — говорит Тэхён. — Как объект искусства они достаточно интересны. Они были вырезаны братьями Пиккирилли. Ты знаешь, кто это? — Неа. — Они происходили от древнего рода итальянских камнерезов. Их отец, Джузеппе Пиккирилли, приехал сюда в 1888 году, вместе со всеми шестью сыновьями, такими же камнерезами. Но Аттилио и Фурио были лучшими. Все великие скульпторы лепили в глине, а потом отправляли гипсовые модели, сделанные из глиняных форм, и братья Пиккирилли вырезали модели в камне. — Значит, на самом деле эти скульпторы не вырезали свои собственные эскизы? Тэхён качает головой. — Братья Пиккирилли в своё время вырезали большинство значимых мраморных скульптур и архитектурных деталей в Штатах. Мемориал Линкольна, Нью-Йоркская Публичная Библиотека. Фондовая Биржа. Всего не перечислить. Аттилио и Фурио также делали и некоторые оригиналы. — Наверно, они были очень заняты. — Мы даже точно не знаем, насколько заняты. У них была огромная мастерская в Бронксе, но, когда она закрылась, никто не удосужился сохранить их записи. Существует, наверно, куча их работ, о которых мы даже не знаем, что они принадлежат им. — Откуда ты знаешь всё это? — спрашивает Чонгук. Ему стало интересно помимо его воли. В Тэхёне есть что-то гипнотизирующее. Он почти вынуждает обратить на себя внимание, но каким-то неспешным, незаметным путём. Как будто он навевает чары. — Ну, — говорит Тэхён, наклоняясь вперёд. — Фурио Пиккирилли был моим пра-пра-пра-прадедом. Чонгук в шоке округляет глаза. — Правда? Тэхён смотрит на него какое-то время, и Чонгук понимает, что он попался. Тэхён сплёл свою паутину, и Чонгук позволил сделать из себя легчайшую жертву. Хотя он не слишком переживает об этом. Особенно когда сияющая улыбка расплывается на тэхёновом абсурдно красивом лице. — Нет, — говорит он, со смехом отклоняясь назад. — По-твоему, я похож на итальянца? Чонгук прищуривается. — Возможно? Когда смех Тэхёна усиливается, Чонгук не может не присоединиться к нему. — Я конкретно повелся, да? — Может быть, — говорит Тэхён, поигрывая бровями. — Или, может быть, я просто очень хорош в том, что делаю. — Как ты вообще всё это узнал? — Я студент архитектурного, помнишь? — Точно! — говорит Чонгук, чувствуя себя ещё более глупо. Не то чтобы он забыл, он просто не свёл два факта вместе. — Неважно, — говорит Тэхён, вставая. — Мне нужно идти на занятия. — Оу. Хорошо. — Чонгук старается выглядеть не таким расстроенным, как есть на самом деле. — Побудь ещё несколько минут на солнышке, прежде чем пойдёшь заканчивать свой доклад, — говорит ему Тэхён. — Увидимся. Чонгук витает в облаках всю оставшуюся неделю.———
— Это сделает меня тридцативосьмилетним. Чонгук осуждающе выставляет пластиковый прямоугольник перед Юнги, прежде чем Сокджин выхватывает его у него из пальцев и начинает хохотать. — И что? — равнодушно пожимает плечами Юнги. — И что? Мне восемнадцать! Никто не поверит, что мне тридцать восемь! — Что ты от меня хочешь, чтобы я вернул его? Это поддельное удостоверение, у меня нет чека. Чимин выхватывает удостоверение у Сокджина и сам проводит осмотр. — Всё будет нормально, Чонгук. По правде говоря, никому нет дела. Будет темно. В любом случае они привыкли к поддельным удостоверениям. Пока их задницы прикрыты в случае чего, они с радостью возьмут деньги у несовершеннолетних. — Он отдаёт удостоверение обратно Чонгуку и поворачивается к Юнги. — Если честно, детка, это даже хуже, чем у Тэ. — Какое там имя, напомни? — спрашивает Хосок. Тэхён лениво улыбается. — Брэдли Купер. Пронзительный смех Хосока такой громкий, что Чонгук подскакивает. — Конечно! Как я мог забыть? Чонгук пытается не растечься в лужицу, когда Тэхён поворачивается к нему. — Держись меня, пацан. Они будут слишком заняты, смеясь над корейским Брэдли Купером, чтобы заморачиваться из-за корейского Бенджамина Баттона. — Куда мы идём? — спрашивает Сокджин. — «Джози’с»? «Бар Нан»? — «Феникс»! — выкрикивает Чимин. — Никаких гей-баров, — сообщает ему Юнги. — «Феникс» почти не считается. А ещё ты гей. — Мы можем закончить «Фениксом» попозже. Это первый выход Чонгука. — Чонгук тоже гей! Может, он хочет пойти в гей-бар. Чонгук на секунду замирает. Он знает, что все знают, что он гей. Он сказал Чимину, что всё нормально. Он не собирался и дальше скрываться. Особенно среди друзей Чимина, большинство которых геи или би. Однако это первый раз, когда кто-то реально произнёс это вслух в его присутствии. Он оглядывается вокруг, ожидая какой-то реакции, но понимает, что никто толком и не заметил. Это ничего для них не значит. Это странным образом оказывается самым освобождающим событием в его жизни. — Я не о том, придурок, — говорит Юнги. — Независимо от того, кого ему нравится трахать, это его первый выход в качестве студента Нью-Йоркского университета. Мы должны придерживаться классики. — Да, да, — говорит Чимин. — Справедливо. К счастью, выходит, что Чимин прав насчёт удостоверения. Охранник у дверей паба почти не смотрит, когда Чонгук протягивает ему его. И потом они оказываются внутри, громкая музыка прерывается ещё более громким смехом, кругом люди. Чонгук так переживал из-за удостоверения, что забыл поволноваться из-за своего первого раза в американском баре. В ретроспективе, он чувствует облегчение оттого, что Чимин вынудил его выпить. Его конечности расслабляются и гудят, и это не даёт ему поддаться нервозности. Он держится близко, пока они пробираются сквозь толпу и ищут столик. Чонгук плюхается на стул, чувствуя облегчение, что он сидит на одном месте, и делает несколько глубоких вдохов. Его сердце быстро колотится, а его ладони немного вспотели. Он вытирает их о свои штаны и мысленно даёт себе напутствие. Это всего лишь бар! Он здесь со своими друзьями. Это часть жизни в колледже. Здесь нечего бояться. — Эй. Чонгук резко поднимает взгляд со своих коленей, где он был занят вытиранием своих влажных ладоней, обнаруживая Тэхёна, сидящего прямо напротив него. Это слишком для его замедляющегося сердцебиения. Тэхён улыбается, медленно и томно, и Чонгук внезапно ощущает себя тающим маслом. Он вполне мог бы сползти с края стула и превратиться в лужу на полу. — Расслабься, — говорит Тэхён, ставя пустой стакан перед Чонгуком и двигая кувшин с пивом через стол. — Будет весело. Я обещаю. Возможно, Тэхён и правда волшебник. Он вообще имеет какое-то странное влияние на Чонгука. Отчасти это может быть и алкоголь. Но не только он. В то мгновение, когда Тэхён произносит это слово, расслабься, Чонгук… так и делает. Его сердцебиение замедляется, а ладони высыхают. Его мышцы расслабляются, а кости становятся лёгкими и подвижными. И, чудесным образом, всё так и остаётся. Чонгука отпускает, и, наверно, в первый раз в своей жизни он по-настоящему чувствует себя самим собой. Что ещё лучше — он от души веселится. Следующие три часа пролетают в пелене пива и хохота. — Давайте выбираться отсюда, — говорит Хосок после того, как они заканчивают очередной кувшин. Чонгук понятия не имеет, куда они идут теперь, но на душе у него тепло, и чувствует он себя окрылённым, счастливым прогуливаться по улице с этими парнями — его друзьями, наверно. Так начинает казаться. И Тэхён продолжает улыбаться ему и сталкиваться с ним плечом. Алкоголь делает Чонгука более расслабленным с ним, менее молчаливым и глупым. Хотя в животе у него по-прежнему разлетаются бабочки всякий раз, когда Тэхён на него смотрит. Они немного прогуливаются, а потом Хосок ведёт их в метро. Сейчас свежий осенний вечер, и Чонгук на краткий миг жалеет, что приходится уходить из-под звёздного неба. Но потом они заталкиваются в вагон метро, и Чонгук усаживается на сидение, и, прежде чем он это осознаёт, Тэхён скользит рядом с ним. На мгновение он забывает, как дышать, когда Тэхён усаживается и расставляет свои ноги (возможно, немного широковато, думает Чонгук) и горячо прижимает своё бедро к чонгукову. Когда они выныривают из метро, они стоят возле корейского ресторана, и запах сразу ударяет Чонгуку в нос. Им овладевает самое странное чувство. Оно сбивает с толку, настолько пахнет домом и в то же время не совсем так. — Странно, правда? — говорит Тэхён. Чонгук переводит взгляд на Тэхёна, обнаруживая, как тот наблюдает за ним с ласковым выражением лица. — Ага, — отвечает он. — Как дежавю, только… — Не оно, — заканчивает Тэхён, пожимая плечами. Они стоят там, глядя друг на друга какое-то время, пока громкий голос Сокджина не прерывает их. — Давайте немного погуляем. На улице хорошо. Они заходят в минимаркет и покупают бутылку виски, по очереди отпивая втихаря, передавая её по кругу. Это заставляет Чонгука морщиться каждый раз, но ему нравится приятное тепло, которое следует после. Они смеются и прикалываются, в шутку буянят, делятся на двое-трое, а потом бегут, догоняя друг друга. Чонгук ощущает себя абсолютно довольным. В конце концов они направляются домой. Когда они проходят по Пятой авеню, Чонгук смотрит вверх на арку, сияющую на фоне тёмного неба. — Впечатляет немного больше ночью? Чонгук не заметил, как Тэхён подошёл сзади. Они идут в ногу рядом друг с другом, и, получается это нарочно или естественным образом, они немного замедляются, так что отстают от всех остальных. — Наверно, да, — говорит Чонгук. — Может быть, это от виски. Тэхён хихикает, и это невозможно мило. Чонгук думает, что в мире не может быть ничего более прекрасного, чем заставить Ким Тэхёна хихикать этим его опасно глубоким голосом. — Тебе было весело? — спрашивает Тэхён. Чонгук качает головой. — Ужасно провёл время. — Слава богу. Не хотелось, чтобы именно я сказал это, но это был один из худших вечеров в моей жизни. Чонгук улыбается так сильно, что его лицо болит. Тэхён выглядит почти так же. Ему интересно, что думают о них прохожие, может, они выглядят даже ещё более по-дурацки, чем ощущает себя Чонгук. Да его и не волнует. Они окончательно потеряли из виду остальных, что для Чонгука абсолютно нормально. Не то чтобы ему не нравилась их компания — он просто счастлив, что Тэхён полностью с ним. Сначала он думает, что, возможно, Тэхён опьянел сильнее, чем он думал, что он слегка покачивается, с трудом сохраняя равновесие. Но в третий раз, когда их руки сталкиваются, это не может быть случайностью, потому что Чонгук намеренно двигает рукой вперёд, чтобы дать немного места Тэхёну. Нет, в третий раз Тэхён на самом деле тянется к нему. Он хватает руку Чонгука, сначала немного неуклюже, а потом осторожно тянет её, так что их руки естественным образом находятся между ними. Чонгук расслабляет кулак, ожидая, что Тэхён отпустит его. Но он так не делает. Вместо этого он ведёт ладонью по его ладони и скользит своими пальцами между чонгуковых. И вот так это происходит. Так они в итоге идут по улице рядом, держась за руки. Чонгук делает всё возможное, сдерживая свою улыбку, но у него это ужасно получается. Он боится посмотреть на Тэхёна, беспокоясь, что, если он это сделает, он разрушит чары. Никто из них не разговаривает. Они просто идут, слегка раскачивая руками. Чонгук старается незаметно сбавить шаг, встревоженный тем, как близко они подходят к дому. Он не хочет, чтобы это заканчивалось. Внезапно громкий мелодичный звон прорезает ночь, выдёргивая их обоих из уютной тишины. Они оба подскакивают, прежде чем совсем остановиться. Чонгук смотрит на Тэхёна, который кажется таким же озадаченным, как и он сам. — Что это? — спрашивает Чонгук. Тэхён моргает, глядя на него, ещё пару секунд, а потом бросает руку Чонгука. — Блядь! — Он начинает хлопать себя по карманам. Всё ещё справляясь с потерей тэхёновой руки, Чонгуку требуется ещё несколько секунд, чтобы осознать, что это звонит телефон Тэхёна. Он наконец-то находит его в кармане штанов и прикладывает к уху. — Алло? Чонгук стоит и слушает тэхёнову часть разговора. — Да, я с ним! — говорит Тэхён. — Прости, наверно, мы оторвались. — Он смотрит на Чонгука и одними губами произносит «Это Чимин», указывая другой рукой. Чонгук кивает и улыбается. Он так и догадался. — Мы в порядке, — говорит Тэхён в телефон. После нескольких мгновений тишины Чонгуку кажется, что лицо Тэхёна немного розовеет. Он быстро отводит взгляд. — Пошёл ты, — говорит он. — Мы почти дошли. — Он завершает звонок и заталкивает телефон в карман, поворачиваясь обратно к Чонгуку. — Они вернулись в общежитие, заволновались, что мы заблудились. Я сказал, что мы скоро придём. Чонгук пожимает плечами. — Хорошо. Он совсем не торопится добраться до них. Он бы лучше остался здесь, с Тэхёном. Он хотел бы, чтобы они по-прежнему держались за руки. Он пытается найти какой-нибудь способ вернуться к тому, на чем они остановились, с минимальной неловкостью, когда он осознаёт, что Тэхён смотрит на него, склонив голову в сторону, с хитрой ухмылкой на лице. — Кто быстрее до фонтана? Чонгуку требуется чуть дольше времени, пока до него доходит, и Тэхён по полной этим пользуется. Он срывается вперёд на целые пять секунд быстрее Чонгука, так что он явно лидирует. Однако Чонгук быстрый. Это будоражит — гнаться за Тэхёном по тротуару, когда ветер кусает его за щёки. Он слышит, как Тэхён взвизгивает и смеётся, опережая его. Но Тэхён хитрый, он огибает большую компанию друзей, которые, похоже, тоже на пути домой из бара, из-за чего Чонгук на миг теряет его из вида. Когда обзор Чонгука снова открыт, он не может найти Тэхёна в темноте. Он продолжает бежать как можно быстрее, насколько это безопасно, фокусируясь на фонтане. Но, как только он пробегает под аркой, кто-то выскакивает, хватает его за рукав куртки и тянет в сторону. Чонгук слегка запинается, но Тэхён толкает его спиной к стене и удерживает его своим телом. Чонгук в хаосе. Его голова гудит от алкоголя и от Тэхёна, и от ночи. Он пытается отдышаться, но всё тело Тэхёна полностью прижато к его собственному, руки лежат на бёдрах Чонгука. Его освещённая фонарями кожа — будто вырезана из камня, и Чонгук задумывается, есть ли до сих пор в Нью-Йорке камнерезы старой школы, типа братьев Пиккирилли — может, он бы нанял кого-нибудь, чтобы отлить модель тэхёнова лица, а потом отправить, чтобы её вырезали из мрамора. Это одна из самых нелепых мыслей за всю его жизнь. Что кажется ещё более нелепым, когда он решает озвучить её вслух. — Твоя скульптура вышла бы гораздо лучше, чем Джорджа Вашингтона. Тэхён улыбается, и его ресницы дрожат на его идеальной коже. — Ты милый, Чонгуки, — говорит он запыхавшись. А потом он осторожно прижимает бёдра Чонгука к стене и подаётся лицом вперёд. Чонгук не уверен, что это происходит, пока это не происходит — мягкие тёплые губы, которые совпадают с его собственными, которые прижимаются сначала легко, а потом с большей настойчивостью. Он нерешительно целует в ответ, приоткрывает рот навстречу тэхёнову, стараясь не застонать, когда их языки скользят вместе. Он тянется вверх не задумываясь, пропуская пальцы сквозь тэхёновы мягкие волосы. Руки Тэхёна соскальзывают с чонгуковых бёдер, опираясь на стену позади Чонгука. Всё его тело напирает вперёд, прижимая Чонгука, так что он оказывается в ловушке. Это чистое волшебство — стоять в этом городе, который начинает казаться домом, хотя до него целая жизнь, целовать этого парня, который кажется тем домом, который он покинул, и новым домом одновременно. По его венам бьётся и нарастает электрический импульс энергии, пока он не чувствует, как будто сейчас взорвётся. Чонгук жаждет жить. Это забавно, думает он. Забавно, как иногда в такие редкие, чистые мгновения чувствуется ностальгия по чему-то, что происходит ровно в данный момент.