Fade into you (Растворяюсь в тебе)

Чонгук не торопится идти обратно к шатру. Он знает, что ему надо возвращаться, но он немного оттягивает момент. Мысль о том, чтобы увидеть Тэхёна с Лукой прямо сейчас, вызывает такое чувство, будто кто-то залезает ему в грудную клетку и впивается пальцами в его и так уже израненное и истерзанное сердце. Он будет в порядке. Рано или поздно. Он только хотел бы, чтобы он мог держаться на расстоянии, — чтобы ему не пришлось видеть любовь всей его жизни счастливым и довольным с кем-то другим почти сразу после того, как он потерял его. В любой другой ситуации Чонгук пошёл бы домой и лежал бы в темноте с какой-нибудь грустной музыкой и бутылкой вина. Но прямо сейчас это не совсем вариант. И даже если был бы, то пора уже перестать позволять присутствию Тэхёна мешать ему жить своей жизнью. Это свадьба Чимина и Юнги, и он хочет быть там. Он переживёт. Когда он подходит ко входу, то ненадолго задерживается снаружи, пытаясь собраться с мыслями. — Чонгук? Он прищуривается в темноте. Свет, идущий от входа в шатёр, слепит его, так что он не видит, кому принадлежит голос, доносящийся со двора. — Да? — спрашивает он. Потом он видит маленькую вспышку оранжевого, пляшущую в темноте, — тёмно-красное на кончике чьей-то сигареты. Он движется в ту сторону и тогда может определить женский силуэт за одним из столиков из кованого железа, задвинутого в тёмный угол террасы рядом с домом. — Суджин? — Ага, — говорит она после того, как выдыхает облако дыма. Чонгук подходит к ней и садится рядом. Что-то в Суджин кажется правильным в этот момент. В любом случае он пока что не хочет заходить внутрь. Он до сих пор чувствует себя слишком уязвимо. Суджин передаёт сигарету, которую он берёт у неё из пальцев. — Это просто табак, — говорит она. Он делает одну затяжку и отдаёт ей обратно. Вкус у неё едкий и затхлый, оттенок приторной сладости оседает у него на языке. Он не курил со времён колледжа, и даже тогда он делал это несколько раз. Как и тогда, у него появляется мимолётное ощущение разочарования. Где-то в подсознании он до сих пор романтизирует курение; ассоциирует с тоскливыми моментами грустных перемен, как сейчас. Он забывает, что это всего лишь голливудская уловка — это кажется хорошей идеей, пока он не вдыхает и получает полный рот пресного дыма. — Кто нассал тебе в «Чириос»? — спрашивает Суджин. Чонгук не может удержаться от смеха. — Думаю, я, возможно, сам нассал себе же в «Чириос». Девять лет назад. Суджин фыркает. — Девять лет — слишком долгий срок, чтобы рыдать над испорченной кашей. — Наверно, ты права. Сквозь ветви деревьев дует тёплый ветер, снова вызывая этот шелестящий звук. Он перемешивается с приглушённой музыкой и смехом, идущим из шатра, усиливаясь и затихая вместе с порывами ветра. — Суджин? — Мм? — Как давно вы с Джихуном вместе? — О, господи. — Она прерывается, делая ещё затяжку. — Мы женаты тринадцать лет. Но начали мы встречаться в старших классах. Чонгук не может вспомнить ситуации, когда Джихун был без Суджин. Они уже были женаты, когда он познакомился с Юнги. Но он не знал, что они вместе со старшей школы. — Это долгий срок. — Это реально охрененно долгий срок. Суджин снова передаёт сигарету, и Чонгук берёт её, даже несмотря на то, что в это раз она точно такая же отвратительная. — У тебя когда-нибудь были сомнения? — Зависит от того, что ты подразумеваешь под сомнениями. Чонгук колеблется. Он не уверен, уместно ли он себя ведёт. Но Суджин кажется достаточно открытой. — Наверно, я имею в виду… ты любила его всё это время? — Ох, блядь, нет! — говорит Суджин к удивлению Чонгука. — Нет? — Ни за что! — Она тянется и выхватывает сигарету. — Когда я познакомилась с Джихуном, это был совершенно другой человек. Он был какой-то… Ну, я не хочу сказать, что он был расслабленный, потому что Джихун никогда не был расслабленным. Но он был более спокойным. Он был интересным. И он был действительно добрым. Когда растёшь в такой атмосфере… — Она замолкает и крутит рукой, показывая сначала на тент, потом на дом, — …ты встречаешь не так много по-настоящему хороших парней. Говори, что хочешь, про Минов, но они не воспитали своих парней кончеными мудаками, как многие их друзья. Даже мои собственные родители. Тебе надо познакомиться с моим братом, он тот ещё тип. Чонгук пытается представить мужскую версию Суджин, и ему это не удаётся. — Не важно, — продолжает она, — Джихуну и мне было по шестнадцать, и мы были по уши влюблены. Знаешь, как бывает в этом возрасте. Всё так насыщенно. Ты думаешь, что ничего из этого ни за что не изменится, что ты нашёл своего человека, и вы связаны на всю жизнь. Ты не знаешь, что ты миллион раз изменишься, прежде чем тебе исполнится тридцать. Чонгуку легко вспоминать, как он чувствовал подобное к Тэхёну. Они были немного старше, конечно, но они точно так же воспринимали это как должное. — Что насчёт Юнги и Чимина? — спрашивает Чонгук. — Они были влюблены всё это время. — Хочешь узнать секрет о долгих отношениях? — спрашивает Суджин. Она продолжает, прежде чем Чонгук сможет ответить. — Те, что действительно длятся долго, это такие, где оба человека продолжают влюбляться друг в друга снова и снова, без разницы, сколько разных версий себя они проживают. Вот и вся суть. Либо ты готов влюбляться снова и снова, либо ты не готов и двигаешься дальше. Кто-то скажет, что это не очень романтично, но я думаю, что в этом самая романтика. Она вроде как дело говорит. Даже Юнги и Чимин сильно изменились с времён колледжа. И у них были свои трудные моменты. Но они выстояли и разрешили их, потому что они знали, что делают друг друга счастливыми, и верили, что могут вернуться в эту точку. Суджин тушит сигарету, и теперь она роется в своей сумочке. В конце концов она вытаскивает смятую пачку сигарет и зажигалку. — Хотя Юнги с Чимином оказались умнее, чем мы с Джихуном, — говорит она, прерываясь, чтобы поджечь ещё одну. Она затягивается и быстро выдыхает. — Они какое-то время переждали, убедились, что это на всю жизнь. Мне было двадцать пять, когда я вышла замуж за Джихуна. Мне кажется, я уже разлюбила его к тому времени. — Почему ты вышла за него, если не любила его? — спрашивает Чонгук. Суджин пожимает плечами. — Наверно, все ожидали от нас этого. Я ожидала этого. Если честно, я вообще не очень-то думала об этом. Джихун просто казался хорошим мужем. Он добрый и надёжный. Он не обманывает. Иногда он может быть скучным, но и я тоже. Полагаю, я, возможно, даже и не думала спрашивать себя, люблю ли я его до сих пор. Это не было частью равенства. Для Чонгука это звучит очень грустно, но он не хочет говорить это вслух. — Мне кажется, проблема начинается тогда, — тихо говорит Суджин, — когда ты перестаёшь любить и всё равно остаёшься. Когда вы становитесь двумя другими людьми и забываете, что вы должны заново узнавать друг друга, что какая-то часть твоего партнёра — это тот человек, на котором ты женился, но ещё есть и кто-то новый, незнакомый, которого тебе придётся изучить. — Тебе приходится влюбляться снова и снова. — Именно. Иначе вы просто двое незнакомцев, живущих бок о бок, которые удивляются, куда делась их родственная душа. Суджин передаёт сигарету, и какое-то время они сидят в приятной тишине. — Знаешь, однажды я ушла от него, — наконец говорит Суджин. — Ты ушла? — Чонгук удивлён. Он не помнит, чтобы Юнги упоминал об этом. — Мы никому не рассказывали. В любом случае, не нашим семьям. Однажды я больше не могла терпеть. Мне казалось, я задыхаюсь. Похоже, Джихун хотел, чтобы я была той, кем я была в шестнадцать, всю оставшуюся жизнь. И я понимала, что делаю то же самое с ним. И я это ненавидела. Поэтому я ушла. — Куда ты пошла? — Я ушла жить к подруге. Но мы не хотели столкнуться с выпадами наших семей. Так что мы притворялись, что мы по-прежнему вместе. Он заезжал за мной на семейные мероприятия, и мы появлялись там, как будто ничего не поменялось, а потом, в конце вечера, он отвозил меня обратно, и мы не разговаривали до следующего раза. Чонгук в шоке. Он не может представить, на что это могло быть похоже. — Как вы всё это пережили? Суджин пожимает плечами. — Это было проще, чем ты думаешь. До этого мы по сути просто сосуществовали. Я думаю, на какое-то время мы оба стали намного счастливее. Я занималась своими делами, узнавая себя как взрослого человека. Я никогда не была взрослой без Джихуна. Я никогда не была взрослой сама по себе. Было здорово. Думаю, что Джихун чувствовал то же самое. — Так что произошло потом? Суджин улыбается и хватает сигарету обратно. Чонгук ждёт, пока она сделает затяжку. — Мы ужинали с его семьёй, и его мама вела себя как грёбаная сволочь. То есть, она всегда так себя ведёт, но в тот раз хуже, чем обычно. Она жаловалась на одну из своих племянниц, которая встречалась с мужчиной, работавшим в строительстве. — Суджин закатывает глаза. — Как ужасно, правда? Упаси господи кому-то в этой семье быть в здоровых, действующих отношениях с обычным человеком. Чонгук думает о Чимине. Он знает, что сейчас родители Юнги любят его, но ему интересно, они когда-нибудь говорили что-то подобное о нём? — В общем, — говорит Суджин, — мы ушли и сели в машину. И обычно, когда Джихун отвозил меня, мы чаще всего молчали. Разговоров было немного. Но в тот вечер мы сели в машину, и мы оба просто сидели там какое-то время, и потом Джихун сказал, идеально подражая голосу его матери: «Ты вообще представляешь, что должны подумать люди? Дочь одного из наследников состояния Сунов появляется на публике с мужчиной, который проводит весь день, заколачивая гвозди в доски молотком? Так неприемлемо». И это просто сняло всё напряжение. Я расхохоталась. В итоге мы так долго сидели там, прикалываясь над его мамой, что пошли выпить. Мы разговаривали всю ночь. А потом, через пару дней, он пригласил меня поужинать. — Так ты вернулась к нему обратно? — спрашивает Чонгук, снова забирая сигарету. Суджин качает головой. — Не сразу. Наверно, мы вроде как снова начали встречаться? Знаю, что это звучит нелепо, но это то, что было нужно нам. Он заезжал за мной и куда-нибудь водил, и мы заново узнавали друг друга как взрослых людей. — Мне не кажется, что это звучит нелепо, — говорит Чонгук. — Спасибо. Это было даже как-то удивительно. Мы начали говорить обо всех этих вещах, о которых перестали говорить, типа наших интересов помимо друг друга, наших мнений об искусстве и политике, что мы хотим в отношениях. — Вы влюблялись снова и снова. — Именно так. И в конце концов мы всё обсудили. Мы решили, что будем более честными друг с другом. Будем интересоваться. Будем развлекаться вместе. — И это сработало? Суджин улыбается. — Слушай, мы до сих пор женатая пара. У нас есть свои трудности. У нас никогда не было всё идеально. — Она пожимает плечами. — Но я знаю, что он любит меня. А я люблю его. — Суджин, можно кое о чём спросить тебя? — Почему я всегда жалуюсь на то, как много он работает? Чонгук смущённо кивает. К счастью, Суджин смеётся. — Наверно, это смешно. Честно говоря, я правда считаю, что он слишком много работает, так что иногда я это и имею в виду. Но по большей части это игра. Это просто то, что мы делаем. Может быть, это поддерживает интерес? Это напоминание о том, через что мы прошли. Я играю роль забытой жены, а Джихун играет роль нудного мужа-трудоголика, и мне кажется, это напоминает нам о том, что на самом деле мы не такие. Или, другими словами, это служит нам предупреждением, когда мы начинаем скатываться обратно в эти роли. Мы знаем, чем рискуем, если перестанем уделять друг другу внимание. — Ха. — Чонгук никогда бы не заподозрил ничего такого, но это и правда имеет смысл. С точки зрения Суджин. — Кроме того, — говорит она. — Это способствует невероятному сексу. — Мне правда не нужно было об этом знать. Суджин пожимает плечами и делает очередную затяжку. — Ты спросил. — Она передаёт сигарету Чонгуку. — Но ты когда-нибудь по-настоящему чувствовала, что работа Джихуна для него важнее, чем ты? — Нет. Потому что это не так. Работа Джихуна действительно важна для него. Он на самом деле обожает всё это занудное дерьмо. Он считает, что это интересно и забавно. Я сама не совсем это понимаю, но почему я не должна хотеть этого для своего мужа? Плюс ко всему, у нас огромные привилегии. Обижаться на то, что моему мужу довелось ходить каждый день на работу, которую он любит, работу, которая обеспечивает нам более чем безбедное и спокойное существование, было бы достаточно эгоистично. Это меня не пугает. — Да. Это хорошая позиция. Чонгук делает ещё одну затяжку, и дым слишком сильно ударяет в горло, так что он начинает кашлять. — И вообще, какого хрена ты это куришь? Суджин смеётся и забирает обратно. — Веришь или нет, Ынджи выкурила всю мою травку. Чонгук хлопает на неё глазами. — Прости? — Он, должно быть, неправильно расслышал. — Та самая Ынджи, которая на днях устроила тебе разнос за курение косяка? — Абсолютно та же самая. — Как это, нахрен, случилось? — Чонгук совершенно не может представить, как Ынджи добровольно делает затяжку, не говоря уже о том, чтобы выкурить всю травку Суджин. — Не так давно я застала, как она тайком пробиралась к бару. — Ты уверена, что мы говорим об одной и той же Ынджи? — И не говори? — Суджин выглядит так, будто она в таком же неверии, как и Чонгук, хотя именно она это рассказывает. — Сначала она заметалась, как олень в свете фар. Но потом я вынудила её пойти со мной на крыльцо и выпить со мной по бокалу вина. Знаешь, я думаю, у неё просто нет друзей? Чонгука это не сильно удивляет. — У неё не очень получается их заводить. — Не думаю, что она знает как. Когда я разговорила её, она призналась, что приезжает сюда, потому что ей нравится быть среди людей её возраста. Просто она слегка закрытая. Ты знал, что она учится в докторантуре по теоретической физике? — Правда? — Чонгук на самом деле понятия не имел. Он осознаёт, что он никогда не обращал на неё внимания. В целом, когда они разговаривали, он всегда подумывал, как бы сбежать. — Ага. Никто никогда не разговаривает с ней. То есть она иногда может быть сучкой, но и я не намного лучше. — Суджин делает затяжку. — Короче говоря, она излила мне свою душу, и потом стала спрашивать всякие вопросы, каково это — накуриваться, и я подумала, какого хрена? Это на самом деле её хорошо расслабило, и мы классно провели время. — Суджин смотрит на Чонгука и хмурит брови, как будто в замешательстве. — Мне кажется, мы вообще-то могли бы теперь подружиться. — Это… правда классно. — Ага. Неплохо. Чонгук улыбается самому себе, думая о том, как Суджин и Ынджи объединятся вместо того, чтобы позволять миссис Мин натравливать их друг на друга в борьбе за её внимание. Она возненавидит это. Суджин гасит сигарету в маленькой стеклянной пепельнице на столике. — Наверно, нам стоит вернуться. — Да. Наверно. Оба они поднимаются со стульев и поворачиваются в сторону шатра. — Эй, Чонгук? — Да? — Что бы там у тебя ни было — то, что ты сделал девять лет назад — не переживай так сильно, хорошо? Я знаю много дерьмовых людей, и ты абсолютно не такой, как они. Ты надёжный парень. — Оу. Спасибо. — Иногда счастье — это выбор. Не всегда, но иногда. Если ты можешь его выбирать, то ты должен это сделать. — Она улыбается ему, пятясь назад по тропинке. — Будь счастлив, Чонгук. Потом она поворачивается и уходит в направлении мерцающих огней и приятных звуков, льющихся из входа в шатёр.

———

Чонгук находит Юнги, Чимина, Хосока и Намджуна сидящими за одним из столиков возле танцпола. — У тебя всё нормально? — спрашивает Чимин, когда Чонгук садится на свободный стул. Он кивает. — Не совсем. Но будет. — Ну, я не знаю, поможет это или помешает, но ты только что разминулся с Тэ и Лукой. Они ушли спать. Кажется, они уезжают рано утром. Чонгук хотел бы попрощаться — увидеть его ещё раз. Но, возможно, так лучше. Сокджин подходит к столу, держа в руке бокал, и садится. Он бросает взгляд на Чонгука и передаёт напиток ему. — Вот. Вероятно, тебе он нужен больше, чем мне. Чонгук улыбается и берёт его. Он быстро глотает и морщится в сторону Сокджина. — Что это за хрень? — Джин с тоником. — Он улыбается. — Минимум тоника. — Кто пьёт чистый джин? Сокджин выгибает бровь, и Чонгук не может не засмеяться, даже если это дохрена банально. — Джин для Джина? — Ну, знаешь, как говорится… — Сокджин склоняется чуть ближе. — Никаких правил в весенние каникулы. Над столом пролетает оливка и попадает Сокджину в лоб. — Хороший выстрел, мистер Пак, — говорит Чимин. — Спасибо, мистер Мин, — говорит Юнги. — Так что, вы меняете свои фамилии? — спрашивает Чонгук. — Неа, — говорит Чимин. — Ни в коем случае, — говорит Юнги. — Было похоже, будто ты говоришь со своим отцом, да? — спрашивает Чимин. — Сто процентов, — отвечает Юнги. Отвращение на их лицах вызывает всеобщий хохот. — Я так понимаю, Тэ ввёл тебя в курс дела? — спрашивает Чимин. Чонгук кивает. — Вы теперь тоже знаете? — Джин нас просветил, — говорит Хосок. — Тэ сказал, что всё нормально. Чимин качает головой. — Я поверить не могу, что он был помолвлен и никому из нас не рассказал! — Наверно, в этом есть какой-то смысл, — говорит Чонгук. — Похоже, там была запутанная ситуация. Намджун улыбается Чонгуку через стол. — Так забавно, когда ты молод, ты думаешь, что вырастешь и станешь умнее, и тебе будет гораздо проще что-то решать. Кажется, что у взрослых есть на всё ответы. Но потом, когда ты на самом деле взрослеешь, ты обнаруживаешь, что всё становится только сложнее. Жизнь — это огромная, запутанная штука. Чимин наклоняется через Юнги и сдёргивает намджуновы очки у него с лица, нацепляя их на себя. — Это то, что всегда говорил Аристотель, — говорит Чимин, игнорируя стон Намджуна. — Именно наши решения показывают, кто мы есть на самом деле, гораздо больше, чем наши способности. — Да ладно! — говорит Намджун, перекрикивая всеобщий хохот. — Аристотель такое не говорил! — Нет? — спрашивает Чимин с видом искреннего недоумения. — Тогда кто? Хосок нахмуривает бровь. — Вполне уверен, что вообще-то это был Дамблдор. Чимин пожимает плечами. — Фактически одно и то же. Намджун смотрит на Чимина, как будто он только что сказал самую оскорбительную вещь, которую он когда-либо слышал. — Какого хрена, — бормочет он, хватая свои очки обратно. — Мне правда надо найти новых друзей. — Неа, — говорит Чимин. — Тебе и близко не будет так весело. Намджун закатывает глаза, но не возражает. — Знаете, чего я хочу? — спрашивает Чонгук. Все обращают на него вопросительные взгляды. Он оглядывает всех своих друзей вокруг стола. Сначала Чимина и Юнги, которые только что поженились. Прямо сейчас они могли бы разговаривать с любым из гостей — или они могли бы быть где-нибудь подальше отсюда, занятые друг другом. Но вместо этого они сидят за этим столом со всеми остальными. Он смотрит на Намджуна, который всегда понимает его и любит его, куда бы он ни направился. Он смотрит на Хосока, который даёт ему успокоение, совет и поддержку. Он смотрит на Сокджина, который заставляет его смеяться сильнее, чем кто-либо другой, но всё равно заботится о Чонгуке в своей замысловатой манере. Он широко и искренне улыбается. — Я хочу потанцевать со своими друзьями. Чимин выходит вперёд, вытаскивая за собой Юнги, и за ними следуют все остальные. Только они ступают на танцпол, как из колонок раздаются первые отличительные аккорды ситары «Signed, Sealed, Delivered, (I'M Yours)» — это идеальная популярная свадебная песня, и очень скоро танцпол заполняется людьми. Чонгук так широко улыбается, что у него болит лицо. Это именно то, что ему было нужно.