Fade into you (Растворяюсь в тебе)

— Надо отдать должное миссис Мин, — говорит Чонгук. — Она устроила очень даже неплохую свадьбу. Намджун смеётся. — Ещё бы, ага? Они вдвоём устраивают перерыв, сидя с выпивкой за столиком, с любопытством разглядывая всех остальных. Танцевальные движения становятся всё более оригинальными, пока продолжается вечер, и напитки продолжают разливаться. Может показаться, что это странная разношёрстная толпа, однако нельзя сказать, что люди плохо проводят время. — Это мама Чимина? — вдруг спрашивает Намджун. — Где? Намджун показывает. — Вон там, рядом с мамой Юнги. Чонгук прищуривается и смотрит туда, куда показывает намджунов палец. И действительно, это и есть две мамы женихов. Но Чонгук сразу понимает, почему это смутило Намджуна, — обе поддерживают друг друга за талию и наблюдают за сыновьями на танцполе, улыбаясь и тихо разговаривая друг с другом. — Похоже, они всё уладили, — говорит Чонгук. — Ага. Им на пользу. Чонгук ощущает короткий укол тоски по дому, не первый раз за эту неделю. — Когда ты в последний раз видел своих родителей? — спрашивает Чонгук. Намджун хмурится. — Очень давно. — Я тоже. Они сидят и таращатся в толпу. Чонгук думает о том, как здорово было бы просто поехать ненадолго домой. Не в Сеул, а в свой настоящий дом. В Пусан. Может, на пару недель. Внезапно он не может придумать, чего бы ему хотелось больше, чем уснуть в его старой спальне, пройтись по пляжу с отцом, помочь матери на кухне. — Я получил предложение от Нью-Йоркского университета, — тихо говорит Намджун. Он по-прежнему смотрит поверх танцпола и крутит в руке пустой стакан. — Преподавать, я имею в виду. Помощником профессора. Начальная ставка. Чонгук в шоке. — Правда? Это невероятно, Джун. Почему ты ничего не сказал? Намджун пожимает плечами. — Я не хотел затмить Чимина и Юнги. — Он поворачивается лицом к Чонгуку. — И я пока ещё не решил, принять его или нет. — Не решил? — Чонгук ещё больше поражён. Это должно быть выгодным предложением. И это многое значило бы для карьеры Намджуна. Это то, к чему он так долго стремился. Есть в этом также и что-то поэтичное — завершить полный цикл. Кажется, именно на что-то подобное и пошёл бы Намджун. Намджун мотает головой. — Неа. — Почему нет? — На самом деле я думал о том, чтобы переехать обратно домой. В Сеул. — Правда? На мгновение Намджун смотрит на Чонгука, а потом снова отворачивается, откидывается на спинку стула. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы обосноваться, Чонгук? Просто на время остаться в одном месте? Чонгук кивает. — Конечно, думал. Естественно. — Я тоже. — Но ты можешь остаться в Нью-Йорке? Почему обосноваться означает переехать в Сеул? — Я мог бы устроиться в Нью-Йорке. Возможно, я ещё так и сделаю, я не знаю. Просто я всегда представлял это в Корее. — Представлял что? Намджун пожимает плечами. — Всё это. Найти кого-нибудь. Влюбиться. Создать семью. Пустить корни. Я знаю, что мог бы сделать это где угодно. Но я не уверен, что хочу этого. Может быть, я просто хочу вернуться домой. Чонгук улыбается, хотя и ощущает какую-то грусть. Намджуну одиноко. Он всегда это чувствовал, но они не так много об этом говорили. Чонгуку тоже одиноко. Это часть их взаимосвязи. — Было бы здорово чаще быть рядом с тобой. Намджун улыбается. — Чонгук, мне кажется, я буду видеть тебя реже, если я перееду обратно домой. — Это не правда! — Когда ты в последний раз проводил больше двух недель в Сеуле? Чонгук размышляет. А потом ещё размышляет. — Хорошо. Справедливо. Намджун смеётся и поворачивается, чтобы снова взглянуть на него. — Ты мог бы задействовать свои корни. — У меня длинные корни. Я житель глобального сообщества. — Ты профессиональный уклонист. — Я неутомимый странник! Намджун опять смеётся. — Как романтично. Они молчат ещё несколько секунд. — Мне кажется, у меня постоянный джетлаг, — признаётся Чонгук. — Я никогда не знаю, какое сейчас время суток. Иногда я не знаю, какой сейчас месяц. Я всегда уставший и никогда не могу уснуть. Я устаю. Постоянно. Намджун протягивает руку и сжимает чонгукову. — Я тоже, — говорит он. — Может, настало время отдохнуть. — Джин предложил мне работу. — Я знаю. — Стоит мне её принять? Намджун смеётся. — Тебе тридцать лет, Чонгук. Наверно, тебе пора перестать спрашивать меня, что тебе делать. — Когда я буду знать, что мне делать? — Чем старше я становлюсь, тем больше я думаю, что ответ — никогда. Чонгук вздыхает. — Это не помогает. — Ты хочешь согласиться на работу? — Там будет Тэхён. — Я знаю. Это не ответ. Чонгук смотрит Намджуну в глаза. — Я знаю. Намджун тихо смеётся, поднимаясь из-за стола. Он останавливается и кладёт руку на вытянутое предплечье Чонгука. — Ты решишь это, Чонгук, — искренне говорит он, перед тем как направиться к бару. — Намджун? — окликает его Чонгук. — Да? — спрашивает Намджун, поворачиваясь к Чонгуку. — Ты уже сказал Хоби? О том, что едешь домой? Что-то мелькает в лице Намджуна, какая-то капля сожаления и в то же время надежды. — Пока нет, — говорит он. Чонгук перехватывает намджунов взгляд, убеждаясь, что Намджун его слышит. — Тебе стоит сказать. Намджун коротко кивает, а потом его губы изгибаются улыбкой. — Я знаю, — говорит он. — Я скажу.

———

Какое-то время Чонгук сидит за столиком сам по себе после того, как Намджун уходит. Это как-то даже приятно. Люди видят его, проходя мимо, ненадолго останавливаются поговорить и потом снова отходят. У него такое чувство, будто он приветствует своих почитателей. Под конец вечера диджей начинает включать медленные песни. В какой-то момент Чонгук осознаёт, что он чуть ли не единственный человек, кто не танцует. Толпа слегка поредела, некоторые из гостей в возрасте ушли спать. Он осматривается, когда раздаются последние аккорды «Unchained Melody». Он видит Юнги с Чимином где-то в середине, Юнги положил голову Чимину на плечо. В метре от них он видит Намджуна, танцующего с Хосоком. Чонгук улыбается. Смотрится так, будто они разговаривают во время танца, их губы шевелятся по очереди. Мимо проходит Сокджин, кружа Ынджи в утрированных прогибах и вращениях. Оба выглядят так, словно отрываются по полной. Суджин и Джихун тоже там, рядом со всеми родителями. Мама Чимина танцует с папой Юнги, а мама Юнги — с папой Чимина. Это приятно видеть после прошлой ночи. А потом взгляд Чонгука переходит с танцпола через стол со сложенными высокой кучей подарками, вдоль буфета, уставленного идеально разрезанными кусками торта, и ко входу в шатёр. Именно тогда он понимает, что он на самом деле не единственный, кто сейчас не на танцполе. Потому что там стоит Тэхён, прислонившись к стене, совсем один, глядя на толпу. Чонгук не знает, что он снова здесь делает. Он предполагал, что Тэхён спит уже несколько часов. Разве Чимин не говорил, что они с Лукой улетают рано утром? У него странное выражение лица, но он слишком далеко, чтобы Чонгук был в состоянии его расшифровать. На миг Чонгук ощущает порыв встать и пригласить его на танец. В конце концов остались только они вдвоём. Помимо того, что это было бы вежливо, Чонгуку кажется, что это было бы мило. Он хотел бы потанцевать с Тэхёном. Но этот порыв быстро проходит. Вероятно, это не очень хорошая идея. Особенно при том, что он чувствует сейчас. Он думал, что, возможно, ранее со всеми этими эмоциями было покончено. Но увидев Тэхёна, стоящего там, он понимает, что это всё-таки займёт какое-то время. Вероятно, много времени. Ему кажется, что, наверно, такая любовь, которую он чувствует к Тэхёну, до конца никогда не пройдёт. Но он надеется, что со временем она утихнет до приемлемого уровня. Прямо сейчас она по-прежнему мучительно насыщенная. Может, поэтому то, что происходит дальше, оказывает на него такой мощный эффект. Сначала он почти уверен, что ему это чудится, когда он слышит первые ноты песни. Может быть, они врываются из динамиков в его ноющее, опустошённое сердце, усиленные гулким пространством в его рёбрах и отражаются обратно ему в уши. Однако он замирает на миг, ждёт пару тактов, смотрит, как все люди на танцполе приспосабливают покачивания своих тел к новому ритму. А потом начинаются слова, и тогда у него появляется уверенность. Может, он просто ждал чего-то, выискивая любую отговорку — так или иначе с этим не поспоришь. Эта песня словно знак. Он встаёт прежде, чем может задуматься об этом. Может быть, Тэхён прав. Может быть, это всё слишком, и прошлое должно оставаться в прошлом. Может быть, вскрытие старых ран — ошибка. Но вместе с тем он не хочет забывать. Он не хочет стирать то, что у них было. Они не смогут двигаться дальше в качестве друзей, если они будут продолжать притворяться, что у них никогда не было чего-то большего. Он снова смотрит на Тэхёна, туда, где он стоит возле одной из стен массивного тента, — только чтобы убедиться, что он до сих пор там. А потом, даже до того, как Чонгук осознаёт, он оказывается прямо напротив него. Тэхён на миг кажется напуганным, но потом его взгляд смягчается. — Это песня твоего отца, — говорит Чонгук, просто и прямо. Тэхён кивает. — Я сто лет её не слышал. Чонгук смотрит на него ещё секунду, наблюдая, как на лице Тэхёна мелькает, он уверен, все те же многочисленные воспоминания, которые проносятся в его собственном сознании. — Давай потанцуем, — говорит Чонгук. — Чонгук, — отвечает Тэхён, и его глубокий голос звучит будто предупреждение. Чонгук тянется к тэхёновой руке и испытывает облегчение, когда тот не отдёргивает её. — Это просто танец, Тэ. Даже друзья могут танцевать. Тэхён медлит ещё секунду, но когда Чонгук его тянет, он следует за ним. Танцпол заполнен парами, которые тихонько покачиваются в объятиях друг друга. Чонгук замечает Чимина с Юнги, затерянных в своём собственном мире, и Намджуна с Хосоком недалеко от них. Именно Тэхён делает первый шаг, проскальзывая своей большой ладонью поверх бедра Чонгука, останавливаясь на его пояснице. Чонгук шагает ближе, примыкая к тэхёнову телу, осторожно кладёт руку Тэхёну на плечо, а потом думает к чёрту и закидывает вторую руку Тэхёну на шею сзади. На секунду Тэхён замирает. Чонгук может почувствовать, как его плечи и шея напрягаются под его руками. Но потом он протягивает вторую руку и сцепляет обе руки у Чонгука на талии. Секунду спустя они начинают двигаться, окунаясь в кружащий поток толпы. — Я думал, ты ушёл, — говорит Чонгук. — Я уходил. — Сначала Тэхён больше ничего не говорит. Он только смотрит на Чонгука, пока они тихо покачиваются под музыку. Наконец он пожимает плечами. — Но потом я вернулся. — Да. Я вижу. Тэхён слегка улыбается. — Наверно, я просто чувствовал, что я должен быть здесь. Сложно не думать о том, насколько близко друг к другу они сейчас находятся. Чонгуку интересно, может ли Тэхён почувствовать, как сердце рвётся у него из груди. — Я рад, что ты вернулся, — говорит Чонгук. — Я тоже. — Мне не удалось попрощаться. — Я не был уверен, что я… — Тэхён опускает взгляд на секунду, а потом снова смотрит Чонгуку в глаза. — Наверно, я подумал, что это было бы проще. Чонгук придвигается чуть ближе, чувствуя облегчение, когда Тэхён лишь прижимает его крепче. Он переживал, что это вспугнёт Тэхёна, что он снова убежит. Это ободряет его, поэтому он двигается ещё ближе, до тех пор, пока он больше не видит лица Тэхёна. Он ведёт подбородком над тэхёновым плечом, так что их щёки друг напротив друга. Их лица так близки, что он ощущает тепло, исходящее от кожи Тэхёна. Он говорит тихо, нашёптывая прямо Тэхёну в ухо. — Ты помнишь первый раз, когда ты включил мне её? Чонгук чувствует, как Тэхён кивает. — Это было здесь. На пляже. — Я был здесь в первый раз. После первого курса. — Ты был такой грустный. Тэхёнов низкий, глубокий голос звучит так близко к уху Чонгука, что заставляет его вздрогнуть. — Я боялся. Я не хотел быть далеко от тебя. Тэхён усиливает хватку, так что они прижаты прямо друг к другу. — Я тоже, — говорит Тэхён. — Я пытался храбриться, потому что я старше и хотел успокоить тебя. Но я был в ужасе. — Я был так уверен, что ты забудешь обо мне. Чонгук не знает, что он делает. По какой-то причине в его голове снова и снова проигрывается одно воспоминание, как будто застрявшее на повторе. Это голос Хосока из прошлого вечера, когда он разговаривал с Чонгуком и Юнги, — прямо перед тем, как Чонгук вернулся в главный дом, чтобы поговорить с Тэхёном. Это просто фрагмент предложения, который крутится по бесконечной спирали в мозгу Чонгука: … выдай сначала ему всю информацию. Вот что Хосок и Юнги говорили ему. Что Тэхён не сможет сделать выбор, если Чонгук не предоставит ему всю информацию. Но он этого не сделал. Потому что… почему? Из-за Луки? Как это меняет что-то? Тэхёну всё равно не хватает ключевой части информации — что Чонгук до сих пор безнадёжно, отчаянно, по уши влюблён в него. Что Чонгук снова попробовал бы в тот же момент. Что он сделал бы всё, что в его силах, чтобы в этот раз быть лучше. Тэхён, может, и выбрал Луку, но он даже не знал, что был такой вариант с Чонгуком. — Ты помнишь, что ты сказал мне в тот вечер? — спрашивает Чонгук. Тэхён ведёт их медленными кругами, держа Чонгука в сильных, изящных руках. Чонгук никогда не чувствовал себя так, в кольце чьих-то рук. Он вписывается в тэхёновы объятия, как будто они были предназначены для него — будто тело Тэхёна было выточено только для этой цели. — Я помню, — говорит Чонгук. — Ты сказал, что ты не забудешь обо мне. Ты обещал. Ты сказал… Тэхён двигается, и его голова склоняется к чонгуковой. — Я сказал, что никогда не смогу забыть о тебе. Нужно сделать выбор, и лишь Тэхён может его сделать. Но Чонгук должен сначала предоставить ему его. Тёплое дыхание Тэхёна снова призрачно касается уха Чонгука. — Я сказал, что ты незабываемый, Чонгук. На миг кажется так хорошо — снова услышать, как Тэхён говорит это. А потом сознание Чонгука замыкается само на себе, как это часто бывает, хватаясь за малейшую крупицу сомнения. Может быть, Чонгук не должен предоставлять информацию. Может быть, Тэхён уже знает. Может быть, он сделал свой выбор в любом случае, и Чонгук просто не понимает этого. Но даже тогда, разве Чонгуку не лучше знать наверняка? Разве не это было его целью, когда он поднялся в дом прошлой ночью? Выложиться, не важно, каким мучительным может показаться отказ? Разве он не решил, что лучше знать, чем продолжать вот так, гадая, как могло бы быть? Он не знает, как тут ответить. Он хочет, чтобы кто-то сказал ему, принял решение за него. Он хочет, чтобы кто-нибудь по буквам объяснил, какой выбор правильный, а какой неправильный. — Правда? — спрашивает Чонгук. — Незабываемый? Они стоят так близко, потерявшись в магии музыки, двигаясь так, будто они одно целое вместо двоих. — Конечно, — говорит Тэхён. — Правда. Я провёл почти десять лет на другом континенте, и в тот момент, когда я увидел тебя, мой мир перевернулся с ног на голову. От этого Чонгуку хочется плакать. Он думает о том, как близко его губы к уху Тэхёна — как он мог бы прошептать тихо, и Тэхён услышал бы его. Он мог бы просто сдвинуться на пару сантиметров и сказать это. Я всё ещё люблю тебя. Выбери меня. Но он всё ещё ходит по краю, боясь перешагнуть и увидеть, что там за чертой. — Ты тоже незабываемый, Тэхён, — говорит он вместо этого. Он задумывается, а знает ли Тэхён, с чем он борется — ожидал ли он, что Чонгук скажет что-то другое. Но прежде чем он подумает об этом ещё, последние ноты песни стихают. Они стоят вместе ещё несколько секунд, сжимая друг друга, как будто их жизнь зависит от этого. А потом диджей снова переключается на что-то более ритмичное, и люди вокруг них начинают расходиться и двигаться, и вот так магия заканчивается. Тэхён торопливо отступает назад и смотрит на Чонгука. Его веки тяжёлые, словно он просыпается от сна. Чонгук ощущает толчок паники где-то глубоко в животе. — Тэхён, — говорит он. Но это оказывает обратный эффект того, на что он рассчитывал. Как будто это окончательно пробуждает Тэхёна. Его глаза широко открыты, и он смотрит на всех людей вокруг, как будто он сбит с толку — будто он не знает, откуда они внезапно появились. Чонгук открывает рот, чтобы снова заговорить, но Тэхён останавливает его. — Я должен идти, — говорит он. — Тэхён… — Мне нужно идти. Мне не стоило возвращаться. Чонгук тянется к нему, но уже слишком поздно. Тэхён уже двигается, шагая в сторону, чтобы обойти Чонгука. — Тэ, — пытается Чонгук ещё раз. — Прости, — говорит Тэхён, направляясь к выходу. — Я должен идти. Чонгук разворачивается и смотрит, как тот пробирается сквозь толпу на танцполе и выскальзывает из шатра. Он делает несколько шагов в сторону выхода, а потом останавливается. Должен ли он пойти за ним? Проследовать за ним в гостевой домик? Но там Лука. Он не может это сделать. Его плечи опускаются. Наверно, на этом всё. Возможно, выбор сделан. Может, это на самом деле конец. Он поворачивается обратно, но он не знает, куда обратно ему идти. Он просто стоит посреди танцпола сам с собой. Тэхён ушёл. Тэхён ушёл. Чонгук поднимает глаза и видит, как к нему подходят Намджун с Хосоком, Сокджин прямо за ними. Он догадывается, что все видели. К тому времени, когда они останавливаются возле него, с другой стороны подходят Юнги с Чимином. — Что произошло? — спрашивает Чимин. — Я думал, Тэ ушёл спать. — Он вернулся, — говорит Чонгук. — Но потом опять ушёл. — У него был грустный вид, — говорит Чимин. — Я пригласил его на танец. Мы танцевали. Мы говорили о… — Чонгук шаркает ногами. Он даже не знает, как объяснить. Его голова до сих пор в тумане. — Играла эта песня. Он мне включал её здесь. В первое лето, когда мы были вместе. Перед тем, как я уехал. Это… — Он беспомощно пожимает плечами. Все только смотрят на него. Он понимает, что говорит бессмыслицу. — Песня, — снова говорит Чонгук. — Его отец включал её, когда он был маленьким. А Тэхён включал её мне. Сначала здесь, а потом… — А потом везде. У Чонгука в комнате общежития через его потрёпанные компьютерные динамики, в парке через тэхёновы наушники, на пожарной лестнице их маленькой квартиры через крошечную блютуз-колонку. Он не знает, почему он рассказывает им это. Это вообще не имеет значения. Он не объяснит ничего из этого правильным образом. — Я не знаю, что делать, — наконец говорит он. — Мне стоит пойти за ним? Там Лука, но… — Он сжимает кулаки от расстройства. Его рот не слушается, потому что его мысли пролетают милю в секунду, скача туда и обратно как мячик для пинг-понга. Стоит? Или нет? Как он должен узнать, что правильно? Он оглядывает своих друзей. — Я не знаю, что мне делать! Я не понимаю, если я пойду за ним, это будет означать, что я совершаю одну и ту же ошибку дважды, или это будет означать, что я взрослый человек и выкладываю всё начистоту? Я хочу рассказать ему, но… — Он поднимает взгляд. — Скажите, что мне делать. Они все стоят, уставившись на него в полнейшей тишине. — Пожалуйста, — говорит он. — Что я должен делать? Он смотрит на Юнги, и он смотрит на Чимина, и он смотрит на Сокджина, и он смотрит на Намджуна, и он смотрит на Хосока. Все они стоят и смотрят на него. И потом он всё понимает. Они не скажут ему, что делать. Потому что они не могут. В любом случае, здесь нет каких-то лёгких ответов. Иногда выбираешь не из правильного или неправильного, а просто из двух вариантов. Ему придётся решить, какой вариант лучше для него — какой из них тот, с которым он может жить. Никто другой не может сделать это за него. Он так давно живёт избегая, стараясь действовать осторожно. Не рисковать. Он не двигается, чтобы ничего не смогло причинить ему боль. Он живёт в пассивном и застывшем состоянии, позволяя страху сдерживать себя. Но разве большинство его страхов в итоге не оказалось бредом? Он боялся, что все его друзья выпустятся; что Хосок уедет — что его все оставят. Вот только всё оказалось совсем не так! Они повсюду; семь маленьких точек на огромном, вращающемся шаре. И всё же каким-то образом они никогда не были по-настоящему далеко друг от друга. Разве они не стоят сейчас здесь, независимо от того, откуда они приехали, или куда они отправятся завтра? Даже Тэхён, которого, как думал Чонгук, он потерял навсегда! Оказалось, что ему нужно было только попытаться. Ему пришлось сделать выбор, даже если он казался ужасающим. Ему пришлось потерпеть, даже когда он не знал, каким будет исход. Правда в том, что будущее всегда будет неизвестным, поэтому каждое решение, которое мы принимаем, — это риск. И правда, разве решение ничего не делать — не самый большой риск? Отказаться от той маленькой власти над нашими судьбами, которой мы действительно обладаем, и скрестить пальцы в надежде на то, что всё образуется? Молиться, что не увязнешь в своих собственных что-если? Это безумие! Он проживал свою жизнь, словно он в какой-то поездке, ожидая, что ради него что-то случится. Но, возможно, то важное, чего он не мог видеть до этого момента, состоит в том, что иногда ты решаешь быть тем важным, что происходит. Ты должен выбрать путь и принять то, куда он ведёт тебя, даже если это не то место, куда ты стремился. И ты должен научиться мириться с результатом, не важно, каким. Ты должен принять то, что твои лучшие решения могут привести тебя в ужасные места. Но что ещё более важно, ты должен понять, что неправильный поворот может привести тебя именно в ту точку, в которой ты, сам того не осознавая, хотел оказаться. Единственное, что поддаётся контролю, состоит в решениях, которые ты принимаешь для себя. Со всем остальным тебе просто приходится мириться. Ты должен это отпустить. Чонгук ещё раз смотрит каждому из его друзей в глаза, кивает головой и разворачивается. Он уже на полпути к двери, когда Чимин окликает его. — Чонгук! Куда ты? Он останавливается и поворачивается на секунду. Он сжимает губы в жёсткую линию, решительный, как никогда. — Я пойду и скажу Тэхёну, что я люблю его. Разве что, когда Чимин лыбится ему, Чонгук не может не улыбнуться в ответ. — Хорошо, — говорит Чимин с такой огромной улыбкой, что она занимает половину его лица. — Не облажайся в этот раз. Чонгук смеётся. Почему-то он знает, что этого не произойдёт. В этот раз он сделает это. По-настоящему. Не важно, насколько это страшно. Потому что ничто не пугает его так, как мысль о том, чтобы провести остаток жизни так, как он прожил последние девять лет — гадая, что бы изменилось, если бы он просто открыл свой глупый рот и сказал Тэхёну, что он его любит; что он не хочет ждать ни секунды врозь, если Тэхён примет его. Он не может уехать отсюда завтра, думая, а что, если единственной причиной, почему Тэхён не выбрал его, оказалось то, что Чонгук слишком боялся спросить. Даже несмотря на то, что он намеревается сделать это, независимо от того, что об этом думают остальные, кажется приятным то, как Чимин улыбается ему. Это кажется каким-то благословением — как прощение за весь этот последний год с Тэхёном, когда Чонгук вёл себя как инфантильный мудак с лучшим другом Чимина. Он думает, что хотел бы рассказать это Чимину позже, чтобы тот знал, насколько Чонгуку стыдно, когда он вспоминает об этом сейчас. Он наговорил такие ужасные вещи, и Чимин спокойно к этому относился, ждал, пока Чонгук разберётся со своими заморочками, хотя иногда ему наверняка хотелось его ударить. Чимин всегда был гораздо добрее к Чонгуку, чем он вправе того ожидать. — Не облажаюсь, — говорит Чонгук. — Я обещаю. Он ещё раз улыбается Чимину в ответ, пока Чимин не склоняет голову на плечо Юнги и машет ему. А потом Чонгук поворачивается и выходит за дверь.