ID работы: 9950561

Знаменитый питерский гей

Слэш
NC-17
Завершён
396
Размер:
193 страницы, 13 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
396 Нравится 44 Отзывы 155 В сборник Скачать

Мальчик повзрослел

Настройки текста
      Арсений проснулся резко, тут же непроизвольно роняя измученный вздох и сонное подобие какого-то матерного слова. Сев на кровати прямо и посмотрев в окно на кусок улицы, что виднелся из-за не до конца закрытых штор, он увидел тёмное небо и по-привычному светящий фонарь. Он потянулся к телефону, сильно надеясь, что зимняя погода его запутала, и сейчас близится хотя бы восьмой час, но нет. Пять утра.       Он хрипло простонал, утыкаясь лицом в ладони. Он не уснёт больше, по крайней мере, в ближайшее время — это факт, поэтому он даже не стал откидываться обратно на кровать, а просто развернулся, сбрасывая ноги на коврик. В квартире было зябко, но это отрезвляло после неприятного сна. Опять какой-то бред про то, что за ним постоянно наблюдают, потом выслеживают, когда он идет за кормом своему игрушечному попугаю Тоше, и затем похищают. Со временем перестаёшь удивляться подобным сюжетам. Особенно, когда все они — на одну тематику.       Облачённый в свою любимую старую футболку, которая, будучи размера XL, выглядела на Арсении как платье-очень-сильное-мини и служила ему домашним халатом, он медленно прошёлся из спальни до коридора, ведя кончиками пальцев по гладким холодным стенам. Там он остановился, поворачивая голову в сторону. Было видно отсюда, какая на кухне стояла темнота. Плотно задёрнутые шторы не пропускали практически ни капли света, но приспособленные за ночь к отсутствию солнца глаза достаточно хорошо разбирали очертания, чтобы без проблем ориентироваться в пространстве по мере передвижения в том направлении. Арсений, как оказался на кухне, опёрся ладонями на столешницу, сильно склоняя голову вниз и прикрывая глаза. Очень хотелось выпить. Если бы бабушка Арсения сейчас его видела, она бы слегла в больницу с инфарктом — это точно. Арсения тянуло на алкоголь уже самым ранним утром. Дома ничего не оказалось — разозлённый на себя за свой перестающий быть умеренным алкоголизм Попов избавился от всех запасов ещё около месяца назад, когда впервые начал общаться с Антоном. «Ничего, круглосуточный недалеко от дома точно должен работать», — подумал Арсений и посмотрел в сторону зашторенного окна. Нет.       Нет.       Он не будет заставлять себя выйти из дома. Точно не в такое время. Он не сможет.       Тяжелый графин с водой был ополовинен быстро. Что-то внутри Арсения тихо заскулило очень жалобным голосом. Как только вариант с выпивкой отпал, на его месте появилось решение номер два. Жутко сильно тянуло написать Антону. Они не пересекались лично уже около недели — тот мотался по работе, едва ли успевая отвечать Попову на сообщения, и до глупого странно осознавать, что если бы он сказал следующее себе больше месяца назад, то просто бы рассмеялся в голос, но неделя без лица Антона — это много. Зато переписывались они абсолютно каждый день. Утром, как правило, всё начиналось с Шастуна: тот писал какую-то глупую историю про то, как женщина, стоящая рядом с ним, держит за пазухой голубя, или как смешно ковыряется в носу ребёнок на заднем сиденье стоящей перед ним на светофоре машины, и Арсений ловил себя на том, что улыбается, как полный идиот. Когда было совсем одиноко с утра или Антон по какой-то причине не писал, Попов изредка, но начинал диалог сам, и в любом случае далее это перерастало в переписку, что продолжалась до того момента, когда кому-либо из них обоих не нужно было идти спать. Они говорили обо всём абсолютно, но каждый день заканчивался тем, что Антон желал ему спокойной ночи и писал несколько совершенно по-Антоновски необычных комплиментов, от которых Арсений, как всегда, отшучивался, чем злил парня. Всё это Попову нравилось настолько, что он порой поддавался порыву и бежал к зеркалу, чтобы убедиться, что это всё ещё он, что внезапно не поменялся с каким-то другим человеком жизнями. Такого рода вещи никогда не происходили и не могут происходить с ним, это лишь мираж.       Написать Антону хотелось до зуда в запястьях, рассказать, что ему сейчас очень плохо, свалив это на мигрень, и Шастун бы как обычно расписал целое сообщение в своей заботливой манере, говоря, что ему стоит сделать и что принять. Но всё было до банального просто — Антон не ответит ему сейчас хотя бы потому, что спит. Работает весь день, как неугомонный, а ночью спит настолько крепко, что Арсению аж завидно становится с его сном раз через раз. Он — не Воля, который в пять утра может провожать Ляйсан на гастроли или же просто, как и Арсений, проснуться посреди ночи на час-два и сидеть на балконе, смотря на рассвет. Можно было бы написать и ему, ведь хотелось как минимум просто поговорить с кем-то, но Арсений не был уверен, что, даже если тот и не спит, сильная давняя обида позволит Паше не послать его первым же ответным сообщением.       Попов тяжело вздохнул и направился обратно в сторону комнат.       Специальный зал, в который когда-то была переделана гостиная, являлся единственным местом в большой квартире мужчины, где не было возможности плотно закрыть шторами окна. Их здесь попросту не было, поэтому помещение озарялось бледным, но достаточно интенсивным светом улицы и ночного неба. Арсений совершенно бесшумно прошёл к большому окну, присаживаясь у его края на нижний брус балетного станка, руками опираясь на верхний и кладя подбородок на кулак. Он внимательным взглядом осмотрел улицу под ним, каждый поворот и видимый ему закуток двора. Никаких подозрительных машин или чего-то подобного. Он успокоился.       Сев на деревянный шершавый пол, Арсений принялся разминать мышцы на ногах, прокатывался икрами по маленькому теннисному шарику, большое внимание, как и обычно, уделил стопам. Надев на себя балетные туфли, он поднялся, ещё минут двадцать затем тратя на общую разминку, после чего подошел вплотную к станку, кладя ладони на гладкое дерево. Он провёл по нему пару раз, проглаживая, сам до конца не понимая цель его действия, но то было для него необходимым, будто ритуалом. Его ноги выстроились в первую позицию, автоматически заставляя всё тело напрячься, а позвоночник вытянуться к потолку. Сделав пару вдохов и выдохов, он закинул ногу на станок, подождал с секунду и поехал по деревянной балке в сторону, как поезд по рельсам, проседая и тем самым растягиваясь до максимума своих возможностей.       Уставшее ещё с самого пробуждения сознание постепенно очищалось, выкидывало из головы всё ненужное, концентрируясь на ощущениях в каждой части тела. Арсений раз за разом повторял движения, которые на публике не исполнял ещё с момента окончания своей карьеры, но помнил, причём помнил так отчётливо, словно забыть — означало предать что-то очень важное и ценное внутри себя. Он постепенно утопал во времени, по нескольку раз становясь из одной позиции в другую, вытягивая руки, вслед за которыми тянулась голова, менял ноги, вычерчивая острым, словно игла циркуля, носком круги на паркете. После заходил на гранд батман, заставляя себя разрезать прямой, натренированной ногой воздух снова и снова. Минуты шли одна за другой, и внезапно небо, что изначально было чёрно-синим, кто-то решил окрасить в насыщенный ультрамарин. Арсений в сотый, пожалуй, раз сел в плие, держась одной рукой за станок и прогибаясь назад, взглядом скользя по деревянному полу. Внезапный порыв заставил его оторваться и мягко, невесомо прошагать на вытянутых ногах к центру зала. Он встал прямо, вытягиваясь, словно струна, пока руки его инстинктивно сложились в позицию, и одна лишь эта стойка, одно лишь секундное движение заставило всю душу его зайтись в восторге, разливая энергию по каждой мышце его тела. Он не до конца отдавал себе отчёт в том, что делает, но он выкинул ногу в сторону и взорвался, принимаясь крутить фуэте раз за разом, не останавливаясь ни на секунду, после чего прекратил, элегантно ускользая одной ногой назад, и замер. Абсолютный покой, ни движения в теле.       Идеально.       Как раньше.       Как и всегда.       Он усмехнулся будто удивлённо, но стоило ему простоять так с закрытыми глазами ещё пару секунд, как странная многотонная волна ударила ему в грудь, заставив всё былое воодушевление испариться, и он сжался весь, опустился сначала на одно колено, затем притянул и второе. Осел на пол, горбясь и тяжело дыша после выполненных движений, закрыл ладонями лицо, медленно завалился на бок, укладываясь на всё ещё пахнущий древесиной пол. Глаза жгло отчего-то, и Арсений лежал, задыхаясь и вжимая в глазницы ладони, только бы не дать выйти оттуда влаге. Он не должен поддаваться, даже если хочется. Он должен быть сильным.

***

      Это был один из дней, когда Антону нужно было поработать вместе с Пашей, и они, уже даже не рассматривая другие варианты, сидели в родном баре, поочерёдно всматриваясь в экраны ноутбуков. Конкретно на данный момент Антон что-то увлечённо печатал, пока Паша, расслабленно развалившись на диване и сложив руки на животе, продолжал заниматься ничем. Дима, видимо, устал постоянно уменьшать толщину посуды в баре своей тряпкой, поэтому, раз посетителей не было в столь ранний час, намешал себе какого-то сока и спокойно потягивал его, сидя на стуле за столом с ребятами и беседуя с Волей.       — Там что у тебя, реально просто сок? — с сомнением спросил Паша.       — Да. Я что, так похож на алкоголика? — ответил ему Позов.       Паша прыснул, подразумевая под этим «ещё спрашиваешь». Антон, неотрывно смотрящий в экран и следящий за беседой краем уха, не смог сдержать улыбки.       — А Серый как относится к тому, что вы казённые продукты хлещете?       — Я думаю, — тут же возразил ему Дима, — Серый нам достаточно друг, чтобы раз в месяц прощать нам по одному напиточку за хорошую работу. Мы же не бухаем здесь двадцать четыре на семь.       Паша качнул головой, как бы соглашаясь. Они замолчали на какое-то время. Позов вновь отпил из трубочки.       — Нет, я всё-таки не верю, что у тебя там просто сок наболтан, — Паша потянулся и отобрал у Димы стакан, сначала просто принюхиваясь, выглядя очень сконцентрированным на этом деле, а после делая глоток прямо так, без трубочки. Он нахмурился. Антон ради интереса даже поднял на друга заинтересованный взгляд.       — Ну чё, как тебе апельсин и манго, баклан? — ехидно спросил Дима, и Антон рассмеялся, снова начиная молниеносно печатать. — Убедился, что я не алкаш?       Паша поставил стакан обратно.       — Врёт он нагло, — отозвалась с заднего плана Ира, которая надевала на себя фартук после недавнего прихода. Дима обернулся. — У тебя для кого там стоит «Маргарита» готовая под стойкой?       Позов, будучи сначала взволнованным и заинтригованным высказыванием подруги, после того, как узнал суть её претензии, чрезмерно безразлично развернулся обратно.       — Ни для кого, — ответил он, сидя к девушке спиной. — Можешь выпить. Если нет — втюхаю кому-нибудь.       — Ага, ни для кого… Нет, спасибо, — ответила она спокойно, разглаживая складки на форме. — Я по утрам не пью.       — Зато я пью, — в зал из подсобки ворвалась Оксана с фартуком через плечо, выглядевшая помотанной жизнью, и перегнулась через стойку, забирая коктейль и вливая его в себя практически залпом.       Ира посмотрела на неё понимающе, вздыхая со словами «бедняга, её вчера в академии мастер задрочила с батманами», пока все удивлённо похихикивали.       — А вы все, что ли, артисты здесь, я не могу понять? — недоумевая, спросил Антон, отрываясь от работы.       — Ну, мы институт заканчиваем, — Ира указала на себя и Оксану, что удручённо смотрела впереди себя пустым взглядом. — Тот, из которого Ляйсан с Арсением выпускались. Ну и Паша, — добавила она. — Ну и Серёжа, да.       Антон перевёл взгляд на Волю. Выражение лица Шастуна заставило того улыбнуться.       — Удивительно, что мы с тобой сейчас не в Питере сидим, да? — хохотнул Паша. — Все как один интеллигенция.       — Ну и классно, — недовольно ответил Антон, отворачиваясь от него. — Я тут один, как лох, без актёрского, да?       — Нет, — многозначительно вступил в разговор Дима, и Антон перевалил на него своё внимание, прислушиваясь. — Я стоматолог.       Антон заливисто рассмеялся.       — Бля, ответ убил.       Позов лишь пожал плечами, снова присасываясь к трубочке.       — О, о, смотрите, — отвлёк их Воля, глядя в сторону стеклянных окон бара, — кто к нам прискакал на карете.       Из такси на другой стороне улицы вышел Арсений, бегло поправляя штаны и перебежками устремляясь в их сторону по пешеходному переходу.       — Это всё потому, что вы слово «Питер» вслух произнесли, — сказал Дима. — Вспомнишь солнце…       — … вот и оно, — закончил за него Паша, когда Попов уже распахнул дверь бара.       Антон не мог сдержать широкой улыбки, когда посмотрел на того. Сегодня он был какой-то особенно взъерошенный, как помятый воробей, озирался по бару так несобранно, будто у него глаза разбегались, и он не знал, кого нужно поприветствовать в первую очередь.       — Здорово, парни, — посмотрел он на компанию за столом.       — Ну да, ну да, пошли мы на хер, — разочарованно произнесла Ира, уходя за барную стойку, где сидела невменяемая Оксана, всё ещё отходившая после вчерашнего учебного дня.       — И вам, конечно же, мои прекрасные дамы, — сориентировался на месте Арсений, улыбаясь девушкам. — Подарил бы вам по цветочку, да только в январе на клумбах одни сугробы растут. Поэтому довольствуйтесь моей ослепительной улыбкой.       Те лишь отмахнулись от Попова, мол, «что с него взять, с дебила?»       — Я, собственно, по какому делу, — начал Арсений, снимая с себя куртку, после чего присел около Антона. Взгляды абсолютно каждого человека в помещении устремились именно на него, зная, что сейчас, возможно, начнется очередная серия полюбившегося им сериала под названием «Либо Арсений опять подкатывает к Антону Шастуну по приколу, либо он реально втюрился». — Я, в общем… хотел…       Антон, улыбаясь, понял, кажется, к чему дело идёт, ведь невнятные попытки к действию от Попова он наблюдал уже давно, с неделю минимум, поэтому вытянул к тому шею в ожидании.       — Ну, давай, — вдохновенно произнес он. — Ты сможешь, я верю в тебя, — он смотрел на Арсения, будто ожидал первого слова от своего ребёнка.       — Пойдём, может, прогуляемся сегодня? — родил наконец Попов.       Антон приложил руки ко рту в удивлении и повернулся к ребятам сбоку от себя. Те тоже покивали ему головами, подыгрывая. Шастун вновь глянул на Арсения, который сидел с крайне недовольным видом.       — У тебя получилось! — схватил он Попова за плечи, чуть не роняя с колен ноутбук. — Мой малыш стал таким большим!       — Это означает согласие, я так понял, да? — недовольно пробурчал Арсений.       — Естественно, — уже более спокойно ответил ему Антон. — В чём вопрос вообще?       Попов кивнул головой и отправился к другой, более адекватной тусовке в лице Иры с Оксаной. Последней, к тому же, как ему показалось, было что обсудить.       — Ну и на какой хер тебе актёрское? — улыбаясь, обратился к Антону Паша. — Ты и без него отлично справляешься.

***

      Они с Антоном опять провели день, бесцельно шатаясь по улицам Москвы. Время за разговорами на самые различные темы пролетало совершенно незаметно, и Арсений ловил периодически себя на том, что его скулы начинали болеть от того, что он постоянно улыбается. Он ощущал себя как собака, которая впервые за несколько лет вышла на улицу после долгого пребывания в клетке приюта. Всего ему было мало: и времени в сутках, и голоса Антона, что шёл с ним рядом и вдумчиво рассуждал о том, что в современной российской комедии очень сильно не хватает такого жанра, как импровизация, и даже воздуха в лёгких было недостаточно. Всё прошедшее время он не мог отделаться от мысли, насколько же, оказывается, ему это всё было нужно.       Он будто и не знал, что эти вещи происходит таким образом. Для него слово «свидание» по самым простым ассоциативным связям означало одну из совсем небольшого списка вещей: ресторан, бар, чья-то загородная дача. А потом они стали с Антоном гулять по улице, просто ходить, блин, по асфальту ногами, и Арсений понял — так вот в чём, мать его, была суть! И он должен был признать: настоящие свидания — просто отпадная вещь. Так и сейчас, он просто не может перестать улыбаться. Это ведь можно считать свиданием?.. Арсений очень хочет на это надеяться.       Можно было сколько угодно пытаться выдать слона за лягушку, но обманывать как минимум себя самого Арсений не мог и банально не хотел: Антон ему понравился практически сразу. С того самого момента, когда не стал реагировать на стопроцентно отработанную схему Попова по склеиванию людей, что его до ужаса злило. Эта злость уже давным-давно осталась в прошлом, и сейчас Арсений находился наедине с опустошающим осознанием: он в Антона влюблен. То чувство, которого он боялся все эти годы, накрыло его так внезапно, что он даже и не заметил этого поначалу. И теперь впервые страх, испытываемый Арсением за то, что человек рядом с ним не ответит ему взаимностью, обуславливался не тем, что он не получит в конце месяца ещё одни часы в качестве благодарности за проведенную в чужой кровати неделю, а тем, что это будет для него очень больно. Арсений совсем не понимал, кем он для Антона является. Тот обходился с ним так хорошо и заботливо, что у Попова буквально мозг разрывался на две половинки между мыслями о том, есть ли у Шастуна особая причина для этого, или же он просто от природы такой добрый человек и из обыкновенной жалости присматривает за моральным инвалидом в лице Арсения. Но единственное ему самому было известно точно: Антон ему нравится куда дальше обычной симпатии. Он уже испытывал похожее чувство когда-то давно, и слово «когда-то» в этом предложении у Арсения стояло исключительно в роли ментального блока, потому что он прекрасно знал когда и при каких обстоятельствах он это чувство испытывал, но придавать тому времени определённую чёткую форму было так же страшно и запретно, как называть имя Волан-де-Морта во вселенной Гарри Поттера. Только вот теперь Арсений — взрослый мужчина средних лет (что порой было довольно страшно признавать), и это чувство он испытывал осознанно, гораздо более ярко. Оно уже не отдавалось в голове неуверенным лепетом слов «а может…», «а что, если…», «а вдруг это всего лишь…», оно гремело твердым «факт», и это только добавляло проблем. До какой же ужасной степени сладостные мучения.       Антон внезапно замедлился, по итогу останавливаясь. Попов посмотрел тому в лицо.       — Вот, смотри, куда мы пришли, — совершенно очаровательно для Арсения улыбаясь, довольно произнес он, бегая взглядом вокруг их двоих.       Арсений развернулся вслед за его взором, понимая, что он даже и не заметил, как они пришли на Фрунзенскую набережную. Сумерки уже давно опустились на город, и сейчас мост сиял, словно отполированный драгоценный камень. Что-то сильно ударило Арсения под дых.       — Вау… — обронил он вне контроля, смотря на огни вокруг как на самое прекрасное явление в его жизни. Он даже не знал, секунду он так стоял или уже час.       Пока Попов рассматривал огоньки на улице, Антон глядел, как те отражаются в глазах Арсения, начиная смущаться.       — Э-э… Ну… Я, правда, не ожидал, что это произведет на тебя такое сильное впечатление, но я рад, что тебе нравится, — немного неуверенно прорезал тишину он.       — Я просто… — едва ли слышно ответил Арсений, не отрывая взгляда от вида перед ним и почти не дыша. — Я здесь не был уже очень и очень давно… А вечером, наверное, вообще ни разу…       — Ну, да. Ты вообще из дома, я заметил, мало выходишь. Ну а тут — не Питер вечером, но тоже неплохо, — пожал Шастун плечами, держа руки в карманах.       — Это прекрасно… — прошептал Арсений.       Подумать только: он сумел забыть, каким красивым может быть город, что он считал своим вторым домом.       Они молчали ещё некоторое время, и восхитительным было то, как всех всё в этот момент устраивало. Арсений забылся абсолютно, находясь в каком-то мысленном трансе, а для Антона наблюдение за ним было самым приятным занятием. Как же тот был чудесен. Если бы только у Антона была хоть какая-то возможность показать, насколько красивым он видит Арсения. Потому что Шастун прекрасно разглядел, что тот, хоть и мог восхвалять свою лучезарность сколько угодно, сам в глубине души так совсем не считал, и Антон с каждым днём всё лучше и лучше мог ощущать на языке вкус той боли, что много раз видел в глазах Паши.       — Я не заслуживаю всего этого, — внезапно произнес Арсений, мотая головой и делая шаг назад.       — Что ты несёшь? — тут же подключился Антон. — Не заслуживаешь чего? Смотреть на достопримечательности Москвы? Прекращай, Арс.       — Нет, всего этого не заслуживаю, — неопределенно взмахнул рукой Попов, поворачиваясь к парню спиной и склоняя голову. Голос его звучал таким грустным и будто сердитым по какой-то причине. — Стоять здесь, смотреть на это всё… И тебя рядом тоже…       Антон вздохнул, чуть наклоняя голову вбок и опуская плечи. Он очерчивал взглядом весь сжавшийся силуэт перед ним, сводя брови к переносице так сильно, что мышцы начинали ныть.       Арсений стоял, выдыхал клубки пара, пока морозный воздух пощипывал нос, а в голове крутился водоворот из бесконечного «ненужный», «бесполезный», «шавка». Он чувствовал глаза Антона на своей спине, и оттого было стыдно. Такие мысли не имеют права появляться в голове в его присутствии.       — Ты заслуживаешь всего самого наилучшего, — аккуратно и чрезвычайно мягко произнес Антон. — Правда, Арсений, те слова, которыми ты себя называешь, не имеют с тобой абсолютно ничего общего.       «Кому ты, сука, нужен будешь кроме меня?». Крик низкого голоса пролетел где-то глубоко в памяти настолько чётко, будто был услышан вчера.       — Я очень хочу, чтобы ты в это поверил.       «Пойди, в зеркало посмотри теперь на себя. Опять довёл, мразота».       — Если бы ты только видел себя таким, каким видят все.       «Только попробуй рассказать ментам. Сам знаешь, что они таких, как ты, даже слушать не будут».       — Ты мне реально очень сильно нравишься, Арс. Вот прям так и признаюсь.       Арсений замер, слегка оглушённый внезапной комбинацией слов, что заставила даже пошатнуться. Он услышал шуршание куртки позади себя и, обернувшись, увидел Антона, который стоял с раскинутыми в приглашающем жесте руками.       — Давай, я бить не буду, — пошутил было Антон, но тут же осёкся, понимая, что в случае с Арсением такие слова немного неприемлемы. Тот, правда, много значения этому не придал, хоть и дрогнул.       Попов мялся на месте.       — Хватит думать, что ты — ничтожество, Арсений, — помотал Антон головой.       — Да ты о чём вообще? — усмехнулся тот неестественно, очень криво, фальшиво. — Не переживай, я в курсе, что я лучший. У меня дома много зеркал.       Антон растянул губы в линию. Ложь. Каждое сраное слово — ложь. Он решил об этом промолчать.       — Иди давай.       Арсений приблизился к нему, обнял достаточно крепко, с желанием, и положил удобно подбородок на плечо Антону, что был его немного выше. Он почувствовал, что неспешно его спину сзади накрыли руки — бережно, охватывая всю площадь от лопаток до поясницы, будто укрывая от чего-то, и ему вдруг стало так приятно, и что-то задрожало в районе солнечного сплетения. Объятия. Самые настоящие, как у всех нормальных людей. Арсений будто и не догадывался, что такие простые вещи могут приносить столько удовольствия. И даже смешно становилось, что он, взрослый мужчина, только сейчас открывает для себя такую банальную вещь. Он всё стоял, пока ему позволяли, почти не вбирая в лёгкие воздуха, потому что с сильнейшим трепетом слушал волшебный звук, который можно было уловить даже сквозь толщу одежды на Шастуне. Звук сердца живого человека перед ним.       — Ты там, вообще, дышишь, чудик? — с улыбкой произнёс Антон. Арсений лишь сжал его ещё сильнее, позволяя Антону обхватить его самого руками даже больше прежнего. — Ну ты и чудик, чудик. Как тебя вообще из твоего Изумрудного города выпустили?       Арсений молчал просто потому, что физически не мог ответить. Слова отказывались выходить из его рта. Как же чертовски хорошо ему было в этот момент. Спокойно. Безопасно.       — Ты такой тёплый, — Антон засунул нос глубже куда-то в шею Арсения.       — А ты должен носить шапку в середине января, — парировал тот. Шастун хмыкнул, пряча этот звук в шарфе Попова.       Мельком Антон глянул на запястье, где были часы, и едва слышно вздохнул.       — Чёрт, а мне ведь идти пора, — огорчённо сказал он, помотав тихонько парня из стороны в сторону. — Так неохота.       — Уже пора? — отстранился Попов, печально посмотрев ему в глаза. Антон издал тихое «угу», смотря на подмёрзшую реку.       — Пошли со мной? — неожиданно предложил он, тоже взглянув в глаза напротив. — Мне в клуб номер один надо, ребята давно звали, чтобы я поразогревал. Посидишь, послушаешь меня.       — Ты приглашаешь меня посмотреть на твое выступление? — удивлённо переспросил Арсений.       — Ну, я бы не назвал это выступлением, — отмазался Антон. — Просто разогрев перед парнями. Пойдёшь?       Арсений смотрел на него, выглядя в крайней степени польщённым. Он пару раз закрыл и открыл рот.       — Конечно, — наконец сообразил тот. — Да, я с радостью, Антон.       — Вот и отлично, — довольно улыбнулся ему Шастун, расцепляя руки за спиной. — Сейчас таксу вызову.       

***

      По клубу прокатилась волна смеха после шутки, отпущенной комиком на сцене. Шастун сам прыснул в стакан с алкоголем, заставляя его пойти пузырями, что парня насмешило ещё пуще прежнего. Он задержался у бара на некоторое время после того, как сам ушел со сцены, чтобы выпить чего-нибудь лёгкого, и теперь, когда он уже заканчивал с этим делом, метил в сторону бэкстейджа, потому что Арсений самолично показал ему, что направился туда. Зайдя внутрь, он уловил громкий смех ребят, включая звонкий поповский, и это его немного удивило. Сам Арсений сидел в углу дивана, хихикая в компании местных комиков.       — Чего это вы тут так орёте? — с вопросом в глазах и небольшой улыбкой на губах появился в проёме Антон.       — О, Шаст, — сказал Слава, когда все взгляды в помещении упали на вошедшего. Сам Шастун поймал лишь один единственный, задорный до жути, тёплый. — А мы тут с твоей голубкой разгоняем.       — Не надо с ним тут ничё гонять, — в такой же шутливой манере ответил он. — Понаберётся ещё от вас говна всякого.       — Антон, Антон, — вклинился Арсений. — Это кто от кого ещё должен набираться-то?       — А ты вообще не встревай, — ответил ему Шастун, улыбаясь.       Все посмеялись друг над другом ещё некоторое время, и Антону даже пришлось приложить усилия в виде принесённого из бара алкоголя, чтобы заставить коллег отлипнуть от Попова, чем сам Шастун был крайне возмущён и удивлён.       — Ещё уведут тебя, педовку такую, — аргументировал свои действия Антон, садясь на стул напротив Арсения, где до этого сидел Комиссаренко. — А то, может, насчёт Славы-то я ещё уверен, а что тому ловеласу в голову ударит — это чёрт вообще поймёт, — кивнул он в сторону очень молодо выглядящего светловолосого комика, к которому как раз и пересел Слава. Сейчас оба беседовали, кажется, о чём-то политическом и выглядели как старший и младший братья ввиду своей общей схожести (неужели все белорусы выглядят одинаково?). — Как потянет его не на ту сторону.       Арсений мягко посмеялся, покачивая ногой, что лежала на колене.       — Ну, — начал Антон, — я тебя, конечно, не для оценки своих навыков привел сюда, но всё равно, как тебе?       Он посмотрел на Попова выжидающе.       — Ну так, нормально. Люди смеялись, — тот качнул головой, говоря с напускным безразличием.       — Кончай пиликать здесь, — удивленно рассмеялся Антон, толкая Арсения в колено. Тот рассмеялся вслед за ним. — Я сам видел, как ты угорал.       — Конечно, Антон. Мне очень понравилось, — уже серьёзно ответил Арсений, искренне улыбаясь. — Мне всё нравится, что ты делаешь. Я же даже по телевизору за твоим творчеством слежу.       — Правда? — спросил Антон. Тот кивнул. — А я недавно понял, что я тоже на твоём выступлении был один раз, — Арсений посмотрел на него, подняв брови. — Ага. Маму как-то водил, когда она в Москву приезжала. Она у меня любит всякое такое. Но я тогда мало что понимал.       — И как? — поинтересовался Арсений.       — Ну так, нормально. Люди хлопали.       Попов рассмеялся громко, заливисто, запрокидывая голову назад. Антон наблюдал за тем, как его кадык бегал вверх-вниз вслед за голосом, и улыбался. После того, как Арсений стих, повисла недолгая тишина, которая была прервана Шастуном.       — Херово, конечно, очень, что ты закончил, — грустно произнёс он. — Ты же, типа, талантливый капец.       Арсений пожал плечами.       — Ну, вот так вот вышло.       — Нет, я правда сильно недоволен, — продолжал Антон. — Ты же, блин, балетом занимался. Это бросают только если ты, не знаю, ногу, там, сломал или руку. Балет — это же «вау». Ты — «вау», — многозначительно пояснил он, экспрессивно махнув руками.       — Антон, ты опять хочешь завести этот разговор, который у нас заканчивался ничем уже раз пятьсот? — Арсений посмотрел на него, хмурясь.       — Если я этот разговор не заведу, то он сам по себе никогда и не случится.       Арсений цокнул и закатил глаза.       — Да всё нормально, Антон, господи.       — Ни хуя не нормально, — рассердился Шастун.       — Хватит наезжать на меня без повода, — Арсений скрестил руки на груди, хмуро смотря на парня. Тот подавился воздухом.       — Без повода? — шокировано переспросил он и глянул на окружающую их лишнюю компанию. — Пошли-ка выйдем.       Он схватил Попова за предплечье, буквально дёргая за собой. Он, возможно, пожалеет об этом, но сейчас думать о последствиях у Антона вообще не было мысли, потому что злость закипала в нём всё сильнее и сильнее. Она копилась в Шастуне уже очень давно, и, похоже, места уже начало не хватать. Он вывел Арсения в небольшой закуток между залом и бэкстейджем. Здесь было темно, но пусто, а звук голоса комика на сцене раздавался гораздо более отчётливо, как и смех публики. Антон рывком поставил Попова перед собой, взгляд которого был в крайней степени недовольным.       — Без повода? — опять переспросил Антон. — Каждое твоё гребаное слово — это один большой увесистый повод. Ты врёшь постоянно, всем врёшь, что у тебя всё хорошо, а главное — себе врёшь больше всего прочего.       — Антон, здесь не место и не время.       — У тебя, Арс, никогда и нигде не место и не время. Ты будешь продолжать отрицать всё сколько тебе будет угодно, но ты должен понять, что сам себя переёбываешь.       — Антон, это нужно закончить. Я предупреждаю тебя, что ничего хорошего сейчас из этого разговора не выйдет, а ссориться я не хочу, — Арсений говорил тихо и крайне беспокойно. Шастун видел, как тот начинает нервно дёргаться, но слушать не было желания.       — Арс, ты никогда не будешь готов к этому разговору. Понимаешь? Ты шлёшь меня каждый раз, когда я пытаюсь показать тебе, какой ты… невероятный в моих глазах. Так дело не пойдёт.       — Хватит.       — Ты шикарный во всех, сука, направлениях, и поэтому мне до тошного больно, когда ты отрицаешь это без остановки.       — Прекрати, — уже твёрже.       — Да хватит пререкаться, — Антон сильнее сжал запястье Арсения, которое держал, на эмоциях. — Почему я один ценю тебя за нас обоих? Давай просто поговорим насчёт этого. Неужели ты не доверяешь мне?       — Я не хочу ни о чем говорить, — отрезал Арсений, смотря куда-то позади Антона. Его глаза выглядели пустыми, стеклянными, а сам он был ощутимо напряжён, что выдавало каждое мелкое подрагивание в его теле. Он поджимал губы и дышал уже тяжелее.       — Да почему? — простонал Антон, когда публика на фоне рассмеялась. — Мы все за тебя так переживаем. Я же помочь хочу. Просто попробуй...       — Просто прекрати это все! — взорвался Арсений, вырывая свою руку из хватки Шастуна и наконец создавая прямой с ним зрительный контакт. Антона перекосило. — Откуда ты вообще знаешь хоть что-то о том, каково мне? Помочь он хочет, мать Тереза. А ты, может, хоть раз задумывался, что всё не так просто, как ты себе там напредставлял? — Антон смотрел на него широко раскрытыми глазами. Тот был злой явно, но видно было по каждому его движению — это не он. Шастун различил это моментально. Будто кто-то на мгновение заменил его Арсения на пустую, совершенно чужую копию, которая выплёвывала слова только для того, чтобы их выплюнуть наиболее ядовито. Он сильно нервничал. — Вечно вдалбливаешь мне одни и те же фразы и создаешь проблему там, где её нет. Нормальный я абсолютно, что, не видно, что ли? — его голос надломился, и это заметили они оба. Арсений дёрнулся всем телом, рвано вдыхая. — Каждый стремится сказать мне, что со мной что-то не так. Я в полном, сука, порядке, окей?! — он замолчал и опять отвел взгляд в сторону, выдыхая в шоке от самого себя, и будто прежний Арсений вновь вернулся, когда к ним за штору заглянула девушка-сотрудница. — Чёрт… — обронил он на выдохе. Он схватился рукой за грудь, что поднималась и опускалась, глаза его были сильно открыты и коротко бегали. — О, господи…       — Во-первых, потише, а во-вторых, — сказала она, когда на фоне раздались аплодисменты и музыкальная отбивка. — Шастун, ты обещал выйти ещё.       — Но...       — Давай без «но», Шаст. Зовут тебя, — она вынырнула обратно.       — Блядь, — тихо ругнулся он, вновь смотря на Попова, что стоял в абсолютно невменяемом состоянии. — Жди меня там, — подтолкнул он Арсения обратно к комнате, из которой они ушли. Только теперь он мог заметить, что тот был даже бледнее обычного, — и никуда не уходи, понял? Позже поговорим, — попросил он его настоятельно, глядя с надеждой, после чего убежал прочь молнией. И было предчувствие, что что-то он сейчас сделал очень сильно неправильно, он это видел по пустым голубым стекляшкам вместо глаз Арсения.       Когда буквально через две минуты Антон прибежал обратно, мысленно крутя, как пластинку, поток матерных слов в голове, он знакомой черной макушки в комнате не обнаружил.       — Где Арс? — коротко он обратился куда-то к воздуху, и первым этот вопрос долетел до Комиссаренко, сидящего на стуле. Он поднял на него удивлённый взгляд.       — Так вот забежал, быстро попрощался и ушёл, — объяснил он спокойным голосом. — Что-то случилось?       — Нет, Слав, не беспокойся, — он устало выдохнул, проводя рукой по лицу. — Всё супер.       Он же говорил, что пожалеет, да?
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.