Страсть

Тело казалось ватным и неуклюжим, но живот от голода, как ни странно, больше не сводило. Зато обнаружилась другая проблема — кашель, который вырывался из лёгких вместе с желтоватой слизью. Катце прислушался к себе — озноб прошёл, температура спала. Откашлявшись и сплюнув очередной сгусток мокроты в пластиковый стакан, обнаруженный на полу рядом с диваном, он открыл бутылку с водой, найденную здесь же, и напился, рассматривая новое прибежище. В первое пробуждение он не обратил внимания на обстановку и сейчас восполнял пробелы. Почти всё свободное пространство небольшой, но светлой комнаты занимали два громоздких дивана с полустертой кожаной обшивкой, стоящие друг напротив друга, и одинокий стол у окна. Рядом с ним пристроился офисный стул без спинки. На столе, как обычно говорят в подобных случаях, чтобы не ударить в грязь лицом, творческий беспорядок из всякой всячины, среди которой угадывался свиток дорогого планшетного лейтбука и неожиданно знакомые ножны, с выглядывающей из них рукояткой найденного клинка. Ставший родным рюкзак обнаружился на подоконнике. Об­лу­пив­ши­еся по углам стены были окрашены в светло-серый цвет. Половое покрытие, некогда более темного оттенка, чем стены, оказалось стёртым до грязно-белых проплешин. Пыли и мусора на нём не наблюдалось. Пластиковая дверь с покрытием, имитирующим светлое дерево, была плотно прикрыта. Трехстворчатые окно не могло похвастаться ни жалюзи, ни декоративным украшением в качестве портьер, одна голая рама со стеклом. Вернее тем, что сейчас называли стеклом — прочным прозрачным полимером, который давно заменил стекла при строительстве бюджетных высоток. Катце поежился, чувс­твуя, как ко­мок под­ка­тыва­ет к гор­лу. Картина действовала угнетающе, и на мгновение мир перед глазами стал чёрным. Так выглядела самая настоящая нищета. Он уже заглядывал ей в глаза, в самое нутро, но почему-то до сих пор наивно полагал, что в обжитых кварталах монгрелы живут в лучших условиях. Увиденное говорило об обратном. Воспоминания о прошедшей неделе посыпались одно за другим, картинка за картинкой: голод первых трёх дней, одинокие ночи на голом полу и невозможность уснуть от холода, условия, в которых жили погибшие от рук «Гринсов» парни, невозможность найти работу и неприятные улыбки в лицо. Наконец-то пришло осознание — это навечно, до самого конца. Его, Катце, конца. Потому что его данные не вписаны в систему регистрации граждан, а значит вырваться из Кереса и жить достойно, не хуже других, не получится. Никогда. Теперь его миром стали Трущобы. Те самые Трущобы, при упоминании которых брезгливо морщились даже жёлтые газетенки Мидаса и жители Весёлых Кварталов. Да, он сам нарвался на неприятности — и получил их в полной мере. Вполне заслуженно, по его мнению, вполне справедливо, но всё же пожизненная неустроенность быта… как-то уже перебор. Внутри колыхнулось раздражение, пока ещё непонятное, неясное и ни на кого конкретно не направленное, но оно уже проснулось, пустило свои первые ростки, дало знать о себе заходившими скулами и закушенной до крови щекой. Боль отрезвила. Катце осторожно закрутил крышку и поставил полупустую бутылку на пол. Поморщился. Тело и постель пропахла потом, в закрытом, непроветриваемом помещении это ощущалось особенно остро. Хотелось под тёплый душ. Хотелось смыть с себя вместе с грязью тоскливые мысли, страх и новое разочарование. Хотелось отвлечься и забыть хотя бы на время о том, где он находится и почему здесь оказался. Ещё сильнее хотелось в уборную. Несмотря на слабость, звать на помощь он никого не стал. Поднялся и присел сам. Не торопясь встал на ноги, едва не упал, закружилась голова, но ноги удержали. По стеночке добрался до двери. Открыл её и тут уже натолкнулся на Норриса, протягивающего руку к дверной ручке. — Ты это куда собрался? — недоуменно изломал он светлые брови. Катце не стал уточнять, ждёт ли тот его ответа или это просто риторический вопрос, вместо этого он неопределенно кивнул на выход: — Надо. Норрис окинул его долгим, внимательным взглядом, словно подозревая во всех смертных грехах и решая, можно ли ему доверять. — Ладно, немощь, обопрись на меня. Свалишься тут, меня же крайним сделают. Катце хмыкнул, но спорить не стал, молча оперся на подставленную руку. В пол­ной ти­шине они дошли до нужного места. Стены и пол коридора мало чем отличались от покинутой комнаты. Такое же запущение и убожество. По пути он насчитал три закрытых двери. — Дальше я сам. — Не-е, свалишься. Зуб даю, — на упрямо поджатых губах Норриса заиграла небрежная улыбка. — Давай так. Я тебя заведу и отвернусь. А дальше ты сам. Катце ожог его взглядом и отстранился. Норрис вздохнул как сердобольная маман, демонстративно упёр руки в боки, что в сочетании с худосочным телом смотрелось довольно забавно, и заговорил с ним как с малым ребёнком. — Так, давай без всего этого. Без поз. Я тебя мокрым полотенцем раз в день обтирал, пока тебя лихорадило. Видел твою травму, и остальные наши видели. Так что нечего уже прятать. Не знаю, как тебя покалечило, но дальше нас не уйдёт, не переживай. А сейчас давай, бери себя в руки и не капризничай. Тот, кто в одиночку завалил сразу трёх «Гринсов», просто не может бояться такого красавчика, как я, за своей спиной. Последняя фраза прозвучала настолько двусмысленно и пошло, что щеки полыхнули жаром. Стало стыдно. Но не за свою неполноценность, как представителя сильного пола, а за то, что мальчишка младше его вёл себя как взрослый разумный человек. И говорил правильные вещи, серьёзно, без капли насмешки или осуждения в глазах. Даже пытался шутить, хотя ни одному из них смешно не было. Катце, неожиданно для самого себя, кивнул и вновь перенес вес тела на локоть Норриса и перешагнул порог уборной. Здесь тоже было чисто. Помощник со спринтерской скоростью свалил за дверь, едва он подошёл к унитазу. Катце проводил его хмурым взглядом. И кто здесь кого боится? Он или этот сопляк? Опорожнив мочевой пузырь и подтянув трусы, он нажал кнопку слива. Зашумела вода. Дверь тут же открылась, внутрь шагнула персональная нянька и кивнула на душевую кабинку. — Если хочешь, можешь принять душ, но вода еле тёплая. На улице сильно похолодало пару дней назад, мощности генератора теперь едва хватает, чтобы одновременно отапливать квартиру и греть воду. Гай его вчера смотрел, сказал, что надо другой искать. Помочь? Старая и давно снятая с производства техника мило подмигнула рабочими сенсорами. Катце не устоял перед её обаянием и кивнул. Смыть плёнку пота хотелось сильнее, чем спорить о моральных нормах или прятать пустой лобок с тонким шрамом. Норрис немедля воспользовался его слабостью — расстегнул рубашку, в которой Катце спал, и дёрнул трусы вниз. Катце настолько сильно растерялся, что ничего против сказать не успел. А потом было поздно. Норрис вёл себя так, будто ничего особенного не произошло — подцепил под локоть и помог зайти в душевую кабинку. К облегчению Катце, внутри нашлось сиденье-уступок, на которое он и присел, захлопнув дверцу изнутри перед самым носом Норриса. Тот что-то возмущённо пискнул и остался снаружи. Состроив обиженную мину, он с минуту топтался на месте, не зная куда себя деть, а затем прилип носом к стеклу, да так, что кончик носа задрался кверху, открывая пустые провалы ноздрей. Получился смешной пятачок, как у трёх поросят, за которыми гонялся волк из детского мультфильма. Катце показал ему язык, тот нагло заржал и испарился. Пятнадцать минут спустя Катце со вздохом поднялся на ноги, снова с помощью мамочки-квочки выбрался наружу и взял протянутое полотенце. Из-за проснувшегося упрямства вытирался сам. Дрожащими руками. Норрис деликатно смотрел в сторону и Катце был ему за это благодарен. Вытирая шею, он зацепился взглядом за отражение настенной панели. Оглянулся. В зеркале за спиной, косой, насыщенно-красный шрам тянулся сантиметров на десять вниз и вправо. Нож вошёл в плечо в районе лопатки, возможно, ударившись о кость, соскользнул, и разрезал мышцы. Выглядел он неплохо. Катце в ранах особо не разбирался, но плечо ныло и дёргало, отдаваясь болью в левую руку. Черты лица стали острее, щеки запали, нос заострился, а насыщенно-серые глаза выцвели до пепельного оттенка. «Красавец», — подумал он с горечью и отвернулся. — Одевайся, — Норрис сунул ему в руки комплект одежды, пахнущий свежестью. Катце недоверчиво принюхался и осмотрелся. Кроме душевой кабины, раковины, узкого шкафчика с бытовой химией и унитаза в уборной больше ничего не нашлось. — Стираете вручную? — поинтересовался он, натягивая синюю футболку из своего рюкзака, свои же плавки, сунутые туда не в самом идеальном виде. — Ну ты даёшь! Мы что, по твоему, совсем дикие здесь? — удивился Норрис, вешая сушиться мокрое полотенце. — У стиралки своя кубышка. Она у нас дама капризная, отдельную затребовала. Недавно в Кересе, да? Катце не стал отпираться. — Неделя. — Тогда все две. Ты у нас только пять дней валяешься. Два у Дока провёл, потом мы тебя забрали к себе, муженек его вернулся и выгнал нас в три шеи. Ревнивый, жлобяра, как богомолиха в брачный период. Первые три дня ты совсем дохлый был, температура туда сюда прыгала как блоха какая, а после ничего так, попустило, выкарабкался, правда спал всё время. Откроешь глаза на пару минут, бульон выпьешь или воду и дальше дрыхнуть. Док сказал, осложнения из-за простуды какие-то. Он каждый день сюда ходил как на работу, плечо твоё смотрел, грудь трубкой слушал, уколы колол. Нормальный мужик. Молодцом тебя назвал. — Мы говорили о технике, — напомнил Катце. Ему нужно было знать точно. Интерес к любому кусочку необходимой информации с каждой минутой только усиливался. — Где вы её берёте? — Я помню. Это я так, уточняю факты. Но сначала в кровать. Обратно Катце добрался, почти падая с ног от усталости. Чёртова самонадеянность. Вечно она ему боком выходит. Пока он сидел на стуле и переводил дух после марафонской пробежки, Норрис перестилал постель. Затем уложил его. Полюбовавшись на его полудохлый вид, принёс горячего чая и помог занять полусидячее положение. Катце благодарно кивнул и, придерживая теплую кружку с напитком двумя руками, требовательно уставился на мальчишку. — Ну ты и настойчивый, как Дарк прям, — фыркнул Норрис и устроился на диване напротив в позе лотоса со своей кружкой. — Этот тоже пока не вытянет всю подноготную, хрен слезет с мозга. Ладно, колюсь. Знаешь сколько всего вывозят из Мидаса на перерабатывающие заводы? Хотя куда тебе, ты же новенький. Там целые свалки вокруг комплексов, разбитые по секторам. Перерабатывать не успевают. При желании что угодно найти можно, начиная с дрянного наладонника и кружки до… до… эм… да хрен его знает до чего ещё. Соседи вон галовизор на днях себе крутой заказали, ни чё — через сутки муски его притащили. — Кто? — Муски, сокращенно от мусорщиков. Про космолеты говорить не буду, их там точно нет, — Норрис хохотнул, — наверное, но зато я знаю пару чуваков, которые себе деталей оттуда на кары натаскали и теперь катаются на неплохих тачках. Про байки, вообще, молчу — каждый третий там себе запчасти наныкал. Муры, например, тем и живут. Ищут уцелевшие вещи, тащат их к нашим умельцам и продают по сходной цене, а те их ремонтируют и перепродают дальше, целые магазины есть. А бывает совсем целое попадается, рабочее, видно, что-то новое купили, а старое в утиль. С жиру бесятся, точно тебе говорю. Мы себе технику так же выбирали: взяли пацана из мусорщиков и сказали, что надо. Он нас и провёл в нужные сектора и помог найти. Копейки взял за посредничество. — А планшеты, лейтбуки, компьютеры там можно найти? Норрис бросил на него странный косой взгляд, лоб прочертила вертикальная морщина. — Легко. Хакеры с Нил-Дарса только там и тусуются. Тебе зачем? — На столе у тебя вон гибкий планшетник. Подумал, неплохо бы себе что прикупить. — Ладно, — прищурившись протянул Норрис. — Считай, поверил. Встанешь на ноги, сходим, поищешь. Имей ввиду, сеть у нас тут своя. Мидас не берет. — Я в курсе. А остальные где? — На работе, где же ещё. Катце уставился на Норриса, онемев от изумления. — Вы работаете? — Жрать же нужно, — пожал печами Норрис. — Кем? — Да по разному. Принеси, подай там, иди на… короче, с голоду не подыхаем, работы хватает. Я вот на соседнем улице байки помогаю ремонтировать. Учеником взяли полгода назад. Работаю с десяти до семи. Клиенты и зарплата есть всегда. — Просто так, раз и взяли. И всё? — Катце бросил на Норриса скептический взгляд.  — Ну да. А ты что так виснешь? — Норрис нахмурился. Катце поджал губы. — Не мог найти работу, искал, но мне везде отказывали. Лицо Норриса вытянулось от удивления. — Да ладно! Мы как пришли, сразу и устроились кто куда. Я в баре по первости работал — посуду мыл, полы, на кухне помогал по мелочам. Как-то даже подслушал базар старшаков там. Если коротко — в Кересе хронически не хватает рабочих рук. Желающие работать идут нарасхват, как горячие пирожки, но наши малолетние придурки предпочитают или цапаться между собой, или воровать друг у друга, или бухарить по чёрному. А на личном опыте скажу — найти работу реально не проблема. Заработать на хлеб можно. Другое дело, что не все хотят вкалывать, это да, ищут, что проще. Ну… задницей там или ртом подработать. Типа, быстрее. Или в Мидас сходить на охоту. Катце поморщился. Его память о Кересе была другой. Захотелось есть, но просить было стыдно. Поэтому он просто пил чай, сидел и слушал Норриса и его рассказы о своём ученичестве. Мальчишка оказался помешан на байках и мечтал собрать себе самый крутой. Через час вернулись остальные, с продуктами. Увидев неспящего Катце, побросали сумки, окружили кровать, каждый протянул и пожал руку. Катце даже растерялся. Впрочем, долго его мучить не стали — приказали лежать и не спать, потому что через полчаса будет ужин, а сами разбрелись по квартире. Белобрысый тут же вывалил новую информацию — Катце поселили в комнате Норриса; Гай и Рики, Люк и Сид оказались парочками и жили в двух других комнатах. Самая большая, четвёртая, была общей — гостевой, где они зависали одной компанией сами или с гостями. Вывалив всё это на голову Катце, Норрис убежал на кухню, — он сегодня дежурил по квартире.