Страсть

— Подъём. Катце дер­нулся и открыл глаза — сильный толчок в плечо вы­дернул его из сна. Нечесаная шевелюра нависающего над ним Дарка выглядела раздраженной ранней побудкой сильнее, чем её малолетний хозяин. Катце кивнул, показывая, что проснулся и перевернулся на бок. — Ухажера подымай. Дарк, как всегда, преувеличивал. Все ухажёрство Норриса сводилось к ненавязчивой заботе во время болезни Катце: помогал дойти до ванной комнаты, принять душ, приносил в комнату еду и чай. Если его и мучила совесть, то ровно до того момента, пока Катце не встал на ноги. С тех пор его отношение к Катце ничем не отличалось от поведения остальных Бизонов. Разве что чаще других крутился рядом во время приготовления еды, перенимал опыт. Но ни единого разу он так и не намекнул на что-то большее — ни словом, ни действием. Разве что был шкодлив на язык, иногда не в меру. Складывалось впечатление, что прожить без подъёбок тот просто не мог. Проводив взглядом спину спящего на ходу Дарка, Катце повернул голову и посмотрел на Норриса. Скривился. Тот спал на спине, смешно приоткрыв рот и пытаясь, время от времени, похрапывать. Получалось не особо успешно, иначе Катце его давно бы ночью придушил. По-тихому. Кажется, ему даже снилось что-то хорошее — он улыбался во сне. «Везет некоторым, спят как убитые, хрен разбудишь по утрам…» Катце фыркнул, мед­ленно по­мор­гал, всматриваясь в свет­ле­ющее не­бо за окном. Ощу­щение полудремы не от­пуска­ло. И не сон, и не про­буж­де­ние — муть ка­кая-то. Вставать не хотелось. Тело за ночь не отдохнуло, болело всё, что могло болеть — ноги, руки, туловище, отбитый копчик и разбитое левое колено, но особенно сильно — мышцы и сухожилия между ног. Особенно они… «Хо­рошо бы, — по­думал он. — Однажды прос­нуть­ся и что­бы ни­чего не бо­лело». В комнате было ощутимо прох­лад­но. Привычка спать в пижаме сыграла с ним в Кересе злую шутку — по ночам он постоянно мёрз, несмотря на купленные за его же деньги одеяло и комплект постельного белья. Норрис, к примеру, не замораживался такими тонкостями — спать ложился в трусах и футболке — и никакого дискомфорта по этому поводу не испытывал. Катце перенимал опыт аборигенов и продолжал мечтать о тёплой пижаме. К его сожалению, в Кересе подобные вещи не продавали, а в Мидас Бизоны не ходили. Можно было бы заказать, но… Норрис сказал, что это пиздец какая стрёмная идея. Не по-пацански это — спать в пижаме. Засмеют, если узнают. А на предложение сходить в Мидас самим, сообщил — Богомол пообещал открутить голову любому из Бизонов, если узнает, что они туда шастают. Спорить с Богомолом не рисковал даже Дарк, здоровавшийся при встречах с соседом за руку. Катце вспомнил подзатыльник от Богомола и согласился. Пижама в Кересе — это реально не по-пацански, стрёмно. А спать и мёрзнуть — это да, по-мужицки. Тратить деньги, оставшиеся после приобретения одежды и обуви на зиму, на покупку второго одеяла он не решился. Оставил на чёрный день. Работу ещё нужно найти. Тяжёлый вздох вырвался сам собой. Сейчас бы хороший компьютер с доступом в общую сеть… Эх… Но чего не было - того не было. Катце зяб­ко по­вёл пле­чами и укрылся одеялом с головой, снова проваливаясь в дрёму. «Пять минуточек…» Новый генератор они тоже не купили — Дарк зажал деньги. Вернувшись тем вечером домой и узнав о пополнении общака, Рики долго сверлил Катце глазами, затем отрывисто поблагодарил и свалил в ночь. Вернулся час спустя уже без денег. Ни один из Бизонов комментировать трату огромной суммы не стал. Все последующие дни на протяжении месяца пятерка вставала с рассветом и уходила на два часа. Возвращались мальчишки к восьми утра еле волоча ноги, принимали душ, завтракали и уходили по своим делам. Вечерами приходили затемно трезвыми и полудохлыми от усталости. Регулярные синяки на их телах стали нормой. На что были потрачены деньги Катце тогда не сказали, а с расспросами он не лез, считая — захотят, скажут сами. Сказали четыре дня назад в приказном порядке. Встал. Собрался. Пошёл. Он и пошёл, о чём потом не раз пожалел… В свободные от работы дни Бизоны ходили на свалки переработчиков, но возвращались ни с чем — поиск работающего генератора затягивался. Несколько раз им попадались громадные дуры, унести которые они просто не смогли. Их координаты они слили мусорщикам, получив за это проценты. И то хлеб. Сам Катце, тем временем, уверенно шёл на поправку. Выбираться за рабочей машинкой для себя он решил чуть позже, когда его перестанет бросать в пот от малейшей физической нагрузки. Комп, желательно с голографической клавиатурой и таким же дисплеем, необходимо не только найти, но и унести в руках. На этот поход у него уйдет весь световой день, если встать пораньше, а плечо ныло серьёзно. Три недели спустя после знакомство с доктором он достаточно твёрдо стоял на ногах, но температура за бортом резко упала. Осень выдалась холодной и сырой. Пришлось выбираться в город за одеждой. Доктор, заходивший в гости раз в неделю, советовал ему не перемерзать. Бизоны, услышав рекомендации, естественно, бдили и жрали как не себя. Распробовали, сволочи, профессиональную стряпню. Катце молча принимал похвалу кулинарным талантам, обучал Норриса простым рецептам (не без задней мысли, конечно) и строил планы установить график дежурств по квартире. На роль домохозяйки — готовка, стирка, уборка за пятью мелкими бандитами — он не подписывался. А то сели на шею и командуют: «Тебе рано выходить на работу! Док сказал: «Свалишься». Приготовь лучше завтра вчерашний суп ещё раз. А сладкое испечь можешь? Тогда мы печку для выпечки тоже ищем, лады?» Ночами снился Эос. Вернее, тепло, уют и технические прибамбасы консульских апартаментов. Он понимал, что это время необходимо забыть как дурной сон. Что эти воспоминания бессмысленны и саморазрушительны. Что, останься он там, однажды бы не вернулся с медосмотра. Он всё понимал и радовался полученному от блонди шансу, но время почему-то не лечило и сожаление не уходило, нагоняя тоску. Как оказалось, он слишком привык к комфорту, качественной еде, дорогим напиткам, хорошей одежде и уверенности в завтрашнем дне. Слишком сильно привык и смириться с нищетой оказалось сложно. Однажды он попытался залить воспоминания принесённым Гаем алкоголем: опрокинул порцию «брендового» кересского пойла залпом и чуть не задохнулся от наступившего удушья. О том, что пить кересский самогон, именуемый здесь стаутом, следовало медленно и осторожно, ему не сказали. А, возможно, думали, что он и сам знает. Он не знал. Снова повезло с соседями. На следующий день после неудачного опыта со стаутом Катце пить зарекся раз и навсегда. Подзатыльник в исполнении Богомола - штука убойная, вправляющая мозги на место одним ударом. В тот день он окончательно понял — мосты сожжены. Пути назад в Мидас нет. Бизоны последующую неделю после пьянки ходили хмурые, смотрели зло — «подарки» от Богомола и его мужа достались всем. Алкоголь из дома пропал и больше не появлялся. Богомола и Дока они избегали, растворяясь в квартире как призраки оперы. *** — Я кому сказал, подъём! Совсем охренели?! Вопль в уши и приличный удар в плечо прилетели одновременно, не давая поразмышлять о вечном. Боль­но… Катце чудом увернулся от третьего удара. — Всё, всё — проснулся, — выставил он руки. Ве­ки сли­пались, он снова не выспался. Не было временное забытье нас­то­ящим сном — ско­рее за­бытьём от ус­та­лос­ти, пол­ным кош­ма­ров прошедшего дня. Вместо того, чтобы вставать, хотелось полежать в ванне с горячей водой, выгнать тупую тянущую боль из мышц неотдохнувшего тела или разжевать чего-нибудь из обезболивающих. Да где их взять? Ни того, ни другого у него не имелось. — Без жрачки оставлю. Катце по­мор­щился - ведь действительно оставит, - и скрутился обратно в кубок, заматываясь в одеяло как бабочка в кокон. Ничего-ничего. Он обязательно вырвется из Кереса. Когда-нибудь. Обязательно. Заработает денег и сбежит с контрабандистами с планеты. И будет у него всё как у нормальных людей. Будет и на его улице праздник. Если выживет… — У меня всё болит, я не могу. — Ладно, — прозвучала угроза над головой. — Сам напросился. Гай! Люк! «Всё, — Катце плотно закрыл глаза. — По­хоже, от­бе­гал­ся. От блонди ноги унёс? Унёс. От Гринсов отделался? Отделался. От смерти смылся? Ещё как. А от этих при­дур­ков хрен сбежишь… Банда моральных уро­дов. Как они, вообще, живы до сих пор? Серьёзного оружия на всю банду раз-два и обчёлся, и то одно из них моё. Ножи, правда, у всех есть, но дис­ципли­на… какая к Рагону дисциплина? Бухают, - ну ладно, после лекции Дока это в прошлом, - бухали, зато курят втихушку и матом разговаривают, хочешь - не хочешь сам научишься. Шпана. Куда я попал?» Катце нехотя высунул нос наружу. — Пытки запрещены Федерацией. Над головой цинично хохотнули, потом заговорили нарочито глумливым тоном: — Парень, ты реально так промахнулся с планетой. Гай! Люк! Где вас черти носят? Помогите Катце встать. Его вытащи­ли из постели, как он ни упи­рал­ся. Отбиться не удалось, кусаться он не рискнул сам. Бро­сили на пол как ме­шок с тряпь­ём вместе с одеялом, в котором он запутался. Катце уда­рил­ся лбом об пол, стис­нул зу­бы, пе­режи­дая боль. Дернулся, перекатился на бок. Встал на четвереньки и взглянул на троицу малолетних отморозков исподлобья — со злостью. — Рики, за­чем? Ты же сам го­ворил: «Всё по согласию… Если я только сам захочу…» Выходящий из комнаты Дарк мгно­вен­но ос­та­новил­ся, пос­мотрел на него. Неприятно ус­мехнул­ся. Катце зас­тыл, гля­дя в бе­зум­но чёрные гла­за главаря. Казалось, ещё чуть-чуть и его взгляд прожжет в нём огромную сквозную дыру. — Понимаешь, Катце, — это Керес. Мы живем в аду. Здесь если не ты кого-то дрючишь, то дрючат тебя. Так что давай, лапушка, шевелись. Вали в ванную, приводи себя в порядок. Мы ждём. И не советую там задерживаться. Люк и Гай невозмутимо молчали. Катце одарил всех злым взглядом и молча пошлёпал босыми ногами в указанном направлении. Рики проводил его прищуренным взглядом, гаденько улыбаясь. Как и все остальные. «Перестрелять бы вас всех, уро­дов», — подумал Катце, с силой захлопывая дверь в уборную перед носом сонного Норриса. Тот громко затарабанил кулаком в дверь, требуя пустить его вперед, потому что ему надо сильнее. Очень и очень сильнее. Катце зло сплюнул и уступил место. Ему ка­залось, что всё, что сей­час про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит не с ним. А с кем-то дру­гим. На­вали­лась ус­та­лость. Хо­телось толь­ко, что­бы по­быс­трее все за­кон­чи­лось. Когда Норрис попытался выйти — дверь не открылась.