Дурные сны

      Торин спустился к столу не сразу. Нужно было немного успокоиться, чтобы не подавать виду, что он чем-то расстроен. Начнутся расспросы. А что он может сказать?       Что не может позволить своим племянникам умереть и ради их жизни готов отречься от того, что было смыслом всей его жизни. Да, он может не брать их с собой, оставить их здесь. Но…       Махала не обмануть. Если он поедет возвращать Родину, он потеряет их.       Когда он все-таки спустился вниз, ужин был уже в разгаре. Двалин позвал Бофура – он обедал здесь даже чаще, чем было прилично. Но так уж у них повелось с самого начала. На втором этаже помимо комнаты Торина была и еще одна, где могли ночевать любые припозднившиеся гости. Гномье гостеприимство…       Вообще, в доме сестры с ее незапирающимися дверьми, с искусно выкованными металлическими ручками дверей и решетками на окнах – исключительно ради красоты (работа Двалина) со всем этим созданным уютом и теплом, Торин чувствовал себя словно дома. Ему было странно – Дис была почти ребенком, когда дракон выгнал их из дому. Как она могла запомнить это все так хорошо… и спустя сотню лет соблюдать все правила и традиции.       – Давно не появлялся! – заметил Двалин, поднимаясь на ноги и подавая Торину руку,– как твои дела?       – Дай ему поесть сначала, потом расспрашивай,– приказала Дис, наливая в тарелку Торина супу.       Торин бросил быстрый взгляд на стол.       – А где Кили?       – Пришлось уйти,– проговорил Фили, смотря на Торина, не отводя взгляда, и мечтая, чтобы ужин поскорее закончился, и они остались бы одни – сидеть у камина. И чтобы даже Кили не было. Он к Кили Торина ревновал. И может быть небезосновательно. Хотя Торин никогда бы не сказал, что любит Фили меньше. Любил он их по-разному, но одинаково сильно.       – До ночи не вернется, потом тебе все расскажет. Работа подвернулась,– пояснила Дис.       – Хорошо, что работа, может, поумнеет.       Фили прыснул в усы со смеху. Поумнеет и Кили? Две несовместимые вещи.       Торин строго посмотрел на племянника. Фили пристыжено опустил глаза. Но мнение свое не поменял. Быть того не бывать, чтобы Кили и поумнеет!       Ужин был вкусным, а разговоры в этот вечер удивительно приятными – ни разу никто об Эреборе не заговорил. После ужина сели у камина трубки курить. Фили только недавно это стало позволительно. Что там шестьдесят не возраст совсем, чтобы курить. Это тоже была гномья кровь. Королевская кровь. И с этим Дис тоже приходилось мириться.       И теперь Фили сидел важничал, выпускал клубы дыма в форме идеально ровных колечек, одно чуть больше другого, так что одно в другое вмещалось.       Любой хоббит ему бы позавидовал. Гномы хотя и не завидовали, но восхищались.       – Где был? Что видел? – спросил Двалин, затягиваясь приятным табаком и даже жмурясь.       Торин тоже вдохнул дыму…       – Не хочу теперь о делах… ни о чем не хочу… вы как?       – Крышу починили, печку переложили… к зиме готовы.       Они еще о чем-то поговорили, Торин не заметил, как задремал у камина.              – Фили! Кили! – крик прорезал воздух, словно клинок. Бывает в пылу сражения мгновения тишины. Торин слышал их за свою жизнь лишь несколько раз. Когда замирает все вокруг, когда вся природа вдруг стихает, умолкает… словно умирает. Не слышно лязга металла, криков, крови и боли. Только тишина. Звенящая и ужасная.       Так было, когда прилетел дракон. Они вышли против него армией. Тогда Торин услышал эту тишину в первый раз. Когда на его глазах десять гномов обернулись пеплом. Словно уши его заткнули, он не слышал собственного крика. Ничего не слышал…       Такая же тишина была в Мории, когда на его глазах, его деда обезглавили.       И в этом сне. Всякий раз, когда на его глазах его племянники умирали, он не слышал ничего. Он забывал дышать. Он даже не кричал. А может и кричал, да не слышал…       После такой тишины приходит грохот. Словно молотом по колоколу прямо возле тебя ударяют. И ты кричишь. И боль прожигает насквозь.       Даже во сне.       Торин резко открыл глаза. Судорожно вдохнул воздух. Неосмотрительно с его стороны дремать у камина в общем зале. На его счастье здесь никого не было. Все разошлись по комнатам. Через неплотно задернутые шторы не пробивался даже кусочек света. Глубокая ночь.       Он повел плечами и попытался восстановить дыхание.       Светильники уже погасили. Ему оставили несколько свечей в подсвечнике, да и те уже почти догорели. Он взял подсвечник в руку и пошел на кухню по темному коридору, чтобы выпить воды.       Но на кухне было относительно светло. Двалин сидел за столом и маленьким ножиком вырезал что-то на бруске дерева.       – Неужто, меня дожидаешься? – спросил Торин, наливая себе воды из кувшина. – Я думал, что Кили просидит подле всю ночь… после того, как мы не увиделись за ужином.       – Так бы и было, если бы я не вмешался. Нечего тут. Спать нужно ночью, а не дядю караулить.       Торин немного помолчал. Двалин между тем отложил в сторону брусок и ножик.       – Знаю, что ты не любишь, когда на тебя во сне смотрят, вот и отослал Кили спать. Завтра увидитесь.       – С чего ты это взял? – как будто между прочим спросил Торин.       – А засов на двери в комнате ты просто так поставил? Дис любит тебя, но иногда не понимает совершенно. Долго она возмущалась на этот засов, пока я ей не сказал уже оставить тебя в покое. А она – от кого тебе прятаться. Здесь родные, а не враги. А может от родных в первую очередь хочется прятаться. Ты плохо выглядишь, Торин,– серьезно добавил он. – А что заснул прям в кресле, принимая во внимание твою нелюбовь спать под чужими взглядами, значит устал ты сильно. Что случилось? Чем помочь?       – Все-то ты вечно знаешь, Двалин.       – Так я при тебе с детства.       – Единственное, в чем мой дед не ошибся, когда Балина моим наставником поставил, хоть и молод он был…       – Ну и что с тобой, Торин?       – Устал. Ты прав. Пока просто отдохну, потом посмотрим. У вас как дела? Бофур опять с женой поругался?       – Пятый раз за неделю. Искренне не понимаю, почему она согласилась его взять? Никогда не пойму. Гномов много, а ей этого блаженного подавай.       – Любит, получается.       – Получается, что любит,– вздохнул Двалин. – И он ее. Любовь это прекрасно.       Торин посмотрел на него пристально, но Двалин думал о чем-то… о ком-то вполне конкретном, чтобы не заметить его взгляд.       И в который раз дурная мысль зашуршала в голове Торина, лишая его последнего покоя, едва восстановленного после сна разговором с другом. Торин тихо вздохнул. Больше поспать уже не удастся.       Отдаленно послышался глухой скрип двери и шаги. Через минуту на пороге кухни, появилась Дис в ночной рубашке, лишь накинув на плечи шаль.       – И чего вам не спится, полуночники! – шикнула она на гномов. – Жизни мало, чтобы наговориться?       Торин поспешно поднялся на ноги.       – Спокойной ночи, Дис.       Коротко кивнув Двалину, он поспешил уйти. Встревоженная душа его вдруг не могла вынести взглядов, которые Дис и Двалин бросили друг на друга.       Вся жизнь Торина – ожидание возможности, надежда, подготовка к возвращению Эребора. И если теперь этому никогда не бывать – зачем он вообще жил?